Александр Журавский

ВО ИМЯ ПРАВДЫ И ДОСТОИНСТВА ЦЕРКВИ

К оглавлению

Глава 1. Пастырская и архипастырская деятельность митр. Кирилла до первой мировой войны

Начало жизненного пути и пастырского служения

Митрополит Кирилл (в миру — Константин Иларионович Смирнов) родился 26 апреля 1863 в г.Кронштадте Санкт-Петербургской губернии в семье псаломщика. И едва ли будет ошибкой сказать, что с самого детства жизненный путь будущего иерарха Русской Православной Церкви был предопределен. Предопределен рождением в церковной семье, воспитанием в духе трепетной любви к Церкви, которую привили ему верующие родители, и той благочестивой средой, в которой с юных лет находился Константин.

Достигнув определенного возраста, Константин поступает в Духовную семинарию. Об этих годах нам известно, к сожалению, мало. Сохранились лишь собственные, незначительные по объему воспоминания самого будущего священномученика: «Умственным взором моим я, как и сейчас, вижу ряды волнующихся голов, в среде которых жил когда-то. Передо мною восстает прошедшая жизнь семинарская, с ее интересами, волнениями, спорами и бурями. Несерьезные эти волнения, но воспоминания о них особенно приятны сердцу. Занимали нас те вопросы, от которых волновались тогда мы: кого спросят на уроке и тому подобные по нашей жизни, нашему сердцу близкие, дорогие».1

После завершения семинарского курса Константин Смирнов поступает в 1883 в Санкт-Петербургскую Духовную академию. Как гласило журнальное постановление Совета академии: «Из подвергавшихся проверочным испытаниям и выдержавших оные удовлетворительно — оказавшихся лучшими — принять на казенное содержание в числе 49». При этом двадцать шестым по списку значился Константин Смирнов,2 который избрал изучение предметов церковно-практического отделения,3 а из предлагаемых новых языков выразил желание изучать немецкий.4

В Духовной академии, как и многие студенты тех лет, Константин Смирнов оказался под сильным влиянием незаурядной личности архимандрита Антония (Вадковского), тогдашнего инспектора (с 1885), а в 1887 — ректора академии, будущего Петербургского митрополита. Архимандрит Антоний очень скоро отметил прямодушного молодого студента, горящего жаждой самоотверженного пастырского служения, юношу с глубоко православным сознанием и ясными представлениями о высоте и достоинстве духовного служения русского пастыря. А это по тем временам было редкостью.

Стоит ли напоминать, что духовное сословие в синодальную эпоху находилось в ущемленном, полуотверженном положении, которое отразилось и на сознании значительной части духовенства. Высота пастырского служения не соответствовала почти физической сословной закрепощенности священнослужителей и стесненному положению всей Русской Церкви, бывшей в неестественной (а подчас и противоестественной) зависимости от государства. Это пагубно сказывалось на духовном здоровье тех, кто сам по долгу своему и призванию обязан был заботиться о духовном здравии нации.

В этом смысле Константин Смирнов выгодно отличался от многих своих однокурсников. В нем сочетались как несомненные нравственные достоинства, так и очевидные пастырские дарования и ораторские способности, которые обнаружились уже на младших курсах академии, а в священнический период его служения выдвинули иерея Константина Смирнова в число наиболее талантливых проповедников Петербургской епархии, что будет в свое время особо отмечено митрополитом Антонием (Вадковским) и обер-прокурором Синода К.П.Победоносцевым.

Духовную академию Константин Смирнов успешно окончил в 1887 со степенью кандидата богословия. Степень была получена за сочинение «Никифор Феотоки и его значение в истории Русской Церкви и духовной литературы». Эта работа, в которой изучались сочинения Никифора Феотоки на греческом языке и привлекались зарубежные исследования, была весьма высоко оценена экстраординарным профессором по кафедре гомилетики Николаем Ивановичем Барсовым, известным духовным писателем и историком, который заключил свой лестный отзыв о диссертации такими словами: «Вообще обширное (500 страниц) сочинение г.Смирнова — труд весьма почтенный, плод самого добросовестного отношения и особенной любви к ученой (в данном случае весьма кропотливой) работе. По интересу содержания оно настолько ценно, что желательно было бы видеть его, после более тщательной обработки, в качестве диссертации магистерской».5 Константину Смирнову, окончившему академию пятнадцатым по списку (из 68-ми выпускников), была присуждена степень кандидата богословия с правом защиты магистерской диссертации без новых устных испытаний.6 Уже в этой кандидатской работе, написанной по кафедре гомилетики, мы видим, как через интерес к искусству проповеди проявилось особое расположение будущего митрополита Кирилла к живому пастырскому слову. Кандидатская работа Константина Смирнова в числе других одиннадцати работ была удостоена почетного отзыва Совета академии.7

В 80-е годы XIX столетия в стенах Санкт-Петербургской академии учились те, кому предстояло стать главными участниками трагической истории Русской Церкви XX века. За два года до окончания Константином Смирновым Духовной академии выпускником ее стал иеромонах Антоний (Храповицкий), будущий первоиерарх Русской Зарубежной Церкви. На курс младше Константина Смирнова учился Василий Белавин,8 будущий Святейший Патриарх Тихон. Наконец, в год, когда Константин Смирнов получил степень кандидата богословия, первый курс Петербургской Духовной академии 14-м по списку окончил студент Иван Страгородский,9 будущий заместитель патриаршего местоблюстителя, а позднее — патриарх Московский и всея Руси Сергий. Обучение же в академии названных церковных деятелей происходило в инспекторство, а с 1887 — ректорство Антония (Вадковского), будущего митрополита Петербургского, первоиерарха Русской Церкви, с именем которого связана история Русской Церкви начала XX века, в том числе и организация Предсоборного Присутствия 1906 года — события чрезвычайного для синодального периода.

Следует особо заметить, что влияние архимандрита Антония, который, уже в годы учебы в академии высоко оценил честного, прямодушного и талантливого студента Константина Смирнова, не ограничилось только академическим периодом жизни будущего святителя Кирилла. Вернее было бы сказать, что влияние это почти и не прекращалось вплоть до самой кончины митрополита Антония. Так, в 1887, после того как Константин Смирнов вступил в законный брак с дочерью священника Петербургской епархии Ольгой Николаевной Азиатской, он был рукоположен во диакона (15 ноября), а затем во иерея (21 ноября 1887)10 только что назначенным на должность ректора Санкт-Петербургской Духовной академии и незадолго до этого получившим архиерейскую хиротонию епископом Выборгским Антонием (Вадковским). Промысл Божий уготовлял этим двум славным иерархам Русской Церкви еще много знаменательных встреч. И позже мы вернемся к тому, что сближало и роднило этих двух служителей алтаря Господня.

21 ноября 1887 от имени обер-прокурора Святейшего Синода последовало назначение иерея Константина Смирнова на место священника и законоучителя Елисаветпольской гимназии Кавказского учебного округа. Здесь отец Константин прослужил долгих семь лет. На этом месте сменил его другой будущий священномученик, выдающийся деятель Русской Православной Церкви — протоиерей Иоанн Восторгов, который также еще встретится нам в рассказе об урмийском периоде служения будущего митрополита Кирилла.

18 октября 1894 последовало назначение иерея Константина настоятелем церкви при 2-й Петербургской гимназии с одновременным исполнением обязанностей в ней законоучителя. Гимназическая церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы была однопрестольным каменным храмом, устроенным в 1883 попечением директора гимназии К.И.Смирнова (однофамильца отца Константина).11 Символично, что этот гимназический храм находился на Казанской улице (д.27).

В период своего законоучительства во 2-й Петербургской гимназии отец Константин активно участвовал в общественно-церковной деятельности. В 1897 он был избран членом епархиального Комитета Миссионерского общества, а в 1900 привлечен к работе в подкомиссии по вопросу о надлежащей постановке преподавания Закона Божия в средних учебных заведениях Министерства народного просвещения.12

В октябре 1900 иерей Константин Смирнов был переведен на священническую вакансию к кронштадтской Свято-Троицкой кладбищенской церкви. Это был деревянный однопрестольный храм, основанный еще в 1788 (на средства купчихи Рыбниковой) и расширенный в 1865, коему по штату полагалось два священника.

Стороннему человеку конечно, трудно понять, чем объясняется такой перевод священника с академическим образованием, прослужившего в гимназической церкви шесть лет, из столицы в Кронштадт, да еще к кладбищенской церкви, где священник получал всего 85 рублей 80 копеек в год13 (против 400 рублей, полагавшихся настоятелю гимназического храма; правда, если в кладбищенской церкви жалование было согласно штату по Ведомству православного исповедания, то в гимназии сумма священнического оклада определялась Министерством народного просвещения). Некоторое объяснение видится нам в возможном желании самого отца Константина перебраться из шумной столицы на родину в Кронштадт — город, где проживали все его родственники (в том числе и родная сестра). Все, конечно, так. Но, как нам представляется, единственным действительно решающим и внутренне убедительным фактором столь внешне «странного» решения отца Константина являлось желание быть ближе к духоносному пастырю — протоиерею Иоанну Кронштадтскому, с которым отца Константина связывали крепкие духовные узы. Затрудняемся сказать, когда именно возникла эта духовная дружба двух великих русских праведников, но, несомненно, именно ею объясняется переезд священника Константина Смирнова из стольного Петербурга в Кронштадт.

Несомненно, в этом был и Божий Промысл, так как именно с Кронштадтом, родиной отца Кирилла, станут связаны переломные моменты его жизни. Так, в Кронштадте отца Константина постигла семейная трагедия. Мучительной смертью внезапно умерла маленькая дочь Оля, случайно проглотившая иголку а вскоре, от непереносимого горя отошла ко Господу и супруга отца Константина, тоже Ольга.

10 мая 1902, тяжело и долго переживавший потерю близких и дорогих его сердцу людей, иерей Константин Смирнов принимает монашеский постриг с именем Кирилл, в честь равноапостольного Кирилла, учителя Словенского14, который, как известно, до монашества также носил имя Константин. Постриг был совершен в церкви Петербургской Духовной академии ректором академии епископом Ямбургским Сергием (Страгородским). В этом пострижении и в этом наречении было что-то символическое и отчасти даже преобразовательное, связанное с будущим миссионерским служением иеромонаха Кирилла.

Миссионерская деятельность архимандрита Кирилла в Урмийской Миссии

В том же 1902 иеромонах Кирилл был возведен в сан архимандрита и назначен начальником Урмийской15 Духовной Миссии в Персии.16

Здесь архимандриту Кириллу пришлось столкнуться со многими трудностями. Православной Миссии к моменту его назначения исполнилось всего только четыре года. Существовали проблемы с властями, не хватало, конечно, и финансовых средств. Однако отец Кирилл с большим усердием взялся за налаживание духовной жизни Миссии, а также за устроение корпуса главного здания, дома для школы и служащих (строительство которых было завершено в 1905 году уже при новом начальнике Урмийской Миссии). Он сумел наладить переводческое и печатное дело при Миссии, организовать миссийскую школу, отстоять урмийские православные храмы от посягательств раскольников. Так кратко можно было бы описать урмийский период служения архим.Кирилла.

Но такая характеристика не способна дать даже приблизительное представление о том, сколь трудными и, одновременно, важными в жизни будущего святителя были эти два года его миссионерского служения, а потому постараемся представить более полное и подробное описание и предпошлем ему краткий экскурс в историю Урмийской Миссии.

В августе 1901 против начальника православной Урмийской Духовной Миссии в Персии архимандрита Феофилакта (Клементьева) была развернута широкая кампания по дискредитации его и всей Русской Миссии. Кампания была развернута по инициативе некоторых бывших несториан, несколькими годами прежде принявших Православие, но искавших в последнем не истины религиозной веры, а политических или материальных выгод, и потому, обманувшись в своих расчетах, решивших поднять вопрос о бывшем «несторианском» имуществе (храмах и школах) под лозунгом нового возвращения к «древней религии» — несторианству. Политиканов поддерживали инославные Миссии (англиканская, американская и католическая), не жалевшие средств и сил на дискредитацию православной Миссии, поскольку, после ошеломляющего массового перехода урмийских несториан в 1898 в Православие, ее влияние было весьма сильным. Поддержку оказывали и мусульманские власти, готовые, впрочем, поддержать любую силу, способную ослабить православное (а значит — русское) влияние. Между тем для значительной массы самих урмийских сирохалдеев (бывших несториан), в общем-то находившихся в удручающем нравственно-религиозном состоянии, очень часто вопрос об избрании конфессии был вопросом лишь большей или меньшей обеспеченности в случае принятия той или иной веры. Это облегчало действование инославных Миссий, не гнушавшихся подкупом, фальсификацией и публикацией клеветнических материалов для достижения главной своей цели — ослабления в Урмии позиций Православия.

На эту масштабную кампанию против Урмийской Миссии весьма болезненно отреагировало Министерство иностранных дел, преследовавшее свои интересы в Персии и вообще мало симпатизировавшее православным миссионерам в этом регионе. Достаточно сказать, что уже в 70-е годы XVIII века несторианский католикос желал стать союзником Грузии и России против Турции; в XIX веке, в результате победоносной войны России с Персией в 1827-1828, урмийские ассирийцы-несториане чуть было не переселились всем народом на отошедшие России земли будущей Эриванской губернии. Однако осуществить это смогли лишь немногие, они-то и присоединились к Православию.17 Только покровительство такого мощного и влиятельного христианского государства, как Россия, могло спасти ассирийцев (айсор) от физического истребления их мусульманами. В 30-е, 40-е, 50-е годы XIX века со стороны несториан делались многочисленные попытки через Российское посольство в Тегеране или Генеральное Консульство в Тавризе, через Наместника императора на Кавказе (в Тифлисе) или Святейший Синод добиться помощи влиятельного соседа путем осуществления религиозно-политического единения с Россией. Но этому препятствовало Министерство иностранных дел, пока, наконец, на Восток — по согласованию с авторитетными в «восточных делах» русскими иерархами: митр.Московским Филаретом (Дроздовым) и еп.Тамбовским Феофаном (Говоровым) — не был направлен архимандрит Софония (Сокольский).

За две свои поездки 1861-1862 годов архим.Софония представил в Святейший Синод обстоятельный отчет, дополненный подписями епископов, духовенства и старейшин всей Урмийской области, а кроме того — патриарха и епископов турецких территорий. Из отчета следовало, что ассирийцы желали присоединиться к Православию. Но опять вмешались дипломатические соображения могущественного министерства, и несторианский вопрос был отложен. В течение следующих тридцати лет со стороны несториан предпринимались неоднократные попытки присоединиться к Православию. Некоторым удавалось при посещении России принимать Православие. В Тифлис и Петербург приезжал несторианский епископ Мар-Гавриил, желавший принять Православие и убитый курдами в 1896 на пути в Урмию. Но главным представителем движения за присоединение к Православию в самой Урмии в 90-е годы XIX века стал епископ Мар-Иона (он же — Мар-Ионан). После очередного коллективного обращения несторианского духовенства в Святейший Синод, в 1897 в Урмию были направлены два миссионера: настоятель Эриванского собора священник Виктор Синадский и приходской священник из православных ассирийских селений близ Эривани Симон Алаверанов. То ликование и те выражения надежды, с какими были встречены эти два священника в Урмии, заставили Святейший Синод решиться на более конкретные шаги. Указом Святейшего Синода от 17/21 марта 1898 за № 1017 (после согласования этого указа с Министерством иностранных дел, вынужденного уступить давлению Синода и русской общественности) было принято решение об удовлетворении прошения епископа Мар-Ионана и его паствы о воссоединении их с Православной Церковью.18

Вопросом о чиноприеме несториан много занимался профессор Санкт-Петербургской Духовной академии В.В.Болотов. Еще ранее (в 1860-1880) по этому же вопросу высказывались митр.Московский Филарет (Дроздов), архиепископ Иркутский Вениамин (Благонравов), экзарх Грузии архиеп.Павел (Лебедев) и др. Причем, по мнению святителя Филарета, несториан следовало принимать через 2-й чин — миропомазание. Другие иерархи высказывались за 3-й чин приема — через отречение от ереси (без совершения над несторианами миропомазания).

Профессор Болотов, проведя подробный историко-канонический и литургический анализ, доказал, что несториан Церковь принимала через покаяние, с принятием действительности несторианского крещения, миропомазания и священства. Этим же выдающимся ученым был составлен чин присоединения к Православию несториан, отредактированы «Акт» о присоединении несториан и «Деяние» Святейшего Синода по этому же вопросу. Свой «Доказательный тезис» Болотов завершал такими пророческими словами: «Сравнительно с 1861-м годом, ныне пред дверьми Православной Церкви стоит только малое стадо: вместо 40 000 только 9 783 души. «Эти айсоры» и армяногрегориане нуждаются не в обращении, а в церковном общении. Почти бессознательно теснятся они к Великой России, в общении с нею ища спасения своему восточному народному духу, которому грозят разрушительные западные влияния. Подле Миссий американских неослабно работает опытная римская пропаганда, уже своими халдеями-униатами связанная с урмийскими айсорами; она силится привлечь к себе эту народность, благодетельствуя ей посредством печатного станка, приходя к ней с дарами многоценными — в виде древнеотеческих творений на сирском языке. Является на этом поле действия и Миссия от архиепископа Кентерберийского. Что будет по сих? Не в последний ли раз айсоры толкут в двери Православной Церкви? И, отсрочив воссоединение этого народа еще раз, не отлагаем ли мы это дело уже навсегда?»19

Несмотря на предпринятые в конце XIX века меры, опасения Болотова, увы, сбылись. События Первой мировой войны и последовавшие потрясения 1917 года перечеркнули все усилия созданной в 1898 Урмийской Духовной Миссии. Значительная часть православных айсор будет физически истреблена мусульманами, другая — подпадет под влияние англикан и католиков.

