Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Александр Зорин

ТРАНЗИТНЫЙ БАТЮШКА

1994, ж-л "Христианство в истории".

Быковичи, Сенкевичи, Митавичи — бывшие еврейские местечки. Евреи жили здесь до революции, но разбежались, напуганные погромами. Оставшихся добили немцы в Отечественную войну. В многочисленных списках получателей гуманитарной помощи в этих местах я не встретил ни одной еврейской фамилии.

Именно из-за этих списков отправились мы сейчас в самый дальний район епархии, потому что настоятель одной из церквей таковых не представил. А значит инспекторский отчет по этому приходу повиснет в воздухе, чего американцы не терпят - отчетность о распределении продуктов они требуют самую тщательную.

Попутно мы заехали еще в два-три прихода, но не предупредили заранее... А батюшки, как правило, на месте не сидят, нужда в них постоянная: на десятки деревень единственный священник.

В Хиславичах встретила нас матушка уехавшего на требы священника, встретила очень любезно. Был канун престольного праздника и она, умаявшись за день в храме, возилась теперь у плиты.

- Когда же вернется батюшка? - спросили мы.

- А не знаю, я в дела его не влажу - ответила попадья.

На столе возвышался таз с вафельными стаканчиками, еще не наполненными кремом. На кухню вбегали дети, чтобы запустить руку в таз и убежать, похрустывая вафлей.

И все же в Шумячах мы застали под вечер отца Исаака. Храм - бывший музей. Или музей в бывшем храме, ныне наполовину отданный Церкви. Во второй половине постоянная экспозиция местного живописца, знаменитого тем, что он состоял в членах Союза Художников СССР. Прямая стена храмовой половины, перегородка, обращена на Восток, а противоположная, где апсида и высокая солея - в несколько ступеней - обращена на Запад. Видно, храм был униатский. Униаты, как и католики, алтарную часть храма ориентируют на Запад, к римскому престолу. Храм был посвящен пророку Илие, а недавно переименован и переосвящен. На стенах, как праздничные плакаты, наклеены большие бумажные иконы.

Редкий священник отпустит гостей из своего дома, не посадив за стол. Тем более, узнав, что они весь день в дороге. Украинский борщ, яркая зелень, пряно пахнущие малосольные огурчики, маринованный перец и другие домашние закуски - все это урожай с земли, густо-густо опыленной радиацией. Здоровых людей в этой местности нет. У всех или щитовидка, или средний зоб, или анемия. Дети растут слабенькие, у большинства - болезнь крови - лейкемия. В семье священника трое детишек. Один умер - в год Чернобыльской катастрофы. Но население живет здесь, никуда бежать не собирается и, получая свои гробовые - денежный довесок за радиацию, - не замечает смертоносного фона.

Отец Исаак всегда спокоен и улыбчив. Влажные глаза его широко раскрыты и будто ничем не защищены. И правда, я вдруг заметил, что веки не имеют ресниц. Говорит он так, как будто извиняется за возможную неточность сказанного, и этой возможной неточностью смущен.

- Трудно нам. Народу нет, - говорит матушка Елена. - Открыли пивбар в поселке, вся молодежь - там.

Но кое-что в противовес пивбару уже делается - работает воскресная школа, по местному радио священник каждую неделю ведет передачи о Библии. Это - первые шаги. Храма еще настоящего нет, и служит на этом приходе отец Исаак всего лишь полтора года.

- Люди в церковь не идут, потому что прежние священники были транзитные. Не задерживались, к тому же пьяницы.

- Мы как приехали, - подхватывает матушка Елена, - сразу на следующий день к нам двое мужиков: "Батюшку!" "А зачем вам?" "Выпить нет ли?.." Я на них как поперла... Они - ходу. А вдалеке, вижу, стоят еще трое. У них это обыкновенно было - придти к батюшке бутылку распить. И начальство местное тоже с батюшками выпивало. Если приезжает в дом, полагается на стол выставлять. Они решили: и этот такой же. А мой не пьет. Я их и погнала.

Священник, что нам не представил списков, кажется, именно такой...

- А нельзя ли позвонить отцу Сергию, предупредить, что мы к нему едем?

Тот, узнав по телефону голос отца Исаака, притворился, что не слышит. А на повторный звонок не откликнулся, не поднял трубку.

- Главное, на месте, - обрадовался я, - надо скорей ехать за "помощью".

В марте он приезжал в епархию пьяный, но с двумя трезвыми помощниками. Капитолина Власьевна, наша сотрудница, не хотела ему выдавать продукты, но помощники поручились доставить все до места и отчитаться.

- Как же вы можете служить? - удивилась тогда простодушная К.В., уже наслышанная о нем.

- А крестить-хоронить надо? Ко мне и идут. Накормят, напоят, еще и спать уложат - браво отвечал ей священник.

