К.М. Попов

ЧИН СВЯЩЕННОГО КОРОНОВАНИЯ

(Исторический очерк образования чина).

1872-1954

Оп.: Попов К. М. Чин священного коронования: Исторический очерк образования чина // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1896. Апрель. С. 59–72. Май. С. 173–196.

Царское венчание и чин его перешли на Русь из Византии, откуда первоначально были получены и царския инсигнии. Такую генетическую связь русскаго венчания царей с византийским устанавливают историческия показания как русския, так и греческия, и даже русская народная легенда. Полученный из Византии чин венчания на Руси продолжительное время постепенно развивался, осложняясь в идейной стороне и соответственно этому в подробностях ритуала. Но это развитие не было оригинальным и шло параллельно с развитием коронационнаго чина в Византии. Отсюда следует , что ясно представить себе историю русскаго чина священнаго коронования нет возможности без ознакомления с историею византийскаго коронационнаго чина и посему мы сперва поведем речь об исторических судьбах греческаго чина коронации, а затем посмотрим , как воспринималось на Руси то историческое развитие, которому этот чин подвергался у себя на родине.

Византийский император Константин VII Порфирогенит (913-959) занес в свое сочинение «De administrando imperio» легенду, приписывающую коронованию чудесное происхождение и возводящую его к первому христианскому императору Константину Великому. Предупреждая о грозящих целости и безопасности империи опасностях со стороны окружающих ее воинственных кочевых народностей, Константин Порфирогенит внушает сыну и его преемникам по трону: «если когда-нибудь Хазары или Турки или Россы или какой-нибудь другой из северных и скиѳских народов потребует в знак рабства и подчиненности присылки ему царских инсигний: венцов или одежд , то должно знать, что эти одежды и венцы не людьми изготовлены и не человеческим искусством измышлены и сделаны; но в тайных книгах древней истории записано, что Бог , поставив царя Константина Великаго первым христианским царем , чрез ангела своего послал ему эти одежды и венцы» [1].

Таким образом в Византии коронацию вели от Константина Великаго. Совсем другое утверждает руcская народная легенда, относящая происхождение ея к более позднему времени, ко времени какого-то византийскаго Императора Льва. Имеем в виду так называемую «повесть о Вавилоне», которая вводит нас в те времена, когда славный при царе Навуходоносоре город Вавилон «пуст сталъ», зарос травою, в которой гнездились «гада всякия, змии и жабы великия, им же числа несть», и был вокруг обогнут одним громадным «великим змиемъ». Под защитой змиинаго воинства в городе хранились царския инсигнии Навуходоносора. Прослышал о них греческий царь Лев , во святом крещении Василий, и пожелал добыть их себе. С этою целью он послал туда трех благочестивых мужей христианскаго «роду»: гречанина, обежанина (абхазца) и словянина, которые с разными приключениями добрались до царской сокровищницы и в ней нашли «два венца царьскихъ» с грамотой. Грамота гласила: «сии венцы сотворены бысть, егда Навходоносор царь тело златое сотвори, а ныне будут на Греческом царе Льве, во святом крещении Василии, и на его царице Александре». Кроме того послы нашли еще «крабицу (коробку) сердоликову», в которой «бысть царская багряница, сиречь порфира», a по одному варианту в крабице лежали «царский виссон и порфира и шапка Мономахова, и скипетр царский». С найденными вещами послы вернулись к царю. Царь с ними «поиде к патриарху» и тот возложил венцы на него и его супругу [2].

Легенде сначала приписывалось византийское происхождение и из нея делался поспешный вывод , что «греческая империя чины церковнаго венчания получила с Востока» [3]. Лишь в недавнее время установили, что легенда возникла на русской почве [4], где были подходящие мотивы для ея появления, и стали разсматривать ее, как самобытный русский политический памфлет sui generis [5]. Taким образом повесть о Вавилоне не может подрывать показания Константина Порфирогенита. Другия же русския повести прямо подтверждают его.

Русские с XV в. усиленно стремились связать свою царскую династию с римскою. Известное «родословие великих князей русскихъ» ведет их родовую линию от кесаря римскаго Августа [6]. Ho русские не удовлетворились римскою генеалогиею своих князей. Они наградили их и римскими царскими регалиями. Они утверждали, что великий князь Владимир принял диадиму и венец греческаго царя Константина, а также «крабийцу сердоличную, из нея же веселяшеся иногда Август кесарь римский», и другия инсигнии [7].

Упоминание об Августе, кесаре римском , имеет немаловажное значение: оно ставит византийскую коронацию в связь с древне-римскою. Если сопоставить это упоминание с византийскою легендой, возводящей коронацию к Константину Великому, мы можем яснее представить себе происхождение византийской коронации. Византийская коронация унаследована от древняго Рима. Такой генезис ея заставляют признать также соображения общаго характера, которыя несколько восполняют пробел в документальных исторических показаниях об этом преемстве И в частности о коронации Константина Великаго.

Государственная жизнь Византийской империи представляла прямое продолжение древне-римскаго государственнаго строя. Крутая ломка государственнаго строя, по существу, невозможна и при новых принципах жизни уцелевают старыя формы, конечно, не все, а какия могут . Некоторыя учреждения, имевшия место в языческом мире и не мирившияся с христианскими началами, утратились всецело, заменившись новыми. Но многия остались существовать. Некоторыя из них не заключали ничего противнаго христианской религии или были безразличны с нравственной христианской точки зрения и могли остаться в прежнем виде. Относительно других императоры позаботились изменить их языческую физиономию под влиянием христианства. Коронация придадлежит к явлениям второго порядка. Она существовала в языческой империи [8] и несомненно из нея перешла в христианскую с некоторыми изменениями. Такой переход мог совершиться тем легче, что для нея имелась христианская основа в истории богоизбраннаго еврейскаго народа, цари котораго носили царския инсигнии: венец и порфиру (2 Цар. 1, 10 и др.).

Наконец , мы нашли исходное начало византийской коронации и оно-то поможет нам осветить ея первоначальную историю, имеющую большие пробелы.

Первое упоминание о коронации дошло до нас лишь из самаго конца IV в., из времени императора Феодосия Великаго (394 г.) [9]. Затем Константин Порфирогенит дает нам описание нескольких коронаций V и VI вв. Он сразу переходит к передаче современнаго ему чина коронации (первой половины X в.) [10] и открывающийся пробел заполняется лишь несколькими отрывочными пояснительными сведениями, которыя дают нам другие историки. Вот и весь исторический материал , которым мы располагаем .

Изучая этот материал , мы приходим к таким выводам . В Византии, при вступлении на престол , император дважды короновался. Одна была гражданская коронация, унаследованная из древняго Рима, ἡ ἀρχαιότης — как называет ее Константин Порфирогенит [11]; другая — церковная.

Порядок замещения престола был избирательный. За избранием всегда следовало провозглашение избраннаго царя, ἀναγόρευσις. Избранный восходил на щит и на нем поднимался, приветствуемый народными кликами. Прежде чем войти на щит , он сам короновался, надевал венец и порфиру [12]. Это провозглашение некоторое время происходило на Марсовом поле; при императоре Анастасии (491 г.) оно было перенесено на ипподром [13].

Существенно необходимым для новоизбраннаго императора считалось и церковное венчание от патриарха. После провозглашения император следовал в церковь, где венец на него возлагался рукою патриарха.

Устанавливая существование коронации в двух видах , историки далее говорят об обычае (ἔϑоς) [14], законе (νόμоς) [15], чине (τάξις) [16], который соблюдался при коронации. Это упоминание дает возможность предполагать существование известнаго церковнаго чина, каким совершалось патриаршее венчание императоров . Давая подробное и обстоятельное описание ритуала гражданской коронации, историки к сожалению дают мало данных для суждения о содержании церковнаго чина. Прежде чем мы попробуем возсоздать на основании их показаний содержание чина церковнаго венчания, мы заметим , что чин этот постепенно развивался и осложнялся. Это развитие определялось особыми условиями. При провозглашении старались держаться традиционных обычаев , но не строго; сравнивая описания разных провозглашений, находим и «отмены» и прибавки. Все это зависило от личных вкусов императора. Константин Порфирогенит заявляет , что он для того и дает описания провозглашений нескольких императоров , чтобы последующие императоры могли выбрать удобное и нравящееся им . Поэтому-то он же, замечая, что в провозглашении императора держались традиции и обычая, в то же время говорит , что в некоторых случаях император делает , как желает , или делает , если ему нравится (ὡς βоύλεται, ἐὰν ἀρέσϰει) [17]. Итак как в Византии мы замечаем определенное стремление к ослаблению языческаго элемента в пользу христианскаго, постепенный разрыв с древностью, то естественно и коронационный ритуал все более и более приобретает христианскую окраску; церковная сторона его развивается и осложняется, а гражданская коронация претерпевает отмены.

Развитие чина двигалось медленными шагами и чин IV в. очень прост . Патриарх возлагает лишь венец [18]. В V в. он немного сложнее. Патриарх возлагает венец , но предварительно бывает чтение евангелия и приобщение императора запасными дарами [19]. В конце V в. он получает новыя черты. Мы узнаем , что пред возложением хламиды и венца патриарх творит молитву и поется «Господи помилуй» [20]. Мало этого. От императора требуется исповедание веры. В 491 г. патриарх Константинопольский Евѳимий потребовал от импер. Анастасия, чтобы он , прежде венчания, «представил ему собственноручно написанное, страшными клятвами утвержденное обещание в том , что он будет хранить веру в целости» [21]. Требование возникло по поводу сомнений в православии Анастасия. Анастасий выполнил его, а затем оно вошло в чин , как постоянная составная его часть. — Описания коронаций последующих императоров говорят только, что патриарх ἐπоίησεν εὐχην — творил молитву. Новую подробность узнаем лишь из IX-го века. Об импер. Михаиле передается, что его коронация совершалась на амвоне (ἐν τῷ ἄμβωνι) [22].

