С.И.Лучицкая
АРАБ ГЛАЗАМИ ФРАНКА
(Конфессиональный аспект восприятия мусульманской культуры)
Одиссей, 1993. - К оглавлению сборника.
См. ислам.
Нелегко обрисовать всю ту ситуацию в представлениях западных христиан об исламе, религиозных обрядах и традициях мусульман, которая возникла в эпоху крестовых походов, когда контакты между Западом и Востоком участились. До сих пор сохраняют свое значение сказанные некогда Х.Прутцем слова: "В общем образ Мухаммеда и его учения, который создали христиане Запада, чем дальше, тем больше становился неясным благодаря грубым вымыслам и наконец полностью был искажен бредовыми представлениями и злой клеветой..."1.
Фантастические сведения передавались в рассказах путешественников, хронистов, отцов церкви. Их сообщения давали большой простор воображению средневековых людей, порождали много предрассудков. Все эти рассказы совершенно не соответствуют действительности и, являясь плодом безудержной фантазии средневековых писателей, не отражают реалий. Но попытаемся взглянуть на эти фантастические рассказы и легенды с другой стороны: в результате контактов христианского Запада и мусульманского Востока в эпоху крестовых походов сформировался искаженный, фантастический образ ислама, отразивший свойственные западной культуре представления о мусульманах, об иной культуре. В этих небылицах сложился тот образ "иного" мира, который соответствовал тому уровню европейского сознания, той степени европейской рефлексии. При таком взгляде на вещи сами легенды и небылицы оказываются не просто неправдоподобными историями, не представляющими никакого интереса для историка, по символом встречи двух культур, фактом культурного непонимания.
Образ другой культуры запечатлен наиболее четко на конфессиональном уровне. Нет более причудливых и далеких от реальности представлений, чем религиозные, и в то же время именно они наиболее ярко отражают те изменения, которые происходят в одной культуре при встрече ее с другой культурой.
В хрониках крестовых походов содержатся фантастические описания религиозных обрядов, традиций и обычаев мусульман. Как же возникли искаженные представления? Как создавался образ ислама в хрониках крестовых походов? Необходимо выявить эту "герменевтику Другого"2, отразившуюся в образе мышления хронистов, в характере критериев инаковости, которые они используют при описании мусульман, наконец, в тех языковых средствах, которыми они пользуются для того, чтобы обозначить то иное, что они видят в мусульманской культуре.
На воззрения хронистов большое влияние оказал предшествующий ментальный опыт. Еще в раннесредневековой литературной традиции
2
Раннехристианские писатели - например, С в. Амвросий - противопоставляли "infideles" крещеным людям - "fideles"*
"Infidelis", скорее всего, перевод греческого термина "алитш^", который проник в христианскую литературу вместе с первыми переводами Библии и действительно имел значение "неверующий", "не являющийся христианином" - в оппозиции термину "fidelis". Но этот же термин мог иметь и более конкретное значение: "нехристианин" - значит, "язычник", "gentilis", "paganus". Термин мог употребляться и с моральным оттенком: "infidelis" - значит, "грешник", "peccator", "malus"7.
Итак, термин "infideles в целом семантически нейтрален. Возможно, сам факт предпочтения этого термина другим указывает на то, что Гильом Тирский рассматривал ислам не как язычество или ересь, но прежде всего как другую религию, как это предположил Р.Швингес8. Наиболее часто встречающаяся в хронике оппозиция "infideles" - "fideles"9 свидетельствует о том, что сам автор вкладывал в это слово, может быть, именно такой смысл. С другой стороны, употребление термина "infideles" в сочетании с терминами "Saraceni", "Turci" и пр.10 указывает и на более общее этноконфессиональное содержание термина.
Другой хронист XII в., описавший в своей хронике события Первого крестового похода, - Фульхерий Шартрский для обозначения мусульман употребляет чаще всего термин "pagani". Хотя у него встречаются и распространенные в словаре хронистов крестовых походов термины "infideles", "inimici Dei", "inimici Christi", а также "gens negaria". Термин "pagani" все же превалирует. Он имеет особый семантический оттенок.
Вначале термин "pagani" обозначал жителей военного округа - пата, затем сельских жителей и, наконец, крестьян с их языческими верованиями11. У Исидора Севильского "pagani" - также обитатели патов, которые в полях и рощах устанавливают своих идолов12. Итак, "pagani" для раннехристианских писателей - сельские жители, поклоняющиеся идолам13. Судя по другим источникам, термин "pagani" также чаще всего использовался для обозначения язычников14.
Какой специальный смысл приобретает этот термин в хронике Фульхерия Шартрского? Судя по всему, в наименовании мусульман "pagani" отражены все те же церковные традиции. "Pagani" хрониста также поклоняются идолам и имеют много богов . По-видимому, Фульхерий Шартрский считает мусульман язычниками.
Термин "paganus" чаще всего употребляется и в других хрониках крестовых походов. Так, в сочинениях Петра Тудебода - писателя XII в., автора хроники о Первом крестовом походе, мусульмане называются "gens paganorum", "inimici pagani", причем эти выражения f^^e употребляются в сочетании с терминами этнического содержания ( Turci, et Arabes, et Saraceni et alii pagani", "Saraceni et alii pagani"), что указывает на их более общий смысл16.
У Петра Тудебода впервые появляется и другой термин - "gentiles".
в отношении ислама сформировались определенные стереотипы, проникшие и в сочинения историков крестовых походов3. Мы попытаемся в ряду сочинений об исламе рассмотреть хроники как более ранних авторов, так и современных историкам крестовых походов. Мы рассмотрим наши источники как элемент в серии текстов и.выясним, в какой степени они соотносятся с предшествующей традицией. В таком случае нам представится возможность изучить серийные представления об исламе, отраженные в хрониках.
Представление, мысль находят свое отражение в языке, терминологии, понятиях. Представления хронистов об исламе запечатлены в соответствующих терминах и понятиях, служащих для обозначения иной культуры и конфессии. Попытаемся проанализировать эти термины и их связь с соответствующими социокультурными установками, исходя из того, что "язык уже является проанализированным представлением и рефлексией в ее первоначальном состоянии"4. С этой точки зрения простейший семантический анализ слов и терминов, обозначающих "чужих", есть один из способов реконструкции представлений о них.
В хрониках крестовых походов чужие - мусульмане - обозначаются прежде всего по конфессиональному признаку. Хронисты называют их по-разному: "infideles", "pagani", "gentiles". Очевидно, эти семантические оттенки были значимы для средневекового человека.
Хронист XII в. Гильом, архиепископ Тира, подробно описавший историю Иерусалимского королевства до событий Третьего крестового похода, часто употребляет эти термины. Он называет мусульман "infideles", "inimici Dei" ("враги Бога"), "inimici Christi/crucis" ("враги Христа/креста"), "gens incredula" ("неверующий народ"), а также "filii falsitatis", подразумевая в последнем случае ложность религиозного учения мусульман. Этим терминам соответствуют семантические противопоставления - "fideli", "populus Christianus", "populus Dei", обозначающие христиан.
Семантические оппозиции пронизывают весь текст хроники: все свое - свои конфессии и культура - оценивается положительно, все чужое наделяется отрицательным знаком. Семантическая оппозиция "свои - чужие" всегда эмоционально окрашена, поэтому термины конфессионального содержания чаще всего встречаются в окружении оценочных терминов: так, слова, обозначающие мусульман, употребляются в сочетании со словами "canes immundi", "gens impia" ("нечестивый народ"), "tyranni", а обозначения христиан - "Christi milites", "peregrini" - с термином "laudabilis populus" ("достославный народ").
