ВАРВАРИЗАЦИЯ-2010

Варяги пакуют чемоданы

Вскоре после того как истек первый президентский срок Путина, германский политолог Леонид Люкс, заместитель директора действующего при Католическом университете в Айхштетте Института по изучению Центральной и Восточной Европы, поставил перед российской аудиторией вопрос о том, будут ли в ближайшие годы вынуждены уехать из России представители наиболее образованных слоев: «В 1917 году от стремления русского народа к равенству и социальной справедливости выиграли политические демагоги, которые ввели автократический режим, осуществлявший свою социальную утопию ценой бесчисленных жертв. Жертвой уравнительных грез стали тогда и многие представители европеизированного слоя Российской империи. Их «исход» из страны культуролог Владимир Вейдле назвал «изгнанием варягов». Грозит ли сегодняшней России повторение истории? Не появится ли снова искушение заменить неизбежное в условиях свободы социальное и экономическое неравенство уравнивающим всех утопически-авторитарным режимом? Будут ли «варяги» вновь изгнаны из России?» [ Люкс Леонид. Изгнание варягов. Московские новости, №35 (1302), 09–15.09.2005, с. 7. ]

Люкс не случайно назвал «европеизированный слой Российской империи» варягами, поскольку явно является сторонником той теории, согласно которой государственные основы на территорию Северо-Западной Руси принесли именно колонисты. Эта концепция и по сей день непопулярна среди российских политиков, а историки, ее отстаивавшие еще в советские времена, встречали серьезное сопротивление научного официоза. Достаточно упомянуть, что диссидент Андрей Амальрик, позже прославившийся своим эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», был отчислен в 1963-м с исторического факультета МГУ, поскольку имел неосторожность отстаивать в курсовой работе именно норманнскую теорию.

Своим предостерегающим вопросом Люкс дал понять, что считает Россию страной, в которой культурообразующая социальная прослойка, связывающая страну с европейскими традициями, немногочисленна и, не будучи исторически связана с государствообразующим этносом, может покинуть страну – по собственному желанию либо под давлением властей, потакающих низменным инстинктам населения.

Под аккомпанемент фанфаронской политической риторики путинской власти удалось сделать невероятное – вновь максимально отмежевать свой электорат, составляющий, увы, большую часть населения, от этой самой варяжской прослойки – научной и творческой интеллигенции, пускай неполно, но все же хотя бы отчасти игравшей ту роль, которая в любой стране должна исполняться исторически сложившаяся аристократия, если только ей удалось избежать массового усекновения голов сторонниками социальных революций.

То, что лишь прогнозировал в 2005-м германский политолог, уже диагностирует как случившийся факт член правления Института Совершенного Развития (ИНСОР) Евгений Гонтмахер: «...жесткое разделение общества на «наших» и «ненаших» с силовым подавлением вторых первыми. Причем это не сводится только к посадкам десятков или сотен несогласных… Дело намного хуже: «ненаши» просто вытесняются из общественной жизни через внешнюю и внутреннюю эмиграцию, еще большим пропагандистским оболванием... Отсюда и тот политический застой, переходящий в деградацию, и нарастающая эмиграция лучших...» [ (http://echo.msk.ru/blog/gontmaher/740083-echo/). ]

Африканизация России

Технологическая отсталость, эмиграция интеллектуальной прослойки, криминализация экономических и социальных взаимоотношений – все это опасные симптомы наступающей варваризации России.

Показателем того, что этот процесс уже осознается сохранившими способность думать самостоятельно, стало обилие доступных в Интернете и даже СМИ сравнений России с африканскими странами. Люди с самой разной репутацией и зачастую не сопоставимые по степени известности обращают внимание на усиливающееся сходство. Если политолог Владислав Белковский, поначалу замечавший, что российские правители хотят жить, как в США, а руководить, как в Верхней Вольте, позже обвинил путинский режим в избрании «курса на Евразийскую Нигерию», то прячущиеся за никнеймами блогеры, развивая это унизительное, но приобретающее с каждым годом все большее правдоподобие сравнение, проводят параллели не столько между политическими системами, сколько между странами, сравнивая Россию с Нигерией и ЮАР.

Большое количество перепостов в livejournal получило сделанное неизвестным остроумом сравнение русских с неграми. Вот лишь несколько тезисов, позволяющих понять, как на фоне посвященных «вставаниям с колен» пропагандистских славословий многие граждане России в действительности начинают себя ощущать жителями дичающего континента. Процитируем лишь несколько фраз, безусловно, примитивизирующих проблему, но все же подтверждающих ее наличие:

«1. Негры находились в рабстве до 60-х годов прошлого века. Русские были крепостными до 60-х годов прошлого века.

2. Негры живут в полуразрушенных многоэтажках. Русские живут в полуразрушенных многоэтажках.

3. Негры не любят работать; требуют подачек от государства. Русские не любят работать; с нежностью вспоминают времена, когда они могли требовать подачек от государства.

4. Негры любят устраивать бунты и погромы. Русские любят устраивать бунты и погромы.

5. Большинство взрослых мужчин-негров сидело в тюрьме. Большинство русских мужчин сидело в тюрьме.

6. Негры любят кожаные куртки и золотые цепи. Русские любят кожаные куртки и золотые цепи.

7. Если у негра вдруг появляются деньги, он покупает себе самый большой джип, какой только можно. Если у русского вдруг появляются деньги, он покупает себе самый большой джип, какой только можно.

8. Самый популярный музыкальный жанр у негров – «гангстерский рэп», где «крутые парни» поют о своих преступлениях и о своих женщинах. Самый популярный музыкальный жанр у русских – блатной шансон, где «крутые парни» поют о своих преступлениях и о своих женщинах.

9. Для молодого негра-спортсмена самый реальный шанс разбогатеть – попасть в НБА. Для русского парня-спортсмена самый реальный шанс разбогатеть – попасть в НХЛ» [ (http://xystos.livejournal.com/43795.html, http://www.forum-rudn.info/humour/eshepronegrovinetolkopronih/). Схожих ссылок поисковая система предлагает не менее десяти). ]

Хотя легче всего поддаться соблазну назвать такие сравнения анекдотическими, лучше не заниматься самообманом, а задаться вопросом, почему все больше людей начинает полагать, что страна, в которой они выросли и живут, начинает напоминать Африку, а население ничем не отличается от негров, традиционно ассоциировавшихся у жителей СССР с отсталостью.

Вместе с этими же бытописательными наблюдениями в Интернете тиражируются и сравнения статистические, которые уместно представить в виде таблицы. Вот несколько выдержек:

Россия

Нигерия

Население

142 021 тыс. человек

140 003 тыс. человек

Уровень коррупции

(по данным компании Transparency International на 2007 г.)

143-е место в мире

147-е место в мире

Средняя продолжительность жизни мужчины

58 лет

52 года

Место в рейтинге «Простота ведения бизнеса»

106-е место из 178

108-е место из 178

Место во Всемирном рейтинге миролюбия

(Global Peace Index; по данным аналитической компании

Economist Intelligence Unit на 2007 г.)

118-е место из 121

117-е место из 121

Хотя авторы этого сравнения пользуются данными 2007-го, принципиальных изменений за прошедшие 3 года не произошло [ (http://xystos.livejournal.com/43795.html). ]. Тенденция осталась прежней.

В 2008 году журналист Илья Архипов опубликовал в русском Newsweek статью о ЮАР. В воспроизведенных журналистом репликах его африканских собеседников неприятно поражало сходство распространенных в России жалоб на мигрантов с жалобами, звучащими из уст одних африканских народностей в адрес других. Набор стандартный: понаехали, отнимают нашу работу, нам меньше достается. Цитаты:

«Чернокожих мигрантов в ЮАР теперь встречают суровые чернокожие националисты. 12 мая несколько сотен зулусов провели между 1 и 6 улицами Алекса показательную чистку иммигрантов. Приезжих грабили, насиловали, убивали. Мгновенным портретом южноафриканской ксенофобии стала фотография мозамбикского эмигранта, заживо подожженного погромщиками прямо на перекрестке.

«Они все твердили: мозамбикцы и зимбабвийцы похищают и убивают наших людей. Все только и говорили, что иностранцы отбирают у нас работу, отбирают наших женщин», – говорит мать малыша Гитлера Лизбет Мабундо».

Опечатки нет: журналисту объяснили, что трехлетнего младенца прозвали Гитлером, и его мамаша Лизбет Мабундо охотно пояснила причины, по которым выбрала такое своеобразное имя: «А что? Гитлер – хорошее имя, европейское... Это ведь был человек, который много дрался, боевой такой был человек».

Другая цитата, словно бы подслушанная где-то на улицах Москвы: «Главная проблема с иммигрантами, по мнению Ом Боло, состоит в том, что они здесь на время: «Они приезжают сюда за длинным рандом (денежная единица ЮАР) и потом снова возвращаются домой. И поэтому они не тратят время на то, чтобы адаптироваться к нашей культуре и нашим правилам. Мы терпимы, но надо, чтобы нас уважали».

