Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.
К оглавлению
ГЛАВА 3
КРАСНАЯ ИМПЕРИЯ
Первая в Российской империи перепись населения, проведенная в 1897 г., показала, что ее население (за исключением Великого княжества Финляндского) составляло 126 млн человек. [Данная глава представляет собой краткое изложение моей книги «Образование Советского Союза: коммунизм и национализм, 1917–1923», впервые опубликованной в США в 1954 г.; пересмотренное издание было выпущено десятью годами позднее. Эта работа опиралась на обширную документацию, вполне достаточную для моего исследования, за исключением новых материалов, ставших доступными после 1964 г. и заставивших меня пересмотреть некоторые положения.]. Численность русских при этом зависела от того, как было определено само понятие «русский». Царское правительство объединяло под этой категорией три группы славян, которые в двадцатом столетии были признаны отдельными народами: собственно русских, или «великороссов» (56 млн); украинцев, или «малороссов» (22 млн); и белорусов (6 млн). Вместе они составили две трети населения империи. [Приводимые цифры взяты из кн.: Общий свод… первой всеобщей переписи населения… 1897 года / Под ред. Н.А.Тройницкого. В 2 т. СПб., 1905]. Если бы к украинцам и белорусам отнеслись тогда как к отдельным народам, русское (или, точнее, русскоязычное) население осталось бы в меньшинстве и составило 41,2 %. Именно для того, чтобы скрыть этот нелицеприятный факт, царский режим и подавлял с такой примерной жестокостью украинский национализм, вплоть до запрета издавать печатную продукцию на украинском языке.
Белорусы и большинство украинцев исповедовали общую с великороссами религию, а в те времена, когда конфессиональная принадлежность брала верх над национальной, это являлось определяющим фактором. В том, что касалось продвижения по гражданской и военной службе, царское правительство относилось к трем славянским православным группам одинаково, и это способствовало ассимиляции. Ассимиляции способствовали и смешанные браки: согласно переписи 1926 г., в которой раздельно регистрировались национальность и языковые предпочтения, каждый седьмой украинец и белорус считал русский своим родным языком.
Тем не менее различия между тремя группами восточных славян были значительнее, нежели сходство между ними. С четырнадцатого по восемнадцатый век украинцы и белорусы являлись подданными польско-литовского содружества, Речи Посполитой, — государства католического, культурно тяготевшего к Западной Европе. В результате вплоть до середины восемнадцатого века (когда они попали под российское владычество) обе эти группы находились под значительно более сильным влиянием Запада, нежели великороссы. В частности, и украинцы, и белорусы имели гораздо менее длительный опыт общения с теми институтами, которые в значительной степени определили бытие великороссов: наследственной монархией, крепостным правом и общинным землевладением. К началу XX века ни одна из этих групп не была полностью сформировавшейся нацией в современном значении этого слова, и чувство культурной самобытности свойственно было в основном тонкому слою национальной интеллигенции. Подобно великороссам, большинство украинцев и белорусов видели в себе членов православного сообщества и граждан той губернии, где им случилось проживать. Украинское националистическое движение, поощряемое и финансируемое Австрией с целью ослабления России, получило сколько-нибудь значимое распространение только во время революции и гражданской войны.
Перепись 1897 г. показала, что в России проживали представители 85 языковых групп, самые мелкие из них исчислялись сотнями человек. Интересные для антрополога и этнографа, для историка они имеют весьма небольшое значение.
С политической точки зрения самой активной национальной группой в России являлись 8 млн проживавших в ней поляков. В российское подданство они попали вследствие раздела Польши в восемнадцатом веке и Венского конгресса 1815 г. В наказание за два восстания (1830–1831 и 1863–1864) к 1900 г. поляки были лишены права на самоуправление: в 1863 г. все следы польской государственности были уничтожены, само название «Польша» исчезает с русских географических карт. Хотя поляки и были славянами, их католицизм заставлял русских относиться к ним как к чужакам. [Несколько миллионов украинцев, живших в западных губерниях, приняли в шестнадцатом веке католицизм с условием, что им позволят придерживаться восточного обряда. Царское правительство и православные власти относились к униатам как к изменникам.]. Трудно понять, каким образом Россия надеялась удержать в постоянном подчинении древний, в культурном отношении гораздо более развитый, чем большинство ее населения, народ. Однако империя слишком нуждалась в Польше, чтобы от нее отказаться: если украинцы и белорусы давали русским возможность удерживать за собою численное превосходство в государстве, то Польша служила форпостом и позволяла распространять политическое и военное влияние на Европу. Некоторые польские мыслители считали, что Россия может претендовать на статус европейской державы, только удерживая Польшу.
Следующими по численности оказывались татары и народы Средней Азии, исповедующие ислам и населяющие широкие пространства от Черного моря до Тихого океана. По большей части они являлись потомками кочевых народов, завоевавших в тринадцатом веке Киевское государство, а также мигрантов, пришедших в свое время от китайской границы в южные русские степи. Некоторые из них продолжали кочевой образ жизни или сезонные кочевки вместе со скотом, другие осели и занялись торговлей и ремесленничеством. Селились они в основном в трех районах. Самым обширным была Средняя Азия, где жило 7 млн мусульман, некоторые из них тюркского, другие — персидского происхождения, часто они мешались между собой. Следующий район поселения мусульман, и самый древний за время российского владычества, помещался в среднем течении Волги и на Урале. Там жило 2 млн татар, занимавшихся торговлей и земледелием, и 1,3 млн башкир, по большей части — кочевников. Третье средоточие мусульманских поселений находилось на Северном Кавказе и к югу, в Закавказье (там жили азербайджанцы, дагестанцы, чечены и т. д.), а также на Крымском полуострове. Всего в России проживало примерно 14–15 млн мусульман, что составляло 11 % населения империи.
Правительство относилось к ним снисходительно, поскольку не видело в них политической опасности. В 80-х гг. девятнадцатого века среди волжских и крымских татар возникло культурное движение, известное как джадидизм; так же, как и у еврейского движения Просвещения, главной задачей его была реформа образования. Потенциально националистическое, движение это до революции не ставило перед собой политических задач. Кочевые тюркские племена вели автономное существование, и в девятнадцатом веке правительство воспрепятствовало вторжению славян на их пастбища. Большинство мусульман освобождались от призыва на военную службу.
Россия получила Финляндию в 1809 г. от Швеции, как подарок Наполеона. Финляндия в пределах Российской империи представляла собой полусуверенное государство с собственной легислатурой: русский царь правил ею как великий князь, подчиняясь ограничениям, налагаемым на его деятельность конституцией. Население Финляндии не подчинялось общероссийским законам, в том числе и воинской повинности. Такое положение дел удовлетворяло обе стороны вплоть до конца девятнадцатого века, когда российская бюрократия начала посягать на автономные права Финляндии. В результате возникло финское националистическое движение.
В Балтийских губерниях, называемых тогда Курляндией, Лифляндией и Эстляндией, преобладающим политическим элементом были немцы; они владели большей частью земель и контролировали торговлю. Ни одна национальная группа в России не выказывала большей лояльности по отношению к царскому режиму, чем прибалтийские немцы, и в знак признательности российское правительство давало им свободу в управлении этими губерниями. Латыши и эстонцы составляли низшие сословия — крестьянство и промышленный рабочий класс.
Грузины (1,4 млн) и армяне (1,2 млн), проживавшие в Закавказье, являлись православными христианами, но подчинялись автокефальным церковным властям. Живя в окружении враждебно настроенных по отношению к ним мусульман, они для безопасности искали союза с русскими. В конце восемнадцатого века грузины попросили русской помощи и подписали соглашение о протекторате России, которое та нарушила в 1801 г., присоединив Грузию к себе. Армения была присоединена к России в начале девятнадцатого века, после отделения от Оттоманской империи, где продолжало проживать большинство ее населения.
5 миллионов российских евреев имели особый статус. Напуганные зародившейся в давние времена новгородскомосковской ересью «жидовствующих», православные власти настояли на том, чтобы иудеям не было доступа на собственно русские территории. Эта политика нашла поддержку среди российского купечества, которому в силу низкого уровня профессиональной культуры было трудно конкурировать с торговцами-евреями. До середины восемнадцатого века евреев в России не было. Затем ситуация резко изменилась, поскольку в результате трех разделов Польши Россия приобрела более миллиона подданных-евреев. Прирост среди еврейского населения шел крайне быстрыми темпами: несмотря на постоянный отток эмигрантов, к началу нынешнего века оно составляло самую большую неславянскую национальную группу в Российской империи. Более того, это стало самой многочисленной еврейской колонией в мире, а Россия сделалась центром талмудической учености, еврейской культуры и сионизма.