Но это произойдет двумя десятилетиями позже. А пока, в марте 1898 года, в Петербурге, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, в Троицком соборе Александро-Невской лавры было совершено торжество присоединения к Православию епископа Мар-Ионана, а также трех священников и диакона, входивших в урмийскую делегацию. Заведующим, а затем и начальником Российской Православной Миссии в Урмии был назначен иеромонах (с 1900 — архимандрит) Феофилакт (Клементьев).20 Именно против него очень скоро ополчились инославные Миссии, обвинившие его в пьянстве и небрежном заведовании урмийскими школами. Обвинения инославных были поддержаны и интригами двух членов Миссии — иеромонахов Тихона и Анатолия, настроенных против отца Феофилакта. Этой клевете как-то очень скоро поверили в Тавризе и в Министерстве иностранных дел. Так что 4 октября 1901 за грифом «секретно» К.П.Победоносцеву от министра иностранных дел было направлено особое письмо с настоятельным уверением, что сам граф Ламздорф (министр иностранных дел) для «радикального искоренения возможного зла» не видит иного средства, как «полное обновление личного состава православной духовной Миссии в Урмии, с поставлением во главе ее лица строгих правил и безукоризненного поведения».21

В тот же день, 4 октября, Победоносцев, получивший письмо от графа В.Н.Ламздорфа, собственноручно написал и отправил письмо, в котором, между прочим, справедливо замечал: «При крайнем затруднении узнать истину чрез заинтересованных лиц в иноязычном крае, командировано туда вполне разумное и благонадежное лицо из Тифлиса, тамошний окружной наблюдатель школ, протоиерей Восторгов. Сегодня мы получили от него прилагаемую при сем в копии телеграмму, решительно опровергающую все имевшиеся до сих пор сведения». Протоиерей Иоанн Восторгов был как раз тем священником, который вступил на место законоучителя Елисаветпольской гимназии после перевода отца Константина Смирнова в Петербург. Спустя столько лет этим двум будущим новомученикам Русской Церкви Господь готовил встречу на Урмийской земле.

Протоиерей Иоанн Восторгов в своей телеграмме от 3 октября 1901 сообщал, что опросил 132 человека и посетил пять селений: «Епископ Иона, клир, паства просят возвращения Феофилакта [и] Вячеслава. Обвинения против них построены [на] гнусных интригах [иеромонахов] Тихона и Анатолия, которые успели внести заблуждение [и в] Консульство. Школы, несомненно, существуют [числом] до 60. Не нахожу слов, [чтобы] достойно осудить поведение Тихона и Анатолия, возмутившихся против епископа и архимандрита. Необходимо хоть на время возвратить [в] Урмию Феофилакта [и] Вячеслава. Без Феофилакта остановятся школы, произойдет невообразимая путаница денежных счетов, Вячеслав незаменим при постройках».22 Однако граф Ламздорф своим письмом от 29 сентября 1901 вновь настаивал на необходимости «отозвания всего личного состава Миссии и назначении новых ее членов».

Но Синод, рассмотрев ревизионный отчет протоиерея Иоанна Восторгова (за который отец Иоанн был награжден даже крестом из Кабинета Его Величества),23 явно в противовес мнению Российского МИДа, своим определением от 21 декабря 1901 (15 января 1902) постановляет: «Признать о.Феофилакта и монаха Вячеслава невиновными в приписываемых им проступках, возвратить их в г.Урмию», о чем и довести до сведения министерства. Недовольный подобным решением Синода, граф Ламздорф 13 февраля 1902 «доверительным письмом» Победоносцеву подтверждает неизменность позиции своего ведомства: «Цели, преследуемые нами в Урмии, едва ли могут быть достигнуты с помощью людей, быть может, и невиновных в приписываемых им поступках, но репутация коих, во всяком случае, сильно пострадала в глазах местных властей и населения».24 И Синод вынужден был уступить давлению МИДа.

Необходимо было изыскивать другого кандидата на должность начальника Миссии. И тогда митрополит Антоний (Вадковский) предложил кандидатуру вдового священника Константина Смирнова, подавшего прошение о пострижении его в монашество. Святейший Синод своим определением от 4 апреля 1902 назначил архим.Феофилакта настоятелем Козловского Троицкого третьеклассного монастыря в Тамбовской епархии, а также просил К.П.Победоносцева выяснить, не встречается ли со стороны Министерства иностранных дел препятствий к назначению на должность начальника Урмийской Миссии священника Константина Смирнова (по пострижении его в монашество).25

Выписку из этого определения Победоносцев уже на следующий день, то есть 5 апреля 1902, направил графу Ламздорфу вместе с «доверительным» письмом, где между прочим писал: «Первенствующий Член Святейшего Синода Высокопреосвященнейший Антоний, митрополит С.-Петербургский, озабочиваясь избранием на должность начальника названной Миссии лица, способного по своему образованию и нравственным качествам упорядочить дела Миссии, остановил свое внимание на лично ему известном священнике кладбищенской церкви в г.Кронштадте Константине Смирнове. Кандидат богословия С.-Петербургской Духовной академии, бывший законоучитель С.-Петербургской второй классической гимназии о.Константин Смирнов известен как талантливый проповедник и является одним из лучших представителей клира С.-Петербургской епархии. В текущем апреле о.Константин Смирнов принимает монашество и имеет быть возведен в сан архимандрита. В его лице Урмийская Миссия приобретет начальника с твердым религиозно-нравственным настроением, просвещенного, учительного и вполне способного управлять делами Миссии. Сообщая о сем Вашему Сиятельству, имею честь покорнейше просить Вас, Милостивый Государь, об уведомлении, не встречается ли со стороны Министерства иностранных дел каких-либо препятствий к назначению помянутого священнослужителя на должность начальника Урмийской Миссии».26 Министерство таковых препятствий не усмотрело.

Так отец Константин был пострижен в монашество, возведен в сан архимандрита и назначен начальником Миссии.

Ознакомившись с делами Миссии, архим.Кирилл набрал новый ее состав. Иеромонахи Тихон и Анатолий были уволены от должностей членов Урмийской Миссии, и скоро оба сняли с себя сан. Прежнее синодальное решение о приеме на службу в Миссию бывшего католического священника Давида было отменено по настоянию архим.Кирилла. Из прежнего состава Миссии остались только диакон Михаил Саркисов и псаломщик Василий Мамонтов (Мамот); новыми членами Миссии стали окончивший Санкт-Петербургскую Духовную академию иеромонах Сергий (Лавров),27 кандидат богословия Казанской Духовной академии православный сириец Иоанн Иванов и заштатный псаломщик Таврической епархии Агафангел Тихонов, рукоположенный во диакона.28

...Архим.Кирилл и новые члены Миссии, назначенные особым распоряжением Святейшего Синода, отбывали из Петербурга. После тихого приходского служения иерею Константину, теперь уже — архим.Кириллу, предстояло окунуться в мир большой восточной политики и мелкого восточного интриганства — мир, где сталкивались интересы империй и где судьба несториан-айсор, принявших Православие, оказалась на два десятилетия в эпицентре политических событий. Едва ли и сам архим.Кирилл представлял все те трудности, с которыми ему предстояло столкнуться в Урмии. Но архим.Кирилла ободряло то, что митр.Антоний, благословляя его на это трудное миссионерское служение, просил письменно29 сообщать о ходе дел Урмийской Миссии, и, в случае необходимости, обращаться за помощью непосредственно к нему. Такое высокое покровительство и доверие, конечно же, ко многому обязывали. И архим.Кирилл, как показали все дальнейший события, оказался достоин и этого покровительства, и этого доверия.

19 августа архим.Кирилл и новые члены Миссии прибыли из Петербурга в Тавриз, где были с почетом встречены русским генеральным консулом и чиновником от азербайджанского каргузара, который выслал навстречу начальнику Урмийской Миссии свой экипаж. После приема у каргузара, архим.Кирилл был представлен наследнику персидского престола, а затем приглашен в Немет-Абад — летнюю резиденцию Русского генерального консульства. Архим.Кирилл сумел сразу же расположить к себе консула, что впоследствии способствовало успешной защите прав Миссии перед персидским правительством.

«Обоюдный между нами обмен взглядами на миссионерскую деятельность нашей духовной Миссии среди персидских сирохалдеев, — докладывал генеральный консул в Тавризе Похитонов министру иностранных дел в своем письме от 7 сентября 1902, — выяснил полнейшее единство таковых (взглядов), а именно: не смешивать чисто духовного с политическим и внушать присоединившимся и желающим присоединиться к Православию, что кроме духовной и нравственной поддержки, они не должны рассчитывать на вмешательство нашей духовной Миссии в дела, имеющие какое бы то ни было отношение к их подданническим обязанностям».

Идею эту архим.Кирилл не преминул объявить и в своем приветствии, обращенном к православным сирохалдеям (среди которых находились и русскоподданные мусульмане), собравшимся на первое благодарственное молебствие, отслуженное новым начальником Миссии тотчас же по прибытию в Урмию, 26 августа (из Тавриза архим.Кирилл отбыл 22 августа).

В своем приветствии архим.Кирилл сказал: «Освятивши молитвою своей первый момент пребывания в Урмии, мы, тем самым, свидетельствуем населению, что ни для какого-либо другого, как для чисто духовного молитвенного дела прибыли мы в Урмию. Служение наше есть служение только Богу и Его истине, и потому ищущие этой истины могут всегда требовать от нас наставления и молитвенного руководства, но все, что стоит вне Церкви и ее интересов, не может и не будет подлежать кругу деятельности нашей Миссии».30

Как формулировал впоследствии архим.Кирилл, задачи своей деятельности Миссия видела, во-первых, в долге священнослужения, во-вторых, в деле обучения новообращенных, в-третьих, в деле благотворения, как по отношению ко всему православно-сирийскому народу, так и к его духовенству.31 Именно в этих направлениях и развивала свою деятельность Урмийская Миссия.

Кроме того что были приложены все силы к скорейшему завершению строительства в г.Урмии храма святителя Николая Чудотворца и ремонта почитаемой сирийцами церкви Мар-Мариам, членам Миссии архим.Кириллом были вменены в обязанность постоянные объезды с богослужебными целями горных сел Урмийской епархии. Такие же командировки предпринимали и сирийские священники, приписанные к церкви Мар-Мариам.

Для обучения малограмотного, в подавляющей своей части, сирийского духовенства, представители оного вызывались в Миссию сроком до десяти дней, причем Миссия выплачивала таковым ежедневное пособие (1 р. 30 коп. в день), что в год составило значительную для Миссии сумму в 934 рубля.

Однако богослужения должны были совершаться на понятном для ассирийцев языке, и потому с первых же месяцев своего пребывания в Урмии архим.Кирилл озаботился переводом богослужебных книг.

Для обсуждения этого вопроса 26 сентября 1902 было созвано в городской церкви святителя Николая общее собрание всего духовенства епархии. Так как разговорный язык представлял собой только искаженный древнесирийский, то собрание почти единогласно высказалось за перевод богослужебных книг на язык древний, освященный уже исконным употреблением в богослужении. Тут же на собрании была избрана комиссия из трех священников и трех диаконов, которая 3 октября 1902 года, под председательством архим.Кирилла и при участии его помощника иеромонаха Сергия, приступила к переводческому труду, который был благословлен и самим митрополитом Антонием.32

8 ноября 1902 архим.Кирилл писал высокопреосвященному Антонию о том, с какими трудностями столкнулась Урмийская Миссия при рассмотрении имевшихся к тому времени богослужебных книг, переведенных и изданных англиканской и американской Миссиями: «Занятый массою других дел, я очень задерживаюсь в изучении местного языка и не у спел еще ознакомиться со всеми изданиями, выпущенными англиканскою и американскою Миссиями для воспитания и просвещения народа. Впрочем, американцы нисколько не скрывают чисто конфессионального характера своей здесь деятельности; но для суждения об изданиях англикан мне необходимо будет сравнить их печатные церковные издания с рукописными несторианскими первоисточниками. Тогда придется, может быть, убедиться, что несторианства, как вероисповедания с определенною физиономиею, давным-давно уже не существует, а есть люди, называющие себя несторианами, помнящие несторианскую обрядность, но верящие и думающие так, как научили их верить и думать англиканские миссионеры посредством своих печатных изданий; а другие ничего не думают и ничему не верят, потому что их никто и ничему не научил».33

Подобное предположение архим.Кирилла, как показала будущая проверка англиканских и американских изданий, не было лишено оснований, тем более что невежественность и малограмотность айсор открывала обширное поле для злоупотреблений инославными миссиями доверчивостью сирийцев.

«Не забудем, — писал архим.Кирилл в том же письме митр.Антонию, — что англикане появились здесь около того времени, в которое исполнял данное ему относительно сирохалдеев поручение приснопамятный архимандрит Софония, впоследствии епископ Туркестанский. О тогдашнем сирохалдейском духовенстве Софония говорит, между прочим, что искусство разбирать богослужебную книгу является среди духовенства признаком высокой степени образованности. Как легко было при такой обстановке людям предприимчивым и умным произвести незаметную для посторонних зрителей, но тем не менее полную реформу религиозного миросозерцания целой народности».34

Все это потребовало тщательной работы не только по переводу богослужебных книг, но и по ревизии тех богослужебных текстов, которыми пользовалось сирийское духовенство до сих пор.

Первым плодом переводческой деятельности вновь учрежденной комиссии явился сборник ежедневных молитв, отпечатанный в количестве двух тысяч экземпляров. Затем к апрелю 1903 был завершен перевод чина литургии святителя Иоанна Златоуста. Этот труд был представлен на рассмотрение и утверждение Святейшего Синода. После незначительных правок этого перевода рецензентами (профессорами Санкт-Петербургской Духовной академии И.Г.Троицким и Санкт-Петербургского Императорского университета П.К.Коковцовым), перевод был одобрен к печатанию и богослужебному использованию. Миссии же было предоставлено право печатать свои богослужебно-переводческие труды без предварительного представления их в Петербург на цензуру. Кроме этого, комиссия за период с октября 1902 по май 1903 успела перевести последование вечерни и утрени по Часослову и Служебнику, воскресные песнопения Октоиха 1-го и 2-го гласов, службы праздников Рождества Христова и Пасхи, последование Спасительных Страстей Христовых, чин диаконской и пресвитерской хиротонии и отдельные богослужебные песнопения. Был также осуществлен перевод на новый сирийский язык Деяния Святейшего Синода об открытии честных мощей преподобного Серафима Саровского.35

Такая обильная переводческая деятельность, конечно же, не могла осуществляться вполне успешно без наличия собственной типографии. Пользоваться услугами типографий инославных Миссий значило ставить себя в несколько двусмысленную зависимость от англикан, протестантов или католиков. Печатный станок и русский шрифт Миссия приобрела еще в бытность архим.Феофилакта, но все это типографское оборудование стояло в неразобранном состоянии. Кроме запуска самой типографии, надо было срочно приобрести сирийский шрифт для печатания богослужебных книг на древнесирийском языке.

Архим.Кирилл, предвидя все эти сложности, еще в августе 1902 дальновидно заказал тифлисскому словолитчику Мадеру 25 пудов сирийского шрифта. Однако следовало дать образцы, для чего православная Миссия вынуждена была пользоваться услугами американской пресвитерианской Миссии, заказав ей, кроме того, еще и изготовление 25 пудов сирийского шрифта крупного размера.36

К середине 1903 типография уже начала работать в полную мощность. Помимо богослужебной литературы, переведенной с церковно-славянского языка на древнесирийский, издавалась литература и на современном сирийском языке, например, «Начатки христианско-православного учения» святителя Филарета Московского (в переводе иеромонаха Сергия), послания епископа Мар-Ионана с каноническими разъяснениями по церковно-богослужебным вопросам и вопросам приходской практики и многое другое.37

В апреле 1903 архим.Кирилл, высылая митр.Антонию экземпляр отпечатанной в типографии Пасхальной службы, переведенной при Миссии, и 20 экземпляров Символа веры на древнесирийском языке, сопровождал эту посылку следующими словами: «В Петербургской семинарии и училище духовном есть ученики сирийцы; быть может, Вы найдете нужным раздать им эти экземпляры Символа веры».38 Будучи в Урмии и наблюдая за состоянием сирийского духовенства, архим.Кирилл уже думал о тех айсорах, воспитанниках русских духовных школ, что спустя некоторое время окажутся в пределах своего отечества и будут поставлены перед необходимостью совершения богослужения на древнесирийском языке. Потому следовало уже в студенческие годы приучить будущих пастырей к осознанию собственной ответственности за будущее миссионерского дела и пониманию необходимости усердного изучения древнесирийского языка.

Деятельность Русской Духовной Миссии постоянно сталкивалась с плодами деятельности инославных Миссий, особенно англиканской, во главе которой стоял англиканский пастор мистер Парри. Архим.Кирилл очень быстро понял, кто стоял за организацией выдворения архим.Феофилакта и дискредитацией в глазах властей и верующих православной Миссии. «Я знаю, владыко, — писал архим.Кирилл митр.Антонию, — что в Петербурге мистер Парри — persona grata, и о Миссии англиканской там существует самое лестное мнение; но если я решаюсь говорить отсюда нечто противоположное, то потому, что местные впечатления не дают мне возможности говорить иначе. На мой взгляд, англиканская Миссия здесь представляет собою какое-то очень подозрительное предприятие».

И действительно, печатно и устно мистер Парри заверял всех, что руководимая им Миссия не преследует целей прозелитизма, в то время как в действительности все было совершенно иначе. Сами способы деятельности англиканской Миссии были неприемлемы и зазорны для архим.Кирилла, который долго отказывался верить, что подобное возможно среди христиан.

«Уведомляя, например, архиепископа Кентерберийского о прибытии русских миссионеров в Урмию и о том народном порыве к Православию, которым все тогда были здесь поражены, мистер Парри называет несторианство вредною ересью; между тем вся деятельность англиканской Миссии в прошлом была, по-видимому, направлена на сохранение и поддержание этой ереси. Миссия напечатала богослужебные книги несториан и снабдила ими все церкви; джентльмены, как бы то ни было считающие себя священниками известного исповедания, ничтоже сумняся, обучали сирохалдеев несторианскому богослужению и не перестают уверять, что у них одно только желание, чтобы ученики их остались несторианами».

Архим.Кирилла поражало то лицемерие, которым была исполнена вся деятельность англикан, поддерживавших все, что как-либо способствовало ослаблению православного влияния на умы сирийцев, даже если в результате этого влияния сирийцы могли из Православия вновь возвратиться в несторианство: «Всякий объявивший себя несторианином сейчас же может рассчитывать на самое деятельное покровительство богатой и сильной англиканской Миссии, что подтвердилось на известном Вам священнике Георгии Беджанове. Нет нужды, что при первом свидании со мною мистер Парри отозвался об этом священнике как о последнем негодяе: он переродился для англикан в самого достойного человека, лишь только заявил о своем разрыве с Православием. И если бы Мар-Ионан решился теперь открыто изменить Православию, то мы были бы, несомненно, свидетелями, с какою любовью и благодарностью облобызал бы мистер Парри десницу столь ненавистного ему епископа».

Впрочем, при всем этом, в первой же своей беседе с членами православной Миссии «мистер Парри обмолвился, что Миссия англиканская за все время своего существования считала для себя таким же священным долгом борьбу с американским пресвитерианизмом, как и с самим несторианством». «Итак, — резюмировал начальник православной Миссии, — целей прозелитизма не преследовали, а уничтожением несторианства были весьма озабочены».