Сильно смахивает на российскую повседневность после распада СССР и данное Newsweek описание Южно-Африканской Республики: «После крушения апартеида прошло полтора десятка лет, но ЮАР пока не стала раем для победивших чернокожих. С одной стороны – налицо экономический рост, почти 4,5%. С другой стороны, 50% населения до сих пор живут за чертой бедности, безработица – почти 25%. С третьей – даже в таком состоянии ЮАР смотрится прекрасно на фоне соседствующих с ней Зимбабве и Мозамбика. Как следствие – из сопредельных страх в республику прибыли 145 000 официальных беженцев и 5 млн. нелегальных мигрантов. Идеальная почва для начала погромов» [ Архипов И. Черная зависть. Русский Newsweek, № 30 (203), 21–27.07.2008, с. 35–37. ].

Куда более зловеще выглядит статистика преступлений, приведенная доктором юридических наук, генерал-майором в отставке, советником председателя Конституционного суда РФ Владимиром Овчинским в рецензии на опубликованную НИИ Академии Генеральной прокуратуры РФ книгу «Теоретические основы исследования и анализа латентной преступности». Отмечая, что точность уголовной статистики – это «часть большой политики», Овчинский, настаивающий на том, что официальные данные явно занижены, заключает, что, «даже исходя из зарегистрированного уровня убийств на 100 тыс. населения, Россия занимает третье место (14,2 убийства на 100 тыс. населения) в Большой индустриальной двадцатке, уступая только Южной Африке (36,5 убийства на 100 тыс.) и Бразилии (22 убийства на 100 тыс.). И одновременно Россия единственная из европейских стран, которая по уровню убийств на 100 тыс. населения входит в Большую криминальную двадцатку (во главе с Гондурасом – 60,9 убийств на 100 тыс. населения), занимая там место между Намибией и Суринамом. Если же учитывать реальное число убийств, то наше место будет в первой десятке самых криминальных государств» [ (http://www.svobodanews.ru/content/article/2275114.html). ].

Как видно из приведенной цитаты, и здесь Россия решила посоревноваться с Южной Африкой.

Высокий уровень преступности, свидетельствующий о явно нехристианском характере повседневной морали, требует совмещения строгих полицейских мер хотя бы с публичным осуждением распространенной склонности к бытовому насилию, дающему возможность не столько решать конфликтные ситуации, сколько расправляться с оппонентом или противником. Сложно рассчитывать на христианизацию общества, значительная часть которого разделяет веру в сформулированный русской поговоркой парадокс: «Бьет – значит, любит».

Недавно я пытался доказать вполне толерантному белому американцу, что его терпимость должна иметь определенные предел, и ему не следует обольщаться по поводу перспектив понять представителей других культур, а тем более примирить свою мораль с их не всегда вегетарианскими представлениями о жизни. В качестве аргумента я процитировал ему эту русскую поговорку. Американец был шокирован и, не веря в подлинность этого речевого оборота, обратился за разъяснениями к своей русской жене, которая подтвердила существование поговорки.

Чтобы мой собеседник не думал, что представители этой психологии распространены только в России, я пересказал ему содержание интервью, которое в сердине 90-х дал американскому Playboy юрист Винсент Буглиози, известный тем, что он посадил за решетку Чарльза Менсона, убившего актрису Шэрон Тейт. Комментируя дело О'Джей Симпсона, обвинявшегося в двойном убийстве своей бывшей жены и ее любовника, Буглиози перечислил ряд допущенных стороной обвинения существенных ошибок, не позволивших добиться обвинительного приговора.

По словам Буглиози, участвуя в подборе присяжных, Марша Кларк хотела, чтобы среди них количественно преобладали афроамериканки. Кларк исходила из того, что уровень бытового насилия в США значительно выше именно в афроамериканских семьях, и поэтому страдающие от этого женщины должны, по ее мнению, отождествлять себя с погибшей. Николь Симпсон была несколько раз избита мужем, что подтверждали ее задокументированные обращения в полицию, и это служило дополнительным доказательством того, что бывший футболист мог совершить это убийство.

На практике оказалось, что Кларк допустила серьезную ошибку, предполагая, что психологическое восприятие этой проблемы черным и белым американцами окажутся абсолютно тождественными. В действительности же именно афроамериканки выступали за оправдание Симпсона наиболее активно. Вопреки надеждам прокурора, они почти в один голос утверждали, что без бытового насилия не обходится жизнь ни одной семьи; оно в порядке вещей. Иными словами, «бьет – значит, любит». Они не только не отождествляли себя с погибшей Николь Смит, но и называли ее «белой стервой, испортившей жизнь хорошего черного парня».

Процесс над Симпсоном, завершившийся позорным оправдательным приговором, продемонстрировал, что внутри одной страны могут сосуществовать представители разных культурных мировоззрений, примирить которые практически невозможно. Несмотря на вызвавший резкую критику приговор, немалочисленные носители варварской психологии «бьет-значит-любит» пока еще не имеют возможности спровоцировать массовую эмиграцию из США носителей принципиально других мировоззрений.

В России же варваризация нравов приобрела такие масштабы, что адепты бытового насилия не только превосходят по численности своих оппонентов, но и получают поддержку властей, разделяющих эти взгляды. После декабрьских «народных гуляний» на Манежной даже не политизированные прежде молодые образованные люди стали всерьез планировать эмиграцию, поскольку явно пресытились «русской духовностью».

Африка для африканцев

Обсуждая связанные с массовой миграцией жителей бывших советских республик проблемы, российские СМИ задавались вопросом, могут ли выходцы, например из Закавказья или Средней Азии, не ассимилировавшись, создать не подчиняющиеся федеральным законам анклавы, провоцирующие уличные беспорядки на улицах крупных городов. Аналогию всегда проводили с хаосом, спровоцированным во Франции выходцами из бывших колоний.

Провокационные действия российских властей как при Путине, так и при Медведеве привели к тому, что роль негритянских и арабских мигрантов в Москве и других крупных городах стало играть, как это ни парадоксально, именно коренное население. Именно молодыми людьми, идентифицирующими себя как русские, был устроен погром в центре Москвы, когда 9 июня 2002 года российская футбольная сборная блистательно проиграла матч японцам. Хотя беспорядки были явно срежиссированы для того, чтобы дать Думе предлог принять закон о борьбе с экстремизмом, это не снимает ответственности с тех, кто участвовал в этом хаосе в роли рядового исполнителя. От провокаторов не требовалось большого усердия, чтобы спровоцировать толпу на вандализм.

Когда в 2003-м году в Москве стали по ночам жечь автомобили – особенно много случаев было зафиксировано в районе метро «Новые Черемушки», – поджигателями оказались представители местного населения, но никак не мигранты из Средней Азии.

Толпы подростков, терроризирующие иностранных студентов, уже лет десять опасающихся ходить по Москве по одному, тоже не имеют отношения к мигрантам.

Наконец, участники произошедших в декабре 2010 года беспорядков в Москве, сопровождавшихся избиениями людей с неславянской внешностью, вновь оказались вполне коренным населением, окончательно развеяв всякие сомнения в том, какая именно национальная среда играет в России ту же дестабилизирующую роль, которую во Франции играют неассимилировавшиеся африканцы и арабы.

Проблема заключается не в том, что большинство этих людей – русские. Куда более драматичные последствия влечет их стремление узурпировать эту национальную идентификацию и вещать от лица всего народа.

Поскольку власти, не только не приняв никаких жестких карательных санкций против организаторов и участников декабрьских беспорядков, но и делая вполне солидарные с ними заявления, попустительствуют дальнейшему росту нацистских настроений, представители других народов, являющихся титульными в своих автономных республиках, будут с каждым годом все более отождествлять понятие «русский» именно с формирующимся образом агрессивного варвара, шантажирующего другие страны срывом газовым поставок и терроризирующего собственных граждан по национальному, социальному и политическому признакам.

Когда Путин посетил могилу футбольного болельщика, после убийства которого в Москве начались массовые беспорядки, премьер-министр дал понять обществу, что он видит себя скорее на стороне тех, кто в этих беспорядках участвовал. Хотя судебных слушаний еще не было, и в этой связи можно лишь предполагать, какова была роль самого болельщика в потасовке, стоившей ему жизни, Путин поехал к тем, кто ему социально ближе. И симптоматично, что он не стал посещать клиник, в которых лежали избитые лица «нетитульных» национальностей, словно бы они и не были гражданами той страны, премьером которой он работает.

Вероятно, это не осталось незамеченным в национальных автономиях, поэтому несложно спрогнозировать, что, чем больший риск будет сопутствовать любой поездке в Москву или Петербург для этнического ингуша, татарина или якута, тем активнее на тех территориях, где представители этих народов численно доминируют, станут говорить об отделении от России. Вероятно, недалек тот день, когда в Казань придется ездить по визам.

Распад государства, который неизбежно ухудшит уровень жизни многих людей, а возможно, и приведет к гибели сотен тысяч, как это уже произошло после дезинтеграции СССР, перестает выглядеть неправдоподобным сценарием, поскольку власти, совмещающие юридическое бездействие с пропагандистским провоцированием, лишь потворствуют активизации сепаратистских настроений от Нальчика до Казани и от Кенигсберга до Владивостока.

Дезинтеграция России приведет к тому, что в политическом и экономическом плане мы уподобимся Африканскому континенту, изобилующему экономически отсталыми странами с нестабильными полукриминальными режимами.

Добровольная лоботомия

Для того, чтобы понять, почему именно коренное население оказывается наименее приспособленным к вызовам времени и наиболее склонным к бессмысленным попыткам усугублять проблему с помощью уличного насилия, следует обратить внимание на целенаправленные усилия, которое СМИ прилагали к тому, чтобы миграционная проблема воспринималась как более актуальная проблема, чем, например, отток мозгов или неправосудные репрессии против ученых.

