Св. Петр Ивир и Дионисий Ареопагит: возвращаясь к тезису Хонигманна

В этой статье я не имею намерения подвергать сомнению предположение, что св. Петр Ивир был главным автором Дионисиевского "корпуса". Я хотел бы обсудить некоторые вопросы, которые не были рассмотрены, когда гипотеза Хонигмана, выдвинутая еще в 1952‑м году, была встречена сильной критикой. Мы подвергнем исследованию возражения, сделанные Иеронимом Энгбердингом в 1954, Иринеем Осэром в 1953 и Рене Роком в 1954[1] и представим некоторые новые сведения об авторе, его эпохе и окружении.

Сначала обратимся к главному аргументу Е. Хонигмана. Он первый обратил внимание на то, что говорит о Петре Ивире Иоанн Руф — его преемник на кафедре Маюмы, в написанной им биографии Петра. Эта биография сохранилась только в сирийском переводе, и оригинал её, должно быть, сделан около 500 года по Р.Х.[2] Здесь Петр Ивир предстает как друг и сотрудник Иоанна Митридата, также известного как Иоанн Евнух или Иоанн Лазикский. Оба они пришли во Святую землю, целиком посвятив свою жизнь Богу, в место, где Господь наш Иисус Христос жил и умер. Петр всегда считал себя учеником Иоанна Евнуха. Около 444 года, после серьёзной болезни, у Иоанна Митридата было видение, которое привело его к прозрению божественной иерархии. Это мог быть подлинный опыт, который впоследствии был изложен в Трактате о Небесной иерархии и приписан Дионисию Ареопагиту.

Спустя двадцать лет, 4 октября 464 года, Иоанн Евнух умер. Петр Ивир поминал день кончины Иоанна каждый год до своей собственной смерти. Так он оказывал почтение человеку, сподобившемуся получить божественное Откровение — второе по своей глубине после видения апостола Павла. Этот факт не может быть переоценен. Петру Ивиру было около 84 лет, когда 1 декабря 491 года он умер.

Сирийские календари составляют вторую по значению часть свидетельства гипотезы Хонигмана. В старой монофизитской традиции праздновались праздники Дионисия Ареопагита и вымышленного Иерофея один за другим, в следующие друг за другом дни 3‑го и 4‑го октября. Это не может быть чистым совпадением. Некоторые хорошие друзья Петра поставили эти праздники в календаре друг за другом по причине теплых взаимоотношений, существовавших между Иерофеем (Иоанном Евнухом) и Дионисием Ареопагитом (Петром Ивиром). Всем известно, что никто другой кроме Иерофея не мог вдохновить Дионисия. Отношения между Дионисием Ареопагитом и Иерофеем послужили образцом для Петра и Иоанна. Петр был приведен Иоанном к познанию Небесной иерархии, также как и Дионисий Иерофеем. Совпадение дней памяти этих двух апокрифических личностей требует объяснения. Самым лучшим из возможных решений будет то, что Петр считался автором "Корпуса Дионисия", и что это он был вдохновлен Иоанном Евнухом, то есть Иерофеем.

Это относительно простое решение было немедленно отвергнуто тремя выдающимися учёными. Во-первых, Иероним Энбердинг аргументировал это тем, что сирийские календари, использованные Хонигманом, на самом деле зависели от греческих православных образцов, и поэтому нельзя принять к рассмотрению монофизитскую среду как источник утверждения праздника. Во-вторых, И. Осэр подчёркнул тот факт, что, согласно Иоанну Руфу, Петр был учеником Исайи Газского, который был противником греческой философии. Этот факт вызывает вопрос: мог ли такой в высшей степени неоплатонический труд произойти от благочестивого подвижника и аскета Петра? И в‑третьих, Рене Рок заметил, что порядок небесных сил не один и тот же в видениях Иоанна Евнуха и в "Корпусе Дионисия". Он, вероятно, считал это достаточным аргументом, чтобы отвергать тот взгляд, что "Корпус Дионисия" был основан на видениях Иоанна. Я хотел бы рассмотреть три эти мнения в новом свете.

