Зинаида Перегудова

ПОЛИТИЧЕСКИЙ СЫСК РОССИИ (1880-1917 ГГ.)

К оглавлению

Номер страницы после текста на этой странице

Глава 7.

ПЕРЛЮСТРАЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

И БИБЛИОТЕКА РЕВОЛЮЦИОННЫХ

ИЗДАНИЙ

§ 1. Перлюстрация

            Среди методов борьбы политической полиции с революционным движением в России далеко не последнее место занимала перлюстрация. Она являлась важной частью розыскной деятельности полиции, служила источником информации о деятельности революционных организаций, настроениях среди населения, в различных общественных и политических кругах. В результате перлюстрационной деятельности властей накопилось достаточно большое количество интереснейших материалов, привлекающих все более широкое внимание историков.

            Перлюстрация — это тайное вскрытие частной корреспонденции, копирование письма или его части.

            Перлюстрация старый, испытанный метод, заимствованный царями еще в середине XVIII в. у правителей тогдашней Западной Европы1. Первые «Черные кабинеты» появились, как утверждает Т.А. Соболева (в связи с недавно найденными архивными материалами), в начале 40-х годов XVIII в., во времена императрицы Елизаветы Петровны2. К перлюстрации прибегали и при последующих русских императорах 3. Значение перлюстрации резко возросло при Николае I4, когда она начинает широко применяться как «средство борьбы с внутренним врагом». Посредством перлюстрации правительство стремилось выяснить политическое настроение в стране, предупредить возможность волнений, вести наблюдение за настроением в высших сферах.

            С развитием почты, ростом переписки совершенствовалась сама система перлюстрации и организация этой работы. Мощным толчком к дальнейшему расширению перлюстрации явилось развитие революционного движения в стране.

            В 1880 г., в период реорганизации политического сыска в России и создания Департамента полиции, особое внимание было уделено перлюстрации. В это время в стране учреждается

С.276.

7 перлюстрационных пунктов: в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве. Впоследствии такие пункты открывались и в других городах: Вильно, Риге, Томске, Нижнем Новгороде, Казани. Но действовали они очень короткое время.

            С перерывом (1905-1909 гг.) работал перлюстрационный пункт в Тифлисе, который был разгромлен в 1905 г., во время революционных событий. Перлюстрационные пункты создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов и вошли в историю под названием «Черных кабинетов». Общее руководство всей перлюстрационной работой и России осуществлялось через старшего цензора Петербургского почтамта, который именовался исправляющим должность помощника начальника Главного управления почт и телеграфов. Отделы цензуры на местах непосредственно подчинялись ему5. Старший цензор, в свою очередь, был в подчинении министра внутренних дел, от которого получал распоряжения и санкции на проведение работ по перлюстрации. Через старшего цензора шла оплата работы перлюстрационных пунктов6.

            Перлюстрирование писем было действием незаконным. Ряд статей' Уложения о наказаниях предусматривали кару за нарушение почтового Устава: от 4 месяцев тюремного заключения до ссылки с лишением всех особых прав. Поэтому работа по перлюстрации государством держалась в строгом секрете. Ни Министерством внутренних дел, ни старшим цензором не было издано никаких письменных циркуляров и правил о ведении этой работы. В то же время существовало негласное распоряжение об уничтожении всей переписки и всех материалов перлюстрационных пунктов на случай народных волнений Этим объясняется, что много документов погибло в 1905 г. и почти все материалы перлюстрационных пунктов на местах были уничтожены в период Февральской революции.

            Переписка перлюстрационных пунктов со старшим цензором тщательно конспирировалась. Более 30 лет (до ухода в от ставку в 1914 г.) эту должность исполнял действительный тайный советник Фомин8, затем его заменил на этом посту тайный советник Мардарьев. В переписке с Департаментом они пользовались псевдонимом, и направляемые им письма шли ни имя «Его превосходительства С.В. Соколова», что означало, что переписка предназначается для отдела цензуры9.

            Конспиративно обставлялась работа и в самой цензуре иностранных газет и журналов. С особой тщательностью подбирался состав служащих. Это были люди проверенные, «безгранично преданные» престолу. Они давали подписку о неразглашении тайны. Многие из них были высокообразованными людьми, владевшими европейскими и азиатскими языками10.

            Наиболее образованный по своему составу был перлюстрационный пункт в Петербурге. Среди его сотрудников были

С. 277.

люди почтенные, служившие кроме цензуры в других учреждениях: министерстве иностранных дел, банке, университете. Часть сотрудников цензуры занималась своими прямыми обязанностями — цензурой иностранных газет и журналов, а часть — перлюстрацией частных писем.

            Более всего сохранилось сведений об устройстве «секретной части» цензуры Петербургского отделения. Войти в «Черный кабинет» можно было только через кабинет-канцелярию старшего цензора. Причем сам вход в «Черный кабинет» был замаскирован большим желтым шкафом. В этот шкаф входили сотрудники и оказывались в комнате, где находился перлюстрационный кабинет и куда по особому лифту-подъемнику поднималась отобранная почтовыми чиновниками для просмотра корреспонденция11.

            По всей России непосредственно перлюстрацией занималось от 40 до 50 человек12. И было еще около 30 помощников — почтовых работников, которые принимали участие в отборе писем из основного массива, поступающего на почтамт. Там, где не было перлюстрационных пунктов, а необходимость в ней была, из Петербурга командировались чиновники. Но чаще местные губернские жандармские управления находили возможность договориться с узким кругом почтовых чиновников и проводили перлюстрацию сами.

            Как же была организована работа в «Черных кабинетах»?

            Отбор писем для вскрытия шел по двум спискам, которые были у работников (вспомогательных) почтового ведомства. Первый список Особого отдела Департамента полиции содержал фамилии и адреса лиц, письма которых подлежали просмотру. Кроме того, перлюстрировались письма, «освещавшие» деятельность съездов противоправительственных организаций, конференций, их подготовку, проведение, деятельность основного партийного состава и членов организаций.

            Второй список представлялся министром внутренних дел. По этому списку шел просмотр и снятие копий с писем общественных и политических деятелей, редакторов газет, профессоров, преподавателей высшей школы, членов Государственного Совета и Государственной думы, членов семьи Романовых. Перлюстрации порой подвергались письма великих князей, в частности, письма вел. кн. Михаила Александровича, жаловалась на вскрытие писем вдовствующая императрица Мария Федоровна13. Не подлежали перлюстрации только письма самого министра внутренних дел, пока он находился на этом посту и императора.

            В материалах Чрезвычайной следственной комиссии, разбиравшей в 1917 г. вопрос о перлюстрации, имеются данные, что в 1910 г. командир Отдельного корпуса жандармов Курлов обратился к старшему цензору с просьбой, чтобы адресуемые ему

С. 278.

письма, получаемые в плохо заклеенных конвертах, не носили впредь явных признаков вскрытия. С подобной же просьбой обращался поборник перлюстрации Белецкий, занимавший в это время должность директора Департамента полиции14.

            Списки министра внутренних дел и Департамента рассылались во все отделения цензуры. По сведениям за 1904 г. но списку Департамента полиции проходило 1000 адресов15, за которыми велось наблюдение. Среди них адреса В.И. Ленина, многих искровцев, Г.В. Плеханова, многих других деятелей социал-демократического движения, членов партии эсеров, участников различных групп и т.д.

            При отборе писем почтовые работники обращали внимание на полноту письма, условность адреса, подчеркивание, руководствовались просто «нюхом», выработанным долголетней практикой, умением распознать «интересный» почерк. Многие-чиновники хорошо усвоили и знали почерки крупных деятелей партий, технических секретарей.

            Самый большой поток писем шел через Петербургский почтамт. Ежедневно здесь вскрывалось от 2000 до 3000 писем16. Выписок и копий делалось значительно меньше — 20 — 30. Конверты отпаривались, отмачивались в ванночках, вскрывались особыми косточками или длинными иглами.

            Письма задерживались в «Черном кабинете» недолго – час — два. Письма с интересными сведениями откладывались для снятия копий. Просмотренные письма запечатывались, а с обратной стороны, в одном из уголков делалась точка — условный знак (мушка), чтобы это письмо не подвергалось вторичной перлюстрации. Если письма были написаны химическими чернилами или зашифрованы сложным шифром, то и этом случае в подлиннике отправлялись в Департамент полиции и задерживались на более длительный срок. Иногда задерживались до распоряжения Департамента наиболее интересные письма, несущие ценную информацию. Копии или выписки из писем делались в 2-х экземплярах. Один экземпляр по списку Департамента полиции отправлялся директору Департамента полиции, а второй и оба экземпляра по списку МВД шли министру. И уже от министра они порой шли в Департамент или задерживались у министра. Как правило, перлюстрация, которая производилась по просьбе министра, в Департаменте н< подвергалась той тщательной разработке, как письма революционных деятелей.

            На местах, в других городах перлюстрировалась только та корреспонденция, которая шла из этого города или в город, но не транзитная. Копии делались также в 2-х экземплярах, 1 экземпляр направлялся в Петербург на имя «Соколова».

            Перлюстрационные пункты на местах с местными властями контактов не имели. Но когда в письмах имелись указания на то, что готовится какое-либо политическое событие, забастовка,

С. 279.

экспроприация и т.д., делалась выписка и посылалась местному градоначальнику. Но опять-таки это делалось конспиративно. Например, в Московском отделении цензуры в таком случае делали выписку, заклеивали в конверт, делали, надпись «Анненкову»17 и опускали в коммерческий ящик для градоначальства, который имелся на почтамте. Анненков был псевдоним.

            По данным Департамента полиции, через цензуру проходило ежегодно по всей стране примерно 38000018 писем, из которых делалось от 8000 до 10000 выписок.

            Автор попыталась провести более точный подсчет количества перлюстрированных писем за 1907 — 1914 гг. Согласно этим подсчетам наибольшее количество выписок падает на 1907 г. (11522)19. Затем идет спад — до 7935 в 1910 г., а затем поток вновь возрастает — до 8658 в 1911 г. и более 10 тыс. в 1912 г.

            Таким образом, общий объем перехваченной переписки к 1912 г. вновь почти достигает уровня 1907 г. Следует отметить, что одновременно возрастает количество шифрованных и химических писем как результат резкого повышения конспиративности партийных организаций, существенно меняется соотношение между простыми письмами, с которых снимается копия, и письмами, которые написаны химическими чернилами и с использованием шифра.

            Наглядное представление об этом дает помещаемая ниже таблица, составленная автором на основании анализа коллекции, хранящейся в ГА РФ.

В Департаменте полиции, куда, как уже указывалось, поступали материалы из «Черного кабинета» и иногда от министра

С. 280.

внутренних дел, шла дальнейшая разработка перлюстрации: регистрация, расшифровка, проявление химических текстов, размножение копий, переписка с местными ГЖУ, выяснение личностей, адресов и принятие мер.

            Каждое письмо при перлюстрации получало свой номер. Простые и химические письма регистрировались отдельно: простые получали просто номер, к химическим прибавлялась буква «х». Фамилии, упоминаемые в письмах, заносились и карточный алфавит. Именные карточки составлялись на автора письма, получателя, на все имена и фамилии, упоминаемые в письме. Так подробно расписывались только письма революционных деятелей. Что касается писем государственных и общественных деятелей, то они проходили такую обработку лишь в случаях, когда была соответствующая резолюция министра. Они, как правило, не регистрировались, подшивались в отдельные дела, которые формировались по хронологии. Порой перлюстрация от министра внутренних дел не поступала, за некоторые годы она в Департаменте полиции отсутствует.

            Вся поступавшая перлюстрация сосредоточивалась в V отделении Особого отдела Департамента полиции, откуда после первичной разработки и копирования материалы шли в другие отделения Особого отдела, где шла разработка материалов по партиям. Копии писем, касавшиеся деятельности партии эсеров, анархистов, террористических организаций, шли во второе отделение Особого отдела, социал-демократических организаций — в третье отделение, национальных — в четвертое. Здесь шла дальнейшая разработка этой переписки, но уже розыскного плана на основании сведений, получаемых из писем. Изучая впоследствии эту механику, член комиссии Временного правительства по разборке материалов охранных отделений М.А. Осоргин писал, что при работе с перлюстрационным материалом устанавливался «не только адрес, но и каждое лицо, упомянутое в письме, иногда только уменьшительным именем, одной буквой или описательным выражением»20.

            Для выяснения необходимых данных копии посылались в соответствующие охранные отделения и ГЖУ для установки лиц, принятия мер, установления наблюдения.

            Эти уже вторичные копии вместе с материалами по разработке и переписке с соответствующими ГЖУ отложились в делах Департамента по наблюдению за партиями, организациями, отдельными лицами.

            В тех случаях, когда перехваченные письма не могли быть отнесены к каким-либо партиям, но разработка их представляла интерес для Департамента полиции, копии писем откладывались в общих делах21, которые также представляют большой интерес. Так, в деле с заголовком «Разработка шифрованных документов»22 всего три листа, один из которых является

С. 281.

расшифрованным списком партийных адресов неустановленной организации. В другом деле «О задержанных телеграммах и письмах»23 отложились такие документы, как «Письмо от русских крестьян царю Николаю второму», о вскрытии посылок с нелегальной литературой и т.д.24, Довольно интересно дело «Разработка секретных сведений»25. В нем сосредоточены документы, связанные с настроениями в стране, о политической ссылке, настроениях и планах ссыльных, их деятельности и т.д., переписка студентов.

            В деле за 1913 г. с заголовком «О задержанных телеграммах и письмах и вообще о наблюдении за частной корреспонденцией»26 имеется ряд телеграмм от политических ссыльных г. Черного Яра, Астраханской губ., женского вспомогательного общества, наборщиков и переплетчиков г. Гомеля, ссыльных Усть-Цильмы27.

            Так как перлюстрация — действие незаконное, то часто материал, полученный в результате перлюстрации, назывался агентурным, или полученным агентурным путем. А автор писем, которые перлюстрировались, — «автором агентурных сведений». Поэтому в переписке Департамента полиции часто авторами агентурных сведений являются лица, которые никаких контактов с полицией и жандармерией не имели, но тем не менее их сведения использовались правительством.

            Современные историки и исследователи иногда, имея в своем распоряжении такой документ, приходят в недоумение, а порой даже обвиняют автора письма в сотрудничестве с полицией. Приведу пример такой ошибки. В конце 30-х годов в Орловском областном архиве было обнаружено донесение начальника Орловского ГЖУ в Департамент полиции, в котором указывалось, что «автором агентурных сведений за № 1291 является Вольнов Иван Егорович... он же Иван Воробьев». Эта фраза явилась основанием к тому, что в советское время Вольнова довольно долго подозревали в сотрудничестве с полицией. В действительности за указанным номером было зарегистрировано письмо И.Е. Вольнова с о. Капри к родным, где он описывал свою жизнь, встречи с М. Горьким, их дружеские отношения. Письмо было перехвачено в Департаменте полиции. С него были сняты копии, одна из которых послана в Орловское ГЖУ для разработки, установки автора (Вольнов в письме подписался «Иван Воробьев»). Так как письмо было получено агентурным путем, автор его был назван «автором агентурных сведений». Вследствие этой ошибки имя И.Е. Вольнова, крестьянского писателя, революционера очень долго замалчивалось, а произведения его не переиздавались, и только в 1961 г.28, в результате внимательной, кропотливой работы архивистов ЦГАОРа СССР истина была восстановлена.

С. 282.

            Много хлопот сотрудникам Департамента полиции доставляли шифрованные и химические письма, написанные симпатическими чернилами. Для работы с этими письмами существовала группа особо подготовленных специалистов.

            Один из этих специалистов Зыбин преподавал на курсах штаба корпуса жандармов, где делился своими секретами по расшифровке различных криптограмм. Его ученик и помощник Жабчинский имел высшее образование, окончил Петербургский университет. В одной докладной записке Зыбина о Жабчинском читаем, что последний может разбирать шифры на любом языке29.

            Непростой была работа с химическими письмами, которые при проявлении портились, и порой невозможно было восстановить первоначальный вид письма и отправить по назначению. Между тем, Департамент был заинтересован, чтобы по этому адресу продолжалась переписка. В таком случае письмо искусно подделывали. На этот предмет были также специалисты своего дела. В одной из записок с характеристикой этой деятельности Департамента читаем, что подобную работу проводил Зверев, привезенный Зубатовым из Москвы, и что Зверев «в этом деле положительно дошел до виртуозности»30. Восстановление писем совершалось с необыкновенной точностью: бралось во внимание качество бумаги, ее размер, глянец, водяные знаки, чернила, умышленно сделанные точки и другие особенности письма. Подделанные письма через почтамт отсылались по назначению.

            Часто в письмах пересылались партийные издания: листовки, небольшие брошюры, газеты, журналы. Эти издания пополняли библиотеку Департамента полиции, иногда оставались в делах по переписке по той или иной организации.

            Кроме вышеназванных дел в Департаменте полиции перлюстрация хранилась в комплексе в V отделении Особого отдела, который в настоящее время именуется коллекцией перлюстрированных писем31. К материалам коллекции работники V отделения часто обращались при расшифровке документов. Как правило, в этой части материалы хранились 10 лет, затем они уничтожались. Хотя и считается, что Коллекция содержит письма за 1883—1917 гг., хронология эта условна 33. За ранние годы сохранилось очень мало документов, и основная масса материалов охватывает 1906—1917 гг.

            Собранные в коллекции документы можно разделить на несколько групп. Основная группа документов — это перлюстрированные письма: простые, химические, шифрованные, скалькированные, подлинные. Вторая группа документов — переписка Департамента полиции с местными ГЖУ, со старшим цензором Петербургского почтамта по вопросам дешифровки

С. 283.

материалов. Эта сравнительно небольшая группа дел 33 интересна тем, что вскрывает не только методы розыскной деятельности полиции, но и проливает дополнительный свет на пути и способы конспирации, применявшиеся в тот период революционными организациями.