Екатерина Вторая сделала попытку распространить на евреев гражданские права, но должна была отказаться от нее под давлением по-прежнему враждебно настроенного к ним купечества и поляков. К началу девятнадцатого века установилось правило, согласно которому евреи, за малыми исключениями, могли проживать только на территориях, принадлежавших до того Речи Посполитой (регионы эти стали известны под именем «черты оседлости»). Помимо этого еврейство причислили к мещанскому сословию, что вынуждало его жить исключительно за счет ремесленничества и торговли и делало недоступными занятие сельским хозяйством, гражданскую и военную службу. Материальное положение евреев, быстро обраставших огромными семьями и не имевших возможности выбраться за пределы маленьких городков (местечек) в черте оседлости, было тяжелым и ухудшалось день ото дня: многие начали бежать от трудностей и от начавшихся в 1881–1882 гг. погромов в Западную Европу и Америку. Некоторые смогли все же закрепиться в самой России, либо получив необходимое для этого образование, либо дав взятку в полиции; многие, особенно молодежь, занялись революционной деятельностью. Высшее чиновничество считало евреев самой опасной национальной группой — не только ввиду участия их в радикальных движениях, но также из-за противления ассимиляции, связей российской колонии с иудеями за рубежом и из-за распространения в их среде капиталистического предпринимательства, что, по мнению властей, могло дестабилизировать сельскохозяйственную экономику в стране.
Евреи сталкивались с враждебным отношением не только со стороны царских властей. В черте оседлости они сформировали социоэкономическую группу, главным признаком которой стало религиозное единство, заняв место среднего класса между католической и православной аристократией с одной стороны и православным крестьянством с другой. Культурно превосходя свое окружение, евреи, выделявшиеся уровнем образования (практически все мужчины среди них были грамотны), крепкими семейными связями и трезвым образом жизни, вызывали зависть, что подготовило почву для погромов периода гражданской войны.
Если не считать поляков, претендовавших на полный суверенитет и расширение своего государства за счет российских территорий, и, может быть, финнов, прочее нерусское население империи не доставляло царским властям особенных хлопот. То, что получило впоследствии название «национального вопроса», представляло в те годы скорее потенциальную, нежели реальную угрозу целостности империи в том смысле, что распространение массового просвещения и грамотности и секуляризация жизни вели в результате к повышению национального самосознания. Как правило, отношение властей к национальным меньшинствам находилось в обратно пропорциональной зависимости от уровня культурного развития последних: чем выше поднимался их уровень жизни и образования, тем опаснее они представлялись и тем более внимательного присмотра требовали.
Национальное сознание среди нерусского населения получило дополнительный стимул во время революции 1905 г. и последовавших за ней конституционных преобразований. В 1905–1906 гг. основные национальные группы собирали съезды, на которых выражали свои претензии и формулировали требования. Во время кампании по выборам в Государственную думу многие меньшинства выставляли собственных кандидатов. Часто они примыкали к русским партиям, обычно либеральным (кадетам) или к социалистам, но при этом у них сохранялась своя повестка дня и велись фракционные совещания. Значительное количество украинцев голосовало за Украинскую социал-революционную партию (УГТСР) и за Украинскую социал-демократическую партию (УСПД). Мусульмане — члены Думы сформировали Мусульманский совет, включавшийся в разработку законодательных программ, имевших отношение к их избирателям. Имелись национальные партии, представлявшие армян (среди которых лидировала националистическая, Дашнакцутюн), евреев, азербайджанцев. Все эти партии и группировки (за исключением, как всегда, поляков) стремились расширить права представляемых ими народностей в пределах неделимой Российской империи; их лидеры были уверены, что наступление демократии и расширенное самоуправление в стране в целом само по себе удовлетворит их частные требования.
Принимая во внимание, какую исключительно важную роль предстояло сыграть национальному вопросу в революции и гражданской войне, кажется удивительным, насколько ничтожным вниманием он пользовался в России: даже активно принимавшие участие в политике интеллектуалы считали национализм и национальный вопрос проблемами маргинальными. Подобная установка явилась результатом сочетания определенных исторических и географических факторов. В отличие от европейских империй, образовавшихся только после формирования национальных государств, Российская империя складывалась одновременно с государством: исторически два эти процесса были в ней почти неразличимы. Кроме того, Россия — не морская держава, ее колонии явились территориальным продолжением ее собственных земель и не отделялись от нее океаном, как владения европейских государств. Это географическое обстоятельство делало затруднительным четкое разделение на метрополию и империю. В той мере, в какой большинство образованных русских вообще задумывалось над данной проблемой, они ожидали, что национальные меньшинства в России со временем ассимилируются, а страна их, подобно США, превратится в единую нацию. Для такой аналогии было мало оснований, поскольку Российская империя, в отличие от Штатов, население которых, за исключением вывезенных из Африки рабов и коренных индейцев, состояло из добровольных переселенцев, складывалась исторически из территорий, завоеванных с помощью оружия. Тем не менее установка эта глубоко укоренилась, что мы могли наблюдать на примере белых генералов, выражавших в данном случае общественное мнение.
Российские политические партии относились к национальному вопросу небрежно: ни одна не оказалась готова предвидеть возможный распад империи и национальную рознь. (Большевики после 1913 г. стали исключением из правила, но, как будет показано ниже, борьба их за право наций на самоопределение была не более чем тактической уловкой: Ленин тоже желал, чтобы империя продолжала существовать.) С точки зрения социалистических партий, любое проявление национализма являлось наследием капитализма, орудием, к которому прибегали «правящие классы», чтобы посеять рознь среди масс. Либералы считали, что демократизация и региональная автономия удовлетворят все законные требования национальных меньшинств. Правые партии хотели видеть Россию «единой и неделимой». Царское правительство, со своей стороны, проводило пагубную политику пренебрежения: оно сурово расправлялось с сепаратистскими движениями, особенно в среде поляков, но верило, что время работает на него и что в итоге все меньшинства, уступая политическому и экономическому превосходству России, растворятся в ней. Политика эта могла быть оправдана только при условии, что положение в России оставалось бы относительно стабильным и правительство осуществляло эффективный контроль над жизнью страны.
* * *
В считанные дни после начала Февральской революции национальный вопрос встал чрезвычайно остро. Падение царизма дало разнообразным этническим группам возможность не только заявить свои претензии, но и настаивать на их немедленном удовлетворении. Требования, которые в населенных русскими районах принимали экономический, социальный или политический характер, в нерусских регионах сливались в форме национализма. Так, например, для кочевников — киргизов и казахов — отнявшие их пастбища русские поселенцы становились не классовыми, но национальными врагами. Для украинского крестьянина перспектива делиться полученной в 1917–1918 гг. землей с пришедшими с севера русскими тоже принимала вид национальной проблемы.
Первыми выступили украинцы, сформировавшие 4 марта 1917 г. в Киеве региональный совет, названный Центральной Радой. Поначалу умеренные в своих требованиях, лидеры украинских националистов становились все более радикальными по мере того, как слабло общероссийское правительство. 10 июня Рада издала манифест, названный в память о воззвании казачьих гетманов в семнадцатом веке «Универсалом», и в нем заявила о себе как о единственном органе, уполномоченном говорить от имени украинского народа: отныне, говорилось там, Украина сама будет распоряжаться собственной судьбой. «Универсал» оказался первым открытым вызовом, брошенным Временному правительству национальным меньшинством: несмотря на то, что Рада не потребовала впрямую независимости, она учредила вскоре местное правительство, начавшее вести себя со всех точек зрения как верховный орган. В августе 1917 г. Временное правительство, уже непоправимо ослабшее, вынуждено было, не имея другого выхода, признать все требования Рады.
