МЕМУАР АНАТОЛИЯ ШАБАДА
Прошло еще совсем мало времени со дня смерти Виктора Попкова, и наше мероприятие,
скорее, траурное. Это был человек-подвижник, человек такой породы, которой почти
уже сейчас не существует. Я бы даже сказал (повторю то, что я сказал на его похоронах),
что это был святой подвижник. Один американский правозащитник, когда мы приезжали
к ним, назвал его христовым человеком. Так что… для нас это термин несколько необычный.
Я впервые увидел Виктора Попкова на первых в истории нашей страны парламентских
слушаниях, посвященных проблеме Нагорного Карабаха. Действительно, был человек,
который на всех там произвел крайне неблагоприятное впечатление: во-первых, он
был весь заросший, во-вторых, он говорил совершенно не то и совершенно не подходящее
к случаю. Надо вспомнить, что это было за время. Это было после сумгаитского погрома.
Это было после армянского землетрясения, когда мы знали, как в Азербайджане люди
радовались тому, что там несколько тысяч человек засыпало обломками. (Кое-что
это напоминает из недавних кадров). Это было после операции “Кольцо”. И вот выходит
человек и начинает совершенно невпопад защищать как бы азербайджанскую сторону.
Нужно сказать, что уже тогда был первый всплеск того безумия, которое сейчас
уже охватило всех, вот сейчас второй всплеск. Это безумие состоит в идее, которая
навязывается средствами массовой информации, о том, что нынешние проблемы с терроризмом
имеют какое-то отношение к исламу, и что будто бы имеются столкновения двух разных
цивилизаций, по-разному устроенных. Будто бы в исламе можно найти что-то такое,
что призывает к терроризму, к убийству неверных. Наверно, можно найти, дело не
в этом. Я помню, что тогда я задал соответствующий вопрос Аверинцеву Сергею Сергеевичу,
который считается большим авторитетом в религиозных вопросах и в нравственных
тоже, и помню, что он даже не удостоил меня ответом, он просто поморщился от идеи
о том, что жестокость, массовая жестокость, что это имеет какие-то основы в религии.
Значит, это все неправда. Речь идет о том, что имеются террористы, которые могут
найти где угодно какие угодно основы для защиты своих идей. Можно найти и в Коране,
можно найти, наверно, и в Евангелии, можно найти и еще где-то... Одним словом,
уже тогда это наступало.
И вот на этом фоне мы увидели Виктора Попкова.
Через несколько месяцев он пригласил меня принять участие в миссии по водворению
на место, на исконное место жительства, на законное, жителей азербайджанского
села Нювади, которое было, очевидно, последним, из которого выдворили азербайджанцев
Армении. Предъявил живого азербайджанца из этого села, какого-то местного авторитетного
человека, учителя школьного. И мы поехали. Причем, меня он пригласил для того,
чтобы, по-видимому… собственно, он так и говорил, чтоб какое-то влияние на армянские
власти иметь. Была договоренность, армянские власти будут содействовать возвращению
этих людей в село Нювади. Они жили на дороге рядом, на территории Азербайджана
в палатках. И мы приехали в Азербайджан. И конечно же азербайджанское начальство
было очень недовольно, что тут вот такая миссия без их ведома, поскольку им была
глубоко безразлична судьба этих людей из села Нювади, как и много другое. Но,
тем не менее, они нас встретили с большим почетом и даже устроили банкет с большим
количеством черной икры, после чего я очень сильно отравился. Тогда я думал, что
это случайность, а теперь думаю, может быть, и нет. Во всяком случае, Виктор мне
не рекомендовал обращаться за медицинской помощью к местным врачам. Ну, когда
мы доехали до места, оказалось, что там азербайджанцы захватили целый поезд с
армянскими заложниками. Ситуация осложнилась, и армянские власти отказались от
своего обещания вернуть людей на место и их водворить, поскольку они не брали
на себя ответственность за их безопасность. Мы были среди этих людей в этом селе.
Виктор в огромном количестве составлял проекты договора, который должны подписать
с армянскими властями местные жители. Несколько раз переделывал. Они, нужно сказать,
с большим очень почтением относились к его творчеству этого рода, и они, в общем,
как бы целиком ему свою судьбу доверяли. Перед нами стояла такая проблема, потому
что мы должны были взять на себя ответственность – рекомендовать этим людям все-таки
туда вселиться или лучше туда не соваться. Мы могли бы им это рекомендовать, а
их бы потом там перебили совершенно запросто. Ситуация была такая, что власти
вроде как были ни при чем, но местные какие-то разбойники, хулиганы какие-то…
Да это везде одинаково. Везде, где была депортация людей в эти годы военные, это
всегда делалось как бы не властями, а при том, что власти закрывали глаза и не
вмешивались, и этим всем хулиганским элементам не препятствовали людей изгонять...
