Михаил Погодин

ДРЕВНЯЯ РУССКАЯ ИСТОРИЯ ДО МОНГОЛЬСКОГО ИГА

К оглавлению

ЧЕРНИГОВСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Чернигов, древний город северян, известный грекам, упоминается еще в договоре Олега (906 г.). Он был столицей брата Ярослава, Мстислава, который, победив его под Лиственом, предоставил себе всю восточную половину Русской земли по Днепр (1026), но вскоре умер (1036) бездетный.

Ярослав отдал Чернигов третьему сыну Святославу (род. в 1026 г.), который стал, через наиболее известного своего сына Олега, родоначальником Ольговичей и многих из нынешних княжеских ветвей.

Область его, по Ярославову делению, граничила к западу с Киевским княжеством, от которого отделялась Днепром; к северу очень мало с Полоцким, со Смоленским и Переяславским-Суздальским; к востоку, со стороны Мурома и Рязани, с финскими племенами, от которых отделялась Окой; к югу с Воронежскими степями, Курским и Переяславским княжествами.

Черниговское княжество, следовательно, со своими волостями, Северскими, Муромскими и Рязанскими, вятичами, занимало нынешнюю губернию этого имени, часть Могилевской, южный клин Смоленской, Калужскую, Тульскую, часть Московской, Рязанскую, часть Владимирской, Тамбовской, Воронежской, Орловскую.

Тмуторакань, на полуострове Тамани, принадлежала также к уделу Святослава.

Удел Святослава остался в продолжение всего этого периода во владении его рода, и преимущественно одной его ветви, Ольговичей.

В истории Черниговского княжества повторились те же явления, какие мы видели в истории великого княжества Киевского: сначала обширное и сильное, оно разделилось между тремя сыновьями Святослава на три княжества: Черниговское, Новгород-Северское и Муромское; а те, в свою очередь, на многие частные уделы, число которых увеличивалось по мере увеличения числа князей: Березой, Вщиж, Вырь, Козельск, Путивль, Трубчевск, Рыльск и проч.

Черниговские князья имели непосредственное отношение к Киеву, часто искали великого княжества, вследствие чего вели войны с другими искателями и входили в союз, воевали иногда и между собой, то есть с новгород-северскими братьями. В остальное время они разделяли судьбу Киева, ходя с великими князьями на половцев и принимая участие в прочих их действиях. Впоследствии они подверглись влиянию Владимира, и, наконец, совершенно ослабев, стали легкой добычей новых врагов, нагрянувших на Русскую землю.

Святослав долго сидел спокойно в своей отчине, участвуя в действиях старшего брата Изяслава и усердно помогая ему во всех войнах: с торками, Всеславом полоцким, половцами.

В 1064 году ходил он в Тмуторакань, на помощь к сыну Глебу, согнанному со своего стола племянником, Ростиславом Владимировичем, явившимся из Новгорода. Он усадил сына, но ненадолго, потому что Ростислав, по удалении дяди, опять согнал двоюродного брата, который воротился к отцу и вскоре получил Новгород.

Когда половцы в 1068 году разбили на Альте и обратили в бегство Ярославичей, Изяслав за робость был изгнан из Киева своими воинами, а Святослав собрался с силами в Чернигове и вышел навстречу врагам, к Сновску. У него было три тысячи, а у половцев, говорят, двенадцать. "Некуда нам деваться, воскликнул он к своей дружине, подобно первому Святославу, попытаемся..." Черниговцы ударили и смяли полки половецкие. Враги бежали, много их утонуло в Снове, много взято в плен, и в том числе их князь.

При возвращении великого князя в Киев, Святослав дал убежище преподобному Антонию, навлекшему на себя гнев Изяслава, прислав отроков увезти его ночью из пещеры. Антоний ископал в Чернигове пещеру в Болдиных горах.

В 1073 году, "желая больше власти", или по наговору бояр, может быть, негодуя за обиду при дележе наследства после младших братьев, скончавшихся вскоре после отца, Святослав пошел с братом Всеволодом на великого князя ратью, снова заставил бежать и сел на киевский стол, который стал и для его потомков постоянной целью искания.

Чернигов свой он тогда уступил брату Всеволоду, бывшему с ним в союзе.

Он недолго, впрочем, пользовался похищенной властью, скончался в 1076 году, пятидесяти лет от роду. Похоронен он был в церкви Св. Спаса в Чернигове, как бы в доказательство, что Киев принадлежал ему не по закону, и что его дети лишились прав искать его. Ему приписывается основание монастырей в Чернигове - Ильинского и Елецкого.

Святослав, ревностный почитатель Св. Антония и Феодосия, любил чтение; знаменитые сборники, для него переписанные (1074 и 1076), остались для нас свидетельством его любви к книжному учению*.

------

* Предлагаем послесловие старшего сборника: "Великый в князих князь Святослав, въжделанием зело въжделав, державный владыка, обавити покръвеныя разумы в глубине многостръпьтных сих книг, премудраго Василия в разумех, повеле мне немудруведию премену сътворити речи инако, набъдяща тожьство разум его. Яже, акы бьчела любодельна, с всякого цвета писанию събьрав акы в един съть в вельмысльное сердце свое, проливаеть акы съть сладък из уст своих пред боляры, на въразумение тех мысльм, являяся им новый Птоломей не верою нъ желание(м) паче, и събора деля многочьстьныих, божествьных къниг всех, имиже и свои клети испълнь, вечьную си память сътвори, еже памяти вину въсприяти. А конец въсем книгам: оже ти себе нелюбо, то того и другу не твори. В лето 6581 написа Иоанн Диак изборьник с великууму князю Святославу". Подлинник сборника писан для болгарского царя Симеона (889-927).

После него осталось пять храбрых сыновей, изображения которых мы видим в старинном сборнике вместе с изображениями их отца и матери: Глеб, Роман, Давыд, Олег, Ярослав. Двое старших погибли вскоре после отца: Глеб, княживший сначала в Тмуторакани, а потом в Новгороде, убит был в Заволочье в 1078 году. Роман, следовавший за ним в Тмуторакани, убит половцами на обратном пути из Руси (1079), где он напрасно искал своей отчины.

Остальные сыновья должны были поплатиться за временный успех отца. Они лишились своей Черниговской отчины и долгое время принуждены были скитаться по белому свету.

При приближении великого князя Изяслава с ляхами, Всеволод вышел к нему навстречу, а на Чернигов, в отсутствие его, 4 мая, напал племянник, Борис Вячеславич. Он владел городом, впрочем, только восемь дней.

Всеволод, заключив мир с братом, возвратился в Чернигов, а Борис бежал в Тмуторакань к Роману Святославичу. Туда же вскоре бежал (1078) и Олег, живший дотоле у Всеволода в Чернигове.

Незадолго перед тем он ходил вместе с Владимиром Мономахом к ляхам на помощь против чехов. Молодые княжичи проникали тогда в глубь Богемии до Глоговского леса. Они подружились между собой крепко, и Олег крестил тогда у Мономаха двух старших его сыновей: Мстислава и Изяслава.

Оставаясь теперь ни при чем в Чернигове, он хотел испытать счастья ("той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше. Ступает в злат стремень в граде Тьмуторакане"). Он привел вместе с Борисом половцев на Всеволода. Всеволод вышел против них и был разбит на Сожице, 23 августа. Здесь были убиты Иван Жирославич, и Тукий, Чудинов брат, что советовал некогда Изяславу в Киеве убить Всеслава полоцкого, Порей, воинствовавший (1064) с Ростиславом в Тмуторакани. Победив, князья подступили к Чернигову. Всеволод бежал к брату в Киев, который подал ему помощь. Олега и Бориса не было в городе. Черниговцы затворились. Владимир, сын Всеволода, ворвался в город "окольний" (острог), и люди спаслись в "днешний" (детинец). Услышав, что Олег и Борис приближаются со своими ратями, Изяслав и Всеволод повернули полки против них.

Олег хотел покориться и просить мира у дядей, но Борис воспротивился. Началось сражение. Борис был убит в самом начале (равно как и великий князь Изяслав), Олег опять бежал в Тмуторакань.

Всеволод занял великокняжеский стол и посадил в Чернигове сына Владимира.

На следующий год Олег снова приходил на Чернигов с братом Романом, но опять неудачно. Всеволод заключил мир с половцами, которые убили Романа, а Олега заточили в Царьграде (1079), так что последнее убежище детей Святослава, Тмуторакань, для них пропала, на время доставшись Всеволоду.

Наш древний паломник, игумен Даниил, свидетельствует о пребывании Олега на острове Родосе в продолжение двух лет.

Наконец, он успел спастись из Греции, вернулся в Тмуторакань, переходившую, между тем, из рук в руки у праздношатавшихся княжичей, овладел ею и перебил хозаров, участвовавших в убийстве брата и его заточении.

Десять лет княжил Олег на этом отдаленном острове, и о нем ничего не было слышно; наконец, он дождался своего часа: Всеволод умер, половцы рассыпались по Русской земле и разбили соединенных князей.

Олег увидел, что может воспользоваться поражением и бессилием своих врагов и возвратить себе отеческое наследие, ими захваченное. Он призвал половцев, своих старых приятелей, с которыми уже два раза приходил воевать Русь и, оставя Тмуторакань, появился под Черниговом.

Владимир, княживший там спокойно пятнадцать лет, не смог ему противостоять: он затворился было в городе и бился восемь дней. Половцы, между тем, грабили везде, жгли и палили села, монастыри. Добрый князь сжалился о бедствии христиан, заключил с Олегом мир. "Дружина моя билась с ними, говорил сам Мономах, о малую греблю; восемь дней мы не впускали их в острог, но, сожалея о христианских душах, о селах и монастырях горящих, я сказал, чтобы не хвалились поганые, и отдал брату отца его место, а сам пошел в Переяславль на отца своего место. Мы выступили из Чернигова на день святого Бориса и ехали сквозь полки половецкие, не восте дружины, с женами и детьми. Половцы облизывались на нас, как волки, от перевоза и с горы, но Бог и святой Борис не дали им меня в корысть; дошли невреженые до Переяславля".

Половцы пустились воевать по окрестностям, с согласия самого Олега, чем и приобрел он себе дурную славу, которая перешла ко всему его потомству.

Набеги половецкие продолжались. Владимир Мономах с братом, великим князем Святополком, не могли оставить половцев без отмщения и наказания. Послы их, пришедшие с миром, были предательски убиты в Переяславле. Святополк и Владимир пошли войной и звали с собой Олега. Тому, разумеется, нельзя было подняться на своих союзников и благодетелей. Он обещал, но не пошел.

Князья опустошили половецкие земли и, возвратившись, "начаста гнев имети на Олега, яко не шедшу ему с нима на поганые, иже погубили суть землю Русскую".

Они требовали у Олега, чтобы он выдал им Итларевича или убил его, "то есть ворог Рустей земле". Олег не согласился.

В 1096 году Святополк и Владимир потребовали к себе Олега на совет. "Не пристало судить меня ни епископам, ни игуменам, ни смердам", отвечал гордый князь, питавший ненависть к братьям, а может быть, и опасаясь их измены, - и те решили усмирить его.

Он бежал из Чернигова в Стародуб, 3 мая, в субботу, и заперся там. Осада продолжалась 33 дня. Олег, в крайности, вышел, наконец, просить прощения у братьев и обещал придти в Киев на их зов вместе с братом, Давыдом смоленским, но не подумал исполнить своего обещания; напротив, непреклонный, он кинулся в другую сторону.

Взяв у брата в Смоленске дружину, он появился в Рязани и оттуда стал требовать Мурома, принадлежавшего к отчине Святославова рода, у сына Мономаха, Изяслава, его крестника, который, придя из Курска, захватил город, пользуясь смутами. "Ступай, сказал он, в волость отца своего, в Ростов, я хочу сам сесть в Муроме и положить отсюда мир с отцом твоим. Он выгнал меня из моего отцовского города, ты ли не хочешь отдать мне здесь моего хлеба?" Изяслав не послушался, надеясь на множество воинов, собранных из Суздаля, Ростова, Белоозера, и встал перед городом. Олег надеялся на свою правду, - "он был прав", говорит летописец, - и пошел на него полком. Они сошлись, - брань была лютая, - Изяслав был убит; воины его побежали, одни через лес, другие в город. Олег вошел в Муром, и граждане приняли его.

Он пленил там вдову Изяслава, захватил ростовцев, суздальцев, белозерцев, и велел сковать их. Тогда вздумал он воспользоваться благоприятными обстоятельствами и пошел на Суздаль. Суздальцы приняли его. Олег пошел дальше на Ростов и также занял город. Таким образом, он подчинил себе под власть всю землю Суздальскую и Ростовскую, посажал посадников по городам и начал брать дань.

Брат убитого, другой сын Владимира, крестник Олега, Мстислав новгородский, прислал к нему посла сказать: "Иди из Суздаля в свой Муром и в чужой волости не сиди, а я пошлю молиться к отцу и помирю тебя с ним, хоть ты и убил моего брата. Делать нечего: в ратях погибают мужи и цари".

Мстислав в самом деле послал посла к отцу просить его о мире с Олегом, и тот написал письмо к своему строптивому двоюродному брату и куму.

Олег не послушался ни Мономаха, ни Мстислава. Предприимчивый, он замышлял захватить и Новгород и послал вперед в сторожах младшего брата Ярослава, который остановился на Медведице.

Мстислав уже шел, и начальник его передового отряда, Добрыня Рагуилович, изгнал Олеговых данников. Ярослав побежал той же ночью известить брата о приближении неприятеля с многочисленной ратью. Олегу не под силу было бороться, и он отступил к Ростову. Мстислав за ним. Олег отошел к Суздалю, и Мстислав туда. Олег велел зажечь город, где остался в целости один двор монастыря Печерского и церковь Св. Димитрия, построенная епископом Ефремом и наделенная от него селами, и бежал в Муром.

Мстислав по его следам пришел к Суздалю и предложил мир Олегу, несмотря на свой успех, говоря: "Я меньше тебя и послушаюсь во всем, шлися к отцу моему, а дружину, что заял, вороти".

Олег согласился, но замыслил измену; а Мстислав поверил и распустил дружину по селам, не оставив нигде даже сторожей.

Вдруг, когда он сидел за обедом, пришла к нему весть, что Олег уже на Клязьме.

Олег остановился на Клязьме, полагая, что Мстислав побежит; но к Мстиславу собралась дружина в тот день и в другой: новгородцы, ростовцы, белозерцы. Олег нашел его уже готового. Четыре дня стояли они друг против друга. К Мстиславу пришла неожиданная помощь: в четверг, по Федорове неделе, брат Вячеслав, присланный от отца с половцами. В пятницу Олег подступил к городу. Мстислав встретил его с новгородцами и ростовцами на реке Колокше. Стяг Владимира передал он половчину, именем Куную, и поставил его на правом крыле с пехотой. Началась сеча на реке Колокше: Олег против Мстислава, и Ярослав против Вячеслава. Кунуй пошел в тыл, ведя пехоту. Олег, заметив его движение, испугался и бежал к Мурому. Там он оставил брата Ярослава, а сам поспешил в Рязань. Мстислав пришел в Муром и заключил мир с муромцами, освободив своих людей: ростовцев и суздальцев. Потом пошел к Рязани на Олега, который бежал и оттуда; Мстислав заключил мир и с рязанцами, освободив своих людей, заточенных Олегом, и послал сказать Олегу: "Не бежи никуда, но пошлися к братье своей с мольбою. Они не лишат тебя Русской земли, и я сам буду просить также отца моего о тебе".

Олег обещал поступить по его совету, и Мстислав отошел назад в Суздаль, а оттуда в свой Новгород.

В Любече был назначен княжеский съезд. Олегу с братьями его, Давыдом и Ярославом, предоставлена была их отчина, удел Святославов, который и разделен был между ними на три части, никогда уже после не составлявшие одного целого владения: княжество Черниговское утверждено за Давыдом, Северское отдано Олегу и Муромское Ярославу. Князья, соединенные между собою родственными узами, переходили со стола на стол, по праву старейшинства, кроме муромских, которые имели совершенно особое княжество.

Давыд Святославич отличался перед всеми своими братьями кротостью. Он получил, вероятно, от дяди Всеволода Смоленск, который по требованию великого князя Святополка и Владимира Мономаха вынужден был на некоторое время променять на Новгород (1093). После Любечского съезда (1097) он утвердился в Чернигове и находился в подчинении у братьев Святополка и Владимира, посылал сына Святошу (1099) на Давыда Игоревича, принимал участие на съезде в Уветичах (1100), ходил на половцев с братьями в 1103, 1110, 1111 годах. В 1113 году, к великой радости его и его супруги, поставлен был епископом в Чернигов печерский игумен Феоктист. В 1115 году участвовал Давыд в перенесении мощей Святых мучеников Бориса и Глеба в Вышгороде. В 1116 году ходил от Мономаха на Глеба полоцкого и взял Дрютеск на щит. В 1117 году ходил от Мономаха на Ярослава Святополчича. Он скончался в Чернигове в 1123 году.

О нравственных качествах его сохранилось следующее свидетельство в одном древнем духовном слове, сказанном в день Св. Бориса и Глеба: "Скажю вы притчу... не в чуже стране бывшю: Давыд Святославич... ни с кем не имеаше вражды; аще кто нань рать воздвигнет, он же покорением своим рать уставляше, княжаше в Чернигове в большем княженьи, понеже бо старей братьи своей. Аще кто кривду створяше к нему от братьи, он же все на себе примиряше; кому ли крест целоваше, в весь живот свой несступаше; аще кто к нему неисправляше целования, он единако исправи, никого приобиде, ни зла створи. Братья же его видяще тако суща, вси слушахуть его, яко отца, и покоряются ему, яко господину. В велице тишине бысть княжение его".

Давыдом основан в Чернигове в честь его ангела монастырь Глебоборисовский. Он оставил трех сыновей, Святослава, Владимира и Изяслава, из которых старший Святослав, или, как в просторечии называли его, Святоша, посвятил себя строгой монашеской жизни, доказывая тем свое благочестивое воспитание*.

-------

* Внучка Давыда, дочь Святоши, была замужем за Всеволодом Мстиславичем псковским, причтенным к лику святых.

Давыду Святославичу должен был наследовать оставшийся младший брат его, Ярослав муромский (Олег умер прежде его). Он, действительно, и приехал из Мурома занять отцовский стол, но владел им недолго.

Племянник его, Всеволод Ольгович, достойный сын отца, самый деятельный и способный из всех братьев, не имея никакого права в отношении к дяде, при старших двоюродных братьях, Давыдовичах, напал на него врасплох, разбил и полонил его дружину, а самого вынудил удалиться из Чернигова (1127).

Обиженный, ограбленный он обратился с просьбой о покровительстве к великому князю киевскому Мстиславу. Тот обещал, поклялся и приготовился идти войной на зятя (Всеволод был женат на его дочери). Всеволод, испуганный, употребил все старания остановить его, кланялся, молился, подкупал бояр. Так прошло все лето до зимы. Ярослав нарочно приехал из Мурома "кланяяся ему (Мстиславу) моляшеться река: крест еси целовал ко мне, пойди на Всеволода". А Всеволод со своей стороны приступал к Мстиславу с просьбами, и Мстислав изменил своему слову.

Несчастный Святославич принужден был оставить добычу у похитителя и удалиться в свой Муром, где стал родоначальником особой ветви князей муромских и рязанских.

Всеволод находился в подчинении великого князя Мстислава и ходил по его слову на полоцких князей в 1128 году, и на Литву в 1131 г. Но по кончине его начал действовать иначе: воспользовавшись распрями Мономаховичей, он стал требовать себе волостей, вероятно, Курска, уступленного когда-то его отцу. "Что ны отец держал при вашем отци, тогоже и мы хочем; аже не вдаст, то не жалуйте, что се удеет, то вы виновати, то на вас буди кровь".

Началась война. Всеволод осадил Переяславль, и, услышав о приближении великого князя Ярополка, вышел к нему навстречу. Произошло сражение в верховьях Супоя, 18 августа 1133 года. Ольговичи победили и пленили многих киевских бояр. Внук Мономаха, Василько Маричич, царевич Василько Леонович, были убиты. Владимировичи удалились. Всеволод перешел Десну и стал против Вышгорода. Ярополк начал собирать против него войско. Между тем, велись переговоры, которые не имели желанного конца. Всеволод отошел в Чернигов, но в декабре Ольговичи с половцами опять напали на киевские владения и опустошили всю сторону от Триполя около Красна и Василева до Белгорода, Киева и Вышгорода, по Желани, даже до Деревской земли. У великого князя Ярополка собралась большая рать, но он решил уступить, избегая кровопролития, "и вда Ярополк Ольговичем отчину свою, чего и хотели, и тако утиши брань ту лютую" (1136).

Всеволод был, однако же, недоволен, и замышлял зло: в 1138 году он привел половцев к Прилуку, взял несколько городов и собрал Посульское.

Ярополк, вышедший из терпения, собрался со всеми силами и явился перед Черниговом.

Всеволод оробел и решил бежать, но черниговцы не пустили его: "Ты думаешь спастись к половцам, а волость свою погубить хочешь. К чему же ты воротишься? Лучше покинь свое высокоумие и проси мира: мы ведаем милосердие Ярополка: он не любит кровопролития, стараясь соблюдать землю Русскую".

Всеволод должен был послушаться, начал слать послов к Ярополку с мольбой о мире, одних за другими; и тот, наконец, простил его, милостивый нравом, подобно отцу.

Вскоре великий князь Ярополк (1140) скончался. Всеволод, с братом Святославом и Владимиром Давыдовичем, напали на Киев, точно как прежде на Чернигов; он изгнал оттуда брата Ярополка, великого князя Вячеслава, и стал без всякого права великим князем киевским (1139).

Чернигов он отдал своим старшим двоюродным братьям, Давыдовичам, удержав за собой, однако же, вятичей.

Братья родные, Игорь и Святослав, которым он прежде обещал Чернигов, рассердились, ходили войной то на Чернигов, то на Переяславль и беспрестанно требовали себе наделения в отчине, отказываясь от уделов в Киевском княжестве.

Всеволод, на киевском столе, думал было покорить под свою власть всю Русскую землю, Переяславль, Владимир, Смоленск, Туров, Новгород, но должен был отказаться от своего намерения. Братьев, которых он всегда старался ссорить (Ольговичей с Давыдовичами), удовлетворил он некоторыми Киевскими городами, которыми они вынуждены были, наконец, удовольствоваться, и привлек на свою сторону.

Давыдовичи, получившие по его милости Чернигов, служили ему верно и участвовали во всех его походах.

В 1139 году Изяслав Давыдович ходил на Мономаховичей с половцами.

В 1142 г. ходил по приказанию великого князя в Польшу, в помощь к его зятю Владиславу, на младших его братьев Болеславичей.

В 1144 г. Владимир Давыдович ходил с великим князем Всеволодом на Галич и получил часть добычи.

В этом году великий князь Всеволод выдал за него Мономахову внучку, Всеволодковну.

В следующем году (1145) он взял клятву с Давыдовичей, призвав их в Киев, на верность и любовь к брату Игорю, которому предоставил Киев.

В 1146 г. Давыдовичи ходили в войске великого князя Всеволода на Галич, которое вернулось без успеха.

Перед смертью Всеволод присылал к Давыдовичам, как и к прочим братьям, спросить: "Стоите ли в крестном целовании?" Они отвечали: "Стоим".

Великий князь скончался 1 августа, и брат его Игорь послал к Давыдовичам с тем же вопросом; они начали просить у него много волостей.

Киевляне и черные клобуки предали Игоря, несмотря на принятые им условия; он был разбит и взят в плен призванным Изяславом Мстиславичем.

Святослав, брат его, бежал в Чернигов и спросил Давыдовичей: стоят ли они в крестном целовании, данном пятого дня. Они подтвердили клятву. Святослав оставил у них мужа своего Коснячку и отправился в Курск ставить людей для замышляемой борьбы с Изяславом, и оттуда к себе в Новгород.

Но Давыдовичи замышляли иное. Издавна враждуя с младшими Ольговичам за Чернигов, которого те искали, они начали тайно советоваться между собой и не допускали к своим советам Святославова мужа. Тот узнал об их кознях и дал знать своему князю: "Княже, думают о тебе, хотят тебя захватить, не моги ехать к ним, если пришлют за тобой". Наконец, они решились и послали сказать великому князю Изяславу киевскому: "Игорь был также зол нам, как и тебе, держи его крепче". А Святославу: "Иди из Новгорода в Путивль, а от брата откажись". Святослав отвечал: "Не спрашиваю себе волостей ничего, отпустите только брата". "Целуй крест, повторяли они, что не будешь просить и искать за брата, а волость держи".

"Началось дело злое, доведем до конца братоубийство; пойдем искореним Святослава и переимем волость его", думали они и просили великого князя Изяслава идти вместе с ними под Новгород.

Изяслав приходил к ним на сейм и дал им сына Мстислава с переяславцами и берендеями.

Новгород-Северское княжество было покорено, но ненадолго. Святослав нашел себе союзника в лице суздальского князя Юрия. Они пригласили половцев и собрали множество сил. Соединясь, они опять заняли Северское княжество и грозили Чернигову. Давыдовичи испугались: не потерять бы им Чернигова, на который шел их озлобленный враг вместе с сильным помощником. "Изяславу невмочь охранять наших волостей, гадали они, когда ему самому грозит опасность от Юрия".

Они послали в Киев предупредить великого князя о приближении неприятеля и звать к себе на помощь: "Брате, се заял Ольгович Святослав волость мою Вятичи, пойдем на него; прогнав его, пойдем на Юрия в Суздаль, либо побьемся с ним, либо мир сотворим".

Но решение у них уже было принято другое: они задумали оставить великого князя и пристать к его врагам. Тогда же они послали сказать Святославу Ольговичу, которого послы настигли в Спаске. "Не помяни злоб наших, так молились они, и не имей на нас жалобы; возьми свою отчину, именье твое возвратим тебе, а ты целуй нам крест и станем все заодно".

Святослав с удовольствием принял их предложение, радуясь новым союзникам.

Давыдовичи, замыслив предательство, прислали, однако же, вновь звать Изяслава к себе на помощь.

Улеб, боярин, посланный Изяславом к Давыдовичам, узнал в Чернигове, что они уже целовали крест Святославу Ольговичу, и прискакал назад к своему князю уведомить об измене. Черниговские приятели прислали также остеречь его, чтобы он не шел дальше, ибо думают его убить или пленить.

Изяслав потребовал у них дать новую присягу.

Давыдовичи отказались: "Для чего целовать крест без дела? Мы целовали его тебе, разве мы провинились?"

"Греха нет на любви поцеловать крест, и еще это душе на спасение, возразил посол, в исполнение наказа Изяслава. Вы стоите, братья, в крестном целовании, так я сообщаю вам вот что: до меня дошли слухи, что вы предались Ольговичу и ведете меня лестью, хотяче яти, ли убити в Игоря место. Так ли это, братья, или не так?"

Давыдовичи не могли вымолвить ни слова. Они только взглянули друг на друга и долго молчали. Наконец, Владимир сказал послу: "Отойди пока прочь, посиди там, мы тебя позовем". Долго они думали и советовались, видя свое разоблачение, и, наконец, призвали посла: "Брат! Точно, мы целовали крест Святославу Ольговичу. Жаль нам стало брата нашего Игоря. Суди сам, любо ли б было тебе, если б мы держали твоего брата. Пусти Игоря - он уже чернец и схимник - и мы ездим подле тебя".

Посол привез Изяславу подтверждение, что Давыдовичи предали его. Тогда он отослал им крестные грамоты со следующими словами: "Вы целовали мне крест до моей смерти, и я изыскал вам волость, дал Новгород и Путивль, прогнал с вами вместе Святослава, взял его жизнь и разделил с вами, а вы теперь переступаете крест, ведете меня лестью и хотите убить. Вот же вам крестные грамоты, что ни будет, то будет! Бог со мною и сила Животворящего креста".

В Киеве произошло страшное смятение вследствие полученного от великого князя известия об измене черниговских князей. Несчастный Игорь Ольгович, заключенный в монастыре, был убит (1147).

Великий князь Изяслав соединился, между тем, с братом Ростиславом смоленским. Многие черниговские волости были ими опустошены. Всеволож, куда ушли другие два города, был взят на щит. Уневеж, Белавежа, Бохмач, услышав, что Всеволож взят, бежали к Чернигову, "и инии гради мнози бежаша". Изяслав и Ростислав послали за ними в погоню, настигли их в поле, некоторых пленили, а прочие ушли. Князья велели их сжечь. Глебль отбился. Война была отложена до установления рек, и братья разошлись.

В следующем году (1148) Изяслав с помощью угорской, с берендеями, с полком Владимировым и Вячеславовым, двинулся к Чернигову и опустошил все села. Давыдовичи не смели выйти из города. Оттуда пустился к Любцу, "идеже их вся жизнь" и опустошил страну. Давыдовичи с союзниками, выйдя за ними, не могли помешать им нисколько и должны были остановиться перед рекою у Любца. Лучники с обеих сторон перестреливались. Пошел сильный дождь; Изяслав вынужден был удалиться, опасаясь разлива.

Давыдовичам приходилось очень тяжело. Находясь между двумя огнями, они дали знать Святославу Ольговичу и Святославу Всеволодовичу о своем затруднительном положении. Те пришли на сейм, и все они послали напомнить Юрию: "Ты целовал нам крест придти на Изяслава и не пришел, а он города наши пожег и земли наши повоевал за Десною; ныне приходил опять к Чернигову, став на Ольгове поле, и опустошил всю страну до Любца, а ты все-таки к нам не показывался, ни на Ростислава не наступал. Так слушай же: хочешь идти на Изяслава - иди, и мы с тобою; не идешь, нам нельзя погибать ратью одним, и в крестном целовании мы правы".

Послы вернулись без всякого удовлетворительного ответа, и Давыдовичи вместе с Ольговичами вынуждены были, согласясь между собой, просить мира у великого князя Изяслава: "Так было при отцах и дедах наших: мир стоит до рати, а рать до мира. Не упрекай нас, что мы ставали на рать: жаль нам было брата нашего Игоря. Мы хотели только, чтобы ты пустил его. А теперь, брат наш убит, к Богу пошел, нам всем там быти, а то Богу правити. А мы доколе будем Русскую землю губить, а быхом ся уладили".

Изяслав, посоветовавшись с Ростиславом, принял их предложение. Князья целовали крест в святом Спасе вражду про Игоря отложить, блюсти Русскую землю и быть всем заодно.

Осенью Давыдовичи были на сейме с великим князем Изяславом у Городка. Изяслав выразил сожаление, отчего не пришли брат Святослав и сестричич и, напомнив им об их обещании "быть с ним вместе", объявил, что намерен идти на Юрия за обиду новгородцев. Владимир отвечал: "Аже брат Святослав не приехал, ни сестричич твой, яве есве, а мы все крест целовали на том, ако кде твоя обида будет, а нам быти с тобою". Решено было "ако ледове станут", идти Давыдовичам на вятичей к Ростову, а собраться всем на Волге.

"И ту Изяслав Мстиславич, поя на обед к себе Владимира Давыдовича и брата Изяслава, и тако обедавши и пребывше в весельи и в любви, и разъехашеся".

Однако же, они не исполнили полностью своего обещания и в начале зимы остановились в вятичах, выжидая, чем кончится поход Изяслава. Изяслав с братом Ростиславом, одни, опустошили Поволжье.

Впрочем, Давыдовичи остались верными великому князю Изяславу Мстиславичу, и при новом походе Юрия Владимир (1149) предупредил его: "Се Гюрги, стрый твой, идет на тя, а уже есть вшел в наше Вятиче, а мы есме к тобе хрест целовали с тобою быти, а являю ти; пристроивайся".

Изяслав благодарил его и поручил ему уведомить Святослава Ольговича. Владимир отвечал: "Мы с братом стоим в крестном целованье, и не дай Бог соступить его; но хорошо, если бы управил и брат Святослав".

Давыдовичи прибавили от себя к словам Изяславовым до Святослава Ольговича со своими мужами: "Брат, ти молвит Владимир и Изяслав - мы есми хрест целовали, яко всем нам быти за один, а ве, брате, доспеваеве; а ты, брате, также доспевай".

У Святослава Ольговича сердце лежало более к Юрию, и, снесясь с ним, он опять перешел на его сторону, под предлогом, что ему не возвращено имение брата. Оба они послали звать Давыдовичей на Изяслава. Те отвечали Юрию: "Ты целовал нам крест, а Изяслав, пришед, землю нашу повоевал, и по Задеснью города наши пожег. Ныне мы целовали крест Изяславу Мстиславичу, с теми же хочеве быти, а душею не можеве играти". Тогда же послали они известить великого князя о грозящей войне, в которой приняли участие, и которая кончилась, впрочем, для них для всех несчастливо.

Тогда Давыдовичи должны были поклониться Юрию, севшему на киевский стол, и помогать ему в войне 1150 года.

В 1151 году Давыдовичи, братья, дотоле дружные, разделились. Владимир был на стороне Юрия, а Изяслав, по неизвестным причинам, перешел опять к Изяславу Мстиславичу. Последние победили соединенных противников в сражении за рекой Рутом. Владимир, "добрый и кроткий", как говорит Киевская летопись, был убит. Великий князь, оплакав его, вместе с Изяславом, сказал сему последнему: "Нам не воскресить брата; ступай в Чернигов - похорони его; и сему уже не стой, но нарядися, а я помощь к тебе пришлю".

Изяслав Давыдович сел в Чернигове.

Владимирович получил себе частный удел.

Святослав Ольгович северский, оставленный Юрием, предложил ему мир и союз: "Брат! Мир стоит до войны, а война до мира. Мы с тобою братья: прими нас к себе. Отчин у нас две: одна отца моего Олега, а другая твоего отца Давыда; ты, брат, Давыдович, а я Ольгович; возьми себе Давыдово, а нам отдай Ольгово, мы поделимся между собою".

Изяслав поступил по-христиански: принял братьев и отчину их возвратил им, а свою оставил при себе.

Все они по требованию великого князя ходили на Юрия, затворившегося в Городце, бились с ним, и, наконец, вынудили идти в Суздаль, а Городец сожгли.

Но в следующем году (1152), когда Юрий опять поднялся на великого князя, Святослав, находясь в дороге, вынужден был присоединиться к своему старому союзнику. Они опустошили вместе Черниговские волости и осадили сам Чернигов, под которым стояли двенадцать дней. Услышав, что великий князь Изяслав с Ростиславом приближаются на помощь, отошли прочь.

Черниговский князь ходил с ними после на Новгород (Северский), где князья заключили мир, вняв просьбам Святослава Ольговича.

В галицком походе 1153 года он также принимал участие.

По случаю внезапной кончины великого князя Изяслава Мстиславича, черниговский князь, Изяслав Давыдович, вздумал было овладеть великокняжеским столом: "не устряпав ништо", он отправился в Киев. Вячеслав, ожидавший старшего племянника Ростислава, узнав, что черниговский князь уже стоит перед перевозом, послал к нему спросить: "Зачем ты приехал и кто тебя звал? Ступай в свой Чернигов". Изяслав отвечал: "Я приехал оплакать брата. Меня не было на похоронах. Позволь мне поклониться его гробу".

Вячеслав, посоветовавшись с мужами, не пустил Изяслава в Киев.

Между тем, из Смоленска прибыл Ростислав и пошел на него войной, говоря: "Целуй нам крест на том, чтобы сидеть тебе в Чернигове, а нам в Киеве". Изяслав отвечал: "Я ничего не сделал вам - за что вы пришли на меня? А как мне с вами Бог даст!" Изяслав противопоставил ему столько воинов, при помощи половцев, что Ростислав готов был даже уступить ему и Киев, и Переяславль. Произошло сражение. Ростислав, побежденный, удалился в Смоленск, а Изяслав Давыдович занял Киев, призванный киевлянами, и договорился со Святославом Ольговичем, которому предоставил Чернигов, как вдруг нагрянул Юрий.

Святослав Ольгович убеждал Изяслава уступить Юрию, обещая выехать из Чернигова, но Изяслав полюбил Киев и долго не мог решиться. Юрий, уже близко подошедший, говорил с угрозой: "Мне отчина Киев, а не тебе". Изяслав должен был поклониться ему, хоть и не искренне, говоря: "Разве я сам сел в Киеве? Меня посадили киевляне! Не сотвори мне пакости, а се твой Киев" (1153).

На сейме в Лутаве (1155) черниговский князь получил от Юрия Корческ (а Святославу Ольговичу был дан Мозырь).

Святослав Владимирович, недовольный, видно, своим уделом, бежал из Березого во Вщиж (1156), занял все города по Десне.

В 1157 году Изяслав хотел идти с Юрием на Владимир Волынский, но тот не принял его помощи. В том же году он перехватил Ивана Берладника, отосланного Юрием в оковах в Суздаль, в угоду зятю, Ярославу галицкому.

Между тем, он не оставлял мысли овладеть Киевом и подговаривал князей на Юрия. Мстиславичи, наконец, согласились, но Святослав Ольгович отказывался, ссылаясь на присягу.

Изяслав, уже совсем готовый выступить на Юрия, получил известие, что тот внезапно умер. Изяслав во второй раз занял Киев, предоставив Чернигов племяннику, Святославу Владимировичу (1158).

Святослав Ольгович и племянник Святослав Всеволодович, неприязненные прежде между собой, соединились и пошли на него войной, вследствие которой Чернигов решено было отдать Святославу Ольговичу, а Новгород Святославу Всеволодовичу.

Большая часть Черниговской области осталась за Изяславом.

Владимирович, вместо Чернигова, должен был удовольствоваться прежним уделом.

Изяслав задумал из Киева идти в Галич, вступаясь за Берладника и надеясь, может быть, приобрести новые волости (1139). Святослав черниговский тщетно старался удержать его от похода: "Кому, брат, ищешь волость - брату или сыну; лучше бы тебе не затевать спора; дело другое, если бы шли на тебя, тогда я и племянники готовы вступиться". По дороге он послал к Изяславу еще посла с теми же речами. Изяслав пригрозил прогнать его из Чернигова назад в Новгород за его отказ в помощи.

Святославу тяжело было слышать угрозы, переданные ему послом: "Господи, сказал он, ты видишь мое смирение: сколько я уступал, не хотя пролить крови христианской, не губить своей отчины: взял Чернигов с семью городами пустыми - Моровийск, Любеск, Оргощь, Всеволож, где псари сидят да половцы, а он всю Черниговскую область держит, и то ему недосыти; он грозит еще выгнать меня из Чернигова, целовав мне крест не подозрети подо мною никаким образом. А яз, брате, не лиха хотя тебе, бороню не ходити, но хотя добра и тишины земли Русской. Пусть судит нас Бог!"

Противники заставили Изяслава бежать, и он должен был скитаться по разным городам Черниговской области, взял на щит город жены Святославовой, занял вятичей, мстя Святославу черниговскому, который за то захватил имение бояр Изяславовых, пленил их жен, пока не нашел убежище у племянника Святослава Владимировича во Вщиже.

Он послал оттуда послов к великому князю Андрею владимирскому, прося у него дочь за племянника Святослава и помощи против русских князей, оступивших его во Вщиже, помогая Ольговичам.

Андрей прислал сына Изяслава со своим полком и муромской помощью. Услышав о его приближении, князья согласились на мир со Святославом Владимировичем и отошли восвояси.

Изяслав Давыдович продолжал стараться об устройстве союзов против великого князя Ростислава. Он привлек к себе Всеволодовичей, даже сына Святослава, Олега. Отцу был очень неприятен поступок его сына. Мужи вступились за него: "Странно, что ты жалуешься на племянников и на сына, а о своем благосостоянии не думаешь. Не явна ли измена тебе, что Роман Ростиславич сулит Изяславу Чернигов, лишь бы жил с ним в любви; что сына твоего Изяслав хотел задержать в Киеве. Ты погубил свою волость, держася за Ростислава, а он помогает тебе плохо".

Святослав согласился действовать с ними заодно, но не выходил из Чернигова.

Соединенные Ольговичи напали на Киев, Ростислав удалился в Белгород, а Изяслав Давыдович занял в третий раз, 12 февраля, великокняжеский стол, и потом осадил Ростислава в Белгороде.

Святослав Ольгович советовал ему помириться, но Изяслав отвечал с сердцем: "Братья мои, воротившись, разойдутся по своим волостям, а мне не умирать же с голоду в Выри. Лучше здесь умру".

Все союзники собрались к Ростиславу на помощь; Изяслав должен был бежать, и во время бегства был убит.

Говорили, что он всегда носил на себе рубашку своего брата, Николы-Святоши, но в этот день позабыл ее надеть. Ростислав и Мстислав приехали к нему, еще живому. Ростислав, плача над ним, сказал: "Мало тебе было волости Черниговской, ты выгнал меня из Киева, и того было недосыти: ты хотел выгнать меня из Белгорода". Изяслав попросил воды, ему подали вина; испив, он испустил дух. Тело его было отвезено в Чернигов и погребено в церкви святых мучеников.

Ольговичи целовали крест Ростиславу, а брата его, Владимира Мстиславича, принудили уступить им Случеск.

Недолго пережил Изяслава Давыдовича и двоюродный брат его, остававшийся старшим из всех Ольговичей. В 1164 году Святослав Ольгович закончил тревожную жизнь свою в Чернигове, 13 февраля, а 17, в понедельник, положен во гроб. Княгиня, половчанка, договорившись с первыми мужами князя своего, скрыла его смерть. Все они присягнули не извещать Святослава Всеволодовича, епископ и дружина; но епископ изменил, "бяше бо родом Гречин". Написав грамоту, он послал сказать Всеволодовичу: "Стрый ти умер, за Ольгом послали, а дружина по городам в далеке, княгиня сидит в изуменье с детьми, и товара у нее множество. Приезжай скорее, Олега еще нет, и ты возьмешь ряд с ним по своей воле".

Святослав Всеволодович, прочитав грамоту, отправил сына в Гомий и посадников по городам, а сам собрался ехать в Чернигов, но, услышав, что Олег предупредил его, послал к нему послов; они начали слаться между собой, торгуясь о волостях. Олег же "на ся поступив уладися": Святославу предоставил Чернигов, а себе взял Новгород. Святослав обещался наделить его братьев, Игоря и Всеволода, но слова не сдержал.

В 1167 году умер Святослав Владимирович во Вщиже, и с ним прекратилось потомство Давыдово. Черниговская область, вся, с Северской страной и вятичами включительно, осталась во владении одного Олегова рода.

Смерть Владимировича была новой причиной раздора между Святославом Всеволодовичем черниговским и Олегом Святославичем новгородским: Олег просил в правду наделения, но Святослав посадил сына во Вщиже, а лучшую волость отдал своему брату. Началась война между двоюродными братьями. Олег, будучи болен, не мог вести ее, и только благодаря посредству великого князя Ростислава получил, наконец, себе четыре города и заключил мир.

В 1169 году все Ольговичи ходили на половцев, по вызову великого князя Мстислава Изяславича, "быв в его воле", но в нападении Андреевых воинов на Киев приняли участие, действуя уже против него.

Последовало несколько мирных лет: "ничто же бысть".

Новое нападение Андрея (1173) было особенно возбуждено Ольговичами; услышав о его споре с Ростиславичами, Святослав Всеволодович черниговский прислал сказать ему: "Кто тебе враг, тот враг и нам. Иди, мы готовы помогать тебе".

Двадцать князей соединились под Киевом. Черниговский князь, как старший между ними, принял главное начальство: "Како ся бяшеть с ним свещали и со всею его братиею". В продолжение осады Вышгорода пришел Ярослав Изяславич луцкий со всей Волынской землей. Ольговичи не уступали ему старейшинства; но Святослав Всеволодович заключил с ним, кажется, тайное соглашение. Осаждающие, вследствие неверных слухов, разбежались. Ярослав занял Киев. Черниговский князь потребовал у него наделения и получил отказ.

Тогда, соединившись с братьями, он напал на Киев. Сам Ярослав едва успел спастись в Луцк; Святослав захватил жену его с сыном, всю дружину и отправил в Чернигов.

Впрочем, он не остался в Киеве, не надеясь удержать его за собой.

В 1174 и 1175 годах возобновилось междоусобие у Святослава Всеволодовича с Олегом Святославичем. Один нападал на Чернигов, другой на Новгород.

Святослав Всеволодович принял участие в делах восточной России, и, по убиении Андрея Боголюбского, помогал младшим его братьям, Михаилу и Всеволоду Юрьевичам, добыть его отчину. Он дал им в провожатые сына Владимира с полком. Другой сын, Олег, проводил их жен также с полком.

Не видя никакой опасности со стороны севера, он счел тогда удобным приобрести себе Киев; Ростиславичи вынуждены были, наконец, исполнить его желание, и Роман отошел в Смоленск.

Святослав сел в Киеве (1177), но еще нетвердо, спорил и боролся с Ростиславичами, и уже только после суздальского похода (1180), по договору с ними, получил себе Киев, уступив Рюрику всю Русскую землю.

Чернигов достался тогда его брату Ярославу.

С этого времени, вследствие соглашения великого князя Святослава с Рюриком, начинаются частые походы русских князей на половцев - Ярослав черниговский ходил с ними неохотно и действовал не усердно; в походе, начатом 23 февраля 1183 года, в первую неделю поста, Ярослав сказал у Ольжич: "Ныне, братья, не ходите; оже даст Бог на лето пойдем". Князья приняли его совет. В следующий поход с братьями он идти отказался, сказав: "Далече ны есть ити вниз Днепра, не можем своея земли пусты оставити, но же поидем на Переяславль, то скупимся с тобою на Суле". В 1183 г. Ярослав отказался от участия под предлогом начавшихся переговоров: "Аз есмь послал к ним мужа своего Ольстина Олексича, а не могу на свой мужи поехати". В 1187 году на Снепороде Ярослав объявил: "Не могу идти дале от Днепра. Земля моя далече, а дружина моя изнемоглася". Напрасно убеждали его брат и Рюрик. "Не могу поехати один, а полк мой пеш; вы бы есте мне поведали дома же дотоле ити". Князья венулись.

В 1191 году отпускал он, однако же, сына с братьями на половцев.

В 1194 г. Ярослав участвовал в семейном совете о походе на Рязань великого князя Святослава Всеволодовича.

После смерти Святослава Всеволодовича Ярослава призвал Роман волынский занять освободившийся стол и свергнуть тестя его Рюрика. Он получил тогда от Рюрика Витебск.

Рюрик, сговорившись с великим князем Всеволодом (1193), потребовал от Ярослава и всех Ольговичей, чтобы они отказались за себя и за свое потомство от Киева, принимая Днепр границей.

Ольговичи, держав совет, выразили свое неудовольствие и отвечали Всеволоду: "Если ты требуешь от нас блюсти Киев под тобою и под Рюриком, то мы в этом стоим. Если же ты хочешь, чтобы мы отказались от него навсегда, то отвечаем: мы не угры и не ляхи, но внуки одного деда; при вашем животе мы не ищем, а после вас что Бог даст".

Всеволод грозил им войной, они испугались и послали архимандрита Дионисия, "кланяючися и емлючися ему по всей воли его", и Всеволод дал им мир.

Других послов послали они к Рюрику, говоря: "Брат, нам с тобой не было лиха никогда. Нынешней зимой мы не окончили ряда с тобой и Всеволодом, но ты к нам близок: целуй нам крест, что не будешь с нами воевать до тех пор, пока мы уладимся или не уладимся с Всеволодом и Давыдом".

Рюрик согласился "не возставать на рать до ряду", и водил их к кресту на том же, распустил дружину и отослал диких половцев.

Но Ярослав изменил присяге и, не дождавшись переговоров, послал своих племянников на зятя Давыдова воевать Смоленскую область.

Давыдовы полки, с племянником его Мстиславом Романовичем, по недоразумению, были разбиты. Олег звал дядю Ярослава из Чернигова: "Мстислава взял я в плен, и полки его победил. Смоленские пленники говорят, что братья их не хороши с Давыдом. Приезжай скорее сюда не стряпая с своими. Такого времени не будет. Мы возьмем ныне честь свою".

Ярослав, обрадованный, поспешил к Смоленску.

Рюрик возвратил ему крестные грамоты и угрожал напасть на Чернигов.

Ярослав вернулся и старался оправдаться, слагая вину на Давыда, который помогает своему зятю. Рюрик призвал половцев и начал войну. Ярослав жаловался: "За что, брат, начал ты воевать мою волость и руки полнить поганым. У меня с тобою ни в чем не разошлося, и я Киева под тобою не ищу. Давыд посылал Мстислава на моих сыновцев и Бог их рассудил: я отдам тебе Мстислава без выкупа по любви. Целуй же крест мне и введи меня в любовь с Давыдом. Если Всеволод хочет с нами уладиться, то уладится, а ваше дело сторона с братом Давыдом".

Рюрик потребовал пропуска для своих послов к брату Давыду и великому князю Всеволоду.

Ярослав, подозревая Рюрика, что тоже хочет против него договариваться, не пускал послов через свою волость. Ольговичи перекрыли все пути.

Война продолжалась все лето до осени. Всеволод во исполнение своего обещания Рюрику, пришел (1196) воевать Черниговскую и Северскую волости и соединился на пути с Давыдом смоленским.

Они заняли и пожгли города вятичей. Ольговичи были поставлены в затруднительное положение. Ярослав велел двум Святославичам запереться в Чернигове, Олегу и Глебу принять меры для обороны других городов от Рюрика, а сам с братьями и племянниками, дикими половцами, отправился против Давыда и Всеволода, стал, прикрывшись своими лесами, на реках велел сжечь мосты и послал мужа к Всеволоду и Давыду: "Брат и сват, ты взял нашу отчину и наш хлеб: если ты хочешь быть с нами в любви и учинить ряд правый, то мы любви не бегаем и станем на всей твоей воле; а если ты умыслил что-нибудь - мы готовы на бой".

Всеволод изъявил согласие помириться, хотя Давыд всячески его отговаривал и побуждал идти на Чернигов.

Всеволод поставил условие - отпустить Мстислава Романовича, выгнать Ярополка из своей земли и отступиться от Романа волынского.

Ярослав соглашался на все, "ни Киева под Рюриком не искати, ни Смоленска под Давыдом не искати", но не хотел оставить Романа.

Во время переговоров, в 1198 году он скончался, и на столе его сел Игорь Святославич, знаменитый князь северский. Он княжил очень недолго, до 1202 г., так же как и брат его Олег Святославич.

Они сблизились с Рюриком, помогали ему против Романа волынского, который, предупредив нападение, отнял Киев у Рюрика и отправил Ольговичей за Днепр к Чернигову.

В том же году Ольговичи участвовали во взятии и разорении Киева Рюриком.

При посредстве Романа, введены они были, однако же, вскоре, в любовь к великому князю суздальскому.

Всеволод прислал боярина своего Михаила Борисовича привести их к кресту, и Ольговичи послали своих бояр к великому князю привести его к кресту. Роман также целовал крест.

После смерти Романа волынского они хотели было овладеть Киевом (1204), но Рюрик предупредил их. Они договорились идти вместе на Галич. Рюрик дал им у себя Белгород. Общий поход на Галич, в 1205 году, не имел успеха.

В 1206 году все Ольговичи имели сейм в Чернигове. Всеволод Святославич Чермный, предприимчивый и способный, занимал между ними первое место. Соединясь с половцами и смоленскими князьями, они опять пошли на Галич. К ним присоединился и Рюрик со своими сыновьями и племянниками из Киева.

Ополчение разошлось, вследствие помощи угорской, но, на обратном пути, галичане тайно призвали Игоревичей, двоюродных братьев последнего галицкого князя, Владимира Ярославича, которым, таким образом, достался Галич.

А Всеволод Святославич тогда же занял Киев, разослал посадников по городам и вынудил Рюрика удалиться в свой Вручий.

Потом он выгнал и Ярослава Всеволодовича из Переяславля, который отдал сыну.

Началась война Всеволода с Рюриком, в которой принимали участие все их братья, с той и другой стороны. Киев несколько раз переходил из рук в руки. После похода в 1207 году Всеволод выгнал всех князей из русских городов, из Триполя Ярослава Владимировича, из Белгорода Мстислава Романовича, из Торческа Мстислава Мстиславича.

Всеволод, великий князь суздальский, восстал против него: "Разве только им отчина Русская земля, а не нам?"

Он собрался в поход, прослышав о котором, Рюрик напал на Чермного и снова выгнал из Киева.

Ольговичи смирились и прислали с мольбой к великому князю суздальскому Всеволоду митрополита Матфея, "просяче мира и во всем покоряючеся".

Они договорились с Рюриком и отдали ему Чернигов, а себе взяли Киев.

Три года прожил Рюрик в Чернигове.

После его смерти Всеволод Чермный возвратился к прежнему своему намерению. В то время несчастные Игоревичи вследствие смут погибли в Галиче. Он воспользовался этим предлогом и объявил Ростиславичам: "Вы повесили моих братьев в Галиче и положили укор на всех нас: нет вам части в Русской земле".

Те обратились с просьбой к знаменитому Мстиславу новгородскому, который только что перед тем покончил распрю владимирских князей на Липецком поле. Он немедленно устроил союз. На Всеволода нагрянули вдруг: Мстислав Романович из Смоленска с братом, Владимир Рюрикович, Ингварь Ярославич из Луцка, и предводитель ополчения, Мстислав Мстиславич из Новгорода. Всеволод бежал в Чернигов, князья за ним, в бегстве он умер.

Союзники осадили Глеба Святославича, его брата, стояли под Черниговом три недели, опустошили все окрестности и, наконец, заключили мир.

После 1217 года и до 1224 не сохранилось никаких известий в летописях о Чернигове, который, вследствие последних беспрерывных войн, ослабел, видно, до такой степени, что не мог принимать никакого участия в общих действиях.

НОВГОРОД-СЕВЕРСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Новгород Северский, в стране северян, живших по Десне, Семи и Суле, присужден был по решению Любечского сейма второму из оставшихся сыновей Святослава Ярославича, знаменитому Олегу, который, после многих превратностей, водворился здесь с 1097 года и действовал, по большей части, согласно с братьями двоюродными, Святополком и Владимиром.

В Новгороде он и закончил свою жизнь, 18 августа 1113 года, раньше своего старшего брата Давыда, княжившего в Чернигове (1123).

После Олега остались три сына: Всеволод, женатый на дочери великого князя Мстислава Владимировича, Игорь и Святослав, женатый в 1109 году, во время путешествия отца к половцам, на Аепиной дочери, Гиргеневой внучке.

Старший, Всеволод, из Новгорода напал (1127) на своего дядю в Чернигове, занявшего братнее Давыдово место, прогнал его в Муром, занял его стол, а потом напал и на киевского князя Вячеслава Владимировича и занял стол великокняжеский (1139).

Братья его, Игорь и Святослав Олеговичи, оставались в Северских странах. Недовольные тем, что Всеволод предоставил приобретенный им Чернигов, вместо них, Давыдовичам, как старшим, пытались расшириться за счет Переяславля и домогались получить себе земли в вятичах, оставленные Всеволодом в своем владении; но Всеволод не пускал их туда, а дал в прибавление только по Киевскому городу. Переяславские их походы окончились ничем.

Игорь сблизился с великим князем, надеясь получить после него Киев, ходил с ним на Галич и в ляхи, стараясь служить и угождать ему. Всеволод умер и, умирая, привел к присяге киевлян и близких князей на верность Игорю.

Святослав ему много помогал; появился сильный соперник в лице Изяслава Мстиславича, призванного самими киевлянами. Игорь был разбит и посажен под стражу.

Давыдовичи, княжившие в Чернигове, издавна враждебные Ольговичам, хотели воспользоваться обстоятельствами и отнять у последнего Ольговича, Святослава, его княжество. С этой целью они предложили союз Изяславу Мстиславичу, занявшему Киев, и просили у него помощи. Святославу Ольговичу они прислали тогда сказать: "Ступай из Новгорода в Путивль, а брата оставь". Святослав отвечал: "Не хочу ни волости, ни иного чего, пустите только брата". Давыдовичи требовали, чтобы он не искал брата, а поцеловал им крест. Святослав обратился за помощью к Юрию суздальскому: "Брата Всеволода Бог взял, послал Святослав сказать суздальскому князю, а Игоря Изяслав полонил. Приходи в Русскую землю, выручи мне брата, а я тебе здесь помощник".

Юрий с радостью ухватился за случай и отправил вперед к Святославу сына Ивана, которому тот тотчас дал Курск с Посемьем, чтобы задобрить еще более его отца и удостоверить в готовности к пожертвованиям.

Тогда же послал он за половцами, к своим дядям, и их пришло к нему триста.

Приехали еще в помощники: один из рязанских родственных князей да галицкий Иван Берладник, по найму за серебро.

Вот с какими средствами Святослав и Юрий ожидали своих врагов.

Враги подступили под Новгород и расположились полками у самой переспы. Начались схватки и приступы. Мстислав Изяславич напомнил Давыдовичам наказ отца дожидаться его прибытия. Князья прекратили нападения и пустились по окрестностям. Захвачены были в лесу по Рахне стада Игоря и Святослава (кобыл стадных три тысячи, коней тысяча), сожжены жита и дворы. Далее разграблено Игорево сельцо, где он устроил себе двор, запасено множество готовизны в бретьяницах, вин и медов в погребах, всякого товара тяжелого - железа и меди. Давыдовичи велели накладывать все на воза себе и воинам, а потом зажечь двор и гумно, где стояло 900 стогов, и церковь Св. Георгия. Потом, соскучась, видно, стоять без дела под Новым городом в ожидании Изяслава Мстиславича, они отошли к Путивлю, о чем и дано ему было знать. Путивльцы бились крепко, хотя князья и обещали не отдавать их в неволю. Наконец, пришел давно ожидаемый великий князь Изяслав с силой киевской. Путивльцы сдались ему немедленно, объявив, что только его дожидались, и просили, чтобы он поцеловал им крест. Изяслав исполнил их желание, вывел посадника, а своего посадил, разделил тамошний двор Святослава на четыре части: скотницы, бретьяницы и весь товар, которого не под силу было и вывезти, - одного меду в погребах было 500 берковцев, вина 80 корчаг. Церковь святого Вознесения была опустошена полностью: взяты сосуды серебряные, кадильницы, колокола, евангелие кованое, книги, платы служебные, все шитые золотом. Все княжение было взято и разделено; челяди отведено семьсот.

От Путивля союзники повернули к Новгороду, о чем дал знать Святославу один муж его отца, перешедший на службу к Владимиру Давыдовичу. Святослав передал полученное известие своим друзьям и сподвижникам, и те посоветовали ему бежать в лесную сторону, потому что сопротивляться в Новгороде не было никакой возможности, без людей и припасов. И Святослав бежал, взяв с собой жену и детей; из дружины одни последовали за ним, другие оставили его.

Изяслав Давыдович в сердцах, что он ускользнул от их рук, выпросился у братьев пуститься за ним в погоню на конях, чтобы захватить его или, по крайней мере, его жену, детей, имение. Братья отпустили с ним дружину, а сами по его следам двигались тихо. Изяслав от Новгорода направил свой путь на Севск и Болдыж. В Корачеве услышал Святослав о погоне и похвальбе Изяслава от взятых в плен берендеев. Узнав, что у него войска только три тысячи, без возов, Святослав решил дать ему бой или сложить свою голову, отдать в плен дружину, детей и жену. Он вышел навстречу, сразился и разбил своего противника, 10 января 1147 года.

Следовавшие князья вскоре узнали о происшедшем. Изяславу Мстиславичу разожглось еще более сердце на Святослава. Собрав своих воинов, он поспешил с братьями на Святослава к Корачеву. Целый день вплоть до ночи шел он вперед, опустошая страну. По дороге собралась к нему разбитая дружина. К полудню пристал и сам разбитый Изяслав Давыдович.

Святослав, не надеясь выдержать второго соединенного нападения, бежал ночью за лес к вятичам.

Великий князь Изяслав, покорив почти все Северское княжество, оставил Давыдовичей. "Я изыскал вам волости, сказал он Давыдовичам, все, чего вы хотели: вот Новгород, вот и все Святославово владение. Что окажется здесь его челяди и товара, то разделим на части, а Игорево все мое". Так и было исполнено.

По удалении великого князя Изяслава Давыдовичи пошли к Брянску. Святослав был тогда уже в Козельске, предупрежденный племянником Всеволодовичем о продолжение преследования, и вышел оттуда к Дедославлю, где оставил его Берладник, взяв за службу двести гривен серебра. Из Дедославля он повернул на Колтеск, куда пришла к нему на помощь от Юрия дружина белозерская. Святослав рассудил тогда пойти на Изяслава Давыдовича, как вдруг занемог Иван Юрьевич, которого он не хотел оставить при смерти, и отпустил свою дружину одну. Утомились и Давыдовичи. Они решили возвратиться восвояси, поручая закончить свое дело вятичам: "Святослав ворог как нам, так и вам, ловите убить его лестью, а также разделаться и с его дружиной; имение же его вам на полон", сказали они созванным мужам и, обремененные добычей, пустились в обратный путь.

Святослав мог вздохнуть спокойно и отпустил своих союзников, половцев, осыпав их дарами.

К прискорбию его, разнемогшийся Иван Юрьевич скончался в понедельник, на Масленой неделе, 24 февраля 1147 г.

К утру приехали два брата его, Борис и Глеб, "сотворили плач велик" и взяли тело его отвезти к отцу в Суздаль.

Святослав отошел в верх Оки и стал в Лобынске, в устье Протвы, куда Юрий прислал к нему послов с дарами великими для него, для его жены и для всей дружины, паволоками и скорою. "О сыне моем не тужи, говорил он, если Бог взял его у тебя, я пришлю тебе другого". Так дорожил Юрий союзом со Святославом, союзом, обещавшим ему Киев, хотя и в дальнем будущем.

В следующем году начались военные действия. Святослав Ольгович воевал Смоленскую область Ростиславову и взял народ голяд, в верху Протвы. Оттуда имел свидание с Юрием в соседней части его владений, в апреле 1147 года.

Потом Святослав вернулся в Лобынск и в Неринске перешел Оку. Там пришли к нему послы из Половецкой земли, 60 человек чади, от его дядей, спросить, как его здоровье, и когда он велит прислать к себе помощь. Святослав пошел вперед не останавливаясь. В Дедославле примкнул к нему отряд половцев, которых он послал воевать в верх Угры, а сам двигался вперед. Посадники Давыдовичей бежали перед ним из городов по пути, и он занял всех вятичей до Брянска, места по Десне, Мценск. Число воинов его увеличивалось беспрестанно: подоспели бродники, наконец, сами дядья и сын Юрия Глеб.

Настойчивые действия Юрия, который собирался идти со значительными силами на Чернигов и Киев, устрашили Давыдовичей, и они оказались вынужденными предложить мир Святославу Ольговичу. Тот с радостью принял их предложение.

Между тем, известие об их измене произвело волнение в Киеве, среди которого несчастный Игорь Ольгович был убит.

Святослав, получив известие о его бедственной кончине, с горькими слезами поведал о ней своей дружине.

Он с прибывшим к нему Глебом Юрьевичем был в то время уже далеко на пути своем к цели. Они приступили к Курску. Сын Изяслава Мстислав должен был оставить город, жители которого объявили ему, как киевляне его отцу, что не могут поднять руки на Мономахова внука, хотя против Ольговичей готовы биться за него и с детьми. Почти все Курское княжество было занято, кроме некоторых отбившихся городов.

Но эти временные успехи не принесли им никакой пользы.

Изяслав Мстиславич с братом Ростиславом поднялись на них со всеми силами и опустошили Черниговские и Северские волости.

Юрий не мог подать им помощи. Страшная опасность угрожала им, - и Давыдовичи вместе со Святославом Ольговичем должны были просить мира у великого князя киевского (1148).

Князья целовали крест в святом Спасе: вражду про Игоря отложить, блюсти Русскую землю и быть всем за один брат.

Но когда Юрий вновь поднялся (1149), Святослав Ольгович постарался уклониться от содействия своим новым союзникам. Когда они потребовали, чтобы он приготовился к войне, он смолчал и не дал никакого ответа послам. Только сказал им: "Ступайте в шатры ваши, я вас позову", - он держал их там неделю, поставя сторожей, чтобы никто не имел с ними сношения, а между тем спрашивал Юрия: "В самом ли деле ты идешь на Изяслава, скажи мне правду, не погуби волости моей, ни введи меня в тяготу".

"Как не идти мне в самом деле, отвечал Юрий, племянник мой Изяслав приходил на меня, волость мою повоевал и пожег, да и сына моего выгнал из Русской земли, он возложил на меня срам; земли своей мщу и честь свою найду, или сложу свою голову".

Святослав, выведенный из сомнения таким ответом, призвал послов и дал ответ: "Воротите мне имение брата моего, и я с вами буду".

Изяслав вновь прислал посла к Святославу сказать: "Брат, ты ведь целовал мне крест отложить вражду за Игоря и за товары его. Что же теперь ты поминаешь ее, когда стрый идет на меня ратью? Теперь надо управить честному кресту. Вижу я, что ты не хочешь быть со мною, ты уже переступил крестное целование, не ходя вместе на Волгу, - а что было со мною! Так и теперь, лишь бы Бог не оставил меня и крестная сила!"

Юрий шел вперед и остановился у Ярышева. Тут примкнул к нему Святослав Ольгович, которого не покидала жажда мести и ненависть к Изяславу. "Брат, сказал он Юрию, всем нам враг Изяслав. Он убил моего брата".

Соединившись, Святослав Ольгович и Юрий послали послов к Давыдовичам, отговаривая их от союза.

Но те не согласились.

Поход Юрия, в котором Святослав Ольгович принимал деятельное участие, был успешен: Киев у Изяслава и Вячеслава был отнят. Юрий тогда дал в награду своему союзнику, кроме Курска с Посемьем, Слуцк, Клецк и всех дреговичей.

Некоторое время Святослав Ольгович спокойно владел Северским княжеством, возвращенным ему после таких усилий. Но вскоре изменились обстоятельства в войне Изяслава с Юрием, и Юрий должен был отказаться от Киева и отойти в Суздаль.

Святослав Ольгович вынужден был договариваться также со своим родом. Одному бороться не было сил. Он послал сказать Изяславу Давыдовичу: "Мир стоит до рати. Мы все братья; отчины между нами две, одна моего отца Олега, а другая твоего отца Давыда. Ты, брат, Давыдович, а я Ольгович: возьми себе все Давыдово, а что Ольгово, то оставь нам, и мы между собою поделимся".

Изяслав Давыдович поступил по-христиански, принял братьев в любовь и возвратил им их отчину (1151).

Но Юрий не успокоился и опять пошел на Изяслава. Святослав Ольгович по дороге должен был принять его сторону. Дела пошли неудачно, и Юрий должен был отложить на время свое намерение. Его половцы ушли на Путивль домой, разоряя по дороге, а Юрий на Новгород Северский и оттуда в Рыльск.