Кроме того, мы узнаем еще о бывшем у византийских императоров обыкновении короновать своих супруг и наследников , причем обычно венцы на них возлагались императором , который принимал их из рук патриарха [23].

Не смотря на видимую незначительность исторических показаний о содержании чина, мы находим , однако, что уже в начале IX в. определились все существенныя черты, которыми характеризуется первый дошедший до нас чин коронации (из X-го в.). Вот эти черты, а) царскими инсигниями неизменно являются порфира и венец , б) возлагаются инсигнии патриархом в церкви на амвоне, в) при этом патриарх читает молитву, г) императрица и наследник коронуются рукою императора, д) от коронуемаго требуется исповеданис веры и обещание хранить православие. Если что новаго и дает нам чин X в., так только то, что он знакомит нас с ритуалом и порядком , вь каком следуют в чине составныя части.

Чин X в. имеет такой вид . Император в торжественной процессии является в храм св. Софии. В так называемых серебряных воротах (εἰς τὰς ἀργυρᾶς πύλας) он зажигает свечу и вместе с патриархом идет на солою. Здесь они молятся пред царскими вратами и переходят на амвон , где на особом столике лежали порфира и корона. Патриарх совершает молитву над порфирою и, по окончании молитвы, чины двора (кувикулярии — оἱ τоῦ ϰоυβоυϰλείоυ) брали порфиру и надевали ее на императора. Затем патриарх читал молитву над венцем и, по прочтении ея, брал венец и возлагал его на голову императора. При этом все присутствовавшие в церкви возглашали: Свят , Свят , Свят , слава в вышних Богу и на земли мир . Это славословие возглашалось трижды и непосредственно за ним следовало многолетие нововенчанному царю, по выслушании котораго царь садился на престол и принимал поздравления. «Остальное, — читаем в чине, — что касается до приобщения, совершается по обычаю праздниковъ», т. е. так же, как в великие праздники, в день коронования император приобщался св. таин [24].

Коронация императриц и наследников совершалась тем же порядком и с тем лишь различием , что, как и прежде, император сам возлагал на них порфиру и венец , принимая эти инсигнии из рук патриарха [25]. Была еще особенность в чине коронования наследника. Когда император возлагал на него венец , присутствовавший в церкви народ возглашал «достоинъ» — ἄξιоς [26].

Однако, приведенный чин дает нам неполныя сведения и ничего не говорит о том , какия молитвы читает патриарх над порфирой и венцем , не приводит текста молитв . Эти молитвы, однако, дошли до нас из богослужебных книг древней Византии. Это те же самыя две молитвы, которыя входят в состав современнаго нам русскаго чина священнаго коронования. Выведенный нами чин венчания несомненно имеет в виду эти молитвы, потому что то чиноположение, в котором мы встречаем их , по ритуалу совершенно тожественно с ним [27]. Тоже самое, с другой стороны, подтверждается и тем , что чин с молитвами, так же, как и чин без молитв , ничего не знает о миропомазании. Ясно, что чин с молитвами современен чину без молитв . Он явился не позднее первой половины X в., потому что из второй половины этого века мы уже знаем о существовании миропомазания, как составной части царскаго венчания. Правда, в первой молитве мы читает следующия слова: «сам и ныне... вернаго раба Твоего помазати удостой елеом радования»; в этих словах как будто содержится указание на помазание. Но с этим согласиться нельзя. Непонятно тогда, почему в ритуале умалчивается о совершении миропомазания? Почему молитва говорит о елее радования (τῷ ἐλαίῳ τῆς ἀγαλλιάσεως), а не прямо о мире? Видеть в этих словах молитвы указание на миропомазание тем более необязательно, что в связи с следующими за ними словами: «одей его силою с высоты» в них всегда можно видеть только метафорическое выражение.

Точно определившийся к половине X в. чин священнаго коронования во второй половине этого столетия снова осложнился. В него введено было, как мы уже сказали, помазание коронуемаго св. миром . Первое упоминание о царском помазании (τὸ χρίσμα τῆς βασιλείας) находится в соборном акте Константинопольской церкви из времени патриарха св. Полиевкта. Краткую выдержку из этого акта приводит известный комментатор церковных правил патриарх антиохийский Феодор Вальсамон в толковании на 12-е правило Анкирскаго собора. В приводимом им извлечении из акта действие царской хрисмы приравнивается к действию таинства миропомазания: как и последнее, первое изглаждает прежде содеянные грехи [28].

С этого времени летописцы и историки византийские, говоря о царском венчании, всегда упоминают о помазании. Так Никита Хониат передает о помазании св. миром императора Мануила Комнина (1143 г.) [29], Никифор Григора о помазании Феодора Ласкариса [30], Георгий Пахимер о помазании сына Андроника Комнина-Михаила [31].

Какие выводы можно сделать о времени присоединения к коронации миропомазания? Если принять во внимание то обстоятельство, что Константин Порфирогенит ничего не говорит о миропомазании, что о нем не упоминается и в чине, соответствующем показаниям Константина Порфирогента, и что, после перваго упоминания о нем в начале второй половины X в., свидетельства о нем почти постоянны, можно отнести и его появление к половине X в. Правда, некоторые историки конца X в. и начала XI ничего не говорят о помазании и лишь передают о венчании. Так Лев диакон про Иоанна Цимисхия пишет , что он по обычаю был увенчан от патриарха [32]. Михаил Атталиат , передавая о коронации императора Михаила Комнена (31 августа 1057 г.), говорит только, что он в великой церкви получил венец из рук патриарха на амвоне [33]. Кедрин то-же самое про Иоанна Цимисхия [34]. Но из этого отнюдь нельзя делать вывода о том , что миропомазание при короновании могло существовать и до X-го века и историки тех времен умалчивали о нем , употребляя для обозначения коронования термин вечания, который, очевидно, был техническим , так как остался существовать и тогда, когда миропомазание несомненно было. Но было бы странно допустить упорное и единодушное шестивековое замалчивание такого важнаго действия в короновании; нельзя не согласиться, что, если бы миропомазание тогда входило в чин коронования, кто-нибудь из историков проговорился бы об этом , по крайней мере Константин Порфирогенит , точно и подробно описывающий нам чины и обряды своего времени, не преминул бы зарегистрировать его.

Признавая, что миропомазание введено в чин коронования в половине X в., мы позволяем себе высказать смелое предположение, что первым помазанником на византийском троне был император Иоанн Цимисхий (969-976).

Изучая византийский коронационный чин , можно заметить, что развитие его идет параллельно с изменением взглядов на царскую власть. С постепенным возвышением императорской власти, с признанием за нею даже божественнаго достоинства естественно было особенным образом и посвящать в носители божественных сил . Коронация превратилась в τὸ τῆς βασιλείας μυστήριоν [35], какое качество ей и придало миропомазание.

Если посмотреть в чин коронования, по какому оно совершалось в соединении с священным миропомазанием , мы действительно согласимся его назвать таинством . Состав чина коронования в соединении с миропомазанием сообщает из XIV в. император Иоанн Кантакузин в своей истории. Изложим вкратце этот чин (βоσιλιϰὶ τελετή по Кантакузину) [36]. После провозглашения на щите, император следовал в храм , где уготовлялся деревянный со ступенями чертог (оἵϰισϰός), в который и вводили императора. Здесь он облачался в порфиру и широкий пояс , ранее освященныя архиерейским благословением , и садился на стоявший здесь золотой трон , возвышавшийся на 4 или 5 ступенек и слушал литургию. Пред Трисвятым выходил из алтаря патриарх и становился на амвон . Старшие священнослужители шли за царем и приводили его на амвон . Патриарх произносил молитвы на помазание царей составленныя, одни про себя, другия в слух всех , и умолял Бога за миропомазываемаго. После этого, сняв свой головной покров , патриарх божественным миром крестообразно помазывал голову царя, провозглашая громко: свят . Его возглас подхватывали стоящие на амвоне, а за ними весь народ , и возглашали трижды: свят . После этого диаконы выносили из алтаря корону и патриарх , взяв ее, возлагал ее на голову царя, произнося: ἄξιоς. Клир и народ трижды повторяют . Потом литургия продолжается своим порядком , и, император , если у него нет жены, возвращается на трон . Если же он женат , его жена приводится к солее; царь, взяв приготовленную ей корону и, сойдя с амвона, возлагает ее на императрицу, на что она кланяется императору, исповедуя свое рабство ему и как мужу и как царю. Патриарх же в это время, стоя на солее, возглашает молитвы о царе, царице и подданных . Литургия продолжается обычным порядкомъ; в нее лишь вставляют песнопения, приличныя торжеству. Пред великим входом , выходят высшие диаконы и приглашают царя в предложение, где находятся святые дары. Здесь император надевал золотую мантию поверх порфиры, и, взяв в правую руку крест , а в левую скиптр , шел в великом входе. По обоим его сторонам следовали Варанги с секирами и благородные юноши, а непосредственно за императором диаконы и священники со св. мощами и святыми дарами. По греческому обычаю с дарами обходили храм и возвращались к солее. На солею поднимался лишь один император и приветствовал стоявшаго на другом конце солеи в царских дверях патриарха. Затем следовало поминовение царя и после него царь, снявши мантию, уходил на трон . Литургия совершалась обычным порядком до времени причащения. Если царь готов был к принятию св. таин , он , по новому приглашению диаконов , входил царскими дверьми в алтарь. Здесь он брал кадило, кадил трапезу вокруг и патриарха. После каждения царь снимает корону и передает ее диаконам . Патриарх же подает ему в руки чашу с божественною кровью и сообщает его крови не лжицею, но по образу священническому. После этого, надев корону, царь оставляет алтарь. По окончании литургии, получив благословение от патриарха и других епископов и облобызав их десницы, идет в так называемый катехумен , где принимает приветствия.