Иногда создавалось впечатление, что англиканская Миссия — учреждение далеко не религиозного характера, поскольку благодаря своей финансовой обеспеченности оно «покупало» благорасположение восточных правителей и услуги персидских чиновников. «Внутри, за стенами этой Миссии, всегда знают сколько, например, покупает винограду католическая Миссия для приготовления “винного уксуса” к столу, и сколько “бочек” такого уксуса она изготовляет, — констатировал общеизвестный, видимо, в Урмии факт архим.Кирилл, — там заранее знают, куда собирается ехать начальник Миссии Русской, что подавалось у него к столу; сколько и откуда велел он приобрести грамматик сирийского языка и т.д. Я неуверен, что даже беседа наша с о.Сергием за вечерним чаем не подвергается ловкому подслушиванию агентов мистера Парри, или что это письмо не поступит к нему для прочтения прежде, чем будет запаковано в почтовый мешок».

Вот и удаление архим.Феофилакта является тоже одной из интриг англиканского священника: «Мистер Парри хорошо осведомлен, что в России ничему так охотно не верят, как пьянству своих монахов, и желавший угодить мистеру доктор Даниил, приглашенный к заболевшему желудочными припадками архимандриту Феофилакту, легко мог симулировать в больном припадки белой горячки. Недаром же этот милый эскулап ставил свой бланк на пасквильном дневнике иеромонаха Анатолия».39

Газетные статьи, очерняющие Русскую Миссию, были организованы все тем же мистером Парри, чего, как оказывается, никто и не собирался скрывать. Самое печальное, что в этом участвовали сами сирийцы из числа бывших воспитанников академии: «Мелик-Давид, недавний слушатель нашей Духовной академии, но искренний друг мистера Парри, рекомендующий, впрочем, себя приверженцем националистической несторианской партии, не скрывает, что писал намеренно ложные сообщения в газеты, так как ему казалось, что начальник Русской Миссии слишком мало делает для народа. Немалое содействие в данном случае, по редактированию статей и помещению их в газеты, оказывал Мелик-Давиду студент нашей академии кавказский халдей Симонов. Говорю это на основании собственного письма Симонова к Давиду, переданного мне о.Восторговым вместе с другими документами, но не знаю, как попавшего в руки о.Восторгова. Судя по этому письму, г.Симонов, как и брат его — Авраам, ныне помощник инспектора Тифлисской семинарии, очень враждебно настроен к Русской Миссии в Урмии».40

Судя по этому последнему сообщению, становится понятным и столь поспешное отсоединение Грузинской Православной Церкви от Русской в 1917, и тот страшный разгул национализма среди грузинского духовенства и мирян, который имел место и до событий 1917 года, когда стреляли (и убивали) православных иерархов, не угодных, кажется, не столько методами своего управления, сколько своей национальностью.

Но не одна только англиканская Миссия действовала в Урмии. Католическая миссия была представлена в этом крае орденом лазаристов. «От прозелитов требуется только признание папы главою Церкви, — писал архим.Кирилл в феврале 1903 митр.Антонию. — При печатании богослужебных сирийских книг, содержащих изменяемые молитвословия годичного круга, между сирийскими древними восследованиями вставлена нарочито переведенная на древний сирийский язык служба на праздник в честь «Непорочного зачатия», в честь «Тела Христова» и т.п.» В католических приходах в качестве священников состояли природные сирийцы, но воспитанные при Миссии, причем в очень строгих правилах. «Воспитанник, — замечал архим.Кирилл, — в продолжение десяти лет не отпускается из коллегии к своим родным и отшлифовывается в довольно типичного католического ксендза, только не бреющего бороды. Каждый священник сельский получает около 12 рублей месячного жалования и 50 коп. за каждую совершенную мессу».41

Общее нравственно-религиозное состояние айсор было чрезвычайно печальным. Православное сознание их было размыто разрушительной деятельностью инославных Миссий, чувство самосохранения в иноверной мусульманской среде диктовало тактику бессловесного выживания. Критерии христианской морали становились понятиями слишком беспредметными, чтобы разговор о них с сирийцами мог привести к каким-либо благим результатам.

Видя, как друг перед другом наперебой хлопочут инославные миссионеры, чтобы приобрести большее число сирийцев в свое исповедание, для чего постоянно набавляют плату за принадлежность к своей Миссии, сирохалдеи быстро смекнули выгоду своего положения. Каждый из них стал смотреть на себя как на владельца очень ходкого товара, которым торговал направо и налево. «Сегодня, — с горечью писал архим.Кирилл митр.Антонию о таких сирийцах, — он был англиканином, завтра пресвитерианином, через день католиком, в существе же своем — религиозною окаменелостию, которую только по недоразумению признают еще живым организмом. Оживут ли кости сии, то ведомо одному Господу и лежит в руках Его неисчерпаемого милосердия. Я верю, что Господь именно Русской Церкви судил вдохнуть душу живу в эту сиро-халдейскую мумию, но поскольку всесовершающая благодать Его действует через людей и до известной степени даже под условием их внутреннего достоинства и усердия, то необходимо предполагать здесь весьма продолжительную и ожесточенную борьбу с князем мира сего. Я не смею утверждать, что огнь борьбы сей уже возгорелся, по зарево его уже видится».42

Это видимое наиболее славными и достойными русскими людьми «зарево» мирового пожара разгорится спустя каких-нибудь пятнадцать лет в катастрофу неведомую прежде человечеству, — катастрофу всеобщего отпадения от Церкви, осознанного богоборчества и клятвопреступления, катастрофу невиданных прежде массовых смертоубийств, катастрофу, не национальную только — русскую, но и мировую. Ибо в XX веке не один только народ русский был увлечен в погибельный круговорот греха и страстей. Это увиденное архим.Кириллом, в трезвенной чистоте внутреннего духовного зрения, зарево будущей борьбы, действительно оказалось заревом борьбы Бога и князя мира сего, где полем битвы по-прежнему были сердца человеческие. Сколько же надлежало иметь духовного опыта, чтобы в трагическом положении одного небольшого народа прозреть будущие трагедии целых наций.

Как уже говорилось, служение православной духовной Миссии проходило в обстановке тотальной слежки. Вскоре по прибытию в Урмию архим.Кириллу пришлось сделать для себя печальное открытие, что почта Миссии вскрывается. Так, пакет на имя начальника Миссии с важными документами и деньгами поступил в распечатанном виде. По уверению почтового начальника, пакет «распался» по причине трения о деньги, с которыми он был положен.

«Этот рассказ о деньгах, протирающих пакеты, — не без иронии писал архим.Кирилл митр.Антонию в своем письме 19 ноября 1902, — нелишен иносказательной откровенности. Несомненно, пакет протерся от денег, но не в почтовом только мешке, а в англиканской Миссии, для которой сняты, надо думать, точные копии со всех находившихся в пакете документов услужливым другом мистера Парри, русским эмигрантом из армян Нухинского уезда, занимающим здесь положение секретаря почтового директора и неофициального цензора всякой плохо запечатанной бумаги, В стране постоянного подслушивания, подглядывания, сплетен, подкупов и т.п. прелестей знакомство с таким господином никого не может шокировать, и его не только принимают — за ним ухаживают представители инословных Миссий. Об этом неприятном случае с пакетом я буду писать Тавризскому консулу, но и Конторе Синодальной следовало бы обнаруживать большую догадливость и помнить пословицу плохо не клади, в соблазн вора не вводи».43

Эта история со вскрытым пакетом, отвлечение работников Миссии на командировку в Турцию, к тамошним айсорам, тогда как и в Персии работы было чрезвычайно много (Грузинская синодальная контора в данном случае просто переложила ответственность с собственных плеч на плечи неокрепшей еще Урмийской Миссии), и, наконец, вообще в некотором роде печально-пренебрежительное отношение Грузинской синодальной конторы к Миссии побудили архим.Кирилла ходатайствовать перед митр.Антонием об изменении не вполне нормального административного подчинения Миссии.

Дело в том, что еще по прибытии своем в августе 1902 в Тифлис архим.Кирилл убедился, что и высокопреосвященнейший экзарх, и все члены Грузино-Имеретинской синодальной конторы, за исключением отсутствовавшего в то время протоиерея Иоанна Восторгова, признавали совершенно чуждым для себя дело Урмийской Миссии и тяготились им. Тем более, что все другие православные Миссии находились в непосредственном подчинении Святейшему Синоду, и только Урмийская Миссия была поставлена в такое несколько неестественное административное положение. Тогда же архиеп.Алексий (Опоцкий), экзарх Грузии, обещал архим.Кириллу ходатайствовать перед Святейшим Синодом о подчинении Урмийской Миссии непосредственному синодальному ведению. Однако такого ходатайства не последовало, и Урмийская Миссия вынуждена было по всем своим вопросам обращаться в Грузинскую синодальную контору, которая только и обладала непосредственным правом представления интересов Миссии перед Святейшим Синодом. Это очень затрудняло решение задач, поставленных перед Урмийской Миссией и требующих, в большинстве случаев, быстрого административного указания. Последнего-то Грузинская контора никак не могла обеспечить. История с пакетом стала дополнительным мотивом к обращению архим.Кирилла за отеческим советом и с просьбой о помощи к митр.Антонию.

«Единственно надежный путь доставки сюда важной казенной корреспонденции, — писал архим.Кирилл, — через Министерство иностранных дел. Тогда пакет приходит ко мне в холщовом конверте за консульской сургучной печатью и с обратной почтовой распиской. В этом тоже одно из оснований получать нам распоряжения прямо из Петербурга, а не из Тифлиса, в котором даже адрес наш забыли и надписывают пакеты “через Баку в Тавриз”».44

Просьба архим.Кирилла была удовлетворена. Митр.Антоний представил Святейшему Синоду действительное положение дел, и в административную подчиненность Миссии было внесено существенное и столь желательное для самой Миссии изменение. 20 февраля 1903 последовал указ Святейшего Синода, в котором, между прочим, говорилось: «Имея в виду, что Урмийская Миссия в первые годы учреждения ее была подчинена Грузино-Имеретинской Синодальной конторе для скорейшего устроения ее, в настоящее же время эта Миссия вполне организована, Святейший Синод признал необходимым предписать начальнику Миссии производить все сношения со Святейшим Синодом через Первенствующего члена Святейшего Синода, входя к оному с донесениями и представлениями».45

Это важное изменение в жизни Урмийской Миссии, осуществленное благодаря инициативе архим.Кирилла, позволило изменить урмийскую ситуацию в лучшую сторону. Теперь Миссия уже официально имела в лице митр.Антония могущественного покровителя. Таким образом, не только поднялся статус Миссии, но и возрос ее авторитет в глазах урмийцев, причем даже и не православных. Многие из персидских чиновников уже опасались прямо противодействовать Миссии.

Не стоит при этом упрощать той сложности обстоятельств, в каковых приходилось развивать свою деятельность православным миссионерам. Мусульманское окружение Миссии не давало ей спокойной жизни. 13 января 1903 было совершено покушение на жизнь сирийского священника Александра (из селения Энгиджа), шедшего в город в сопровождении двух прихожан. Недалеко от селения Чамаки священника встретил вооруженный ружьем и кинжалом мусульманин, который остановился напротив отца Александра и начал вкладывать патрон для выстрела. Предвидя беду, священник начал вырывать ружье у разбойника, призывая на помощь двух впереди идущих своих спутников. Тогда мусульманин бросился на священника с кинжалом и нанес ему две раны. Подоспевшие на помощь защитили раненого от дальнейшей расправы.

Архим.Кирилл, узнав об этом событии, навестил пострадавшего. Выяснилось, что совершил нападение слуга энгиджайского помещика. «Связывать с настоящим случаем имя энгиджайского помещика, — писал архим.Кирилл Российскому генеральному консулу в Азербайджане, — есть очень понятные побуждения, так как еще не забылось недавнее насилие, учиненное этим помещиком над о.Александром. Помещик этот очень избил о.Александра и, как состоящий на службе у Меджи-Салтанэ, был наказан тем, что должен был в присутствии сослуживцев и нашего Милет-баши просить у обиженного священника извинения, а также заплатить ему свой давнишний долг в несколько туманов».46

Самое печальное, что Салар, урмийский губернатор, настроенный крайне негативно по отношению к православной духовной Миссии, оставил это дело фактически без последствий для нападавшего мусульманина. Он лишь «взял с виновного приличный пешкеш и отпустил его на свободу». Так что архим.Кириллу оставалось лишь констатировать, что решение подобных дел «по существу будет всегда одинаковым, в какой бы инстанции урмийского суда оно не разбиралось. На этот счет и губернатор, и серпераст47 придерживаются одного судебного кодекса: «дай деньги и режь кого хочешь».48

Со своей стороны, Миссия взяла на себя расходы по лечению священника. Вмешиваться же в судебные прения с персидскими властями Урмийская Миссия не имела никакой возможности, поскольку, во-первых, была призвана служить только задачам духовного просвещения, во-вторых, вмешательство миссионеров в дела персидских подданных, пусть даже и православных, светские власти расценили бы как вмешательство России во внутренние дела Персии; в-третьих, вмешиваясь в судебные тяжбы, Миссия могла бы потерять расположение Российского консульства в Тавризе, каковое расположение было чрезвычайно необходимо в тех тяжелых условиях, в каких приходилось существовать православной Урмийской Миссии. Это архим.Кирилл осознавал как никто другой. Поэтому для ведения судебных дел по защите прав православных сирийцев Миссией был нанят милет-баши, персидский подданный. А кроме того, в случае, если происходили события, подобные нападению на священника или отчуждению православного храма в пользу каких-либо самозванцев, пользующихся покровительством местных урмийских властей, архим.Кирилл обращался к генеральному консулу в Тавриз и получал неизменную его поддержку.

Личный авторитет архим.Кирилла был чрезвычайно высок; причем, следует заметить, что это был единственный начальник Урмийской Миссии, который, благодаря как своим нравственным, так и дипломатическим качествам, сумел наладить нормальные отношения с консульством. Это, конечно, не могло ускользнуть от внимания урмийских властей, неизменно ставящих себя в оппозицию Миссии, но так же неизменно, в начальствование архим.Кирилла, терпевших фиаско. И если к моменту приезда в Урмию архим.Кирилла положение Миссии оставляло желать лучшего, то уже через два года, когда архим.Кирилл был отозван в Петербург для епископской хиротонии, Миссия находилась в благоустроенном состоянии, имея свои храмы, богослужебные книги, переведенные на древний сирийский язык, собственную школу при Миссии. И главное, что архим.Кирилл сумел воспитать себе достойную замену на посту начальника Миссии в лице иеромонаха Сергия. Но до этого устойчивого положения Миссии должен был пройти еще целый год напряженной и утомительной борьбы с раскольниками, объявившими себя несторианами, с урмийскими властями, поддерживавшими раскольников, и с англиканской Миссией, поддерживавшей интриги тех и других.

Помимо печальных и огорчительных событий, в жизни Миссии были, конечно, и такие, которые привносили в души урмийских православных миссионеров некоторую надежду. И прежде всего это — устроение при Урмийской Миссии в октябре 1902 своей школы с интернатом.

В первый год было набрано 25 мальчиков, причем, кто-то был приведен своими родителями, кто-то подброшен родственниками, не имевшими средств для воспитания детей. Ввиду того, что большинство сирийских священников и учителей были воспитанниками пресвитерианских, англиканских или католических школ, то православное сознание этой учительной массы было весьма и весьма размыто. Большая часть этой сирийской «интеллигенции» имела самые посредственные представления о древнесирийском языке. Жизнь в условиях постоянных гонений и преследований сделала из персидских сирийцев приспособленцев. Поэтому архим.Кирилл с первых же месяцев своей миссионерской деятельности поставил задачу подготовки настоящих кадров, которые способны были бы вернуть своему народу истинное Православие, восстановить национальное и религиозное самосознание урмийских айсор, стать действительными вождями своего народа — духовенством и учителями, близко принимающими к сердцу не одну только собственную судьбу, но судьбу всего народа. С этой целью решено было создать не обычную школу, а школу-интернат, чтобы уберечь детей от часто не вполне здорового влияния их семей, ибо, как свидетельствовал печальный опыт, «каждое посещение мальчиком родительского дома приносило всегда с собою тот или другой минус еще в незакрепленные добрые навыках».49

В целях воспитания в детях религиозного настроения и духа церковности для них установлено было обязательное ежедневное посещение в миссийском храме Божественной литургии, начинавшейся около 7 часов утра сразу за утреней. В воскресные и праздничные дни дети присутствовали и за остальными службами, причем они же пели и читали как во время всенощного бдения, так и во время литургии. Некоторые из детей очень быстро осваивали чинопоследование литургии и песнопения, так что архим.Кирилл и члены Миссии брали этих ребят для исполнения обязанностей псаломщиков, когда необходимо было посещать сельские церкви с богослужебными целями.50

Обучение велось на современном сирийском и древнесирийском языках, с тем чтобы приучить детей к тем знаниям, которые впоследствии способствовали бы успешному обучению переводческому труду. Изучался и русский язык.

До прибытия архим.Кирилла все урмийские школы были школами одной только грамотности. Новый начальник Миссии поставил перед учителями задачу и духовного образования, постепенно преобразуя школы грамотности в тип церковно-приходских школ. Однако для решительного изменения положения дел нужны были новые кадры, именно их и готовили в школе при Урмийской Духовной Миссии. Конечно, наибольшие свои плоды школа стала приносить только спустя пять-шесть лет уже при другом начальнике Миссии, но начало этому воспитательному процессу и правильный ход всего школьного дела положил именно архим.Кирилл.

Как уже говорилось, Урмийская Миссия среди прочих задач ставила перед собой и задачу благотворительности, которая, впрочем, по ограниченности финансовых возможностей, не могла осуществляться вполне широко. Среди сирийцев было немалое число людей совершенно обездоленных в имущественном отношении. Много было вдов и женщин, брошенных своими мужьями без всяких средств к существованию и имевших по несколько детей на иждивении. Тем более что и персидские власти делали все возможное, чтобы усугубить и без того несносное положение урмийских христиан. Так, по персидским законам, принимающий ислам становился сразу же и наследующим все имущественные права своих родственников, так что вполне при желании мог пустить по миру своих православных сородичей. Это, конечно, не способствовало нравственному здоровью урмийских айсор-христиан, часто спекулировавших этой возможностью в случае необходимости чего-либо добиться от епископа или священника. Так происходило например, при отказе епископа благословить развод. Родственники, поставленные перед возможностью потерять все свое имущество, осаждали епископа просьбами дать развод, и очень скоро практика благословения разводов (даже для священников!) стала общепринятой. С этим пришлось столкнуться архим.Кириллу, и он употреблял все силы к тому, чтобы разъяснить и епископу Мар-Ионану, и духовенству всю моральную двусмысленность и недопустимость подобных разводов. О православной же принадлежности сирийцев, пугающих возможностью своего перехода в ислам, и вовсе не приходилось говорить. Архим.Кирилл, понимая, что подобная практика может быть изжита только в результате долгой и терпеливой духовно-просветительской пастырской работы, просил митр.Антония хотя бы письмом указать епископу Мар-Ионану на необходимость окончательного решения вопросов о разводе только после предварительного совещания епископа с начальником Миссии.