Святослав Ольгович старался удержать его, выговаривая, что он волость его поел, и жита около города потравил, а теперь хочет оставить его на жертву Изяславу, который "придет на меня из-за тебя и прок волости моей погубит" (1152).

Юрий оставил ему только сына Василька с 30 дружинниками и вернулся в Суздаль, повоевав по дороге остальных вятичей.

Новгород, действительно, подвергся сильному нападению великого князя Изяслава Мстиславича, в начале зимы, в феврале месяце, острог был взят после жаркой битвы, и Святослав получил мир только вследствие приближения весны.

После смерти Изяслава Мстиславича, Изяслав Давыдович успел занять Киев и отдал Святославу Ольговичу Чернигов; но когда показался Юрий, Святослав Ольгович отдал ему назад Чернигов, убедив примириться с Юрием (1154).

Святослав Ольгович отнял тогда у Святослава Всеволодовича Сновеск, Карачев и Воротынск за то, что племянник отступал от него во время последних передвижений.

Он еще получил от великого князя Юрия, за свои услуги, Мозырь, - и был спокоен во все время его княжения (1154-1157).

По кончине Юрия, когда Изяслав Давыдович во второй раз овладел Киевом и отдал Чернигов племяннику Святославу Владимировичу, Святослав Ольгович, сговорившись с другим племянником, Святославом Всеволодовичем, пришел отнимать его. Начались переговоры. Было определено сидеть в Чернигове Святославу Ольговичу, а Новгород Северский отдан Святославу Всеволодовичу.

Таким образом, Святослав Всеволодович, скитавшийся до сих пор из страны в страну, служивший то дядям по матери Мстиславичам, то братьям Давыдовичам, то дяде по отцу Святославу Ольговичу, получил, наконец, себе отцовский город (1157).

Он принимал участие в киевских и черниговских делах.

В Новгороде Северском Святослав Всеволодович прожил семь лет и после смерти Святослава Ольговича черниговского, после долгих прений с его сыном, Олегом, получил Чернигов, а Олегу предоставил (1164) Новгород Северский, обещая наделить сверх того его братьев, Игоря и Всеволода. Но не исполнил.

Олег женился на дочери великого князя Ростислава киевского.

Святослав Всеволодович не хотел наделить его и после смерти Святослава Владимировича (1166) во Вщиже, даже посылал на него рать с половцами, а тот ходил на Стародуб, и уже только в уважение ходатайства великого князя Ростислава он получил четыре города.

Олег Святославич постоянно был с ним во вражде, ходил разорять Черниговские волости, а тот, в свою очередь, отплачивал разорением Новгородских.

Олег ходил часто на половцев, бился с Боняком и победил его (1166); разорил земли Козины и пленил его (1167), участвовал в знаменитом походе великого князя Мстислава Изяславича (1168) и в войне против него Андрея Боголюбского (1169).

В 1173 и 1174 годах вел ожесточенную войну с черниговским князем, Святославом Всеволодовичем, который, наконец, подступил к Новгороду, отбил Олегову вылазку, сжег острог и пленил дружину, но дал ему мир.

Последнее время его жизни прошло в мире и тишине. В 1180 году он скончался, и Новгород достался брату, Игорю Святославичу северскому, который был женат на дочери Ярослава галицкого.

Игорь с усердием действовал заодно со Святославом Всеволодовичем черниговским, и, по примирении последнего с Рюриком Ростиславичем, принимал деятельное участие в их походах на половцев.

В походе 1183 года Игорь не хотел уступить первенства переяславскому князю Владимиру Глебовичу, который за то обобрал, возвращаясь, Северские города.

Игорь решил предпринять поход на половцев один, с братом Всеволодом Святославичем и с некоторыми из предводителей черных клобуков. На реке Хирии они долго воевали и причинили большой вред половцам, которых много утонуло со скотом и лошадьми, убегая от руси.

Около этого времени Игорь с честью принял своего зятя, брата жены, Владимира галицкого, которого отец Ярослав прогнал от себя.

Изгнанник, не принятый никем из русских князей, прожил в Путивле два года и потом примирен был с отцом, что могло подать повод впоследствии к избранию Игоревичей на галицкий стол.

В 1184 году Игорь Святославич предпринял особый поход на половцев: "Половцы выходят теперь навстречу русским князьям, сказал он братии, вежи их остались без обороны. Ударим на них". Он пошел с братом Всеволодом, сыном Владимиром и сыновцем Святославом. Когда они были за Мерлом, им встретился отряд в 400 половцев, которые с той же целью выехали воевать Русь. Половцы были разбиты.

В блистательном весеннем походе 1183 года Святослава Всеволодовича, вместе с Рюриком Ростиславичем и прочими русскими князьями, Игорь опять не успел принять участия, к крайнему своему прискорбию.

Осуждая Ярослава, который отказался под предлогом начавшихся переговоров с половцами у его мужа Ольстина Олексича, он сказал: "Не дай Бог отрекаться от похода на поганых - поганый всем нам общий враг".

Потом он начал гадать с дружиной, как бы обогнать полки Святослава. Дружина возразила: "Птицей (потскы) поможешь перелететь в такое время. Муж Святославов приехал к тебе в четверг, а сам он выступить намеревался в воскресенье: как же ты можешь, князь, настичь его?" Игорю было неприятно это возражение, и он хотел поехать полем, возле Сулы, но дорога оказалась неудобной: серен (гололедица) велик, так что нельзя было двинуться воинам, и должно было оставить это распоряжение.

Зато на следующий год Игорь со своими родными снарядил сильный полк. "Хощу бо, рече, копие преломити конец поля Половецкого! С вами, Русичи, хощу главу свою приложити, а любо испити шоломом Дону.

Комони (кони) ржут за Сулою; звенит слава в Кыеве; трубы трубят в Новеграде; стоят стязи в Путивле; Игорь ждет мила брата Всеволода.

И рече ему буй-тур Всеволод: один брат, один свет светлый ты, Игорю, оба есве Святъславичя! Седлай, брате, свои борзый комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти Куряни - сведоми кмети (смышленые молодцы), под трубами повити, под шеломы взлелеяни, конец копия вскормлени; пути им ведоми, яругы им знаеми; луци у них напряжени, тули отворени, сабли изострени; сами скачють акы серы вълци в поле, ищучи себе чти, а князю славы".

Так воспевает певец Слова о полку Игореве.

Брат Всеволод из Трубецка, Святослав Ольгович, племянник, из Рыльска, сын Владимир из Путивля, соединили свои полки. У Ярослава Всеволодовича Игорь испросил Ольстина Олексича, с ковуями черниговскими.

Выступили князья в поход 23 апреля, во вторник. Когда они подошли к реке Донцу, случилось солнечное затмение. "Видите ли знамение, что оно значит?" спросил Игорь своих бояр. Те, поникнув головою, отвечали: "Не к добру это знамение". "Братья и дружина, сказал Игорь, тайны Божией никто не знает, а знамение творит Бог, творец мира. Что сделает он с нами, на добро наше или на зло наше, увидим".

Сказав это, он переправился через Донец и остановился в Осколе на два дня, ожидая брата Всеволода, шедшего другим путем из Курска. Оттуда они пошли к Сальнице. Тут пристали к ним сторожи, посланные ловить языка, и сказали, что видно много половцев в доспехах: "Вам надо или торопиться, или ехать домой - не наше время". Игорь сказал: "Воротиться не бившись, это срам, хуже смерти. Что Бог даст, то и будет".

Решив так, они проехали всю ночь, и на другой день, в пятницу, около обеда, встретили полки половецкие.

Половцы, оставив за собою вежи, в полном числе, от мала до велика, стояли на той стороне реки Сююрлия. Игорь разделил войско на шесть полков: в середине сам, направо Всеволодов полк, налево племянника Святослава, впереди два полка - один с сыном Владимиром, другой Ярослава, ковуи с Ольстином Олексичем, третий - лучники, собранные из всех полков. Игорь сказал: "Братья, сего есмы искале, а потягнем!" С этими словами русские пошли на половцев. Когда они приблизились к реке Сююрлию, выдвинулись половецкие лучники, пустили по стреле в русь и бросились назад, с ними бросились назад и те, которые стояли дальше за рекой. Младшие князья устремились за беглецами, а старшие шли за ними тихо. Половцы пробежали свои вежи, и русские забрали там всякое добро; многие вернулись уже ночью с богатой добычей.

"С зарания в пяток потопташа поганыя пълкы Половецькыя, и рассушясь стрелами по полю, помчяша красныя девкы Половецькыя, а с ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами (?), и япончицями, и кожухы, начяша мосты мостити, по болотом и грязевым местом, и всякыми узорочьи Половецькыми. Чьрлен стяг, бела хорюговь, чьрмна чолка, сребрено стружие (оружие) храброму Святъславичю!"

Между тем, вероятно, была осознана непрочность одержанной победы и опасность, какой подвергались русские воины.

Игорь подал совет немедленно идти назад, одержав победу, стяжав честь и славу. "Половцев слишком много, и прибывает их час от часу; если они и погонятся за нами завтра, то лучшие конники успеют отойти, а с нами что Бог даст".

Святослав Ольгович отвечал дядям: "Я гнал далеко по половцам, и кони мои устали; если я поеду теперь, то должен буду остановиться на дороге".

Всеволод присоединился к его мнению, чтобы тут переночевать. Игорь сказал: "Пусть будет так, но чтобы не пришлось нам здесь умереть".

В субботу на рассвете русские увидели половцев, выступавших "аки борове". Игорь сказал: "Вон, вся земля на нас поднялася".

На совете было положено - сойти с коней и с боем прорываться к реке Донцу: "Если мы побежим, то спасемся; но грех нам оставить черных людей. Смерть или жизнь - но всем вместе".

Они спешились и пошли, крепко сражаясь с утра до вечера. Игорь был ранен в руку, воевода еще прежде его. Многие были побиты в русских полках.

"С зарания до вечера, с вечера до света, летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копия харулажныя, в поле незнаеме, среди земли Половецькыя. Ту кроваваго вина недоста, ту пир докончаша храбрии Русичи. Сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую".

Так прошла суббота. Русские все шли и бились. В воскресенье утром ковуи замешались и побежали. Игорь был в то время на коне, ибо не мог идти по причине раны. Он поскакал к ковуям, чтобы остановить их бегство, и снял шлем, стараясь быть поскорее узнанным; но никто не вернулся, кроме Михалка Георгиевича. Он увидел, что далеко отдалился от полков, и поскакал назад к полкам, которые храбро бились. Бегство ковуев мало расстроило прочих: несколько простых и отроков боярских смялись с ними, - а добрые все бились, двигаясь пешими. Игорь был уже в одном полете стрелы от своих, но половцы окружили его и захватили в плен.

Будучи в руках половцев, Игорь увидел брата Всеволода, бьющегося изо всех сил; оружия у него же почти не осталось. Он шел по берегу озера и оборонялся. "Господи, воскликнул Игорь, дай мне смерть, чтобы не увидеть его падения".

"И так в день Святаго Воскресения наведе на ны Господь гнев свой, в радости место наведе на ны плач, и в веселья место желю на реце Каяле".

Игорь вспомнил о взятии им на щит города Глебова, Переславля, и о разорении, произведенном тогда между христианами. Он считал плен наказанием за свою вину. "Где ныне возлюбленный мой брат, восклицал он, по сказанию летописца, где ныне брата моего сын! Где чадо рождения моего, где бояре думающие, где мужи храборествующие, где ряд полчный, где кони и оружья многоценные? Не от всего ли того обнажихся, и связня преда мя в руки беззаконьнным тем? Се возда ми Господь по беззаконию моему и по злобе моей на мя, и снидоша днесь греси мои на главу мою".

Русское войско все было перебито или пленено.

Игоря взял себе муж, именем Чилбук; Всеволода взял Роман Кзич, Святослава Ольговича Ельдечук в Бурчевичах, а Владимира Копти в Улашевичах. Едва пятнадцать человек русских спаслось, а ковуев еще меньше, потому что все они были окружены полками половецкими, как стенами, и бежать было некуда.

В Посемье случилось страшное смятение, когда разнесся слух о поражении и плене князей: "Что нам делать, без князей и без дружины!" Точно то же было и в Новгороде Северском.

"Въстона Киев испугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлияся по Русской земли, люди бились, как рыба в мотве".

Великий князь киевский думал о мести и собирал отовсюду рати, а половцы "взяли гордость великую" и думали напасть всем народом на Русскую землю.

Игорь содержался в плену. Сторожей при нем было 20 человек, которые, впрочем, исполняли его желания без прекословия. Половцы, чтя его происхождение, давали ему волю, даже отпускали охотиться; особенных слуг было с ним до шести. Совершалась у него и божественная служба. Не надеясь уйти из плена, он привел к себе попа из Руси.

Вдруг один половчин, именем Лавор, предложил Игорю бежать с ним в Русь. Игорь сначала не верил ему и отвечал с прежней гордостью: "Для ради славы не бежал я прежде от дружины, и ныне не славным путем не стану я искать себе спасения". Сын тысяцкого и конюший побуждали его воспользоваться предложением. Думцы говорили: "Мысль высоку и неугодну Богу имеешь ты; но вот воротятся половцы, и потеряешь ты не только славу, но и живот". Игорь уступил их настояниям и сговорился с Лавром через своего конюшего, бежать вечером, потому что днем и ночью стерегли его сторожа. Лишь солнце зашло, конюший пришел сказать князю, что Лавор его ожидает. Это было в пятницу. Ужасен и трепетен, поклонился Игорь образу Божию и кресту честному и, приподняв полу, вылез из шатра. Сторожа, напившись кумыса, играли и веселились, полагая князя спящим. Он дошел до реки, которую перешел вброд, а за рекою приготовлен был конь. Беглецы благополучно миновали вежи.

Через одиннадцать дней они достигли Донца. Оттуда прибыл Игорь в Новгород, к великой радости всех князей, Ярослава черниговского, Святослава киевского и Рюрика Ростиславича.

В 1191 году Игорь ходил на половцев с братьями два раза, - в первый раз с успехом, а во второй, встретив сильное сопротивление, вынужден был отойти.

В 1193 году Игорь похоронил брата, славного Всеволода, о котором летопись говорит: "Преставися князь Всеволод Святославич, месяца Мая, - и тако спрятавше тело его вся братья, во Ольговичех племени, с великою честью и с плачем великим и рыданием: понеже бо в Ольговичех всих удалые рожаем и воспитанием и возрастом и всею добротою и мужественною доблестью, и любовь имеяше ко всим".

Игорь принимал живое участие во всех войнах и переговорах Ярослава Всеволодовича черниговского, относительно Рюрика Ростиславича киевского и Всеволода Юрьевича, великого князя суздальского, и помогал против них Роману волынскому.

После смерти Ярослава Всеволодовича, Игорь, как старший, занял черниговский стол и сблизился с Рюриком Ростиславичем, а в Северских городах остались княжить его сыновья: Владимир, Олег, Роман, Святослав, Ростислав.

Игорь скончался в 1202 году.

По кончине Владимира галицкого, когда все русские князья ходили на Галич, Олеговичи и Мономаховичи, и вынуждены были отойти без успеха, сыновья Игоря Святославича, двоюродные братья, по матери, последнему галицкому князю, Владимиру Ярославичу, призваны были к себе галичанами с обратного пути на стол (1206), владели некоторое время, но, посреди смут, погибли насильственной смертью, кроме Владимира, спасшегося на родину, вместе с сыном Изяславом (1211).

ТМУТОРАКАНЬ

Тмуторакань, варяжское поселение на полуострове Тамани, образуемом двумя устьями Кубани, в Черное и Азовское море, отдано Владимиром Святым его сыну Мстиславу, который помог оттуда грекам уничтожить Хозарскую державу в Тавриде (1022), покорил соседние кавказские племена, ясов и касогов, и потом грозил самому Ярославу киевскому.

Братья разделили между собою всю Русскую землю (1024), приняв Днепр границей. Мстислав тмутораканский поселился в Чернигове, но жил недолго и скончался, не оставив наследников (1076).

По Ярославову делению Тмуторакань досталась второму его сыну, черниговскому князю Святославу, который прислал сюда сына Глеба.

Глеб спокойно мерил, сколько сажен, по льду через пролив от Тмуторакани до Керчи, как вдруг явился ему неожиданный соперник.

Ростислав, удалой сын удалого отца, новгородского Владимира (ум. 1052), проживавший по его смерти в Новгороде ни при чем, подговорил таких же молодцов, как сам, - Вышату, сына воеводы Остромира, Порея и других, - добрался за две тысячи верст от Волхова до Тмуторакани, о котором шла, видно, далекая слава, и выгнал оттуда князя Глеба (1064). Отец, Святослав, пришел на помощь, и племянник, не захотев с ним бороться, отступил. Но лишь тот ушел к себе в Чернигов, как Ростислав опять выгнал своего двоюродного брата и сел на его столе.

Он тотчас начал, - норманнский боевой дух еще держался тогда в князьях, особенно смолоду, - ходить войной по сторонам, брал дань с касогов и других окрестных племен. Греки испугались опасного соседства и подослали своего катапана (начальника), который вскоре вкрался к нему в доверие. Однажды случилось Ростиславу пировать со своей дружиной. Грек вызвался выпить за его здоровье. "Пожалуй", отвечал ему веселый витязь. Катапан отпил половину чаши, а другую подал князю, пустив яд из-под ногтя в напиток. Ростислав выпил и через семь дней умер, 3 февраля 1066 года. Он был положен в церкви святой Богородицы.

Вероломный грек убежал в Корсунь и предсказал там княжую смерть, за что был побит каменьями, когда предсказание исполнилось.

Так плачевно кончилась жизнь молодого Ростислава, и русское владение на юге, на берегах Черного моря, между Константинополем и Кавказом, не удержалось в третий раз, после попытки Святослава и успеха Мстислава, - впредь до четвертого, лет через тысячу?

Ростислав оставил трех малолетних сыновей: Рюрика, Володаря и Василька, которые поддержали славу своего рода и были достойными внуками Владимира и детьми Ростислава.

После смерти Ростислава, Никон великий, сотрудник святых Антония и Феодосия, основавший монастырь на острове, приходил в Киев звать Глеба на стол тмутораканский.

Глеб, через некоторое время ушедший в Новгород, передал стол брату Роману.

После смерти отца Святослава, когда его сыновья были лишены уделов, Олег приходил в Тмуторакань к брату Роману и оттуда, наняв половцев, вместе с Борисом Вячеславичем, ходил на Чернигов, но неудачно (1078).

Роман, с Олегом, повторил нападение (1079), но половцы сговорились с дядей Всеволодом, и на обратном пути убили его. "Суть кости его и доселе там лежат", говорит летописец.

Олег был заточен ими в Царьграде, и Даниил, русский паломник, встретил его на острове Родос, где он прожил два года.

Великий князь Всеволод посадил посадника Ратибора в Тмуторакани.

Остров переходил из рук в руки у праздношатавшихся княжичей: Ростиславичи, возмужав, хотели возвратить себе Тмуторакань, которую могли считать своей отчиной, - и в 1081 году Володарь Ростиславич вместе с Давыдом Игоревичем захватили там посадника Ратибора.

У них отнял Тмуторакань Олег (1083), вернувшись из греческого заточения, перебил хозаров, посоветовавших убить его брата Романа, и сел на столе.

Он прожил десять лет в Тмуторакани и вернулся на родину уже после смерти Всеволода (1093), отняв с помощью наемных половцев Чернигов у Мономаха. Олег остался княжить в Чернигове. С тех пор о Тмуторакани не стало слышно: половцы, усилясь в странах Черноморских, стесняли, вероятно, население русское, так что оно не могло держаться, разбрелось в страхе по разным сторонам, - и княжество погибло.

От Черниговского княжества отделились еще Муромское и Рязанское. О них см. далее.

ПЕРЕЯСЛАВСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Переяславль существовал при Олеге и значится в его договоре с греками (906). Укрепление принадлежит, по преданию, ко времени Владимира Святого, при котором, во время войны с печенегами, отрок Усмошвец, на поединке, "удави Печенезина в руку до смерти, и удари им о землю, и кликнуша, и Печенези побегоша, и Русь погнаша по них секуще, и прогнаша я. Владимир рад быв, заложи город на броде том, и нарече и Переяславль: зане перея славу отрок-от. Владимир же великим мужем створи того и отца его".

По Ярославову делению Переяславль достался третьему, любимому, сыну его, Всеволоду. Волость его граничила к западу с Киевским княжеством, от которого отделялась Днепром, к северу с Черниговским, Северскими городами и вятичами, к востоку с Рязанскими волостями, к югу с кочевьями половцев.

Оно заключало в себе нынешние губернии Полтавскую, Курскую, за исключением Путивльского и Рыльского уездов, и часть Харьковской.

К Переяславскому княжеству принадлежала первоначально страна Залесская с Ростовом, Суздалем, Белым озером.

Род Всеволода сидел по большой части на столе Киевского княжества, и Переяславское княжество предоставлялось тогда, обыкновенно, брату или старшему сыну великого князя, который и действовал с ним заодно.

Переяславское княжество по своему положению подвергалось более всех набегам соседних половцев, и князья должны были быть всегда наготове для их отражения, которому содействовали прежде других великие князья киевские.

С этой целью были поселены на юге и здесь, со стороны Киева, племена восточные, единоплеменные с половцами, торки, ковуи и черные клобуки.

Всеволод, первый князь переяславский, был свидетелем их нападения в самый год отцовой смерти (1054) и заключил мир с князем Болушем, предложив им, без сомнения, какой-нибудь выкуп.

В 1062 г. набежали они с князем Искалом, разбили Всеволода и много воевали по сторонам.

К 1068 году принадлежит их первое сильное нападение на Альте: они совершенно разгромили соединенное русское ополчение, которое вынуждено было спасаться бегством. Вследствие этого великий князь Изяслав был вынужден оставить киевский стол, отданный дружиной его племяннику, заточенному Всеславу полоцкому.

При возвращении его с польской помощью (1069), Всеволод переяславский, вместе со Святославом черниговским, старались его умилостивить.

В 1070 г. заложена была церковь в монастыре Всеволодовом, Св. Михаила.

В 1071 г. новое нападение половцев.

В 1072 году братья перенесли мощи своих дядей, Св. Бориса и Глеба, в новую церковь, построенную в Вышгороде великим князем Изяславом; при этом присутствовал Петр, епископ переяславский.

В следующем году (1073) возникла распря между братьями; Всеволод принял сторону Святослава, и Изяслав вынужден был бежать. Святослав занял Киев, а Всеволоду отдал Чернигов.

Переяславль получил тогда старший сын Всеволода, Владимир Мономах, имевший около 20 лет от роду.

Отец посылал его (1076) в ляхи, на подмогу им против чехов, вместе с Олегом, сыном Святослава.

После смерти Святослава, Всеволод сел в Киеве, в январе 1077 года, впрочем, ненадолго: великий князь Изяслав шел на Киев с новыми силами. Всеволод на Волыни заключил мир, и, уступив Киев возвратившемуся Изяславу, вернулся в Чернигов.

Переяславль оставался в его владении во время княжения в Чернигове и Киеве.

В 1089 году освящена была церковь Св. Михаила митрополитом Ефремом. "Се бо Ефрем бе скопец, высок телом, бе бо тогда многа зданья воздвиже, докончав церковь святаго Михаила... юже бе создал велику сущю, и пристрой ю великою пристроею, украсив ю всякою красотою".

Он заложил на воротах церковь Св. мученика Феодора, также церковь Св. Андрея: "у церкве от ворот, и строение банное (крестильницы), сего же не бысть прежде в Руси". Ефрем заложил также стену каменную около детинца, украсил град Переяславский зданиями церковными и прочими.

Так и в Суздале митрополит Ефрем построил церковь Св. Димитрия и наделил ее селами.

По кончине Всеволода (1093) Мономах остался в Чернигове, а Переяславль отдал брату Ростиславу.

В тот же год, пойдя со своим полком в ополчении великого князя Святополка киевского и Владимира черниговского против половцев, молодой Ростислав разделил с ними несчастную участь, и во время бегства утонул в реке Стугне, на глазах у своего брата Владимира, который напрасно пытался подать ему помощь с опасностью своей жизни.

В следующем году Олег привел половцев на Чернигов. Мономах уступил ему отчину и удалился в Переяславль.

В 1093 году пришли половцы Итларь и Китан к Переяславлю, к Владимиру - на мир. Итларь вошел в город с лучшей дружиной, а Китан остановился с воинами между валами, взяв у князя сына в тали (заложником). Дружина Ратибора, мужа Владимирова, советовала ему перебить Итлареву чадь. Владимир не соглашался, отговариваясь тем, что ходил с ними роте (дал им клятву). "Всегда ходяче с тобою роте, возражала дружина, половцы губят Русскую землю и проливают христианскую кровь. Греха с ними нет". Владимир уступил, и в ту же ночь послал Славяту, мужа, приехавшего тогда к нему из Киева от Святополка для некоего орудья, с торками и малой дружиной, выкрасть сына. Те удачно исполнили поручение, потом убили Китана и перебили его дружину. Это случилось вечером в субботу.

Итларь в ту ночь был со своей дружиной на дворе у Ратибора и не имел помышления о том, что случилось с Китаном; наутро, в воскресенье, Ратибор собрал своих отроков с оружием и велел им затопить истопку. А Владимир прислал своего отрока Бяндюка за Итларевой чадью: "Зовет вас князь Владимир, обувшись, позавтракавши в тепле избе у Ратибора, приходите ко мне". Итларь отвечал: "Буди так". Лишь только взошли они в истопку, двери за ними тотчас заперли, сняли верх, и Олбег Ратиборич, взяв лук и наложив стрелу, ударил Итларю в самое сердце. Тот тут же испустил дух, и дружина его была вся перебита в неделю сыропустную, в воскресенье, в 1 часу дня 24 февраля 1096 г.

Сделав так, добра ждать было нечего. Святополк и Владимир, собравшись с силами, решили сами идти на половцев. Поход их был успешен. С этого времени начинаются согласованные действия великого князя Святополка из Киева с Мономахом из Переяславля.

Они ходили на Олега к Чернигову за связь его с половцами и безучастие в общем русском деле против них. Олег, вынужденный им уступить, появился тогда в Залесской стороне и, победив Мономахова сына Изяслава, захватившего Муром, овладел всеми областями. Изяслав был убит.

Мономах послал из Переяславля сына Вячеслава с помощью, а с другой стороны Олега теснил еще один сын Мономаха, Мстислав новгородский, который, в свою очередь, победил Олега, и, как его крестник, постарался примирить его с отцом.

На следующем, Любечском, сейме, созванном по призыву Мономаха, за ним была утверждена отчина Всеволода (1097).

За сеймом последовало вероломное ослепление теребовльского князя Василька Ростиславича.

Мономах решил наказать отступника, и вместе со Святославичами пошел к Киеву из Переяславля; они вынудили Святополка наказать главного виновника, Давыда Игоревича, пойдя на него войной (1098).

Между тем, Святополк отправился в поход и там, вдруг изменив свое намерение, захотел обобрать Ростиславичей. Может быть, Святославичи согласились поддерживать его за какую-нибудь выгоду или участие в добыче. Но он хотел привлечь на свою сторону и Мономаха, который уехал тогда по своим делам в Ростов. Послы были отправлены к нему и встретили его на дороге.

"Встретили меня на Волге послы от братьи и говорили: пристань к нам и прогоним Ростиславичей, отнимем их волость. Если же ты не пойдешь с нами, то мы будем себе, а ты себе. Я отвечал: гневайтесь как хотите, а я креста преступить и идти с вами не могу. Отрядив их, взял я, прискорбный, в руки псалтирь, разогнул, и вот что мне вынулось: Вскую печалуешь, душе? Вскую смущаеши мя, и прочая. И потом я собрал все сие словца любыя, и сложил по ряду, и написал".

Этот-то случай и подал Мономаху, во время переяславского княжения, мысль описать свою жизнь в так называемом Поучении.

На втором Уветичском сейме (1100) Владимир был отнят у Давыда Игоревича и вскоре предложен Мономаху за Новгород, но это решение не состоялось, вследствие отказа новгородцев.

С Уветичского сейма Мономах еще более сблизился с великим князем Святополком, и они вместе начали свои походы на половцев, вследствие которых Русь вздохнула свободно.

По занятии Мономахом киевского стола, Переяславское княжество было им отдано сыну Святославу (1113), а по смерти его, Ярополку. Ярополк ходил отсюда на Дон, вместе с Давыдовым сыном. Они взяли города: Сугров, Шарукань, Балин. Ярополк привел себе из этого похода жену, "красну вельми, Ясского князя дщерь полонив". Он княжил в Переяславле около двадцати лет, участвуя во всех действиях своего отца и потом старшего брата Мстислава.

В походе на полоцких князей он взял на щит, вместе с черниговским Давыдом, город Друцк (1116), и для плененных дручан построил город Желди.

Переяславское княжество пользовалось при нем спокойствием.

По кончине Мстислава (1132), когда Ярополк стал великим князем, Переяславль переходил из рук в руки. Сначала великий князь отдал его племяннику Всеволоду Мстиславичу, по договору с его отцом, но тот пробыл там только один день, изгнанный дядей Юрием. От Юрия Переяславль отнят и через неделю отдан другому племяннику, Изяславу Мстиславичу, потом брату Вячеславу. Когда Вячеслав удалился в свой Туров, Ярополк поменялся Переяславлем с Юрием на Суздаль, а после Переяславль отдан, вследствие союза с Ольговичами Изяслава Мстиславича, опять ему, а от него Андрею Владимировичу.

Всеволод Ольгович черниговский, став великим князем (1140), хотел отнять у него Переяславль. Начались военные действия.

Подступив к Переяславлю, он послал сказать Андрею: "Изволь идти к Курску". Андрей, посоветовавшись с дружиной, отвечал: "Лучше мне смерть и с дружиной на своей отчине и дедине взяти, нежели Курское княжение: отец мой в Курске не сидел, а в Переяславле. Если тебе, брат, недосыти волости, всю землю Русскую держачи, и ты хочешь еще этой волости, то сперва убей меня, тогда и волость тебе, а живой я из своей волости не выйду. Не дивно это нашему роду: так бывало и прежде. Разве Святополк не из-за волости убил Бориса и Глеба? А долго ли прожил сам после? Здесь лишился живота, да и на том свете осужден на вечную муку".

Всеволод стоял на Днепре и послал к Переяславлю брата Святослава. Андреева дружина встретила его, разбила и преследовала, но князь не пустил ее гнаться далеко за пораженными.

Великий князь нашел себя вынужденным отказаться, хоть на время, от своего намерения, и оставил Переяславль за Андреем. Он потребовал только, чтобы Андрей держал всегда его сторону. Они заключили мир, и Андрей поцеловал крест. В эту же ночь загорелся Переяславль; воины Всеволодовы не тронулись с места. На другой день поутру Всеволод прислал сказать Андрею: "Видишь, я креста не целовал еще тебе, а у вас загорелось, это мне Бог давал, вы сами зажгли. Я мог сделать с вами все, что мне угодно, если бы хотел вам лиха. Смотри же, исправляй, в чем целовал крест. Исправишь, то добро, а не исправишь - рассудит Бог".

По кончине Андрея (1142), Переяславль достался его старшему брату Вячеславу, изгнанному из Турова.

Ольговичи - Игорь и Святослав - ходили на него войной два раза (1042), и были отражены с помощью великого князя и Изяслава Мстиславича, который получил его по новому договору великого князя Всеволода с Вячеславом и остался здесь в продолжение княжения Всеволода, служа ему во всех его начинаниях.

Изяслав Мстиславич, по кончине Всеволода (1146), посадив в Переяславле своего сына, отправился отсюда добывать киевский стол, несмотря на данное зятю слово, в чем и преуспел.

В возникшей войне Переяславль переходил из рук в руки от Изяслава и его сына Мстислава к Юрию и его сыну Ростиславу.

Была пора, когда Юрий, довольствуясь Переяславлем, уступал Киев Изяславу, но тот не соглашался, несмотря на убеждения духовенства. "Я добыл Киева и Переяславля, говорил он, своей головой и уступить не могу". Наконец, Изяслав действительно вынудил Юрия удалиться в Суздаль и отказаться от своих владений на Руси. В Переяславле сел его сын Мстислав.

Но Изяслав вскоре умер (1154). Юрий явился, занял Киев, преимущественно вследствие ссоры великого князя Ростислава, брата Изяслава, с его сыном Мстиславом. Мстислав заподозрил, что дядя выдает его, и сказал: "Так не будь же ни мне Переяславля, ни дяде Киева". Он оставил его полки и удалился в свой прежний Владимир.

Юрий отдал Переяславль сыну Глебу, который и владел им до 1169 года, когда по милости Андрея Боголюбского получил Киев, взятый войсками его сына.

Глеб оставил в Переяславле своего сына, Владимира, еще малолетнего (1169-1187).

При Глебе и Владимире было самое спокойное время для Переяславского княжества, на которое тогда не нападали и половцы, разбитые в самом начале Глебова княжения.

Возмужав, Владимир Глебович отличился в походах на половцев.

В 1183 году переяславский князь послан был Рюриком Ростиславичем из Русской земли на половцев вместе с Игорем Святославичем, ходившим от великого князя Святослава Всеволодовича. Владимир, по праву русских князей, "прося у него ездити напереди полком своим, - князи бе Русции удале (?) бяхуть напереде ездить в Русской земли". Игорь же не дозволял того. Князья рассорились и разошлись. Владимир по пути обобрал Северские города, но в следующем походе принимал уже деятельное участие, так же как и в успешном походе 1183 г.

Когда половцы в отмщение пришли осадить Переяславль (1186), Владимир бился впереди всех, получил много ран, и слал беспрестанно за помощью, которая, наконец, и освободила его от осады.

В походе 1187 г. Владимир Глебович, приехавший к князьям из Переяславля, отпросился у Святослава и Рюрика ездить впереди с черными клобуками. Святославу было обидно отдать ему преимущество перед своими сыновьями, но он должен был согласиться с мнением прочих князей, которые уважали храбрость молодого Владимира, "зане бе муж бодр и дерзок и крепок на рати". Половцы бежали, однако же, за Днепр, и князья отказались от преследования, потому что Днепр разлился. На обратном пути храбрый Владимир Глебович занемог и скончался 18 апреля, оплаканный переяславцами.

После него мы видим в Переяславле князя Ярослава Мстиславича, племянника великому князю владимирскому Всеволоду, и двоюродного брата Владимиру Глебовичу, по известию о его кончине в 1199 г.

В 1202 году великий князь Всеволод владимирский прислал в Переяславль сына Ярослава. "Переяславцы же, поимше князя своего Ярослава от Св. Спаса, поидоша с радостью великою, хваляще Бога и святую Богородицю и святаго Михаила, давшаго им князя, егоже желаша".

Ярослав в 1206 г. ходил на половцев вместе с прочими князьями.

В 1207 г. он был вызываем королем венгерским на стол галицкий, поспешил из Переяславля к Галичу, но, услышав, что Владимир Игоревич приехал уже туда за три дня, воротился.

Всеволод Чермный, заняв Киев на обратном пути из галицкого похода, выгнал Ярослава из Переяславля: "Иди к отцу своему, и Галича под моею братьею не ищи, а не то пойду на тебя ратью". Ярославу не было помощи ни от кого, и он попросил у него мира. Всеволод поцеловал крест, пропустил его беспрепятственно и посадил в Переяславле своего сына Михаила.

Рюрик, поднявшись из Вручего, выгнал их обоих, и, сев в Киеве опять, посадил в Переяславле сына Владимира (1207).

И также ненадолго. Чермный несколько раз брал Киев и, наконец, изгнанный, умер в Чернигове в 1212 г.

Великий князь Юрий владимирский прислал сюда брата Владимира, который в 1215 году женился здесь на дочери Глеба, черниговского князя, и ходил вскоре на половцев, но был разбит ими и взят в плен.

В 1216 г. здесь опять появляется Владимир Рюрикович, вызванный из Переяславля Мстиславом новгородским на помощь против великого князя суздальского. После мы видим Владимира на столе смоленском, а в Переяславль приходили княжить владимирские князья.

От Переяславского княжества отделилось княжество Суздальское или Владимирское.

СМОЛЕНСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Смоленск, город кривичей, существовал до Рюрика. Олег на пути к Киеву овладел им и посадил здесь своего мужа.

Смоленск был известен императору греческому Константину Багрянородному.

Ярослав предоставил Смоленск четвертому сыну, Вячеславу. Он вскоре умер, сын Борис остался малолетним, и Смоленск отдан был братьями Игорю, переведенному из Владимира Волынского, а после его смерти разделен ими на три части.

Некоторое время Смоленск был во владении Давыда Святославича (1093-1097). Потом достался Всеволоду и его потомству. Всеволодов сын, Мономах, посадил здесь сына Святослава, которого вскоре вывел отсюда в Переяславль. Он часто приходил сюда, основал здесь церковь Св. Богородицы, и завещал после внуку Ростиславу, второму сыну его старшего сына Мстислава.

При Ростиславе Смоленск совершенно отделился от Киева и остался в его роде.

Смоленское княжество заключало в себе нынешнюю Смоленскую губернию, с присоединением уездов - Торопецкого от Псковской, Можайского от Московской, и Ржевского от Тверской.

Ростиславу обязан Смоленск своим значением: он построил там церкви и учредил епископию, призвав епископом Мануила, грека, хорошего певца, которому определил десятину из всех княжеских доходов, что составляло с лишком триста гривен или полтораста фунтов серебра.

Грамоты Ростислава, по поводу учреждения епископии в Смоленске, представляют нам важные данные о княжеском управлении и доходах в древней России.

Все время своего княжения он был ревностным помощником отца, дядей, и потом в особенности брата Изяслава Мстиславича.

К отцу водил он смоленские полки на Полоцк (1127), на чудь (1130), на Литву (1131).

Дяде Вячеславу помогал против Ольговичей и опустошил их область около Гомия (1141).

С зятем Всеволодом Ольговичем ходил два раза на Галич (в 1143 и 1145 г.).

Когда Изяслав начал искать себе Киев, Ростислав ревностно служил ему: или ходил к нему на Днепр, или оставался мешать опаснейшему врагу его, дяде Юрию, на пути его из Суздаля (1147-1152) мимо Смоленской области.

В 1147 году противником его, Святославом Ольговичем, взят у него люд Голяд, в верховьях Протвы.

Перед походом братьев на Волгу против Юрия решено было собраться всем в Смоленске.

Пришел Изяслав (1149), и начались пиры в великой любви и веселье, с мужами и смольнянами. Все одарились дарами великими. Изяслав принес Ростиславу, что от Русской земли и царских земель, а Ростислав от верхних земель и от варягов.

В этом году Ростислав принимал деятельное участие в поражении Юрия суздальского на Перепетовом поле, а в следующем году в отражении от Чернигова. Он всегда советовал брату уступить старейшинство дяде Вячеславу, что, наконец, Изяслав и исполнил (1151).

По кончине брата Изяслава (1154) Ростислав был приглашаем дядей Вячеславом на киевский стол, но не смог удержать его. Ростислав пользовался таким авторитетом, что многие князья прибегали к его покровительству, например, рязанские (1155), Святослав Владимирович вщижский (1156). Новгородцы посадили было к себе его сыновей, Святослава в Новгород, а Давыда на Новый Торг (1157).

Он принимал участие и в полоцких делах (1158).

Наконец, после смерти Юрия, Ростислав, призванный во второй раз на киевский стол, предоставил смоленский сыну Роману.

Перед смертью (1158) случилось ему заехать в Смоленск на пути в Новгород для примирения сына с новгородцами. За триста верст начали встречать его лучшие мужи смоленские. Потом встретили его внуки, и, наконец, сын Роман с епископом Мануилом, и чуть ли не весь город, со множеством даров. Из Смоленска он продолжал было путь до Торопца, но вернулся, застигнутый болезнью, встретившись с новгородцами на Луках. Сестра Рогнеда уговаривала его лечь в Смоленске, в своем зданье, но он велел везти себя в Киев к отцу, в его монастырь Федоров, и умер на дороге в Рогнедином селе.

Роман, сын его, помогал Андрею Боголюбскому в его борьбе против Киева и против Новгорода (1169) и получил было на время себе Киев, предоставив Смоленск сыну Ярополку, но княжил там недолго и вернулся домой.

Смоленск, вследствие водворения Ростиславичей на юге, участвовал во всех киевских событиях и походах на половцев. Роман скончался в 1180 году.

Жена его, дочь Святослава Ольговича, так причитала над его гробом: "Многия досады прия от Смольян, и не видя тя, господине, николиже, противу их зла, ни котораго зла воздающе".

За Романом следовал Давыд, проживавший до того в Руси. Княжение Давыда продолжалось семнадцать лет (1180-1197).

И он имел одних врагов и друзей с братом Рюриком Ростиславичем, действовавшим в Русской земле.

В 1185 году был решен общий поход на половцев после несчастья Игоря Святославича северского. Давыду со смольнянами поручено стеречь Русские земли. Он остановился у Триполя, но когда Владимир Глебович из Переяславля спросил помощи, смольняне отказались идти дальше, сказав на вече: "Мы шли до Киева и стали бы биться, если бы здесь была война, а другой войны искать нам нельзя: мы изнемогли".

В 1186 году, в самом Смоленске, случилась эпидемия, причем умерло много лучших людей.

По кончине Святослава Всеволодовича, Рюрик сел на киевский стол (1194). Он пригласил брата Давыда к себе в Киев, как старшего, думать о Русской земле. Давыд отправился из Смоленска по Днепру, в ладьях, был принят с великой честью, угощаем, и сам угощал киевлян, монастыри, черных клобуков, "и ряды все уконча о Русской земле и о братье своей, о Владимири племени".

Ростиславичи вместе с великим князем Всеволодом суздальским, потребовали от Ольговичей, чтобы они за все свое потомство отказались от Киева и Смоленска; те не захотели принимать на себя такой обязанности, вследствие чего возникли междоусобия.

Великий князь суздальский договорился действовать заодно с великим князем киевским.

Зять Рюрика, Роман волынский, принял в войне участие, держа сторону Ольговичей.

Ярослав Всеволодович черниговский прислал своих племянников к Витебску (1193), не дождавшись конца переговоров, вопреки условию. Они воевали Смоленскую область. Полоцкие князья пришли на помощь к Ольговичам. Давыд выслал на них племянника Мстислава Романовича. Противники сошлись на второй неделе поста, во вторник. Ольговичи отоптались в снегу, потому что снег был велик, и выстроили свои полки. Мстислав Романович бросился на них и сшибся с Олеговым полком. Стяги Олеговы были повержены, и сын его Давыд иссечен. Против полоцкого полка поставлен был смоленский полк с тысяцким Давыдовым Михалком. Смольняне не выдержали, побежали назад. Полочане, заметив, что Мстислав одолевает Олега, не стали преследовать их, а, повернувшись, ударили в тыл полка Мстислава. Мстислава не было тут: он погнался вперед за Олегом, считая победу решенной, и думал возвратиться к своим, а попал в середину врагов, которые, полочане, и взяли его в плен. Прочие полки, вернувшись из преследования и не видя своих стягов, захваченных полочанами, испугались и бежали в Смоленск к Давыду. Тогда вернулся и Олег, выпросил себе от полочан плененного Мстислава Романовича и послал весть к дяде Ярославу в Чернигов, зовя его против Давыда: "Полк его победили, Мстислава взяли в плен, и сказывают смольняне, изойманые, что братья их живут недобре с Давыдом. Лучше этого времени не выбрать для нападения". Они все сбирались было пуститься к Смоленску изъездом.

Но Рюрик послал к Ярославу черниговскому навстречу из Вручего крестные грамоты: "Если ты поехал убить моего брата и обрадовался случаю, то ты соступился ряду и нарушил крестное целование. Вот тебе крестные грамоты. Ступай к Смоленску, а я приду к Чернигову. Пусть нас рассудит Бог".

Ярослав, получив их, вернулся от Смоленска и винил за витебское дело Давыда, который помогал своему зятю.

И в следующем году была разорена Смоленская область Романом волынским, союзником Ольговичей.

Великий князь Всеволод выступил, наконец (1196), в поход против Ольговичей с большой силой и соединился с Давыдом смоленским. Ольговичи смирились и начали переговоры с Всеволодом о мире. Он согласился с условием, чтобы им не искать Киева от Рюрика, и от Давыда Смоленска, к неудовольствию последнего, ибо он не хотел, чтобы мир был заключен отдельно от Рюрика. "Давыд же не любяшеть мира, но пущашеть и поити к Чернигову, река ему: Како еси был умолвил с братом своим Рюриком и со мною, аже совокупитися у Чернигова всим, да любо быхом умирилися все на всей воле своей; ты же ныне ни мужа своего еси послал ко брату своему Рюрикови, и ни своего прихода поведаеши ему, ни моего; а умолви с ним мужем своим, а переже весны доспев седети и воеватися со Олговичи, а вести от тебя ждати правой. Он же ныне воюется с ними, и волость свою зажегл тебе деля; а ныне без его думы хочем миритися. А, брате, повидаю ти, сего ти мира зде не улюбит брат мой Рюрик".

Поход прервался. Давыд возвратился в Смоленск и вскоре скончался в 1197 г. 25 апреля. Он положен в церкви Бориса и Глеба, основанной его отцом. Больного, велел он себя нести в монастырь на Смядине и принял там монашеский чин.

Давыд перед кончиной стол свой отдал племяннику Мстиславу Романовичу, а сына Константина послал в Русь, брату Рюрику на руки.

Мстислав Романович склонялся некоторое время на сторону Ольговичей и просил о том прощения у великого князя суздальского (1205).

Он ходил с Ольговичами на Галич (1206).

Но когда Чермный захотел выгнать из Руси всех Ростиславичей, то он принял участие со смольнянами в общем ополчении князей против него, под предводительством знаменитого Мстислава новгородского, который незадолго перед тем из Торопца, Смоленского удела, явился в Новгород и решил вскоре распрю его с переяславским князем Ярославом Всеволодовичем.

По дороге смольняне поссорились с новгородцами, которые убили у них одного человека.

Мстислав победил и посадил на киевский стол смоленского Мстислава Романовича.

В Смоленске сел двоюродный брат его Мстислав Давыдович (1212).

Ему принадлежит примечательный торговый договор (1228) с Ригой, Готландом и немецкими городами, из которого видна обширная заграничная торговля Смоленска.

Из уделов Смоленских известен Торопец (в котором княжил знаменитый Мстислав, перешедший отсюда в Новгород, а после в Галич), Витебск, Красный.

ВЛАДИМИРО-ВОЛЫНСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Владимир именем показывает свое основание великим князем Владимиром Святым.

Он находился в стране древлян, имевших еще, сколько известно, города Вручий (Овруч) и Коростен.

По Ярославову делению Владимирское княжество получил пятый сын, Игорь, переведенный в Смоленск на место умершего брата Вячеслава (1057).

Владимир поступил тогда, вероятно, во владение великого князя киевского Изяслава.

Брат его, за ним следовавший, Всеволод, отдал Владимир племяннику Ярополку Изяславичу (1078).

Ярополк отлучился к дяде Всеволоду в Киев на велик день в 1084 году. Воспользовавшись его отсутствием, двое Ростиславичей бежали из Владимира, где, видно, жили на хлебах у Ярополка, - и потом пришли с войском и согнали его со стола. Всеволод прислал тогда сына Мономаха восстановить порядок, что тот успешно и исполнил. Ростиславичи должны были удалиться. В этом же году Всеволод отдал владимирский город Дорогобуж Давыду Игоревичу, а города Червенские, к области Владимирской прежде принадлежавшие, Ростиславичам (1084), которые приставали к нему за волостями.

Ярополк, "послушав злых советник", может быть, за этот выдел собрался идти на дядю, но тот предупредил его, прислав опять с войском сына Мономаха. Владимирский князь бежал в ляхи, оставив жену и дружину в Луцке. Мономах подступил к Луцку, и лучане сдались ему. Он отправил мать, жену и дружину Ярополка в Киев, а во Владимире посадил Давыда Игоревича из Дорогобужа.

В следующем году (1086), Ярополк возвратился из ляхов (вероятно, с помощью) и заключил мир с Мономахом, который предоставил ему опять Владимир.

Пересидев некоторое время во Владимире, он поехал зачем-то в соседний Звенигород. "Лежащю и ту на возе, саблею с коня прободе и (проклятый Нерадец), месяца Ноября в 22-й день, и тогда воздвигнувся Ярополк, выторгну из себе саблю, и возопи великим гласом: ох, тот мя враже улови". Тело Ярополка отроки его Радко, Вънкин и многие другие, положили на коня перед собой и отвезли во Владимир, а после в Киев.

Было ли это убийство действием личной вражды или по чьему-то научению, остается неизвестным. Ростиславичи подозреваются потому, что убийца нашел убежище в Перемышле у старшего из них, Рюрика, и великий князь Всеволод ходил вскоре войной к Перемышлю; но они не получили никакой пользы от смерти Ярополка. На Давыда Игоревича падает подозрение, потому что ему достался Владимир, и что он хотел овладеть и Червенскими городами (1086).

Прошло несколько лет. Давыд владел Владимиром, Ростиславичи Червенскими городами, а на Днепре происходили междоусобные войны, с одной стороны, между великим князем Святополком и Мономахом, а с другой стороны - Святославичами, войны, подавшие повод к Любечскому съезду (1095). На этом съезде, между прочим, были утверждены владения - за Давыдом Владимир, за Володарем Перемышль, за Васильком Теребовль.

Но не успели разъехаться князья, как возникли между ними новые раздоры. Владимирский князь Давыд Игоревич, по наветам своих бояр, настроил великого князя Святополка против Василька, якобы угрожавшего его Владимиру, в союзе с Мономахом, думающим о Киеве.

Василько был заманен во двор к великому князю и там ослеплен. Давыд увез его во Владимир, "аки некий улов уловив", и посадил его во дворе Вакееве, приставив стеречь его 30 мужей и двух отроков: Улана и Колчко. Все князья восстали на Святополка за совершенное злодеяние. Тот сослался на Давыда, и ему поручено было изгнать виноватого.

Тогда Давыд, в страхе перед угрожавшим нападением, постарался умилостивить Василька и предлагал ему города Всеволож, Триполь или Перемышль, с тем, чтобы он убедил братьев прекратить свои приготовления.

Между тем, слухи о походе князей смолкли, и Давыд вздумал исполнить прежнее, может быть, свое намерение, и отнять у Ростиславичей их уделы, принадлежавшие первоначально к Владимиру, но был встречен Володарем, заперся в Бужске и вынужден был выдать Василька.

В следующем году братья пришли войной, взяли город Всеволож и сожгли его, люди бежали огня и были иссечены по повелению Василька, который сотворил мщение на людях неповинных.

Потом подступили братья под Владимир и послали сказать жителям: "Мы пришли не на ваш город, не на вас, но на своих врагов: Туряка, Лазаря и Василя. Они уговорили Давыда, который послушался их и сотворил зло. Хотите ли биться за них, мы готовы, а если не хотите, то выдайте их". Граждане созвали вече и сказали Давыду: "Выдай сих мужей, мы не хотим биться за них, "а за тя битися можем". Если же ты не хочешь их выдать, так мы отворим ворота, а сам промышляй о себе". Давыд отвечал: "Их нет здесь", и послал их в Луцк. Туряк убежал оттуда в Киев, а Лазарь и Василь вернулись в Турийск. Люди, узнав, что они в Турийске, кликнули на Давыда и сказали: "Выдай кого те хотят, а если нет, то сдаемся". Давыд послал за Василем и Лазарем и выдал их Ростиславичам. Мир был заключен немедленно, в воскресенье. Поутру на заре Василь и Лазарь были повешены и расстреляны стрелами. "Се второе мщение створи(ша), его же не бяше лепо створити, говорит летописец, дабы Бог отместник был". Ростиславичи отошли от города.

Едва успел Давыд избавиться от одного врага, как явился другой - Святополк, великий князь киевский, обратившийся за помощью к ляхам, у которых просил ее и Давыд. Ляхи провели обещаниями обоих. Святополк осадил Давыда во Владимире и, по семинедельной осаде, вынудил его оставить свое княжество, в великую субботу, 1099 года.

Из Владимира пошел было он на Ростиславичей, но был разбит ими и возвратился во Владимир, где посадил своего сына Мстислава, рожденного от наложницы, а другого сына Ярослава послал в угры за помощью. Изгнанный Давыд ушел через Червен в ляхи.

Не найдя помощи у ляхов, он отправился к половцам, и по дороге примирился с Володарем, у которого оставил и жену. Приглашенные половцы уже шли к нему. Они вместе с Давыдом поспешили на помощь к осажденному уграми в Перемышле Володарю, которых привел Ярослав Святополчич. Угры были разбиты, и победители появились под Владимиром. Мстислав был убит стрелой на стенах. Но помощь, пришедшая из Киева, решила дело, впрочем, ненадолго. Давыд, принужденный бежать, возвратился с новой половецкой помощью и взял Владимир, изгнав Святополковых посадников. Он просил себе суда. На Уветичском сейме (10 августа 1100 г.) Давыд был лишен владимирского стола за ослепление Василька и получил себе в удел город Бужск, с придачей от Святополка Дубна и Черторыйска, да от Мономаха и Святославичей по 200 гривен.

Владимир отдан сыну великого князя киевского, Ярославу.

В 1102 этот князь обманом захватил бежавшего двоюродного брата Ярослава Ярополчича на Нуре и привел к отцу в Киев.

В 1111 он принимал участие в походе на половцев.

На протяжении следующих двух лет (1112 и 1113) Ярослав ходил на ятвягов, дикое литовское племя, жившее в лесах, по северо-западным границам Владимирского княжества.

Он женился на внучке Мономаха, дочери его старшего сына Мстислава, но жил с нею нехорошо, за что в 1117 году подвергся нападению великого князя. Шестьдесят дней продолжалась осада. Ярослав покорился и получил мир. Наказав его, Владимир о всем "вели ему к собе приходити, когда тя позову". В следующем году Ярослав отослал, однако же, свою жену, за что дед снова пошел на него ратью. Бояре оставили Ярослава, и он вынужден был бежать оттуда к Болеславу, супругу сестры своей Сбыславы, в угры. Мономах отдал Владимир сыну Роману, а после его скорой смерти - другому сыну, Андрею (1119).

В 1121 году Ярослав приходил к Червену, искать своей отчины, но без успеха.

В 1123 году привел он к Владимиру многочисленное ополчение, ляхов, чехов, угров, к которым присоединились и Ростиславичи; он надеялся быстро взять город. Однажды, в воскресенье рано поутру, разъезжая под стенами, он бранил людей с князем Андреем и говорил: "Это город мой. Если вы не предадитесь и не выйдете с поклоном, то увидите, что будет. Я приступлю завтра и возьму город". Между тем, как он грозился так, готовилась ему смерть. Два ляха, вероятно, им оскорбленные, стерегли его в засаде, на пути возвращения в свой лагерь, и, выскочив оттуда, когда он оказался рядом, смертельно его ранили. В ту же ночь он умер (1123). Владимир остался за Андреем Владимировичем, который перешел отсюда после смерти старшего брата, великого князя Мстислава (1132), в Переяславль, а Владимир, по распоряжению следовавшего брата его великого князя Ярополка, был предоставлен старшему Мстиславову сыну Изяславу. Изяслава новый великий князь Всеволод Ольгович (1139) перевел также в Переяславль; Владимир же отдал он сыну Святославу, за что и началась у него война с галицким князем Владимирком, имевшим виды на эту волость.

Святослав был выведен оттуда Изяславом Мстиславичем, когда этот последний стал великим князем (1146). Ему дано было в удел несколько мелких городов на Волыни: Бужск, Котельница, Межибожье, впрочем, ненадолго. Он ушел к себе на родину в Чернигов, а эти города отданы были великим князем Изяславом Ростиславу Георгиевичу.

Вячеслав получил тогда Пересопницу вместо принадлежавшего ему Турова.

Хотя Изяслав добыл себе Киев, но он сидел там неспокойно и несколько раз находил убежище во Владимире, откуда, в союзе с уграми, опять начинал свои поиски, оставляя во Владимире брата или сына.

В 1149 году, разбитый дядей Юрием Долгоруким, он прибежал во Владимир только с женой, детьми и митрополитом Климом. Он послал за помощью к уграм, чехам и полякам, которые, по родству, и пришли на его зов. Болеслав, король польский, в Луцке возвел многих детей боярских в рыцарское достоинство, "ту пасаше Болеслав сыны боярскы мечем многы".

Великий князь Юрий Долгорукий поспешил встретить своих врагов. Он пришел к брату Вячеславу в Пересопницу. Туда спешила и галицкая помощь с Владимирком. Изяслав выступил из Луцка и расположился станом у села Чемерина, близ города Олыки. Между тем, союзники, угры и ляхи, получили неблагоприятные известия из дома и должны были думать об отступлении, что было весьма некстати для Изяслава. Они хотели, впрочем, на прощанье примирить противные стороны. Юрий и Вячеслав отвечали, что они готовы мириться, но прежде иноплеменники должны были уйти из Русской земли.

Союзники ушли, Изяслав должен был вернуться во Владимир. Начались переговоры, которые не привели к желанному концу, потому что Юрий не соглашался по требованию Изяслава возвратить новгородцам дани: "Выжену Изяслава, говорил он, а волость его всю переиму". Он пошел к Луцку. Начались сражения. Изяслав пришел на помощь из Владимира. Но Владимирко галицкий стал на Полоной между Владимиром и Луцком, "и тако разъеха е". Изяслав прислал ему сказать: "Введи меня в любовь к стрыеви моему и своему свату Дюргеви: яз во всем виноват перед Богом и перед ним". Ростислав Юрьевич и Юрий Ярославич были против него, а Андрей Боголюбский вместе с Владимирком галицким приняли его сторону. Мира хотел и старший брат Юрия, Вячеслав. Он был заключен в Пересопнице. Изяслав уступал Юрию Киев, а Юрий возвращал все дани новгородские по желанию Изяслава; пограбленное по Переяславском полку, стада или челядь, должно было быть возвращено хозяевам.

Изяслав за своими стадами и своим добром послал мужей своих и тиунов, а мужи одни поехали сами, другие послали также своих тиунов. Юрий не дал ничего, и мужи возвратились ни с чем. Тогда Изяслав послал к Вячеславу и Юрию жалобу: "Се, брате, на том семы хрест целовали, кому свое познаваючи имати; ныне же, брате, оже хощети хресту управити, то дай ны Бог пожити; не хощеши ли управити, а то узрим".

Изяслав тотчас начал военные действия, выгнал сына Юрия Глеба из Пересопницы и отпустил его за Корческ, сказав: "Это волость моя по Горыню". Потом отправился к черным клобукам, внезапно занял Киев, откуда Юрий бежал, сговорился с дядей Вячеславом, - но усидел недолго, и подоспевшим на помощь Юрию Владимирком, в свою очередь, принужден был бежать обратно во Владимир. И там стало ему хуже, ибо Владимирко, возвращаясь из-под Киева, занял города Волынские и хотел было овладеть Луцком. Отраженный, отошел он в Галич, продолжая грозить владимирскому князю.

В Пересопнице посадил он сына Юрия Мстислава, замененного на осень (1150) другим сыном, Андреем (Боголюбским), который получил вместе и Туров с Пинском.

Изяслав не мог сделать ничего против Андрея и избрал на время другой образ действий, просил Андрея убедить отца о предоставлении ему страны по Горыню, впрочем, не унывал и послал к венгерскому королю Гейзе брата Владимира звать на Галич, что тот и исполнил, но был упрошен прекратить войну.

Собравшись снова идти на Киев, Изяслав опять послал брата в угры за помощью и с приведенными десятью тысячами угров начал поход. Уклонясь от встречи с подоспевшим Владимирком, он преодолел все препятствия и в третий раз занял Киев.

Владимирко, рассерженный оплошностью Юрия, ушел домой, собирая подать со всех городов Волынских по пути. Женщины должны были вынимать серьги из ушей и гривны с шеи.

Изяслав хотел совершенно изгнать Юрия из Русской земли и просил новой помощи у короля, но ведомые сыном Мстиславом угры были разбиты в Сапогыне.

Мстислав бежал в Луцк. Однако Изяслав справился и один, и заставил, наконец, Юрия окончательно удалиться в Суздаль (1151).

Покончив с Юрием, он хотел покончить также и с Владимирком, надоедавшим ему не меньше Юрия. Король пришел, наконец, по его вызову, и они вместе заставили Владимирка смириться и обещать возвратить Изяславу Волынские города. Король согласился на мир с этим условием, несмотря на возражения Изяслава.

Но лишь только король и Изяслав отошли от Галича, как Владимирко изменил своему слову: Изяслав определил посадников в Бужск, Шумск, Тихомль, Выгошев, Гнойницу, но Владимирко не пустил их туда. Изяслав послал к нему с повторением требования мужа, при котором деятельный князь галицкий, непримиримый враг владимирского, скончался (1152).

Сын Ярослав обещал исполнить требования Изяслава и также не исполнил, за что тот ходил на него войной и одержал перед своею кончиной победу, но не решительную.

Во Владимире Изяслав посадил тогда сына Ярослава, а Мстислав находился при нем в Переяславле, где и остался по прибытии в Киев великого князя Ростислава. Но им обоим не посчастливилось, и Мстислав вернулся из Переяславля на Волынь, сначала в Луцк, а потом в Пересопницу.

Юрий суздальский, заклятый враг его отца, овладев великим княжеством, захотел выгнать его и оттуда и послал войско, так что Мстислав должен был отправиться за помощью в ляхи, оставив в Луцке брата Ярослава.

Дядя Ростислав смоленский, встретившись с великим князем киевским, примирил его с племянниками, которые на зов его пришли в Киев со своими полками и целовали крест. Только Мстислав не поехал, опасаясь, чтобы Юрий не захватил его. Юрий обнадежил его в своей любви и послал к нему мужа с крестным целованием.

Владимирское княжество, оставшись в роде Изяслава, разделилось между его сыновьями, Мстиславом и Ярославом, и братом Владимиром, на три удела: Владимир, Луцк и Пересопницу (кроме Дорогобужа, принадлежавшего Владимиру Андреевичу), и представило тотчас обыкновенные явления времени, то есть междоусобия.

Мстислав Изяславич напал (1136) на дядю Владимира, взял в плен жену и мать его и отправил в Луцк, "всадив я на возы", дружину ограбил и отнял весь товар, привезенный незадолго перед тем Мстиславлею, вдовою, из угор, от дочери-королевы. Владимир бежал в Перемышль.

Но недолго был спокоен и Мстислав во Владимире. На него пришел великий князь Юрий вместе с Ярославом галицким, ища по обещанию Владимир для племянника своего Владимира Андреевича, отец которого, младший сын Мономаха, княжил некоторое время во Владимире. Владимир ходил было из-под Владимира на Червен и приглашал жителей отворить ему ворота: "Яз есмь не ратью пришел к вам, зане есте людие милии отцу моему, а яз вам свой княжич". В ответ "один с города, потягнув, удари его стрелою в горло, но не смертельно. В гневе он повеле воевати много вокруг".

Между тем, Юрий, простояв десять дней под Владимиром, не смог взять его и отступил. Мстислав преследовал его до Дорогобужа, "воюя и жга села, и много зла створи". Юрий, придя в Дорогобуж, сказал племяннику: "Я обещал отцу твоему и тебе искать Владимира, "аче ти есмь Владимира не добыл, а се ти волость", - и дал ему Дорогобуж, Пересопницу и все Погорынские города.

Мстислав Изяславич ходил в следующем году (1158) помогать Изяславу Давыдовичу черниговскому на Юрия, который внезапно умер, и Изяслав Давыдович стал великим князем.

Недолго, впрочем, был Мстислав в дружбе и с ним, приняв сторону Ярослава галицкого, который требовал выдачи Берладника. Мстислав, позарившись, подобно своему отцу, на Киев, возглавил все союзные полки, пошел на великого князя и занял Белгород. Берендеи и торки, находившиеся в стане великого князя, изменили ему и вошли в переговоры с Мстиславом: "аще ны хощеши любити, якоже ны есть любил отец твои, и по городу ны даси по лепшему, то мы на том отступим от Изяслава". Мстислав рад был этой речи, послал к ним отрока своего Олбыря Шерошевича, "и яся им по всю волю их, и роте к ним ходи".

Изяслав, преданный, должен был бежать, а Мстислав, Владимир Андреевич и Ярослав заняли Киев 22 декабря. Мстиславу досталось много добра Изяславовой дружины, золота и серебра, челяди, коней и скота, и все это он отправил во Владимир.

На киевский стол был опять призван дядя Ростислав смоленский, с которым Мстислав много спорил о митрополите. Ростислав не хотел Клима, а Мстислав не хотел Константина. Решено было отстранить обоих и звать третьего из Царьграда. Владимирский князь получил себе, однако же, несколько городов в Киевской области.

Мстислав помог великому князю в 1161 году, при нападении на него Изяслава Давыдовича, но вскоре "розгневався на стрыя своего Ростислава, и много речи вста межи ими". Сын Ростислава Давыд захватил посадника Мстиславова в Торческе. Мстислав осадил Владимира Андреевича в Пересопнице, веля ему отступить от Ростислава, но тот не согласился, и Мстислав вернулся во Владимир.

Владимир Мстиславич, изгнанный из Пересопницы, овладел было Слуцком, но ненадолго, и брат Ростислав дал ему у себя Триполь с четырьмя городами.

В 1163 дядя и племянник помирились. Ростислав возвратил ему отнятые города, а за Триполь дал Канев.

В 1168 г. Мстислав из Владимира, Ярослав из Луцка, Ярополк из Бужска, Владимир Андреевич из Пересопницы, приходили к великому князю в Киев, а оттуда к Каневу, "дондеже взыде Гречник и Залозник".

После смерти великого князя Ростислава братья послали за Мстиславом во Владимир, и он занял великокняжеский стол, столько им желанный, а Владимир достался брату его, Ярославу луцкому (1169).

Недолго, впрочем, усидел Мстислав в Киеве. Он восстановил против себя сильного князя владимирского Андрея, особенно за то, что против его воли отпустил сына Романа княжить к новгородцам. Андрей послал на него многочисленную рать, к которой должны были присоединиться почти все южные князья, и Мстислав, после отчаянного сопротивления, спасся бегством во Владимир.

На следующий год он ходил на Киев с братом Ярославом и галицкой помощью, имел некоторые успехи, но, вследствие ухода галичан, не мог там удержаться и опять вернулся во Владимир, где вскоре и умер, договорившись с братом Ярославом о детях, "да не подозреет волости под ними".

Владимир унаследовал (1171) сын его, молодой Роман волынский, прибывший из Новгорода, после славной своей победы над полками Андрея Боголюбского. Это был знаменитейший из князей волынских. Он женился на дочери великого князя киевского Рюрика Ростиславича.