Мы не упомянули еще об исповедании веры. Оно составляло непременное требование и император всегда наперед заготовлял исповедание, которое сначала возглашалось в церкви, а затем за собственноручной подписью передавалось императором патриарху. Оно содержало никео-цареградский символ и обещание хранить апостольския предания и установления соборов вселенских и поместных [37].

Как видим , чин приобрел очень сложный и подробный вид . В нем прибавилось лишь одно новое основное действие, но ритуал в подробностях расширился весьма значительно. Пышный разцвет величия и блеск императорской власти дали ей конкретное участие в одном из важных моментов литургии: в великом выходе и открыли путь к престолу чрез царския врата, дали царю в руки кадило с ѳимиамом и в уста чашу с божественной кровью.

Этот чин стал обычным чином коронования и императоры лишь заботилис о точном выполнении его предписаний без всяких опущений [38]. Чин прекратил свое развитие и мы находим его в одном неизменном виде и у Кодина в сочинении «об обрядах Константинопольскаго двора и чинах великой церкви» [39] и у иеродиакона русскаго Игнатия, очевидца коронации импер. Мануила Палеолога [40] в 1392 г. и, наконец , у Симеона Солунскаго в его истолковании чинов церковных [41].

Впрочем , если императоры боялись делать опущения в чине, то прибавлений не избегали. Так , передавая чин коронования, иеродиакон Игнатий и Симеон Солунский говорят об акакии (ἀϰαϰία), как принадлежности коронации. Это любопытное историческое явление, о котором ничего не знает Иоанн Кантакузин и которое на Руси не было известно. В противовес блеску коронации, который мог надмевать, в Византии старались ввести в коронацию напоминание о бренности всего земнаго. В разное время это делалось различно. Иерод. Игнатий передает , что в его время после того, как патриарх приветствовал императора с совершением коронования «приступят к нему мраморницы, и гробоздателие: и принесши показуют ему мраморие и камние и к нему глаголютъ: которым лицем велит держава твоя быти гробу твоему» [42]. Во времена же Симеона Солунскаго употреблялась акакия в собственном смысле или шелковый платок , землею наполненный; он во время коронования возлагался на левую руку царя [43].

В XIV в. потребовалось научить императоров смирению и вот в состав коронации входит употребление акакии, имевшей место при императорских выходах в торжественные праздники: Пасхи [44], Пятидесятницы [45], Рождества [46].

На этом и прикончилось развитие византийскаго коронационнаго чина: оно далее не пошло. Co времени Симеона Солунскаго мы уже не находим новых черт в чине коронации и теперь смело можем перейти к обозрению истории чина на Руси. Изучение византийской истории, как увидим , поможет нам разобраться в ея показаниях и даст полезное и надежное руководство для освещения хода русской истории чина.

Доселе с определенностью не установлена хронологическая дата появления царскаго венчания на Руси. Сохранившиеся литературные памятники, единогласно выводя его из Византии, в то же время дают разноречивыя хронологическия показания. Одна группа памятников указывает первовенчаннаго русскаго князя в великом князе Владимире Всеволодовиче Мономахе (1113-1125), другая приписывает первовенчание великому князю Владимиру Святому (Святославичу 972-1015). Разница значительная, на целое столетие. Мы по достоинству оценим эту разницу, если примем во внимание, что конец X в. и начало XI в., как мы видели, в Византии является переходным моментом для чина коронования: в этот период чин вступает в новую стадию развития. Очевидно, что для правильнаго освещения истории русскаго коронационнаго чина, стоявшей в зависимости от византийскаго, не безразлично будет , станем ли мы начало венчания на Руси возводить к X в. или относить к началу XII века. Неизбежно, таким образом , требуется более или менее определенное решение вопроса о том , какое из двух хронологических показаний достовернее.

Пользовалось широкою распространенностью сказание «О поставлении Великих Князей Российских на великое княжение святыми Бармами и Царским Венцем , откуду бе, и како начаша ставитися». Вот его содержание: «В лето 6722 (1114) бысть князь Великий Владимир Всеволодович , рекомый Мономах ... Той бо Мономах прозвася от таковыя вины. Егда сяде в Киеве на великое княжение, начат совет творити со князи и с бояры и с вельможи, глаголя тако: Еда аз мал есмь, иже прежде мене царствовавшихъ?.. Якоже князь великий Олег взял с Царя-града велию дань и здрав возвратися во свояси; а потом князь великий Всеслав Игоревич взял на Константине граде тяжчайшую дань... и ныне убо ищу совета: и кий совет ми воздаете? Отвещаша же князи и бояре и воеводы его: мы есмы все раби твои под твоею паствою и властию. Владимир же, совокупя многия тысячи воинства, отпустил их на Фракию Царяграда область; и поплениша их области довольно и возвратишася. Тогда бе в Царе-граде благочестивый царь Константин Мономах ... отряжает убо послы к великому князу Владимиру Всеволодовичу: митрополита Ефесскаго Неофита и с ним двух епископов Милитинскаго Евстаѳия и Стратига Антиохийскаго и иных своих благоверных . Co своея же царския выи снимает животворящий крест из самаго животворящаго древа, снимает же от своея главы царский венецъ; посылает же ожерелье сиречь святыя Бармы, яже на плещу свою возлагаше, и цепь от злата Аравийскаго сковану и иные многие дары царские... крабийцу сердоликову, ею-же Август царь римский веселяшеся» и посылает «сии честные дары, от поколений царских жребий, на славу и честь и на венчание великаго и самодержавнаго царствия» великому князю Владимиру. Цель дара такая: «мы просим мира и любви, яко да церкви Божия будут и все православие в покое; яко да нарицаешися отселе Боговенчанный царь». «Оттоле и до ныне — говорится в конце сказания — тем царским венцем венчаются великие князи, егда поставляются на великое княжение Российское» [47].

Сказание заключает несколько исторических несообразностей, почему называется прямо «сказкой» [48]. Во-первых , как сам Владимир Мономах заявляет , он в детстве получил наименование Мономаха [49]; во-вторых , неизвестно, чтобы Владимир Мономах вел войну с Византией, и трудно даже допустить эту войну, так как , по летописи, он вел лишь охранительныя войны (с половцами), а не наступательныя; въ-третьих , сказание допускает грубый анахронизм . Владимир Мономах не мог вести войны с Константином Мономахом , потому что был великим князем с 1113 года, а византийский император Константин Мономах умер в 1055 г. [50] Этот анахронизм давно был замечен и давно уже старались его устранить; отстаивая присылку инсигний Владимиру Мономаху, указывали виновника ея в современнике Владимира Мономаха византийском императоре Алексие Комнине, приславшем на Русь инсигнии Константина Мономаха. Из XVII в. даже дошла грамота якобы Алексия Комнина к Владимиру Мономаху, в которой говорится о тех же посылаемых им инсигниях , какия перечисляются в сказании [51]. Но эта попытка исправить хронологическую несообразность сказания не имеет под собой исторической почвы. В четвертых , Константин Мономах присылает Владимиру дары с митрополитом ефесским Неофитом , но в списке ефесских митрополитов имени Неофита не отыскивается [52]. Наконец , фиктивный характер сказания явствует из того, что до начала XVI в. великокняжеския инсигнии не называются «мономаховыми». Повидимому, вполне естественно было бы найти таковое название их в «духовныхъ» грамотах великих князей, но его и не оказывается. Упоминая те же княжеския инсигнии, какия мы находим в повести: шапку, бармы, цепи и крабийцу, эти грамоты не называют их Мономаховыми. Так в первой княжеской духовной, дошедшей до нас , духовной великаго князя Иоанна I Даниловича Калиты (1328 г.) мы читаемъ: «а при своем животе дал есмь сыну своему Семену: 4 чепи золоты, 3 поясы золоты, 2 чаши золоты с женчуги, блюдце золото... а из золота дал есмь сыну своему Ивану: 4 чепи золоты, пояс больший с женчугом , 2 чашки золоты, блюдо серебрьно — а из золота дал есмь сыну своему Андрею: 4 чепи золоты, две чары золоты… Α из порт моих Семену кожух черленый, шапка золотая, а Ивану коць великий с бармами; Андрею скорлатное портище сажено з бармами» [53]. Очевидно, тогда еще не знали ни о каких фамильных Мономаховых регалиях . «Чепей» было 12 и ни одной из них особеннаго значения не придавалось. Оне ценятся лишь, как металл , как золото, на ряду с поясами, чарами, чашами и чашками, блюдами и блюдцами. Шапка одна, но барм два экземпляра и ни один из них не считается специфическою принадлежностью великокняжескаго достоинства, так как Семен , великий князь, не получает барм , а достаются они младшим князьям Ивану и Андрею. Бармы здесь просто княжеская одежда (порты), которою сам князь «наряжаетъ» свои коци и кожухи и Семену предоставляется самостоятельно соорудить себе бармы. Нет здесь также крабицы сердоликовой и креста животворящаго. В последующих грамотах , правда, уже неизменно старшему князю передаются чепь золотая, шапка и бармы [54], являются коробка сердоликовая [55] и крест животворящий [56], но о Μономахе ни слова. Между тем так естественно было бы встретить упоминание о нем , если бы это были наследованныя от него регалии; встречаем же мы здесь такия точныя и определенныя показания: крест (икона) Парамшина дела [57], крест Петра чудотворца [58], крест золот Борисоглебской, крест золот Михаиловъской Владычень» [59] «икона Филофеевъская» [60] и мн. др. Крест животворящий далее является лишь в начале XVI в. [61], коробка сердоликовая лишь во второй половине XIV в. [62]. Естественно было бы встретить далее наименование великокняжеских регалий Мономаховыми в подробно изложенном чине венчания внука Иоанна III князя Димитрия Ивановича 1498 г., но мы его в чине этом не находим .