На этой стадии украинский сепаратизм все еще оставался движением интеллигенции, которую поощряли и поддерживали деньгами австрийцы и немцы. [В книге «Образование Советского Союза» я не уделил практически никакого внимания той роли, которую играли страны Четверного Союза в подъеме национализма среди национальных меньшинств в России в период революции, поскольку тогда, когда писалась эта книга (1950–1953), архивы Министерства иностранных дел Германии были недоступны для исследователей. Информация, полученная нами с тех пор, позволяет сделать вывод, что поощрение и поддержка националистических настроений среди национальных меньшинств являлась важным элементом в стратегии стран Четверного Союза, направленной на ослабление и развал России.]. Однако в течение 1917 г. оно приобрело массовый характер вследствие специфики аграрного вопроса в этом регионе. Черноземные угодья в южных губерниях Российской империи были более плодородными, чем земли в Великороссии, а потому и более ценными. У украинцев и казаков не было поэтому никакого желания участвовать в общем переделе, потому что тогда им пришлось бы делиться той землей, которой они завладели или надеялись завладеть вследствие революции, с безземельными и малоземельными общинными крестьянами с севера. В соответствии с этим здешние политики настаивали, чтобы вопрос о распределении земель решался локально: массовая Украинская социалистическая революционная партия выступала за создание Украинского земельного фонда, который должен был взять под контроль все земли в регионе и разделить их исключительно среди местного населения.
Начали организовываться и мусульмане. В марте и апреле 1917 г. они провели местные конференции, которые завершились созывом 1 мая в Москве Первого Всероссийского мусульманского съезда. В движении преобладали деятели, близкие к русским либералам: их счет был не к русским, а скорее к консервативно настроенным муллам. Поскольку мусульмане были рассеяны по обширным территориям, их политики не выдвигали территориальных требований. Съезд избрал духовного вождя для руководства всем мусульманским населением и гарантировал женщинам равные права — событие, в истории исламского мира беспрецедентное. По поводу национального вопроса возникло два течения: одно, в котором преобладали волжские татары, стремилось к культурной автономии в составе единого Российского государства; другое призывало к созданию федерации. Когда вопрос поставили на голосование, сторонники федералистской платформы оказались в решающем большинстве. Съезд учредил Всероссийский Центральный мусульманский совет, Милли Шуро, для координации действий живущих в России мусульман.
Центральные институты мусульманской жизни вскоре были ослаблены вследствие общего развала в государстве, и политическая деятельность переместилась в регионы. В Крыму и Башкирии возникли собственные правительства. Самый жестокий национальный конфликт разразился в степях Средней Азии, населенных казахами и киргизами. Еще до революции, в июле 1916-го, казахи и киргизы восстали против царских властей, протестуя против указа о мобилизации их на строительные работы в тылу — в этом акте они усмотрели нарушение своей традиционной привилегии, освобождения от воинской повинности. Во время беспорядков примерно 2500 русских и казаков были убиты, а 300 000 казахов и киргизов выселены и бежали в пустыню и соседний Китай1.
В апреле 1917 г. в Оренбурге открылся Казахско-киргизский съезд. Через три месяца организаторы съезда создали национальную партию под названием Алаш Орда, призывавшую к казахско-киргизской автономии. В ответ на это местные русские и казаки потребовали выдворения беженцев 1916 года, к тому времени вернувшихся и претендовавших на бывшие свои земли. В Семиречье, ставшем местом самых жестоких схваток между славянами и тюрками, в сентябре 1917 г. было введено военное положение.
Еще южнее, в Туркестане, где мусульман было больше, чем русских — чиновников и переселенцев, — примерно в 17 раз, возник в апреле 1917 г. Туркестанский Мусульманский центральный комитет. В него входили пятеро русских и четверо местных жителей, назначенных Временным правительством для управления этими территориями, однако у Комитета не оказалось никакой власти, и он вскоре прекратил существование. И здесь, как в Казахстане, русские всех политических ориентации (совместно с обрусевшими украинцами) объединились против общего врага — местного тюркского населения. Съезд Советов, совершивший в начале ноября большевистский переворот в Ташкенте, столице Туркестана, вынес вопиющую резолюцию, запрещавшую мусульманам служить в советах. В 1918–1919 гг. Средняя Азия стала ареной яростной борьбы, в которой социальные («классовые») конфликты находили выражение чаще всего в национальной и даже расовой вражде.
На Кавказе ситуация усугублялась тем, что там в тесноте и смешении проживало множество этнических групп; обстоятельства еще осложнились вследствие немецкой и турецкой интервенции.
В политическом отношении самой передовой национальной группой в этом регионе были грузины. Грузия являлась оплотом социал-демократического движения, особенно меньшевизма; в 1917 г. грузины-марксисты вроде Ираклия Церетели и Николая Чхеидзе играли ведущую роль в Петроградском Совете. Национальные упования грузин были тесно связаны с российским демократическим движением: стремление к независимости обнаружилось здесь лишь после того, как большевистский переворот в России уничтожил надежду на демократическое будущее.
Большинство армян, которых тогда насчитывалось до 3 млн, проживало за границей России, в Оттоманской империи, в основном в восточной Анатолии. Примерно треть армян жила в России. Во время Первой мировой войны турки, предъявив армянам обвинение в прорусских настроениях, приказали им покинуть восточную Анатолию, причем происходившая в 1915 г. депортация приняла форму избиений, в результате которых сотни тысяч армян были уничтожены. Положение оставшихся в живых стало, особенно в 1917–1918 гг., ненадежным: окруженные недружелюбно настроенными мусульманами, они не могли больше рассчитывать на русскую помощь. В идеале им хотелось бы оказаться под защитой дружественной европейской державы, но, поскольку это было невозможно, они не возражали и против установления российского протектората, хотя это означало большевизацию.
Азербайджанцы-шииты жили частью в Иране, а частью на русском Кавказе. Во всех отношениях — культурном, экономическом и политическом — они являлись самой слаборазвитой из закавказских этнических групп. И наконец, горы Кавказа стали прибежищем для более чем миллиона мусульман разной этнической и конфессиональной принадлежности, проживавших в аулах, отделенных друг от друга высокими грядами гор.
По сравнению с остальными частями Российской империи Закавказье пребывало на протяжении 1917 г. в относительном спокойствии. Как и в других регионах страны, представители различных населявших его народов вели дискуссии и издавали прокламации, но законы при этом нарушались меньше. Армяне и грузины уповали на то, что Россия прикроет их от подавляющего мусульманского большинства, а азербайджанцы, если и мечтали о независимости, хранили свои предпочтения в тайне, боясь быть обвиненными в предательских протурецких настроениях.
* * *
Когда Российская империя стала распадаться, представляющие различные национальные меньшинства политики повели себя более уверенно. То же можно сказать и о тех, кого они представляли. Результаты выборов в Учредительное собрание в конце ноября 1917 г. показали, что большинство нерусских избирателей голосовало за своих национальных кандидатов. Некоторые из национальных партий продолжали по традиции сотрудничать с российскими, но, когда те к концу года развалились под нажимом большевистского террора, они обособились и превратились в полноценные националистические партии. Если в начале года национальные меньшинства желали обеспечить себе необходимые права в рамках демократической России, то позднее, в октябре, они начали ограждать себя от большевистской диктатуры и начавшейся гражданской войны.
Через несколько дней после прихода к власти большевики издали за подписями Ленина и Сталина Декларацию прав народов России. В ней без каких бы то ни было исключений и оговорок утверждалось право наций на самоопределение вплоть до отделения. Большевики стали единственной партией в России, провозгласившей столь радикальное положение; а поскольку оно шло вразрез с их централистской политической установкой, необходимо дать некоторые пояснения, что за этим стояло2.
Подобно Марксу и другим социалистам, Ленин предпочитал большие государства маленьким, поскольку в первых быстрее развивался капитализм, что, в свою очередь, приводило к усугублению классовых противоречий. Если в стране победит коммунизм, на крупной территории легче станет осуществлять «диктатуру пролетариата». Ленин не испытывал симпатии ни к какой форме национализма, ему были в одинаковой мере чужды и патриотизм, и ксенофобия. Он стремился ускорить ассимиляцию нерусских меньшинств, а поэтому отвергал любые решения национального вопроса, институционализировавшие национальные различия. В начале века среди социал-демократов наибольшей популярностью пользовались такие концепции, как «экстратерриториальная культурная автономия» и федерализм. Первая, сформулированная австрийскими социалистами Карлом Реннером и Отто Бауэром в качестве средства сохранения политического единства империи Габсбургов, требовала гарантировать представителям этнических меньшинств право получать образование на родном языке и принимать участие в национальной культурной жизни независимо от того, где они проживали. Программа эта нравилась многим националистам, поскольку удовлетворяла то, что они считали законными запросами меньшинств, одновременно стирая этнические противоречия и не позволяя распасться империи. Ленин, однако, эту формулировку отверг, поскольку она закрепляла и даже усиливала культурные различия между народностями. Федералистский путь решения проблемы не нравился ему по той же самой причине. Его устраивала только ассимиляция, но он понимал, что с тактической точки зрения такой лозунг оказался бы неприемлем, лишил бы большевиков симпатий половины населения России.