Во-первых, мы должны вспомнить, что, это была за личность – Иоанн Руф, автор сирийского Жития Петра Ивира. Мы знаем его главным образом по Плирофориям — агрессивному монофизитскому труду, написанному около 500 года. Они сохранились на сирийском, армянском и коптском. Первый издатель коптских фрагментов думал, что автором этих "Плирофорий" был, возможно, Петр Ивир.[3] Действительно, в этой работе главнымлицом является Петр. Он был шокирован Несторием, когда ересиарх произнес свою проповедь о Деве в церкви Сорока Мучеников в Константинополе. Он свидетельствовал о том, как Несторий был поражен Ангелом за свое постыдное богохульство.[4] Ещё несколько эпизодов из Плирофорийобразуют вид hādīth - сборника монофизитской веры. Неудивительно, что Хонигман сделал попытку рассмотреть календарную проблему в контексте сирийской монофизитской традиции. Однако проблема состоит в том, что сирийское Житие, которое так важно для нашего представления о Петре Ивире, было написано тем же самым искренне воинствующим монофизитским пропагандистом.

Я не отрицаютого, что Петр был антихалкидонитом. Нет сомнения в том, что он посвятил в сан Тимофея Элура, который написал трактат против Халкидонского Собора, а также стал монофизитским патриархом Александрии[5]. Но несомненно и то, что Петр не искал себе епископства. Его рукоположение произошло при самых необычных обстоятельствах. Во время возвращения с Халкидонского Собора Ювеналия, где он одобрил христологическую формулу папы Льва, оппозиция была настолько сильной, что ему не было позволено войти в Иерусалим. В течение двадцати месяцев анти-патриарх Феодосий управлял церковной жизнью во СвятомГраде. Одним из первых его актов было рукоположение ряда новых епископов. Петр был среди тех, кто не собирался принимать епископство, но его духовное влияние было велико в Иерусалиме. При таких обстоятельствах Петр был поставлен в епископа Маюмы, и, несомненно, для него самого было большим удивлением оказаться членом церковной иерархии. Затем в 453 г. с помощью императорской армии Ювеналий вернулся на Иерусалимскую кафедру. Несколько дней спустя после празднования на Иордане Крещения стали происходить столкновения. Верующие, возвращавшиеся в Иерусалим, нашли ворота города закрытыми. Праздничную Литургию они совершили в Гефсимании, в церкви Успения Божией Матери. Именно там войска и напали на них. Было много жертв с обоих сторон[6]. С тех пор копты празднуют земное Отшествие (Успение) Божией Матери 21‑го Тоби или 16 января, а праздник Вознесения Марии – 9‑го августа, т.е. 206 дней спустя.[7] Феодосий сначала бежал на Синай, где он был задержан военачальниками императора Маркиана, а затем заключен в тюрьму в Антиохии. Скончался он в Константинополе.

Все епископы, рукоположенные Феодосием, были смещены, за исключением одного Петра Ивира. Причина такого неожиданного поворота событий была объяснена Захарией Ритором: благожелательное обращение к Петру, и окончательное признание законности его епископства зависели от императрицы Евдокии[8]. Этот факт не упоминается в сирийском Житии. Захария, не любивший придавать особого значения видениям, объясняет, что Петр, совершая Евхаристию, получил видение. В этом видении ему было сказано не оставлять своих братьев в Египте. Поэтому он по собственному решению пошел в Египет[9], где был единственным законным епископом среди антихалкидонитов (монофизитов).

Мне кажется, именно по этой причине Иоанн Руф был столь заинтересован в создании Жития единственного законного предшественника монофизитской иерархии, и именно на кафедре Газы, где он и сам был епископом. Когда бы он ни говорил о Петре, он всегда подчеркивал, что Петр, бесспорно, оставался строгим монофизитом до своей смерти. То, что Иоанн Руф желал представить Петра монофизитом, делает его утверждение необъективным.

Теперь нам следует рассмотреть, как получилось, что императрица была заинтересована в столь скором утверждении Петра епископом уже в 453 году. Эта тема также касается взаимоотношений между монашеством и философией. Дружба императрицы Евдокии и Петра Ивира была удивительной. Императрица родилась в Афинах языческой девочкой с именем Афиния и была воспитана в традиционной для Греции языческой философии. Она приняла крещение, чтобы стать женой Феодосия Младшего. Позднее, в 425 г., она даже смогла поддержать основание философской школы в Константинополе[10]. Никифор Каллист Ксанфопул посвятил императрице Евдокии не менее пяти глав.