Наиболее часто для обозначения мусульман Гильом Тирский употребляет термин "infideles". Какой смысл вкладывал в это слово средневековый хронист? Разумеется, невозможно дать исчерпывающее толкование рассматриваемых терминов, так как для этого потребовалось бы изучить все синонимы и оппозиции, с которыми это слово встречается в текстах, но все же об их общем смысле можно судить. Самое общее значение термина "infidelis" - неверующий в Христа5.
Определение этого термина находим у Исидора Севильского: для него термин "gentiles" совпадает с греческим термином ".....", что означает - народы (не примкнувшие вообще ни к какой вере) . В этом смысле он отличает их и от христиан, и от иудеев, объясняя, что "gentiles" - это люди, оставшиеся такими, какими они родились (ср. "genitum")18.
В каком контексте употребляется этот термин в хрониках крестовых походов? Чаще всего под "gentiles" действительно подразумеваются язычники, устраивающие в христианских храмах капища . Именно так - "gentiles" - называют хронисты и мусульман, принимающих христианскую веру, а значит, рассматривают их как язычников, до крещения вообще не имевших никакой веры20.
В известном сочинении писателя XII в. Гвиберта Ножанского - "Деяния Бога через франков" - мусульмане также часто называются "gentiles"21. В его хронике этот термин приобретает дополнительный смысл, близкий по значению "EOVIKOI" у Исидора Севильского.
В целом "gentiles", очевидно, в средневековой историографии является наиболее общим названием "неверных", в то время как термин "pagani" имеет более конкретное содержание, обозначая не только самих язычников, но и их капища, святилища и идолов22. Все эти термины в текстах хроник противопоставляются обозначениям христиан - "Christi milites", "fideles", "populus Dei".
Упоминавшиеся семантические оппозиции - это не только языковой прием изображения мусульман и их конфессии - они отражают и принципы мышления хронистов, присущие им критерии оценки иной культуры и ииой конфессии. Мир эмоционально разделен на две части: на одной стороне - "inimice Christi", "infideles", на другой - "Christi milites", "fideles", "laudabilis populus". В исламе желают видеть язычество, а в мусульманах - язычников, врагов христианства. Это не случайно: "Решающая антитеза, в которой выражается развитие западного самосознания в эпоху средневековья - антитеза язычества и христианства"23. Христианской религии придается универсальный характер, все, что не вписывается в систему христианского вероучения, выпадает из христианского универсума, признается неверным (falsitas), исповедующие же иную религию мусульмане изображаются язычниками. Подобный взгляд на ислам не только следствие хронистов24, но и глубоко укоренившиеся в их сознании имманентные установки. Чувство религиозного превосходства, общие христианские установки заставляют хронистов видеть в мусульманах язычников.
Превратно толкуются и образ Мухаммеда и его учение. Чаще всего он называется обманщиком - "barathrus". Подчеркивается туземное происхождение Мухаммеда - "Mathomus vernaculus"25. В текстах хроник постоянно встречаются и эмоционально окрашенные определения - "жалкий соблазнитель Магомет"26, "Магомет маленький", "Магомет губительный"27, "Магомет побежденный"28. Очень часто Мухаммед называется в хрониках "primogenitus Sathanae" и "Antichristus"29. Откуда взялась данная традиция?
Характеристика Мухаммеда как предтечи Антихриста издавна присуща христианской традиции. Уже Иоанн Дамаскин, объявивший ислам ересью, полагал, что пророк создал не новую религию, а новую секту, предвещавшую приход Антихриста30. Никита Византийский в своем сочинении "Осуждение Мухаммеда" {середина ГХ в.) также отождествлял Мухаммеда с Сатаной31. Эти же стереотипы повторяются в сочинениях испанских отцов церкви Альвара и Евлогия Кордовского {X в.), изложивших в своих трудах учение ислама32. Оба - и Альвар и Евлогий - были одержимы идеей - ислам подготовляет окончательное появление Антихриста33. Альвар в духе средневековой патристики трактует и известный отрывок из "Книги пророка Даниила" (VII, 17-24), - "видение о четырех зверях", однако четвертый отождествляется у него не с Римом, как обычно, а с Мухаммедом34. Клюнийский аббат Петр Достопочтенный, впервые систематически изложивший учение ислама, высказывал мысль о том, что Сатана воспользовался Мухаммедом как орудием в борьбе против христианства. Он писал о том, что Мухаммед своими проповедями предоставил Сатане почти треть человечества. В духе этих традиций и Гильом Тирский позже напишет, что "Магомет - первенец Сатаны, который провозгласил себя посланцем Бога, и по Востоку... распространилось его учение"36. Ислам часто трактуется в апокалиптическом духе - приход Мухаммеда-Антихриста толкуется как конец света и неизбежная гибель ислама37.
Итак, хронисты, называя Мухаммеда Антихристом и Сатаной, ориентировались на определенные культурные стереотипы. Мир в представлении хронистов по-прежнему разделен на две части: на одной стороне - силы добра, Христос, на другой - Сатана, Антихрист, силы зла, отождествляемые с исламом.
Личность Мухаммеда, история его возвышения, его проповедническая деятельность вызывали неослабевающий интерес хронистов. История жизни Мухаммеда изложена в ряде хроник крестовых походов: у Гвиберта Ножанского и Гильома Тирского. Рассказы хронистов о жизни и деяниях Мухаммеда, о его личности также написаны под влиянием предшествующей традиции. Чаще всего в сочинениях отцов церкви рассказывается о христианском монахе Бахире, злом гении Мухаммеда, который, будучи в конфликте с католической церковью, вдохновил пророка создать новое, противное христианству учение38. У Варфоломея Эдесского впервые появляется известная в средневековом мире легенда о Бахире, средневековом монахе, обратившем "Мамеда" в ересь. В его сочинении рассказывается о том, как некий христианский монах узнал в Магомете, путешествовавшем со своим дядей Абу-Та-либом, будущего пророка и ввел его в ересь, внушая ему, что тот получил завет о новом учении от архангела Гавриила . Популярным в средневековье был и трактат крещеного арагонского еврея Петра Альфонси, написанный в форме диалога - спора между иудеем Моисеем и христианином Петром. В этом трактате (1106) изложена биография самого Мухаммеда, рассказано о том, как он путешествовал, знакомился с различными вероучениями, из которых потом многое заимствовал.
Петр Альфонси подчеркивает, что на создание новой религии Мухаммеда вдохновил отлученный от церкви еретик, именно поэтому его учение проникнуто идеями ересей и идолопоклонничества40. Испанский теолог Бвлогий также изложил краткую биографию Мухаммеда. В своем сочинении Евлогий рассказывает о том, как Мухаммед вознамерился создать новое учение и для этого знакомился с христианскими обычаями и запоминал их, чтобы выглядеть ученым среди своих собратьев. Он же выдумал, будто архангел Гавриил наделил его ролью проповедника. Будучи больным человеком и страдая эпилепсией, Мухаммед объяснял свои припадки видениями архангела41. Евлогий показывает, что именно обман и ложь помогли Мухаммеду добиться успеха.
В сочинениях церковных писателей подчеркивалось, что созданное Мухаммедом учение было полностью заимствовано из ересей ариан и несториан, у иудеев, отчасти у христиан42. Лейтмотив всех христианских биографий Мухаммеда таков: его учение было лишено оригинальности и к тому же внушено отреченным от церкви монахом, все его пророчества отнюдь не наитие, внушенное архангелом Гавриилом, а ложь и симуляция, сам Мухаммед - слабый и больной человек. Таковы основные стереотипы, сложившиеся в целом в средневековой литературе накануне крестовых походов.