Рассказывают, что иные крестины заканчиваются у него скандалом. Был случай. Приехали крестить младенца из соседней деревни. А он их с порога спрашивает: "Бутылку привезли?" Молодые родители не знали, что крестит за бутылку... "Дома-то есть конечно, дожидается... а в церковь нет, не взяли..."

- А не взяли, тогда идите с Богом - прогнал их отец Сергий, с утра явно не опохмелившийся.

Глухая деревенька, домов двадцать. Храм Михаила Архангела утоп в густом кустарнике - за бузиной и орешником не видать старых могил. Дом священника рядом. И здесь к крылечку вплотную подступила лебеда и крапива. Калитка нараспашку, а дверь на замке... "Неужели почувствовал, что гости к нему едут вслед за звонком?" - подумал я. И только подумал, послышались голоса, и из-за плетня показались два удилища. Кто-то шел с рыбалки и громко и сердито разговаривал. Это и был отец Сергий со своей спутницей, которая поднималась за ним в гору понуро, как колхозная лошадь. Увидев нас, отец Сергий издал ликующие звуки и мы поняли, что он крепко навеселе. Поставил в угол удилища - длинные, подобранные, видно, что рабочие; и удит он не для кошки, не ради удовольствия. "Я на семь тыщ в месяц живу" - объяснил он свое материальное положение.

Вошли в избу. Лохматый слой копоти на стенах, полчища мух, в сенях трехлитровые банки "закрученной" свинины. На толстом костыле - на таких вешают хомуты в конюшнях - висит портрет отца, тоже священника, тоже алкоголика, десятки лет прослужившего в областном городе. У всех, так сказать, на виду. Но советскую власть только такой вид и устраивал... Она мирволила заблудшим пастырям и даже разводила их в своих питомниках. Еще до-о-о-лго след направленной селекции будет заметен в нашей Церкви.

Никаких списков у отца Сергия, конечно, нет. Он раздавал продукты простым способом. Выставил мешки с рисом и чечевицей, раскупорил бочки с маслом - подходи, набирай сколько хошь! "А списков я никаких составлять не буду. Расписываться - сатане присягать."

- А это хто? - спрашивает Капитолина Власьевна, показывая на бумажную иконку, прислоненную к стакану. Она мастерица невпопад задавать и отвечать на вопросы.

- Ето Сергей Радонежский - с трудом выговаривает отец Сергий

- Хто? Сергей Ладожский? - не разобрала пьяных слов Капитолина Власьевна.

- Эх, ты! - обрадовался священник - помощью занимаешься, а в религии ни бум-бум!

Он пытается за ней ухаживать, называет Капитолечкой: ходит вокруг голубем, воркует, того и гляди отважится запустить руку под кофточку.

В городе у него семья, дети. Но служить ему в городе епископ не разрешает, а перекатывает с прихода на приход, пока люди терпят.

- Как же ж вы так напиваетесь! - задала К.В. вопрос прямо, что называется, в лоб. Забыла, зачем мы приехали! За тем, что можно добыть у него только мирным способом.

Отец Сергий обиделся. И чуть было наше посольство не закончилось неудачей. Ндрав взыграл в батюшке.

- С Богом! С Богом! Ступайте, никаких расписок я вам давать не буду! С Богом!

Минуту назад я предложил ему:

- Вот вам чистый лист бумаги, напишите, пожалуйста, что я вам продиктую.

- Ишь ты, ты будешь диктовать, а я - писать...

- Я продиктую текст, который как-то может оправдать неверную раздачу помощи.

И он уже разгреб место на столе, чтобы поместить лист бумаги. А теперь:

- Не буду ничего писать. Она, - показывает на К.В. - обещала мне шестьдесят мешков риса, а дала двадцать. Она меня обманула.

- В следующий раз получите остальные, - успокаиваем мы его.

- Не буду.

- Ну тогда мне придется подавать докладную записку владыке, - захожу я с другой, опасной стороны.

- Пишите! Присылайте комиссию! Хоть две!! С Богом!

Капитолина Власьевна примолкла, понимая, что выступила неудачно.

В конце концов удалось уговорить его.

- Ладно, - смирился священник, - только ты сам напиши, а я подпишу.

- И печать поставьте.

Найти печать в углах, заваленных тряпками и богослужебными книгами, оказалось не просто.

- Баба, наверное, взяла, да куда-то сунула, - бурчит он.

Наконец, печать найдена, справка составлена по форме и подписана. Мы откланиваемся.

- Нет, вы со мною должны чайку попить! - загораживает дверь хозяин.

Насилу отбились...

- В другой раз не отпущу, - обещает он, расставаясь с нами, как с лучшими друзьями.

В машине отец Исаак, сидевший рядом с водителем, повернулся к нам: смущённая улыбка и влажные глаза без ресниц. Ему стыдно за своего соседа, за своего собрата. Что добавить к увиденному... И хотя есть что добавить, он молчит весь обратный путь, а я не расспрашиваю.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова