Клайд Клакхон

ЗЕРКАЛО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА

Введение в антропологию

К началу

От издательства

За последние несколько лет в нашей стране слово антропология как-то незаметно вошло в научный обиход. Как грибы после дождя стали появляться кафедры, в названии которых фигурирует это слово; в учебных планах ведущих гуманитарных вузов замелькали лекционные курсы по истории антропологических учений, в научных журналах, то и дело, начали публиковаться материалы по антропологии. Так что же представляет из себя эта загадочная наука? Какие области знания она охватывает? И, наконец, что подразумевают под этим словом ученые, называющие себя антропологами?

Для образованного, но не искушенного в истории гуманитарного знания читателя это слово ассоциируется со странными людьми, изучающими дикарей, измеряющими при помощи циркуля черепа, исследующими примитивные орудия труда первобытных людей; учеными, оперирующими странными понятиями из области физиологии, общей биологии, археологии, медицины. Для читателя более искушенного в этих вопросах данное понятие будет, скорее, ассоциироваться с такими темами, как «антропологизм в русской философии», «антропологический поворот в современной западной философии», структурной антропологией Клода Леви-Стросса, исторической антропологией, этнопсихологией и лингвистикой. В чем причина такого явного расхождения в понимании одного слова? И вообще, можно ли говорить об антропологии как о самостоятельной науке, или же она является комплексом представлений о человеке, и в этом смысле существует уже не первую тысячу лет?

Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к первоисточнику данного самоназвания. Дело в том, что как научная дисциплина, антропология возникла в англоязычной среде и появлением специфического «антропологического взгляда» мы обязаны именно этой культурной традиции. Для прояснения вышеозначенного положения обратимся за помощью к самой известной англоязычной энциклопедии: «...Основы современной культурной антропологии как исследовательской области были заложены в эпоху Великих географических открытий, когда технологически передовые европейские культуры пришли в широкое соприкосновение с "традиционными" культурами, которые до этого времени европейцы высокомерно называли "дикими". Но к середине XIX столетия вопросы происхождения различных культур, народов мира и их языков стали предметом пристального внимания западноевропейцев. Понятие эволюции, выдвинутое Ч. Дарвином в его работе "Происхождение видов" (1859), послужило мощным толчком, обеспечивающим исследования такого рода» (Encyclopedia Britannic. 15-th ed. Vol. I [s.l.] 1994. P.782). Как видно из приведенной выше цитаты, представления первого рода связаны с ранним этапом становления этой научной дисциплины, то есть с эволюционным дарвинизмом XIX века.

К началу XX века ситуация в антропологии резко изменилась. Это было связанно, в первую очередь, с появлением работ представителей так называемой американской культурно-исторической школы, надолго изменившей сам облик антропологической науки. Принципиальная установка этой школы на несводимость различных культур к одному основанию привела к появлению абсолютно нового взгляда, суть которого заключалась в рассмотрений каждой отдельной культуры как уникального целого, формирующегося под воздействием физического окружения, культурных контактов и других самых разнообразных факторов. Одним из последователей этой школы был автор представляемой здесь на суд вдумчивого читателя книги «Зеркало для человека». Мы

позволим себе привести его слова из этой работы, наиболее точно характеризующие современное состояние и предмет науки, называемой антропология: «К началу XX века ученые, интересовавшиеся необычными, драматическими и непонятными аспектами человеческой истории, были известны под именем антропологов. Это были люди, занимавшиеся поиском самых отдаленных предков человека, гомеровской Трои, прародины американских индейцев, связей между солнечной активностью и цветом кожи, историей изобретения колеса, английской булавки и керамики. Они хотели знать, "как современный человек пришел к этому образу жизни": почему одними управляют короли, другими — старики, третьими — воины, а женщины — никем; почему у одних народов наследство передается по мужской линии, у других — по женской, а у третьих — и по той, и по другой; почему одни люди болеют и умирают, если они считают, что их заколдовали, а другие смеются над этим. Они занимались поиском универсалий в биологии и поведении человека. Они доказывали, что в физическом строении людей разных континентов и регионов гораздо больше сходств, чем различий. Они обнаружили многочисленные параллели в обычаях людей, некоторые из которых можно было объяснить историческими контактами. Другими словами, антропология стала наукой о сходствах и различиях между людьми». Автором этой книги был Клайд Клакхон.

