П.В.Загоровский - Социально-экономические последствия голода в центральном Черноземье в первой половине 1930-х годов

В российской истории можно выделить последовательный ряд принципиально важных крупных переломных моментов, какими являлись войны, государственные перевороты, правительственные реформы, революции. Такие переломы качественно влияли на ход развития страны и обусловливали проведение масштабных изменений ее состояния. Наиболее значимые переломные моменты имели место в отечественной истории ХХ века. Самым заметным из них была октябрьская революция 1917 г. Революционная смена формы и содержания государственной власти положила начало продолжительному процессу социалистического преобразования российской действительности. Проведение такого преобразования оказалось затруднено военными действиями гражданской войны, послевоенной хозяйственной разрухой, идейной борьбой внутри правящей коммунистической партии. В целом, процесс социалистического преобразования Советской России и СССР длился около двух десятилетий и состоял из нескольких сменявших друг друга основных этапов.

Начальный этап был ограничен временем ожесточенной вооруженной борьбы за утверждение нового государственного строя в России. Эта борьба развернулась в 1918-1920-х гг. на фронтах гражданской войны против сил внутренней контрреволюции и иностранных интервентов. Как известно, Красная Армия добилась победы над своими военными противниками. Во время гражданской войны партийно-государственное руководство Советской России осуществляло экономическую политику военного коммунизма, опиравшуюся на штурмовой метод ликвидации капиталистических элементов в экономике и насильственное изъятие продовольствия у сельского населения. После достижения решающего перелома в гражданской войне обозначилась несостоятельность политики военного коммунизма как метода социалистического строительства. Элементы государственного насилия, особенно ярко проявившиеся в ходе продовольственной разверстки, вызвали массовый протест трудового крестьянства. На территории Советской России развернулись широкомасштабные крестьянские восстания против продразверстки. Гражданская война и политика военного коммунизма очень сильно повлияли на социально-политическую ситуацию в России, но не смогли непосредственно привести к всестороннему утверждению социалистического строя и коммунистического мировоззрения в стране.

Следующим этапом социалистического переустройства стал период новой экономической политики (нэп), начавшийся в 1921 г. Нэп решил общие задачи восстановления промышленного и аграрного производства, улучшил положение российского хозяйства и создал возможности для его дальнейшего поступательного развития. Партийно-государственное руководство СССР не принимало каких-либо специальных решений о прекращении действия или отмене нэпа. В условиях нэпа оно определило первоочередными задачами социально-экономического развития СССР индустриализацию страны и кооперирование мелкотоварного хозяйства. Нэп, возродивший элементы частного предпринимательства и индивидуального производства, не мог повлечь за собой принципиальных изменений социально-политического состояния общества в плане окончательного построения социализма. Нэп не соответствовал интересам партийно-государственного руководства СССР, постепенно пришедшего к выводу о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. Наиболее отчетливо отход от новой экономической политики проиллюстрировали правительственные действия 1928 г., направленные на резкое увеличение масштабов государственных заготовок продовольствия в деревне. В июле 1928 г. на пленуме ЦК ВКП(б) И.В.Сталин заявил о необходимости установления своего рода "дани" на крестьянство для сохранения и увеличения высоких темпов развития индустрии. В течение 1928 г. нэп был постепенно свернут.

Заключительный этап социалистического переустройства СССР имел место в конце 1920-х — начале 1930-х гг., в то время, когда полностью состоялись качественные изменения социально-политического положения подавляющего большинства российского населения. Данный этап характеризовался утверждением советских социалистических форм политического устройства, государственно-административного контроля и управления. Процесс итоговой социально-политической трансформации государства и общества произошел в условиях социально-экономического кризиса в процессе проведения насильственной сплошной коллективизации сельского хозяйства, раскулачивания крестьянства, выполнения обязательных хлебозаготовок, расширения массовых государственных репрессий. Такие действия партийно-государственного руководства произвели, по нашему мнению, наиболее крупный и значительный перелом в ходе исторического развития Советской России и СССР. Самым крупным проявлением социально-экономического кризиса в первой половине 1930-х гг. явился голод, ставший массовым в 1933 г. Состоявшиеся в стране в конце 1920-х — начале 1930-х гг. радикальные сдвиги большинства пластов социально-политической и экономической жизни обусловили тенденции последующего развития и современного состояния общества.

Процесс образования в 1920-е — 1930-е гг. в СССР новой общественной системы, обоснованно продолжая привлекать пристальное внимание ученых, к настоящему времени подвергся научной характеристике в целом в общероссийских масштабах[1]. Обновленные оценки событий 1920-х — 1930-х гг., сформировавшиеся в ходе перестройки в отечественной исторической науке, утвердились на страницах не только научных, но и учебных изданий[2]. Однако, применительно к Центральному Черноземью, названный процесс не рассмотрен детально на примерах местной истории с учетом территориальных особенностей социально-экономического и политического развития. Такое рассмотрение принципиально важных вопросов отечественной истории на региональных срезах представляет собой значимую научную проблему с высокой степенью исследовательской новизны.

По каким признакам можно определить итоговый рубеж создания в СССР целостной советской модели государственного и политического устройства? С какими событиями надо связывать окончание вышеназванного завершающего этапа социалистического преобразования СССР? Для типичного сельскохозяйственного центрально-черноземного региона России основными критериями утверждения нового строя были установление экономического контроля над крестьянской массой со стороны местных органов ВКП(б) и административных структур и подчинение крестьянства правительственной аграрной политике. Эти критерии явственно обозначились во время так называемого "великого перелома" в 1928-1929 гг. и четко проявились в виде социально-экономического кризиса в первой половине 1930-х гг. в ходе осуществления сплошной коллективизации сельского хозяйства и раскулачивания крестьянства. Предельно отчетливо эти критерии стали видны в условиях массового голода, пик которого пришелся на весну и лето 1933 г. Именно голод, повлекший за собой всплеск смертности сельского населения, явился итоговым показателем установления господства партийно-государственного руководства над подавляющим большинством жителей региона. К 1933 г. окончательно прекратилось сопротивление центрально-черноземного крестьянства государственному насилию. Земледельческое население оказалось вынуждено принять колхозный строй, внеэкономическое принуждение к труду, конфискационные хлебозаготовки. Множественность голодных смертей и появление случаев каннибализма стали свидетельствами полной зависимости крестьянства от действий местных и центральных властей. Голод первой половины 1930-х гг. повлек за собой обширные социально-экономические последствия, влияние которых сказывалось затем в течение длительного времени.

Следует подчеркнуть, что социальные, политические и экономические явления, имевшие место в центрально-черноземном регионе, были типичными для всего СССР, остававшегося в 1933 г. по составу населения аграрной, крестьянской страной. Таким образом, массовый голод 1933 г. представляется лучшим подтверждением факта установления в СССР социалистической системы организации общества (в том виде, в каком ее понимал генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В.Сталин).

В числе актуальных исследовательских направлений отечественной исторической науки с конца 1980-х гг. находится проблема всестороннего определения цены, которую российское население оказалось вынуждено заплатить за достигнутые результаты построения социализма в СССР. В данном случае понятие "цена", во-первых, наполняется количественной информацией об избыточной смертности от голода, репрессий и иных форм государственного насилия, а также о миграциях и ряде других демографических процессах; во-вторых, оно включает оценки социально-экономических изменений состояния общества. Как известно, наиболее крупные человеческие потери и подвижки населения при отсутствии войн с зарубежными государствами имели место в СССР в первой половине 1930-х гг. В данной работе предпринята попытка выявить и исчислить в "человеческом измерении" итоги развития Центрального Черноземья в период его окончательного социалистического переустройства. Самым крупным примером таких исчислений является определение демографических последствий голода в регионе.

Вопросы происхождения, распространения и последствий голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. не становились до появления публикаций автора[3] предметом специального научного анализа. В российской историографии отсутствуют научные исследования по данной теме. Внимание ученых в 1940-х — 1980-х гг. в наибольшей степени было обращено к рассмотрению хода экономического развития региона, руководящей деятельности организаций ВКП(б), социалистических преобразований в жизни общества, форм и методов ведения хозяйства. История голода (и отвлеченно, и как часть целого комплекса проблем социально-политической истории Центрального Черноземья конца 1920-х — первой половины 1930-х гг.) не выделялась для отдельного изучения. В условиях начавшейся в конце 1980-х гг. перестройки в отечественной исторической науке тема голода в СССР прочно утвердилась на страницах печатных изданий. Было предпринято несколько попыток определить происхождение и последствия голода применительно ко всей стране и к некоторым ее регионам[4]. Однако, ни одно из проведенных исследований не затронуло территорию Центрального Черноземья.

Появление данной работы вызвано необходимостью ликвидации заметного пробела в знаниях об историческом развитии региона. Воссоздание событий голода, определение его непосредственной зависимости от политики партийно-государственного руководства СССР, проведение подсчета вызванных голодом человеческих потерь даст возможность определить ведущие закономерности, побудительные причины и основное направления процесса общественного развития региона, выявить формы взаимозависимости социальных и политических составных частей названного процесса, а также завершить широкое итоговое обобщение ранее неизученных актуальных вопросов социально-политической истории Центрального Черноземья конца 1920-х — 1930-х гг.

Историко-географическое понятие "Центральное Черноземье" применительно к первой половине 1930-х гг. было очерчено административными границами существовавшей в 1928-1934 гг. Центрально-Черноземной области [далее - ЦЧО], практически полностью сопоставимой по территории с шестью современными российскими областями: Белгородской, Воронежской, Курской, Липецкой, Орловской и Тамбовской[5]. Территория Центрально-Черноземной области с позиций социального, политического и экономического развития ее составных частей представляет собой единое целое и является отдельной историко-экономико-географической зоной России. Изучение истории голода в пределах данного региона позволит произвести предельно конкретное и полное научное исследование. По нашему мнению, рассмотрение вопросов отечественной истории в общероссийском масштабе настоятельно требует учета специфических особенностей, присущих каждому российскому региону и формировавшихся на основании отличительных признаков местного производства, времени заселения и хозяйственного освоения территории, численности и социального состава жителей, природно-климатических характеристик.

Центральное Черноземье в течение нескольких веков представляло собой типичный аграрный регион России. Такое определение подтверждается подавляющим преобладанием крестьянства в общем составе населения, традиционным господством крестьянских мировоззренческих начал в массовом сознании и четко выраженной сельскохозяйственной направленностью регионального производства. Поэтому при рассмотрении большинства вопросов социально-политической истории Центрального Черноземья конца 1920-х — первой половины 1930-х гг. важнейшее место объективно и закономерно занимают проблемы положения сельского населения. (Как известно, нехватка продовольствия и голод в первой половине 1930-х гг. распространились наиболее широко именно среди сельского населения). События, происходившие в центрально-черноземной деревне, являются одним из лучших примеров положения российского крестьянства в целом.

Социально-политическая история Центрального Черноземья конца 1920-х — начала 1930-х годов была наполнена разнообразными событиями и сложными процессами, влиявшими на местное население, его общественное положение и сознание. Однако, во внешнем разнообразии исторических явлений заметно выделялась стержневая линия, пронизывавшая все стороны тогдашней действительности — государственная репрессивная политика. Она проявилась на практике в разных формах бюрократического, судебного и военного насилия. Отношения партийно-государственного руководства к населению страны строились на основе административного самовластия и имели целью установление тоталитарного контроля над всеми ее жителями. Государственные репрессии стали фактором, унифицировавшим многие тенденции общественного развития. На рубеже 1920-х — 1930-х гг. репрессии приобрели массовый характер, распространившись на крестьян, служащих, представителей интеллигенции. Проведение социалистического переустройства региона определяли насильственные акции, противоречившие интересам большинства проживавших в нем людей. По нашему мнению, государственные репрессии во многом обусловили сущность и специфику хода отечественной истории конца 1920-х — первой половины 1930-х гг. Сплошная коллективизация, разорение крестьянства, массовый голод, также как и аресты, суды, тюрьмы и ссылки представляют собой составные части государственной репрессивной политики.

Согласно традиционному определению, голод имеет две формы своего проявления: явную (абсолютный голод) и скрытую (относительный голод). Абсолютный голод характеризуется полным отсутствием питания. Относительный голод характеризуется недоеданием и отсутствием жизненно важных компонентов в рационе питания. Для истории Центрального Черноземья первой половины 1930-х гг. понятие "абсолютный голод" неприменимо. Полного отсутствия продуктов питания у населения региона не было. Питание полностью отсутствовало только у части населения. В данном случае точнее использовать термин "массовый голод", определявший массовое распространение случаев абсолютного голода среди местного населения. Понятие "относительный голод" несколько расплывчато и требует пояснений и специальных сравнений. Вместо него вслед за историческими источниками целесообразно употреблять термин "голод". Термины "голод" и "массовый голод" имеют конкретные критерии для определения своего содержания. Термин "голод" надо использовать в том случае, когда документально подтверждается отсутствие жизненно необходимого минимума продовольствия и вызванные этим болезни (по терминологии того времени — "опухание") у значительной части населения региона. Термин "массовый голод" правомочно использовать для описания ситуации, при которой люди умирают от голода и, кроме того, среди голодающих распространяются случаи каннибализма.

В российской научной и популярной исторической литературе голод первой половины 1930-х гг. хронологически локализуется событиями 1932-1933 гг. или только событиями 1933 гг. По нашему мнению, применительно к Центрально-Черноземному региону России такая временная локализация объяснима, но не вполне точна. Хронологические рамки голода в Центральном Черноземье необходимо расширить. На первую половину 1933 г. пришелся период наибольшего обострения массового голода, повлекший за собой резкий всплеск смертности. В целом же, элементы голода фиксируются в истории Центрального Черноземья последовательно в 1930, 1931, 1932, 1933 и 1934 годах.

Источниковой базой для изучения истории голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. являются документы региональных и центральных архивов: Центра документации новейшей истории Воронежской области (ЦДНИВО), Государственного архива Воронежской области (ГАВО), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ). Сосредоточение документов по истории всего региона в архивах современной Воронежской области объясняется тем, что в 1928-1934 гг. город Воронеж был административным центром обширной Центрально-Черноземной области. Подавляющее большинство использованных архивных материалов до 1990-1991 гг. находилось на секретном режиме хранения и было исключено из научного оборота. Полное освещение источников и исследований, применимых для изучения истории голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг., представлено в отдельной работе автора[6].

Голод, как социальное явление, может быть вызван к жизни двумя основными группами причин. Одну группу составляют причины, обусловленные воздействием непреодолимых сил природы (засуха, наводнение и т.п.), влекущие за собой невозможность сельскохозяйственного производства продуктов питания. К этой же группе причин должны быть отнесены и военные нашествия внешних врагов, лишающие население запасов продовольствия и возможностей его производства. Другую группу причин составляют явления общественно-экономического и политического порядка (социальное устройство общества, формы личной или общественной зависимости, политика государственной власти и т.п).

В первой половине 1930-х гг. в СССР и в Центральном Черноземье объективных причин для голода, а именно каких-либо природных катаклизмов, не существовало. Валовый сбор зерновых культур в начале 1930-х гг. начал сокращаться, но катастрофического уменьшения количества производимой сельскохозяйственной продукции не произошло. Земледельческое население страны было в состоянии прокормить всех жителей обширного государства. Исходной причиной голода стало не отсутствие продовольствия, а его перераспределение между различными социальными группами населения. Трудовое крестьянство, будучи производителем продуктов питания, в конце 1920-х — начале 1930-х гг. попало под мощный административный нажим органов власти всех уровней и быстро стало терять как само продовольствие, так и определенное законом право на владение этим продовольствием. Колхозная система предусматривала безусловную сдачу части выращенного урожая государству в виде обязательных заготовок, размеры которых определяло вышестоящее партийно-государственное руководство. Конфискационные изъятия продовольствия широко использовались в ходе раскулачивания и сбора сельскохозяйственного налога. В начале 1930-х гг. российское крестьянство оказалось насильственно отчуждено от земли, как основного средства производства, и превратилось в массу наемных работников, лично не заинтересованных в высокой результативности своего труда на обобществленных землях. Вызванный коллективизацией временный спад аграрного производства при сохранении крупномасштабных хлебозаготовок закономерно повлек за собой сокращение той части продовольствия, которая оставалась в колхозах и использовалась для питания их членов. Последовательное развитие данной ситуации неизбежно должно было привести к дефициту продовольствия и, в итоге, к голоду. Таким образом, можно полагать, что голод в Центральном Черноземье, как и в СССР в целом, в первой половине 1930-х гг. был обусловлен политикой партийно-государственного руководства страны. Рассмотрим основные причины возникновения голода в регионе.

Среди причин возникновения и распространения голода в Центральном Черноземье заметно выделяется коллективизация сельского хозяйства. Коллективизация резко изменила экономическое и социальное положение земледельческого населения. Коллективизация противоречила хозяйственным и общественным чаяниям среднего трудового крестьянства, она была проведена насильственными методами и повлекла за собой серию крупных негативных последствий в сфере производства аграрной продукции.

В конце 1920-х гг., в то время, когда партийно-государственное руководство СССР готовилось приступить к быстрому развертыванию колхозного строительства, центрально-черноземное крестьянство, в своем подавляющем большинстве, не поддержало идею обобществления производства. Например, в 1928 г. в колхозах вновь образованной Центрально-Черноземной области состояло всего около 2% крестьянских хозяйств. Вместе с тем, в области существовала широко разветвленная сеть сельской (чаще всего потребительской) кооперации, представлявшей собой альтернативу создаваемым колхозам и совхозам. Архивные документы свидетельствуют, что в черноземной деревне кооперативные земельные общества имели более высокий авторитет, чем сельские советы. Крестьяне часто противопоставляли эти два органа друг другу. Прошедшая весной 1928 г. проверка деятельности низовой администрации в Тамбовской губернии зафиксировала "элементы двоевластия в деревне". Было отмечено, что активная часть крестьянства с большим интересом участвовала в работе земельных обществ, чем в работе местных советов. Проводившие проверку сотрудники рабоче-крестьянской инспекции почувствовали реальную возможность консолидации крестьянства в рамках кооперативных обществ. Такая консолидация стала бы крупным препятствием на пути готовившегося обобществления сельского хозяйства. В результате в официальном отчете не замедлило появиться следующее решение: "Необходимо признать обязательным взятие курса на ликвидацию земельных обществ"[7]. Сплошная коллективизация не могла быть успешно проведена при сохранении широких масштабов кооперативного движения. Поэтому в 1928-1929 гг. органы партийно-государственной власти развернули массированное наступление на все кооперативные структуры.

Такое наступление особенно широко проявилось в использовании административного нажима. Уменьшились поставки промышленных товаров в кооперативные лавки. Промышленные изделия предоставлялись сельским жителям лишь в обмен на продовольствие, причем, цены на индустриальную продукцию постоянно росли. В такой ситуации кооперативные общества становились для земледельцев невыгодными. Сельское население понимало, что кооперация отдаляется от крестьянских потребностей и запросов. Весной 1929 г. областные власти узаконили запрет на продажу в потребкооперации товаров тем крестьянам, которые торговали выращенным зерном на рынке, вместо того, чтобы сдать его за меньшую цену государству. Архивные документы зафиксировали многие примеры административного произвола в деятельности кооперации в 1928-1929 гг. Накануне проведения сплошной коллективизации сельская кооперация перестала выражать интересы своих членов, она оказалась в полной зависимости от партийно-государственных властных структур и уже не могла рассматриваться как реальная альтернатива колхозному строю.

В январе 1930 г., в условиях проведения кампании сплошной коллективизации были организованы спешные перевыборы многих сельских советов. В районах, где происходили перевыборы, резко возросло число людей, лишенных избирательных прав. Во многих селах избирательных прав не имело до 20% взрослых жителей. В это число попали те крестьяне, которые отказывались вступать в колхозы и чьи хозяйства считались зажиточными. Местные органы партийно-государственной власти стремились предельно увеличить в сельсоветах процент бедных крестьян. В ЦЧО изменениям подвергся каждый пятый сельсовет: в результате, присутствие бедняков в сельсоветах увеличилось до 60%[8]. Кроме того при сельских советах повсеместно стали возникать новые группы бедноты, контролировавшие их работу. В начале 1930 г. сельские советы перестали выражать интересы подавляющего большинства жителей сел и деревень ЦЧО. Они оказались полностью подчинены как местным партийным ячейкам, так и группам бедноты, решения которых были обязаны выполнять.

Для ускорения хода коллективизации в ЦЧО активно использовались рабочие-"двадцатипятитысячники". В сельскую местность ЦЧО к марту 1930 г. прибыли 2155 "двадцатипятитысячников". В своем большинстве "двадцатипятитысячники" целенаправленно проводили аграрную политику ВКП(б). Для претворения в жизнь планов сплошной коллективизации они применяли административное насилие и, более того, угрожали применением оружия. По свидетельству очевидца, датированному 1 апреля 1930 г., "как бы на военном положении" находился весь Давыдовский район ЦЧО [ныне Воронежская область]. В райкоме дежурил "отряд партийцев и комсомольцев с винтовками", а секретарь райкома с отрядом своих помощников передвигался по району, "силой оружия заставляя крестьян ехать вместе сеять и пахать"[9]. Черты военного времени зимой и весной 1930 г. формировали в ЦЧО многие представители партийных и государственных органов. Добиваясь обобществления хозяйств, они угрожали крестьянам расстрелами, ссылками, арестами.

Не менее активно к проведению коллективизации привлекалась и местная милиция. 31 января 1930 г. центрально-черноземный обком ВКП(б) распорядился "органы милиции и уголовного розыска немедленно привести в боевую готовность, ...в исключительных случаях не останавливаться перед использованием всего личного состава работников милиции"[10]. В начале 1930 г. в селах области постоянно действовали так называемые судебно-следственные бригады по посевной кампании и коллективизации сельского хозяйства ЦЧО. В январе и феврале они осудили 4.562 человека, из них 14 человек были приговорены к расстрелу[11].

Колхозы в Центральном Черноземье в подавляющем большинстве случаев создавались насильственным путем. Зачастую, их оформляли лишь решением организаторов. В виде примера уместно привести описание истории оформления колхоза "Красный путиловец" в селе Первая Тишанка Таловского района ЦЧО [ныне Воронежская область]. "Как создавался этот колхоз? Район прислал "отношение", что, мол, надо организовать. Приехали рабочие-путиловцы. Было парадно, красиво заседали, послали приветственные телеграммы и говорили, говорили... На собрании было 140 человек, 37 из них подняли руки за колхоз, остальным уполномоченный предложил выйти и с 37 выбрал уполномоченных для оформления колхоза"[12]. Всего в селе Первая Тишанка насчитывалось 13 тысяч жителей: таким образом идею создания колхоза поддержала лишь ничтожная часть населения села. Интересно отметить, что именно пример создания колхоза "Красный путиловец" был использован 18 февраля 1930 г. И.М.Варейкисом в письме к И.В.Сталину как лучшее подтверждение успехов социалистического строительства в центрально-черноземной деревне[13].