Он использует различные источники, один из них, вероятно, так называемая "Евфимиева история"[11]. В ней, в частности, говорится, что когда около 444 г. Евдокию заставили покинуть Константинополь по интригам Хрисанфа, министра Феодосия, она уехала в Иерусалим, где начала создавать больницы и монастыри. В передаче Никифора мне хотелось бы подчеркнуть выражения, употребленные ею, в которых характеризуется практика аскетического опыта монашества: "Таким образом, они рассуждают о пустой славе, как говорил Платон, что душа наша, облеченная в ветхие смертные одежды, должна избавиться от них".[12] Эта цитата из "Федона" (87 D‑E), характеризующая опыт палестинских подвижников, достаточно ясно показывает, как монашество могло соединяться с платонизмом. Когда был созван Халкидонский Собор, положение императрицы, находившейся "над схваткой", дало ей возможность поддержать Феодосия, который, как прибавляет Никифор, поставил Петра Ивира во епископы, на кафедру Маюмы. После восстания против Феодосия императрица все еще поддерживала монофизитов. Только в 456 г. она была обращена св. Симеоном Столпником и примирилась с Ювеналием Иерусалимским. Она умерла 20‑го октября 460 г. в общении с Православной Церковью.[13]

Теперь мы обратимся к тому, что могло послужить поводом для установления взаимоотношений Петра Ивира и императрицы Евдокии. Петр мог быть сослан в Константинополь как заложник из грузинской царской семьи. Он жил при дворе в Константинополе с 12‑ти до 20‑ти лет, т.е. с 429 по 437 г. и состоял в близких отношениях с императрицей. Иоанн Руф сообщает, что она была его учителем и относилась к Петру с любовью матери[14]. Как мы уже заметили, Захария приписывает длительное пребывание Петра на епископской кафедре исключительно влиянию Евдокии. Необходимо выяснить, был ли связан Иоанн Руф с фактами появления его в различных путешествиях Петра Ивира по городам побережья с целью защиты "истинной веры" против Халкидона. Однако, трудно объяснить, почему во время правления Анастасия или Зинона он не возвратился к своим обязанностям в Маюму. Петр скончался в 491 г. в Ямнии в частном имении трибуна Илии, последнего знакомого императрицы Евдокии. Согласно Иоанну Руфу, в то время, как Петр находился при смерти в доме верующего слуги императрицы, он написал свое последнее вероисповедание – монофизитское[15].

Тем не менее, у нас остаются серьезные сомнения относительно монофизитской ревности Петра после обращения императрицы в халкидонитство в 456 г. В своем повествовании Иоанн Руф выражает собственную позицию, выставляя Петра представителем "чистого" монофизитства. Иоанн Руф ничего не говорит нам о религиозных взглядах слуги Илии, которого Петр за несколько лет перед этим исцелил от глухоты. Мне кажется весьма вероятным, что он сам отрексяот монофизитства, как сделала и императрица. Очевидно, что друзья Петра, которые стали праздновать его память 8‑го октября прямо перед празднованием Иерофея (9 окт.), были православно верующими. Требование апостольского авторства для писаний Петра могло быть лучшим средством для противодействия реакции монофизитской стороны. Монофизиты могли чувствовать себя обижеными, получая писания Петра из рук халкидонитов или, ещё хуже, видя его компромисс в контексте отвергнутой греческой философии.