Когда в Москве на митинг в защиту необоснованно обвиненных в разглашении государственной тайны ученых приходит несколько сот, а на схожий пикет – несколько десятков человек, это уже не симптом болезни, а диагноз, который можно поставить обществу, не делающему ничего для защиты собственных мозгов. Для Москвы, в которой дневное население достигает 16 миллионов, несколько сот человек не составляют даже процента. Причем это безразличие выглядит тем катастрофичнее, что Эрнсту Черному, возглавляющему Комитет защиты ученых, не удается собрать большую аудиторию в столице страны, где живет 140 миллионов человек. Было бы понятно, проявляй люди безразличие в поселке городского типа, но в столице, где сконцентрированы наиболее престижные вузы и научные институты, эти несколько сот пришедших не будут замечены никем, включая прессу.

Малолюдность митингов, проводимых в защиту ученых, означает, что большинству населения – и прежде всего той его части, которая владеет Интернетом и может получать информацию не только из новостей государственного телевидения, – абсолютно безразлично, сохранится ли в России сильная академическая наука. Не нужно быть профессором, чтобы знать и о неоднократных попытках городских властей забрать у Академии наук здания в старых районах города, и о большом количестве сфабрикованных дел. Боюсь, закрытие какого-нибудь спортивного клуба вызвало бы куда больший протест в российском обществе, чем объявленная властями научному сообществу война.

Очевидно, что беды ученых оказались абсолютно чужды значительной части населения, поскольку речь идет не о каком-то эстрадном певце или спортсмене, а о том, окажется ли страна в состоянии сохранить научный потенциал в XXI веке. Безразличие означает лишь то, что население не видит большой беды в дальнейшей эмиграции ученых.

Ни для кого не является секретом, что представители средней возрастной группы в академических науках давно в большинстве своем перебрались за рубеж. В России превалирует пожилой состав и студенты, которые также ищут возможности получить позиции в западных институтах. По мере того как старшее поколение будет выходить из игры, страна столкнется с ситуацией, при которой следующие поколения будет попросту некому готовить.

В 2010-м произошло два знаковых события, связанных с научной жизнью в России.

Власти выпустили за рубеж сидевшего по явно сфабрикованному обвинению в разглашении государственной тайны Игоря Сутягина, тем самым дав понять, что охотнее выдворят ученого за границу, чем позволят ему оставаться на территории России.

А в начале года журнал «Индекс / Досье на цензуру» опубликовал статью с красноречивым заголовком «Не возвращайтесь!», написанную в соавторстве академиком РАН Юрием Рыжовым и ответственным секретарем Общественного комитета защиты ученых Эрнстом Черным. Статья содержала открытое предостережение от возвращения в Россию, адресованное ученым, которых российские власти пытаются завлечь обратно в страну разными пропагандистскими посулами и обещаниями построить для них аналогию Силиконовой долины, которая в лучшем случае превратится в огороженную от дичающего местного населения резервацию, а в худшем – в очередную потемкинскую деревню.

Написавших статью «Не возвращайтесь!» ученых объединяет с российскими властями, на протяжении многих лет отклонявшими прошения освободить Сутягина, при всей непримиримости позиций одно: и те, и другие твердо знают, что в той России, которую приспосабливает к своим очень небескорыстным нуждам чекистский профсоюз (кажется, впервые этот термин использовал Дмитрий Орешкин), ученым места нет. Рыжов и Черный предостерегают коллег от возвращения, дабы тех не посадили, а путинские власти выдворяют Сутягина и подталкивают других ученых к эмиграции для того, чтобы не сажать. Постращав ученых сфабрикованными обвинениями и образцово-показательными расправами над физиками и историками, власти решили избавляться от научной среды, не прибегая к услугам пенитенциарной системы.

У добровольной социальной лоботомии, производимой российскими властями, есть ряд причин. Очевидно, что та группировка, которая сейчас определяет всю внутреннюю политику, ощущает даже советскую научную интеллигенцию (а другой в России, похоже, и не осталось, так как те, чья молодость пришлась на горбачевско-ельцинский период, в большинстве своем благополучно уехали) социально враждебной. Реплика, брошенная Путиным о «бороденках», паразитирует на расхожем образе советского ученого – будь то получивший еще до революции классическое образование обладатель аристократической эспаньолки, или же носящий шкиперскую бороду шестидесятник.

У этой враждебности есть и политический контекст. Наиболее известные диссиденты являлись представителями научной интеллигенции (от Орлова и Сахарова до Ковалева и Ярым-Агаева), и позднесоветские комсомольцы и кагэбэшники их рассматривают как политически неблагонадежный элемент, способный не только к самоорганизации, но и консолидированному политическому протесту. Поэтому сохранение научной среды в России воспринимается правящим кагэбэшно-комсомольско-криминальным кланом как источник политической угрозы пресловутой «стабильности» своего режима. Я не первый высказываю эту мысль; ранее ее озвучивала на «Эхе Москвы» Юлия Латынина, да и в научной среде это объяснение достаточно широко распространено.

Происходящее сложно понять, не учитывая явного социального подтекста сложившегося противостояния. Уже не вызывает сомнения, что «бороденки» позиционируются властями как чуждые элементы, которых нужно либо запугивать судебными процессами, либо демонстративно, не стесняясь трансляции на всю страну, по-босяцки унижать хамскими прозвищами.

У населения это протеста не только не вызывает, но и находит определенную поддержку. Ни шариковоподшипниковые, ни алюминиевые, ни ситцевые долины на публичное унижение долины Силиконовой возмущенно не прореагировали. Профсоюзы молчали; политики подобострастно подхихикивали. Политически неблагонодежных бород никто в знак протеста отращивать не начал.

Симптоматично, что 2010-й стал годом очередной попытки провести варваризацию образовательной системы. Неумные намерения делать ставку в школе на «патриотические» дисциплины, не гарантируя обязательного изучения, например, алгебры и геометрии, чередуются с не менее сомнительными усилиями реформировать высшую школу, что может привести попросту к исчезновению многих узких специализаций в точных науках.

То ли Путин планирует через несколько лет вовлечь страну в череду долгих войн, требующих максимальной консолидации населения и еще школьной психологической подготовки будущих новобранцев к армейской службе, то ли чекисты с «юристами» решили, что высшее образование в этой стране нужно лишь очень узкой группе лиц, которая будет либо кадровым резервом управленческого аппарата, либо станет обслуживать ее интересы, но только сторонников у этих преобразований находится немного.

Возможно, что варваризация образовательной системы связана с описываемой Гонтмахером попыткой Кремля попытаться осуществить личную, но не государственную интеграцию в западные структуры, не предполагающую наличия ни развитой экономики, ни сильной науки: в такое удобное, по Гонтмахеру, для Кремля «экономическое пространство может быть вовлечен только нынешний сырьевой сектор и близкие к нему производства: металлургия, автосборка. Вместе с обслуживающими структурами (банки, страховые компании, собственное здравоохранение и образование, индустрия досуга) это может обеспечить какое-то подобие приличной жизни не более чем для 15–20% российского населения. Из круга тех, кому повезет, выпадают пенсионеры, преобладающая часть тех, кто занят в обрабатывающей промышленности, общественном транспорте, сельском хозяйстве, армии, мелком бизнесе, а также врачи и учителя, обслуживающие вот это ''прочее'' население» [ (http://echo.msk.ru/blog/gontmaher/740083-echo/). ].

Если предположения Гонтмахера верны, то для мало-мальски приличного образования 15–20% населения не требуются ни пока еще сохраняющиеся научные институты, ни широкая сеть вузов, тем более что наиболее обеспеченные семьи будут стремиться давать своим детям образование на ненавистном Западе.

Причины ненависти к построенному на конкуренции открытому обществу и Западу становятся очевидны, если согласиться с социокультурной подоплекой происходящей африканизации России. Не секрет, что большинство действующих российских политиков происходят, мягко говоря, не из научной элиты и уж точно генетически не связаны с императорской аристократией. Упрощенно говоря, это потомки тех, кто оказался в выигрыше от уничтожения более образованных категорий населения. Подавляющее большинство политиков, которых можно увидеть в Государственной Думе, двигались по общественной, партийной либо профсоюзной линии, не являясь заметными величинами в своих профессиях. Вне политики они, как правило, не выросли выше уровня среднего управленческого звена. Рассчитывать на успешную карьеру в своих профессиях большинству из них не приходится, тем более что как раз своими профессиональными группами они и не делегированы. (Уместно вспомнить, что участвовавшие в президентских выборах 1996 года генерал Лебедь и офтальмолог Федоров, каждый из которых имел серьезную поддержку среди представителей своих профессий, погибли в авиакатастрофах, причем, оба – при крушении вертолетов, что едва ли выглядит, как простое совпадение.)

Что ждет этих депутатов вне политической жизни? Достаточно посредственная жизнь. И, заведомо зная, что ни они сами, ни их дети не обладают какими-то исключительными способностями, позволившими бы им побеждать в открытой конкуренции, разумеется, эти люди не станут участвовать в формировании открытого общества, в котором они обречены быть аутсайдерами. Не мной сказано, что Путин, не сделай он карьеру в КГБ, скорее всего работал бы сейчас охранником или, в лучшем случае, тренером по дзюдо.