В какой степени в хрониках крестовых походов этот образ ислама изменился, как непосредственные контакты повлияли на восприятие мусульманской культуры?
Наиболее подробно биография Мухаммеда изложена у Гвиберта Ножанского, который хотя и называет легенды о Мухаммеде "plebeia opinio" ("народное мнение"), но о жизни и деятельности пророка рассказывает вполне в духе предшествующей традиции. Гвиберт Ножанс-кий сообщает об отшельнике из Александрии, сложные отношения которого с церковью обострились вследствие того, что он потерпел неудачу в своей деятельности и решил отомстить своим ученикам. Орудием мести он избрал Мухаммеда, который в то время учился у отшельника, а затем женился на богатой вдове Хадидже. По наущению отшельника Мухаммед стал распространять о себе славу великого пророка.
В этом рассказе мы встречаем знакомый уже нам мотив "легенды о Бахире", звучавшей в сочинении Варфоломея Эдесского, а также в известной средневековому миру "Хронографии" Феофана Исповедника43. Гвиберт Ножанский живо и эмоционально рассказывает дальнейшую историю пророка. С некоторых пор Мухаммед, как пишет хронист, начал страдать эпилептическими припадками и приписал свой недуг профетическому дару. Легковерная вдова поверила ему, он приобрел большую популярность, на его проповеди стекалось большое количество народа. По существу писатель пересказывает уже известный в предшествующей традиции рассказ о проповеднической деятельности Мухаммеда и повторяет излюбленную средневековыми писателями тему - пророк страдал эпилептическими припадками, которые сам объяснял видениями архангела Гавриила . Особое внимание хронист уделяет законотворческой деятельности пророка. И здесь, как он подчеркивает, Мухаммед также не преминул прибегнуть к обману. Он приучил корову брать у него пищу прямо из рук, к рогам коровы приделал книжицу и прятал корову в палатке, приучив ее выходить только по его зову. Во время одной из проповедей Мухаммед позвал корову, которая вышла из своего убежища с книжицей на рогах, и жадная толпа устремила взоры на книжицу. Мухаммед сообщил, что в ней записан открывшийся ему закон и что это законоустановление сошло с небес. Так было положено начало новому учению, которое постепенно распространилось по всей Аравии.
В целом рассказ Гвиберта Ножанского почти ничем не отличается от предшествующей христианской традиции. Однако в отличие от своих предшественников писатель отмечает, что мусульмане не почитают Мухаммеда как Бога и не приписывает мусульманам идолопоклонничества45.
Уже известные сведения сообщает о Мухаммеде и Гильом Тирский. Характерна оценка пророка Гильомом Тирским: "Кто же был названный Мухаммед, откуда и как он пришел к этому безумию, чтобы вообразить себя пророком?" Гильом Тирский называет Мухаммеда "разрушителем" ("subversor"), который ввел народы Востока в суеверие и обманывал всех, представляясь посланником архангела Гавриила46. И в хронике Гвиберта Ножанского, и в хронике Гильома Тирского в основном повторяются уже сложившиеся в патристике идеологические стереотипы.
Традиционные представления об исламе и Мухаммеде отличаются стабильностью и устойчивостью. Идеологические стереотипы довлеют и в сознании хронистов XII-XIII вв. Что же такое вообще ислам в представлении хронистов крестовых походов, какую оценку этому учению они давали? Какие характерные черты видят в этом вероучении хронисты? Как связаны представления хронистов о сущности и характерных чертах ислама с предшествующей традицией и стереотипами?
Посмотрим, как называют, обозначают ислам авторы хроник. Тот или иной способ называния, определения уже есть представление. Гильом Тирский называет ислам "пагубное учение" ("doctrina pestilens"), "безумие" ("insania"), "суеверие" ("superstitio"), "хула" ("blasphemia"), "восточное суеверие" ("Orientalium superstitio"), "извращенная догма" ("dogmatum perversorum"). Гвиберт Ножанский называет ислам "prophana dogmata", ("профонная догма"), "falsitas" ("фалын"), "nefariae institutiones" ("нечестивые установления").
Разумеется, подобные оценки были связаны со стереотипами, сложившимися в церковной литературе в сочинениях Иоанна Дамаскина, Феофана Исповедника, Никиты Византийского и других отцов церкви, рассматривавших ислам как ересь и ложное учение . Как видим, хронисты ориентируются на стереотипы, создаваемые церковью.
Знания об исламе были в этот период в средневековой Европе очень ограниченными. Однако уже были известны два перевода Корана. Первый был осуществлен в 40-х годах XII в. по инициативе Петра
Достопочтенного, который привлек на помощь англичанина Роберта Кеттона и Германа из Далмации, 60 лет спустя такого же рода предприятие было осуществлено в Толедо, где мосараб Марк создал новый, более литературный перевод Корана4". Эти переводы были неполными и долгое время являлись малодоступными для читателя. Знания об исламе и мусульманской культуре были достоянием духовной элиты, церкви. Она же создавала и господствующие трактовки нового вероучения. В какой степени хронисты крестовых походов отталкивались от церковных образцов интерпретации ислама?
При чтении хроник можно отметить весьма устойчивый стереотип; описывая вероучение мусульман, их обряды и традиции, хронисты постоянно говорят об идолопоклонничестве, якобы присущем мусульманам. Сарацины, по словам хронистов, чрезвычайно привержены идолопоклонничеству. Широко известен рассказ Петра Тудебода о том, как знаменитый рыцарь Танкред, ворвавшись в 1099 г. в храм Соломона, обнаружил там стоящую на возвышенном престоле серебряную статую Мухаммеда49. Присутствие в храме идола, якобы покрытого золотом и драгоценными камнями (роскошь культа - неизменный признак ислама, отмечаемый христианскими авторами), вызывает ярость Танк-реда, который произносит гневную тираду: "О стыд! Что означает это изваяние? Что означают эти драгоценные камни, золото, пурпур?.. Это не Христос, а это ничтожный Магомет, тот самый Антихрист!.. О досада! Магомет!., ныне в храме Господнем... этот туземный негодяй... словно Бог восседает..."50 Танкред приказывает снять статую с пьедестала и разрубить, а серебро, из которого сделана статуя, использовать в военных целях. Здесь же в храме Соломона Танкред, по словам Петра Тудебода, находит серебряные бани, которые, по мнению рыцаря, использовались для совершения установленных Мухаммедом религиозных обычаев. Хронист упоминает и о серебряных вазах и драгоценных камнях, золотых и серебряных вещах, украшавших стены и колонны храма. Пьер Тудебод не случайно, описывая пышный культ мусульман, столь подробно рассказывает об их сокровищах. Образ Востока в средневековом сознании ассоциировался с роскошью и богатством. Восток рисовался западному воображению как сказочно богатая страна, воплощение изысканности и роскоши, изобилия и великолепия81. В этом контексте понятно, почему хронист подчеркивает пышность мусульманского культа. Однако в христианской символике роскошь, материальное богатство наряду с прочими соблазнами есть неизменные атрибуты Сатаны-прельстителя. Именно в таком духе приведенный отрывок из хроники мог быть интерпретирован в средние века.