Клайд Майбен Клакхон родился в 1905 году в штате Айова. В молодости Клакхону удалось сблизиться с индейцами навахо, изучая их язык и обычаи. В 1927 году, после поездки по юго-западу США, он публикует свою первую книгу «К подножию радуги»(1927). С 1931 по 1932 год он предпринимает поездку в Вену, где активно изучает социологию, психоанализ, а также естественные науки. С конца тридцатых годов он начинает свою преподавательскую деятельность в Гарвардском университете, где впоследствии совместно с Т. Парсонсом и X. Марри создает факультет социальных отношений, работа которого воплотилась в кол-

лективном труде «Личность в природе, обществе и культуре» (1949). Директор Гарвардского центра русских исследований, декан факультета антропологии, президент американской ассоциации антропологов — вот далеко не полный список его регалий и научных званий.

В антропологии Клакхон стал известен также как создатель нового типа полевой работы: с 1936 по 1948 годы им было организовано коллективное исследование племени индейцев навахо. Отличительной особенностью данного исследования были долговременность, интенсивность, а главное — междисциплинарность. Результатом его стали многочисленные книги, посвященные этому племени (Клакхон К., Вейман Л. «Классификация у навахо» (1938); «Введение в песенную практику у навахо с описанием поведения в процессе исполнения четырех песен» (1940); Клакхон К. «Дети народа. Развитие индивида у навахо»(1947); Клакхон К., Лейтон Д. «Навахо»; Клакхон К. «Колдовство у нава-хо»(1944)). Данное исследование длилось почти на протяжении двенадцати лет. В исследовании участвовало более двадцати специалистов из разных областей гуманитарного знания. Это были: антропологи, психологи-клиницисты, социологи, лингвисты, физические антропологи. Но теперь следует остановиться и рассмотреть теоретические взгляды Клакхона.

Клакхон — антрополог, следующий традиции Ф. Боаса и А. Крёбера, совместно с которым он проанализировал понятие культуры («Культура: критический обзор понятий и определений» (1952)). Эта книга представляет собой критический анализ всех определений и понятий культуры, существовавших на тот момент. В ней, пожалуй, наиболее ярко отразились теоретические представления, которыми руководствовался автор «Зеркала для человека». Давая собственное определение культуры, Крёбер и Клакхон писали, что культура «есть абстракция конкретного человеческого поведения, но не само поведение». Что означало это утверждение для последователей культурно-исторической школы, родоначальником

которой был Франц Боас? Дело в том, что, для представителей этого направления, «культуры вообще» не существовало; для них существовала только конкретная культура, то есть культура французская, английская, немецкая, русская, культура индейцев навахо, сиу, культура Тробрианских островов и т.д. Соответственно, задача антропологии состояла для них в описании наибольшего числа существующих культур. Следовательно, ни о каком пафосе сравнения культур не могло быть и речи, а уж тем более — о поисках сходств и различий. Наиболее рельефно эту позицию выразил Ральф Линтон: «Культура сама по себе неуловима и не может быть адекватно воспринята даже теми индивидами, которые участвуют в ней непосредственно». Если мы вернемся к приведенной выше цитате из книги Клакхона и Крёбера, то мы увидим, что при сохранении определенной доли культурного релятивизма у авторов «Критического свода понятий культуры» появляется установка на поиск некоторых универсалий человеческого поведения. Вот как характеризует это изменение известный американский антрополог Клиффорд Гирц: «Антропологии удалось прийти к более продуктивной концепции человека; концепции, которая принимает в расчет культуру и ее вариативность, а не списывает ее со счетов как каприз или предрассудок, и в то же самое время не считает пустой фразой "единство человечества в основе"... ». В конце своей жизни Клакхон считал, что, несмотря на явное разнообразие человеческих культур и поведения людей, последнее соотносится с основополагающими ценностями, которые присущи всем культурам. Используя, в частности, метод анализа, заимствованный в структурной фонологии Р. Якобсона, он стремился построить общую теорию культуры на основании выделения культурных «универсалий». Клакхон писал в одной из своих поздних работ: «Некоторые аспекты культуры принимают специфические формы исключительно вследствие исторической случайности; другие же скроены силами, которые по праву можно называть универсальными». Где же следует искать эти универсалии? К каким сферам человеческой жизни они