Широкомасштабная кампания сплошной коллективизации в первые месяцы 1930 г. нанесла сельскому хозяйству области очень большой урон. Производственные возможности центрально-черноземной деревни резко сократились. Поля приходили в запустение, выращенный урожай иногда пропадал прямо на корню. Отчуждение крестьянства от его основного средства производства — земли, положило начало длительному процессу деградации отечественного сельского хозяйства. Осенью 1930 г. для уборки урожая оказалось недостаточно сил оставшихся колхозников. Для того, чтобы собрать хлеб, областное руководство прибегло к использованию принудительного труда, возложив эту повинность на сельское население. Архивные документы сохранили свидетельства того, как жители деревни всячески пытались избежать исполнения трудовой повинности. Тогда, когда им этого сделать не удавалось, они работали "спустя рукава". С 1930 г. внеэкономическое принуждение стало самым распространенным элементом отношений государственной власти к крестьянству.

В конце 1930 г. в ЦЧО вновь резко усилился административный нажим на крестьянство. Основные черты государственной политики по отношению к сельским жителям региона к тому времени проявились достаточно контрастно. Все акценты односторонней связи между партийно-государственным руководством страны и массой зависимого от него крестьянского населения оказались окончательно расставленными. Правительственные действия стабилизировались в своей репрессивной сущности. Необходимо подчеркнуть, что насильственная сплошная коллективизация явилась самым крупным фактом государственных репрессий в истории Центрального Черноземья 1920-х — 1930-х гг. Она прямо или косвенно вовлекла в свою орбиту подавляющее большинство проживавших в регионе людей. Коллективизация резко ускорила процесс принципиальных изменений социального положения населения ЦЧО и задала новое направление его общественному развитию. Четко обозначившийся в ходе коллективизации спад сельскохозяйственного производства последовательно продолжился в начале 1930-х гг. и перерос в одну из причин распространения продовольственных трудностей и голода в Центральном Черноземье.

Насильственное проведение сплошной коллективизации вызвало в регионе движение активного крестьянского протеста. Первые крупные акции протеста были зафиксированы в Центральном Черноземье во второй половине 1929 г. Многие крестьянские выступления зимы и весны 1930 г. официальные документы называли восстаниями. На самом деле в большинстве случаев названные действия крестьян были антиправительственными антикоммунистическими восстаниями. Для их подавления повсеместно выступали войска Объединенного государственного политического управления (ОГПУ). Более того, 27 февраля 1930 г. первый секретарь центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкис обратился к И.В.Сталину с телеграфным запросом, в котором просил разрешения привлечь к борьбе с крестьянством кадровые формирования Красной Армии. Как видно по документам, руководители местных партийных и государственных органов при проведении коллективизации весной 1930 г. постоянно прибегали к использованию силы. Например, на заседании бюро обкома ВКП(б) в марте 1930 г. представитель администрации Елецкого округа [ныне частично Липецкая и частично Орловская области] Булатов признал, что "рассеивание недовольства не проходило методами общественного воздействия, а единственная надежда была на вооруженную силу"[14].

Наивысшего подъема народный протест достиг на рубеже марта-апреля 1930 г. Ежедневно в Центральном Черноземье происходило по несколько восстаний. Каждое выступление влекло за собой жестокие карательные меры. Документы того времени хранят свидетельства о перестрелках и человеческих жертвах. Вслед за вооруженным усмирением какого-либо села обычно следовало его так называемое "углубленное очищение от антисоветского элемента". В села посылались судебно-следственные бригады, там проводились аресты и организовывались перевыборы всей местной администрации.

Крестьянское сопротивление коллективизации в Центральном Черноземье являлось практически всеобщим. Показательно, что такую же оценку оставили и современники событий. И.М.Варейкис в своем сообщении в ЦК ВКП(б) 29 марта 1930 г. признал существование в деревне "единого антиколхозного фронта". "В тех случаях, когда происходят выступления против колхозов, — заявил первый секретарь обкома, — мы имеем единый фронт"[15]. Более того, И.М.Варейкис отметил, что подобного единства деревни не было в предшествующие годы. Сельские жители региона пытались отстоять свое право на свободный труд. Но их усилия, в итоге, оказались тщетными. Крестьянство, как часто случалось в отечественной истории, было едино в своих помыслах, но не в действиях. Крестьянские восстания в ЦЧО в первой половине 1930 г. при всем своем размахе и многочисленности остались разрозненными. Реального "единого фронта" в полном смысле этого слова крестьянство области создать не смогло. Правительственная политика насильственной коллективизации в итоге восторжествовала.

К самому концу 1930 г. большинство сельских жителей области признало свое бессилие в противодействии коллективизации. По сообщениям спецсводок ОГПУ в декабре 1930 г. настроения центрально-черноземного крестьянства стали упадническими. Число антиправительственых выступлений заметно уменьшилось. Летом 1931 г. документы вновь зафиксировали рост крестьянских выступлений в ЦЧО. Архивные материалы хранят многочисленные записи о проявлениях недовольства и насилия, арестах и "перегибах". Однако реальные активные антиправительственные действия осенью 1931 количественно сократились. И хотя документы ОГПУ продолжали фиксировать отдельные призывы к вооруженным выступлениям, крестьянское сопротивление приобретало все более пассивные формы.

В конце весны - начале лета 1932 г. крестьянский протест активизировался вновь. Поводом к этому послужило очередное увеличение масштабов хлебозаготовок и изъятий продовольствия у сельского населения. В деревнях постоянно шли разговоры о голоде, об отсутствии хлеба, о том, что сеять что-либо бесполезно, так как в любом случае урожай будет конфискован государственными хлебозаготовителями. Политические противоречия обострились в ЦЧО до такой степени, что вновь распространились убийства сельских активистов и поджоги колхозных построек. Документы лета 1932 г. зафиксировали массовый выход земледельцев из колхозов и разбор обобществленного ранее имущества. Особенно много колхозов распалось в северо-западных районах ЦЧО. В некоторых местах крестьяне пытались собирать колхозный урожай для своих собственных нужд. Такие действия повсеместно жестоко карались органами ОГПУ. Крестьян, которых считали зачинщиками, приговаривали к тюремному заключению сроком до 5 лет или ссылке. Приведем типичный пример. В Глушковском районе ЦЧО [ныне Курская область], охваченном так называемым "антиколхозным движением", 170 сельских жителей было арестовано, а 105 человек было осуждено по уголовным делам. "В результате этих мероприятий, — свидетельствует источник, — к 25 июля 1932 г. колхозы в основном все восстановлены"[16]. Правительственные структуры в первой половине 1930-х гг. традиционно делали ставку на силу в своих взаимоотношениях с колхозниками.

Осенью 1932 г. крестьянское недовольство виделось руководителям центрально-черноземного обкома ВКП(б) столь опасным, что они приняли решение сформировать специальный коммунистический полк для "оказания помощи войсковым частям и местным органам советской власти в подавлении антисоветских выступлений, борьбы с бандитизмом, диверсионной деятельностью и т. д."[17]. Сам факт принятия такого решения однозначно обрисовал позицию областной администрации. Проведение коллективизации и хлебозаготовок приравнивалось к военным действиям. Для общения с разоренными конфискационными хдебозаготовками и голодными крестьянами приготовлялось оружие. В декабре 1932 г. все тюрьмы в ЦЧО оказались переполнены. Для размещения новых арестованных были вновь открыты бывшие тюремные здания в Грайвороне, Ливнах и Раненбурге [ныне Чаплыгин].

Массовый голод, достигший своего пика в начале лета 1933 г., не стал финальной точкой в процессе проведения сплошной коллективизации в Центральном Черноземье. В условиях голода продолжился процесс установления полного экономического и политического контроля над сельским населением региона. Для этого использовались аресты и суды над крестьянами, обвиняемыми в хищении социалистической (т.е. колхозной) собственности. Многих осужденных за кражи любого количества продовольствия заключали в тюрьмы и лагеря на 10 лет. На такой же срок отправляли за решетку и тех сельских жителей, которых объявляли "зачинщиками" собраний единоличников, принимавших решение не сдавать хлеб государству. По 5 лет заключения получали крестьяне, уличенные в сокрытии зерна в ямах и могилах. Осенью 1933 г. в ЦЧО приговоры на длительные сроки заключения получало по несколько тысяч крестьян в месяц.

Коллективизация продолжилась и в следующем 1934 г. После очередной голодной зимы 1933-1934 гг. вновь началось правительственное наступление на сохранившихся единоличников. Как и раньше, использовались ставшие традиционными методы: крестьян силой вовлекали в колхозы, штрафовали, отбирали имущество, выселяли из сел и деревень. Сводки ОГПУ сообщали о неопределенных (по всей видимости мифических) "бандитских группах" и стрельбе по ночам[18]. Однако, продолжение процесса коллективизации сельского хозяйства в 1934 г. не может рассматриваться как причина голода, уже перешедшего пик своего наивысшего подъема.

Крестьянское сопротивление насильственной коллективизации, массовое в социальном плане, но не имевшее какой-либо единой организации, оказалось подавлено силой успешно работавшей машины государственно-бюрократического насилия. В подавлении народного недовольства правительству помогли случившиеся изменения общественного сознания и социальной структуры населения региона. Имущественное расслоение деревни и раскулачивание многих ее жителей ограничило возможности массового протеста. Крестьянство не нашло в себе сил реально и результативно противостоять репрессивной политике правящего режима. Оно оказалось не в состоянии реализовать уходящие корнями в российскую историю чаяния обладать землей и волей. Напротив, в силу конкретных причин сельское население приняло навязанную ему форму социально-политического устройства.

Сопротивление насильственной коллективизации в Центральном Черноземье практически полностью угасло в условиях массового голода. Массовый голод, повлекший за собой многие тысячи смертей, окончательно засвидетельствовал политическое поражение черноземного крестьянства. Сельские жители региона не имели больше сил противиться государственному террору. Не имели они и собственной хозяйственной базы для продуктивного индивидуального производства. Крестьяне во многом утратили заинтересованность в результативности своего труда на колхозных полях. Они оказались в очень тесной экономической зависимости от партийно-государственных управленческих структур. В экономическом плане крестьяне перестали быть ответственными за свою судьбу, которой они перестали распоряжаться. Ближайшее будущее абсолютного большинства земледельческого населения региона оказалось непосредственно связано с колхозами и с централизованным перераспределением производимой в них продукции. Для крестьян не было оставлено возможности самодостаточного существования вне коллективных и советских хозяйств. В условиях массового голода без государственной помощи им оставалось лишь беспрекословно подчиняться или бессловесно умирать.

§ 2. Спад сельскохозяйственного производства

Насильственная сплошная коллективизация сельского хозяйства, раскулачивание трудового крестьянства, конфискационные хлебозаготовки — все это вместе взятое в конце 1920-х — начале 1930-х гг. разоряло крестьянство Центрального Черноземья и, как следствие, влекло за собой общий спад результативности аграрного производства. Производство продуктов питания уменьшалось постепенно, но с каждым последующим годом такое уменьшение все более заметно сокращало продовольственные запасы населения.

В начале 1930-х гг. колхозы и совхозы выращивали зерна меньше, чем ранее это делали на той же территории единоличники. Насильственное обобществление крестьянских хозяйств уничтожило личную материальную заинтересованность сельских жителей в развитии земледелия. На рубеже 1920-х — 1930-х гг. в Центральном Черноземье обозначилось заметное сокращение валовых зерновых сборов. Рост зернового производства на территории Центрально-Черноземной области продолжался до 1930 г.: за время с 1928 г. по 1930 г. он составил 28% (валовый сбор возрос с 5.801 тысячи тонн до 7.452 тысяч тонн). Затем, в условиях сплошной коллективизации урожаи на плодородных просторах ЦЧО стали уменьшаться. За два года, с 1930 г. по 1932 г., они сократились на 17% (с 7.452 тысяч тонн до 6.194 тысяч тонн)[19]. Сгруппируем отдельно в таблицу № 1 показатели валовых сборов зерновых культур на территории Центрально-Черноземной области в 1928-1932 гг., то есть в годы, предшествовавшие всплеску массового голода, произошедшему в первой половине 1933 г.

В 1930 г. явственно обозначились регрессивные тенденции в земледелии, стало распространяться безразличное отношение к судьбе выращенного в колхозах урожая, переставшего принадлежать крестьянам. Особенно это стало заметно осенью 1930 г. До этого времени черноземное крестьянство еще сохраняло надежду на то, что высшее руководство страны откажется от практики насильственного создания колхозов. Такие надежды распространились после публикации 4 марта 1930 г. в областной газете "Коммуна" статьи И.В.Сталина "Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения". В ней И.В.Сталин подверг критике авантюристические попытки "в два счета" разрешить все вопросы социалистического строительства в деревне. Местная администрация тогда резко уменьшила нажим на крестьян. В результате многие созданные насильно колхозы распались. В марте и апреле 1930 г. количество обобществленных крестьянских хозяйств в ЦЧО по официальным данным сократилось в 4,6 раза[20]. Осенью 1930 г., когда начался новый виток насильственной коллективизации, крестьяне региона окончательно убедились в необратимости процесса обобществления их хозяйств. Поэтому они стали относиться к колхозному урожаю как к чужой собственности, им ненужной и бесполезной. Наиболее контрастно такое отношение проявилось в совхозах. Например, 13 октября 1930 г. руководство областного представительства ОГПУ направило И.М.Варейкису секретное письмо с информацией о гибели урожая в Рышковском объединении совхозов Медвенского района ЦЧО [ныне Курская область]. В нем читаем: "Яровые хлеба ... до сих пор находятся в поле. Хлеб гниет и прорастает"[21]. Описанное положение с осени 1930 г. перестало быть редкостью, оно быстро становилось типичной чертой всех форм коллективного хозяйства.

Описывая спад сельскохозяйственного производства в Центральном Черноземье, нельзя утверждать, что именно это явление непосредственно привело население региона к массовому голоду. Последовательное уменьшение в начале 1930-х гг. количества собранного зерна было частью целого комплекса причин, вызвавших распространение голода. Само по себе уменьшение урожайности колхозных полей не могло привести к полному исчезновению продовольствия у сельских жителей. Крестьяне продолжали работать на земле и даже в условиях общего спада результативности аграрного производства собирали такое количество продовольствия, которого было достаточно для пропитания всего населения региона. Так, в производстве пшеницы в начале 1930-х гг. большого спада не наблюдалось (см. таблицу № 2).

Данный пример лишний раз напоминает о том, что насильственные действия партийно-государственного руководства СССР двояко влияли на количество продовольствия, остававшегося у крестьянства. С одной стороны, коллективизация и раскулачивание уничтожали личную заинтересованность в высокопродуктивном труде и тем самым провоцировали общий спад аграрного производства. В этом проявлялось косвенное влияние государственной аграрной политики. С другой стороны, обязательные хлебозаготовки, как составная часть коллективизации, непосредственно сокращали хлебные запасы населения. В этом проявлялось прямое влияние государственной репрессивной политики на уровень продовольственного обеспечения земледельческого населения. При наложении друг на друга тенденций спада хлебного производства и увеличения хлебозаготовок сельское население с каждым последующим годом лишалось все большей части продовольствия. Таким образом, оформился процесс разорения крестьянства, который, в итоге, привел к очень сильному истощению деревни. Именно по такой схеме в начале 1930-х гг. развивалась предыстория голода в Центральном Черноземье.

Еще более заметный регресс, чем в земледелии, наблюдался во время проведения коллективизации в животноводстве ЦЧО. Насильственно вовлекаемые в колхозы крестьяне часто принимали решение уничтожить свой скот, не видя возможности сохранить его в своем хозяйстве. Многие животные сами погибли, не получив надлежащего ухода во вновь образованных колхозах. Особенно резкое сокращение поголовья произошло в конце 1929 г. и в начале 1930 г. В Острогожском округе ЦЧО [ныне частично Белгородская и частично Воронежская области] к началу марта 1930 г. сохранилось лишь 87% лошадей, 58% коров, 37% овец и 22% свиней по сравнению с тем количеством животных, которым обладало сельское население округа пятью месяцами ранее, в сентябре 1929 г. За пять месяцев в Острогожском округе погиб 51% всего скота[23]. Падеж и убой скота стали нормой сельскохозяйственной ситуации в регионе. К лету 1930 г. сельские жители ЦЧО лишились одной третьей части своего скота. Потери скота продолжались и в дальнейшем. С июня 1930 г. по январь 1933 г. года в ЦЧО число лошадей сократилось на 29%, число коров — на 23%. Абсолютные цифры, свидетельствующие о состоянии животноводства в регионе с июня 1930 г. по январь 1933 г. (то есть уже после массового убоя скота в начале 1930 г.) представлены в таблице № 3[24]. В целом, по истечении трех лет проведения сплошной коллективизации к началу 1933 г. областное стадо сократилось в два раза.

Спад результативности аграрного производства в Центральном Черноземье последовательно продолжался несколько лет. Продолжался он и во второй половине 1932 г., в условиях непосредственно приближавшегося массового голода. Очередное усиление административного нажима при проведении государственных хлебозаготовок вновь подтолкнуло земледельцев к выводу о том, что нет смысла убирать урожай, который им все равно не достанется. Необходимо отметить, что на практике следовали этой мысли не все крестьяне, но в общественном сознании колхозников и рабочих совхозов такие взгляды утвердились достаточно прочно. В сельском хозяйстве региона распространились бесхозяйственность и потери при уборке аграрной продукции. Особенно велики были потери зерна в совхозах. О масштабах потерь свидетельствует секретная докладная записка председателя областной контрольной комиссии и рабоче-крестьянской инспекции Соколова первому секретарю обкома ВКП(б) И.М.Варейкису об обследовании очень большого зернового совхоза "Викторополь". Этот совхоз располагался в Валуйском, Вейделевском, Никитовском, Ровенском и Уразовском районах ЦЧО [ныне Белгородская область] и занимал площадь в 448 квадратных километров. В ходе проверки выяснилось, что к 4 декабря 1932 г. в совхозе 7% посевов были брошены нескошенными, 5% посевов хотя и скосили, но оставили в поле, 19% посевов лежало в скирдах, но "почернело и пришло в негодность". Таким образом, 31% всего урожая пропал полностью, он даже не был использован на корм скоту. На остальной территории совхоза итог уборки оказался незначительным из-за чрезвычайно низкой урожайности, составившей для озимой пшеницы 2,1 центнера с гектара, для яровой пшеницы 1,7 центнера с гектара, а для овса 1,6 центнера с гектара[25]. Нет никаких оснований полагать, что в других совхозах области положение было намного лучшим.

Следует отметить, что сведения об урожайности в 1932 г. не разглашались. Органы массовой информации рисовали иную картину по сравнению с той, что была зафиксирована документами. 18 сентября 1932 г. газета "Белгородская правда" утверждала, что "урожайность яровых хлебов в этом году выше прошлогодней, не говоря уже об озимых". Такое утверждение было голословным, оно никак не подтверждается документами. Напротив, архивные источники свидетельствуют об обратном. Так, в расположенном примерно в ста километрах от Белгорода Никитовском районе ЦЧО урожайность яровой пшеницы сократилась по сравнению с прошлым годом в 2,2 раза, а озимой пшеницы — в 2,7 раза[26].

Спад сельскохозяйственного производства в 1930-1932 гг. значительно ограничил производительные возможности центрально-черноземной деревни, уменьшил как общественные колхозные, так и личные крестьянские продовольственные запасы, ослабил способность регионального хозяйства к прогрессивному развитию. Спад сельскохозяйственного производства стал одной из причин распространения голода в Центральном Черноземье.

§ 3. Конфискационные государственные хлебозаготовки

В начале 1930-х гг. в условиях сплошной коллективизации, раскулачивания и спада аграрного производства явственно обозначился последовательный процесс обеднения крестьянства Центрального Черноземья. Но бедность, сама по себе, не могла вызвать массовый голод. Наиболее действенной причиной трагедии голода в первой половине 1930-х гг. стала не столько сама коллективизация как таковая, сколько один из ее важнейших атрибутов — обязательные государственные хлебозаготовки.

Повинность сдачи хлеба государству в Центральном Черноземье стала особенно тяжелой для земледельческого населения в период проведения кампании массовой коллективизации в 1930 г. Планы хлебозаготовок для ЦЧО в 1930 г. заметно возросли: партийно-государственное руководство СССР запланировало собрать на территории Центрально-Черноземной области 2 миллиона 31 тысячу тонн зерна. Правительственные требования по сравнению с предыдущим 1929 г. увеличились на 25%. Размеры хлебозаготовок были определены заранее на основании известной площади посевов зерновых культур и планируемой урожайности. Таким образом, план хлебозаготовок был рассчитан умозрительно и предполагал идеальное сочетание погодных, организационных и общественных условий в регионе. Однако, реальные объемы убранного урожая в 1930 г. оказались меньше ожидаемых из-за спада результативности обобществленного земледелия и стремления большинства колхозников вернуться к индивидуальному производству. По результатам уборки выяснилось, что ранее составленные и официально утвержденные планы хлебозаготовок оказались завышенными. Осенью 1930 г. в центрально-черноземный обком ВКП(б) в большом количестве пошли сообщения из районов о невозможности выполнения плана хлебозаготовок вследствие его чрезмерных масштабов. Как известно, государственные хлебозаготовки были обязательными и имели силу закона. Колхозам и совхозам ЦЧО свыше было предписано выполнить данные планы, а местное партийно-государственное руководство должно было строго проследить за таким выполнением.

В результате осенью и зимой 1930 г. в Центрально-Черноземной области в очередной раз развернулась ожесточенная хлебозаготовительная кампания. Для выполнения планов применялось административное насилие: властные структуры силой забирали у крестьян выращенные ими продукты питания. Хлеб конфисковывали у бедняков и середняков, так как относительно зажиточных крестьян в ЦЧО практически не осталось. Хлебозаготовки еще более обострили взаимоотношения крестьянства и государственной власти. В декабре 1930 г. сотрудники ОГПУ проинформировали обком ВКП(б) об "ухудшении политического состояния основных масс крестьянства". Объяснили они и причину такого ухудшения на примере событий в селе Рождественское Борисоглебского района ЦЧО [ныне Воронежская область]. В документе читаем: "По селу идут повальные обыски: у середняков и отдельных бедняков отбирают последний хлеб"[27].

Осенью и зимой 1930 г., в то время, когда в Центральном Черноземье повторно поднялась волна сплошной насильственной коллективизации, крестьяне региона вновь продемонстрировали свое неприятие практики хлебозаготовок. В архивных материалах, датированных сентябрем-декабрем 1930 г., постоянно встречаются свидетельства "активных антисоветских массовых выступлений". Основными причинами выступлений конца 1930 г. названы "перегибы на почве хлебозаготовок", проявлявшиеся в виде "массовых обысков, ночных обходов дворов и амбаров, ...грубости и избиения крестьян при отборе имущества и хлеба"[28].