Из сказаннаго вытекает , что начало XVI в. можно считать приблизительным периодом появления «сказки» о Мономаховых регалиях [63]. Если обратить внимание на политическия условия конца XV и начала XVI вв., мы найдем , что они вполне благоприятствовали возникновению сказания и его популярности.

Могущество великаго княжества Московскаго росло. Оно давно уже подчинило многих удельных князей, превратившихся в Московских придворных бояр , а во второй половине XV в. нанесло решительный удар и старой Новгородской свободе. Самыя внутренния отношения московской власти все больше изменялись в смысле окончательнаго единодержавия и самодержавия. Московский великий князь величал себя «единымъ» Государем всея России [64] и частенько писался «царемъ» [65]. В то же время в русском обществе начинает циркулироват идея, что русское государство является прямой преемницей павшей византийской империи. Москва — третий Рим , занявший место втораго Рима после его падения. Софья Палеолог , последняя представительница изчезавшаго царственнаго дома, вступившая в 1472 г. в брак с Иоанном III, по мнению русских , принесла на Русь последние заветы павшей империи. По крайней мере, тогда же Иоанн III заменил русский герб римским двуглавым орлом .

Указанныя притязания на единодержавие и византийское преемство нуждались в историческом оправдании. Таким оправданием и явились легенды, как напримеръ: о белом клобуке и т. д. К числу этих легенд принадлежало и наше сказание. Что в нем могло найти себе оправдание притязание на единодержавие, видно из того, что Иоанн Грозный упорно ссылался на это сказание, доказывыя им свое право на царский титул , в своих дипломатических сношениях с польским королем Сигизмундом Августом , не хотевшим признать за ним этого титула [66]. Находила в сказании опору и идея византийскаго преемства. Митр. Макарий писал в степенной книге, что Владимир принял дары «мужества ради своего и благочестия и — не просто рещи — таковому дарованию не от человек , но по Божьим судьбам неизреченным претворяюще и проводяще славу греческаго царства на российскаго царя» [67].

Понятно также, почему в повести выведена личность Мономаха. Как обстоятельно доказано г. Вельтманом , слово «Мономахъ» у русских считалось синонимом самодержца [68]. Ясно, что самодержец Владимир должен был получить из Византии и инсигнии.

Итак , анализ повести обнаруживает , что венчание нельзя относить ко времени Владимира Мономаха. Когда же оно появилось на Руси?

Тот же самый Иоанн Грозный, ссылаясь в оправдание своего царскаго титула на Владимира Мономаха, якобы получившаго царския регалии из Византии, одновременно с тем ссылался и на венчание Владимира Святаго. «И Василью с товарищи говорити: государь наш зоветца царем потому: прародитель его великий князь Владимир Святославич , как крестился сам и землю Русскую крестил , и царь греческой и патриарх венчали ево на царство Русское, и он писался царемъ» [69], «а как преставился, ино и образ его на иконах пишут царемъ» [70]. Сведение о венчании Владимира святаго у Иоанна Грознаго подкрепляется при посредстве иконографии. Иконография и доселе лучшее подтверждение, что первовенчанным князем на Руси был Владимир Святой. Во Владимирском (на Клязьме) Успенском соборе открыта фреска несомненно XII в., на которой Владимир святой изображен в венце, усыпанном жемчугом , с жемчужным крестом на верху и в далматике [71].

Память о венчании Владимира Святого сохранилась и в произведениях русской народной письменности. Так , например , известная повесть о Вавилоне, которой мы уже однажды касались, в некоторых редакциях заканчивается повестью о вторичном переходе полученных Византийским императором Львом инсигний на Русь при Владимире Святом [72]. Но мы имеем письменныя свидетельства о венчании Владимира Святаго и не легендарныя только, а и историческия.

После того, как у Иоанна Грознаго вышли с польским королом Сигизмундом Августом продолжительныя препирательства изъ-за царскаго титула и когда приводимыя относительно царскаго титула доказательства признаны были с польской стороны неудовлетворительными, Иоанн почувствовал потребность высшей санкции своего царскаго сана и обратился с этой целью к Константинопольскому патриарху, прося его, чтобы он «о его венчанье благословенье свое соборне отписал своею грамотою» [73]. Тогда господствовало убеждение, что «венчание (царское) не имеет власти совершать не только митрополит , но и никакой другой патриарх , кроме Римскаго и Константинопольскаго». Возложение венца считалось привиллегией (πρоνόμιоν) этих двух патриархов [74]. Патриарх благословил и успокоил его сперва сам только, а вскоре затем собрал собор , на котором и составлена была благословенная Ивану Грозному грамота за подписью патриарха, 31 митрополитов , одного архиепископа и трех епископов . В качестве основания для дарования великому князю Московскому: «быти и именоватися во цари законнаго и благочестивейшаго; увенчаннаго и от нас законно, купно и церковно (εἶναι ϰαὶ ὀνоμάζεσϑαι εἰς βασιλέα νόμιμоν ϰαὶ εὐσεβέστατоν, ἐστεμμένоν ϰαὶ παῤ ἡμῶν νоμίμως ἅμα ϰαὶ ἐϰϰλεσιαστιϰῶς)» указывается то, что «он ни от рода изводится и крове царския (ἐϰ γένоυς ϰατάγεται ϰαὶ αἵματоς βασιλιϰоν)», именно «от приснопамятныя царицы и государыни Анны» [75]. Эта Анна — супруга вел. кн. Владимира Святаго, сестра греческих императоров Василия и Константина [76]. Но это только одно основание. Другое основание указывается в том , что великий князь Владимир получил из Греции царский венец , диадиму и другия царския инсигнии и одежды. Эти инсигнии были возложены на него по воле греческаго императора и по благословению патриарха Константинопольскаго митрополитом Ефесским и патриархом Антиохийским . Но место в грамоте, трактующее о втором основании, попорчено. Оно читается по гречески такъ: «ἐπὶ γὰρ Μоνόμαχоς δὲ ὁ εὐσεβέστατоς βασιλεὺς Κωνσταντίνоς,... τότε πατριάρχоυ, ϰαὶ τῆς τηνιϰαῦτα ἱερᾶς τῶν ἀρχιερέων συνόδоυ, ἀπоστείλαντες τόν μιτρоπоλίτην Ἐϕέσоυ ϰαὶ τὸν τῆς Αντιоχ… ἐστεψαν εἰς βασιλέα τὸν εὐσεβέστατоν Βελὶϰ Κνὲς Βоλоντΐμоιρоν ϰαὶ ἐδωρήσαντо αὐτῷ τότε βασιλιϰὸν στέμμα ἐπὶ τῆς κεϕαλῆς ϰαὶ τὸ μετα... διάδημα, ϰαὶ τἄλλα βασιλιϰὰ σημεῖα ϰαὶ ἄμϕια». Множественное: «ἀπоστείλαντες» при одном подлежащем , неуместный предлог «ἐπὶ» и другие грамматические недостатки этого места побудили г. Вельтмана пересмотреть подлинную грамоту и новый просмотр ея обнаружил «слишком грубую подскобку нескольких слов для вставки слова: «Мономахъ» пред именем Константина». Первоначально оно читалось такъ: «Иоанн ведет род от царицы Анны, сестры самодержцевъ: государя Василия Порфиророднаго и благичестивейшаго царя Константина. Они же, по благословению тогдашняго патриарха и священнаго собора архиереев , пославши…» и т. д. Таким образом , грамота указывала первовенчаннаго князя в супруге царицы Анны Владимире Святом [77]. Но под влиянием повести о Владимире Мономахе, которой Грозный придавал большую веру, так что в 1552 г. даже распорядился написать ее на затворах новоустроеннаго царскаго места в Успенском соборе [78], произведена была соответствующая поправка в грамоте. Сообразно этой поправке был написан и ответ Грознаго патриарху, где однако допущена новая несообразность: Анна названа «сестрой царя Багрянороднаго Мономаха» [79]. Брат царицы Анны никогда не носил имени Мономаха. Очевидно, важна была не историческая достоверность, а самое наименование «Мономахъ».

Косвенное доказательство в пользу того, что Владимир Святой получил инсигнии из Византии, а не другой князь, можно находить в следующем . Как у восточных , так и у западных императоров было в обычае «князы в цари производити и давати им титли и венцы» [80]. Этого мало. Раздаяние аттрибутов царскаго достоинства было почти постоянным , когда языческий князь принимал христианское крещение. Хлодвиг , принявший в 495 г. крещение, получил от импер. Анастасия царское пурпуровое облачение и залотую корону. В 522 г. Зтафий (Ζτάϑιоς), царь Лазов , приняв крещение, отправился домой из Константипополя увенчанным импер. Юстинианом , неся римский царский венец и белую шелковую хламиду [81]. Дар регалий, таким образом , был даром неофитам и, Владимир , как таковой, как государь, принявший крещение со всем своим народом , как равноапостольный (ἀπоστоλιϰός) князь, получил инсигнии из Византии.