Фантастический рассказ Пьера Тудебода о серебряной статуе Мухаммеда вряд ли можно рассматривать как собственное заблуждение хрониста, так как подобные же сведения мы находим и в хронике Фульхерия Шартрского, где он подробно рассказывает о внешнем виде храма Господня и сообщает, что во времена мусульман храм был в большом почете у сарацин, которые там совершали моления "во имя идола Магомета . Сведения об идолопоклонничестве мусульман распространены и во многих эпических поизведениях, посвященных крестовым походам, в частности в так называемых "жестах" крестовых походов53. Так, Амбруаз, автор "Истории священной войны", рассказывает о том, что мусульмане брали с собой в поход знамя с изображением Мухаммеда54. Автор "Антиохийской песни" утверждал, что сарацины
- "народ, который не желает верить ни в Бога, ни в его установления", а желает лишь "поклоняться Магомету и создавать его изображения"55.
По сведениям автора "Иерусалимской песни", мусульмане брали с собой в поход роскошную золотую статую Мухаммеда, восседающую на троне, установленном на спине слона . Поэты рассказывают, что мусульмане зажигали перед изображением Мухаммеда свечи и приносили идолу жертвы57. Помимо Мухаммеда, которого поэты называют Mahons, Malquedant, Margot, мусульмане в их представлении поклоняются и многим другим языческим богам - Apollin, Terragant, Jupin58. Мусульмане поклоняются этим богам, как и Мухаммеду, и создают их статуи и изображения59. Как видим, идолопоклонничество - главная черта мусульманской культуры, которая бросается в глаза западноевропейским хронистам и поэтам. Где могли видеть хронисты серебряную статую Мухаммеда, если Коран строго запрещал любые рукотворные изображения пророка? Откуда поэты почерпнули сведения о существовании идолов и статуй пророка? Можно лишь отчасти согласиться с Д.Манро, полагавшим, что существовавший у некоторых бедуинских племен обычай поклоняться идолу золотого тельца мог быть экстраполирован хронистами на все мусульманское население60. С чем же связана подобная деформация сведений о мусульманах?
Вспомним о том, что на латинском Востоке крестоносцы впервые встретились с неизвестными им ранее обычаями, традициями и обрядами. Знакомясь с чужой культурой, мы всегда познаем ее двумя путями: отмечаем либо то, что близко нашей культуре, либо то, что чрезвычайно далеко от нее, что поражает воображение в силу несходства. Христианских писателей на Востоке поразило отличие ислама от христианства, отличие этой религии со всеми ее обрядами и традициями. Чужое, непонятное, с точки зрения христиан было "плохим"61. Далекое от привычных норм вызывало отрицательную реакцию - христиане не стремились лучше узнать чужую культуру, ислам, а наделяли ее отрицательными чертами. Так, исходя из своего представления о недопустимых в культе черт - а их христианство связывало прежде всего с идолопоклонничеством и другими присущими язычеству явлениями,
- христиане приписывали эти отрицательные черты превратно толкуемой религии. Здесь, как и в предыдущих примерах, образ ислама строится по принципу оппозиции, антитезы. Христианству противопоставляется язычество, христианскому культу и единобожию - идолопоклонничество и многобожие, Христу - Антихрист.
Такой образ ислама был связан, несомненно, с предшествующей христианской традицией. В латинской и греческой церковной литературе уже давно сформировались определенные стереотипы, которые затем проникли и в сочинения хронистов крестовых походов.
Как известно, еще Иоанн Дамаскин в своем сочинении "О ересях" отмечал в качестве основной черты ислама идолопоклонничество62. Никита Византийский сообщает о том, что в середине мусульманского храма восседает каменный идол, как предполагает автор, идол Афродиты63. Эуфимий Зигабена также рассказывает о том, что сарацины поклонялись утренней звезде и Афродите, именуемой на языке арабов Хабар64. Конечно, хронисты крестовых походов вряд ли были знакомы с сочинениями отцов церкви, однако патриотические тексты подгото- ' вили именно такое понимание чужой конфессии.
Один из распространенных сюжетов - рассказы о конфессио- . нальном гнете над христианами на Востоке и о глумлении над христианскими святынями. В основе этого представления те же сочинения -отцов церкви, в которых рассказывалось о притеснении христиан на Востоке и о насильственной исламизации. Подобные стереотипы были запечатлены в сочинении отца испанской церкви Евлогия из Кордовы, рассказавшем о жизни и мученичестве христиан, не желавших принять ислам во времена омейядского правителя Абд-ар-Рахмана65. Испанский автор подчеркивал, что мусульмане насаждали свою религию с помощью насилия. Ученик Евлогия Альвар противопоставлял Христа, которого он рассматривал как воплощение мира и любви, Мухаммеду, символу войны и насилия66. Наконец, в произведениях Петра Достопочтенного нашло отражение представление о том, что Мухаммед рациональному спору предпочитал насилие и войну67. Петр Достопочтенный обращался к мусульманам с призывом принять христианство, но не насильственным путем, а путем убеждения68, подчеркивая тем самым мирный характер христианской религии по сравнению с исламом.
В свете этих стереотипов и социокультурных установок и следует рассматривать рассказы хронистов крестовых походов об агрессии му-
?'льман по отношению к христианам и христианскому культу. Гильом ирский в своей хронике описывает, как в церковь с яростью и шумом врывались мусульмане, садились на алтари, опрокидывали потиры, топтали ногами божественные сосуды69. Бодри Дейльский рисует подобные же картины: сарацины "захватывали земли христиан, истребляли их огнем и мечом, совершали над христианами обрезание" и проч.70 Это ставшее стереотипом описание переходит из хроники в хронику. Роберт Монах, описывая состояние христианских церквей и положение христиан, также сгущает краски: мусульмане, по его словам, захватывали христианские земли, истребляли и брали в плен христиан, разрушали алтари христианских церквей, совершали насильственное обрезание христиан, насиловали христианских женщин и т.д.71 Несомненно, все эти описания совершенно не соответствуют действительности. Вряд ли крестоносцы на Востоке могли увидеть подобные картины72. Такие рассказы могли быть инспирированы прежними представлениями о ситуации на Востоке и общей христианской ориентацией. Христианские представления об исламе как религии насилия заставляют их рисовать сцены агрессии и угнетения единоверцев. Ислам по смыслу противопоставляется христианству - религии любви и мира. Образ мусульманского мира по-прежнему строится по принципу оппозиции.
Другой сюжет, часто встречающийся в хрониках, выявляет еще один оттенок в восприятиях христианами мусульман.
Гильом Тирский сообщает о том, как "нечестивый народ" превращал христианские церкви в мечети, выдворял служителей христианского культа и тем самым осквернял святые места73. Петр Тудебод сообщает, что мусульмане презрительно относились к Гробу Господню и другим христианским святыням; в частности, храм Гроба Господня был превращен в "махомарию", и в нем размещались стойла74. Характерно, что хронисты называют мусульманские мечети "mahumeria", образуя это слово от имени Мухаммеда, подразумевая, что пророку в мечетях поклонялись как идолу75. В этих рассказах постоянно противопоставляется священный характер культа в христианстве и просранный в исламе. Христианские церкви, купа вторгаются мусульмане, называются "loca sancta" ("святое место") , "sanctuarium Dei" ("святилище Бога")77, "sacra loca" ("священное место")78.
Хронисты сообщают, что мусульмане устраивали торги в своих храмах, размещали там стойла для скота79, и всячески подчеркивают, что "fanum" ("святилище") мусульман - "profanum" ("лишено святости")80. Таким образом, антитеза ислам - христианство связана в представлениях хронистов с противопоставлением профанного и священного.