В 1931 г. в сельской местности распространилось пассивное сопротивление властям в виде попыток колхозников саботировать хлебозаготовки. Как видно по документам, в 1931 г. правления колхозов всячески стремились уберечь от сдачи государству хотя бы часть убранного урожая. Председатели многих колхозов обоснованно считали план хлебозаготовок грабительским, понимая, что его выполнение разорит колхозников и оставит их без продовольствия. Крестьяне желали сохранить хлеб для пропитания своих семей. Прямой отказ от сдачи хлеба в 1931 г. был невозможен. Руководители колхозов искали обходные пути: увеличивали запасы зерна на посев и создавали различные семенные фонды. Архивные документы сохранили свидетельства сокрытия осенью 1931 г. колхозного продовольствия от государственных заготовок. Собранные зерно и сахарную свеклу колхозники зарывали в землю. Сотрудники ОГПУ активно искали такие места. Например, в Мордовском районе ЦЧО [ныне Тамбовская область] им удалось обнаружить 31 яму с 750 тоннами свеклы[29]. В декабре 1931 г. некоторые колхозы в ЦЧО были распущены на основании обвинений в саботаже выполнения хлебозаготовок.

Не вызывает сомнения тот факт, что именно хлебозаготовки в начале 1930-х гг. постепенно истощили как российскую деревню в целом, так и центрально-черноземную деревню в частности. Переломным в этом плане оказался 1932 г. 6 мая 1932 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) своим постановлением определили для Центрально-Черноземной области очередной план государственных заготовок продовольствия. Из урожая 1932 г. область должна была сдать государству 2 миллиона 16 тысяч тонн зерна. Сельским жителям предстояло лишиться почти одной трети собранного ими хлеба. Причем, остававшаяся часть не находилась в руках крестьян: продовольствие было сконцентрировано в колхозных и совхозных хранилищах. Как видно по документам, летом и осенью 1932 г. в массовом сознании сельского населения ЦЧО явственно ощущалось предчувствие голода. Многие жители области оценивали хлебозаготовки из урожая 1932 г. как совершенно разорительные для крестьянства. Такие настроения хорошо выразила фраза, зафиксированная осведомителями ОГПУ 27 июля 1932 г. в разговоре группы машинистов на станции Белгород: "Теперь мы окончательно погибли, крестьянина грабят до конца"[30].

Государственные хлебозаготовки в ЦЧО в 1932 г. проводились в условиях все более увеличивавшегося административного нажима на крестьянство. Партийно-государственное руководство области стремилось добиться полного выполнения полученных из Москвы официальных заданий. Для этого оно усилило свой контроль за деятельностью правлений колхозов. 9 июля 1932 г. областной комитет ВКП(б) своим секретным решением постановил переизбрать те правления, которые "так или иначе оказались неудовлетворительными"[31]. Показателем так называемой "неудовлетворительности" явились распространившиеся факты высказываний председателей и членов правлений колхозов о невозможности выполнения плана хлебозаготовок без тяжелых социальных последствий, то есть без возникновения голода. Многие представители низовой администрации, даже будучи убежденными сторонниками коммунистических идей, явственно осознавали, что в случае сбора всего установленного планом количества зерна, подчиненные им территории окажутся на грани голода. Правления ряда колхозов в августе 1932 г. открыто отказывались от принятия планов хлебозаготовок из-за их явной невыполнимости[32].

Общественно-политическая ситуация в СССР начала 1930-х гг. была такова, что на руководящих административных должностях всех уровней могли находиться только люди, готовые беспрекословно подчиняться командам сверху и результативно их исполнять. Те сотрудники местных партийно-государственных органов власти, которые позволили себе усомниться в правомерности обширных продовольственных изъятий и заявить о том, что хлебозаготовки просто разорительны, осенью 1932 г. лишились своих постов и должностей. Их места заняли новые люди, готовые уверенно следовать получаемым приказам. Отметим, что и после этого находились работники районных административных органов, пытавшиеся сохранить зерно для пропитания своих земляков. С декабря 1932 г. все такие попытки строго карались местными представительствами ОГПУ.

Хлебозаготовки из урожая 1932 г. легли очень тяжелым, а иногда просто непосильным бременем на плечи сельского населения Центрального Черноземья. В особенно трудном положении оказались крестьяне южных районов ЦЧО, где масштабы хлебозаготовок возросли. Так, Россошанский район ЦЧО [ныне Воронежская область] в 1932 г. должен был сдать 12.850 т. зерна — в 1,8 раз больше, чем в предшествующий год[33]. Понимание колхозниками нереальности планов заготовок делало для них бессмысленной работу на полях. Основное содержание крестьянских воззрений того времени вобрала в себя фраза: "Убирать хлеб бесполезно, потому что самим все равно ничего не останется". Колхозный урожай часто не давал возможности в принципе выполнить официальные задания. В Воронеж поступали многочисленные сообщения из районов о том, что собрать требуемое количество зерна не удается. Из Ольховатского района ЦЧО [ныне Воронежская область] доложили, что в случае сдачи всего хлеба, даже того, который полагался колхозникам на трудодни, план окажется невыполненным на 3.124 т. Однако, местные и областные руководители называли любые подобные подсчеты "кулацкими балансами" и не принимали их во внимание. Колхозники получали встречные и добавочные планы по хлебозаготовкам сверх уже выполненных. Суть тогдашней правительственной политики четко выразил И.М.Варейкис в секретной телеграмме И.В.Сталину 28 ноября 1932 г. Приведем часть текста дословно: "Хлебозаготовки продвигаются очень туго и медленно; мне кажется, что по единоличному сектору, а в некоторых районах и по колхозному, план хлебозаготовок мы не выполним... Главная задача в данный момент заключается в том, чтобы обеспечить выполнение плана и взять все, что можно у колхозов и в единоличном секторе" (см. приложение, документ № 1). В упомянутой телеграмме И.М.Варейкис оправдывался перед И.В.Сталиным за то, что не может обеспечить быстрый сбор требуемого количества продовольствия в ЦЧО. В свою защиту первый секретарь обкома писал, что будет стремиться собрать в области столько продовольствия, сколько это вообще возможно.

Для земледельцев региона такое решение обернулось еще большим усилением административного нажима. В тех случаях, когда крестьяне не подчинялись требованиям о сдаче хлеба, применялось насилие. Среди архивных документов сохранились многочисленные свидетельства конфискации у сельских жителей осенью 1932 г. всего, без исключения, имевшегося у них зерна. Сотрудники партийных и советских органов забирали продовольствие у крестьян вне зависимости от их имущественного и материального положения. К концу 1932 г. хлебозаготовки существенно истощили центрально-черноземную деревню. К тому времени область передала государству 1 миллион 306 тысяч тонн зерна, то есть 65% всего плана. В начале 1933 г. заготовки продолжились не менее активно. В январе-марте было собрано 641 тысяча тонн, а в апреле-июне еще 68 тысяч тонн зерна[34]. Отметим, что средняя норма сдачи урожая в 1933 г. была на 10-15% выше, чем в предыдущем 1932 г.

В ряде официальных документов 1930-х годов и в отечественной историографии последующих десятилетий присутствовало утверждение, что государство, взявшее на себя заботу о благосостоянии своих граждан, возвращало колхозникам часть взятого у них ранее продовольствия в виде помощи. В этой связи необходимо произвести некоторые вычисления: к 1 июля 1933 г. (ко времени наивысшего увеличения масштабов смертности в регионе) в ЦЧО в виде семенной, фуражной и продовольственной ссуд колхозам и совхозам вернулось 48.285 тонн зерна, что составило 2,4% общего объема хлебозаготовок[35]. Таким образом, можно обоснованно говорить о произведенных в ходе хлебозаготовок безвозвратных изъятиях продуктов питания из центрально-черноземной деревни.

В 1932-1933 гг. изъятия продовольствия проходили с помощью насильственных методов. Конфискация значительной части урожая была для сотрудников всех уровней партийно-государственного административного аппарата очень важным элементом его отношений с российским крестьянством. В селах и деревнях Центрального Черноземья активно действовали многочисленные уполномоченные районных партийных и исполнительных комитетов. Осенью и зимой 1932 г. им в помощь были направлены ответственные работники местных органов власти. Для них выполнение планов было непосредственно связано с карьерой и личным благополучием. Они могли вернуться лишь после успешного завершении хлебозаготовок, в противном случае их ожидали наказания вплоть до суда. 10 ноября 1932 г. обком ВКП(б) разослал повсеместно по области указание о том, что "годовой план хлебозаготовок должен быть во что бы то ни стало выполненным в кратчайшие сроки". Руководство обкома грозило применить "самые суровые репрессивные меры" к тем секретарям коммунистических организаций, которые не добьются "решающих успехов"[36].

В таких условиях от местных администраторов не приходилось ожидать мягкости. В ход шли самые различные средства силового давления. В ряде районов Центрально-Черноземной области партийные комитеты запретили продажу крестьянам в магазинах и лавках любых товаров до выполнения планов хлебозаготовок. Из некоторых сел были вывезены уже имевшиеся там запасы промышленных изделий. Колхозники попали в безвыходную ситуацию полной экономической и политической изоляции. В еще более трудном положении оказались крестьяне-единоличники, также обязанные сдавать хлеб государству. Для того, чтобы заставить их работать, то есть растить урожай для следующих хлебозаготовок, им грозили полной конфискацией земли, домов и скота. Причем, такие угрозы нередко претворялись в жизнь. Особо ретивые исполнители приказов использовали оригинальные способы для достижения поставленных целей. К примеру, секретарь комитета ВЛКСМ Волынского района ЦЧО [ныне Липецкая область] Быханов в ноябре 1933 г. "дал установку выбивать окна и снимать двери в избах твердозаданцев" (то есть тех крестьян, которые были обложены "твердым" заданием по хлебозаготовкам). Один из уполномоченных того же райкома изобрел специальную процедуру для наказания крестьян, не имевших возможности сдать требуемое количество зерна: их "одевали в рогожи, вешали на шею ведро и гоняли по деревне, заставляя бить палкой по ведру и кричать: "Я злостный неплательщик!"[37]. Ради изъятия хлеба у оставшихся единоличников часто прибегали к такому проверенному ранее способу, как их раскулачивание и высылка за пределы района.

Хлебозаготовительную кампанию, проходившую в центрально-черноземной деревне в 1932-1933 гг., по внешнему облику и общественно-политическому напряжению можно сравнить с продразверстками времени гражданской войны. Для выполнения плана хлебозаготовок в ряде сел по образу бывших продотрядов были созданы так называемые "штурмовые отряды". Представление об их деятельности можно получить из статьи "Штурмовики дерутся за хлеб", опубликованной 28 декабря 1932 г. в газете Грайворонского района [ныне Белгородская область] "За коллективизацию". В ней читаем: "Решением ячейки ВКП(б) 22 декабря объявлен штурм по выполнению плана хлебозаготовок. В штурме участвует весь актив села. ...За дни штурма заготовлен 291 пуд хлеба". Кроме централизованных государственных хлебозаготовок на крестьянство ЦЧО даже в самые голодные месяцы партийно-государственное руководство продолжало накладывать различные дополнительные задания. Так, весной 1933 г. 32 района области получили указания собрать картофель для рабочих Донбасса. Невыполнимость такого приказа хорошо оценил секретарь комитета ВКП(б) Солнцевского района [ныне Курская область], сказавший заготовителям: "Найдете картофель — будет ваш"[38].

В условиях проведения хлебозаготовительной кампании 1932-1933 гг. на областную администрацию постоянно производился нажим со стороны высшего партийно-государственного руководства СССР. Центрально-Черноземный обком ВКП(б) рассылал на места жесткие требования неукоснительного выполнения правительственных заданий не столько по собственной инициативе, сколько потому, что сам постоянно получал не менее жесткие требования из Москвы. В течение всего 1933 г. генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В.Сталин и председатель Совета Народных Комиссаров СССР В.М.Молотов слали в Воронеж большое количество телеграмм, оказывая мощное давление на областное руководство и желая добиться беспрекословного выполнения плана хлебозаготовок. Они информировали И.М.Варейкиса о размерах ежемесячной сдачи зерна и устанавливали персональную ответственность местных администраторов за это. Так, когда в январе 1933 г. возникла опасность невыполнения плана сдачи хлеба совхозами, И.В.Сталин в одной из своих телеграмм обязал секретарей обкома безоговорочно выполнить такой план. И.В.Сталин предложил руководителям обкома использовать самые строгие меры и даже арестовать директоров и других работников совхозов для того, чтобы все-таки собрать предписанное количество зерна (см. приложение, документ № 2).

Телеграммы из Москвы продолжали выдвигать очень жесткие требования даже в самый разгар массового голода, игнорируя крайнее истощение сельского населения. 22 июня 1933 г. первый секретарь обкома и председатель облисполкома ЦЧО получили правительственную депешу следующего содержания: "Предлагаю вам обеспечить во что бы то ни стало первую сдачу [хлеба нового урожая - П.З.]... Никакие уклонения от выполнения плана... не должны быть допущены ни под каким видом... Молотов, Сталин" (см. приложение, документ № 18). Через три дня 25 июня 1933 г. И.В.Сталин и В.М.Молотов напомнили И.М.Варейкису о том, что безусловной сдаче государству подлежит даже та продукция совхозов, которую они вырастили сверх данного им плана (см. приложение, документ № 21). Подобные телеграммы приходили часто и по разным поводам, но все они преследовали одну цель — взять у центрально-черноземного крестьянства столько продовольствия, сколько это было возможно.

Правительственный план сдачи хлеба из урожая 1932 г. в Центрально-Черноземной области был полностью выполнен. К концу 1932 г. все крупные причины возникновения голода слились в комплексном воздействии на сельское население региона. Порожденные насильственной коллективизацией широкомасштабные обязательные государственные заготовки продуктов питания в условиях общего спада сельскохозяйственного производства к концу 1932 г. окончательно истощили продовольственные ресурсы центрально-черноземной деревни. В начале 1933 г. по Центрально-Черноземной области начал быстро распространяться массовый голод, ставший самым крупным проявлением социально- экономического кризиса первой половины 1930-х гг.

Недостаток продовольствия для пропитания населения Центрального Черноземья в первой половине 1930-х гг. проявлялся постепенно, он увеличивался с каждым новым годом продолжавшихся насильственных хлебозаготовок и коллективизации. Само начало грандиозной кампании сплошной коллективизации в 1930 г. пришлось на то время, когда некоторые крестьянские семьи в ЦЧО уже находились на пороге голода в результате разорительных действий партийно-государственных властей. Такое положение отметил первый секретарь центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкис, который 17 мая 1930 г. отправил в ЦК ВКП(б) записку следующего содержания: "Во всех округах области у некоторой части бедноты отсутствует хлеб. Беднота питается суррогатами; зарегистрировано несколько случаев истощения и заболеваний на почве недоедания... В Вейделевском и Никитовском районах Острогожского округа [ныне Белгородская область - П.З.] до 50% населения совершенно не имеет хлебных запасов, в Моршанском районе Тамбовского округа [ныне Тамбовская область - П.З.] до 40% крестьянских хозяйств нуждается в продовольственной помощи". Причиной продовольственных трудностей И.М.Варейкис назвал резкое увеличение хлебозаготовок и напомнил, что если в 1928/29 хозяйственном году они составили 847 тысяч тонн, то в 1929/30 хозяйственном году хлебозаготовки оказались увеличены более чем в два раза — до 1 миллиона 951 тысячи тонн[39]. Центрально-черноземная деревня к весне 1930 г. лишилась 26% всей произведенной зерновой продукции. Столь массовое изъятие продовольствия стало первым конкретным шагом, сделанным навстречу надвигавшемуся голоду.

Голод охватил всю территорию Центрального Черноземья, но в наибольшей мере он поразил сельскую местность региона. Крестьянство ЦЧО, истощенное раскулачиванием и хлебозаготовками, не было защищено от продовольственных трудностей. Правительственная аграрная политика была ориентирована на изъятие продовольствия в деревне. Собранное в ходе хлебозаготовок продовольствие не использовалось для пропитания самих колхозников. Колхозники, в отличие от городских рабочих и служащих, не могли рассчитывать на государственное снабжение продуктами питания. Они получали за свою работу (за так называемые трудодни) чаще всего оплату продовольствием. Причем, эта оплата производилась из той части колхозного урожая, которая оставалась после выполнения обязательного плана хлебозаготовок. В случае, когда хлебозаготовки поглощали зерно, необходимое для пропитания членов колхоза, колхозники получали неполную оплату или не получали ничего. Рабочие совхозов, официально находившиеся на государственном обеспечении, получали продовольствие и общественное питание из государственных запасов, оставшихся после выполнения плана хлебозаготовок. Индивидуальное зерновое производство в начале 1930-х гг. было резко сокращено в результате коллективизации. Оставшиеся крестьяне-единоличники, также обязанные сдавать хлеб государству, не могли возместить потери продовольствия, понесенные регионом от хлебозаготовок. Таким образом, земледельческое население попало в продовольственную зависимость от партийно-государственного руководства: решения официальных властей о размерах хлебозаготовок определяли количество продовольствия, остававшееся у крестьян. Такая зависимость стала практически полной к концу 1932 г. После проведения в регионе хлебозаготовок из урожая 1932 г. земледельческое население Центрального Черноземья было поставлено лицом к лицу сначала с дефицитом продовольствия, а вслед за тем с массовым голодом.

Голод стал особенно активно распространяться по Центральному Черноземью на рубеже 1932-1933 гг. Сохраненные крестьянами скудные запасы продовольствия быстро расходовались. Государственная продовольственная помощь колхозникам практически не оказывалась. В конце зимы 1932-1933 г. голод в регионе стал массовым: появилась вызванная голодом избыточная смертность населения. Весной 1933 г. масштабы смертности начали быстро расти. Первое резкое увеличение смертности произошло в марте 1933 г.: за месяц смертность сельского населения увеличилась на 21%. Вторично рост смертности в деревне был зафиксирован в мае 1933 г.: за месяц он составил 37%. В июне 1933 г. показатели смертности взлетели до чрезвычайно больших высот: за месяц количество умерших в сельской местности увеличилось на 76%. В июле 1933 г. смертность населения в селах и деревнях Центрального Черноземья поднялась до своего абсолютного пика, прибавив еще 17%. В целом с января по июнь 1933 г. смертность сельского населения увеличилась на 262%. С августа 1933 г., с появлением нового урожая, смертность начала быстро снижаться: снижение составило 39% в августе и 41% в сентябре. Необходимо отметить, что в предыдущем 1932 г. максимальное различие месячных показателей смертности сельского населения составляло 37%, а в следующем 1934 г. — 40%[40]. Таким образом, массовый голод достиг наибольших размеров своего распространения в июле 1933 г. Ежемесячные показатели смертности сельского населения ЦЧО в 1932 г. и в 1933 г. в расчете на тысячу человек представлены в схеме № 4 (см.: Глава III, § 2, с.88).

В самый голодный 1933-й год особенно пострадали юго-западные районы ЦЧО, где тысячи людей умерли от нехватки продовольствия. Архивные документы, находившиеся до 1990 г. на секретном режиме хранения, содержат многочисленные свидетельства о голоде 1933 г. и его жертвах. Наиболее показательные документальные свидетельства собраны в приложении (см.: Приложение. Документы о нехватке продовольствия и голоде в Центральном Черноземье в 1932-1934 гг.). Очень тяжелое положение сложилось в Борисовском районе ЦЧО [ныне Белгородская область], где крестьяне "вымирали иногда целыми семьями, в большинстве единоличники". Только в апреле 1933 г. там умерло 1060 человек. В конце мая 1933 г. сотрудники ОГПУ сообщили в Воронеж: "В Борисовском районе смертность населения не прекращается... Лишь по одному селу Борисовке умерло от голода более 1000 человек... В целом ряде сел трупы умерших продолжительное время не убираются... Колхозники покидают села и уезжают в города"[41]. Надо отметить, что в то время, когда некому было хоронить умерших, на государственных складах в Борисовском районе хранилось 150 тонн зерна. Из этого количества продовольствия лишь часть была использована в виде продовольственной помощи голодающим колхозникам. Крестьянам-единоличникам, которых в районе насчитывалось 40% всего земледельческого населения, помощи не было оказано никакой. (О положении в Борисовском районе ЦЧО в мае 1933 г. см. приложение, документы № 5 и № 6). Во всех юго-западных районах ЦЧО голод повлек за собой большие человеческие жертвы. В Корочанском районе [ныне Белгородская область] в начале июня 1933 г. в некоторых селах смертность доходила до 6-7 человек в сутки (см. приложение, документ № 10).

В западных районах ЦЧО размеры смертности были лишь немногим меньше. В мае 1933 г. в одном из сел Солнцевского района [ныне Курская область] от голода умерло 140 человек (см. приложение, документ № 12). Тяжелое положение сложилось в Новосильском районе [ныне Орловская область], где случаи голодной смерти распространились в июне 1933 г. По сообщению секретаря райкома ВКП(б) для большинства колхозников в районе единственной пищей была лишь трава. В Марьинском сельсовете Новосильского района 12 колхозов из существовавших там 14 не имели продовольствия с апреля 1933 г. (см. приложение, документ № 22).

Сохраняя веру в справедливость верховной власти и традиционную надежду на помощь "доброго царя", некоторые крестьяне посылали свои письма-жалобы генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В.Сталину, председателю ЦИК СССР М.И.Калинину и другим людям, отождествляемым ими с высшим руководством страны. В июле 1933 г. группа жителей слободы Рыбинские Буды Обоянского района ЦЧО [ныне Курская область] отправила И.В.Сталину письмо со следующими фразами: "В нашей слободе бывают мертвых ежедневно от 3 до 6 человек... Умерших от голода даже не стали хоронить на кладбищах... Власти на такую обстановку смотрят с едкой усмешкой, стараясь показать, вот, мол, что мы можем сделать!"[42].

Сообщения о массовых голодных смертях поступали не только из юго-западных и западных районов ЦЧО. Информация о массовом голоде приходила в Воронеж из самых разных регионов Центрально-Черноземной области, где сельские жители голодали и умирали от голода. Документы сохранили свидетельства о голодных смертях в восточных и северных частях ЦЧО: в Архангельском [ныне Воронежская область], Инжавинском, Тамбовском [ныне Тамбовская область] и других районах. Секретарь инжавинского райкома ВКП(б) в конце мая сообщил в Воронеж о том, что "за последнее время в районе отмечено увеличение числа случаев смерти от голода". Менее чем через месяц в конце июня он же проинформировал обком о продолжающемся росте смертности и заявил, что положение в районе приняло "угрожающее состояние" (см. приложение, документы № 7, № 19). Косвенную информацию о наиболее пострадавших от голода районах можно почерпнуть из принятого 5 июня 1933 г. решения центрально-черноземного обкома ВКП(б) о продовольственной помощи. В документе перечислены самые нуждающиеся в такой помощи районы ЦЧО: Белгородский, Беловский, Больше-Троицкий, Борисовский, Вейделевский, Велико-Михайловский, Весело-Лопанский, Грайворонский, Никитовский, Ракитнянский, Ровеньский, Старо-Оскольский, Уразовский, Чернянский, Шаталовский, Щебекинский [ныне Белгородская область]; Земетчинский [ныне Тамбовская область]; Ново-Калитвянский [ныне Воронежская область], Становлянский [ныне Липецкая область].