Чем занимался бы какой-нибудь Сурков? Писал бы песни для провинциальных рок-групп или редактировал молодежный глянцевый журнал сомнительного содержания.

Но миллионерами при таких занятиях не становятся. Поэтому абсолютно очевидна подоплека и желания выдавить научную среду если не из страны, то хотя бы из общественной жизни, и сомнительных попыток реформировать образование. Если властям удастся примитивизировать школьное и вузовское образование, то кремлевским с их челядью и семьями обеспечено на поколения вперед отсутствие какой-либо конкуренции внутри страны. Ни с ними самими, ни с их детьми никто не будет конкурировать.

Варваризация образования гарантирует этим властям пожизненную безнаказанность. В стране очень скоро не останется следователей и судей, которые могут посадить сына вице-премьера, сбившего на переходе женщину, либо сына какого-нибудь губернатора, подозреваемого в коррупции.

Будем справедливы: схожие процессы африканизации наблюдаются и в других республиках СССР, но ситуация в России вдвойне трагична, поскольку другие республики не претендовали и не претендуют на какую-либо интеграционную роль в масштабах не только бывшего Советского Союза, но и Варшавского блока.

Антиаристократизм

Безразличное отношение, демонстрируемое значительной частью российского населения к тем притеснениям, которым подвергается научная среда, подтверждает мнение скептиков, полагавших, что интеллигенция, позволяющая стране претендовать на звание европейской державы, разделяющей традиционные христианские ценности, не воспринимается подавляющим большинством как родственная социальная прослойка.

Сейчас уже мало кто станет спорить с вдовой Андрея Синявского Марией Розановой, утверждавшей несколько лет назад в телеинтервью, что только в России в народ ходили, словно в зоопарк, чего в тех же Великобритании или Франции нельзя было себе представить. Печально то, что это размежевание стало в последние годы особенно заметно, поскольку власти сделали все для противопоставления своего электората всем тем, кого они считали своими оппонентами. Эксклюзивными претендентами на подлинную народность стали политические и псевдополитические движения с симптоматичными названиями «Наши», «Местные», «Родина» и «Единая Россия», демонстрирующими не столько характер их избирательной программы, сколько желание узурпировать право вещать от имени русского «народа».

Многие из тех, кого все эти чудные носители народности характеризовали как врагов Путина, режима, русской «духовности» и России в целом, стали паковать чемоданы. Высокие цены на нефть не уменьшили оттока мозгов из государства, что практически обрекает страну на дальнейший интеллектуальный регресс, поскольку только масштабная эмиграция наиболее образованных и подготовленных людей, активно происходившая по крайней мере с восьмидесятых годов, привела к существенному понижению как нравов, так и общего интеллектуального уровня. Маргинализация российской политики была в значительной степени предопределена тем, что люди, в чьем присутствии взгляды Жириновского или Путина едва ли стали бы ретранслировать на широкую аудиторию, покинули страну, освободив площадку для люмпенизированных низов и их верховодителей.

Теперь не приходится удивляться тому, что электорат Путина видит в ученом кого угодно (потенциального шпиона, коварного нацмена, больно умного или на худой конец жалкую «бороденку»), но никак не потенциального нобелевского лауреата или хотя бы человека, развивающего своим трудом собственное государство.

Диссидент Виктор Красин в опубликованном на сайте Грани.ру эссе «Русская революция» рассказывает, как еще в советские времена ему и его единомышленникам приходилось сталкиваться с этим непримиримым социальным и культурным антагонизмом:

«Советских правителей народ не воспринимал как сословие бар и господ, поскольку все они вышли из этого самого народа. Глядя на лица вождей на фасадах домов, советские люди в их физиономиях узнавали своих соседей по бараку...

Многие на наших диссидентских кухнях были уверены, что народ только и ждет, когда советская власть рухнет, и, когда это произойдет, люди вздохнут полной грудью и радостно встретят свободу. ''А народ восстать готовый, / Из-под участи суровой, / От Смоленска до Ташкента, / С нетерпеньем ждал студента...'' А когда ''студент'' пришел и стал собираться у судов, чтобы выразить сочувствие тем, кого судили за инакомыслие, то работяги, которых гэбисты, хорошо напоив, привозили к судам, говорили нам: ''Cюда бы бульдозер да давить вас всех''. Они действовали по заказу ГБ, но говорили они нам то, что чувствовали сами» [ (http://www.ej.ru/?a=note&id=9859). ].

Движущей силой победившей социальной революции Красин называет распространенный в народе идеал – «мужицкое царство без бар и господ», давая его живучести преимущественно экономическое объяснение: «Через двадцать лет после крушения советского государства около половины населения России считает, что в СССР было построено народное государство... Что социализм, при котором была упразднена частная собственность и государство являлось собственником не только средств производства, но и всех предприятий и учреждений, школ, больниц, детских садов и т.д., – что такой строй является наиболее подходящим для народа. За желательность возвращения этой формы устройства общества высказалось в некоторых опросах даже не 50, а до 90 процентов респондентов. Большинство населения современной России, по крайней мере на мировоззренческом уровне, не приемлет капитализм и высказывается за возвращение социализма советского образца... Эти люди не хотят отказаться от мечты о народном царстве без бар и господ и считают, что, по крайней мере в основном, оно было построено в СССР» [ (http://www.ej.ru/?a=note&id=9832). ].

Уместно заметить, что, хотя в современном мире несколько неуместно выглядят крепостные отношения, тем не менее, отменив сословную структуру государства, Россия стала бороться не столько с эксплуатацией одного социального слоя другим, а с более развитыми категориями населения, используя для этого образовательный, имущественный и даже профессиональный ценз.

Сейчас никто с «офицерством» и духовенством не воюет, но осталась жива и глубоко укоренилась в общественном сознании уверенность в том, что одна категория населения не только имеет право, но и должна решать свои проблемы за счет других. Когда крестьяне грабили и жгли дворянские усадьбы, когда ВКП/б/ создало в стране победившего социализма целый класс «лишенцев», когда выходец из духовенства либо других привилегированных в императорской России социальных слоев практически не мог, если только не начинал скрывать свое происхождение, поступить в военное училище, выпускники которого получали лейтенантское звание, народ на повседневном опыте убеждался в том, что его проблемы можно решать за счет чуждых категорий населения.

Мало кто задумывается над тем, что какой-нибудь генерал Язов попросту мог бы не дослужиться до этого высокого звания, если бы в годы его молодости многим не был закрыт путь в военные училища по социальному признаку.

Это лишь повод для размышления, но важно учитывать, что этот принцип передавался из поколения в поколение. Еще в начале восьмидесятых преподаваемая в московских школах интерпретация социалистической революции сводилась к тому, что рабочие и крестьяне попросту избавились от класса-эксплуататора.

В данном случае важны не имена и даты, а подход. Если нашим дедам можно было решить свои проблемы за счет каких-то безымянных дворян и князей, то почему нам самим сейчас не попытаться решить наши проблемы за счет какой-то раздражающей категории населения – будь то мигранты, инородцы, больно умные «бороденки» или конкуренты по бизнесу? Носителям этой психологии невозможно объяснить, что следование этому принципу криминально по своей сути.

Идейными ли являются распространенные в России ксенофобия, антиамериканизм и антиевропеизм, антиинтеллектуализм или неприязнь к журналистам и правозащитникам? Отчасти, но при этом следует помнить, что в большинстве случаев носители ненависти поносят не столько конкретных представителей чуждых им национальных, профессиональных или социальных групп, сколько абстрактный образ, являющийся плодом воображения, пропагандистской лжи, расхожих заблуждений и собственного невежества. Тем не менее количество желающих ненавидеть окружающий мир, в ком бы он ни персонифицировался – ученых-«шпионах», американцах, грузинах или адвокатах, не уменьшается, поскольку первично не персональное знание врага, а сформированное поколениями представление о том, что враг непременно должен присутствовать. Поэтому, даже если вдруг завтра выпустят на свободу всех ученых, леонтьево-прохановско-шевченковский хор перестанет шельмовать американцев, а Поткин станет брататься с таджиками, все равно будет объявлен очередной враг, поскольку для него предусмотрено место в массовом сознании.

В стране, где одна категория населения мечтает избавиться от других, общественный договор попросту невозможен, поскольку выживание – личное либо своей среды – считается неизмеримо более важной задачей, чем совместное созидание. В других социальных группах видят не другую, не менее важную и нужную часть общества, участвующую в функционировании государства, а опасных конкурентов, повышающих конкуренцию на внутреннем рынке.

Поскольку у власти в России находится группировка, склонная к ведению гражданской войны, а не договорному сосуществованию, носители соответствующей психологии, активно поощряемой официозными СМИ (при малых тиражах немногочисленных оппозиционных) начинают активно формировать превалирующие в обществе настроения и формулировать задачи, стоящие перед страной.

Варваризация населения, сопровождаемая африканизацией политической системы и сулящая в перспективе превращение России в континент разрозненных государств, построенных по трайбовому либо корпоративному принципу, соответствующему географии «привилегированных интересов» крупных поставщиков нефти, максимально удобны оккупировавшим Кремль сторонникам перманентной гражданской войны, поскольку дробление общества на разрозненные и враждующие между собой группировки, как и сегментация страны максимально упрощают управление ею, так как снимают необходимость сосуществования с конкурирующими социальными слоями. Их просто объявляют вне закона.