принадлежат? Чтобы прояснить эти вопросы, позволим себе процитировать небольшой отрывок из статьи К. Гирца «Влияние концепции культуры на концепцию человека», где он, в частности, характеризует позицию Клакхона. «Таким образом — пишет Гирц, — анализ сводится к тому, чтобы соотнести предполагаемые универсалии с признанными базовыми потребностями, и при этом доказать, что между ними есть соответствие. На социальном уровне обычно ссылаются на тот неоспоримый факт, что все общества, дабы продолжить свое существование, должны воспроизводить население и распределять товары и услуги, этим объясняется универсальный характер семьи и тех или иных форм торговли. На психологическом уровне апеллируют к таким базовым потребностям, как личностный рост — этим объясняется повсеместность институтов образования, или к общечеловеческим проблемам, таким как Эдипов комплекс, — это объясняет универсальность идеи карающих богов и заботливых богинь. В биологии есть обмен веществ и здоровье; в культуре им находят соответствие в обычаях, связанных с приемом пищи, и в обрядах исцеления». Таким образом, как видно из приведенной цитаты, Клакхон одним из первых представителей американской антропологии формулирует концепцию многоуровневого подхода к человеку. Наиболее прозрачно эта концепция выражена в книге, представляющей собой жанр популярного введения в науку, «Зеркало для человека».

Книга эта выбрана нами для открытия серии публикаций работ западных антропологов и этнологов не случайно. Во-первых, написана она была в культурной ситуации, очень схожей с нашей, когда антропология окончательно институализировалась как академическая дисциплина. Во-вторых, она наиболее полно отражает весь спектр проблем, занимающих антропологическую науку, и в этом смысле по сей день не утеряла своей актуальности. В-третьих, популярность языка, которым это произведение написано, делает его доступным даже для хорошо эрудированного школьника. В Америке «Зеркало для человека» до сих пор

остается самым читаемым произведением среди антропологической литературы.

Если последнее утверждение в подтверждении не нуждается, то первые два следует развернуть. В конце сороковых годов, когда была опубликована книга, в умах американских интеллектуалов господствовали, с одной стороны, теории, основанные на классовом подходе, а с другой стороны, социологические теории, основанные на функциональном подходе. В психологии также соперничали между собой бихевиоризм, в основе которого лежало позитивистское понимание факта и стремление привести науку к неким универсалиям вне зависимости от культурных реалий, и американский вариант психоанализа, претендующий на некое замещение религиозной практики. В такой интеллектуальной обстановке положение антропологии, занимающейся в первую очередь человеческими различиями, было, по меньшей мере, странным. В то время, как в большинстве гуманитарных наук господствовали универсальные концепции объяснения человеческого поведения, антропология предъявляла факты, явно противоречащие такому положению дел.

В обыденном сознании ситуация в отношении к антропологии была приблизительно такой же. Как описывал это сам Клакхон: «С внешней точки зрения деятельность антрополога представляется, в лучшем случае, безобидным развлечением, а в худшем — чистым идиотизмом. Неудивительно, что многие из обитателей того же юго-востока Америки шутят: "Индейцы собираются платить вам премию, ребята". Обычное мнение об антропологах хорошо выразил один офицер. Мы встретились в обществе и нормально разговаривали, пока он не спросил, чем я занимаюсь. Когда я сказал, что я антрополог, он отшатнулся и сказал: "Ну, антропологу не обязательно быть сумасшедшим, но, наверное, это помогает"».

Таким образом, возникнув в англоязычной среде и просуществовав не одно десятилетие, антропология продолжала оставаться маргинальной по отношению к существую-

щей научной и общественной традиции. Тем не менее, уже во время войны антропология начала приносить свои плоды как прикладная наука. Военные использовали знание антропологов при контакте с различными племенами, проживающими в районах военных действий; при вербовке военнопленных японцев антропологами были достигнуты потрясающие результаты, с точки зрения господствующих социальных и психологических теорий попросту необъяснимые. Это естественным образом вызывало интерес со стороны государства, выражающийся в первую очередь в финансировании исследований. Антропология стремительно накапливала факты, требующие теоретического объяснения. Именно с тридцатых по пятидесятые годы в американской антропологии были созданы самые влиятельные теории. Антропология начала активно институализироваться. Конечно, мы далеки от той мысли, что ситуация в нашей стране хоть отдаленно напоминает ситуацию пятидесятых годов в Америке, и все же некоторые общие черты в отношении наук о человеке наблюдаются.