Физическое истощение, массовые смерти односельчан, отсутствие реальных перспектив на сохранение собственных жизней притупляли человеческие качества, обостряли в сознании людей животные инстинкты. Весной и летом 1933 г. в селах и деревнях Центрального Черноземья появились и стали распространяться случаи людоедства. Наибольшие размеры людоедство приобрело в юго-западных районах ЦЧО [на территории современной Белгородской области]. В архивных документах замелькали фразы об убийствах людей "с целью употребления в пищу". Подборка документальных свидетельств о каннибализме в Центральном Черноземье в разгар массового голода в мае-июне 1933 г. представлена в приложении (см. приложение, документы № 8, № 9, № 11, № 13, № 14, № 15, № 16, № 17). Чаще всего убивали своих детей обезумевшие от голода родители. Первые факты таких убийств, начавшихся в марте 1933 г., рассматривались на закрытых заседаниях местных райкомов ВКП(б). Сотрудники ОГПУ стремились объяснить их происками "враждебных элементов" и засекретить. Судебные дела на подобные случаи заводились и позже, но из-за их массовости они уже не выделялись в особое производство. Собранные в приложении документы описывают факты съедения специально для этого убитых или умерших людей на территории современной Белгородской области, включившей в себя всю юго-западную часть бывшей ЦЧО. Необходимо подчеркнуть, что в 1933 г. каннибализм существовал не только в особо потерпевших от голода юго-западных районам ЦЧО. Например, летом 1933 г. три случая людоедства были отмечены почти в центре региона, в Хлевенском районе ЦЧО [ныне Липецкая область][43].

Следует отметить, что во время усиливавшегося массового голода и голодных смертей колхозники, в своем большинстве, продолжали работать на общественных полях и сдавать хлеб на заготовительные пункты. В телеграммах ЦК ВКП(б) и СНК СССР, одна за другой приходивших из Москвы в Воронеж, присутствовала угроза, что в случае невыполнения плана хлебозаготовок будет сокращено снабжение области хлебом. Многие колхозники работали из последних сил, а некоторые умирали прямо в поле. В колхозе "День Урожая" Вейделевского района [ныне Белгородская область] в один из дней июня во время прополки умерли от голода 3 колхозницы (см. приложение, документ № 16). В половине колхозов на территории Грачевского сельсовета Новосильского района [ныне Орловская область] работавшие крестьяне от истощения умирали в поле (см. приложение, документ № 22). В таких условиях многие колхозники не выходили на работу. Местная администрация стремилась к выполнению утвержденных ранее планов сельскохозяйственного производства. Секретари райкомов с обеспокоенностью сообщали в Воронеж о реальной опасности срыва работ по севу нового урожая. В июне 1933 г. они настойчиво просили областной комитет ВКП(б) выделить подведомственным им районам продовольственную помощь или разрешить использовать для пропитания колхозников те продукты питания, которые незадолго перед этим были собраны в виде хлебозаготовок и оставались на местах (см. приложение, документы № 12, № 19, № 22).

В первой половине 1930-х гг. голод распространился на всех рядовых жителей сельской местности. От голода страдали не только земледельцы, но и другие категории населения деревени. Голод проник в среду железнодорожных рабочих и служащих, проживавших на железнодорожных станциях повсеместно по ЦЧО. Железнодорожники по своему хозяйственному и общественному положению были ближе к крестьянам, чем рабочие других отраслей промышленности. Почти все железнодорожники, жившие за пределами городов, дополнительно занимались сельским хозяйством. Архивные документы сохранили много примеров недостатка продовольствия среди железнодорожных рабочих. В январе 1931 г. кондуктор станции Подвислово Д.Крысанов, оценивая ситуацию на железнодорожном транспорте и свое собственное положение, сказал: "Как не быть крушениям, ведь ездили по 15-20 часов и голодные, а домой приедешь — там тоже голодно и холодно"[44]. Кондуктор станции Скурлатово Е.Есипов в сентябре 1932 г. жаловался товарищам: "Сам с семейством голодаю как волк, так как хлеба не хватает"[45]. Добавим, что в начале 1930-х гг. железнодорожники составляли большую часть пролетариата в Центральном Черноземье.

В 1933 г. голод в сельской местности ЦЧО распространился и на работников милиции, которые по роду своей деятельности должны были следить за претворением в жизнь государственной политики. С февраля 1933 г. официальные сводки о политико-моральном состоянии милиционеров стали сообщать о случаях их нежелания продолжать службу в то время, когда их семьи голодали. Сводки фиксировали "нездоровое настроение у работников милиции, граничащее с дезертирством"[46]. Известны случаи, когда милиционеры были готовы уйти со своих постов для того, чтобы искать иные способы пропитания своих семей (см. приложение, документ № 3). В июне 1933 г. полномочный представитель ОГПУ по ЦЧО С.С.Дукельский сообщил И.М.Варейкису об опухших от голода деревенских милиционерах.

Необходимо отметить, что руководящие работники сельских районных партийно-государственных органов управления были избавлены от тягот голода. Специальные закрытые распределители и возможность распоряжаться продовольствием, выделенным в виде помощи голодающим, давали им возможность удовлетворительного питания. В документах присутствует достаточно подробное описание форм и методов сохранения хороших условий жизни сотрудников местной администрации в очень сильно пострадавшем от голода Борисовском районе ЦЧО в мае 1933 г. (см. приложение, документ 5). Автор-очевидец записал, что "они не только не принимают меры к организации помощи населению, но самым безобразным образом урывают последнее у населения, обрекая его на голод".

Всплеск массового голода в 1933 г. продемонстрировал оформление зависимости крестьянства от политики партийно-государственного руководства страны. Распространение смертности от голода, вызванного официальной правительственной политикой, свидетельствовало, что земледельческое население исчерпало все возможности противодействия государственному насилию. Голод показал, что в СССР окончательно утвердилась административно-командная конфискационная система руководства сельским хозяйством, подчинившая себе все стороны жизни сельского населения. Факт установления контроля над крестьянством со стороны высших органов ВКП(б) в январе 1933 г. отметил секретарь ЦК ВКП(б) Л.М.Каганович. Он заявил: "Теперь в деревне имеется наша мощная организация, сильнейшие рычаги хозяйственного воздействия. ...Это наша деревня"[47]. Выражение Л.М.Кагановича оказалось очень точным: в 1933 г. ни у кого уже не оставалось сомнений в чьих руках сосредоточен контроль над российской деревней и судьбами ее жителей.

Для демонстрации успехов, достигнутых административным аппаратом в деле установления такого контроля, в феврале-марте 1933 г. были организованы сначала всесоюзный, а затем краевые и областные съезды колхозников-ударников. На I всесоюзном съезде колхозников-ударников в феврале 1933 г. И.В.Сталин, озвучивая позицию верховной власти, заявил, что трудности, испытываемые колхозниками, "не стоят даже того, чтобы серьезно разговаривать о них", что они "кажутся детской игрушкой"[48]. Таким образом, И.В.Сталин дал понять, что в его представлении проблемы голода в СССР не существует. В ЦЧО I областной съезд колхозников-ударников состоялся в Воронеже 13-16 марта 1933 г. В то время, когда во многих районах области голод начал активно увеличивать свои масштабы, в Большом советском театре Воронежа [ныне старое здание Воронежского академического театра драмы имени А.В.Кольцова] первый секретарь обкома ВКП(б) И.М.Варейкис в присутствии 600 делегатов съезда торжественно объявил о победе колхозного строя в Центрально-Черноземной области.

Зимой 1933-1934 гг. голод вновь вернулся в Центральное Черноземье. Государственные заготовки продолжали истощать рядовых колхозников, у которых оставалось мало хлеба. Вновь, как и в предыдущем 1933 году, от голода наиболее сильно пострадали юго-западные и южные районы ЦЧО. В документах местных органов ВКП(б) стали множиться сообщения о голоде, болезнях и смертях. В колхозе имени Молотова Никитовского района [ныне Белгородская область] к началу 1934 г. 50% колхозников совершенно не имели хлеба и питались суррогатами (см. приложение, документ № 25). В колхозах Больше-Троицкого района [ныне Белгородская область] в январе 1934 г. нехватка продовольствия стала столь острой, что секретарь райкома ВКП(б) сообщил в Воронеж о реальной возможности возникновения массового голода. Он писал, что без срочной государственной помощи до нового урожая не доживут более трети всех колхозов района. Приобрести продовольствие самостоятельно голодающие колхозники не могли, так как трудодни в колхозах деньгами практически не оплачивались, а рыночная цена хлеба в Больше-Троицком районе в январе 1934 г. поднялась до 80 рублей за пуд, что примерно равнялось месячной зарплате среднего промышленного рабочего в ЦЧО (см. приложение, документ № 26).

На рубеже 1933-1934 гг. голод в Центральном Черноземье стал настолько сильным, что вновь вызвал к жизни людоедство. О фактах людоедства в обком ВКП(б) сообщали донесения секретно-политического отдела областного представительства ОГПУ. Приведем наиболее полное свидетельство: 9 декабря 1933 г. в деревне Шпилек Фатежского района [ныне Курская область] раскулаченная и доведенная до отчаяния крестьянка убила и съела своего пятилетнего сына (см. приложение, документ № 24). Таким образом, считая каннибализм критерием массового голода, необходимо признать наличие зимой 1933-1934 гг. массового голода в ЦЧО.

Нехватка продовольствия в колхозах и совхозах весной и в начале лета 1934 г. распространилась повсеместно по Центрально-Черноземной области. В мае 1934 г. стали множиться сообщения о больших продовольственных трудностях и о полном отсутствии хлеба. О таком положении сообщали из Елань-Коленовского, Кантемировского, Репьевского [ныне Воронежская область], Медвенского, Щигровского [ныне Курская область], Лебедянского, Лев-Толстовского [ныне Липецкая область] и других районов ЦЧО (см. приложение, документы № 29, №№ 32 - 35, № 37). Архивные материалы свидетельствуют об отсутствии хлеба и в июне 1934 г. В июне 1934 г. в официальной переписке вновь появился термин "опухание от голода" (см. приложение, документы №№ 39,40). В областной комитет ВКП(б) потоком пошли письма от районных партийных комитетов с настойчивыми просьбами выделить зерно для питания голодающего населения (см. приложение, документы №№ 27 - 40). Районные руководители знали, что продовольствие в области и в районах оставалось, но не имели возможности взять его без специального разрешения. Надеясь на положительный ответ они часто просили выделить зерно в виде ссуды, то есть в долг, желая получить продовольствие как можно быстрее. В одинаково трудном положении оказались как колхозники, так и рабочие совхозов. Например, в Сукмановском совхозе в Чернянском районе ЦЧО [ныне Белгородская область] выдача рабочим продовольствия за их работу прекратилась 30 апреля 1934 г. Отметим, что названному совхозу в качестве помощи было выделено 6 тонн ржи, которая сразу же ушла на погашение остававшегося у совхоза долга по хлебозаготовкам (см. приложение, документ № 28).

В условиях голода руководители райкомов ВКП(б), председатели колхозов и директора совхозов надеялись только на помощь вышестоящих партийно-государственных органов власти. Сами они мало что могли сделать для подчиненных им людей. Рядовые земледельцы, не получая помощи от властей и не имея возможности обеспечить себя и свои семьи работой в колхозах и совхозах, покидали обжитые села и деревни и уходили на поиски пропитания в другие места. Массовый голод в 1933 г. и в 1934 г. всколыхнул массы земледельческого населения региона и обусловил резкое повышение его миграционной подвижности. (Более подробно о движении населения Центрального Черноземья во время массового голода см.: Глава III, § 2).

Закономерным следствием отсутствия продовольствия и голода в Центральном Черноземье весной 1934 г. стали голодные смерти. Свидетельства о голодных смертях появились в документах, датированных июнем 1934 г. Смертность сельского населения в 1934 г. не была столь высокой, как в 1933 г. Наивысшего показателя в 21 умершего человека на каждую тысячу жителей смертность достигла в августе 1934 г. Превышение этого показателя над среднемесячным показателем смертности за весь 1934 г. составило 19%. Случаи голодной смерти были отмечены в разных районах ЦЧО. Так, на востоке области в колхозах Мучкапского района [ныне Тамбовская область] в июне 1934 г. документ зафиксировал ряд голодных смертей. Причем было подчеркнуто, что чаще всего от голода умирали дети (см. приложение, документ № 36).

1934 г. стал завершающим годом в истории голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. Продовольственные трудности существовали у сельского населения региона и в последующие годы, но они уже не вызывали ни физического болезненного истощения, ни избыточной смертности.

В первой половине 1930-х гг. в Центральном Черноземье голод широко распространился в сельской местности. В городах недостаток продовольствия проявился в меньшей мере. Голод пришел в города лишь после того, как он утвердился в деревне: это произошло в 1933 г. Как известно, городские рабочие и служащие находились на государственном обеспечении. Для них существовала система общественного питания. Однако, в начале 1933 г., когда запасы продовольствия в деревне резко сократились и там начался массовый голод, ситуация со снабжением городских жителей продовольствием чрезвычайно обострилась.

В начале 1930-х гг. жители городов составляли абсолютное меньшинство населения Центрального Черноземья. По всесоюзной переписи 1926 г. в пределах региона на территории Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерний городское население было исчислено в количестве 666 тысяч человек, что равнялось 6,2% всего населения. Причем 55% горожан (365 тысяч человек) жило в губернских центрах: Воронеже, Курске, Орле и Тамбове. Оставшиеся 45% горожан (301 тысяч человек) жило в 26 уездных городах и ряде более мелких городов. По данным текущего административного учета на 1 января 1931 г. горожане составляли 9%, а на 1 января 1932 г. — 9,5% всего населения ЦЧО[49].

Рассматривая процесс распространения голода среди городского населения Центрального Черноземья, необходимо учитывать заметные различия между крупными и малыми городами региона. В больших городах (особенно в Воронеже, Курске, Орле, Тамбове) были сосредоточены промышленные предприятия, административные учреждения, учебные заведения. Партийно-государственное руководство СССР, проводившее политику индустриализации страны, было заинтересовано в снабжении продовольствием промышленных рабочих и государственных служащих. Насильственное изъятие продуктов питания у сельского населения пополняло продовольственную базу, используемую для снабжения рабочих и служащих. Причины, вызвавшие возникновение голода в деревне (насильственная коллективизация, конфискационные хлебозаготовки и спад аграрного производства) не могли прямо повлиять на продовольственное положение в больших городах. Такое влияние проявлялось опосредованно.

Жители малых городов по условиям жизни и роду своей деятельности были близки к сельскому населению. Развитие малых городов в начале 1930-х гг. шло медленными темпами. Единственным исключением был город Липецк, начавший быстро расти в связи со строительством Новолипецкого металлургического комбината. Другие малые города не получили экономической базы для своего развития. В малых городах прослойка рабочих и служащих была незначительна. Государственное снабжение не распространялось на большую часть населения малых городов. Большие города, бывшие административными и экономическими центрами обширных территорий, голод затронул в меньшей степени, в большей степени он охватил малые города региона.

Впервые очень заметно продовольственные трудности для городского населения Центрального Черноземья проявились весной 1933 г. До этого времени в городах сохранялись накопленные ранее запасы продуктов питания для рабочих и служащих. В апреле 1933 г. такие запасы истощились. Именно тогда голод распространился в городах Центрального Черноземья. 14 марта 1933 г. председатель курского райкома ВКП(б) сообщил областному руководству о том, что город Курск впервые остался совершенно без хлеба (см. приложение, документ № 4). В марте 1933 г. в городских рабочих столовых ЦЧО норма хлеба на одного человека в день сократилась до 150 г., причем члены семей (иждивенцы) не получали ничего[50]. Рабочие городских заводов болели и уходили с производства, появились так называемые "болезненные прогулы". Нехватка продуктов питания привела к их резкому подорожанию на рынках. В мае 1933 г. в Воронеже рыночная цена картофеля поднялась почти до 1 рубля за каждый клубень, а яиц — до 1 рубля 30 копеек за штуку. В середине июня 1933 г. на базаре Курска хлеб продавали по 10-13 рублей за килограмм. На многих других рынках к тому времени хлеб из продажи исчез полностью. Для сравнения уместно напомнить, что средняя заработная плата рабочего на производстве в ЦЧО исчислялась в 70-75 рублей.

Типичной формой пассивного протеста против обострения продовольственных трудностей был уход рабочих с предприятий. Городские рабочие, в отличие от крестьян, не были ограничены в свободе передвижения. Не желая мириться с нехваткой продуктов питания, они уходили на поиски лучших условий жизни. 3 июля 1933 г. начальник строительства Новолипецкого металлургического комбината Я.А.Берзин сообщил в Воронеж, что из-за отсутствия продовольствия в заводских столовых "начался резкий уход высококвалифицированных рабочих", а оставшиеся "либо работают из рук вон плохо, либо просто отказываются работать". Я.А.Берзин подчеркнул, что летом 1933 г. общественное питание было самой главной проблемой промышленного строительства в Липецке и настойчиво просил немедленной продовольственной помощи от обкома ВКП(б) (см. приложение, документ № 23).

Как видно по сообщению из Липецка дефицит продовольствия вызывал не только уход городских рабочих, но и их отказ от работы. Более того, отказом от работы рабочие хотели добиться улучшения продовольственного снабжения. В конце весны - начале лета 1933 г. осведомители ОГПУ сообщали о росте недовольства рабочих, осмеливавшихся иногда требовать увеличения хлебного пайка. Такое требование, к примеру, 16 июня 1933 г. выдвинула группа рабочих трамвайного парка города Орла. Рабочие выступили с заявлением: "Если наша просьба не будет удовлетворена, то мы будем вынуждены отказаться от работы, ввиду истощения"[51].

Продовольственные трудности осложнили работу высших и средних специальных учебных заведений ЦЧО. Весной и летом 1933 г. сократилось питание в вузовских столовых. Администрация вузов обращалась в обком ВКП(б) с просьбами о выделении продовольствия для студентов. Ни одна из таких просьб не была выполнена полностью. Учащиеся, в своей массе, не имели собственных средств для покупки продовольствия на рынке. В результате часть студентов покинула места своей учебы. В апреле 1933 г. документ обкома ВКП(б) в первый раз зафиксировал "усиливающуюся заболеваемость и отлив студентов из учебных заведений"[52].

Весной и летом 1933 г. в условиях массового голода в сельской местности в крупные города Центрального Черноземья (особенно в Воронеж, Курск, Орел и Тамбов) прибывали крестьяне в поисках продовольствия или заработков. Лучшая, по сравнению с деревней, продовольственная ситуация в городах привлекала туда голодающих крестьян-мигрантов. Однако, далеко не все голодающие нашли в городах спасение от голода. Сельские переселенцы, не сумевшие поменять положение крестьянина на положение рабочего, оставались на городских улицах без источников к существованию (см. приложение, документ № 20). Некоторые истощенные переселенцы в городах умирали.

Статистические документы зафиксировали в 1933 г. резкий всплеск смертности городского населения Центрального Черноземья. В предыдущем 1932 г. показатели смертности жителей городов не имели резких перепадов и находились примерно на одинаковом уровне. Первый раз масштабы смертности заметно увеличились в марте 1933 г.: месячное увеличение составило 32%. Второй раз смертность ощутимо возросла в мае 1933 г.: рост составил 21%. В июне 1933 г. показатели смертности увеличились на 28%. В июле 1933 г. смертность городского населения в Центральном Черноземье поднялась до своего абсолютного пика, прибавив еще 5%. В целом, с января по июнь 1933 г. смертность городского населения ЦЧО увеличилась на 158%. По всей видимости, данное увеличение было вызвано голодом и голодными смертями. Каких-либо иных объективных причин, могущих объяснить такой всплеск смертности, документы не называют. Необходимо отметить, что в 1933 г. показатели смертности увеличились за счет умерших горожан, но и за счет умерших в городах истощенных переселенцев из сельской местности. Цифровые показатели смертности городского населения ЦЧО по месяцам в расчете на тысячу человек в 1932-1933 гг. представлены в схеме № 5 (см.: Глава III, § 2, с.89).

В 1934 г. показатели смертности городского населения постепенно опустились до уровня предыдущего 1932 г. В мае 1934 г. показатели окончательно стабилизировались в пределах средних цифр, свойственных масштабам смертности ряда предыдущих и последующих лет. В 1934 г. голод в городах Центрального Черноземья был преодолен.

§1. Основные тенденции движения населения Центрального Черноземья

во второй половине 1920-х — первой половине 1930-х гг.

Исходной точкой отсчета для изучения основных демографических процессов в Центральном Черноземье во второй половине 1920-х — первой половине 1930-х гг. является всесоюзная перепись населения 1926 г. В ходе ее проведения в четырех черноземных губерниях (Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской) было выявлено 10 миллионов 827 тысяч человек[53]. Достоверность результатов переписи 1926 г. не вызывает сомнений.

Следующая всесоюзная перепись населения состоялась в январе 1937 г. Через восемь месяцев в сентябре 1937 г. специальным постановлением СНК СССР перепись была объявлена дефектной и засекречена. Причиной такого правительственного решения, по мнению ученых, явились соображения политического порядка. Партийно-государственное руководство СССР накануне проведения переписи считало, что всесоюзная перепись должна показать прирост населения заметно больший, чем капиталистические страны, и заранее называло ожидаемую цифру общей численности жителей СССР в 180 млн человек. Перепись же зафиксировала в СССР 162 млн жителей. Реальных искажений перепись 1937 г. не имела, она содержала недоучет населения в размере 0,3-0,4% и не вышла за пределы неточностей, допустимых при проведении статистических мероприятий такого рода. Результаты данной переписи долгое время не становились объектом профессионального анализа: они были впервые введены в научный оборот в 1991 г. Всесоюзная перепись 1937 г. насчитала в Центральном Черноземье (на территории Воронежской и Курской областей) 10 миллионов 253 тысячи человек[54].

В 1939 г. состоялась третья по счету всесоюзная перепись населения. Перепись 1939 г., как считают ученые-демографы, оказалась сфальсифицированной: она преувеличила общее количество жителей СССР. В масштабах всей страны такое преувеличение было не очень большим, оно составило не более 1,8%. В масштабах отдельных регионов ситуация была иная, так как кроме преувеличений составители итоговых результатов переписи произвели своеобразное перераспределение между регионами числа заключенных и военнослужащих для того, чтобы скрыть их реальную численность и территориальную размещенность. В целом по регионам было перераспределено 4 миллиона 688 тысяч человек[55]. Ныне не представляется возможным выяснить, какая часть этого количества была прибавлена к населению Центрального Черноземья. В литературе высказывается мнение о том, что величина приписок населения краев и областей колебалась в пределах от -32,3% до +16,8%[56]. Официальные итоги переписи 1939 г. сообщили о 12 миллионах 105 тысячах жителей Центрального Черноземья (Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской областей).