Его решением поэтому стало еще в 1913 г. «право нации на самоопределение», лозунг социал-демократов, переформулированный им так, что самоопределение стало означать исключительно отделение от России. Каждая национальная группа получала право на государственный суверенитет, если таково было ее желание. Если же национальная группа решала не пользоваться этим правом, она не могла претендовать ни на какие специальные привилегии в границах единого Российского государства. Когда среди большевиков возникли возражения, что это может превратить Россию в Балканы, Ленин выдвинул два контраргумента. Во-первых, развивающийся в Российской империи капитализм привел к возникновению такой экономической взаимозависимости различных ее регионов, что реальная вероятность отделения какой-либо из окраинных территорий была крайне невелика. Во-вторых, право наций на самоопределение понималось как подчиненное принципу «пролетарского самоопределения». Под этим подразумевалось, что, если, несмотря на экономические обстоятельства, некоторые или даже все окраинные территории решат отложиться от России, у большевистского правительства найдется возможность вернуть их в родное лоно. Таким образом, крайне либеральная политика по национальному вопросу сулила большевикам существенное преимущество — поддержку национальных меньшинств — и не заставляла ничем рисковать.
Ход событий не соответствовал ленинским ожиданиям и заставил его нарушить обещание самоопределения. Некоторые из территорий, когда-то бывшие частью Российской империи, оказались в конце 1917 г. под немецкой оккупацией, и, поскольку политика Германии была направлена на расчленение России, кайзеровское правительство поощряло эти территории требовать суверенитета. 6 декабря 1917 г. Финляндия объявила о своей независимости. Ее примеру последовала Литва (11 декабря), затем Латвия (12 января). Эстония откололась в феврале 1918 г. Тогда же в Брест-Литовске страны Четверного Союза признали Украину независимым государством и подписали с ней сепаратный мирный договор. Под нажимом противника Москве пришлось начать переговоры, ведущие к дипломатическому признанию Украины. Когда в январе—феврале 1918 г. большевики в нарушение своих обещаний начали наступление на Киев, Германия ввела свои войска и заставила их отойти назад. С той поры и вплоть до вывода немецких войск Украина оставалась номинально самостоятельной политической единицей под немецкой оккупацией.
В других регионах бывшей Российской империи центробежные тенденции подогревались, как правило, желанием оградиться от большевистского режима. Важность, придававшаяся этому соображению, можно проиллюстрировать на примере Сибири, которая весной 1918 г. объявила о своей независимости и надежде воссоединиться со временем с отечеством3.
Закавказье отделилось от России в начале 1918 г. в основном под давлением турок и немцев. Когда русский фронт на Кавказе рухнул и турецкая армия пошла в наступление, грузины, армяне и азербайджанцы согласились учредить совместное правительство. 11 ноября (по старому стилю), через две недели после захвата большевиками власти в Петрограде, был сформирован Закавказский комиссариат, фактически ставший региональным органом власти, но не провозгласивший независимости. Понукаемый турками, видевшими в этой территории свою законную зону влияния, а также под напором немцев, 22 апреля 1918 г. Комиссариат провозгласил создание Независимой Закавказской федерации. По самой своей природе это государственное образование носило временный характер, поскольку входящие в него три основные национальные группы имели мало общего между собой, за исключением географического соседства.
В Средней Азии сепаратистское движение подавили проживавшие там русские, учредившие что-то вроде колониального правительства, против которого у мусульман не нашлось сил и возможности бороться. Русские же хранили лояльность по отношению к Москве независимо от того, кто был там у власти.
В начале 1918 г. Ленин оказался в ситуации, какой не хотел и не предвидел. Империя распалась. Лозунг о «праве наций на самоопределение» не только не смог убедить меньшинства поддержать новую власть, но и дал им законный повод для отделения. При каждой являвшейся возможности Ленин отряжал проболыпевистские войска на подавление новообразующихся националистических режимов: на Украину, в Белоруссию, в Финляндию, в страны Прибалтики. Не всегда ему удавалось вернуть их, но даже неудачи не дают возможности заподозрить его в нежелании сделать это.
Что ему оставалось? Ленин, с легкостью находивший при необходимости новые тактические решения, решил теперь отказаться (на деле, но не на словах) от принципа национального самоопределения в пользу федерализма. Правда, не настоящего федерализма, когда государства — члены федерации равны и пользуются свободой самоуправления на своих территориях, но специфического псевдофедерализма, не дающего ни равенства, ни самоуправления. При системе, которую вождь установил в России, государственная власть в стране формально принадлежала иерархически организованным, демократически избранным советам. В действительности же последние являлись только фасадом, за которым укрывался истинный суверен, Коммунистическая партия. Такое устройство оказалось удобным при решении национального вопроса. Как только заселенные нерусскими территории вновь завоевывались и вводились в состав новой, советской империи, они получали фикцию государственности при условии, что их учреждения тоже начинали контролироваться («парализоваться», по словам Ленина) РКП(б). Что же касается партии, ее Ленин вовсе не собирался дробить по национальному принципу. Результатом становился федерализм по видимости со всеми признаками государственности, способными якобы удовлетворить основные требования нерусского населения и скрывающими жестко централизованную диктатуру с центром в Москве. Именно на такой модели Ленин остановился, именно на ней основана структура созданного в 1922–1924 гг. Союза Советских Социалистических Республик. Он ожидал, что по мере того, как другие страны будут становиться коммунистическими, они станут присоединяться к СССР на тех же основаниях.
* * *
Как только Германия проиграла войну и вывела войска с Украины, поставленное ею марионеточное правительство гетмана Скоропадского перестало существовать (декабрь 1918). Украина стала ареной кровавых битв, в которые включились местные националисты, казачьи головорезы под командованием соперничающих между собой атаманов, коммунисты, «зеленые», а со временем и белая Добровольческая армия. Год 1919-й ознаменовался разгулом лютой анархии: «Вся территория распалась на множество районов, изолированных как друг от друга, так и от остального мира, на которых хозяйничали вооруженные крестьянские банды и уголовники, грабившие и убивавшие с полной безнаказанностью. В Киеве сменяли друг друга правительства, издавались указы, проходили правительственные кризисы, проводились дипломатические переговоры — остальная же страна вела самостоятельную жизнь, в которой право принадлежало только силе оружия. Ни одно из правительств, провозглашенных на Украине в год после падения гетмана Скоропадского, никогда не обладало действительной властью»4.
Вслед за кратким периодом, когда они присоединялись к силам гетмана, коммунисты и украинские националисты сделались врагами. В Киеве утвердилась политическая и военная власть Директории под руководством Симона Петлюры. Москва натравила на него Украинскую коммунистическую партию (КП(б)У), ту часть Российской коммунистической партии, которая состояла из украинцев и русских, лояльных по отношению к российскому руководству, но выступавших за самоуправление. В конце ноября 1918 г. по приказанию Ленина КП(б)У сформировала свое правительство, которое возглавил Г.Л.Пятаков. Возглавленные им военные силы, состоявшие из частей Красной Армии и нескольких перешедших на сторону коммунистов банд, открыли военные действия против Директории: в январе они оккупировали Харьков, в феврале — Киев. Потерпев поражение, Директория переместилась на Западную Украину.
В марте была избрана новая власть — ЦИК во главе с Г.И.Петровским, коммунистический орган, опиравшийся исключительно на городское население. ЦИК смог править не лучше, чем его предшественник. Союзники-партизаны (Махно, Зеленый, Григорьев) вскоре оставили его, чтобы заняться грабежами и еврейскими погромами.
Когда летом 1919 г. на Украину вошла Добровольческая армия и выступавшие с ней казаки, коммунисты оказались неспособны оказать им сопротивление. В течение августа и сентября восточная и центральная части Украины перешли в руки Деникина, а западная находилась под контролем поляков и Петлюры. Руководящие украинские коммунисты бежали в Москву.
Затем сложилась ситуация, которой было суждено повторяться снова и снова в отношениях коммунистического руководства и его нерусских сторонников. В принципе коммунисты, действовавшие вне Великороссии, признавали необходимость централизованного строения партии и подчинения приказам центрального руководства. На практике же их нередко задевало то, что столица, незнакомая с местными условиями и особенностями, отдавала неадекватные распоряжения. Местные коммунисты желали, чтобы их выслушали. Московское руководство, убежденное, что они не могут видеть картину в целом и презирая их за неспособность удерживать власть, не допускало такой возможности. В результате возникал конфликт, неизменно заканчивавшийся тем, что Центр убирал доставлявших беспокойство активистов, заменяя их на более послушных. Феномен, получивший после Второй мировой войны название «титоизма», проявился в Российской компартии уже в 1919 г. Феномен этот брал начало во внутреннем несоответствии между задачами притязающего на полновластие централизованного движения и бесконечно сложной действительностью, требующей приспособления к местным особенностям и, вследствие этого, некоторой степени децентрализации.