            Вопрос шифровки чрезвычайно интересовал Департамент полиции. В материалах данной группы дел встречаются различные таблицы по расшифровке переписки, материалы о шифрах различных партийных организаций. Как сообщалось в переписке Департамента полиции с отделом цензуры Петербургского почтамта в ноябре 1906 г., для переписки с Екатеринославом Московский областной комитет использовал для шифровки писем «Доклад Ленина»34. в донесении за ноябрь 1912 г. указывалось, что для деловой переписки с Лениным выборщику по рабочей курии Московской губернии Савинову предложено шифровать свои письма по книге Ч. Диккенса «Рождественская песнь в прозе», издание десятикопеечной библиотеки35.

            Социал-демократы, эсеры, деятели других революционных организаций, безусловно, и догадывались, и знали, что определенное число писем, все-таки, проходит перлюстрацию, поэтому даже к зашифрованной переписке относились осторожно. Приходилось изобретать новые шифры переписки. Использовались каталоги разных фирм, между строк писался нужный текст химическими чернилами.

            Революционеры использовали для шифровки произведения самых разных авторов. Так, в октябре 1907 г. начальник Киевского охранного отделения доносил в Департамент полиции, что для переписки между собой социал-демократические организации, входящие в состав южного района, установили шифр по поэме Пушкина «Евгений Онегин», причем разница числителя и знаменателя первой дроби обозначает главу поэмы, а в последующих дробях числители обозначают строки, знаменатели — буквы строк 36.

            В коллекции перлюстрированных писем хранились записи и переписка о химических и шифрованных письмах, которые были изъяты при обысках и арестах. В случаях, когда местные жандармские управления не в состоянии были их расшифровать, они пересылались в Департамент полиции.

            Довольно интересная переписка шла между Департаментом полиции и Московским охранным отделением по поводу расшифровок записей в записной книжке Н.Ф.Агаджановой37, арестованной по делу Московской организации РСДРП. В течение нескольких месяцев сотрудники Департамента пытались расшифровать ее записи, но безуспешноЗ8.

С. 284.

            Иногда в переписке пользовались условными текстами. Так, информационное бюро южных организаций РСДРП в своей переписке предполагало использовать следующие тексты39 для телеграмм.

            Объявлена забастовка — покупка совершается; осуществлена забастовка — покупка сделана; забастовка прекратилась векселя опротестовали; восстание солдат — Абрам едет; восстание солдат продолжается — Абрам выехал; восстание окончено — Абрам будет; вооруженное частичное выступление пролетариата — высылайте товар; массовое вооруженное выступление — высылайте деньги; восстание крестьян — высылайте векселя; Дума собралась — дядя приехал.

            В этой же части коллекции собирались рекомендации Департамента старшему цензору об установлении усиленного наблюдения за перепиской тех или иных лиц.

            В марте 1913 г. Департамент требует «ос[обо] гадательного] наблюдения]»40 за корреспонденцией члена Государственной Думы Г.И. Петровского. А через несколько месяцев появилась записка Броецкого, заведующего Особым отделом Департамента, в которой он напоминал цензурному комитету о необходимости «ос[обо] тщ[ательного] наблюдения]» за адресами членов Государственной Думы Тулякова, Хаустова, Шагова, Манькова, Муранова, Петровского, Малиновского, Бурякова41. В материалах этой же переписки имеются также просьбы местных ГЖУ о переводе писем с иностранных языков и языков различных наций и народностей России, фигурируют в ( делах и сами тексты. В целом данная группа документов позволяет достаточно глубоко проникнуть в лабораторию розыскной деятельности Департамента, связанной со слежкой за личной перепиской.

            Все поступавшие в коллекцию письма регистрировались в журналах входящей и исходящей корреспонденции42. Журналы на химические письма и простые велись отдельно. Регистрация химических писем была более подробная, чем простая. В сведениях о них выяснялось: от кого письмо, к кому, иногда краткое содержание, движение письма, то есть остается ли оно в Департаменте, отсылается ли в цензуру для отправки адресату. По записям в них можно реконструировать некоторые письма, уничтоженные по истечении срока хранения.

            Самая большая группа документов, накапливавшихся в коллекции, это непосредственно перлюстрация. Если брать коллекцию в целом, то общее число писем в ней составляет приблизительно 100 000. Более половины их падает на годы после революции 1905—1907 гг.

            Тематика перлюстрированных писем чрезвычайно разнообразна. И если касаться всех писем, то есть писем революционеров,

С. 285.

сановников, либералов, черносотенцев, то здесь и мате-; риалы, характеризующие эпоху, время, и говорящие об отношении различных слоев общества к тем или иным мероприятиям правительства, а также событиям в политической жизни. Диапазон мнений, отраженных в письмах, настолько широк, что по ним можно проводить социологические исследования. Основная масса перлюстрированных писем связана с вопросами рабочего, профессионального, крестьянского, студенческого движения на различных этапах, положением в городе и деревне, настроениями в армии и на флоте. Большое количество документов связано с деятельностью различных революционных партий и организаций, перепиской их с центром, получением директив центра, информацией о положении на местах, партийной печатью и ее распространением.

            Имеется переписка, характеризующая деятельность монархических организаций, земского и городского союзов, прогрессивного блока. Довольно большой объем материалов связан с оценкой и критикой деятельности властей, правительственной политики, министерства внутренних дел, а также Государственной думы и ее членов. Много материалов о положении на окраинах России.

            Самое большое количество писем сохранилось в коллекции за 1907 г. Коллекция отразила поток писем с мест к депутатам Государственной думы от рабочих, крестьян, причем подавляющее их большинство не носило конспиративного характера. В них рассказывалось о притеснениях, содержались просьбы о помощи. В переписке встречаются и документы с требованиями политического характера, написанные в форме наказа депутатам43.

            После третьеиюньского переворота идет целый поток писем с осуждением этой меры правительства.

            В качестве иллюстрации можно привести несколько выдержек из писем, в которых отразилось отношение разных кругов русского общества. Директор Тульской гимназии Н.Г. Высотский, не отличавшийся особой благонадежностью, писал одному из своих знакомых: «Итак, Думу разогнали, и г. Крыжановский составляет новый избирательный закон, иначе говоря, новую конституцию. Эта новая конституция есть упразднение конституции. Столыпин и К0 показали, что пока они и им подобные стоят у власти, конституционный образ правления в России немыслим. Третья Дума — это новый Департамент министерства внутренних дел, где будут неукоснительно исполнять волю начальства разные более или менее истинно русские люди, набранные распоряжениями губернаторов и стараниями исправников. Новый избирательный закон — это циничное издевательство над политическим сознанием народа...»44.

            285

            Другое, не менее характерное письмо, его отправительница, студентка, пишет письмо своей подруге в Берн. «У нас на лекциях присутствует теперь жандармский офицер. Протестовать никак нельзя, потому что в случае протеста курсы сейчас бы закрылись, а нам важно было ведь сохранить их, так как главная цель приехавших, конечно, заключается в организации. Всякая внешняя жизнь прекратилась, но зато началась подпольная работа»45. Отправительница еще одного письма, из Тверской губернии пишет, что, чем чаще «будут разгонять Думу, тем скорее народ поймет, что от правительства он ничего хорошего не получил и пойдет вперед...»46 Большая группа писем отражает деятельность различных партий и организаций РСДРП, СДКПиЛ, эсеров, анархистов в период, когда власти уже готовились нанести решающий удар по революции. Среди писем встречается переписка кадетов, октябристов, отражающая их настроения в этот период.

            Тяжелое положение в ряде партий, особенно в партии эсеров в связи с предательством Азефа, проблема провокации и борьбы с ней остро стоит в этот период перед всеми революционными партиями, и это также находит свое отражение в переписке.

            Как свидетельствуют письма коллекции, уже в 1908 — 1909 гг. в общественном мнении начинают происходить серьезные изменения, предвещающие новый революционный подъем. Даже некоторые из представителей самой правящей верхушки России уже не заблуждаются по поводу надвигающихся событий, костромской губернатор Веретенников в письме к генерал-адъютанту А.Н. Куропаткину в 1908 г. пишет: «Внешнее успокоение только кажущееся, революция работает успешно и все более проникает в народ. Полуинтеллигентные освободители поняли: без серьезной сознательной поддержки народа в России ничего не поделаешь, и они работают. Работают с неистощимой энергией и настойчивостью, осторожно и осмысленно, умудренные опытом последних трех лет...»47

            Об этом довольно интересно пишет князь Кочубей из Петербурга П. Закревскому в Токио: «Внутренние неурядицы все продолжаются, и хотя на вид стало спокойно, но на самом деле идет усиленная работа, так что мое впечатление — что мы сидим на вулкане. Одним словом, весь государственный механизм находится на точке замерзания перед своим окончательным падением...»48

            Письма за 1909—1911 гг. отражают значительно возросшую активность революционных организаций, ссылки. Резко возрастает количество бандеролей и писем в Россию с вложениями газет, листовок, брошюр. Писем с нелегальными вложениями (а они порой шли как заказные) было настолько много, что

            286

            вызвало отдельную переписку между Департаментом полиции и начальником Воронежского ГЖУ, который писал: «...принимая во внимание, что распространение означенных изданий не может не оказывать крайне вредного, развращающего влияния на местное население, прошу не отказать сделать соответствующее распоряжение, чтобы получаемые из-за границы... [письма]... и другие издания, содержащие в себе суждения противоправительственного направления, начальниками почтово-телеграфных учреждений не доставлялись адресатам...»49

            Дела, сформированные за 1909—1911 гг., изобилуют подлинными конвертами, в которых пересылалась литература различных партий разным лицам. Здесь сведения и о пересылке «Пролетария», «Социал-демократа», «Рабочей газеты»5*, эсеровской газеты «Знамя труда» и т.д.

            Вступление России в Первую мировую войну сопровождалось дальнейшим усилением полицейской слежки. В коллекции отложилось большое количество писем, характеризующих настроение населения и отдельных слоев, их отношение к войне. В одном из таких писем говорится: «Если бы, дорогой Ш, знал, что у нас делается! В городе тоска — стыдно смотреть, кругом горе, всюду едут, едут с узлами, глаза заплаканные, женщины кричат. Где же подъем, о котором пишут газеты? Везде чувствуется, что войны не хотят. Ты, наверное, читаешь про оживление, про манифестации. Вечером ревут — жутко становится, двери запирают. Представь себе толпу без конца из подростков и хулиганов и полицейских. Лица неинтеллигентные, красные носы, нахальные глаза. Кричат, а сами смотрят, кому бы в зубы дать. Сегодня получила письмо из деревни, пишут: кругом один ужас, крики, стоны, рыдания не прекращаются. Берут ужасно много, из одной фабрики около нас взяли 700 человек из 4000, а из нашего пригорода 7000. Я ненавижу войну, но не думаю, как Леля, что идти в сестры на войну, значит, признавать ее. Я уйду, ты ведь отпустишь меня? Я сделаю все, что могу, и к тебе вернусь знающей...»52

            Два перлюстрированных документа свидетельствуют о принятии административных мер к деятелям высокого ранга.

            В перехваченном письме бывшего московского градоначальника А.А. Рейнбота от 17 декабря 1908 г. к О.Г. Рейнбот, родственнице в С.-Петербурге, выражалось возмущение проверкой, которую возглавлял бывший директор Департамента, сенатор Н.П. Гарин. «Немного не понял твоего совета о спокойствии, — пишет Рейнбот. — Более спокойно и хладнокровно действовать, как я действую против этих мерзавцев Гарина и К0, кажется, трудно. Прибавь к этому, что приходится с моим характером сидеть пассивно, несмотря на всю сплошную ложь и клевету этого правительственного прохвоста. Я слышал, что

            287

            в Петербурге уже немного прозрели, и, крайне сожалею, что ходят слухи о недопущении дела до суда. Тогда бы гласно на весь мир можно было указать, какой негодяй Гарин и его приспешники»53.

            Второе письмо от 10 декабря 1908 г. из Закаспийской области от лица, подписавшего свое письмо «Коля», в Москву В.А. Лебедеву. Видно, он стоит близко к административным кругам и описывает свое впечатление от проводимой ревизии. «Ревизия Палена составляет сейчас злобу дня всего Туркестана. Большинство лиц, сталкивавшихся с ревизором и его помощниками, отзываются о нем очень нелестно. Указывают на грубость обращения и целый ряд приемов, недопустимых при ревизиях. Очень немногие, наоборот, хвалят. Как бы то ни было, целый ряд представителей администрации полетел с мест и предан суду за взятки, растраты и проч. Говоря откровенно, большинство жуликов вышло сухими из воды и только малая доля их попалась. Возможно, что пострадали и относительно невинные. Говорю относительно, так как здесь вся русская администрация является преступной со своими попечениями о "процветании края", использовании "втуне лежащих земель" и пр. Туземцы, по-видимому, остались довольны ревизией, хотя, воспитанные в строгих началах уважения к начальству, во многих местах предлагали ревизорам деньги. В общем, пожалуй, ревизия окажется скорее вредной, чем полезной. Смещение нескольких администраторов будет только поддерживать напрасную веру в русское правосудие, а, между тем, в ожидании следующей ревизии здесь разыграется немало историй грабежа и всякого рода утеснений. Говорят, в Питере предлагают как-то переменить управление...»54

            Отложившиеся в делах Департамента полиции, охранных отделений и жандармских управлений материалы перлюстраций — это не только свидетельство своеобразных методов борьбы режима с противоправительственной деятельностью, но и, как пыталась показать автор на некоторых примерах, — ценнейшая часть источниковедческой базы для изучения общественно-политической жизни России.

§ 2. Библиотека революционных изданий

            Среди разнообразных материалов и документов, широко использовавшихся органами политического сыска, заметную, а порой и незаменимую роль играли материалы библиотеки революционных изданий.

            Библиотека начала формироваться еще в III Отделении. С созданием Департамента полиции она была передана в 3-е делопроизводство,

С. 288

а затем периодически входила в состав Особого отдела и 4-го делопроизводства. В библиотеку революционных изданий включалась литература, изданная в России и за границей, направленная против «особы императора» и режима в целом.

            В библиотеке собирались нелегальные издания различных партий и общественных организаций: студенческих, учащихся, профессиональных, а также листовки, посвященные разным событиям, таким как 9 января, 1 Мая, выборы в Государственную думу, крупные забастовки.

            До первой русской революции процесс накопления литературы в библиотеке шел очень медленно, что объяснялось отчасти слабой издательской деятельностью революционных организаций. В годы революции резко выросла издательская деятельность нелегальных организаций, местных партийных комитетов, общественных организаций. Многие из этих материалов начинают поступать в библиотеку. Департамент полиции, стремясь к более полному знанию о положении дел на местах, издательской деятельности местных партийных организаций, требует от начальников ГЖУ присылки материалов, выпускаемых и распространяемых нелегальными и легальными организациями.

            Особенно активно пополняется библиотека революционных изданий за счет листовок — самых мобильных и оперативных видов пропагандистской литературы. В библиотеку поступает литература разных партий и направлений. В их числе даже листовка, выпущенная полицейскими.

            Процесс накопления литературы в библиотеке шел за счет перехвата посылок и писем с вложением листовок и газет и бандеролей с вложениями нелегальной литературы. Такой корреспонденции и материалов было настолько много, что корпус жандармов вынужден был издать специальный циркуляр «О передаче таможнями чинам корпуса жандармов пересылаемых из-за границы бандеролей с революционными изданиями»55. Пополнение библиотеки шло и за счет изъятия печатных изданий при обысках и арестах. Но последний способ до 1908 г. практиковался реже, так как изъятые материалы в своем большинстве фигурировали на политических процессах в качестве вещественных доказательств, а после суда и вынесения приговора уничтожались. В результате поступление литературы этим путем носило случайный характер, и многие издания были безвозвратно утрачены, что вызывало нарекания со стороны ряда представителей местных властей. Так, в своей докладной записке предводитель дворянства Самарской губернии писал: «Эти материалы представляют большой государственный интерес, так как среди них встречается ряд чрезвычайно интересных рукописных и печатных изданий, ярко характеризующих

С. 290.

переживаемую эпоху во всех проявлениях и оттенках, ввиду чего, казалось бы, этот материал, систематически подобранный, имел особую ценность для имеющего быть основанным в Москве Музея русского революционного движения. Во-первых, для того, чтобы бороться с врагом, надо знать его силы и настроения, и в этом отношении часть упомянутого выше материала, где с особой ясностью разработан план кампании против существующего правительства и намечены пути к захвату власти с подробным распределением боевых революционных сил, — эта часть должна быть использована с целью более верной и успешной борьбы с боевыми революционными организациями России...»56

            Так как уничтожение вещественных доказательств предусматривалось особой статьей закона, вопрос в конце концов «утрясается» на уровне министерств. В апреле 1908 г. министром юстиции было издано циркулярное распоряжение, которое предписывало прокурорам судебных палат и окружных судов «препровождать в Департамент полиции все имевшие значение вещественные доказательства по политическим делам, книги, рукописи, письма, заметки и т.п. печатные и рукописные материалы, поступающие по окончательном разрешении сих дел и прокурорскому надзору для уничтожения»5'. Изданный циркуляр способствовал тому, что в Департамент полиции без всякого разбора стали присылаться все вещественные доказательства. Работники Особого отдела Департамента в первую очередь отбирали из них нелегальные издания. В апреле 1909 г. Департамент полиции направил предписание заведующему заграничной агентурой: «По встретившейся надобности Департамент полиции просит Ваше Высокоблагородие впредь высылать в Департамент в одном экз. газеты, издающиеся в Берлине, Вене, Париже и Лондоне по программе социалистов-революционеров и социал-демократов на немецком, французском, английском языках, как то: "Le tribune", "Vorwarts" и др.». В результате в библиотеке отложилось огромное количество изданий, опубликованных как в России, так и за границей русскими революционными организациями.

            Библиотека революционных изданий переживает своего рода «второе рождение». В 1908 г. назначается новый библиотекарь Панкратьев. Им была введена система научно-справочного аппарата к литературе и, в первую очередь, к книгам и брошюрам. По его инициативе были заведены две картотеки: 1) по фамилиям авторов, 2) «по предметам»58.