Роман много воевал с дикими ятвягами, племенем литовским, и прославился между ними своей жестокостью, о которой осталось воспоминание в пословице: "зле Романе робишь, як Литвином орешь".

Узнав о неудовольствии галичан своим князем Владимиром, сыном Ярослава, подговорил их выгнать его, что те и исполнили. Призванный ими на княжение, отдал свой Владимир брату Всеволоду, княжившему в Бельзе (1188).

В Галиче ему, однако, не посчастливилось, и он должен был бежать оттуда перед угорской ратью, под предводительством короля Белы, который принял под свое покровительство галицкого князя.

Владимира брат ему не отдал, и он бежал к ляхам, с которыми был в родстве, и, наконец, к тестю, Рюрику Ростиславичу, великому князю киевскому. После разных превратностей, неудач, он возвратил, наконец, себе Владимир (1188).

Рюрик дал ему еще несколько городов в Русской земле, вероятно, за какие-либо труды его в отношении к литовцам или к половцам.

Города эти были взяты назад вследствие требования великого князя Всеволода, впрочем, с его согласия, что было источником вражды Романа к Рюрику.

Роман обратился к Ольговичам и звал их на Киев. Рюрик прислал ему крестные грамоты. Он обратился за помощью к Казимировичам, своим двоюродным братьям, должен был принять там участие в их войне против дяди Мечислава, был разбит им, и явился к Рюрику с повинной головой, получил от него Полоный и половину Торческа Русского, а вслед за тем ушел опять к Ольговичам.

Область его была за то разорена около Перемиля и Каменца союзниками, а на северо-западе ятвягами, которых, впрочем, он поспешил наказать.

Между тем, Владимир Ярославич галицкий умер, и Роман с помощью союзных с ним ляхов занял во второй раз Галич (1197).

С этого времени Владимирское княжество делило участь Галицкого и, переходя из рук в руки, долго принадлежало племянникам Романа, Александру и Всеволоду Всеволодовичам, и, наконец, досталось сыну Романа Даниилу, который женился на дочери Мстислава галицкого и служил ему во всех войнах с уграми, ляхами и прочими врагами.

Когда Даниил получил Галич, тогда Владимир стал уделом брата его Василька.

Иноземцы вот как описывают Владимир: "Яко така града не изобретох ни в немечкых странах, тако сущу оружником стоящим на нем, блистахуся щиты и оружници подобии солнцю".

От Владимирского княжества отделилось Луцкое, потом Бельзское, Червенское, а прежде Дорогобуж, Пересопница, Овруч. Князья их, число которых умножилось, как и в прочих русских княжествах, участвовали в войнах галицких, киевских, равно как и в походах на половцев.

Кроме двух сыновей Романа, Даниила и Василька, осталось потомство от дяди его, Ярослава, имевшего сыновей: Всеволода, Ингваря, Мстислава, Изяслава, - и от брата Всеволода, с его сыновьями: Александром и Всеволодом.

ГАЛИЦКОЕ КНЯЖЕСТВО

Области, составляющие Галицкое княжество, самое западное из всех русских княжеств, смежные с Польшей и Венгрией, по склонам Карпатских гор, были покорены первоначально Владимиром Святым (981) и присоединены к его киевскому великокняжескому столу.

По его кончине овладел было ими на некоторое время Болеслав, король польский; возвращаясь из Киева (1018), где он помогал зятю своему Святославу, но после него они снова были возвращены великим князем Ярославом при помощи брата его Мстислава тмутораканского (1031).

По разделу Ярослава Червенские города принадлежали к Владимирскому на Волыни княжеству, которое было предоставлено его младшему сыну Игорю (1054), вскоре переведенному в Смоленск и там умершему (1060).

Игореву волость принял во владение его старший брат, великий князь киевский Изяслав, а после него она досталась Всеволоду.

Всеволод (1078) отдал Владимир старшему сыну убитого за него брата, своему племяннику, Ярополку Изяславичу. Червенские же города внучатым племянникам, Ростиславичам, которые оставались после отца, погибшего в Тмуторакани (1066), без владения, жили в доме Ярополка и ходили на промысл в Тмуторакань (1081) и на Владимир (1084), - Рюрику, Володарю и Васильку.

Такой раздел не мог быть приятен владимирскому князю Ярополку Изяславичу, который восстал было и на великого князя Всеволода, но был смирен его сыном Мономахом.

Ростиславичей подозревают даже в предательском убийстве Ярополка на пути в Звенигород (1087), после распри и примирения его с великим князем киевским, на том основании, что убийца, Нерадец, нашел убежище у перемышльского князя Рюрика, за что великий князь Всеволод ходил на него войной.

На Любечском съезде (1097) за Ростиславичами утверждена была их волость, данная великим князем Всеволодом: за Володарем Перемышль, за Васильком Теребовль.

Старший брат их Рюрик перед тем скончался (1092).

Оба князя отличались, даже в то бранное время, воинскими доблестями, и имели обширные замыслы, особенно Василько, который много воевал с ляхами.

Новый владимирский князь Давыд Игоревич убоялся их властолюбия. Ему представилось, что он не удержит за собой Владимир, полученный по решению Любечского съезда, и подговорил против Ростиславичей великого князя Святополка, а может быть, он под этим предлогом хотел присоединить к Владимирскому княжеству Червенские города. Как бы то ни было, в гостях у Святополка в Киеве Василько был ослеплен, увезен и посажен под стражу во Владимире (1097).

Прочие русские князья, во главе с Мономахом, возмущенные этим злодеянием, решили наказать виновного. На великого князя киевского Святополка было возложено это поручение.

Давыд испугался и вошел в сношение с заточенным им Васильком через одно духовное лицо, Василия, прося его преклонить братьев к миру и обещая дать ему город, но Василько отвечал, что у него есть волость - Теребовль, а к Владимиру может послать боярина своего Кулмея. В беседе с Василием несчастный галицкий князь так объяснял свои прежние намерения: "Василько оставил меня у себя, рассказывает этот летописец, выслал вон слугу, сел со мною и начал говорить: "Слышу - Давыд хочет выдать меня ляхам, он не сыт моею кровью, он хочет ее еще! Да, я сотворил ляхам много зла, хотел сотворить еще больше, мстя за Русскую землю! Пускай отдает ляхам - я не боюся смерти. Признаюсь пред тобою откровенно: Бог наказал меня за мое возвышение. Как пришла мне весть, что идут ко мне берендеи, торки, печенеги, я подумал: скажу брату Володарю и Давыду - дайте мне дружину свою младшую, а сами пейте, ешьте и веселитесь. Я пойду зимой на Лядскую землю, летом возьму Лядскую землю и отомщу за Русь. Потом хотел я перевести дунайских болгар и поселить на своей стороне. Потом хотел я проситься у Святополка и Владимира на половцев: либо добуду себе славы, либо сложу свою голову за Русскую землю. Другого помышления не было в сердце моем, ни на Святополка, ни на Давыда; не хотел я зла братьи моей никакого; Бог низложил меня и смирил за мою гордость".

Между тем, наступала Пасха. Не слыхать было ни о какой войне. Давыд обрадовался. Не видя мстителей, он уже думал, что туча прошла мимо, решил воспользоваться своим злым делом и захватить Василькову волость.

Но Володарь, брат Василька, встретил его у Бужска. Давыд не осмелился принять бой и заперся в Бужске. Володарь осадил его. "И нача Володарь молвити: почто зло створив и не каяшися его? Да уже помянися, колико еси зла створил?" Давыд перекладывал вину на великого князя Святополка. "И рече Володарь: Бог свидетель тому, а ныне пусти брат мой, и створю с тобою мир". Давыд с радостью послал за Васильком и, приведя его, отдал Володарю. Мир был заключен, и они разошлись.

Братья, однако же, не считали себя удовлетворенными. В следующем году (1098), мстя Давыду, они взяли его город Всеволож и сожгли. Бежавшие жители были перебиты. Потом осадили Давыда во Владимире и вытребовали у него мужей, которых считали своими врагами-наветниками. Несчастные были расстреляны. Совершив это, Ростиславичи ушли.

Между тем, пришел великий князь Святополк, взявшийся наказать виновного. Выгнав Давыда из Владимира (1099) и обеспечив себя со стороны ляхов, он решил отнять у Ростиславичей их княжество, как принадлежавшее его отцу и брату. Володарь вышел к нему навстречу. Они встретились на поле Рожнем. Василько, подняв над собой крест, сказал: "Ты целовал этот крест, и взял еси зрак очью моею, а теперь хочешь взять и душу мою - пусть же станет между вами этот крест". Началось сражение. Много народу пало с обеих сторон. Некоторые благоверные люди видели крест в небе над Васильковыми воинами. Святополк вынужден был бежать во Владимир. Братья сказали: "Довлеет нам на меже своей стати" - и не пошли далее.

На Уветичском съезде (1100) князей решено было оставить у Ростиславичей один Перемышль, Василька же обязывались князья кормить у себя, "а холопи наша выдайта и смерды". Но Ростиславичи не согласились и смогли удержать за собой свои волости.

Оба брата приняли впоследствии участие во владимирских распрях, стоя в рядах Мономаха против Ярослава Святополчича (1117), которому достался Владимир, а после в рядах Ярослава Святополчича против Мономахова сына (1123).

Володарь был пленен поляками через боярина Петрока и выкуплен Васильком за большой выкуп, незадолго перед смертью.

Братья умерли почти в одно время (1124), оставив по два сына: Володарь - Владимирка и Ростислава; Василько - Григория и Ивана. Между ними началась было тотчас ссора, и Владимирко хотел изгнать брата Ростислава, сторону которого держали Васильковичи. Но этот последний вскоре умер (оставив малолетнего сына Ивана, что после прозвался Берладником), так же, как и один Василькович, за которым последовал и другой (ум. 1140), и вскоре все Галицкое княжество собралось под рукой Владимирка.

Владимирко прокняжил в бесспорном владении почти тридцать лет (1124-1152), и успел значительно усилить, возвеличить свое княжество, в котором стольным городом при нем стал Галич.

Бояре, пребывая постоянно на одном месте, снискали себе значение, какого нигде не имели в прочих княжествах, кроме Новгорода. Соседние примеры, польский и угорский, также могли иметь на них влияние.

Владимирко находился в беспрерывных сношениях с соседями, ляхами и уграми, которым подавал помощь против первых, а также и с великими князьями киевскими и суздальским Юрием Долгоруким, на дочери которого Ольге женил впоследствии единственного сына Ярослава.

Сначала он находился как будто в некоторой зависимости от великого князя киевского, Всеволода Ольговича, и ходил, по его слову, на Вячеслава туровского (1139), потом посылал свои полки в Польшу, на помощь к Владиславу против Болеславичей (1141), также по требованию великого князя киевского: но вскоре рассорился с ним, когда тот отдал Владимир своему сыну Святославу (1142), между тем как он сам имел виды на Владимир и постоянно желал распространить пределы своего княжества за счет Владимирского, которое некогда с Галицким составляло одно целое.

Великий князь собрал многочисленное войско. Все юго-западные князья явились на зов его (1144). Изяслав Давыдович, заходя с другой стороны, занял Ушицу на левом берегу Днестра, к востоку от Каменца, и Микулин. Краковский князь Владислав принял также участие в этом походе. Противники стали одни против других на обоих берегах Серета, близ Теребовля. Русские князья убеждали Владимирка, "нудяще его приехати ко Всеволоду поклонитися; оному же того не хотящю, но и слышати, ниже видети, и не хоть ехати поклонитися ему". Угры пришли к нему на помощь, но не успели оказать никакой пользы.

Неприятели опасались переправляться через реку и начали спускаться вниз по ее течению. Владимирко отступал, имея цель заманить неприятеля в горы и закрыть главные города: Перемышль, Звенигород и Галич. Всеволод переправился через Серет и пустился его преследовать. Владимирко остановился перед Звенигородом, противников разделяла болотистая река Белка. Всеволод велел строить гати и отрядил часть войска зайти к неприятелю в тыл горами со стороны Перемышля и Галича. Владимирко стал перед городом на болонье, но здесь трудно было ему биться, из-за тесноты места. Галичане, узнав об обходе, испугались и сказали: "Мы здесь стоим, а там возьмут наших жен". Владимирко был вынужден искать мира и обратился к брату Всеволода Игорю: "Если ты примиришь меня с братом, то я обещаю тебе помогать про Киев". Всеволод должен был уважить ходатайство брата, и мир был заключен. Владимирко должен был внести тысячу четыреста гривен серебра, "переди много глаголав, а последи много заплатив". Всеволод целовал его с братьями и, примирив к себе, сказал ему: "Вот, отсчитал ты теперь, так уж больше не греши", - и возвратил ему Ушицу и Микулин, занятые вспомогательными войсками.

В следующем году пришел искать себе убежища в Галиче тот польский боярин Петрок, кознями которого пленен был некогда отец Владимирка. Ограбленный, ослепленный, изувеченный, с женой и детьми, он изгнан был из Польши и прибегнул под покровительство галицкого князя (1145).

Между тем, племянник его, Иван Ростиславич, достигнув давно мужского возраста, хотел себе волости. Он жил, как кажется, праздно в Звенигороде. Галичане, недовольные Владимирком, по всей вероятности, бояре, вздумали призвать его к себе на стол, как только закончилась война с Всеволодом. Воспользовавшись отсутствием князя, уехавшего на охоту в Тисменицу, они послали звать к себе Ивана (1145). Тот приехал. Владимирко собрал дружину и осадил его немедля в Галиче. Три недели продолжалась осада. Иван выходил из города биться, и многие пали с обеих сторон; наконец, в неделю мясопустную случилось, что Владимирко отрезал Ивана от города, куда тот не мог возвратиться. Он вынужден был пробиваться сквозь полк и спасся к Дунаю, а оттуда полем бежал к Всеволоду в Киев. Галичане бились еще неделю после бегства Ивана, и, наконец, должны были отворить ворота. Владимирко иссек многих людей, а других наказал различными казнями. Не мог он простить и великому князю за предоставление убежища беглецу. В отмщение взял он город Прилук, в верховьях великого Буга.

Но и Всеволод был не такого рода князь, который мог бы оставить всякое какое бы то ни было действие против себя, без наказания. В 1146 году он опять пришел с многочисленным полком на Галич. Война началась осадой Звенигорода. Острог был сожжен в первый день. Жители, собравшись на вече, решили сдаться, но мужественный воевода Иван Халдеевич, захватив трех зачинщиков, разрубил каждого надвое и выбросил из города. Тем пригрозил и прочим. Звенигородцы начали биться без лести. Всеволод зажег город в трех местах, они погасили, и, восклицая: "Тебя, Бога, хвалим", заставили Всеволода удалиться домой без успеха.

Он собирался идти в третий раз на Галич, но смерть помешала ему.

В междоусобиях киевских, после смерти великого князя Всеволода, Владимирко принял деятельное участие, держа сторону Юрия Владимировича Долгорукого, от которого надеялся так или иначе получить Волынские города в вознаграждение. Он и породнился с ним, женив своего сына на его дочери. Ходив несколько раз со своими полками до Киева, он несколько раз решал судьбу войны, подвергавшейся беспрестанно случайностям.

Его помощь Юрию восстановила против него соперника Юрия, Изяслава Мстиславича, княжившего некогда во Владимире, который, в свою очередь, связанный родством с уграми, водил их несколько раз на Галич, и только различными хитростями Владимирко успевал спасаться от беды.

В 1149 году, когда Юрий выгнал Изяслава из Киева и хотел отнять у него Владимир, Владимирко пришел на помощь к великому князю, стоявшему в Пересопнице у брата Вячеслава. Владимирко с главными своими силами остановился у Шумска, на пути из Кременца к Острогу. Польские и угорские помощники Изяслава должны были, по своим обстоятельствам, идти восвояси, и он остался один против Юрия с его союзниками. Изяслав смирился и явился с просьбой к Владимирку о ходатайстве перед дядей. Владимирко, "ладя е", сказал: "Бог поставил нас волостелями в месть злодеям и в добродетель благочестивым. Как можем мы молиться Богу: Отче наш, остави нам прегрешения наша, яко же мы оставляем. Изяслав вам племянник, как бы сын ваш, не творится пред вами прав, но кланяется и милости у вас просит. Я не прост есмь ходатай между вами. Ангела же Бог к вам не пошлет, а пророка или апостола в наши дни нетуть". Вячеслав туровский пристал к совету галицкого князя, и оба вместе успели убедить Юрия. Мир был заключен в Пересопнице. Юрий не исполнил, впрочем, условий, и Изяслав, посредством быстрых и искусных действий, овладел Киевом.

Владимирко бежал к Юрию за помощью через Болохово, мимо Мунарева, к Володареву. Изяслав, договорившись, между тем, с дядей Вячеславом, вышел навстречу к Звенигороду, но тот уже шел через Перепетово. Через Стугну и Ольшаницу, вверху, они сошлись, и Владимирко, благодаря своей силе, вынудил его войско разбежаться, и едва собственный полк Изяслава уцелел. Тем и доставил галицкий князь Киев опять Юрию, с которым встречался в Печерском монастыре. Киевляне, однако же, не доверяли ему, и увели Юрия в город. Владимирко поклонился гробам святых мучеников в Вышгороде, святой Софии, Десятинной Богородице в Киеве, помолился в Печерском монастыре... "Князья сотворили любовь между собою велику". На Киев Владимирко шел через Подолие к реке Стугне, а из Киева к Горыне и потом к Луцку.

На обратном пути он посадил сына Юрия Мстислава в Пересопнице, занял города, предоставленные ему, вероятно, по договору, и хотел было взять сам Луцк, но граждане отбились.

Изяслав просил помощи у короля венгерского, жалуясь, что Владимирко выгнал его из Киева и грозится придти во Владимир. Король отвечал: "Владимир узнает, кого затронул", - собрал свои полки и пошел войной на Галич, а приятели из угров дали о том знать галицкому князю. Вероятно, этот отряд вступил в окрестностях города Дукля, на Решов, мимо Краковской границы. Владимирко стоял тогда у Бельза и, услышав, что король вошел уже в гору, покинул свой лагерь и поспешил с дружиной к Перемышлю. Король, пройдя гору, взял Санок и опустошил многие села около Перемышля. Владимирко увидел, что ему нет возможности отбиться от такой силы, обратился к архиепископу и двум епископам, бывшим при короле, и к мужам его, с золотом и многими дарами, чтобы те уговорили короля возвратиться домой. Они, действительно, успели убедить короля, который, под предлогом наступления морозов, ибо время было о Дмитриев день, оставил галицкие владения.

Избавившись от беды, Владимирко остался при прежнем расположении, то есть с дружбой к свату своему Юрию и враждой к Изяславу. Весной 1131 года король прислал по обещанию помощь к Изяславу, которая вступила, вероятно, в Галицкие пределы по прежнему пути, к Решову, лесами, на Томашов, Крилов и Владимир. Владимирко, со своей стороны, поспешил со своими полками к Юрию на помощь и настиг Изяслава сначала в Пересопнице, потом на Уше. Изяслав, стоя на другом берегу, разложил великие огни и, тем обманув Владимирка, отступил к Мичску. Из Мичска поспешил вперед, захватил врасплох Белгород и появился перед Киевом, откуда Юрий, ничего не ожидая, должен был бежать в Городок, на другую сторону Днепра. Владимирко с Андреем, сыном Юрия, стоя на Уше, ничего о том не знали, - так все это быстро случилось. Они послали проведать, что происходит впереди, сторожей, которые принесли им весть, что Юрий уже в Городце, а Изяслав занял Киев.

Владимирко рассердился и обратился с горькими упреками к Андрею и бывшему с ним двоюродному его брату, Владимиру Андреевичу: "Удивительно княжение свата моего: рать идет на него из Владимира; ты, сын его, сидишь в Пересопнице, другой сын в Белегороде, как же ея не устеречи. Если так вы княжите с отцом своим, так правьте сами, а мне на Изяслава одному идти нельзя. Изяслав вчера хотел со мною биться, на вашего отца идя и ко мне оборачиваясь, - и вот уже он в Русской земле, что же мне делать. Прощайте, идите к отцу", - и, поворотив коней, отошел назад в Галич.

На обратном пути он взял серебро по всем городам. Мичск пригрозил даже взять на щит, если бы граждане не принесли столько, сколько он требовал. Мичане, не сумев набрать столько, повынимали серебро из ушей и с шеи и принесли ему в слитках.

Юрий, однако же, не унывал и собирался с силами. Дела его пошли хорошо, и он послал звать, для лучшего успеха, Владимирка. Владимирко двинулся и по пути узнал, что Мстислав Изяславич, идущий к отцу на помощь с уграми, остановился у Сапогыня, куда Владимир Андреевич прислал много питья из Дорогобужа, и Мстислав пировал и пил с уграми и, получив весть от дяди, передал он ее уграм: "Идет Владимирко". "Ну что же, отвечали угры пьяные, пусть придет, мы подеремся с ним". Мстислав, на ночь расставив сторожей, лег спать с уграми. В полночь прибежали сторожа с криком: "Владимирко идет". Мстислав с дружиной, сев на коней, начал будить угров, а те лежали мертво пьяные. Владимирко ударил на них и перебил множество. Мстислав с дружиной бежал в Луцк.

А Изяслав, между тем, совершенно разбил Юрия за Рутом и вынудил удалиться в свою Залесскую сторону. Владимирку нечего было делать, и он вернулся в Галич.

Изяслав, упоенный успехом, звал короля на Владимирка (1152): "се Владимир Галицкой дружину мою и твою избил; гадай, брат, как нам на себя покор не положити, и отомстить за себе и за дружину".

Король отвечал: "Отче, кланяюсь тебе. Прислал ты мне сказать про обиду галицкого князя: я собираюсь, собирайся и ты. Нам оставить такого дела нельзя, а как Бог даст".

Изяслав послал сына Мстислава вести короля на Галич. Король дал знать: "Я сажусь на коня с сыном твоим Мстиславом, садись и ты".

Плохо приходилось Владимирку.

Изяслав собрался со всеми полками своими и за Дукельской низменностью пошел той дорогой королевской, по которой король приходил с Ярославом Святополчичем на Андрея Мономаховича под Владимир.

За Саном нагнал его посол, сказать, что король его дожидается уже пятый день. Он двинулся к Ярославлю, переправившись через Сан между Лежайском и Крешевым. От короля пришел к нему муж с тысячью воинов. Изяслав поспешил вперед и соединился с зятем, к великой радости обоих. Здесь в шатре начали они думать, как ударить наутро. Полков у короля было семьдесят три, кроме Изяславовых, кроме коней обозных и товарных. Рано король велел ударить в бубны и, выстроив полки свои, сказал Изяславу: "Поезжай со своими полками близ моего полка и останавливайся, где я остановлюсь: добро нам о всем гадати вместе". Изяслав отвечал: "Так буди". Они расположились станом на левом берегу Сана, ниже Перемышля. День был воскресный, а в воскресенье король имел обыкновение ничего не предпринимать. Владимирко со своими полками стоял на правом берегу. Поутру король начал ставить полки свои на бродах. Галичане напротив, "и не могоша стягнути противу Королеви". Изяслав стал выше короля на другом броде. Другие угорские полки еще выше. Все они переправились вброд, ворвались в полки Владимирковы и смяли их. Владимирко, отступив за твердыню, не выдержал, подался. Нападение, стремительное со всех сторон, усиливалось. Он вынужден был бежать и попал было к уграм и черным клобукам, и едва спасся в Перемышль с Избыгневом Ивачевичем. Битва происходила в треугольнике между реками Саном, Вягром и той возвышенностью, на которой стоит Перемышль. Он был бы тогда взят, потому что в городе никого не оставалось, но все воины угорские бросились на загородный двор княжий, на лугу, над рекою Саном, где было много всякого добра.

Изяслав и король стали лагерем перед городом, над рекой Вягром. Владимирко, не видя никакой надежды на успех, начал слать к королю, прося мира, а на ночь отрядил послов к архиепископу и воеводам: "Молитесь обо мне королю, я ранен крепко, каюсь перед королем, что стал против него и сердце повередил ему, но Бог грехи отдает, пусть и он простит мне вину и не выдаст меня Изяславу. Я очень болен, и если умру, поручу сына своего королю. Напомните ему, как я служил отцу его до сыти своим кошем и своими полками, когда тот был слеп, как я бился за него с ляхами. Пусть он все это вспомнит и меня простит". С этими словами Владимирко прислал архиепископу и мужам многие дары золотом и серебром, сосудами и портами. Поутру король, встретившись с Изяславом, поведал ему речи Владимирковы: "Он кланяется и молится, говорит, что ранен и болен при смерти: что ты отмолвишь ему?" Изяслав и слышать не хотел о мире: "Сыну, говорил он, если Владимирко и умрет, то это ему Божья казнь за то, что сступил нам крестного целования. Что он исправил тебе из обещанного и первое, и второе? Да еще и сором положил на обоих нас: нечего ему верить. Дал его нам Бог в руки, так мы должны его взять и волость его отнять". Мстислав, сын Изяслава, которому досталось от Владимирка под Сапогынем, донимал короля еще пуще отца и перечислял все обиды Владимирковы. Но противная сторона, архиепископы и мужи, получившие богатые дары, превозмогли. Король решил: "Не могу его убить, он молится и кланяется, и в винах своих раскаивается; ежели отступит того, на чем теперь крест целует, то как Бог даст: либо мне быть в Угорской земле, либо ему в Галицкой".

Владимирко прислал послов к Изяславу: "Брат, виноват, прости меня и присоедини свою просьбу к королю - простить меня, а мне дай Бог с тобою быти".

Изяслав оставался непреклонен, но вынужден был согласиться с королем, и начались переговоры. Король сказал Владимирку: "На том должен ты целовать крест, чтобы возвратить Изяславу все Русские города, сулжить ему вполне и не отлучаться ни в добре, ни в лихе". Владимирко обещал все.

В шатре у короля собрались все - Изяслав с братом Владимиром и сыном Мстиславом. Решено было послать мужей к Владимирку с крестом. Изяслав не хотел водить его к кресту. Тогда Гейза сказал: "Право ти, отче, молвлю - сей есть крест, на нем же Христос Бог наш восхотел пригвоздитися. Предок наш Стефан достал его по милости Господней. Если он поцелует крест, и в тот час жив останется, - заверяю тебя: либо я голову свою сложу, либо достану тебе Галицкую землю, а ныне убить его не могу". Мстислав сказал тогда королю и отцу: "Вы поступаете по христианской вере честному кресту, отдавая свой гнев, но я вам пред тем же честным крестом объявляю вот что: как вы его ведете ко кресту, так он от крестного целования отступит. А ты, король, своего слова не забудь, что сказал: если он отступит, то тебе у Галича стоять". Король отвечал: "Так и будет. До сих пор отец мой Изяслав звал меня к себе на помощь, а если Владимирко изменит, то я позову отца моего Изяслава к себе на помощь". Мужи королевские отправились приводить галицкого князя ко кресту. Изяслав присоединил к ним своего мужа Петра Борисовича.

Посланные должны были сказать Владимирку: "Бог дал нам тебя и волость твою за твою вину, но ты просишь нас, и мы отдаем тебе гнев, и волости у тебя не отнимаем. Ты должен только возвратить, что захватил, и Изяслава не отлучаться, а быть с ним во всех местах".

Посланные мужи привели ко кресту Владимирка, который лежал как будто изнемогая от ран, а ран у него не было.

Некоторое время король и Изяслав провели вместе в великой любви и великом веселье и потом разъехались: король в угры, Изяслав в Русскую землю.

Придя во Владимир, Изяслав послал посадников в города, на которых целовал крест Владимирко: в Бужск, Шумск, Тихомль, Выгошев, Гнойницу, - и Владимирко их не отдал. Вот он был каков! Изяслав известил короля: "Нам уже не ворочаться, ни тебе, ни мне; я только являю тебе, что Владимирко отступил крестного целования; не забывай же своего слова, что ты сказал".

Владимирко этим не удовольствовался и, услышав, что Юрий опять грозит великому князю киевскому, сам отправился против него, но должен был возвратиться в Галич, узнав, что Изяслав спешит его встретить.

Великий князь киевский справился с Юрием окончательно и прогнал его домой за леса.

Тогда послал он своего мужа Петра Борисовича к Владимирку с крестными грамотами, напомнить о крестном целовании и требовать возвращения Волынских городов, а в противном случае грозить войной. Владимирко отвечал: "Скажи брату, что он напал на меня врасплох и навел на меня короля, так я либо голову сложу, либо сам отомщу". "Но подумай, князь, возразил Петр, что ты целовал крест, и что ты хочешь теперь изменить своей клятве". А Владимирко: "Этот ли крестик малый?" "Мал крест, князь, сказал Петр, но сила его на небе и на земле велика. Ты помнишь ли, что говорил король, как Бог своей волей на том кресте руце свои простерл, и привел и Бог по своей милости к святому Стефану; ты помнишь ли, что говорил король: не будешь жив, если изменишь этому кресту". "Ну, сказал Владимирко, ты поговорил довольно, а теперь ступай вон и возвращайся к своему князю". Петр положил перед ним крестные грамоты и вышел вон; ему не дали ни повоза, ни корма. Он должен был ехать на своих конях. Когда он съехал с княжего двора, Владимирко шел к вечерне к Святому Спасу и с переходов увидел отъезжающего посла: "Поехал муж Русской, сказал он, насмехаясь, отъимав у нас все волости", - и взошел на палати.

По окончании вечерни, Владимирко вышел из церкви, и лишь только ступил он на ту ступень, с которой наругался над Петром, как вскрикнул: "Оле те некто мя удари за плече", - не мог двинуться с того места и готов был упасть. Его схватили под руки и понесли в горницу. Одни говорили, что подступила дна (ломота в костях), другие объясняли иначе, и много было толкований. К вечеру князь Владимир разнемогся сильно и на ночь преставился (1153).

Изяславов муж Петр выехал из Галича и остановился ночевать в селе Болшове. Подходило время к курам, как прискакал к нему детский из Галича и сказал: "Не езди дальше, но пожди, пока за тобой пришлют". Петру было это очень неприятно: ему не хотелось ехать назад в город и принимать там новые оскорбления, и он очень тужил, а детский не сказал ему ничего о княжеской смерти.

Перед обедом прискакал к нему еще детский и позвал в город: "Князь тебя зовет". Петр вернулся в город, въехал на княжий двор и увидел слуг княжьих, идущих к нему навстречу с сеней в черной одежде. Петр удивился, не понимая, что это значит, вошел в сени и увидел князя Ярослава, сидящего на отцовом месте в черной мятле и клобуке. Так и все мужи его. Перед Петром поставили столец. Ярослав взглянул на Петра и расплакался. Петр все еще не знал ничего и спрашивал, что это такое. Ему отвечали, что нынешней ночью Бог князя взял. "Да я вчера поехал, он был здоров". "Он почувствовал удар в плечо, и с той поры начал изнемогать". "Воля Божия, сказал Петр, всем нам быть там". Ярослав объявил Петру: "Мы позвали тебя вот для чего: Бог волей своей сотворил, как ему было угодно. Поезжай же ты к отцу моему Изяславу, поклонись ему от меня и скажи ему: что у тебя с отцом моим было, то знали вы и Бог. Теперь я сижу на его столе и занял его место. Полк его и дружина его у меня, одно только копье поставлено у гроба его, и то принадлежит мне. Кланяюсь отцу моему Изяславу и прошу тебя: будь мне отцом и прими меня, как сына своего Мстислава. Пусть Мстислав ездит подле твоего стремени с одной стороны, а я буду ездить подле твоего стремени с другой стороны со всеми своими полками".

С этими словами он отпустил Петра Бориславича.

Несмотря на обещания, молодой князь галицкий, по полученным примерам, не думал отдавать городов названному отцу. Изяслав не мог перенести такого оскорбления, призвал подчиненных ему князей и пошел на него войной. Ярослав выступил навстречу. Пока воины бились через Серет, он сам пошел к Теребовлю. Ярослав последовал за ним, хотя и не успел помешать его переправе через Гниснов. Полки стали одни против других. Галицкие мужи отослали своего князя в город. "Ты молод, князь, сказали они ему, притом у нас один. Если случится с тобою недоброе, что тогда нам будет делать! Поезжай лучше прочь и смотри на нас издали, как будем мы биться. Отец твой нас любил и кормил, и мы хотим за честь твою и за честь твоего отца сложить свои головы. Если нас побьют, мы прибежим к тебе и затворимся вместе в городе".

Полки сошлись, и была сеча злая, бились противники от полудня до вечера. Произошло смятение, и неизвестно было, кто победил. Изяслав обратил в бегство галичан, спасавшихся в город, а братья его от них побежали: Святополк Владимирович, Владимир Мстиславич и Мстислав Изяславич. При преследовании Изяслав пленил галицких мужей, а галичане Изяславовых. Возвратившись, он поставил на поле стяги галицкие, под которые собралось много галичан, попав в плен к Изяславу. Их набралось больше, чем оставалось у него своей дружины, и он побоялся нападения на другой день из Галича.

Он велел перебить пленников, кроме лучших мужей, уведенных в Киев, в ожидании выкупа. Жестокость, которой он, в сердцах на галичан, посрамил себя в конце своей жизни. "Бысть плачь велик по всей земле Галицкой", свидетельствует летописец.

Он недолго прожил после этой резни (ум. 1153), и молодой Ярослав избавился от опасного врага.

Киевский стол достался, наконец, Юрию Владимировичу Долгорукому, тестю Ярослава. Галицкий князь удержал, вероятно, Волынские города, и помогал Юрию в его походах на Мстислава Изяславича к Луцку (1155), на Владимир (1157), на Изяслава Давыдовича черниговского, на половцев. В благодарность за свои услуги он просил выдать ему двоюродного его брата, Ивана Берладника, который находился в Суздале, и прислал за ним князя Святополка и Коснятина Серославича с многочисленной дружиной. В оковах привезен был несчастный князь, но митрополит и игумены отвели великого князя от такого бессовестного дела: "Грех тебе, целовавши крест, держать его в такой нужде, а ты еще хочешь и выдать его на убийство". Юрий послушался и отправил его, скованного, назад в Суздаль. По дороге перехватил его Изяслав Давыдович черниговский и увел к себе в Чернигов.

Юрий просидел на киевском столе недолго. Он умер в 1158 году, и великим князем стал Изяслав Давыдович черниговский, покровитель Берладника.

Ярослав не считал себя твердым на своем столе, пока жив был этот законный наследник и притязатель на целую половину Галицкого удела, находившийся под покровительством великого князя киевского. Он подговорил всех князей русских и даже лядских, самого венгерского короля, чтобы они были помощниками ему против Ивана, и все обещали, отправили каждый особых послов в Киев, требовать у Изяслава выдачи. Изяслав дал отказ начисто, и вскоре послы отъехали без успеха, но Берладник испугался, бежал из Киева на Дунай, где, может быть, с ведома Изяслава, притеснял рыболовов галицких, захватывал суда и грабил, приняв к себе многих половцев и жителей Берлада. Все вместе пошли они на пределы Галицкие. Иван пошел к Кучелмину, жители которого приняли его с радостью, потом осадили Ушицу, из которой, несмотря на засаду Ярослава, перебежало к Ивану много смердов через частокол. Половцы хотели взять город приступом, но Иван не допустил, и буйные кочевники в сердцах оставили его. Великий князь прислал за Иваном и отозвал его в Киев. Услышав о намерении Ярослава идти на него войной со своими союзниками, волынскими князьями, он составил оборонительный союз, но нападение не состоялось: те, проведав о согласии братьев, отказались от своего намерения.

В следующем году (1159) сам великий князь вздумал идти на Галич, ища волости Ивану Ростиславичу, которого звали галичане, "веляче ему всести на коне: только ты явишь свои стяги, и мы отступим от Ярослава".

Ярослав сговорился с волынскими князьями, имея свои намерения относительно великого князя Изяслава Давыдовича, и дал им свои полки, чтобы идти к нему навстречу. Союзники заняли Белгород, из которого, выходя, бились с Изяславом и, наконец, вследствие измены торков и берендеев, выудили его бежать; таким образом, он лишился Киева и, отказавшись прежде от Чернигова, остался теперь ни с чем.

Берладник бежал, и, вместе с ним, защищал его супругу, осажденную в Выре, и, наконец, очутился оттуда в Селуне, где вскоре умер (1161), вероятно, отравленный подосланными убийцами.

Ярослав остался без соперников владеть спокойно своим богатым княжеством.

В том же 1159 году галицкие полки вместе с волынскими князьями разбили половцев между Мунаревым и Ярополчем и освободили много христианских душ, захваченных ими.

В следующих войнах против Изяслава Давыдовича, Ярослав принимал участие и присылал помощь с Тудором Елчичем к Святославу Ольговичу черниговскому (1159).

В 1161 году великому князю Ростиславу Мстиславичу в войне, в которой погиб Изяслав Давыдович, покровитель ненавистного ему Берладника.

В 1164 году случилось ужасное наводнение в Галиче, и вода выступила из реки Днестра до Быкова болота; потонуло до 300 человек, ехавших с солью из Удеча. Много людей и возов снято было с деревьев.

В 1165 году нашел убежище у князя Ярослава Андроник Комнин, сын Исаакия и брат царствовавшего императора Мануила. Галицкий князь дал ему на содержание несколько городов, и, по примирении его с братом, через присланных двух митрополитов, отпустил в Константинополь с честью, в сопровождении епископа Козьмы и лучших людей.

В 1166 г. Ярослав женил старшего сына своего Владимира на дочери черниговского князя Святослава Всеволодовича.

С великим князем Ростиславом Ярослав оставался в союзе, и в 1167 г. посылал к нему помощь для возведения гречников.

После смерти Ростислава и изгнания Мстислава Изяславича, Ярослав присылал ему пять полков, помогая добыть Киев (1170). Воевода Коснятин Серославич, однако же, оставил его, представив ложную грамоту, повелевавшую ему оставаться только пять дней при Мстиславе, и этим решил судьбу осады Вышегородской.

Ярослав был силен и славен. Княжество его наслаждалось спокойствием, но в семействе у него возникли прискорбные и опасные раздоры: княгиня его Ольга, дочь Юрия, сестра Андрея, им оскорбленная, бежала в ляхи со своим сыном Владимиром, Коснятином Серославичем и многими боярами (1172). Она пробыла там восемь месяцев. Некоторые из оставшихся бояр, державших ее сторону, прислали звать ее домой, обещая захватить князя Ярослава. Сын ее Владимир просил тогда у Святослава Мстиславича, брата Романа, Червна: "Сидя там, мне будет удобно пересылаться с Галичем; если я сяду в Галиче, то я верну тебе Бужск и придам еще три города". Святослав согласился и обещал помогать ему. Когда он отправился с матерью к Червну, пришла к нему весть из Галича от приятелей: "Торопись скорее, отца твоего мы взяли, и приятелей его, Чаргову чадь, избили, а се твой ворог Настаска". Галичане сложили костер, положили на дрова эту несчастную любовницу своего князя и сожгли, а ее побочного сына, Олега, послали в заточение. Князя привели к кресту, чтобы ему жить с законной супругой, - и так было дело кончено.

Но, видно, мир не водворился между супругами. Жена на следующий год (1173) опять бежала с сыном к Ярославу Мстиславичу луцкому, который обещал ему искать волости. Тогда Ярослав галицкий нанял ляхов, не надеясь, видно, на своих, за три тысячи гривен серебром, и потребовал выдачи сына. Ляхи сожгли два города. Ярослав луцкий отпустил Владимира в Торческ, вместе с матерью, к Михалку, ее брату. Оттуда вызывал его тесть Святослав в Чернигов, но Михалко выдал племянника за брата, плененного Ростиславичами, которые предали его отцу. Между тем, несчастная Ольга добралась до Владимира, постриглась там под именем Евфросинии и вскоре скончалась. Положена она у Св. Богородицы Золотоверхой во Владимире.

Но и муж ее, галицкий князь Ярослав, не находил себе покоя. Сын Владимир вел распутную жизнь. Ярослав выгнал его от себя в 1183 году.

Владимир пришел к Роману во Владимир. Роман, не желая портить отношений с отцом его, не дал ему и переночевать у себя; он пошел к Ингварю в Дорогобуж, и тот не принял его, по той же причине; он отправился к Святополку в Туров, к Давыду в Смоленск, Давыд препроводил его к дяде Всеволоду во Владимир. Никто не давал ему убежища; наконец, у Игоря Святославича северского, женатого на сестре его, он был принят с честью в Путивле и через два года примирился с отцом.

Впрочем, отец все-таки не хотел оставлять ему Галича. Умирая (1187) в тяжкой болезни, созвал он к себе мужей своих, Галицкую землю всю, духовенство, нищих и богатых, сильных и худых: "Отцы и братьи, сказал он им, обливаясь слезами, я умираю, согрешил я вам тяжко, сколько никто не согрешал. Простите и отдайте". Прошло три дня. Ярослав велел раздавать имение свое бедным, в церкви и монастыри. Три дня раздавалось оно по всему Галичу, и не могло все быть роздано. Столько было у князя всякого добра. Он сказал мужам своим: "Вот, я одной своей худой головой ходя, удержал всю Галицкую землю, а место свое Олегу приказываю, сыну моему меньшему, Владимиру даю Перемышль". Распорядившись так, Ярослав велел привести к присяге всех мужей, и самого Владимира, чтобы не искать ему под братом Олегом Галича. "Олег был Настасьич, и Ярославу мил, замечает летопись, а Владимир не ходил по его воле, потому и не дал ему Галича". 1 октября он скончался, а 2 положен был в церкви Св. Богородицы.

"Бе же князь мудр и речен языком (видно, в отца, многоглаголивого Владимирка) честен в землях и славен полкы, где бо бяшеть ему обида, сам не ходяшеть полкы своими, но посылашеть я с воеводами, бе бо разстроил землю свою и милостыню сильну раздавашеть" и проч.

Слово о полку Игореве так изображает Ярослава: "Галичькый Осмосмысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе; подпер горы Угорския своими железными полкы, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, мечя бремены (кидая громады) чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текуть; отворяеши Кыеву врата; стреляеши с отня злата стола салтани за землями".

После смерти Ярослава Галицкая земля, усиленная, подобно Суздальской, вследствие своего единения, оставаясь во владении одного рода, при Володаре и Васильке, Владимирке и Ярославе, в продолжение почти ста лет, подверглась одинаковой участи с прочими княжествами. Начались междоусобия, смуты боярские, а потом иноземное и единоплеменное вмешательство.

Мужи галицкие, сговорившись с Владимиром, тотчас преступили крестное целование и выгнали Олега из Галича. Он бежал к Рюрику во Вручий (дальнейшая участь его неизвестна), и Владимир сел на столе. Но не умел на нем удержаться: он не любил думы с мужами, а проводил время в пьянстве и блуде; взял у попа жену и поставил себе женой, от которой прижил двух сыновей. Да и кроме нее, где понравится жена чья или дочь, Владимир насиловал всех.

Соседний князь, Роман волынский, выдавший дочь за его старшего сына, услышав, что мужи галицкие недовольны своим князем, вошел с ними в сговор и всячески старался подговорить их, чтобы они выгнали развратного Владимира, а его приняли к себе на стол. Мужи галицкие последовали совету, собрали полки и восстали на своего князя, но не смогли захватить его, потому что не все были в сговоре, а многие держали еще его сторону. Они послали сказать ему: "Князь, мы восстали не на тебя, мы не хотим только кланяться попадье и убьем её, а ты выбирай, кого хочешь; мы возьмем за тебя". Они пригрозили так, зная наперед, что Владимир не отпустит попадьи, и хотели только иметь предлог, чтобы его прогнать. Владимир испугался, захватил золото и серебро, взял свою любезную с двумя сыновьями и уехал в угры к королю, с частью своей дружины. Галичане отняли у него невестку Романовну и послали за Романом. Роман отдал свой Владимир навсегда брату Всеволоду и сел в Галиче (1188).

Король, между тем, принял изгнанника и со всеми полками пошел искать ему стола. Роман, не ожидавший такого оборота обстоятельств, увидел, что ему сопротивляться не под силу, и с дружиной бежал в свою отчину. Туда не пустил его брат, и он, отправив жену с галичанками к тестю в Овруч на Пинск, обратился к ляхам. Не найдя там успеха, пошел к Рюрику в Овруч с теми мужами, которые приводили его на княжение.

Король Бела, заняв Галич, не отдал его Владимиру, как обещал, а посадил сына Андрея. Несчастного же увел с собой назад и заточил в башне с женой.

Роман, между тем, получив помощь от Рюрика, с сыном его Ростиславом и воеводой Славном Борисовичем пошел на Галич. Передний отряд его хотел занять Пресненск. Жители затворились. Подоспевшие угры и галичане напали на отряд и разбили его. Роман, отпустив шурина, опять поехал к Казимиру, дяде по матери, искать помощи против брата, который не пускал его во Владимир. Но Казимир, тесть Всеволода, не мог дать ее, а дал другой дядя Мешко (Мечислав) Великопольский, и также без успеха. Только уже вследствие угрозы Рюриковой получил Роман свой Владимир, а брат отошел на старое место в Бельз.

Бела не надеялся удержать за собой Галич и предложил великому князю киевскому Святославу Всеволодовичу, с которым имел прежде какие-то сношения, прислать к нему сына. Святослав обрадовался возможности получить Галич и послал туда Глеба. Рюрику, его ревнивому союзнику, это было неприятно, и он, упрекая, помешал предприятию. Князья помирились и решили идти вместе на Галич. Митрополит ободрил их, сказав: "Се иноплеменники заяли вашу отчину, и лепо было б вам потрудиться".

Они пошли, но не могли между собою согласиться в дележе: Святослав предлагал Рюрику Галич, а себе выговаривал всю Русскую землю около Киева, а Рюрик не хотел лишиться Русской земли и предлагал поделиться Галичем. Союзники должны были вернуться, и угры остались владеть Галичем (1189).

Там возникла третья сторона после русской и угорской: члены ее позвали Берладникова сына, скитальца, подобно отцу, жившего у Давыда в Смоленске. Испросившись у Давыда, он поспешил на родину, взял два города на Украйне и оттуда пошел к Галичу, следуя совету галицких мужей. Но другие, чьи сыновья и братья были у короля, крепко держались за королевича. Король прислал к нему сильную помощь, прослышав о замыслах русских князей. Королевич снова привел к присяге всех галичан, подозревая их в сговоре с Ростиславом Берладничем. "Правые целовали крест не ведаюче, а виноватые блюдучеся угров". Ростислав шел в полной уверенности, с малой дружиной, полагаясь на обещания галичан отступить от королевича при первой встрече. Этого не случилось. Спутники его, увидев лесть братьев своих, ушли. Дружина ему сказала: "Князь, ты видишь измену. Ступай прочь". Несчастный отвечал: "Братья! Вы знаете, на чем они крест мне целовали. Если они хотят теперь ловить головы моей, Бог им судья! Не хочу я блудить по чужой земле. Лучше сложить мне голову здесь, на своей отчине". Он бросился на противников. Угры и галичане окружили его, сбросили с коня и, сильно раненого, еле живого, унесли в Галич. Многие из галичан усовестились и хотели, отняв его у угров, приять на княжение. Угры, убоясь, приложили яд к ранам, и несчастный вскоре умер.

Так погиб благородный юноша, разделив судьбу отца и деда, насильственной смертью, лишенный своей законной отчины. Он был погребен в монастыре Св. Иоанна.

Распри у угров с галичанами не прерывались. Угры, испытывая беспрестанно вражду на себе, отвечали ею же и причиняли много зла галичанам, отнимали жен у мужей, насиловали, ставили коней в церкви и избы. Галичанам приходилось тяжко терпеть от иноплеменников (1189).

Между тем, Владимир успел бежать от короля. Ему поставлен был шатер на каменной скале, где держал его Бела с попадьей и двумя детьми. Ночью он изрезал шатер, свил веревки из холстины и спустился по ним вниз на землю. Двое из сторожей помогли Владимиру пробраться в Немецкую землю к императору (Фридриху Барбароссе). Император, узнав, что он племянник сильного суздальского князя, принял его с великой честью и любовью и, приставив своего мужа, послал в ляхи к Казимиру, чтобы тот добыл ему Галич. Владимир обещал платить ему дань по две тысячи гривен серебра в год. Казимир послал его со своим мужем Миклаем к галичанам. Галичане, выведенные из терпенья буйством угров, выгнали королевича Андрея (после двухлетнего господства) и приняли Владимира на Спасов день, 6 августа 1190 года.

Владимир, сев, наконец, на столе отца и деда, кажется, несколько образумился и исправился. Окруженный врагами и сомнительными друзьями, он решил искать себе опоры и защиты в великом князе суздальском Всеволоде Юрьевиче, своем дяде, который в то время слыл за сильнейшего государя на Руси и пользовался общим уважением. Он отправил посольство в Суздаль: "Отче господине, удержи Галич за мною, а я Божий и твой со всем Галичем, из твоей воли не выйду никогда". Всеволод суздальский оповестил всех князей и короля в ляхах и водил их к кресту, что они под сестричичем его Галича искать не будут.

Десять лет прожил Владимир с тех пор, княжа в Галиче спокойно. Страна, после всех своих тревог и волнений, успокоилась и отдохнула.

Владимир умер около 1200 года, и опять начались смятения, продолжавшиеся лет двадцать.

И достался все-таки Галич, хотя и под старость, Роману, который искал его уже почти двадцать лет, приступал к нему много раз и некоторое время владел. Елена, племянница его, княжившая в Кракове, дала ему помощь вместе с сыном своим Лестком. Роман быстрым движением занял Галич и жестоко, по сказаниям современного польского летописца Кадлубка, наказал своих противников и недоброжелателей, подверг их страшным казням. "Чтобы спокойно есть медовый сот, говорил он, надо задавить пчел".

На него выступил тесть, великий князь киевский Рюрик Ростиславич, который также давно зарился на Галич и питал злобу на Романа за его неблагодарность, за оскорбление дочери, которую он еще прежде (1197) бросил и хотел постричь. Может быть, подговаривали его сами галичане, выведенные из терпения жестокостями Романа.

Но между тем как Рюрик искал себе союзников и привел Ольговичей, чтобы идти вместе на Галич, Роман, упредив их, явился внезапно в Русской земле с полками галицкими и владимирскими. Черные клобуки, недовольные Рюриком, собравшись, вышли к нему навстречу. Из всех городов русских люди валили к нему толпами. Он подступил к Киеву. Киевляне отворили ему ворота Подольные, в Копыреве конце. Он послал к Рюрику и Ольговичам на гору сказать им, чтобы Рюрик шел во Вручий, а Ольговичи в Чернигов.

Те должны были согласиться, видя перед собой великую силу (1202).

На киевский стол Роман посадил Ингваря Ярославича, с согласия великого князя суздальского Всеволода, который, видно, еще прежде сошелся с ним, раздраженный против Рюрика.

Той же зимой (1203) Роман ходил, по просьбе императора Алексия Комнина, защитить империю от половцев, опустошавших Фракию. Роман взял вежи половецкие, освободил христианских пленников и захватил много добычи, к великой радости Русской земли и Греческой.

Но Рюрик не мог сидеть равнодушно во Вручем. Он нанял половцев и взял Киев, подвергшийся совершенному опустошению (1204). Не надеясь удержать великокняжеского стола, ушел он, однако же, к себе во Вручий. Туда явился Роман и старался отвести его от Ольговичей и от половцев, обещая исходатайствовать ему Киев. Рюрик поцеловал крест ему, великому князю Всеволоду и его детям (1204).

На следующий год ходатайствовал Роман перед великим князем Всеволодом и об Ольговичах.

Ничем нельзя объяснить этих действий Романа, кроме намерений его ударить всеми русскими силами на половцев, куда он за год проложил себе дорогу.

Поход этот был совершен на зиму (1204): Роман галицкий, Рюрик киевский, Ярослав переяславский и другие князья приняли участие. Ольговичи отряжены были на литву, беспокоившую русские пределы своими набегами. Зима была лютая, и половцы были жестоко наказаны, потерпев великий урон. Русские князья возвратились с огромной добычей, гоня перед собой их многочисленные стада.

В Триполе был общий совет о волостях, по мере того, кто сколько пострадал за Русскую землю. Рюрик заспорил, и Роман вспылил. Будучи сильнее на ту пору всех прочих князей, стремительный, он не знал меры своему гневу - велел постричь Рюрика, его жену и дочь в монашество, а сыновей Ростислава и Владимира увел с собой в Галич.

(Они были отпущены вскоре, по ходатайству великого князя суздальского, который посадил Ростислава, своего зятя, в Киеве).

В это время прибыл к галицкому князю посол Иннокентия III, папы римского. Он старался доказать Роману превосходство латинской веры, но, опровергаемый Романом, искусным в богословских прениях, сказал ему, наконец, что папа может наделить его городами и сделать великим королем посредством меча Петрова. Роман, обнажив собственный меч свой, с гордостью отвечал: "Такой ли у папы? Пока он у меня при бедре, мне не нужно другого, и кровью беру я города, по примеру дедов, что размножили землю Русскую".

Вернувшись из половцев, Роман пошел в Польшу помогать своему двоюродному брату Лешку против дяди Мечислава Старого и взял два города. Мечислав умер. Сын его Владислав Тонконогий был избран вместо него и примирился с Лестком, который обратился с просьбой о том же к Роману. Роман потребовал вознаграждения за убытки, а в залог Люблинскую область.

Отъехав с малой дружиной от своего полка, под Завихвостом, на берегу Вислы, неосторожный витязь был настигнут ляхами и убит. Малочисленная дружина его пала около него (1205).

Так погиб этот знаменитый русский князь, который в молодости отразил блистательную рать Андрея Боголюбского от Новгорода, в старости стал сильнейшим государем на юге, овладел Галичем, располагал Киевом, поразил половцев, защитил Византийскую империю от нападения варваров, смирил ятвягов и литву. Галичане отнесли его тело в Галич и положили в церкви Св. Богородицы.

Волынский летописец поминает его как "приснопамятнаго самодержца всея Руси, одолевшаго всим поганьскым языком, ума мудростью ходяща по заповедем Божиим. Устремил бо ся бяше на поганыя, яко и лев, сердит же бысть, яко же и рысь, и губяше, яко и коркодил, и прехожаше землю их, яко и орел, храбор бо бе, яко и тур. Ревноваше бо деду своему Мономаху, погубившему поганыя Измаильтяны, рекомыя Половци".

А Слово о полку Игореве так говорит, обращаясь к Роману и брату его: "А ты, буй Романе и Мстиславе! храбрая мысль носит ваш ум на дело; высоко плаваеши на ветрех ширяяся, хотя птицю в буйстве одолети. Суть бо у ваю железныи папорзи (верхняя часть брови), под шеломы Латинскыми. Теми тресну земля, и многы страны; Литва, Ятвязи, Деремела, и Паловци сулици своя повергоша, а главы своя поклониша подътыи мечи харалужныи".

Vir strеnuus еt rоbustus (муж ретивый и крепкий), называет его византийский летописец Никита Хониат, описавший помощь его грекам против половцев.

Роман оставил двух сыновей от второй жены, которую летопись называет ятровью Андрею, королю венгерскому, и Лестку Белому, королю польскому, Даниила, четырех лет, и Василька, двух лет. Галичане присягнули им.

Рюрик, услышав о смерти своего врага, скинул тотчас монашескую одежду, нанял половцев и поднялся на Галич вместе с подговоренными Ольговичами.

Вдова Романовая, вероятно, угорская княжна, услышав о грозе, обратилась с просьбой о заступничестве к родственнику своему, Андрею, королю венгерскому, который продолжал еще называться и галицким. Свидание было в Саноке.

Андрей принял Даниила как "милаго" своего сына и в охранение осиротелого семейства дал свою значительную засаду, Мокия великого, слепоокого, Корочуна, Воплта и сына его Витомира, Благиню и иных угров, при которых галичане, не любившие Романа, следовательно, и детей его, не могли причинить им никакого вреда, точно так как и Рюрик, по крайней мере, на первых порах.

Бояре галицкие и владимирские встретили его в Микулине на реке Серете, сразились и вынуждены были отступить. Но в Галиче Рюрик нашел встречу сильнее и должен был удалиться в Русь без успеха.

В следующем году (1206) собрались Ольговичи на сейм в Чернигове и решили опять идти на Галич с половцами. Они соединились в Киеве с Рюриком и его детьми, который пригласил берендеев.

С другой стороны, Владимиру угрожали ляхи. Галичане опять просили помощи у короля, а вдова, не дождавшись его, решила искать спасения с детьми во Владимире. Король, перейдя горы, загородил дорогу ляхам и смирил их. Они отошли прочь. Русские князья, также услышав о движении короля, остановились и не смели идти далее. Они стояли несколько дней без действия. Король, сговорившись с галичанами, послал в Переяславль звать Ярослава, сына Всеволода, сильнейшего князя на Руси. Он ждал две недели. Между тем, ни русские князья не подступали к Галичу, ни король. Наконец, они все устали и разошлись: король за горы, князья домой в Русь. По удалении короля, галичане испугались, чтобы они не пришли назад. Боярин Володислав с братом, кормиличичи (сыновья кормильца) изгнанные покойным Романом и теперь вернувшиеся в Галич, указали на Игоревичей, - хваля их достоинства, - племянников последнему галицкому князю Владимиру, сыновей его родной сестры, бывшей за Игорем Святославичем северским.

Тотчас послано было за Владимиром, бывшим с союзным, отступавшим войском, только еще в двух днях пути. Укрывшись от братьев, он прискакал в Галич и был посажен на стол, а брат Роман в Звенигороде. Ярослав Всеволодович также приехал, но уже поздно: три дня как Владимир был в Галиче, и Ярослав должен был вернуться в Переяславль.

Владимир, по совету некоторых бояр, желая искоренить Романово племя, вслед за княгиней послал попа к владимирцам сказать: "Не останется город ваш на земле, если не выдадите Романовую: возьмите на княжение брата моего Святослава".

Владимирцы хотели убить попа. Некоторые бояре, задумавшие измену, спасли его, говоря: "Не подобает убити посла". Княгиня, проведав о злом умысле предать их, посоветовалась с дядькой Мирославом и ночью бежала в ляхи. Даниила взял дядька на руки, а Василька поп Юрий с кормилицей; вышли они, пролезши через отверстие в городской стене ("дырею граднею"). Несчастные не знали, куда приклонить голову; отец их был убит в ляхах, а Лестко мира еще не заключил.

Однако Лестко не помянул вражды, но с великой честью принял ятровь свою с детьми.

Оставив Василька у себя, он послал Даниила с послом своим Вячеславом Лысым к королю Андрею: "Я не помянул свады Романовой: а тебе он был друг, и ты клялся, оставшись в животе, иметь любовь к его племени. Теперь дети его в изгнанье. Пойдем вместе возвратить им отечество".

А гонитель сирот, Владимир Игоревич, прислал дары Андрею и Лестку, и благодетели успокоились, медля со своей помощью. Даниил остался в Венгрии, Василько с матерью в Польше.

Игоревичи так укрепились, что могли посылать помощь старшему из Ольговичей, Всеволоду Чермному, в войнах его с Рюриком Ростиславичем. Но согласие их продолжалось недолго, они перессорились между собой. Роман бежал в угры, привел оттуда полки и стал биться с братом, победил его и занял Галич, а Владимир удалился в свой Путивль (1208).

Таким образом, один благодетель не только пропустил случай помочь детям Романа, но еще помог их врагу овладеть их достоянием, может быть, обещавшему подданство.

Точно так поступил и другой: как Андрей помог Роману, так Лестко, вместе с братом Кондратом, помог Александру Всеволодовичу овладеть Владимиром. Владимирцы предались ему, как внуку Романа, а ляхи, пришедшие с ними, пустились грабить, приступили к собору, намереваясь изломать двери. Александр пожаловался Лестку. Лестко с братом изрубили несколько ляхов и спасли остаток города и церковь Св. Богородицы. Владимирцы раскаялись в своем легковерии: без Александра ляхи не перешли бы и Буга.

Александр сел во Владимире, а Святослав Игоревич уведен в плен к ляхам. Лестко женился на дочери Ингваря, князя луцкого, который, как старший в роде Мстислава великого, занял место Александра, впрочем, ненадолго: он, не любимый боярами, уступив опять Владимир Александру, вернулся в Луцк.

Берестьяне прислали к Лестку просить у него Романовой с детьми к себе. Лестко отпустил. Город встретил Василька, "как бы великого Романа жива видяще" (Даниил все еще оставался в Венгрии). После мать, жалуясь перед Лестком на Александра: "Яко сий всю землю вашу вотчину держить, а сын мой во едином Берестьи", выпросила ему еще Бельз, за который были уступлены Украйные города, на левом берегу Буга: Угровеск, Верещин, Столпье и Комов.

Дикие литовцы и ятвяги, смиренные Романом, пользуясь расстройством земли, вторглись в ее пределы и разорили окрестности Турийска, переправились на левую сторону Буга, опустошили селения около Комова, подступили даже под стены Червена, имея главный обоз в Уханях. Владимирцы отбили их и прогнали, но с большим для себя уроном.

Король Андрей, видя беспрерывный мятеж в Галиче или недовольный Романом, призываемый некоторыми боярами, прислал туда войско под начальством воеводы Бенедикта. Бенедикт захватил Романа, моющегося в бане, и препроводил в ляхи, а сам остался управлять. Бенедикт неистовствовал в Галиче, "томитель бе боярам и гражданам, и блуд творя, и оскверняху жены же и черницы и попадьи, вправду бе антихрист за скверная дела его. Бе бо Тимофей в Галиче премудр книжник, отечество имея в граде Киеве, притчею рече слово о сем томителе Бенедисте, яко в последния времена тремя имены наречется антихрист. Бегаше бо Тимофей от лица его". Несчастные галичане не знали, к кому обратиться: они призвали Мстислава пересопницкого, но он не мог ничего сделать против Бенедикта. Илья Щепанович, смеясь, возвел его на Галичину могилу около города и сказал: "Ну вот, князь, ты посидел на Галичине могиле, так и в Галиче покняжил!"

Между тем, Роман бежал из угров на родину. Галичане прислали послов к изгнанному ими Владимиру звать его с братом к себе: "Виноваты перед вами, избавьте нас от мучителя Бенедикта".

Братья пришли с войском, и Бенедикт не в силах был им противиться: он бежал в угры. Владимир сел в Галиче, а сыну своему Изяславу дал Теребовль. Роман сел в Звенигороде, Святослав в Перемышле (1211). Другой сын Владимира, Всеволод, был послан в угры с дарами и просьбой выдать им Даниила.

Бояре продолжали мутить воду. Игоревичи тогда решились на страшное дело - перебить их всех и, воспользовавшись каким-то случаем, исполнили свое зверское намерение: пятьсот человек галицких бояр погибло, а прочие разбежались: Володислав кормиличич, Юрий Витанович, Илия Щепанович, Судислав, Филипп и еще несколько.

Они увидели Даниила в Угорской земле и выпросили его у короля, чтобы избавиться от Игоревичей. Король дал им многочисленное войско. Они собрались все и выступили в поход. Первый город, осажденный ими, был Перемышль. Владислав сказал: "Братья! Чего вы дожидаетесь. Не Игоревичи ли избили отцов ваших и братьев ваших. За них ли хотите вы положить души свои. Они, пришед, завладели вашими отечествами, разграбили ваши имения, дочерей ваших выдали за рабов". Жители послушались, сдались и выдали Святослава. От Перемышля полки направились к Звенигороду.

На помощь к Даниилу пришли соседние русские князья: Мстислав Немый из Пересопницы, Александр с братом из Владимира, сын Ингваря из Луцка, войско из Дорогобужа, Шумска, от Василька из Бельза Вячеслав Толстый, Мирослав, Демьян, Воротислав, от Лестка из ляхов Судислав Бернатович. Звенигородцы бились, но не могли устоять против такого союзного ополчения, так что и половцы, приведенные Изяславом и Володимеричем, не принесли им большой пользы. Когда угры отошли за реку Лютую, половцы навалились, и один из воевод угорских, Марцел, отбежал от своей хоругви, к великому стыду, но русские князья ее выручили. Роман оставил город, намереваясь искать помощи на Руси, но в Шумске на мосту взят был Зерньком и Чухомою и выдан Даниилу и уграм. Они послали тогда сказать звенигородцам: "Сдавайтесь, князь ваш взят". Звенигородцы сдались. Оттуда все пошли к Галичу. Владимир бежал с сыном своим Изяславом и был преследован до реки Незды. Галич был занят. И княгиня приехала Романовая повидать сына своего Даниила. Ребенок не узнал ее.

Бояре владимирские и галицкие, Вячеслав владимирский и Владислав галицкий, воеводы галицкие посадили князя Даниила на столе отца его великого князя Романа, в церкви Св. Богородицы. Взятых в плен князей: Романа, Святослава, Ростислава, галичане, пылая мщением, решили повесить, а угры хотели вести к королю, но, получив великие дары, согласились. Несчастные сыновья Игоря Святославича северского получили достойное наказание за свое злодейство: они были повешены (в сентябре).

Спокойствие не восстановилось. Бояре вздумали вскоре выгнать мать Даниилову, чтобы управлять самим. Даниил не хотел расстаться с матерью и плакал. Александр, тиун шумавинский, взял коня ее за повод. Даниил ударил его мечом и ранил коня. Мать взяла у него меч из рук и упросила остаться у неверных галичан по совету Владислава, а сама уехала в Бельз.

Король рассердился и пришел в Галич (1212). Он призвал ятровь свою из Бельза, с боярами владимирскими пришли на совет другие князья, Ингварь луцкий и иные. "Владислав княжится, а ятровь мою выгнал", так пожаловался король на совете. Владислав был захвачен и, окованный железом, отведен в угры. Судислав откупился золотом. Яволод и Ярополк, братья его, приводившие Мстислава, бежали к нему в Пересопницу и звали его опять в Галич.

Мстислав пришел с ними к Бужску. Тамошние бояре, Глеб Попович, Иванко Станиславич и брат его Сбыслав, возвестили в Галиче новое нашествие.

Княгиня Романовая, с сыном Даниилом, опять должна была искать спасения в уграх. Вячеслав Толстый провожал ее, а Василько с Мирославом удалились в Бельз. Но и тот должны они были потерять. Лестко, убежденный тестем своим Александром, подступил к Бельзу и взял для него город. Василько должен был идти в Каменец, сопровождаемый только некоторыми боярами. Вот все, что оставалось у Романовичей из их пространной отчины.

Король опять собрался на Галич, но лишь только перешел он горы, как получил известие о домашнем смятении. Супруга его была умерщвлена, брат, архиепископ, разделил ту же участь. Многие вожди погибли. Магнаты, озлобленные на короля, за разрушение их многих замков, служивших притоном для разбойничьих шаек, хотели свергнуть его с престола. Он должен был вернуться из галицкого похода.