Смещенные со своих постов чиновники КП(б)У перешли либо к «центристам», либо к «федералистам». Последние хотели основать новую партию, сотрудничающую с радикальными националистами, располагавшую большей свободой в принятии решений относительно украинских дел. Москва рассматривала это желание как предательство и поддерживала «центристов». Российское руководство распустило Центральный комитет КП(б)У и сформировало новый орган, укомплектованный послушным персоналом. Именно эта группа в конце 1919 г. после победы над Деникиным взяла власть в Советской Украинской республике. Весь регион считался особенно враждебным по отношению к советской власти, поэтому Москва дала ЧК чрезвычайные исполнительные полномочия для борьбы со здешними «кулаками» и «бандитами»5.
* * *
Среди мусульманской интеллигенции большевики сторонников почти не имели; во-первых, она была малочисленна, а во-вторых, даже если и проявляла интерес к социалистической теории, отдавала предпочтение меньшевикам и эсерам. Поэтому руководство Компартии страны начало делать дружественные жесты в адрес лидеров Всероссийского движения мусульман, несмотря на то, что давало себе отчет в явно недоброжелательном отношении последних к себе. Находившийся в должности комиссара по делам национальностей Сталин сделал первый шаг и предложил мусульманским политикам работать вместе с советским правительством. Когда те отказались от сотрудничества, их организацию распустили. Теперь новый режим сосредоточился на том, чтобы заработать симпатии отдельных представителей мусульманской интеллигенции. Тем, кто пошел на сотрудничество, предоставили работу в Мусульманском комиссариате, отделении Комиссариата по делам национальностей, чтобы они распространяли идеи коммунизма среди своих единоверцев в России и за рубежом.
Когда попытка объединения всех российских мусульман провалилась и Всероссийская организация мусульман была разогнана, движение распалось: единство уступило место регионализму. Попытки создать исламские республики сделали в Татарстане и Башкирии, Киргизии (Казахстане), Туркестане и Азербайджане! [Об Азербайджанской республике будет сказано ниже в связи с событиями в Закавказье.].
Район Башкирии был населен полукочевыми пастушескими народностями, выразителем их чаяний стал в 1917 г. Ахмет-Зеки Валидов, 27-летний учитель. Стоявший во главе небольшой армии Валидов присоединился к белым, но, разочаровавшись в отношении Колчака к национальным меньшинствам, в феврале 1919 г. перебежал вместе со своим войском к красным. В награду ему обещали создать автономную республику для его народа. Отношения Валидова с коммунистами вскоре зашли в тупик — во-первых, потому что башкиры восприняли данное им обещание как разрешение выдворить русских поселенцев, во-вторых, вследствие того, что они ошибочно приняли автономию за независимость. И компартия, и советы на территории Башкортостана были укомплектованы русскими, всегда бравшими сторону русских поселенцев и принципиально противившимися башкирской автономии. В мае 1920-го, после того как правительство в Москве опубликовало ограничивающий башкирское самоуправление декрет, который Валидов воспринял как нарушение данного ему обещания, местное правительство в полном составе бежало на Урал. Русские рабочие и крестьяне с готовностью присоединялись к карательным отрядам, направленным на борьбу с башкирскими повстанцами. В новое правительство, учрежденное летом 1920-го, не вошел ни один местный житель. [Валидов бежал в Среднюю Азию, где стал организатором и идеологом антикоммунистического партизанского движения так называемых басмачей, а после его подавления оказался в Европе. Начав заниматься наукой, он стал под именем Ахмета-Зеки Велиди Тогана профессором тюркологии в Стамбульском университете.].
Жившие по соседству с башкирами казанские татары, более зажиточные и образованные, притязали на создание Волго-Уральской (Идель-Уральской) республики, в которую вошла бы и Башкирия. В Москве на этот план отреагировали отрицательно и после долгих и сложных интриг согласились на создание Татарской автономной республики (первой автономии в составе РСФСР). Чувашам, марийцам и удмуртам дали более низкий статус автономных областей с еще меньшим правом на самоуправление.
Средняя Азия состояла из двух географических зон, отличавшихся как по экономическим условиям, так и по демографической структуре. На севере располагались степные территории, поросшая травой равнина, где жили казахи и киргизы, чьим основным занятием было выращивание овец и крупного рогатого скота. Представлявшая интересы казахов и киргизов политическая партия, Алаш Орда, тоже, как это случилось и у башкир, сначала сотрудничала с белыми, но потом переметнулась к красным. Им тоже сулили автономию, но и в их случае обещание это саботировалось русскими поселенцами и городскими жителями, которые отказывались признавать коренное население равным себе. Протесты, направленные в Москву, принесли мало пользы, и основанная в октябре 1920 г. Киргизская автономная республика оказалась автономной лишь на словах. [Позже она была переименована в Казахскую республику. Новая Киргизская республика была сформирована в 1924 г. из части Туркестана. Сейчас — государство Кыргызстан.]. В отношении земель московское руководство согласилось остановить дальнейшую колонизацию, но позволило русским поселенцам удержать те участки, которыми они владели издавна или захватили у местных жителей в 1916 и 1917 гг.
Южная часть Средней Азии, Туркестан, являл собою пустыню, по которой было разбросано несколько городов и плодородных долин. Коренное население его было частично персидским, частично тюркским, частично — смесью того и другого. Проживавшие там славяне — в основном государственные чиновники, купцы и военнослужащие — практически все обитали в городах. Царская Россия обращалась с этим регионом, во многих отношениях сходным с британским Египтом, как с колонией, ценя ее в качестве производителя хлопка и как плацдарм для дальнейшего продвижения — в Афганистан и Индию. Оно терпимо относилось к двум достаточно самостоятельным протекторатам, Хивинскому ханству и Бухарскому эмирату, бастионам мусульманского фундаментализма. Основной проблемой здесь была не земля. Конфликт назревал оттого, что чужаки пытались управлять населением, гораздо более преданным исламу, чем жители Волго-Уральского или степного регионов.
Во второй половине 1917 г. в Туркестане возникло два правительства: советское в Ташкенте, столице, и мусульманское в Коканде. Первое пользовалось поддержкой практически всего русского населения, независимо от социального или экономического положения последнего. Здесь социальные конфликты принимали форму национальных в гораздо большей степени, чем в каком-либо другом крае бывшей Российской империи.
В середине ноября 1917 г. большевики и левые эсеры созвали в Ташкенте региональный Съезд Советов, провозгласивший советскую власть в Туркестане. Обсуждая роль местного населения, Съезд не только отверг абсолютным большинством идею создания туркестанской автономии, но и запретил мусульманам, составлявшим 97 % населения края (на 1913)6, занимать должности в советских учреждениях. Принятая им резолюция звучала следующим образом: «Включение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым как ввиду полной неопределенности отношения туземного населения к власти С.С., Р. и К. Д., так и ввиду того, что среди туземного населения нет классовых пролетарских организаций, представительство которых в органе высшей краевой власти фракция приветствовала бы»7. Советский историк Г.Сафаров вполне справедливо определил ход событий в Туркестане 1917–1918 гг. как «колониальную революцию».
В ответ на подобное обращение политически активные мусульмане перебрались в находящийся в населенной исключительно мусульманами Ферганской долине Коканд, где могли чувствовать себя в полной безопасности от пробольшевистски настроенных русских. Здесь в конце ноября они провозгласили Туркестан автономным краем, «соединенным с Российской демократической федеративной республикой». Особенности автономии должно было определить Всероссийское Учредительное собрание. Было создано временное правительство, в котором две трети мест отдали мусульманам и треть — русским.
Большевистский и пробольшевистский элемент в Ташкенте не мог спокойно отнестись к подобным действиям. В середине февраля в Коканд выступил отряд русских солдат, пополненный австрийскими и германскими военнопленными. Защитников города уничтожили, после чего войска получили разрешение на убийства и грабежи. Прежде чем покинуть город, они облили бензином и сожгли дотла большую его часть.