            Тщательно коллекционировались работы А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского, Г.В. Плеханова, В.И. Ленина.

            Поступающей в библиотеку литературой широко пользовались жандармы, особенно был высок интерес к ней у лиц, занимавшихся политическим розыском. Некоторые из них,

С. 291.

чувствуя свою некомпетентность в программных и политических установках революционных организаций, с которыми им приходилось вести борьбу, внимательно изучали соответствующие материалы.

            Библиотека имела «читательский спрос» не только в центре, но и на местах. Так, начальник Калужского ГЖУ в феврале 1905 г. пишет в Департамент: «...Обнаружилась также крайняя необходимость иметь эти (партийные. — З.И.) издания в управлении для ознакомления офицеров, производящих дознание, с программами противоправительственных организаций в России». Далее он конкретизирует свою просьбу: «Ходатайствую перед Департаментом полиции о снабжении вверенного мне управления ежегодно и своевременно газетами "Искра", "Освобождение", "Революционная Россия"; на случай же, если мое ходатайство будет признано не подлежащим удовлетворению, испрашиваю разрешение мне выписывать названные мною газеты, причем покорнейше прошу указать мне порядок, каким названные газеты должны быть выписываемы мною»59.

            Интересно в этом плане и обращение в Департамент полиции военного губернатора Кронштадта А.А. Бирилева. 13 февраля 1905 г. он писал директору Департамента Лопухину: «Как военный губернатор г. Кронштадта, в коем находится весьма значительное число рабочих, я, при современном усилении роста рабочего движения, считаю необходимым следить всесторонне за таковым, знакомясь со взглядами по этому вопросу как правительственных сфер, так и с требованиями антиправительственных групп. Ввиду этого я имею честь просить Ваше превосходительство не отказать в распоряжении о высылке мне из вверенного Вам Департамента полиции заграничных изданий /.../, которые по прочтении мною будут возвращаться»60.

            С более конкретной просьбой обращается 28 января 1908 г. помощник начальника Таврического ГЖУ подполковник П.Н. Кравченко: «По производимому мною формальному дознанию "об образовавшемся в г. Мелитополе социал-демократическом кружке", встречается надобность установить, существуют ли в числе запрещенной литературы издания:

            1) Н. Ленин (в тексте "Левин"). "К деревенской бедноте",

            2) Л. Мартов. "Рабочее дело в России". Автор письма просит Департамент разъяснения на этот счет. Еще один пример: 22 сентября 1908 г. прокурор Вятского окружного суда обратился в Департамент полиции: «Ввиду производящихся в настоящее время в округе Вятского окружного суда дел о преступлениях, предусмотренных 102 ст. Уг. Ул., является крайне желательным иметь для сведения мне и моим товарищам, при квалификации состава означенного преступного деяния печатные произведения: 1) брошюры-протоколы объединенного

            291

            съезда РСДРП, состоявшегося в Стокгольме в 1906 г, 2) [тексты] двух резолюций съездов РСДРП, состоявшихся и 1907 г. в Лондоне и близ Гельсингфорса»61. Перечень таких просьб можно продолжить. Как свидетельствуют те же архивные документы, все просьбы такого рода удовлетворялись.

            Как видим, библиотека была функциональной частью Департамента полиции, способствовавшей борьбе с революционным движением. Одновременно Департамент полиции предписывал охранным отделениям собирать у себя подобные библиотеки, и в ряде охранных отделений такие библиотеки существовали.

            К сожалению, библиотека целиком, как она была собрана и Департаменте полиции, не сохранилась. Она серьезно пострадала в февральские дни 1917 г. Многие ее материалы оказались утерянными, попали в частные руки. Какая-то часть материалов была сохранена работниками ленинградского отделения Академии наук. Оставшаяся часть материалов послужила основой создания коллекции нелегальных изданий ГА РФ. До 1957 г. коллекция входила в состав фонда Департамента полиции отдельной описью. В настоящее время это самостоятельный фонд — 1741.

Примечания

            1 См.: Брикнер А. Вскрытие чужих писем и депеш при Екатерине II Русская старина. 1873. Т. VII. С. 75 — 84; О перлюстрации писем в начале XIX века (секретная переписка О.П. Козодавлева с Д.П. Руничем) см.: Красный архив. 1927. 6(25). Л. 201.

            2 Соболева Т. А. Тайнопись в истории России. М., 1994. С. 97 — 98.

            3 Вплоть до Александра II русские цари лично интересовались перлюстрацией, сами прочитывали письма. Имеются сведения, что Александр I перлюстрировал письма своей матери. Шильдер Н.К. Император Павел I; он же. Император Александр I. СПб., 1897. С. 362 — 364; Дневник Вилламова. Русская старина. 1912. Кн. 1. С. 38; Оржеховский И.В Самодержавие против революционной России. М., 1982. С. 11; Из воспоминаний М.Е. Бакая. О «Черных кабинетах» в России // Былое. Париж, 1908. № 7. С. 119—133; Черняев В.Ю. К изучению эпистолярных источников начала XX в. (Контроль почтовой переписки) // Проблемы отечественной истории. М.; Л., 1976. С. 134—155; Перегудова З.И. Важный источник по истории революционного движения // Исторический опыт Великого Октября. К 90-летию академика Минца. М., 1986. С. 376 — 390; Измозик B.C. Глаза и уши режима // Государственный политический контроль за населением Советской России в 1918 — 1928 гг. СПб., 1995; Калмыков А.Ю. К вопросу о роли «Черных кабинетов» в системе политического сыска в начале XX века // Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С. 76 — 83.

            4 ГА РФ. Ф. 109. Оп. 221. Д. 75. Л. 99об.-100. Бенкендорф писал: «Перлюстрация — это есть одно из главнейших средств к открытию истины: представляя, таким образом, способ к пресечению зла в самом его начале, она служит также указателем мнений и образа мыслей публики о современных происшествиях и разных правительственных мерах и распоряжениях».

            5 Исключение составлял Тифлисский пункт. В 1909—1917 гг. он подчинялся Департаменту полиции. ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 100 Об.

            6 По смете МВД ст. цензору на работу всех перлюстрационных пунктов отпускалось 107000 рублей, кроме того, отпускалось 58000 из средств Департамента полиции. См.: Каторга и ссылка. 1927. 8(37). С. 98.

            7 Ст. 1104 Уложения о наказаниях предусматривала отстранение чиновника от должности, если почтовые служащие распечатывают письма «хотя из одного только любопытства; если содержание письма будет сообщено другому», то предусматривалось заключение в тюрьму от 4 до 8 месяцев». Ст. 1102. Если почтовый чиновник «из-за каких-либо видов» согласится с кем-либо передавать письма, адресованные на имя другого лица «без дозволения последнего» приговаривается к тюремному заключению или ссылке на поселение. См.: Уложение о Наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1912. С. 701.

            8 Измозик B.C. А.Д. Фомин и М.Г. Мардарьев: к истории «Черных кабинетов» в России. Конец XIX — начало XX в. // Из глубины времен. № 9. 1997. С. 59-65.

            9 ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 33 об.

            10 «Черный кабинет». Из воспоминаний бывшего цензора. Былое. 1918. № 13. С. 185-197. и Там же. С. 186-188.

            12 ГА РФ. Ф. 1467. Записка И. Зыбина вице-директору Департамента полиции А.Т. Васильеву от 12 июля 1913 г. — 49 чел. См.: Каторга и ссылка. 1927. № 8(37); Кантор Р. К истории «Черных кабинетов». С. 90.

            13 Валк О. Из правительственных настроений в эпоху I Государственной Думы // Красный архив. 1926. № 4(17). С. 214-215; он же. К истории аграрных мероприятий, 1906 г. // Красный архив. С. 215 — 216; ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 281. Л. 48.

            14 ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 101.

            15 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1159. Л. 16.

            16 См.: Былое. 1918. № 13. Л. 186.

            1? ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1002. Л. 4об. Допрос Яблочкова В.М. Ст. цензор Московского почтамта, май 1917.

            18 Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 88об., 102об.

            19 В подсчете за 1907 г. нет сведений о письмах, которые перлюстрировались по списку министра внутренних дел.

            20 Осоргин М.А. Охранное отделение и его секреты. М., 1917. Л. 5.

            21 В Департаменте имеются следующие дела с заголовками: «Надзор за перепиской частных лиц» (Ф. 102.00. 1905. Д. 1666); «Разработка шифрованных документов» (Ф. 102.00. 1907. Д. 121); «О задержанных телеграммах и письмах» (Ф. 102.00. 1907. Д. 160); «Разработка шифрованных писем и документов» (Ф. 102.00. 1908. Д. 49); «Разработка секретных сведений» (Ф. 102.00. 1909. Д. 157); «О задержанных телеграммах и письмах и вообще о наблюдении за частной корреспонденцией» (Ф. 102.00. 1913. Д. 45).

            22 ГА РФ. Ф. 102.00. 1909. Д. 211, Л. 2.

            23 Там же. Ф. 102.00. 1907. Д. 160.

            24 Там же. Л. 21, 16.

            25 Там же. Ф. 102.00. 1909. Д. 157.

            26 Фонд Департамента полиции не перерабатывался. Автор приводит заголовки дел так, как они даны в описи, как заведены в самом Департаменте полиции.

            27 ГА РФ. Ф. 102.00. 1913. Д. 45. Л. 22, 26, 29, 30, 31.

            28 Ляндрес С. Конец одного навета (о судьбе орловского писателя И.Е. Вольнова) // Литературная Россия. 1961. № 22. 31 мая.

            29 См.: ГА РФ. Ф. 102.00. 1916. Д. 46. Т. 2. Л. 225-226.

            30 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1249. Л. 2об.

            31 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1-1248.

            32 Там же. Ф. 102. Оп. 265, за 1883 г. - 8 дел; 1884 - 8 дел; 1885-1897 - дела отсутствуют; 1898 - 1 дело; 1899-1900 - дела отсутствуют; 1901-1903 - 9 дел; 1904 - 6 дел; 1905 - 3 дела.

            33 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1072-1178.

            34 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1169. Л. 47об.

            35 Там же. Д. 1110. Л. 50.

            36 там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1095. Л. 58.

            37 Агаджанова Н.Ф. (1889—1974), профессиональный революционер, в советское время кинодраматург, один из авторов сценария фильма «Броненосец Потемкин». См.: Лейберов И.П., Перегудова 3-Й. Подвиг Нунэ. Лениздат, 1985.

            38 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1110. Л. 14.

            39 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 39, Л. 70об. Письмо из Харькова от 25 июля 1906 г. в Симферополь Грановскому.

            40 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1164. Л. 32.

            41 Там же. Л. 75.

            42 Там же. Д. 1179-1200.

            43 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 145 Л. 155.

            44 Там же. Д. 213. Л. 40. Письмо от 8 июня 1907 г. « Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 217. Л. 14.

            46 Там же. Л. 26.

            47 Там же.

            48 Там же. Л. 2.

            49 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 349. Л. 15, 15об.

            50 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 357, 349, 409-420 и т.д.

            51 Письмо из Москвы от 29 июля 1914 г. за подписью Варя к А. Рубакину. Имеется пометка о наблюдении за этими письмами. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 975. Л. 14.

            52 Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 344. Л. 95.

            53 Там же. Л. 98.

            54 Там же. 1908 г. Д. 154. Т. 1. Л. 3-4.

            55 Там же. 1912 г. Д. 63. Л. 283.

            56 Там же. 1908 г. Д. 433. Л. 6.

            57 Перегудова З.И. Библиотека революционных изданий Департамента полиции // Государственные учреждения и общественные организации СССР. История и современность. Межвузовский сборник Московского ордена «Знак Почета» государственного историко-архивного института. 1985. С. 108-114.

            5S Там же. 4 д-во. 1908. Д. 98. Л. 135об.

            59 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1902. Д. 1457. Т. 3. Л. 17-18.

            60 Там же. Л. 35.

            61 там же. 4 д-во. 1908. Д. 98. Л. 32, 139.

Глава 8.

ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ

По мере роста оппозиционных настроений и общественных организаций в поле зрения полиции попадают практически все области общественной жизни. Согласно инструкциям Департамента полиции наблюдение велось за рабочими на фабриках и заводах, их профессиональными организациями, страховыми кассами, за настроением крестьян и крестьянским движением, за кооперативными организациями, за легальными просветительскими, благотворительными обществами, библиотеками. Строго регламентировался порядок разрешения устройства публичных лекций, концертов, собраний. В поле зрения оказались молодежные организации, народные университеты, различные курсы, образовательные и научные экскурсии, учащиеся различных учебных заведений. Надзору подлежали также представители оппозиционного движения, прогрессивная интеллигенция, велось наблюдение за съездами ветеринарных и фабричных врачей, русских психиатров, пироговскими съездами, съездами писателей. Следили за служащими земств, которые не вступали открыто на путь революционной борьбы, но так или иначе выражали свое недовольство существующим порядком и, как считали в Департаменте, «при определенных обстоятельствах они вступят на революционную дорогу и сыграют свою роль».

            Тщательное наблюдение устанавливалось за легальной и, особенно, нелегальной печатью. Почти ежегодно заводились дела и в Особом отделе, 4-м делопроизводстве, связанные с празднованием 1 Мая, Международного женского дня. Были заведены специальные дела о юбилеях А.И. Герцена. Л.Н. Толстого, Т.Г. Шевченко. Не остались без внимания и представители различных религиозных течений: баптисты, адвентисты, духоборы, штундисты.

            Слежка велась и за представителями либеральных кругов, которые в переписке Департамента часто назывались «симпатиками». Масса дел заводилась на отдельных лиц, политическая благонадежность которых оказалась под сомнением.

            295

            Уже из этого перечня, причем далеко не полного, розыскной деятельности Департамента и его структур очевидно, чти сколько-нибудь основательное ее освещение и анализ потребовали бы специального исследования и, скорее всего, не одного/ Поэтому, уделив основное внимание борьбе Департамента с открыто противоправительственными, революционными партиями (чему посвящены, в основном, все предыдущие главы)1, автор в данной главе сконцентрировалась на усилиях политического сыска по наблюдению и контролю над двумя видами общественной деятельности, находившимися, если можно так выразиться, на ее полюсах. В первом случае, то есть в случае с профсоюзами, автор попыталась осветить отношение властей к одной из наиболее массовых общественных организаций, которые в своей совокупности являлись и общественным движением. Во втором же случае (кинематограф и грамзаписи) — к одному из направлений культурной жизни, общественная значимость которого в рассматриваемый период непрерывно возрастала.

            Такого рода избирательность, естественно, не позволяет дать адекватное представление об отношениях полиции ко всему спектру общественной активности дореволюционной России. Однако она и не сводится, с точки зрения автора, к чистой иллюстративности. Ибо это не просто взятые наобум «иллюстрации», но весьма характерные направления деятельности Департамента полиции в данной сфере, дающие возможность и какой-то мере судить об этой деятельности в целом.

§ 1. Департамент полиции и профсоюзы

            Несмотря на обширную литературу по истории профсоюзного движения в дореволюционной России1, в ней отсутствуют специальные исследования, в которых анализировалась бы деятельность Департамента полиции, направленная на ослабление этого движения и его связей с революционными организациями. Поскольку до революции 1905 г. существовали лишь зачаточные формы профессиональных союзов2, Департамент полиции начинает проявлять интерес к этим организациям лишь после того, как возникают предпосылки превращения их в серьезную политическую силу, то есть после январских событий 1905 г. Именно в этот период во многих городах России создаются профессиональные комиссии, стачечные фонды и стачечные комитеты, заводские комиссии, на базе которых вырастают профессиональные организации. В некоторых отраслях промышленности создаются профессиональные союзы как таковые. Это были профсоюзы печатников, металлистов, портных,

            296

булочников, башмачников, конторщиков, приказчиков, фармацевтов. В течение лета 1905 г. идет быстрый рост и укрепление профессиональных организаций. В Москве, Петербурге, Харькове создаются центральные бюро профессиональных союзов для объединения их деятельности. Активистами движения ставится задача объединения деятельности профсоюзов не только на местах, но и во всероссийском масштабе.

            Особенно бурный рост профсоюзов наблюдался в октябре 1905 г. В этот период создаются профессиональные организации работников самых разнообразных профессий: текстильщиков, рабочих игрушечных фабрик, домашней прислуги, садовников, техников, ювелиров, почтово-телеграфных служащих, железнодорожников и т.д. Тяга к объединению по профессиям захватывает работников как физического, так и умственного труда. В одном из писем, перехваченных Департаментом полиции, посланном из С.-Петербурга 3 июля 1905 г. за подписью «Александр Ро...» к Ольге Тягуновой в Цюрих, говорится: «В Питере все стихло, но внутри сильное брожение... Элементы общества, вчера еще индифферентные, сегодня становятся уже ненавистниками теперешнего порядка. Союзы растут, как грибы, и в количестве достигают часто больших размеров (Союз конторщиков — 6000 ч.). Железнодорожники Центральной России организовались в союз. Большинство союзов носит радикальный и социалистический отпечаток»3.

            Большую активность проявили профсоюзы в дни декабрьского вооруженного восстания. Союзы и организации возникали явочным порядком. Воспользовавшись провозглашенной манифестом 17 октября свободой союзов, рабочие и служащие создавали их без обращения к властям за разрешением. Становилось очевидным, и в том числе для самих властей, что профессиональное движение пустило такие корни и получило такой размах, что никакими силами не удастся остановить его. Обеспокоенное таким поворотом дела, оно стремилось ввести профессиональные союзы в жесткие, неполитические рамки, взять их создание, организацию под свой контроль.

            С самых первых шагов профсоюзного движения его организации попадают в поле зрения как местной полиции, так и Департамента полиции и его Особого отдела. Как отмечалось в гл. 2, само его создание было прежде всего реакцией властей на быстрый рост рабочего движения. С 1898 г. в Особом отделе были заведены специальные дела, связанные с выступлением рабочих в разных районах России.

