МЕМУАР МИХАИЛА РОЩИНА
Я познакомился с Виктором раньше, еще до Марша мира. Но здесь первый раз у
меня появилась возможность познакомиться с ним ближе – и как с человеком, и как
с миротворцем.
Он участвовал в работе оргкомитета марша мира, который проходил в марте – апреле
девяносто пятого года и, в принципе говоря, начался в Москве с обхода стен московского
Кремля. А дальше уже на автобусе люди двигались, сначала на автобусе, потом на
поезде и уже шли пешком из Назрани в сторону Чечни. Идея была такая: дойти до
Грозного и дальше, может быть, и остановить те боевые действия, которые в тот
момент шли.
Виктор тоже добрался до Назрани, но дальше его такая кипучая энергия, натура,
она требовала более каких-то активных действий, поэтому он уже тогда занялся доставкой
гуманитарной помощи в Грозный, в Чечню. И вот как раз я вспоминаю, что когда с
основной группой мы приехали в Назрань, в этот момент приехал и Виктор с транспортом.
Страсть к тому, чтобы нести какое-то такое особое молитвенное послушание, у него
была всегда, и он в тот момент тоже голодал, соблюдал строгий пост такой.
Там было еще несколько человек, мы беседовали в Назрани, он рассказывал о своих
дальнейших планах. И после этого, после нашей встречи он поехал дальше в Грозный.
Ну, потом у него было много событий, в какой-то момент он даже провел один месяц
в Шатое, где был задержан, так сказать, но потом отпущен. Он был задержан Чеченской
стороной. А дальше… Мне кажется, что тогда, летом девяносто пятого года, проявились
его лучшие качества. То есть, его умение не просто, так сказать, нести мир, а
как-то активно, и одновременно принимать определенное участие в политическом процессе.
Летом девяносто пятого года в конце июля было подписано первое военное соглашение
между Российской Федерацией и Чеченской республикой. И потом Виктор подписал специальное
соглашение с Масхадовым о том, чтобы организовать наблюдательный процесс за тем,
как это военное соглашение выполняется. В тот момент я тоже работал, от организации
“Омега” был наблюдателем вместе с моим другом и коллегой Алексеем Кудрявцевым,
который тоже сейчас здесь. И мы действительно выполняли такую миссию. На мой взгляд,
это был очень интересный эксперимент.
То есть, что мы делали… В то время по всей республике были созданы совместные
наблюдательные комиссии. Была центральная комиссия, которую возглавляли с чеченской
стороны Масхадов, а с российской стороны – генерал Романов. И кроме этого были
по районам, в разных районах республики тоже созданы соответствующие комиссии.
И мы вот как наблюдатели в двух районах работали, наблюдали, участвовали в заседаниях
вот этих комиссий на районном уровне. И, на мой взгляд это был очень интересный
процесс, потому что мы наблюдали, как… В каком-то смысле это военное соглашение
работало, правда, очень недолго. И вот мы наблюдали, как налаживается мирная жизнь,
как развивается общественная активность населения…
В Грозном мне часто приходилось наблюдать, как работал Виктор. То есть, он
там вел переговоры с представителями чеченского правительства, с руководителем
делегации. Потому что тогда, в тот момент, еще переговорный процесс продолжался.
И, действительно, у него было умение как-то убеждать людей. Кроме этого, мне кажется,
у него был хороший юридический подход, он всегда видел международно-правовой аспект
этой проблемы и старался как-то поставить ее на правовую основу. И, в общем, что-то
ему удавалось. На самом деле, для меня вот это до сих пор самое большое впечатление
от Виктора, и от встреч с ним и позднее, вот это его умение. Потому что фактически
организация “Омега” была очень маленькой. И, тем не менее, значение личности проявляется
в таких ситуациях, когда один человек при большом желании может чего-то добиться,
выступить посредником, установить какие-то контакты.
Я думаю, что и в Чечне, и в других регионах, где он до этого работал, большое
значение имело то, что он, действительно, сам родился на Кавказе, прекрасно знал
кавказские обычаи, традиции местных народов, хорошо чувствовал экологию края,
и поэтому как-то ему удавалось найти нужные подходы. Поэтому, конечно, в моей
памяти он остался таким миротворцем, который старался нести мир, но не всегда
получалось, потому что, в общем, у нас еще очень мало опыта работы неправительственных
организаций, не все всегда понимают тот позитивный вклад, какой они могут внести.