Получив не сулившие ничего хорошего донесения из Туркестана, в Москве забеспокоились и приняли решение вмешаться. По приказу центрального руководства в апреле 1918 г. местные коммунисты объявили край автономной республикой. Мера эта была чистой формальностью, поскольку отрезанный от центра белыми армиями и свободный от контроля сверху ташкентский Совет продолжал действовать, как и раньше. Следующей жертвой он наметил себе Бухарский эмират (март 1918), но фанатичные жители отбили военное нашествие.
Колониалистские приемы крохотного русского меньшинства, которое не только политически доминировало над местным населением, но и не давало ему ни малейшей возможности участвовать в управлении, привели к созданию режима, который советский историк и свидетель событий определяет как «феодальную эксплуатацию русским красногвардейцем, переселенцем и чиновником широких масс коренного населения»8. Это привело к национальному восстанию, сначала вспыхнувшему в Ферганской долине и распространившемуся на весь Туркестан. Тюркские партизаны, известные как басмачи, образовывали независимые отряды, почти всегда конные, и были весьма похожи на современные им украинские банды, сочетая, подобно им, разбой с борьбой против советской власти.
Только в 1919 г. Москве удалось продиктовать Туркестану свою волю. Подчиняясь требованиям Центра, местные русские позволили коренному населению вновь открыть базары, пригласили их вступать в Компартию и участвовать в деятельности госучреждений. Уступки эти несколько успокоили местное население и даже приглушили басмачество, но не надолго. Как только русские после разгрома Колчака почувствовали себя увереннее, они ввели практику изъятия продовольствия и ряд других мер, против которых стало выступать (не из национальных, но из экономических соображений) коренное население. Движение басмачей вспыхнуло с новой силой, достигнув апогея в 1920–1922 гг. Полностью подавили его только к концу десятилетия.
В феврале 1920 г. Красная Армия взяла Хиву. Бухара была отдана на милость Михаилу Фрунзе, командующему красной Туркестанской армией9. Осенью он двинул на нее войска и после жестокого боя взял город. В обоих случаях нападавшие опирались на поддержку пятой колонны, радикальных молодежных организаций («Молодые хивинцы», «Молодые бухарцы»). Эмир Бухарский бежал в Афганистан. Басмачи получили свежее пополнение.
Специфическое отношение пробольшевистски настроенных русских к жителям Азии привело к тому, что самый известный советский мусульманин-коммунист занялся пересмотром классической марксистской теории классовой борьбы. Татарин Мирза Султан-Галиев служил в юности учителем в реформированной школе. В конце 1917 г. стал большевиком и сделал под протекцией Сталина головокружительную карьеру в наркомате по делам национальностей10. В статьях, опубликованных к концу 1919 г. в официальном органе комиссариата, Султан-Галиев писал, что фундаментальной ошибкой является ожидание мировой революции с Запада, поскольку самым слабым звеном в империалистической цепи является Восток. В Кремле снисходительно отнеслись к этим взглядам, поскольку они не противоречили учению Ленина об империализме. Но Султан-Галиев не остановился на достигнутом, а начал разрабатывать собственные идеи, дойдя до полной ереси, в которой отдельные историки усматривают предвосхищение маоизма11. Он выказывал сомнение в том, что революция, даже если она победит в развитых промышленных странах, улучшит положение жителей колоний. Западный рабочий класс хотел, по его мнению, не устранить колониализм, но обратить его себе на пользу. «Мы считаем, — якобы говорил он, — что рецепт, предлагающий замену диктатуры над миром одного класса европейской общественности (буржуазии) ее антиподом (пролетариатом), т. е. другим ее классом, никакой особенно большой перемены в социальной жизни угнетенной части человечества не производит. Во всяком случае, если и произойдет какая-либо перемена, то не к лучшему, а к худшему… В противовес этому мы выдвигаем другое положение, концепцию о том, что материальные предпосылки социального переустройства человечества могут быть созданы лишь установлением диктатуры колонии и полуколонии над метрополиями». [Цитируется по кн.: Аршаруни А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М., 1931. С. 78–79. Цитаты эти известны нам только по сталинским историческим источникам, поэтому не следует относиться к ним с полным доверием.]. Для осуществления своих идей Султан-Галиев призвал к созданию «Колониального Интернационала», который должен был уравновесить европейский Коммунистический Интернационал. Он также призывал к созданию мусульманской коммунистической партии. За эти идеи его в апреле 1923 г. исключили из партии и поместили в тюрьму по обвинению в создании нелегальной националистической организации12. Л.Каменев назвал его впоследствии первой жертвой сталинской чистки. Освобожденный после принесенного «покаяния», Султан-Галиев был вновь арестован в 1928 г. и сгинул либо в тридцатые, либо во время Второй мировой войны.
* * *
В 1918 г. Кавказ оказался во власти стран Четверного Союза. Германия была заинтересована в Грузии, где находились богатые залежи марганца, и в Баку, центре добычи нефти. Некоторые немцы, среди них генерал Людендорф, наслаждались предвкушением того, как Грузия станет ядром находящегося под владычеством Германии «Кавказского блока»13. У турок тоже имелись притязания на этот регион, особенно на Азербайджан, с населением, родственным им по крови и языку. Кавказ остался бы под оккупацией турок, вторгшихся туда весной 1918 г., если бы не интересы Германии. Получив от Берлина обещание помощи, Грузия 26 мая 1918 г. отделилась от Закавказской Федерации и провозгласила независимость. Через два дня ее примеру последовали Армения и Азербайджан.
Турки захватили Баку в сентябре. Скоро они пришли в состояние конфликта с азербайджанским правительством, где преобладали социалисты из партии Мусават, выступающие за радикальную земельную реформу, и это выставило завоевателей в невыгодном свете в глазах местного населения. После подписания на Западе перемирия турки эвакуировались из Баку, и город занял небольшой британский экспедиционный корпус.
Армянская республика находилась в отчаянном положении: ее запрудили толпы бегущих от турецких и азербайджанских погромов. Кроме того, она была в дипломатической изоляции. У азербайджанцев были турки, грузинам обещали поддержку немцы, и только армянам оказалось не к кому обратиться в случае нужды. Генерал Деникин, чьи отношения с Грузией и Азербайджаном были осложнены, оставался единственным другом Армении, но не мог ничем помочь. В мае 1919 г. армянское правительство крайне непредусмотрительно оккупировало и аннексировало территории в восточной Анатолии, на которых до резни 1915 проживало большинство армян. Оккупация стала причиной враждебного отношения к Армении нового национального правительства Турции во главе с Мустафой Кемалем (Ататюрком) и усугубило ее изоляцию.
Из трех бывших членов Закавказской Федерации самым удачливым оказалась Грузия. С мая по ноябрь 1918 г. она находилась под фактической оккупацией Германии, то есть в состоянии относительной стабильности. Правительство — его возглавлял Ной Жордания — состояло в основном из меньшевиков, имевших лучшее образование и более широкие международные связи, чем армянские и азербайджанские члены той же партии. Осуществляя программу по земельной реформе, правительство изымало излишки сверх сорока акров: изъятое подвергалось переделу и либо сдавалось в аренду, либо продавалось крестьянам. Были национализированы крупные промышленные предприятия и транспорт. В результате произведенных социалистических преобразований в 1920 г. 90 % грузинских рабочих оказались занятыми на государственных или кооперативных предприятиях. Серьезные трудности возникли у Тифлиса с национальными меньшинствами, особенно с осетинским и абхазским, требования которых о самоуправлении он отказывался признать и удовлетворить. Тем не менее за три года независимого существования Грузия доказала свою способность выжить как государство.
Зимой 1919–1920 гг., когда белые армии на Юге России стремительно бежали, Верховный Совет союзников в Париже гарантировал трем закавказским республикам признание де-факто. Он отказал им, однако, в просьбе о вступлении в Лигу Наций; Сенат США, со своей стороны, отверг внесенный президентом Вильсоном законопроект о превращении Армении (по просьбе партии дашнаков) в американскую подмандатную территорию. Таким образом, когда британские части в августе 1919 г. ушли из Баку, Закавказью пришлось считаться с возможностью большевистского вторжения.