            Вызванная революцией 1905 г. волна создания профессиональных организаций рабочих, значительная часть которых включилась в активную революционную борьбу, сразу же вызвала ряд ответных мер со стороны Департамента полиции.

            297

            Уже в 1905 г. в нем заводятся дела на Всероссийский союз железнодорожных служащих, Всероссийский союз тружеников печатного дела, Бюро союза портных, портных и скорняжных мастерских, Харьковский союз рабочих для защиты своих прав, Союз архангельских рабочих, Социал-демократический профессиональный союз служащих в торговых заведениях Королевства Польского и Литвы, Профессиональный союз рабочих волокнистого промысла, Союз рабочих конно-железных дорог в С.-Петербурге, Всероссийский союз лесных кондукторов, Социал-демократический союз мучного промысла, Союз рабочих по обработке металла, Союз рабочих булочного и кондитерского производства4 и т.д. Заводятся дела и на ряд союзов интеллигенции и служащих: Всероссийский учительский союз и деятелей по народному образованию, Всероссийский союз народных учителей и учительниц средней школы, Союз профессоров и преподавателей высших учебных заведений, Всероссийский союз инженеров и техников, Союз российских журналистов, Союз адвокатов, Союз чиновников, Союз приказчиков, Союз торговых служащих, Союз конторщиков и бухгалтеров, Союз часовщиков, Всероссийский Союз агрономов, Всероссийский Союз фармацевтов, Всероссийский Союз врачей, Союз канцелярских и вольнонаемных служащих в правительственных учреждениях, Союз почтово-телеграфных чиновников, Союз гуманистов5.

            Над всеми этими организациями устанавливается наблюдение, поступающие о них сведения откладываются в делах, используются для выработки мер по пресечению их «противоправительственной деятельности». Объектом особого внимания со стороны полиции становились съезды и конференции профсоюзов. На них также заводятся дела6. В 1905 г. в Департаменте формируются дела со справками по профессиональным союзам7, в которых освещается создание и деятельность Союза союзов и ряда профессиональных союзов интеллигенции. Заведенные дела продолжают пополняться новыми документами и после революции.

            Из документов Особого отдела и подведомственных ему ГЖУ следует, что события 1905 г. захватили буквально врасплох. На основании поступающей в Департамент полиции информации срочно разрабатывается система мер, призванная воспрепятствовать «вредной деятельности профсоюзов».

            Одним из первых циркуляров, изданных только что назначенным на вновь созданную должность заведующего политической частью Департамента полиции Рачковским, был циркуляр от 2 июля 1905 г., направленный против профессиональных союзов и организаций. В нем указывалось: некоторые союзы «обратились в настоящее время к крайне вредной

            298

            противоправительственной деятельности и тем вызывают необходимость бороться с ними всеми имеющимися в распоряжении, администрации мерами. Департамент полиции уведомляет об изложенном Ваше высокоблагородие для зависящих распоряжений относительно учреждения надлежащего наблюдения за деятельностью существующих на местах организаций этого характера и недопущения впредь, согласно приказанию тов. министра зав. полицией, никаких собраний членов упомянутых союзов, в случае же обнаружения таковых собраний, немедленно распускать их, переписав всех собравшихся, и о последующем доносить Департаменту»8. Особое внимание он обращает на такие организации, как Всероссийский железнодорожный Союз, почтово-телеграфный Союз, считая, что их члены на случай забастовки представляют самую большую опасность для государства, поскольку они парализуют железные дороги и прерывают телеграфную связь. Серьезное внимание обращается на профсоюзы учителей, особенно тех, кто преподает в народных школах и может повлиять на настроение населения.

            В сентябре 1905 г. также за подписью Рачковского рассылаются циркуляры, извещающие о деятельности Всероссийского железнодорожного Союза, о плане его действий, выработанных на съезде в Москве, о принятии им платформы социал-демократов9.

            В ноябре 1905 г. за его же подписью следует специальный циркуляр о деятельности Союза и в связи с только что прошедшей октябрьской стачкой. «Признавая необходимым иметь полную осведомленность о главных руководителях политической забастовки, бывшей в минувшем октябре месяце и выразившейся, главным образом, в приостановке железнодорожного движения в империи. Департамент полиции... просит... сообщить, в самом непродолжительном времени, подробные сведения как обо всех вообще руководителях означенной забастовки, так, главным образом, о старших железнодорожных агентах, находящихся на службе в управлениях и по линиям местных железных дорог.., равно и о тех низших железнодорожных служащих, которые проявили активную деятельность по организации забастовки, оказывая нравственное воздействие на подчиненных им служащих дороги и помощь...»10

            Во исполнение циркуляра в Департамент поступает масса сведений с мест о деятельности Всероссийского Союза железнодорожных служащих, списки участников забастовки11 с информацией об их деятельности. Этому Союзу придается настолько большое значение, что он становится в центре внимания Департамента и местной полиции. 22 февраля 1906 г. всем начальникам ЖПУ ж. д. и охранных отделений рассылается циркуляр № 679 о принятии мер к выяснению личного состава

            299

            Центрального бюро районных комитетов, а через несколько дней (14 марта) в связи с получением сведений о возможной железнодорожной забастовке рассылаются депеши о необходимости арестовать всех лиц, подозреваемых «в подстрекательстве»12.

            Как уже отмечалось выше, вопросам общественных движений в этот период придается столь важное значение, что в ходе перестройки структуры Особого отдела на первый план в его деятельности выдвигаются задачи борьбы именно против этих движений.

            Однако быстро наладить эту работу не удается. Заведующий Особым отделом А.Н. Тимофеев в докладной записке, составленной в декабре 1905 г., пишет о трудностях работы и о том, что «если в деле политического розыска среди служащих имеется какая-то специализация и распределение обязанностей, то в руководстве борьбой против общественного движения царит неразбериха». Работа делается служащими «случайно», в зависимости от имеющегося у каждого чиновника времени, «масса срочных переписок сосредоточена в отделении общественного движения, очень сложных, требующих держать в памяти все подробности дела»!3.

            Столкнувшись с быстрым ростом профессиональных союзов, Департамент полиции вместе с другими правительственными учреждениями стремится выработать стратегическую линию по отношению к ним. Потерпев поражение в попытке наложить запрет на их деятельность полицейскими мерами, они пытаются ввести их в определенные юридические рамки. Как было отмечено, союзы создавались явочным порядком на базе провозглашенной манифестом 17 октября 1905 г. свободы союзов. Перед властями встал вопрос о необходимости разработки законодательства о союзах. Разработка законопроекта была поручена инженеру Ф.В. Фомину, старшему делопроизводителю Главного по фабричным делам присутствия (бывшему профессору Томского технологического института). В самом начале работы над проектом, которая протекала в условиях нарастающей революционной волны, столкнулись два противоположных мнения: требование о защите профессиональных союзов от «полицейского самоуправства» и позиция правительственных кругов, настаивавших на взятии под контроль деятельности союзов, создании их.... с разрешения соответствующих органов, ограничении деятельности в строго установленных рамках устава. После декабрьских событий 1905 г. под нажимом правительства проект закона претерпевает изменения14 в сторону ужесточения. В этом виде 4 марта 1906 г. Николай II подписал проект, получивший название «Временных правил» об обществах и союзах, куда входил и примерный Устав профессионального общества рабочих. В правилах

            300

            говорилось, что профессиональные общества имеют своей целью «выяснение и согласование экономических интересов,, улучшение условий труда своих членов или поднятие производительности принадлежащих им предприятий», а также: «а) изыскание способов к устранению посредством соглашения или третейского разбирательства недоразумений, возникающих на почве договорных условий между нанимателями и нанимаемыми; б) выяснение размеров заработной платы и других условий труда; в) выдача пособий своим членам; г) устройство касс; д) устройство библиотек, профессиональных школ, курсов, чтений...15

            Во «Временных правилах» говорилось о недопустимости организационных связей между различными союзами одной местности и однородными союзами разных городов. Союзы ставились в полную зависимость от административной власти. Губернатор и губернское по делам об обществах присутствие являлись опекунами над союзами. От них зависело все: разрешение на создание союза и его запрещение, закрытие, если он, по их мнению, «угрожает общественному спокойствию или порядку, или принимает явно безнравственное направление». «Временные правила» были призваны направить деятельность профсоюзов в удобное для властей и администрации предприятий русло. Основываясь на них, власти стали закрывать многие союзы, отказывали в их регистрации, что также было равносильно их закрытию.

            Через несколько месяцев после вступления в силу «Временных правил» Советом министров было издано циркулярное распоряжение, воспрещавшее лицам, состоящим на государственной службе, служащим правительственных учреждений по найму принимать «участие в политических союзах», причем не только явно революционных, но и тех, которые «себя открыто не причисляют к революционным, но в программах своих деятельно стремление к борьбе с правительством»16. В октябре 1906 г. Департаментом полиции был издан циркуляр с обращением к начальникам ГЖУ и ЖПУ ж. д. с предписанием «строго следить за деятельностью возникающих союзов и обществ и сообщать об их возникновении и деятельности, особо обращать внимание на лиц, состоящих на государственной службе или занимающих должности, соединенные с правами таковой»17.

            Этим и другими циркулярами Департамент стремился усилить внимание местных властей к деятельности союзов и давал понять, что лучшее средство к прекращению их противоправительственной деятельности — это их закрытие. Однако поскольку к этому времени профессиональные союзы достаточно укрепились, выработали свои уставы и программы, Департамент уже не мог ограничиваться лишь такого рода призывами.

            301

            Необходимы были более действенные меры и целенаправленное руководство борьбой с общественным движением. В самом Департаменте происходит новая реорганизация, призванная поднять его роль как руководителя местных органов. В результате деления в июле 1906 г. Особого отдела на два независимых друг от друга отделения, в его структуре возникает подразделение (Особый отдел «Б»), которому поручаются вопросы наблюдения и борьба с общественным движением. Как указывалось в положении об этом отделе, объектом его деятельности становились и «профессиональные союзы, имеющие политический характер и не имеющие такового», революционные выступления среди рабочих, крестьян, учащихся. Особо выделялись железнодорожные служащие, телеграфисты. Спустя полгода на базе Особого отдела «Б», как указывалось выше, создается новое подразделение — 4-е делопроизводство, куда переходят и все функции Особого отдела «Б». Наряду с наблюдением за рабочим и крестьянским движением ему вменяется в обязанность наблюдение за политическим направлением деятельности легальных обществ, союзов, регистрация уставов обществ и профессиональных союзов. При всем том, несмотря на принятые решения, вопросы профессионального движения продолжают оставаться в поле зрения Особого отдела Департамента. Периодически то Особый отдел, то 4-е делопроизводство издают циркуляры, связанные с профсоюзами. Трусевич берет под личный контроль многие вопросы профессионального движения.

            Материалы Департамента полиции наглядно свидетельствуют о том огромном значении, которое придавали органы политического сыска профессиональному движению, той жесткой системе контроля, которому подвергались профсоюзные организации. В 1907 г., несмотря на то, что Особый отдел и 4-е делопроизводство в вопросах профессионального движения размежевались, именно в Особом отделе продолжают сосредоточиваться основные нити борьбы Департамента с профессиональным движением, его революционными связями.

            В 1907 г., в дополнение к уже существующим в этой структуре делам, было сформировано общее дело (37) о профсоюзах, заводятся дела об отдельных профсоюзах («о союзе строительных рабочих» (д. 59), «о союзе рабочих по металлу» (д. 71), «о союзе ткачей, прядильщиков и красильщиков» (д. 82), «о профессиональном союзе рабочих графических искусств» (д. 169), «о союзе фармацевтов» (д. 168), «о профессиональном союзе фельдшеров, о предстоящем съезде профессиональных союзов» (д. 340), «о союзе городовых» (д. 392), «профессиональный союз межевых служащих» (д. 415). Одновременно дела, в которых сосредоточиваются материалы по

            302

            наблюдению за почтово-телеграфным и Всероссийским ж.д. союзами. На следующий год, исходя из того, что многие профсоюзы в своей деятельности ориентировались на партийные организации, были с ними тесно связаны, наряду с делами о профсоюзах в 4-м делопроизводстве, начинается формирование дел о профессиональном движении (с индексом 17) и по Всероссийскому союзу учителей и деятелей по народному образованию (индекс 31) в Особом отделе Департамента. Здесь уже заранее подготовляются индексы дел и заводятся сами дела, которые формируются из документов по профессиональному движению в различных губерниях России.

            Практически между Особым отделом и 4-м делопроизводством Департамента не прошло четкого размежевания. В Особом отделе оказались партии и профсоюзы с ясной политической ориентацией, в 4-м делопроизводстве — все остальные.

            Все документы, шедшие с мест, перехваченные письма, сосредоточивались в упомянутых делах. Сведения эти изучаются, берутся на заметку все данные о предполагаемых съездах, конференциях, совещаниях. На базе поступающих документов и сведений Департамент издает циркуляры, которые знакомят местные органы власти с положением профессионального движения в стране, предписывают конкретные меры борьбы.

            В феврале 1907 г. в связи с перехватом Департаментом полиции вопросных листов, рассылавшихся Центральным бюро профессиональных союзов в провинциальные города, Департаментом издается циркуляр, предписывающий всем начальникам ГЖУ и охранных отделений установить личности делегатов на предполагаемый съезд18.

            В мае 1907 г. издается циркуляр общего характера, подписанный директором Департамента и предписывавший усилить внимание к профессиональным организациям и борьбе с социал-демократическим влиянием в них. В циркуляре говорилось: «В последнее время замечается широкое повсеместное развитие профессиональных союзов. Начало возникновения означенных союзов было положено еще в 1905 году "Российскою социал-демократическою рабочею партиею", имевшей целью таким путем использовать в интересах революционного движения беспартийные элементы и создать из профессиональных корпораций политически организованную силу... Вследствие особо напряженной деятельности социал-демократов профессиональные союзы принимают уже вполне определенный облик социал-демократических организаций и потому являются весьма опасными для государственного строя». Циркуляр требовал обратить особое внимание на личный состав и характер деятельности профсоюзов. Их легализация допускалась только в порядке Закона 4 марта 1906 г. и лишь при наличии несомненных

            303

данных «об отсутствии их связей с социал-демократическими группами». В циркуляре говорилось о необходимости немедленного их закрытия «при первых попытках с их стороны к отступлению от установленных пределов деятельности». Одновременно предписывалось закрывать такие союзы, а их руководителей привлекать к уголовной ответственности по ст. 125, 126 или 102 Угол. Улож.19. Этим циркуляром деятельность многих профессиональных союзов фактически приравнивалась к деятельности социал-демократических организаций, и открывался широкий простор для репрессий.

            Несмотря на принимаемые меры, авторитет и влияние социал-демократов в профессиональных союзах продолжали расти, некоторые из них выступали с открытой поддержкой социал-демократической платформы. Такое направление развития профессионального движения вызывало обостренную реакцию правительства и Департамента полиции. Директор Департамента требует от своего помощника Курлова исчерпывающих сведений о состоянии профессионального движения по всей России, мотивируя свою просьбу связями профсоюзов с революционными организациями. Одновременно он намечает широкий план наступления на профсоюзы, который должен получить одобрение правительства. В записке, направленной Курлову по вопросу профессиональных союзов, Трусевич указывал на «необходимость всестороннего обсуждения в Совете министров или Особом совещании отношения правительства к профессиональным союзам, в целях облегчения последним осуществления их задач законным путем и пресечения им возможности оказывать содействие революционным организациям». Он требовал тщательного выяснения всех существующих профессиональных союзов в империи путем запроса об этом циркулярно губернаторов и градоначальников, настаивая на том, чтобы указать губернаторам и градоначальникам на необходимость бдительного надзора за деятельностью профессиональных союзов и закрытия таковых «по ст. 33 Закона 4 марта 1906 года в случаях, предусмотренных этим Законом, и неразрешения возобновления закрытых союзов под иными наименованиями». Департамент обязывался незамедлительно составлять подробные доклады о тех профессиональных союзах, которые «уклонялись от законной деятельности». Сотрудники же его должны были регулярно и тщательно знакомиться с легальной и подпольной литературой этих союзов. Для этой цели предлагалось вменить в обязанность Главного управления по делам печати сообщения обо всех подобных изданиях в Департамент полиции.

            27 июля 1907 г., очевидно в развитие этих предложений, в 4-м делопроизводстве был подготовлен циркуляр с обращением

            304

к начальникам ГЖУ и охранных отделений с требованием прислать данные о положении профессионального движения в своей местности, представить экземпляры выпущенной ими литературы, списки легальных обществ, сведения о нелегальных союзах, о деятельности тех и других и о мерах борьбы с ними, о закрытии союзов и попытках тех же «лиц к домогательству о новых детализациях». В циркуляре говорилось о необходимости принятия мер к пресечению деятельности (не легализировании) Всероссийского союза учителей и деятелей по народному образованию20. В тот же день был издан очередной циркуляр о пресечении «вредного воздействия» профсоюзов на массы: «Широкое распространение в последнее время профессиональных обществ, находящихся большею частью под влиянием революционных организаций и имеющих своей задачей создание из рабочих масс прочно сплоченной политической силы, представляет серьезную опасность для государственного порядка и вызывает необходимость неукоснительного наблюдения как за практической их деятельностью, так и за всяким изменением теоретического обоснования выработанных ими программ». Циркуляр рекомендует «обращать внимание как на легальную, так и нелегальную деятельность, литературу, по мере обнаружения которой представлять несколько экземпляров в Департамент полиции»21.

            Циркуляры, связанные с вопросами профессионального движения, идут не только за подписью директора Департамента полиции, но и товарища министра внутренних дел. Тесная связь профессионального движения с социал-демократическим движением побуждает Департамент усилить внимание к тому, как эти вопросы рассматриваются на партийных съездах. Все. партийные решения в отношении профессиональных союзов Департамент полиции доводит до сведения местных ГЖУ, требуя от офицеров, занимающихся розыском, знания этих решений, знакомства с профессиональной литературой. Трусевич поручает своим подчиненным «составить особый сборник уставов всех революционных и профессиональных организаций»22. В циркулярах приводятся выдержки из партийных решений об отношении к профсоюзам, в частности, резолюция Стокгольмского съезда РСДРП23.