Из всего доселе сказаннаго явствует , что венчание на Руси началом своим восходит ко времени Владимира Святаго т. е. к X веку. И так как в X в. в Византии в употреблении был краткий чин венчания (как он передан у Константина Порфирогенита и в евхологионе Гоара) и миропомазание, употребленное в этом веке однажды при исключительных обстоятельствах , еще не вошло в обычай и утвердилось в чине лишь в следующом веке, то нужно полагать, что этим кратким чином и венчан был Владимир Святой. Но так как , далее, существовало воззрение, что венчание могло совершаться только патриархом и так как , с другой стороны, по смерти Владимира Русь раздробилась на уделы и великий княз Киевский потерял власть, какую имел прежде, то и венчание в собствснном смысле у нас уже не могло совершаться и действительно не соворшалось до самаго конца XV в. Оно у нас было заменено епископским благословением на княжение, совершавшимся на основании краткаго византийскаго чина коронования и в то же время при своей русской бытовой обстановке. Летописи дают скудныя сведения о княжеском венчании, но, однако из них можно извлечь нечто определенное, подтверждающее высказанную мысль.

Обычно, говоря о перемене на княжеском троне, летописи выражаются такъ: «седе на столе», «седе на княжение на столе дедне и отни» или: «посади на княжение» [82]. Иногда оне прибавляют многозначительную подробность: «седе в Кыеве на столе деда своего и отца своего, с честию великою» [83]. Последняя заметка — глухой, но ясный намек на то, что посажение на престол или восшествие на престол (иде на стол [84] — inthronisatio) соединялось с какими-то церемониями. В других местах эта честь называется чином , «порядомъ» и поряд этот связывается с храмом . «Ярополка князя во Владимере на столе посадиша, в святей Богородице, весь поряд положше» [85]. Ясно, что интронизация совершалась в храме по известному порядку и имела церковный характер . Это летопись подтверждает еще несколько раз . Про Вячеслава Владимировича она передает , что, избраняый на великокняжеский престол , он «въеха в Киев , и еха к святее Софьи, и седе на столе деда своего и отца своего» [86]. В других местах летописец сообщает , что приезжавшаго торжественно встречали. Так «пришедшю (Константину Всеволодовичу) Новугороду, изидоша со кресты противу ему с честью великою множество народа, с епископом Митрофаном , от мала и до велика; и пришедшю ему в церковь святыя Софья, и посадиша ѝ на столе, и поклоншеся, и целоваша и с честью» [87]; «вниде Вячеслав в Кыев , и людем с митрополитом сретшим его, и посадита и на столе» [88]; «Володимер Мономах седе Киеве, усретоша же и митрополит Никифор с епископы и со всими Кияне, с честью великою, седе на столе отца своего и дед своихъ» [89]. Встреченнаго вели в главный храм города и там сажали на престол . Как происходило самое посажение летопись не говорит , отмечая почему-то лишь, что из храма князь ехал на великокняжеский двор и там обедал . «Изяслав от святое Софьи поеха, и с братьею, на Ярославль двор , и Угры позва с собою на обед и Кияны, и ту обедав с ними на велицем дворе на Ярославли, и пребыша у велице весельи» [90]. Только Ипатьевская летопись проговаривается. Говоря о вокняжении Мстислава во Владимире на Волыни (1287 г.), она пишетъ: «приехав , Вододимер еха во пископью ко святей Богородицы: и созва бояры Володимерьскыя, и местиче Русции и Немце, и повеле передо всими чести грамоту братну, о даньи города Володимеря. Епископ же Володимерьский Евьсегней благослови Мьстислава крестом воздвизальным на княжение Володимерьское» [91].

Очевидно, чин был несложенъ: интронизация имела главное значение; о ней почти только и говорит летопись. С этой стороны княжеское поставление сходно с епископским поставлением . Это последнее по дошедшим до нас сведениям , совершалось такъ: по окончании хиротонии, когда митрополит снимал с себя облачения, новопоставленный ожидал в ризах «посажения на столъ», который был уже приготовлен пред дверями алтаря; протопоп , другие попы и клирошане вели новопоставленнаго и сажали на этом столе; затем с одной стороны протопоп , а с другой — поп , брали его «под пазуху» и троекратно поднимали его на ноги и снова сажали, каждый раз провозглашая: ἐις πоλλὰ ἔτη, δέσπоτα. После этого, «от стола отведши», провозглашали ему многолетие, которое повторяли певцы на обоих клиросах [92]. Так в главных чертах совершалось, без сомнения, и посажение князя на стол . Оно имеет аналогию и в греческом чине, сохранились его следы и в последующих чинах венчания. В первом дошедшем до нас чине венчания (1498 г.) прямо замечено, что он выработан на древней основе, и в нем посажение на стол занимает очень видное место [93]. Этот же чин дает нам понять, что благословение князя воздвизальным крестом , о котором однажды упоминаот летопись, не случайное явление, а обычная принадлежность княжескаго посажения: чин говорит и о нем . При благословении князя крестом читалась молитва: «Господи Боже наш , Царю царствующих ...» Это — таже молитва, которая и доселе сохранилась в чине коронации и которую мы находим в евхологионе Гоара. Из XIV в. сохранился потребник , в котором мы встречаем весь Гоаровский чин венчания в славянском переводе. Перевод — буквальный, рабский и в нем не видно никакой попытки приспособить чин к русским потребностям . Очевидно чин этот в употреблении не был . Но тут же рядом с чином переписана особо выделенная из чина указанная нами молитва с заглавиемъ: «молитва еже благословити Царя и Князя» [94]. Возлагались ли в храме на князя какия нибудь одежды, как инсигнии? Едва ли. Мы уже указывали ранее обстоятельства, которыя не благоприятствовали введению у нас полнаго венчания. Благодаря им инсигнии Владимира Святого не могли сделаться наследственными у великих князей, а удельным и совсем их негде было взять. Если летопись и говорит о том , что как те, так и другие носили какия-то особенныя одежды: коць и клобук , то в тоже время дает понять, что это были обыкновенныя одежды, а не инсигнии [95]. Право ношения их , очевидно, определялось рождением , а не церковным чином . Еще яснее подтверждает это Ипатьевская летопись, которая под летом 6763 (1255) записала: «присла папа (Иннокентий IV) послы (князю Галицкому Даниилу), носяще венец и скипетр и коруну, еже наречется королевъскый сан , рекый: «сыну! приими от нас венець королевьства» [96]. Очевидно, князь не имел инсигний. Инсигнии являются впервые в самом конце XV в., когда по политическим условиям возможным стало венчание или коронация в собственном смысле. В это-то время входит в употребление и весь чин византийской коронации X в. без миропомазания. Что именно в таком виде нужно представлять себе историю венчания на Руси, видно и из того, что летописцы сохранили нам подробное описание венчания в 1498 г. Им он казался новостью. Разсматривая его, мы новость видим только в том , что на князя в церкви возлагаются княжеския одежды, как инсигнии; все остальное имеет прецеденты в древности.

Итак , после единичнаго случая венчания в X в., у нас венчание в собственном смысле впервые является в XV в. и с этого времени непрерывно совершается, постепенно усвояя византийския черты.

У вел. кн. Иоанна III умер старший сын Иван . Недовольный своим другим сыном Василием , он решил передать великокняжоское достоинство своему внуку Димитрию Ивановичу и 4 февраля 1498 г. «благословил и посадил его на великое княжение». Посажение было в присутствии митр. Симона, архиеп. Ростовскаго Тихона, 5-ти епископов и всего священнаго собора и совершено было так . В Успенском соборе «уготовили место большее, на чем и святителей ставят , а на том месте учинили три стулы: великому князю да внуку да митрополиту; и среди церкви налой, а на нем положили шапку да бармы». При входе князей в собор , в дверях встретил их митрополит и благословил крестом , а затем «со всем собором начал молебен Пречистой да Петру чюдотворцу; и по «Достойно есть» и по тропарех , митрополит и князь великий сели на своих местех , а внук стал у амвона. И потом князь великий и митрополит велели внуку приити к собе и внук стал на вышней степени у места, не въсходя на место». Вел. князь говорил «речь» митрополиту, чтобы он внука «на великое княжество благословилъ»; после «речи» внук вступил на место и митрополит , встав , благословил его крестом , а диакон произнес малую эктению, за которой последовала коронационная молитва: «Господи Боже наш , Царю царствующихъ». И по возгласе велел митрополит двум архимандритам принести бармы и, взяв их , передал великому князю, а тот возложил на внука, причем митрополит снова знаменал внука крестом . Следовала другая коронационная молитва: «Тебе Единому Царю», после которой тем же порядком произошло возложение на внука шапки; митрополит благословлял его при этом рукою и произнес крещальную формулу; и архиепископы и епископы, вшед на место, благословили внука руками. И митрополит и князь великий сели на своих местахъ; «а внуку князь великий велел сести подле себя»; и внук , поклонившись ему до пояса, сел на своем месте. «И седев мало», все трое встали и слушали эктению, в которую вставлено было прошение о новом князе и после эктении митрополит прочел молитву: «О Пресвятая Госпоже Дево Богородице». «По молитве», сидя, все трое слушали многолетие, после котораго князьям принесены были поздравление от духовенства, князей и «всех людей». Затем митрополит сказал поучение внуку и сделал отпуст молебну, а потом была литургия, после которой внук ходил в Архангельский и Благовещенский соборы; и там и здесь были эктении с отпустом и внук прикладывался ко кресту [97].