Но в таком нравственно-религиозном положении, как уже говорилось, было мало вины самих урмийцев. Толпами они приходили в Миссию за различной помощью, причем совершенно невозможно было отличить действительно нуждающегося от выдающего себя за такового. Однако архим.Кирилл относился ко всем приходящим с неизменным сочувствием. «Находясь под тяжелою рукой мусульманских властей, — писал в своем отчете архим.Кирилл, — сириец должен скрывать свое благосостояние, чтобы не быть ограбленным. И с этой стороны, конечно, весь уже народ заслуживает самого широкого сочувствия безотносительно к его нравственному настроению».51

Прежде всего для помощи не отдельным только лицам, а всему православному народу в тяжелых, но неизбежных отношениях с местной властью Миссия приняла на свое содержание милет-башу (народного представителя), который постоянно присутствовал в суде в качестве защитника интересов православных урмийцев. Кроме того, «в случаях какого-либо несчастья или совершенной имущественной беспомощности» тех или иных православных сирийцев, Русская Миссия оказывала помощь им через выделение единовременного или даже постоянного пособия.52 При этом всякий единоверец, прибывавший в Миссию, вне зависимости от характера своей просьбы, принимался на ночлег в гостиный дом и пользовался миссийской столовой. Все расходы, связанные с подобным гостеприимством, Урмийская Миссия брала на себя.

Наконец, и в отношении духовенства Миссия принимала на себя определенные обязательства. Архим.Кирилл не хотел питать иждивенческих настроений в среде сирийского духовенства, полагавшего, что Русская Миссия должна содержать все сирийское духовенство за свой счет. Он мудро перевел эту расчетливость в положительное русло. Так, Миссия материально поощряла особое усердие по изучению православного богослужения с необходимым для этого проживанием в Урмии при Миссии (следует напомнить, что большая часть духовенства, перешедшая в Православие из несторианства или англиканства, вообще слабо разбиралась в богослужении, что, например, очень ярко проявилось во время пасхальных служб, когда сирийцы оглашали вместе со священническими молитвами еще и богослужебные указания). Труды по обучению детей в школах и переводу богослужебных текстов также вознаграждались. Такие трудовые заработки имели в определенном смысле для сирийского духовенства и воспитательное значение.

Но Миссии приходилось часто выдавать экстренные пособия духовенству, значительная часть которого находилась в долговой кабале у местных мусульманских помещиков с обязательством выплаты очень высоких процентов. В этом случае архим.Кирилл изыскивал возможности для погашения за счет Урмийской Миссии подобного долга. Причем в некоторых случаях духовенство брало на себя обязательство постепенного беспроцентного погашения этого оплаченного Миссией долга, а в других случаях, если положение семьи священника было крайне бедственным, предоставлялись безвозмездные пособия. Наконец, Миссия, по силе своих возможностей, помогала семьям духовенства продуктами, одеждой, облачениями. И, конечно же, урмийские храмы снабжались бесплатно утварью и книгами, издававшимися в типографии Миссии.

Таким образом, деятельность православной Урмийской Духовной Миссии была весьма многообразна. Архим.Кириллу приходилось быть в непрестанных (и далеко небезопасных) командировках по урмийским селениям, курировать богослужебную, переводческую и хозяйственную деятельность Миссии и при этом находиться в постоянном напряжении, поскольку нападение на Урмийскую Миссию и окормляемую ею паству могло произойти с совершенно разных сторон. Судьба архим.Феофилакта и всего предыдущего состава Русской Миссии это хорошо продемонстрировала.

И такое внезапное нападение не заставило себя ждать. В октябре 1903 персидские власти объявили о том, что все храмы, числящиеся за Миссией, должны быть переданы древним назореям (так персы называли несториан). Предполагалось, что таковые существуют. В действительности же это было только иллюзией.

Несторианами для достижения своих целей объявили себя несколько запрещенных в священнослужении (за двоеженство) священников, а также лица, некогда принимавшие весьма активное участие в деле воссоединения несториан с Православной Церковью. В Тегеране дело было представлено таким образом, что будто бы угнетенные «назореи» восстали против засилья русских миссионеров, вмешивавшихся во внутренние дела персидских подданных. Число ушедших в раскол было весьма незначительно в сравнении с числом тех, кто исповедовал себя православным. Ситуация усугублялась как поддержкой этого раскола инославными Миссиями, так и неожиданностью этого решения для МИДа, который, может быть, и желал бы помочь православным, но не был в курсе всех обстоятельств. Из Петербурга казалось, что просто часть несториан решила вернуть себе свои храмы, что было в действительности совершенно не так. С объяснением сути дела, по благословению митр.Антония, в Петербург выехал сам архим.Кирилл. Управлять Урмийской Миссией в его отсутствие остался его помощник иеромонах Сергий, возведенный в сан игумена в сентябре 1903 за свои переводческие труды.

Прибытие архим.Кирилла в конце ноября 1903 года в Петербург принесло самые положительные результаты. Начальник Урмийской Миссии сумел добиться через обер-прокурора и Министерстве иностранных дел желательного для Миссии исхода дела, казавшегося многим безнадежным. Однако успеху дипломатических усилий архим.Кирилла предшествовали несколько месяцев утомительной переписки с различными ведомствами, составление отчетов и пояснительных записок по урмийскому вопросу, встречи с различными общественными, церковными и государственными деятелями.

В высшей степени интересна переписка, завязавшаяся между могущественным К.П.Победоносцевым и министром иностранных дел графом Ламздорфом по проблемам Урмийской Миссии. Переписка эта отражает как тот уровень, на котором решался вопрос о содействии Русской Духовной Миссии в Урмии, так и те позиции, какие занимали каждая из сторон. Начало этой переписке положил Константин Петрович Победоносцев своим письмом от 2 декабря 1903 на имя министра иностранных дел Российской Империи графа В.Н.Ламздорфа: «Милостивый государь, граф Владимир Николаевич. Прибывший на днях в Санкт-Петербург начальник духовной православной Миссии в Урмии архимандрит Кирилл сообщает о следующем печальном событии. В конце октября месяца текущего года со стороны персидского правительства предъявлено к Миссии требование о передаче ключей от православных храмов несторианам, в том числе и от храма Мар-Мариам, в коем совершается православное богослужение со дня основания Миссии. Это требование исходит, по мнению архимандрита Кирилла, от самого шаха персидского и вызвано происками враждебных православной Миссии несториан, покровительствуемых английским посольством в Тегеране. Нет сомнения, что исполнением столь незаконного требования будет подорван авторитет Миссии, и она лишится возможности нести возложенное на нее высокое служение интересам Православной Церкви и России. Сообщая о сем Вашему Сиятельству, имею честь покорнейше просить Вас, милостивый государь, оказать свое содействие к отклонению предъявленного персидским правительством требования и ограждению интересов Миссии, о последующем же не оставить уведомлением. Приимите уверение в совершенном моем почтении и преданности. К.Победоносцев».53

Своим ответным секретным письмом54 от 6 декабря 1903 граф Ламздорф сообщал К.П.Победоносцеву, что, по получении обер-прокурорского письма от 2 декабря сего года, он телеграммой уведомил русского посланника в Тегеране Власова о необходимости оказать возможное содействие Урмийской Духовной Миссии в вопросе о местных храмах, на что уже 4 декабря последовала телеграмма Власова. В этой телеграмме сообщалось о приказе шаха передать все храмы, находившиеся в ведении Урмийской православной Миссии, несторианам, предоставив православным строить собственные храмы, с его, шаха, разрешения.55 «Такая постановка вопроса, — писал Ламздорф, — несомненно, обязывает нас к крайней осторожности в переговорах с шахским правительством, вследствие чего я вместе с сим поручил посланнику в Тегеране ограничиться пока представлением о сохранении за духовной Миссией храма Мар-Мариам, на каковой мере Д.С.С.56 Власов признает возможным настаивать. Одновременно посланнику предписано собрать необходимые сведения в видах всестороннего выяснения вопроса о праве пользования несторианскими храмами. Передавая о вышеизложенном, почитаю долгом со своей стороны покорнейше просить Вас не отказать сообщить все те данные, коими, по мнению Вашему, могли бы быть подтверждены законность и обоснованность претензий духовной Миссии на несторианские храмы в Урмийском округе».57

Все данные, которые свидетельствовали о законности владения Урмийской Миссией бывшими несторианскими храмами и о необоснованности требований так называемых «несториан» (являвшихся на самом деле в вопросах догматических, а в некоторых случаях даже обрядовых, американскими протестантами или англиканами, но при этом желавших получить храмы, в которых совершали богослужения и молились бывшие несториане, принявшие православие), были изложены в обширной и обстоятельной записке, составленной архим.Кириллом. В этой записке58 с замечательной полнотой и ясностью представлялась картина той сложной ситуации, которая возникла вокруг Урмийской православной Миссии в результате интриг Миссии англиканской и «несторианствующих протестантов».

Архим.Кирилл справедливо указывал, что переход урмийских несториан в Православие был всеобщим и безусловным, причем не без ведома персидских властей. «Только на этой всеобщности желания несториан, — писал архим.Кирилл, — и основывалось учреждение в Урмии постоянной православной Миссии, которая пошла в Урмию не для обращения несториан в Православие, а лишь для научения православной вере уже принявших таковую прежде несторианствовавших урмийцев. Никакого вопроса о несторианских храмах и о праве владения ими не могло в то время возникать, т.к. при общем переходе несториан в Православие храмы несторианские само собою стали храмами православными и в них начало отправляться богослужение теми же местными священниками, которые и прежде совершали там службу Божию».59

Зная, мягко говоря, сложный характер русско-английских отношений, особенно в вопросе государственных интересов каждой из сторон в Персии, становится понятным, почему МИД вынужден был все-таки прислушаться к настойчивым призывам церковных кругов обратить внимание на недопустимо тяжелое положение Урмийской православной Миссии. Ведь всякие репрессивные меры против Миссии должны были восприниматься и Россией, и самими урмийцами не только как антиправославные, но и как антироссийские. А в этом вся русская общественность, в том числе и МИД, усматривала заинтересованность прежде всего Англии (впрочем, Соединенные Штаты Америки и Германия тоже были не против подрыва российского авторитета в Персии, поскольку вопрос стоял не только религиозно-политический, но и экономический — о возможности получения этими странами концессий в Персии).

«В приказе шаха передать им все храмы, — констатировал уже теперь и для МИДа очевидный факт архим.Кирилл, — слышится чей-то сторонний голос, заранее и злорадно хохочущий над готовящимся поруганием Русской Православной Церкви Православие для шаха, конечно, безразлично, но имя России должно для него иметь значение, а Россия, Церковь которой в данном случае заинтересована, не может быть равнодушной к данному делу».60

Для Церкви, конечно, важнее всяких политических и экономических интересов было попечение о самих православных урмийцах. Последние, вверив себя душепопечению и покровительству Русской Православной Церкви, таким образом, вверили российскому Православию и свою дальнейшую судьбу. И потому Русская Церковь чувствовала свою ответственность за нравственное состояние сирийского народа, интуитивно отдавшего предпочтение не богатой англиканской Миссии, не англиканству, а Православию. И об этом тоже писал в своей записке начальник Урмийской Миссии.

Архим.Кирилл ставил вопрос и о несправедливости указа в вопросе возвращения всех церквей. «Между этими всеми храмами, передаваемыми указом шахским несуществующим несторианам, имеются уже храмы нашей русской православной постройки».61

Внимательное прочтение распоряжения персидского правительства наводило на мысль, что игнорировались вообще какие бы то ни было права православных урмийцев на владение собственными храмами. «Указание шаха на необходимость православным построить собственные храмы с его шахского разрешения, — разъяснял тонкости персидской дипломатии архим.Кирилл, — есть как бы иносказательное откровение о том, чего ждать в данном случае православным. Вопрос о построении собственного храма для православных был уже поднимаем настоящим составом Миссии. Дело касалось села Гюйтапа, в котором храм был три года тому назад отобран от православных и передан протестантствующему каше Гцвре. Миссия ходатайствовала пред местным губернатором Саларом (он же владелец села Гюйтапа) о предоставлении ей права купить в селении небольшой клочок земли от желающего продать этот клочок сирийца для построения там православной церкви. Несмотря на уверение губернатора в его совершенной готовности исполнить просьбу Миссии, разрешения на покупку земли дано все-таки не было, и по уверению Салара, вследствие апрещения, сделанного непосредственно из Тегерана. Можно опасаться, что в таком именно смысле будут оканчиваться и все просьбы о разрешении к постройке храмов для православных. Православным могут указывать на необходимость построить свои храмы заново и даже дадут разрешение на такое строительство, но не разрешат приобрести необходимого для постройки клочка земли. Церкви решено передать несторианам со всем церковным имуществом; по если в храмах Урмийской епархии имеется какая-либо утварь, то она принадлежит вся целиком православной Миссии, которая в настоящем только году на приобретение утвари для сирийских церквей и на поддержание в них возможности богослужения затратила больше 1000 рублей. Благотворить в продолжение пяти лет в чужих храмах едва ли бы могла православная Миссия, и шахское правительство должно увидеть, что возникновение вопроса о церквах после пятилетнего существования Миссии можно объяснить только наличностью интриги, а не действительным незаконным будто бы владением церквами со стороны православных».62

Записка эта была передана в МИД, который и руководствовался ею в своих дальнейших дипломатических переговорах. Причем записку архим.Кирилла Победоносцев сопроводил на имя графа Ламздорфа письмом, в котором еще раз напоминал, что «приведение в исполнение требований персидского правительства относительно храмов, принадлежащих с 1898 года православным, может поколебать уважение к Православной Церкви среди христианского населения Урмии и сопредельных с нею областей».63 Однако совместными энергичными усилиями архим.Кирилла, консула в Тавризе и посланника в Тегеране опасность утраты всех православных храмов в Урмии миновала. Храмы остались за Урмийской Духовной Миссией.

По совету архим.Кирилла было принято решение о хиротонии находившегося в Петербурге архим.Илии, сирохалдея по происхождению. В январе 1904 архим.Илия стал епископом Тергяварским. По решению Синода, Мар-Илия должен был управлять южной, Барандузской частью Урмии, епископ Мар-Ионан Супурганский и Урмийский — северной, Назлучайской. Епископу Мар-Аврааму доставалось в управление селение Марсаргиз.64 Таким образом предполагалось умирить конфликтующие группировки сторонников Мар-Ионана, Мар-Авраама и Мар-Илии. Постепенно вопрос успешной деятельности Русской Миссии в Урмии приобретал статус государственной задачи. О ходе решения возникших в Персии проблем был информирован и государь император, проявивший несомненную заинтересованность в благополучном окончании дипломатических усилий по водворению среди православных христиан Персии мира и согласия.

Вероятно, этой заинтересованностью объясняется та легкость, с какой архим.Кирилл получает аудиенцию у императора Николая II. 11 февраля 1904 обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев представляет Государю отношение следующего содержания: «Начальник Урмийской Миссии архимандрит Кирилл ходатайствует о разрешении представиться перед отъездом его в Урмию Вашему Императорскому Величеству. Приемлю долг всеподданнейше испрашивать разрешение на сие Вашего Императорского Величества. Константин Победоносцев».65 На этом документе император Николай собственноручно начертал: «Могу принять его завтра в 3 часа».

Мы не знаем, как именно проходила эта встреча, но надо полагать, что определенную, и даже, возможно, весьма существенную роль, эта встреча сыграла, как в судьбе Урмийской Духовной Миссии, так и в судьбе начальника ее.

Посещение архим.Кириллом Петербурга имело еще один результат — учреждение в начале 1904 «Кирилло-Сергиевского Урмийского братства», в которое вошли товарищ обер-прокурора Святейшего Синода В.К.Саблер (бессменный председатель Братства до 1917), а также другие известные и влиятельные лица. Братство находилось под покровительством императрицы Марии Феодоровны, попечителем же братства стал митр.Петербургский Антоний. Целью братства являлось содействие утверждению Православия в Урмии и обращению несториан в Православие. Усилиями братства для Урмийской Миссии и церквей православных сирийцев приобреталась утварь, книги, собирались денежные средства (периодически организовывались сборы по церквам в пользу Урмийской Миссии). Помощь была весьма ощутимой. Так, в 1905 братством были заказаны в Берлинской библиотеке и во Французской Национальной библиотеке (Париж) снимки с православных (мелькитских) рукописей для препровождения их в помощь переводческой комиссии при Урмийской Миссии.66 На собраниях Братства заслушивались доклады начальников Миссии о положении дел в Урмии. Небесными покровителями «Кирилло-Сергиевского Урмийского братства» были святой равноапостольный Кирилл, учитель Словенский, и преподобный Сергий Радонежский (небесные покровители архим.Кирилла и иеромонаха Сергия).

Особенности епископского служения святителя Кирилла в Кронштадте и Тамбове

Выдающиеся качества архим.Кирилла не позволили ему долго трудиться на персидской окраине. За каких-то два года своей миссионерской деятельности он добился столь значительных результатов, поставил дела православной Духовной Миссии на такую высоту, что вопрос о его епископской хиротонии становился лишь вопросом времени. 6 мая 1904 архим.Кирилл, как свидетельствует его послужной список, был «Всемилостивейше сопричислен к ордену св.Анны II степени»,67 а 7 мая того же года Святейший Правительствующий Синод под председательством митр.Санкт-Петербургского Антония «имел суждение» о замещении вакантных кафедр, среди которых была и кафедра епископа Гдовского, викария Петербургской епархии. В результате обсуждений Святейший Синод вынес следующее определение: «Представить г. синодальному обер-прокурору поднести Его Императорскому Величеству, среди прочих документов, доклад следующего содержания: «Для замещения кафедры епископа Гдовского, викария Санкт-Петербургской епархии, освободившейся за назначением преосвященного Константина епископом Самарским, признавая достойными возведения в епископский сан архимандритов: 1) начальника Российской Духовной Миссии в Урмии Кирилла; 2) ректора Тверской духовной семинарии Евгения, и 3) ректора Санкт-Петербургской семинарии Сергия, Синод, с представлением послужных списков сих архимандритов, всеподданнейше испрашивает Высочайшего Вашего Императорского Величества соизволения на возведение одного из них в Санкт-Петербурге в сан епископа Гдовского с присвоением ему именования третьим викарием Санкт-Петербургской епархии, а епископу Нарвскому — вторым викарием той же епархии».68 Под настоящим документом стояли подписи митр.Санкт-Петербургского и Ладожского Антония (Вадковского), митр.Киевского и Галицкого Флавиана (Городецкого), архиеп.Финляндского и Выборгского Николая (Налимова), архиеп.Казанского и Свияжского Димитрия (Ковальницкого).