            Через несколько дней после окончания работы VII Международного социалистического конгресса в Штутгарте Департамент полиции 1 октября 1907 г. за № 137020 издает и рассылает начальникам охранных отделений и ГЖУ циркуляр с решениями конгресса, в том числе и об отношении к профессиональному движению24. 14 октября 1907 г. Департамент издает еще один циркуляр в дополнение к только что разосланному, в котором указывалось: «Принимая во внимание, что

            305

            профессиональные союзы... будут являться впредь проводниками социал-демократических и социально-революционных идей.., безусловно необходимо вести самую упорную борьбу с подобным направлением деятельности названных союзов»25. Вновь обращается особое внимание на деятельность Всероссийского железнодорожного26 и почтово-телеграфного союзов27, их изданий. На основании полученных с мест сведений в сентябре 1907 г. издается новый циркуляр, который информирует полицейские власти о положении дел в почтово-телеграфном союзе: «Во всех крупных центрах России и даже в некоторых уездных городах существуют местные организации почтово-телеграфного союза», часть их имеет свою платформу, «большинство коих носят вполне социал-демократическое направление»28. Департамент особенно обеспокоен связью с другими союзами, он пытается выяснить «не вошел ли (союз) в соглашение с железнодорожным (союзом) на случай забастовки»29.

            По мере роста профсоюзного движения, руководство Департамента уделяет все больше внимания его изучению. Собираются и систематизируются газетные вырезки с материалами о деятельности профсоюзов, о конференциях и съездах30, перехватываются воззвания, листовки различных комитетов, касающиеся вопросов профессионального движения31, постановления РСДРП о работе в профсоюзах, уставы, отчеты профессиональных союзов. На основании собранных материалов составляются аналитические записки, справки, в том числе о решениях съездов, конференций РСДРП по вопросу профессионального движения32, постановлениях ЦК РСДРП о работе социал-демократов в профсоюзах33, об организации при ЦК РСДРП «Особой профессиональной комиссии» для объединения и согласования работы социал-демократов в союзах34. В справке о комиссии приводится ее обращение ко всем социал-демократическим организациям с извещением о создании комиссии и ее задачах, изданное ЦК РСДРП отдельной листовкой. Показательно, что это обращение было размножено в Департаменте полиции и рассылалось на места начальникам ГЖУ и охранных отделений для изучения и принятия к сведению35. Несколько позже (в апреле 1909 г.) обращение было использовано товарищем министра внутренних дел Курловым в записке о профессиональном движении, в которой он пытался проанализировать отношения социал-демократической и социал-революционной партий к профессиональному и кооперативному движению. В записке были пунктуально выписаны все основные положения обращения профессионально-кооперативной комиссии36.

            На первом съезде начальников районных охранных отделений, состоявшемся в Петербурге в апреле 1908 г., в числе

            306

            других стоял и вопрос о профессиональном и кооперативном движении, об использовании этого движения «противоправительственными партиями». Начальникам охранных отделений вновь напоминалось, что они должны тщательно контролировать деятельность профсоюзов и представлять «подробные записки» по поводу «развивающегося профессионально-кооперативного движения»37.

            Однако требование Департамента не всегда выполнялось, и в ноябре 1908 г. следует еще циркуляр с напоминанием о немедленном представлении записки38 о состоянии профессиональной работы на местах. После революционных событий 1905—1907 гг. в результате активного наступления на профсоюзы, массовых обысков и арестов организаций и их руководства происходит снижение числа профсоюзов39.

            Особенно много было закрыто профессиональных организаций в Москве (39) и Петербурге (49)40. Основной мотивировкой закрытия союзов было «участие в стачках», «уклонение от закономерной деятельности», «деятельность, угрожающая общественному порядку», «устройство нелегальной сходки под видом собрания», «обнаружение нелегальной литературы при обыске». В Петербурге и Москве на таких основаниях арестовывались многие руководители профессиональных обществ, редакторы различных профессиональных изданий, к примеру — «Вестника печатника», «Листка портных», «Листка булочников», «Общества красильщиков», «Вестника рабочих по обработке дерева»41.

            География арестованных союзов была велика. Наряду с руководителями профсоюзов репрессиям подвергались и рядовые члены. Примером такой практики может служить целый ряд дел, сохранившихся в 7-м делопроизводстве Департамента42. Власти арестовывали и высылали членов профсоюзов также на основании Положения о чрезвычайной и усиленной охране, действовавшего во многих губерниях. Мотив чаще всего был тот, что их деятельность «угрожает общественному порядку». На случай выступлений, участия профсоюзов и их членов в забастовочном движении, Департамент разработал предупредительные меры, идя при этом на прямое нарушение закона от 2 декабря 1905 г. о ненаказуемости рабочих за участие в экономических забастовках.

            Стремясь противостоять репрессиям, некоторые закрытые профсоюзы продолжали свою деятельность под другим названием. Прекращалась легальная деятельность, но продолжалась нелегальная работа. Некоторые организации умудрялись иметь два устава: один для правительства, официально утвержденный, а другой «для себя». Массовое закрытие профсоюзов, аресты их членов и руководителей, судя по докладам, не давали

            307

ожидаемого эффекта, и Департамент с тревогой констатирует, что профсоюзы «революционизируются» и в будущем могут создать «громадную опасность для государства».

            Растущее беспокойство властей по поводу деятельности профсоюзов отражено, в частности, в записке начальника Рижского охранного отделения Балабанова о роли профессиональных союзов и профессионального движения в стране. Он говорит о решениях Стокгольмского и Лондонского съездов РСДРП, Штутгартского конгресса в отношении профсоюзов, о роли партий в профессиональном движении, указывает на то, что профсоюзы всеми силами стремятся обойти «подводные камни Закона 4 марта», что они выполняют предписания закона настолько, насколько этого требует правительственная власть (выдача пособия своим членам, устройство касс, библиотек, профессиональных школ, курсов и т.д.). В остальном же «деятельность профессиональных союзов совершенно не согласуется с Законом 4 марта». Так, общества деятельно устраивают вечера, лекции, денежные сборы в пользу библиотек, а в действительности все средства идут на «политическую работу — скрывающимся от преследования и революционной эмиграции». Довольно интересно заключение, к которому пришел Балабанов: «Должен доложить, что профессиональные союзы, в случае новой революционной вспышки, явятся готовыми, распропагандированными кадрами повстанцев, а находящиеся в их распоряжении средства обеспечат материальный успех восстания»43.

            Волна забастовок, прокатившаяся по всей России в апреле—мае 1912 г. в знак протеста против расправы над рабочими на Ленских приисках, вызывает к жизни еще один циркуляр, который, подтверждая все ранее изданные циркуляры в отношении профсоюзов, призывает усилить борьбу с ними. В циркуляре говорилось: «В последнее время революционные организации задались целью использовать в видах пропаганды всякую легальную возможность и усилить энергию партийной работы в профессиональных союзах и других рабочих организациях, образуя, где есть возможность, партийные ячейки...». Органы политического сыска призывались «к прежней энергичной борьбе с вышеописанными преступными поползновениями революционных партий»44.

            В очередной записке Департамента о профессиональном движении обращалось самое серьезное внимание на стремление большевиков к «самому тесному и прочному сближению союзов с социал-демократической партией»45.

            С осени 1913 г. тревога власть имущих усиливается. С мест все чаще идут донесения о «неспокойном» состоянии городов губернии. 3 октября 1913 г. в Департамент полиции поступает

            308

донесение начальника Петербургского охранного отделения о настроении в городе, в котором сквозит озабоченность состоянием революционных сил. «...Нынешняя революционная волна, — говорится в донесении, — постепенно нарастая, к настоящему моменту достигла уже значительной степени напряжения. Эта широкая стачечная волна постепенно захватывает все более и более широкие круги рабочих... В последнее время эти массы находятся в таком состоянии, что достаточно самого малейшего повода, чтобы заставить их бастовать»46. А далее следует весьма красноречивое признание: «Что касается принятых каких-либо предупредительных мер в виде ликвидации профессиональных организаций, то их можно считать бесполезными, так как нынешнее забастовочное настроение носит характер своего рода психоза; в некоторых случаях ликвидации могут оказаться даже и вредными, так как в данное время настроение таково, что ликвидация может только ускорить взрыв забастовочного движения»47.

            Красной нитью почти через все руководящие циркуляры, посвященные профсоюзному движению и отдельным профсоюзам, проходит призыв к насаждению в организациях секретной агентуры. К внедрению агентуры в профсоюзы Департамент призывал еще в 1906, 1907 гг. Те же требования, но с еще большей настойчивостью повторяются в 1910 и 1912 гг. Результаты, однако, были ничтожны. Завести секретную агентуру если и удавалось, то с большим трудом48.

            30 сентября 1912 г. созывается совещание незадолго до того созданной «Комиссии по вопросу о профессиональном и кооперативном движении и мерах борьбы с забастовочным движением», в которую входили представители Департамента полиции, Штаба корпуса жандармов, некоторые начальники охранных отделений. На совещании обсуждался все тот же вопрос о состоянии профессионального движения в губерниях и наличии агентуры. После обмена мнениями выяснилось, что «во многих местностях представители жандармского надзора вовсе не имеют сведений о том, какие организации того или другого типа существуют во вверенных им районах...»49. Что касается агентурной осведомленности, то совещание пришло к выводу: «Так как общее количество профессиональных и кооперативных организаций слишком велико и исключает всякую возможность обзаведения агентурой во всех этих организациях, то агентурному обследованию, казалось бы, должны подлежать только те организации, которые в той или другой форме соприкасаются с неблагонадежными элементами». Но и в подобном «суженном» виде решение поставленной задачи оказалось невыполненным. Не помогла и попытка подключить

            309

в помощь общую полицию (на желательность чего было указано на совещании).

            Ведя постоянный надзор за деятельностью профсоюзов, правительство, местные власти не удовлетворяются существующими Временными правилами 4 марта. Уже сразу после их издания раздаются голоса о том, что необходимо принять «решительные» меры и «вообще закрыть» все профессиональные союзы, так как партии находят различные пути и лазейки и обходят Временные правила.

            Однако не все полицейские чины рассуждали таким образом. Некоторые из них считали, что необходимо приступить к разработке нового, «постоянного» закона. Понимая, что остановить профессиональное движение репрессивными мерами нельзя, Департамент в одной из своих записок указывал, что репрессии только заставят рабочих «объединиться и организоваться нелегально и тем самым это затруднит борьбу с подпольными организациями». В записке говорилось: «для правительства несравненно удобнее, чтобы профессиональные организации функционировали открыто и гласно, так как при этих условиях легче осуществлять правительственный надзор за ними...», а посему «закрытие профсоюзов не соответствует требованиям времени»50.

            В конце 1907 г. чиновники особых поручений Дьяченко и Блажчук, прикомандированные к Департаменту полиции, приступили к сбору материалов о существующих профсоюзах и подготовке законопроекта об обществах и союзах51. Блажчуком была составлена довольно объемная записка о профессиональном движении в России52, в которой были использованы все поступающие с мест сведения об этом движении. Одновременно, осенью 1907 г., министр внутренних дел Столыпин начинает переписку и консультации с бывшим народовольцем, а теперь редактором-издателем газеты «Московские ведомости» Л.А. Тихомировым, который готовит для Столыпина «Доклад относительно заявления о запросе по поводу преследования профессиональных союзов рабочих» и различные документы и характеристики отношений социал-демократов и профессиональных союзов, подборку материалов о профсоюзах Запада. Для Столыпина им была составлена записка о недостатках закона 4 марта53.

            Созданное Междуведомственное совещание по выработке Закона об обществах и союзах54 разработало довольно объемный проект55, в котором была специальная глава «О профессиональных обществах». В Междуведомственном совещании представителем Департамента полиции являлся Блажчук, который при обсуждении проекта закона вносил предложения, направленные на его ужесточение, и требовал «более бдительного

            310

и реального надзора за профессиональными обществами, куда особенно часто проникает пропаганда со всеми ее последствиями». Он же выступил против предоставления профессиональным обществам права иметь отделения, так как это «безусловно опасно с политической точки зрения »56. В том же духе выступили и другие члены совещания.

            В результате при пересмотре Временных правил об обществах и союзах 4 марта все внимание было сосредоточено на введении все новых и новых ограничений. Согласно подготовленному проекту, работник, которому не исполнилось 17 лет, не мог быть членом профсоюза. Если же ему уже исполнилось 17 лет, он мог быть принят в члены профсоюза, но не имел права участвовать в собраниях до тех пор, пока ему не исполнится 21 год. В руководящие же органы профсоюза мог быть избран лишь тот, кому исполнилось 25 лет. Ограничивался прием в члены профсоюза в зависимости от стажа работы на предприятии. Рабочий, имеющий стаж менее года, не мог быть членом профсоюза. Данный пункт проекта был специально направлен против активного состава рабочих, многим из которых в попытке уйти от преследования полиции приходилось часто менять работу. Был поставлен ряд других условий, при которых вообще не допускалось образование профессиональных обществ. Согласно проекту, профсоюзы должны были подавать властям по их первому требованию списки членов союза. Особенностью законопроекта явилось также расширение прав администрации по отношению к профессиональным обществам.

            Как писала газета «Утро России», «когда бюрократия создает проекты, явно имеющие целью обеспечить существование профессиональных союзов только по имени, а не на деле, то это не изменяет положения ни в чем. Все равно, запрещаются общества совсем или разрешаются в таком несовершенном виде»57.

            Законопроект, по мысли его создателей, был готов, но каждое его обсуждение выясняло новые недочеты и несообразности: то не соглашался с чем-то Департамент общих дел, то министр внутренних дел, то Департамент полиции. Даже немецкая газета «Neue Loder Zeitung» писала: «Новый законопроект состряпан по шаблону законопроектов о печати и о полиции; взяли временные правила, ухудшили их, смешали с постановлениями дореформенного периода и законопроект готов»58.

            С течением времени в проект вносились все новые и новые ограничения, но он так и не становился законом. Газета «Jauna Deena», издававшаяся в Риге, писала 16 июня 1914 г.: «Так вот каков законопроект, который, по мнению министра внутренних дел, «будет способствовать процветанию в России

            311

профессионального движения». Если профессиональным обществам было трудно в рамках Закона 4 марта, то с введением нового закона им будет легче: закон их искоренит».

            Подготовленный законопроект так и не увидел света. Вопрос о профессиональных организациях, преследовании профсоюзов не раз поднимался в Государственной Думе59. Однако решительно выступить в их защиту она так и не смогла.

            Как видим, в результате преимущественно репрессивной направленности политики правительства, Министерства внутренних дел и Департамента полиции спорадические выступления отдельных лиц, и, в том числе, в самом Департаменте, в пользу более гибкой линии, нацеленной на поощрение конструктивной деятельности профсоюзов, так и остались гласом вопиющего в пустыне. Повторилась история с «зубатовщиной», с той лишь разницей, что после смещения Зубатова ни в правительстве, ни в Департаменте полиции не нашлось ни одной достаточно авторитетной фигуры, которая осмелилась бы возобновить начатое им дело.

Примечания

            1 История профсоюзов СССР. Профиздат, 1969. Айзафт С.С. Профессиональное движение в России в 1905—1907. М., 1925; его же. Первый этап профессионального движения в России 1905 — 1907 гг. М., 1924; Арутюнов Г.А. Рабочее движение в России в период нового революционного подъема 1910—1914 гг. М., 1975; Борщенко И.Л. Возникновение профсоюзов в России и их деятельность в 1905—1907. М., 1961; Колокольчиков П. 1905—1907 гг. в профсоюзном движении. I и II Всероссийская конференция профессиональных союзов. Изд. ВЦСПС, 1925; Гордон М.Я. Профессиональное движение в эпоху 1-ой русской революции. Л., 1926; Горелов И.Е. Большевики и легальные организации рабочего класса. М., 1980; Ерман Л.К. Участие демократической интеллигенции в стачечном и профессиональном движении 1905—1907 гг. М., 1965; Петербургский Союз рабочих золотосеребряного производства. Отчет. СПб., 1906; Пушкарева И.М. Железнодорожники России во Всероссийской октябрьской стачке. М., 1969; ее же. Железнодорожники России в буржуазно-демократических революциях. М., 1975; Базиянц А.П. Возникновение и деятельность Союза нефтепромышленных рабочих (1905 — 1908). М., 1955; История Союза печатников (1904-1907). Ростов н/Д, 1923; Базилевич К.В. Основные моменты профессионального движения работников связи в 1905—1906 гг. М., 1926; его же. Очерки по истории профессионального движения работников связи 1905—1906. М., 1925; Романов Ф.А. Возникновение и деятельность профсоюзов текстильщиков. 1905 — 1907. М., 1955; Кабанов П.И. Рабочее и профсоюзное движение в Москве. 1905 — 1907 гг. М., 1955; Материалы по истории профессионального движения в Петербурге за 1905—1907 гг. Л., 1926; Келлер Л. С. Очерк истории нижегородских профессиональных союзов. 1905 — 1912. Горький, 1961; Революция 1905—1907 гг. в России и профсоюзы. М., 1975; Степанский А.Д. Самодержавие и общественные организации на рубеже XIX —XX вв. М., 1980; его же. Общественные организации России на рубеже XIX-XX вв. М., 1982.

            Единственной легальной формой организаций трудящихся были кассы взаимопомощи, ссудосберегательные товарищества, общества взаимного вспоможения и т.д., которые в большей степени были развиты в западных губерниях России.

            2 История профсоюзов СССР. М.: Профиздат, 1969.

            3 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1905. Д. 999. Ч. 21. Л. 3. «Дело по наблюдению за союзом конторщиков, бухгалтеров и конторщиц».