Боярин Володислав, получивший свободу во время этих замешательств, собрал войско и подступил к Галичу на Мстислава. Мстислав бежал, и Володислав сел на княжеском столе.

Даниил с матерью, обманувшись еще раз в своих надеждах, отпросился у короля в ляхи, принят был Лестком с честью и оттуда удалился к матери и брату Васильку в Каменец, где был принят с великой радостью.

Собралось новое ополчение против Володислава: Мстислав из Пересопницы, Александр из Владимира, Всеволод из Бельза со своими полками, Даниил из Каменца, все великие бояре Даниилова отца собрались у него. Ярополк и Яволод затворились в Галиче, а Володислав вышел с уграми и чехами на реку Боброку. Лестко выслал на него ляхов, Даниил Мирослава и Демьяна, Мстислав Глеба Еремеевича и Юрия Прокопьича. Они сразились. Сеча была великая. Ляхи и русь одолели. Даниил, едва сидевший в седле, принимал участие в битве. Володислав бежал, потеряв много воинов. Но Галич все-таки не был взят. Ляхи, повоевав около Теребовля, Моклекова и Збыража, взяв Быковен, отошли домой с большой добычей. Лестко вытребовал у Александра Тихомль и Перемиль в пользу Романовичей. Там водворились они с матерью и смотрели оттуда на Владимир, призывая время, когда б им была возвращена их отчина: "се ли ово ли, Владимир будет наю".

Таким образом, Галицкое княжество переходило из рук в руки. Ни малолетние Романовичи с деятельной своей матерью не могли удержать его, ни другие русские князья, приходившие по зову бояр, которые, со своей стороны, увеличивали замешательство.

Ляхи и угры, помогавшие Романовой, решились, наконец, овладеть богатым княжеством в свою пользу. Лестко, по совету боярина своего Пакослава, предложил королю через послов свою дочь в замужество за сына его Коломана, и пусть сядет он княжить в Галиче, а боярину "не есть лепо княжити там".

Андрею полюбился совет. Он встретился с Лестком в Спише. Галич был взят, и Володислав пленен. Пятилетний Коломан женат на трехлетней дочери Лестка Соломии, прибывшей в сопровождении краковского епископа Кадлубка. Папа Иннокений III, которому поданы виды на присоединение Галича к Римской церкви, поручил стригонскому архиепископу помазать и венчать его на Галицкое королевство. Таким образом, Коломан получил Галич, Лестку уступлен Перемышль, а Пакослав награжден Любачевым. Володислав отправлен в заточение, где вскоре и умер, "нашед зло, княжения деля, племени своему и детям своим", которых не хотел принимать к себе на службу ни один князь.

Пакослав, главный виновник этой сделки, доброжелатель Романовой, подал еще совет Лестку, чтобы тот вытребовал у Александра Владимир для Даниила и Василька: "если не отдашь, то приду на тебя с Романовичами". Александр уступил (1211).

Казалось, все уладилось и оставалось в покое лет пять, как вдруг король, неизвестно, по какой причине, отнял Перемышль у Лестка и Любачев у Пакослава. Лестко вознегодовал и предложил Галич Мстиславу новгородскому, слава которого гремела тогда на всем севере, который недавно решил дела киевские в пользу своих родичей против Всеволода Чермного. "Ты мне брат, писал он Мстиславу в Новгород, в злобе на Андрея, иди и сядь в Галич".

Проведя почти всю свою жизнь на юге, знакомый со всеми тамошними делами, Мстислав уже давно, видно, зарился на эту богатую и обильную волость и хотел положить свой топор на весы решения, для чего, вероятно, и приезжал в Русь из Новгорода еще в 1206 году, вскоре по смерти Романа.

Решась теперь при благоприятных обстоятельствах приступить к исполнению давнего замысла, он принял приглашение Лестка и простился с новгородцами. Добравшись до Киева, он и начал собирать войско. Сборы продолжались недолго. Кто был не рад стать под стяги Мстислава, любимые победой! Снарядившись, он пошел, наконец, в поход, - и один страх от его имени обратил врагов в бегство. Воронье, что терзало бедный Галич, разлетелось, почуяв сокола. Свирепый Бенедикт Лысый, наместник Андрея, бежал в угры с Судиславом, опекуном малолетнего королевича, Галич стал пуст, и Мстислав без всякого затруднения сел на стол галицкий. Легкий успех, но труды были еще впереди!

Угры не могли легко отказаться от своей завидной добычи. Мстислав на всякий случай должен был готовиться к встрече. Он выдал свою дочь Анну за Даниила, получившего, между тем, после многих бед и превратностей, отчину свою, княжество Владимирское, надеясь иметь в нем верного сотрудника и помощника против иноплеменников. Но не с одними уграми предстояла борьба.

Непостоянный Лестко взял вскоре их сторону, хотя против них только что призвал Мстислава, и вот по какому случаю.

Во время смут он овладел некоторыми городами владимирскими. Даниил, возмужав и утвердясь на отцовском столе, потребовал их назад. Лестку не хотелось расстаться с ними. Даниил пожаловался Мстиславу. Тот отвечал: "За первую любовь, я не могу восстать на него; ищи других помощников".

Молодой князь владимирский решил управиться один и занял всю свою Украйну, разбил и ляхов, высланных Лестком воевать по Бугу. Тогда Лестко озлобился и, полагая, что зять действует заодно с тестем, тотчас вступил в переговоры с Андреем: "Я отказываюсь от части своей в Галиче, говорил он, и отдаю все зятю (т. е. Андрееву сыну, женатому на его дочери), выгоним только русских".

Андрей не мог ничего желать лучше. Он собрал войско и подступил к Перемышлю. Ярун тысяцкий должен был бежать. Войска, присланные Мстиславом к Городку, отложившемуся с людьми Судислава, были разбиты подоспевшими уграми и ляхами. В схватке убит дьяк Мстислава Василий, по прозванию Молза; с Михалка Скулы враги сняли три золотых цепи, потом отсекли голову и принесли к Коломану. Мстислав стоял на Зубрье с князьями киевскими и черниговскими. Туда прибежали к нему разбитые бояре и известили его о силе вражеской. Он увидел, что не может спорить теперь и отошел дальше назад, убедив Даниила и Александра бельзского подержаться в Галиче. Даниил затворился, а Александр не поспел. Коломан и ляхи подступили к городу, бились долго на Кровавом Броду, но оставили его, устремились на Мстислава и вынудили выйти из земли. Он успел, однако же, дать знать зятю, чтобы тот выходил из засады, и Даниил, показав великую храбрость и ловкость, прошел почти через неприятельские полки, достиг Днестра, оттуда приплыл к Мстиславу, который "великую хвалу сотворил" своему мужественному зятю, дал ему многие дары и даже борзого своего сивого коня. Он не думал, разумеется, уступать и, не имея у себя почти никаких воинов, решил найти их вовне. "Пойди, княже, в свой Владимир, сказал он, а я пойду в половцы, и мы отомстим свой сором".

Угры торжествовали. К Коломану на помощь пришел в Галич воевода Филя Прегордый, как отзывается о нем Волынская летопись: "Он надеялся объять всю землю, потребить море, и говорил обыкновенно: острый мечу, борзый коню - многая Руси". Еще была у него пословица: одним камнем можно много горшков перебить.

Наконец, пронесся слух, что идет Мстислав с половцами; Лестко поспешил на Даниила. Фильний не сомневался в победе: оставив молодого Коломана в Галиче с женой, он укрепил город и, к великому соблазну православных, употребил церковь Пресвятой Богородицы под стену, а сам пошел на встречу с уграми, ляхами и галичанами. Мстислав ожидал его, вместе с верным своим другом и первым сподвижником под Липицами, князем Владимиром Рюриковичем смоленским. Половцы были поставлены в засаде, чтобы ударить, когда разгорится бой. Полки приближались. Нетерпеливый Мстислав выехал вперед на высокий холм, чтобы обозреть вернее их количество и силу...

Владимир, заметив из своего полка его одного на виду перед врагами, испугался, чтобы не случилось чего с ним, - а от него зависело все, - прискакал к бесстрашному и убеждал вернуться назад к своим. Мстислав быстро спустился и тотчас велел начать сражение, обещая своим воинам победу силой честного креста. Полки сошлись. А на Владимировом крыле дело загорелось еще прежде. Ляхи сильно напирали. Наши будто обробели, побежали, князья с ними. Ляхи пустились в погоню. Часть венгров присоединилась к преследователям, считая победу решенной. Все они удалились на большое расстояние от побоища, а Мстислав все еще стоял. Увидя против себя малочисленный остаток, он ударил с половцами в тыл венграм и киевлянам и привел их в совершенное замешательство. Тогда и Владимир Рюрикович, условившись, вероятно, заранее, обернулся против них с прочими беглецами - и враги были смяты совершенно. Фильний был взят в плен. Без воеводы дух у воинов упал. Бежать было некуда и сражаться нельзя. Половцам и русским оставался только труд убивать их. Между тем, первые ляхи возвращались с песнями на побоище, не предчувствуя поражения венгров и галичан. Половцы окружили их со всех сторон с одним князем, и началась новая резня. Они бежали: на другой стороне развевалось белое знамя; несчастные ляхи устремились туда, думая, что это их товарищи держатся, а знамя было распущено русскими, которые принимали их на мечи, по приказанию Мстислава, не велевшего давать никому пощады. Победа одержана совершенная. Нельзя было счесть убитых, трупы лежали грудами, кровь везде лилась потоками. Вопли раненых и умирающих слышны были в Галиче. А половцы принялись грабить - коней, одежд, оружия, множество поляков и венгров угнали они в неволю. Тогда и галичане, услышав о победе, начали убивать тайно остававшихся у них венгров, как овец. Русские превозносили Мстислава до небес, и за такую совершенную победу, что одержал он, и за приказ не давать пощады уграм и ляхам. "Красное ты наше солнышко, ясный ты наш сокол; сам Бог насылает тебя смирять гордых и строптивых, чтоб не смели хвалиться пред тобою победою", - восклицали они в восторге, и слава Мстислава между русскими воинами совершенно утвердилась: нет ему равного воителя!

Он подступил к Галичу.

Остававшиеся там с Коломаном угры и ляхи решили с отчаяния защищаться до последней капли крови. Смерть ждала их перед городом та же, что и в городе. Готовясь к осаде, они выгнали всех жителей с женами и детьми, опасаясь голода, равно как и измены с их стороны. Пленный Фильний, вероятно, по приказу Мстислава, советовал им не противиться победителю, которому сам Бог предал во власть всю галицкую землю, - но они не послушались. Потом послал к ним Мстислав своего тысяцкого Димитрия с предложением сдаться, и также без успеха. Наконец, сам подъехал к крепости, и в третий раз они отказались. "Ну так готовьтесь на убой, а не к сражению", пригрозил раздраженный князь. Полки его окружили крепость со всех сторон. К несчастью осажденных, одни задние ворота они оставили без нужного внимания. Русские сделали под ними подкоп, ворвались в крепость и впустили туда ночью Мстислава с его людьми. Произошло всеобщее замешательство. Враги метались из стороны в сторону среди ночного мрака и падали под острием меча. Славный летописец польский, архиепископ краковский Кадлубек и канцлер Иван успели убежать из города. Коломан с женой спасся в церковь, которую еще до похода укрепил сам Фильний, соединив ее с ближайшей стеной. Несколько угров и ляхов последовало за ним; одни взбежали на каморы церковные, другие поднялись на веревках и начали бросать оттуда камнями. На рассвете Мстислав окружил это последнее убежище и вызывал Коломана для переговоров. Приближенные убеждали его не выходить и не соглашаться ни на что, в надежде, не подоспеет ли помощь от отца, который уже должен был получить известие об их положении. Мстислав стоял.

Хлеба было припасено хотя мало в церкви, но пить было нечего, и жажда одолевала несчастных. Мстислав, сжалившись, послал им бочку воды, и они приняли ее как драгоценнейший дар и разделили между собой по мерке, хотя, впрочем, и половина не утолила жажды.

Наконец, к жажде присоединился и голод. О помощи не было слышно ниоткуда, - и осажденные отворили ворота. Мстислав велел вывести венгерских и польских бояр с их женами и раздал их по половцам и по своей дружине. Последним вышел молодой Коломан с женой и был отослан под стражей в Торческ. Враждебный Мстиславу галицкий боярин Судислав попался здесь также в его власть. Он обнимал ноги князя и обещал служить ему верно. Князь не попомнил зла, поверил словам его, себе на беду, и, почтив его честью великой, дал ему Звенигород.

Торжество Мстислава было полное, разделить которое приехал вскоре храбрый Даниил, которому Лестко мешал до сих пор соединиться с ним и принять участие в войне. Русские епископы венчали Мстислава, как утверждают некоторые из новых летописцев, златым венцом Коломановым, доставшимся ему в руки, и он принял на себя имя царя галицкого.

Андрей, услышав о происшедшем, прислал к Мстиславу вельможу своего Яроша требовать, чтобы тот освободил его сына и всех пленников, не то поднимет на него все царство свое и придет войной. "Победа не в твоих руках, а в Божиих, отвечал Мстислав спокойно, приходи, и я тебя встречу, надеясь на помощь небесную".

Второе посольство привезло речи более умеренные. Король венгерский увидел, что Мстислава устрашить ничем нельзя и что лучше прибегнуть к другим средствам. Супруга Андрея отправила к нему от себя особых мужей молить о сыне. Мстислав долго не соглашался, опасаясь, чтобы галицкие бояре, его не любившие, не приняли опять стороны Коломановой и не затеяли новой войны. Посольства не прерывались. Предложения следовали одни за другими. Начались переговоры. Наконец, решено было, особенно вследствие советов Судислава, что Мстислав освобождает Коломана и пленных угров, а он отказывается от Галицкого княжества, которое через три года предоставляется в приданое дочери Мстислава, Марии, вступающей в супружество со вторым Андреевым сыном Андреем; теперь угры получают только Перемышль.

Лестко озлобился на Андрея за этот договор, которым дочь его лишалась Галича, и старался посредством папы разрушить его, но напрасно, и поневоле помирился он с русскими князьями.

Мстислав имел еще случай показать доброе сердце, умилостивив Даниила, который хотел было наказать войной двоюродного князя бельзского за его союз с врагами: тесть сказал зятю: "Пожалуй брата Александра", - и он, разорив только окрестности Бельза, воротился во Владимир.

Таким образом, дела, кажется, совершенно устроились: Мстислав до времени владел бесспорно Галичем, зять его Даниил Волынью. Враги смирились, соседи утихли, и никто не смел потревожить доблестных князей, одного в возрасте цветущей юности, другого в летах мужественной старости, окруженных верными, испытанными дружинами, но издали неслись новые, еще более грозные, тучи.

ТУРОВСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Туров, ныне местечко недалеко от Мозыря в Минской губернии, получил во второй половине Х столетия норманнских поселенцев. Приплыв, вероятно, по Западной Двине, одни из них, с вождем своим Рогвольдом, остановились в Полоцке у кривичей, другие с Туром добрались до Припяти, впадающей в Днепр, и поселились на берегах ее, положив основание особому княжеству Туровскому.

Владимир Святой отдал Туров старшему своему сыну-пасынку, Святополку, вступившему в брак с дочерью польского короля Болеслава Храброго.

Католичка, она привела с собой католического епископа Рейнберна колбергского, который начал проповедовать свое учение между местными жителями.

На Святополка пало подозрение, что он от отчима хочет передаться к тестю, от Руси к Польше.

Владимир велел заточить их всех троих: князя, жену и епископа, в темницу в Киеве, говорит немецкий летописец Дитмар, но после смерти, а может быть и перед смертью его, они были освобождены.

Святополк, как старший, сел на великокняжеский стол, который старался утвердить за собой убийством братьев: Бориса, Глеба и Святослава. Вслед за ними он погиб сам, и наследник его Ярослав стал государем всея Руси.

Туров отдал он, как и отец его Владимир, старшему своему сыну Изяславу.

Из Турова (1054) Изяслав, после смерти отца, сел на великокняжеский стол.

В 1078 году, Туров, вместе с Владимиром Волынским, отдан великим князем Всеволодом старшему сыну Изяслава Ярополку.

После его смерти (1086), Туров достался другому его брату Святополку, который отсюда так же, как Святополк первый и Изяслав, пошел на великое княжение.

Туров принадлежал, вероятно, сыну его Ярославу, вместе с Владимиром, как прежде.

После смерти Ярослава, убитого ляхами под Владимиром, Туров достался Владимиру Мономаху (1127), который отдал его сыну Вячеславу.

Всеволод Ольгович черниговский, заняв стол великого княжества, выгнал Вячеслава из Турова, сказав ему (1142): "седиши во Киевской волости, а мне достоит; а ты пойди в Переяславль, отчину свою".

Он отдал Туров своему сыну Святославу. После этот город несколько раз переходил из рук в руки в Мономаховом роде. Юрий Долгорукий отдал его сыну Борису в 1157 г.

Наконец, Туров возвратился в род Изяслава, Святополка, в лице Юрия Ярославича, бывшего, вероятно, малолетним при смерти отца (1157-1167).

Изяслав Давыдович, заняв великокняжеский стол, хотел было покорить Туров (1157) с Пинском для Владимира Мстиславича. "И бьяхуться крепко, выходячи из города, и много бываше язвеных. И многу мольбу створиваше Гюрги Ярославич, высылая из города к Изяславу, река: брате, прими мя в любовь к себе. Изяслав же того не восхоте".

Впрочем, после десятинедельной осады он со всеми своими помощниками, вследствие конского падежа, вынужден был отступить.

Юрий выдержал еще другую осаду от Мстислава Изяславича в 1160 году.

У Юрия было шесть сыновей, между которыми разделилось его малое владение: Дубровица, Пинск, Слуцк, Клеческ.

Рюрик Ростиславич киевский, женатый на его дочери, мог поддерживать оставшихся шурьев своим влиянием.

Потомки их должны до сих пор вестись на Волыни.

Знаменитее всех князей был епископ туровский Кирилл, труды которого представит история духовной жизни.

ПОЛОЦКОЕ КНЯЖЕСТВО

Полоцк, на Западной Двине, в земле кривичей, существовал до Рюрика. Он был известен норманнам, грекам, арабам. Рюрик посадил в Полоцке своего мужа. Во время Святослава водворился здесь Рогволод, норманн, пришедший из-за моря родоначальник по женскому колену полоцких князей, Всеславичей*,

--------

* У Владимира от Рогнеды был сын Изяслав, у Изяслава Брячислав, у Брячислава Всеслав, по имени которого все и называются Всеславичами.

которые враждовали с самого начала с прочими князьями русским.

"О сих Всеславичах, говорит древняя летопись, описывая происхождение этой вражды, так рассказывают сведущие: Рогволод держал Полоцкую землю, владел ею и княжил в ней, а Владимир был тогда в Новегороде, еще очень молодой и поганый (язычник); и был у него воеводою Добрыня, храбрый и нарядный муж. Сей послал к Рогволоду просить у него дочери за Владимира. Рогволод спросил свою дочь: хочешь ли за Владимира? Она отвечала: не хочу разуть робичича*,

-------

* Владимир родился от Малуши, ключницы Ольги.

но хочу Ярополка. Владимир разгневался о той речи, что сказала: не хочу я за робичича, и пожаловался Добрыне. Тот исполнился ярости и собрал войско. Они пошли на Полтеск и победили Рогволода. Рогволод убежал в город. Они приступили к городу, взяли город и захватили самого Рогволода, и жену, и дочь его. Добрыня поносил ему и дочери его, называл ее робичицею, и велел Владимиру быть с нею перед отцом ее и матерью. Потом убил отца, а ее дал женою Владимиру. Она была прозвана Гориславою и родила Изяслава. После Владимир взял себе других жен, и начал ей негодовати (разлюбил ее). Неколи он пришел к ней и уснул. Она хотела зарезать его ножом, и ключися ему убудитися (случилось ему проснуться), и он схватил ее за руку. Она сказала: "Я сжалилася, потому что ты из-за меня убил моего отца, и землю его полонил, а ныне ты уже не любишь меня и этого младенца". Владимир велел ей устроиться во всю тварь царскую, как в день ее посага (посяга), и сесть на постели светлой в храмине, да пришед потнеть ю (пронзит ее). Она исполнила так, и дав в руки сыну своему Изяславу меч наг (обнаженный), сказала: "Как придет сюда отец, выступи и скажи: отче, разве думаешь, что ты здесь один?" Владимир отвечал: "А кто тебя знал здесь", и бросил свой меч, созвал бояр и рассказал им (все происшедшее). Они порешили: "Не убивай ее, ради дитяти сего, но воздвигни отчину ее и отдай ей с сыном своим". Владимир построил город, назвал его Изяславлем и отдал им. Вот с каких пор Рогволожи внуки взимают меч против Ярославлих внуков".

Изяслав скончался еще при жизни отца, Владимира, в 1001 году.

Сын его Брячислав начал враждебные действия вскоре по его кончине и напал в 1021 году на Новгород, с помощью норманнов.

Война его с Ярославом описывается в Эймундовой саге с разными баснословными подробностями.

Ярослав настиг его при реке Судомире, на обратном пути из Новгорода к Полоцку, и отнял всю добычу. По заключенному миру Брячислав получил себе Витебск и Усвят.

Брячислав умер в 1043 году, и на его место заступил сын Всеслав, знаменитейший из князей полоцких. Предание говорит, что мать его родила от волхвованья. На голове у него оказалась язва, и волхвы велели матери обвязать голову, а ему носить эту повязку до самой смерти, "которую и носит Всеслав, говорит летописец под 1043 годом, до сего дне на себе сего ради не милостив есть на кровопролитье".

С 1064 года Всеслав начал воевать. По следам отца ходил он (1067) на Новгород и ограбил город.

"Всеслав разшибе славу Ярослав(л)ю, скочи волком до Немигы с Дудуток".

Ярославичи пошли на него за то войной, взяли Минск, иссекли мужей, а жен и детей взяли на щит.

На Немизе, 3 марта 1067 года, "была сеча злая, говорит летопись, и многие пали".

Певец Слова о полку Игореве описывает сечу так: "на Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце (на току) живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не бологом (не благом) бяхуть посеяни, посеяни костьми Руськых сынов".

Ярославичи потом обманом уговорили Всеслава переправиться к ним через Днепр, поцеловав крест, что не сделают ему зла. 10 июля, когда он приплыл к ним в ладье, они захватили его на Рши у Смоленска и отослали в Киев. Там посажен он был в темницу с двумя сыновьями.

На следующий год (1067) в Киеве, среди народного мятежа, вследствие отказа великого князя Изяслава вновь идти на половцев, дружина советовала великому князю убить Всеслава, но тот не согласился, - Всеслав, освобожденный, посажен на стол (13 сентября).

Когда Изяслав воротился с польской помощью через семь месяцев (1068), Всеслав вышел к нему навстречу, но тайком от киевлян бежал ночью из Белгорода в Полоцк. "Скочи от них лютым зверем в полночи из Белаграда, обесися сине мгле (обвернувшись синею мглою)".

Изяслав прогнал его и оттуда и посадил сына своего Мстислава, который вскоре там умер, замещенный Святополком (1069).

Всеслав напал тогда во второй раз на Новгород и был отражен князем Глебом с новгородцами (23 октября, на память Св. Иакова).

Он не унывал, собрался с новыми силами и через год (1071) выгнал Святополка из Полоцка, но был опять побежден братом его Ярополком у Голотическа.

Более о нем ничего не известно. Его кончина записана в 1101 г. 14 апреля, в среду, в 9 часу дня. Вероятно, он успел после Ярополковой победы возвратить себе отчину. Слово о полку Игореве прославляет его так: "Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорыскаше до Курь Тьмутораканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше".

Он оставил многих сыновей: Романа, Давыда, Рогволода, Бориса, Глеба, Ростислава, Святослава, о которых вместе упоминается в летописи только под 1106 годом: "победиша Зимегола Всеславич, всю братью, и дружины убиша девять тысяч".

Примечательнейший из них был Глеб, князь минский, на которого ходило еще в 1101 году ополчение южных князей: Путята от великого князя киевского Святополка, Ярополк от отца Мономаха, и Олег Святославич, имея при себе брата Глебова Давыда. Успеха никакого не было, и князья вернулись домой.

Десять лет прошло спокойно, но в 1115 г. Киевская летопись рассказывает, что Глеб воевал дреговичей, сжег Случеск и не каялся в своей вине, а упрекал Мономаха и говорил против него. Владимир выступил с сыновьями своими и Ольговичами: Вячеслав взял Оршу и Копысу, а Давыд с Ярополком Друцк, сам Владимир пошел к Минску, и когда Глеб увидел, что он начинает ставить частокол у своего лагеря, то начал просить пощады, высав послов. Мономах, не желая проливать крови в дни постные, дал ему мир. Глеб вышел из города с детьми и дружиной, поклонился и обещал слушаться во всем. Распорядившись о делах, Владимир возвратился в Киев, а Ярополк срубил город Желди для полоненных дручан.

Через год (1117) Глеб был, однако же, выведен из Минска, вероятно, не сдержав своего обещания.

Мономах привел его в Киев, где он и умер в 1119 году 13 сентября.

Он дал с княгиней в монастырь 600 гривен серебра и 80 золота. Жена его, дочь Ярополка Изяславича, дожила до глубокой старости (1157) и похоронена в Печерском монастыре, в головах у Св. Феодосия. Она дала сто гривен серебра и 30 гривен золота после смерти князя, а по своей смерти пять сел с челядью и все имение.

Рогволодовичи продолжали враждовать с Ярославичами.

В 1128 году сын Мономаха Мстислав, великий князь киевский, вооружился со всеми силами против полоцких князей, которые "зане не были в его воли" и не слушались его, когда он звал их на помощь в Русскую землю, "но паче молвяху Бонякови Шелудивому в здоровье". Мстислав разгневался и хотел идти войной, но поход не состоялся, потому что половцы тогда налегли на Русь. Он "стоял и перемогался, бияся с ними", но лишь только "опорознился он от рати (сделался свободным)", как и приступил к исполнению своего намерения.

Посланные им братья и сыновья разными дорогами должны были в один день, 11 августа, напасть со всех сторон на Полоцкие области.

Брячислав, сын полоцкого князя Давыда, вышел из Логожска к отцу со своими людьми, но на середине дороги остановился, не решая, куда идти, и попал в руки к шурину своему Изяславу Мстиславичу, который отвел пленника с его людьми к дяде Вячеславу, стоявшему и бившемуся перед Изяславлем. Изяславцы, видя князя своего и логожан в целости, взяли с Вячеслава клятву, что он не тронет их, и сдались. Отроки его, однако же, по недоразумению пустились грабить, так что с трудом был сохранен двор Мстиславлей, жены Брячислава. Полочане решили выгнать своего князя Давыда с его детьми и просили к себе у Мстислава князем Рогволода, брата Давыдова, на что Мстислав и согласился.

Через год, в 1130 году, выгнал, однако же, Мстислав всех полоцких князей в греки с женами и детьми, "еже преступиша крестное целование. Первые посла по Кривитьстеи князе по Давыда, по Ростислава, и Святослава, и Рогволодича два, и усажа у три лодьи, и поточи и Царьграду за неслушание их", а мужей своих посажал по их городам.

Полоцк был отдан им старшему сыну Изяславу. Изяслава, после смерти Мстислава (1132), великий князь Ярополк вызвал оттуда в Переяславль, а Полоцк передал другому племяннику, Святославу.

Полочане выгнали его, однако же, от себя, и посадили у себя Василька Рогволодовича, который, видно, возвратился из ссылки и занял отцовский стол, может быть, воспользовавшись киевскими смятениями. Мы узнаем об этом из известия, что он (1138) пропустил свободно через свои владения Всеволода Мстиславича, изгнанного новгородцами и призванного плесковичами из Киева, "забы злобу отца его", Мстислава, изгнавшего полоцких князей в Грецию.

Дочь свою Василько выдал замуж за сына великого князя киевского Всеволода Ольговича, Святослава.

Под 1140 отмечено в летописи, что вернулись из Царьграда еще два княжича: прочие или умерли там, или возвращение их, как Васильково, не записано.

В 1144 в Полоцке княжил Рогволод Борисович, который женился на дочери великого князя Изяслава Мстиславича.

Он был согнан полочанами со стола и отослан в Минск под стражей (1151), где и жил в великой нужде.

Полочане прислали к Святославу Ольговичу, северскому князю, приглашение с любовью и поддались под его покровительство, "яко имети его отцем себе, и ходить в его послушанье".

Затем, вследствие общей причины, раста числа князей, в Полоцке начинаются междоусобия между братьями, в которых, по родству, принимают по временам участие и прочие русские князья. Князем себе, после изгнанного Рогволода Борисовича, полочане посадили двоюродного брата его, Ростислава Глебовича.

Спустя восемь лет, Рогволод Борисович появляется у Святослава Ольговича, который дает ему свой полк искать себе волости, "потому что братья его обидели и отняли у него волость и жизнь его всю". Приехав к Слуцку, он начал договариваться с дручанами, которые звали его к себе: "Приезжай, князь, не стряпай, мы рады тебе, и если нам с детьми придется биться за тебя, мы готовы биться". Больше трехсот людей дручан и полочан выехало к нему, и он вступил в город с великой честью, откуда князь Глеб Ростиславич был изгнан и уехал к отцу (1158) в Полоцк.

И в Полоцке началось смятение: многие хотели Рогволода. Насилу Ростислав Глебович смирил людей, одарив многими дарами и приведя их к кресту; а сам с братьями Всеволодом и Володарем Глебовичами выступил против Рогволода к Друцку. Рогволод затворился в городе. Начались стычки и, наконец, противники заключили мир.

Ростислав передал волости Рогволоду и вернулся домой, но недолго пользовался там покоем. Напрасно полочане целовали ему крест и говорили прежде: "Ты наш князь, и дай Бог нам с тобою пожити, без всякого извета". Напрасно, ибо преступили крестное целование и послали втайне сказать Рогволоду Борисовичу в Друцке: "Князь ты наш, согрешили мы пред Богом и пред тобою, вставши на тебя без вины, разграбивши твою жизнь и твоей дружины, отдавши самого тебя на великую муку Глебовичам. Если ты не помянешь всего этого, что мы сделали тебе своим безумием, и поцелуешь нам крест, то мы люди твои, а ты нам князь". Рогволод исполнил их желание, поцеловал им крест, что не помнит зла. Полочане начали думать, как бы им захватить своего князя; пригласили его в Петров день на братчину к Святой Богородице, с тем, чтобы там его взять. Приятели Ростислава из полочан дали ему о том знать. Он надел на себя броню под одежду, и никто не осмелился поднять на него руки. На другой день полочане стали приглашать его к себе в город, а он был тогда на Белчице: "Приезжай к нам, князь, у нас есть речи до тебя". Ростислав отвечал послам: "Да я вчера был у вас, что же вы не говорили со мною, если у вас есть речи до меня". Однако без всякого умысла поехал к ним в город. Навстречу прискакал к нему детский из города предупредить его: "Не езди, князь, в городе вече, дружину твою избивают, а тебя хотят взять". Ростислав вернулся и, собрав всю свою дружину на Белчице, отошел с полком к брату Володарю в Минск. Дорогою, в сердцах, много вреда причинил он Полоцкой волости, скотом и челядью. Полочане послали за Рогволодом в Друцк, и сел он на столе отца своего и деда с честью великой, к удовольствию полочан.

Потом Рогволод собрался с силами: полочанами, смольнянами и новгородцами, чтобы идти на Ростислава к Минску. Ростислав Мстиславич смоленский прислал к Рогволоду (женатому на его племяннице) двух сыновей своих в помощь, Романа и Рюрика. Идя к Минску, он подошел прежде к Изяславлю на брата его Всеволода, который затворился в городе. Всеволод имел великую любовь к Рогволоду и, надеясь на любовь, вышел и поклонился ему. Рогволод дал ему Стрежев, а Изяславль отдал Брячиславу: "того бо бяше отчина"; оттуда пошел он к Минску, стоял десять дней под Минском и, наконец, заключил мир. Князья поцеловали крест, кроме Володаря, который был под Литвою в лесах (1158).

Но мира не получилось. В следующем году опять ходил на Ростислава Рогволод с полочанами и помощью великого князя Ростислава, уже киевского, который прислал ему шестьсот торков с Жирославом Нажировичем. Впрочем, они вскоре ушли домой, поморив коней. Рогволод стоял под городом шесть недель и заключил мир с Ростиславом на своих условиях, освободив Володшу из поруба и Брячислава из желез, Васильковичей, захваченных перед тем Глебовичами, из-за чего, видно, и состоялся поход (1159).

Рогволод показал свою благодарность великому князю, проводив благополучно его сына Святослава, изгнанного из Новгорода, до Смоленска (1160).

На Ростислава (Глебовича) он ходил еще раз и заключил, наконец, с ним мир, вероятно, на своих условиях (1160).

Но поход на Володаря (Глебовича) к Городцу (Гродно) был для него пагубен (1161): Володарь не дал ему сражения днем, а ночью напал на него врасплох с литвой и разбил его совершенно: много было у него убито, а еще больше захвачено в плен. Рогволод бежал в Слуцк, а оттуда через три дня перешел в Друцк, но в Полоцк не смел показаться, потому что у него погибло много полочан. И действительно, полочане посадили у себя в Полоцке Васильковича Всеслава, троюродного племянника Рогволода.

Володарь Глебович, оставшийся старшим между полоцкими князьями, не мог позволить княжение в Полоцке племяннику равнодушно, и, собравшись с силами, пошел на него ратью. Всеслав Василькович вышел к нему навстречу с полочанами, но Володарь не дал ему соединиться со своими помощниками, ударил на него внезапно и разбил. Всеслав бежал к Витебску. Володарь вошел в Полоцк и целовал крест с полочанами, потом вышел к Витебску на Давыда Ростиславича и укрывшегося у него Василька. Они встали на разных берегах реки. Давыд потому не давал ему боя, что ожидал брата Романа со смольнянами. В полночь послышался гром, как будто войско переправлялось через реку, и страх напал на дружину Володареву: "Чего стоишь, князь, здесь, и не едешь прочь. Слышишь - Роман бродит, а оттуда грозит Давыд". И побежал Володарь от Витебска. Утром Давыд увидел, что Володарь бежал, и не послал никого за ним в погоню, только в лесу было много перехватано заблудившихся. Всеслава Давыд Ростиславич опять посадил в Полоцке (1166).

Смоленские князья имели случай оказать ему еще одну услугу. Когда в 1178 г. Мстислав Ростиславич пошел было войной на него из Новгорода, намереваясь возвратить один погост, захваченный за сто лет перед тем Всеславом первым, то Роман смоленский прислал к нему сына в помощь и уговорил брата отложить свое намерение.

В 1180 г. полоцкие князья являются помогающими великому князю Святославу Всеволодовичу, шедшему домой из Новгорода после похода на великого князя Всеволода суздальского: Всеслав с полочанами, брат его Брячислав из Витебска (с ними была ливь и литва), Всеслав Микулич из Логожска, Андрей Володьшич и сыновья его, Изяслав, Василько Брячиславич. Они пошли навстречу Святославу мимо Друцка, куда пришел перед тем Давыд Ростиславич смоленский, помогавший Глебу Рогволодовичу. Дело кончилось сожжением Друцка.

В 1186 г. Полоцкое княжество подверглось нападению Давыда смоленского с сыном Мстиславом новгородским, которым помогали Василько Володаревич из Логожска и Всеслав из Друцка.

Полочане, осознавая свое бессилие бороться, умилостивили врагов многими дарами.

В 1195 г. полоцкие князья помогали Ольговичам и содействовали их победе над полками Давыда смоленского. Борис друцкий взял в плен Мстислава Романовича смоленского, который был им после отпущен.

Это - последнее известие русских летописей о Полоцком княжестве. Вскоре водворились в соседстве, и даже на его землях немцы, которые стали опаснейшими его врагами.

От немецких летописцев, между которыми первое место занимает Генрих Латыш (1226-1227), известны некоторые сведения о полоцких князьях. Сначала немцы искали их приязни и покровительства.

Древнейший паломник, монах Мейнгард, который часто провожал бременских купцов, начавших плавать в устье Двины с 1169 года, построил первую церковь (1187) при деревушке Икескола, с позволения полоцкого князя Владимира. Он назначен был епископом.

С его времени число поселенцев увеличивалось с каждым годом, и третий между ними, Алберт, был, собственно, основателем немецкого владычества в нынешних Остзейских губерниях.

Полоцкие князья, бравшие дань со здешних племен, вскоре увидели свою ошибку, допустив поселение, хотели помешать ему, но было уже поздно.

Сами племена почуяли беду и соединялись по временам, куры, есты, зимегола, литва, ливь, но не могли и не умели действовать дружно. Напротив, они часто продолжали воевать между собой, например, ливы с эстами, чем и пользовались немцы.

Из полоцких князей ливонские летописи упоминают о Владимире полоцком, Всеволоде в Герцике (близ Шкокмансгофа), и Вячко в Кокенгаузене (Крейцбург в Лифляндской губернии).

В 1201 году епископ Алберт положил основание в устье Двины городу Риге, которая стала главной точкой опоры незваных гостей.

Вероятно, около этого же времени он основал орден Христовых воинов, или Меченосцев, и перевел союз цистернских монахов с горы святого Николая в устье Двины.

В марте 1206 года епископ Алберт послал в Полоцк к князю полоцкому Владимиру аббата Дитриха просить о дружбе, а там был уже старшина ливонский Ако из Гольма, который приходил жаловаться на немцев, и убедил князя предпринять военный поход на Ригу. Дитрих нашел случай уведомить Алберта, который собирался плыть в Германию. Он остался, и поход был отложен. Отправлены послы с аббатом до Кокенгаузена, из которых один, Стефан, приглашал епископа для переговоров 30 мая на реке Огере, а другие старались, между тем, возбудить ливов и эстов к войне против немцев.

Ливы из Гольма, Трейдена и Вейналя, вместе с несколькими литовцами, собрались, овладели 4 июня крепостью Гольмом и угрожали Риге. Но рижские немцы с зимеголой отняли Гольм опять. Когда опасность миновала, Алберт уехал в Германию.

Тогда Владимир, около 15 июля, спустился из Полоцка вниз по Двине с многочисленной дружиной, напал было на Икскуль, и потом осадил Гольм, но по одиннадцатидневной осаде, услышав о подплывавших латинских судах, вернулся домой.

Один из полоцких князей, владевший Кокенгаузеном Вячко, заключил (1207) оборонительный договор против литвы с епископом Албертом, которым уступил последнему половину своей волости и крепости.

Около Рождества подданные его селоны пропустили литву, которая напала на епископскую область по правому берегу Трейденской Аа, но была побита.

Один из рыцарей, Даниил Банкеров из Леневардена, напал на Вячка и взял его в плен, но епископ Алберт велел освободить его, принял благосклонно в Риге и дал двадцать благонадежных воинов для защиты и укрепления Кокенгаузена. Вячко, впрочем, не был доволен такой милостью, не поверил немцам и решил мстить. Полагая, что Алберт с прошлогодними поклонниками отплыл из Двины, велел он русским и подчиненным леттам и селонам избить данных ему немцев, и позвал полоцкого князя на Ригу. Но Алберт был еще там, удержанный противными ветрами. Он убедил триста поклонников остаться в Лифляндии и кликнул клич всем немцам и ливам собраться в Риге. Устрашенный Вячко сжег свою крепость и спасся бегством в Русь, вероятно, в Полоцк, а Алберт отплыл в Германию.

На весну 1208 года он возвратился в Лифляндию с новыми многочисленными поклонниками и распорядился тотчас восстановить и укрепить Кокенгаузен и стеречь отсюда русь и литву.

Осенью лифляндские немцы со своими христианскими союзниками предприняли поход на князя Всеволода, княжившего в Герцике. Он был женат на дочери литовского князя Дангеруте и враждовал с немцами. Немцы взяли и сожгли город. Чтобы освободить свое плененное семейство и возвратить себе город Герцике, он должен был ехать в Ригу, договориться с епископом Албертом об уступке подданной ему дотоле страны ливов и леттов, и за возвращенное ему княжество Герцике присягнуть в верности.

В 1210 году было общее покушение куров, эстов, литвы, зимеголы, вместе с русскими из Полоцка и Герцике, на немцев в Лифляндии, в Кокенгаузене и Риге, но без успеха.

Несмотря на свои успехи, немцы все еще сознавали свою слабость, и в 1210 году лифляндские старшины в Риге послали рыцаря Рудольфа в Полоцк с поручением стараться заключить мир. Вслед за ним другой рыцарь Ордена Арнольд, после схватки с эстами явился в Полоцк и просьбами своими достиг того, что князь Владимир дозволил рижским купцам вести торговлю по-прежнему и послал в Ригу уполномоченного Лудольфа из Смоленска, который осенью заключил мир с условием, чтобы ливы ежегодно платили должную дань полоцкому князю, или епископ Алберт за них.

В 1211 году область Герцике была разделена между четырьмя лифляндскими епископами и братьями Алберта.

Весною 1212 года рижский епископ имел свидание с полоцким князем. При посредничестве князя Владимира псковского они заключили торговый договор и союз против литвы; вместе с этим Владимир отказался от подати с леттов и ливов и предоставил немцам земскую власть над ними.

В 1213 году рыцари нападали на Герцике за неверность и непокорность князя и ограбили город.

В 1216 году эсты убедили князя Владимира полоцкого напасть на Ригу, а сами они брались напасть на ливов и леттов и запереть гавань. Владимир собрал большое войско из руси и латышей, хотел уже садиться на суда, как вдруг упал и скоропостижно умер.

Число немцев увеличивалось беспрестанно: Алберт беспрестанно ездил в Германию и приводил оттуда новые толпы; страна освобождалась от русской зависимости, а немцы, напротив, утверждали более и более свое владычество, и вместе уничтожали следы православной веры, заставляя местных жителей принимать римскую.

В 1222 году в ливонских летописях встречается известие о посольстве полоцких князей, в числе прочих, в Ригу, для заключения мира с немцами.

Под 1223 и 1224 годами в ливонских и новгородских летописях мы находим последнее известие о Вячке, который изгнан был немцами из своего Кокенгаузена и искал себе спасения на Руси. Новгородцы посадили его в Дерпте и дали ему двести воинов, чтобы он брал дань с окружных эстов и покорял, что может. Немцы не дали ему покоя и здесь: с большими силами напали на него, - сам Алберт с епископами и рыцарями, - и осадили город. Вячко храбро защищался и отвергал все предложения, в надежде на новгородскую помощь. Немцы решились на приступ. Город был взят и сожжен, все защитники перебиты, и в их числе мужественный Вячко.

НОВГОРОД

Новгород, избранием Рюрика дав государей Русскому государству, остался, после его смерти, почти совершенно обособленным.

Олег, преемник его, уходя отсюда вместе с младенцем Игорем (882) на юг, в Киев, оставил здесь, вероятно, мужа, посадника, как оставлял по дороге в Смоленске и Любече.

Из Киева, утвердившись, он определил дани словенам, кривичам и мери. Это, без сомнения, те две тысячи гривен, которые посадники новгородские платили Владимиру, и от которых Ярослав в конце отцовой жизни отказался. Третья тысяча гривен раздавалась, по его распоряжению, гридям или военной засаде. Вот единственная связь Новгорода с основавшимся в Киеве государством. Заморским варягам Олег присудил платить триста гривен.

После Олега, вдова Игоря, Ольга, приходила (947) в Новгород и уставила дани и погосты по Мсте и Луге.

Через сто лет (970) новгородцы, не удовольствуясь, видно, посадниками, захотели опять иметь у себя князя и пришли просить его у Святослава. "А не то, сказали они ему, мы найдем себе князя в другом месте". "Да кто к вам пойдет", возразил Святослав и, действительно, старшие сыновья, Ярополк и Олег, отказались. Тогда новгородцы, по совету Добрыни, попросили себе Владимира, рожденного от сестры его, ключницы Ольгиной, Малуши.

Когда Владимир, после смерти отца Святослава, услышав об убийстве брата Олега, бежал к варягам, то Ярополк прислал в Новгород своих посадников (972).

Вернувшись с вспомогательными северными воинами, Владимир прогнал их с помощью новгородцев и нанятых варягов, овладел Киевом и отмстил старшему брату смертью за смерть среднего брата Олега (980). Став великим князем, он сохранял свою власть над Новгородом, полностью зависевшим от него.

Описывая введение христианской веры, летопись говорит, что Владимир дал Новгороду архиепископа: пришел в Новгород архиепископ Иоаким (которому приписывается особое сказание), разрушил капища, изрубил Перуна и велел бросить в Волхов. Его поволокли веревками, били палками по дороге к реке; никому не велено было принимать его. Отправился из Пидьбы рано утром местный житель продавать горшки в город и, увидев плывущего по реке идола, оттолкнул его шестом. "Ты, Перунище, пил и ел до сыти, а ныне плови уже проче. И плы с света в окромешное". Ходила еще в народе молва, что Перун, плывя под мостом, бросил новгородцам палицу и как будто завещал им междоусобные распри.

Ко времени введения христианства принадлежит народная пословица: Путята крести мечом (в Новгороде), а Добрыня огнем.

Владимир, вследствие беспрерывных войн с печенегами, приходил в 996 году в Новгород "по верховные вои".

Он посадил здесь старшего сына Вышеслава, а потом Ярослава (988), который сидел прежде в Ростове; Ростов, следовательно, новгородский город, находился уже в его распоряжении.

Ярослав женился на дочери шведского короля Олафа, Ингигерде (1019), и дал по условию родственнику ее Рагнвальду Ладогу (Альдейгаборг) с данями.

Он княжил тридцать с лишним лет в Новгороде, и под конец отказался платить определенную с новгородцев дань своему отцу.

Владимир на старости велел было уже "теребить путь" и "мостить мост", чтобы идти на сына в Новгород, но его внезапная кончина отвратила законопреступную войну (1018).

Ярослав должен был повести ее с двоюродным своим братом Святополком, который начал княжение в Киеве избиением братьев. А между тем новгородский князь только что рассорился перед тем с новгородцами. Призванные им на помощь норманны причиняли насилие жителям и женам их. Новгородцы встали и избили их на дворе Парамона. Ярослав озлобился, лестью призвал к себе в Ракому нарочитых мужей и иссек их. В эту самую ночь получил он известие от сестры Передславы о происшествиях в Киеве и на другой день обратился, плачущий, с просьбой о помощи к остальным новгородцам. "Аще, княже, братья наша иссечена суть, можем по тобе бороти". Ярослав собрал тысячу варягов, кроме других воинов.

Подойдя к Киеву, они остановились на берегу Днепра и стояли три месяца. Воевода Святополка ездил на противоположной стороне и укорял новгородцев: "Что пришли, плотники, с хромцем своим? Мы поставим вас хоромы нам рубити". Новгородцы, раздраженные, решили переправиться, оттолкнули свои лодки и сразились. Победа осталась за ними. Святополк бежал, и Ярослав стал великим князем киевским (1016).

Через год Святополк возвратился с польской помощью, под предводительством тестя своего, Болеслава Храброго, который победил Ярослава на берегу Буга, и тот бежал в Новгород; он хотел было бежать еще дальше, за море, но новгородцы удержали его, с посадником Коснятином, сыном Добрыни, и изрубили его ладьи, сказав: "Хотим еще биться со Святополком и Болеславом". "Начаша скот собирати от мужа по четыре куны, от старост по десяти гривен и от бояр по осмнадцати гривен". Наняли варягов и пошли к Киеву. На берегах Альты они одержали решительную победу над Святополком, оставленным перед тем за измену и Болеславом. Ярослав, заняв киевский стол, оделил воинов, старостам дал он по десяти гривен, смердам по гривне и всем новгородцам по десяти гривен.

Ярослав часто приезжал в Новгород, получал отсюда помощь, и сам помогал, например, преследуя ограбившего Новгород в 1021 году Брячислава полоцкого.

В 1030 году он основал Юрьев (Дерпт) для собиранья дани с ближайших берегов Варяжского моря.

В 1032 году он посадил здесь своего старшего сына Владимира, а епископом поставил Луку Жидяту, от которого сохранилось поучение.

Владимир ходил отсюда на емь (в южной Финляндии) в 1042 году, а Улеб на Железные ворота.

В 1043 году Ярослав посылал Владимира на греков - последний норманнский поход, закончившийся неблагополучно.

В 1045 году Владимиром был заложен знаменитый собор Св. Софии, имя которой вскоре стало тождественным с Новгородом.

Там и лежит этот ее основатель, умерший еще при жизни отца, в 1052 году, вместе с матерью своей, норманнской княгиней Ингигердой, которая умерла, вероятно, также в Новгороде в 1050 году.

В благодарность за оказанные услуги, Ярослав (скончавшийся в 1054 году), дал, вероятно, новгородцам, вместе с правом избирать себе князей, разные льготы, что касается до самоуправления и самосуда, на которые до позднейшего времени они ссылались.

Оставаясь с древними обширными владениями и распространяя беспрестанно свои пределы, не допуская у себя никакого дележа, не позволяя князьям иметь даже частную собственность. Новгородское избирательное княжество не подверглось общей участи - мельчать и слабеть, подобно прочим. Бояре, оставаясь на месте, стали вскоре землевладельцами и приняли большее участие в управлении общественными делами.

Дань с обширных владений и выгодная торговля, которую вели новгородцы с Данией, Готландом и вообще всеми берегами Балтийского моря, с севером и западом, доставляя нужные товары, особенно драгоценные меха, служила источником богатства, копившегося год от года, более и более в дому Святой Софии. Купцы и люди житые составили значительное сословие.

Знакомство с немецкими соседями доставляло Новгороду различные житейские сведения, подобно как Киев заимствовался ими от греков из Царьграда.

Князья новгородские были, по преимуществу, предводителями в новгородских походах.

Вместе с князьями деятельное участие в управлении приняли, с одной стороны, архиепископы, а с другой посадники. Веча решали дела.

Все должности были выборные.

Новгородцы продолжали свои походы, главной целью которых были финские племена, окружавшие их со всех сторон.

Некоторые походы предпринимались вольницей, которая в этом отношении наследовала обычай древних норманнских витязей.

Во время кончины Ярослава (1054), Изяслав, старший после Владимира сын его, находился в Новгороде и был, вероятно, наречен князем, свидетельство о чем заключается в послесловии к знаменитому Остромирову Евангелию: "написах же Евангелие се рабу Божию наречену сущу в крещении Иосиф, а мирьски Остромир, близоку сущу Изяславу князю. Изяславу же Князю тогда предръжащу обе власти, и отца своего Ярослава, и брата своего Владимира. Сам же Изяслав Князь правляаше стол отца своего Ярослава Кыеве, а брата своего стол поручи правите близоку своему Остромиру Новегороде".

Остромир ходил отсюда на соседнюю, к западу, чудь (1055) и был убит на сражении, в котором пало много новгородцев. Вслед за Остромиром на чудь ходил сам Изяслав и взял город Солнечную руку (?).

В 1064 году ушел из Новгорода на юг молодой, удалой сын умершего здесь Владимира, Ростислав, с сыном посадника Остромира, Вышатой, Пореем и другими новгородскими молодцами, покорил там Тмуторакань, разнес страх и ужас русского имени по всем окрестным странам, в Крыму и на Кавказе, и умер через два года, отравленный греками, оставив трех сыновей, столько же впоследствии славных Ростиславичей.

В 1066 году Новгород подвергся нападению полоцкого князя. Молодой Всеслав, по следам отца Брячислава, напал на Новгород, занял его до Неревского конца, ограбил Святую Софию, снял даже колокола, паникадила. "О велика бяше беда в час той", восклицает новгородский летописец.

Ярославичи наказали его и захватили в плен.

В 1069 г. по возвращении из Киева, Всеслав опять приходил на Новгород. Князем тогда был Глеб Святославич, княживший прежде в Тмуторакани и присланный отцом Святославом, который занял было великокняжеский стол. Новгородцы поставили полк у Зверинца на Кзени и отбились.

В княжение Глеба проявился в Новгороде волхв, который смущал и привлекал к себе народ своими предсказаниями. Он говорил, что знает все, "творяся яко Бог", хулил веру христианскую и хвалился перейти Волхов перед всеми по воде. Почти весь город поверил ему и хотел убить епископа. Епископ облекся в ризы, взял крест и сказал народу на вече: "Кто хочет верить волхву, тот иди к нему; кто верует, тот иди ко кресту". Вече разделилось пополам: князь Глеб и дружина его отошли на сторону к епископу, а люди все стали за волхва. Произошло смятение. Тогда князь Глеб, спрятав топор под полой, приблизился к волхву и спросил его: "Знаешь ли, что будет поутру и что случится до вечера?" Волхв отвечал: "Все знаю". Глеб спросил еще: "А знаешь ли, что произойдет теперь?" "Великие чудеса сотворю", сказал волхв. Тогда Глеб выхватил топор из-под полы, ударил волхва, и пал он мертвый, рассеченный надвое. Люди разошлись и успокоились.

Этот Глеб был убит в Заволочье, в одном из новгородских походов против финских племен. Место его занял Святополк, - сын павшего, между тем, в бою с Олегом Святославичем великого князя Изяслава, старшего племянника севшего на княжение Всеволода.

В 1087 г. он перешел оттуда на княжение в свой Туров, и великий князь Всеволод дал новгородцам внука Мстислава, имевшего пятнадцать лет от роду.

В 1093 г. великий князь Святополк и Владимир Мономах, распоряжавшийся всеми волостями на Руси, посадили в Новгороде Давыда Святославича, переведя его из Смоленска, а Мстислав был послан в Ростов; но через два года, после того как Давыд поехал было зачем-то в свой прежний Смоленск, новгородцы не пустили его к себе, а призвали опять Мстислава из Ростова.

Мстислав, узнав в Новгороде (1096), что отчина его, Ростов и Суздаль, занята Олегом Святославичем, а брат Изяслав убит в сражении с ним, послал к нему посла сказать: "Иди из Суздали Мурому, а в чужой волости не сиди; я помирю тебя с отцом". Олег не только не послушал его, но думал даже отнять у него и Новгород. Мстислав отправился на него в поход с новгородцами, отрядив прежде вперед Добрыню Рагуиловича. Тот задерживал данников, присланных от Олега с братом его Ярославом. Мстислав шел быстро, и Олег, не надеясь бороться с ним, изъявил свое согласие помириться в ответ на второе предложение Мстислава. Мстислав, обнадеженный, распустил дружину по селам, как вдруг среди обеда, в Федорову субботу, получает известие, что Олег уже идет на него и стоит на Клязьме. Он начал собирать дружину, новгородцев, белозерцев и ростовцев, и приготовился встретить врага под Суздалем. Олег приблизился. Четыре дня стояли они друг против друга. В четверг по Федорове недели пришел на помощь к Мстиславу из Переяславля брат его Вячеслав. В пятницу произошло сражение на реке Колокше, на котором Мстислав одержал совершенную победу.

Новгородцы долго помнили эту победу. Написав письмо к отцу с советом о примирении, Мстислав возвратился в Новгород. "Сие же бысть исходящу лету 6604, индикта 4, на полы", то есть в марте 1097 г.

Под этим же годом в Суздальской летописи помещен рассказ, содержащий любопытные сведения в общем обиходе того времени о дальних странах северных, уже тогда подвластных Новгороду.

"Вот я расскажу, говорит летописец, что слышал четыре года назад от Гюряты Роговича Новогородца: я посылал, говорил он мне, отрока своего в Печеру, к людям, которые дают дань Новугороду. Оттуда отрок мой ходил в Югру. Югра - народ немой, и живет в соседстве с Самоядью на полуночных странах. Югра рассказывали моему отроку: чудеса происходят в горах, - зайдуче луку моря, - чего прежде и слыхом не было слышано. Сеже третье лето поча быти. Суть... горы, им же высота, ако донебесе, и в горах тех клич велик и говор, и секут гору, хотя высечися; и в горе той просечено оконце мало, и оттуда говорят люди, но нельзя понять их речи; они показывают на железо, помавают рукою, прося железа, и кто даст им нож ли, или секиру, и они дают мехами противу. Дорога до тех гор непроходимая, пропастями, снегом и лесом. Потому мы и ходим туда редко. А живут люди и дальше, к полуночи.

Я сказал Гюряте, что это, должно быть, люди заклепении Александром Македонским Царем, как рассказывает о том Мефодий Патарийский: Александр, придя в восточные страны до моря, "наричемое Солнче место", увидел там человекы нечистые, от племени Афетова, которые едять всякую скверну, комаров и мух, котков и змиев, не погребают мертвых. Александр убоялся, чтоб они не умножилися и не осквернили земли, и загнал их на полуночные страны, в горы высокие, и Божиим повелением сступишася о них горы полуночные, только не сступишася о них горы на 12 локоть, и ту створишася врата медяны, и помазашася сунклитом, и аще хотять огнем взяти, не возмогут и жещи; вещь бо сунклитова сица есть: ни огнь может вжещи его, ни железо его приметь. В последние же дни изыдут восемь колен от пустыни Етривские, изыдут и сии скверные языкы, яже суть в горах полунощных, по повелению Божию".

В 1102 году Святополк и Владимир договорились, чтобы "Новугороду быти Святополчу" и Святополку посадить там своего сына, а Владимиру получить за то для своего сына Владимир. Призван был Мстислав с новгородцами. На общем совещании в избе мужи Владимировы сказали им: "Вот вам сын Святополков - берите его в Новгород, а Мстислав пусть идет во Владимир". Новгородцы отвечали Святополку, как некогда отцы их сыну Ольгину, Святославу: "Мы присланы к тебе, князь, вот с чем, - нам велено передать - не хотим ни Святополка, ни сына его. Если у сына твоего две головы, так пошли его; Мстислава дал нам Всеволод, и мы воскормили его себе князем".

Сколько ни спорил великий князь Святополк с ними, они настояли на своем и увели к себе Мстислава назад.

Мстислав часто ходил с ними (1105, 1111, 1113, 1116) на соседние племена чуди (ее имя сохранилось в имени Чудского озера), с которой от времен Ярослава, основавшего Дерпт в 1030 году, не слышно было никаких неприязненных отношений.

Все эти походы были очень удачны и оканчивались сбором дани и получением большой добычи.

Поход 1105 г. начат был из Ладоги.

В 1111 г. целью была Очела (в Эстляндии, на берегу верхней Аа) на границе леттов и эстов, по соседству с Новгородскими волостями.

В 1113 г. была побеждена чудь на бору.

В 1116 г. Мстислав взял Медвежью Голову (Оденпе, близ Дерпта).

В этом году заложил город (крепость, детинец в Новгороде), шире прежнего.

Тогда же Павел, посадник ладожский, заложил город каменный в Ладоге.

В 1117 году, 17 марта, великий князь Владимир призвал Мстислава к себе в Киев и посадил его в Белгороде, а в Новгороде оставлен князем старший сын Мстислава, внук Владимира, Всеволод-Гавриил.

Памятниками Мстиславова княжения там остались, кроме расширенной им крепости: церковь Св. Благовещения (1103) на Городище, в древнем пребывании варяжских князей, на острове между Волховом и Волховцем, верстах в двух от Новгорода.

Церковь Святого Николы на княжем дворе (1112).

Церковь Св. Федора Тирона (1115) среди Щирковы улицы и Разважи, которую заложил Воигост.

В год отбытия Мстислава игуменом Антонием Римлянином начата церковь каменная в его монастыре.

Святая София украсилась стенным писанием, на иждивении епископа Св. Никиты, печерского инока, который в начале Мстиславова княжения (1096-1108) был, вероятно, главным ему помощником и советником*.

--------

* Каменный дом, построенный Св. Никитой, цел до настоящего времени, - по крайней мере, стены, - и известен под именем Никитского. В ризнице Софийского собора показываются его вещи.

Последнее распоряжение Владимира, то есть отозвание Мстислава и назначение князем его молодого сына, подало повод, кажется, к неудовольствиям в Новгороде, где произошло возмущение (1118).

Нужно было принять особые меры. Мономах разгневался на новгородцев, сказано в летописи, за то, что они грабили Даньслава и Ноздрчу, вероятно, преданных ему мужей, разгневался за что-то на сотского Ставра, - и заточил их всех. Все бояре новгородские, призванные в Киев, были заведены честному кресту; некоторые, более заподозренные или обвиненные, были оставлены в Киеве, а прочие отпущены домой.

Через год (1020) прислан был даже посадник из Киева в Новгород, Борис. В 1122 году Мстислав взял себе в жены дочь посадника новгородского Дмитрия Завидича (первая жена его Христина умерла в 1121 году).

В следующем году и сын его Всеволод женился в Новгороде.

Всеволод, по следам отца, также часто ходил в походы на соседние финские племена (1124, 1130, 1132, 1133).

Первый поход на емь (в южной Финляндии), в великое говение, хотя и был успешен, но лют был путь, и хлеб покупался по ногате.

Поход 1130 года, против юго-восточных эстов, представляет особое явление в истории Новгорода. Он предпринят был собственно великим князем киевским Мстиславом, который послал на чудь сыновей своих: Всеволода, Изяслава и Ростислава. Много людей было побито, жены и дети взяты в плен, хоромы сожжены.

В поход 1132 года "сотворися пакость велика, много добрых муж избиша в Клине (Вагия) Новогородец, Генваря 23, в субботу".

Из внутренних событий в Новгороде в княжение Всеволода, за это время, заметим следующие, - церковные:

В 1119 году Кирьяк игумен и князь Всеволод заложили каменную церковь в Юрьеве монастыре, которому великий князь Мстислав в 1123 году дал следующую грамоту, до нас дошедшую: "Се яз Мьстислав, Володимерь сын, держа Русьску землю в свое княжение, повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буйце и вено Возьское Святому Георгиеви с вирами и продажами (с головными и прочими пошлинами и пенями), и яз дал рукою своею и осеньнее полюдие даровное полтретия десяти гривен... А се яз Всеволод дал есмь блюдо серебрено во 30 гривен серебра... велел есмь бити в не на обеде, коли игумен обедает; даже кто запортит или ту дань и се блюдо, да судит ему Бог в день пришествия своего, и тъ Св. Георгий".

В 1127 году была завершена каменная Антониева церковь.

В 1127 г. Всеволод заложил церковь Св. Иоанна на Петрятине дворе, во имя сына своего, незадолго перед тем рожденного, и дал ей многие льготы в особой грамоте, доказывающей, что князь пользовался тогда в Новгороде гораздо большей властью, чем после.

Из необыкновенных явлений природы летописью замечены:

"В лето 6632 (1124) месяца Августа в 11 день, перед вечернею, почя убывати солнця, и погибе вся. О велик страх и тьма бысть! И звезды быша и месяць, и пакы нача прибывати, и вборзе наполнися, и ради быша вси по граду".

"В лето 6633 (1125) бяше буря велика с громом и градом, и хоромы раздра, и с божниць вълны раздьра, стада скотины истопи в Волхове, а другыя одва переимаша живы".

"В лето 6635 (1127) паде метыль густ (серный дождь) по земли и по воде, и по хоромом, по две нощи, а по четыри дни".

В этом году свирепствовал в Новгороде голод: снег лежал до Яковля дня, "а на осень мороз уби вьрьшь (верхнее, зелень), и озимицу". Осминка ржи (1/2 четверти) во всю зиму продавалась по полугривне.

А на следующий год (1128) цены еще поднялись, и продавалась ржи осминка по гривне, люди ели липовый лист, березовую кору, мох истолокши с плевелами и соломой, ушь (род лютика или купальницы), конину; умирали с голоду, трупы валялись по улицам, на торгу и по дорогам. Нельзя было выйти из дома от смрада. Отцы и матери сажали детей в ладьи и отдавали гостям даром; многие разбежались по чужим землям. "Туга, беда на всех. И тако, по грехом нашим, погыбе земля наша".

В 1131 году погибло семь ладей, возвращавшихся из-за моря, с Гот. Товар потонул, а люди спаслись, нагие, и вернулись домой здоровые.

В 1131 году, на место уволившегося Иоанна, поставлен архиепископом Новгороду знаменитый Нифонт, из печерских иноков.

В 1132 году скончался отец Всеволода, великий князь киевский, а прежде новгородский, Мстислав Владимирович.

Он имел большое влияние на дела новгородские, что видно не только в грамоте 1125 г. и по походу 1130 года, им организованному, но и по другим обстоятельствам: в 1129 году, например, прислал он из Киева, подобно отцу Мономаху, своего посадника в Новгород, Даниила; сын его Всеволод часто являлся к нему в Киев из Новгорода.

После кончины Мстислава, в 1132 году, Всеволод был призван в Русь дядей Ярополком, который хотел дать ему Переяславль согласно воле его отца и по смерти своей прочил, может быть, как говорили, сам Киев. Новгородцы оскорбились, потому что Всеволод целовал им крест на том, чтобы не расставаться с ними и умереть у них. Он, было, вернулся, потому что ему на юге не посчастливилось; пришли псковичи и ладожане, и они все сообща решили выгнать князя, но, одумавшись, вернули его с Устьев. Посадничество в городе было дано Рагуилу, а в Пскове Мирославу. Спокойствие восстановилось, но ненадолго.

В следующем 1133 году прислан был в Новгород от великого князя киевского Ярополка к братьям Изяслав Мстиславич, которому была выдана дань печерская, "и тако хрест целоваше".

В 1134 году Всеволод ходил с новгородцами на чудь и взял город Юрьев, зимою, 9 февраля, на память Св. Никифора.

Тогда же обновлен был обрушившийся мост через Волхов.

В этом году опять приходил в Новгород Изяслав Мстиславич, которому брат Всеволод хотел доставить Суздаль. Новгородцы пошли со своим князем, но вернулись с Дубны (впадающей в Волгу ниже Корчевы), и по дороге отняли посадничество у Петрила и дали Иванку Павловичу.

Зимой пришел в Новгород митрополит Михаил, вместе с послом новгородским, игуменом Исайею. Новгородцы опять собирались на Суздаль. Может быть, были и другие столкновения, подобные последующим, которые надо было решить войной. Митрополит отсоветовал им, но они не послушались, а его задержали. Вышли они 31 декабря. На Жданой горе (во Владимирской губ.) погиб храбрый посадник Иванко Павлович и Петрило Микульчич и много мужей, но суздальцев больше. Впрочем, поход этот не имел никаких последствий, и "сотворше мир", новгородцы возвратилось и митрополита отпустили.

С этого времени смуты на юге, в Киеве, умножились, а слабый Ярополк не был способен, подобно брату Мстиславу и отцу Мономаху, поддерживать и охранять мир и тишину; все князья там перессорились между собой: братья великого князя, Ольговичи, племянники, дети Мстислава.

В 1133 году новгородский посадник Мирослав, переведенный незадолго перед тем из Пскова, ходил мирить киевлян с черниговцами. Враги старались склонить новгородцев, каждый на свою сторону. Посредничество не имело успеха. На зиму пошел еще архиепископ Нифонт с лучшими мужами и был свидетелем заключения мира.