10 мая 1904 Константин Петрович Победоносцев, неизменный советник государя императора по всем церковным вопросам, сам, вероятно, сочувствовавший кандидатуре архим.Кирилла (здесь, кроме прочего, сказывалось и всегдашнее расположение влиятельного обер-прокурора к епископам из вдового духовенства), представил в Царском Селе «всеподданнейший доклад» Святейшего Синода, на котором «собственною Его Императорского Величества рукою» было начертано: «Быть первому, а в прочем быть по сему». Это означало, что выбор императора пал на первого из предложенных Синодом кандидатов, каковым являлся архим.Кирилл, в прочем же следовало поступить согласно представленному докладу.

Вероятно, на выбор императора повлиял целый ряд факторов, среди которых: и то несомненно приятное впечатление, какое произвел архим.Кирилл на императора Николая II при их личной встрече; и добрые отзывы о нем митр.Антония; и судьба архим.Кирилла, сходная с судьбой митр.Антония, также в молодые годы потерявшего семью;69 и, наконец, явное расположение к кандидату влиятельного обер-прокурора, составившего за два года успешной деятельности архим.Кирилла в Урмии весьма высокое о нем мнение. Кроме того, по давно заведенной традиции в подобных представлениях первым указывался тот кандидат, который являлся бы наиболее желательным с точки зрения Синода. Таковым был, конечно, архим.Кирилл.

На следующий день, 11 мая, о решении императора Николая был извещен Синод, который направил уведомление архим.Кириллу в Урмию с предписанием прибыть, по сдаче в установленном порядке должности, в Петербург для посвящения во епископа.70 Преемником же архим.Кирилла на посту начальника Урмийской Миссии стал молодой игумен Сергий (Лавров), прекрасно зарекомендовавший себя за два года совместной работы с архим.Кириллом.

О том, сколь высоко зарекомендовал себя в миссионерской деятельности архим.Кирилл, красноречиво свидетельствует письмо министра иностранных дел графа Ламздорфа, направленное в июне 1904 товарищу обер-прокурора Святейшего Синода В.К.Саблеру, где министр, сообщая, что со стороны МИД не находится препятствий к назначению игумена Сергия начальником Урмийской Миссии, между прочим писал: «Позволяю себе выразить надежду, что игумен Сергий приложит все старания к тому, чтобы управлять вверенной ему Духовной Миссией столь же успешно, как его предместник, и предупреждать повторение печальных и в высшей степени вредных с точки зрения обаяния русского имени в Персии явлений, происходивших в Урмии до прибытия туда архимандрита Кирилла».71 Следует отметить, что игумен Сергий оказался достойным наследником тех славных традиций православной духовной Миссии в Урмии, какие были заложены архим.Кириллом.

В августе того же 1904 года архим.Кирилл прибыл в Петербург и в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры 6 августа (в день Преображения Господня) был хиротонисан митр.Антонием во епископа Гдовского, третьего викария Санкт-Петербургской епархии. При хиротонии в Свято-Троицком соборе присутствовали архиеп.Финляндский и Выборгский Николай (Налимов), еп.Владикавказский и Моздокский Владимир (Сеньковский), еп.Вологодский и Тотемский Алексий (Соболев).72

Уже в первые годы архипастырского служения еп.Кирилла его деятельность отличалась необычайной активностью. Владыка являлся наблюдателем за преподаванием Закона Божия в учебных заведениях Ведомства учреждений императрицы Марии и Ведомства Императорского человеколюбивого общества, председателем Санкт-Петербургского православного епархиального братства во имя Пресвятой Богородицы, в ведении которого находились церковно-приходские школы разного типа,73 председателем Совета Петербургского эстонского православного братства прп.Исидора Юрьевского,74 активно участвовал в деятельности Кирилло-Сергиевского Урмийского братства.75 В Александро-Невской лавре вл.Кирилл ввел всенародное пение во время богослужения и внебогослужебные катехизаторские беседы.

Гдовский епископ был весьма почитаем за полноуставное служение единоверцами-старообрядцами, признававшими православную иерархию. Он часто совершал богослужения и в единоверческих храмах епархии. На единоверцев сильное впечатление оказывала не только манера служения вл.Кирилла, но и самый вид его. Очень многие отмечали какое-то особенное достоинство в этом архипастыре. Даже левая печать, представившая поначалу назначение архим.Кирилла на Гдовскую кафедру как «высокую протекцию» Петербургского митрополита, вынуждена была умолкнуть перед очевидной справедливостью подобного выбора. Сам же митр.Антоний (Вадковский), первенствующий член Священного Синода, чрезвычайно ценивший вл.Кирилла как деятельного иерарха, сочетающего в себе дар администратора и высокодуховную жизнь по евангельским идеалам, не ошибся в своих надеждах и нашел в лице Гдовского викария надежного помощника в управлении Петербургской епархией.

31 октября 1905 (в связи с назначением первого викария Петербургской епархии еп.Ямбургского Сергия на самостоятельную Финляндскую кафедру) еп.Гдовский Кирилл был переименован из третьего во второго викария Санкт-Петербургской епархии (первым викарием стал еп.Антонин (Грановский). А в феврале 1908 первый викарий Санкт-Петербургской епархии еп.Нарвский Антонин был уволен за штат, как тогда сообщалось в официальных изданиях: «согласно прошению, по болезненному состоянию».76 В связи с этим, первым викарием епархии стал, согласно Высочайше утвержденному 15 февраля 1908 указу Святейшего Синода, еп.Гдовский Кирилл,77 а вторым викарием в сане епископа Нарвского был назначен преосв.Никандр (Феноменов), бывший прежде еп.Кинешемским, викарием Костромской епархии.

Следует заметить, что промыслительным образом в Санкт-Петербургской епархии в период с 1905 по 1910 год на викарных кафедрах побывали многие из тех иерархов, которые станут главными участниками славной и, одновременно, трагической истории Русской Православной Церкви XX века. На Ямбургской кафедре: с 1901 по 1905 — еп.Сергий (Страгородский), будущий заместитель местоблюстителя, впоследствии лжепатриарх; с 1905 по 1908 — еп.Сергий (Тихомиров), будущий Предстоятель Японской Православной Церкви (с 1912-го по 1940); с 1909 по 1910 — еп.Феофан (Быстров), впоследствии архиеп.Полтавский, духовник Царской Семьи. На Нарвской кафедре: с 1903 по 1908 — еп.Антонин (Грановский), будущий обновленческий «митрополит Московский», глава «Союза Церковного возрождения»; с 1908 — еп.Никандр (Феноменов), будущий митр.Ташкентский и Туркестанский; на Гдовской викарной кафедре: с 1904 по 1909 — еп.Кирилл (Смирнов), впоследствии митр.Казанский и Свияжский, указанный в завещании Святейшего Патр.Тихона первым кандидатом в местоблюстители; с 1910 по 1917 — еп.Вениамин (Казанский), будущий митр.Петроградский, священномученик; наконец, Кроншадтскую викарную кафедру с 1907 по 1911 занимал столь же одиозный деятель, что и еп.Антонин, еп.Владимир (Путята). Со всеми ними вл.Кирилл был знаком и имел о них самое определенное представление.

Ревностное служение и независимость самого еп.Кирилла также были всем широко известны. Так, например, совершая в 1909 Крещенское богослужение в присутствии Царской Семьи, владыка отказался выполнить требование полиции и совершить освящение великой агиасмы на кипяченой воде, справедливо полагая, что вера во всеосвящающую благодать Духа Святаго преизобилует над верой рационалистического сознания во всесилие огня, уничтожающего бактерии. Великое водосвятие вл.Кириллом в сослужении архимандритов Александро-Невской лавры было, как и принято, совершено у проруби на Неве.78

С.А.Нилус в своих январских записях 1909, повествуя о совершении в Петербурге в Александро-Невской лавре с молчаливого согласия митр.Антония (Вадковского) освящения великой агиасмы на кипяченой воде, восклицал: «К счастью, не все еще отступили от якоря нашего спасения, и в том же Петербурге Господь сохранил для избранных Своих одного епископа, не согласившегося поступиться своей верой ради мира с врагами Христовой Церкви. Если мои записи когда-либо узрят свет, то пусть они и сохранят имя этого верного слуги Божия и архипастыря в подкрепление веры и благочестия изнемогающих моих братии. Кирилл Гдовский — имя этому епископу. Да будет благословенно имя его в род и род».79

Вся жизнь вл.Кирилла была отмечена рядом предзнаменований. Так, за год до назначения на Тамбовскую кафедру вл.Кирилл сослужил митр.Антонию (при освящении вновь сооруженного храма в лаврском имении «Зачеренье») вместе с еп.Тамбовским и Шацким Иннокентием (Беляевым).80

Причем главный престол храма был освящен в честь прп.Серафима Саровского. В храме был помещен дар Саровских старцев — образ преподобного угодника Божия Серафима.81 Позже вл.Кирилл неоднократно посещал Саровскую пустынь уже в качестве правящего архиерея.

А 4 октября 1909 на окраине Петербурга, на Черной речке, произошло другое знаменательное церковное торжество — освящение нового весьма вместительного храма в честь Казанской иконы Божией Матери, храма, построенного при подворье Леснинского женского монастыря. Чин освящения храма и первую литургию в нем совершал вл.Кирилл в сослужении настоятеля Петропавловского собора протоиерея А.Дернова, благочинного монастырей Санкт-Петербургской епархии архим.Макария, прот.И.Миртова и др. На этом торжестве присутствовали почетный опекун храма генерал-лейтенант граф Гейден, генерал-лейтенант А.А.Киреев и другие высокопоставленные особы. По окончании литургии преосв.Кирилл произнес прочувствованное слово о состоявшемся церковном торжестве, а затем стал благословлять всех, стоя с крестом и одновременно управляя общим пением. После того как последний паломник был благословлен, еп.Кирилл посетил в келье болящую настоятельницу подворья монахиню Нину. Рассказ об этом событии вместе с фотографией группы гостей, присутствовавших на освящении нового храма, был помещен в журнале «Русский паломник».82 В центре в первом ряду сидел вл.Кирилл, рядом с ним с одной стороны располагался протоиерей А.Дернов, с другой — настоятель новоустроенного храма отец В.Сейбук и архим.Макарий. Снимок был сделан на фоне церкви Казанской иконы Божией Матери.

Как уже говорилось, вл.Кирилла связывали узы давней духовной дружбы со святым праведным Иоанном Кронштадтским. Незадолго до своей смерти Кронштадтский пастырь завещал отпевать себя именно еп.Кириллу, прозорливо выделив его среди прочих петербургских викариев.

Св.прав.Иоанн Кронштадтский преставился утром 20 декабря 1908. По благословению митр.Антония, в Кронштадт направился вл.Кирилл, который, согласно предсмертной просьбе своего почившего духовного отца,83 должен был его отпевать.

Еп.Кирилл, приехав прямо на квартиру праведника, сразу же совершил панихиду. Вечером того же дня тело великого пастыря было положено в дубовый гроб и вл.Кирилл вновь отслужил панихиду при участии местного духовенства. В тот же день во всех петербургских церквах началось совершение панихид.84

В девять часов утра 21 декабря на квартире о.Иоанна совершили последнюю панихиду, на которую собрались представители местной администрации и множество почитателей всероссийского пастыря. После панихиды гроб на руках духовенства был вынесен из дома. На дворе его приняли главный начальник Кронштадта генерал-лейтенант Артамонов, кронштадтский военный губернатор контр-адмирал Григорович, комендант крепости, городской голова, соборный староста и другие лица. Под печальный перезвон колоколов Андреевского собора, в котором несколько десятилетий служил праведник, процессия, в предшествии икон и хоругвей, направилась от квартиры по Андреевской улице к самому собору. У Андреевского собора гроб опять взяло на руки духовенство во главе с преосвященным Кириллом и внесло в церковь.

Переполнен был не только собор: тысячи людей собрались на площади и Николаевском проспекте. Началась литургия, которую совершал еп.Кирилл при участии многочисленного духовенства. После литургии им же была отслужена панихида. После панихиды началось трогательное прощание верующих с любимым пастырем. В семь часов вечера начался заупокойный парастас, продолжавшийся до одиннадцати часов вечера. Всю ночь с 21 на 22 декабря собор был открыт, и все это время народ беспрестанно шел для прощания с великим русским молитвенником. Слышались сдавленные рыдания.85

22 декабря в шесть часов утра Андреевский собор был закрыт для прощания с почившим: предстоял длинный путь перенесения его тела в Санкт-Петербургский Иоанновский женский монастырь.

После литургии преосв.Кирилл произнес проникновенное надгробное слово об о.Иоанне как личности, уже при жизни окруженной ореолом небесной славы. Во время проповеди народ рыдал.86 В одиннадцать часов утра начался вынос тела из собора. Дубовый гроб был крестным ходом обнесен вокруг собора и под звон колоколов поставлен на колесницу. Военные оркестры играли «Коль славен». Двадцать тысяч людей сопровождали гроб с телом праведного о.Иоанна до берега, многие пошли пешком по льду Финского залива.87

В Ораниенбауме прибытия погребального шествия ожидало огромное число людей. Местное духовенство, возглавляемое прибывшим сюда еп.Кириллом, крестным ходом пошло на сретение тела всеми почитаемого пастыря. Встреченный таким образом гроб был крестным ходом перенесен к поезду, где установлен в специально приготовленный траурный вагон. По Балтийской дороге в пять часов утра 23 декабря поезд прибыл в Санкт-Петербург. По Обводному каналу и по всему Измайловскому проспекту гроб встречали тысячи верующих,88 переживавших незабываемые минуты священной скорби, ибо очень многими утрата великого пастыря осознавалась уже как начало иного почитания «батюшки Иоанна», почитания как угодника Божия, предстателя Горнему Престолу и молитвенника за всю русскую паству. Уже на вокзале гроб святого, сопровождаемый преосв.Кириллом и кронштадтским духовенством,89 встречали архиеп.Финляндский Сергий (Страгородский), еп.Архангельский Михей (Алексеев) и еп.Нарвский Никандр (Феноменов), кои сопроводили тело почившего до Иоанновского монастыря, куда процессия прибыла уже вечером.

Утром следующего дня первым в монастырь приехал еп.Кирилл, вскоре прибыли архиеп.Сергий, еп.Михей, ректор Петербургской духовной семинарии архим.Вениамин (Казанский), а затем и сам митр.Антоний (Вадковский). После литургии началось отпевание, в котором участвовали помимо указанных архипастырей до шестидесяти священников и двадцати диаконов. Во время отпевания Непорочны читал преосв.Кирилл, а канон — протоиерей Философ Орнатский.90

28 января 1909, на сороковой день памяти св.прав.Иоанна Кронштадтского, преосв.Кирилл в Исаакиевском кафедральном соборе совершил заупокойную литургию. Перед панихидой владыка, близко знавший о.Иоанна и любивший его, «с особым воодушевлением в похвалу о Бозе почившего и в назидание всем, посвятил прекрасное слово, заключив оное пожеланием, чтобы добрая память о дорогом батюшке о.Иоанне и славные советы его пребывали в долготу дней»,91 а 5 февраля преосв.Кирилл, состоявший благочинным всех петербургских единоверческих храмов, совершил в Иоанновском монастыре литургию с единоверцами по особому единоверческому чину, на особых просфорах и по особым книгам.92

Чуть менее чем через год после кончины св.прав.Иоанна Кронштадтского, 14 декабря 1909, Синод имел суждение о замещении Тамбовской архиерейской кафедры, в связи с назначением преосв.Иннокентия (бывшего Тамбовского) архиеп.Карталинским и Кахетинским, экзархом Грузии. На Тамбовскую кафедру решено было переместить еп.Гдовского Кирилла, в качестве же кандидатов на освобождающуюся таким образом викарную Гдовскую кафедру указывались: ректор Санкт-Петербургской духовной семинарии архим.Вениамин (Казанский) и ректор Олонецкой духовной семинарии архим.Никодим (Кононов).93 Всеподданнейший доклад Святейшего Синода94 был представлен 30 декабря 1909 государю императору в Царском Селе обер-прокурором Святейшего Синода С.Лукьяновым. На представленном докладе, касающемся замещения вакантной Тамбовской кафедры, император Николай Александрович собственноручно начертал: «Быть по сему»,95 в качестве же Гдовского викария был утвержден архим.Вениамин (Казанский),96 будущий митр.Петербургский, священномученик.

Так, 30 декабря 1909 вл.Кирилл был утвержден на самостоятельную кафедру — епископом Тамбовским и Шацким.97

Тамбовская епархия была не самой древней среди русских епархий, но имела уже и своих подвижников благочестия (среди коих был тогда еще не прославленный в лике святых еп.Феофан Затворник). Имела епархия и свою историю, и своих историков.

В Тамбовской губернии было 13 городов: губернский Тамбов, 11 уездных и один заштатный (г.Кадом). В епархии в 59 благочиннических округах насчитывалось 1175 приходских церквей. Монастырей в епархии действовало 2798. В самом губернском городе Тамбове располагалось 25 храмов (кафедральный собор, 8 приходских церквей, 3 кладбищенских и 13 домовых).99

На новое место своего архипастырского служения вл.Кирилл прибыл в девять часов утра 24 января 1910. На вокзале его встречали тамбовский губернатор, викарный еп.Григорий (Яцковский),100 ректор Тамбовской духовной семинарии, многочисленные гражданские чины и городское духовенство.

Под колокольный звон всех церквей прямо с вокзала вл.Кирилл направился в кафедральный собор, где прежде всего проследовал в нижний храм собора, чтобы помолиться у гробницы приснопамятного свт.Тамбовского Питирима. Так, уже с первого дня тамбовского служения вл.Кирилла деятельность его оказалась под небесным покровительством свт.Питирима, всероссийское прославление которого стало одной из главных заслуг преосв.Кирилла в эти годы.

Уже первой своей речью-импровизацией, бывшей ответом на зачитанное приветствие еп.Григория, преосв.Кирилл покорил тамбовское духовенство, давно не встречавших подобного проповеднического дара. Вл.Кирилл сказал, что хотя он уже знает, что Тамбовская епархия испытывает большую тревогу ввиду натиска на православную паству сектантов, но поддерживает в себе уверенность, что рекомендованные ему с лучшей стороны пастыри окажутся деятельными помощниками в борьбе с сектантами. Своим новым сотрудникам по епархии владыка предлагал быть готовыми совместно обсуждать возникающие вопросы, взаимно помогать друг другу, а в случае возникновения разногласий — проявлять терпимость, уступчивость, покрывая все недоразумения взаимной любовью.101 Подобные слова из уст правящего архиерея (да еще прибывшего из столичного Петербурга) даже по тем временам были чрезвычайной редкостью. Вообще, как отмечалось тогда тамбовскими газетами, «новый владыка произвел чарующее впечатление своею бодростью, добротой и отеческим обращением со всеми».102 «Тамбовская епархия может радоваться, — писали в газете «Тамбовский край», — Бог послал ей одного из выдающихся иерархов — мудрых наставников, поборников правды Божией, творящих дело Господне со всяким усердием».103 И эти слова заключали в себе всем очевидную истину.