Москва никогда не переставала претендовать на этот регион, который поставлял в Россию две трети всей потребной ей нефти, три четверти всего марганца, четверть меди, а также большую часть всех специфических для субтропиков сельскохозяйственных продуктов (фруктов, табака, чая, вина). Повторное завоевание этого края велось в два приема — в апреле 1920 и в феврале 1921-го — с применением тщательно разработанной тактики, совмещавшей внешнюю агрессию с подрывной деятельностью изнутри. Основным фактором, способствовавшим Советской России заново утвердить здесь свое влияние, был фактор дипломатический. Москва добилась дружественного нейтралитета со стороны Кемаля Ататюрка, нуждавшегося в ее поддержке против стран Четверного Союза. [См. ниже главу 4]. Кемаль отказался от всех пантюркских и панисламских притязаний и уступил России право на повторное завоевание Закавказья в обмен на обещание не вести коммунистической пропаганды на территории Турции. Российско-турецкое сотрудничество поставило под удар независимость республик; незаинтересованность союзных государств положила ей конец.
Приготовления к кавказской кампании пошли полным ходом с 17 марта 1920 г., когда Ленин приказал захватить Азербайджан и Грузию14. В следующем месяце ЦК РКП(б) создал с целью установления советской власти на Кавказе и расширения помощи «антиимпериалистическим силам» на Ближнем Востоке так называемое Кавбюро, которое возглавил близкий друг Сталина, грузин Серго Орджоникидзе. Бюро работало в тесном сотрудничестве со штабом Одиннадцатой армии, которая и должна была осуществить всю операцию. Был разработан подробный план захвата власти во всех трех республиках, учитывавший действия регулярных войск, партизанских отрядов и подрывную деятельность15.
Азербайджану суждено было пасть первым. В полдень 27 апреля ЦК азербайджанской компартии вручил бакинскому правительству ультиматум об передаче ему власти в течение двенадцати часов. Еще до того, как время истекло, Одиннадцатая армия пересекла границу и подошла к столице республики; отдельные коммунистические части захватили стратегические точки в городе. На следующий день Одиннадцатая армия вошла в Баку, не встретив сопротивления. Приехавший в тот же день со своим заместителем С.Кировым Орджоникидзе ввел режим террора, чем впоследствии было отмечено все его правление здесь. Сопротивление советской оккупации в провинции жестоко подавили. Орджоникидзе арестовал и казнил нескольких азербайджанских лидеров, в том числе премьер-министра и начальника штаба низложенного правительства.
Не задерживаясь, Одиннадцатая армия продолжала наступление, приближаясь к Эривани и Тифлису. 4 мая Орджоникидзе телеграфировал Ленину и Сталину, что рассчитывает быть в столице Грузии не позднее 12 мая16. Но этому не суждено было произойти, поскольку в это самое время польско-украинская армия, вторгшаяся 25 апреля на Украину, стала подходить к Киеву. Ситуация складывалась угрожающая, и в Москве решили приостановить операции в Закавказье. 4 мая Ленин послал Орджоникидзе приказ отвести части Красной Армии, вошедшие в Грузию17. Благодаря русско-польской войне Грузии и Армении выпала временная передышка. 7 мая советское правительство подписало с Грузией соглашение, в котором признавало независимость последней и обещало воздерживаться от вмешательства в ее внутренние дела. В секретном дополнении к соглашению Грузия соглашалась легализовать у себя коммунистическую партию18. Москва назначила Сергея Кирова, заместителя Орджоникидзе, посланником в Тифлисе, и он спокойно начал закладывать основы будущего завоевания страны. В следующем месяце Москва признала независимость Армении в пределах границ Эриванской области до 1914 г. И там советская миссия, которую возглавил Борис Легран, стала штабом коммунистической подрывной деятельности.
* * *
Кампания по завоеванию Кавказа возобновилась в декабре 1920 г., когда военный конфликт с Польшей был решен, а белые эвакуировались из России.
Советизация Армении стала результатом ее нерешенного территориального спора о восточной Анатолии, части которой Антанта отдала по условиям мирного договора, подписанного в городе Севре, Турции и которые оккупировала Армения. В конце сентября 1920 турки ввели туда войска. Военное счастье вскоре изменило армянам, и они запросили мира. На переговорах в ноябре турки потребовали, чтобы те отдали им захваченные территории.
Москва не замедлила воспользоваться трудностями, которые испытывала Армения. 27 ноября Ленин и Сталин связались с Орджоникидзе и дали ему инструкции вводить туда войска с целью остановить наступление турок19. Через два дня советская дипломатическая миссия в Эривани предъявила армянскому правительству ультиматум, требуя немедленно передать власть «Революционному комитету Советской социалистической республики Армения», находившемуся в советском Азербайджане. Одновременно в Армению вошла Одиннадцатая армия. Правительство и население единодушно приветствовали ее вторжение, поскольку оно обещало защиту от турок. В декабре Армения стала советской республикой; первое советское правительство республики было коалицией коммунистов и представителей правящей партии Армении, Дашнакцутюна.
Грузия оказалась в окружении. Соблюдая условия подписанного в мае с Москвой соглашения, Тифлис выпустил из тюрем около тысячи коммунистов, помещенных туда ранее по обвинению в подготовке вооруженного восстания. Они немедленно начали подготовку к перевороту под руководством С.Кирова, который оказывал постоянное давление на грузинское правительство, обвиняя его в том, что оно нарушает условия мирного соглашения. Лидер грузинских коммунистов Филипп Махарадзе признался через год, что партия полным ходом готовилась к вооруженному восстанию20. Орджоникидзе не терпелось войти в свою страну победителем: грузинская разведка доносила, что уже 9 декабря советские войска в Азербайджане и Армении готовились, без ведома Москвы, к вторжению21. Встреча местных коммунистов и военного командования, проводившаяся в Баку 15 декабря по инициативе Кавбюро, привела к согласию действовать немедленно. Как только Ленину стало известно об этом решении, он отдал приказ немедленно его отменить. Чичерин телеграфировал Кирову 18 декабря, что Политбюро намеревается вести на Кавказе миролюбивую политику и что его постановления обязательны для всех, в том числе и для грузинских коммунистов22.
В Москве колебались, поскольку получали противоречивые военные донесения и были связаны соображениями международно-дипломатического характера. Командующий Одиннадцатой армией Анатолий Геккер послал в Москву донесение, которое перехватили грузины; в нем сообщалось, что у вторжения есть все шансы на успех, если турки будут придерживаться нейтралитета23. С.С.Каменев, главнокомандующий Красной Армии, придерживался совсем другого мнения и отослал Ленину три донесения, в которых ставил трудные вопросы относительно предполагаемой операции. В последнем из них, датированном 14 февраля 1921 г., когда вторжение в Грузию шло уже полным ходом, он подчеркивал, что Одиннадцатая армия сильно ослаблена дезертирством и не может быть пополнена в скором времени, поскольку войска необходимы для подавления вспыхивающих по всей России восстаний. Он указывал также на возможность участия Антанты и Турции в этом конфликте на стороне Грузии. На основании приведенных соображений Каменев предлагал отказаться от продолжения операции. Он выражал также неудовольствие по поводу привычки командования Одиннадцатой армии принимать самостоятельные решения, которые могли ввергнуть страну в непредвиденные трудности24.
Соображения внешнеполитического характера также говорили не в пользу захвата Грузии. В начале 1921 г. Политбюро, столкнувшись с развалом экономики и широко распространившимися крестьянскими волнениями, задумалось о том, чтобы сменить курс экономической политики с военного коммунизма на более либеральный. Существенным элементом задуманной перестройки должны были стать иностранные кредиты и инвестиции. Ленин считал — как впоследствии оказалось, напрасно, — что военный конфликт на Кавказе снизит шансы России на получение этой помощи; особенно он опасался негативной реакции Британии.
Оказавшись перед угрозой военного вторжения, грузинское правительство разделилось: одна его часть выступала против каких бы то ни было соглашений с Москвой и предлагала искать выход в союзе с Турцией, другая, которую возглавил президент Жордания, считала, что к большевикам можно более или менее приспособиться25. Как бы то ни было, ввиду концентрации красных войск вдоль всей границы Грузии с Азербайджаном и Арменией правительство объявило о частичной мобилизации: оставалась небольшая надежда на то, что иностранные державы придут ему на помощь. Лидеры Второго (Социалистического) Интернационала, превозносившие Грузию как единственную социалистическую страну в мире, сделали ей положительную рекламу: в сентябре 1920 г. делегация светил, в которую входили Карл Каутский, Эмиль Вандервельде и Рамсей Макдональд, посетила ее и вынесла из поездки весьма приятные впечатления. Но у Второго Интернационала не было ни правительства, ни армии. 27 января 1921 г. Верховный Совет союзных держав согласился на дипломатическое признание Грузии де-юре, но и этот шаг, увы, не давал никаких практических выгод. Архивные документы свидетельствуют о том, что Британия — единственная страна, которая могла предотвратить советское вторжение в Грузию, не хотела принимать участия в конфликте и считала падение Грузии неизбежным26.