"Сильно взмялась вся земля Русская", говорит летопись, но и в Новгороде утихнувшие было беспокойства начали развиваться сильнее и сильнее. Новгородцы беспрестанно меняли посадников, и, наконец, принялись за князей, как будто наверстывая свободу, стесненную Мономахом и Мстиславом.

В 1136 году, призвав псковичей и ладожан, на шумном вече положили они вновь изгнать князя Всеволода и вот что ставили ему в вину: 1) Не блюдет смердов. 2) Оставлял Новгород и хотел сесть в Переяславле. 3) Бежал со сражения ("ехал с полку") прежде всех. 4) Изменяет свои намерения: сначала договорился с Всеволодом черниговским, а потом велел отступить от него.

28 мая они посадили Всеволода под стражу с женой, детьми и тещей на епископском дворе, велев стеречь его день и ночь, по 30 человек с оружием, пока придет князь. Держали они его таким образом два месяца и отпустили 13 июля. Всеволод удалился в Киев к дяде, великому князю Ярополку, который дал ему Вышгород.

Унимать новгородцев было некому, потому что все южные и восточные князья (киевские, черниговские, суздальские), заняты были своими распрями, и новгородцы возвратили себе в полной мере самоуправление, стесненное Мономахом и Мстиславом.

Избранный ими Святослав северский, брат черниговского князя Всеволода Ольговича, пришел "19 июля, прежде 14 каланд августа, в воскресенье, на собор Св. Евфимия, в 3 часу дня, а луне небесной в 19 день". Но с его избранием мир не водворился, а потрясен был еще более: в Новгороде оставалось много приверженцев изгнанного князя.

"В том же году, наставшу индикту 15" (следовательно, в сентябре), убит Георгий Жирославич и сброшен с моста, вероятно, за преданность Всеволоду. Тогда же "милостники" Всеволода стреляли в князя Святослава. Епископ Нифонт, всеми чтимый, держал Всеволодову сторону. Он отказался венчать князя Святослава и запретил своим попам и чернцам венчать его, говоря: "Недостоит ее пояти (вероятно, по какому-нибудь родству). Святослав оженися в Новегороде и венчася своими попами у Св. Николы".

В 1137 году Константин посадник со многими мужами бежал из Новгорода к Всеволоду в Вышгород. Плесковичи прислали с ним Жиряту с дружиной. Все приятели звали его в Новгород, говоря: "Пойди, княже, хотят тебе опять". Всеволод согласился.

Когда стало известно в Новгороде, что Всеволод пришел в Псков с братом Святополком, поднялся великий мятеж. Некоторые граждане побежали к нему в Псков. Их дома были преданы разграблению - Константинов, Нежатин и многих других. Отыскивали всех приятелей Всеволодовых между боярами и, собрав с них полторы тысячи гривен серебра, дали купцам на войну. Святослав Ольгович собрал всю землю Новгородскую, привел своего брата Глеба с курянами, с половцами и пошел на Плесков выгнать Всеволода. Плесковичи решительно объявили, что князя не выдадут, засекли все осеки и приготовились к обороне.

Тогда новгородцы со своим князем одумались и с Дубровны вернулись назад: "Не станем проливать кровь с братьею, пусть управит нас Бог своим промыслом".

Впрочем, Всеволод-Гавриил в тот же год (1137) умер и погребен в Троицком соборе (впоследствии он был причтен к лику святых).

Плесковичи клялись брату его, Святополку, и не было у новгородцев мира ни с ними, ни с суздальцами, ни со смольнянами, ни с полочанами, ни с киевлянами.

В следующем году (1138), 17 апреля, в неделю третью по Пасхе, неугомонные новгородцы выгнали и Святослава, сидевшего у них два года без трех месяцев, и послали за князем к Юрию Владимировичу суздальскому, просить у него сына Ростислава.

Вдруг разнесся слух, что идет Святополк с плесковичами. Весь город всполошился и бросился к Сильнищу, но там никого не было. Святославлюю, однако же, задержали они с лучшими мужами и засадили в монастыре Св. Варвары, "ждуще оправы Ярополку со Всеволодом".

Самого же Святослава задержали на пути смольняне и посадили в Смядыне монастыре.

10 мая пришел Ростислав, - и новгородцы помирились с плесковичами.

В 1139 году Юрий суздальский, пришедший в Смоленск, позвал новгородцев на великого князя Всеволода. Новгородцы не послушались, и тогда Ростислав бежал к отцу в Смоленск, просидев в Новгороде год и четыре месяца.

Юрий рассердился на них и взял Новый Торг. Это был первый случай, в котором новгородцы увидели, чего они должны ожидать и бояться со стороны суздальских князей.

Новгородцы опять послали за Святославом Ольговичем. Брат его, великий князь Всеволод, хотел утвердить власть над Новым городом, подобно Мономаху и Мстиславу, и уговорил брата согласиться. Новгородцы ходили ему присягать. Долго волновался город, и Святослав пришел 23 декабря.

В 1140 году отправлены были в Киев к Всеволоду Константин Микулич, Полюд Константинович, Демьян и несколько других мужей, шестеро заключены в оковы, вероятно, по жалобе Святослава, - и вскоре новгородцы на вечах начали вставать на него "про его злобу". Он, увидев общее неудовольствие, послал сказать брату, великому князю Всеволоду: "Тягота, брат, в этих людях, я не хочу у них оставаться, пришли сюда кого хочешь". Всеволод прислал Ивана Войтишича, предлагая им сына и требуя в посольство мужей лучших, которые и были отправлены. Новгородцы продолжали волноваться и удерживали Святослава впредь до прибытия нового князя. Кум Святослава, тысяцкий, дал знать ему, что быть худу, и что хотят его захватить. Святослав бежал с женой и дружиной на Полоцк к Смоленску. Якуна поймали на Плисе и привели вместе с братом Прокопьем. Раздели их донага, как мать родила, били мало не до смерти и сбросили с моста, но Бог спас Якуна: он приплыл к берегу, и его оставили в живых, а взяли тысячу гривен да с брата сто и заточили их в чудь, приковав руки к шее.

Юрий привел их после к себе, и жен их из Новгорода, и содержал в великой чести.

Святославу Ольговичу принадлежит устав о церковной дани, которым определяется епископу вместо десятин от вир и продаж сто гривен из клети княжеской, кроме уездных оброков и пошлины с купеческих судов.

Всеволод, хотевший дать им сына, остановился и удержал новгородских мужей, к нему присланных послами. Новгородцы отправили к нему епископа с новыми послами и сказали: "Дай нам сына, а Святослава, брата твоего, не хотим". И он отпустил, наконец, к ним сына Святослава. Не успел Святослав доехать до Чернигова, как новгородцы передумали и прислали сказать великому князю: "Не хотим ни сына твоего, ни брата, ни племени вашего, а хотим племени Владимиря". Всеволод, рассердившись, велел тогда вернуть епископа с мужами и задержал их в Киеве. Новгородцы стали просить его шурина, Мстиславича. Всеволод, не желая отдавать Новгород Владимирову племени, призвал своих шурьев и дал Берестий, говоря: "За Новым городом не гонитесь, пусть посидят о своей силе, где-то они найдут себе князя!" Послов же продержал у себя с епископом зиму и лето.

Таким образом, новгородцы опять сидели без князя девять месяцев, и товары не шли к ним ниоткуда. В нетерпении они послали, наконец, в Суздаль, звать к себе Судилу, Нежата, Страшка, которые бежали туда из-за Святослава, и Якуна. Они дали посадничество Судилу и велели сказать Юрию: "Поди к нам сам, либо сына пусти: Святополка (Мстиславича) Всеволод к нам не пускает, а Ольговича мы не хотим".

Юрий прислал Ростислава, который и прежде был у них. Ростислав прибыл к ним 26 ноября.

Между тем, послы новгородские - епископ и купцы, сидели в Киеве задержанные. Они твердили, что новгородцы не хотят иного князя, кроме Святополка. Всеволод согласился, наконец, убежденный женой, Мстиславлеей, и дал им шурнна из своей руки.

Новгородцы, прослышав, что едет к ним Святополк, засадили Ростислава на епископском дворе, где и просидел он четыре месяца.

Святополк пришел 19 апреля, а Ростислав отпущен к отцу, который вознегодовал сильно на новгородцев за такой их норов.

С этих пор усиливаются и умножаются беспрерывные столкновения и распри новгородцев с Юрием суздальским, которые продолжались и при его преемниках. Суздаль, и после Владимир, откуда получал Новгород хлеб, тяготел над Новым городом более и более и приводил его к себе в зависимость. Между посадниками и боярами возникла партия сторонников суздальских. Только в краткие промежутки, и то в ближайшее время, новгородцы по-прежнему обращались иногда к Киеву и избирали тамошних князей, как защитников от притеснений. Несколько лет, впрочем, прошло спокойно, пока на киевском столе сидел великий князь Всеволод Ольгович, покровитель новгородского князя, и пока Юрий суздальский не думал еще или не смел искать Киева.

В 1142 году емь, пользуясь смятениями, приходила воевать Новгородскую волость. Ладожане избили их 400 человек и не выпустили ни одного.

Король шведский приходил с епископом на 60 судах напасть на гостей, шедших из-за моря на трех ладьях. Произошла битва. У неприятеля захвачено три ладьи, а избито полтораста человек.

В 1113 году Святополк женился в Новгороде, приведя жену из Моравы. Брат его Изяслав приходил к нему и зимовал в Новгороде.

"Стояла вся осенина дождева от Госпожина дни до Корочюна, и вода в этом году поднялась в Волхове и везде, вельми высока". Мост разбило, и четыре городни занесло "без знатьбе".

В 1144 году построен через Волхов новый мост, в стороне от ветхого.

Расписан притвор в Святой Софии епископом Нифонтом.

Поставлен попом переписчик Новгородской летописи.

В 1145 году новгородцы, по зову Всеволода, ходили иа помощь киевлянам в галицком походе с воеводой Неревиным и вернулись с любовью.

Великий князь киевский, Всеволод Ольгович, вернувшись из похода, умер (1146), и все дела на юге изменились. Великокняжеский стол достался Изяславу Мстиславичу, брату новгородского Святополка. Юрий суздальский вступил в союз против него со Святославом Ольговичем северским; началась продолжительная война, среди которой доставалось всем союзным и враждебным властям.

В 1147 году пришел Юрий воевать Новгородскую волость, взял Новый Торг и всю Мсту. В ответ ему ходил Святополк со всей областью Новгородской на Юрия. Новогородцы вернулись с Нового торга из-за распутицы.

В следующем году архиепископ Нифонт ходил к Юрию в Суздаль, договариваться о мире; Юрий принял его с честью, но мира не дал, и удерживал за собой новгородские дани, хотя и выпустил всех новоторжцев и захваченных гостей, целых и невредимых.

В 1148 году Святополк был изгнан "злобы его ради". Изяслав прислал сына Ярослава, а брату дал Владимир; вскоре и сам великий князь пришел, приглашенный новгородцами.

Новгородцы вышли к нему навстречу за три дня пути от города. В воскресенье встретил его сын Ярослав с боярами новгородскими, и поехали вместе к обедне к Святой Софии. Посланы были подвойские и бирючи кликать по улицам и звать к князю всех на обед, от мала до велика. "И тако обедавше, веселишася радостью великою, и с честью разъидошася в свои домы". Поутру послал Изяслав на Ярослав двор звонить вече. Новгородцы и плесковичи собрались на вече. Изяслав сказал: "Братцы, сын мой и вы прислали мне жаловаться, что вас обижает стрый мой Юрий. Вот я и пришел к вам, оставя Русскую землю для вас и для ваших обид. Гадайте же, братцы, что нам делать, как идти, чтобы покончить с ним либо миром, либо ратью". Новгородцы в один голос воскликнули: "Ты наш князь, ты наш Владимир, ты наш Мстислав. Рады идти с тобою за наши обиды". Еще собрались новгородцы и решили всем идти на войну, всякой душе: хоть кто и дьяк будет, и гуменцо у кого пострижено, но не поставлен, пусть и тот идет, а поставлен - пусть Богу молится.

Новгородцы, плесковичи, корела, пошли всеми силами на Юрия к Ростову. Подойдя к устью Медведицы, Изяслав остановился в ожидании брата Ростислава, который через четыре дня пришел с полками русскими и смоленскими. Ольговичи же не приходили к ним на помощь, по уговору, выжидая в вятичах, чем кончится дело. Братья спустились вниз по Волге. От Юрия не было никакой вести. Он не отпускал их посла, отправленного к нему еще, ни слал к ним своего, - и они начали опустошения по обоим берегам реки до Углича поля и до устья Мологи, взяли и сожгли шесть городов. Остановившись, они отправили новгородцев и русь воевать дальше, и те с огнем и мечом дошли почти вплоть до Ярославля. Они захватили много добычи и привели семь тысяч человек. На вербной неделе наступило тепло, и братья решили вернуться, видя, что реки вскрываются.

Юрий не оставался в долгу. Лето ходили новгородские данники в малом числе; услышав это, Юрий выслал на них Берладника. Они сразились между собою, и с обеих сторон было много убито.

Но главный удар был устремлен на юг, где великий князь Изяслав дорого поплатился за свое посещение Поволожья с новгородцами и другими воинами. Летом, соединившись со своими союзниками, Юрий подступил к Киеву, заставил Изяслава отказаться от него и бежать во Владимир.

А потом не оставил его в покое и там, и только в уважение ходатайства старшего брата Вячеслава примирился с ним. Изяслав, при заключении условий, всеми силами старался выговорить у Юрия захваченные им новгородские дани, на что Юрий, наконец, и согласился.

Епископ Нифонт возвратился (1151), отпущенный Юрием, к радости новгородцев: он ходил в Киев, позванный митрополитом Климом, избрание которого отрицал, и посажен был в Печерский монастырь, где и сидел, пока пришел Юрий.

По возвращении епископ обил свинцом святую Софию и кругом обмазал известью.

В 1184 году, 28 марта, новгородцы изгнали Ярослава Изяславича и призвали Ростислава Мстиславича из Смоленска, который, однако же, вскоре после смерти брата великого князя Изяслава, ушел в Киев, оставив им сына Давыда. Рассердившиеся новгородцы, что тот не дал им мир, а еще пуще все расстроил, выгнали сына и послали епископа Нифонта с лучшими мужами к Юрию, просить у него опять сына Мстислава, который пришел 30 января 1155 года.

В следующем году (1156) архиепископ Нифонт преставился в Киеве, выйдя навстречу митрополиту. Злые языки говорили: "облупив Св. Софию, пошел к Царюграду". "Это несправедливо, замечает летописец: кто из нас не знает, как украсил Нифонт Св. Софию, исписал притворы, сотворил кивот, устроил снаружи, а в Плескове создал каменную церковь Св. Спаса, в Ладоге Св. Климента. Бог за грехи наши не дал нам видеть у себя его гроб".

Ростислав смоленский не мог простить новгородцам своего бесчестия. Он имел, видно, много сторонников в городе. Люди поднялись (1157) на Мстислава Юрьевича и хотели выгнать его из Новгорода, но торговый люд вступился за князя и стал за него "в оружии". Братья уже были готовы сойтись, но, к счастью, мост был разобран. Сторожа стерегли по обоим краям. Пришли сыновья Ростислава, Святослав и Давыд, а за ними на третий день и сам Ростислав. Мстислав бежал, и все утихло. Ростислав, посадив сына Святослава на стол в Новгороде (1158), а Давыда на Новом торгу, оставил Новгород с княгиней.

Между тем, дела на юге приняли совершенно другой оборот. Юрий, враг новгородцев, умер на киевском столе в 1158 году, 13 мая. Место его через некоторое время занял Ростислав смоленский, а в Суздале и Владимире мужественный сын Андрей, который вскоре стал для новгородцев гораздо тяжелее Юрия.

Андрей из отношений и действий своего отца Юрия понял, какое влияние он может получить на Новгород, имея в своих руках не только значительной частью его торговлю, но даже и пропитание, и, управившись с домашними делами, решительно объявил новгородцам: "Ведомо вам буди - хочу искать Новагорода добром и лихом; целуйте же крест мне, чтобы иметь меня князем себе, а мне добра вам хотети".

"И оттоле, говорит летописец, начашася новогородци мясти и вечи часто начаша творити". Почуяло их сердце, что приближается к ним от близкого Владимира туча, какой не видывали они еще от далекой Киевской Руси, и что придется им когда-то потерять свою дорогую волюшку. Андрей, сказав это слово, сделал первый шаг к Новгороду, проложив дорогу, по которой пошли неукоснительно его преемники, князья владимирские, а еще успешнее московские, и с которой Ивану Третьему осталось совершить только один шаг, уже последний, до Св. Софии.

Новгородцы не поладили со своим князем (1160), и через некоторое время на вече решили сказать ему: "Не можем держать двух князей, выведи брата Давыда с Нового торга". Святослав не хотел их сердить, и, выведя Давыда, отослал его к Роману в Смоленск. Новгородцы не удовольствовались. Через малое время они опять созвали вече на самого Святослава. Князь пребывал в Городище у Святого Благовещения, как прибыл к нему вестник сказать: "Князь, в городе деется великое зло, хотят тебя взять". Святослав отвечал: "Чем же я прогневил их? Вчера еще целовали они крест мне и отцу моему, иметь меня князем себе до живота моего". Нахлынуло множество народа. Они заперли князя в истопке, княгиню отослали в монастырь, дружину перевязали, а двор разграбили. Потом отправили князя в Ладогу.

Когда известие о том дошло до Киева, великий князь Ростислав в гневе велел перехватать всех новгородцев, бывших по торговле в Киеве, и посадить их в Пересеченский погреб. Там ночью задохнулось четырнадцать человек. Ростислав, огорченный, велел на другой день выпустить их и развести по городам.

Чтобы привлечь на свою сторону Андрея, новгородцы прислали к нему просить его сына на княжение. Андрей предлагал им брата, от которого они отказывались, ибо он княжил у них прежде и почему-то не угодил им. Тогда Андрей прислал им племянника Мстислава Ростиславича, разумеется, на выгодных для себя условиях.

Вскоре, однако же, Андрей договорился о Новгороде с великим князем киевским Ростиславом, утвердившимся окончательно в Киеве, и вывел племянника, вместо которого посажен был опять Святослав Ростиславич.

Андрей за уступку выговорил себе Двинскую область.

Святослав княжил у них долго (1161-1167), не в пример других князей, вероятно, потому, что они боялись выступить против воли великого князя владимирского Андрея и великого князя киевского Ростислава, которые действовали сообща, и с которыми бороться было невозможно.

К тому же случился у них голод, нередкое их несчастье: "Все лето стояло вёдром, и пригорело жито, а на осень всю ярь убил мороз, зимою же стоял теплынь и часто шел дождь; кадка малая стоила семь кун. О, велика скорбь бяше в людях и нужда".

Наконец, новгородцы повздорили со Святославом (1166). Отец его, великий князь Ростислав, собрался к ним, чтобы уладить дело, но не мог добраться до Новгорода по причине болезни и велел сыну выехать с новгородцами на Луки. Новгородцы привезли многие дары и клялись ему не искать себе другого князя, кроме его сына, и разлучиться с ним только смертью.

Но прошло немного времени, и прежние неудовольствия возобновились еще с большей силой. Новгородцы вышли из терпения, и Святослав также. Он уехал от них на Луки и прислал сказать им: "Не хочу княжить у вас". Они собрались на вече и поклялись между собой не хотеть Святослава. Пошли прогнать его с Лук и послали к киевскому великому князю Мстиславу Изяславичу, занявшему стол после смерти Святославова отца Ростислава, просить у него сына Романа. Слава о доблестях Мстислава внушила им надежду найти в киевском великом князе заступника себе против притязаний Андрея, тем более, что сам он также был не расположен к великому князю владимирскому.

Святослав, услышав, что идут на него, отошел из Лук к Торопцу и потом на Волгу. Андрей подал ему помощь, и он сжег Новый Торг. Новоторжцы отступили к Новгороду. Братья его, Роман и Мстислав, сожгли Луки.

Андрей соединился со смольнянами и полочанами. Они заняли все пути и перехватили послов новгородских, силой требуя Новгород принять Святослава. "Нет вам иного князя, говорили они, кроме Святослава".

Новгородцы крепились, убили посадника Захарию, Неревина, Незду бирюча, обвиняя их в сговоре со Святославом. Он подошел было к Русе с суздальцами и прочими союзниками. Новгородцы поспешили навстречу с Якуном, и враги отступили. Якун и выбран был посадником.

Между тем, Даньславу Лазутиничу удалось с дружиной пробраться окольной дорогой в Киев и привести оттуда князя Романа Мстиславича, "14 апреля, во вторую неделю по великом дне, индикта 1 (1168), и рады были новгородцы своему хотению: они сидели без князя о Якуне от Семена дня до великого дня, ждуче от Мстислава сына".

Следовало ожидать войны с Андреем, который не мог стерпеть подобного оскорбления. Новгородцы вместе с псковичами сходили прежде на его союзников: пожгли Полоцкую волость, не доходя только тридцати верст до стольного города. На весну Роман сжег Торопец, смоленский город, и привел много пленников.

Даньслав Лазутинич, привезший новгородцам князя, отправился данником за волок в Двинскую область, захваченную Андреем. Суздальцы пытались было преградить ему дорогу, но были им разбиты, и он собрал всю дань, так что заплатившие суздальцам должны были потерпеть вдвое.

Андрей решил прежде всего наказать великого князя Мстислава киевского. Многочисленная рать его, собранная всеми князьями русскими, покорными ему, явилась под Киевом. Мстислав, после короткого сопротивления, должен был искать спасения в бегстве, и победитель, старший сын Андрея Мстислав, посадил на киевский стол своего дядю, Глеба переяславского.

Покорив себе Киев, Андрей обратился к Новгороду. Собрались полки суздальские, ростовские и владимирские; князья рязанский и муромский прислали сыновей со своими ратями, смоленский с братом. "Толико бысть множество вой, что и числа их нетуть", говорит летописец. Андрей опять поручил их своему сыну Мстиславу, покорителю Киева, и главным воеводой назначил прежнего, Бориса Жидиславича.

Летописцы разделяют негодование Андрея. Им всем было как будто оскорбительно, зачем новгородцы живут не как прочие и могут распоряжаться своими князьми по своему разумению. "Нельзя, говорят, оправдывать новгородцев тем, что они освобождены прадедами князей наших. Пусть это так, но разве передние князья велели им переступать крест и соромлять своих внуков или правнуков, целовать им крест и после изменять присяге? Злое наверстие в них вкоренилось. До которых пор Богу терпеть над ними! Вот и навел он наказание на них рукою благоверного князя Андрея".

Лишь только вступила рать в пределы новгородские, как и начала предавать все огню и мечу, воины жгли села, убивали людей, пленили жен и детей, похищали имение. На пространстве трехсот верст все было разорено и опустошено.

Новгородцы решили защищаться. Их молодой князь, тот славный Роман, что покорит впоследствии всю Волынь и весь Галич, приведет в ужас литву, запрягши ее в плуг, и распространит свои владения за Дунай и Карпаты, тогда еще юноша, у которого, разумеется, билось сердце на подвиг и рука рвалась на удар, ободрял их к сопротивлению. Ему уже хотелось попытать своей силы, потешиться в битве, помериться с могучим противником.

Вместе с посадником Якуном, таким же молодцом, принялись они укреплять город и ворота, устраивать острог, расставлять сторожей, снаряжать ратных людей в ожидании неприятеля.

И вот они явились. Начались приступы. Суздальцы, уверенные в победе, уже поделили в уме между собой новгородские улицы. Три дня продолжались приступы. Роман успешно отражал все нападения; однако, силы его начали ослабевать, число воинов уменьшалось, враги напирали сильнее и сильнее, казалось, что городу долго не удержаться...

Но у новгородцев был еще иной защитник, иной воитель. Это архиепископ Иоанн, муж праведный, который славился в народе многими великими подвигами веры. Между тем, как его соотечественники бились, проливали кровь и принимали смерть за Святую Софию, Иоанн молился, молился денно и нощно. Вдруг, на молитве, в тишине, ночью, послышался ему голос: "Иди в церковь на Ильине улице, возьми образ Божией Матери, поставь его на забрале города, и вы узрите спасенье".

Поутру он поведал людям о полученном свыше откровении. Все исполнились радости и надежды, одушевились верой, пошли собором на Ильину улицу. Митрополит совершил молебное пение перед святой иконой. Потом повергся перед ней на колени, и, плачущий, рыдающий, произнес молитву: "О Пречистая Мати, упование наше! Грешные, мы молимся Тебе со слезами - не предай нас!" С этими словами он взял ее на руки; казалось, она сама о себе подвигнулась. Народ в умилении, в восторге, не мог выговорить ни слова и только восклицал: "Господи помилуй!" Архиепископ передал икону двум дьяконам, и торжественным ходом, со всем духовенством, под сенью хоругвей, в сопровождении народа, отнесли ее к укреплениям и поставили на стене. Там кипела отчаянная битва. Стрелы, как дождь, сыпались за стены. Вдруг одна ударилась в икону, и икона, рассказывают, повернулась к городу. Слезы потекли из очей Божией Матери, кои архиепископ принял на свой фелонь. Новгородцы получили "якобы некую силу дерзости". В то же время туман покрыл суздальцев: они, не видя, начали убивать друг друга. Новгородцы бросились из укрепления и довершили поражение. Вся осаждающая рать обратилась в бегству (1170).

Множество суздальцев попало в плен, так что продавались они в Новгороде по две ногаты. Остальные, возвращаясь по разоренным местам, терпели ужасный недостаток в продовольствии: иные умирали с голода, другие в великий пост ели конское мясо.

Новгородцы приписали свое спасение от такой многочисленной рати заступничеству Пресвятой Богородицы, и, в изъявление своей благодарности, положили праздновать ежегодно, 27 ноября, ее честному знамению, что после исполнялось ими уже вместе со всей православной церковью - однако же долго кроме Суздаля!

Андрей не достиг своей цели, рать его была разбита, он, казалось, должен был уступить, - но нет, побежденный, он все-таки остался победителем, и уступили новгородцы, а не он. Сила его уже не зависела от случайностей. Новгородцы вскоре должны были указать путь от себя своему храброму защитнику, князю Роману, и прислали к Андрею просить о мире и князе. Ужасная дороговизна возникла у них вследствие разорения, недостатка в подвозе из соседних, Андрею подчиненных, областей, или неурожая: кадь ржи продавалась почти по 4 гривны, хлеб по две ногаты, а пуд меда по 10 кун.

Андрей, довольный их покорностью, дал им Рюрика, брата умершего, между тем, Святослава Ростиславича, из-за которого он начал войну.

Рюрик прожил у них недолго, недовольный, кажется, своим положением; неудовольствие его обнаружилось отнятием посадничества у Ярослава, преданного Андрею, который и бежал к нему в Суздаль. Андрей не поладил и с прочими Ростиславичами. Рюрик уже не мог оставаться в Новгороде, и поспешил оттуда вон, а новгородцы послали к Андрею просить себе князя (1171).

Андрей прислал сначала посадничать того же Жирослава, прибежавшего от Рюрика под его покровительство, а потом дал своего младшего сына Георгия (1172). Новгородцы слушались его во всем, и сам архиепископ Иоанн, который столько прославился во время последней осады города, приходил к нему во Владимир.

Новгородцы ходили по зову Андрея со своим молодым князем, Георгием Андреевичем, на помощь его полкам под Киев против Ростиславичей.

Таким образом, они почти совершенно подчинились великому князю суздальскому, как вдруг он был убит в Боголюбове своими приближенными, составившими против него тайный заговор (1174). Новгородцы обрадовались, разумеется, избавившись от сильного противника, надеясь освободиться из-под ненавистной власти.

Во Владимире произошли смятения. Дружины выбрали себе в князья племянников Андрея, сыновей его старшего брата Ростислава, шуринов рязанского князя Глеба. Они не смогли утвердиться и вынуждены были уступить дядям, Михаилу и Всеволоду, младшим детям Юрия Долгорукого.

Ростиславичей приняли к себе новгородцы, незадолго перед тем выгнавшие Андреева сына Георгия. Они рассчитывали, что враги великого князя суздальского лучшие для них друзья и помощники.

Мстислав Ростиславич женился в Новгороде, взяв за себя дочь посадника Якуна Мирославича. Его вызвали, однако же, вскоре ростовцы, после смерти Михалка, и оставил в Новгороде своего сына.

Эта война также была несчастлива для Мстислава, и он должен был вернуться в Новгород, но новгородцы указали ему путь вместе с сыном Святославом (1176): "Ты ударил пятою Новгород, и пошел на стрыя своего Михалка, поваблен ростовцами; Михалка Бог поял, а с братом его Всеволодом рассудил тебя: чего же тебе у нас надо?" Мстислав ушел в Рязань.

Новгородцы взяли у Всеволода племянника, Ярослава Мстиславича. Глеб рязанский, его шурины начали со счастливым владимирским князем новую войну, но все были побеждены и взяты в плен.

В следующем, однако же, году (1177) они были отпущены в Русь, и с дороги повернули в Новгород. Новгородцы опять посадили у себя на столе Мстислава, брата его Ярополка в Новом торгу, а Ярославу Мстиславичу дали Ламский Волок.

Война с великим князем суздальским, который все более и более оказывался достойным преемником своего брата Андрея, была неизбежна. Вскоре он пришел под Торжок. Жители обещали дань и медлили. Дружина побудила князя взять город приступом. Город был сожжен, люди пленены, имущество взято на щит за новгородское непокорство. Ярополк бежал.

Отправив пленников к Владимиру, Всеволод обратился к Волоку Ламскому. Выручив прежде князя, племянника, он пустил людей на вороп, и город был сожжен.

Мстислав вскоре умер в Новгороде, 20 апреля, индикта 10, 1178 г.

После его смерти новгородцы перевели к себе Ярополка, бежавшего из Торжка.

Всеволод рассудил за благо принять прежние меры в отношении новгородцев и велел перехватить новгородских купцов, торговавших в его волости.

Новгородцы тогда изгнали Ярополка, привели к себе Романа смоленского, который прожил у них несколько месяцев, и они послали в Русь за Мстиславом, братом его. Мстислав отказывался, говоря: "Не могу идти из своей отчины и разойтися с своею братьею". Но братья и мужи уговорили его исполнить желание новгородцев: "Иди, брат, если тебя зовут с честью. Разве Новгород не наша отчина?" Мстислав послушался, думая вернуться при первом случае в Русскую землю. Он пришел в Новгород с боярами новгородскими и был принят с великой честью 1 ноября.

Через некоторое время Мстислав созвал новгородских мужей и предложил им идти на чудь и отмстить поганым за их обиды. Новгородцы были очень рады и собрались вслед за своим князем (1179). Мстислав опустошил Чудскую землю и возвратился, приведя много челяди и скота. Возвращаясь от чуди, он зашел в Плесков, захватил сотских, не хотевших племянника его Бориса, и договорился с людьми.

Проведя зиму в Новгороде, пошел весной на своего зятя Всеслава в Полоцк, возвратить один погост, заведенный за Полоцк Всеславом первым сто лет назад, да сосуды церковные и ерусалим, им же захваченные. Когда пришел он на Луки, намереваясь отомстить за эту старую обиду, то его старший брат, Роман смоленский, прислал к нему мужа сказать: "Обиды тебе до Всеслава нет, а если хочешь идти на него, то пойди прежде на меня". Всеславу же послал Роман помощь с сыном Мстиславом. Мстислав не захотел поступить наперекор старшему брату и возвратился в Новгород.

Там он занемог и, приказав дитя свое, Владимира, Борису Захарьичу, поручая его с волостью братьям Рюрику и Давыду, 13 июня в пятницу (1180) скончался и положен в той гробнице, где лежит Владимир, сын Ярослава. Новгородцы искренне оплакали его, приговаривая: "Не пойдем мы больше с тобой, господине, в иные земли, порабощать поганых в область Новгородскую. Тебе хотелось, господине, всех поганых привести под нашу волю, ты отмстил им за наши обиды, как и дед твой Мстислав. Ему поревновал ты, господине, и наследил путь деда своего. Теперь не увидим тебя больше, господине, и солнце наше закатилось". Так, говорит летопись, плакало над ним все население новгородское - сильные и худые, нищие и убогие. Дружина предана была ему безгранично, он всегда уступал ей всю добычу, и речами своими подавал дерзость воинам своим. Не только новгородцы, но вся земля Русская не могла забыть его доблести. И черные клобуки его долго помнили. Не было никакой страны, которая не любила бы его и не желала бы иметь своим князем: "всегда бо тосняшеться на великия дела".

После смерти Мстислава, новгородцы посылали в Русь к новому врагу Всеволода, великому князю Святославу Всеволодовичу, который прислал им сына Владимира, пришедшего в Новгород 17 августа (1180).

Он водил новгородцев в помощь отцу своему против Всеволода, и они принимали значительное участие в походах и битвах на реке Влене, верстах в сорока от Переяславля. На обратном пути великий князь киевский навестил сына в Новгороде.

Ярополк опять получил Новый Торг и тотчас начал воевать Поволжье.

Между тем, как новгородцы пошли провожать Святослава к Дрютеску, Всеволод со всем полком своим, с муромцами и рязанцами, пришел к Торжку. Новоторжцы затворились и сидели пять недель. Ярополк был ранен стрелой, а жители умирали с голода за недостатком корма. Город был сожжен, и жители, вместе с князем, скованные, отведены в плен.

Новгородцы, после всех неудачных опытов, вынуждены были смириться, указали путь Владимиру и просили себе князя у Всеволода. Тот дал свояка своего, Ярослава Владимировича (1182).

Новый князь прожил у них около трех лет и "негодоваху ему новгородцы, зане много творяху пакости волости Новгородстей". Всеволод вывел его (1184), и они испросили у Давыда смоленского сына Мстислава, который прожил у них года два, но, видно, было им тягостно оставаться не в ладах с великим князем суздальским, и они опять обратились к нему с просьбой (20 ноября 1181 г.) об Ярославе, который остался у них теперь уже очень долго, разумеется, в силу покровительства Всеволода.

Ярослав ходил с ними на финские племена несколько лет кряду, может быть, также по указу Всеволода.

1186. Молодцы ходили на емь с Вышатой Васильевичем и возвратились с добычей.

1187. Погибло данников новгородских в Печере и за Волоком, голов со сто.

1191. Новгородцы ходили с корелой на емь и опустошили землю их.

В том же году Ярослав был позван полоцкими князьями и полочанами встретиться на рубеже. Они положили между собою любовь, и решили зимою идти либо на чудь, либо на литву. Поход состоялся на чудь. Ярослав взял город Юрьев и вернулся с большой добычей.

1192. Ярослав ходил в Плесков и посылал оттуда двор свой (дружину) воевать. Взята была Медвежья Голова и сожжена.

1193. Новгородцы пошли на югру с воеводой Ядреем, взяли один город и подошли к другому. Жители затворились и выслали сказать им: "Мы припасем для вас дань, серебро, соболей и прочие узорочья - не губите же своих смердов и своей дани". Между тем, они собирали военную силу и готовились. Изготовившись, прислали звать воеводу за данью с 12 лучшими мужами. Воевода имел неосторожность пойти с попом Иванком Легеном и прочими. Они были убиты накануне Св. Варвары. Потом пошло за ними человек 30, и, наконец, 50; все погибли. Некто Савка перебежал к князю югорскому и сказал ему: "Если не убьешь Якова Прокшинича и пустишь его в Новгород живого, то он приведет на тебя новую рать и землю твою пусту сотворит". Югорский князь велел убить его. Яков сказал Савице: "Бог тебе судья и Святая София, за то, что подумал на свою братью. Кровь наша взыщется на тебе". При этих словах он был убит. Прочие, стоявшие под городом около шести недель, "слушаюче лесть бе их, - их было 80 человек, - изнемогше от голода, были поражены на Николин день". Во всю зиму не было вести о них в Новгород, и никто не знал, живы ли они или мертвы, к великой печали князя, владыки и всего города.

На другой уже год (1191) пришел остаток рати из югры. Дорогой убиты были Сбышка Волосович, Завид Негочевич и Моислав попович, обвиненные в советах на свою братью; другие откупились кунами. "А то Богови судити", замечает летописец.

Новгород и Ладога были опустошены пожарами.

В 1195 г. великий князь владимирский Всеволод позвал новгородцев на Чернигов и на все Ольгово племя, и они не отперлись - пошли с князем Ярославом и огнищане, и гридьба, и купцы. Но война не состоялась, и Всеволод от Торжка отпустил их с честью.

Новгородцы вознегодовали за что-то на своего князя и снарядили посольство к Всеволоду, Мирошку посадника, Бориса Жирославича, Никифора сотского - просить у него сына. Всеволод задержал посольство у себя во Владимире.

В следующем году новгородцы послали к Всеволоду новое посольство, просить, чтобы он отпустил к ним задержанного посадника Мирошку, Иванка, Фому и прочих мужей. Он, собравшись на Чернигов, велел новгородцам идти с Ярославом на Луки, а задержанных послов повел за собой. Войны не было, и Всеволод отпустил новгородцев с Лук домой, сказав им, чтобы они выбирали себе князя, где хотят, "а Новгород выложиша вси Князи в свободу, и деим любо, туже себе Князя поимають". Возвратившись во Владимир, он отпустил Фому, а Мирошка и Иванка не отпустил. Новгородцы разгневались, и послали за князем к черниговскому Ярославу Всеволодовичу, просить у него сына, а Ярославу "показали путь" осенью на Юрьев день и сидели всю зиму без князя, "и жаляху по нем в Новегороде добрии, а злии радовахуся".

Ярослав пошел на Новый Торг, и новоторжцы приняли его с поклоном. Он забрал дани по всему верху, по Мсте и за Волоком; Всеволод велел хватать всех новгородцев за Волоком и по всем волостям своим, и содержал их во Владимире, где они, впрочем, ходили вольно.

Ярослав пришел из Чернигова "на вербницю, настанущю лету Мартом месяцем (1197)". Он просидел шесть месяцев одину (только), от вербницы до Семенова дни (Симеона Столпника). Новгородцы выгнали его и послали за Ярославом, который был в то время позван великим князем Всеволодом во Владимир. Во Владимир было снаряжено особое посольство, лучшие мужи и сотские, которые приняли Ярослава со всей правдой и честью. Ярослав пришел на зиму по крещении за (через) неделю (1198), и "седе на столе своем, и обуяся с людьми, и добро все бысть. И Мирошка приде посадник, седев два лета за Новгород, и вси приидоша неврежени ничим же, и ради быша Новегороде вси от мала и до велика".

Этот год проведен был деятельно. Ярослав посадил сына Изяслава княжить на Луках, - оплечье Новгороду от литвы. На осень приходили полочане с литвой и пожгли хоромы, но лучане удержались в городе.

В отмщение Ярослав ходил на зиму с новгородцами, плесковичами, новоторжцами, ладожанами и всей областью Новгородской на Полоцк. Полочане встретили их с поклоном на озере Каспле, и мир был заключен.

В этом и предыдущем году построено несколько церквей в Новгороде и прочих городах: Спаса Преображения на горе, а прозвище Нередице, Св. Илии на холму, Св. Преображения в Русе, Св. Никифора на Острове, монастырь Св. Евфимии в Плотниках.

У Ярослава умерли в этом году два его сына: Изяслав, посаженный на Луках, Ростислав в Новгороде.

А в следующем году (1199) великому князю Всеволоду вздумалось вывести Ярослава из Новгорода и прислать туда сына, чего желали недавно новгородцы, и в чем он им решительно отказывал. Он велел владыке Мартирию, посаднику Мирошке и лучшим мужам приехать к нему во Владимир за сыном. Разительное доказательство его власти! На озере Серегере архиепископ Мартирий скончался, тело его было отвезено в Новгород к Св. Софии, а посадник Мирошка и мужи прибыли к Всеволоду и сказали: "Ты господин князь великий, Всеволод Юрьевич, просим у тебя сына княжить Новгороду, зане отчина тебе и дядина Новгород". Всеволод принял послов с великой честью, утвердил честным крестом на всей воле своей и дал им в князья Святослава, еще младенца четырехлетнего. Согласившись с посадником, Всеволод дал новгородцам также архиепископа Митрофана, который поехал в Киев на поставление в сопровождении новгородских и Всеволодовых мужей.

Внутри все успокоилось, а вне происходило смятение: литва опять набежала (1200), взяла Ловоть и прошла до Чернян. Новгородцы погналась за ними и побили 80 человек, остальные бежали, а из своих пало 13: Рагуил Прокопьинич с братом Олексою, Гюргя Сбыкшинич, Ратмир Нежатинич, Страшко серебреник весец, Внезд Ягинич, Лука, Мирошкин отрок, Микита Лазаревич, Жирошка Огасович, Осип подвойский, Роман Пъкт, и еще четверо. Добыча была отбита.

В том же году Нездило Пыхтинич послан был на Луки воеводой. Он ходил из Лук с малой дружиной на лотыголу набегом. Кто с Молбович не пошел с ними, с тех, избивши, взяли кун. Новгородцы застали людей врасплох. Убито было 40 человек, а жены и дети взяты в плен.

1201 года, в сентябре, возвратился архиепископ Митрофан, ходивший на поставление в Киев с новгородскими и Всеволожими мужами.

Варяги отпущены были без мира за море, а на осень пришли они горою (по сухому пути) на мир, и дан им был мир на всей воле новгородской.

В 1203 году великий князь Всеволод прислал в Новгород своего старшего сына: "В земле вашей рать ходит, а князь ваш, сын мой, Святослав, мал. Я даю вам старшего моего сына Константина, и рад бысть весь град своему хотению".

В 1208 году приходил Лазарь, Всеволодов муж, из Владимира, и Борис Мирошкинич, и велел Всеволод убить Олексу Сбыславича на Ярославовом дворе, и он был убит в субботу 17 марта, на Святого Алексия. "А заутра плака Святая Богородица у Св. Якова, в Неревском конце".

Все эти события ясно показывают, что Новгород лишился на время своей независимости, и великий князь Всеволод делал там что хотел, к великому негодованию, хотя и тайному, новгородцев.

В 1209 году они с князем Константином, позванные, пришли к Всеволоду, который сбирался идти на Чернигов. Все войско собралось на Оке. Обстоятельства изменились, и Всеволод вместо Чернигова повернул на Рязань и осадил Пронск. Взяв город, он заключил мир и отошел прочь. На обратном пути он отпустил новгородцев с Коломны, "одарив без числа, и вда им волю всю и уставы старых князь, его же хотяху новгородцы, и рече им: кто вы добр, того любите, а злых казните". Сына Константина и посадника Димитрия Мирошкинича он оставил у себя, с семью лучшими мужами. В Новгороде, по возвращении рати, произошло сильное смятение, как бы в исполнение прав, возвращенных Всеволодом. Было созвано вече на посадника Димитрия и братьев его: они обвинялись, "яко ти повелеша на Новогородьцих сребро имати, а по волости куны брати, по купцем виру дикую, и повозы возити, и все зло". Люди бросились на дворы их, зажгли Мирошкин и Дмитров, "поимали житие их, а села и челядь распродали, изъискали все сокровища, а избыток разделили по зубу, по три гривны по всему городу и на щит, а кто тайком что взял, про то один Бог ведает". Многие разбогатели. Что на досках было, то оставлено князю". Вскоре посадник Димитрий умер во Владимире, и тело его было привезено в Новгород. Раздраженные новгородцы хотели сбросить его с моста, но архиепископ Митрофан не допустил и похоронил его честно у Св. Юрия в монастыре возле отца. Святослав, сын Всеволода, прибыл в Новгород в неделю мясопустную. Новгородцы отдали ему доски Димитриевы, "а бяше на них без числа", и поцеловали крест честный: "яко не хочем у себе держати дети Дмитровых, ни Володислава, ни Бориса, ни Твердислава Станиловича и Овстрат Домажировича", - и князь отослал их к отцу в заточение, "а на инех серебро поимаша без числа". Посадничество дано Твердиславу Михалковичу.

Милостивые слова Всеволодовы, как и прежние, ясно стало, не имели никакого положительного смысла; он продолжал смотреть на Новгород, как на подвластный ему город.

Новгородцы, не привыкшие к такому образу действий, роптали, скорбели, и жалобы их разносились всюду. И вот услышал их удалой князь, Мстислав Мстиславич, сидя в своем Торопце. Что же? Он вздумал вступиться за Новгород (где княжил недавно его отец, любимец новгородцев), и со своей малой дружиной пришел в близкий Торжок.

Там, не говоря ни слова, не объявляя никому причины, захватывает он посадника и бояр Всеволодова сына, княжившего в Новгороде, Святослава, налагает на них оковы, берет имение, до чего рука дошла, и посылает сказать новгородцам: "Кланяюсь Святой Софии и гробу отца моего - и всем новгородцам. Я услышал о насилье, что вы терпите от князей. Мне жаль стало моей отчины - и вот пришел я к вам на помощь". Новгородцы обрадовались без памяти такому заступнику, не думанному, не гаданному. Без размышления, без соображения о том, будут ли они в силах бороться с могущественным Всеволодом, они тотчас принимают предложение Мстислава и отправляют к нему почетное посольство: "Приходи, князь, мы ждем тебя". А сына Всеволода сажают на Владычнем дворе под стражу со всеми его мужами, пока управятся с отцом.

Мстислав пришел в Новгород и был торжественно посажен на столе. Новгородцы ликовали. Но деятельный Мстислав не думал о пирах и весельях, а собрав войско, поспешил навстречу Всеволоду, от которого надо было опасаться сильного нападения за кровную обиду...

Но старому князю, перед скорой смертью, жаль или страшно стало за свое милое детище: он искренне или притворно укротился. "Ты мне сын, прислал он сказать Мстиславу, а я тебе отец. Пусти ко мне Святослава и мужей его, отдай, что захватил, а я отпущу гостей новгородских с товарами". Мстислав согласился, и они примирились. Таким образом, торопецкий князь стал князем новгородским, и счастье объявило себя на его стороне.

Но он был осторожен и боялся поверить, чтобы великий князь суздальский уступил ему так дешево Новгород и забыл обиду. Тогда же осмотрел границы и распорядился везде для обороны: где велел срубить город, где определил надежного посадника, Луки поручил брату, Владимиру псковскому, а сам стал на опасном месте, в Торжке.

Наконец, убедившись, что со стороны Суздальского княжества ему опасаться нечего, Мстислав начал ходить с мечом по соседям, которые давно не видели русских воинов.

В 1212 году напал он на чудь, "рекомую торму" (в Дерптском уезде), и возвратился с богатой добычей, пригнав множество скота.

На зиму ходил он еще на другую чудь и подступил к Медвежьей Голове. Жители вышли из города и поклонились князю. Он взял с них дань и дал им мир.

Потом (1214) с псковским и торопецким князьями ходил Мстислав на третье племя чуди, ереву (в уезде Вейсенштеинском Эстляндской губ.), прошел всю Чудскую землю до моря и осадил город Воробиин (Верпель, в Викском уезде, Эстляндской губ.) Чудь еревская покорилась ему так же, как и торма. Он взял дань, отдал две части новгородцам, а третью своим дворянам.

Не успел он вернуться в Новгород, как явились к нему послы от братьев: Всеволод Чермный, твердый в своем намерении, выгонял остальных Ростиславичей из Руси за то, что они будто содействовали гибели двух Олеговичей в Галиче. "Поди к нам, звали изгнанники своего брата, поищем нашей отчины. Всеволод Святославич не творит нам части в Русской земли". Мстислав созвал вече на Ярославле дворе и обратился к новгородцам с просьбой идти к Киеву на Всеволода. "Куда ты глазами взглянешь, туда мы головы свои бросим", отвечали они любимому князю, и Мстислав собрался с ними, не медля, в поход. Полки благополучно дошли до Смоленска. Здесь случилась ссора у смольнян с новгородцами, которые убили одного смольнянина и потом отказались идти за князем. Князь стал звать их на вече - разобрать дело вместе. Они не шли. Тогда Мстислав, "целовав всех", поклонился им, пожелал доброго здоровья и ушел в поход один со своей дружиной.

Новгородцам стало совестно; они сотворили вече о себе и начали гадать. Посадник Твердислав сказал: "Братцы, деды и отцы наши страдали за Русскую землю. Пойдем и мы". И новгородцы догнали Мстислава, помирились с ним, продолжили путь вместе, достигли неприятельских волостей, разорили по Днепру Черниговские города, взяли Речицу. Наконец, подступили они под Вышгород и начали биться. Мстислав одолел, и Всеволод бежал за Днепр. Вышгородцы отворили ворота. Мстислав тотчас вступил в Киев, посадил на стол своего двоюродного брата, Мстислава Романовича, и пошел к Чернигову, преследуя врага. Двенадцать дней продолжалась осада. Всеволод смирился перед противником, отказавшись от своих притязаний. Князья заключили мир, и новгородцы, осыпанные подарками с князем, вернулись домой.

Мстислав недолго остался с ними. Побывав на Руси, он увидел и услышал много нового, особенно по галицким делам, и решил попытать своего счастья. Вскоре по возвращении он созвал вече на Ярославовом дворе и распрощался с новгородцами, сказав им: "Есть мне орудья в Руси, и вы вольны в князьях".

Новгородцы избрали (1213) зятя Мстислава, сына Всеволода, великого князя суздальского, который, жестокий враг их, незадолго перед тем умер (1212), оставив свой стол второму сыну Георгию, помимо старшего Константина. Этот выбор был очень неудачен. Ярослав не походил на Мстислава. Гордый, раздражительный, упрямый, мстительный, он не мог ужиться с новгородцами. Вскоре начались у них распри; Ярослав управлялся по-своему, и, наконец, уехал от них в Торжок, близкий к его Твери. Новгородцы послали к нему послов с объяснениями и приглашениями: он, не отвечая ни слова, задерживал послов, хватал везде купцов с их товарами, а в Новгороде случился на ту пору ужасный голод и дороговизна хлеба, так что бедные жители продавали детей своих гостям в рабство. Ярослав не пускал туда ни одного воза с хлебом, и новгородцы, не зная, что им делать, опять послали послов, и опять Ярослав задержал их, и в третий раз также, "и бысть в Новегороде печаль и вопль..."

Вдруг, откуда ни возьмись, появляется между ними дорогой их Мстислав. Трудно описать их удивление, а радости было еще больше. "Кланяюсь святой Софии, возговорил он зычным голосом, созвав вече, я услышал о ваших бедах. Либо ворочу вам ваших мужей и ваши волости, либо повалю головою за Новгород". Новгородцы были в восторге. Князь поцеловал им крест, они ему - на живот и смерть. Наместник Ярославов был тут же взят, а бояре его закованы.

Когда пришла весть к Ярославу, что случилось в Новгороде, и кто туда пожаловал, он понял, что дела примут другой оборот, и что надо думать уже и о себе: укрепил город, засек все пути от Новгорода, запер реку Тверцу, а в Новгород послал сто новгородских мужей из числа им захваченных, чтобы они старались всячески выжить оттуда Мстислава. Мужи взялись, но, приехав к себе домой, отреклись от Ярослава и стали со всеми своими заодно против общего врага, о котором теперь никто и слышать не хотел.

Мстислав был готов, впрочем, кончить с ним дело полюбовно и послал к Торжку попа Юрия со своим мужем сказать ему: "Сыну, кланяюсь тебе! Мужей моих и гостей пусти, а сам с Торжка иди и возьми со мной любовь".

Ярослав упорствовал и отпустил попа без мира, а новгородцев созвал всех на поле за город, в мясопустную субботу, мужей и гостей, числом больше двух тысяч, оковал и разослал по своим городам, конями их и товарами наделил своих и стал готовиться встретить Мстислава, надеясь на помощь своего брата Георгия, великого князя суздальского, сторону которого он держал против старшего Константина.

Тяжело приходилось новгородцам. Лучшие их люди были схвачены, меньшие разошлись от города по сторонам. Много умерло. Налицо было мало, - и те, растревоженные, упали духом. Один Мстислав не унывал. Он созвал вече на Ярославовом дворе, поговорил и прогнал робость. "И в многе, братья, Бог, и в мале Бог, и в правде. Да не будет Новгород Торжком, ни Торжок Новым городом. Где святая София, там Новгород. Пойдем же искать мужей своих - вашей братьи и волости".

На новый год, 1 марта, во вторник на чистой неделе (1216), выступил Мстислав на зятя своего Ярослава, - но по другой дороге, по которой тот не ожидал его: озером Селигером (успех был так невероятен, и опасность была так велика, что через день из Новгорода бежало несколько мужей, переступив крест, к Ярославу, с женами и детьми). Мстислав, придя в свою волость, послал людей запастись кормом для себя и для коней, что и было исполнено. Он уже стоял в верховьях Волги, когда услышал, что деятельный Ярослав прислал и в эту сторону брата Святослава с многими воинами осаждать Ржевку, его городец в Торопецкой волости, где затворился и отбивался Ярун с сотней воинов. Мстислав поспешил к нему на помощь со своими пятьюстами (вот все его ополчение), но осаждавшие удалились еще прежде. Тогда Мстислав, вместе с братом Владимиром псковским, двинулся вперед и взял Зубцов на Вазузе. Там присоединился к нему еще союзник, двоюродный брат, князь Владимир Рюрикович, со смольнянами, и они пошли по Волге. Остановившись на Холохольне, князья повторили Ярославу предложение о мире. "Мира не хочу, отвечал им гордый, вы пошли, - ну, и идите, и изо ста человек не останется у нас по одному". "Так и быть, сказали промеж себя князья, ты, Ярослав, с плотью, а мы с честным крестом".

Новгородцы советовали князьям идти на Торжок. "Нет, не годится, отвечали они, если пойдем на Торжок, то мы попустошим Новгородскую волость, а мы лучше поворотим к Твери". Они повернули к Твери, и начали жечь села...

Ярослав, услышав о разорении своей волости, оставил Торжок, и, забрав старейших бояр и молодых новгородцев по выбору, а новоторжцев всех, переехал в Тверь, чтобы ее защитить. Посланные им вперед сто избранных мужей наткнулись в 13 верстах от города на соединенных князей, которые, расставив полки, создавали вид рати великой. Ярун бросился на них, большая часть сторожей полегла, другие взяты в плен, и немногие спаслись бегством назад в Тверь.

Но Мстислав не думал идти туда, а устремился в другую сторону. "Пойдем к Переяславлю", сказал он князьям. Этот путь был далек, идти трудно, но там дожидался его, как говорил он, третий друг.

Кто же был этот друг, на которого мог надеяться Мстислав? Константин, сын Всеволода, старший брат Ярослава и Георгия, который с досадой сидел в Ростове и ждал случая отнять у младшего брата Владимир, принадлежавший ему по праву. Если Юрий был за Ярослава, то по одной этой причине Константин должен был взять сторону Мстислава. Так рассчитывал последний и не ошибся в расчете.

Князья обошли Тверь низом, прошли Шошу и Дубну и отправили к Константину боярина Яволода, которого пошел провожать на рубеж Владимир псковский с псковичами и смольнянами. Они шли по Волге, воюя, взяли и сожгли город Коснятин и все Поволожье. Там встретил их из Ростова воевода Еремей и сообщил: "Князь Константин кланяется вам; он рад, слыша о вашем приближении. Вот вам от него пятьсот мужей, а вы пошлите к нему от себя со всеми речами шурина его Всеволода". Они отправили к нему Всеволода и продолжали идти вниз по Волге, потом повернули к Переяславлю, побросав возы и сев на коней. 9 апреля, на Велик день, в городище на Сарре, присоединился к ним сам Константин Всеволодович. Они обрадовались, свидевшись, и поцеловали крест, спеша вместе к Переяславлю, - но Ярослава там уже не было. Он ушел к брату Георгию во Владимир. Князья повернули туда.

Новгородская война принимала другое значение. Междоусобие перенеслось в пределы Суздальского княжества, до того свободного от войн. Дело пошло не об одном высвобождении новгородских мужей и споре между Мстиславом и Ярославом, а о столе великого княжества: кому сидеть - старшему Константину, имевшему право, или младшему Юрию, которому отдал отец.

Ярослав и Юрий стояли на реке Кзе, а Мстислав и Владимир с новгородцами поставили своих близ Юрьева; Константин дальше, на реке Липице. Решительный час наступал.

Как ни смел и запальчив был Мстислав, однако, увидев полки Юрия и Ярослава, счел, что силы у них далеко не равны, и еще раз попробовал заключить мир. Он послал Лариона сотского к своим противникам, сказать князю Юрию: "Кланяемся. Обиды нам с тобою нет, обида нам с Ярославом". Князь Юрий отвечал: "Брат Ярослав и я едино есмя". Князю Ярославу посол сказал от Мстислава: "Пусти мужей новгородских; что зашел волости Новгородской, Волок, вороти и мир с нами возьми; крест нам поцелуй". Ярослав отвечал: "Мира не хочу, мужи у меня, а вы далеко зашли и попали как рыба на сухо".

Ларион принес ответ того и другого брата своим князьям. Тогда они послали к обоим братьям вместе последнюю речь: "Братья княже Юрий и Ярослав! Мы пришли не на кровопролитье. Не дай Бог крови творити. Управимся так. Мы все один род, отдадим старейшинство князю Константину". Ответ последовал отрицательный, и надо было готовиться к битвам.

Мстислав и Владимир так воодушевляли своих воинов: "Братья, мы вошли в землю сильную: станем крепко. Назад оглядываться нечего; побегше не уйти! Позабудем же домы, жен и детей. Двух смертей не бывать, одной не миновать. Биться будем, кто хочет пеший, кто хочет на коне". Новгородцы закричали: "Не хотим измерети на конях, но как отцы наши на Колокше будем биться пеши", - соскочили с коней, сбросили с себя платье, разулись, - и кинулись вперед пешие. Мстислав был тому очень рад. Смольняне бросились также пешие. За ними послал князь Владимир своего мужа, Ивора Михайловича с полком, а сами князья и воеводы следовали сзади на конях.

Исход сражения и последующие события принадлежат более к истории Владимирского княжества, чем Новгородского.

Мстислав с новгородцами и Константином ростовским одержали решительную победу, 21 апреля, в четверг, на второй неделе по пасхе.

В битве суздальцев и переяславцев пало без числа, а из новгородцев только: Дмитр Плесковитин, Антон котельник, Иванко Прибышинич опонник, да при преследовании Иванко попович, Семьюн Петрилович, Терский данник.

"Сильные полки победили они, говорит летописец, взяли свою честь и славу".

Война закончилась: Константин посажен был на столе во Владимире, а Георгий получил себе во владение городок Радилов. Князья и новгородцы были щедро одарены.

Определив все условия, союзные князья разошлись: Мстислав к себе домой в Новгород, Константин во Владимир, Владимир один в Псков, другой в Смоленск.

Мстислав забрал всех новгородцев, что были с Ярославом в полку, - и пришли в Новгород все целые.

Можно себе представить, какая радость была в Новгороде, когда все мужи приехали из долгого плена, волости возвращены, и тяжкая власть суздальская над ними была уничтожена. Они вспомнили старое время, и дорог им стал Мстислав еще более. Но радовались они недолго, недолго отдыхал у них мужественный витязь.

Посадником вместо Гюргия Иванковича был поставлен Твердислав Михайлович.

На следующий год (1217), оставив в Новгороде княгиню и своего сына Василия, Мстислав уехал в Киев и взял с собой Гюргия Иванковича, Сбыслава Степаныча, Алексу Путиловича.

Литва воевала по Шелони. Новгородцы отправились на них с князем Владимиром, который был у них проездом, и посадником Твердиславом, но не настигли. Потом они осадили Медвежью Голову. Чудь явилась к ним с поклоном, а между тем послала за немецкой помощью. Новгородцы, отойдя далеко от лагеря, начали обсуждать с плесковичами речи чюди, а те, между тем, напали на лагерь. Новгородцы поспешили с веча, схватились за оружие и выбили их из стана. Немцы побежали к городу. Новгородцы убили двух воевод, а третьего взяли в плен. Коней отняли семьсот.

Во время этого похода Мстислав вернулся в Новгород и захватил Станимира Дерновича с сыном Нездилою, заключил в оковы, взял имение, но потом отпустил.

Был в Новгороде большой пожар 31 мая, от Ивана Ярышевича, и сгорел весь посад, не осталось ни одного дома; огонь проник и в каменные церкви, где хотели укрыться некоторые с добром. Церквей сгорело 15, у каменных обгорели верхи и притворы. В варяжском соборе погибло варяжского товара без числа.

В 1218 году Мстислав ходил в Торжок и взял Бориса Некуришинича, отнял много добра и потом отпустил его. Вскоре, созвав вече на Ярославовом дворе, он сказал: "Кланяюсь Св. Софии, и гробу отца моего, и вам всем. Хочу искать Галича, но вас не забуду никогда. Приведи меня Бог лечь у Св. Софии подле отца. Прощайте". Новгородцы много и долго уговаривали Мстислава, который сделал им столько добра и так пришелся им по нраву, которого они так любили, к которому так привыкли. "Не ходи, князь, молили они его печальные, останься с нами, куда тебе", и никак не могли убедить. Он распростился с ними, и уехал искать новых опасностей и новых подвигов в стороне, совершенно противоположной Суздалю и Новгороду - в Галиче.

Новгородцы послали в Смоленск за Святославом Мстиславичем, который пришел к ним 1 августа.

Спокойствие было непродолжительно. На зиму бежал Матвей Душильчевич, связав Моисеица, "бирюча ябеднича". Он был настигнут и приведен в Городище. В городе распространилась ложная молва, что Матвея выдал князю посадник Твердислав. Ониполовцы зазвонили у Св. Николы и звонили всю ночь, Неревский конец, у Сорока Святых, "тако же копяче люди на Твердислава. Князь, учюв голку (услыша шум) и мятеж, отпустил Матвея". Ониполовцы поднялись все в доспехах, даже дети, как будто на войну, неревляне также, а загородцы не вставали ни за тех, ни за других, ожидая конца. Твердислав, воззря на Святую Софию, сказал: "Если я виноват, да буду ту мертв, а если я прав, так оправь меня Господи", - и пошел с Людиным концом и с Пруссами, и началась сеча у городских ворот, одни побежали на онпол, а другие в конец. Мост разобрали, и ониполовцы переправились в ладьях. Из Пруссов убит один муж, из кончан другой, из ониполовцев Иван Душилькевич, брат Матвеев, из Неревского конца Коснятин Прокошинич и еще шесть мужей, ранено же множество народа. Это случилось 27 января 1219 года. Веча не прекращались целую неделю. Князь Святослав прислал, наконец, своего тысяцкого на вече сказать: "Не могу быть с Твердиславом и отнимаю от него посадничество". Новгородцы спросили: "В чем же его вина?" Святослав отвечал: "Без вины". Твердислав сказал: "Я рад, что вины за мною нет, а вы, братья, вольны и в посадничестве, и в князьях". Тогда новгородцы дали такой ответ: "Княже, оже нету вины его, ты нам крест целовал без вины мужа нелишити, а тобе ся кланяем, а се наш посадник, а в то ся не вдадим", - и князь уступил, и "бысть мир".

Святослав ходил с Владимиром псковским на леттов и ливов. Они проникли до нижней Аа, но были отражены и должны были вернуться вследствие нападения литвы на Псков.

В следующем году Мстислав Романович прислал в Новгород своего младшего сына Всеволода, говоря: "Примите Всеволода, а Святослава старейшего пустите ко мне". Новгородцы исполнили его волю.

Зимою Семьюн Емин, с четырьями сотнями, ходил на Тоймакары. Но великий князь владимирский Юрий, занявший после смерти старшего брата Константина и брат его Ярослав переяславский не пустили их через свою землю. Они возвратились в ладьях, и стали, "на зло", шатрами по полю, взводя на Твердислава и Якуна тысяцкого, будто они засылали к Юрию поверенных с советом не пропускать новгородцев. Город взволновался, и посадничество было отнято у Твердислава и дано Семену Борисовичу, а тысяцкое у Якуна и отдано Семьюну Емину.

Всеволод ходил с новгородцами к Пертуеву (Пернау). Немцы, литва и ливь встретили сторожей и бились, победа осталась на нашей стороне, но без всякой пользы.

Вернувшись от Пертуева, они отдали посадничество Твердиславу и тысяцкое Якуну.

Антоний, архиепископ новгородский, отлучился в Новый Торг; новгородцы в отсутствие его ввели сверженного Митрофана опять на стол, а Антонию послали сказать: "Иди куда хочешь". Антоний ушел в монастырь Св. Спаса в Нередицах. Тогда новгородцы одумались и сказали Митрофану и Антону: "Идите к митрополиту, и кого он назначит, тот и будет нашим владыкой". С ними были отпущены два попа: Вассиан и Борис.

В 1220 году возвратился архиепископ Митрофан; Антонию же, удержанному митрополитом у себя, дана епископия перемышльская.

Всеволод ходил "своим орудием" (по своему делу) в Смоленск, и, вернувшись, рассерженный без вины на Твердислава, хотел убить его. Князь пришел с Городища на Ярославов двор, со всем двором своим, в полном вооружении, в бронях, как бы на войну. Новгородцы также собрались с оружием и стали полком на княжем дворе. Твердислав был болен, и его привезли на носилках к Борису и Глебу. Пруссы, загородцы, Людин конец, собрались около него и разделились на пять полков. Князь, "уразумев их ряд (намерение), что они хотят крепко животы свои отдати", не выехал к ним, а выслал архиепископа Митрофана "со всеми добрыми повестьми", и владыка свел всех в любовь: князь и Твердислав поцеловали крест, "и братья вся вкупе быша". Твердислав, помирившись с князем, отказался за болезнью от посадничества, которое отдано было Иванку Дмитровичу. Твердислав же был болен еще семь недель, и тайно от жены, детей и всех родственников, ушел в Аркаж монастырь, где и постригся. Жена постриглась после в монастыре Св. Варвары.

В следующем году (1221) новгородцы изгнали князя Всеволода: "Не хотим тебя, иди куда хочешь", - и он ушел к отцу в Русь.

Крещенные эсты с немцами нападали на Новгородские волости.

В 1222 году посылали новгородцы владыку Митрофана, посадника Иванка и старейших мужей к великому князю владимирскому, просить у него сына, и Георгий дал им Всеволода "на всей воле новгородской", щедро одарив архиепископа и всех мужей. Вскоре он прислал им еще брата Святослава в помощь для похода их к Кеси (Венден). Они много воевали, но города не взяли, потому что ему пришла помощь из литвы. Казалось, все было согласно, но Всеволод той же зимой, тайно, ночью, бежал из Новгорода со всем двором своим. Новгородцы опечалились и послали сказать великому князю Георгию: "Если не хочешь держать Новгорода сыном, то дай нам брата, и он дал им брата Ярослава".