Все было ново для тамбовской паствы: и проникновенные проповеди еп.Кирилла, и полноуставные службы (на праздник Сретения Господня 1910 года всенощное бдение длилось пять часов, что очень скоро вошло в традицию), и неустанная энергия епископа, постоянно совершавшего поездки по епархии, и его простота, и знание нужд народа (владыка установил ежедневный, кроме воскресенья, прием посетителей с 11 до 13 часов).

И при всей этой неутомимой деятельности в личности вл.Кирилла удивительно сочетались епископское достоинство, цельность натуры и невозмутимость характера, которые, при несомненной внешней величественности иерарха, производили неизгладимое впечатление на всех, кто когда-либо общался с ним.

Уже самые первые месяцы служения вл.Кирилла были отмечены введением многочисленных новшеств, в том числе архипастырских с народом бесед и общенародного пения. В газете «Тамбовский край» в феврале 1910 так описывалось общение нового архиерея со своей паствой: после запричастного стиха, «как только владыка разоблачился и в мантии, с посохом в руках, вышел на амвон, преподав общее благословение, он обратился к предстоящим с предложением пропеть тропарь праздника Радуйся, Благодатная Богородице Дево. Очевидно, тропарь этот известен немногим, почему и в пении приняли участие немногие. Тогда владыка, заметив, что не хорошо не знать тропаря праздника, внятно и членораздельно прочел его несколько раз, предварительно разъяснив его содержание, затем последовательно предложил пропеть его раз пять, и в последний раз в пении приняло участие уже большинство молящихся».104

Свт.Кирилл ввел и общее пение Символа веры, молитв «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», «Достойно есть». Причем владыка, стоя на амвоне, сам поначалу руководил общим пением, разъясняя, что эти молитвословия есть последование прп.Серафима Саровского, которое может быть исполняемо и в храме, и дома, и при любых жизненных обстоятельствах. Очень скоро общенародное пение в стройности уже могло сравниться с хоровым, а в воздействии на молящихся значительно превосходило оное. Что же удивительного в том, что прихожане, выходя из храма после такого богослужения, восклицали: «Господи! Как хорошо! Какого архипастыря сподобились мы иметь. Дай Бог, чтобы он пожил среди нас подольше. Чтобы его от нас не взяли».105

Истовое литургическое служение вл.Кирилла привлекало огромное множество богомольцев. И это при том что владыка чрезвычайно редко служил в кафедральном соборе, предпочитая сокращенному приходскому уставу полноуставную монастырскую службу в Казанской обители, которую тамбовцы любовно прозвали «кафедральным монастырем». Вошло в обычай, что литургия, начинавшаяся в девять часов утра, завершалась в час дня, а всенощное бдение длилось не менее пяти часов (нередко бывало, что и более — с семи часов вечера, а то и раньше и до часу ночи). Причем прихожане особенно любили именно эти длительные архиерейские службы, совершаемые по монастырскому уставу.

Вл.Кирилл ввел в обычай ежегодное совершение заупокойных литургий в дни памяти тогда еще не прославленных в лике святых протоиерея Иоанна Кронштадтского, епископов Феофана Вышенского и Питирима Тамбовского, старца Оптинского Амвросия и многих других подвижников благочестия XIX-XX веков. Сам владыка служил в эти дни в Казанском монастыре, а викарный епископ (вначале — еп.Григорий, а позже — еп.Зиновий) в кафедральном соборе. После литургии все городское духовенство обычно съезжалось в Казанский монастырь на торжественную панихиду, в этот же день в духовной семинарии, училище и прочих образовательных учреждениях, устраивались чтения в память подвижников благочестия.

Еп.Кирилл был деятельным иерархом, чуждым рутины. Несмотря на то, что владыка чрезвычайно внимательно изучал все поступающие к нему из духовной консистории, духовной семинарии и прочих учреждений бумаги, он, однако, постоянно стремился к тому, чтобы бумажная волокита не заслоняла живой пастырской деятельности. Так, в июне 1913 вл.Кирилл утвердил решения образованной по его благословению комиссии, которая выработала проект по сокращению канцелярской деятельности благочинных Тамбовской епархии,106 всегда чрезмерно обременявших консисторию излишним бумаготворчеством.

Значительную часть своего времени владыка посвящал объездам обширной Тамбовской епархии, охотно посещая самые отдаленные сельские приходы, причем чаще всего без всякого предварительного уведомления. Эту практику вл.Кирилл завел еще в бытность свою начальником Урмийской Миссии, когда сама жизнь заставляла миссионеров объезжать с богослужебно-проповедническими целями сирийские церкви. Вот и в Тамбовской епархии еп.Кирилл стремился лично посетить каждый подведомственный ему приход, тем более что эта епархия также нуждалась в духовной Миссии, поскольку терпела бедствия от сектантов, наводнивших этот край. Не случайно уже в 1910 году еп.Кирилл основал Тамбовское просветительско-миссионерское Питиримовское братство.

При входе в храм владыка обычно обращался к местному образу Спасителя, вслух читая слова, начертанные на раскрытом Евангелии, изображенном на иконе, и именно с этих слов начинал свою импровизированную проповедь или же произносил поучение на тему прочитанного за литургией Евангелия или Апостола.

В 1910 владыка за десять поездок, предпринятых для обозрения своей епархии и знакомства с духовенством,107 посетил все уездные города Тамбовской губернии, пять мужских монастырей, одиннадцать женских, 124 сельских прихода. В городах еп.Кириллом за тот год было осмотрено 63 храма и 25 школ, в селах, соответственно — 124 и 53. Во время обозрения епархии владыкой было сказано 180 поучений.108 В следующем, 1911 году в продолжение также десяти поездок вл.Кирилл посетил пять городов, пять мужских и девять женских монастырей, 191 сельский приход и произнес 210 поучений. По тем временам это были весьма впечатляющие цифры, особенно если учитывать состояние российских дорог и транспорта в начале XX века.109

Темы проповедей вл.Кирилла всегда отличались знанием народной жизни. Пьянство, невежественное предубеждение против грамотности и школьного образования, подверженность сектантству — таков был круг тем, которые затрагивал в своих проповедях и поучениях еп.Кирилл. Но не только проповедью вооружался владыка против человеческих пороков. Так, например, в первые же годы его тамбовской деятельности в губернии резко возросло число обществ трезвости. К 1912 их насчитывалось 5б7, тогда как в других губерниях численность таковых не превышала 30-ти. Одни только общества Поройского и Липецкого уездов Тамбовской губернии насчитывали в своем составе около 30 тысяч человек. Всего же по всей России к 1912 году действовало 1818 таких организаций.

Просвещение народа и нравственное воспитание в православном духе неизменно оставались предметами попечительной заботы еп.Кирилла, унаследованной им от великого праведника Иоанна Кронштадтского.

Вл.Кирилл был удивительно внимателен и чуток к проблемам юношества, обучавшегося в духовных учебных заведениях, видя именно в них надежду Русской Церкви. Святитель призывал к осознанию каждым семинаристом важности и высоты того служения, которое его в будущем ожидает, напоминал, что даже по одному учащемуся судит народ о всем духовном заведении и духовном сословии. «Довольно, — с горечью говорил вл.Кирилл, — уж очень много грязи, упреков и насмешек проливали до сего времени на семинарии. Имя семинариста сделалось у нас синонимом недоучки, невежества, тупости, необразованности. Докажите обществу, что во многом глубоко оно заблуждалось относительно нас. И не думайте, что это можно будет доказать только галантным обращением, развязным поведением на веселых собраниях, дорогими выгнутыми штиблетами. Не внешними формами убедите вы общество, но своею жизнью. Только за тем, в кого веруют, жизни кого удивляются, словами и делами кого убеждаются, — за тем следуют, того слушают, того советы принимают».110 Будущий священномученик постоянно напоминал учащимся о высоком достоинстве духовного сословия, предстоящего в храме престолу, где совершается Бескровная Жертва, достоинстве, носителем которого может быть только праведный, непререкаемой жизни пастырь, любящий свою паству и любимый ею.

Очень часто владыка инспектировал семинарию и духовные училища, не только обозревая внешние условия деятельности этих духовно-учебных центров, но и непременно стремясь вникнуть в проблемы духовных школ, для чего постоянно беседовал с учащимися, посещал их занятия, прослушивая некоторые лекции, для выяснения уровня преподавания предмета, вместе с семинаристами. Бывало, что владыка посвящал посещению семинарских занятий и беседе с воспитанниками подряд пять-шесть дней.111 Учащиеся, видя столь попечительную о себе заботу, отвечали еп.Кириллу такой же любовью. О лучшем архипастыре они и не могли мечтать.

Здесь следует привести пример одной из бесед свт.Кирилла с воспитанниками IV класса Тамбовской семинарии после прослушанного ими урока философии:

Послушал я ваши ответы заданного урока; слышал и повторение нового, и вижу, что вы ведете себя, как и должно философам: хорошо учите — хорошо и слушаете. Сейчас мне невольно вспоминается из моей жизни то время, когда мы готовились к переходу в философский класс. До нас случайно дошел тогда слух, что философия более не будет преподаваться в семинарии, и говорю откровенно, известие это столь сильно поразило и подействовало на нас, что мы, если хотите, совершенно искренно готовы были плакать. Среди нас создалось убеждение, что для переходящего в четвертый класс откроется доселе неведомый мир, сделаются ясными тревожившие его неразрешимые вопросы, и он станет иным человеком.

Вот перед вами стройною чредою проходят один за другим философы. Каждый из них предлагает свою систему, создает известное мировоззрение, дает определенное объяснение основ бытия. Но приходит другой, опровергает предшественника, разрушает его здание, стремясь на обломках создать свои построения для того, чтобы они были беспощадно разрушены спешащими на смену иными.

Вы, между прочим, упоминали о Шопенгауэре. Как велико было в свое время его влияние, хотя бы на русское общество; но что представляет его система, как не сбор чужого добра? Так естественная человеческая мысль стремится познать и уяснить абсолютную первопричину бытия. Она, как птица, попавшая в клетку, бьется, портит крылья и клюв, и остается немощной ответить на вечно живые и бессмертные вопросы человеческого духа. Разрешение их вы найдете в последующих классах. Но, находясь в этом классе, изучая логический ход умозрений, вы развиваете свой ум. И дай Бог, чтобы это развитие было в добрую сторону.112

Отеческие советы и поучения вл.Кирилла всегда добрым семенем падали в сердца семинаристов, видевших за словами своего архипастыря не одно только желание назидать, но и то самоотверженное служение на ниве Христовой, которое отличало святителя. Еп.Кирилл напоминал воспитанникам духовной школы, чтобы они, достигнув некоторой высоты разумения Христова учения и став способными принимать твердую пищу, не пренебрегали молоком учения, которое заключено в Евангелии. «Приводилось встречать, — с печалью прибавлял владыка, — таких питомцев духовных семинарий, которые по окончании курса ни разу в течение не одного, а нескольких лет не взяли в руки свои Святого Евангелия».113

Свободная во Христе личность еп.Кирилла проявлялась буквально во всех его служениях, в том числе и в способности отделить зерно от плевел, выйти за пределы схоластического школьного богословия, часто насаждавшегося в духовных заведениях, и практикой церковной жизни определить значимое и существенное.

Тамбовская епархия была одной из наиболее заселенных сектантами. И вот вл.Кирилл в беседе с семинаристами, изучающими историю борьбы католичества с протестантством, рекомендует не закрывать глаза на действительные достоинства инославных религиозных деятелей и учиться у них (например, у католиков) любви к исповедуемой вере, ревности о ней, ибо протестантство, теснимое в Западной Европе, двинулось на Восток, в Россию, и теперь уже православным пастырям следует быть готовыми проявить свою ревность о Христе.114

При еп.Кирилле был устроен новый семинарский храм. При его освящении 16 октября 1911 архипастырь произнес проникновенную речь на слова прочитанного в тот день Евангелия. В речи владыки отразились и его особое сердечное отношение к воспитанникам семинарии, и его чуткая забота о родителях, понимание родительского беспокойства и озабоченности судьбой своих чад...115 Насколько глубокое впечатление произвела на семинаристов проповедь еп.Кирилла, можно заключить хотя бы из того, что за следующие два дня 17-18 октября 1911 в редакцию «Тамбовских епархиальных ведомостей» поступили статьи от 18 (!) воспитанников семинарии с восторженным описанием освящения нового храма и речи преосвященного владыки.116

Человек волевой и строгий, вл.Кирилл был требователен к духовенству. Он был нетерпим ко всякой небрежности во время богослужения: стоило ему заметить, что два диакона разговаривают в алтаре, как сразу же их имена появились в приказе по епархии с опубликованием в «Тамбовских епархиальных ведомостях». Однако при всем этом требовательность всегда соседствовала с уважением к духовенству. Здесь не было пресловутого противостояния монашества и белого духовенства. Это видно хотя бы из того, что владыка постоянно устраивал в архиерейском доме пастырские собрания городского духовенства, на которых в мирной благожелательной обстановке обсуждались проблемы пастырского служения и вопросы приходской жизни. Уже в 1910 еп.Кирилл обратил внимание на жалобы причтов городских церквей, что они бывают слабо представлены на епархиальных съездах, и своим решением значительно увеличил число представителей от приходского духовенства (до 70 человек) и число депутатов от церковных старост (до 35 человек).117

Весьма показателен и следующий случай, имевший место после январской сессии епархиального съезда 1910 года. Тогда съезд, обсуждая акты ревизии, бывшей в ноябре 1909 по поводу недоимок в церквах Тамбова, Борисоглебска и других городов, предлагал применить очень суровые меры к настоятелям «провинившихся» приходских общин. Однако вл.Кирилл, как строгий, но справедливый управитель епархии, одернул излишне ревностных «не по Бозе» депутатов, полагая, что подобные вопросы необходимо решать только в духе любви и мира. «Съезд не должен был брать на себя не принадлежащих ему прав судебного учреждения,— писал еп.Кирилл в своей резолюции на протоколах епархиального съезда, — от него ожидалось деловое и спокойное обсуждение создавшегося положения, а не измышления тех карательных мер, какие епархиальная власть может применить к неисправным плательщикам».118

Дела Тамбовской духовной консистории еп.Кирилл просматривал чрезвычайно внимательно, а резолюции, какие налагал он на решения консистории, могут служить практическим пособием по пастырскому богословию. Вл.Кирилл всегда старался решить любое дело миром и любовью о Христе, но в случае необходимости архипастырь проявлял твердость, так что суд его был строг, но справедлив. Так, делая внушение одному благочинному за попустительство безобразиям, чинимым младшим клиром одной сельской церкви, за бездействие, когда дело можно было решить миром, и нерешительность, когда следовало бы и власть применить, еп.Кирилл 12 августа 1911 писал: «Благочинный должен сразу видеть и определять, можно ли случившуюся в причтовой жизни болезнь лечить пластырем благочиннического внушения или следует произвести операцию отсечения негодных членов, производящих соблазн в приходах».119

И все же при утверждении решения консистории вл.Кирилл никогда не забывал о том, что решается судьба не просто подведомственного ему клирика, а судьба человека, христианина, который по слабости своей может заблуждаться, но по своему христианскому достоинству заслуживает снисхождения там, где это снисхождение возможно проявить. Владыка действительно был пастырь добрый, часто бывало, что его резолюция смягчала решение, выносимое консисторией, особенно если он видел искреннее раскаяние провинившегося или его затруднительное семейное положение (многодетность или вдовство). Так, один псаломщик в сане диакона был определен духовной консисторией (за пьянство и грубость) на молитвенные и покаянные труды в Козловский Троицкий монастырь сроком на один месяц с получением от провинившегося подписки «не пить вина под опасением лишения сана и исключения из духовного звания».120 Еп.Кирилл утвердил решение консистории, но «ввиду начавшегося исправления» псаломщика-диакона решил «применить присужденное ему наказание условно, оставив Предтеченского на свободе дотоле, пока он будет воздерживаться от тех слабостей, за какие был судим. В случае же новой обнаруженной нетрезвости или грубости немедленно привести настоящий приговор о монастырском подначалии в исполнение». Силу сего условного приговора еп.Кирилл предлагал распространить на трехлетний срок, после чего, если псаломщик окажет исправление, его можно будет «признать достаточно укрепившимся в добром поведении, и дело настоящее посчитать оконченным».121

Зная нужды приходского духовенства, святитель нашел возможность изыскать средства для учреждении второго епархиального женского училища в г.Шацке, о чем стало известно на совещании 23 августа 1912.122 Вл.Кирилл для того, чтобы открытие училища состоялось уже в 1912-1913 учебном году, решил открыть его пока, до приискания необходимых средств, без интерната. Но и без этого радости и благодарности приходского (особенно сельского) духовенства не было границ: ведь отныне облегчалось положение их дочерей. Указом Святейшего Синода представление еп.Кирилла об открытии в Шацке училища в составе двух классов без интерната было удовлетворено.123

Хорошо зная по своему приходскому священническому служению в районе, населенном питерской беднотой, что такое нужда, вл.Кирилл занимался широкой благотворительностью, за что был очень почитаем в народе. Еп.Кирилл, например, привлек монастыри к помощи ремесленно-воспитательному приюту для малолетних,124 известно и то, сколь велика была заслуга владыки в успешной деятельности Крестовоздвиженского братства, содержавшего Тамбовское училище слепых детей. Постоянно посещая училище, внимательно, ласково и подолгу беседуя с детьми, лишенными (с рождения или после болезни: оспы, кори) зрения, помогая и личными средствами, владыка собственным примером привлекал в братство многих состоятельных особ, спешивших, глядя на самоотверженного архипастыря, также проявить усердие в деле благотворительной помощи детям и училищу. Так, именно владыка привлек к жертвованию на нужды слепых детей Александру Николаевну Нарышкину вдову обер-камергера (впоследствии статс-даму при императорском дворе), которая сразу же пожертвовала тысячу рублей на школу, а после неоднократно помогала с устроением школьной усадьбы.125 Среди лиц, которых вл.Кирилл привлек к благотворительному содействию слепым детям, была и княжна Лидия Петровна Кугушева, на средства которой был построен дом для слепых детей и которая всячески отказывалась принимать знаки какой бы то ни было благодарности. Еп.Кирилл, вручая княжне Библию от Святейшего Синода (княжна пожертвовала школе 30 тысяч рублей), сказал: «Вы скромны, княжна. Вы не хотели принимать благодарность. Но благодарность — это христианский долг, на каковой нам указывает притча Христа о десяти прокаженных».126 И действительно, будучи сам человеком высокой и безупречной духовной жизни, вл.Кирилл умел привлечь к делам благотворительным именно натуры возвышенные, по-евангельски чистые сердцем. Так было и при изыскании средств на строительство нового здания училища для слепых детей и храма, устроенного в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», каковые вл.Кирилл освятил 30 сентября 1912, в воскресенье. После этого на храм были водружены кресты.