Нужно отметить, что этот чин в подробностях далеко ушел от греческой основы (X в.). Венчание совершалось так же, как и в Византии, на амвоне, но на нем стулы и даже для митрополита: в Греции последняго никогда но было; инсигнии на аналое, а не в алтаре, встреча в дверях храма, молебное пение, благословение крестом и благословение рукою с произнесением крещальной формулы все это не имеет места в чине греческаго коронования X в. Но основа русскаго чина всетаки греческая: те же молитвы, тоже венчание от венчаннаго, та же эктения, многолетие, поздравление и поучение. Чин венчания Димитрия Иоанновича дошел до нас в одном списке в таком виде, который представляет собою ни более, ни менее, как церемониал , имеющий в виду венчание, как будущее. Ясно, что чин наперед составлялся и составитель его, взяв за основу византийский чин венчания X в., пополнил его «стариной», некоторыми чертами из позднейшаго византийскаго чина венчания, как он совершался в соединении с миропомазанием , и некоторыми оригинальными чертами.

Чин венчания Димитрия Иоанновича послужил образцом для последующаго времени. Чин венчания кн. Василия Иоанновича не сохранился. Чин венчания Иоанна Васильевича Грознаго (16 января 1546 г.) повторяет чин венчания Димитрия Иоанновича и даже в литературном изложении обнаруживает прямую зависимость от него. Но новыя политическия идеи внесли и нечто новое в чин . В чине прямо заявлено, что великий князь был венчан «прародителя его венчанием , царя Великаго Владимера Мономаха» и действительно под явным влиянием повести о Мономаховых регалиях на Иоанна Грознаго пред первою коронационною молитвою возложен был крест из животворящаго древа. Но в этом только и разница собственно в венчании: в остальном полное подобие [98]. Кроме краткаго чина венчания Грознаго, сохранилось в нескольких редакциях подробное описание его, в котором говорится и о миропомазании Грознаго [99]. Но былъ-ли в действительности Грозный помазанъ? Хотя невольно возникают вопросы, которые могут повидимому оставлять под сомнением миропомание Грознаго, однако есть основания предполагать его. Описание миропомазания Грознаго озаглавлено такъ: «чин , како подобает помазати царя». Повидимому заглавие слишком обще. Частный ли в виду случай? Но так как миропомазание теперь употреблено в первый раз , то естественно возникал вопросъ: «как оно совершается? по какому чину?» Когда возник этот вопрос , поручено было кому нибудь навести справки и составить чин . Неизвестный составитель чина, выполнив заданную работу, озаглавил ее так , что заглавие лишь точно отвечало на предложенный ему вопрос . Затем этот чин вероятно так точно и буквально был выполнен , что уже и не было нужды описывать, как совершилось миропомазание; последующие писатели ограничивались простой прибавкой чина миропомазания к описанию венчания [100] или лишь вставляли в чин «како подобает помазати царя» в потребных местах имя Иоанна Грознаго [101]. Почему в письме к патриарху Иоасафу и в ответной грамоте последняго говорится только о венчании, a o миропомазании ни слова? Нужно припомнить, что «венчание» было в Византии и у нас техническим термином , обнимавшим собою и помазание. В смысле техническаго термина понял «венчание» в письме Грознаго и патриарх , так как в соборной грамоте он признает венчание полным , совершенным «законно и церковно» и ничего не говорит о необходимости его дополнить помазанием . Мы вправе были бы ожидать, что патриарх , давая Грозному право именоваться царем , порекомендовал бы ему и помазаться, если бы письмо Грознаго понял в том смысле, что он был только венчан , и не помазывался при этом .

Итак , нужно думать, что Иоанн Грозный был первым помазанником на русскои престоле и миропомазание его совершено было таким образом . По причащении священнослужителей отверзты были царския врата и архидиакон с протодиаконом пригласили царя «на помазание святаго и великаго мира и к причастию святых и животворящих божественых Христовых таинъ». Царь подошел к царским вратам , снял венец и отдал скипетр . В это время архиепископы и епископы вынесли на золотом блюде св. миро и митрополит , взяв его своими руками и перекрестив трижды, помазал царя на челе, ушах , персях , плечах и руках , произнося каждый разъ: «печать и дар Святаго Духа, аминь», потом отер помазанныя места «вамбаком [102] чистымъ». 3а помазанием непосредственно было причащение здесь же вне алтаря по мирскому чину, после чего царь отошел на свое место.

По греческому чину царскаго миропомазания прошлась русская рука и русский чин его разнится от греческаго временем совершения миропомазания, местами помазания и формулой помазания. В таком виде чин вошел в употребление, но продолжал пополняться новыми чертами, из которых одни касаются подробностей ритуала и имеют русское происхождение, другие представляют постепенное усвоение греческаго чина. Разсмотрим это постепенное осложнение чина.

Начиная с венчания Феодора Ивановича (1584 г. Июня 30) регалии («царский санъ») приносятся в Успенский собор пред приходом царя и в дверях собора встречаются с каждениемъ; затем кадят их по положении на аналой. Выход царя бывает «по царскому чину» — торжественный и впереди царя всегда идет царский духовник с крестом и со святою водою, которой и кропит путь крестообразно. По входе царя в собор царь прикладывается к иконам и мощам и принимает благословение от патриарха по обычаю. По возложении венца митрополит (впоследствии патриархъ) берет его за десную руку и «поставляетъ» на царском месте. Является скипетр , который вручается царю с произнесением определенной формулы. По вручении скипетра митрополит снова берет царя за десную руку и сажает на трон . На литургии при малом входе и по прочтении евангелия царю приносят целовать св. евангелие. После великаго входа на царя возлагается цепь аравийскаго злата. В определенные моменты литургии царь снимает шапку или венец и стоит с непокрытой головой [103]. В чине венчания Бориса Феодоровича Годунова (1598 г. Сентября 3) было много особенностей. Крещальная формула, произносимая при возложении венца, была сказана с такою прибавкою: «благочестивый царь и великий князь Борис Федоровичь, всея Руссии самодержець, Богом венчавает главу свою венцем царствия в долготу лет в род и родъ». Борису после возложения венца дано было в левую руку яблоко (держава) с произнесением особой формулы, а затем уже в правую руку скипетр . Пред помазанием патриарх читал две больших молитвы: одну вслух всех , другую «втай». По миропомазании патриарх сам снова возложил венец на главу Бориса и возгласилъ: ἄξιоς, и прочел еще две молитвы вслух [104]. На последующее время из этих прибавлений осталось лишь «яблоко» и венчание Василия Иоанновича Шуйскаго (1606 г. Июня 1) [105] и Михаила Феодоровича (1613 г. Июля 11) [106] совершены были в остальном согласно с чином венчания Феодора Иоанновича. В венчании Алексея Михайловича новостью является помазание его «и на браде и под брадою и на вые»; пред миропомазанием он прикладывался к местным иконам Спасителя и Божией Матери [107]. Венчание Феодора Алексеевича (1676 г. Июня 16) составляет эпоху в истории коронационнаго чина на Руси. После обычной речи царя о желании венчаться на царство патриарх вопросил его: «Великий Государь! Царь и великий Князь Феодор Алексеевич , како веруеши и исповедуеши Отца и Сына и Святаго Духа?» и царь прочел символ веры, после чего патриарх «глаголалъ»: «Благодать Просвятаго Духа да будет с тобою». За сим последовала обычная «речь» патриарха, после которой царь снял бывшую на нем «одежду» и возложил на себя «царскую одежду». Какая это была одежда, указаний на это нетъ: выходит однако нечто подобное греческому возложению «порфиры». Ранее в венчании этого не было и бармы, представлявшия собою «оплечье», возлагались на ту одежду, в какой царь являлся в церковь. После миропомазания царь чрез царския врата введен был в алтарь и за затворенными вратами приобщен св. таин по чину священническому. Помазания на браде и под брадою но было, но на вые было [108]. Совершенно согласно с чином венчания Феодора Алексеевича совершено было 23 Июня 1682 г. двойное венчание Петра и Иоанна Алексеевичей [109].

Итак , лишь во второй половине XVII в. произошло у нас полное усвоение окончательно установившагося греческаго чина коронации. He усвоенным осталось участие царя в великом выходе и царское каждение в алтаре. Впрочем должно отметить, что усвоение греческаго чина совершилось со многими оригинальными изменениями и дополнениями. Даже знаменательный обряд вручения новопоставленному государю акакии если не исполнялся у нас буквально, то заменялся другим подобным обычаем . Непосредственно после венчания цари наши следовали из Успенскаго собора в Архангельский для поклонения гробницам предков (с XV в.). По основательному соображению прот. А. В. Горскаго, здесь, по древнему выражению, «прощаясь у гробовъ», видели они и кончину престающаго (2 Кор. 3, 13) [110].

В XVIII в. чин коронования подвергся новой метаморфозе и получил тот вид , какой имеет и доселе. Петр Великий принял титул императора и новое величие власти соответственным образом квалифицировало чин . Прежде всего это отразилось на положении предстоятелей церкви при коронации. При венчании царей им принадлежало выдающееся место. Митрополит или патриарх во время венчания возседал в церкви на особом возвышении рядом с царем . Совсем другой порядок вещей сложился при короновании императоров . Сначала они сидят , но на особых скамьях , устроенных от императорскаго трона до амвона по обеим сторонамъ; с течением времени уничтожены и эти сиденья и предстоятели церкви вообще имеют уже чисто служебное положение, являясь более помощниками и свидетелями коронования, чем его совершителями и занимая точно такое положение, какое имели Константинопольские патриархи при венчании византийских автократоров .

В остальном перемены сказываются не сразу и венчание совершается «по чиновнику царскаго венчания». Разница лишь в том , что вместо барм употребляется порфира. Да кроме того чин осложняется введением в него 100-го псалма, который поется при входе императора в собор . Так совершена была коронация импер. Петра II 25 февраля 1728 г. [111].

Уже из сказаннаго видно, что перемены в чине коронования лишь сближали его с византийским чином . Это сближение пошло далее и выразилось в принятии византийскаго обычая коронования императриц [112].