Ярослав, некогда ненавистный, пришел к ним (1223), и они с радостью пошли с ним немедля на литву. Около Торопца погнались за ними до Усвята, но не догнали. Потом Ярослав ходил к Колываню и повоевал всю волость Чудскую. Добыто много золота, всякого добра, но город взят не был.

Ярослав по возвращении оставил Новгород с княгиней и детьми и отправился в свой Переяславль, как ни упрашивали его новгородцы, кланяясь: "Не ходи, князь". Они послали к Георгию за сыном, и тот дал им опять Всеволода.

Архиепископ Митрофан скончался 3 июля, на святого Иакинфа, "свитающу понедельнику", и на его место введен был Арсений, "муж добрый и зело боящийся Бога", чернец из Хутына монастыря.

В следующем году (1224) новгородцы испытали много горя: немцы, которые усиливались с каждым годом в соседстве и искали сначала их дружбы, например, епископ Алберт, присылавший посольство в 1220 году, начали действия наступательные, взяли город Юрьев, после долгой и жаркой осады, и убили князя Вячка, одного из полоцких князей, посаженного там новгородцами, которые не успели подать ему помощи, литва победила рушан, которые вышли было к ней навстречу с посадником Федором. Они были ссажены с коней и многие убиты: Домажир Торлинич и сын его Богша и прочие. Остальные разбежались по лесам.

Внутренние смятения умножались с каждым годом.

ПСКОВ

В пределах Псковского княжества, заселенного славянским племенем кривичей и составлявшего часть волости Новгородской, древнейшим городом был Изборск, в 1,5 верстах от Псковского озера, и почти в 40 от Пскова, к западу, на высокой горе, близ реки Исы и Славянских ключей.

В Изборске сидел третий брат Рюрика, Трувор. До сих пор показывают здесь на кладбище его надгробный камень, огромной величины, с иссеченными в нем прямыми чертами в разных соединениях.

Псков был, вероятно, основан кем-нибудь из мужей Рюрика, которым он велел "городы рубити".

О Пскове первое известие встречается в летописи Нестора под 903 годом, где сказано о великой княгине Ольге: "Игореви же возрастшу, и хожаше по Олзе, и слушаше его, и приведоша ему жену от Плескова, именем Ольгу". "От рода Варяжска", прибавляет ее житие и другие новейшие сказания. Без сомнения, она принадлежала к семейству какого-нибудь норманна, поселившегося в здешних краях при Рюрике, из числа варягов, которые рассыпались тогда по всем городам.

Приняв на себя управление после смерти своего мужа, великая княгиня Ольга приходила в Новгород (946) "и устави по Мсте погосты, говорит Нестор, и дани, и по Лузе оброки и дани; ловища ея суть по всей земле, знамянья, и места, и погосты, и сани ея стоять в Плескове и до сего дне..."

И до сих пор сохраняется здесь память об Ольге во многих собственных именах: близ Пороменской церкви, на самом берегу реки Великой, стоит часовня, известная под именем Св. Ольги, при источнике, из которого, летом и зимой, струится чистая вода, имеющая целебное свойство для черпающих с верою. На этом месте, говорит предание, Св. Ольга, посетив здешние страны около 957 г., увидела над возвышением противоположного берега, где ныне стоит Троицкий собор, три светозарных луча, и, по этому чудному явлению, предрекла, как о просвещении Псковской области верой в Живоначальную Троицу, так и о величии и славе города. Она водрузила здесь крест, перенесенный впоследствии в собор, где ныне находится его подобие из дубового дерева, а настоящий крест сгорел в пожар 1509 года.

Предание говорит еще, что великая княгиня Ольга построила церковь Св. Власия, на месте которой стоит ныне Власьевская часовня, у Довмонтовой стены, при съезде на плавучий мост через реку Великую.

Один рукав реки Великой, около острова, в полутора верстах ниже села Выбутского, родины, по преданию, Ольги, называется до сих пор Ольгиными слудами (слуда - подводный камень); другой же рукав, глубже, Ольгиными воротами.

В окрестностях Снетогорского монастыря, ближе к устью реки Великой, находится деревня Перино, или Ольгин городок, и Житник, или Ольгин дворец.

Как Псков основан был на границе Новгородских волостей, для обороны от западных соседей, финнов и латышей, так Ярослав, отодвигая далее эти границы, построил на реке Амовже Юрьев (нынешний Дерпт), для сбора дани с окрестных чудских племен.

При Ярославе заточен был во Пскове в 1036 году брат его Судислав, который сидел здесь 24 года и освобожден в 1059 году, переведенный в Киев, где он и постригся.

Псков, принадлежа Новгороду, управляемый посадниками, принимал участие в его действиях, особенно во всех походах против чудских племен, и подвергался также их нападениям, а с другой стороны нападениям литвы, когда она усилилась.

Псковичи участвовали в походах новгородцев с Мстиславом и сыном его Всеволодом (1116, 1123, 1130); с последним князем ходили они и на Суздаль в 1135 году.

В 1137 году, на короткое время, Псков стал пребыванием новгородского князя Всеволода, сына Мстислава, внука Мономаха, изгнанного из Новгорода в 1136 году. Псковичи, как на вече в Новгороде, так и после, держали его сторону.

Всеволод пришел в Псков, вызванный новгородскими и псковскими мужами, сторонниками его. Новгородцы, услышав о возвращении Всеволода, поднялись ратью.

Вновь избранный ими князь Святослав Олегович привел брата Глеба с курянами, нанял половцев и хотел прогнать Всеволода, но псковичи не покорились новгородцам и объявили, что Всеволода не выдадут, засекли осеки и показали такую решимость защищаться, что новгородцы решили с Дубровны вернуться. Всеволод прожил недолго, успев, однако, приобрести общую любовь всех псковичей, и был причтен впоследствии к лику святых. Он скончался 11 февраля, в четверг, на масленой неделе, 1138 года.

В летописях осталось за ним название псковского князя.

Ему принадлежит завершение Троицкого собора, где и почивают нетленные мощи его, перенесенные из церкви Димитрия Селунского в 1192 году. Над гробницей висит его изображение и меч франкской работы с латинской надписью: hоnоrеm mеum nеmini dаbо (чести моей никому не отдам). Прежде висел здесь и щит его.

В молитвах, до сих пор воссылаемых на службе благоверному князю Всеволоду-Гавриилу, слышится: "Своим честным молением испроси у Христа на поганыя Латыни победы. Град свой Псков сохраняй от находящих Латынь".

В житии его читается, что однажды он сказал в сновидении о Пскове: "Христос бо мой Господь предаде мне град сей Псков хранити и соблюдати от поганых и безбожных Немец".

После смерти Всеволода, псковичи позвали его брата Святополка и остались в неприязненных отношениях к Новгороду, но недолго, и вскоре все дела пришли в прежнее состояние, т. е. Псков остался по-прежнему пригородом новгородским.

Псковичи находились в числе воинов новгородских в походах на Смоленск в 1158, на Смоленск и Полоцк в 1170 году.

Зимой 1177 г. вся Чудская земля (эсты) приходила на Псков. Было несколько сражений, в которых пали Вячеслав и Никита Захарьиничи, Станимир Иванич и некоторые другие мужи, равно как и множество чуди.

С 1183 года появляется новый враг Пскова - литва, начавшая нападать на пограничные волости.

В 1190 году плесковичи избили чудь поморскую: они пришли в 7 шнеках; люди все были избиты, а шнеки привезены в город.

В 1191 году псковичи принимали участие в походе Ярослава из Лук против эстов и вместе взяли Юрьев.

В 1192 году Ярослав приходил в Псков на Петров день и послал свою дружину вместе с плесковичами воевать с чудью. Они взяли и сожгли Медвежью Голову.

В 1198 году посажен был Ярославом сын его Изяслав княжить на Луках - "от Литвы оплечье Новугороду".

Осенью полочане с литвой напали на Луки и пожгли хоромы.

В отмщение Ярослав в том же году с новгородцами и псковичами, новоторжцами и ладожанами, ходили на Полоцк. Полочане предупредили войну своей покорностью.

В 1201 году немецкие купцы везли драгоценные товары в Псков, которые отняли у них эсты, жившие около Оденпе и Дерпта.

В 1211 году Мстислав новгородский дал лучанам псковского князя Владимира Мстиславича, своего брата.

В 1213 году он был изгнан за родственный союз с немцами, а в его отсутствие литва набежала на Псков и пожгла его, а псковичи были на озере.

Владимир нашел убежище в Риге у епископа Алберта, за брата которого он отдал свою дочь. Он содействовал там после заключению мира между Владимиром полоцким и епископом Албертом. Потом управлял в некоторых замках, подвластных немцам.

Псковичи с новым князем своим, Всеволодом Борисовичем, и Давыдом торопецким, братом Мстислава, принимали участие в походе новгородского князя на чудь ереву и дошли с огнем и мечом до самого моря, в 1214 году.

В 1216 году псковский князь Владимир является помощником брата своего Мстислава новгородского в войне против суздальских князей.

В этом же году из Новгорода ходил он на город Оденпе и наложил на унганнов дань, за то, что они от греческого исповедания перешли к латинскому и покорились немцам.

1216. Псковичи потребовали от леттов в Толове обыкновенную дань, сожгли город Беверин, были пленены вендским комтуром Бертольдом, и, по требованию Мстислава Мстиславича новгородского, отпущены на волю.

1217. Новгородцы, с посадником Твердиславом и Владимиром псковским, преследовали нападавших литовцев и осадили Медвежью Голову. Немцы пришли на помощь, но, разбитые, должны были уступить на предложенных новгородцами условиях и отдали брата Албертова Дитриха в заложники.

1218. Псковичи с князем своим Владимиром и новгородцами, через Унганнию, нападали на страну леттов и ливов до епископской волости, на правой и нижней Аа, отражены от Вендена и должны были вернуться, вследствие нападения литвы на Псков. Военные действия на границах продолжались беспрерывно - с леттами, эстами, немцами и литвой.

В 1224 году псковичи и новгородцы заключили мир с немцами, которые уступили им прежнюю дань с Толовы.

Псков, новгородский пригород, во все продолжение этого времени, кроме одного случая сопротивления, разделял судьбы своего города, которому служил обороной с запада, получал от него посадников и под конец князей, а в прочем жил и развивался независимо, осуществляя значительную торговлю по близкой Двине.

СУЗДАЛЬСКОЕ ИЛИ ВЛАДИМИРСКОЕ (НА КЛЯЗЬМЕ) КНЯЖЕСТВО

Залесская (относительно Киевской Руси) сторона, занимая восточную часть ее владений, соприкасалась на севере с Новгородскими волостями, а с востока и юга была окружена финскими племенами, рассеянными и внутри некоторых ее местностей.

Древнейшие города ее, Ростов и Белоозеро, были сначала поселениями финскими: в Ростове жила меря, в Белоозере весь. Суздаль также именем своим доказывает финское свое происхождение. К ним пришли новгородские словене, может быть, смешанные с варягами, и утвердили над ними свою власть: они стали волостями новгородскими еще в предисторическое время. При Рюрике, приславшем сюда своих мужей, варяжская составная часть населения усилилась и сообщила свой строй всему населению. От Новгорода Ростов и Белоозеро перешли, вероятно, во власть великого князя киевского Олега или Владимира, который посадил в Ростове сына Ярослава. Вероятно, от его имени и построен на Волге город Ярославль. Он был переведен отсюда в Новгород. Ростов же отдан был тогда Св. Борису.

Став великим князем киевским, Ярослав предоставил Залесскую сторону третьему, любимому своему сыну Всеволоду, при его Переяславском княжестве.

Сын Всеволода, Владимир Мономах, ездил часто в эту область для сбора дани и прочих хозяйственных распоряжений, что видно из его поучения, написанного им на пути в Ростов, около 1096 года.

Он посадил в Ростове сына Мстислава, который оттуда переведен был в Новгород.

Место его занял другой сын Владимира, Изяслав, который хотел захватить себе и чужой Муром, принадлежавший к Черниговскому уделу второго Ярославова сына Святослава, но поплатился жизнью за свое корыстолюбие, в сражении со спасшимся сюда Олегом Святославичем, который, в свою очередь, хотел овладеть всей страной и грозил отсюда даже Новгороду. Мстислав новгородский вынудил его отказаться от такого намерения.

Владимир Мономах предоставил здешнюю сторону меньшим своим детям, из которых Юрий, получивший впоследствии прозвание Долгорукого, водворен здесь, кажется, еще прежде Олегова погрома, судя по следующему месту из письма Владимира к Олегу, по кончине Изяслава: "если ты мыслишь на меня лихое, да то ти седить сын твой хрестьный (Мстислав) с малым братом своим, хлеб едучи дедень".

Юрий Владимирович был женат отцом на Аепиной дочери, Осеневой внучке, половецкого князя, 12 января 1108 года.

Мономах в одну из следующих поездок основал здесь город на Клязьме и назвал по своему имени Владимиром, который вскоре получил преимущество перед старшим Суздалем и послужил ступенью к будущему возвышению северо-восточной России над юго-западной, Великороссии над Малороссией.

Из первоначальных действий Юрия летописи сохранили только известие о походе на болгар, знаменитое торговое племя, которое столько пострадало от нашествия Святослава. Юрий возвратился оттуда с богатой добычей, в 1020 г.

При кончине отца в 1125 году, Юрий находился в Киеве, и ему, верно, не хотелось ехать оттуда в свою дикую, лесистую сторону.

При старшем брате Мстиславе он не смел самовольствовать и оставался дома в покое, но при слабом Ярополке он пытался было водвориться в Переяславле, который сначала занял насильственно, выгнав племянника, Всеволода новгородского (1132), а потом выменял на Суздаль, но вскоре вынужден был от него отказаться и уйти восвояси (1134).

Мстиславичи, в свою очередь, хотели было отнять у него Суздаль, и Всеволод Мстиславич, изгнанный им из Переяславля, ходил два раза (1134) войной на Суздаль, намереваясь посадить там брата, Изяслава Мстиславича, остававшегося без волости.

Сражение на Жданой горе (1135) не доставило никакой пользы находникам, несмотря на их победу.

При Всеволоде Ольговиче Юрий не мог предпринять ничего относительно южной Руси, и поход его 1135 года не мог состояться из-за отказа новгородцев, хотя и избравших перед тем к себе его сына Ростислава. Ростислав должен был бежать к отцу (1139).

Юрий рассердился и на обратном пути в Суздаль взял Новый Торг и опустошил пограничные села.

С этих пор суздальские князья начинают притеснять Новгород.

После кончины Всеволода Ольговича, когда стол киевский достался племяннику Изяславу Мстиславичу, Юрий принял деятельное участие в распрях киевских, как союзник северского князя Святослава Ольговича, враждовавшего с великим князем по своим причинам. Юрий надеялся, разумеется, посредством этого союза достать себе вожделенный Киев, захваченный племянником не по праву.

Первый его поход на помощь Святославу Ольговичу (1146) прервался от Козельска, вследствие нападения рязанского князя на его собственные волости, по вызову великого князя Изяслава Мстиславича.

Юрий послал к Святославу на помощь своего сына Ивана, которому северский князь дал Курск с Посемьем.

Дела Святослава, однако же, ухудшались час от часа. Изяслав со своими союзниками Давыдовичами стремительным походом занял его волости, начиная с Новгорода (Северского), и, преследуя по пятам, вынудил спасаться бегством от Карачева в Дедославль и оттуда к Колтеску. Юрий прислал ему сюда тысячу человек дружины белозерской. Святослав хотел идти с ними на Давыдовичей к Изяславлю, как вдруг занемог Иванко Юрьевич. Святослав остался при нем и не отпустил дружины, а Давыдовичи, услышав о полученной им помощи, поручили продолжение враждебных действии вятичам и отправились домой от Дедославля.

Иванко умер в ночь на понедельник, на масленицу, 24 февраля 1147 года.

Наутро приехали два брата его, Борис и Глеб, "сотворили плач велик" и, взяв тело его, повезли в Суздаль к отцу "с жалостию".

Святослав отошел в верховья Оки и стал в Лобыньске; Юрий прислал к нему послов утешать его и сказать: "Не тужи о сыну моем, аще того Бог отъял, а другии ти сын пришлю". Вместе с этим Юрий одарил Святослава, жену его и дружину многими дарами.

Продолжение войны было несомненно.

Юрий хотел ее, чтобы достать себе Киев, Святослав хотел ее, чтобы выручить брата, Давыдовичи хотели ее, чтобы утвердить за собою захваченные вместе Новгород-Северские волости, Изяслав, чтобы покончить с неугомонным врагом.

Весной враждебные действия возобновились: Юрий начал воевать Новгородскую волость, где княжил брат Изяслава, взял Новый Торг и всю Мсту, а Святославу велел воевать Смоленскую волость Ростислава, брата Изяславова, и тот взял люд голяд, в верховьях Протвы. "И тако ополонишася дружина Святославля, сказано в Киевской летописи, и прислав Гюрги и рече: прииди ко мне, брате, в Москов".

Москов, так значится в одном списке летописи, в другом Москова, в третьем Москва! Что за имя? Какое странное! В первый раз только оно здесь послышалось. Не ошибка ли это? Нет, не ошибка: так значится во всех списках летописи. Что же это такое: деревня, село или город? Где находится Москва?

На краю волостей Суздальских, Черниговских, Рязанских и Смоленских, к югу от вышеназванного люда голяди, там, где протекает мелкая речка Москва, берущая начало за Можайском, и принимает в себя другие речки, еще меньшие, Яузу и Неглинную, рассыпано по горам и долинам несколько селений, и в среднем их, на крутом берегу, мелькает деревянный городок, окруженный дремучим бором. Это будущий Кремль, его окружность - это славная Москва.

Думал ли Юрий Долгорукий, что этому бедному городишке, который готов он был променять с придачей на один конец, не только киевский, но и переяславский, предопределена слава, перед которой поникнет и старый Ростов с Суздалем, и великий Новгород, и сам славный Киев, которому посвящены были теперь все его труды, все его думы и мечтания.

Думал ли Святослав Ольгович, что его любезный Новгород Северский и дорогие вятичи достанутся некогда во власть этого захолустья и вменят себе в великую честь считаться его пригородами.

Думал ли кто-нибудь на Руси, что здесь, на этом берегу, на этой горе, в этом лесу, средоточие русского могущества, что здесь скрыто то таинственное ядро, к которому прильнет, которое притянет, соберет около себя всю землю Русскую и многие иные.

Думал ли сам летописец, занося случайно известие об обеде в свою летопись, записывая странное имя города с сомнением и колебанием, думал ли летописец, что этой строкой его будут дальше потомки дорожить гораздо более, чем подробным и тщательным описанием всей междоусобной войны великого князя Изяслава Мстиславича киевского и его дяди Юрия Владимировича суздальского, с ее сражениями, победами, нападениями и переговорами; что все они почти позабудутся и пренебрегутся, а эта строка станет предметом глубоких размышлений и тщательных исследований...

Но когда все это будет? Скоро ли? Нет, не скоро! Долго еще силе русской носиться по веянию ветров, долго еще сила эта будет искать себе места и, найдя его здесь, не скоро она остановится, осядет, водворится!.. А потом начнутся испытания! Москва будет терпеть, страдать, мучиться, гореть, и долго не будут понимать ее сами соотечественники; она подвергнется браням и ругательствам, клевете и напраслинам, но она восторжествует, наконец, с русским началом в сердце, возьмет все свое, ей предопределенное, возвысится, возвеличится, спасет отечество, подаст руку помощи меньшой братии, единоплеменной и единоверной... Когда же это будет? Не скоро, не скоро. Пройдут века, сменится много поколений, перетерпится много горя, уяснятся чувствования, очистятся понятия. Теперь Москва - беднейший городок, но здесь начинается ее история.

Князья разъехались на другой день после пира. Что им было делать в пустыне, где случайно привелось встретиться, так сказать, по дороге, на перекрестке своих путей? Юрий узнал, что по особенному ряду братьев Изяслава киевского и Ростислава смоленского, против него вооружаются новгородцы и смольняне. Он должен был поспешить назад, чтобы приготовиться для встречи врагов с другой стороны. Осенью, действительно, выступил против него брат великого князя Изяслава Святополк со всей Новгородской землей, но вернулся из-за распутицы от Нового Торга.

Следующий год (1148) Юрий оставался дома, послав на помощь к Святославу сына Глеба. В Суздаль приходил к нему с мираом знаменитый новгородский епископ Нифонт, который выпросил захваченных новоторжцев и "гость весь цел" (всех задержанных купцов). Он освятил церковь Св. Богородицы великим освящением, и Юрий оказал ему любовь и уважение, но мира новгородцам не дал.

Юрия постигло в это время еще семейное огорчение. Старший сын его Ростислав ушел от него из Суздаля и обратился к врагу его, великому князю киевскому Изяславу. "Отец меня обидел, сказал он, и не дает мне волости в Суздальской земле; я пришел к тебе - ты старше всех в Владимировых внуках; я хочу потрудиться за Русскую землю и ездить подле тебя". Изяслав принял его и дал ему пять городов.

На зиму Изяслав приходил в Новгород и вместе с новгородцами пошел отсюда воевать Юрьевы волости. Они взяли по Волге шесть городов, опустошили страну до Ярославля и захватили до семи тысяч пленников. Распутица заставила их вернуться. Юрий отплатил немедленно за набег, к чему побудил его в особенности сын его Ростислав, который, по возвращении великого князя Изяслава из волжского похода, был лишен им волостей, по наветам, и с бесчестьем отослан по Днепру к отцу. Он просил прощения у отца и побуждал идти на Киев: "Тебя ждет вся Русская земля и черные клобуки". В негодовании Юрий сказал: "Неужели мне и детям моим нет части в Русской земле". Он собрался со всеми силами и 24 июля 1149 г. выступил на вятичи.

В Ярышеве он имел свидание со Святославом Ольговичем, который опять взял его сторону. На Супое соединились с ним приглашенные половцы.

Ополчение явилось под Переяславлем. Юрий требовал себе Переяславля и уступал Киев. Изяслав не соглашался. Сражение 23 августа кончилось его поражением, и Юрий, к великой его радости, занял киевский стол.

Тотчас и начал он свои распоряжения, предполагая остаться там навсегда и пренебрегая своей Залесской стороной, Суздальским княжеством. Всех сыновей своих он рассажал по киевским городам, Ростислава в Переяславле, Андрея в Вышгороде, Бориса в Белграде, Глеба в Каневе. Суздальское княжество предоставлено было младшему сыну Васильку.

В том же году данники новгородские ходили по смежным с Суздальскими волостями странам: Юрий выслал на них Берладника - была сильная схватка, но суздальцев пало больше.

Недовольный своим успехом, Юрий хотел покончить со своим противником: "Выжену Изяслава, говорил он, и перейму волость его".

Однако же, помирился с ним, по совету Владимирка галицкого и сына Андрея, но не исполнил условий касательно возвращения даней новгородских и награбленного товара по переяславскому полку, что послужило вскоре поводом к возобновлению военных действий.

Он выдал тогда свою дочь (1150) за Владимиркова сына Ярослава, своего нового союзника, а другую за Святославова сына Олега.

Изяслав неожиданно приблизился к Киеву. Юрий, не приготовившись его встретить, бежал в городок Остерский. Его выручил из беды Владимирко, но ненадолго. Будучи совершенно разбит за Рутом, бежал за Днепр вместе с детьми, был там осажден неутомимым Изяславом и должен был дать обещание, что не будет искать Киева под Изяславом и Вячеславом, и вернулся в свой Суздаль.

Святослав Ольгович на обратном скорбном пути принял изгнанника с великими почестями.

В следующем году (1152) услышав, что мстительные враги сожгли его Городец, единственную точку опоры на любезном юге, воскликнул: "Они сожгли мой Городец, я им отожгу", и собрался в поход. Повоевав около Чернигова, он должен был вернуться домой, будучи не в силах бороться с подоспевшим на помощь великим князем Изяславом и оставил верному своему союзнику Святославу Ольговичу сына Василька с 30 человек дружины, а сам через вятичи ушел в Суздаль.

Но его тянуло к Киеву, и он в 1154 году собрался в новый поход с ростовцами, суздальцами, со всеми детьми. По дороге, в вятичах, случился в его войсках конский падеж, и он опять должен был повернуть на Суздаль.

Возвратившись, он услышал о неожиданной смерти непримиримого своего врага, великого князя Изяслава Мстиславича. Недолго думая, он поспешил в путь. По дороге в Смоленск узнает он о кончине старшего брата Вячеслава и о занятии великокняжеского стола черниговским князем Ярославом Давыдовичем.

Отпустив сына Мстислава, за которым приходил епископ Нифонт, в Новгород, он поспешил вперед.

Далее встретил его с поклоном старый друг, Святослав Ольгович северский, а потом в Стародубе и Святослав Всеволодович. Следовательно, все главные князья признали его старшинство.

Остановившись у Моровийска, он послал сказать Изяславу Давыдовичу: "Мне отчина Киев, а не тебе. Ступай домой, в Чернигов". "Избезумился я, отвечал Изяслав, виноват", - и Юрий вступил, наконец, с торжеством в Киев на вербницу в 1155 году, достигнув к старости, семидесяти лет, своей желанной цели.

Он раздал все волости своим детям: Андрею Вышгород, Борису Туров, Глебу Переяславль, Василию Поросье, Мстислав оставался в Новгороде.

Суздальское княжество предназначалось им, вероятно, как и Мономахом, младшим его детям: Михаилу и Всеволоду.

Следует сознаться, что оно обязано Юрию Владимировичу Долгорукому первоначальным своим гражданским устройством. Он основал здесь несколько городов: Переяславль, Юрьев, Дмитров, Москву. Многие церкви остались памятниками его княжения.

Старший сын Андрей не хотел оставаться на юге: недолго прожил он в Вышгороде; как отца тянуло всю жизнь на юг к Киеву, так сыну полюбился север с Владимиром.

Ему надоели, кажется, эти нескончаемые, бесплодные войны за Киев; он посчитал, что его отцу, уже семидесятилетнему, недолго оставалось жить на свете, а после этой близкой смерти Киев ему достаться никак не мог при таком множестве соискателей, из которых иные имели и права гораздо больше, чем он, а именно все старшие двоюродные братья, не говоря об Изяславе Давыдовиче, уже сидевшем на киевском престоле, и о Святославе Ольговиче, имевшем притязания даже прежде Изяслава и Юрия. А там еще издали глядели с жадностью на Киев ретивые дети Изяслава... Борьба с ними со всеми, вместе или поодиночке, притом без права, не предвещала верного успеха, а трудов множество; в Суздальском же княжестве ожидало его владение обширное, почти бесспорное; он родился там, или, по крайней мере, провел лучшие годы жизни, привык к земле, людям и обычаям. Жена его была оттуда родом и предпочитала, разумеется, ту спокойную страну новой, незнакомой, исполненной беспрерывных опасностей; ее братья, Кучковичи, близкие к Андрею, твердили беспрестанно о своей родине и убеждали сестру и зятя туда переселиться.

Как бы то ни было, Андрей, вскоре по водворении в Вышгороде, решил оставить этот удел и в 1155 году, без отчей воли и даже ведома, тайно, ночью, с женой, детьми и двором, отправился на нашу далекую, залесскую сторону, взяв с собой из Руси только древнюю икону Богоматери, икону, которая впоследствии получила такое важное значение в Русской истории и ныне составляет первую Московскую святыню в Успенском соборе под именем Владимирской.

Благочестивое предание сообщает об этом, важном по своим следствиям, переселении несколько любопытных подробностей...

Случилось Андрею, уже долго думавшему о своем отъезде, разговориться в искренней беседе с близкими людьми о святых иконах, от которых бывают чудеса - исцеления, указания, пособия и другие. Бояре сообщили ему, что здесь, в Вышгороде, носится слух о греческой иконе Божией Матери, привезенной купцом из Царьграда и поставленной князем Юрием в Девичьем монастыре, будто она не хочет здесь оставаться. Крылошане рассказывают, что они увидели ее однажды висевшую среди церкви в воздухе. Они осмелились перенести ее на прежнее место, и тогда повернулась она лицом к алтарю. Священники отнесли ее в алтарь и поставили за святой трапезой, но после она явилась опять "о себе", вне трапезы.

Андрей, слыша эти речи, разгорелся духом, как говорит предание: ему представилось, кажется, что спутница, покровительница, заступница для задуманного им дела нашлась, - он поспешил в монастырь: лик Святой Девы сиял в его глазах паче всех икон. Князь пал перед ним ниц и взмолился усердно: "Владычице, аще хощеши, можешь помощницею быти нам в Ростовской земле, иде же тщимся шествовати, простри руце свои на мольбу Сыну своему, сохрани и заступи ны от всякого зла".

Собравшись, ночью, путники пришли в церковь и отслужили со слезами молебное пение: князь Андрей взял образ на свои руки, и все, помолясь, отправились в далекий путь. Крылошане церковные, священник Никола и зять его, Нестер, последовали за ними.

Многими чудесами ознаменовалось путешествие святой иконы, перед которой по всей дороге пелись молебны: там, на Яузе, Андрей послал всадника искать брод, и несчастный вдруг стал невидим в переполнившейся реке. Князь, обвиняя себя в его гибели, обратился с молитвой к Божественной Спутнице, и в то же мгновение утопавший всплыл живой и невредимый; там, на полях Рогожских, взбесившийся конь сбил с себя служителя и затоптал жену священника Николы, которая слезла перед тем со своего воза. Муж пал со слезами перед иконой, и увечная очнулась целой и невредимой. Наконец, не доходя до Владимира, на берегу реки Клязьмы, кони, везшие святую икону, вдруг остановились. Никакими усилиями нельзя было побудить, чтобы они двинулись с места. Перепрягли других, и те стали как вкопанные. Князь Андрей понял, что Владычице не угодно шествовать далее, остановился на этом месте, назвал его Боголюбимым и обещал построить церковь.

Андрей, благополучно совершив путь, водворился во Владимире. Ему было тогда под пятьдесят лет. У него было несколько детей - двое взрослых сыновей и дочь. Отец оставил его, кажется, в покое. Хотя старику тяжело было лишиться такой твердой опоры, но возле него оставалось еще много доблестных сыновей... Он, впрочем, недолго прожил в Киеве без Андрея, и через два года скончался, накануне новой опасности, когда новый враг уже стоял перед Киевскими воротами (1159). Андрей сотворил по нему "великую память".

Ростовцы и суздальцы посадили Андрея на отчем столе в Ростове и Суздале, "занеже, сказано в летописи, бе любим всеми за премногую его добродетель, юже имеяше к Богу и ко всем сущим под ним". А впрочем, эти княжества, по завещанию Юрия, должны были принадлежать его младшим детям.

Этих последних Андрей вскоре выгнал, вместе с мачехой, второй женой Долгорукого, и ближними мужами отцовскими, "желая быть самовластец всей земли", а может быть, вместе и в исполнение воли избравших его городов. Княгиня, гречанка родом, отправилась в свой родной город Константинополь, и сын ее, Василько, получил себе в удел от императора четыре города по Дунаю.

Десять лет Андрей спокойно прожил в своем княжестве, приводя в порядок хозяйские дела, ладя с соседями, укрепляя силы для будущих действий, строя церкви и украшая зданиями свой стольный город.

В 1158 г. он заложил во Владимире церковь Успения Божией Матери "об едином верхе" и дал ей много имения, слободы, купленные с данями, лучшие села, десятину в стадах своих и десятый торг. Через два года она была завершена. Андрей украсил ее дивно многими иконами, сосудами и дорогими каменьями, а верх ее позолотил. "Из всех земель, сказано в летописи, по вере его и по тщанию к Святой Богородице, пришли к нему мастера и украсили ее паче всех церквей". Через год она была расписана. На икону Покровительницы своей он пожертвовал более 30 гривен или фунтов золота, кроме серебра, крупного жемчуга и дорогих каменьев, и поставил ее в новосозданном храме.

В 1164 году он соорудил церковь на Золотых воротах, построенных им по образцу и в воспоминание о Ярославовых Золотых воротах в Киеве.

Он также окончил церковь Святого Спаса, начатую его отцом, и несколько монастырей.

Город Владимир заложил больше прежнего.

Десятилетнее спокойное княжение его во Владимире было возмущено только ересью Леонтья, епископа, которого он изгнал прежде вместе с братьями, а потом принял в Ростов, вместо Суздаля: Леонтий начал запрещать скоромное в господские праздники, даже в Рождество и Крещение, если они придутся в среду или пятницу. Великий князь просил у него разрешения на мясо от Воскресения до недели Всех Святых. Епископ дозволял только на Святой неделе. Произошла "великая тяжа между духовными" перед князем и всеми людьми. Суздальский епископ Феодор доказывал Леонтию неосновательность его заповеди, но тот не хотел слушать и уехал за решением в Царьград. На Дунае, в ставке императора Мануила, в присутствии послов суздальского, черниговского, переяславского, киевского решено было, к удовольствию князя Андрея, болгарским святителем Адрианом, это важное прение, растревожившее весь русский православный мир. Леонтий, однако, не был убежден и противоречил столь дерзко, что вельможи греческие хотели утопить его в Дунае (1164).

Другой остовский епископ, Феодор, ослушался Андрея, не захотев ехать в Киев ставиться. Летописи рассказывают ужасы о его жестокостях: много пострадали люди, говорят они, в его держание, не только простцы, но даже монахи, игумены, священники: он брил им головы и бороды, выжигал глаза, вырезал языки, распинал по стене, заточал, предавал работе и мучил немилостиво, "хотя восхитити от всех имений, несытый, как ад". В ответ на увещания князя, он затворил все церкви во Владимире, и ключи взял к себе, так что не было нигде ни звона, ни пения, даже у самой Богородицы Владимирской. Князь, выйдя из терпенья, послал Феодора судиться к митрополиту Константину в Киев. Тот обвинил его во всех грехах, велел отвести на Песий остров, где отсекли ему правую руку, вырезали язык и вынули очи: "зане хулу измолви на Святую Богородицу" (1164).

Из внешних действий Андреевых во все это время примечательна только война против волжских болгар, сильных и богатых его соседей с юго-восточной стороны (1164). Желая ли обезопасить себя с их стороны и внушить страх от русского имени, которое здесь давно не было слышно, или вследствие какой-нибудь распри и за добычей, Андрей с сыном Изяславом и муромским князем, взяв с собой чудотворный образ, отправился за Оку и Волгу. Перед сражением он приобщился Святых Тайн и обратился с молитвой к своей Божественной Помощнице. Вслед за князем и все воины ударили челом перед иконой, и, облобызав ее, смело пошли против врагов. Болгары были разбиты, и великий князь Андрей с конными далеко преследовал их. Пешие остались на полчище под знаменами, около Божией Матери. Князья, вернувшись, пали ниц перед ней, хвалу воздавая со слезами и радостью великой. Андрей взял еще три города, и, наконец, столицу Болгарскую, на берегах Волги, знаменитый Бряхимов, обширные развалины которого мы теперь видим верстах уже в двадцати от реки. С богатой добычей и славой возвратился великий князь суздальский в отчизну и уставил праздновать своей Покровительнице, в благодарное воспоминание о счастливом походе, 1 августа, что совершается православной церковью и до сих пор.

В делах южной Руси Андрей не принимал во все это время никакого участия, если только мы исключим малую помощь, посланную им в 1160 году, с сыном Изяславом, по просьбе союзника его Изяслава Давыдовича, для его племянника, князя вщижского, Святослава Владимировича, за которого выдал свою свою. Но он готовился к действиям.

Соседние князья, рязанские, муромские, смоленские, полоцкие, так или иначе, признали над собой волю Андрея, и во всех следующих его предприятиях находились в числе его воинов.

Первым предметом его замыслов был Новгород, богатое и сильное, не подверженное разделению и междоусобиям, цветущее торговлей княжество, с которого он не спускал глаз с самого своего водворения во Владимире.

Андрей еще тогда (1160) послал сказать новгородцам: "Ведомо вам буди, что я хочу искать Новагорода добром или лихом; целуйте мне крест на том, чтоб иметь меня отцом себе, а мне желать вам добра". "С тех пор, замечает летописец, начали новгородцы мястися и часто творить веча". Почуяло их сердце, что заходит на них от близкого Владимира туча, какой не видывали они еще от далекой Киевской Руси, и что придется им когда-то потерять свою дорогую волю. Андрей, сказав это слово, сделал первый шаг к Новгороду, проложив дорогу, по которой неукоснительно пошли его преемники, князья владимирские, а затем московские, и с которой Ивану Третьему осталось ступить только один шаг, уже последний, до Святой Софии.

В следующем году, чтобы умилостивить Андрея, новгородцы прислали просить у него сына. Сына он почему-то не давал, а предлагал брата, от которого те отказывались, ибо он уже княжил у них и не угодил им; тогда он дал племянника Мстислава Ростиславича, разумеется, на условиях, на каких хотел, или, как говорилось тогда, "на всей воле своей" (1160).

Но вскоре переменил свое решение и вывел племянника из Новгорода, договорившись со своим старшим двоюродным братом, великим князем киевским, Ростиславом Мстиславичем, который прислал туда своего сына Святослава, не без особых выгод для Андрея, уступая ему, кажется, Двинскую дань (1161).

Святослав жил у них долго, но, наконец, они рассорились. Новгородцы, по старой привычке, указали ему путь от себя, поцеловав Святую Богородицу, "яко не хотети его". Андрей заступился за Святослава, как за своего союзника, и отправил к нему помощь на Волгу, куда тот удалился. Изгнанный князь сжег Новый Торг, а прочие союзники, смольняне и полочане, по воле князя Андрея, Великие Луки.

Они ходили было к Русе, но, не дойдя, вернулись, когда услышали о приготовленной встрече (1167). Новгородцы избрали к себе на стол сына великого князя киевского Мстислава Изяславича, Романа. Союзники перехватили послов и заняли все пути, чтобы до него не могло дойти никакой вести о происходившем. Андрей, "силою местяче" (насильно помещая) на стол новгородский своего ставленника, говорил новгородцам: "Нет вам другого князя, кроме Святослава", и новгородцы, не привыкшие к такому языку, возмутились, убили посадника и других чиновников, державших сторону изгнанного князя, и настаивали на своем выборе. Новые послы, с Даньславом Лазутиничем, успели пробраться окольными дорогами, мимо всех засад, в Киев, и привезли, наконец, князя, которого новгородцы ожидали от Семена дня до Велика, сидя с одним посадником Якуном (1168). Новгородцы обрадовались, но Андрей вознегодовал на них за упорство и ослушание, вознегодовал еще более на киевского Мстислава, как тот осмелился, вопреки ему, дать сына строптивому городу.

Он решил наказать и Мстислава, и Новгород, и начать с первого, которого не любил издавна. Ему досадно было, что этот младший князь, хотя и по условию со старшими, занял великое княжество Киевское, к которому сам он, Андрей, по праву был ближе сына Изяславова. Прочие русские князья также завидовали ему, начали сноситься речами на него с Андреем и утвердились крестом между собой.

Многочисленная рать собралась по зову Андрея. К полкам ростовским, суздальским, владимирским, со старшим сыном его Мстиславом, присоединились Роман из Смоленска, Глеб из Переяславля, Олег Святославич и брат его Игорь черниговские, Владимир из Дорогобужа, Рюрик из Вручего, Давыд из Вышгорода, брат его Мстислав, брат Андрея Всеволод Георгиевич, племянник Мстислав Ростиславич, всего 11 князей. Главным воеводой послан был Борис Жидиславич. Сам Андрей не пошел, уверенный, что дело обойдется успешно и без него.

Все полки собрались в Вышгороде, и на второй неделе поста осадили Киев. Мстислав затворился и отчаянно бился из города. Помощников у него не было никого, кроме торков и берендеев, и те "льстили под ним". Три дня приступали полки, и собственная дружина его ослабела. "Что, Князь, стоишь, говорили ему, нам их не перемочи". Мстислав не мог противиться долее: с четвертого приступа город был взят, и Мстислав вынужден был оставить Киев. Бастеева чадь погналась к Василеву, стреляя в плечи ему, и захватила многих из его дружины: Дмитра хороброго, Олекса дворского, Сбыслава Жирославича, Ивана Творимирича, Рода, тиуна его, и многих других. За Уновью Мстислав соединился с братом Ярославом, и оба поспешили в свой Владимир (Волынский), а жена его и дети достались в плен победителям.

Киев был взят в марте, на второй неделе поста (1169). Сборная рать бросилась грабить по горе и подолью, суздальцы, смольняне, черниговцы и Олегова дружина хватали ризы, иконы, книги, колокола из Десятинной церкви, от Святой Софии. Дома, церкви и монастыри загорелись. В монастыре Печерском показался было огонь, но пожар был потушен. "И бысть в Киеве, говорит тамошний летописец, стенание и туга, и скорбь неутешимая, и слезы непрестанные. Сия же вся содеяшася грех ради наших". А суздальский летописец почитает это бедствие наказанием за митрополичью неправду. Какая же была эта неправда? Митрополит незадолго перед тем запретил печерского игумена Поликарпа, не веля ему есть молока и мяса в господские праздники, что казалось страшным грехом, повлекшим общее тяжелое наказание.

Мстислав, разумеется, по мысли и воле своего отца, посадил в Киеве дядю Глеба Юрьевича; никто не смел противиться, хотя и были еще двое старших двоюродных братьев. Слабые, они радовались, что, по крайней мере, у Мстислава Киев был отнят. Сын Андрея возвратился во Владимир с великой честью и славой.

Отец его был очень доволен, исполнив свое желание - примерно наказать ослушника и принять в свое распоряжение древнюю русскую столицу. Брать ее себе он не думал, навсегда утвердив местопребывание в любезном ему Владимире.

Теперь дошел черед до Новгорода. Летописцы разделяют негодование Андрея: им всем было как будто оскорбительно, зачем новгородцы живут не как прочие и могут распоряжаться князьями по своему усмотрению. "Нельзя, говорят они, оправдывать новгородцев тем, что они освобождены прадедами князей наших. Пусть это так, но разве передние князи велели им переступать крест и соромлять своих внуков или правнуков, целовать им крест и после изменять присяге? Злое неверствие в них вкоренилось. До которых пор Богу терпеть над ними! Вот и навел он наказание на них рукою благоверного князя Андрея".

Новгородцы, между тем, успели сходить с молодым своим князем на волости союзников Андрея, Полоцкие и Смоленские, пожгли и разорили их. Данник их, Даньслав Лазутинич, тот, который ходил в Киев за Романом, послан был с дружиной, "по сту мужей от конца", за Волок собирать дань с Двинской области, предавшейся Андрею, и разбил суздальский полк, что выслан был к нему навстречу, взял всю дань, а с суздальских смердов другую.

Новые причины гнева Андрея, который не любил прощать обид. Давно уже он кликнул клич, и собрались у него полки ростовские, суздальские и владимирские; князь рязанский прислал к нему сына с полком; князь муромский прислал сына с полком. "Толико бысть множество вой, говорит летописец, что и числа их нетуть". Андрей поручил их опять сыну своему Мстиславу, победителю Киева, и главным воеводой назначил прежнего, Бориса Жидиславича.

Лишь только вступила рать в пределы новгородские, как и начала предавать все огню и мечу; жгли села, убивали людей, пленили жен и детей, похищали имение. На пространстве трехсот верст все было разорено и опустошено.

Новгородцы решили у себя защищаться и бились так успешно, что вся осаждающая рать предалась поспешному бегству (1170).

Множество суздальцев попало в плен, так что продавались они в Новгороде по две ногаты. Остальные, возвращаясь по местам разоренным, терпели ужасный недостаток в продовольствии, иные умирали от голода, другие в великий пост ели конское мясо.

Новгородцы приписали свое спасение от такой многочисленной рати заступлению Пресвятой Богородицы, и в изъявление своей благодарности положили праздновать ежегодно 27 ноября ее честному Знамению, что после исполнялось ими вместе уже со всей православной церковью, - однако же, долго кроме Суздаля!

Андрей не достиг своей цели, рать его была разбита, он, казалось, должен был уступить, - но нет, побежденный, он все-таки остался победителем, и уступили новгородцы, а не он. Сила его уже не зависела от случайностей: новгородцы вскоре должны были указать путь от себя своему храброму защитнику, князю Роману, и прислали к Андрею просить его о мире и князе. Ужасная дороговизна возникла у них вследствие разорения, недостатка в подвозе из соседних, Андрею подчиненных, областей, или неурожая.

Андрей, довольный их покорностью, дал им Рюрика, брата умершего, между тем, Святослава Ростиславича, из-за которого он начал войну (1171).

Андрей посылал тогда рать на болгар с сыном Мстиславом и воеводой Борисом Жидиславичем. Рязанский и муромский князья также выставили полки со своими сыновьями. Всем не люб был поход: зимой воевать болгар трудно, но, нехотя, все пошли в исполнение воли Андрея. Князья соединились на устье Оки, постояли две недели и, не дождавшись всех ратей, пустились вперед с главной дружиной. Они напали на болгар врасплох, взяли шесть сел, седьмой город, иссекли мужей, пленили жен и детей и отправились с богатой добычей назад. Болгары опомнились, что их было мало, пустились было с шестью тысячами в погоню, но не догнали двадцати верст: Мстислав, отпустивший вперед дружину, был уже на устье и мог свободно уйти восвояси (1172). Он вскоре умер во Владимире.

Между тем, не стало в Киеве брата Андрея, Глеба (1172). Ростиславичи, княжившие в городах окружных, соблюдая свои выгоды, осмелились без ведома Андрея призвать на великое княжение Владимира Мстиславича из Дорогобужа, действительно старшего из потомков Мономаха. Андрей приказал Владимиру идти вон из Киева назад в Дорогобуж, а Роману приказал идти из Смоленска в Киев, послав сказать Ростиславичам: "Вы нарекли меня отцом, и я хочу вам добра; я даю Киев вашему брату Роману". Роман смоленский, по слову Андрееву, пришел в Киев, а Владимир, между тем, умер (1172).

Новгородцы, прогнавшие своего Рюрика, который начал было действовать не согласно с Андреем, отняв посадничество от преданного ему Жирослава, опять просили себе князя у него. Андрей сначала прислал посадничать того же Жирослава, прибежавшего от Рюрика под его покровительство, а потом дал своего младшего сына, Георгия (1172). Новгородцы слушались его во всем, и сам архиепископ Иоанн, который столько прославился во время последней осады города, приходил к нему во Владимир.

Но вдруг один нечаянный слух нарушил его спокойствие: ему сказали, что брат его Глеб в Киеве умер не своей, а насильственной смертью, изведенный киевскими боярами, и он потребовал их у Ростиславичей: "Выдайте мне Григоря Хотовича, Степанца и Олексу Святославця, - это враги всем нам". Ростиславичи не хотели их выдать, и отпустили Григоря от себя. Рассерженный Андрей прислал сказать Роману: "Ты не ходишь в моей воле с братьею своею - иди же из Киева, а Давыд из Вышгорода, Мстислав из Белгорода. Ступайте в Смоленск и там делитесь между собою. Киев я отдаю брату Михалку".

Так был силен Андрей, что одного своего слова он считал достаточным, чтобы выслать многих князей из их княжеств и произвести совершенно новое между ними размещение.

И этого слова было, в самом деле, достаточно: Роман, услышав его, собрался и беспрекословно выехал из Киева, а Рюрик, Давыд и Мстислав огорчились и решили попытаться, не успеют ли переменить гнева на милость. Они послали сказать Андрею: "Брат! Правда, мы нарекли тебя отцом своим, целовали крест тебе и стоим в крестном целовании, хотяче добра тебе, а ты брата нашего Романа вывел из Киева и нам кажешь путь из Русской земли, без всякой со стороны нашей вины. Но Бог и сила крестная над всеми!"

Андрей не давал им никакого ответа.

Между тем, Михалко, которому он назначил Киев, не пожелал переезжать туда, а послал младшего брата Всеволода с племянником Ярополком.

Ростиславичи, видя, что им от Андрея надеяться не на что, напали ночью на Киев, захватили Всеволода и его племянника, всех бояр, и отдали Киев брату Рюрику, договорившись с Михалком.

Ольговичи черниговские, не терпевшие Ростиславичей, рады были этому случаю и послали своих мужей к Андрею, "поводяче его на ослушников": "Кто тебе ворог, говорили они, тот и нам ворог; мы готовы с тобою".

Андрей уже и сам "разжегся гневом" и послал Михна мечника с новым приказом в Киев: "Поезжай к Ростиславичам и скажи Рюрику, - пусть он идет в Смоленск к брату в свою отчину; Давыду скажи: пусть идет в Берлад; а Мстиславу скажи: все от него, я не велю ему быть в Русской земле!"

Мстислав, привыкший с юности не бояться никого, кроме Бога, как говорит летописец, выслушав этот грозный приказ, велел перед собою остричь голову и бороду Андрееву послу. "Иди же теперь к своему князю, сказал он, и донеси ему: мы считали его до сих пор отцом себе, по любви; но если он прислал тебя с такими речьми ко мне, не как князю, а как подручнику и простому человеку, то я не хочу знать его. Что умыслил он, пусть и делает то, а Бог за всем!"

Обруганный, обесчещенный посол явился во Владимир. Когда Андрей увидел его в таком состоянии, остриженного, без бороды, "образ лица его потускнел, говорит летописец, и взострися на рать, и бысть готов".

Все рати собрались на его зов: и ростовцы, и суздальцы, и владимирцы, переяславцы, белозерцы, муромцы, рязанцы. Сами новгородцы пришли с его юным сыном Георгием. Войско Андрей снова поручил испытанному воеводе Борису Жидиславичу и велел ему - Рюрика и Давыда выгнать из своей отчины, "а Мстислава, взявши, не троньте, и приведите ко мне".

Летописец, передавая эти слова, сам, кажется, трепетал, и так о них рассуждает: "Андрей князь, толик умник сы во всих делех, добль сы, и погуби смысл свой невоздержанием, распалився гневом, такова убо слова похвальна испусти!"

Когда ополчение проходило мимо Смоленска, князь Роман выслал сына со своими полками, вынужденный идти против родных братьев из-за страха перед Андреем.

Потом, по дороге, получив приказ, присоединились князья полоцкие, пинский, туровский, городенский; потом Ольговичи с полками черниговским и новгород-северским; наконец, братья Андрея, Михалко и Всеволод, перед тем выпущенные из плена, племянники Ярополк и Мстислав Ростиславичи, Владимир Глебович переяславский.

Все князья и войско остановились у князя черниговского Святослава Всеволодовича, по указу Андрея, для совещания, и потом пошли на Киев.

Киев был уже пуст: Ростиславичи оставили его и разъехались по своим городам: Рюрик затворился в Белгороде, Мстислав в Вышгороде, а Давыд уехал в Галич, просить помощи у тамошнего князя Ярослава.

Князья, заняв оставленный Киев, поспешили к Вышгороду, где засел главный противник Андрея, Мстислав, которого им было велено представить живого суздальскому великому князю. Святослав Всеволодович черниговский, старший между всеми князьями, которых числом было двадцать, отрядил вперед Всеволода Юрьевича и Игоря с младшими князьями. Мстислав не унывал. Увидев подходившую рать, выстроил свои полки и вышел к ней навстречу на болонье. Полки те и другие ждали боя. Стрельцы сшиблись и начали стреляться, гоняясь между собою. Приметив замешательство между своими, Мстислав подскочил к дружине и воскликнул: "Братья, ударим, надеясь на помощь Божью и святых мучеников Бориса и Глеба!" Противники стояли тремя полками: новгородцы и суздальцы, а посередине Всеволод Юрьевич. Мстислав бросился на середину и потоптал ее; а другие ратные, увидя, что противник малочислен, окружили его, и все перемешалось. "И было ужасное смятение, говорит летописец, и стон, и крик, и голоса незнаемые, лом копийный и стук оружьиный; от множества праха не видать ни конников, ни пешцев". Крепко бились враги и разошлись к ночи; впрочем, убитых, к удивлению, оказалось немного, а больше раненых. Таков был бой первого дня на болонье у Мстислава, с Всеволодом, Игорем и другими младшими князьями. А наутро пришли все силы, окружили город и начали каждый день ходить на приступ; из города также часто выходили биться. Мстислав держался. Много было в его дружине раненых и убитых добрых мужей, но он не думал сдаваться. Девять недель продолжалась осада.

На десятой неделе пришел на Ростиславичей же Ярослав Изяславич луцкий, со всей Волынской землей, и потребовал себе старейшинства перед Ольговичами, которым Андрей предоставлял Киев. Ольговичи не уступили ему Киева, и строптивый Ярослав вступил в переговоры с Ростиславичами, договорился о Киеве и перешел на их сторону.

Между осаждающими разнесся слух, что на помощь к Ростиславичам идут еще галичане, и что черные клобуки готовы перейти на их сторону.

Как бы то ни было, по справедливой или мнимой причине, полки черниговские испугались и, не дождавшись рассвета, бросились через Днепр в великом смятении, так что и удержать их было невозможно, и множество потонуло в реке. За ними последовала и остальная рать суздальская. Мстислав, увидев такое внезапное бегство, "никому не гонящу", выехал из города с дружиной, ударил на стан и взял множество колодников.

Много пота утер он и много мужества показал со своей дружиной, за то и наградил его Бог победой.

Вся сила Андрея со стыдом возвратилась во Владимир. Тяжело было великому князю на старости лет потерпеть такое унижение, но Ростиславичи, - кто бы подумал, - чувствуя его силу, видя, что Киева, переходившего после из рук в руки, от Ярослава луцкого к Святославу черниговскому, получить они не могут без воли и помощи Андреевой, смирились перед ним и послали к нему с повинной головой, просить стольного города русского брату их Роману (1174).

Андрей отвечал: "Подождите, я послал к братьям в Русь. Когда будет весть от них, я дам ответ".

Андрей рассуждал с собой, простить ли Ростиславичей или наказать их и послать на них новую рать, чего требовать от них, или кому отдать Киев, - он рассуждал, а между тем дни, или, лучше, часы его были сочтены, и в темноте ночной точилось уже то острие, которым пресечется завтра нить его жизни.

Старый князь рассердился за что-то на одного из Кучковичей, своего шурина, который находился всегда при нем со времени его женитьбы, провожал его в Киев, уговорил переселиться оттуда в Суздальские области и пользовался особенной его милостью. Он велел взять виновного и казнить. Брат его Яким, услышав о таком приказе, передал его своим родным, и все вспыхнули злобой. В пятницу, накануне Петра и Павла, после обедни, собрались они у Петра, Кучкова зятя, позвав к себе и других княжеских слуг - Анбала ключника, Ефрема Моизовича и прочих, человек двадцать. Яким начал: "Нельзя нам стерпеть этого: князь казнит ныне одного, а завтра доберется, пожалуй, и до нас. Добра ждать нечего. Надо же подумать о себе..." Все согласились с ним, и, нисколько не откладывая, решили на другую ночь убить своего кормильца и господина.

В десяти верстах от Владимира, вправо, на берегу реки Нерли, которая, живописно извиваясь по обширной долине, впадает здесь в Клязьму, на холме, стоит уединенная обитель, под сенью древних широколиственных лип и дубов. Близ нее возвышается старый вал, прорытый большой дорогой Нижегородской. Поодаль, в стороне, вы видите ряды деревянных изб с косятчатыми окнами, с узорными коньками. Эта обитель - Успенская, где соборная церковь построена великим князем суздальским Андреем; это село - Андреев город Боголюбов, где жили его дворяне и служители; эти узкие окна под тоненькими столбиками, между церковью и колокольней, принадлежали к его покоям. Отсюда рассылал он приказы к князьям, кому идти на княженье, кому сходить с княженья; отсюда распоряжался он Киевом и Новгородом; сюда, по его призыву, собирались к нему полки ростовские, суздальские, владимирские, рязанские и пр.

Смерклось. Шум постепенно утихает. Горожане, отслушав всенощную, спокойно разошлись по домам. По широкой улице не видать уже более никого из прохожих. Православные, каждый у себя, готовятся к новому празднику. Вот наступает и ночь. Огни погасли. Все ложатся спать. Одни только заговорщики не смыкают глаз, каждый в своем доме готовясь к замышленному кровавому делу. Вот смолкло все, и на дворе княжеском: затворены тесовые ворота, заперты двери. Только сторожа остались ходить дозором. Старый князь, совершив по обычаю вечернюю молитву, отошел ко сну, один; подле него, в другой горнице, спит детский - вся его прислуга.

Заговорщики вылезают из логовищ, сходятся, и, видя, что весь город уже спит крепким сном, и никто помешать им не может, идут с оружием к княжескому двору.

Они убили сторожей, выломали двери в сенях, бросились к спальне - и вдруг отшатнулись, испугались, сами не зная чего. Трепет пробежал по их жилам. Тихо отошли они прочь, не зная еще, на что им решиться. "Зайдем в медушу", сказал кто-то. Они пошли в княжую медушу, напились вина и крепкого меду, хмель начал разбирать их, и они, уже смелее, вернулись в сени. Один подошел к опочивальне, где спал Андрей, постучался и начал кликать: "Господине, княже великий!" "Кто там?" - спросил Андрей, проснувшийся на шум. "Прокофий", отвечал тот. "Нет, это не Прокофьев голос", сказал Андрей. Тогда подскочили к двери прочие и выломали ее, двое вошли. В горнице было темно. Андрей, удивившись необыкновенному шуму, уже вскочил с постели и искал свой меч, меч Святого Бориса, - а меча не было: его унес прежде ключник Анбал. Злодеи напали на князя. Андрей стал бороться и повалил одного на землю, а другой, думая, что повален князь, в темноте ударил мечом товарища и убил. Тот закричал; прочие, ждавшие в сенях, прибежали на крик, как звери свирепые, и напали все на князя. Он все еще оборонялся, потому что был силен, и вопил: "Злодеи, за что вы хотите убить меня? Что я вам сделал? Бог отомстит вам за меня и за мой хлеб. Вы забыли о Горясере". Они били его мечами и саблями, кололи копьями, и, наконец, думая, что он уже испустил дух, поспешно схватили труп своего сообщника и выбежали, а Андрей был еще жив. Очнувшись от ударов, но все еще без полной памяти, он побежал за убийцами и громко стонал от боли. Те услышали голос и вернулись. Андрей спрятался под сенями за столпом всходным. "Где он?" - спрашивали убийцы в испуге друг у друга. "Кажется, сказал один, он сошел с сеней вниз". "Посмотрите там, где мы его били", сказал другой. Некоторые побежали наверх, и тотчас воротились, принеся в ответ, что там его нет. "Мы пропали", кричали прочие. "Огня!" Засветили огонь, зажгли свечи и пошли со свечами в спальню, а оттуда уже по следам крови нашли под столпом несчастного Андрея, который, увидев их приближение, успел только обратиться с молитвой к Богу о грехах своих. Они поразили его мечами, а Петр отсек ему правую руку.

Убив князя, злодеи пошли в другую горницу и убили любимого Андреева детского, Прокофья, а потом поднялись в сени, забрали все имение княжее, золото, серебро, жемчуг, каменье дорогое и всякое узорочье, сложили на княжих (милостных) коней, и услали все, еще до света, прочь.

Горожане боголюбские, проснувшись, ждали праздничного благовеста к обедне, чтобы идти в церковь, как услышали, что князь убит. Они изумились и не знали, что делать. Страх объял всех. Ждали, что будет. Вступиться в дело было некому: его последний сын, княжил в Новгороде, братья - на Руси, знатные люди сами участвовали в заговоре.

Убийцы, обобрав княжее оружие, что раздавалось воинам, старались приманить на свою сторону его дворян, опасаясь, чтобы не вышла на них дружина владимирская, и собрали, наконец, полк. Тогда они послали сказать владимирцам: "Не помышляете ли вы что на нас? Лучше сговориться нам всем вместе. Дума была не одна наша; из вас были в той же думе". Владимирцы отвечали: "Кто с вами в думе, тот ваш, а нам его не надо", но не предпринимали никаких действий. Сообщники были тому и рады, принялись грабить дом княжий, избили детских его и мечников, опустошили их дома, отняли все имущество у мастеров, что пришли строить церковь. Смотря на них, принялись грабить и другие. Унимать было некому. Грабеж тотчас распространился во Владимире и в волости. Дома посадников и тиунов везде были разоряемы. "Люди не разбирают, говорит летописец, что где закон, там и обид много". Страх напал на народ, и никто не понимал, что делается. Произошло общее смятение. Уже попу Микулице пришла в голову благая мысль, одевшись в ризы, взять чудотворную икону Божией Матери и пойти с ней по городу. Только тогда прекратился грабеж во Владимире, и утихло смятение.

Между тем, тело Андрея лежало забытое, непогребенное. Киевлянин Кузмище осмелился, наконец, войти на княжий двор, чтобы поклониться покойнику, и, не видя тела на месте убиения, спрашивал, где оно. "Валяется на огороде, отвечали ему, не моги брать его. Кто его примет, тот нам ворог, мы и того убьем". Кузмище, однако же, пошел, отыскал убиенного и начал плакать над ним, причитая: "Господине мой! Что сталось с тобой, отчего ты не очютил скверных ворожбит своих, отчего же ты не домыслил победить их, как победил болгар?"

Анбал, один из заговорщиков, любимец княжий, которому Андрей дал ключ от всего дома и волю надо всем, родом ясин, проходил мимо. "Анбале вороже, сказал, увидев его, Кузмище, брось ковер, прикрыть тем господина нашего". "Поди прочь, закричал в ответ Анбал, мы хотим выверечи его псам". "Ах ты жид, окаянный, воскликнул Кузмище, уж ты хочешь выверечи псам княжее тело? Помнишь ли, в каком рубище пришел ты и теперь ходишь в оксамите, а князь лежит нагой? Смилуйся, сбрось же что-нибудь". Анбал сбросил ковер и корзно. Кузмище обернул тело и понес в церковь. Она была заперта. "Отоприте", говорил он. "Кинь тут на паперти, чтоб тебя лихо взяло", отвечали слуги, все пьяные. "Уже и парубки твои не узнают тебя, господине, плакал Кузмище, а, бывало, придет какой гость из Царьграда или из других стран Русской земли, - латинянин, христианин, - ты приказывал отводить всякого в церковь, на полати: пусть он посмотрит славы Божией и церковного украшения - а теперь тебя самого не пускают в церковь твою!" Кузмище должен был оставить тело Андрея на паперти, прикрыв корзном... Оно лежало тут два дня и две ночи. Наконец, игумен Арсений, от Козмы и Демьяна, тщетно дожидавшись старших, пришел в церковь и сказал: "Долго ли же князю лежать здесь? Отомкните божницу, положимте его в колоду (буду) или гроб и отпоем над ним, а когда престанет злоба сия, тогда придут из Владимира и отнесут его туда". Крылошане боголюбские взяли тело, положили в каменный гроб, отнесли в церковь и отпели над ним погребальное вместе с игуменом Арсением. А на шестой день образумились, действительно, и владимирцы. "Нарядите носилицы, поедем взять князя и своего господина", сказали они игумену Феодулу и Луке демественику Пресвятой Богородицы. А Микулице велели собрать попов, и, оболокшеся в ризы, выйти с Пресвятой Богородицей за Серебряные ворота: "Тут дожидайтеся князя". Когда владимирцы с крылошанами поехали за телом князя в Боголюбов, все люди высыпали встречать его за городом. Долго смотрели они в ту сторону, откуда должно было показаться погребальное шествие... И вот из-за горы "поча выступати стяг от Боголюбаго". Тогда все зарыдали, и вопль был слышен далече. Народ плакал и причитал: "В Киев ли ты едешь, господине, теми ли вороты Золотыми, в ту ли церковь, что хотел поставить на великом дворе на Ярославовом, в память всему твоему отечеству?" Тихо приближался гроб. Все люди заливались слезами. Тело было принесено и положено с честью у Святой Богородицы Золотоверхой, что он сам создал.

Если вы будете во Владимире, ступайте в Кремль поклониться этому древнему зданию зодчества в Русском царстве. На правой стороне от северных дверей стоит серебряная гробница, и недалеко от нее висит древний шитый образ во весь рост усопшего. Помолитесь ему, и поклонитесь мощам благоверного князя Андрея. Это был самый мудрый князь своего времени, который умел захватить в свои руки власть почти над всеми своими братьями, которого слушались равно и Киев, и Новгород, и Ростов, и Суздаль, и Владимир, князья смоленские, полоцкие, волынские и прочие. Но не тем заслужил он себе особенную память в летописях отечества, а вот чем: он повернул центр русской государственной тяжести в нашу сторону, он вывел на сцену Истории другое племя, великорусское, самое младшее из всех здешних племен, из всех племен славянских, и, второй Рюрик, положил основание другому княжеству, которое примет в один из меньших городов своих, заложенный отцом его, все прочие, и заключит в себе судьбы отечества.

Потомство Андрея пресеклось. Два старших сына, слуги его побед, Изяслав и Мстислав, умерли еще при его жизни. Внука, Мстиславова сына, Василия, след пропал в летописях, где записано только его рождение и кончина. Младшего сына, Георгия, новгородцы тотчас после смерти Андрея выгнали от себя, и он, по какому-то удивительному стечению случайностей, очутился в Грузии, супругом знаменитой царицы Тамары, славной своими победами и любовью к истории, стихотворству, просвещению, и потом, изгнанный, скончался неизвестно где. А что сталось с его убийцами? От Владимира в семи верстах, вверх по Клязьме, недалеко от реки, на левой по течению ее стороне, есть озеро, заросшее от берегов мохом, которое прозывается Пловучим. По этому озеру всегда плавают какие-то темные глыбы и переносятся часто ветром с одного конца на другой. Однажды в году из глубины этого озера слышится, говорят, человеческий стон. Это бывает 29 июня, на память Святых Апостолов Петра и Павла, в день убиения Андрея. Простой народ думает, что тела убийц Андреевых, которые были казнены впоследствии братом его Михалком, были зашиты в короба и брошены здесь в воду.

А куда делась Андреева сила? Андреева сила рассеялась вместе с его смертью, как рассеивается грозная туча, настигнутая вихрем. Ее как будто и не бывало, и все труды его пропали вместе с ним. Как наследовать из его рода было некому, так и наследовать было нечего, разве наследник или преемник, сам своей особой, сумеет сделаться тем же, чем был Андрей.

Узнав о княжей смерти, ростовцы и суздальцы, переяславцы и вся дружина, от мала и до велика, съехались во Владимир и думали на вече: "Князь наш убит, а детей у него нет, - один сынок мал в Новгороде, - братья его в Руси. Кого же нам взять к себе в князья?" Рязанские послы, Дедилец и Борис, указывали на братьев своей княгини. "В самом деле так, рассудили думцы, рязанские князья, что муромские, у нас в соседстве: они могут пойти ратью на нас, пока нет князя. Пошлем лучше к Глебу и скажем: князя нашего Бог поял, и мы хотим твоих шурьев, Ростиславичей, Мстислава и Ярополка".

Эти князья были племянниками Андрея, - сыновья старшего брата Ростислава. Избирая их, граждане преступали, как прежде, при избрании Андрея, свое крестное целование Юрию на младших его детях.