Как видно, при проведении историко-демографических исследований необходимо опираться на материалы всесоюзных переписей 1926 г. и 1937 г. Однако, сравнение их показателей (для численности населения Центрального Черноземья соответственно 10,827 млн и 10,253 млн человек) никак не характеризует динамику движения населения по годам за период с 1926 г. по 1937 г. Для того, чтобы создать демографические характеристики голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. необходимо воспользоваться результатами текущего административного учета населения. Такой учет проводили местные отделы записи актов гражданского состояния (ЗАГС). Общие итоги группировали работники областного отдела ЗАГС и статистического отдела облисполкома и передавали их в Москву в Центральное статистическое управление (ЦСУ), а с 1930 г. в Государственную плановую комиссию СССР. Ныне материалы текущего административного учета населения Центрального Черноземья хранятся в Российском государственном архиве экономики в фонде ЦСУ СССР. Данные материалы находились на секретном режиме хранения до 1990 г. В областных архивах материалы демографической статистики отсутствуют.

Результаты текущего административного учета населения перестали публиковаться в открытой печати с 1930 г. В Воронеже в конце 1930 г. административным решением было прекращено издание журнала "Статистический бюллетень ЦЧО", ежемесячно печатавшего данные о движении населения области. В официальных статистических изданиях утвердилась ложная информация о масштабах естественного прироста жителей СССР в первой половине 1930-х гг., особенно в период распространившегося по стране голода. В 1932 г. и в 1933 г. естественный прирост населения СССР по официальным данным составил соответственно +2,6 млн и +2,3 млн человек, а по архивным материалам ЦСУ — соответственно +1,6 млн и -1,6 млн человек[57]. Отсутствие правдивого ответа на вопрос о том, сколько людей проживало в СССР в целом и в каждом его регионе в отдельности очень затрудняло возможность увидеть, а тем более подсчитать конкретные человеческие потери, понесенные страной из-за массового голода, репрессий и иных насильственных действий властных структур.

Таким образом, архивные документы демографической статистики являются единственным историческим источником для изучения движения населения Центрального Черноземья в первой половине 1930-х гг. Архивные материалы ЦСУ содержат уникальные сведения и представляют собой достаточное основание для воссоздания динамики основных демографических процессов в регионе. Документы текущего административного учета населения хранят достоверную информацию. Уже в момент своего появления они предназначались для внутреннего пользования и поэтому избежали каких-либо вызванных политической конъюнктурой приписок и искажений.

Во второй половине 1920-х гг. на территории Центрального Черноземья сложилась относительная демографическая стабильность. Прямое влияние первой мировой и гражданской войн ушло в историю. Хозяйственная разруха во многом была преодолена. Государственная новая экономическая политика способствовала укреплению производства. Движение населения Центрального Черноземья, бывшего в своем подавляющем большинстве крестьянским, происходило по исторически сложившимся законам. Уровень рождаемости в течение нескольких лет почти не менялся, смертность постепенно уменьшалась. Естественный прирост жителей ежегодно возрастал. Таким образом, наблюдалось действие рядовых общероссийских демографических тенденций.

В 1926-1928 гг. движение населения Центрального Черноземья происходило плавно и не имело каких-либо резких перепадов в своем развитии. Ученые и статистики в то время полагали, что направленность и стабильность демографических процессов сохранится в Центральном Черноземье и в дальнейшем. С учетом такой предпосылки они составляли планы социального развития образованной в 1928 г. Центрально-Черноземной области. Работники областной плановой комиссии прямо переносили темпы движения населения второй половины 1920-х гг. в рассчитываемые ими проекты первой советской пятилетки. Опубликованные в 1929 г. так называемые "контрольные цифры" пятилетнего плана предусматривали продолжение увеличения общей численности населения на 1-1,5% в год с ежегодным замедлением естественного прироста всего лишь на 0,1%[58]. В действительности относительная стабильность основных тенденций движения населения Центрального Черноземья сохранялась лишь до начала 1930-х гг. Например, общая численность жителей в регионе постоянно увеличивалась до 1932 г. (см. схему № 1); размеры естественного прироста населения не претерпевали резких колебаний до 1932 г. (см. схему № 6); динамика механического движения населения Воронежа принципиально не изменялась до 1933 г. (см. схему № 3). Относительная стабильность исторически обусловленных процессов развития населения Центрального Черноземья полностью оборвалась в 1933 г. в условиях распространения массового голода.

При рассмотрении проблем исторической демографии надо иметь в виду, что архивные статистические документы отобразили ход основных демографических процессов двумя способами: в абсолютных числах умерших или родившихся людей и в количестве умерших или родившихся в расчете на тысячу человек населения (то есть в коэффициентах смертности или рождаемости). Необходимо пояснить, что названные коэффициенты являются ограниченными показателями и не отражают точно все процессы движения населения. Для примера кратко оценим коэффициент смертности, который, несмотря на свое название, сильно зависит от уровня рождаемости. Падение рождаемости может привести к снижению коэффициента смертности, так как уменьшение числа родившихся детей сократит число умерших младенцев (традиционно большое в сельском обществе). В итоге сократится общее число умерших и соответствующий коэффициент. На коэффициент смертности заметно влияет и число родившихся детей в предыдущие одно-два десятилетия, ибо в случае имевшей тогда место высокой рождаемости может быть сформирован большой слой молодых людей, дающий очень незначительное количество умерших. В тех регионах, где в течение долгого времени существует низкая рождаемость и высокая продолжительность жизни рассчитывается относительно большой коэффициент смертности. В регионах с высокой рождаемостью и постоянно растущим населением складывается меньший коэффициент, вне зависимости от абсолютного числа умерших. Таким образом, коэффициент смертности так же контрастно отражает влияние рождаемости, как и самой смертности. Поэтому при комплексном рассмотрении как демографических, так и социально-демографических проблем истории Центрального Черноземья целесообразно сконцентрировать основное внимание на абсолютных показателях, исчисленных появившимися вновь или по разным причинам прерванными человеческими жизнями. В свою очередь вышеупомянутые коэффициенты можно доказательно использовать для определения резких кратковременных перепадов смертности или рождаемости.

Базовым элементом историко-демографического исследования является определение общего количества жителей региона с интервалом не более чем в год. Сотрудники ЦСУ в своей практике подводили официальные итоги годовых подсчетов населения к первому дню следующего года. Собранная ими и датированная 1 января информация содержала результаты движения населения за прошедший год. Следуя такой практике, представим в схеме № 1 (схемы находятся в конце данного параграфа) последовательный перечень численности жителей на территории ЦЧО в 1926-1934 гг. Объединенные в схему цифры представляют собой округленные до десятков тысяч человек архивные сведения. В материалах ЦСУ имеются незначительные расхождения показателей общей численности населения ЦЧО применительно к 1928-1931 гг. Показатели других лет названы точно и не меняются в архивных таблицах. В 1920-е — 1930-е гг. текущий административный учет был не в состоянии реально определить размеры областного населения с точностью до одной тысячи. Округление количества многомиллионного населения до десятков тысяч никак не изменит динамику имевших место в ЦЧО демографических процессов.

Во второй половине 1920-х гг. в Центральном Черноземье существовала относительная демографическая стабильность. В 1928 г. имел место наибольший в тот период естественный прирост населения в размере 315 тысяч человек. Численность жителей области в течение 1928 г. возросла с 11 миллионов 390 тысяч до 11 миллионов 670 тысяч человек. В последующие три года она продолжала увеличиваться и составила 1 января 1932 г. 12 миллионов 120 тысяч человек[59]. Однако, темпы роста постепенно уменьшались. В 1929-1931 гг. такое уменьшение было весьма незначительным. В 1932 г. естественный прирост населения сократился сразу на 21%, с 243 тысяч человек до 188 тысяч человек. Тогда же официально зарегистрированная миграция вывела за пределы области 130 тысяч человек. Механический прирост населения составил в 1932 г. 0,5%. К началу 1933 г. в ЦЧО проживало 12 миллионов 180 тыс. человек[60]. В 1933 г. рост населения региона прекратился полностью, более того, за год область потеряла 180 тысяч человек, в ней осталось 12 миллионов жителей. В следующем 1934 г. тенденция убыли населения сохранилась. К 1 января 1935 г. на территории бывшей ЦЧО в пределах новых Воронежской и Курской областей насчитывалось 11 миллионов 890 тысяч человек.

При рассмотрении схемы № 1 хорошо виден перелом демографических тенденций: сначала замедление темпов прироста, а затем заметное уменьшение количества населения ЦЧО. Причем, анализ демографической статистики последующих лет (1935-1937 гг.) свидетельствует, что убыль центрально-черноземного населения последовательно продолжалась и в дальнейшем. При сравнении цифр в схеме № 1 возникает вопрос о том, какая же сильнодействующая причина смогла вызвать к жизни столь крупный перелом. Документы точно зафиксировали перелом в движении населения региона в 1933 г. В то же время нам доподлинно известно о трагических событиях массового голода и голодных смертей в 1933 г. Между явлениями перелома закономерного для того времени процесса увеличения численности жителей и массовым голодом существует непосредственная связь. По нашему мнению, причиной проиллюстрированного схемой № 1 перелома был именно массовый голод, ставший самым крупным проявлением социально-экономического кризиса, произошедшего в СССР в первой половине 1930-х гг.

Насильственная коллективизация и обязательные государственные хлебозаготовки повлекли за собой масштабные демографические последствия. Воздействие названных событий на процессы движения населения оказалось растянутым во времени на несколько лет. Наибольший всплеск сплошной коллективизации и раскулачивания, пришедшийся на первые месяцы 1930 г. и оставивший очень крупные следы в отечественной социально-политической истории, не мог прямо повлиять на рождаемость или смертность. Он спровоцировал лишь насильственную высылку и самостоятельное переселение разоренных крестьян. Как известно, центрально-черноземное сельское население не отличалось высокой подвижностью. В 1930 г. архивные документы зафиксировали миграцию из ЦЧО в размере 120 тысяч человек, что было равно 1% всего населения. Потребовалось несколько лет для того, чтобы партийно-государственные акции политического характера изменили направление демографического развития региона. В течение 1933 г. в связи с массовым голодом окончательно стабилизировались тенденции сокращения естественного прироста и увеличения внешних миграционных потоков.

Показатели естественного движения населения ЦЧО в первой половине 1930-х гг. оказались поставленными в практически полную зависимость от политики партийно-государственного руководства страны. Зависимость демографических процессов от правительственной политики хорошо прослеживается при анализе движения населения внутри области и его миграции за пределы ЦЧО. Основным проявлением внутренней миграции стало переселение сельских жителей в города. Эта тенденция хорошо известна в отечественной истории ХХ века. В 1920-е — 1930-е гг. она была значительно усилена индустриализацией страны и коллективизацией ее сельского хозяйства. Начиная с 1930 г. в СССР одна за другой поднимались волны крупных подвижек населения. Уход крестьян из села в город приобрел массовый характер. Число оседавших в российских городах бывших земледельцев в 1930-1931 гг. ежегодно возрастало на 50-60%. В Центральном Черноземье этот процесс не был столь быстрым, но, тем не менее, счет шел на сотни тысяч человек. В крупнейшие города области Воронеж, Курск, Орел и Тамбов в 1930 г. прибыло на жительство 97 тысяч человек, в 1931 — 105 тысяч человек[61]. Горожанами, в основном, становились выходцы из Центрального Черноземья, среди всех переселенцев они составили 71%.

Документы свидетельствуют, что в 1930-1931 гг. многомиллионная крестьянская масса в ЦЧО перестала быть стабильной в плане своего территориального размещения. Причиной массовой миграции стала коллективизация сельского хозяйства. Первая крестьянская миграционная волна имела место в 1930 г. и сохранила свое действие в 1931 г. В 1932 г. она стала снижаться. Причем, для ЦЧО такое снижение оказалось не очень велико. В сравнении с другими частями РСФСР, замедление темпов внутренней миграции в ЦЧО было наименьшим. В 1932 г. число переселенцев из сел в города по сравнению с 1931 г. сократилось в целом по РСФСР на 42%, в ЦЧО — лишь на 12%[62]. Крестьянский регион дольше других продолжал исторгать своих жителей для работы на различных стройках первых советских пятилеток. Вторая волна переселений, спровоцированная массовым голодом, наиболее широко распространилась в 1934 г. Миграционные волны оставили свои следы в архивных документах демографической статистики. Лучше всего они отразились на результатах механического прироста числа горожан. В подтверждение представим схему № 2 (схемы находятся в конце данного параграфа) с расчетами механического прироста населения двух городов ЦЧО — Воронежа и Тамбова в 1928-1934 гг.

Сгруппированные в схему № 2 показатели дают возможность увидеть примечательную тенденцию. В 1928-1929 гг. не наблюдалось крупных изменений механического прироста населения городов Центрального Черноземья. Заметное ускорение темпов прироста количества горожан впервые произошло в Воронеже в 1930 г., а в Тамбове в 1931 г. Годовой приток населения сразу увеличился многократно: в Воронеже в 5,4 раза, в Тамбове в 3,1 раза. Демографические материалы вновь показывают один из поворотных пунктов в движении регионального населения. Крестьяне покидали свои обжитые места в течение всего 1930 г. Однако в первой половине года стихийные миграции еще не приобрели массовых масштабов. Земледельцы смогли окончательно удостовериться в необратимости процесса обобществления их хозяйств только в конце 1930 г., в то время, когда повторно активизировался процесс проведения сплошной коллективизации. После этого отток жителей сельской местности в города значительно возрос. Архивные документы контрастно зафиксировали этот отток применительно к 1931 г. В Воронеже он был отмечен на год раньше. В данном случае притягательность Воронежа для переселенцев объяснялась его административным положением областного центра и перспективами развития.

В 1932 г. механический прирост населения Воронежа перестал увеличиваться, оставшись примерно на прежнем уровне в размере 24,5 тысяч человек. В Тамбове механический прирост населения несколько сократился. Происходившие миграционные процессы под воздействием внешних условий укладывались в новое для них русло. Однако движение в новом направлении не получило возможности для своей стабилизации. В 1933 г. произошел резкий спад абсолютных цифр механического прироста городского населения: в Воронеже прирост сократился за год в 4,5 раза, а в Тамбове прирост сменился убылью населения. Добавим, что названный процесс имел место во всех городах региона. Так, в Курске прирост городского населения в 1932 г. сократился в 5 раз, а в Орле оказался равным нулю. Годом позже, в 1934 г., рассматриваемые статистические показатели вновь вернулись к прежнему уровню и даже незначительно превысили его. Схема № 2 применительно к 1933 г. отмечает крупный перепад размеров приобретения городами ЦЧО новых жителей. Данное явление, по всей видимости, было непосредственным следствием нехватки продовольствия и массового голода в Центральном Черноземье.

Интересно отметить, что масштабы перемещения населения в города и из городов в Центральном Черноземье в 1933 г. в абсолютных цифрах уменьшились незначительно. Из-за голода очень возросла подвижность центрально-черноземного населения. Разоренные крестьяне уходили в города, пытаясь найти там спасение от голода. Однако, они не имели возможности получить в городах реальную продовольственную поддержку. Рядовые горожане сами страдали от нехватки продуктов питания. Поэтому отток людей из ставших неблагополучными городов поднялся почти до уровня прибытия туда новых переселенцев. Показатели механического увеличения количества горожан сами по себе не дают полного представления о грандиозных масштабах переселенческого движения. Городское население не было стабильным. В города ЦЧО ежегодно прибывали многие десятки тысяч людей. Одновременно шел и обратный процесс: десятки тысяч жителей покидали центрально-черноземные города. Так, механический прирост населения Воронежа в 1934 г. в количестве 26,4 тысячи человек представляет собой разницу между 85,3 тысячи вновь прибывших и 58,9 тысячи выбывших жителей города. В 1935 г. подвижность городского населения в регионе возросла еще более заметно. В 1935 г. в Воронеже общее количество прибывших и выбывших мигрантов составило 236 тысяч человек. Для распознания динамики движения городского населения в качестве лучшего примера использованы архивные сведения демографической статистики для областного административного центра, объединенные в схему № 3 (схемы находятся в конце данного параграфа). Пример, взятый из исторической демографии Воронежа, является показательным свидетельством основных закономерностей массовых переселений в Центральном Черноземье. Все другие крупные города региона имели сходные тенденции движения населения.

Схема № 3 содержит информацию о годовых масштабах прибытия и убытия населения Воронежа. Разница между прибывшими и убывшими представляет собой механический прирост горожан. При рассмотрении схемы № 3 видно, что при очень близком совпадении размеров механического прироста числа жителей Воронежа в 1931-1932 гг. (по 24 тысячи человек в год) и в 1935-1936 гг. (26 и 25 тысяч человек в год) подвижность населения в названные промежутки времени была совершенно разной. Если в 1931 г. отток городского населения составил 52% от количества притока, то в 1935 г. масштабы выбытия возросли до 80% числа вновь прибывших воронежцев. В город ежегодно приходило и уходило более 100 тысяч человек. Начавшееся вслед за проведением сплошной коллективизации массовое перемещение населения внутри ЦЧО и между краями и областями СССР резко увеличило масштабы своего развития в 1934 г. Схема № 3 наглядно свидетельствует о возрастании количества прибывавших в Воронеж людей, начиная с 1934 г. Такое резкое увеличение несомненно представляет собой реакцию жителей Центрального Черноземья на произошедший в 1933 г. массовый голод. В 1934 г. продовольственные трудности в регионе оставались еще очень большими. В условиях голода центрально-черноземные села потеряли свою былую притягательность для крестьянского населения. Сельскохозяйственный труд не мог обеспечить не только пропитание, но и саму жизнь многих земледельцев. Жители сел и деревень оказались вынужденными искать новые места проживания в городах. Всплеск переселенческого движения в Воронеж начался в 1934 г. и окончился в 1935 г., уже по завершении голода.

Описывая ход миграций в пределах Центрального Черноземья, отметим, что явление исхода земледельцев в города свойственно периоду индустриализации в целом и может быть выявлено в истории очень многих государств. Нет оснований подчеркивать уникальность такого явления применительно к Центральному Черноземью. Необходимо выделить и подчеркнуть лишь исключительно быстрые (в сравнении с другими странами) темпы изменений скорости и направления движения регионального народонаселения. Закономерный процесс перераспределения населения между селом и городом в пользу последнего в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. был многократно ускорен насильственными действиями партийно-государственного руководства.

В первой половине 1930-х гг. Центральное Черноземье стало местом массового исхода населения в другие регионы страны. Большинство переселенцев составляли люди в возрасте 20-30 лет (с небольшим превышением мужчин). Мигрировали не только крестьяне, но также рабочие, служащие и учащиеся. Миграция из ЦЧО в абсолютных величинах превышала миграцию из любой соседней области или края. Превышение объяснялось высокой плотностью сельского населения ЦЧО. В процентном же отношении к общей численности населения миграция была примерно одинакова в ЦЧО, на юге европейской России и на Украине. Такое явление лишь отчасти было вызвано типичным для региона "аграрным перенаселением". Более важной причиной стало развертывание сплошной коллективизации и раскулачивания крестьянских хозяйств. По подсчетам, произведенным на основании документов ЦСУ СССР, в результате массовой миграции в 1931 г. область лишилась 110 тысяч человек, в 1932 г. — 120 тысяч, в 1933 г. — 100 тысяч, в 1934 г. — 160 тысяч человек (размеры миграции даны с округлением до 10 тысяч человек). Отток населения стал одной из причин уменьшения его общей численности в ЦЧО. Масштабы движения населения были очень велики. Представленные выше цифры фиксируют официальную информацию о механической убыли жителей области. Реально, места своего проживания ежегодно меняли многие сотни тысяч людей. Так, в 1934 г. территорию ЦЧО покинули 722 тысячи человек, в то же время в область прибыло 567 тысяч новых жителей[63].

Процесс перераспределения населения охватил в первой половине 1930-х годов всю страну. Сформировались тенденции перемещения россиян из сельскохозяйственных зон в области промышленного строительства. Наряду со стихийной миграцией в ЦЧО имело место и организованное переселение людей в другие регионы страны. В селах и деревнях области проходили наборы рабочих на стройки первых пятилеток. Количество завербованных исчислялось десятками тысяч. 7 октября 1931 г. областная газета "Коммуна" сообщила о готовности 36.201 человека отбыть на заводы и шахты Украины и Урала. В Донбасс удалось направить 23 тысячи человек, третья часть из которых вскоре вернулась обратно. Местная администрция получала различные обязательные для исполнения задания по набору рабочей силы. Так, 31 июля 1931 г. секретарь обкома ВКП(б) И.У.Иванов разослал во многие районы телеграмму следующего содержания: "Вербовка рабочих Карельлесу [для отправки на лесозаготовки в Карелию - П.З.] вашим районом не выполняется. Ставите под угрозу выполнение экспорта. Категорически предлагаю в декаду закончить отправку рабочих"[64]. По сообщению заведующего отделом труда обкома ВКП(б) Паринова в 1931 г. и в 1932 г. из ЦЧО было вывезено около полумиллиона рабочих. В 1933 г. область получила очередное государственное задание набрать и переместить за свои пределы 212.325 человек. Судя по официальному отчету, в течение первой половины 1933 г. ЦЧО организованно покинули 119.217 человек[65]. Документы демографической статистики не зафиксировали отъезд неквалифицированных рабочих из Центрального Черноземья. Считалось, что завербованные на стройки крестьяне уезжают из своих сел и деревень не навсегда. Их имена оставались в списках жителей ЦЧО.

Организованное переселение центрально-черноземных колхозников на новые места постоянного проживания началось в ноябре 1933 г. В связи с тем, что украинская деревня обезлюдела в условиях массового голода, правительство СССР предприняло перевод колхозников из России в некоторые области Украины. Переселенцы из ЦЧО были отправлены в Харьковскую область. В 1933 г. в Харьковскую область переехало 26 тысяч человек, в 1934 г. — 18 тысяч человек[66].

В целом, переселенческое движение из Центрального Черноземья в первой половине 1930-х гг. постоянно увеличивалось с единовременным, вызванным массовым голодом, замедлением в 1933 г. Наибольших масштабов оно достигло в 1934 г. Архивные документы сохранили свидетельства о миграции в 1934 г. 160 тысяч человек. Реальное количество покинувших область людей превысило, по нашему мнению, 300 тысяч человек. Начавшийся на рубеже 1920-х и 1930-х годов процесс оттока черноземного населения впоследствии продолжился на десятилетия.

§ 2. Демографический кризис 1933 г. и его последствия

Как уже было упомянуто выше, в 1933 г. голод в Центральном Черноземье достиг пика своего развития. Все без исключения материалы демографической статистики применительно к 1933 г. отмечают перелом тенденций движения населения в регионе. Этот перелом оказался настолько значителен, что события 1933 г. необходимо охарактеризовать как демографический кризис. Представленные в главе III схемы и таблицы иллюстрируют резкое изменение тенденций движения населения в 1933 г. Самым крупным свидетельством кризиса стали людские потери региона. События 1933 г. не были кратковременным перепадом основных демографических показателей, они обозначили принципиальный поворот в движении населения региона. Начиная с 1933 г. общее количество жителей Центрального Черноземья начало неуклонно уменьшаться. Параметры рождаемости, смертности и миграций также претерпели крупные перемены либо непосредственно в 1933 г., либо годом или двумя годами ранее.