Описывая ситуацию в Святой Земле, хронисты все время дают понять, что культ мусульман носит незаконный характер, в то время как христианский культ основывается на законе. Подчеркивается, что христианские святыни с давних пор и в соответствии с общепризнанными и обязательными правилами находятся в Иерусалиме и Святой Земле. Эракль в своем рассказе сообщает об огромных владениях христианской церкви, которые ныне находятся в руках мусульман81. Хронисты постоянно обращают внимание на то, что все храмы в Святой Земле являются собственностью христиан82. Законность сохранения христианских святынь противопоставляется незаконным действиям мусульман, которые захватывали церкви и водружали там своих идолов. Так, Бодри Дейльский описывает храм в Святой Земле, где сарацины поместили своих святых83, подчеркивая незаконность их поведения - "contra jus et fas". Итак, оппозиция христианство-ислам приобретает дополнительный оттенок в смысле противопоставления законного и незаконного.
В общем в хрониках можно выделить два стереотипа - изображение агрессии против христиан и конфессионального гнета и разрушения христианских церквей, профанации и глумления над христианскими святынями.
Еще более отчетливо оппозиция христианство - религия любви и ислам - религия насилия вырисовывается в сценах, в которых описывается обращение мусульман в христианство и христиан в ислам. Разумеется, в хрониках изображаются добровольный переход мусульман в христианство и насильственное обращение христиан в ислам. Все эти описания исходят из общих имманентных установок христианской культуры - претензии на исключительность, присущей культурному сознанию христиан; отчетливо присутствует стремление подчинить оппонента системе христианских ценностей.
В целях возвеличивания христианской религии Раймунд Ажильский рассказывает о случаях добровольного крещения мусульман84. Всемогущество христианского Бога и преимущества христианской веры должны были, по мнению хронистов, убедить мусульман перейти в христианство. Таких рассказов - реальных и фантастических - немало в хрониках крестовых походов. Так, в "Никейской истории" бывший князь завоеванной Антиохии принимает христианство под давлением рыцаря Боэмунда Тарентского и даже обещает сам крестить "язычников" ("gentiles"?5.
Наиболее часто в хрониках крестовых походов описывается история некоего мусульманина Пирра, который помог христианам взять Ан-тиохию и перешел в христианство. Боэмунд Тарентский вел с Пирром длительные беседы о преимуществах христианства перед исламом и убедил его принять христианскую веру^. Подчеркивается добровольный характер перехода мусульман на сторону христиан и их обращения в христианство.
Иначе описываются сцены насильственного обращения в ислам христианских пленников. В хрониках часто встречается рассказ о христианском рыцаре Рейно Порке, отказавшемся принять христианство и заслужившем мученическую смерть87. Петр Тудебод подробно описывает эту сцену: рыцарь, которому в случае отказа от веры предлагают жизнь и дары, обращается на Запад с жестом отречения, а затем, повернувшись на Восток, возносит молитвы христианскому Богу. Эта сцена исполнена глубокого смысла - ведь в христианской символике Запад связан с Сатаной, а Восток - с Христом. Как ни парадоксально, но сцена отречения Рейно Порке почти буквально повторяет описание процедуры крещения в ранней литургической литературе88. В другом рассказе Петра Тудебода мусульманский правитель Кербога предлагает пленным христианам обратиться в ислам и обещает богатые дары, но те предпочитают отречению смерть89. В рассказе Готье Канцлера султан Эльгази подстрекает христианских пленников отречься от своей веры, но те проявляют героическую стойкость и отрекаются от "деяний Сатаны и его роскоши"90.
В фантастических описаниях придуманных хронистами диалогов мусульман между собой чувство религиозного превосходства христиан находит свое эксплицитное отражение. Так, в разговорах мусульманского правителя Кербоги с его матерью постоянно подчеркиваются преимущества христианства и непобедимость христианского войска. Мать Кербоги уговаривает сына не вступать с христианами в бой, мотивируя это тем, что Бог христиан всемогущ91. Речь матери Кербоги содержит обычные для христианской литературы стереотипы, представления о религиозном превосходстве христиан. В уста мусульманской женщины вкладываются слова, которые скорее мог бы произнести истинный христианин. Так же рассуждает и проигравший сражение Кербога. Обращаясь к Мухаммеду, Кербога говорит: "Те оказываются побежденными, кто Тебя почитают" и, не найдя этому объяснений, приходит к выводу, что Бог христиан сильнее92.
Эксцентризм и чувство религиозного превосходства не дают христианским хронистам возможность адекватно оценить и понять мусульманскую культуру; мусульмане либо изображаются как антиподы христиан, либо им навязывается христианская модель ценностей. В этом проявляется одна из закономерностей построения образа "другого". Имманентные стереотипы и установки при изображении "другого" проецируются вовне. В воображаемых сценах мусульмане говорят и ведут себя так, как если бы они были христианами. Хронисты имеют перед глазами свою модель и, следуя ей, описывают мусульман.
Совершенно иной сюжет в хрониках представляют собой рассказы хронистов о мусульманских обычаях и традициях, об их повседневной жизни. Хронисты чаще всего рассказывают о мусульманских мечетях, которые они называют "mahumeria" и которые, судя по их описаниям, являлись у мусульман центром общественной жизни.
Христианские писатели описывают мусульманский обычай захоронения покойников невдалеке от "махомарии". Так, Гвиберт Ножанский рассказывает о том, что мусульмане выходят после битвы из города и, собрав трупы убитых, хоронят их у "махомарии"93. Хронисты подчеркивают пышный обряд захоронения мусульман (как ранее подчеркивали пышный характер культа) и описывают чудовищные действия франкских рыцарей, которые разрывали могилы и вытаскивали золотые безанты, украшения, драгоценности мусульман94. Они замечают, что у мусульман в большом почете был халиф Багдада, которому они поклонялись как Богу и который им отпускал грехи . Они отмечают существование национальной святыни в Мекке, куда приезжает благочестивый мусульманин "par son pechie"96.
Они обращают внимание на то, что Мекка была центром паломничества верующих, и даже сравнивают мусульманские паломничества с христианскими, и замечают, что перед религиозным путешествием благочестивые мусульмане "освобождались" от грехов.
Христианские писатели приходят к выводу о том, что храм Соломона для мусульман был такой же святыныо, как Гроб Господень для христиан .
Описание "чужих" обычаев и образа жизни свидетельствует о том, что для восприятия мусульман христианскими авторами было характерно не только "неприятие", проявившееся особенно ярко во время первых контактов с исламом, но и "приятие"98. Оба ракурса видения, скорее всего, существовали одновременно - "чужая" культура и сравнивалась со своей, и противопоставлялась ей. Иной мир был и далеким и близким одновременно. Эта особенность видения хронистов еще раз свидетельствует о сложности и противоречивости средневекового сознания.
Примечательно, что христианские писатели проявляют определенную толерантность по отношению к обычаям и нравам мусульман, но чаще всего нетерпимы в религиозной сфере. И все же "приятие" мусульман достигает того предела, когда хронисты более спокойно и нейтрально описывают и религиозную жизнь мусульман. Они судивле-нием отмечают, что и христианские святыни - фонтан в Вавилоне, где Богоматерь омыла пеленки сына во время бегства в Египет, - также предмет почитания у сарацин". Авторы "chansons de geste" с любопытством пишут о том, что в религиозных обрядах мусульмане очень поощряют обильные омовения, которые, по их мнению, способствуют "очищению от грехов"100. Христианские писатели замечают, что мусульманам запрещено есть свинину. В традиции средневековых легенд автор "Иерусалимской песни" рассказывает, что этот запрет был связан с тем, что будто пьяного Мухаммеда растерзали свиньи101. В этих сообщениях очень много средневековых предрассудков в отношении ислама, но сам факт существования подобных рассказов знаменателен.
Гильом Тирский интересуется историей ислама и достаточно верно рассказывает о расколе в исламе на шиитов и суннитов. По мнению одних, пишет Гильом Тирский, Магомет - самый великий и могущественный пророк, эти называются суннитами; по мнению других, называющих себя шиитами, самый великий пророк - Али102.
Правдоподобные сведения сообщает Гильом Тирский и об ассасинах - шиитской секте исмаилитов. Он достаточно подробно и верно рассказывает о том, как жили ассасины в тирской провинции, о том, какие у них были замки. Его поражают строгая дисциплина и жесткое обращение их старейшины со своими подчиненными, их роскошь и богатство. В духе стереотипных представлений об исламе как религии насилия он изображает ассасинов жестокими убийцами и насильниками, в ярких красках описывая убийство Конрада Монферрат-ского103.
Рассказывая об обычаях и традициях мусульман, хронисты, как мы уже знаем, часто даже находят точки соприкосновения, уподобляя, например, обряды мусульман обрядам христиан - сравниваются паломничества, святыни мусульман и христиан. Христиане допускают существование иных обычаев и культур, специфических для других народов. Это сравнение выливается в известное признание Фульхерия Шартрского: "Таким образом вследствие существования разных стран существуют непременно и различия в положении дел и образе жизни: одни ведь обычаи имеет Франция, а иные Англия, иные Египет, иные же Индия..."104. Означали ли подобные признания и описания религиозных обрядов и обычаев мусульман определенную де-виантность христианских писателей, их отклонение от христианских норм?105
Хотя о проявлении религиозной толерантности хронистами крестовых походов можно говорить лишь с большой осторожностью, но нельзя не отметить, что обычаи и традиции мусульман постепенно осознавались ими как имеющие право на существование. Об этом свидетельствует и сосуществование различных приемов изображения "другого". Оппозиция, противопоставление христианского и мусульманского миров, отрицание мусульманской культуры, исходящее из универсализации своей культуры, из чувства превосходства, встречаются в текстах так же часто, как сравнение и аналогия. Это находит отражение и в характере сюжетов хронистов - описание конфессионального гнета, надругательств над христианскими святынями подчас сменяется изображением обычаев и традиций мусульман, рассказами об истории ислама.
Крестовые походы были принципиально новым моментом в истории взаимодействия культур Запада и Востока. В непосредственных контактах с Востоком идеологические стереотипы, сложившиеся еще в византийской и латинской патристике, сформировавшиеся ранее социокультурные установки столкнулись с реальностью. Культурные контакты Запада и Востока приобрели характер диалога, началась новая стадия осознания Западом культурной инаковости Востока.
Ислам, мусульманский мир были для западноевропейских хронистов тем зеркалом, в котором они хотели увидеть себя, найти подтверждение собственным представлениям и иерархии ценностей. Но, не найдя адекватного отражения своим взглядам, хронисты наделили мусульманскую культуру отрицательным знаком. Искажение образа ислама происходило двумя путями. С одной стороны, исламу приписывались те черты, которые в христианской системе ценностей рассматривались как негативные, как-то; идолопоклонничество, многобожие, в связи с этим хронисты сочиняли всевозможные фантастические рассказы и небылицы; искаженный образ ислама поддерживал их веру в собственное превосходство. С другой стороны, инаковость мусульманской культуры полностью игнорировалась, и мусульманам приписывалась христианская иерархия ценностей, на место реальности подставлялась христианская модель мира (эта особенность восприятия мусульман ярко проявилась в воображаемых сценах, описанных в хрониках). Чужая культура и конфессия оцениваются в категориях. "Они" чаще всего отрицание "мы", "мы" наоборот106.
При этом типичными для хронистов были стереотипы, сложившиеся еще в латинской и византийской патристике, что говорит о медленной эволюции представлений об исламе.
Семантические оппозиции, встречающиеся в тексте, соответствуют логическим приемам изображения мусульман, которые были присущи христианским писателям.
Дихотомическая структура языка отражает дихотомическую структуру сознания. Лишь постепенно инверсия как прием изображения "чужого" сменяется аналогией и сравнением. Образ ислама, созданный хронистами, отражает ту степень рефлексии, которая была характерна
3 Одиссей, 1993
для средневекового Запада. Однако рефлексия достигла лишь той стадии, когда иная культура, иная конфессия осмыслялась преимущественно по принципу отрицания. Запад не осознал еще того обстоятельства, что все люди суть антиподы.
1 Prutz Я. Kulturgeschichte der Kreuzzuge. В., 1883. S. 73.
2 Certeau M. de. L'ecriture de l'histoire. P., 1978. P. 227.
3 Ислам рано заинтересовал отцов церкви. В юс сочинениях были сформулированы взгляды на ислам, которые в течение многих веков определяли психологические установки христианского общества относительно ислама. См.: Khoury А.Т. Les theologiens byzantins et l'islam. Lyon, 1966. T. 1-2; Ducellier A. Le Mirotr de 1'Islam. P., 1971; Southern R.N. Western Views of Islam in the Middle Ages. Cambridge (Mass.), 1962; Daniel N.A. Islam and the West: The Making of an Image. Edinburgh, 1960.
4 Фуко M. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. М., 1977. С. 138.
5 Такое определение есть в словаре Дюканжа: "Infideli-qui fidem Christi поп habent". См.: Du Cange Ch. D. Glossaarium mediae et infimiae latinitatis. P., 1844. T. 3. P. 825.
6 См.: S.Ambrosius. De Sacramentis. Lib. I, cap. 1, PL, 116 ("Ideo recte Fideles dicuntur
8ui baptizati sunt"), м.: Schmeck H. Infidelis: Ein Beitrag zur Wortgeschichte// Vigiliae Christianae. 1951. №5. P. 129-147.
8 См.: Schwinges R. Kreuzzugsideologie und Toleranz: Studien zu Wilhelm von Tyrus. Stuttgart, 1977. S. 120-121.
9 Willelmi Tyrensis Historia rerum in partibus transmarinis gestarum // Recueil des hiatoriens des croisades Occidentaux. Т. 1. P. 1. P., 1844. Lib. I, cap. XV. (Далее: RHC Oca).
10 Ibid. Lib. XI, cap. XXVII.
uZeillerJ. Paganus: Etude de terminologie historique. P.; Fribourg, 1912.
12 "Ibi enim in locis agrestibus et pagis gentiles lucos idolaque statuerunt, et a tali inintio vocabulum pagani sortiti sunt..." (Isidori Hispalensis episcopi Etymolagiarum sive Originum Libri XX / Ed. W.M.Lindsay. Oxford, 1911. Lib. VIII, cap. X).
13 Такое же значение термина приводится и в словаре Дюканжа. См.: Do Cange Ch. D. Op. cit. P., 1845. T. 5. P. 8.
"A/toner B. Paganus: Eine bedeutungsgeschichtliche Untersuchung // Zeitschrift fur Kirchengeschichte. 1939. N 58. S. 130-141.
15 Fulcher von Chartres. Historia Hierosolymitana / Ed. H. Hagenmeyer. Heidelberg, 1913. Lib. I, с. XXVIII; Lib. I, с. XXVI.
16 Tudebode P. Historia de Hierosolymitano itinero / Ed. J.H.Hill, L.L.Hill. P., 1977; Idem. Historia Peregrinorum // RHC Осе. ТЛИ.