Приходится констатировать, что подавляющая часть населения не хочет отказываться от принципов социальной революции, означавших либо изгнание, либо уничтожение, либо поражение чуждых социальных слоев в правах. Что поделать, большинству жителей России чужды представители не рабоче-крестьянских слоев населения, вне зависимости от того, представлены ли они приезжающими иностранцами или же потомками тех, кого «недозачистили».

Показательны судьбы некоторых потомков старых дворянских родов, полагавших, что в России может быть построена цивилизованная политическая система. Приехавший из США потомок русских эмигрантов Пол Хлебников (среди его предков были декабрист Иван Пущин (1798–1859) и убитый матросами контр-адмирал Аркадий Небольсин (1865–1917)) был застрелен, и наиболее распространенная в России «чеченская версия», похоже, не кажется его семье единственно возможной, о чем западные СМИ пишут куда охотнее, чем их российские «коллеги» [ (http://en.wikipedia.org/wiki/Paul_Klebnikov). ].

Валерия Новодворская, являющаяся представительницей старинного дворянского рода (в XVI веке ее предок Михаил Новодворский, являвшийся воеводой в Дерпте, пытался воспрепятствовать переходу князя Андрея Курбского из России в Литву [ (http://ds.ru/books/karf06.htm). ]), рассматривается российским политическим и журналистским официозом едва ли не как объект издевок и поношений. Никакой заметной роли даже в оппозиционном движении она не играет, настолько она социально чужда бывшим комсомольским активистам эспээсовского склада, превалирующим в немногочисленном демократическом лагере.

Ни Новодворская, ни Хлебников, потомки дворян императорской эпохи, не нужны в стране, где корпорация чекистов, истреблявших эту аристократию, присваивает регалии собственных жертв, объявляя себя «неодворянами».

Координируемая Кремлем шпана, преследовавшая в Москве посла Великобритании, и мэр той же столицы, на улицах которой эта неприкрытая травля происходила, покупающий в Великобритании дворец, уступающий по стоимости разве что Букингемскому, – все это разные проявления российского антиаристократизма: проваливайте вы со своей английской вежливостью и джентльменством – кроме ваших замков, нам ничего от вас не нужно.

Роль европейской прослойки в Советском Союзе играла не только культурная, но и научная элита, однако, когда секретари обкомов решили, что наука нужна только для ведения холодной войны, в ученых перестали нуждаться. Когда российские суды, рассматривая сфабрикованные ФСБ обвинения против ученых, охотнее полагаются на сомнительные экспертные оценки «искусствоведов в штатском», а не нобелевских лауреатов, утверждающих, что никакой государственной тайны в научных работах, за которые пытаются посадить их коллег, не содержится, ученому миру дают понять, что между собой, по-мужицки определят, что именно полагать секретом, не считаясь с заключениями больно умных барчуков с академическими степенями.

Антиамериканизм – варвары против эллинского мира.

Несколько лет назад радиостанция «Эхо Москвы» тезисно пересказала содержание выступления, озвученного вроде бы Владиславом Сурковым, в российской Думе о будущем внешнеполитическом курсе. Суть краткого пересказа была такой: в открытой конкуренции с западными странами Россия будет играть роль аутсайдера, а оказываться таковым неприятно. Соответственно выходом остается конфронтация с Западом.

В последующие годы стало окончательно ясно, что Кремль готов прибегать к самым разным формам конфронтации – от экономической (подговаривая Китай начать финансовую войну против доллара) до дипломатической (поддерживая проблемообразующие государства-изгои) и даже военной, что продемонстрировало нападение на Грузию (построенное только на уверенности в том, что США не нанесут ответный удар).

Кремлевская внешняя политика наглядно показывает, какие методы, опробованные на внешних врагах, вожди варваризуемой России будут использовать против собственного населения.

Если Москва стала откровенно коррумпировать европейских политиков, используя как откровенный подкуп, так и предложение явно больших, чем тем были бы доступны в собственных странах заработков, то очевидно, что никакой борьбы с коррупцией внутри России происходить не будет.

Если Москва вновь стала поддерживать маргинальные режимы и откровенно террористические движения, вроде Хамас, вернувшись к проверенной политике брежневского времени, это будет сопровождаться маргинализацией внутренней политики, в которой будут поощряться откровенно шизофренические политические течения и террористические группировки, вне зависимости от того, кого именно те терроризируют – иностранных студентов или гастарбайтеров. Население, поддерживающее заигрывание с Хамасом, взрывающим автобусы и дискотеки в Израиле, получает возможность вести свой русский джихад против условных «оккупантов» – пускай не сионистских, а этнически чуждых.

Если Москва успешно, при попустительстве европейских политиков, вторглась в Грузию и провела этнические чистки, изгоняя людей с земель, на которых многие поколения жили их предки, то и в самой России население будет подвергаться насильственным выселениям, в зависимости от того, какой район города афилированная с мэрией строительная мафия облюбует для перестройки. Если нужно, парки вырубят, архитектурные памятники разрушат, не останавливаясь перед тем, чтобы техническими мерами провоцировать приведение зданий в аварийное состояние, а жителей переселят куда подальше. Для этого никакая операция по «принуждению к миру» не требуется.

Если министр иностранных дел по-босяцки оскорбляет министра иностранных дел Великобритании, спрашивая у него (благо тот явно не прибегнет к мордобою): «Ты кто такой, чтобы читать мне гребаные лекции?» ("Who you are to fucking lecturing me?") – то с оппозицией Кремль будет разговаривать на схожем языке. Ей попросту не будут предоставлять слова, а премьер будет обещать надавать ее сторонникам по голове, если те придут на митинг, на проведение которого, по распоряжению его же администрации, предусмотрительно не дадут разрешения. Конституция? Право на шествия? «Ты кто такой, чтобы читать мне гребаные лекции?»

Если на американского бизнесмена Петера Винса, финансирующего журналистскую премию имени Сахарова, можно натравить налоговую службу, чтобы не поддерживал всяких борзописцев, то почему нельзя наслать 10 налоговых служб на своих, посконно-расейских бизнесменов? А они чем лучше?

Если можно совершить радиоактивную террористическую атаку на гражданина другого государства, отравив полонием Александра Литвиненко, написавшего в соавторстве крайне неприятные Кремлю книги «Лубянская Преступная Группировка» и «ФСБ взрывает Россию» и ставшего подданным Великобритании, то кто же поверит в готовность российских властей бороться, например, с радиоактивной угрозой? Сами же дадут разрешение на ввоз радиоактивных отходов из других стран, благо территории, как известно, большие.

Если можно уморить юриста Магнитского, представляющего интересы зарубежной кампании, то почему бы не дать местной мафии расправляться с неугодными журналистами и адвокатами?

В целом уже не вызывает сомнения, что Кремль намеренно пытается разлагать основы не только российского государства (претендовавшую на независимость судебную систему или формировавшуюся свободную прессу), но и европейской политической культуры, понимая, что выживание путинского режима напрямую зависит от попустительства и недееспособности Западной Европы и Соединенных Штатов, и если бюрократизированная и отказывающаяся от своих демократических принципов Европа окажется неспособна свести влияние Кремля к минимуму, Россия, возможно, сможет в какой-то – пускай и неполной – форме воссоздать Советский Союз с не менее порочной политической системой, на что Москва, собственно, и претендует.

Попытки доказать Западу, что Ющенко – фашист, Грузия сама на себя напала в 2008-м, Литвиненко был отравлен Березовским, Украина перекрыла Европе газ, в России свободные выборы, а башни-близнецы были взорваны самими американцами, преследуют единственную цель – максимально шизофренизировать понятийный аппарат европейской внешней политики, лишив и без того склонные к патологическим формам политической корректности Европу и США способности диагностировать происходящие в РФ процессы и правильно интерпретировать действия кремлевских вождей.

Технология пиара (то есть саморекламы и манипулирования общественным сознанием) позволили Путинскому режиму избежать ответственности за многие авантюры, поскольку Кремль понял, что Европа и США никогда не победили бы во Второй мировой войне, если бы уверовали в навязываемую Москвой версию о совершенном Финляндией в ноябре 1939-го нападении на СССР и разглагольствования нацистской Германии о еврейском заговоре и недочеловеках.

Для морального разложения европейской политической элиты российские власти охотно применяли обыкновенную коррупцию. Похоже, принц Монако, которого обвиняют в небескорыстном лоббировании проведения спортивных мероприятий в России, окажется не единственным политиком, которого Москве удалось материально заинтересовать.

В целом же Кремль эффективно сочетал откровенное запугивание не привыкших к таким манерам европейцев с приучиванию их к шизофреническому российскому раздвоению сознания и циничной способности представлять белое черным и наоборот.

После того как правительственные СМИ с симпатией освещали устроенное движением «Наши» чествование возвращавшегося в Россию осетина Виталия Калоева, убившего в 2004-м в Швейцарии авиационного диспетчера, из-за чьей ошибки, как считается, разбился самолет, на борту которого находилась семья Калоева, совсем не удивляет, что Тальявини написала ровно тот доклад о войне России против Грузии, в котором отсутствует признание того, что боевые действия были спровоцированы и начаты именно российской стороной. Понятно, что Тальявини и членам возглавляемой ею комиссии не хотелось затем пить чай с полонием либо подвергаться нападениям какого-нибудь одичавшего защитника осетинского сепаратизма. А сомнений в возможности таких варварских расправ у европейцев, похоже, уже не возникает, поскольку они знают, что и Луговой, и Калоев воспринимаются в России, скорее, как хорошие, патриотично настроенные ребята.