Можно ли однозначно утверждать, что демографический кризис 1933 г., наиболее контрастно проявившийся в убыли местного населения, был вызван именно голодом и голодными смертями, а не массовым оттоком крестьян за пределы региона? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к архивным источникам. Документы свидетельствуют, что смертность жителей Центрально-Черноземной области в течение 1933 г. увеличилась на 96%. По нашему мнению, никакие иные причины, кроме голода, не были в состоянии столь быстро вызвать почти двухкратный рост числа смертей. Вместе с тем, в 1933 г. в ЦЧО заметно снизилась рождаемость, она сократилась по сравнению с 1932 г. на 18,5%. В результате процесс естественного прироста остановился и превратился в свою противоположность — в убыль населения. В 1933 г. в области умерло людей больше, чем родилось. Наглядно представить демографическую ситуацию 1933 г. в сравнении с предыдущим и последующим годами поможет таблица № 4. Отметим, что термин "естественное движение населения" в начале 1930-х гг. перестал полностью соответствовать своему изначальному смыслу. Единовременное резкое увеличение смертности в 1933 г. не может быть названо результатом естественных демографических процессов. Это явление было спровоцировано насильственными действиями партийно-государственного руководства СССР, распространившего тотальный контроль над жизнью населения страны.

Рождаемость, смертность и естественный прирост

населения Центрально-Черноземной области в 1932-1934 гг.

Таблица № 4 информирует, что в 1932 г. и в 1934 г. показатели смертности жителей в пределах Центрально-Черноземной области были примерно одинаковыми: соответственно 204 тысячи и 206 тысяч умерших в год. По нашему мнению, уместно предположить, что этот уровень (в среднем 205 тысяч в год) являлся средним показателем для первой половины 1930-х гг. и в тот момент отражал реальную картину естественного движения населения в регионе. В подтверждение данного предположения добавим, что в 1935 г. и в 1936 г. размеры смертности в Центральном Черноземье остались практически на том же уровне. Например, в 1936 г. смертность составила 212 тысяч человек[68]. Таким образом, превышение в 1933 г. определенного нами среднего уровня смертности на 195 тысяч человек (до 400 тысяч умерших) можно обоснованно расценивать, как прямое следствие массового голода. При этом надо иметь в виду, что исследователи оперируют данными, составленными на основе сообщений местных советов и отделов ЗАГС. Эти данные зачастую были несколько меньше реальных цифр вследствие трудностей и плохой организации ведения статистического учета в сельской местности ЦЧО в 1933 г. Поэтому исчисленное количество жертв массового голода 1933 г. в 195 тысяч умерших является минимальным показателем.

Конечно, нет оснований утверждать, что все до единой из 195 тысяч избыточных смертей были вызваны массовым голодом. Возможно, что в это число попали отдельные случаи смертей, произошедших по каким-либо другим причинам. Но такие случаи могли быть именно отдельными, единичными, так как документы не отмечают никаких иных чрезвычайных причин для увеличения числа человеческих смертей в 1933 г. Напротив, закономерно было бы ожидать не увеличение, а постепенное уменьшение смертности с каждым последующим годом. Необходимо еще раз подчеркнуть, что в данном случае речь идет об избыточной смертности, очень резко (почти в два раза) увеличившей средний годовой показатель. Все другие, независимые от голода, рядовые причины смертности не смогли бы вызвать столь резкий рост, тем более, что их действие уже учтено в среднегодовом показателе в 205 тысяч смертей.

Для того, чтобы еще более контрастно подтвердить вывод о том, что высокая смертность объяснялась именно голодом, а не какими-либо иными причинами, целесообразно рассмотреть по месяцам показатели смертности населения Центрально-Черноземной области в 1932 г. и в 1933 г. Это удобно сделать с помощью схемы № 4 и схемы № 5, бесстрастно зафиксировавших ежемесячное число умерших соответственно на каждую тысячу сельских жителей области (схема № 4) и на каждую тысячу городских жителей области (схема № 5) (схемы находятся в конце данного параграфа).

Обе названные схемы наглядно показывают быстрый рост смертности, начавшийся с января 1933 г. и достигший своего пика в июле того же года. На схемах хорошо видна зависимость уровня смертности от цикличности сельскохозяйственного производства. Смертность начала заметно увеличиваться в январе, феврале и марте, постепенно возрастая с течением холодных зимних месяцев. В апреле, в связи с приходом весны, увеличение смертности на один месяц приостановилось. В мае показатели смертности снова стали расти. В июне произошел очень резкий всплеск смертности, достигший в июле своего пика. В августе обозначилось уменьшение числа смертных случаев. К ноябрю и декабрю уровень смертности опустился к исходным рубежам, зафиксированным в начале года. Такая динамика смертности легко объяснима. Зимой и весной 1933 г. у крестьян еще могли оставаться продовольственные запасы. К лету они были либо истрачены на питание, либо отобраны в ходе продолжавшихся хлебозаготовок, а истощение голодающих достигло предела. Недостаток продовольствия в городе явился прямым следствием отсутствия продовольствия в деревне. Самый высокий уровень смертности был отмечен в наиболее удаленном от предыдущего урожая месяце — в июле 1933 г. Именно в июле 1933 г. смертность населения Центрального Черноземья поднялась до высшей отметки: в сельской местности — 76 умерших на тысячу человек, в городах — 62 умерших на тысячу человек. Подобный показатель июля предыдущего 1932 г. для сельского населения был превзойден в 4,2 раза, для городского населения — в 2,8 раза. В августе начался сбор нового урожая и у голодающих земледельцев, а вслед за ними и у горожан вновь появились продукты питания. Результаты не заставили себя ждать: в августе 1933 г. смертность сельского населения сократилась сразу с 76 умерших до 46 умерших на тысячу человек. Смертность городского населения стала сокращаться месяцем позже: в сентябре 1933 г. она уменьшилась с 60 умерших до 37 умерших на тысячу человек.

Уместно подчеркнуть, что схема № 4 и схема № 5 оперируют показателями коэффициента смертности, не до конца отразившими резкое увеличение количества умерших от голода людей. Рост коэффициента смертности в 1933 г. несколько сдержало случившееся тогда же снижение рождаемости. С 1932 г. по 1933 г. рождаемость сократилась с 392 тысяч человек до 319 тысяч человек, то есть на 18,6%. Вследствие названных выше моментов, обе схемы несколько усеченно отразили рост абсолютной численности умерших в ЦЧО. Без учета снижения рождаемости пик графиков в обеих схемах поднимется еще выше. В то же время, схемы достоверно изобразили научно объяснимую демографическую тенденцию взлета и падения показателей смертности. В 1933 г. основной демографический процесс воспроизводства населения был прерван и изменен в своем развитии в результате массового голода.

Схема № 4 и схема № 5 иллюстрируют демографический кризис 1933 г. в сравнении с предыдущим 1932 г. Отметим, что практически тот же результат может быть получен при сравнении показателей смертности 1933 г. и 1934 г. Смертность населения Центрального Черноземья в 1932 г. и в 1934 г. была почти одинакова (см. таблицу № 4). Месячные показатели смертности в 1932 г. и в 1934 г. не имели принципиальных различий, колеблясь в пределах от 15 умерших до 21 умершего в расчете на тысячу человек. Средний месячный показатель смертности сельского населения в 1932 г. составлял 16,8 умерших, а в 1934 г. — 17,6 умерших на тысячу человек. Выделение резкого многократного взлета смертности в 1933 г. на фоне как предыдущего, так и последующего годов является одним из контрастных свидетельств произошедшего в 1933 г. демографического кризиса.

Демографический перелом 1933 г. хорошо просматривается при сопоставлении ежегодных масштабов естественного прироста населения Центрального Черноземья в 1926-1934 гг. на схеме № 6 (схемы находятся в конце данного параграфа). В 1928-1931 гг. естественное увеличение числа жителей области находилось на закономерном для того времени уровне в пределах примерно четверти миллиона человек в год. В 1932 г. естественный прирост заметно сократился (с 243 тысяч до 188 тысяч человек), что явилось предвестником грядущих еще более резких перемен. В 1933 г. перелом окончательно свершился: на год естественный прирост населения перешел в разряд отрицательных величин, опустившись до отметки в минус 81 тысячу человек. Прирост населения оказался сменен его убылью. В 1934 г. процесс ежегодного естественного увеличения количества жителей в пределах территории ЦЧО восстановился, но в значительно меньших, чем ранее, масштабах: естественный прирост составил 53 тысячи человек. В последующие годы естественный прирост населения Центрального Черноземья уже не поднимался до уровня начала 1930-х гг. Например, в 1936 г. он составил 161 тысячу человек[69].

Ежегодные колебания естественного прироста населения всегда присутствовали в истории Центрального Черноземья. Но в невоенные годы их амплитуда не бывала столь велика (как в 1933 г.) и в мирное время показатель естественного прироста не опускался ниже нулевой отметки. Однако, правомерно ли, в данном случае, считать конец 1920-х — начало 1930-х гг. мирным временем? Было ли время сплошной коллективизации, широкомасштабного раскулачивания, насильственных конфискационных хлебозаготовок и массового голода мирным временем? Формально это время было мирным, так как отсутствовали какие-либо войны с внешними врагами и военные действия внутри страны. Реально же в российском обществе тогда существовало напряженное противостояние массы трудового крестьянства и партийно-государственного руководства всех уровней, поддержанного частью деревенской бедноты и промышленных рабочих. Такое противостояние проявилось, с одной стороны, в неприятии крестьянами правительственной аграрной политики, с другой стороны, в государственном терроре насильственной коллективизации, раскулачивании и ссылке крестьянских семей, судебном и административном нажиме на сельское население, отчуждении продуктов питания. Названное противостояние в 1930 г. вылилось в открытую, в том числе вооруженную, борьбу обеих противостоящих друг другу сил. В 1930 г. в Центральном Черноземье крестьяне повсеместно поднимались на локальные антиправительственные восстания, полностью подавленные войсками ОГПУ, отрядами милиции и армейскими частями. В 1931-1932 гг. правительственный нажим сломил пассивный крестьянский протест и попытки саботажа обязательных государственных хлебозаготовок. В 1933 г. целенаправленная политика верховной власти вызвала массовый голод в стране. По нашему мнению, отсутствие гражданского согласия и проведение насильственного перелома социального и имущественного положения значительной части населения дают основания увидеть в событиях 1930-1933 гг. элементы военного времени. Между партийно-государственным руководством СССР и массой земледельческого населения шло открытое противоборство с использованием военных методов, завершившееся полным поражением трудового крестьянства. Демографический перелом 1933 г. явился результатом такого противоборства и, одновременно, свидетельством грандиозности его масштабов.

Голод и вызванные им тяготы совпали по времени с юридическим узакониванием бесправия сельских жителей. Лишение трудящегося крестьянства гражданских прав было окончательно оформлено в 1932 г. В этой связи достаточно назвать начавшийся процесс введения в стране паспортной системы, а также правительственное постановление "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности" от 7 августа 1932 г. Все это оказало сильное воздействие на демографические процессы в Центральном Черноземье. Более того, такое воздействие проявилось двояко: прямо (рост смертности, резкое снижение естественного прироста и т.д.) и косвенно. Лучшим примером косвенного воздействия является динамика изменения социальных ориентиров жителей ЦЧО в вопросе воспроизводства населения, то есть рождения детей. Хранящиеся в Российском государственном архиве экономики статистические документы отмечают в 1933 г. многократный рост числа абортов в Центрально-Черноземной области по сравнению с предыдущим 1932 г. Причем, темпы такого роста в 1933 г. заметно превзошли общероссийские показатели. В таблице № 5 приведены данные о количестве абортов в расчете на сто родившихся людей в городах и в сельской местности Центрального Черноземья и России в 1932-1933 гг.

Количество абортов на 100 родившихся человек

Таблица № 5 свидетельствует, что в 1932 г. общероссийские показатели количества абортов на каждые сто рождений заметно опережали подобные показатели, исчисленные как для городского, так и для сельского населения ЦЧО. В 1932 г. аборты среди сельского населения региона были в 3,4 раза менее распространены, чем в российской деревне в целом. В 1933 г. ситуация с абортами резко изменилась. Произошло более чем трехкратное (на 312%) годовое увеличение числа абортов в ЦЧО. В наибольших масштабах оно относилось к сельскому населению области: документ зафиксировал рост на 543% в течение одного года. Такой всплеск не мог быть случайным: по нашему мнению, он был вызван массовым голодом. Женщины Центрально-Черноземной области, изменив традициям, отказывались от рождения детей в силу вызванных голодом тягот и лишений. Таблица № 5 дает основания утверждать, что голод 1933 г. поразил ЦЧО в большей степени, чем многие другие территории России. Данная точка зрения представляется обоснованной потому, что в 1933 г. число абортов в сельской местности ЦЧО увеличивалось в 4 раза быстрее, чем в российской деревне в целом. В 1933 г. в ЦЧО было отмечено 75,5 тысячи абортов (в 1932 г. — 29,7 тысячи). Годовое превышение числа абортов в регионе составило 45,8 тысячи. Думается, что эти 45,8 тысячи объективно могущих родиться, но не родившихся детей с достаточным основанием могут быть названы жертвами голода 1933 г. Конечно, проведенный подсчет несколько условен, так как нельзя однозначно утверждать, что все до единого 45,8 тысячи официально зафиксированных абортов были вызваны голодом. В то же время в 1933 г. никакая другая причина, кроме всплеска голода, не была в состоянии вызвать отмеченное социально-демографическое явление.

Таким образом, для определения общего количества прямых жертв голода в Центральном Черноземье в 1933 г. к названному выше числу оборвавшихся от голода человеческих жизней (195 тысяч человек) надо прибавить 45,8 тысячи так и не начавшихся жизней. В итоге общая цифра поднимется до отметки в 241 тысячу (округлено до целых единиц) смертей, что составляет 2% всего населения ЦЧО. Принимая во внимание некоторую условность проведенных вычислений, подчеркнем, что полученный результат достоверно характеризует масштабы массового голода в Центральном Черноземье в 1933 г.

Демографический кризис 1933 г. повлек за собой заметные последствия в развитии процессов движения населения Центрального Черноземья. Обозначившиеся в первой половине 1930-х гг. тенденции уменьшения абсолютной численности и плотности населения сохранились в регионе на долгое время. Перепись 1937 г. определила количество жителей на территории Центрального Черноземья (в пределах бывшей ЦЧО) в 10 миллионов 253 тысячи человек[71]. Перепись 1959 г. зафиксировала цифру в 8 миллионов 697 тысяч человек[72]. Надо иметь в виду, что в 1950-е гг. имели место грандиозные негативные демографические отголоски Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. В 1950-е гг. в Центральном Черноземье были определены самые низкие темпы роста населения в СССР. В 1960-е — 1970-е гг. ситуация не изменилась. В 1972 г. в регионе был отмечен минимальный по сравнению с другими зонами России и СССР размер естественного прироста — 2,5 человека на тысячу жителей, в то время, как среднероссийский показатель составлял 6,3 человека на тысячу жителей[73]. В регионе существовала устойчивая тенденция к медленному сокращению населения. Особенно заметное сокращение имело место на северо-востоке Центрального Черноземья. При общем уменьшении населения в регионе с 1926 г. по 1979 г. на 20%, население в границах современной Тамбовской области сократилось на 31%[74]. Сокращение продлилось и в 1980-е гг. К переписи 1989 г. Тамбовская область потеряла еще 5% своих жителей. В 1960-е — 1980-е гг. очень незначительный рост населения наблюдался лишь в Белгородской и Липецкой областях. Такие различия объяснялись особенностями областного производства. Относительно высокое индустриальное развитие Белгородской и Липецкой областей привлекало туда новых жителей. Те же области, которые в большей мере оставались районами сельскохозяйственного производства, (Курская и Тамбовская области) имели убыль населения. Воронежская и Орловская области, показав очень малый прирост населения в 1960-е — 1970-е гг., в 1980-е гг. сохранили неизменное количество жителей. В целом по региону механический прирост за счет сохранявшейся миграции находился практически на уровне нуля. Последняя всесоюзная перепись населения 1989 г. засвидетельствовала, что в пределах Белгородской, Воронежской, Курской, Липецкой, Орловской и Тамбовской областей, точно сопоставимых с территорией бывшей ЦЧО, проживало 8 миллионов 632 тысячи человек. Результаты переписей 1920-х — 1980-х годов сгруппированы в схеме № 7 (схемы находятся в конце данного параграфа) и для сравнения дополнены напоминанием о количестве жителей ЦЧО в 1932 г., накануне демографического кризиса 1933 г.

Схема № 7 наглядно показывает, что 1932 г. явился последним годом действия естественно обусловленных демографических процессов. После перелома в 1933 г. закономерных тенденций население региона стало неуклонно уменьшаться. Значительное сокращение численности жителей вызвала Великая Отечественная война 1941-1945 гг., но ее негативное влияние не изменило обозначившихся ранее направлений движения населения. Центральное Черноземье неуклонно продолжало терять свои человеческие ресурсы, миграция сохранялась большой, рождаемость сокращалась. Наименьшее количество людей в регионе текущий административный учет отметил в середине 1980-х гг. К 1 января 1984 г. на территории бывшей ЦЧО находилось 8 миллионов 553 тысячи человек[75]. В целом, в 1980-е гг. размеры населения Центрального Черноземья оставались достаточно стабильными.

Процессы переселения сельских жителей в города, уменьшения темпов естественного прироста населения и роста его общей численности в 1930-е — 1980-е гг. являлись типичным явлением для СССР и других европейских стран. В то же время, в Центрально-Черноземном регионе России эти процессы в начале 1930-х гг. были искусственно ускорены в результате массового голода, бывшего по своему содержанию следствием конкретных политических действий высшего партийно-государственного руководства страны.

Голод, распространившийся в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг., очень сильно повлиял на социально-экономическое положение населения региона. В условиях голода правительственная аграрная политика во многом трансформировалась в форму массовых репрессий. Основными частями государственных репрессий в Центральном Черноземье явились насильственная коллективизация сельского хозяйства, раскулачивание крестьянства и обязательные хлебозаготовки. Такие действия, противоречившие общественным настроениям большинства сельского населения и реальным возможностям аграрного производства в регионе, обусловили появление голода, голодных смертей и случаев каннибализма. Массовый голод стал свидетельством произошедших принципиальных изменений в социально-экономическом положении земледельческого населения Центрального Черноземья и оформления его прямой зависимости от партийно-государственного руководства СССР. Во время голода в регионе окончательно утвердилась административно-конфискационная система руководства сельским хозяйством. Голод явился самым крупным проявлением социально-экономического кризиса в Центральном Черноземье, ставшего поворотным моментом в историческом развитии региона.

Опыт изучения истории голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. свидетельствует об исторической бесперспективности попыток достижения общественного прогресса с помощью использования государственного насилия и внеэкономического принуждения к труду. Полученный опыт показывает, что долгосрочное позитивное государственное планирование социальной и экономической политики должно базироваться на совпадении основных интересов общества как совокупности индивидуумов и государства как надстроечной системы контроля и управления.

Численность населения для 1920 и 1926 гг. представлена применительно к территории Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерний; для 1932 г. применительно к территории Центрально-Черноземной области; для 1937 г. применительно к территории Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской областей; для 1959, 1979, 1989 гг. применительно к территории Белгородской, Воронежской, Курской, Липецкой, Орловской и Тамбовской областей. Все перечисленные территории практически полностью соразмерны друг с другом.

Из сообщения первого секретаря центрально-черноземного

обкома ВКП(б) И.М.Варейкиса в ЦК ВКП(б) от 28 ноября 1932 г.

...Хлебозаготовки в октябре, и особенно в ноябре, протекают весьма напряженно. Причиной напряжения хлебозаготовок в ЦЧО к концу кампании послужило значительное снижение урожайности и валовых сборов по овсу и пшенице. ...Ввиду недостаточной страховки в этом году мы оказались вынужденными повторить в отношении некоторых колхозов опыт прошлого года и дать им встречные, добавочные планы по хлебозаготовкам сверх уже выполненных.

Главная трудность в хлебозаготовках заключается в единоличном секторе. ...По всем данным, районы давали единоличникам значительно большие планы, чем это установлено по области и освобождали колхозы. В силу этого планы хлебозаготовок по единоличному сектору оказались значительно преувеличенными, и основная масса незаготовленного хлеба находится у единоличника, который оказывает бешенное сопротивление.

...Хлебозаготовка продвигается очень туго и медленно; мне кажется, что по единоличному сектору, а в некоторых районах и по колхозному, план хлебозаготовок мы не выполним. В каком размере это будет — едва ли есть необходимость устанавливать, ибо главная задача в данный момент заключается в том, чтобы обеспечить выполнение плана и взять по заготовкам все, что можно у колхозов и в единоличном секторе.

...План по сахарной свекле не будет выполнен. Особенно низкой оказалась урожайность в районах южной группы заводов бывших Белгородского и Льговского округов. ...Это создает большие затруднения в переброске сахсвеклы на заводы. В настоящий момент на станциях железной дороги в кагатах лежит 16 тысяч вагонов сахарной свеклы. ...Причем эта свекла расположена как раз в тех районах, где сахарные заводы загружены сырьем на 200-250 дней. ...Мы можем потерять сотни тысяч пудов сахара из-за несвоевременной переработки и порчи свеклы.

По всем данным, очевидно, что зимой придется пережить вновь трудности животноводческим фермам и животноводческим совхозам из-за недостатка кормов. ...Положение с кормами, особенно по совхозам свиноводтреста, чрезвычайно тяжелое. Если не будут приняты меры, то и в этом году мы окажемся под угрозой больших потерь скота.

Телеграмма генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В.Сталина

партийно-государственным руководителям ЦЧО от 2 января 1933 г.

Воронеж. Секретарю обкома ВКП(б). Председателю облисполкома.

Сообщается постановление ЦК от 2 января. Наряду с персональной ответственностью директоров трестов и отдельных совхозов за выполнение установленного для них годового плана хлебосдачи в установленные ЦК сроки обязать секретарей обкомов и председателей облисполкомов принять все необходимые меры, обеспечивающие безоговорочное выполнение годового плана хлебосдачи совхозами. Дать право секретарям обкомов и председателям облисполкомов принять против директоров совхозов, не выполнивших план хлебосдачи, строжайшие меры вплоть до ареста директоров совхозов и других ответственных лиц.

Из информационной сводки о политико-моральном

состоянии работников милиции в ЦЧО. Февраль 1933 г.

...Школа рабоче-крестьянской милиции гор. Воронежа. Курсант Чурикин М.В., крестьянин-колхозник, кандидат ВКП(б), в школу прибыл из Данковского РУМ[76] [ныне Липецкая область - П.З.]. В феврале подал начальнику школы рапорт с просьбой об исключении его из школы ввиду того, что его семья из 7 человек окончательно голодают, дети болеют без хлеба, картошки и капусты нет, жена опухла от голодовки, зарабатывать она не может ввиду нетрудоспособности.

