Вадим Приходченко
ИНТЕРВЬЮ
Председатель Харьковского братства св. апостола Андрея Первозванного УАПЦ
Беседовал Александр Солдатов, "Портал-Credo.Ru", июнь 2010 г.
"Портал-Credo.Ru": Расскажите нам, пожалуйста, о Вашем братстве: сколько оно человек насчитывает, где имеются его отделения, каковы основные направления деятельности?
Вадим Приходченко: Наше братство сейчас насчитывает 35 человек. В основном, это люди старшего возраста, хотя у нас есть несколько молодых людей.
За последнее время произошло структурирование братства – у нас появились люди, которые могут отвечать за определенную часть работы братства. И таким образом у нас появилась полнота братской жизни. Полнота — это вместе делать какие-то вещи: устраивать поездки, принимать участие в юбилейных акциях, в престольных праздниках и освящениях храмов.
Братство — это часть Церкви, на которую возложено особое попечение о мире. Это те прихожане Церкви, которые живут активной церковной жизнью, причащаются, исповедуются и отвечают требованиям устава братства, который был составлен в 1989 году первым после возрождения председателем нашего братства – нынешним владыкой Игорем (Исиченко). Мы устав не меняли, и когда в 2004 г. я был избран на отчетно-выборном собрании братства его главой, то владыка, как человек предусмотрительный, наполнил его большими потенциями. Нам, мне кажется, это все осуществить еще нескоро удастся. Но это дорога для всей нашей части Церкви.
Есть возможность заниматься не только гуманитарными акциями, можно, согласно уставу, заниматься и производственной деятельностью. Нашу организацию можно сделать доходной. Конечно, речь не идет о том, чтобы продавать автозапчасти – производственная деятельность должна быть напрямую связана с целями братства, мы хотим нести в этот мир свое видение жизни, работы. Можно писать иконы, создавать мастерские, делать утварь, реставрировать храмы. Отчасти мы этим и занимаемся уже сейчас.
- Ваше братство принадлежит к Украинской Автокефальной Православной Церкви. Какое значение в ее деятельности и идеологии имеет национальный фактор? Правда ли, что вы отбираете членов братства только по национальному признаку, в соответствии с их убеждениями националистического характера? Вообще, является ли национализм для вас приоритетом?
- Я хочу, господин Александр, покаяться. Я пришел в Церковь именно из политических соображений. Для меня вера была на втором или на третьем плане. То, что я украинец, подтолкнуло меня прийти в Украинскую Церковь, чтобы там был еще один человек, так как было нас совсем мало.
Но с первой же службы у меня появились вопросы — что-то было не так, что-то не отвечало моей прежней жизни. Сейчас, уже будучи пять лет в братстве, я понял, что национальная часть важна, важна любая часть, которая нам интересна. Но все-таки главное — это быть со Христом. Быть наполненным Его заповедями.
Конечно, мы грешные люди, и, наверное, подлинное богообщение бывает нечасто. Но те редкие моменты, когда мы сливаемся в общей молитве, тяжело сравнить с прежней жизнью — нет аналогов такого опыта в прежней жизни. Это радость, радость и путь, и границ в нем нет. Каждый человек становится для тебя открытием, ты сам для себя открываешься, а в целом — раскрываемся мы все. Появляются ощущения, переживания, которых не было раньше. Допустим, в семье как-то все понятно: муж, жена, поругались-помирились. Дети не выучили уроки — наказали. А тут другое: наказывать никого не надо, потому что все хорошие: и плохие, и хорошие. Ты судить не имеешь права.
Я бы сказал так, что национальное в нашей Церкви может быть основой, но не самым главным. Я хочу сказать, что в нашем братстве и среди наших священников есть армяне, поляки, русские. Во мне самом больше русской национальности. А мое украинство во мне проявилось как противление тому насилию, которое у нас было, в том числе, и в Харькове. Украинский язык перестал звучать на улицах. А я был воспитан мамой-сибирячкой. Ясно, что она не могла мне передать глубину украинской культуры. Для меня, поэтому, это и стало интересно. Тогда я у своего папы-украинца спросил: кто мы такие? Постепенно определилась моя дорога в жизни, которая привела, в конце концов, в Церковь.
- Значит, национальность не является препятствием для того, чтобы быть в вашем братстве. Тогда возникает вопрос: а почему вы не можете наладить взаимопонимания с православной Церковью Московского патриархата? Ведь очевидно, что не национальный фактор вас разделяет, а что-то более серьезное?
- Конечно же, не национальный вопрос разделяет. Разделяют совершенно разные подходы к жизни в Церкви. Если в Московской патриархии имеет место жесткое регламентирование сверху церковной жизни, потребностей людей в Церкви, то у нас это все формируется снизу. Каждый человек вносит что-то свое в Церковь. И жизнь в Церкви становится полнее. Ведь мы не знаем, как должен действовать Святой Дух, мы Ему не указываем, как действовать. Он может по-разному действовать.
На формирование нашей церковной жизни накладываются, конечно, ментальность и традиции украинского народа. Эти традиции в том состоят, что у нас священство, епископство избираются народом. Тот же епископ должен быть избран на епархиальном Соборе, рекомендован им высшему священноначалию.