            4 Там же. Ф. 102. 00. 1905. Д. 999. Ч. 6. Ч. 6 Лит. А. Ч. 46. Ч. 50* Ч. 71. Ч. 74. Ч. 83. Ч. 94-97. Ч. 102. Ч. 104. Ч. 107. Ч. ПО.

            5 Там же. Ф. 102. 00. 1905. Д. 999. 4.1. Т. 1. Т. 3. Т. 4. Ч. 2. Ч. 4". Ч. 5. Ч. 10. Ч. И. Ч. 18-23. Ч. 36. Ч. 42. Ч. 46. Ч. 50. Ч. 55. Ч. 83. Ч. 98.

            6 Там же. Д. 1000. Ч. 14. Т. 1. Т. 2. Т. 3; О съезде представителей профессиональных союзов; Д. 1000. Ч. 6. О съезде лесных кондукторов,

            7 Там же. Д. 999. Лит. Б.

            8 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 12. Л. 199-201.

            9 Там же. Ф. 102. 00. 1905. Д. 999. Ч. 6. Л. 95, 96.

10 Там же. Л. 153.

            11 Там же. Д. 999. Ч. 6 Лит. А. Д. 2455. Д. 2455 Т. 2-6. Д. 2555. Д. 2555 Т. 2-10; Д. 2555 Лит. А; 1906. 1. Д. 529; 7. Ч. 14.

            12 Там же. Ф. 102.00. 1905. Д. 999. Ч. 6. Л. 262.

            13 Там же. 1905. Д. 444. Л. 258-260.

            14 См.: подробнее Святловский В. В. История профессионального движения в России. Л., 1925. С. 247-275.

            15 Временные правила 4 марта 1906 г.

            16 ГА РФ. Ф. 102. 4 д-во. 1907. Д.173. Т. 1. Л. 1п-1с.

            17 ГА РФ. Ф. 102. 4 д-во. 1907. Д. 173. Т. 1. Л. 36.

            18 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 277. Л. 1. Циркуляр от 14 феврали 1907 г., № 2288.

            19 Там же. Циркуляр от 10 мая 1907 г. № 72182.

            20 Там же. Ф. 102. 4 д-во. 1907. Д. 100. Ч. 2. Л. 73.

            21 Там же. Оп. 260. Д. 277. Л. 4. Циркуляр от 27 июля 1907, № 73615.

            22 Там же. ОО. 1905. Д. 1000. Ч. 14. Т. 1. Л. 13. Резолюция директора; Оп. 260. Д. 277. Дело с циркулярами о профессиональном движении.

            23 Там же. 00. 1906. I отд. Д. 25. Ч. 10. Л. 47об.-75.

            24 Там же. ОО. 1907. Д. 356. Л. 87-102; Оп. 260. Д. 277. Л. 10-25.

            25 Там же. 00. 1907. Д. 356. Л. 106; Оп. 260. Д. 277. Л. 26-28.

            26 Там же. Оп. 260. Д: 282. Л. 1-21.

            27 Там же. Д. 284.

            28 Там же.

            29 Там же. Л. 4.

            30 Там же. Ф. 102. 00. 1905. Д. 999. Лит. В. Л. 1-213; 1 отд., 1906. Д. 2. Ч. 5. Л. 19; Д. 2. Ч. 11. Л. 103; 1905. Д. 1000. Ч. 14, Т. 1. Л. 1-251; Д. 1000. Ч. 14. Т. 2. Л. 1-250.

            31 Там же. Ф. 102. 00. 1905. Д. 3. Ч. 39. Л. 19; Д. 105. Ч. 1. Л. 10-12; II отд. 1906. Д. 5. Ч. 4; Д. 30; 1907. Д. 12. Ч. 67. Л. 218-219; 1908. Д. 35. Л. 52-53; Д. 5. Ч. 84. Л. 82-83, 70-79; См.: Ф. 1741 - Коллекция нелегальных изданий.

            32 Там же. Ф. 102. 00. 1905. Д. 5. Ч. 16. Лит. А. Л. 35-37; 1908. Д. 8. Ч. 4. Л. 2об; 1912. Д. 307. Л. 65-67.

            33 Там же. 1907. Д. 12. Ч. 67. Л. 218-219; 1908. Д. 5. Ч. 84. Л. 79.

            34 Там же. 1912. Д. 17. Л. 2.

            35 Там же. 1908. Д. 35. Л. 52-53; Д. 5. Ч. 84. Л. 82-83.

            36 Там же. 1909. Д. 17. Л. 1-6об.

            37 Там же. Оп. 260. Д. 277. Л. 37, ЦДП от 17 августа 1908, № 136955.

            38 Там же. Оп. 260. Д. 277. Л. 30, ЦДП от 19 ноября 1908, № 68547.

            39 Там же. Ф. 102.00. Д. 999. Т. 2. Л. 80. По подсчетам А.М. Гудвана, в период с 1906 по 1910 гг. властями были закрыты 497 профсоюзов. Гудван А. Свобода союзов. С. 266, 267; К истории Закона 4 марта 1906 г. // Вестник труда. 1924. Т. 7. С. 249-251. См. также: Хроника рабочего движения в России (с 3 июня 1907 г. по 31 декабря 1910 г.). М., 1981. 1982. Изд. Институт истории СССР АН СССР. Т. 1—4; Профессиональные союзы рабочих России 1905 — февраль 1917 г. Перечень организаций. М., 1985. Изд. Институт истории СССР АН СССР. Т. 1—2; Горелов И.Е. Большевики и легальные организации рабочего класса. М., 1980. С. 52 — 56, 193—196; Розенталь И.С. О количестве, численности и составе профсоюзов в царской России // Вопросы истории. 1981. № 1. С. 55 — 71.

            40 ГАРФ. Ф. 102. 4 д-во. 1916. Д. 128. Л. 2-93. 1908 г. Д. 236. Л. 116—128. Подсчеты по материалам Департамента полиции.

            41 Там же. 1908 г. Д. 236.

            42 «о членах и главарях местного стачечного бюро почтово-телеграфного союза» — с таким заголовком в 1906 г. было заведено дело в Эриванском ГЖУ о чиновниках Александропольской почтово-телеграфной конторы. ГА РФ. Ф. 102. 7 д-во. 1906 г. Д. 260. Л. 1-10. Интересно дело «О председателе профессионального союза рабочих Кемского лесопильного завода Алексее Андреевиче Давыдове». Ф. 102. 7 д-во. 1907. Д. 3406. По этому делу были арестованы: председатель союза, его заместитель и секретарь союза. Они обвинялись в произнесении речей политического характера, и на основании ст. 35 закона 4 марта 1906 г. профессиональное общество на Кемском заводе было закрыто «навсегда», а 126 человек, членов союза, были рассчитаны и удалены с завода. Полиция всегда находила повод к обыскам и арестам. На основании того, что в бюро профессиональных союзов в Ревеле происходят «разные сборища», как доносила полиция, была начата переписка в порядке Положения об охране «О ревельских профессиональных союзах, их бюро, руководителях союзов и их членах». Ф. 102. 7 д-во. 1908. Д. 1143.

            Безусловно, правительство стремилось расправиться, в первую очередь, с руководителями профсоюзов. В связи с тем, что в 1908 г. помощнику начальника Таврического ГЖУ поступили сведения о деятельности профсоюза портных в г. Феодосии, его председателе Дубровском И.П., последний был арестован и привлечен к дознанию «О тайном союзе феодосийских портных». Ф. 102. 7 д-во. 1908. Д. 2757.

            Когда у петербургской полиции появились данные об участии почтово-телеграфного чиновника Гейнемана Н.И. в издании профессиональной газеты «Молния», он был обыскан, арестован, заключен под стражу и привлечен к дознанию. Ф. 102. 7 д-во. 1908. Д. 788. При обыске газета не была обнаружена и данные обыска не подтвердили его участия в издании газеты, но найденные квитанции с печатью «почтово-телеграфного союза» и нелегальная литература были основанием для заведения на него дела.

            И это не единичные дела. Участие в профессиональной конференции, членство даже в разрешенном союзе не уберегало от репрессий. Несколько примеров таких дел. «Об Алексее Чупахине, обвинявшемся в принадлежности к Всероссийскому железнодорожному союзу». Ф. 102. 7 д-во. 1907. Д. 3643, заведенному в мае 1907 г. в г. Риге. При обыске у него были обнаружены воззвания «К рабочим и служащим Риго-Орловской ж.д.» и др. материалы, свидетельствующие о принадлежности к железнодорожному союзу. Решением Петербургской судебной палаты от 28 октября 1908 г. Чупахин, обвиненный по 1 ч. 126 ст. Уголовного уложения, был приговорен к трем годам крепости. Почти такая же судьба постигла слесаря Афанасьева М.Ф., обвинявшегося в принадлежности к Козловской организации Всероссийского железнодорожного союза. Ф. 102. 7 д-во. 1907. Д. 8631. Решением Саратовской судебной палаты, на основании той же 1 ч. 126 ст. Уголовного уложения, он был приговорен к году крепости.

            В Либаве было заведено дело «О крестьянах Судмале, Умбовице, Борзнеке, принадлежащих к профессиональному союзу портных и швеек». Ф. 102. 7 д-во. 1907. Д. 8937. Несмотря на то, что в ходе следствия были выяснены чисто экономические задачи союза — улучшение положения принадлежащих к этому союзу ремесленников вообще, в частности же помощь безработным и швейкам, указанные члены союза были арестованы. Несколько месяцев шло следствие. Решением Петербургской судебной палаты от 10 сентября 1908 г. все они были признаны виновными по 2 ч. 125 ст. Уголовного уложения и заключены в тюрьму на три месяца каждый. Что касается их профессионального общества, об открытии которого они ходатайствовали еще в ноябре 1905 г., никакого ответа не было получено.

            Довольно суровые меры предлагались местными властями в отношении членов Костромской и Макарьевской групп Всероссийского союза учителей и деятелей по народному образованию. Ф. 102. 7 д-во. 1908. Д. 1636. В течение нескольких лет шло следствие в отношении 44 учителей и деятелей народного образования Костромской губернии, обвинявшихся по 124 ст. Уголовного уложения. В апреле 1909 г., по окончании переписки, начальник Костромского ГЖУ ходатайствовал о высылке основной части привлеченных лиц в разные районы России на срок от двух до пяти лет. Подобное дело было заведено о Ново-Николаевской группе Всероссийского учительского союза. Ф. 102. 7 д-во. 1908. Д. 2296, и, основываясь на том, что группа была образована без соблюдения установленных законом правил, ГЖУ привлекло лиц, входивших в союз, по 124 ст. Уголовного уложения. И таких дел достаточно много.

            43 ГА РФ. Ф. 102.00. 1905. Д. 1000. Ч. 14. Т. 3. Л. 1-5. Записка от 21 ноября 1908 г.

            44 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 130. Л. 110-113. Циркуляр Департамента полиции от 30 сентября 1912 г. № 50202.

            45 Там же. Ф. 102.ОО. 1912. Д. 17. Л. 3. Записка от 7 марта 1912 г.

            46 ГА РФ. Ф. 102.ОО. 1913. Д. 20. Лит. Л. Красный архив. М., 1926. Т. 5(18). С. 222.

            47 Там же.

            48 Там же. Д. 3. Ч. 107. Лит. Б. Л. 21.

            49 Там же. Ф. 102. 4 д-во. 1912. Д. 285. Л. 5.

            50 Там же. Ф. 102.ОО. 1907. Д. 37. Л. 760.

            51 Там же. 1907 г. Д. 37. Л. 756.

            52 Там же. Ф. 102. 4 д-во. 1908. Д. 239. Л. 2-30; ОО 1910. Д. 17. Л. 1—29. См.: Первые шаги легализированного профессионального движения в России. Публ. Р. Кантора // Архив истории труда в России. Пг., 1921. Кн. 2. С. 108-109. Публикация неполная.

            53 См.: Аврех А.Я. Столыпин и третья дума. М., 1968. С. 219-220; ГА РФ. Ф. 102. 4 д-во. 1908. Д. 251. Доклад о профессиональном движении в империи. Письма Л.А. Тихомирова к статс-секретарю Столыпину.

            54 В состав Особого совещания при Министерстве внутренних дел вошли представители от Главного управления землеустройства и земледелия, Министерства юстиции, Министерства финансов, торговли и промышленности, путей сообщения, народного просвещения, внутренних дел, се.и.в.к. по учр. императрицы Марии. См.: ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1910. Д. 14. Ч. 1. Л. 1—284. Материалы Межведомственного совещания по выработке Закона об обществах и союзах.

            55 ГА РФ. Ф. 102. 4 д-во. 1908. Д. 239. Л. 205-215.

            56 См.: Соединенный журнал совещания по выработке Закона об обществах и союзах заседаний 11, 18 и 22 мая 1910 г. ГА РФ. Ф. 102. 4 д-во. 1908. Д. 239. Л. 155—162. Замечания на проект Закона об обществах и союзах Блажчука. См.: ГА РФ СССР. Ф. 102. 2 д-во. 1910.. Д. 14. Ч. 1. Л. 21-22, 34-38, 40-41.

            57 «Утро России». Москва, 1910. 3 октября.

            58 Газ. «Neue Loder Zeitung». ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1910. Д. 14. Ч. 1. Л. 232.

            59 ГА РФ. Ф. 102. 4 д-во. 1908. Д. 236. Ч. 1; 2 д-во. 1913. Д. 13. Ч. 10.

§ 2. Департамент полиции и новые направления в искусстве

            Политическая полиция стремилась держать под своим контролем практически все области общественной жизни. Не была исключением и культура. Под постоянным наблюдением находились многие писатели, поэты, журналисты, артисты. Обилие материалов Департамента полиции, с которыми пришлось иметь дело при работе по составлению и рецензированию справок для Энциклопедии русских писателей конца XIX — начала XX в., позволяет сделать вывод о поистине всепроницающей слежке, которую осуществлял Департамент над писательской средой1.

            В наследство от Департамента полиции на его документы осталась огромная картотека, насчитывающая 2,5 млн. карточек на 2 млн. человек. Помимо деятелей революционного движения картотека включает имена лиц, причастных к искусству и оппозиционно настроенных к правительству. Здесь семья Стасовых, в квартире которых часто собиралась молодежь и деятели культуры, многие писатели и поэты, артисты, принимавшие участие в разрешенных и неразрешенных вечерах. Неоднократно мелькает в документах фамилия актрисы Лидии Яворской, часто выступавшей с декламацией в студенческих аудиториях.

            Даже вышедшие порой с разрешения официальной цензуры, книги, спектакли, вызывавшие повышенный интерес

            316

широкой публики, привлекали внимание Департамента, который настаивает на ужесточении цензуры, вмешивается в репертуар театров. Как правило, представители политического сыска имели бесплатные билеты в театр, присутствовали на спектаклях. По их настоянию, в частности, были сняты пьесы Гауптмана «Ткачи», «Вечерняя заря» и др.

            В материалах 2-го, 3-го делопроизводств и Особого отдела Департамента отложилась переписка о литературных произведениях, научной литературе, театральных постановках. Идет наблюдение и за прессой2, о чем имеется достаточно обширная литература.

            Контроль распространялся как на российских авторов, так и на иностранцев. Сохранилась достаточно большая переписка, связанная с пребыванием в России американского путешественника, географа и писателя Д.Кеннана2а, автора книги «Сибирь и ссылка». В 1906 г. его книга вышла на русском языке. Однако впоследствии по инициативе Департамента была запрещена.

            Интересен циркуляр, изданный Департаментом полиции 2 сентября 1909 г. (подписанный директором Департамента Н.П. Зуевым), направленный губернаторам и градоначальникам по поводу выступлений другого иностранца — шведского композитора и собирателя песен сибирских ссыльных В.Н. Гартевельда. В циркуляре указывалось, что им издана брошюра «Песни каторги, бродяг, заводского населения и сибирских инородцев» в типографии П.П. Рябушинского с разрешения Московского комитета по делам печати. В разных городах, отмечалось в циркуляре, автор устраивает концерты с исполнением песен и особенным успехом пользуется «Кандальный марш», хоровое исполнение которого сопровождалось звоном кандалов.

            «Вследствие сего, — предписывалось в документе, — и принимая во внимание, что подобное исполнение означенного марша, внося нежелательное возбуждение в общественную среду, может вместе с тем вызывать сочувствие к преступным элементам, подвергшимся за свою деятельность законному возмездию, имею честь, согласно приказанию Господина Министра внутренних дел, уведомить Ваше превосходительство, что дальнейшее исполнение помянутого «Кандального марша» на концертах не должно быть допускаемо3.

            Жесткие меры за устным и печатным словом шли по уже достаточно разработанной методике. Существовали списки произведений русской и иностранной литературы, которые по тем или иным причинам считались литературой «тенденциозного» содержания. Отработанные формы контроля существовали и над другими видами художественной продукции.

            317

            Значительно сложнее обстояло дело контроля и цензуры над появившимся в конце XIX в. новым видом искусства – кинематографом, а также над получавшими все более широкое распространение граммофонными записями. Учитывая слабую изученность деятельности Департамента по надзору над этими видами искусства, автор решила сосредоточить свое внимание здесь на анализе данного направления надзора.

            С самых первых шагов Министерство внутренних дел столкнулось в этой новой для него сфере деятельности с рядом трудностей. Как контролировать киноленты, валики и пластинки?! На кого возложить задачу такого контроля?! По каким критериям определять лояльность фильмов и записей, не нанесут ли они вред нравственности? А если на валиках записаны агитационные и противоправительственные речи?! Кто конкретно должен всем этим заниматься? Во всем этом надо было срочно разобраться и выработать соответствующие правила и рекомендации.

            Первыми забили тревогу таможенные службы, так как через границу стали перевозить оптом пластинки и киноленты. По существующим правилам почтовые посылки не подлежали цензурному рассмотрению. Что касается багажа отдельных лиц, то вначале было решено, что цензуру лент и записей должна осуществлять таможня. Но это была настолько большая, сложная и требующая специальных знаний и времени работа, что таможня очень скоро заявила, что это не ее дело.