11 января 1912 еп.Кирилл в архиерейских покоях созвал совещание по учреждению Церковно-археологического комитета Тамбовской епархии. После обсуждения проблем, решением которых должен был заниматься новоучрежденный Комитет (а это историко-археологическое описание церквей и монастырей Тамбовской епархии, содействие исследованиям жизни святых и подвижников благочестия Тамбовского края), был избран председатель Комитета. Им стал ректор духовной семинарии прот.Иоанн Александрович Панормов.127 Безусловно, учреждение Церковно-археологического комитета явилось чрезвычайно важным предприятием, принесшим уже в самые ближайшие годы первые плоды — материалы к истории Тамбовской епархии, историко-статистические и историко-археологические описания монастырей и храмов края. В октябре 1912 последовал и официальный указ Святейшего Синода с разрешением открыть Тамбовский церковно-археологический комитет,128 тогда же был опубликован в «Тамбовских епархиальных ведомостях» устав этого комитета.129

2 ноября 1912 пришло известие о смерти митр.Петербургского Антония (Вадковского), которого еп.Кирилл хорошо знал и чрезвычайно уважал. Владыку это известие застало в Тамбове. В тот же день в сослужении еп.Григория и в присутствии учащихся и наставников семинарии еп.Кирилл отслужил панихиду по митр.Антонию, бывшему когда-то воспитанником Тамбовской семинарии, и сказал в память о нем проникновенную речь: «Сегодня в 4 1/2 утра скончался святитель земли Русской, первенствующий член Святейшего Синода, высокопреосвященнейший митр.Петербургский Антоний. Узнавши об этой печальной вести, я решил помолиться вместе с вами о упокоении души митр.Антония. Высокопреосвященный Антоний имел особенно близкое отношение к нашей семинарии. Он долгое время состоял почетным членом Попечительства о бедных воспитанникам. Митр.Антоний, как уроженец Тамбова, воспитывался здесь и образование первоначальное получил в нашей семинарии. Во время своего высокого служения митр.Антоний сделал много хорошего на благо Церкви Православной. Его дела принадлежат истории. Несомненно, что все, что он делал, все хорошее, доброе, благородное, является плодом его доброго сердца, его природы. Но несомненно также, что на все это большое влияние оказало и полученное им образование в здешней семинарии. Митр.Антоний оставил по себе добрую память. Будем же постоянно держать перед собой образ этого благородного святителя, будем стараться следовать ему, и да подаст Господь покой его душе».130

3 ноября вл.Кирилл отбыл в Санкт-Петербург, где принял участие в погребении почившего митрополита.131 В погребении высокопреосв.Антония участвовало 22 архиерея, свыше 60 архимандритов и митрофорных протоиереев, около 150 священников и иеромонахов, представители Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской и Константинопольской Восточных Церквей. По утверждению современников, «никогда еще не было на Руси, от дней святого Владимира равноапостольного, чтобы в погребении кого-либо принимало участие такое множество архиереев».132 Трогательный чин отпевания продолжался четыре часа.

По завещанию митр.Антония, тело его было положено в простой сосновый гроб и погребено под обычным восьмиконечным дубовым крестом. При обнесении гроба вокруг собора порывом ветра «воздух», которым было закрыто лицо почившего святителя, приподняло, венчик, покрывавший чело, сорвало и унесло в народ. Послышался шепот: «Смотрите, да он, батюшка, захотел показаться народу в последний раз». И народным взорам предстало задумчивое, спокойное, казавшееся живым, лицо почившего владыки.133 Еп.Кирилл возвращался из Петербурга в Тамбов, глубоко переживая кончину первоиерарха Русской Церкви, который некогда принял столь живое участие в его судьбе.

По завещанию митр.Антония, Тамбовской семинарии, воспитанником которой он являлся, отходила вся его библиотека, а облачения и кресты распределялись между Казанской и Санкт-Петербургской Духовными академиями и Александро-Невской лаврой.134

В январе 1913 викарный еп.Григорий был переведен на другую кафедру, а епископом Козловским, викарием Тамбовской епархии, был назначен бывший викарий Кишиневской епархии еп.Измаильский Зиновий (Дроздов).135

Вскоре еп.Кирилл Высочайшим указом от 6 мая 1913 был возведен в сан архиепископа.136 Впрочем, это не было знаком особого расположения императорского двора, а только констатацией тех, действительно, высоких заслуг, которые имел перед Русской Церковью преосв.Кирилл. Монархист по убеждениям, владыка тем не менее обладал слишком независимым и смелым характером, чтобы церковную иерархическую свободу слепо подчинять светской власти. Возможно, поэтому его не особо жаловали при царском дворе (не могли забыть случай с освящением крещенской воды).137

Сам свт.Кирилл, лишенный каких бы то ни было честолюбивых устремлений, не искал чинов и наград, но Святейший Синод всегда отмечал достойное архипастырское служение Тамбовского архиерея, что, например, выразилось в поручении ему обревизовать в марте 1913 Самарское и Уфимское епархиальные управления (тогда еще владыка находился в сане епископа). Интересно, что уже в то время вл.Кирилл обретал незримые, едва уловимые духовные связи с Казанской епархией. Через несколько месяцев после его ревизии на Самарскую кафедру был назначен еп.Михаил (Богданов), а на Уфимскую — еп.Андрей (бывший кн.Ухтомский), оба — бывшие викарии Казанской епархии. Сам архиеп.Кирилл, имея прежде такого духовного наставника и высокого покровителя, как митр.Петербургский Антоний (Вадковский), не мог не знать, что последний был не только воспитанником Тамбовской духовной семинарии, но и выпускником Казанской Духовной академии, являлся даже одно время преподавателем и инспектором ее (в сане архимандрита). Собственно, большинство выпускников Тамбовской семинарии распределялись именно в Казанскую академию, так что вл.Кирилл уже в то время имел постоянные отношения с Казанской епархией, знал многих ее церковных деятелей.

В 1913 в истории Русской Церкви произошло событие, неожиданно и самым трагическим образом потрясшее ее и обозначившее внутреннее неблагополучие, явившееся, в некотором роде, результатом авторитарного метода решения богословских (и не только богословских) вопросов, метода, воспитанного в иерархии синодальной эпохой.

В свет вышла книга афонского схимонаха Илариона «На горах Кавказа», которая послужила причиной возникновения в православной среде двух партий — «имяславцев» (или «имябожников») и «имяборцев». Последнюю возглавил влиятельный архиеп.Антоний (Храповицкий), что и предопределило результат «полемики».138 В 1913, вместо всецерковного обсуждения афонского имяславия, появилось синодальное послание, весьма противоречивое и весьма жесткое в отношении «имябожников». Это самым угнетающим образом подействовало на часть православных интеллектуалов139 и поддерживавшую афонцев часть русской иерархии,140 и, одновременно, посеяло смущение в умы прихожан, богословского образования не имевших. Афонские монахи, приверженцы имяславия, по синодальному указу, высылались с Афона и расселялись (до полного раскаяния) по монастырям Российской империи с запрещением в священнослужении и лишением сана.

Часть афонских монахов попала и в Тамбовскую епархию. И следует отдать должное пастырской мудрости архиеп.Кирилла, который сумел исполнить свое церковное послушание и одновременно проявить к гонимым, но ожесточившимся сердцем, монахам участие и христианское милосердие. В сентябре 1913 вл.Кириллу поступило письмо священника Михаила Шеваливского с сообщением об упорстве имябожника «инока Панкратия» (в миру — крестьянина Петра Лапина), и просьбой научить, как сказать в своей церкви по поводу афонской смуты и трудно понимаемой ереси об имени «Иисус».141 Владыка на этом письме наложил резолюцию: «В храме говорить об ереси нет необходимости, но вопрошающим объяснять с терпением и без раздражения против еретика Лапина. Надо и его убеждать с сожалением о его заблуждении».142

Через некоторое время священник сообщал, что инок Лапин возмущает сельчан разговорами, что терпит за Христа и правду Божию, что его скоро сошлют на каторгу или даже предадут смерти.143

На эти, очевидно спекулятивные, домыслы Лапина вл.Кирилл писал: «Объявить через благочинного именующему себя монахом Панкратием, что гнать его и преследовать за его еретичество никто не станет, а молиться, чтобы Господь Иисус Христос, Истинный Бог наш, пощадил Свое создание, дал бы ему покаяние и обращение на истинный путь, о том будем! Если Петр Лапин был пострижен в монастыре и считает себя монахом, то властию, мне данною, приказываю ему ни с кем, кроме священника своего, не беседовать о вере. Пусть в смирении усердно молится, чтобы Господь избавил его от прелести и снова ввел в ограду церковную».144

Вопрос об имяславии не мог, конечно, быть решен однозначно в пользу имяславцев, но многие православные христиане как в России, так и в других православных странах ожидали пересмотра резкого синодального решения, возобновления богословского обсуждения (и выяснения) православного учения об имени Божием, уяснения того, в чем сходились и в чем расходились взгляды сторонников и противников «имяславия». Поместный Собор 1917-1918 (где «имяславие» имело авторитетных сторонников в среде ученых и епископата) для решения этого вопроса выделил особую подкомиссию под председательством архиеп.Полтавского Феофана (сторонника «имяславия»). Но революционные события прервали деятельность Собора и работа подкомиссии ограничилась только двумя вступительными заседаниями.145

Однако не только «имяславие» владело умами русских людей в эти годы. Все более глубоким становилось влияние материализма и атеизма. «Воинствующее безбожие» придумано большевиками только как термин. Как особое социальное явление оно стало проникать в жизнь российского общества гораздо раньше. И здесь свою трагическую роль сыграла отечественная интеллигенция и отечественная пресса. Архиеп.Кириллу приходилось в меру своих сил противостоять нападкам на Церковь, все более усиливающимся с начала XX века. Об этом свидетельствует открытое письмо вл.Кирилла редактору газеты «Тамбовский край». Это был смелый и мужественный шаг, особенно если учитывать, что уже тогда начиналась волна антицерковных газетно-журнальных публикаций.

Сейчас в № 1476 Вашей газеты, от 9 сего августа, — писал вл.Кирилл, — прочитал небольшую заметку под заглавием «Почетный член Ной», возмутившую меня до глубины души, как открытое глумление над Святой Библией и библейскими лицами. «Общество американских кораблестроителей и морских инженеров» допустило на своем собрании пошлую выходку: скажите, для чего надо читателям «Тамбовского края» не только знать о том, но и подражать этой пошлости, силясь превзойти американцев пренебрежением к лицам священноисторическим и к откровенному слову Божию, заключенному в Святой Библии?

Не знаю, можете ли Вы себе вообразить, но я отлично представляю то душевное смущение, какое будет переживать всякий, не отказавшийся от Бога человек, читая шутовскую болтовню г.Робура о подводной лодке пророка Ионы с запасом воздуха и пищи. Шутить над тем, кого Господь Христос поставил великим знамением от Ветхого Завета Новому (Мф. 12:39-40) — значит нагло кощунствовать. Называя поступок Вашей газеты настоящим именем, я исполняю пред ее читателями, моими духовными чадами, свой пастырский долг; Вам же напомню только слова Спасителя: Горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит (Мф. 18:7). В надежде, что Вы не пожелаете навлекать это горе на себя, считаю нужным просить Вас дать настоящему письму место в ближайшем № Вашей газеты.146

За заботами будней вл.Кирилл не забывал и о других сторонах своего служения, в особенности — литургической. Достаточно посмотреть на расписание его богослужений: с 24 декабря 1913-го по 7 января 1914 — 14 литургий и всенощных, совершенных, в основном, в Казанском монастыре,147 а с 1 по 12 апреля (в Светлую и Страстную седмицу) — это все литургии и всенощные, весь круг богослужений этих дней.148 Если учесть, что обычная литургия (свт.Иоанна Златоуста), совершавшаяся владыкой, длилась около 3,5-4 часов (следовательно литургия Преждеосвященных Даров — и того более), а всенощная — до шести часов, и если учитывать, что и в эти дни архиерей не освобождался от необходимости вести епархиальные дела, то можно сказать, что подобное ревностное литургическое служение было не чем иным, как пастырским подвигом вл.Кирилла.

Помнил владыка и о почивших иерархах и подвижниках благочестия. 2 ноября 1913 (в годовщину смерти митр.Антония) владыка совершает в Казанском монастыре заупокойную литургию и панихиду по Петербургскому святителю, 20 декабря — по прот.Иоанну Кронштадтскому, 22 декабря — по всем почившим Тамбовским иерархам.

К этому же времени относится и благословение архиеп.Кирилла на устроение в разных местах епархии краткосрочных народно-миссионерских противосектантских курсов. В «Тамбовских епархиальных ведомостях» появляется специальный раздел — «Миссионерский листок», полностью посвященный рассмотрению проблем, связанных с сектантством, весьма активизировавшимся в Тамбовском крае.