Ну, было там много в эту поездку всяких вещей. Была и голодовка у нас с ним, и
участвовали еще Чечин и Романовский в этой голодовке. И Виктор голодал свыше тридцати
дней. Я после шестнадцати дней уехал, а он еще потом продолжал голодать. Народные
депутаты РСФСР обращались тогда к нему лично с письмом, что, мол, кончай, хватит
голодать. Без такого письма он… Он даже сам просил, чтобы такое письмо было написано,
потому что, говорит… Ну, ясно, что он уже должен был начать умирать, после тридцати
с лишним дней голодовки это уже невозможно становится. Ну, короче говоря, он вышел
из этой голодовки. Голодовка была обоюдная: там были требования, направленные
и к той, и к другой стороне. Не в этом дело.
Я тогда решил выяснить все-таки у него, почему же он такой человек, который
азербайджанцев защищает, – вот на фоне всего, что происходит. И я ему говорю:
“Ну вот смотри, нас тут толпа чуть не растерзала азербайджанская. За что? За что
они хотели нас растерзать?” Мы были в сопровождении местного милицейского начальника,
переезжали из Армении на территорию Нахичеванской республики, где тогда царствовал
Алиев. “…За то, что мы приехали защищать каких-то жителей какого-то Нювади, которое
вовсе не Нахичеванское. А вот мы почему-то не позаботились и приехали не для того,
чтобы защитить тех, кто живет в Нахичевани, а вот там как раз недавно чабана убили”.
Чабаны, как выяснили все эти конфликты - это самая уязвимая, оказывается, часть
населения. Там только и делали, что с обеих сторон убивали чабанов. Абсолютное,
с нашей точка зрения… Нам казалось это полным абсурдом. Мы думали, что если мы,
как говорится, защищаем их сородичей, то это их должно тронуть. Ничего подобного!
Чуть не растерзали!
Еще был эпизод, когда мы приехали на поезде на территорию Азербайджана, опять
толпа чуть нас не растерзала. Там был единственный пограничник с автоматом, очень
скоро стало ясно, что на этот автомат особенно рассчитывать не надо. Потому что
эти люди, если им надо будет, тоже достанут автоматы. Надо было как-то улаживать….
Опять какой-то был совершенно вздорный повод: будто на этом поезде, на котором
мы ехали, одновременно еще чего-то там привезли, чего не следовало привозить.
Не знаю. Я чувствовал себя на территории Азербайджана, как на вражеской территории,
наверно, чувствуют себя резиденты: постоянное напряжение, постоянный страх…
Тут он мне стал объяснять… Нет, конечно, когда речь шла о том, чтобы водрузить…
я же поехал азербайджанцев на место водружать и я понимал, когда речь идет о людях
конкретных, которых изгнали… люди имеют право законно жить на своей территории.
Но в целом тогда все общество – здесь, российское, в Москве – было настроено в
пользу армян. Связано это, наверно, все-таки с историческими более тесными культурными
связями. Больше связь интеллигенции…. Удивительно, что сложившееся тогда проармянское
лобби в Москве впоследствии раскололось, когда началась чеченская война. И, казалось
бы, это самое лобби должно было бы потом точно так же защищать чеченцев, как защищали
армян. Ничего подобного! Наиболее яркой фигурой в этом смысле является Нуйкин:
оказывается, он христиан защищал, как впоследствии выяснилось, это было удивительно
узнать. Но, тем не менее, все-таки основная часть этого лобби – я думаю, не ошибусь,
если так скажу, – оно перекочевало на чеченскую войну и уже там защищало чеченскую
сторону. Может быть, я ошибаюсь, может быть, это не основная часть, а только лучшая.
Но, я думаю, что лучшая и есть основная.
Возвращаясь к тому разговору с Виктором… Нужно сказать, что во всех этих обстоятельствах,
обострениях… Там были еще другие обострения, когда этот самый Алиев пресловутый,
нынешний президент Азербайджана, пытался нас уличить, что мы симулируем голодовку,
вызывал каких-то фальшивых врачей, которые всякие провокации устраивали. Потом
нас чуть ли ни насильно оттуда вывезли. Вообще, много было всяких осложнений.
Он, нужно сказать, совершенно был всегда спокоен и невозмутим. Вообще, человек,
у которого очень глубокая была внутренняя непреклонность действовать так, как
он считает нужным…. Я думаю, что внешний мир и оценки других людей очень маленькое
на него впечатление производили. При всем при этом он никогда не навязывал своих
решений, не навязывал своих подходов. Поэтому с ним было очень спокойно и легко.
Ну, вот он мне тогда объяснил: “Я жил среди них, я знаю… да, люди, может быть,
в своей массе не имеют достаточного образования, не имеют достаточного культурного
уровня, но, при всем при том, люди хорошие и руководствуются лучшими побуждениями”.
Действительно, должен сказать, что, несмотря на всю эту напряженность, конечно,
и гостеприимство проявлялось, и терпимость проявлялась по отношению ко мне, который
был одиозной фигурой там, ну а о Викторе и говорить нечего, это само собой понятно.
Я не буду больше рассказывать… Были у нас еще другие совместные приключения,
похождения, но вот это – самые первые и самые запоминающиеся.
И я думаю, сегодня, когда мы его вспоминаем, мы должны признать, что личность
эта нам определенный преподала урок, который сейчас очень актуален. Я об этом
уроке и говорил. Нечего говорить и рассуждать о столкновении цивилизаций, это
не только провокационно, но и неправильно.
|