Все утвердились Святой Богородицей и послали сказать Глебу: "Тебе твоя шурина, а наша князя, шлем к тебе послов и просим, ты приставь к ним своих, и пусть едут вместе за нашими князьями".

Глебу было очень лестно, что оказывают ему честь и хотят его шуринов: он исполнил желание суздальцев.

Послы нашли избранных, вместе с их дядями Юрьевичами, младшими братьями Андрея, в Чернигове, и сказали молодым князьям: "Ваш отец добр был, когда жил у нас; поезжайте к нам княжить, а других мы не хотим". Мстислав и Ярополк отвечали: "Спасибо дружине, что не забывает любви отца нашего". Посоветовавшись между собой, под влиянием Святослава черниговского, который был им покровителем, они сказали дядям: "Либо лихо, либо добро всем нам, а пошлемте все четверо вместе". И, утвердясь между собой перед святым крестом, у черниговского епископа Антония, они поехали - Юрьевича два и Ростиславича два, Михалку, по соглашению, "держащу старейшинство".

Двое отправились вперед - Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич, - и прибыли в Москву, перепутье между старой Русью и новой, Малой и Великой.

Ростовцы, услышав, что кроме избранных ими князей едут еще двое дядей, вознегодовали, и велели Ярополку продолжать путь одному, а Михалку пождать. Ярополк уехал от него тайно в Переяславль.

Михалко, лишь только узнал о его отъезде, как и сам поехал во Владимир и был принят владимирцами.

Ростовцы, поцеловавшие крест Ярополку, взволновались, как те смели принять князя к себе вопреки их решению. "Это холопы наши каменщики, кричали они, мы сожжем их и посадим у них опять посадника. Владимир пригород наш". Владимирцы не могли сносить такой обиды и решили стоять на своем, хотя их дружина, в числе полутора тысяч, вышла еще прежде навстречу к князьям, и в Переяславле должна была целовать крест Ярополку, вместе с прочими. Когда те пришли с рязанцами и муромцами принудить их силой к покорности, они затворились в городе и начали биться. Семь недель продолжалась осада, и князья не могли одолеть города. Но голод изменил дело. Они сказали Михаилу: "Мирись или промышляй о себе". "Делать нечего, отвечал сын Юрия, не погибать же вам из-за меня", и, простясь с ними, уехал в Русь.

Ярополк и Мстислав, утвердясь крестным целованием с жителями, чтобы не делать им никакого зла, вступили в город. Владимирцы не имели, впрочем, ничего против этих князей, замечает летописец, но не хотели только поддаться ростовцам, которые хвалились перед ними беспрестанно: "Мы старшие, что нам любо, то и сотворим".

Князья утешили их и разделили между собою волости: Мстислав сел в Ростове, а Ярополк во Владимире. Сына Мстиславова приняли к себе новгородцы.

Но они усидели недолго... Раздав посадничества русским детским, которые начали притеснять народ продажами и вирами, князья возбудили против себя общее неудовольствие. Они были молоды и слушали своих бояр, а бояре учили взимать большие дани. Даже из соборной церкви они взяли серебро и золото, отняли город и дани. Владимирцы вышли из терпения. "Мы вольные люди, говорили они, прияли сами князей к себе, а они поступают как будто не в своей волости, не рядят, а грабят; грабят не только волость, но и церкви. А промышляйте, братья!" Владимирцы, впрочем, послали сначала к ростовцам и суздальцам сказать о своей обиде. Те на словах были за них, а делом были далече, и бояре крепко держались князей. Но владимирцы стояли твердо, и послали прямо в Чернигов звать к себе Михаила: "Ты старший в братье своей, иди к нам. Если ростовцы и суздальцы из-за тебя замыслят что-нибудь на нас, то как с ними Бог даст и Святая Богородица!"

Михалко и его брат Всеволод отправились, черниговский князь Святослав дал им сына Владимира с полком. "Михалка уя болезнь велика на Свине; его понесли на носилках, еле жива, и так донесли до Кучкова, рекше до Москвы". Здесь князья были встречены владимирцами с Юрием Андреевичем.

Племянники, посоветовавшись со своей дружиной, решили не допускать их до Владимира. Ярополк пошел навстречу с полком своим, преградить им путь, но, к счастью, они разминулись дорогами: Михалко, через силу, держал путь к Владимиру, а Ярополк прибыл в Москву. Тогда он решил повернуть и ударить на Михалка сзади, а Мстислав, которому он дал знать, должен был принять его спереди от Владимира.

Мстислав, получив эту весть от брата, поскакал на Михалка с дружиной, "как на зайцев", и встретил его уже в пяти верстах от Владимира, больного, несомого на носилках. Ростовцы бросились на владимирцев, "как будто съесть их хотели"; но те дружно приняли натиск, отбились, и, в свою очередь, ударили с такой силой, что ростовцы не выдержали и, бросив стяг, вынуждены были бежать. Мстислав спасся в Новгород, а Ярополк в Рязань. Сражение происходило почти под Владимиром, и все люди, с духовенством и крестами, вышли после встретить братьев-победителей (1175).

Радость в городе была несказанная. "Ялись за правду мизеннии люди владимирские, говорит летописец, не убоялись двоих князей, бывших в их волости, положили ни во что прещения бояр, семь недель оставались без головы, говоря, либо найдем себе князя Михаила, либо головы свои положим, - и Бог им помог, и увидели они у себя опять князя всея Ростовския земли".

Суздальцы прислали сказать Михалку: "Мы, князь, на полку том не были с Мстиславом, а были с ним только бояре; ты лиха на нас за то не держи и приезжай к нам".

Михалко поехал в Суздаль, а из Суздаля в Ростов, и "сотворил везде людям наряд", утвердился крестным целованием и приял честь со многими дарами от ростовцев.

Посадив своего брата Всеволода в Переяславле, он ходил к Рязани войной на Глеба; но Глеб умилостивил его, признав себя виноватым и обещая вернуть все до золотника, что взял у своих шуринов, равно как и образ Божией Матери. Михалко жил недолго: он умер через несколько месяцев (1176). Владимирцы поцеловали крест младшему его брату, Всеволоду, а ростовцы вернулись к своей прежней думе. Они послали за Мстиславом в Новгород известить, что Михалко умер, и что они не хотят никого, кроме него.

Мстислав приехал в Ростов и, собрав ростовцев, бояр и гридьбу, пасынков и всю дружину, пошел к Владимиру.

Всеволод вышел навстречу с остальными боярами и послал сказать ему: "Брат, тебя привела старейшая дружина, ростовцы, а меня привели владимирцы. Я останусь во Владимире, а ты ступай в Ростов, и мы оттуда возьмем мир. Суздаль же пусть останется пока у нас общим: кого похотят они, тот и будет им князь".

Мстислав выслушал эту речь и согласился, но бояре сказали ему: "Хоть бы ты дал ему мир, но мы не даем". Особенно восставали Матьяш Бутович, Добрыня Долгий, и другие злые люди. Мстислав их послушался.

Всеволод передал, между тем, переяславцам свои переговоры, и те ему отвечали: "Ну что же, князь, ты хочешь ему добра, а он ловит твоей головы. Стой крепко".

Соперники сразились на Юрьевском поле, и Всеволод победил: Мстислав бежал, Добрыня Долгий, Иванко Степанович убиты, множество ростовцев и бояр взяты в плен. Владимирцы повязали пленников, взяли их села, погнали скот и коней во Владимир.

Мстислав бежал в Ростов, а из Ростова в Новгород, но новгородцы уже не приняли его: "Ты, князь, сказали они ему, ударил пятою Новгород и ушел к ростовцам с их подговору, на дядю своего Михалка, - ну вот, Михалка Бог взял, а Всеволода Бог рассудил с тобой: что же тебе делать у нас?"

Мстислав обратился тогда к зятю, Глебу рязанскому, и старался склонить его на свою сторону. Тот пришел на Москву и сжег ее. Всеволод хотел было сам тотчас напасть на него, но был удержан новгородцами, Милонежковой чадью, которые советовали ему дождаться их помощи, и возвратился во Владимир. Зимой, получив помощь из Руси от Святослава Всеволодовича и от племянника Глеба из Переяславля, он пошел к Рязани. Уже когда был в Коломне, пришла к нему весть, что Глеб с половцами пришел другим путем к Владимиру, пожег села боярские, а жен, детей и товар отдал поганым, запалил многие церкви.

Всеволод вернулся от Коломны и нашел Глеба на Колокше, с половцами и полоном. Они стояли друг против друга месяц, потому что нельзя было перейти реки по льду. Наконец, Всеволод решил дать бой и на масленице "пустил возы" на Глебову сторону реки. Рязанский князь отправил людей с Мстиславом на возы, а сам с сыновьями и Ярополком перешел Колокшу ко Всеволоду, на Прускову гору. Между тем, Мстиславу не удалось около возов, к которым Всеволод прислал на помощь дружину с переяславцами: он не выдержал и бежал. Глеб, увидев его бегство, заколебался, постоял немного и также бежал. Всеволод погнался за ними, убивая и пленяя. Тогда взяли самого Глеба, его сына Романа, шурина Мстислава Ростиславича, всю его дружину, всех его думцев. Здесь попался и Борис Жидиславич, знаменитый воевода Андрея, Дедилец, Ольстин и множество других. Половцы все были избиты оружием.

Всеволод вернулся во Владимир с победой и славой. Князь рязанский, бояре и дружина, были приведены пленниками, а свои освобождены. Новая радость во Владимире.

На третий день случился мятеж: встали бояре и купцы и приступили к Всеволоду. "Князь, мы хотим добра тебе и кладем за тебя свои головы, а ты держишь ворогов своих на свободе: вороги твои и наши, - суздальцы и ростовцы. Либо казни их, либо слепи, либо отдай нам". Всеволоду не хотелось поступить так жестоко, и он, для успокоения мятежа, посадил колодников в темницу, а между тем послал в Рязань за другим соперником, Ярополком: "У вас мой ворог, отдайте его, не то приду к вам".

Рязанцы подумали: "Князь наш и братья наши погибли из-за чужого князя", и согласились: поехали в Воронеж, взяли там Ярополка и выдали руками Всеволоду. Тот велел посадить его вместе с прочими.

Между тем, Глебова жена молилась о своем муже. Мстислав новгородский, зять Глеба, убеждал Святослава Всеволодовича, союзника Всеволодова, вступиться за Ростиславичей: князь черниговский прислал епископа Ефрема и игумена к владимирскому князю ходатайствовать за пленников и просить их в Русь. Но Глеб сам не согласился и сказал: "Лучше здесь умру, а не пойду". Он в самом деле вскоре умер, а Роман, сын его, был, наконец, по долгом молении, за крестом, отпущен. Освобождены из темницы были и Ростиславичи, будто ослепленные.

Таким образом, брат Андрея, великий князь суздальский Всеволод, освободился от всех своих врагов, и сила Андрея, расточавшаяся по его смерти, собралась, хоть частично, опять в одной руке (1177).

Последний сын князя Юрия Владимировича Долгорукого, от второй жены его, гречанки родом, и, следовательно, младший почти из всех многочисленных внуков Мономаха, - тот, кому предназначено было судьбой продолжить дело Андрея, возвеличить Владимирское княжество, утвердить средоточие будущего государства на севере, быть главой всех действующих лиц своего времени, наконец, стать прародителем славнейшей ветви Рюрикова дома, князей северных, - владимирских, суздальских, ростовских, нижегородских, тверских, московских, а через этих последних и всех царей русских, до Феодора Иоанновича включительно, - Всеволод начал свое долгое и многозначительное поприще очень несчастливо, тихо и бедно.

Оставшись ребенком после отца, умершего на киевском, любезном для него, столе в 1157 году и завещавшего еще прежде младшим детям Суздальское княжество, он возвратился было с матерью в свою отчину, но вскоре, через пять лет (1162), был изгнан старшим братом Андреем Боголюбским, который уже давно там водворился (с 1155 г.) и не хотел делить власти ни с кем из своих родственников.

В Грецию, отчизну печальной вдовы, удалилось осиротелое и обездоленное семейство, и император Мануил Комнин дал старшему из них брату Васильку один фракийский город во владение.

Неизвестно, сколько времени продолжалось изгнание. В 1169 году мы видим Юрьевичей, уже возмужавших, на Руси. Они примирились со своим гонителем, великим князем суздальским, и служили ему против великого князя киевского, Мстислава Изяславича. Вероятно, они получили себе за то какие-нибудь уделы, после того как Киев поступил в распоряжение Андрея.

В его новой войне с Ростиславичами за Киев братья опять находятся в составе его войска: нашему Всеволоду, как младшему между всеми участвовавшими князьями, довелось начать первое сражение под Вышгородом и получить урок в ратном деле от храбрейшего воителя того времени, Мстислава храброго, - урок, принятый, впрочем, с честью.

После поражения Андреевой рати, младшие Юрьевичи остались на юге едва ли не без пристанища. Со смертью Андрея, их главного прежде притеснителя, наступил для них, казалось, счастливый случай вернуться на родину и получить отцовское наследие, но граждане сочли себя вправе избрать князя по своей воле, несмотря на свою прежнюю присягу. Последующие происшествия обратились в их пользу, как мы видели выше, и Всеволод избавился благополучно от своих врагов, получил в единственное, бесспорное владение почти всю северную Русь - Владимир, Суздаль, Ростов, Переяславль, Москву, Тверь, Поволжье, Белоозеро, - это была область обширная, сильная, богатая, что касается до естественных произведений, нужных для жизни, не слыхавшая почти никогда об усобицах, не видавшая давно никакого врага, ни своего, ни чужого. Северная Русь со стольным городом Владимиром находилась теперь точно в том положении, в каком была южная - Киев, при первых князьях, следовавших один за другим поодиночке, до Ярослава включительно, и потому имевших время и возможность основать, распространить и усилить свое княжество-государство. Всеволод, подобно им, заступил теперь после кратковременной усобицы, один, место Юрия и Андрея, - и на сорок лет оставался один же на севере, между тем как на юге было уже до ста князей, которые все хотели есть и искали себе хлеба вместе с половцами, вырывая куски друг у друга.

Вот в чем состояла простая тайна северной силы, вот в чем состояла простая тайна владимирского преимущества перед Киевской Русью, дробившейся все мельче и мельче. Здесь случилось быть одному князю, а там число беспрестанно умножилось. Пока сохранялись эти численные отношения, то есть, пока здешний князь стоял один лицом к лицу с множеством тамошних князей, до тех пор он мог, если только хотел, иметь значительное влияние на все их дела, даже не отличаясь от природы чрезвычайными способностями, а властолюбивый, высокомерный, деятельный, даровитый, как Андрей, "кольми паче". Всеволод же не уступал старшему брату в доблестях. При самом вступлении на поприще, несмотря на молодость, он выказал много смелости и твердости, равно как и расчетливости, осторожности. Так, во все продолжение своего княжения, умея пользоваться обстоятельствами, не пропуская ни одного случая к каким бы ни было приобретениям, Всеволод, без особенных усилий со своей стороны, без вызова происшествий, становился могущественнее и значительнее с каждым годом.

По счастливому стечению обстоятельств, одним и тем же ударом, которым приобретены были Всеволодом Владимир, Ростов и Суздаль, тем же ударом поражена была и соседняя Рязань, и ему нечего стало опасаться Рязани, как Киев опасался Чернигова.

Подчинив себе Рязань, которая сама беспрестанно подавала ему поводы к участию в ее делах, прибрал к своим рукам Новгород, зависевший от него по своему естественному положению, овладел Переяславлем (Русским) и, возобновив любезный отцовский Городец на Остре, выговорив себе многие города от Киевского княжества, за помощь, без которой южные князья не могли обойтись, пособив удержаться за Днепром Мономаховичам, которые за то должны были признать его своим главой и получить от его руки Киев, приводя в повиновение черниговских Олеговичей, оказывая покровительство Галичу, стеснив соседнее царство Болгарское и нанеся удары не только близкой мордве, но и отдаленным половцам, Всеволод достиг, наконец, цели Андрея и Мономаха, то есть, господства, господства в пределах еще более обширных, чем какое было у этих могущественных князей, - казалось, что удельное расстройство прекращается, княжество его вполне готово стать государством, и он сам становится самодержцем; но не станем упреждать событий и передадим их по порядку.

Новгородцам хотелось сбросить с себя непрошенную стеснительную опеку князей суздальских, и они опять приняли изгнанных Всеволодом племянников, Мстислава и Ярополка, (ослепление которых было, кажется, мнимое, для народа владимирского или для самого Всеволода), и посадили первого у себя, а второго в Торжке; Ярославу же Мстиславичу, данному им Всеволодом, после первой разлуки с Мстиславом, поручили Волок Ламский, крайний город их владений, близ границ Суздальского княжества. Враги тамошнему князю казались им самыми надежными друзьями, покровителями и защитниками; но Всеволод не мог, даже для самосохранения, оставить их в покое.

Управившись дома, он пошел к Торжку (1177). Жители обещали дань и медлили. Владимирская дружина, привыкшая в последнее время своевольничать, начала роптать: "Мы не целовать их приехали. Они лгут, князь, и Богу, и тебе". Толкнули коней, вскакали в город, зажгли, мужей повязали, а жен, детей, имущество, взяли на щит за новгородскую обиду (8 декабря). Ярополк бежал.

Из Торжка, отправив добычу Владимиру, Всеволод обратился к Волоку Ламскому с остальной дружиной. Они взяли город, выручив прежде князя, и сожгли его, но людей не тронули.

Мстислав вскоре умер (20 апреля 1178 г.), и новгородцы посадили у себя бежавшего из Торжка Ярополка.

Всеволод, вернувшись из похода, решил действовать иначе, и, как показали следствия, гораздо удачнее, хоть тише и легче: он велел перехватать и рассажать под стражу всех гостей новгородских, торговавших в его волостях. Новгородцы тотчас указали путь Ярополку (1178), чего желал на первый случай Всеволод, но обратились за князем не к нему, а к Роману смоленскому, потом к брату его Мстиславу (1179), и, наконец, к новому врагу Всеволода, великому князю киевскому Святославу Всеволодовичу (1180), который прислал им сына Владимира.

Святослав, старший тогда между всеми князьями русскими, только что получил великое княжество и распоряжался в то же время всеми волостями Ольговичей, следовательно, относительно, был сильные всех на юге.

Всеволод разошелся с ним по следующему случаю.

Дети несчастного князя Глеба, который дорого заплатил за мгновенную честь, на него возложенную ростовцами и суздальцами, принять от его руки его шуринов на княжение, были выпущены из владимирского плена, в уважение ходатайства многих родственных им князей, разумеется, на условии совершенной покорности, или, как говорилось тогда, на всей воле великого князя суздальского.

Вскоре (1180) они перессорились между собой и подали повод ему утвердить власть над собой еще крепче, прислав к нему жаловаться, младшие на старших: "Ты господин, ты отец (вот уже какой язык послышался на Руси). Брат наш старший Роман отнимает у нас волости, слушая тестя своего Святослава, а к тебе крест целовал и переступил".

Всеволод пошел к Рязани. Суздальские разъезды встретились с рязанскими и обратили их в бегство. Роман бежал не заходя в Рязань, где затворились согласные с ним братья, Игорь и Святослав. А когда Всеволод взял Борисов-Глебов, то смирился перед ним и получил мир. Великий князь суздальский сотворил ряд всей братье, раздав им волости по старейшинству.

Святослав черниговский, некогда благодетель Всеволода в изгнании, не мог снести, разумеется, хладнокровно нанесенного оскорбления. Он пошел мстить за сына. Другой сын его, Владимир, только что избранный новгородцами, вел к нему помощь от Новгорода. Они вышли из Твери, опустошили берега Волги и подступили почти к Переяславлю. На реке Влене, в 40 верстах от города, встретил их Всеволод с полками суздальскими, рязанскими и муромскими. Суздальцы стояли на горах, в пропастях и ломах, так что их нельзя было достать. Всеволод удерживался от сражения. Только однажды он отрядил рязанских князей в стан Святослава, которые произвели было там замешательство, но после вынуждены были отступить. Святослав послал попа своего к Всеволоду: "Брат и сын! много делал я добра тебе и не чаял такого от тебя возмездия; но если ты умыслил уже на меня зло и взял моего сына, то недалеко тебе искать меня: отступи от реки и дай мне путь; я перейду на твою сторону, и Бог нас рассудит. Если же ты не хочешь дать мне пути, то я дам тебе; переезжай сюда, и Бог нас рассудит". Всеволод не отвечал и удерживал посла. Святослав долго дожидался и, наконец, опасаясь оттепели, отошел, спалив по дороге Дмитров. Всеволод не велел гнаться за ним.

Ему надо было управиться с новгородцами, которые опять посадили Ярополка в Новом Торгу, и он тотчас начал воевать Поволжье (1181). Всеволод пришел со своим полком, с муромской и рязанской помощью к городу. Новоторжцы затворились и сидели пять недель. Настал жестокий голод; князь был ранен стрелой, и они должны были сдаться. Город сожжен, жители с женами и детьми отведены в плен, и сам Ярополк с ними, в оковах.

Всеволод, впрочем, скоро помирился с великим князем Святославом. Ему, видно, совестно стало прежних своих отношений; он выпустил Глеба из оков и сватался со старым Святославом, выдав за его младшего сына свою вторую свояченицу (1182).

Новгородцы вынуждены были смириться, после всех своих неудачных опытов, и, указав путь Владимиру Святославичу, просили князя у Всеволода: он дал им своего свояка Ярослава Владимировича (1182), который княжил у них очень долго и был выведен только однажды на краткое время.

Таким образом, домашние и соседние дела устроились как нельзя лучше; новгородцы смирились, Рязань слушалась, южные князья находились в дружбе, и Всеволод, с их помощью, мог предпринять внешний поход на богатых болгар, куда любили ходить и ходили так часто и счастливо Юрий и Андрей.

Ополчение собралось большое (1183). Князья черниговский и смоленский прислали к Всеволоду своих сыновей; все Глебовичи рязанские, муромский князь, соединили с ним свои полки. Окой и Волгой пошли они в землю Болгарскую, стали у Тухчина городка, а на третий двинулись к великому городу, выслав вперед сторожи. К ладьям отряжен был белозерский полк с воеводой Фомой Лазковичем. На пути, при устье Цевцы, наши разъезды увидели полк в поле и сочли его болгарским. Но тотчас пятеро мужей из этого полка явилось к Всеволоду и ударили челом перед ним: "Кланяются тебе, князь, половцы Емяковы, пришли мы воевать болгар с князем болгарским". Всеволод, посоветовавшись с братьями и с дружиной, взял с них клятву половецкую, принял к себе и продолжал путь. Перейдя Черемшан, он выстроил полки и начал думать с дружиной, а Изяслав Глебович, племянник его, взяв копье, пустился к плоту, что болгаре, выйдя из города, учинили твердью. Он гонял их за плот к воротам, копье свое изломал, как вдруг ударило его стрелой сквозь броню под самое сердце, и принесли его свои еле живого. Между тем, другие болгары, из городов Собекуля и Челмаша, пошли в ладьях, а из Торцского на конях, на наши ладьи. Те вышли против, ударили дружно, и болгары побежали. Наши секли их, преследуя, а многие потонули в опрокинувшихся лодках. Великий князь стоял десять дней под городом. Болгары выслали к нему послов с миром, и он, видя брата изнемогающего, дал им мир. Изяслав умер. Всеволод послал коней на мордву, а сам вернулся во Владимир.

Через год (1183) посылал он на болгар воевод своих с городчанами, которые взяли многие села и вернулись с добычей.

Рязанские князья служили ему верно во всех этих походах - и против новгородцев, и против Святослава, и против болгар: они не смели его ослушаться, но вражда между ними не прекращалась, а напротив, возгорелась до такой степени, что старшие - Роман, Игорь, Владимир, искали случая убить младших (1186). Те проведали и начали укреплять свой город Пронск. Старшие пришли с ратью и стали разорять села. Всеволод прислал к ним послов с увещаниями: "Братья, что вы делаете? Не дивно, что поганые воевали прежде нашу землю, а вы теперь ищете сами убить друг друга!" Они же, "восприимше помысл буй", начали злобствовать еще сильнее. Тогда великий князь суздальский прислал осажденным, по их просьбе, триста человек владимирской дружины. Битвы продолжались. Всеволод послал еще свояка своего Ярослава Владимировича да двух муромских князей, и осаждавшие, при этой вести, удалились от города. Тогда один из освобожденных князей, Всеволод, выехал из Пронска навстречу к покровителям в Коломну, объявить им о происшедшем, и оттуда с ними на совет во Владимир, - а старшие, узнав, что Святослав остался в Пронске один, вернулись и возобновили осаду. Они обманули Святослава; Святослав отворил ворота. Братья вошли и отдали город ему, приведя ко кресту, а жену Всеволодову с детьми и что осталось дружины его, бояр, связав, увели в Рязань; имение расхитили, владимирцев, присланных на помощь, пленили.

Великий князь собрал войско и требовал задержанной дружины у Святослава: "Отдай мою дружину добром, как ты взял ее у меня, выбив челом. Если ты помирился со своей братьей, так зачем же держать тебе моих людей. Они ратны, когда ты ратен, а ты мирен, так и они мирны".

Тогда рязанские князья, услышав о его сборе, прислали к нему сказать: "Ты господин, ты отец, ты брат; где твоя обида будет, мы прежде тебя сложим свои головы, а ныне не имей на нас гнева! Мы воевали своего брата, потому что нас не слушает, а тебе кланяемся и мужей твоих отпускаем". Всеволод не слушал их, и уже только в следующем году (1187), в уважение ходатайства черниговского епископа Порфирия и своего епископа Луки, приходившего с мужами черниговскими Всеволодовичей, Святослава и Ярослава, дал Рязани мир, послав туда вместе с этими послами своих послов и свободив пленников. Порфирий справил, однако же, свое посольство не верно, не по-святительски, а как "переветник и лож". Утаяся от прочих послов, он изворочал речь великого князя суздальского перед рязанскими князьями и отошел иным путем в страну свою. Всеволод, узнав об этом, хотел было послать за ним, но оставил, а на Рязань пошел вместе со свояком своим, князем Ярославом Владимировичем, и муромским князем Давыдом Юрьевичем. Всеволод Глебович из Коломны ходил с ними на братьев своих. Переправившись через Оку, они пожгли многие села, "сотворили землю (1186) пусту" и возвратились с большой добычей.

Южные князья начали искать его союза и дружбы. Великий князь киевский Святослав Всеволодович, глава Ольговичей, женил своего племянника Ростислава Ярославича на его дочери Всеславе; деятельнейший из Ростиславичей, сидевший несколько раз на столе великого княжества, Рюрик просил у него дочери, еще восмилетней, Верхуславы, в замужество за своего старшего сына Ростислава. Богатый и многолюдный поезд явился за ней во Владимир; Рюрик прислал князя Глеба туровского, своего шурина, с женой, тысяцкого Славна с женой, и многих других бояр с женами. С велика дня отправились они из Руси, а на Борисов день (2 мая) отдал им великий князь дочь свою и дал за ней без числа золота и серебра; всех сватов одарил богатыми дарами и отпустил с великой честью. До трех станов проводили горестные отец и мать свое милое детище и простились с ней с горькими слезами, дав ей в провожатые своего близкого родственника, боярина Якова, с женой, и других бояр, снабженных разнообразными дарами для всех новых родственников. На Офросиньин день приведена была невеста в Белгород и принята с честью и любовью, заутра Богослова венчана была у Святых Апостол епископом Максимом. "Сотворил же Рюрик Ростиславу велми сильну свадьбу, ака же несть бывала в Руси, и быша на свадбе князи мнози, за двадцать князей; снохе же своей дал многие дары и город Брагин; Якова же свата и с бояры отпустил в Суздаль с великой честью и дарами многими одарив" (1187).

Слава о силе и значении Всеволода уже тогда распространилась настолько, что немецкий император, к которому спасся бегством из Венгрии галицкий князь Владимир Ярославич, узнав от него, что великий князь суздальский Всеволод ему дядя, принял его с любовью и поручил польскому королю Казимиру добыть ему Галич. Владимир был посажен на стол отца и деда, с обязательством платить императору по две тысячи гривен серебра ежегодно. Он искал, однако же, опоры больше во Всеволоде и прислал сказать ему: "Отче господине! Удержи за мной Галич, а я Божий и твой со всем Галичем, и из твоей воли не выйду". Всеволод послал оповестить всех князей и короля ляшского и привести их к кресту, чтобы они под сестричичем его Галича никогда не искали. Владимир утвердился в своей отчине, и с тех пор никто более не пошел на него (1190).

Точно так же, когда великий князь Святослав киевский хотел было присвоить что-то от Смоленской области, Всеволод вместе с Рюриком убедили его оставить свои притязания, и он послушался.

Святослав, заспорив о пограничных волостях с рязанскими князьями, хотел было вместе со своими братьями идти на них войной и послал к Всеволоду "просячеся у него" на Рязань. Всеволод не изъявил своего согласия, и великий князь киевский возвратился от Карачева (1194).

После смерти Святослава, сначала благодетеля, потом на короткое время противника, а потом союзника и единомышленника Всеволодова, Киев занял Рюрик Ростиславич, сват его, позванный к умиравшему князю и принятый киевлянами (1194 в июле), а Всеволод, тогда уже старший из всех князей, прислал мужей своих посадить его на киевский стол, чего прежде никогда не бывало, и чем ясно объявилось его первенство. В делах южной Руси он начал тогда принимать деятельное участие.

Вскоре он вознегодовал на Рюрика и прислал к нему послов сказать: "Вы нарекли меня старшим во Владимировом племени, а ныне ты сел в Киеве и не учинил мне части в Русской земле: раздал области иным младшим, а мне ничего; если так, да то ты, а то Киевская область; кому ты дал ее, с тем и стереги. Я посмотрю, как вы удержите; а мне не надо".

Рюрик был приведен в большое затруднение, потому что города, требуемые себе Всеволодом: Торческ, Триполь, Богуславль, Корсунь, Канев, он отдал своему зятю Роману волынскому, славному сыну Мстислава Изяславича, еще в молодости защитившему Новгород от сильной рати Андрея Боголюбского, и целовал ему крест. Рюрик предложил Всеволоду другую волость, но тот не согласился. Тогда он, после многих советов с дружиной и духовенством, обратился к Роману, объясняя, что им всем нельзя быть без Всеволода, на котором положили они старейшинство всего Владимирова племени, договорился с ним и исполнил Всеволодову волю.

Всеволод тогда дал шурину Романову, а своему зятю, Рюрикову сыну, Ростиславу, Торческ. Роман оскорбился, начал подозревать и примкнул к Ольговичам, подговаривая их на Киев и на своего тестя.

Рюрик послал сказать Всеволоду: "Ты, брат, во Владимировом племени старший. Романко изменил нам. Гадай о Русской земле, о своей чести и о нашей".

Роман смирился, побежденный со своими помощниками Казимировичами - надо было наказать и Ольговичей, которые обнаружили свои виды на Киев.

Рюрик и Всеволод потребовали от них, чтобы они поцеловали крест не искать Киева и Смоленска, отчины их, ни под ними, ни под их детьми: "как разделил дед наш Ярослав по Днепр, а Киев вам не надо". Ольговичи отвечали Всеволоду: "Если ты велишь блюсти Киев под тобою и под сватом твоим Рюриком, то в том стоим; но если ты велишь лишиться его нам отныне навсегда, то мы не угры, не ляхи, но единого деда внуки; при вашем животе не ищем его, а по вас кому Бог даст". Долго они спорили между собой, и много речей было между ними: Всеволод, желая подчинить себе все племя Владимирово, пригрозил, наконец, им войной. Ольговичи испугались и послали мужей своих с игуменом Дионисием к Всеволоду, "кланяючеся и емлючеся ему под всю волю его". Всеволод поверил им и слез с коня, а Ольговичи послали на Давыда Ростиславича к Смоленску и, победив, взяли в плен племянника его Мстислава Романовича. Рюрик звал великого князя владимирского отомстить обиду и стыд (1195).

Всеволод пошел к Чернигову, соединившись с Давыдовичами смоленскими, занял города вятичей. Ярослав выехал к ним навстречу, "стал под лесы своими, засекся от них", а по реке велел разобрать мосты и послал мужей своих сказать им: "Брат и сват! Отчину нашу и хлеб наш ты взял; если ты любишь с нами ряд правый и хочешь в любви с нами быти, то мы любви не бегаем, и на всей воле твоей станем; если же ты умыслил что - все-таки не бежим: как рассудит нас с вами Бог и Святой Спас".

Всеволод начал думать с Давыдом, рязанскими князьями и мужами своими и был расположен помириться, но Давыд стоял идти к Чернигову, по условию с Рюриком, и там заключить мир вместе. Всеволод не послушался и предложил: отпустить свата Мстислава Романовича, Ярополка выгнать из своей земли, от союза с Романом Мстиславичем отказаться. Ярослав соглашался на все, кроме последнего, потому что Роман помог ему против своего тестя Рюрика. Всеволод послал, наконец, мужей своих, и сказал ему про волость свою и про детей своих, "а Киева не искать под Рюриком, и Смоленска под Давыдом". Мужи Ярославовы водили к кресту Всеволода, Давыда и рязанских князей, мужи Всеволодовы - Ярослава и всех Ольговичей (1196).

Покончив с Ольговичами, Всеволод известил Рюрика, который был очень недоволен, особенно Романом, оставленным со средствами вредить ему. "Сват, говорил он суздальскому великому князю через присланных мужей, крест целовал ты мне на том, кто мне ворог, то и тебе ворог, и просил у меня части в Русской земле; я дал тебе область лучшую, не от обилья, а отняв у братьи своей и у зятя своего Романа. Он сделался мне ворогом из-за кого, как не из-за тебя. Ты обещал мне сесть на коня и помочь мне, но перевел все лето и зиму ту; ныне сел на коня, да как помог? Свой ряд взял, а про кого была мне и рать, про зятя своего, того дал рядить Ярославу и с волостью, что я же дал ему. Да про кого же я и на коня сажал тебя! С Ольговичами у меня не было никакой обиды, и они Киева подо мной не искали. Недобр я был с ними, потому что с тобой они были недобры. Оттого я воевал с ними и волость свою зажег. А ты ныне не исправил мне того, на чем крест целовал".

Рюрик отнял у Всеволода за то русские города. Но тот скоро отомстил ему, по окончании распри с Новгородом, происшедшей по следующему случаю: собираясь в 1195 году к Чернигову, Всеволод звал новгородцев на помощь, и они явились, огнищане, гридьба и купцы, но были отпущены с честью из Нового Торга, потому что поход не состоялся. Они ободрились, видно, тогда прислать мужей своих к Всеволоду, Мирошку посадника, Бориса Жирославича, Никифора сотского, чтобы пожаловаться на шурина Ярослава, верного и лучшего слугу Всеволода, за притеснения, и просить сына.

Всеволод, видно, рассердился, сына не дал, а мужей задержал. Новгородцы присылали за ними к следующем году, но напрасно. Князь велел им идти на Луки, а сам, пойдя в другой раз к Чернигову, взял с собой задержанных мужей.

Новгородцы еще раз явились с просьбами. Всеволод отвечал, чтоб они выбирали себе князя, где хотят, а из мужей отпустил только некоторых. Новгородцы "разгневались", выгнали сами Ярослава и взяли себе князем сына у князя черниговского. Изгнанный Ярослав, между тем, был принят новоторжцами, самыми близкими к мести Всеволодовой, и начал брать дань по всему верху, по Мсте за Волоком. А Всеволод употребил прежнюю меру, оказавшуюся столь действительной: велел ловить новгородцев за Волоком и на всей земле своей и привозить во Владимир, где они ходили, впрочем, на свободе.

Новгородцы опять смирились, и, продержав у себя черниговского князя только полгода, вынуждены были исполнить волю Всеволодову и опять просить к себе Ярослава (1197).

Всеволод велел Ярославу придти из Торжка к себе во Владимир, а новгородским лучшим мужам явиться за ним туда же. Так и было исполнено. Они пришли и взяли его со всей правдой и честью во Владимире, как бы из рук великого князя суздальского, в знамение его верховной власти, а их подчиненности. Всеволод отпустил тогда и всех новгородцев, томившихся у него в неволе, - посадник Мирошка, сидевший два года под стражей, также возвратился в Новгород, к общему удовольствию его сограждан.

Но через год (1199) Всеволоду вздумалось самому вывести Ярослава из Новгорода и посадить там сына. Он велел владыке Мартирию, посаднику Мирошке и лучшим мужам приехать к нему во Владимир за сыном. Разительное доказательство его власти! На озере Серегере архиепископ Мартирий скончался, тело его отвезено было в Новгород к Святой Софии, а посадник Мирошка и лучшие мужи прибыли к Всеволоду и сказали: "Ты господин князь великий Всеволод Юрьевич! Просим у тебя сына княжить Новгороду, зане отчина тебе и дедина Новгород". Всеволод принял послов с великой честью, утвердил честным крестом на всей воле своей и дал им в князья Святослава, еще четырехлетнего младенца, который и приведен был к ним 1 января 1200 года.

Согласившись с посадником, Всеволод дал новгородцам архиепископа Митрофана, который поехал в Киев на поставление в сопровождении новгородских и Всеволодовых мужей.

Наступала пора отомстить Рюрику, который взял перед тем назад города, уступленные им великому князю суздальскому.

Всеволод не спускал глаз с юга, и в 1195 году он прислал тиуна своего Гюрю с людьми, создать "град на Городци на Востри" и обновил свою отчину. В 1197 году дал епископа Павла в Переяславль. В 1198 году, по смерти племянника Ярослава Мстиславича в Переяславле Русском, прислал туда княжить своего сына Ярослава, еще отрока, так же как в Новгород младенца Святослава. Теперь у Рюрика с Романом началась новая распря. Всеволод принял сторону Романа, который заставил тестя отказаться от Киева и идти в свой старый Овруч. На киевском столе посажен был тогда именем Всеволодовым и Романом Ингварь Ярославич луцкий (1202). Рюрик хоть взял город (1 января 1204 г.), соединившись с половцами и Ольговичами, но не мог его удержать за собой без согласия Всеволода и удалился в свой Овруч.

Роман, желая оторвать своего тестя от половцев и Ольговичей, взявших тогда его сторону, пришел было к нему мириться во Вручий. "Слися, сказал он, к свату своему великому князю Всеволоду, и я слюся к нему, к своему отцу и господину, и молимся ему, чтоб он отдал тебе Киев опять". Рюрик поверил Роману и поцеловал крест Всеволоду, с сыновьями и братьями.

И Всеволод не помянул зла, достигнув своей цели, то есть, получив, может быть, прежние города: он опять отдал Рюрику Киев.

Ольговичи также, при посредстве Романа, который молился за них великому князю, "дабы приял их в любовь", примирились с Всеволодом, и он прислал своего боярина Михаила Борисовича привести их к кресту. Черниговские бояре ездили к Владимиру, и великий князь целовал при них крест. Роман присягнул также. Южная Русь успокоилась хоть ненадолго; Всеволод обратился к северной.

Он решил вывести Святослава, княжившего четыре года, из Новгорода, сказав новгородцам: "По земле вашей ходит рать, а князь ваш, сын мой, Святослав, мал: даю вам старейшего сына своего Константина" (1205).

Отпуская Константина, Всеволод сказал ему: "Сын мой Константин! Бог положил на тебе старейшинство во всей братье твоей и во всей Русской земле, а Новгород Великий имеет старейшинство между всеми княженьями в Русской земле. По имени твоем и хвала твоя. Поезжай в свой город. И я даю тебе старейшинство". Всеволод дал ему меч и крест: "Се буди тебе охранник и помощник, а меч прещенье и спасенье, пасти люди твоих от противных". С этими словами, поцеловав, отпустил его. Все братья его - Георгий, Владимир, Иоанн, бояре отца его, купцы, проводили его с честью великой до реки Шедакши. "От множества людей, говорит летопись, великий был говор, доходящий как будто до неба: все радовались, и, настигшу вечеру, поклонились ему братья его, мужи отца его, послы от братьев, воздавая хвалу великую и простились".

Таким образом, Всеволод стал как бы полным господином Новгорода, и, разумеется, делал, что хотел.

В 1208 году пришел Лазарь, Всеволодов муж, из Владимира, и повелел убить Олексу Сбыславича, - и убили его без вины на Ярославле дворе. Разительное доказательство Всеволодова самоуправства, которое смиренный Новгород должен был вытерпеть беспрекословно. Святая Богородица плакала на другой день у Святого Иакова, замечает летописец.

Вскоре по отбытии Константина, мать его, великая княгиня, одержимая жестокой болезнью в продолжение восьми лет, почувствовала приближение кончины и изъявила желание постричься. Великий князь Всеволод, Георгий, его любимый сын, дочь Верхуслава, приехавшая из Киева погостить у родителей, епископ Иоанн и Симон игумен, отец ее духовный, все бояре и боярыни, духовенство и горожане, проводили ее до монастыря, ею основанного, со многими слезами, "зане бяше до всех преизлиха добра". Великая княгиня наречена в монастыре Марией, и, прожив только восемнадцать дней, была погребена там, оплаканная семейством и городом.

Между тем, на юге произошли перемены: Роман, целовавший крест вместе с прочими князьями, не только выгнал Рюрика, но и постриг его. Вскоре он погиб в походе на ляхов (1205), и Рюрик сел на киевский стол, но тут явился ему новый враг, Всеволод черниговский, сын Святослава, который, унаследовав Чернигов после Игоря Святославича, принялся за воплощение мысли, занимавшей некоторое время его деда (Всеволода): изгнать Владимирово потомство из Руси. Он отнял Киев у Рюрика и потом выгнал Всеволодова сына из Переяславля, сказав ему: "Иди к отцу своему в Суздаль, а Галича не ищи под моей братьей (его избирали перед тем галичане); если же ты не уйдешь добром, то я приду на тебя ратью". Молодой Ярослав, которому судьба предназначила много превратностей, должен был повиноваться и просил у него пути, на чем тот целовал крест. Несколько раз Киев переходил из рук в руки у Всеволода с Рюриком, пока, наконец, великий князь суздальский решил положить конец междоусобию, сжалившись о том, что Ольговичи с половцами разоряют землю Русскую.

"Разве им одним отчина Русская земля, сказал он, а нам разве она не отчина? Хочу пойти к Чернигову: как нас управит с ними Бог". Он послал за своим сыном Константином, который, собрав новгородцев, псковичей, ладожан, новоторжцев, прибыл к нему в Москву; рязанские и муромские князья также должны были придти (1207).

Послушные зову, они немедля снарядились и пошли на соединение с ним по крутому берегу Оки. Вдруг Всеволод, уже встреченный в Москве сыном Константином с новгородцами, узнает, верно или нет, что "они идут к нему на льстях, свечавшись с врагами его Ольговичами". Он решил прежде всего покончить с ними и от Москвы повернул назад к Коломне. Дойдя до Оки, великий князь остановился шатрами на пологом берегу. В тот же день подоспели и рязанские князья: Роман, который тридцать лет сидел у него в темнице, Святослав, изменивший ему в Пронске, с двумя сыновьями, и еще четверо племянников, сыновей Игоря и Владимира. Поцеловав их, Всеволод велел им сесть в шатре и послал к ним князя Давыда муромского и мужа своего Михаила Борисовича. Долго ходили эти посредники между князьями, "оным клянущимся и ротящимся", что злого умысла у них никакого не бывало, как вдруг двое из них, "братичичи, а им своя", Глеб и Олег Владимировичи, явились обличителями. Когда великий князь услышал, что истина установлена, то велел взять их вместе с думцами (несчастное семейство, несшее из рода в род измены и казни), и вести во Владимир, а сам пошел к Пронску через Оку. Михаил Всеволодович, услышав, что стрыи его взяты, а на него рать идет, бежал в Чернигов к тестю. Проняне приняли к себе Изяслава Владимировича, третьего брата "обличителей", или, как называет их Новгородская летопись, "клеветников", и затворились в городе. Великий князь прислал к ним Михаила Борисовича смирить их, но они, надеясь на крепкие стены, решили защищаться. Суздальцы приступили со всех сторон, отвели воду. Проняне бились изо всех сил и по ночам выходили за водой. Великий князь велел, наконец, стеречь с оружием день и ночь и распределил всех князей, кому стоять против каких ворот и биться: сыну Константину с новгородцами и белозерцами против одних ворот на горе, Ярославу с переяславцами против других, Давыду с муромцами против третьих, а сам, с сыновьями Юрием и Владимиром, и при них рязанские Глеб и Олег Владимировичи за рекой с поля половецкого. Проняне все-таки бились, уже выходя из города "не для брани, а для жажды водной": многие люди умирали даже в городе. И у осаждавших оказался недостаток в продовольствии; надо было послать "по корм к ладьям на Оку". На ладьи напал тогда Роман Игоревич, выйдя из Рязани со своим полком. Всеволодов полк, к которому приставлен был Олег Владимирович, быстро двинулся к ладьям на помощь. Рязанцы, оставив ладейников, выстроились и сразились. Олег победил Романа и возвратился к Пронску к великому князю с победой. Три недели длилась осада и, наконец, проняне сдались. Всеволод смирил их, посадил у них Олега Владимировича, а сам пошел под Рязань, сажая своих посадников по всем городам. Когда он был у Доброго и наутро хотел переправиться через Проню, рязанцы прислали к нему гонца с поклоном, моля, чтобы он не подходил к городу, епископ Арсений слал одного за другим послов, молясь, чтобы он не шел далее: "Князь великий! Не опусти мест честных, не пожги церквей святых, в них же жертва Богу и мольба за тебя совершается. Мы исполним теперь всю волю твою, все, чего ты хочешь". Всеволод отошел к Коломне. На устье Мерьской, на пути к Владимиру, его догнал сам епископ с мольбой и поклоном от всех людей.

Рязанцы, сдумавше, послали своих князей с княгинями к великому князю во Владимир.

Всеволод в следующем году (1208), уже считая Рязань своей, послал своего сына Ярослава на стол, а рязанцы, "лесть имуще к нему, хотя целовали крест, но не управили, изымали людей и сковали; других изморили, в погребах засыпавше".

Тогда Всеволод собрался вновь и пришел к Рязани. Ярослав вышел к нему и целовал его с радостью. Рязанцы все еще говорили "буюю речь по своему обычаю и непокорству". Великий князь велел всем людям выйти из города с добром, а другие говорят, что он вызвал их к себе лестью, и, когда все вышли, велел зажечь город, послав к городу полки; оттуда пошел он к Белгороду и также велел его зажечь. Потом, взяв всех рязанцев и епископа их Арсения, со всеми своими полками и сыном Ярославом возвратился во Владимир и распределил колодников по городам.

(Михаил Всеволодович, бежавший из Пронска, и Изяслав Владимирович, заступивший его место, приходили было воевать около Москвы, но были прогнаны, побежденные сыном великого князя Юрием.)

Оставив намерение идти на Чернигов, после получения известия оттуда об успехе Рюрика, вновь занявшего Киев (1207) Всеволод отпустил новгородцев домой, одарил их и возвратил им прежние законы, уставы старых князей, чего всегда желали новгородцы, сказав, как прежде: "Кто вам добр, того любите, а злых казните".

Может быть, последнее действие Всеволода (умерщвление Олексы Сбыславича) возбудило особенное раздражение в Новгороде, и осторожный великий князь хотел своими ласками сгладить произведенное тягостное впечатление. Впрочем, это были только слова, как и прежде, ибо Всеволод все-таки прислал князем младшего сына, малолетнего Святослава, со своими мужами, а Константина оставил у себя, дав ему Ростов. Ясно, что влияние осталось прежнее.

В это время Всеволод находился на верху своего могущества и значения: Новгород находился почти в его власти, Рязань была покорена, киевский князь обязан ему своим столом, на который и был его мужами посажен, черниговские обратились перед тем с повинной головой, Галич признавал его покровительство.

Всеволод везде на Руси делал, что хотел. Противников не было. Ослушаться, казалось, не мог никто.

И в это самое время князь самого незначительного Смоленского удела, Мстислав Мстиславич торопецкий, осмелился объявить себя его противником. Услышав о притеснениях великого князя суздальского и о негодовании новгородцев, сам назвался к ним в князья, чего никогда прежде ни с кем не случалось. Из своего Торопца пришел он в Торжок, заковал посадника; изгнал дворян Святославовых, захватил имущество, все, до чего дошла рука, и послал сказать новгородцам: "Кланяюсь Святой Софии, гробу отца моего и всем новгородцам. Я слышал про насилье к вам от ваших князей, и мне жаль стало моей отчины - я пришел к вам". Новгородцы обрадовались и послали за ним с великой честью, а Всеволодова сына Святослава засадили на Владычнем дворе с мужами его, "пока будет управа с отцом". Мстислав пошел со всем полком на Всеволода (1210).

Всеволод выслал на него Константина с братьями, как вдруг переменил все намерения и прислал ему сказать: "Ты мне сын, а я тебе отец, пусти ко мне Святослава с мужами, и все, еже зяседел, исправи - я освобожу гостей и товары их". Мстислав отпустил сына и мужей его. Всеволод - гостей новгородских с их товарами.

Надо удивляться, каким образом Всеволод мог так легко перенести полученное оскорбление: разве что он хотел выручить скорее сына, во что бы то ни стало, и отлагал отмщение до другого времени, более благоприятного?

Как бы то ни было, Новгород на эту пору совершенно освободился из-под его влияния. Обстоятельства изменились в ущерб могущественному князю суздальскому и в прочих областях русских, и, наконец, дома.

В 1209 году великий князь Всеволод, уже в старости, женился во второй раз, взяв за себя полоцкую княжну Васильковну.

Он послал в Ростов за старшим сыном Константином, у которого было уже два сына (Василий, род. 1209 г. и Всеволод, род. 1211 г.), давая ему после своей смерти Владимир, а Ростов Юрию. Константин, узнав о таком решении, отказался ехать к нему и требовал себе Ростов вместе с Владимиром. Отец послал за ним во второй раз и получил тот же отказ и то же требование. Разгневанный Всеволод решил лишить старшего, непослушного, доселе любимого сына Константина великого княжества. Он созвал со всех волостей и городов бояр, игуменов, попов, купцов, дворян и всех людей, епископа Иоанна, - новое явление, - и завещал Владимир своему сыну Юрию (женатому за год на Всеволодовне, дочери Чермного, 1210 г.) подчинил ему всех братьев и всех водил к кресту. Все люди целовали крест на Юрия, Константин же "воздвиже брови своя с гневом на братью свою, а более всех на Юрия".

Таким образом, великий князь суздальский увидел в этой братней распре начало того зла, той болезни, которая расстроила, ослабила и привела к гибели все русские княжества; таким образом, перед его глазами начались междоусобия, приготовившие Суздальскому княжеству из-за роста числа князей одинаковую участь с участью древнейших княжеств, оказалось, что сила его была также случайной, временной, как Андреева, Мономахова, и зависела от его личности, равно как от стечения счастливых обстоятельств, не заключая в себе ничего прочного, несмотря на наружный блеск и великую славу. Всеволод достиг своей цели только для того, чтобы на верху своего могущества, когда желать ему ничего не оставалось, увидеть разрушение своего здания, столь же легкое, скорое, как было и разрушение братнего здания, увидеть на старости, при смерти, открывшейся внезапно и неожиданно, под его ногами, источник зла, который грозил его потомству тем же наводнением, в котором потонули князья южной Руси.

Он недолго пережил свое огорчение и скончался 14 апреля 1212 года, имея с лишком шестьдесят лет от роду. Летописец так изображает его свойства: "много мужествовав и дерзость имев, на бранех показав, украшен всеми добрыми нравы злыя казня, а добросмысленныя милуя: князь бо не туне меч носит, в месть злодеем, а в похвалу добро творящим... судя суд истинен и нелицемерен, не обинуяся лица сильных своих бояр, обидящих меньших, и работящих сироты и насильствующим".

Всеволод оставил многочисленное семейство, по которому и прозывается он в Родословных книгах: Большое гнездо.

Сыновья его: Константин (род. 1185), Георгий (род. 1187), Ярослав (род. 1191), Владимир (род. 1192), Святослав (род. 1196), Иван (род. 1198), Борис (род. 1187), и Глеб, скончались в младенчестве, первый в 1188, последний в 1189 г. Дочери: Всеслава замужем (1186) за Ростиславом Ярославичем черниговским, Верхуслава за Ростиславом Рюриковичем киевским (1187), Елена, сконч. в 1203 г., Пелагея-Сбыслава, четвертая дочь, род. 1180 г.

Памятниками Всеволодова княжения остались во Владимире: Собор Св. Димитрия, основанный им в честь своего ангела. Он успел приобрести для этого собора гробовую доску от Св. Димитрия Селунского, вместе с сорочкой святого мученика, что было поводом к великому торжеству во Владимире в 1187 году.

Монастырь Рождественский (1192-1196), где до времени Петра I почивали мощи Св. Александра Невского.

Всеволодом были поставлены многие церкви и в других городах его княжества: в Суздале Святой Богородицы, "яже бе опадала старостью и безнарядьем".

Крепости построил он в старом Городце Остерском близ Киева, в Переяславле, в Суздале (срублен град 1190) и во Владимире (1194).

Не успели братья опустить тело своего отца, великого князя Всеволода, в могилу, как начались распри. Великий князь владимирский уже не мог думать ни о Новгороде, ни о Киеве, ни о каком значении перед прочими князьями, а разве только о том, как удержать за собой столицу, угрожаемую соперниками.

Первым делом Георгия было отпустить рязанских князей с их людьми и епископом Арсением.

Между тем, старший брат Константин готовился к войне в своем Ростове.

К нему пришел брат Святослав. Чтобы предупредить их, Георгий, собрав полки, пошел с остальными братьями к Ростову.

Князья помирились, но ненадолго. Владимир бежал от Георгия к Константину, который дал ему, вызванному с Волока, Москву, а Святослав бежал от Константина к Георгию, который дал ему Юрьев Польский.

В следующем году (1213) новая война, набеги и опустошения (Константин около Костромы, Георгий около Ростова) и примирение. Владимира Георгий вывел из Москвы и дал ему Переяславль Русский.

Два года прошло в покое; но вражда между братьями не утихала, и первый представившийся случай ее обнаружил: их третий брат Ярослав призван был на стол в Новгород и действиями самоуправства, жестокими поступками, вывел граждан из терпения. Мстислав, прежний любимый князь, явился к ним на помощь. Он начал войну против Ярослава, который ушел перед тем в Торжок, захватив с собой многих знатных новгородцев, и держал несколько посольств, присланных за ним из Новгорода, а также и всех новгородцев, попавших ему в руки. Мстислав, оставляя Ярослава в Торжке, решил идти к Переяславлю, в надежде на помощь брата Ярослава, Константина, в чем и не ошибся. Константин ростовский присоединил к нему свои полки. Ярослав из Переяславля ушел во Владимир к брату Георгию.

Новгородская война приняла другое значение. Междоусобие перенеслось в пределы Суздальского княжества, до того почти не задетого войнами. Дело пошло не об одной выручке новгородских мужей и ссоре между Мстиславом и Ярославом, а о столе великого княжества: кому сидеть - старшему Константину, имевшему право, или младшему Юрию, которому отдал отец.

И Юрий, почувствовав это, поднял всю свою силу - и суздальцев, и муромцев, и бродников, и городчан, "было согнано и до поселей и до пешцев". Нечего говорить, что и Ярослав вывел все свои полки с захваченными новгородцами и новоторжцами; младшие братья также. У Юрия стягов было 13, а труб и бубнов 10. Константин со всеми своими полками был при Мстиславе. "Оле страшно чудо и дивно, братья, восклицает летописец, дети шли на отца, брат на брата, рабы на господина, а господин на рабов".

Во Владимирском княжестве, на севере, начинались те же междоусобия, что были и на юге между князьями киевскими, черниговскими, галицкими и прочими.

Полки сблизились.

Ярослав и Юрий стояли на реке Кзе, а Мстислав и Владимир с новгородцами поставили своих близ Юрьева; Константин дальше, на реке Липице. Решительный час наступил.

Как ни смел и запальчив был Мстислав, однако, увидев полки Юрия и Ярослава, счел, что силы у них далеко не равны, и запросил мира. Он послал Лариона сотского к своим противникам сказать князю Юрию: "Кланяемся. Обиды нам с тобою нет, обида нам с Ярославом". Князь Юрий отвечал: "Брат Ярослав и я едино есмя". Князю Ярославу посол сказал от Мстислава: "Пусти мужей новгородских; что зашел волости Новгородской, Волок, вороти и мир с нами возьми; крест нам поцелуй". Ярослав отвечал: "Мира не хочу, мужи у меня, а вы далеко зашли и попали, как рыба на сухо".

Ларион принес ответ того и другого брата своим князьям. Тогда они послали к обоим братьям вместе последнюю речь: "Братья княже Юрий и Ярослав! Мы пришли не на кровопролитье. Не дай Бог крови творити. Управимся так. Мы все один род. Отдадим старейшинство князю Константину. Посадите его во Владимире, и вам Суздальская земля вся". Князь Юрий отвечал: "Скажи братье моей, князьям Мстиславу и Владимиру - вы пришли, так и уйдите, куда хотите. Если отец не смог помирить меня с Константином, то вам нечего браться за то. А брату Константину молви: переможешь нас, тебе вся земля".

Так надеялись Юрий и Ярослав, видя свою силу, что не хотели слушать о мире, - и начали пировать в шатре со своими боярами. Веселье было шумное. Только и речей, что о предстоявшей битве. Почти все не сомневались в победе, но было и другое мнение. Один боярин сказал Юрию и Ярославу: "А лучше бы, князья, вам помириться и отдать старейшинство князю Константину. Меньшая братья в вашей воле, и спорить с вами не будут. Подумайте о том, что при наших полках нет Ростиславова племени, мудры те князья, и рядны, и хоробры, а каков Мстислав Мстиславич в том племени, вы сами ведаете: дана ему от Бога храбрость изо всех! И мужи их, новгородцы и смольняне, дерзи к бою. А, господина, гадайта?" Не люба была эта речь князьям Юрию и Ярославу. Зато другие говорили: "Князья Юрий и Ярослав, не опасайтесь! Не было того ни при отце вашем, ни при деде, ни при прадедах, чтобы вошел кто ратью в сильную землю Суздальскую и вышел из нее цел. Хотя бы вся Русская земля наступила, - и Галицкая, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, и то не успели бы ничего против нашей силы, а нынешние полки, да мы седлами их закидаем". Такие слова нравились князю Ярославу, и он, жестокого сердца, обратясь к боярам и первым людям своим, сказал: "Пришел бы товар в руки, вам все - кони, брони, порты, только не брать никого живого; кто возьмет, тот сам будет убит. Хоть бы золотом у кого было шито оплечье, все равно, убивать; кто утечет из полка, не убит... поимаем... вешать, либо распинать. Чтоб не осталось ни одного в живых. А о князьях, что попадутся к нам в руки, мы рассудим после".

Потом князья отпустили людей и остались одни, - начали делить города между собой. Князь Юрий заключил: "Мне, брат князь Ярослав, Владимирская земля и Ростовская, тебе Новгород, а Смоленск брату Святославу; Киев отдать черниговским князьям, а Галич вам же". Они поцеловали крест между собой, и написали грамоты, которым следовать.

А что происходило в Мстиславовом стане? Там не было такой надежды и веселья; напротив, сомнение колебало сердца. Братья опасались больше всего, чтобы Константин, испугавшись, не изменил им. Долго толковали они между собой, и, наконец, привели его снова к кресту, потом начали готовиться к бою и, велев затрубить в трубы и кликнуть во всех полках, двинулись к Липицам, куда вызывали их противники.

А суздальцы ночью отошли от Липиц через овраг на гору Авдову. Мстислав, Владимир, Константин и Всеволод поставили свои полки на горе Юрьевой, под которой протекал ручей Тунег. Они послали еще раз к Юрию трех мужей просить мира, "а если не дашь мира, то отступи дальше на ровное место, и мы перейдем на вашу сторону; или мы оборотимся назад к Липицам, а вы станете на наше место". Юрий отвечал: "Ни мира не беру, ни отступаю; вы прошли столько земли, - через этот ли овраг не переберетесь". Суздальцы надеялись на свое укрепление: гора была оплетена плетнем, "осована кольем", на случай ночного нападения.

Похолодало, подул сильный ветер: князья послали было свою молодежь против Ярославовых людей, но как-то не жарко схватились они, бились целый день до ночи, и безрезультатно.

Среди опасений, в нерешимости, пришла им в голову новая мысль - идти прямо к Владимиру, оставленному без защиты. Не трогая полков, они "начали доспевать в станах". Противники, заметив движение, подумали, что они хотят бежать, спустились было с горы, но те повернулись и опрокинули суздальцев. Между тем, подоспел Владимир псковский из Ростова.

Константин отговорил идти на Владимир: "Если мы пойдем мимо них, то они возьмут нас в тыл, а другое дело: мои люди к бою не дерзки, разойдутся по городам". "Так пойдем на них прямо, братья Владимир и Константин, воскликнул Мстислав, которому уже становилось скучно среди этой неизвестности и нерешимости, гора нас не победит, и гора нам не поможет". Это было 21 апреля, в четверг, на второй неделе по Пасхе.

Полки выстроились: Владимир смоленский встал на фланге против Ярослава, возле него Мстислав и Всеволод с новгородцами перед Юрием; Владимир псковский с псковичами, а за ним Константин с ростовцами, лицом к младшим братьям.

Мстислав и Владимир так воодушевляли своих воинов: "Братья, мы вошли в землю сильную: станем крепко. Назад оглядываться нечего; побегше не уйти! Позабудем же дома, жен и детей. Двух смертей не бывать, одной не миновать. Биться будем, кто хочет пеший, кто хочет на коне". Новгородцы закричали: "Не хотим измрети на конях, но как отцы наши на Колокше будем биться пеши", - соскочили с коней, сбросили с себя платье, разулись, - и кинулись вперед пешие. Мстислав был тому очень рад. Смольняне также бросились пешие. За ними князь Владимир послал своего мужа Ивора Михайловича с полком, а сами князья и воеводы следовали сзади на конях.

Передние, не дождавшись никого, с криком и воплем ударили на Ярославовых пешцев. Те не выдержали первого напора, подались назад, а эти за ними, - бьют, подсекают стяг Ярославов, - и вот подоспел с полком Ивор, под которым в овраге споткнулся было конь, и он едва выбрался оттуда... вместе досекаются они до другого стяга Ярославова... здесь завязывается жаркая схватка, а князья еще не доехали. Мстислав видит издали опасность... он не утерпел. "Не дай Бог, брат Владимир, выдать добрых людей", кричит он брату и пускается во весь опор на противников сквозь свою пехоту. Полк его за ним. За ним и Владимир со смольнянами, Всеволод Мстиславич с дружиной. Ударили и Владимир с псковичами, и Константин с ростовцами. Мстислав впереди. Ничто противостать ему не может. Все перед ним уклоняются, все пятятся. Три раза без сопротивления проехал он сквозь полки Ярославовы и Юрьевы, сек топором тех, кто попадался ему на дороге. Кого доставала его рука, тот уже не поднимался с места. Владимир не отставал от Мстислава. И такой крик поднялся от живых, а стон от раненых, что в городе Юрьеве было слышно. Враги, ошеломленные от ударов, объятые страхом, пустились бежать по всем дорогам, кто в ближний город, кто во Владимир, кто в Переяславль.

А Юрий еще держится против брата Константина. Вражда у них закоренелая. Им сеча на жизнь или смерть. Победителю стол великого княжества, побежденному нет надежды и на кусок хлеба. Ему терять больше всех. Он держится. Брат Ярослав, виновник войны, уже стоит возле него, помогает...

Между тем, Мстислав и Владимир прорвались до Ярославова стана. Все его войска разбежались: Мстислав закричал: "Братья-новгородцы! Не стойте к товару, прилежите бою, чтобы не воротились они, образумясь. Тогда они ведь измятут нас!" И новгородцы стали крепко, а смольняне принялись грабить обоз, - но никто не возвращался. Сеча продолжается только на другой стороне, да и там уже недолго.

Юрий, видя "полки пожинаемые везде яко класы на ниве", видя войска Ярославовы сбиты, наконец смутился... еще несколько ударов... страх запал в сердце, и он в отчаянье повернул своего коня в сторону, брат Ярослав в другую; они поскакали без памяти...

Трех коней загнал Юрий дорогой, - и прискакал во Владимир на четвертом в одной сорочке. Рати сошлись в час обеда, а он прискакал во Владимир о полудне. Вот как он гнал! Во Владимире оставались только жены и дети, чернецы и попы. Завидя скачущего ратника, они обрадовались, подумав: наши одолевают, посол от князя! А как узнали, что это был сам князь Юрий, то ужас сковал на всех. Юрий в беспамятстве кричал еще издали: "Твердите город, твердите город", и начал ездить около стен и распоряжаться. К вечеру прибежали многие с битвы, кто раненый, кто нагой, полумертвый - и поднялся в городе плач вместо жданного веселья...

Поутру князь созвал людей. "Братья-владимирцы, сказал он жалобно, затворимся в город. Может быть, Бог даст, мы отобьемся". "Княже Юрий, отвечали люди, с кем затвориться нам? Братья наши избиты, а другие изоиманы. Остальные прибежали без оружия. С кем же мы станем?" Князь Юрий сказал: "Все это знаю, но не выдайте меня брату Константину, ни Мстиславу, ни Владимиру, чтобы я вышел из города по своей воле". Владимирцы обещали.

А что происходило с Ярославом? Как Юрий во Владимир, так Ярослав прискакал в Переяславль на пятом коне, загнав четырех. Но ему мало было первого зла, замечает летописец, ему мало было крови, пролитой в Новгороде, Торжке, на Волоке: в сердцах, велел он перехватать всех новгородцев и смольнян, которые пришли с товарами в землю его, и запереть кого в погреб, кого в тесную избу, кого в гридницу, - полтораста их в одну ночь задохнулось; только пятнадцать человек смольнян, посаженных отдельно, остались в живых.

Возвратимся к победителям, или, лучше, к победителю, потому что он, Мстислав, один, крепкой своей рукой, доставил победу над неприятелем, который был их во много раз сильнее.

Не уйти бы Юрию и Ярославу, говорит летописец, если бы Мстислав захотел их преследовать, и он в тот же день занял бы Владимир. Но, милостивое племя Ростислава, князья не хотели гнаться и остались на месте побоища. На другой день тихо подошли войска к Владимиру и остановились перед стенами. Князья объехали стены кругом, высматривая, с какой стороны его занять. Ночью загорелся княжий двор. В суматохе легко было напасть на город и ворваться; так и хотели новгородцы, но великодушный Мстислав не пустил; его примеру последовал и Владимир, не позволив на другую ночь, во вторник, смольнянам воспользоваться новым общим пожаром города, со второго часа ночи до света. Юрий выслал к князьям с челобитьем: "Не ходите на меня теперь, а заутро я сам выйду из города".