15 Ноября 1723 г. импер. Петр Великий издал манифест о своем высоком намерении короновать свою супругу Екатерину Алексеевну. 7 Мая 1724 г. ея коронация была торжественно отправлена в Москве, причем было стремление сохранить греческую основу чина и западно-европейские коронационные обычаи вводились лишь постольку, «сколько по греческому закону позволяется». Касались эти обычаи более декоративной обстановки коронационной церемонии и светскаго ея элемента. Коронация императрицы была совершена так . После «речи» Петра о своем желании короновать императрицу, Новгородский архиепископ Феодосий, совершавший коронацию, пригласил Государыню исповедать православную веру. Государыня прочла символ веры и потом стала на колени. Архиепископ Феодосий, осенив главу ея крестообразно и положа руку на главу ея, прочитал первую коронационную молитву, после которой императрица встала. Архиепископ подал императору порфиру и тот возложил ее на императрицу. Императрица в порфире снова опустилась на колени и Феодосий прочитал вторую молитву, после которой на императрицу императором возложена была корона, поданная архиепископом . Во время возложения короны на императрицу, архиепископ крестообразно осенил главу ея и произнес крещальную формулу. Императрице затем подана была держава архиепископом и последовали поздравления.

Новостью сравнительно с греческим чином было миропомазание императрицы. После причастнаго стиха («киноника») император и императрица подошли к царским вратам . В самых царских вратах была положена подушка, на которую и опустилась государыня. Два архиерея вынесли сосуд с св. миром . Архиепископ Феодосий взял на то уготованный стручец и, омочив его в миро, крестообразно помазал государыню на челе, персях и обеих руках , произнося при этом крещальную формулу. Другой же архиерей хлопчатой бумагой отер помазанныя места. Императрица затем приобщена была св. таин по чину мирских человек [113].

Подобным же образом совершалось коронование императриц и впоследствии с тою лишь особенностью, что, прежде возложения короны на императрицу, император снимал с своей головы корону и ею прикасался к главе государыни. Кроме того миропомазание их совершалось только на челе.

Несколько иначе совершалось коронование «правящихъ» императриц . Регалии на них возлагались или первенствующим архиереем [114] или ими самими (Елисавета и Екатерина II). Для Причащения оне вводились во св. алтарь, где принимали св. тайны по чину священническому. Так совершены были коронования Анны Иоанновны 28 Апреля 1730 г. [115], Елисаветы Петровны 25 Апреля 1742 г. [116] и Екатерины II-ой 22 Сентября 1762 г. [117].

Чин коронования вновь быль пополнен при Анне Иоанновне двумя молитвами, которыя и утвердились в чине. Это во 1-х произносимая коленопреклоненным государем умилительная молитва Царю Царствующих , в которой царь благодарит за удостоение величайшаго на земле звания и просит о божественной помощи в его великом служении и во 2-х молитва произносимая при общем коленопреклонении — благодарственная за дарование царя по сердцу и просительная за царя. Эти молитвы составляют оригинальную православно-русскую черту в чине, неизвестную чину греческому и чинам западным [118]. Составлены оне вероятно известным архиепископом Феофаном Прокоповичем , который и короновал императрицу Анну Иоанновну.

Завершением в образовании русскаго чина священнаго коронования является чин коронования императора Павла Петровича 5 Апреля 1797 г. [119]. Начиная с него для священнаго коронования существует уже определенное и неизменное «церковное чиноположение». Действительно вполне согласно с его чином совершено было коронование императоровъ: Александра I-го 15 Сентября 1801 г. [120], Николая I-го 22 Августа 1826 г. [121], Александра II-го 26 Августа 1856 г. [122] и Александра III-го 15 Мая 1883 г. [123]. He была лишь усвоена последующим временем одна особенность в коронации импер. Павла Петровича: возложение им на себя древне-византийскаго далматика, после котораго уже надета была им порфира.

Отличительное свойство чина коронования «по церковному чиноположению» то, что молебное пение, в соединении с которым совершалось коронование и прежде, теперь получило более законченный и стройный вид чрез включение в него новых приличных случаю, прошений эктений, тропарей, паримии из Исаии 49, 13-19, чтений из Апостола (Рим. 13, 1-7), и Евангелия (Матѳ. 22, 15-22). Регалии неизменно возлагаются самим Государем , который лишь принимает их из рук первенствующаго архиерея.

Следя за историческими судьбами русскаго чина священнаго коронования, мы приходим к тому заключению, что его образование определялось теми же условиями, какия действовали на образование греческаго коронационнаго чина. Изменение политических условий русскаго государства и развитие государственной власти соответственным образом отражалось на чине, причем он постепенно воспринимал в себя греческие элементы, дополняя и изменяя их , и в то же время пополнялся оригинальными и самобытными русскими чертами. Это постепенное образование его, закончившееся в конце прошлаго столетия, создало современный чин , вполне и со всею рельефностью выражающий ту же идею, какую стремился воплотить в себе и греческий чин священнаго коронования, какую, хотя и не всецело, выражали и наши прежние коронационные чины, — идею теснаго союза царя с народом чрез царский завет с церковью, которая и душа и совесть народа.