Это последний аргумент особенно подчёркивался о. И. Осэром. Тем не менее, я задался вопросом: какого вида отношения могли связывать великого подвижника газского Исаию и Петра Ивира? Прочтение Жития Исаии и его Трактата об аскетизме, также, как Жития Петра, написанного Иоанном Руфом, показывает, что тип духовности, развитый ими основывается всецело на мистическом опыте и чудесах, и далеко отстоит от философских спекуляций. Также следует заметить, что Иоанн Руф описывает дружбу между Исаией и Петром только в последней части своего "Жития" и совсем не упоминает о ней, когда Петр впервые поселяется в Маюме как епископ этой кафедры. Таким образом, Иоанн Руф умышленно сводит вместе двух чудотворцев Петра и Исаию в конце их жизни, желая представить это как результат долгого движения в направлении радикального аскетизма. Вероятно, мы должны различать личность Петра в 480‑х гг. от молодого епископа, который искал убежища в Египте в 450‑х гг. Доподлинно известно, что цитаты из Прокла в "Корпусе Дионисия" могли быть сделаны только после 462 г.[16] С другой стороны, Иоанн Евнух умер около 464 г. Во время правления императора Льва появилась некоторая возможность записать видения и жизненный опыт последнего мистика Иоанна Митридата. Захария Ритор, который не кажется нам таким воинствующим монофизитом, как Иоанн Руф, говорит, что философ Эней Газский однажды посетил аскета Исаию, чтобы получить разъяснение относительно философии Платона, Аристотеля и Плотина. В другом месте он повествует, что некто посещал Петра Ивира, ученика Исаии, ради менее философских вопросов. Наконец, он отмечает, что некий Иоанн Ритор из Александрии написал несколько книжек под именем Феодосия Иерусалимского и Петра Ивира[17]. Пользоваться именем Петра для придания весомости каким-то идеям, не имело бы смысла, если бы Петр не был известен как человек, который мог быть автором подобного труда. Ввиду всего этого, мне кажется более вероятным, что Иоанн Руф, описывая Петра как неученого ученика Исаии, представляет нам свой собственный тезис о радикальной эволюции Петра как чисто монофизитского чудотворца. Захария также говорит, что Петр Ивир однажды был вынужден отрицать авторство некоторых работ, распространявшихся под его именем.[18]

В заключение давайте рассмотрим возражение, сделанное Р. Роком. Он подчеркнул неясную связь между видением Иоанна Митридата, описанным в "Житии Петра Ивира", и более правильной систематизацией в "Ареопагитиках". Однако, видение Митридата должно было быть записано в 444 г., когда ещё не был сформулирован окончательный синтез. Было бы преждевременно искать в нем три триады "Корпуса". В Плирофориях существует другое видение, которое было дано Петру, когда был ещё ребенком. Это видение символическое. Оно имело своей целью оправдать феопасхитские выражения Петра Валяльщика: "един от Троицы был распят"[19]. Здесь мы несомненно встречаемся с тезисом Иоанна Руфа, так как мы знаем, что Петр Ивир действительно был согласен с "Энотиконом" императора Зинона, который не принял литургических инициатив Петра Валяльщика.[20] Литературный жанр Плирофорий и агиографическое Житие не допускают точного воспроизведения полных трактатов, переданных впоследствии под именем Ареопагита.

Итак, после того, как мы преодолели большинство возражений на тезисы Хонигмана, нам следует разобраться в вопросе, которому меньше уделено внимания, а именно, в вопросе о связи дионисиевского корпуса с праздником Успения Богородицы. В небольшом отрывке, охарактеризованном Б. Бронсом как "Псевдо-псевдо Ареопагитская вставка"[21], видение небесной иерархии приписывается Иерофею в момент Успения Богородицы. Соответственно, в православной версии Успения Дионисий и Иерофей регулярно присутствуют бок о бок с Апостолами возле одра Богородицы. Действительно, Небеса разверзлись, чтобы принять Тело Богородицы, и Иерофей таким образом мог видеть их строение. Эпизод, как заметил Бронс, был вставлен несколько позднее, вероятно кем‑то, кто решил составить Корпус из 14‑ти посланий в подражание корпусу ап. Павла с четырьмя более длинными текстами подобными текстам ап. Павла: Римлянам, два Коринфянам и Галатам. Не был ли Дионисий подражателем великого апостола языков?

Следует подчеркнуть один факт, упомянутый в "Житии Петра" Иоанном Руфом. Петр Ивир совершал богослужение впервые как епископ"в великий праздник 7‑го августа" [22]. Что может значить эта фраза? Мы знаем, что в этот день нет никакого великого праздника. Если это было шестого августа, в таком случае это мог бы быть праздникПреображения. Но ведь здесь говорится о 7‑м числе. В действительности же это первый день недели Успения Богородицы, который обычно праздновался в Коптской Церкви 9‑го августа. Однако, появление числа 7 в Житии Петра Ивира требует некоторого объяснения, которое дать не так просто. Тем не менее, некоторые элементы из краткого армянского текста, который использует многие древние иудео-христианские традиции, оказывают нам небольшую помощь.[23] Контекст — старый так называемый "священнический" календарь, который был употребляем в Иерусалиме при анти-патриархе Феодосии. В этом календаре первый день января, апреля, июля и октября — среда. Каждый триместр содержит 91 день, в котором первые два месяца каждой декады содержат по тридцать дней, а третий месяц — тридцать один. В общей сумме это составляет 364 дня с регулярными днями недель. В этой системе Воплощение, также как творение мира, выпадает на среду.[24] Эта система может прослеживаться понекоторым местам "Пасхальной хроники".[25]