Политотделом даны указания начальнику РУМ о немедленном изыскании возможностей через райорганизации полного удовлетворения семьи тов. Чурикина М., а среди курсантов проведена разъяснительная работа по этому вопросу.

Начальник управления РК милиции ЦЧО Пупков.

Телеграмма партийно-государственных руководителей города Курска

в центрально-черноземный обком ВКП(б) от 14 марта 1933 г.

Четыре дня город удовлетворяется на 50% хлеба. Гарнц не отчислен пятую пятидневку. Сегодня город совершенно без хлеба. Просим молнировать в Союзмука об отпуске в счет гарнца — десять тонн.

Внеочередная сводка центрально-черноземной

областной контрольной комиссии ВКП(б). Май 1933 г.

Школьный работник т. Власов, из Борисовского района ЦЧО [ныне Белгородская область - П.З.], в неопубликованной заметке, присланной редакции газеты "Правда", пишет, что Борисовский район переживает крайне острый продовольственный кризис, возникший в результате неправильных сведений, посланных районными учреждениями областным организациям, которые на основе их дали району чрезмерный план хлебозаготовок, выполнение чего и создало в районе весьма напряженное положение с продовольствием.

На почве голода громадное количество опухших людей и массовое явление нищих, особенно детей: среди последних смертность доходит до 70-90 человек в день.

Зарегистрировано много случаев людоедства. Заманивали детей нищих — убивали и поедали (людоеды арестованы и содержатся при раймилиции).

Несмотря на такие явления райорганизации не только не принимают меры к организации помощи населению, но самым безобразным образом урывают последнее у населения, обрекая его на голод, иллюстрацией чему имеют место следующие факты:

1) В конце прошлого года Борисовский район, как являющийся лукосеячным, от облорганизаций получил много тонн муки для выдачи, в порядке стимулирования, посевщикам лука, но местные организации переключили 81 тонну этой муки для снабжения служащих района.

2) Тоже в последний момент, для того же стимулирования контрактного лука, московские организации (Моснарпит и др.) завезли 100 тонн для выдачи посевщикам, но по распоряжению председателя райисполкома тов. Ушенко 70% завезенной зерновой продукции забронировано для использования взамен недостающих семян, львиная доля из которых передана в закрытый распределитель "Райактив" на самоснабжение, оставив посевщиков без муки, обратив таковую не по назначению.

3) Сельхозкомбинат райпотребсоюза со своими МТС и свинарником превращены в подсобное хозяйство для райактива. Молочная продукция через закрытый распределитель целиком идет на снабжение "главков". Помимо этого имеющиеся 71 коровы (отобранные у бедняков и середняков за штрафы) прикреплены по 3-6 голов каждому ответственному работнику и выдаются домашними работницами последних, а обслуживают этих коров сельскохозяйственные рабочие МТС.

В целях сокрытия поголовья свиного стада, чтобы не отправлять его по нарядам в область райпотребсоюзу, произведено распределение его среди ответственных работников, причем свиньи кормятся и обслуживаются сельскохозяйственным комбинатом за его счет.

4) Большая часть муки, отпущенной для снабжения рабочих сельхозкомбината, по 2-3 пуда попадает райактиву. В результате текучесть рабсилы этого сельхозкомбината доходит до 181% в месяц.

5) Самоснабжение, возглавляемое председателем райисполкома и председателем райпотребсоюза, в районе развито до безобразия, причем, в дело "блата" втянуты буквально все руководители райорганизаций, не исключая и тех, кому надлежит бороться с этим. Все эти безобразия происходят на глазах голодного населения.

6) Лошади сельхозкомбината истощены так, что не в состоянии пройти одного перегона, наряду с этим на конюшне председателя райпотребсоюза т. Михайленко стоят 6 прекрасных лошадей, в том числе 2 верховых, на которых последний раскатывается. В сельскохозяйственном комбинате ни одного члена партии, зато значительный процент кулаков и подкулачников, которыми засорен этот комбинат.

Донесение полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 26 мая 1933 г.

В Борисовском районе [ныне Белгородская область] население испытывает большие продзатруднения. Особенное напряжение с продовольствием в Борисовском сельсовете. За время зимы и весны 1933 г. лишь по одному селу Борисовке умерло от голода более 1000 человек. Причем преобладающее большинство умерших и умирающих — колхозники и единоличники бедняки и середняки.

В настоящее время смертность населения не прекращается и ежедневно умирает по 20-30 человек колхозников и единоличников. В целом ряде сел трупы умерших продолжительное время не убираются. Так 15/V с.г. в Октябрьском сельсовете обнаружено 20 трупов с признаками разложения, которые лежали в течение 5 дней не похороненные.

Аналогичные факты имеют место в Николаевском, Михайловском и других сельсоветах. На почве продзатруднений и деятельности контр-революционного элемента, использующего этот момент, колхозники покидают села и уезжают в города. Так бригадир колхоза Борисовского сельсовета Ложак уехал с женой, оставив 5 человек детей, запертых в хате.

Оказанная району продпомощь недостаточна. Всего отпущено областью 35 тонн хлеба и 100 тонн картофеля. Разрешенный областью вопрос о выдаче 1500 центнеров хлеба (находящегося в районе) в счет предстоящих хлебозаготовок райцентром распределен частично. Единоличникам, составляющим в районе 40% населения, помощи не оказывается.

Сообщение секретаря Инжавинского райкома ВКП(б) первому секретарю центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 30 мая 1933 г.

За последнее время в районе [Инжавинский район ЦЧО находился на территории современной Тамбовской области - П.З.] отмечено увеличение числа случаев смерти от голода, вот факты хотя бы по отдельным сельсоветам: по Кордюковскому сельсовету за последние 5 дней умерло 19 человек, по Каравайнскому — 12 человек, в Калугинском сельсовете за один день 28/V умерло 3 человека.

Отсутствие продуктов питания имеет место как у единоличников, так и у колхозников. В связи с этим настроение в районе резко ухудшается, есть случаи невыхода на прополку и на другие работы. Со стороны райкома ВКП(б) до сих пор принимались меры оказать помощь, но теперь нет возможностей реальной помощи.

Ставя Вас об этом в известность, прошу оказать помощь, хотя бы отпуском отходов с элеватора или чем найдете возможным.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 31 мая 1933 г.

Борисовский район [ныне Белгородская область - П.З.]. В Николаевском сельсовете 28 мая кулачка Матвеенко Евдокия убила 6-летнюю девочку Руголеву Клавдию и свою 5-летнюю дочь и употребила их в пищу.

Матвеенко арестована. Райуполномоченным ведется следствие.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 2 июня 1933 г.

В хуторе Вишнево, Лознянского сельсовета, Ровенского района [ныне Белгородская область - П.З.], беднячка-колхозница Солодовникова Анастасия Яковлевна из 4-х умерших у нее детей 3-х сварила и съела.

Обыском обнаружено в мусоре 2 детских черепа.

Солодовникова за 1932 г. в колхозе выработала 7 трудодней.

Солодовникова арестована. Следствие ведет райаппарат ОГПУ.

бюро Корочанского райкома ВКП(б) от 2 июня 1933 г.

В настоящий момент в районе [Корочанский район ЦЧО находился на территории современной Белгородской области - П.З.] в ряде сельсоветов на почве неимения хлеба участились случаи смерти на почве голода, особенно по Б. Халанскому, Заяченскому, Кр. Бродковскому и Бехтеевскому сельсоветам, по первым двум смертность доходит до 6-7 человек в сутки, в связи с чем ход прополочной кампании по этим сельсоветам затягивается, что создает плохое настроение в колхозах. В Б. Халани в настоящее время голодает около 200 семей.

Просить обком ВКП(б) об отпуске жмыха из имеющегося в наличии на Корочанском маслозаводе.

Информационная сводка прокуратуры ЦЧО от 9 июня 1933 г.

Дальнейшее обострение продовольственных затруднений в

Борисовском районе [ныне Белгородская область - П.З.].

Как уже нами сообщалось ранее в информационной сводке в Борисовском районе продовольственные затруднения достигли крайнего обострения.

9 июня с.г. райпрокурор сообщил нам, что к настоящему моменту положение еще больше ухудшилось. За апрель месяц умерло от голода 1060 человек, а за май месяц гораздо больше. Вымирают иногда целыми семьями, большинство единоличники, однако есть и колхозники. В мае месяце отмечено 3 случая людоедства.

Единоличница убила 3-х чужих детей и только на 4-ом попалась. Мясо убитых продавала в жареном виде и часть ела сама с семьей. Другая единоличница убила одного своего ребенка, а другого чужого и тоже съела со своей семьей.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 10 июня 1933 г.

В Вопольевском сельсовете Солнцевского района [ныне Курская область - П.З.] в мае месяце от голода умерло 140 человек единоличников и колхозников.

За 13 и 14 мая с.г. умерло 20 семей колхозников, отдельные оставшиеся в живых члены этих семей находятся в опухшем состоянии и не имеют ничего для питания.

Имеются случаи, когда родители умерли, дети остаются беспризорными, опухшие, накануне смерти.

На почве голода большинство колхозников не выходят на работу и вследствие этого работа по севу срывается.

Солнцевскому району облисполкомом оказана помощь в размере 24,5 тонн.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 13 июня 1933 г.

Ракитянский район, село Трейфиловка [ныне Белгородская область - П.З.].

5 июня с.г. единоличница вдова Ткачева Евдокия Васильевна зарезала и съела свою 4-х летнюю дочь. Ткачева задержана.

Белгородский район, село Пушкарское [ныне Белгородская область - П.З.].

7 июня на усадьбе единоличницы Гусевой Анастасии колхозниками найдены кости ребенка 8-9 лет, по заключению врача кости были подвергнуты варению.

У дочери Гусевой Анастасии Ольги недавно пропала неизвестно куда 9-летняя дочь (внучка Гусевой Анастасии).

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 13 июня 1933 г.

Село Протопоповка, Больше-Троицкий район [ныне Белгородская область - П.З.].

5 июня с.г. гражданкой Кошелевой Прасковьей Федоровной совместно с соседкой Кошелевой Харитоновой и соседом баптистом Ковалевым Романом Петровичем зарублен для употребления в пищу муж первой — Кошелев Мирон Федорович.

Село Зимовенька, Больше-Троицкий район [ныне Белгородская область - П.З.].

10 июня с.г. середнячка-колхозница Гринева Фекла Васильевна с целью употребления в пищу зарубила 2-летнего ребенка.

По делу ведется следствие райуполномоченным ОГПУ.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 16 июня 1933 г.

В 3-м Велико-Михайловском сельсовете, Велико-Михайловского района [ныне Белгородская область - П.З.], Дудаденко Феодора Федоровна 11 июня с.г. отрубила часть тела от умершей гражданки Искры и употребила в пищу.

Допрошенная Дудаденко Феодора Федоровна показала: "Обнаруженные у меня при обыске части человеческого тела в сыром и вареном виде принадлежат умершей старухе Искре 80-ти лет, умершей у гражданки Слобчихи. После смерти Искры Слобчиха труп ее бросила в погреб. Мною вечером была отрублена верхняя часть умершей и в два приема принесена была на квартиру. Часть трупа была мною сварена и перетоплена на сало. Вареное человеческое мясо ела и моя мать".

Дудаденко Феодора, 25 лет, дочь кустаря-сапожника, в 1933 г. имела привод в районное управление милиции по подозрению в ограблении. По делу ведется следствие райаппаратом ОГПУ.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 17 июня 1933 г.

Некоторые колхозы массива Вейделевской МТС [Вейделевский район ЦЧО находился на территории современной Белгородской области - П.З.] испытывают острые продзатруднения. Имеются случаи смертности колхозников на работе в поле. В колхозе "День урожая" во время прополки кориандра на борозде умерло от голода 3 колхозницы-беднячки. На почве голода отмечаются факты людоедства.

Так колхозница-беднячка Близнюкова Е.Г. колхоза имени "1-го Мая" вместе со своим братом съели своего умершего младшего брата в возрасте 4-х лет.

Аналогичный факт людоедства имел место в Бело-Колодезянском сельсовете.

9-го июня с.г. беднячка Степанова Е.Ф. 34-х лет зарезала своего сына 9-ти лет на питание.

Арестованные по этому делу Близнюкова, Степанова сознались в людоедстве. Подробный материал сообщим дополнительно.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 20 июня 1933 г.

10/VI - 33 года в селе Гошевке Грайворонского района [ныне Белгородская область - П.З.]. бедняк-колхозник Никулин Петр Иванович 29 лет, вместе со своей женой Никулиной Прасковьей, с целью употребления в пищу убили свою дочь Матрену в возрасте 1 года 6 месяцев.

При обыске у Никулиных обнаружен в печке чугун, в котором находилась человеческая челюсть, по заключению врача пренадлежащая 5-7-летнему ребенку.

Предварительными данными установлено, что Никулины систематически зазывали к себе в дом нищих, которых убивали и употребляли в пищу.

Телеграмма председателя СНК СССР В.М.Молотова и генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В.Сталина партийно-государственным руководителям ЦЧО от 22 июня 1933 г.

Воронеж. Обком. Варейкису. Облисполком. Рябинину.

В соответствии с постановлением Совнаркома и ЦК от 20 и 21 июня Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) в счет годовой зернопоставки колхозами и единоличными хозяйствами соответственно врученным обязательствам в августе необходимо собрать тридцать два миллиона восемьсот тысяч пудов, в сентябре — пятьдесят один миллион пудов. Второе: совхозами всех систем в счет годового плана по совхозам в августе необходимо собрать два миллиона восемьсот тысяч пудов, в сентябре — три миллиона двести пятьдесят тысяч пудов.

Никакие уклонения от выполнения установленного для вашего края постановлениями от 20 и 21 июня плана по зернопоставке колхозами и единоличными хозяйствами и по сдаче зерна совхозами не должны быть допущены ни под каким видом, как в отношении количества, так и сроков сдачи зерна.

Из обращения секретаря Инжавинского райкома ВКП(б) к секретарям центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису и М.М.Малинову от 24 июня 1933 г.

...Чрезвычайно тяжелое положение в районе [Инжавинский район ЦЧО находился на территории современной Тамбовской области] заставляет еще раз обратиться к Вам об оказании продовольственной помощи району. Решением бюро обкома от 22/VI с.г. нам отпущено 5 тонн проса, но это не соответствует действительному положению в районе. Положение тяжелое, смертность от голодания все растет, положение приняло угрожающее состояние. Уборка сена, прополка, уход за табаком и другие сельхозработы в ряде сельсоветов под угрозой срыва.

...Мы очень просим отпустить 25 тонн хлеба продпомощи для колхозов. Очень просим отпустить скорее.

Сообщение полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 25 июня 1933 г.

На имя председателя Курского горсовета поступило анинимное письмо от имени "группа Машзавода" следующего содержания:

"Тов. Козлову — почему Вы никаких мер не принимаете, как председатель горсовета, в отношении того, что везде у Вас по городу на каждом переулке лежит человек, умирающий от голода. Как Вы на это смотрите, как коммунист, ведь Вы все коммунисты говорили, а главное дело со своим любимым вождем Сталиным, что в конце пятилетки не будет ни одного нищего и всюду будут машины, лошадей не надо, а теперь полюбуйтесь, на каждом переулке умирают люди от голода. Вообще вы свое дело сделали, довели страну до голода, теперь только осталось вам всем коммунистам и Вашему вождю Сталину повеситься, больше спасения для вас нет. Крестьян Вы разорили, а колхозы не построили, теперь кто прав, ваш вождь Сталин, или тот Бухарин и другие, которые говорили, что не надо разорять крестьян. Мы Вам заявляем, что если в течение трех дней не будут убраны с улиц голодные, опухшие люди, и не дадите людям хлеба, так и знайте, что мы вас уничтожим по одному и будем зажигать фабрики, заводы, учреждения, ибо для нас от голода умирать все равно не страшно.

Нами приняты меры к установлению авторов письма.

Из телеграммы генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В.Сталина и председателя СНК СССР В.М.Молотова первому секретарю центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 25 июня 1933 г.

...ЦК и СНК предлагает немедленно проверить работу зернотрестов по определению урожайности и обеспечить полную сдачу всей товарной продукции совхозов. [Местные органы ВКП(б)] обязываются усилить свою работу по выявлению действительной урожайности совхозов, разоблачению саботажников, невзирая на лица. ЦК и СНК предупреждают, что в случае обнаружения попыток сокрытия от государства товарной продукции, хотя бы и оставшейся сверх плана, данного им, но подлежащей безусловной сдаче государству, к работникам зернотрестов и совхозов будут применены суровые меры наказания как к обманщикам государства и расхитителям общественной собственности.

Из обращения секретаря Новосильского райкома ВКП(б) к первому секретарю центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису. Июнь 1933 г.

Значительная часть населения Новосильского района [ныне Орловская область - П.З.], вследствие ряда причин, уже в течение 3-х месяцев испытывает большие продовольственные затруднения, результатом которых является усиление нездоровых, а зачастую открыто антисоветских, настроений, групповые невыходы на работу от истощения и отлучки в поисках продовольствия, развитие разного рода инфекционных заболеваний, в частности тифа, массовые случаи воровства и краж (преимущественно продовольствия, скота), опухание от голода целых семей и даже самое худшее — несколько случаев голодной смерти.

Особенно неблагополучными в этом отношении являются следующие участки района.

Из 14 колхозов этого сельсовета 12 колхозов продовольствия не имеют с апреля месяца с.г. Большинство колхозников кормятся собираемым с полей прошлогодним картофелем, который уже посбирали весь, сейчас единственным видом пищи служит щавель. Отмечено много случаев опухания от голода колхозников, смертные случаи.

В ряде колхозов (7 из 15) население голодает, едят только траву, многие на работе в поле падают, от истощения умирают...

...В этих сельсоветах крайне катастрофическое положение: население питается одним щавелем, многие пухнут, на работу не выходят, зафиксировано до 8 случаев голодных смертей. ...Настроение в колхозах подавленное.

Колхозники колхоза им. Ильича больше половины голодают, постоянно бродят в поисках пищи, на работу не выходят. Три семьи от голода опухли, находятся под угрозой смерти.

...Сообщая настоящее положение района по поручению бюро райкома, прошу о предоставлении для выдачи наиболее голодающим колхозникам хлеба за наличный расчет из числа отходов, имеющихся на ссыппунктах Заготзерно и Сембазы в Новосильском районе, хотя бы в количестве 800 центнеров, что до некоторой степени смягчит положение в районе и наряду с массовой работой даст возможность устранить неизбежные болезненные явления в предстоящую уборочную кампанию.

Из сообщения начальника строительства Новолипецкого металлургического завода Я.А.Берзина в центрально-черноземный обком ВКП(б) от 3 июля 1933 г.

...Не хватает одного и самого решающего, это вопрос с общественным питанием рабочих. Все попытки привлечь на строительство необходимое количество квалифицированных монтажных рабочих ...к сколько-нибудь положительным результатам не привели, наоборот, за последнюю декаду начался резкий уход высококвалифицированных рабочих на южные стройки.

...Неудовлетворительное состояние с общественным питанием привело к большой текучести рабочих. ...Самое главное, почему уходят рабочие — это неудовлетворительное питание. Мы имеем на стройке такое положение вещей, когда не только уходят рабочие, но часть рабочих и младшего технического персонала в силу неудовлетворительного питания либо работают из рук вон плохо, просиживая во время работы, либо просто отказываются работать, несмотря ни на какие уговоры и административные наказания. Имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы общественного питания не дают никакой возможности идти на улучшение общественного питания без увеличения централизованных фондов.

Для того, чтобы хоть как-то питать рабочих в столовых, должен довести до Вашего сведения, мы вынуждены были нарушить все директивы партии и правительства о конвенционных ценах на мясо, жиры и картофель. На дальнейшее нарушение этих конвенционных цен и их расширение мы идти не можем, так как это уголовно наказуемо. Поэтому мы ставим перед Вами вопрос о немедленной помощи в централизованном порядке, причем помощь должна быть в таком размере, чтобы не только прекратить уход квалифицированных рабочих, но создать возможность привлечения на строительство необходимое количество квалифицированных строителей и монтажников.

Донесение секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 27 декабря 1933 г.

Фатежский район, дер. Шпилек Бартеневского сельсовета [ныне Курская область - П.З.], 9/XII - 33 года. Федяева Ольга Ивановна — кулачка, исключенная весной этого года из колхоза, зарезала своего пятилетнего сына и труп употребляла в пищу.

Федяева задержана и направлена на исследование в психо-лечебницу.

полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 4 января 1934 г.

В Никитовском районе [ныне Белгородская область - П.З.] в колхозе "Молотова" Подгоренского сельсовета отмечается недостаток продуктов питания. 50% колхозников совершенно не имеют хлеба и питаются суррогатами, в связи с чем зарегистрировано несколько случаев опухания. В колхозе развилось воровство. Настроение колхозников в связи с таким положением — отрицательное.

Докладная записка начальника политотдела Красно-Полянской МТС

в центрально-черноземный обком ВКП(б) от 30 января 1934 г.

Вторично прошу ускорить рассмотрение вопроса об оказании семенной и продовольственной помощи колхозам массива Красно-Полянской МТС (Больше-Троицкий район) [ныне Белгородская область - П.З.] в связи с тем, что своевременный отпуск необходимой нам помощи даст возможность за дорогу завести ее в колхозы, и тем избавить тягло от поездок на железнодорожные станции за 30-50 км в распутицу, как это было в прошлом году. К тому же сейчас нужные нам культуры на семена и продовольствие находятся на глубинке в селах нашего района (Б.Троица, Стариково).

Сейчас мы вывозим этот хлеб, а так как без помощи государства в этом году нам не обойтись, то через некоторое время вывезенный хлеб придется возить обратно.

Продовольственное положение в ряде колхозов становится очень тяжелым. Многие семейные колхозники-ударники уже в январе месяце перешли на один бурак. Нередки случаи сильного истощения.

В ряде колхозов огромная утечка людей в поисках заработка в города. Семьи остаются без куска хлеба. Без продовольственной помощи в наших колхозах, хотя и в меньших размерах, может повториться весна 1933 года, когда смертность населения была очень значительной. Со всей ответственностью и серьезностью ставлю Вас об этом в известность и прошу в случае сомнений срочно командировать к нам ответственных представителей, но не откладывать решение вопроса. Прошу учесть исключительно трудные условия весны прошлого года, последствия которых сказываются и теперь еще.

Вторая весна трудностей без своевременной помощи может нанести непоправимый ущерб и разрушить все, что достигнуто в колхозах за год в отношении их организационно-хозяйственного укрепления: из 32 колхозов массива в семенной и продовольственной помощи нуждаются 12 колхозов (в том числе 2 вновь организованных). Остальные 20 колхозов с разной степенью напряжения, но смогут дожить до нового урожая самостоятельно.