Итак, говоря о схожести ситуаций, мы подразумеваем, что отечественная научная традиция отнюдь не стояла в стороне от магистральных путей развития наук о человеке. С одной стороны, нашими учеными, называющими себя этнографами, был наработан обширный эмпирический материал, который по своему богатству фактографии и объему не уступает материалу, собранному американскими полевыми исследователями. Здесь хотелось бы отметить, что отечественная этнография свое происхождение как целостная наука ведет от таких ученых, как В. Богораз и Л. Штренберг, начинавших свою научную деятельность в Джезуповской северо-тихоокеанской экспедиции, организованной Францом Боасом. Результатом этой экспедиции, в частности, стала публикация известных работ Богораза «Чукчи» и «Мифология чукчей», высоко оцененных Боасом. Таким образом, ситуация в области эмпирики чем-то напоминает ту, о которой пишет в представляемой здесь работе К. Клакхон. С другой

стороны, в различных областях гуманитарного знания существуют наработки, сближающиеся, а иногда и превосходящие западные концепции, доминирующие в антропологической науке. Здесь следует отметить работы А.Р.Лурия, синтезировавшие в себе достижения в области психологии, физической антропологии и лингвистики. Также хотелось бы отметить книгу П.Ф.Поршнева «О начале человеческой истории», которая, на наш взгляд, представляет собой уникальную концепцию происхождения человека, основанную как на палеоантропологических исследованиях, так и на исследованиях в области социальной психологии. Таким образом, в русской научной традиции наметился процесс синтезирования целостной науки о человеке. А стремительное становление антропологии как отдельной академической дисциплины лишь подтверждает это предположение.

Кроме того, в отечественной традиции существует целый пласт идей, связанных с именами русских евразийцев, таких как Николай Трубецкой и Лев Гумилев, чей этнологический взгляд во многом сближается с рядом антропологических идей, существующих на Западе. Чтобы не быть голословным, приведу несколько цитат из работы Трубецкого «Европа и Человечество», ставшей одним из манифестов евразийства. Вот что пишет в своей работе Трубецкой: «В науке весьма часто можно встретить сближения психологии дикарей с психологией детей... Они совершенно обходят тот факт, что впечатление "взрослых детей" при соприкосновении европейцев с дикарями является абсолютно взаимным, то есть дикари тоже смотрят на европейцев как на "взрослых детей"». Критикуя современную ему этнологическую мысль, Трубецкой пишет: «Этот аргумент (имеется в виду аргумент в пользу более высокого уровня развития европейцев по отношению к другим народам — курсив мой), который можно назвать историческим, считается в Европе наиболее веским. Сущность его состоит в том, что предки современных европейцев тоже были дикарями. Таким образом, европейцы давно уже прошли стадию эволюции, на ко-

торой стоят современные дикари». Третья концепция этнологического взгляда, которую рассматривает Трубецкой — это концепция одичания некогда развитых народов. Все эти концепции, так или иначе, на уровне двадцатых годов доминировали в европейском научном сознании. Надо отметить, что Трубецкой в своей критике этнологического взгляда предвосхитил как минимум несколько идей, появившихся в Америке лишь с тридцатых по пятидесятые годы, а в Западной Европе — в конце пятидесятых. Этот переворот в антропологии был связан с именами Ф. Боаса, Р. Линтона, А. Крёбера, М. Лейриса, Р. Бенедикт и К. Клакхона. «Вместо принципа градации народов и культур по степеням совершенства — новый принцип равноценности и качественной несоизмеримости всех культур и народов земного шара. Момент оценки должен быть раз навсегда изгнан из этнологии и истории культуры, как и вообще из всех эволюционных наук, ибо оценка всегда основана на эгоцентризме» — писал Трубецкой.

Суммируя вышесказанное, следует признать, что для отечественной традиции отнюдь не чужд так называемый антропологический взгляд. Вопрос состоит лишь в том, чтобы осмыслить ту массу разрозненного эмпирического материала, который наработан нашими науками о человеке. По какому пути пойдет отечественная антропология, и будет ли она носить такое же название, сейчас предугадать сложно, но мы искренне надеемся на то, что этому процессу будет способствовать публикация книг серии, задуманной нашим издательством.

Владислав Трофимов.