Кремль сделал все возможное для того, чтобы были скомпрометированы не только демократические институты, но и терминология. Массовым враньем государственные СМИ инфицировали и политизированную часть общества. Теперь заведомо известно, что для многих граждан России вооруженные силы Грузии являются «бандформированиями»; «западная политическая система построена на колониализме, фашизме и лицемерии»; «Курилы – исконно русская земля», а русские нацисты, убивающие иностранцев, это новые «узники совести, подвергающиеся политическим репрессиям».

Россия намеренно сочетает целенаправленную деморализацию европейских политиков, которых она пытается попросту подкупать, с выгораживанием маргинальных режимов, всякий раз стараясь предотвратить принятие по отношению к ним каких-либо экономических либо военных санкций.

Поддержка ядерной программы Ирана; никак не прекращающийся медовый месяц с венесуэльским собратом по разуму Уго Чавесом, как никто улавливающим источаемый Джорджем Бушем «запах серы»; целования с Хамас и любимым товарищем Ким Чен Иром; нежелание подписывать резолюцию, предусматривающую жесткие санкции против Ливии, доблестный руководитель которой использовал авиацию против собственного населения (действительно, России ли возмущаться, памятуя о том, как большевики использовали против участников антоновского восстания боевую авиацию?), – Россия делает все для того, чтобы, пусть не напрямую, создать как можно больше проблем Европе и США или, по крайней мере, оказать максимальную поддержку противостоящим им режимам.

Наш варварский Охлостан, возглавляемый автохтонной скифократией, в очередной раз противостоит эллинизации своих земель – разумеется, с катастрофическими последствиями как для страны, так и для ее населения.

Антихристианский политический курс

Объявленная Кремлем борьба с «продвижением НАТО на восток» имеет цивилизационную, а вовсе не военную подоплеку. Уже в марте 2011-го правозащитник Путин вновь стал разоблачать Запад, сравнивая военную операцию против подконтрольных ливийскому диктатору вооруженных сил, до этого бомбивших участников протестных акций, со средневековыми крестовыми походами. Само по себе показательно, что Путин противопоставил себя союзу христианских государств – вне зависимости от того, существовал ли он в Средние века или же существует и в наше время. Любитель рассуждать в интервью о том, что участников неразрешенных митингов нужно лупить дубинками по голове, не мог не отождествить себя с ливийцем Муаммаром Каддафи, тоже считающим, что оппозицию нужно разгонять, причем даже не дубинками, а авиационными бомбами.

Это трогательное психологическое сходство подполковника КГБ Путина и лидера ливийской революции, отважно противостоящих «крестоносцам», показывает глубокую антихристианскую сущность обоих режимов. Оба выступают против носителей креста. Кстати, показательно, что в 2008-м, когда Россия вторглась в православную Грузию, один из сыновей Каддафи в интервью «Коммерсанту» поддержал эту военную операцию.

Противостояние путинской России и других стран-изгоев христианскому миру и европейской культуре продиктовано уже цивилизационной несовместимостью демократий подлинных с суверенными.

Российским министрам, чьи сыновья сбивают на пешеходных переходах пожилых прохожих; мэрам, покупающим недоступные англичанам из-за дороговизны дворцы; бывшим президентам, строящим себе замки на морском побережье, угрожает веками формировавшаяся в Европе традиция беспрекословного применения закона. Чем больше территорий, на которых стоят войска НАТО, тем больше появляется подразделений следственных органов и судебных инстанций, способных привлечь кремлевскую клептократию к уголовной ответственности за ее очень небескорыстные Олимпиады и не направленные на спасение заложников боевые атаки на школы и театральные залы.

Только отдаленность НАТО гарантирует российским властям безнаказанность и неприкосновенность.

Африка не может и не станет сажать Путина, Медведева, Лужкова или Сечина на скамью подсудимых. А США и Европа на это способны, хотя и не стремятся демонстрировать свою готовность.

С этим и связана культивируемая подконтрольными Кремлю российскими СМИ ненависть к Западу и военному блоку НАТО. Этим же объясняется и бессмысленное удерживание современных российских границ, – сегментация России будет означать не только уменьшение финансовой мощи этой сырьевой державы, но и уменьшение ее мобилизационного ресурса, необходимого Кремлю при масштабной военной конфронтации.

Понимая, что принципиально ничем не отличаются ни от Хусейна, ни от Каддафи, ни от прошедшего схожую номенклатурную школу Слободана Милошевича, кремлевские политики держатся за большие территории, поскольку только мобилизационный резерв и ядерное оружие могут гарантировать им неприкосновенность, пока Российская Федерация, доведенная собственными же властями при активной поддержке являющегося соучастником населения, не начнет распадаться подобно тому, как это уже произошло с Советским Союзом.

Поскольку слабая оппозиция и неструктурированное гражданское общество не в состоянии изменить политическую систему, остается наблюдать за тем, как Россия, постепенно ослабевая под воздействием катастрофических ошибок Кремля, не начнет превращаться в России малые, которые неизбежно со временем станут объектами таких же эллинских военных вторжений, которые уже пережили Сербия и Ирак, а теперь и Ливия. При вождях, не сильно отличающихся уровнем развития от африканских, никакой другой сценарий не предусмотрен, кроме насильственной колонизации более развитыми цивилизациями.

Не будет преувеличением сказать, что идеология этой войны против западной политической культуры и христианской цивилизации была в открытую упомянута как одна из целей Кремля, идеологом режима Владиславом Сурковым в речи, произнесенной 17 мая 2005 года на генсовете «Деловой России»: «Хорошо бы в Европу убежать, но нас туда не возьмут, Россия – это европейская цивилизация. Это плохо освещенная окраина Европы, но еще не Европа. В этом смысле мы неразрывно связаны с Европой и должны с ней дружить. Это не враги. Это просто конкуренты. Тем обиднее, что мы не враги. Враг – это когда можно героически погибнуть на войне, если с ним столкнуться в лобовом столкновении. В этом есть что-то героическое и прекрасное. А проиграть в конкурентной борьбе – это значит быть лохом. И это мне, кажется, вдвойне обидно. Лучше уж быть врагом, а не, как сейчас, двусмысленными друзьями! Вот как бы что мы хотим».

Известно, что только порядочный человек умеет проигрывать с достоинством. Те же, кто считают, что переигравшему их конкуренту нужно объявить войну, придерживаются криминальной психологии.

Умиленные воспоминания о том, как Путин вместе с другими кагэбэшниками поднимали тост «Никого впереди», являются свидетельством того, что игра без правил приветствуется на уровне правящей бюрократии, для которой победа любой ценой важнее достойного проигрыша в пределах существующих канонов.

Произносящие такие тосты никогда не будут ставить ни перед собой, ни перед своим коллективом, ни перед возглавляемыми ими учреждениями, политическими партиями и режимами задачу добиться лучших результатов. Они будут считать главной целью не дать добиться лучшего результата конкуренту. И это правило будет распространяться на соседа по лестничной площадке, более профессионально подготовленного сослуживца, успешную корпорацию или процветающую страну. Режим, считающий, что лучше враждовать, чем проиграть в конкурентной борьбе, поскольку проигрывать – значит быть «лохом», заведомо не может быть созидательным. Он обрекает страну на поражение – если не военное, то экономическое, поскольку варварское племя скорее сожжет урожай конкурента, чем станет выращивать свой, который, по прогнозам, будет меньше, чем у «врагов». С такой психологией можно вести войны между африканскими племенами (как это произошло, в частности, в Руанде между хуту и тутси), но строить динамично развивающееся общество XXI века не получится.

У каждого племени свои заботы. В те же годы, когда западные астрофизики обсуждают возможность бомбардирования угрожающих земному шару астероидов, способных спровоцировать гибель человечества, поощрявшаяся в ту пору Кремлем партия «Родина» пыталась поставить перед страной задачу очистить улицы «от мусора», под которым понимались выходцы из бывших союзных республик, Жириновский предлагает спасать страну от мирового перенаселения установлением ультраправого режима, а Путин, при котором сажают ученых, рассуждает об отсутствии у западных политиков «логики и совести».

Российские власти вместе с обслуживающей челядью решили заодно и компрометировать христианство. То властителелюбивый Никита Михалков 16 марта 2011 года поведал в московском Доме кино о том, что Господь «посылает бедным японцам девятибалльное землетрясение с цунами» за их «безбожье внутреннее, отсутствие представления о том, что ты не один живешь» [ (http://www.utro.ru/articles/2011/03/17/962859.shtml). ]. Не ограничившись этим, Михалков приписал японцам «постоянное использование» и «унижение окружающего мира». По версии режиссера, Господь сказал провинившемуся народу: «Ребята, вы чего делаете?» Надо полагать, на этом слегка простоватом русском языке с «чего» и «ребята».

Очевидно, что о японцах товарищ Михалков имеет представление исключительно теоретическое. Теперь можно уверенно сказать, что и о христианстве он имеет представление примерно такое же абстрактное и, подобно многим своим соотечественникам, путает Бога с языческим божком, которого можно попросить об истреблении противника.

Незадолго до этого священник храма Святителя Николая в Хамовниках предложил схожую интерпретацию и записал Господа в патриоты России (радует, что не в члены Московского Патриархата, ФСБ или партии думского большинства «Единой России»), который встал на защиту Родины и покарал злых японцев: «...страшный природный катаклизм в Японии есть возмездие этой стране за оскорбление нашего Отечества».