Михаил Рощин
Голодовка молитвенной солидарности
Холодной осенью 1999 года, в конце октября, когда уже почти
месяц шла вторая чеченская война, и из Чечни хлынул поток беженцев, в Москве было
тихо и спокойно, на этот раз никто не протестовал против новой войны. Многие вспоминали
недавние взрывы в Москве, подавляющее большинство было уверено: в них виноваты
чеченцы.
Очень мало кто в тот момент понимал, что происходит новая
трагедия целого народа, и кровавым путем вряд ли удастся улучшить взаимопонимание
русских и чеченцев.
Я очень тогда переживал, но главное меня беспокоило то, что
я ничего не могу сделать. Я позвонил Виктору Попкову, глубоко верующему старообрядцу.
Виктор серьезно работал в Чечне еще в первую войну: привозил гуманитарную помощь,
обменивал пленных, наблюдал за хрупким перемирием лета 1995 года. Нам обоим было
ясно, что на этот раз широких протестов против войны не будет. Пресса шумела:
" Дайте нашей армии довести дело до конца! В чем он состоит, почему-то никто не
объяснял.
Виктор предложил начать голодовку молитвенной солидарности
с чеченским народом. Своим лозунгом мы выбрали слова древнерусского князя Александра
Невского: " Не в силе Бог, а в Правде! " Акцию мы начали проводить у Малого Соловецкого
Камня, привезенного с Соловков, где в годы сталинских репрессий находился крупный
лагерь для политических заключенных. К этому камню как фундаменту крепились веревками
наши транспаранты. За камнем / он выше человеческого роста / можно было укрыться
от порывов леденящего ветра, на котором словно паруса трепетали наши плакаты.
Наша голодовка была на самом деле строгим постом, так как
мы регулярно пили горячую воду в здании правозащитной организации "Мемориал",
расположенной по соседству.
Рядом со Соловецким камнем мы cделали небольшое укрытие из
полиэтилена, напоминающее палатку. Там на небольшом складном столике положили
духовные книги и поставили иконы. Мы молились за всех погибших в эту войну, чеченцев
и русских, христиан и мусульман.
Тем, кто к нам приходил, мы старались объяснить причины нашего
поступка, и должен сказать, от многих мы получали поддержку. До сих пор помню
женщину, которая приехала на поезде из другого города, чтобы встретиться с нами.
Через 9 дней после начала голодовки меня заменил мой друг
московский квакер Саша Горбенко. Я просил его принять посильное участие в нашей
акции и поголодать, может быть, неделю. Он согласился... и проголодал 43 дня вплоть
до дня выборов в Государственную Думу России. Саша влился в нашу акцию просто
и естественно. Он считал, что в духовном плане его усилия должны быть востребованы,
когда в мире льется кровь, и гибнут беззащитные люди. Результаты нашей работы,
конечно, были неясны, но мы думали, что лучше действовать, чем молча смотреть
как от нашего имени /имею в виду всех россиян/ совершается преступление за преступлением.
На пятой неделе непрерывной голодовки Виктор Попков стал собираться
в Чечню для встречи с чеченским президентом Асланом Масхадовым. Виктор верил,
что такая встреча могла бы остановить военные действия.
3 декабря 1999 года он улетел в Слепцовскую в Ингушетии. Там
после 42-х дней поста он прекратил голодовку и на следующий день пешком пересек
контрольно-пропускной пункт неподалеку от Слепцовской. Чеченцы отнеслись с уважением
к благочестивому иноверцу. Виктору удалось побывать в селениях Урус-Мартан и Валерик,
но он не смог перейти линию фронта и попасть на территорию, не контролируемую
федералами.
Зимой 2000 года Виктор смог еще два раза побывать в Чечне:
он привозил деньги, покупал муку и раздавал ее жителям ряда сел. Позднее, уже
весной ему удалось наконец встретиться с президентом Чечни Асланом Масхадовым,
но дорога к миру оказалась трудней, чем мы думали, а война каждый день взращивает
новые семена ненависти.
И все же я верю: только вырвав ненависть из наших сердец,
мы сможем пойти навстречу друг другу и понять, что нет ничего дороже мира.
|