Она могла бы уцелеть, если бы не постоянное давление на Ленина со стороны Сталина, Орджоникидзе и Кирова. Двое последних приехали в Москву 2 января 1921 г., чтобы лично просить о немедленном начале операции. В поданном в этот день меморандуме они призывали к немедленной «советизации» Грузии на том основании, что меньшевистская республика служила делу контрреволюции, оказывала дурное влияние на советскую Армению, способствовала усилению позиций Турции на Кавказе и ставила под угрозу всю советскую власть в регионе. «Нельзя надеяться на внутренний взрыв. Без нашей помощи советизации Грузии не произойдет… Как повод можно использовать восстания в Абхазии, Аджарии и т. д.», — писали они27. В записке, датированной 4 января, Сталин поддерживает эту просьбу и Ленин пишет на этом же листе: «Не отлагать»28. Существенным фактором, способствовавшим преодолению нерешительности, явились, как принято считать, конфиденциальные заверения, данные Ллойд Джорджем главе советской внешнеторговой миссии в Британии Леониду Красину. Премьер-министр сообщил, что Британия относила Грузию к советской сфере влияния и не имела намерений вступать в военный конфликт на ее стороне29.
26 января пленум ЦК РКП(б) принял набросанную Лениным хитроумную резолюцию, в которой признавалась необходимость оказать давление на Грузию, а в случае, если это не даст желаемых результатов, вводить на ее территорию Одиннадцатую армию30. Это советское территориальное завоевание, последнее вплоть до 1939 г., проводилось по плану, который стал с тех пор классическим. Сначала возникло «восстание» недовольных масс. Оно было разыграно под руководством Кавбюро в Ворчало, районе между Грузией и Арменией, в ночь с 11 на 12 февраля. Вследствие того, что Ленин продолжал сомневаться, военная «помощь» запоздала почти на неделю. Наконец 14 февраля он согласился на вторжение, однако со множеством оговорок. 14 февраля Политбюро одобрило приказы, отданные им Орджоникидзе: Ленин писал, что ЦК был «склонен» разрешить Одиннадцатой армии войти в Грузию при условии, если революционный военный совет армии гарантирует успех операции31. Документ этот не показали С.С.Каменеву, а Троцкому, которого в тот день не было в Москве, ничего не сообщили32.
15 февраля Орджоникидзе послал Сталину шифровку на грузинском языке: «Положение требует начать немедленно. Утром переходим, другого выхода нет»33. 16 февраля части Одиннадцатой армии пересекли из Азербайджана юго-восточную границу Грузии и устремились к Тифлису, находящемуся в 80 км. С ними шла кавалерия Тринадцатой армии под командованием Буденного. Наступление вело более чем стотысячное, хорошо экипированное войско под началом профессиональных офицеров; ему противостояли силы вдвое меньшие, у которых отсутствовала артиллерия. Грузины храбро дрались и почти неделю удерживали численно превосходившего противника. В итоге защитники дрогнули, и 25 февраля Красная Армия вошла в Тифлис. Меньшевистское правительство намеревалось закрепиться в Западной Грузии, но этому помешало вторжение турецких войск, представивших ему 23 февраля ультиматум о сдаче Батума. 18 марта грузинская армия капитулировала, подписав с Красной Армией договор, согласно которому Батум оставался грузинским. В тот же день тифлисское правительство село на итальянский корабль и отбыло в Европу.
Когда Ленина 28 февраля спросили о вторжении, он заявил, что ему ничего об этом не известно34. Так же поступил советский посланник в Тифлисе, сообщивший, что, по его сведениям, конфликт произошел между Грузией и Арменией по поводу Ворчало. До Запада доходили сведения о вторжении, но в целом падение Грузии было принято как совершившийся факт.
Несмотря на то, что правы оказались оптимисты, Ленин все еще беспокоился о возможных последствиях «советизации» Грузии. Он сильно переоценивал популярность свергнутого меньшевистского правительства и соответственно весьма низко оценивал дипломатические способности и такт Орджоникидзе. Он требовал, чтобы последний был готов идти на существенные уступки грузинской интеллигенции и мелкой буржуазии и искать политического компромисса с Жордания и его сторонниками-меньшевиками35. Ленин также указывал ему на необходимость благоразумия в отношениях с грузинскими коммунистами. Этим советом Орджоникидзе и его московский покровитель Сталин пренебрегли, что привело к конфликтам как с местным населением в целом, так и со здешними большевиками, что в скором времени вылилось в общий кризис Коммунистической партии Грузии.
* * *
Советская Россия расширила свои территории до границ, в которых ей будет суждено пребывать вплоть до 1939 г. Формально состоя из шести суверенных республик, она являла собой аномальное государство, поскольку ни отношения между составлявшими ее республиками, ни роль коммунистической партии в новом многонациональном государстве не были формально определены. Структура нового государства, из которого вырос Союз Советских Социалистических Республик, сложилась окончательно в 1922–1923 гг. Она стала предметом жестоких разногласий между умирающим Лениным и возвышающимся Сталиным.
Примечания
1 Olcott M.B. The Kazakhs. Stanford, 1987. P. 118–126.
2 Об этом см. также: Пайпс Р. Русская революция. Ч. 2. С. 37–39.
3 См. выше.
4 Pipes R. The Formation of the Soviet Union. Rev.ed. Cambridge, Mass., 1964. P. 137.
5 Маймескулов Л.Н. и др. Всеукраинская Чрезвычайная Комиссия (1919–1922). Харьков, 1990.
6 Масальский В.И. Туркестанский край. СПб., 1913. С. 354.
7 Наша газета. Ташкент, 1917. 23 нояб. Цит. по: Сафаров Г. Колониальная революция (Опыт Туркестана). [М.], 1921. С. 70.
8 Сафаров Г. Колониальная революция. С. 86.
9 РЦХИДНИ.Ф.2.Оп.2.Д.395.
10 О нем см.: Pipes R.The Formation of the Soviet Union. P. 168–170, 260–263; Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay C. Sultan-Galiev, le pere de la revolution mondiste. Paris, 1986.
11 Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay C. Sultan-Galiev…
12 Роговин В. Была ли альтернатива? М., 1992. С. 92–93.
13 Baumgart W. Deutsche Ost-Politik 1918. Wien-Munchen, 1966. S. 185–190.
14 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 163–164.
15 РЦХИДНИ. Ф. 64. Оп. 2. Д. 21. Цит. по: Жвания Г. Большевики и победа Советской власти в Грузии. Тифлис, 1981. С. 254–260.
16 РЦХВДНИ. Ф. 85. Оп. 15. Д. 2.
17 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 191.
18 Pipes R. The Formation of the Soviet Union.P.227.
19 Якубовская СИ. Объединительное движение за образование СССР. [М.], 1947. С. 99.
20 Махарадзе Ф. Советы и борьба за советскую власть в Грузии. Тифлис, 1928. С. 223.
21 Georgian Archive, Houghton Library, Harvard University, bMS Georgian 2. Box 37.
22 РЦХИДНИ. Ф. 5. On. 1.Д.2104.Л. 18.
23 Documents relatifsa la question de la Georgie devant la Societe des Nations. Paris, 1925. P. 67–68.
24 РЦХИДНИ. Ф. 2. On. 2. Д. 520.
25 Жвания Г. Большевики и победа Советской власти в Грузии. С. 311; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 367; Afanasyan S. L'Armenie, I'Azerbaidjan et la Georgie. Paris, 1981. P. 188–189.
26 Rose J.D. British Foreign Policy in Relation to Transcaucasia. 1918–1921. Ph. D. Dissertation. University of Toronto, 1985. P. 246–247.
27 РЦХИДНИ. Ф. 76. On. 3. Д. 153.
28 Жвания Г. Большевики и победа Советской власти в Грузии. С. 319–323.
29 Чичерин Г. // Заря Востока. Тифлис, 1925. 5 марта. Цит. по: Tsereteli I // Promethee. Warszawa, 1928. June. P. 11.
30 РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 2. Д. 56. Л. 2. Цит. по: Жвания Г. Большевики и победа Советской власти в Грузии. С. 323.
31 Trotsky Archive, Houghton Library, Harvard University, T-632.
32 Ibid., T-637.
33 РЦХИДНИ. Ф. 85. On. 15.Д.80.Л. 1.
34 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 356–357.
35 Там же. С. 367.