Сложно ожидать от рядового священнослужителя большой мудрости, если за несколько месяцев до него патриарх Кирилл выражал схожие взгляды, то объявляя стихийное бедствие на Гаити «потерей нравственного облика», то интерпретируя бушевавшие летом 2010-го в России пожары как кару за грехи.

Эти простые интерпретации, все, казалось бы, проясняющие, но вместе с тем не объясняющие ничего, годятся для примитивных обществ, которым подполковника КГБ можно выдать за истого православного, а коммерсантов и мракобесов – за митрополитов и больших духовных пастырей. Церковь могла бы сыграть серьезную роль в окультуривании повседневного сознания своих соотечественников, но вместо этого мы наблюдаем, как патриарх и священники соревнуются с варваризованными мирянами в мракобесных интерпретациях событий, компрометируя не только себя, но и христианство.

Охлостан и скифократия

Александр Блок своими словами: «Да, скифы – мы! Да, азиаты» – создал расхожий оборот, охотно используемый политологами и укоренившийся в общественном сознании. Между тем ничего трогательного и умиляющего в скифах нет, и повод для их романтизации найти крайне сложно. Кочевые племена, постепенно оседавшие на разных территориях, не знавшие письменности, но зато, если судить по результатам ряда археологических распопок, коллекционировавшие скальпы своих врагов и прославившиеся варварской способностью пить крепкий алкоголь, не разбавляя, – крайне сомнительный образец для восхищения.

О скифах известно, в частности, что они умертвили своего «западника», еще в VI веке до н.э. Заложив ту традицию, которой придерживалась и Советская Россия, и Россия нынешняя – временами на словах, но нередко и на деле.

Анахарсис был сыном скифского царя Гнура, но поскольку он родился от матери-гречанки, то владел обоими языками. Диоген Лаэртский сообщает, что Анахарсис еще 20-летним молодым человеком прибыл в начале VI века до н.э. в Афины. Он провел в Греции не менее тридцати лет и прославился глубоким умом и философскими взглядами. Упоминается, что его принимал у себя живший в Афинах философ Солон. Разбиравшийся и в законах, и в философии скиф имел несчастье вернуться в Скифию, где был убит за совершение эллинских культовых обрядов. Своим соплеменникам он был практически неизвестен, а те скифы, которые были причастны к расправе над ним, воспринимали Анахарсиса скорее как эллина. Неудивительно, что имя Анахарсиса сохранили именно греческие историки, а репутацию он заслужил настолько хорошую, что ему приписывают цикл писем, на самом деле датирующийся более поздним временим.

Это исторжение эллинизированного или, говоря языком российской политологии, «озападнившегося» скифа из своей национальной и культурной среды имеет многочисленные аналогии и в российской истории.

Сторонники версии, согласно которой Дмитрий, позже объявленный самозванцем, действительно был аристократического происхождения, описывают культурный конфликт, ничем не отличающийся от стоившего жизни в VI веке до н.э. сыну скифского царя Анахарсису.

«Они затаили дикую злобу и готовы мстить именно поэтому... Они почувствовали себя такими маленькими, жалкими, гаденькими по сравнению с этим человеком, что им стало втройне необходимо доказать, что это не царь, не царский сын, что это какой-то самозванец.

Им это было необходимо, чтобы забыть о великодушии, о благородстве, об образованности, о высокой культуре. Они увидели кусочек Запада. Запад пришел на Русь вместе с Димитрием. Щедрый, изысканный, великодушный, благородный, просвещенный. И контраст был настолько нестерпим, что ненависть усилилась. Вместо того, чтобы искренне и честно признать свое поражение и поучиться, после этой очной ставки Русь разбивает зеркала, и железный занавес становится сознательным выбором страны».

Это описание конфликту дает Валерия Новодворская [ Новодворская В. Мой Карфаген обязан быть разрушен. «Олимп». М., 1999. С. 154. ].

Схожую интерпретацию предлагает историк Андрей Буровский: «Современники, в том числе такие, которые видели не согнутые спины бояр и княжат, а настоящих феодальных владык: иностранцы на русской службе, послы иностранных держав многажды отмечали природное величие Дмитрия. ''В нем светилось некое величие, которое невозможно выразить словами и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения... – писал Маржерет. – [Дмитрий] осыпал милостями всех, кого только успел. Заплатил долги Ивана IV. Вернул из ссылки всех сосланных при Годунове, всем вернул отнятые имения, всем разрешил жениться. Объявил свободу свободного выезда из Московии и свободного въезда, а также свободу торговли...

Стал приглашать иностранцев, знающих ремесла и науки. Стал готовиться к войне за овладение Крымом: проводить маневры, готовить оружие. Начал политику сближения с европейскими странами. Любознательный, умный, живой и доступный в обращении, он любил новое, охотно вступал в беседы с боярами и постоянно уличал их в невежестве... И был при этом снисходителен. Невероятно, не по-московски снисходителен… А кроме того, от него просто ''пахнет'' Западной Русью. Множество бытовых деталей: способ прикладываться к иконам, здороваться, говорить с людьми, одеваться – в глазах современников делали очевидным: перед ними западный русский…

Что делать с дремотной страной, которую он хочет расшевелить? Что делать западному русскому, то есть русскому европейцу?.. Если не на Киевщине, то в Великом княжестве Литовском, в Белой и Черной Руси, по крайней мере, он пока еще дома…

Кто первым открыл огонь, уже трудно установить. Потом на трупе царя насчитали 22 огнестрельных ранения» [ Бушков Александр, Буровский Андрей. Россия, которой не было 2. Русская Атлантида. «Бонус» – Красноярск, «Олма-пресс» – М., 2002. С. 416–419. ].

Войны за пальму

В 2010 году президент Медведев попозировал на Курильских островах, вызвав недовольство у считающих эти территории своими японцев и глубокое недоумение у тех граждан России, кто еще сохранил способность думать самостоятельно.

О существовании Курильских островов большинство жителей России знает только то, что они некогда принадлежали Японии. Ни о какой курильской продукции либо природных богатствах ни мне, ни моим друзьям отродясь слышать не доводилось. Советский энциклопедический словарь (М., 1990, с. 682) скупо упоминает промысел рыбы и морского зверя. Для Японии, площадь которой достигает 372 тыс. км², занимаемые Курилами 15,6 тыс. км² равнозначны более чем 4% ныне подчиняющейся этому государству территории. Для России же Курильские острова не более, чем символ военной победы 65-летней давности. Размеры стран несоизмеримы, хотя по численности населения Япония со 127 миллионами уже не уступает России с ее 142 миллионами. Главное же различие заключается в том, что Япония является современной страной с развитыми технологиями, в то время как ее западная соседка по многим показателям борется за пальму первенства со странами третьего мира (преимущественно африканскими).

Затянувшееся пребывание в составе России больших перспектив Курильским островам не дает, и тем не менее удержание этих территорий становится для Москвы бессмысленной самоцелью, так как, не стремясь обеспечить их экономическое развитие и высокий жизненный уровень местному населению, власти делают его заложником политической концепции «пускай запустенье, зато наше».

Кто-нибудь слышал об экономическом чуде на Курильских островах? Сама постановка вопроса звучит в российских условиях несколько неестественно. Удерживают из принципа, всякому здравому смыслу вопреки. Ни у кого, включая даже сторонников советского государственного устройства, не вызывает сомнения, что на Курилах, если они вернутся под юрисдикцию Японии, уже лет через 10–15 будет обычное японское чудо с высокотехнологичными производствами и развитой инфраструктурой.

Племенной принцип территориального деления, столь симпатичный московским вождям, в XXI веке годится для бедных стран где-нибудь в Африке, но никак не для страны, претендующей на культурную и политическую связь с Европой. Очередной этап глобализации состоялся, и поэтому даже традиционалистская и достаточно консервативная Япония является не столько изолированным островным государством, сколько одной из научных лабораторий, результатами работ которой может пользоваться любой континент.

Курилы, если их передать Японии, вернутся российским гражданам в виде произведенной там продукции – будь то роботы либо новейшее медицинское оборудование, которое пригодится при спасении человеческих жизней. При современных масштабах глобализации, вопрос заключается не в том, чей национальный флаг будет веять над территориями, а в том, чья юрисдикция обеспечит наибольшее развитие ее жителям.

Курилы должны стать нарицательным именем для любой территории, которую государство удерживает, несмотря на то, что не может и не планирует обеспечить его развития. Это тоже своего рода африканизация по-московски, которая не сулит населению никаких хороших перспектив, а природные ресурсы быстро приводит к истощению.

Практически всюду, где Кремль нес «счастье народам», происходила неизбежная африканизация. Куба с ее нищенским населением; питающаяся подножным кормом Северная Корея; неблагополучный Вьетнам; до сих пор пребывающий в состоянии гражданской войны Афганистан; пустующая Абхазия, из которой сбежали не только грузины, но и многие абхазы; обезлюдевшая Южная Осетия; Курильские острова, которым, пока они не будут возвращены Японии, не светит никакого японского чуда, – всем этим территориям Москва уже принесла свою африканизацию, поэтому неудивительно, что, спровоцировав там отсталость на многие поколения вперед, Кремль не мог не заняться африканизацией уже собственных земель.