Таким образом, связь Петра с Феодосием была настолько тесной, что было бы удивительно, если бы Житие не содержало никаких следов этой связи, существовавшей, впрочем, не очень долго. Теперь вспомним, что в 452‑м високосном году первый триместр составлял 91 день как по Юлианскому, так и по священническому календарю. Второй триместр был такой же. Третий триместр содержал в августе на один день больше. Следовательно, 31‑е июля по Юлианскому календарю нужно считать 1‑м августа по священническому календарю, а 7‑е августа в Житии Петра — в действительности 8‑ым августа. Так как Петр праздничное богослужение совершал с заходом солнца 8‑го числа [26], то праздник Успения Богородицы получался уже 9‑го августа.

Сюда можно привлечь другое соображение. В системе дат Жития Петра существует ещё одна трудность. Вышеупомянутый святой скончался в Воскресение 1‑го декабря. Об этом же говорится в конце Жития. Но несколькими страницами ранее указывается, что он умирает в пятницу (Е. Шварц уже писал, что мы должны выбирать между пятницей 1‑го декабря 489 г. или Воскресением 491 г.; второе должно быть правильнее).[27] В так называемом священническом календаре седмичные дни также должны были двигаться в зависимости от номеров дней месяца. Кроме того, коптско-арабский Синаксарь указывает на 28‑е ноября как день, в который умер Петр.[28] В конце "Жития" Иоанн Руф объясняет, что три дня были посвящены памяти Петра Ивира: 29‑й день, который был также днем кончины Петра Монга Александрийского, 30‑е и 1‑е декабря. Здесь он прибавляет, что смещение святого выпало на 28‑е ноября, которое,кажется, и является причиной появления даты в Синаксаре. Использование старого священнического календаря может объяснить все эти несоответствия. До сих пор существует ещё одно любопытное перемещение этих двух дней: старые латинские календари поместили Успение Богородицы на 18 января[29] вместо 16‑го или 21‑го коптского месяца Тоби. Это также происходит в результате недостаточного среднего числа дней в священнической системе. Если апрель был начальной точкой отсчёта в 541 году (Феодосий оставался 20 месяцев на кафедре Иерусалима), то перемещение двух дней должно было быть наблюдаемо в январе 452, по причине 31‑го дня в июле и октябре. Мы не знаем, каким образом 365 и 366 дни находили свои места в году. Возможно, они служили последними двумя днями февраля, который в таком случае включал в себя 30 дней. В таком случае здесь всё равно остается сдвиг двух дней в августе, который был вызван двумя дополнительными днями 31‑го января и 31‑го июля. Таким образом, здесь появляется число 7 для 9‑го августа, упомянутоевыше. В том же году после 31‑го октября сдвиг насчитывал уже три дня, так что 28‑е ноября можно считать как 1‑е декабря в Юлианском. Иоанн Руф знал, что 28‑е ноября по его источнику появляется в священнической системе при её корректировке и приспособил его, учитывая опоздание в датах на три дня. Это решение возможно несколько мудрёное, тем не менее, оно примиряет другие очень некорректные даты различных источников.

Итак, остается всё же незамеченным, что в первый великий праздник Петр Ивир совершал как епископ богослужение 9‑го августа — праздник Успения Богородицы. Этот факт также проливает свет на то, что связь праздника с монофизитами антихалкидонитами в 452 году не зависели от трагического эпизода 21‑го Тоби или 16‑го января 453 года, о которой мы уже упоминали. А теперь, с другой стороны, Хонигман отметил, что монофизитский арабский Синаксарь также сохранил праздник Иерофея 21‑го Бармуда, т.е. 16‑го апреля.[30] Итак, Иерофей занимает своё место точно в среднем положении между 16‑м января и 16‑м августа в каждом окончании коптской системы для Успения Богородицы. Это не может быть простым совпадением. Иерофей является истинным свидетелем тайны Федохоса (Theodochos), что было предположено, свидетелем тела Девы — истинного храма Христа. Это богословское отображение мариологии было уже связано с Иерофеем задолго до времени авторства Дионисия.