Примечания:
[1] Византийских историков цитуем по Боннскому изданию (Corpus scriptorum historiae Byzantinae). Constantini Porphyrogeniti volum. III, p. 82, cap. 13, ср. Cedrenus, t. 1, p. 517.
[2] Издана у А. Н. Веселовскаго в ст. «Отрывки Византийскаго эпоса в русокомъ», Славянский Сборник , том 3, Спб. 1876, стр. 133-139.
[3] Веселовский, цит. соч. стр. 163-165; Е. В. Барсов , Древне-русские памятники венчания царей на царство. Москва. 1883, стр. V.
[4] И. Жданов , «Повести о Вавилоне», Журн. Мин. Нар. Просв. 1891, т. 276, стр. 277; Пыпин , Новая эпоха, Вестник Европы, 1894, т. I. стр. 275.
[5] В. С. Соловьев , Византизм и славянство, Вестник Европы, 1896, т. I, стр. 172.
[6] Напечатано у Л. И. Лейбовича, «Сводная летопись», вып. I, Спб. 1876, приложение № 2, стр. 267.
[7] См. у Пыпина в Вестн. Европы, 1894, т. I, стр. 278.
[8] Lübker Reallexicon des classischen Alterthnms, 5-te Auflage, Leipzig, 1877, S. 295. Cedren. t. I, p. 477.
[9] Бл. Феодорит , «Церковная история», в русск. пер, Спб. 1852, кн, 5, гл. 6, стр. 312.
[10] Constantini Porphyrogeniti vol. I. De cerimoniis aulae Byzantinae, I, с. 91-95, p. 410-433; c. 38-42, p. 191-217.
[11] ibid. с. 91, р. 417.
[12] ibid. p. 411, 423, 429 и др.
[13] ibid. p. 417.
[14] ibid. p. 422, 430, 432.
[15] Procopii De bello persico, 1, c. 24, p. 124 русск. перев. Спб. 1862, стр. 127; p. 127, русск. перев. стр. 130.
[16] Const. Porphyrog. ibid. p. 412.
[17] ibid. p. 417.
[18] Блаж. Феодорит , Церк. ист. стр. 312.
[19] Const. Porphyr. De cerim. aulae Byz. p. 415.
[20] ibid. p. 423.
[21] Euagrius, Historia eccles. Lib. III, c. 32, русск. пер. Спб. 1853, стр. 167-168.
[22] Theophanis Chronographia, p. 768.
[23] Ibid. p. 254, 373, 384, 447. 696.
[24] Const. Porhyr. De cerim. a. B. I, 38 c., p. 192-193.
[25] Ibid. c. 40 p. 202-206, 207-209 c. 41.
[26] Ibid. c. 87 p. 394; lib. II, c. 27, p. 627-628.
[27] Goar, Ευχоλоγιоν sive rituale Graecorum. Parisiae, 1647, p. 924-926.
[28] «ὡς ἐπεὶ τὸ χρίσμα τоῦ ἀγίоυ βαπτίσματоς τὰ πρὸ τоύτоυ ἁμαρτήματα ἀπαλείϕει, оἶα ϰαὶ ὄσα ἂν ὦσι πάντως, ϰαὶ τὸ χρίσμα τῆς βασιλείας τὸν πρὸ ταύτης γεγоνότα ϕόνоν τоῦ Τζιμισϰῆ ἐξήλειψεν», Beveregii sive Pandectae canonum, Oxonii, 1672, tom. I, p. 385.
[29] Nicet. Choniat. Hist. p. 70 cp. p. 602.
[30] Hist. p. 1, p. 32.
[31] Hist. p. 196.
[32] Hist. lib. VI, с. 5, p. 98.
[33] Hist. p. 59.
[34] t. 2, p. 380-381.
[35] Satha, Bibliotheca graeca medii aevi, t. 5 p. 78. Ἀϑήνησιν-Παρίσιоις. 1874.
[36] Hist. I. 1, с. 41, р. 196.
[37] Ioan. Cantac. Hist I. 1, с. 41, p. 196-204.
[38] Πάντα ἐτελεῖτо τὰ νενоμισμένα, оὐδενὸς παραλειϕϑέντоς. ibid. c. 92 p. 565.
[39] De officiis palatii Constantinopolitani c. 17, p. 86-99.
[40] У Барсова в цит. соч. стр. 19.
[41] Περὶ τоῦ ϑείоυ ναоῦ, Μαλδαβια, 1787, с. 1-147, p. 133-134.
[42] Барсов , стр. 23-24.
[43] Περὶ τоῦ ϑείоυ ναоῦ, с. 158, p. 135.
[44] Const. Porphyr. De cerim. a. Byz. lib. II, c. 52, p. 766.
[45] Ibid. lib. I, c. 9, p. 62.
[46] Ibid. lib. 1, I, p. 22, 25.
[47] Древняя Российская Вивлиоѳика, издание 2-ое, часть VII, стр. 1-4. Москва. 1788 ср. Журнал Министерства Нар. Просв. 1891, т. 277, стр. 359-361.
[48] Н. И. Костомаров . Русская история в жизнеописаниях ея главных деятелей, т. 1, стр, 67. 3-е изд. СПБ. 1888.
[49] Полн. собр. Русск. летописей, т. I, стр. 100. СПБ. 1846.
[50] Января 11-го, Muralt, Essai de chronographie Byzantine. Petersbourg, 1855, p. 625 и 641.
[51] Синопсис , или сокращенная история, собранная от разных авторов . СПБ. 1718, стр. 199-201. Карамзин , История госуд. росс, т. II, прим. 220, 221.
[52] Le-Quien, Oriens christianus, Paris, 1740, p. 687.
[53] Собрание государственных грамот и договоров , часть 1-я, Москва, 1813, №№ 21 и 22, стр. 30-34.
[54] Ibid. №№ 25, 26, 30, 34, 39, 41, 86 и 87.
[55] Впервые в духовной Ивана Ивановича в 1356 г. №№ 25 и 26, стр. 40 и 42.
[56] Лишь в духовной Ивана III в 1504 г. ibid. № 144, стр. 398. Получен им несомненно по духовной от кн. Мих. Андр. Веройскаго в 1486 г., ibid, № 121, стр. 301.
[57] Ibid.№№. 25 и 26, стр. 40 и 42; № 34, стр. 61 и др.
[58] Ibid. № 86, стр. 206; № 144, стр. 398 и др.
[59] Ibid. № 144, стр. 398.
[60] Ibid. № 86, стр. 206.
[61] Ibid. № 25, стр. 40.
[62] Ibid. № 144, стр. 398.
[63] Явилась она однако, не позднее 1523 г. Журн. мин. нар. просв. 1891, т. 277, стр. 55.
[64] Собр. госуд. гр., т. 5, № 22, 23, 36, 68 и др.
[65] Ibid. №№ 7, 67, 75 и мн. др.
[66] Сборник Импер. Русскаго Историческаго Общества, т. 59, Спб. 1887 стр. 287, 292, 308, 313 и др.; всего 17 ссылок .
[67] Вестник Европы 1894, 1, 278 стр.
[68] Чтения в Общ. Истории и Древн. Росс. 1860 г., кн. 1, отд. I, стр. 42-43.
[69] Сборн. Русск. Истор. Общ., т. 59, стр. 437, 474, 504, 519, 527, 537.
[70] Ibid., стр. 527.
[71] Об иконографических изображениях св. Владимира, см. статью Н. И. Петрова: «Древния изображения св. Владимира» во «Владимирском Сборнике в память 900-летия крещения России», Киев , 1888. Копия Владимирской фрески, хромолитографически воспроизведенная художником В. А. Барвитовым , была впервые помещена в книге П. Н. Батюшкова: «Холмская Русь», СПБ., 1887, стр. 6; еще можно ее видеть в книге: «Празднование 900-летия крещения русскаго народа в Киеве». Киев , 1888.
[72] Слав. сборн., т. 3, стр. 139-140.
[73] Соборная Грамота духовенства восточной церкви, утверждающая сан царя за Великим Кн. Иоанном IV, изд. кн. М. А. Оболенским , Москва, 1850, стр. 33.
[74] Ibid. Стр. 11-12. Также Кодин говоритъ: εἰ δὲ оὐϰ ἔστι πατὴρ (τоῦ νέоυ βασιλέως) πоιεῖ τоῦτо (τὸ στέμμα ἐπιτίϑησι τῇ ϰεϕαλῆ τоῦ νέоυ βασιλέως) μόνоς ὁ πατριάρχης. De officiis palatii Const. c. 17, p. 90. Относительно царскаго миропомазания то-же самое. Nicephorus Gregora, Hist. Byz. lib. II, c. 2, p. 26, русск. перев. Спб. 1862, стр. 24.
[75] Соборн. Грам., стр. 11.
[76] Полн. Собор. Русск. Лет. т. I, стр. 47.
[77] Чт. в О. И. и Др. Росс. 1860, кн. I, отд. I, стрр. 30, 38-41. Сам издатель грамоты констатировал , что «в нескольких местах пергамен протерся» (стр. 17 и 18), почему грамота и издана была с 8-ью пропусками.
[78] Ibid. стр. 35.
[79] Соб. Грам.,стр. 40.
[80] Архим. Иоанн Раич , История разных словенских народов . Виенна. 1794. Ч. 1-я, кн. 1-я, гл. XVIII, § 11, стр. 215.
[81] I. Malala, Chronographia, lib. XVII, p. 412-413. Др. примеры см. у Раича, ibid., стрр. 215-217.
[82] Полн. Собр. Р. лет. т. I. стр. 63, 70, 74, 78, 85, 87, 93, 95, 149 и др.
[83] ibid. стр. 2, стр. 56 ср. стр. 4.
[84] ibid. стр. 1, стр. 96.
[85] ibid. стр. 1, стр. 159.
[86] ibid. т. 2, стр. 57.
[87] ibid. т. 1, стр. 177-178.
[88] ibid. стр. 134.
[89] ibid. стр. 2, стр. 4; см. еще т. I, стр. 136; т. 3, стр. 33 и др.
[90] ibid. т. 2, стр. 56.
[91] ibid. т. 2, стр. 216.
[92] Е. Β. Барсов , op. cit. стр. XIV.
[93] Собр. Госуд. Грам. т. 2, № 25, стр. 28.
[94] Чин в переводе напечатан у Ε. Β. Барсова, op. cit. стр. 25-31 сн. стр. XIII, прим. 4 и стр 116-125.
[95] П. С. Русск. Лет. т. 2, стр. 72; т. 5, стр. 146, 185 Собр. Госуд. Грам. том 1, № 21 и № 22.
[96] П. С. Русск. Лет. т. 2, стр. 91.
[97] Чин поставления на великое княжение кн. Димитрия Иоанновича. Спб. 1865. См. его также в Собр. Госуд. Грам. т. 2, № 25, в Летописи занятий Археогр. ком. вып. 3 и у Барсова, op. cit. стр. 32-38.
[98] Собр. Госуд. Грам. т. 2, № 33.
[99] Ε. В. Барсов , op. cit. стр. 42-90. Две редакции. Др. Росс. Вивл. кн. VII, 2-е, изд. стр. 4-35. Дополнения к Акт. Истор. т. I, № 39.
[100] В Древн. Росс. Вивлиоѳике.
[101] В др. изданиях .
[102] Губка.
[103] Собр. Государ. Грам. т. 2, № 51.
[104] Дополнения к Акт. Истор. т. I, № 145.
[105] Акты Археогр. экспедиции, т. 2, № 47.
[106] Собр. Госуд. Грам. т. 3, № 16.
[107] Др. Росс. Вивл. стр. 234-303, кн. VII, 2-е изд. Барсов , op. cit., стр. 91-97.
[108] Росс. Вивл. кн. VII, 2-е изд. стр. 304-372, Барсов , op. cit., стр. 98-106.
[109] Др. Росс. Вивл. ibid., стр. 403-484, ср. Барсов , ibid., стр. 91-97.
[110] О священнодействии венчания и помазания царей на царство в Прибавл. к Твор. св. оо. 1882 г. т. 29, стр. 147. Попытка в другом смысле выяснить поклонение гробницам Архангельскаго собора (Гр. Георгиевский, Коронование русских государей в Русском Обозрении, 1895 г., № 11, стр. 239) неудовлетворительна.
[111] Барсов , op. cit. стр. 107-115. Церемониал коронования императора Петра II. Спб. 1858.
[112] В своем манифесте о желании короновать супругу Петр ссылается на византийскую практику, указывая теже самыя примеры, какие мы привели ранее. Полн. Собр. Зак. Росс. империи (1-ое) т. 7, № 4366.
[113] Описание коронации Ея Величества Екатерины Алексиевны. Спб, 1724 — Москва 1725.
[114] Анна Иоанновна.
[115] Описание коронации императрицы Анны Иоанновны. Москва. 1730.
[116] Оботоятельное описание коронования императрицы Елисаветы Петровны. Спб. 1744.
[117] Обстоятельное описание коронования императрицы Екатерины II. Спб. 1854.
[118] Западные чины коронации см. в книге: Ceremonies et coutumes religieuses de tous les peuples du raonde, t. 7, 2 partie, Amsterdam, 1743, p. 109-122.
[119] Чин действия, каким образом совершилось коронование Е. И. В. Павла I по церковному чиноположению. Москва. 1797. Петр III не был коронован в свое время. О его посмертной коронации импер. Павломъ I см. у Β. И. Жмакина в ст.: Коронации русских императоров и императриц (1724-1856 гг.) Русская Старина, 1883 г. т. 37, стр. 527-529.
[120] Чин действия, каким образом совершилось коронование императора Александра I. Москва. 1801.
[121] Чин действия, каким образом совершилось священнейшее коронование Е. И. В. Государя Императора Николая Павловича самодержца Всероссийскаго, по церковному чиноположению. Москва. 1826.
[122] Чин действия каким образом совершиться имеет священнейшее коронование Е. И. В. Государя Императора Александра Николаевича, по церковному чиноположению. Спб. 1856. Чин действия, каким образом совершилось священнейшее коронование Е. И. В. Александра Николаевича, по церковному чиноположению. Москва. 1856.
[123] Оффициальнаго описания коронования не издано; см. описание его коронации в Церк. Вестн. 1883 г.