Колхозная торговля помочь не может. На рынке хлеб до 80 рублей за пуд. Колхозникам купить хлеб, как правило, не за что. Деньгами трудодень почти не оплачивается. Всякие лучшие вещи проданы еще в прошлом году. Этим 12 колхозам требуется: семян — 2152 центнера, продовольствия — 1283 центнера, фуража — 800 центнеров отходов. Подробные расчеты были посланы мною в обком ВКП(б) и политсектор МТС 20 января с.г. По линии районных организаций соответствующие заявки в областные организации представлены.

Выписка из протокола заседания Малоархангельского райкома ВКП(б)

Слушали: о состоянии с питанием рабочих в совхозе "Возрождение" [Малоархангельский район ЦЧО находился на территории современной Орловской области - П.З.].

Постановили: учитывая тяжелое положение с питанием рабочих совхоза (хлеба осталось на 2-3 дня — суррогат) и невозможность изыскания хлеба внутри района просить обком партии ЦЧО отпустить для совхоза "Возрождение" продссуду в количестве 15-18 тонн хлеба.

Одновременно довести до сведения обкома, что отсутствие хлеба срывает проведение посевной, а также сорвет последующие сельскохозяйственные работы.

Письмо начальника политотдела Сукмановского совхоза

в центрально-черноземный обком ВКП(б) от 30 апреля 1934 г.

В одном из писем в обком мною уже указывалось на неблагополучное положение в Сукмановском свиносовхозе [находился в Чернянском районе ЦЧО, ныне Белгородская область - П.З.] с организацией рабочего снабжения продовольствием и особенно на неблагополучное положение с хлебами.

Две недели тому назад из треста было получено извещение о том, что трестом спущен наряд для совхоза на 6 тонн ржи. По наведенной мною справке этот наряд не был использован совхозом по прямому назначению, так как совхоз этим нарядом уплатил долг Заготзерно, имевшийся между фактической хлебосдачей и сохранной распиской. Этот разрыв по хлебосдаче в свое время образовался в силу того, что совхоз использовал на продовольственные цели хлеб, подлежащий сдаче Заготзерно, о чем по сообщении дирекции было известно тресту.

За последнее время совхоз тратил на продовольственные цели посевной ячмень, перекрывая недосев ячменя. Всем менял фуражный овес и просо на продовольственные культуры. Рожь, все районные ресурсы путем временного позаимствования исчерпаны.

30 апреля в совхозе прекращена выдача рабочим хлеба. Все это может повлечь за собой утечку рабочей силы и срыв весеннего сева. Политотдел просит принять срочные меры и телеграфно спустить наряд на рожь для продовольствия.

Докладная записка секретаря Репьевского райкома ВКП(б) первому секретарю центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 15 мая 1934 г.

Некоторые колхозы Репьевского района [ныне Воронежская область] переживают большие затруднения в продовольствии.

Особенно остро чувствуются эти затруднения сейчас, когда район вступил в прополку ведущих культур (подсолнуха и кориандра), которые составляют 32% в яровом клину.

Отсутствие продовольствия для детских ясель и общественного питания создают трудности своевременно и успешно провести прополку.

Просим оказать помощь продовольствием в виде ссуды в размере 50 тонн.

Письмо директора воронежского свиноводтреста первому секретарю

центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 22 мая 1934 г.

При всем моем старании смягчить продовольственное положение за счет разных источников в свиносовхозах и Вашей помощи в дополнительном отпуске в этом месяце 24 тонн хлеба для промышленных свиносовхозов и племхозов считаю необходимым информировать, что основная группа свиносовхозов и племхозов воронежского Свиноводтреста и Племтреста все же ощущают самое острое продовольственное положение.

Совхоз "Озерный" прислал в Воронеж целую делегацию рабочих с актом о том, что у них не имеется ни одного килограмма хлеба. Из этого совхоза ушла значительная группа трактористов.

О крайне тяжелом положении сообщает начальник политотдела Сукмановского совхоза, Писаревского совхоза, совхоза Гарусенко, совхоза "Политотделец" и др.

В хлебе крайне нуждаются совхозы воронежского Свиноводтреста: Озерный, Сукмановский, Долговский, Профинтер, Спартак, Писаревский, Малиновский, Коммунар, Терновое, Начало, Большевик, Прогресс, Сталинский, Пробуждение, Дрозды, Пятилетка, Проблема и 15 свиноплемхозов племтреста.

Информирую об этом и очень прошу дополнительной продссуды до осени этого года, в возможных пределах.

Обращение директора курского коноплеводсовхозтреста к первому секретарю центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 28 мая 1934 г.

Вторично препровождаем заявку на снабжение наших совхозов продхлебом и крупяными продуктами на июнь месяц с.г., просим об удовлетворении ее полностью: муки 666,89 ц, крупы 87,72 ц.

Коноплеводсовхозтрест просит учесть отсутствие продовольственного хлеба в наших совхозах с 15/III с.г., вследствии чего имелось много случаев ухода рабочих из совхозов в момент весеннего сева, а с 1/VI с.г. число рабочих в совхозах увеличивается в связи с прополочными работами и увеличением контингента строительных рабочих, и при совершенном отсутствии продхлеба в совхозах и недостаточном отпуске его по нашей заявке выполнение производственных работ в совхозах невозможно обеспечить.

Об удовлетворении нашей заявки просим нас уведомить телеграфно.

Из обзора просьб о продовольственной помощи,

адресованных в центрально-черноземный обком ВКП(б). Май 1934 г.

Гремяченский р-н [ныне Воронежская область - П.З.]. Постановление бюро райкома от 7 мая. Тяжелое положение с продовольствием в колхозах. В 1933 г. 30 колхозов получили ниже 1 кг на трудодень. Просят отпустить продовольственную и фуражную помощь — 100 тонн.

Старый Оскол [ныне Белгородская область - П.З.]. Райком - Иванченко, райисполком - Иванов. Отсутствуют корма случным жеребцам; отпускаемые отходы непригодны, имеют примесь песка. Просим отпустить зерна или отрубей 50 тонн. Секретарь райкома Косой. Совхоз "Казацкая степь" не имеет хлеба для питания. Просит оказать помощь.

Чернянка [ныне Белгородская область - П.З.]. Политотдел Сукмановского совхоза Свиноводтреста. Просит хлеба. Из полученных 6 тонн совхоз ничего не получил, зерно обращено на погашение долга, числящегося за совхозом. Совхоз с 1 мая ничего не выдает. Начальник политотдела Петропавловский.

Докладная записка секретаря Чернянского райкома Коваленко. В районе больше 30 колхозов получают на трудодень ниже 1 кг. Последним уже была оказана продовольственная помощь. Сейчас положение крайне напряженное. Просят отпустить для района продовольственную помощь 500 центнеров.

Совхоз Рябинина. Начальник политотдела Торин. В совхозе тяжелое продовольственное положение. Прошу срочно помочь хотя бы отходами.

Давыдовка [ныне Воронежская область - П.З.]. В районе имеется 20 тонн разных отходов. В связи с тяжелым положением с фуражом в колхозах просим отпустить это количество. Начальник политотдела Давыдовской МТС Степанов. (К 11 мая Давыдовскому району ничего не дано).

Колпнянка [ныне Колпны, Орловская область - П.З.]. Секретарь райкома Андрианов, начальник политотдела Банин, председатель райисполкома Жидких. В связи с тяжелым положением в районе просим отпустить фуража 2000 центнеров, продовольствия 1000 центнеров.

Лев-Толстовский район [ныне Липецкая область - П.З.]. Полное отсутствие хлеба в совхозах. Просим оказать немедленную помощь. Израсходован государственный хлеб — 15 тонн. Требуется на май 15 тонн, всего просим 30 тонн.

Рыльский район [ныне Курская область - П.З.]. Просьба начальника политотдела отпустить за счет централизованного фонда хлеб для снабжения рабочих, служащих МТС: Студенецкой — 10 центнеров; Рыльской — 15 центнеров.

Елань-Колено [ныне Воронежская область - П.З.]. В совхозе хлеба нет. Срывается посевная. Просим выслать наряд. Сталинский совхоз.

Политотдел Ладомировской МТС [ныне Белгородская область - П.З.]. В связи с тяжелым положением в группе колхозов просим отпустить до нового урожая продпомощи — 1000 центнеров.

Валуйская МТС [ныне Белгородская область - П.З.]. Политдонесение. Начальник политотдела. В связи с тяжелым положением в ряде колхозов просим отпустить продотходов 50 тонн.

Тимский район [ныне Курская область - П.З.]. Райисполком Воронин. Просим отпустить фуража 100 тонн.

Вейделевка [ныне Белгородская область - П.З.]. Зерносовхоз телеграфирует. С 1 мая хлеб в совхозе отсутствует. Делаем преступление — берем хлеб в Заготзерно. Просим оказать помощь. Ларин.

Суджанская МТС [ныне Курская область - П.З.]. В связи с тяжелым положением тягла просим отпустить фуражных отходов 500 центнеров.

М. Архангельский район [ныне Орловская область - П.З.]. Постановление райкома о тяжелом положении, испытываемом в колхозе Коноплеводтреста "Возрождение". Просят отпустить совхозу продссуду 18 тонн.

Льговская МТС [ныне Курская область - П.З.]. Докладная записка начполитотдела т. Молчановского. Просит ссуду до нового урожая 450 центнеров хлеба.

Малиновский совхоз. Продуктов питания осталось на 5 дней. Просят помощи.

Из обращения начальника политотдела Кантемировской МТС к первому секретарю

центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису. Май 1934 г.

Колхозы Кантемировской МТС [Кантемировский район ЦЧО находился на территории современной Воронежской области - П.З.] имеют очень тяжелое положение с хлебом, вследствии того, что при распределении урожая было выдано на трудодни в среднем от одного до полутора кг на трудодень. Отдельные колхозы: им. Радченко, им. Крупской, им. Криницкого сейчас хлеба не имеют совершенно. Есть случаи, что некоторые колхозники пухнут на почве систематического недоедания.

В остальных колхозах, кроме двух, положение немного лучше. Трактористов в этих и других колхозах кормить нечем.

Принимая во внимание исключительно тяжелое продовольственное состояние в ряде колхозов, мы просим оказать нам вышеуказанную помощь и отпустить продовольственную ссуду.

Выписка из протокола заседания бюро Медвенского райкома ВКП(б) от 1 июня 1934 г.

Слушали: о положении с продовольствием в колхозах района [Медвенский район ЦЧО находился на территории современной Курской области - П.З.].

Постановили: в связи с чрезвычайно тяжелым положением с продовольствием в большинстве колхозов района, что угрожает обработке сахарной свеклы и других сельскохозяйственных культур, просить обком ВКП(б) отпустить 1000 центнеров хлеба на обеспечение нуждающихся колхозников.

Телеграмма из села Длинное Щигровского района в центрально-черноземный промсовхозтрест от 2 июня 1934 г.

Хлеба нет. Шлите срочно разрешение, где можно получить. Не получение в течение пяти дней посевная срывается. [Щигровский район ЦЧО находился на территории современной Курской области - П.З.].

Из докладной записки начальника политотдела Андриановской МТС

В части колхозов массива Андриановской МТС [Мучкапский район ЦЧО, ныне Тамбовская область - П.З.], список которых прилагаю, имеются случаи голода. Есть случаи голодной смерти, особенно детей. В прошлом году некоторые колхозы полностью расплатились с государством по хлебозаготовкам, а теперь голодают. ...С 1 января началось бегство из колхозов в отходничество на заработки целыми семьями.

Многие колхозы с начала весенней посевной кампании открыли детские ясли и за неимением продовольствия детские ясли прикрыли.

Прошу Политсектор оказать помощь в получении продовольственной ссуды 99 центнеров.

Обращение секретаря Лебедянского райкома ВКП(б) к первому секретарю

центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 4 июня 1934 г.

Совхоз "Культура" [Лебедянский район ЦЧО находился на территории современной Липецкой области - П.З.] тамбовского Союзсвиноводтреста имея площадь земли 3026 га, 2 свинофермы - 1380 голов свиней, план мясосдачи 1 квартала выполнил на 10% и на 1 июня 2-й квартал выполнил на 80%, весенний сев на площади 1733 га к 25 мая выполнил на 100,8%, оказал помощь соседнему совхозу "Инициатор", оканчивает вспашку паров и приступил к прополке и подготовке к уборочной, имеет перспективу дальнейшего развития и укрепления.

В данное время совершенно не имеет продовольствия и со второй половины апреля месяца живет на заимном хлебе в окружающих колхозах. Таким образом получено взаимообразно в колхозах 15 тонн ржи, и в настоящее время все источники изыскания хлеба на месте исчерпаны.

На неоднократные обращения с марта месяца в тамбовский трест и уполномоченному Наркомсовхоза по ЦЧО, получает только обещания — наряда же до сих пор нет.

В целях успешного проведения прополочной и подготовки к уборочной просим сделать распоряжение о спуске наряда на продовольствие до нового урожая на 45 тонн с учетом произвести расчет с колхозами.

Из докладной записки директора Курского ветеринарного техникума

в центрально-черноземный обком ВКП(б) от 6 июня 1934 г.

Курский ветзоотехникум, имеющий учебное хозяйство с засеянной различными культурами площадью 737 га и кроме того сенокоса 323 га и 180 га пара, в данное время испытывает острую нужду в продуктах питания, особенно в хлебе, которого имеем в запасе только на 7 дней.

Между тем сейчас на работе по прополочной кампании и в предстоящей уборочной сена и хлебов на территории учхоза работает 150 человек, и неимение хлеба сорвет проведение этих кампаний и ставит под угрозу уборку урожая.

Для продовольствия рабочих учхоза и студентов, работающих на полевых работах с периодическим проведением учебной практики, просим отпустить нам 40 центнеров ржаной муки и возможное количество других продуктов питания, а для продовольствия рабочего скота и молодняка 2 тонны концентратов, так как при отсутствии их уже наметился отход свиней и поросят.

Из обращения заместителя секретаря Никитовского райкома ВКП(б) к первому секретарю центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 8 июня 1934 г.

В колхозах "Память Ленина", "17-й партсъезд", "Орджоникидзе" встречаются случаи пухлых колхозников, в колхозе "Честный Труд" Жуковского сельсовета и "За власть Советов" Долженковского сельсовета за отсутствием питания детские ясли закрыли, питание работающим в поле колхозникам, в особенности в поименованных колхозах, выдали 200-350 гр., и таких ресурсов не имеется, потому часть хлеба, которую бронировали из продовольственной ссуды, в настоящее время исчерпали.

В силу напряженного положения с продовольствием колхозники самотеком без справок правления и сельсовета уходят на строительство в промышленность и совхозы. Такие факты: колхоз "Новый Мир" Дегтяренского сельсовета; имени Молотова Подгоренского сельсовета.

Меры к удержанию принимаем, но очень трудно удерживать, потому что эти колхозники для нас неизвестно где устраиваются без справок и паспортов.

Я прошу Вас, Иосиф Михайлович, учесть такое состояние с продовольствием в колхозах района, отпустить продовольственные ссуды и отпустить имеющиеся 25 тонн отходов на пункте Заготзерно на станции Полетовка. [Никитовский район ЦЧО находился на территории современной Белгородской области - П.З.].

Постановление бюро Ольховатского райкома ВКП(б) от 18 июня 1934 г.

Имея тяжелое положение половины колхозов в районе [Ольховатский район ЦЧО находился на территории современной Воронежской области - П.З.] на общественное питание, имеет место в ряде колхозов недоедание и на почве недоедания опухание колхозников и невыход на работу. Стали под угрозой срыва и непроведения в срок прополочная, сеноуборка, силосование, подготовка к уборочной кампании, и происходит уход колхозников из района.

Просить отклонить свое решение об отпуске Ладомировской МТС 20 тонн отходов, оставив первое решение об отпуске отходов в 50 тонн. Поручить лично, в связи с выездом на пленум, добиться получения продовольствия колхозам секретарю райкома и начальникам политотделов.

Докладная записка директора Соломенского совхоза первому секретарю

центрально-черноземного обкома ВКП(б) И.М.Варейкису от 18 июня 1934 г.

Соломенский совхоз [Дмитриевский район ЦЧО, ныне Курская область - П.З.] Цикортреста с имеющимся в нем заводом для продовольствия рабочих в данное время имеет хлеба только на два дня, в то время, когда до получения нового урожая не хватает 39 тонн хлеба.

В связи с указанным недостатком хлеба и полнейшим отсутствием остальных продуктов, в виде крупы и картофеля, создается катастрофическое положение совхоза.

Прежде всего в совхозе наряду с зерновыми имеется пропашная культура цикория площадью 345 га, пропашка остановилась, а для нее требуется ежедневно 600 человек.

[1] См. работы Д.А.Волкогонова, Л.А.Гордона, В.П.Данилова, Р.Дэвиса, В.П.Дмитренко, Н.А.Ивницкого, Э.В.Клопова, Р.Конквеста, О.Р.Лациса, В.С.Лельчука, Н.В.Тепцова, Ш.Фицпатрик и др.

[2] См. например: История России. ХХ век. (Под ред. В.П.Дмитренко). М., 1996; История России. Учебное пособие. Т.2. (Под ред. А.А.Данилова). М., 1997; Наше Отечество. Опыт политической истории. Т.2. М., 1991; и др.

[3] См.: Загоровский П.В. Демографическая ситуация в Центрально-Черноземной области на рубеже 1920-х — 1930-х гг. // Проблемы исторической демографии и исторической географии Центрального Черноземья. М., 1994. С.200-209; Загоровский П.В. Массовый голод в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. // Экономика России и современность. Воронеж, 1998. С. 244-255; Загоровский П.В. Социально-политическая история Центрально-Черноземной области. 1928-1934. Воронеж, 1995.

[4] См. например: Зеленин И.Е. и др. О голоде 1932-1933 годов и его оценке на Украине // Отечественная история. 1994. № 6. С.256-263; Осколков Е.Н. Голод 1932-1933. Хлебозаготовки и голод в 1932/33 г. в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д., 1991; Осокине Е.А. Жертвы голода 1933 года: сколько их? (Анализ демографической статистики ЦГАНХ СССР)// История СССР. 1991. № 5. С.18-26.

[5] Подробно о причинах образования и ликвидации ЦЧО см.: Загоровский П.В. Политические причины образования Центрально-Черноземной области // Актуальные проблемы социально-экономических наук. Воронеж, 1997. С. 18-22.

[6] См.: Загоровский П.В. История Центрально-Черноземной области (1928-1934 гг.): Источники и историография. М., 1997.

[7] ГАРФ. Ф.374. Оп.6. Д.281. Л.14.

[8] Веселовская З. Некоторые итоги перевыборов сельских советов // Работа Советов. Воронеж. 1930. № 10. С.25.

[9] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.970. Л.49.

[10] Там же. Д.947. Л.1-6.

[11] Там же. Д.974. Л.90.

[12] Коммуна. Воронеж. 11 марта 1930 г.

[13] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.946. Л.19.

[14] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.790. Л.22.

[15] Там же. Л.9.

[16] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.1950. Л.41.

[17] Там же. Д.1956. Л.136.

[18] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2849. Л.1-136.

[19] См.: Коллективизация сельского хозяйства в Центрально-Черноземной области (1927-1937 гг.). Воронеж, 1978. С.198.

[20] ГАРФ. Ф.374. Оп.9. Д.398. Л.239.

[21] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.980. Л.72.

[22] См.: Коллективизация сельского хозяйства в Центрально-Черноземной области (1927-1937 гг.). Воронеж, 1978. С.198.

[23] См.: ГАРФ. Ф.374. Оп.9. Д.398. Л.222.

[24] См.: Там же. С.199.

[25] См.: ГАВО. Ф.1013. Оп.1. Д.2130. Л.90.

[26] Там же. Ф.1439. Оп.5. Д.152. Л.129.

[27] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.984. Л.9.

[28] Там же. Л.7-8.

[29] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.1476. Л.22.

[30] Там же. Д.1951. Л.11.

[31] Там же. Ф.21. Оп.1. Д.104. Л.6.

[32] См.: Там же. Д.1952. Л.178-184.

[33] ГАВО. Ф.1439. Оп.5. Д.152. Л.111.

[34] РГАЭ. Ф.8040. Оп.3. Д.2. Л.1-7.

[35] Там же. Л.14.

[36] Гончаренко Ю.И., Чиченков А.П. Под прессом "великого перелома" // Русская провинция. Записки краеведов. Воронеж, 1992. С.203.

[37] См.: ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2656. Л.10.

[38] Там же. Д.2660. Л.8.

[39] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.946. Л.73-74.

[40] Исходные цифры для проведенных расчетов см.: РГАЭ. Ф.1569. Оп.20. Д.41. Л.36.

[41] См.: ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2461. Л.55,193.

[42] ГАВО. Ф.1439. Оп.5. Д.308. Л.50.

[43] См.: ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2459. Л.145.

[44] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.1457. Л.32.

[45] См.: Там же. Д.1951. Л.91.

[46] Там же. Д.2457. Л.17.

[47] Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг. М.,1989. С.481-482.

[48] Сталин И.В. Сочинения. Т.13. С.243.

[49] См.: ГРАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.29. Л.23.

[50] ГАВО. Ф.1439. Оп.6. Д.182. Л.102.

[51] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2459. Л.38.

[52] Там же. Д.2490.Л.155.

[53] См.: Всесоюзная перепись населения 1926 года. Т.3. М., 1928. С.1-158.

[54] Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. М., 1991. С.43.

[55] Всесоюзная перепись населения 1939 года: Основные итоги. М., 1992. С.9.

[56] См.: Жиромская В.Б. Численность населения России в 1939 г.: поиск истины // Население России в 1920-1950-е годы: численность, потери, миграции. М., 1994. С.47.

[57] См.: Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Вопросы истории. М., 1989. № 4. С.175-181.

[58] См.: Контрольные цифры пятилетнего плана хозяйственного и культурного развития ЦЧО 1928-29 — 1932-33 гг. (Краткие материалы). Воронеж, 1929. С.91.

[59] РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.26. Л.23.

[60] Там же. Д.58. Л.38.

[61] См.: РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.73. Л.2,4.

[62] См.: РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.26. Л.18.

[63] РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.34. Л.36.

[64] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.1607. Л.22.

[65] ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2467. Л.6.

[66] См.: Платунов Н.И. Переселенческая политика советского государства и ее осуществление в СССР (1917-июнь 1941 г.). Томск, 1976. С.222-225.

[67] Составлено на основании оригинальных таблиц ЦСУ СССР. См.: РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.41. Л.36.

[68] См.: РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.60. Л.67-72.

[69] См.: РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.60. Л.67-72.

[70] Составлено по: РГАЭ. Ф.1562. Оп.20. Д.41. Л.7.

[71] Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. М., 1991. С.43.

[72] Подъячих П.Г. Население СССР. М., 1961. С.164-167.

[73] Курман М.В. Актуальные вопросы демографии. Демографические процессы в СССР в послевоенный период. М., 1976. С.100.

[74] Колесов А.И. Региональные особенности демографической ситуации Тамбовской области // Центральное Черноземье: хозяйство и население. воронеж, 1986. С.91.

[75] См.: Демографический энциклопедический словарь. М., 1985. С.562-563.

[76] РУМ — районное управление милиции