Этот факт так же подтверждает православное происхождение отождествления праздника Иерофея с праздником Иоанна Евнуха 4 октября. Мы можем также точно проследить процесс обращения Петра Ивира от абсолютного антихалкидонизма. Он был внесен в календарь людьми, которые не приняли помещения праздника Иерофея на 26‑е апреля. Несомненно, что сам он не получил псевдоэпиграфической атрибуцииКорпусу. В этом контексте следует заметить, что монофизитские рассказы об Успении считали лучшим избегать описания присутствия Дионисия и Иерофея при кончине Богородицы. Они приводятсвидетельства, с одной стороны, Иоанна, Иакова, Петра и Вера, а с другой стороны Еводия, Петра, Александра и Руфа.[31] Первая группа, вероятно, была связана с гайанитами Египта, другая же с северианами Антиохии. Но обе группы показывают отношение к группе Тита, Тимофея, Дионисия и Иерофея. Это противостояние яснее появляется в так называемой Historia Euthymiaca православных.[32] Здесь Ювеналий дает ответ Пульхерии, указывая на тот факт, что телесных останков Богородицы не существует, и посылает императрице одежды Девы.

Однако оказывается, что существовала связь между Иерофеем и кончиной Богородицы, в то время, когда некоторые тексты уже обращались под именем Петра Ивира. Почему он отрицал авторство этих книг, можно объяснить через совершенно посторонние факторы. Теоретизирование о Мариином видении дало начало некоторым еретическим трудам, в которых были используемы параллельные методы. Первая такая работа — Книга Иерофея, вторая — Pistis Sophia.[33] Её настоящее заглавие — ΠϢΟΧΝΕΜΠΣΩΤΗΡили Наставление Спасителя, вероятнее всего составленное Иоанном Паралом,[34] и её композиция включала в себя собрание нескольких различных источников.

Сам Евагриев трактат Иерофея уже знает Корпус. Это свидетельствует о том, что гностическая интерпретация платонической мысли не была во всёмневозможной в той же среде, где Корпус Дионисия был составлен как собрание посланий псевдо-Павла. Письмо Филоксена к монахам Оресту и Аврааму показывает, что книга Иерофея уже существовала. Это письмо вероятней всего было написано между 494 и 518.[35] Смерть Петра Ивира в 491 году произошла перед тем, как был составлен Корпус Дионисия. Не может быть, чтобы он был сделан несколькими годами позже его смерти. Вероятнее всего, люди, которые поставили память Иерофея на 4‑е октября, имели также некоторое основание сохранить этот праздник, который был православным среди тех интеллектуальных групп, где платоническая философия могла развиться в ересь. Это было достаточным мотивом для того, чтобы охранять эти взгляды от предшествовавших спекуляций первоначального монофизита, мыслителя и аскета, и упомянуть авторство в раздельном виде так, чтобы не раздражать партию антихалкидонитов. В поле оригенизма Евагрия как православные, так и монофизитские партии исповедывали одни и те же взгляды.

В заключение этого краткого изложения я хотел бы упомянуть о Петре Фуллоне. Портрет Петра Фуллона в конце Панегирика Варнаве, написанного Александром Кипрским,[36] соответствует портрету Демофила в VIII Послании. Автор этого послания считает себя прИвирженцем взглядов Демофила, но настаивает, чтобы он не вводил перемены в литургию: здесь сразу приходит на ум знаменитое выражение "един от Троицы был распят". Прозвище "Демофил" великолепно подходит к характеру Петра Фуллона. Если имя Демофил имеет какую‑либо историческую реальность, то лучшего объяснения, чем то, чтобы показать, насколько отдалён Петр Ивир от Петра Фуллона нельзя найти. Конечно, здесь остается некоторое место для дальнейшей дискуссии.

ОСР 59(1993) 217-227.

---