17 Isidori episcopii... Lib. VIII, cap. X.
18 "...Gentiles proprie, qui non circumciduntur, nec baptrizantur, ut pagani, unde et gentiles dicuntur, quia tales existunt, quales sunt geniti (курсив мой. - СЛ.) (Ibid.). Общее определение "gentiles" как "неверующие" дано и в словаре Дюканжа. См.: Ducange Ch. D. Op. cit. Т. 3. P. 508.
J" См.: Petri Tudebodi Historia Peregrinotum // RHC Осе. T. 3. Prol. P. 169.
20 "Baptizati sunt cum magna laetitia..." (Roberti Monachi Historia Hierosolimitana // RHC Осе. T. 3. P. 835).
21 "Morem-gentilibus gerens hucusque togatus incesserat, barbam remiserat, aese aforantibus..."(Guiberti...Novigentis... Historia... qui dicitur Gesta Dei per Francos//RHC Осе T. 4. P. 55.
23 Schwinges R. Op. cit. S. 90-92.
23 Elias N. Uber den Prozess der Zivilisation: Soziogenetische und psychogenetische Untersuchungen. Bern, 1969. S. 65.
24 Непосредственные контакты могли и модифицировать культурные представления христиан. Об этом см.: Kedar B.Z. Crusade and Mission: European Approaches towards the Muslims. Princeton, 1984. P. 89-90.
25 Petri Tudebodi Historia Peregrinorum // RHC Occ. Cap. CCXXTV. Willelmi Tyrensis... Lib. XX. Cap. CXXXI.
27 Radulphi de Caen Gesta Tancredi in expeditione ffierosolymitana // RHC Осе. T. 3. Cap. CCXJX
28 Ibid. Cap. CXXTV.
29 Willelmi Tyrensis... Prol. P. 9.
90 яро^роцобeventTOVvrxpioTov (Ioanni DamasceniDe Haeresibus Liber// PG. 94. Col. 766). " PG. 105. С. XXVII. P. 198.
32 См. подробнее: D'Alverny M.-T. La connaissance de l'islam en Occident du XI au milieu duXII s. // L'Occidente e l'islam nell'alto Medioevo. Spoleto, 1965. Т. XII, vol. 1. P. 677-602.
33 Eulogius Cordubensis Liber Apologeticus martyrum // Patrologiae latinae cursus completus / Ed. J. Migne. 115. Col. 859-869. (Далее: PL).
34 Ahrari Cordubensis Indiculus Luminosus // PL. 121. Col. 535.
35 Torrell J., Bouthillier D. Une spirituality de combat: Pierre le Venerable et sa lutte contre Satan // Revue theologique. 1977. Vol. LXXVII; "Mahumet... pene terciam partem, nescimus quo Dei iudicio... diabolo et morti aeternae contradidit..." - Petri Venerabilis "Summa contra Saracenos". PL, 189. Col. 652.
36 Willelmi Tyrensis Historia... Prol. P. 9.
37 "...Et lorz se courrousera Mahomraez, et i aura granz douleurz ...Et venra I roiz d'abisme ... Et an aprez aparra Antecriz, et muera maintes genz..." (Willebni Tyrensis... Historia rerum in partibus transmarinis gestarum. Recueil des historiens des croisades Occidentaux. Т. I. Pt. 2, 1844. P. 520.
38 О монахе Бахире см.: Sprenger J. Das Leben und die Lehre des Mohammed. В., 1862. Т. 2 P 385
39 Confutatio Agareni//PL. 104. Col. 1383-1448.
40 Petrus Alphonsi Dialogue // PL. 157. Col. 597.
"Eulogius Cordubensis. Memoriale Sanctorum // PL. 115. Col. 859.
42 См.: Euthyme de Zygahene. Panoplia dogmatica // PG. 130. Col. 1332-1360; Ioanni Damasceni De Haersibus // PG, 94.
43 Theophanis Chronographia et Anastasii Bibliothecarii Historia ecclesiastica sive Chronografia tripartita / Ed. C. de Boer. Leipzig, 1883-1885. Т. 1. P. 333-335; T. 2. P. 209-210.
44 D'Ancona A. La leggenda di Maometto in Occidente: Estratto del giornale storico della letteratura italiana del XIII s. Citta di Vaticano, 1889.
^Guiberti... Novigentis... P. 129.
46 "...Mehemeth propheta eorum, imo subversor, que primus Orientales populos ad huius modi traxit superstitionem... Adjecit in ilium blasphemieae... et per vulgus disseminare, quod angelus legis Iator Gabriel, ad se missus fuerat divinitus..." (Willelmi Tyrensis... P. 1; Prol. P. 9).
47 Daniel N. Islam and the West: The Making of an Image. Edinburgh, 1960.
48 CM.: D'Alverny M.-T. Deux traductions latines du Coran au moyen age // Archives d'histoire doctrinale de la litterature du Moyen age. P., 1948. P. 69-133.
49 Petri Tudebodi Historia Hierosolimitana // RHC Осе. T. 3, cap. CCXTV. P. 222-223.
50 В средние века эпизод с серебряной статуей Мухаммеда, установленной в христианском храме, мог быть истолкован как сбывшееся предсказание апостола Павла о том, что Антихрист в храме Божьем водворится и поместит там изображение для своего культа (2-е к фессал., 2, 4). См. подробнее: Schwinges R. Op. cit. S. 123.
61 Монтгомери Уотт У. Влияние ислама на средневековую Европу. М., 1976. С. 546-550. ^Fulcherius Carnotensis Historia ffierosolimitana. Heidelberg, 1913. Lib. 1, cap. XXVI. P. "357.
Г3 О них подробнее см.: Hatem A. Les poemes epiques des croisades. P., 1973.
"Co esteit l'enseigne Mahomet, / Qui esteit portraite en somet..." (L'Estoire de la Guerre Sainte: Histoire en vers de la 3-е croisade par Ambroise / Publ. par G.Paris. P., 1897. Col. 90,3367.
6 "...La deffaie gent... Qui Dieu ne voilent croire ni ses faisaver... Ni ses comandemans volentiers escouter... Mahomet... craventer... Et fondre les enrages..." (La Chanson d'Antioche. P., 1848. Ch. 1. P. 8).
66 "...ChelconduistroliffanquichevachoitMahon..." (La Conquetede Jerusalem, faisant suite la chanson d'Antioche compose par le pelerin Richard. P., 1868. 225, 5649).
7 "...Riches dons li offrirent, les pies И vout baisier..." (L'Estoire... Col. 46, 24).
58 Этимология имен языческих богов мусульман сложна. Возможна идентификация Jupin и АроШп с Юпитером и Аполлоном. См.: Bancourt P. Les musulmans dans les chansons de geste du cycle du Roi. Aix-en-Provence; P., 1986. Т. 1. P. 394.
59 "...Dieu Terragant" - "La Conquete de Jerusalem" / Publ. par C. Hippeau. P., 1868. Col. 324, 8214; "Si croie Mahomet, Jupin et Terragan".
60 Munro B.C. The Western Attitudes Toward Islam during the Crusades//Speculum. 1931. Vol. 6, N 3. P. 329-345.
61 Оппозиция "свое - "хорошее" и "чужое" - "плохое" наиболее широко распространена в процессе общения культур. См.: Антипов ГЛ., Донских О.А., Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А Текст как явление культуры. Новосибирск, 1990. С. 147. Об амбивалентности восприятия чужой культуры см.: OhleK. Ichunddas Andere. Stuttgart, 1978. S. 26.
62 PG, 94. col. 763.
63 TOVTO oi|Acu eeivov eivai то tvao\n\av wa avroi фтеу xna Афроса тпо (Nicetae Byzantini Refutatio Mohammedis // PG, 105. Col. 720).