            Предполагалось привлечь к проверке пластинок и кинолент так называемую «иностранную цензуру», специализировавшуюся на просмотре материалов, поступающих из-за рубежа. В конце концов Министерство внутренних дел поручает контроль над пластинками и кинематографом Главному управлению печати МВД. В соответствии с данным указанием к кинолентам и пластинкам были применены те же правила надзора, как и к печатной продукции4.

            Инспектора на местах руководствовались в своей работе «Уставом о цензуре и печати». Фабрики граммофонных пластинок были приравнены к типографиям и литографиям, а места их продажи — к книжным магазинам. Но так же, как и с контролем над печатной продукцией, без участия Департамента, эту работу осуществить не удается. В 1902 г. в Департаменте полиции во 2-м делопроизводстве заводится специальное дело под заголовком «О цензурном контроле валиков и кружков для граммофонов и т.п. инструментов, воспроизводящих целые пьесы и речи»5. Однако данный заголовок не раскрывает всего содержания дела. Помимо грамзаписей, значительное, а в последующие годы и основное место в деле заняли материалы, связанные с кинематографом.

            318

            В Департаменте понимали, что с развитием кинематографа, который становился все более популярным, с увеличением числа выходящих пластинок, которые проигрывались в чайных, пивных, увеселительных заведениях и стали модным развлечением, установить централизованный контроль не удастся. Поэтому с самого начала целый ряд вопросов контроля был передан местным губернаторам и градоначальникам, которые, в свою очередь, издавали «обязательные постановления» об устройстве и содержании театров-кинематографов.

            Тем не менее, значительная часть вопросов продолжает оставаться в центре. Между местными властями, с одной стороны, Министерством внутренних дел и Департаментом полиции — с другой, постоянно шла переписка. Периодически вопросы культуры решал и Святейший Синод. В 1898 г. вышло постановление Синода, в котором говорилось «о воспрещении при устройстве зрелищ показывать путем живой фотографии священные изображения Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы, святых Угодников Божьих»6.

            6 сентября 1902 г. был издан циркуляр Департамента полиции, который напомнил о постановлении Святейшего Синода и в котором запрещались также граммофонные записи духовного содержания7.

            До 1907 г., как правило, киноленты ввозились из-за рубежа. В 1907 — 1908 гг. выходят уже первые отечественные художественные фильмы: «Сцены из боярской жизни», «Понизовская вольница»8. В это же время Министерство внутренних дел издает циркуляр по Главному управлению печати, в котором предусматривалось при разрешении «публичного демонстрирования картин сообразоваться как с сюжетом последних, так и с действующими узаконениями», причем указывалось, что «не могут быть разрешаемы, например, картины противные нравственности и благопристойности» (ст. 45 Устава о наказаниях и 1001 ст. «Уложения о наказаниях»), картины кощунственные (ст. 73 — 74 Угол. Улож.), возбуждающие к учинению бунтовщического или иного преступного деяния (ст. 129 Угол. Улож.) и (согласно ст. 138 Уст. о предупрежд. преет.) картины, публичное демонстрирование коих будет признано неудобным по местным условиям9.

            Но порой жизнь ставила перед губернаторами такие вопросы, которые они не могли решить самостоятельно. В 1910 г. между Департаментом полиции и николаевским градоначальником идет переписка по поводу открытия иллюзиона в г. Николаеве. Сложность вопроса была в том, что церковь возражала против его открытия, считая, что кинотеатр слишком близко расположен от церкви (25 сажень)10. В связи с этим перед властями города встала проблема взаимоотношений церкви и

            319

кино. Как близко может находиться кинематограф, чтобы не мешать богослужению, в какие дни можно демонстрировать фильмы, чтобы не отвлекать верующих, особенно молодежь от церковных служб? Встал вопрос и о репертуаре, о том, можно ли изображать библейские сюжеты, демонстрировать фильмы в Великий пост?

            Открытие иллюзиона было разрешено, так как согласно законодательству имеющееся расстояние допускало подобное соседство. Но владельцу кинематографа было поставлено условие, чтобы музыка и игра на музыкальных инструментах не производились в часы богослужений11.

            Товарищ министра внутренних дел Курлов, отвечая на обращения Николаевского градоначальника, циркулярно указал всем губернаторам и градоначальникам на возможность самостоятельных действий в определенных рамках и необходимость инструктажа подведомственных губернатору чинов местными властями. В циркуляре указывалось: «разрешение каждого ходатайства в отдельности всецело зависит по местным условиям от его усмотрения.., чтобы во вверенных ему местностях отнюдь не было допускаемо публичного демонстрирования картин, могущих по своему содержанию, общим или местным условиям, вызывать нарушение общественного порядка, оскорблять религиозное, патриотическое или национальное чувство зрителей, или противных нравственности и благопристойности»12.

            Далее в циркуляре указывалось, что «безусловно не могут разрешаться к постановке картины, изображающие эпизоды последних Лиссабонских событий, картины, в коих представители воинского звания выводятся в обстановке, могущей оскорбить чувства тех, кому дороги достоинство и честь русской армии, сцены из жизни духовенства, направленные к умалению престижа лиц духовного звания, шаржи на политически злободневные темы, представляющие в карикатурном виде представителей правительства и т. п.13.

            Подобные циркуляры призваны были направлять деятельность полицейских властей на местах. Однако с развитием кинематографа возникали все новые и новые вопросы, и точное следование циркулярам становится уже невозможным. В этих случаях губернаторам давалось право действовать по собственному усмотрению. При этом иногда они понимали эти полномочия достаточно широко. Так, в 1910 г. московский губернатор вопреки мнению церковников разрешил демонстрацию фильма «Легенда о храбром Георгии», в котором путем «живой фотографии» повествовалось о подвигах преподобного Георгия Победоносца14.

            320

            Достаточно часто Департамент полиции берет на вооружение опыт работников-практиков на местах, в том числе и в случаях, когда некоторые из них шли дальше имевшихся предписаний по поводу цензуры. Старший инспектор типографий и книжной торговли в Одессе, кроме установления надзора за фабриками граммофонных пластинок, установил надзор за «продавцами этих пластинок». Департамент санкционировал действия старшего инспектора и рекомендовал эти методы в своей переписке с полицейскими чинами других губерний. Порой Департамент при издании циркуляров использует в них,; уже апробированные на местах «обязательные постановления», губернаторов и градоначальников.

            Старший инспектор д.с.с. Плаксин из Одессы, исходя из местных условий, выработал «Правила для г.г. владельцев театр-иллюзионов и других заведений, демонстрирующих кинематографические ленты». Правила включали 12 параграфов и касались многих вопросов, возникавших при организации кинематографа. Сделал он это, основываясь на статьях Уголовного Уложения, Устава о наказаниях, распоряжениях Департамента полиции и Одесского градоначальника. В «Правилах» автор указывал, что владельцы иллюзионов обязаны представлять в канцелярию старшего инспектора по надзору за типографиями и книжной торговлей «для просмотра и подписи программы картин, предназначенных к демонстрированию, причем указывать точно те названия, которые даны фабриками, выпустившими картины, и прилагать подробные печатные описания сюжетов». В пункте № 5 указывалось, что «программы должны быть четко написаны и заключать в себе лишь те картины, которые предназначены для репертуара и подписаны владельцем...». В правилах говорилось, что «программы картин должны быть предъявляемы заблаговременно... не позже двух дней до их постановки», подробно описывался характер картин, которые не допускались к «публичному демонстрированию»15.

            Особо были выделены пункты, касавшиеся демонстрирования лент с изображением императорского двора и дома Романовых. Для многих губернаторов эти картины создавали массу неудобств, они часто обращались в Департамент за разъяснением на сей счет, спрашивали, кто может разрешить демонстрацию этих фильмов, как она должна быть организована.

            Исходя из циркуляров и предписаний, Плаксин в своих правилах четко указывал, что фильмы могут демонстрироваться только с разрешения министра императорского двора. Кроме того, отдельный пункт гласил: «при демонстрировании картин, разрешенных г. министром императорского двора, следует показывать ленты под особо внимательным наблюдением

            321

заведующего кинематографом, ручным способом и с такой скоростью, чтоб движения и походки изображаемых лиц не могли вызывать никаких замечаний»16. Те же правила предусматривались в отношении изображения духовных лиц.

            В переписке Департамента полиции вопросы кинематографа чередуются с вопросами звукозаписи. 31 октября 1910 г. Департамент полиции на запросы губернаторов и Департамента таможенных сборов по вопросу цензуры поступающих из-за границы граммофонных пластинок и посылки их в цензуру по одному экземпляру или партиями, указывал, что «при настоящем интенсивном развитии граммофонного дела, цензурный досмотр присылаемых из-за границы граммофонных пластинок является не только желательным, но и необходимым, в видах предотвращения распространения при посредстве таковых безнравственных произведений, а также нежелательных с точки зрения государственного порядка речей и песен»17. Этим циркуляром уже более определенно ставится вопрос о цензуре зарубежной граммофонной продукции. Одновременно Департамент указывал ряду градоначальников и губернаторов на необходимость наблюдения за фабриками, изготовлявшими граммофонные пластинки и напоминал, что такие фабрики должны быть приравнены к заведениям, производящим произведения тиснения, а места продажи — к книжным магазинам»18.

            5 апреля 1911 г. в Департаменте полиции был подготовлен и подписан товарищем министра внутренних дел Курловым еще один циркуляр, свидетельствовавший о растущей озабоченности властей проблемами контроля за грамзаписями. «За последнее время в разного рода общественных местах, — говорилось в циркуляре, — где скопляется значительное количество публики, получили сильное распространение граммофоны и т.п. механические инструменты, передающие, благодаря усовершенствованиям в этой области техники, с полным успехом и вполне ясно не только музыкальные произведения, но даже целые речи. Подобным способом передачи могут быть свободно распространяемы разного рода нецензурные и порнографические рассказы и песни, а также вредного и даже преступного содержания речи политических агитаторов... Ввиду изложенного и принимая во внимание, что передача, путем граммофона, разного рода недопустимых пьес и речей, по своему вредному влиянию на слушателей, стоит несравненно выше, чем распространение их путем печати, и что пластинки и валики, служащие для демонстрирования этого рода произведения, обыкновенно значатся под вымышленными наименованиями, я прошу Ваше Превосходительство сделать незамедлительно распоряжение подведомственным Вам чинам полиции о проверке

            322

демонстрируемых в публичных местах, а также предназначенных в продажу граммофонных пластинок...»19

            Хотя во многих циркулярах Департамента кинопродукция и грамзаписи приравнивались к печатной продукции, многие чины на местах стали все чаще выражать сомнение в правомерности такого подхода. Примечательно, что и рассматривавший этот вопрос в 1912 г. Правительствующий Сенат также не нашел «полной аналогии между типографиями, литографиями и т. п. заведениями и граммофонными фабриками».

            В заключении Сената говорилось: «... Несмотря на всю важность и желательность подчинения фабрик граммофонных пластинок и мест продажи их изданным специально для типографий и т.п. заведений и книжных магазинов узаконениям, надлежит, тем не менее, признать, что такое подчинение может иметь место лишь в законодательном порядке, а не путем толкования установленных в Уставе о цензуре и печати правил»20.

            7 марта 1912 г. Департамент полиции своим циркуляром потребовал от губернаторов установить более строгий контроль за отечественным кино. Были разосланы предписания во все губернии с просьбой сообщить об имеющихся в губерниях фабриках для изготовления кинематографических лент. Губернаторы должны были проверить наличие фабрик, мастерских и, дать ответ21.

            8 августе 1912 г. произошло важное перераспределение функций контроля над кинопроизводством. В Департамент полиции из Главного управления по делам печати было передано право надзора за фабриками, изготовляющими ленты «для кинематографических аппаратов и местами продажи таковых»22. С этого года в Департаменте стали формироваться специальные дела «о кинематографах»23.

            Периодически Департамент издает на этот счет циркуляры. В одном из них 11 января 1913 г. за № 9413 подтверждались предыдущие циркуляры и говорилось о необходимости «особливого наблюдения» за «сильно развивавшимися кинематографическими заведениями с тем, чтобы чины полиции предварительно... лично проверяли предполагаемые к публичному демонстрированию кинематографические картины»24. По мере распространения кинопроката на территории России у полиции стало вызывать все большую озабоченность использование кинотеатров для так называемых побочных мероприятий, сопровождавших кинокартины, которые никем не контролировались. В этой связи представляет интерес изданный в ноябре 1913 г. Департаментом полиции за подписью товарища министра внутренних дел Джунковского специальный циркуляр, в котором, в частности, говорилось: «За последнее время повсеместно

323

наблюдается значительное увеличение числа кинематографических театров, которые в большинстве случаев остаются по тем или иным условиям без надлежащего надзора со стороны чинов полиции. Между тем такого рода театры, в коих, наряду с демонстрированием кинематографических картин, допускаются для привлечения публики обычно разного рода другие развлечения, нередко даже с злободневными прибавлениями, требуют особливого и тщательного надзора со стороны чинов полиции. Ввиду изложенного я считаю необходимым просить Ваше Превосходительство преподать по сему вопросу соответствующие указания чинам подведомственной Вам администрации и если по местным условиям или же ввиду малочисленности состава полиции установить соответствующий надзор за деятельностью кинематографических театров представляется затруднительным — не допускать в этих театрах, в соответствии со ст. 138 Т. XIV Уст. пред. преет., других, кроме книг матографических, представлений»25.

            После того, как на Департамент полиции был возложен надзор за кинопродукцией, объектом его внимания становятся отдельные фильмы, вызывавшие большой общественный интерес. В числе таких фильмов оказывались как документальные, так и художественные ленты. При этом Департамент полиции выступал не только в роли цензора-запретителя, но иногда прямо поощрял распространение тех или иных фильмов. Наглядным примером тому явилась лента, выпущенная акционерным обществом «А. Ханжонков и К°» под названием «Пьянство и его последствия». Фильм был сделан по заказу Всероссийского трудового союза христиан-трезвенников и был приурочен ко дню проведения в апреле 1913 г. Всероссийского праздника трезвости. Фильм состоял из 4-х частей, демонстрировался в продолжении 2 часов. Его демонстрация сопровождалась комментарием доктора Вержбицкого. В общедоступной форме в фильме было показано разрушительное действие алкоголя на все органы человека и последствия его — преступность, наследственные недуги и т.д. Никандр, епископ Нарвский, даже разрешил в течение 2-х вечеров демонстрацию фильма в одном из храмов. Одна из петербургских газет писала: «Картина эта производит сильное впечатление на зрителей, давая им наглядное понятие, как спиртные напитки губят физическую и нравственную мощь человека»26.

            В циркуляре, изданном по поводу этого фильма, Джунковский 22 декабря 1913 г. предписывал губернаторам и градоначальникам: «Святейший Синод... признал возможным разрешить акционерному обществу «А. Ханжонков и Ко» демонстрирование в течение 4-ой недели Великого поста кинематографической картины «Пьянство и его последствия», строго научного

            324

характера, ...считаю долгом присовокупить, что демонстрирование этой картины в течение указанной недели Великого поста не должно сопровождаться какими-либо другими представлениями, а также музыкой или пением»27.

            Чувствуя пропагандистские возможности кинематографа, правительство начинает использовать кинематограф в своих целях, и далеко не последняя роль отводится при этом Департаменту. Когда в 1916 г. выпускался займ на сумму в два миллиарда рублей, то было решено... «прибегнуть к услугам кинематографа». Компании «Русская лента Б.С. Глаголин и Ко» было поручено изготовление картин соответствующего содержания. Циркуляр Департамента полиции от 4 марта 1916 г. сообщал губернаторам и градоначальникам о выходе двух пьес «Заветная кубышка» и «Все для войны» с предписанием сообщить владельцам кинотеатров, что эти фильмы можно показывать на четвертой неделе Великого поста28.

            Далеко не всегда, однако, Департамент и представители духовенства действовали в полном согласии. Если Департамент исходил из того, что даже во время постов народ надо было чем-то занимать, то часть духовенства придерживалась более консервативной позиции. Так, в январе 1916 г. Епископ Сарапульский Амвросий обратился в Городскую Думу с ходатайством, чтобы под праздничные дни не работал кинематограф и другие увеселительные учреждения, «так как это отвлекает значительную .часть слабовольных людей от посещения церковных богослужений». Как писал Амвросий, «справедливо кинематограф называют "великий немой". Этот "немой", однако, сильнее дурной книги, вернее худого театра развращает всех: и грамотных, и безграмотных»29.

            Департамент и местные власти, хотя и прислушивались к такого рода обращениям, часто вынуждены были искать компромиссные решения. Тем более, что к ним поступали ходатайства иного рода. Так, уже после начала войны, Скобелевский комитет, производивший много съемок на театре военных действий, ходатайствовал о разрешении демонстрировать картины научного и патриотического характера на 1-ой и 4-ой неделе поста. Свою просьбу он мотивировал, в частности, тем, что доходы с кинопроката шли на помощь увечным воинам. В числе картин, предлагавшихся к демонстрации, выделялись такие фильмы, как «Великая война народов», «В поисках экспедиции капитана Шредера», «Подвиг рядового Василия Рябова», «Семь смертных грехов», «Взятие Гуниба (подвиг Архипа Осипова)», «Экспедиция вершины Альп», «Пчеловодство», «Пчелы», «В мире насекомых» и т.д.30 Иногда по вопросу о разрешении издавались специальные циркуляры31.

            325

            В Департамент полиции поступали и другие ходатайства с просьбой разрешить демонстрацию картин на 4-ой неделе Великого поста. Уже упоминавшееся акционерное общество «А. Ханжонков и Ко» в своем прошении писало: «Нами приобретена кинематографическая картина "Величайшая в мире экспедиция в Аляску миллиардера Вандербильда", снимки сделаны с натуры и все животные почти ловятся живыми. Перед зрителем проходит ряд редких пород животных, масса птиц, пингвинов и пр.»32 Тогда же они просили разрешить демонстрацию ряда других фильмов «Кавказ — его богатство и красоты», «Нарымский край (чукчи) — его население и промысел». Представляли свои ходатайства Российское кинематографическое акционерное общество и иностранные предприниматели: «Бр. Пате», акционерное общество «Паризиана»33.