Примечания 1

1. Алленов А.Н. Патриарший избранник // Город Тамбов в прошлом, настоящем и будущем: Тезисы докладов краеведческой конференции. 26 апреля 1996.Тамбов. 1996, с.24.
2. Журналы заседаний Совета Санкт-Петербургской Духовной академии за 1883/4 учебный год. — СПб. 1884, с.39.
3. Там же, с.121. Поступившим предлагалось избрать группу предметов по одному из трех отделений в академии: богословскому, церковно-историческому, церковно-практическому.
4. Там же, с.123. В тот год изучение английского языка выбрали 10 студентов, немецкого — 45, французского — 18.
5. Журналы заседаний Совета Санкт-Петербургской Духовной академии за 1886/7 учебный год. — СПб. 1891, с.206. См. Прил.
6. Там же, с.183.
7. Журналы заседаний Совета Санкт-Петербургской Духовной академии за 1887/8 учебный год. — СПб. 1892, с.184.
8. Василий Белавин в 1887 был переведен на 4-й курс вторым по списку (из 62-х человек): см. Журналы заседаний Совета Санкт-Петербургской Духовной академии за 1886/7 учебный год. — СПб. 1891, с.179.
9. Там же, с.175.
10. РГИА, ф.796, оп.184, 1903, д.2839, л.99-100.
11. Памятная книжка по Санкт-Петербургской епархии // Сост. Н.М.Кутепов. — СПб.: Типография Отдельного корпуса Пограничной Стражи, 1899. — Ст.45.
12. РГИА, ф.796, оп.439, д.523, л.13об. —14. Послужной список архиеп.Тамбовского и Шацкого Кирилла.
13. Памятная книжка по Санкт-Петербургской епархии... с.236.
14. Дни памяти равноапостольного Кирилла, учителя Словенского (†8б9) — 14 (27) февраля и 11 (24) мая.
15. Урмия (после 1926 — г.Резайе) — город в Иране (до 1936 — Персии), административный центр иранского остана (провинции) Западный Азербайджан. Прежде Урмия находилась в административной подчиненности г.Тавризу (совр.Тебриз), который в настоящее время является административным центром иранского остана Восточный Азербайджан.
16. Андриевский. А. Историко-статистическое описание Тамбовской епархии, ч.1. — Тамбов. 1911, с.9.
17. Желающих более подробно ознакомиться с историей Урмийской Духовной Миссии отсылаем к соответствующей статье иеромонаха Стефана (Садо): Российская православная Миссия в Урмии (1898-1918) // Христианское чтение, 1997. № 13, с.73-112.
18. Иеромонах Стефан (Садо). Указ.ст., с.79-80.
19. РГИА, ф.796, оп.165 (1884), д.1663, л.718. Полный текст составленной профессором Болотовым записки об айсорах приводится в приложении к статье иеромонаха Стефана (Садо). Профессор СПб Духовной академии В.В.Болотов и вопрос о чиноприеме воссоединения несториан с Русской Православной Церковью в конце XIX века // Христианское чтение. 1997. № 14, с.97-123.
20. Архим.Феофилакт (Клементьев). Род. в 1870 в семье священника Харьковской епархии. Окончил историко-филологический факультет Харьковского ун-та (1893), а затем — СПбДА (1893-1897) со степенью кандидата богословия. Рукоположен во иеродиакона (февраль 1894), иеромонаха (декабрь 1895). С 26 марта 1898 — заведующий Урмийской Миссией, с 29 сентября 1900 — архимандрит, начальник Миссии. Отозван в Петербург — лето 1901. Настоятель Козловского Троицкого мон-ря Тамбовской епархии (апрель 1902), в период с ноября 1903 по март 1911 — настоятель Заиконоспасского московского мон-ря и Жировицкого мон-ря Гродненской епархии. Еп.Таганрогский, викарий Екатеринославской епархии (с апреля 1911), еп.Слуцкий, викарий Минской епархии (с апреля 1913). 1917 — лето 1919 — еп.Елисаветпольский, временный управляющий Кавказским экзархатом. В 1919 — еп.Прилукский, вик.Полтавской епархии. С конца 1922 — в обновленческом расколе — еп.Ростовский и Таганрогский. Умер в 1923 в Ростове-на-Дону.
21. РГИА, ф.797, оп.71, отд.II, ст.3, д.291, л.11-Поб.
22. Там же, л.16-17.
23. Там же, л.24.
24. Там же, л.30об.
25. Там же, л.31.
26. Там же, л.32-32об.
27. Еп.Сергий (Лавров). Род. в 1878 в семье священника Орловской губернии. Окончил Орловскую духовную семинарию (1898) и СПбДА (1902) со степенью кандидата богословия. Пострижен в монашество (февраль 1902), рукоположен во иеромонаха, определением Св.Синода (5.06.1902) назначен помощником начальника Урмийской Миссии. С сентября 1903 — игумен (за переводческие труды). С июня 1904 — начальник Миссии, архимандрит (август 1904). Хиротонисан во еп.Салмасского (1.12.1913). С декабря 1914 по июль 1915 — эвакуирует Миссию из Урмии в Россию (Тифлис, Тамбов, Петроград). В июле 1916 назначен еп.Соликамским, викарием Пермской епархии, затем — еп.Семиреченским (январь 1917). После отъезда из Урмии пребывал в Тамбове, не выезжая в место новых назначений. В 1918 числился на покое. В 1920 управлял Екатеринодарской епархией. Выслан в Туркестан. С 1923 временно управляющий Ташкентской епархией. В феврале 1927 уклонился в обновленческий раскол. Дата смерти неизвестна. Биографическая справка еп.Сергия приводится по: Стефан (Садо), пером. Российская православная Миссия в Урмии // Христианское чтение. № 13.1996, с.111.
28. РГИА, ф.797, оп.71, отд.II, ст.3, д.291, л.43-43об. Определение Св.Синода от 31 мая — 3 июня 1902 за № 2400
29. Четыре сохранившихся письма архим.Кирилла митр.Антонию (Вадковскому) и письмо архим.Кирилла Российскому Императорскому генеральному консулу в Азербайджане (написанные в период с 8 ноября 1902 по 20 апреля 1903) приводятся полностью в Приложении.
30. РГИА, ф.797, оп.71, отд. II, ст.3, Д.291, л.75об.-76.
31. РГИА, ф.796, оп.185, д.2922, л.5об.
32. Там же, л.7.
33. РГИА, ф.834, оп.4, д.938, л.7-7об.
34. Там же, л.7об.
35. РГИА, ф.796, оп.185, д.2922, л.7-7об.
36. Там же, л.23-23об.
37. Там же, л.24.
38. РГИА, ф.834, оп.4, д.938, л.49об.
39. Там же, л.11.
40. Там же, л.10-10об.
41. Там же, л.39.
42. Там же, л.39об.
43. Там же, л.13.
44. Там же, л.13-13об.
45. РГИА, ф.796, оп.185, д.2922, л.4.
46. РГИА, ф.834, оп.4, д.938, л.28.
47. Серпераст — губернатор для православных айсор.
48. РГИА, ф.834, оп.4, д.938, л.29.
49. Из отчета архим.Кирилла «Урмийская православная духовная Миссия с сентября месяца 1902 года по август месяц 1903 года» // РГИА, ф.796, оп.185, д.2922, л.22.
50. Там же, л.22-22об.
51. Там же, л.24-24об.
52. Там же, л.25.
53. РГИА, ф.797, оп.73, II отд., 3 ст., д.524, л.1.
54. Там же, л.2-2об.
55. Там же, л.3. Секретная телеграмма Власова: «Тегеран, 4/17 декабря 1903 г. Мушир сообщил мне час тому назад нижеследующую собственноручную резолюцию шаха на донесение урмийского губернатора о том, что наш вице-консул формально противится передаче всех храмов несториан, не присоединившихся к Православию: “Сообщить это кому следует и пояснить, что никто не вправе покровительствовать персидским подданным в Персии, буде то православные или нет, равным образом никто не вправе вмешиваться в их духовные дела”. Вследствие жалоб несториан, не присоединившихся к Православию, шах приказал передать им все храмы и церковное имущество, предоставив православным построить собственные храмы с его, шаха, разрешения. Других сведений у меня не имеется. Опасаюсь, чтобы вмешательство наше в этот вопрос не испортило отношений к нам шаха. Полагал бы настаивать лишь на возвращении нашей Миссии храма Мар-Мариам. Ожидаю указаний».
56. Д.С.С. — действительный статский советник.
57. РГИА, ф.797, оп.73, II отд., 3 ст., д.524, л.2об.
58. Записка архим.Кирилла, датированная 13 декабря 1903, полностью приводится в Приложении.
59. РГИА, ф.797, оп.73, II отд., 3 ст., д.524, л.7об.
60. Там же, л.16.
61. Там же.
62. Там же, л.18об.-20.
63. Там же, л.5-5об.
64. Стефан (Садо), иером. Российская православная Миссия в Урмии // Христианское чтение. № 13.1996, с.105.
65. РГИА, ф.797, оп.73, II отд., 3 ст., д.524, л.27.
66. Стефан (Садо), иером. Указ.соч.
67. РГИА, ф.796, оп.439, д.523, л.13об.-14.
68. Там же, оп.185, д.714, л.1.
69. Следует отметить, что на утверждение императора Николая II было предложено 12 архимандритов на 4 вакантных кафедры (по три кандидата на каждую кафедру), из них для епископской хиротонии был утвержден лишь один кандидат (на Сумскую викарную кафедру), принявший монашество еще в духовной академии, остальные трое утвержденных кандидата либо приняли монашество после светской службы, либо после того, как, будучи белым духовенством, овдовели.
70. РГИА, ф.796, оп.185, д.714, л.12. Определение Св.Синода от 12 мая 1904 за № 2479.
71. Там же, оп.184, д.2839, л.135.
72. Там же, оп.185, д.714, л.40. Рапорт митр.С.-Петербургского и Ладожского Антония Св.Синоду от 10 августа 1904 за № 6810.
73. 15 марта 1908 на годовом собрании братства сообщалось, что в ведении братства находится 559 церковно-приходских школ разного типа с 25 248 учащимися, а также 8 второклассных школ с 285 учащимися. Известия по СПб. еп. 1908. № 8-9, с.58.
74. РГИА, ф.796, оп.439, Д.523, л.14об.-15.
75. В 1908, например, на годовом собрании братства вл.Кирилл делал особый доклад о положении Православной Церкви в Урмии. Известия по СПб. еп. 1908. № 8-9, с.59.
76. Известия по СПб. еп. 1908. № 4, с.25.
77. Там же, с.5.
78. «В самый день Крещения, требования полиции поставить чан с кипяченой водой на льду у Иордани лаврское духовенство отвергло. Вода была освящена епископом Кириллом Гдовским, в сослужении архимандритов лавры, прямо в проруби Невы» // Нилус С.А. На берегу Божьей реки: Записки православного. — Сергиев Посад: Троице-Сергиева лавра, 1991, с.19.
79. Там же, с.18.
80. Еп.Иннокентий (Беляев) находился на Тамбовской кафедре с 1903 по 1909.
81. Известия по СПб. еп. 1908. № 22, с.29.
82. Русский паломник. № 45.1909, с.731.
83. Пастырский венок дорогому батюшке о.Иоанну Кронштадтскому. [Репринт. изд.]: Ютика, 1965, с.208.
84. Отец Иоанн Кронштадтский. — СПб.: Рус. Народ. Союз им. Михаила Архангела. 1909, с.111.
85. Там же, с.113.
86. Пастырский венок... с.212.
87. Отец Иоанн Кронштадтский, с.114.
88. Там же, с.115.
89. Пастырский венок... с.215.
90. Там же, с.222.
91. Там же, с.244.
92. Там же, с.250.
93. РГИА, ф.796, оп.190,1 отд., 2а ст., д.422, л.1.
94. Доклад был представлен императору Николаю II за подписями: митр.Санкт-Петербургского и Ладожского Антония, митр.Московского и Коломенского Владимира, митр.Киевского и Галицкого Флавиана, архиеп.Литовского и Виленского Никандра, архиеп.Ярославского и Ростовского Тихона, еп.Оренбургского и Тургайского Иоакима, еп.Полтавского и Переяславского Иоанна и протопресвитера Военного и Морского духовенства Александра Желобовского.
95. РГИА, ф.796, оп.190,1 отд., 2а ст., д.422, л.3.
96. Там же, л.4.
97. А еп.Гдовским был поставлен Вениамин (Казанский), будущий священномученик, убиенный в ночь с 12 на 13 августа 1922. Архиерейским Собором РПЦ (МП) причислен к лику святых 5 апреля 1992.
98. Андриевский А. Указ.соч., с.12.
99. Там же, с.27.
100. Григорий (в миру — Яцковский Гавриил Иулианович), род. 30 июля 1866 в Каменец-Подольской губ., в крестьянской семье. Окончил Подольскую духовную семинарию, Киевскую Духовную академию (1894) со степенью кандидата богословия, был: преподавателем Александровского духовного училища в Осетии (1894) и Томской духовной семинарии (1895); инспектором Иркутской духовной семинарии (с 08.11.1896); ректором Томской духовной семинарии (с 27.10.1897), архимандритом; ректором Рязанской духовной семинарии (с 28.10.1901). Хиротонисан во еп.Козловского, викария Тамбовской епархии (ноябрь 1908). Еп.Бакинский (1912-1917), Елисаветпольский (1917), Екатеринбургский и Ирбитский (позже Свердловский и Уральский), архиепископ. 9 (22) декабря 1925 — инициировал т.н. «григорианский» раскол, возглавив Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС). Митр.Сергием запрещен в священнослужении. «Митрополит» и «Блаженнейший» (в расколе). Скончался 9 марта 1932 в Свердловске вне общения с РПЦ. Погребен у Петропавловского собора (бывшая кладбищенская церковь).
101. Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 5, с.190.
102. Там же, с.192.
103. Там же. 1910. № 6, с.193.
104. Там же. 1910. № 7, с.272-273.
105. Там же, с.274-275.
106. ГАТО ф.181, оп.1, д.2175, л.2048-2053об.
107. 9 февраля вл.Кирилл обозревал школы и церкви г.Кирсанова; с 14 по 26 февраля — церкви и школы г.Козлова, Елатомского и Темниковского уездов, гг.Кадома, Темникова, Спасска, Саровскую и Вышенскую пустыни, Санаксарский мон-рь; в марте г.Моршанск; в мае — дважды выезжал для освящения храмов в Ахтырском женском мон-ре Козловского уезда и в слободе Голынщине Кирсановского уезда; с 31 мая по 4 июня обозревал церкви и школы Шацкого и Моршанского уездов и Моршанскую женскую общину; 25-28 июня церкви и школы гг.Усмани и Борисоглебска; в июле посетил г.Елатьму и Елатомский уезд; в сентябре предпринял продолжительную поездку по уездам Тамбовскому, Козловскому, Липецкому и Усманскому; 3-6 ноября осматривал церкви и школы г.Лебедяни. // Тамбовские епархиальные ведомости. 1911. № 11, с.617-618.
108. Протоиерей Тихон Поспелов. Обозрение Его Преосвященством, Преосвященнейшим Кириллом, епископом Тамбовским и Шацким церквей, монастырей и школ епархии в 1910 году // Тамбовские епархиальные ведомости. 1911. № 15-16, с.930.
109. Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 22-23, с.1160.
110. Там же. № 17-18 (1.5). 1910, с.617-622.
111. Так, вл.Кирилл в течение 5 дней (с 7 по 11 октября 1913) посещал семинарию, оставаясь в ней в течение классных уроков, начиная с общей утренней молитвы (8 ч. 30 мин.) и до 2 часов дня // Тамбовские епархиальные ведомости. 1913. № 43, с.1403.
112. Там же. 1910. № 13, с.514-515.
113. Там же, с.503.
114. Там же, с.503-504.
115. Там же. 1913. № 43, с.1506-1508.
116. Там же, с.1509.
117. ГАТО, ф.181, оп.1, д.2114, л.920. Резолюция еп.Кирилла была следующей: «1910. Марта 30. Для устранения жалоб на то, что причты городских церквей бывают слишком слабо представлены на епархиальных съездах, предписать благочинным градских округов: Тамбовского, Козловского, Моршанского, Борисоглебского, Липецкого и Усманского, чтобы они, по должном избрании и по утверждении избранных епархиальным начальством, командировали на будущий епархиальный съезд: от городов Тамбова и Козлова по четыре депутата, от Моршанска трех депутатов, от городов Борисоглебска, Липецка и Усмани по два депутата. Таким образом, общее число депутатов от духовенства будет на съезде семьдесят человек. Что касается количества участников съезда от лица церковных старост епархии, то, утверждая предположенный консисторией распорядок избрания таких участников, предлагаю консистории сделать распоряжение, чтобы от городов Тамбова, Козлова и Моршанска были избраны на съезд и представлены к утверждению по два депутата от местных церковных старост, а от остальных девяти городов по одному; от уездов Лебедянского, Липецкого, Спасского и Темниковского по одному депутату от всех старост уезда, а от остальных восьми уездов по два депутата. Таким образом, всех депутатов от церковных старост будет на съезде 35 человек. Епископ Кирилл».
118. Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 14, с.251-252.
119. ГАТО, ф.181, оп.1, д.2134, л.1023об.
120. Там же, д.2154, л.256об.
121. Там же, л.254.
122. Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 34, с.1522.
123. Указ Св.Синода за № 14156 от 20 сентября 1912 // Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 40, с.1010-1011.
124. ГАТО, ф.181, оп.1, д.2154, л.1437.
125. Тамбовские епархиальные ведомости. 1911. № 44, с.1543.
126. Там же, с.1544.
127. Там же. 1912. №3, с.42-43.
128. Указ Св.Синода от 2 октября 1912 за № 14719 // Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 41, с.1016.
129. Там же, с.1020-1024.
130. Там же. 1912. № 45, с.1882.
131. Там же.
132. М.Б.Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский / М.Б. — Пг.: О-во распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви.1915, с.267.
133. Там же, с.266.
134. Там же, с.290.
135. Зиновий (в миру — Дроздов Николай), архиепископ. Род. 14 июля 1875, окончил Костромскую ДС (1897), рукоположен во иерея, овдовел. Поступил в СПбДА (1900), пострижен в мантию (1903), окончил СПбДА со степенью кандидата богословия (1904). Иеромонах на госпитальном судне «Орел» (с 14.08.1904). Преподаватель Вятской духовной семинарии (с 23.09.1905), смотритель Кутаисского духовного училища (с 28.09.1906), с 14.07.1907 — правитель канцелярии Экзарха Грузии архиеп.Никона (Софийского), архимандрит (с 12.09.1907); поскольку после убийства грузинскими националистами архиеп.Никона (28 мая 1908) жизнь архим.Зиновия также находилась в опасности; решением Св.Синода переведен на должность смотрителя Екатеринбургского духовного училища (13.07.1908); ректор Кишиневской духовной семинарии (с 22.01.1909); хиротонисан во еп.Измаильского, викария Кишиневской епархии (11.12.1911); еп.Козловский, викарий Тамбовской епархии (с 17.01.1913); еп.Тамбовский и Шацкий (с 22.05.1918). Летом 1922 отстранен от управления епархией обновленцами, спустя несколько месяцев арестован. К ноябрю 1924 выслан в Москву. 12.04.1925 — в числе подписавших акт о передаче высшей церковной власти митр.Петру (Полянскому). В апреле 1926 выслан в Арзамас, с сентября 1927 — в тюрьме г.Арзамаса, затем Нижнего Новгорода, 8 октября 1927 освобожден, 17-го выехал в Москву. Декларации митр.Сергия не принял, по прошению уволен от управления Тамбовской епархией (октябрь 1927); проживал в г.Муроме Владимирской обл. Арестован ок.1940, умер в концлагере (?).
136. «Высочайшим указом в 6-й день мая сего года данным, Его Преосвященство Преосвященнейший Кирилл, епископ Тамбовский и Шацкий, во внимание к примерно ревностному и отлично-полезному служению в священном сане, возведен в сан архиепископа» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1913. № 19, с.379.
137. Впрочем, нет никаких оснований полагать, что кто-либо из Царской Семьи лично не благоволил к Тамбовскому владыке. Скорее всего, как это часто бывало, имела место чиновная неприязнь кого-то из придворного окружения.
138. При всем уважении к неординарной личности вл.Антония (Храповицкого), к его деятельности по формированию ученого монашества и к трудам по восстановлению в России патриаршества, нельзя не признать: борьба с «имяславцами» не являлась для него глубоко продуманным решением. Митр.Вениамин (Федченков) в своей статье «Имяславие» в книге «Протоиерей Иоанн Сергиев» (кстати, св.Иоанн Кронштадтский был сторонником имяславия) писал: «Упомяну об одном печальном факте. Известный митр.Антоний (Храповицкий), бывший самым ярым противником афонских «имябожников», — оказалось, сам не читал нашумевшей книги, в коей высказывалось это выражение об имени Бог, «На горах Кавказа», — и с коей, собственно, и началось противное течение. Однажды, когда митр.Антоний был уже митрополитом Киевским, с ним на обеде начала разговор Елисавета Феодоровна: почему он так сильно восстал против этой книги; а она была издана на ее средства и после одобрения сведущими лицами. Митр.Антоний, к великому удивлению и тяжелому смущению Елисаветы Феодоровны, ответил ей, что он сам-то не читал этой книги, а ему докладывал миссионер!» — Цит. по: Флоренский П.А. У водоразделов мысли, т.2. — М.: изд-во «Правда», 1990, с. 426.
139. Имяславие поддерживали профессор МДА М.Д.Муретов, М.А.Новоселов, Ф.Д.Самарин, В.Ф.Эрн, С.Н.Булгаков, А.Ф.Лосев, священник Ф.Андреев, священник Павел Флоренский. Последний в имяборчестве видел влияние богословского рационализма и позитивизма, проникшего в православие из протестантизма, и сравнивал имяборчество с иконоборчеством и варлаамитством. Привлекая паламитские категории энергии и сущности, о.Павел Флоренский видел в имени Божием энергию Божию, в которой присутствует и Сущность Бога, т.е. Сам Бог. Таким образом, Бог и имя Божие существуют, по мнению о.Павла Флоренского, нераздельно и неслиянно (Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. — М.: ЦНЦ «Православная энциклопедия», 2000, с.479-480).
140. Среди тех, кто поддерживал имяславцев и высказывался за более глубокий богословский анализ возникшего учения, были: архиеп.Феофан (Быстров), еп.Феодор (Поздеевский) и др. Среди тех, кто одобрил издание книги, был и схиархим.Гавриил (Зырянов), старец Седмиезерной и Псковской Спасо-Елеазаровой пустыни.
141. ГАТО, ф.181, оп.1, д.2174, л.41об.
142. Там же, л.40.
143. Так, увы, часто бывает, что вызывающее сочувствие движение мысли, как только оно теряет укорененность в христианской любви и увлекается в какую-то озлобленность против мира, злую мечтательность о высоте и славе своего «мученичества», тут же впадает в сектантство, и, действительно, само выводит себя из церковной ограды. Так было со старообрядцами, так произошло и с частью (хотя и не столь значительной) афонских имяславцев, в пылу полемики потерявших чувство меры, посчитав собственную формулировку учения об имени Божием единственно верной, и отложившихся от церковной власти после 1917, удалившись на Кавказ.
144. Там же, л.32.
145. Зандер Л.А. Бог и Мир. — Париж, 1948, т.1, с.53.
146. Тамбовские епархиальные ведомости. № 32 (11.8). 1912.
147. См.: Расписание архиерейского служения в г.Тамбове архиеп.Кирилла и епископа Зиновия с 24.12.13 по 07.01.14 // Тамбовские епархиальные ведомости. 1913. № 51, с.1339-1341.
148. См.: Расписание архиерейского служения в г.Тамбове на Страстной и Светлой седмице 1914 // Тамбовские епархиальные ведомости. 1914. № 12-13. В эти дни архиеп.Кирилл служит в Казанском мужском, Вознесенском женском монастырях и Христорождественском соборе.