64 Oi Zopi|>r|voi npoavouwxea тп гаюфорсо аатрсо ai тт| Афроо1тр nv кса abap тп eavrwv onouaouv (EuthymiiZigabeniAdversusSaracenos//PG, 130, Col. 1334. Ср. араб.: хаббун - любовь.
65 Liber apologeticus raartyrum // PL, 115, Col. 859-860.
66 Alvarus Cordubensis Indiculus Luminosus // PL, 121. col. 552.
67 "...Mahumeth vester astruit, meliorem esse eaedem quam litem, vel litem quam caedem, sed caedem longe pejorem..." (Contra Sectam Saracenorum // PL, 189. Lib. 1, 10).
68 "...Aggredior, inquam, vos, non... armis, sed verbis, non vi, sed ratione, non odio, sed amore..." (PL. 189. Lib. 1, c. 9).
89 "...ingress! et dum divina celebrarentur cum furore et strepitu terrorem fidehbus incutens, super altaria sedebant... subvertebant calicia et vasa divinis... pedibus concultantes..." (Willelmi Tyrensis Historia... Lib. 1, с. X.
70 Baldrici episcopi Dolensis Historia Hierosolimitana // RHC Осе. T. 4. с. 1. P. 727).
71 "...terras illorum Christianorum invaserit... quosque captivos partim in terram suam abduxerit, partimque nec miserabile prostraverit... Altaria suis foeditatibus inquinata subvertunt... Christianos circumcidunt... Qui dicam de nefando mulierum constirpatione..." (Roberti Monachi Historia... с. 1. P. 728-729).
72 На самом деле, мусульманское и христианское население мирно сосуществовало в Святой Земле, а христианские святыни почитались наряду с другими. См.: Prutz Н. Kulturgeschichte der Kreuzzuge. S. 75.
73 "...Gens impia... loca profanaverat venerabilia... ejectis... cultum divinorum ministris... in aliis equos et jumenta quasi in stabulis collocantes, in aliis veroindigna locis exercentes negotia... venerabiles... sanctorum imagines... ex ipsis corraserant parietibus et... oculos efforderant..." (Willelmi Tyrensis Historia... Lib. 6, с. XXIII).
74 Petri Tudebodi Historia Peregrinorum // RHC Осе. T. 3. P. 169.
76 На самом деле, мечеть - "месджид" - место для произнесения регулярной молитвы.
76 Willelmi Tyrensis Historia... Lib. 1. Cap. X.
77 Baldrici Dolensis Historia... Т. IV. Lib. 1. P. 13.
78 Petri Tudebodi Historia Peregrinorum... P. 165.
79 Guiberti... Novigentis... Historia // RHC Осе. T. 4. P. 128.
80 "Profanatum est sactuarium..."; "loca profana verat venerabilia..." (Willelmi Tyrensis... Historia... Lib. 6, Cap. XXIII).
81 "..-Au tenz... И Crestiens tenoient... granz esglises... granz abaies... de I'ordre de Cistaux... Premonstre..." (Willelmi Tyrensis... Historia... Т. I. P. II, Ch. XIX, P. 525).
82 Willelmi Tyrensis... Historia... Lib. XVIII, Cap. V. P. 825.
83 "...Templum Salomonis, in quo simulacta sua barbarae nationes contra jus et fas modo collocate venerantur..." (Baldrici Dolensis Historia. Lib. 1. Cap. TV).
84".. .Baptizabantur etiam aliqui Sarracenorum, timore et zelo mostrae legis, anathematizantes Mahumet et progeniemejus..." (Raimundi de Aguelers Historia Francorum que ceperunt Iherusalem // RHC Осе. T. 3. Lib. XVII. P. 278). Historia Nicaena... // RHC Осе. T. 5. Cap. LVI.
86 Roberti Monachi Historia Hierosolimitana // RHC Осе. T. 4. Cap. VIII, XVIII; Baldrici Dolensis Historia... // Ibid. Lib. II, Cap. X.
87 Petri Tudebodi Historia Peregrinorum //RHC Осе. T. 4. Cap. LVI. P. 199.
88 Ibid. Сар. СIX. О литургическом описании обряда крещения см.: Ddlger F. Die Sonne der Gerechtigkeit und der Schwarze // Liturgiscne Forschungen. Munster, 1918. H. 2.
89 Petri Tudebodi...
90 "...Omnibus operibus Sathanae et pompis ejus abrenuntio..." (Galterii Cancelarii Historia Hierosolimitana // RHC Осе. Т. 5. Cap. XIV).
91 "...Ipse est Omnipotens et Deux Deorum..." (Roberti Monachi Historia... Lib. VI, Cap. XII. P. 811-813)', см. также: Tudebodus abbreviatus. Lib. II, Cap. ХХХГ. "Deus eorum pro ipsis quotidie pugnat..."
92 Roberti Monachi Historia. Lib. XXI. Cap. TV; Baldrici Dolensis Historia. Lib. XXI, Cap. IV.
93 "...Mortuorum cadavera colligunt... et quae... ad fanum suum, quod Mathomariam vocant, sepelierent..." - Guiberti Novigentis... Lib. IV, Cap. XTV.
94 Baldrici Dolensis Historia... Lib. II, Cap. XVIII; см. также: Roberti Monachi Historia--- Lib. ГУ, Cap. XXII.
96 "...Cil kaliffez asoloit et escoumenoit et donnoit indulgence, resmessionz et pardonz des pechiez aus mescreanz Mahommetoiz..." (Estoire d'Eracle empereur et la conquest de la Terre d'Outremer // RHC Осе. T. 2. С. XVIII, P. 524).
96 Chanson de Jerusalem, Col. 196, 369.
97 Estoire d'Eracles. С. VI, P. 371.
98 Антипов Г.А. и др. Указ. соч. С. 73.
99 "...Acele fontaine portoient li Sarrazin moult grant honour..." (Estoire d'Eracles //Willelmi Tyrensis Historia... T- 1. P. II. P. 371).
100 "...Nos pechez, nous nous poons laver en gaue avant que nous mourens..." (Chanson de Jerusalem, Col. 244, 448).
101 La Conquiete de Jerusalem, Col. 221, 35548. Впервые эти сведения переданы Эмбрико МайенсБим. См.: Vita Mahumeti // PL. 171.
ш "gicque m gente ilia exorta etschisma: ... aliis dicentibus Mehemeth maiorem esse, aliis dicentibus, Hali solum esse prophetam Domini et ist... dicunter seia..." (Wilellmi Tyrensis Historia... Lib. XIX, Cap. XXI).
103 Ibid. Lib. XXXI, Cap. 995-996.
104 Fulcherius Carnotensis Historia... Lib. 3. Cap. XLVIII.
105 О религиозной девиантности см.: Religi6se Devianz: Untersuchungen zu sozialen, rechtlichen und theologischen Reaktionen auf religiose Abweichung im westlichen und ostlichen Mittelalter / Hrsg. von D.Simon. Frankfurt a.M., 1990; Gauss J. Toleranz und Intoleranz zwischen Christen und Muslimen in der Zeit der Kreuzzuge // Saeculum, 1968. Bd. 19, H. 4. S. 362-390.
106 Это один из наиболее распространенных способов восприятия чужой культуры. См. об этом: Hartog F. Le miroir d Herodote: Essais sur les representations de 1 autre. P., 1980. P. 237; Аджалов AM. Этноконфессиональное содержание оппозиции "свои" и "чужие" в огузовском эпосе // Труды по знаковым системам. Тарту, 1986. С. 156-162.