Поутру рано выехал князь Юрий с двумя братьями, поклонился князьям Мстиславу и Владимиру и сказал: "Братья, вам челом бью! Вам живот дати и хлебом накормити, а брат мой Константин в вашей воле, он не будет спорить о том, что вы обо мне положите".

Мстислав и Владимир держали совет и отдали старшему Константину стол великого княжества, а Юрию Радилов городец, куда тот немедля и отплыл в ладьях с женой и своими людьми. Оставляя свой любезный Владимир, он зашел в собор и, ударив челом у отчего гроба, плачущий, сказал: "Суди Бог брату Ярославу - до чего он меня довел". А Константин въехал во Владимир, встреченный духовенством и всеми людьми, одарил князей и бояр на радости многими дарами и привел владимирцев к кресту.

Ярослав, между тем, затворился в Переяславле, "пребывая в злобе и дыша гневом". Он не хотел покориться, надеясь выдержать осаду. Но недолго продолжалась его надежда. Мстислав не думал оставить дела незавершенным. В пятницу, на третьей неделе по Пасхе, двинулись его рати к Переяславлю... и дрогнул Ярослав! Увидя, что как-нибудь дело кончиться не может, начал высылать послов навстречу князьям, молясь о мире. Князья шли вперед, не слушая его речей.

Во вторник поутру выехал он сам и, как ни тяжело было его гордому сердцу, ударил челом князю Константину: "Господине! Делай со мною что хочешь. Не выдавай меня только отцу моему князю Мстиславу, ни князю Владимиру, а накорми хлебом сам, как тебе угодно".

И князь Константин исполнил его желание, примирил его с тестем, велел освободить новгородских мужей, бояр, купцов, возвратить их имение, отказаться от волостей. Не доходя еще Переяславля, князья договорились между собой.

В среду на Преполовенье они пришли к городу. Ярослав одарил князей и воинов многими дарами. Мстислав принял дары, но в город въехать не захотел, а потребовал к себе только дочь, жену Ярославову, а также оставшихся в живых новгородцев, и расположился станом за городом. Князь Ярослав несколько раз присылал к тестю с мольбой о своей княгине, но Мстислав оставался непреклонным. Напрасно Ярослав говорил: "Мало ли какие ссоры бывают между князьями. Я виноват, и крест меня убил", но Мстислав никак не хотел отпустить к нему дочери.

Константин сел на стол великого княжества, принадлежавший ему по старшинству. Ему, набожному и благочестивому, северная сторона обязана основанием знаменитых церквей, преимущественно в любимом им Ростове, Ярославле, Владимире. Во Владимире принесение епископом полоцким мощей Логина сотника и Марии Магдалины, положенных в соборе Димитриевом, подало повод к великому торжеству церковному и народному.

Добрый от природы, он примирился вскоре с братом Георгием, которому еще при отце не хотел уступать любимого Ростова, и после спорил о старейшинстве. Он призвал его из Радилова городка с Симоном и боярами и сказал ему: "По животе моем Владимир тебе, ныне возьми себе Суздаль".

Брат Владимир, возвратившийся из Руси, получил еще прежде Стародуб.

Своим малолетним сыновьям он дал уделы: Васильку Ростов, и Всеволоду Ярославль.

Летописец приписывает ему следующее наставление: "Чада моя возлюбленная! Будьте в любви между собою, Бога бойтеся, заповеди соблюдайте, примите мои нравы, что видели меня творяща, нищих и вдовиц не презрите, церкви не отлучайтесь, иерейский и монашеский чин почитайте, книжного поученья слушайтесь, слушайтесь старших, что вас на добро учат, потому что вы еще в младоденстве. Чувствую, что я должен умереть скоро, поручаю вас брату и господину Георгию, который заступит для вас мое место".

Действительно, он скончался в следующем году (1217), на Сретенный день. Предание приписывает ему особенную любовь к образованию и собиранию книг. Епископ Симон торжественно положил его тело возле Андреева, в храме Владимирской Богоматери. Весь народ собрался на его погребение. Княгиня Константиновая постриглась над его гробом и прожила не больше двух лет после своего мужа.

Георгий занял тогда великокняжеский стол.

Во владениях, принадлежавших одному Андрею и одному Всеволоду, теперь уже стало семь князей: братья - Ярослав княжил в Переяславле, Святослав в Юрьеве, Владимир в Стародубе, Иван... племянники Василько в Ростове, Всеволод в Ярославле. Они жили, впрочем, довольно дружно, хоть и не без временных неудовольствий, и слушались старшего брата, который был сильнее их всех.

Княжение Георгия примечательно распространением пределов Руси на восток, куда проложили путь еще первые князья: Юрий, Андрей и Всеволод, еще перед кончиной посылавший своего оруженосца Козьму Ратшича, который взял Тепру. Несколько раз его полки ходили на мордву и на болгар.

В 1220 г., в отмщение болгарам, которые за год приходили на Устюг, взяли его обманом и нападали на Унжу, Георгий посылал на них свои полки с братом Святославом, к которому присоединились полки переяславские от Ярослава, ростовские от Василька, муромские с молодыми своими князьями. Воеводой был поставлен Еремей Глебович. Ополчение собралось на Волге, в устье Оки, и в ладьях поплыло вниз. От Исад против болгарского города Ошля вышло оно на берег и двинулось лесом. Болгары встретили их на конях, выстрелили раз и вернулись в город, где и заперлись. Острог около города был укреплен дубовым тыном, за ним два оплота, между которыми насыпан вал. По тому валу скакали воины и стреляли из-за тына. Святослав устремился к городу, отрядил вперед людей с огнем и секирами, за ними лучников и копейщиков. Передовые подрубили тын, рассекли оплоты и зажгли. Болгары побежали в город, наши вслед и зажгли город. Дым поднялся к небу, и вдруг ветром потянуло его от города на полки Святослава. От дыма и зноя, без воды, воинам стало невтерпеж, и Святослав велел всем отступить и отдохнуть. Отдохнув, Святослав сказал: "Пойдемте, братцы, с поветру, на другую сторону".

Полки обошли город. Князь воскликнул: "Братцы и други! Сегодня нам на долю добро или зло, примемся крепко", - и бросился к городу впереди всех. Воины поскакали за ним, подрубили тын, рассекли оплоты, и с этой стороны зажгли. Болгары бросились бежать. Полки за ними; ветер разносил пламя повсюду. Город загорелся со всех сторон, послышались там стоны и вопли. Князь болгарский выбежал другими воротами и спасся на конях с остатком дружины. Что выбежало за ним пешцев, то все были побиты. Женщины и дети взяты в плен. Другие сгорели в городе. Иные предали себя смерти сами. Святослав дождался, пока весь город сгорит, некоторые из воинов сунулись было в город, но едва спаслись от огня. После взятия Ошля, 13 июня, Святослав вернулся к ладьям и поплыл вверх по Волге. Болгары из великого града и прочих городов, услышав о разорении Ошля, собрались с князьями своими на берег, кто на конях, кто пешие. Князь велел полкам своим "оболочиться в брони, наволочить стяги и, бьюще в бубны, трубя в трубы и сопели", проплыли они мимо несчастных, которые, видя своих соотечественников, уводимых в неволю, кто отца, кто детей и родных, прощались с ними, плача и рыдая. В устье Камы пришел к ним Вячеслав Добрынич с ростовцами и устюжанами, посланный прежде Васильком из Устюга воевать по Каме. Они также привезли много пленников и добычи. Святослав послал весть брату Георгию о счастливом окончании похода. Дойдя до Городца, он вышел из ладей и отправился к Владимиру на конях. Георгий встретил ополчение в Боголюбове, на реке Сурамле, и "сотворил брату и рати во Владимире учреждение велие по три дни, одарил всех, начиная с брата, дарами многими, золотом, серебром, порты разноличными, поволоками, аксамитами, белью, коньми, оружием каждого по достоинству".

Зимой болгары прислали послов к Георгию просить мира. Он не согласился на их просьбу и начал готовиться к новому походу, велел Васильку идти на Городец, и вслед за ним сам отправился в путь. Когда он был на Омуте, пришли вторые послы болгарские с челобитьем. Великий князь не слушал их, продолжал путь и достиг Городца, где присоединился к нему и племянник Василько. Послы оповестили своих, что князь уже в Городце, мира не дает, но хочет опять идти на них; болгары послали третьих послов с мольбами и дарами великими. Георгий принял их, постановил быть миру, как стоял при отце его Всеволоде и деде Георгие и отправил мужей своих приводить их к клятве по их закону.

В следующем (1221) году для утверждения своей власти на востоке, Георгий поставил, при слиянии рек Оки и Волги, Новгород Нижний.

Новгород, освободившийся с помощью Мстислава из-под ига Всеволодова, под конец его жизни, почувствовал опять свою зависимость от владимирских князей, и после Мстислава, избирая к себе на стол князей смоленских и киевских, обратился, наконец, к великому князю суздальскому Георгию, послал к нему владыку Митрофана, посадника Ивана и старейших мужей просить у него сына, - и он дал им (1222) Всеволода, на всей, впрочем, воле новгородской; в том же году прислал им брата Святослава в помощь против чуди. Но Всеволод оставался у них недолго, и на ту же зиму бежал от них тайно ночью со всем своим двором, может быть, из ложного страха. Опечаленные новгородцы опять послали к Георгию своих старейших мужей: "Если тебе неугодно, сказали они, держать Новгород сыном, то дай нам брата", - и Георгий дал им Ярослава, весьма ими нелюбимого, а через год (1223) опять сына Всеволода, который, не поладив по-прежнему, опять ушел ночью с двором своим в Торжок. Туда пришел к нему отец со своими послами, брат его Ярослав, Василько с ростовцами, Михаил с черниговцами. Новгородцы прислали к нему двух мужей просить: "Княже, пусти к нам дитя, а сам с Торжку иди". Георгий отвечал: "Выдайте мне таких-то мужей; не выдадите, я поил коней Тверью, напою и Волховом". Новгородцы выдать мужей не хотели и начали укреплять свой город. "Поймите у меня шурина моего Михаила", предложил последнее свое условие Георгий. Новгородцы согласились, и великий князь, причинив им много вреда, оставил их пределы.

Что касается южной Руси, Переяславль оставался в распоряжении великого князя суздальского, и Георгий с самого начала послал туда брата Владимира (1215), который ходил оттуда на половцев, был разбит ими и взят в плен.

Владимир, княжа в Переяславле, женился на дочери черниговского князя Глеба, а старший сын Георгия - на дочери Владимира Рюриковича киевского.

Сам Георгий женат был на дочери Всеволода Чермного, и сыну его, ставшему впоследствии знаменитым и святым, Михаилу, Георгий помог (1224) получить Новгород, приходил также на помощь против Олега курского (1223), с которым заключить мир содействовал оказавшийся там митрополит Кирилл.

Михаил провинился, однако же, перед братом Георгия, Ярославом, который собрался на него войной. Тогда с юга во Владимир прибыло великое посольство от Владимира Рюриковича киевского. Митрополит киевский, епископ черниговский, многие игумены и бояре, стали просить у великого князя посредничества, и Ярослав послушался своего брата и отказался от войны, к великому удовольствию всех.

Вообще, после войны братьев, решившейся сражением при Липице, хотя они жили довольно дружно, опасаясь великого князя Георгия, который был сильнее их всех, но бывали предлоги и к недоразумениям, грозившие обычными следствиями.

МУРОМСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Муром, на реке Оке, принадлежит к числу древнейших городов в России, основанный, вероятно, новгородцами, еще до Рюрика, среди финского племени муромы. Этот город имел издревле по Оке торговые сношения с болгарами, жившими по средней Волге.

Ко времени Владимира святого народные песни относят подвиги знаменитого русского богатыря, Ильи Муромца, имя которого до сих пор слышится во многих местностях около смежного с городом села Карачарова.

Владимир отдал Муром Глебу, преданному смерти в Смоленске, на пути отсюда в Киев, сообщниками Святополка.

По завещанию Ярослава, Муром достался второму сыну, Святославу, и его потомству.

После него на короткое время его занял сын Мономахов, Изяслав, но вынужден был возвратить прибывшему Олегу Святославичу, - в сражении, в котором лишился жизни (1093).

По Любечскому съезду Муром утвержден за сыновьями Святослава, и младший сын его, Ярослав, является основателем здесь гражданского устройства и утвердителем христианской веры, как свидетельствует житие его, - под именем Константина, после упорной борьбы со здешним идолопоклонством.

В 1123 году, после смерти старшего брата Давыда, он получил право на черниговский стол и предоставил Муром, по обычаю, племяннику, Всеволоду Давыдовичу. В Чернигове прокняжил он недолго: другой племянник, Всеволод Ольгович, напал на него врасплох и разбил его дружину. Самого же отпустил в Муром (1128).

Ярослав обращался оттуда к великому князю киевскому Мстиславу за защитой и помощью, которую тот сначала клятвенно обещал, но после, умилостивленный своим зятем Всеволодом и убежденный духовенством, отказался.

Ярослав должен был возвратиться назад в Муром, и Муромское княжество, таким образом, совершенно отделилось от Черниговского.

Ярослав скончался в 1129 году, оставив трех сыновей: Святослава, Ростислава, Георгия.

При них Муромское княжество разделилось на Муромское и Рязанское.

Ростислав Ярославич, по требованию великого князя Изяслава Мстиславича, присланному полем, воевал (1146) область Юрия, во время его войны на юге за Игоря Ольговича, чтобы отвлечь его силы.

В следующем году он должен был бежать от напавших Юрьевичей, Ростислава и Андрея, и, наконец (1152), принужден был подать Юрию помощь.

Им основан на берегу Оки город Ростиславль (1153).

Муромские князья вскоре подчинились суздальским, и полки их упоминаются во всех походах великого князя Андрея, Всеволода и Георгия на Киев (1169, 1173), Новгород (1170, 1181, 1215), Рязань (1185, 1186), Чернигов (1190, 1207), болгар (1164, 1172, 1182, 1184, 1220).

РЯЗАНСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Старая Рязань, верстах в пятидесяти от новой Рязани, ныне довольно обширное село, по течению Оки, на правом берегу. Часть природной крутизны влево при переправе именуется Сокольей горой, а далее, на возвышении, где находится деревня, Фатьяновым столпом. Вправо еще более возвышен нагорный берег, и на самой вершине его находится городок, в длину 389, в ширину 336 сажен, обнесенный с трех сторон довольно высоким валом, а с четвертой, западной, укрепленный крутым берегом Оки, протекающей неподалеку.

Рязанское княжество окончательно отделилось от Муромского со времен Глеба Ростиславича, который, получив Рязань от отца, перешедшего в Муром, начал собой особую княжескую ветвь (1144).

В 1155 году рязанские князья входят в союз со смоленским князем Ростиславом Мстиславичем против Суздаля и причисляются к его подданным: "имеяхуть и отцем себе".

В княжение великого князя владимирского Андрея Боголюбского, рязанские князья подчиняются ему, наравне с муромскими, и принимают участие во всех его походах.

По убиении Андрея (1174), на вече во Владимире было решено: "Князь наш убит, детей у него нет, один сынок в Новгороде, а братья в Руси. Кого выбрать нам в князья: ну, как соседи наши, рязанские и муромские князья, нападут на нас внезапно, пока князей нет: пошлем лучше к Глебу просить у него шурьев (сыновей Ростислава, старшего брата Андреева, Мстислава и Ярополка) - пусть отправит послов за ними вместе с нашими послами".

Совет подали рязанские послы Дедилец и Борис: роковое вмешательство, приведшее их родину к погибели!

Глеб обрадовался чести, на него возложенной, и исполнил желание дружины.

Ростиславичи пришли и водворились в Ростове и Владимире, но им не посчастливилось в Суздальской земле; неблагоразумным правлением они возбудили против себя негодование граждан; в происшедшем междоусобии между ними и их дядями, вновь призванными из Руси, рязанцы помогали первым и должны были пострадать за свое участие.

Михалко пришел на них войной. Глеб выслал к нему навстречу послов с повинной к реке Мерской и обещал возвратить все награбленное во Владимире и полученное от Мстислава и Ярослава, до золотника, образ Святой Богородицы, книги и пр., что и исполнил.

Михалко вскоре умер, и, во вновь происшедшей войне, Глеб рязанский, помогая шурину Мстиславу Ростиславичу, который, не принятый в своем Новгороде, обратился за помощью к нему, пошел войной на Всеволода и сжег город его Москву. Всеволод, в ожидании новгородцев, не мог помешать ему (1176).

Зимой Глеб пришел к Владимиру с половцами, а Всеволод, напротив, подступил было к Коломне, думая встретить его там.

Глеб опустошил волости, пожег многие села, отдал жен и детей на щит, ограбил церкви, особенно Андрееву Боголюбскую. Всеволод, вернувшись, встретил Глеба на реке Колокше.

Целый месяц стояли противники один против другого, задерживаемые рекой. На масленичной Всеволод переправил свои рати на ту сторону реки, где стоял Глеб.

Глеб отрядил против них Мстислава Ростиславича. Всеволод прислал в помощь племянника Владимира с переяславцами. А Глеб с сыновьями и Ярополком, переправившись через Колокшу, пошел на Прускову гору против Всеволода. Не успели они еще дойти до него на полет стрелы, как увидели, что Мстислав, отряженный вперед, не выдержав нападения, побежал.

Тогда и Глеб, немного постояв, последовал за ним.

Всеволод, преследуя, всех их забрал в плен: Глеба с сыновьями, шурина его Мстислава, Бориса Жирославича, Ольстина, Дедильца и прочих.

Под стражей во Владимире все они едва были спасены от народной ярости и посажены в темницу.

За Ярополком Ростиславичем, остававшимся в Рязани, Всеволод послал послов: "У вас скрывается наш ворог; если не выдадите, то я приду с войной".

Рязанцы собрали на вече, на котором решили: "Князь наш и бояре наши погибли из-за чужого князя", поехали в Воронеж, взяли Ярополка и отвезли сами во Владимир.

Жена Глеба послала к черниговскому князю Святославу Всеволодовичу просить его ходатайства о муже, сыне и братьях. Святослав прислал Порфирия, епископа черниговского, и Ефрема игумена, которых Всеволод держал у себя два года. Святослав предлагал отправить Глеба в Русь, но Глеб не соглашался: "Лучше здесь умру, говорил он, но не пойду". И он, действительно, умер 30 июня (1179), вслед за ним и жена его. Сын Роман, приведенный к кресту, был отпущен в Рязань.

В следующем году (1180) братья перессорились, деля между собою Рязанскую отчину. Всеволод и Владимир Глебовичи прислали к великому князю Всеволоду жалобу на своего старшего брата Романа: "Ты господин, ты отец, - брат наш Роман отнимает у нас волости, слушая своего тестя Святослава, а к тебе он крест целовал и переступил".

Всеволод двинулся на Рязань; в Коломне встретили его княжичи с поклоном; туда подошел и Глеб, сын Святослава черниговского, которого он прислал зятю Роману на помощь. Всеволод пригласил его к себе, тот волей-неволей должен был принять приглашение, потому что был в его руках. Скованный, он был отправлен во Владимир.

Разъезды рязанские встретились с суздальскими, переправившись через Оку, и были разбиты ими, прижатые к реке. Роман, услышав это, бежал в поле мимо Рязани, оставив в ней братьев Игоря и Святослава. Всеволод взял город Борисов-Глебов и под Рязанью заключил мир с Романом на своих условиях, поряд сотворив всей братье и раздав им волости по старшинству.

Святослав черниговский, мстя за сына, ходил на него войной, и рязанские князья вынуждены были помогать Всеволоду, равно как и муромские, но этот поход остался без последствий.

Рязанские князья вместе с муромскими участвовали в походе великого князя Всеволода на болгар 1184 года.

В 1186 году братья опять перессорились между собой: Роман, Игорь, Владимир, со Всеволодом и Святославом, зовя их к себе, думали обманом захватить и убить их.

Узнав о том, младшие отошли к Пронску и принялись "город твердить". Старшие явились с полком и начали воевать город и села.

Великий князь суздальский хотел их уговорить, но напрасно. Они раздражились еще более. Осажденные просили Всеволода о помощи; он послал 300 человек владимирской дружины и вслед за ними своего свояка Ярослава с муромскими князьями, Владимиром и Давыдом. Тогда осаждавшие бежали от города.

Всеволод Глебович, услышав об идущей помощи, оставил брата Святослава в Пронске, а сам отправился к Коломне навстречу Ярославу, Владимиру и Давыду, шедшим к ним от великого князя.

Князья, узнав от него о бегстве старших братьев, сочли дело конченным и возвратились во Владимир, взяв с собой на совет и пришедшего из Пронска Всеволода.

Между тем, Роман, Игорь и Владимир снова появились перед Пронском и осадили его; отвели воду и требовали сдачи у сидевшего там Святослава: "Не морися голодом с дружиною, и людей не мори, а выдь к нам, мы тебя не съедим, только не приставай к брату Всеволоду". Бояре советовали ему то же: "Брат твой уехал во Владимир, тебя выдав".

Святослав послушался и отворил ворота. Братья, действительно, поцеловали ему крест и посадили его в Пронске, а дружину Всеволода и жену его с детьми увели в Рязань, равно как и бояр его, добро же разграбили. Владимирцев, присланных на помощь к ним, повязали.

Брат их Всеволод был очень огорчен судьбой жены с детьми и боярами, расхищением имения и образом действий брата Святослава. Он сел в Коломне и начал воевать.

Великий князь, придя в негодование, начал собирать рать и, между тем, требовал возвращения своей дружины.

Рязанские князья, испугавшись приготовлений Всеволода, прислали сказать ему: "Ты наш отец, господин, брат; где будет твоя обида, там прежде тебя мы сложим свои головы за тебя; не имей гнева на нас за то, что мы воевали на своего брата за его непослушание, а тебе мы кланяемся и мужей твоих отпускаем" (1186).

В следующем году (1187) черниговский епископ Порфирий приходил к великому князю, прося у него мира рязанским князьям (Рязань принадлежала к его епископии). Всеволод согласился, отпустил рязанцев и послал епископа в Рязань с миром, приставив к нему своих мужей, вместе с черниговскими мужами, Святослава и Ярослава Всеволодовичей, но епископ "инако речь извороча к ним, не яко святитель, но яко переветник и лож".

Вероломство его было обнаружено, и он должен был вернуться в Чернигов другой дорогой.

Великий князь пошел на Рязань вместе со свояком Ярославом Владимировичем и Владимиром муромским, к которым присоединился Всеволод Глебович из Коломны. Переправившись через Оку, они прошли до Копонова, опустошили страну и вернулись с большой добычей.

Вероятно, после этого похода был заключен мир, и Рязанское княжество некоторое время жило спокойно.

Рязанские князья имели после еще спор о пограничных волостях с великим князем Святославом черниговским, который собрался на них войной со всеми Ольговичами, прося позволения у великого князя Всеволода, но тот ему не позволил.

В 1196 году рязанские и муромские князья присылали в помощь полки свои великому князю Всеволоду, шедшему доставать Рюрику Киев.

Прошло еще десять лет в мире, и опять переменились отношения Рязани к Владимиру. Великий князь Всеволод собрался войной на Ольговичей и призвал к себе рязанскую помощь, как и прежде.

Встретив в Москве сына Константина с новгородцами, он получил известие, что рязанские князья сговорились с его врагами Ольговичами и идут к нему "на льстях".

Он повернул к ним навстречу, вместе со своими братьями, и остановился в шатре на берегу Оки.

Туда пришли к нему рязанские князья: Роман, Святослав, брат его, два Игоревича, Ингварь и Юрий, два Владимировича, Глеб и Олег, а Всеволод, брат их, умер в Пронске.

Целовав их, великий князь велел сесть им в шатре, а сам сел поодаль и прислал к ним на обличение князя Давыда муромского и мужа своего Михаила Борисовича. Они клялись и божились, что ни в чем не виноваты, но Владимировичи подтвердили извет. Великий князь, услышав, что "воображена истина", велел изымать обвиненных, и отвести с думцами их во Владимир (это было в субботу, 22 сентября 1207 года), а сам пошел к Пронску, переправившись в воскресенье через Оку.

Михаил, князь пронский, услышав, что "стрыеве его изойманы", а отца у него нет, рать на него идет, испугался и бежал в Чернигов к тестю. Проняне взяли к себе Изяслава Владимировича и заперлись в городе.

Всеволод подступил к Пронску в следующую субботу и послал мужа своего Михаила Борисовича склонить граждан к миру, но они, понадеясь на крепость стен, не послушались, и отвечали "речью буею". Тогда великий князь велел обложить город со всех сторон и отвести воду. Проняне все-таки бились, выходя по ночам за водой. Великий князь выставил стражу и расставил князей против всех ворот. Проняне умирали от жажды.

Также имея нужду в различных запасах, великий князь отрядил часть войска с Олегом Владимировичем на Оку. В Ужеске пришла им весть, что из Рязани выступил с полком Роман Игоревич и бьется с лодейниками у Ольгова. Олег поспешил на помощь и победил Романа.

Проняне, не ожидая теперь помощи ниоткуда, сдались, наконец, через три недели, в четверг, 18 октября.

Великий князь, смирив их, дал им князя Олега Владимировича и пошел к Рязани, сажая везде своих посадников. У Доброго, где он хотел переправиться через Проню, пришел к нему епископ Арсений просить о мире, обещая полную покорность его воле.

Всеволод послушал, отошел к Коломне, оттуда на устье Мерской, где опять встретил его епископ с просьбой о пощаде. Рязанцы, держав совет, прислали ему своих князей с княгинями. Всеволод вернулся во Владимир в среду, 21 ноября.

В следующем году Всеволод послал своего сына Ярослава в Рязань на стол (1208). Рязанцы целовали ему крест, но недолго находились у него в послушании, схватили его людей, заковали, посадили в погреба и уморили.

Великий князь тотчас собрался в поход, и Ярослав выехал к нему навстречу, а рязанцы прислали "речь буюю" по своему обычаю и непокорству. Великий князь велел всем людям выйти из города с добром и зажег его, потом пошел к Белгороду и также его сжег. Взял епископа Арсения и прочих рязанцев и отвел с собой во Владимир.

Рязанцы не унимались. Князь Михаил, возвратившись из Чернигова, и Изяслав Владимирович приходили воевать волость Всеволода около Москвы, но были разбиты высланным на них сыном Георгием.

В таком положении находилась Рязань до кончины Всеволода в 1212 году.

Сын его Георгий впоследствии занял великокняжеский стол, отпустил рязанских князей с епископом Арсением и всеми людьми в Рязань.

Недолго прожило спокойно это несчастное семейство, на котором как будто лежала печать особенного гнева Божия. Через пять лет после возвращения из владимирского плена, они собрались на сейм в Исадах: Изяслав, Кир-Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман. Ингварь не успел приехать.

Глеб Владимирович, тот, который и прежде участвовал в клевете на братьев, сговорился теперь с братом Константином перебить их и пригласил в свой шатер, якобы на "честь пиренья". Все шестеро пришли с боярами и слугами, не имея ни малейшего подозрения.

Злодей вооружил своих и братних слуг и скрыл вместе с половцами близ шатра. Началось питье и веселье. Вдруг Глеб и Константин извлекают свои мечи и начинают рубить, сначала князей, своих братьев, потом бояр их и слуг. Погибло множество людей.

Случилось это злодейство на память Святого Пророка Илии, огненного восхождения, 20 июля 1217 года.

Глеб не смог воспользоваться своим злодейством и должен был бежать к половцам, оттуда пришел он с их помощью через два года, но был разбит рязанским князем Ингварем, уцелевшим от побоища, и едва спасся бегством. Говорят, что он сошел с ума.

Рязань, совершенно расстроенная среди этих междоусобий, первая подверглась всероссийскому бедствию.

ОБОЗРЕНИЕ ВНЕШНИХ ВОЙН И ОТНОШЕНИЙ

В продолжение первого, норманнского, периода, Русь находилась в близких связях с норманнами, от которых происходила, и Грецией, куда ходила воевать за славой и добычей и откуда после получила христианскую веру. После кончины Ярослава эти связи значительно ослабли, если не совершенно прекратились, ибо на севере образовались самостоятельные государства: Швеция, Дания, Норвегия, - походов оттуда более не предпринималось; а на юг, к Византии, дорога для Руси закрылась размножившимися восточными ордами, преимущественно половцами; сама русь, племя, разделенное по многим княжествам, не могло предпринять походов, подобных прежним, и пускаться надолго из дома в дальние края.

Война наступательная уступила место оборонительной.

Пагубнее всех для древней Руси были половцы, занявшие место печенегов норманнского периода.

Половцы, кочевое племя, родственное нынешним киргизам, пришедшее из степей из-за Каспийского моря, оттеснили или истребили прочие племена, жившие на север от Каспийского и Черного морей, до нынешней Молдавии, преимущественно между Волгой и Днепром.

Половцы набегали беспрестанно и опустошали южные княжества, в особенности Переяславское и Киевское, и появились, наконец, и со стороны Рязани.

Это были разбойные набеги, подобные крымским набегам XVII и XVIII, и кавказским XIX столетий. Причин искать нечего, кроме желания обогащаться.

К несчастью, в разгар междоусобий князья сами часто прибегали за помощью к половцам и звали их к себе за плату.

Первый пример подали дети Святослава Ярославича, которые и несли за то вину перед нашими предками. Владимир Мономах, в союзе со своим двоюродным братом Святополком, нанес половцам сильные удары; сын его Мстислав загнал их за Дон, Волгу, Яик, но при междоусобии их детей и внуков с Олеговичами они опять поднялись и успели причинить много зла, например, посылая помощь Всеволоду Ольговичу и потом Святополку Ольговичу северскому, связанному с ними родством, в войнах его против великого князя Изяслава Мстиславича.

Половцы мешали южной греческой торговле, и князья, соединенными силами, вспоминая старое время, пошли на них сами войной (1180) и одержали верх. Особенно прославились походы Игоря Святославича северского и Романа волынского.

От половецких набегов по границе русских поселений были возведены валы, остатки которых сохранились до нашего времени.

Русские князья старались также удерживать половцев от набегов дарами, посредством переговоров и брачных союзов (1094, 1107), наконец, посредством поселения на границе других восточных племен, более мирных и склонных к оседлой жизни, на правой стороне Днепра, вплоть до Переяславского и Киевского княжеств по реке Роси.

Средоточием этих поселений был город Торческ на берегу Торчи, впадающей слева в реку Рось, в Таращанском уезде Киевской губернии.

Военные поселенцы, помогая нам содержать стражу против половцев, иногда и изменяли нам, смотря по обстоятельствам, но вообще принимали деятельное участие в судьбах Киевского княжества. В последнее время половцы притихли, и знакомство с оседлым и образованным племенем, вероятно, содействовало укрощению их нравов.

Остатки прочих восточных племен, кочевавших по степям Новороссийским, или смешались с половцами, или подчинились русским князьям и вошли в состав их пограничной стражи.

Поселенные торки, печенеги, берендеи, ковуи, каепичи, известные у нас под именем черных клобуков, соединяясь с остатками военного русского населения, стали после нашествия татар родоначальниками малороссийских и запорожских казаков.

Кроме половцев, древняя Русь имела многих других врагов, которые усилились, благодаря междоусобиям, преимущественно в конце нашего периода.

Ляхи, после Болеславова похода за Святополка, находились по большей части в дружественных отношениях к Руси, и почти все короли польские имели в супружестве русских княжон; они являлись на Руси только с помощью к князьям или родственникам. Заметим, что почти все польские короли дома Пястов имели русское происхождение, от русских княжон, а именно:

Казимир I (ум. 1058), Болеслав II Смелый (ум. 1081), Болеслав III Кривоустый (ум. 1139) по первому браку, Болеслав IV Кудрявый (ум. 1194) по двум бракам, Мстислав III Старый (ум. 1201) по второму браку, Казимир II Справедливый (ум. 1194), Лешек Белый (ум. 1237).

В периоде от Ярослава до татар, из 10 польских королей семеро были женаты на русских княжнах, из них - тремя (Казимир I, Болеслав III, Казимир II) велась собственно династия (исключение составляют: Владислав Герман, Владислав II и Владислав Тонконогий).

К ним следует присоединить Конрада (ум. 1247), сына Казимира и брата Лешка Белого, деда Владислава Локетка, который был женат на русской княжне и стал ближайшим родоначальником следующих королей - даже до Ядвиги, основавшей с Ягайлом литовским новую династию Ягеллонов.

С помощью ляхи приходили - к Изяславу Ярославичу (1068, 1077), Ярополку Изяславичу (1086), Ярославу Святополчичу (1123), Всеволоду Ольговичу (1140, 1146) и проч.

Так точно и русские князья ходили помогать ляхам, например, Мономах и Олег Святославич (1076), Всеволод Ольгович (1142, 1145) и проч.

Из враждебных ляхам князей особенно замечателен теребовльский Василько Ростиславич.

После смерти Романа волынского (около 1206 года) Галицкое княжество стало предметом спора между ляхами, уграми, детьми Романа, киевскими и северскими князьями, призванными от бояр галицких. Лешко Белый, король польский, сын Казимира II Справедливого, помогал то Ольговичам, то детям Романовым, то против них своему тестю Александру Всеволодовичу бельзскому, то действовал в союзе с уграми, наконец, призвал на них князя Мстислава из Новгорода, потом поссорился и с Мстиславом, опять вступил в союз с Андреем угорским, и опять против него, и проч.

Первые сношения с уграми (знакомыми со времени расселения их в Дунайских странах) происходили так же, как и с ляхами, преимущественно вследствие брачных союзов.

Изяслав Мстиславич, великий князь киевский (1146-1153), борясь с Юрием Владимировичем Долгоруким, суздальским, имел себе главного помощника в своем зяте, женатом на родной, младшей сестре его, Евфросинии, - Гейзе, короле венгерском, и против Юрия, и против союзника его Владимирка галицкого.

Со смерти Ярослава Владимирковича (1187) сношения с уграми переменяют свой характер и из родственных, вспомогательных, становятся притязательными: короли решили воспользоваться смятениями, возникшими в Галиче, и покорить его своей власти, но нашли себе противников в русских князьях и в ляхах.

Ятвяги, древнее сарматское племя, дикие обитатели нынешнего Подляшья. Русские походы на них относятся к 1112, 1113, 1120 годам. Их набеги на Волынь 1205, 1207.

Литва, племя древнеславянское, но весьма рано отделившееся от своего корня, попавшие под влияние с одной стороны немцев, а с другой финнов, и занявшее западную, лесистую окраину Русской земли, причисляется к древнейшим данникам Руси, по свидетельству Нестора.

Мстислав, сын Мономаха, предпринимал большой поход на Литву с подручными ему князьями (1132).

В продолжение удельного периода литовцы совершали набеги из своих лесов на области Владимиро-Волынского и Полоцкого, наконец, Новгородского и Псковского княжеств, иногда с успехом (1183, 1213, 1224), иногда с потерей (1193, 1200, 1203).

С чудью (так назывались у нас, по преимуществу, жители Эстляндии), находились в беспрерывных сношениях новгородцы и псковичи, ведя против них большей частью войны наступательные, вероятно, из-за дани, которую те должны были платить со времен Ярослава, построившего в 1030 году город Юрьев (Дерпт) как место опоры для владычества над соседними финскими и леттскими племенами.

Из частных названий чуди и ее владений, по нашим летописям, мы знаем следующие:

Оденпе, Медвежья Голова, на юг от Дерпта.

Кесь - Венден.

Колывань - Ревель.

Чудь Торма - в Дерптском уезде Лифляндской губернии.

Чудь Ерева - в Вейсенштейнском уезде Эстляндской губернии.

Чудь Очела - по верхней части Трейденской Аа, близ границы леттов и эстов.

Чудь Толова - ныне Трикатен у речки Аббель, впадающей в Аа, в 20 верстах от Вольмара.

Лотыголою назывались у нас вообще все летты или латыши.

Зимегола - жители Семигальского княжества, в восточной части Курляндской губернии.

Походы на чудь, более или менее значительные, относятся к годам: 1042, 1079, 1105, 1106, 1111, 1113, 1116, 1123, 1130, 1131, 1133, 1142, 1143, 1149, 1176, 1179, 1186, 1187, 1190, 1191, 1192, 1193, 1200, 1212, 1214, 1217, 1219, 1223.

Все эти походы совершались новгородцами, под предводительством их князей.

Чудь, собственно эсты, в конце этого периода часто призывали русских против утвердившихся в их соседстве немцев.

Но тяжелее русских для финских и литовских племен стали немцы, которые утвердились в устье Западной Двины в начале XIII столетия.

В первый раз бременские купцы появились там в 1159 году и начали торговать вниз по течению реки.

Около 1187 года Мейнгард, латинский священник из Голштинского монастыря Зигеберга, и прежде часто провожавший немецких купцов, которые приплывали в Двину, построил церковь в Икесколе, испросив разрешение полоцкого князя Владимира, которому ливы платили дань. Вскоре после того, летом 1187 года, Мейнгард основал тут мощный замок, и папа Климент III буллами 25 сентября и 1 октября 1188 года, утвердил Мейнгарда епископом икскульским, под ведением бременской митрополии.

Около 1192 года Мейнгард построил большую крепость на Двине. Он умер 12 октября 1196 года.

В 1197 году в страну ливов пришел второй лифляндский епископ, Бертольд. Он пал в сражении против побежденных им ливов, около нынешней Риги, 24 июля 1198 года.

Несмотря на свое поражение, ливы опять поднялись против пришельцев, овладели построенной Мейнгардом крепостью Гольмом и пленили всех христиан.

Около 1 марта 1199 года, бременский каноник Алберт посвящен был третьим лифляндским епископом.

Третьего ливонского епископа Альберта (с 1 марта 1199 года) следует считать основателем немецкого владычества в Балтийском поморье. Одаренный большими способностями, он действовал с одинаковым успехом как проповедник, воин, дипломат, государственный муж. Окинув зорким взглядом вновь открывшееся перед ним поприще, он увидел, что без военной силы сделать на нем ничего нельзя, и потому решил основать крепость в устье Двины, и вместе, для успеха своей проповеди, учредить Орден, по образцу Немецкого Ордена, действовавшего в соседней языческой Пруссии, - мысль, совершенно согласную с духом времени, возбужденным в Европе крестовыми походами. Приглашенные рыцари должны были помогать ему в распространении христианской веры между туземцами и получать себе за то часть покоряемых земель в потомственное владение.

Епископ Альберт весной 1200 года явился из Германии с флотом из 23 судов в стране ливов, опять отнял у них Гольм и освободил христиан в Иксколе. После некоторых сражений заключен был мир с ливами.

В следующем 1201 году посланный им в Рим монах Дитрих исходатайствовал у папы Иннокентия III полномочие Альберту проповедовать и буллу, которой, под страхом отлучения от церкви, запрещалось купцам торговать по реке Аа, в ущерб новому предполагаемому городу.

Летом 1201 года епископ Альберт, возвратившись из Германии, начал строительство Риги. Он предоставил рыцарям Даниилу Баннерову и Конраду Мейндорфу укрепления Лейнварден и Икскуль в ленное право и заключил с курами мирный договор. Духовный конвент был переведен из Икскула в Ригу. Тогда же последовало и учреждение Ордена Христовых рыцарей или Меченосцев.

В 1202 году брат Альберта, Энгельберт, прибыл из Германии с первыми гражданами для города Риги.

Сам епископ Альберт ездил почти каждый год в Германию проповедовать святую войну на севере и привозил с собой охотников, которые, привлекаемые надеждой получить земли во владение, стекались к нему толпами; другие принимали на себя годичную обязанность потрудиться во славу имени Божьего.

Местные племена, - ливы, летты, эсты, не могли оказать достаточного сопротивления, несмотря на постоянную злобу, с которой они смотрели на чуждое племя.

Русские князья увидели свою ошибку, когда допущенные пришельцы на их глазах начали хозяйничать в подданных им странах. Через год после основания Риги полоцкий князь Владимир осадил Икскульскую крепость и заставил ливов платить себе обычную дань.

В 1203 году Альберт построил монастырь в Динаминде, сжег Ашерадеп, где было, видно, русское владение.

С этих пор мы видим беспрестанное колебание здешних обстоятельств и отношений. Немцы все усиливались за счет прибывавшей к ним помощи из отечества, они поднимали голос, и полоцкие пограничные князья в Герцике и Кукенойсе старались снискать их благосклонность, местное население притихало, и наоборот, когда немцы слабели, тогда местные племена поднимались; русские князья возобновляли свои требования; немцы изъявляли покорность и заискивали перед Полоцком, Новгородом и Псковом.

Во всяком случае, основание владения было ими положено. Нужны были только благоприятные обстоятельства, чтобы этому владению утвердиться и распространиться: они наступили - в ослаблении русских князей и в умножении немецких поселенцев. Епископ Альберт заключил с рыцарями договор, по которому предоставлялась им третья часть всех приобретений, что было подтверждено папой и императором.

В 1206 году епископ Альберт посылал поверенного своего аббата Дитриха к полоцкому князю, искать его дружбы, а тот уже собирался идти на него войной, подговариваемый ливами. Нападение не состоялось, потому что Дитрих предупредил своего государя, который смог приготовиться к обороне. Русские посланники провожали аббата до Кокенгаузена и звали епископа для переговоров на реке Огере, а ливы и летты убеждали начать войну. Они начали ее одни, и, овладев крепостью Гольмом, угрожали Риге. Немцы, однако же, успели отнять крепость. Но лишь только епископ отплыл в Германию, как Владимир полоцкий спустился с многочисленным войском по Двине, напал на Икскуль, осадил Гольм и снял осаду, только услышав о приближавшихся латинских судах.

С епископом, в 1207 году, приехало много новых поселенцев, которые тотчас начали наступательные действия. Они напали на удельного полоцкого князя Вячка в Кукенойсе (в марте 1208), несмотря на его сближение с епископом, которого он встретил перед тем со своими мужами, прося помощи против литвы, и принят был с почетом в Риге.

Алберт, еще опасавшийся русской вражды, взял, однако же, его сторону, велел отпустить из плена и дал ему перед новым отъездом в Германию двадцать собственных воинов для охраны и подмоги, вероятно, соглядатаев.

Но Вячко озлился на немцев, которые сожгли его крепость и подвергли его, взятого в плен, унижению. Предполагая Алберта отплывшим, велел умертвить своим русским и преданным ему леттам и селонам данных ему помощников, собрался идти на Ригу с помощью всегда готовых туземцев-язычников.

Между тем, Алберт, задержанный противными ветрами, еще стоял в устье Двины. Раздраженный, в свою очередь, видимым вероломством русского князя, он убедил триста своих спутников остаться в Лифляндии и объявил общий поход на Вячка, созывая к себе всех немцев. Вячко, не в силах бороться, сжег свою крепость и удалился в Русь.

Герцике подвергся участи Кокенгаузена. Алберт пошел на него сам. Город был взят и сожжен. Чтобы опять получить его в свое владение, Всеволод должен был приехать в Ригу, уступить подданные ему волости ливов и леттов и принести присягу в верности епископу. Вот в каком положении были немцы, еще недавно смиренные просители.

По возвращении летом следующего года, Алберт восстановил Кокенгаузен, предназначая эту крепость точкой опоры против литовцев и русских.

Несмотря на такие успехи относительно Кокенгаузена и Герцике, Алберт все еще опасался Полоцка и летом 1210 года, вероятно, потому, что из Германии прибыло мало поселенцев, послан был в Полоцк от имени лифляндских старшин рыцарь Рудольф для заключения мира с полоцким князем.

Рижский посол исходатайствовал свободную торговлю для латинских купцов и отправление в Ригу уполномоченного. Из Полоцка послом назначен был Лудольф смоленский, и по заключенному им осенью договору, ливы обязались платить ежегодно следующую с них дань полоцкому князю или епископ за них.

Между тем, немцы распространяли свои завоевания и к востоку, в Эстляндии, искони тянувшей к Новгороду. В Новгороде сидел тогда воинственный князь, славный Мстислав Мстиславич, который, услышав о действиях немецкого войска в Эстонии, поднялся на Вагрию (к северо-западу от Чудского озера), из Вагрии на Герву, к западу от Вагрии (в Вейсенштейнском уезде Эстляндской губернии, в русских летописях на Чудь Ереву), и, не найдя там немцев, перешел в Гаррию, к северо-западу, и осадил крепость Варболе (в русских летописях Воробьев нос, по-эстонски варблене - воробей), бился несколько дней и, когда жители обещали заплатить 700 марок ногатами дани, воротился восвояси.

В Новгородской летописи сказано, что Мстислав прошел "сквозь землю Чудскую к морю".

Впоследствии храбрый Мстислав ушел сперва в Суздальскую землю, а потом на юг в Галич: если бы он остался в Новгороде, то дела на северо-западе могли бы пойти иначе.

Между тем, немцы, всякий год прибывая, усиливались все более и более: новые свежие силы давали им возможность безопасно воплощать свои замыслы, пользуясь всякими средствами: таким образом, не более как через два года после принятого Албертом на себя обязательства платить дань, в случае нужды, за ливов полоцкому князю, по новому договору Владимир отказался от верховной власти над ливами и леттами и заключил с Албертом торговый и вместе оборонительный договор против литвы. Посредником был князь Владимир псковский, вступивший в родственную связь с епископом и отдавший свою дочь в замужество за его брата.

Этот псковский князь, изгнанный из Пскова за свое сближение с немцами, получил от них поместье в Лифляндии, но ненадолго и, вскоре, должен был спасаться в Русь, как прежде Вячко.

Точно так же Герцике подвергался беспрерывным нападениям (1214 и 1216).

Вероятно, эти князья, Владимир, Всеволод и Вячко, вместе с местными жителями, которые не упускали ни одного случая вредить и мешать немцам, питая непримиримую вражду к ним, убедили полоцкого князя Владимира предпринять большой поход на Ригу. Собралось многочисленное ополчение. Князь готовился к отплытию, как вдруг, уже садясь на суда, упал и скоропостижно умер (1216). Все войско разбрелось, и немцы избежали большой опасности.

Но новгородцы, со своей стороны, осадили Оденпе и потребовали с унганниев большей дани за то, что те перешли от греческого обряда к римскому. Владимир псковский принимал участие в этом походе.

В следующем 1217 году новгородцы с эстами разбили немцев совершенно и заняли Оденпе после жестокой 17-дневной осады. По договору, немцы должны были удалиться в Ливонию. Брат Албертов взят был заложником в Новгород.

Владимир псковский, с сыном и другими князьями, через Унганнию, проник в страну леттов и ливов до епископской области по нижней Аа и правому ее берегу, но был отбит от Вендена и должен был вернуться в Псков, чтобы обороняться от нападавших литовцев.

Алберт, видно, испугался: может быть, и полочане затевали что-нибудь, - а немецкой помощи было недостаточно, - и он отправился в Данию со своими сотрудниками просить короля Вольдемара о помощи от русских и эстов.

Король обещал привести ее в следующем году, за что Алберт отказывался от своих притязаний на Эстляндию, на которую датчане уже давно смотрели с завистью, нападали, еще в 1206 году, на остров Эзель и получили, подобно немцам, от папы Гонория III право на все здешние земли, по мере обращения их в христианскую веру.

Согласно с данным словом, король в следующем году (1219) пристал к берегам Эстляндии и на месте прежнего эстонского укрепления основал сильную крепость Ревель.

Алберту не понравилось, кажется, такое соседство, и он отправился в 1221 году в Италию, к императору Фридриху II, просить у него помощи против датчан, русских и язычников. Император не мог ничего сделать для него и только подал совет о сохранении мира.

Тогда, в крайних обстоятельствах, епископу рижскому не осталось ничего предпринять, как обратиться опять к самому Вольдемару. Король, видно, потребовал верховной власти не только на Эстляндию, но и на Лифляндию, и Алберт вынужден был уступить, при условии согласия своих соотечественников и товарищей.

После, однако же, под предлогом возражений со стороны капитула, ордена и города, благодаря ходатайству архиепископа Андрея, признана была независимость Лифляндии, с обязательством действовать сообща против русских, местных племен и язычников.

Новгородцы в походах 1223 года с Всеволодом Юрьевичем и Ярославом Всеволодовичем, имели временный успех. Заняв Оденпе и Дерпт, Ярослав осаждал и Ревель, но должен был отступить от крепости.

Посаженный новгородцами в Дерпт, Вячко был осажден немцами в 1224 году, и, после отчаянного сопротивления, вследствие неподоспевшей помощи, был совершенно разбит, крепость взята и сожжена, защитники истреблены, и между ними пал мужественный Вячко.

Той же участи подверглись остальные русские в Феллине, Кукенойсе и прочих городах.

Местные племена, - ливы, летты, и особенно эсты, постоянно поднимались с оружием в руках, побуждали к этому князей полоцких, псковских и новгородских, к которым, несмотря на прежние войны, они чувствовали все-таки больше расположения, чем к немцам. Ни одного года не проходило в покое с их стороны, но все усилия их были напрасны, тем более, что между собой они не могли соглашаться подолгу и действовать вместе, часто ссорились и даже ходили друг на друга войной, чем смышленые пришельцы умели пользоваться, и, наконец, покорили их совершенно, начав с торговли, продолжив введением христианской веры и закончив поселениями и завоеваниями.

Христианская вера, введенная между некоторыми из латышских и чудских племен посредством русских проповедников из Полоцка, Пскова и Новгорода по православному греческому учению, была насильственно заменена римским - папским. Так, например, под 1214 г. у ливонского летописца есть известие, что чудь толова обещала епископу перейти от греческого исповедания к римскому. В 1216 году Владимир псковский требовал от унганнов большей дани за то, что они перешли к новым проповедникам.

Вместе с немцами явились на Балтийское поморье, как выше показано, другие враги, пытавшиеся отнять у русских здешние владения, - датчане и шведы, потомки древних норманнов-варягов.

Датчане начали свои нападения на Эстляндию в 1193-1197 годах.

Летом 1206 года Вольдемар, король датский, по примеру немецких рыцарей, предпринимал поход на остров Эзель.

Папа Гонорий III предоставил (1218) датскому королю, по его просьбе, всю землю, которую он отнимет у языческих эстов.

В 1219 году им был основан город Ревель на месте старой эстонской крепости.

Немцы столкнулись было с датчанами, но после кратковременных раздоров договорились действовать сообща против русских и язычников, что и начали исполнять к обоюдной пользе.

Шведы явились сначала в западной Эстляндии, а потом избрали целью своих нападений ижорскую Новгородскую пятину.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ОБЩЕЕ ОБОЗРЕНИЕ МЕЖДОУСОБНЫХ ВОЙН ВО ВСЕЙ РУССКОЙ ЗЕМЛЕ ДО МОНГОЛЬСКОГО ИГА

Обозрение начинается с первого года по кончине Ярослава (1055-1240)

Черточками обозначаются мирные годы. Двойными черточками означаются годы набегов и войн половецких, как в этом общем обозрении, так и в следующих частных, то есть в Киевском, Черниговском и Переяславском княжествах; в прочих княжествах черточками обозначаются вообще годы внешних войн.

= - - - - =

- - - 1064 - 1066 = 1068 1069 -

1071 - 1073 - - - 1077 1078 = =

1081 - 1083 1084 1085 1086 - - - -

- = = 1094 1095 1096 1097 1098 1099 1100

1101 - = 1104 - = = - = =

- - - - - 1116 1117 - 1119 -

= - 1123 - = - 1127 = - -

= - - - 1135 1136 1137 1138 1139 =

1141 1142 - 1144 - 1146 1147 1148 1149 1150

1151 1152 1153 1154 1155 1156 1157 1158 1159 1160

1161 1162 - - = 1166 1167 1168 1169 1170

1171 1172 - 1174 1175 1176 = 1178 - 1180

1181 - = = 1185 1186 = - - -

= - = - 1195 1196 - = - -

= 1202 1203 - = 1206 1207 1208 - -

- - - 1214 = 1216 1217 - 1219 -

- - - - - 1226 - - - -

1231 1232 - 1234 1235 - - - - -

Набеги половецкие

1054 1061 1067 1071 1078 1079 1080 1085 1092 1093 1095 1096

1106 1107 1113 1125 1128 1135 1136 1139 1140 1146 1147 1152

1154 1155 1160 1161 1162 1167 1172 1173 1174 1177 1179 1183

1184 1185 1187 1188 1190 1193 1201 1206 1207 1215

Русские походы на половцев

1103 1109 1110 1111 1116 1120 1152 1153 1160 1168 1170 1180

1185 1191 1193 1198 1201 1205

Киевское княжество

- - - - - -

- - - - - - - 1068 - -

- - 1073 - - - 1077 - = =

- - - - = - - - - -

- - = - = = - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - 1135 1136 - - 1139 =

- - - - - 1146 - - 1149 1150

1151 - - 1154 = - - 1158 - 1160

1161 - - - = - 1167 - - 1170

- 1172 1173 1174 1175 1176 = - - 1180

- - - - - - = - - =

- - = - - 1196 - - - -

= 1202 1203 - - - 1207 - - -

- - - 1214 - - - - - -

- - - - - - - - - -

1231 - - - 1235 - - -

Поход на литву 1132, 1193

Черниговское княжество (вместе с Северским и вятичами)

- - - - - -

- - - - - - = - - -

- - - - - - - 1178 - =

- - - - - - - - - -

- - = 1094 - 1096 - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - 1127 - - -

- - - - 1135 1136 - - 1139 -

1141 1142 - - - 1146 1147 1148 1149 -

- 1152 - 1154 - - 1157 - 1159 1160

- - - - - - - - - -

- - - 1174 1175 - - - - -

- - - - - - - = = -

- - - - - 1196 - - - -

- - - - - - - - - -

- - - 1214 - - - - - -

- - - - - - - - - -

1231 - - 1234 -

Переяславское княжество (вместе с Курским)

- - - - - -

= - - - - - = - - -

- - - - - - - - - -

- - - = = - - - - -

- = - = = = - - - -

- = - - = = = - - -

- - = - - = = - - -

- - - - - - - = - -

- - - - 1135 1136 - 1138 1139 -

- 1142 1143 - - - 1147 - 1149 1150

1151 1152 - 1154 - - - - - -

1161 1162 - - - - - = - -

- = - = - - - - = -

- - - - - - - - - -

- - = = = - - - - -

- - - - - 1206 1207 - - -

- - - - = 1216 - - - -

- - - - - 1226 - - - -

- - - - - - -

Владимиро-Волынское княжество

- - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - 1077 - - -

- - - 1084 1085 1086 - - - -

- - - - - - 1097 1098 1099 1100

1101 - - - - - - - - -

- = = - - - 1117 - - -

- - 1123 - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - 1149 1150

1151 - - - 1155 1156 - - - -

1161 - - - - - - - 1169 -

1171 - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - 1196 - - - -

- - - - = - 1207 - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - = - = -

- 1232 - - 1235 - - - - -

Войны с ятвягами: 1112, 1113, 1196, 1205, 1227, 1229, 1235 обозначены двойными черточками.

Галицкое княжество

- - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - 1086 - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - 1144 - 1146 - - - -

- 1152 1153 - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - 1206 - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - 1234 1235 - - - - -

Войны с уграми и ляхами занимают все начало XIII столетия до нашествия монголов.

Туровское княжество

- - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - 1135 - - - - 1140

- - - - - 1146 - - - -

- - - - - - 1157 - - 1160

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

Полоцкое княжество

- - - - - -

- - - - - 1066 - 1068 - -

1071 - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - 1104 - - - - - - -

- - - - - 1116 - 1118 1119 -

- - - - - - 1127 - 1129 -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - 1158 1159 1160

1161 1162 - - - 1166 - 1168 - -

- - - - - - - 1178 - 1180

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

Полоцкие князья воевали с литвой 1159, 1161, а в XIII веке с немцами, которыми и были отчасти покорены.

Смоленское княжество

- - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - 1095 - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - 1147 - - -

- 1152 - - - - - - 1159 -

- - - - - - - 1168 - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - 1195 1196 - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- 1232 - - - - - - - -

Рязанское княжество

- - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - 1177 - 1179 -

- - - - 1185 1186 - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - 1207 1208 - -

- - - - - - 1217 1218 - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

Суздальское княжество

- - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - = - - 1096 = - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - 1134 - - - - - -

- - - - - - - 1148 - -

- - - - - - - - - -

- - - = - - - - 1169 -

- - = 1174 1175 - 1177 - - 1180

1181 - - = - = - - - -

- - - - - - - - - -

- = - - - - - 1208 = =

- - - - - 1216 - - = =

- - - - - = - = = -

- = - - - - - - - -

Войны с болгарами: 1087, 1120, 1164, 1173, 1184, 1186, 1219, 1220.

Войны с мордвой: 1103, 1212, 1226, 1228, 1229, 1232.

Новгородское княжество (вместе с Псковским)

- - - - - -

- - - - - 1066 - - 1069 -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - 1139 -

- - - - - - 1147 - 1149 -

- - - - - - - - - -

- - - - - - 1167 - 1169 -

- - - - - - - 1178 - -

1181 1182 - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

- - - - - - - - - -

Войны с чудскими племенами, емью (в южной Финляндии), заволоцкой чудью (за Онегой, по Двине), зимеголой (в восточной части Курляндии), чудью очелой (в Эстляндии), чудью еревой (в Эстляндии), югрой (около северного Урала), лотыголою (ливонскими латышами), тоймакарами (по реке Тойме, впадающей в Северную Двину, на границах Архангельской и Вологодской губерний): 1042, 1079, 1105, 1106, 1111, 1113, 1116, 1123, 1130, 1131, 1133, 1142, 1143, 1149, 1176, 1179, 1186, 1187, 1190, 1191, 1192, 1193, 1200, 1212, 1214, 1217, 1219, 1223, 1227, 1228.

Войны с немцами: 1217, 1219, 1222, 1224, 1228, 1232, 1233, 1234, 1237.

Войны со шведами: 1142, 1169.

Войны с литвой: 1191, 1200, 1203, 1210, 1213, 1217, 1223, 1224, 1225, 1229, 1237.

Места, бывшие поприщем междоусобий в княжествах

1064: Тмуторакань; 1066: Новгород, Минск, Немиза; 1068: Киев, Полоцк; 1069: Новгород; 1071: Полоцк, Голотическ; 1073: Киев; 1077: Киев, Волынь; 1078: Сожица, Нежатина нива, Чернигов; 1081, 1083: Тмуторакань; 1084: Владимир; 1085: Луцк; 1086: Перемышль; 1094: Чернигов; 1095: Смоленск; 1096: Чернигов, Стародуб, Муром, Ростов, Суздаль; 1097-1101: Волынь, Бужск, Всеволож, Владимир, поле Рожне, Берестье; 1104: Минск; 1116: Рша, Дреговичи, Слуцк, Копыс, Друцк, Минск; 1123: Владимир; 1128: Чернигов, Полоцкое княжество; 1135: Дубна, Жданова гора, Чернигов, Переяславль, перед Киевом за Днепром, Городец; 1136: Переяславль, Киев, Чернигов, Вышгород, Триполь, Красный, Василев, Белгород, по Желани; 1137: Псков; 1138: Переяславль, Чернигов; 1139: Переяславль, область Туровская, Владимирская, Торжок; 1141: города Переяславские, Чернигов; 1142: Переяславль, около Гомия; 1144: Галичская область; 1146: Звенигород, Киев, туров, страна Северская, Севск, Болдыж, Карачев, Дедославль, Рязань; 1147: Новый Торг, Мста, Смоленская область, устье Протвы, верх Угры, вятичи, Любеч, Чернигов, Курск, Посемье, Попашь, Уневеж, Белавежа, Бохмач, Вьяхань, Всеволож, Глебль, Городок, Брягин, Переяславль; 1148: Чернигов, Боловос, Коснятин, обапол Волги, Углече поле, Молога, до Ярославля; 1149: Переяславская область, Янчино сельце, Киев, Луцк, Шумск, Чемерин; 1150: Пересопница, Гольско, Киев, Переяславль, Болохов, Мунарев, Володарев, Звенигород, Тумашь, Ольшаница, Стугна, Чертов лес, города Волынские, Луцк, Пересопница, Зареческ, Мыльск, Горынь, Хотрия, Корецк, Случь, Ушеск, р. Ушь, Святославова криница, Мичьск, Тетерев, Белгород; 1151: Переяславль, Родунь, Днепр до устья Десны, Витичево, Зарубский брод, Киев, Белгород, Вернев, Бзяница, Звенигород, Василев, реки Рут и Рутец, Перепетово поле, Переяславль, Городок, Бужск, Сапогынь; 1152: Городок, путь из Киева через Дорогобуж, Пересопницу, в Галицкое княжество, Перемышль, река Сан, земли вятичей, Мценск, Спаск, Глухов, Чернигов, Моравийск, Новгород Северский, Рыльск, земля вятичей, Новгород; 1153: Через Тихомль, реку Серет, в Галицкое княжество, Теребовль; 1154: Переяславль, Пирятин, Чернигов, Боловос, Стародуб, Моравийск, Киев; 1155: Пересопница, Луцк; 1156: Березов, Подесненские города, Всеволож, Владимир Волынский, Дорогобуж; 1157: Чернигов, Туров; 1158: Друцк, Минск, Белгород, вятичи; 1159: Минск, Путивль, Вырь, Чернигов, река Десна, Гостяничи, Зарытый и Вщиж, Туров; 1161: Минск, Переяславль, Киев, Белгород; 1162: Городец, Пересопница; 1166: Стародуб, Новгород Северский, Полоцк, Витебск; 1167: Новый Торг, Луки, в Русе, около Киева; 1168: Полоцкая волость, Киевское княжество; 1169: Киев, Вышгород, Торопец, за Волоком, Дорогобуж, Шумск и прочие города на Волыни, Новгород; 1170: Новгород, Триполь, Киев, Вышгород, Михаилов; 1172: Киев, Вышгород, Торческ; 1175: Владимир (Залесский), Чернигов, Лутава, Моровийск, Стародуб, Новгород Северский, Киев, Суздальская область, Сверельск; 1176: Киев, Триполь, Витичев, Белгород, Липицы, около Юрьева, Москва, Рязань, Владимир, Прускова гора; 1179: Рязань, Борисов; 1180: Торжок, Волок Ламский, река Влена, Дмитров, Друцк, в Киевской области, на Волге; 1181: Волга, Торжок; 1185: Рязанское княжество, Пронск, Полоцкое княжество; 1186: Рязанское княжество по Оке; 1195: Смоленская область; 1196: Черниговская, Киевская, Владимирская и Галицкая области, Перемышль, Каменец, вятичи; 1202: Киев; 1293: Киев; 1206: Галич; 1207: Галич, Киев, Триполь, Белгород, Владимир Волынский, Переяславль, Рязань; 1208: Рязань, Белгород, около Москвы, река Дроздна; 1213: Кострома, Ростовская область; 1214: Черниговское княжество, Речица, Вышгород, Киев; 1216: Верховье Волги, Зубцов, Вазуза, Коснятин, берега Волги, Шоши, Дубны, Сары около Твери, Переяславль, Юрьев, Липицы; 1217: Рязань; 1219: Рязань; 1226: Курск; 1231: Киев; 1232: Серенск, Мосальск, Тихомль; 1234: Полоное, Чернигов, города по Десне, Хороборь, Сосница, Сновск, Торческ, Галич; 1235: Суздаль, Киев, Перемышль, Галич, Каменец.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

РУССКИЕ КНЯЖНЫ, ОТДАННЫЕ В ЗАМУЖЕСТВО ЗА ИНОСТРАННЫХ ГОСУДАРЕЙ

Анна, дочь великого князя Ярослава Владимировича, жена Генриха I, короля французского.

Анастасия, дочь Ярослава Владимировича, жена Андрея I, короля венгерского.

Евпраксия Всеволодовна, дочь великого князя Всеволода Ярославича, жена Генриха IV, императора германского.

Евфимия Владимировна, дочь великого князя Владимира Мономаха, жена короля венгерского Коломана.

Евфимия Глебовна, дочь черниговского князя Глеба Святославича, жена греческого царевича (Алексия IV?).

Евфросиния Мстиславовна, дочь великого князя Мстислава I Владимировича, жена Гейзы II, короля венгерского.

Елена Всеволодовна, дочь князя Всеволода Мстиславича бельзского, жена Казимира II, короля польского.

Елизавета Ярославна, дочь великого князя Ярослава I Владимировича, жена Гаральда, принца норвежского.

Звенислава Всеволодовна, дочь великого князя Всеволода Ольговича, жена Болеслава, князя вратиславского.

Мария-Доброгнева Владимировна, дочь великого князя Владимира Святославича, жена Казимира I, короля польского.

Мария-Доброгнева Владимировна, дочь великого князя Владимира Мономаха, жена греческого царевича Леона.

Передслава Святополковна, дочь великого князя Святополка Изяславича, жена королевича венгерского Николая.

Сбыслава Святополковна, дочь великого князя Святополка Изяславича, жена Болеслава III Кривоустого, короля польского.

Неизвестная русская княжна за польским королем Владиславом Плешивым.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

ИНОСТРАННЫЕ КНЯЖНЫ, БЫВШИЕ ЗА РУССКИМИ КНЯЗЬЯМИ

Анна, сестра греческих императоров Василия и Константина, жена великого князя Владимира Святославича.

Анна, жена великого князя Ярослава I (см. Ингигерда).

Бановна, дочь Бана, жена князя Владимира Мстиславича.

Болгарыня, жена великого князя Владимира Святославича, мать Свв. Бориса и Глеба.

Варвара, дочь императора византийского Алексия Комнина, жена великого князя Святополка.

Гида, дочь английского короля Гаральда, жена Мономаха.

Гречанка, жена Ярополка и потом Владимира Святославича.

Ингигерда (Анна, Ирина), дочь Олофа, короля шведского, жена Ярослава I Владимировича.

Кончаковна, жена князя Владимира Игоревича.

Кунигунда, графиня Орламиндская, жена князя Игоря Ярославича.

Мария, ясыня, жена великого князя Всеволода Юрьевича.

Ода, дочь Леопольда, графа Штадского, жена князя Вячеслава Ярославича.

Рогнеда-Горислава Рогволодовна, дочь князя полоцкого Рогволода, жена великого князя Владимира Святославича.

Половчанка, дочь Аепина, внучка Осенева, жена великого князя Юрия Владимировича.

Половчанка, дочь Аепина, внучка Гиргенева, жена северского князя Святослава Ольговича.

Половчанка, дочь Тугоркана, жена великого князя Святополка Изяславича.

Тамара, царица грузинская, жена князя Юрия Андреевича.

Христина, дочь короля шведского Инга Стенкильсона, жена великого князя Мстислава Владимировича.

Чешка, жена великого князя Владимира Святославича.

Юрьевна Кончаковича, жена князя Ярослава Всеволодовича.