- Это так называемая соборноправность?
- Ну, не совсем, это не Церковь 1921 года митрополита Василя Липкивского. Это все-таки не та соборноправность. У нас есть предстоятель — это глава земной организации Церкви. На его повседневную деятельность мы можем влиять уже не так прямо. Снимать священника, например, можно только с благословения владыки. И при очень серьезных моментах, но у нас таких случаев не было.
- Многим нашим читателям известно, что Харьковско-Полтавская епархия, при всей ее яркости, "креативности", находится все-таки в несколько изолированном организационном положении. Вы имеете примерно 30 приходов в подчинении владыки Игоря. Не совсем ясно, в каком соотношении к остальной части УАПЦ эта общность находится. Не могли бы Вы объяснить, с чем связана эта изоляции епархии внутри самой УАПЦ?
- Вы знаете, это все-таки кажущаяся изоляция. Мы открыты для тех, кто идет с нами на контакт. Доказательством этому являются наши хорошие отношения с греко-католической Церковью и с католической Церковью латинского обряда. В Харькове недавно, на 8 мая, служился молебен на могилах расстрелянных поляков вместе с епископом Гучиком. И таких акций у нас довольно много. У нас даже среди священников есть контакты с католической Церковью.
Хотя, скажем так, есть некоторая изоляция от православных братств других Церквей. С ними у нас контакты нормальные, но не церковные.
Проблема не в том, что мы себя чувствуем выше или ниже. Нам просто неинтересно с ними быть, потому что традиция у нас другая. У нас открытость — это нормально. У них масса каких-то искусственных табу. И там отношение к человеку все-таки больше как к рабу в Церкви, который как маленькая песчинка и должен дрожать. У нас каждый член Церкви - это личность. Открытая, любящая и которую все любят. Это другое отношение. В то состояние не хочется вернуться. Это как в Советский Союз — хочется вернуться? - Наверное, нет.
- На Всеукраинской конференции братств УАПЦ нынешнего года было принято обращение, в котором архиепископа Игоря призывают приступить к подготовке Поместного Собора УАПЦ и созвать этот Поместный Собор. В том административном положении, о котором мы сейчас говорили, такая инициатива может реально привести к какому-то объединению с другими епископами? На чем основана такая Ваша надежда, если до этого момента такого не свершилось?
- Тут, скорее, оптимизм небольшой, но делать нам это надо. У нас есть еще большая часть нашей Церкви за границей. Мы должны активизировать ее участие в делах Церкви в Украине, доказать им, что пора уже как-то реагировать на ситуацию в Украине.
Ситуация у нас не очень веселая. Церковь находится, и наша в том числе, в расколе. И выходить из него надо только каноничным путем. На позициях Вселенского Патриарха стоит у нас, к сожалению, всего один епископ - наш. Каких-то организационных решений церковного плана он не может принять, посвятить новых епископов, например. Или, например, у нас в уставе УАПЦ написано, что необходимо раз в три года проводить Поместный Собор. После раскола 2000 года этого не происходило. Нарушено все, что только можно нарушить. Как из этого положения выходить?
Мы таких решений – о "явочном" созыве Собора - уже принимали не одно. И будем дальше их принимать. Невозможное для человека возможно Богу. Мы будем молиться за это. Я думаю, придет время.
- Вы, наверное, знакомы с основным аргументом против автокефалии Украинской Церкви, который приводит Московский патриархат, что в случае получения автокефалии возможно отторжение большого числа украинских православных в греко-католицизм, в ту или иную форму унии. Вы сейчас рассказали, что в Харькове вам гораздо легче поддерживать отношения, даже молитвенное общение, с католиками, чем с православными. Нельзя ли это воспринимать как косвенное подтверждение таких опасений Московской патриархии, что автокефалия это как бы путь к католицизму?
- На первый взгляд, действительно так: почему, скажем, куда-то не перейти? Будет легче жить. Но если бы мы изначально искали легкого пути, то, наверное, мы бы не пришли в нашу Церковь, потому что она вся, глядя со стороны, "неправильная".
Но когда человек ищет себя, когда он хочет живого открытия в себе жизни с Богом, он приходит к непростым решениям, которые, наверное, со стороны кажутся нерациональными. Но так и есть: когда человек связывает себя с Церковью, тогда с рациональностью у него возникают какие-то проблемы. Если раньше, допустим, он думал только о том, "где я куплю автозапчасти", то теперь все его мысли устремляются в вечность, ко спасению в Боге.
Христианство было разделено в какой-то момент своего исторического развития. И мы стоим на наших позициях не потому, что нам вот так в силу какой-то местной традиции захотелось, а потому что это наша сознательная вера. Опытным путем приходит понимание, что православие ближе всего к сердцу. И перейти в какую-то другую христианскую систему ценностей невозможно. И зачем это делать? Чтобы легче жилось? Сделать какую-то формальную структуру, которая легче впишется в понятия для людей?
Важно еще то, что мы считаем, что мы находимся в Киевской традиции, а Киевской традиции уже тысяча лет. И куда уходить нам отсюда?