К тем, кто будет нас раскапывать

Подобно тому, как сейчас Россия всеми силами сопротивляется «продвижению НАТО на восток», скифы – в том же северном Причерноморье – сопротивлялись античной колонизации. Сейчас, по прошествии более чем двух тысячелетий, у археологов не вызывает никакого сомнения, кто именно был носителем культуры, легшей в основу Европейской Цивилизации. И это были совсем не скифы, а греческие колонисты, принесшие на эти земли законы и письменность, архитектурные стандарты и водопровод.

Уважаемый Сергей Григорьянц, утверждая в статье «О все еще памятных русских мифах» [ «Индекс/Досье на цензуру», № 30, с. 267 (http://index.org.ru/journal/30/27-grigorianz.html). ], что «от греков остались дворцы и храмы, от этрусков – гробницы с фресками и скульптурой, а от скифов – ничего, куда можно было бы войти, ощутить пространство, дух, мир среды и пропорций», допускает неточность. Постройки оседлых скифов в том же северном Причерноморье сохранились. Более того, изредка встречаются даже основания кочевых юрт (возможно, впрочем, и не скифских), кстати, значительно реже публикуемых археологами, а потому мало известных. Скифские постройки (уместно оговориться, что эти постройки принято считать скифскими, так как подлинный этнический состав «строителей» археологи назвать не могут), особенно в сельских поселениях, характеризуются довольно убогой кладкой. Это, безусловно, совсем не квадры эллинистических усадеб или римских крепостей (хотя и такие встречаются при повторном использовании, как, кстати, и надгробья с разграбленных некрополей), но пространство ощутить вполне удается. Более того, например, российская экспедиция, раскапывающая поселение Кара-Тобе неподалеку от города Саки, несколько лет назад построила, используя замеры исследованного скифского здания, его копию, немного уменьшив размеры, но сохранив пропорции. Это явно не Микены, и довольно скромные представления об архитектуре, которую тут же хочется закавычить, составить на раскопках удается.

Разницу можно понять, побывав на одном и том же городище несколько раз и увидев, как держится уже раскопанная стена на открытом воздухе в зависимости от того, кем она была построена. Стены, приписываемые греческим колонистам, как правило, выдерживают на открытом воздухе не одно десятилетие – особенно, если экспедиция позаботится о необходимом минимуме консервационных работ, например, оставив поверх кладок слой дерна. Стены же предположительно скифской постройки разрушаются значительно быстрее, так как, в отличие от греческих, они сложены преимущественно из плохо подогнанного друг к другу и зачастую не обработанного камня, и по мере того как редко сохраняющиеся остатки обмазки осыпаются, а глиняный или глиняно-земляной раствор, на который камень клали, выветривается, кладка начинает попросту разваливаться – особенно, если по остаткам стен разгуливают туристы. Сильный ливень может за одну ночь попросту размыть и обвалить такую кладку.

Разница заключается в том, что греки возводили общественно значимые здания на века; а время бытования скифских построек можно оценить весьма скромно. Наибольшее впечатление производит конечно же разница в строительной культуре. Я примерно понял, как должен был выглядеть скифский дом, увидев фотографии бедных цыганских построек, возведенных в Восточной Европе. Это очень варварское по качеству строительство.

Если задуматься над тем, что останется от современной России археологам, которые будут изучать ее жизненный уклад и общественный строй через 2000 лет, то уже сейчас можно спрогнозировать, что только благодаря письменности исследователи не станут в один голос утверждать, что Россия являлась то ли колонией, то ли рыночным придатком Китая и других поставщиков сравнительно некачественной продукции массового потребления.

Фрагменты вооружения и техники будут указывать на наличие своего ВПК, хотя во многом еще советского. Более современные образцы будут встречаться заметно реже.

Банки Пепси-Колы будут служить доказательством состоявшейся глобализации, но подозреваю, что, по крайней мере, по археологическим материалам конца XX – начала XXI века археологи едва ли увидят признаки промышленного развития. По крайней мере, техника будет определяться как преимущественно привезенная или в лучшем случае произведенная по лицензии.

Ставшие к тому моменту уже безнадежно древними культурные слои Москвы нашего времени будут неприятно поражать малым количеством хорошо сохранившихся строительных комплексов XVIII–XIX веков, предусмотрительно разрушенных сперва родной партией большевиков, а затем не менее заботливым товарищем Лужковым с супругой. Сохранность строительных комплексов дореволюционного Петербурга, надеюсь, будет значительно лучшей.

Раскопанная российская столица рубежа XX–XXI вв. будет выглядеть так, словно пережила разрушительную войну, поскольку многие строительные периоды практически не будут представлены мало-мальски прилично сохранившимися образцами. В то же время явных признаков пребывания Москвы на осадном положении найдено не будет, может быть, за исключением каких-то объектов военного назначения, относящихся к тридцатым – сороковым годам. Археологи будущего испытают серьезные затруднения, пытаясь объяснить, за какой надобностью, не отдав Москвы неприятельским властям, собственное население занималось методичным разрушением старого города. На конференциях будут высказываться осторожные предположения о том, что старые строительные комплексы были снесены в связи с их убогостью, но если сохранятся в каком-то оцифрованном виде либо на полуистлевшей бумаге изображения дореволюционного города, найдутся скептики, которые станут искать, как сейчас принято выражаться среди археологов, «культовый» смысл в собственноручном разрушении красивой архитектуры. Словом, нас будут изучать, как современные нам археологи изучают Древний Египет, с той существенной разницей, что величественных и загадочных построек наше время будущим поколениям явно не оставит.

Осуществляемая российскими властями варваризация государства лишь усложнит эту проблему. Боюсь, Россию станут раскапывать археологи, специализирующиеся на истории слаборазвитых стран какого-нибудь пластикового или силиконового века.

Заговор нерадивых пастухов

У меня есть хобби. Оказываясь в Крыму, я договариваюсь с местными и ухожу на целый день пасти коров. Хотя сперва я имел глупость бегать за каждой в отдельности (а в сельском стаде их было около пятидесяти), довольно быстро я приноровился, и местные не опасались доверять мне стадо, они только помогали выгнать его ранним утром из села, а вечером встречали, дабы коровы не разбрелись по дворам и садам.

Однажды, после того как я пас коров дня три подряд, настала очередь молодого крымского татарина Авамиля С-ва. Встретившись со мной на следующий день, он осведомился, почему я «распустил дисциплину в стаде?».

Привыкшие к моему демократичному подходу, коровы паслись вольготно. Пользуясь терминологией российского премьера, мои коровы «ураганили» и активно «шакалили» на сочных пастбищах, возвращаясь по вечерам в село сильно округлившимися. Они давали много молока; хозяева сдавали излишки молокозаводу, а я нагуливал километры, следя за стадом. Среди местных я быстро прослыл хорошим пастухом.

Авамиль знает пастушье мастерство намного лучше меня, но, поскольку коров он не любит и, кажется, молока тоже, он предпочитал придерживаться диаметрально противоположной методики. Если ему было лень пасти, он загонял стадо на пологую возвышенность, тянущуюся вдоль дороги, по недоразумению называемой местными «горой». Растительность там чахлая. Задерживаться на этой возвышенности коровы не любят и норовят перейти через дорогу поближе к лесополосе, где травы значительно больше.

В отличие от меня, не находящий большого удовольствия в больших переходах Авамиль иногда экономит силы и держит их полдня на пригорке, а чтобы коровы не норовили перейти через дорогу, закидывает наиболее инициативных камнями.

Замордованные коровы после этого не смеют его ослушаться, но в те дни, когда Авамиль их пасет, надои падают почти вдвое, если только родители не велят ему пройти ближе к морю.

Разница достигала 86,7%, то есть, направляя коров по травяным пастбищам, я гарантировал владельцам коров почти вдвое больше молока, чем они получали, если Авамиль пас их «на горе». Убедившись в том, что после моих смен его коровы (а это добрая половина общей численности сельского стада) дают 56 литров молока против 30-ти, достающихся ему после смен Авамиля, его отец предложил мне пасти стадо за постоянную зарплату. Деньги мне нужны не были, и пас я ради удовольствия, чего селяне, надо сказать, понять никак не могли.

Глядя на то, как российские власти пытаются замордовать гражданское общество, я не могу не вспоминать, как Авамиль контролировал стадо коров. Поскольку в стаде всегда есть две-три вольнодумные коровы, способные увлечь за собой всех остальных в поисках лучших пастбищ, он подвергал именно эти особи образцово-показательным наказаниям, и, держа стадо в страхе, мог полдня дремать на пригорке.

Коровы считали Авамиля за деспота, боялись его и молока давали мало. Меня же они считали за ровню, особо не опасались и даже не стыдились делать вид, что не слышат моих грозных предупреждений, но зато молока давали в два раза больше. Я не мешал им пастись, а они не давали мне повода стыдиться селян.

Думаю, что в общении не только с оппозицией и политическими партиями, но и с разными профессиональными группами в России было бы полезно придерживаться схожей методики. Следить за тем, чтобы им привольно паслось, и камнями в них не швырять. Глядишь, начнут давать много молока.

Пока же мы наблюдаем, как ОМОН с особым усердием и неуместной жестокостью разгоняет и без того малочисленные оппозиционные митинги, и потому разговоры о «медведевской оттепели» имеет смысл возобновить только тогда, когда «коровы» начнут давать больше молока.