            Примечательно, что большинство этих ходатайств встречало положительную реакцию. Почти по каждому из них издавались циркуляры, в которых губернскому начальству рекомендовалось допустить демонстрацию фильмов в 1-ю и 4-ую неделю Великого поста. При этом делались обычные оговорки относительно недопущения музыкального сопровождения, других выступлений и даже внешнего освещения кинотеатра.

            С ходатайствами обращались и отдельные лица. После окончания съемок фильма из жизни экспедиции Седова к Северному полюсу, вдова Седова обратилась в Департамент с просьбой о разрешении демонстрировать фильм на 4-й неделе Великого поста. Разрешение было дано. Еще одно обращение личного плана, но уже другого свойства, поступило от жены прославленного военного летчика штабс-капитана П.Н. Нестерова. Вдова летчика была шокирована содержанием фильма о ее муже, вышедшем на экраны вскоре после его гибели. «Картина изображает частную жизнь и боевые подвиги мужа, — пишет Нестерова, — представляет один сплошной пасквиль», фамилия заменена на «Бестеров». Она просит запретить фильм, как «оскорбляющий память мужа». В Департаменте была наложена резолюция «Спешно, воспретить»34.

            Значительно более сложные коллизии возникали при появлении фильмов острого общественно-политического звучания. Примером может служить фильм, снятый во время похорон Л.Н. Толстого.

            С ходатайством о разрешении демонстрации этого фильма в Министерство внутренних дел и Департамент полиции обратилось несколько человек, и в том числе губернский секретарь Зеленский. В телеграмме на имя министра внутренних дел он писал: «Милостивое внимание и горестная отметка государя императора на докладе вашем о кончине великого писателя позволяет мне надеяться на положительный ответ»35. (На докладе

            326

министра Николай II написал: «Скорблю о смерти великого писателя, а в вопросах религии Бог ему судья»36). Несмотря на известное неприятие личности Толстого православными иерархами, реакция Департамента на это и другие ходатайства была положительной.

            Как уже отмечалось, особое разрешение требовалось для демонстрации фильмов с участием «Его величества и Высочайших особ». С появлением кинематографа Романовых снимали на различных торжествах не только фотожурналисты, но и кинематографисты. Но закон для всех отснятых лент был одинаков — необходима предварительная цензура и разрешение Министерства императорского двора. Однако это решение было принято несколько позже, уже после того, как появились такие ленты. Летом 1905 г. иркутским предпринимателем, владельцем местного кинотеатра, К.В. Пузыревым был приобретен в Париже фильм «Убийство великого князя Сергея Александровича». В своем ходатайстве перед Департаментом полиции Пузырев указывал, что «все снимки в картине были заимствованы с гравюр, снимков, помещенных в газетах». Тем не менее, Департамент в своем ответе указывал, что он «находит неудобным демонстрирование этой картины» и просил местные власти вернуть картину и взять с владельца подписку о том, что «картина не будет демонстрироваться перед публикой»37.

            Как известно, члены царской семьи, включая самого императора, еще с конца прошлого столетия увлекались фотографией. Почти все члены семьи — дети и взрослые — имели фотоаппарат фирмы «Кодак», много фотографировали38. Примечательно, что личный фотограф семьи Ган (Александр Карлович Ягельский) делал не только фото-, но и киносъемки. Как пишет А.А. Мосолов (начальник канцелярии Министерства императорского двора и уделов) в своих воспоминаниях, «смотреть кино было любимым занятием в царской семье»39.

            В дневниковых записях Николая II мы также находим подтверждение этому факту40. После 1909 г. семья Романовых все чаще попадает в объектив киножурналистов, присутствовавших на различных торжествах.

            К 300-летию Дома Романовых были сделаны две ленты. Одна — акционерным обществом «А. Ханжонков и Ко», другая — А.О. Дранковым и А.Г. Талдыкиным. Стоит отметить, что это были конкурирующие фирмы. Фильм Дранкова назывался «Трехсотлетие царствующего Дома Романовых», он состоял из нескольких частей. Вначале были показаны в художественном исполнении годы Смуты, затем события, связанные с избранием на престол Михаила Романова. В других частях подробно воспроизводились сюжеты с ключевыми событиями истории династии Романовых.

            327

            Демонстрация фильма была разрешена министром императорского двора, который санкционировал демонстрацию (или запрещал таковую) фильмов, касающихся царствующих особ. Однако после выхода фильма на экраны Москвы, в Департамент поступают запросы от местных властей относительно разрешения его демонстрации. Откликнулась на демонстрацию этого фильма периодическая печать. В числе таких материалов была заметка князя Кудашева — письмо к издателю, опубликованная в «Московских ведомостях» за № 52 от 3 марта 1913 г.41 Князь Кудашев возмущался фильмом. Его недовольство вызвала особенно первая часть картины, посвященная смутному времени. Возможно ли артистам одеваться в одежды прошлой эпохи?!, играть патриарха Гермогена, снимать фильм в церковной обстановке, в священных стенах Троице-Сергиевской лавры? Автору заметки все это кажется кощунственным. Таков был смысл его обращения в редакцию. Заметка эта, в соответствии с установившейся практикой, была переслана Главным управлением по делам печати в Департамент полиции.

            Департамент отреагировал на эту заметку, как и на официальные обращения властей с мест ссылкой на то, что решение относительно демонстрации таких фильмов входит в компетенцию министра императорского двора. В дальнейших переписках Департамента полиции вопросы, связанные с фильмами о царствующих особах, практически отсутствуют.

            К 1916 г. Департамент полиции довольно легко ориентировался в фильмах, представлявших научный интерес, несмотря на то, что их было достаточно много и среди них немало оригинальных и интересных. Что же касается художественных фильмов, то они были для него своего рода камнем преткновения. По мере расширения сети кинотеатров учебные заведения, церковь, педагогические советы, родительские комитеты требовали усиления цензуры, считая, что «современный промышленный кинематограф» вредно влияет на подрастающее поколение.

            В связи с тем, что Департамент полиции и Министерство внутренних дел дало определенную свободу в решении вопросов относительно демонстрации фильмов местным губернаторам, то наиболее активные из них вместе с представителями общественности и местной полиции нередко решали вопросы демонстрации фильмов самостоятельно.

            Так, нижегородский губернатор сообщал министру внутренних дел, что для «ограждения молодежи от разлагающего влияния кинематографов» на представительном совещании было решено: «а) воспретить владельцам кинематографов допускать на обычные представления в театры подростков и детей, как учащихся, так не учащихся в средних и низших учебных заведениях; б) предоставить владельцам кинематографов право...

            328

устраивать для молодежи специальные кинематографические представления два раза в неделю ... по предварительном одобрении программы представлений особой комиссией ... однако, чтобы сеансы для подростков и детей в виде общего правила не затягивались позднее 10 часов вечера»42.

            В то же время некоторые губернаторы проявляли осторожность и оглядывались на Департамент полиции. Так, в марте 1910 г. смоленский губернатор сообщал в Департамент, что публика охотно посещает кинематограф, но в некоторых фильмах «попадаются иногда сцены тенденциозного содержания. Так, например, недавно в Смоленске были поставлены картины под названием "Провокатор" и "Честь женщины", в которых жандармы, чины полиции, войска, офицеры и генералы были изображены совершающими крайне предосудительные поступки, благодаря коим невинно страдают "жертвы произвола"».

            Докладывая в Департамент, губернатор спрашивает «не будет ли признано возможным возбудить вопрос об установлении общих правил цензуры картин»43.

            Отечественные предприниматели порой обращались в Департамент с ходатайством о разрешении «фабрикации» кинематографических лент, особенно на сюжеты, в которых они не очень были уверены. Присяжный поверенный В.Ф. Довагелло, к примеру, обращался с просьбой разрешить постановку и демонстрирование в России картин «Санин» по роману Арцыбашева, «Черные вороны» по пьесе Протопопова, «Анатэма» по пьесе Л. Андреева. В просьбе ему было отказано44.

            Большая переписка возникла в связи с фильмами по произведениям А.И. Куприна. Все началось с заметки, помещенной в газете «Новое время» публициста М.О. Меньшикова под заголовком «Еврейские проделки». Меньшиков возмущался демонстрировавшимся в Москве фильмом «Поединок» по повести Куприна. Он недоволен был рядом сцен из фильма, особенно сценой суда общества офицеров, считая, что он изображен настолько тенденциозно и карикатурно, что является оскорблением чувств «не только представителей воинского звания, но вообще всех тех, кому дорого достоинство отечественной армии»45.

            В Департаменте после этого был подготовлен грозный циркуляр, запрещающий фильм, но в таком виде он не был подписан товарищем министром. Возможно, здесь сыграло роль письмо московского градоначальника Адрианова в Департамент полиции, который встал на защиту московской полиции, разрешившей фильм. Он сообщил, что лично смотрел этот фильм в конторе Бр. Патэ в Москве и «должен заявить, что ничего позорящего офицеров я в ней не нашел; артисты, изображавшие офицеров, для ленты по происхождению все русские и были приглашены из труппы императорского Малого театра и частных театров Корша и Зимина. Суд общества офицеров…

            329

изображен не так, как он обычно происходит, а в более торжественной обстановке. Судьи одеты в парадную форму, чего в действительности не бывает». Далее градоначальник сообщил, что фильм протестов зрителей не вызывал46. Резолюция на проекте грозного циркуляра гласила, что доложено тов. министру [Курлову] и его превосходительство предложило проект доработать, придать ему общий характер без ссылки на статью Меньшикова. В конце концов запрет на фильм так и не состоялся.

            Гораздо серьезнее обстояло дело с другим фильмом, поставленным в 1915 г. по произведению Куприна «Яма». Фильм еще не дошел до местных властей на предмет его разрешения и демонстрирования, а в Министерство внутренних дел уже поступило прошение за подписью «отцы и матери своих детей» без даты и обратного адреса. В прошении говорилось, что Василий Функе снял картину «Яма» по роману Куприна «на всякий случай» в трех экземплярах «с ярко выраженной жизнью проституток в заведении». Авторы прошения сообщали, что в Москве предполагается картину разрешить, «надеются добиться разрешения и в Петербурге». Ввиду того, что «синематограф служит лучшим и любимым развлечением подростков и детей, а картина «Яма» Куприна сплошной разврат — покорнейше просим обратить внимание на картину и не допустить наших детей до такого ужаса, чтобы они смотрели «Яму»»47.

            С ходатайством за разрешением обратился сам Куприн, который доказывал, что в картине не показаны «все резкости оригинала» повести и поэтому картина «не может быть вредна для юношества», что фильм «вышел поучительным и трогательным». Поэтому он просит выпустить эту ленту, которая будет одним «из средств в борьбе с проституцией»48. Одновременно с ходатайством обратилось Русское кинематографическое товарищество. От его имени директор-распорядитель Л.И. Пирогова писала: «Материалом инсценировок мы признали литературные произведения только известных писателей, притом таких, которые были признаны Академией наук, русской читающей публикой и за границей. Выбор наш остановился на писателе А.И. Куприне: чтимый в России, изданный таким семейным журналом, как "Нива", переведенный на все европейские языки и, наконец, получивший премию Академии наук, А.И. Куприн как раз удовлетворял всем трем этим основным условиям. Русское кинематографическое товарищество инсценировало его известную повесть "Яма", тем более что она встретила просвещенное к себе отношение со стороны московской прокуратуры»49. Пирогова считала, что «картина не может вредно влиять на юношество, но как раз наоборот —

            330

принесет огромную пользу обществу потому, что явится нужным предостережением для спасения многих девушек, идущих н большой город на заработки»50. Однако ответ Департамента был отрицательным. Картина «Яма» к демонстрации допущена не была.

            Нужно сказать, что чем дальше развивался кинематограф, тем сложнее было Департаменту нести ответственность за тот материал, который демонстрировался в разных городах России. Порой запрещенный в одной губернии, фильм под другим названием мог идти в другой. Владельцы кинотеатров имели большие доходы, и им трудно было отказаться от картин, которые запрещались полицией, но пользовались популярностью у населения. Все больше поступало жалоб к губернаторам, а через них в Департамент полиции от родителей, учащихся, педагогических советов о «вредном влиянии современного промышленного кинематографа на подрастающее поколение», с предложением усилить контроль за фильмами, установить для учащихся определенные дни и сеансы.

            Как видно из информации, поступившей в Департамент полиции от вятского губернатора уже после начала войны, власти на местах все чаще связывали рост подростковой преступности не только с призывом родителей в армию, но и с влиянием кинематографа, «где дети видят картины из быта преступников, сыщиков, действующие развращающим образом»52. Назывались такие фильмы, как «Сашка — семинарист», «Сонька — золотая ручка», «Новый Рокамболь»53, «В золотой паутине Москвы»54, «Марья Лусьевна»55 и др.

            В марте 1916 г. оренбургский губернатор представил в Министерство внутренних дел ходатайство Троицкой городской думы с просьбой запретить фабрикам, «вырабатывающим кинематографические ленты, выпускать картины преступного и порнографического содержания» и установить за картинами строгую цензуру. В обоснование своей просьбы представители городской думы прислали выписку из журнала заседаний, в которой указывалось: «Повсеместное увлечение кинематографом в последнее время доходит до крайних пределов. Дешевизна и доступность дают возможность часто пользоваться этим сомнительным суррогатом искусства, которое потрясает воображение самыми грязными зрелищами, тревожит нервы и повышает настроение. Кинематографические картины со сценами различных преступлений, картинами порнографического содержания рельефно запечатлеваются в молодых умах, возбуждая в них стремление к подражанию. Кинематограф не развивает вкуса толпы, не смягчает ее грубых инстинктов, а развращает ее»56.

            331

            Оренбургский губернатор, присоединяясь к ходатайству Троицкой городской думы, писал: «Со своей стороны я вполне присоединяюсь к означенному ходатайству, как заслуживающему особого внимания, когда прекращена продажа алкогольных напитков, кинематограф явился излюбленным местом посещения народа и представлялось бы весьма желательным, чтобы население в кинематографах получало разумное и серьезное развлечение, а не картины из уголовных романов или безнравственные»57.

            Вопрос о кинематографе становится вскоре предметом рассмотрения правительства. Министр финансов 28 января 1916 г. подал на высочайшее имя доклад о необходимости введения в империи государственной монополии на кинематограф. Министр внутренних дел А.Н. Хвостов нашел это предложение «весьма желательным», считая, что при этом кинематограф может быть не столько развлечением, сколько средством образовательного и воспитательного воздействия на население58.

            Активную позицию занял в этом вопросе директор Департамента Климович, считая необходимым собрать межведомственное совещание, на которое, помимо представителей МВД, пригласить ответственных лиц от военного министерства, морского и народного просвещения, а также от дирекции императорских театров. В памятной записке на этот счет он писал о необходимости «воспитания населения в духе требований русской государственности » 59.

            При всем том внимании, которое Департамент полиции уделял вопросам контроля над кинопродукцией и грамзаписями, вопросы эти все же остались на периферии его активности. Отчасти это объяснялось тем, что во 2-м делопроизводстве, в ведении которого находилась эта деятельность, не было квалифицированных кадров, способных осуществлять эффективный контроль. Функции делопроизводства мало сопрягались с такого рода общественной деятельностью, а чиновники этой структуры, хотя и своевременно реагировали на поступавшие к ним запросы, по большей части ограничивались стандартными разъяснениями и ссылками на права и компетенцию местных властей. Однако главной причиной достаточно спокойного отношения Департамента к новым видам искусства было то, что они так и не стали, как того опасались власти, в фокусе противоправительственной деятельности. Революционные организации, видимо, оказались не готовыми к тому, чтобы использовать оба эти вида искусства (кино и грамзаписи) в своей агитационно-пропагандистской деятельности.

            Как бы то ни было, новые виды искусства в основном развивались без вмешательства извне, а где-то и с поощрения властей.

Примечания

            1 См.: Русские писатели 1800—1917 (биографический словарь). М., Т. 1. 1989; Т. 2. 1992; Т. 3. 1994; Т. 4. 1999.

            2 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1898. Д. 13.-13. Ч. 45; Д. 14.-14. Ч. 72. 2а Там же. Д. 15. Ч. 46.

            3 Там же. Ф. 102. 2 д-во., 1902. Д. 83. Л. 16.

            4 ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 7, 10, 38.

            5 ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 1-410.

            6 См. циркуляр Департамента полиции № 2094 от 2 мая 1898. См.: ГАРФ. Ф.102. 2 д-во., 1902. Д. 83. Л. 177, 168-169.

            7 Там же. Л. 191.

            8 Зоркая Н.М. На рубеже столетий. У истоков массового искусства в России 1900-1910. М., 1976. С. 268-269.

            9 ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Л. 177об.-178.

10 ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 42-49.

            11 Там же. Л. 57-59, 99, 104.

            12 Циркуляр от 17.04.1910, № 23333.

            13 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 31об.

            14 Там же. Л. 210.

            15 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. 28.

            16 Там же.

            17 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 38об.

            18 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 38.

            19 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. 5-5об.

            20 Там же. Л. 182-182об.

            21 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 248-264.

            22 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д.74. Ч. 1. Л. 7.

            23 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74; Д. 74. Л. А.

            24 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. З66 об.

            25 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. А. Л. 55.

            26 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. 122.

            27 Там же. Л. 135.

            28 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Л. 78-78об.

            29 Там же.

            30 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. 311-312; 1916. Д. 74. Л. 4-5.

            31 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Л. 10, 117.

            32 Там же. Л. 91.

            33 Там же. Л. 117, 52, 22, 130.

            34 Там же. Ф.102. 2 д-во. Д. 74. Л. А. Л. 12.

            35 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 64, 74.

            36 Там же.

            37 ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во., 1905. Д. 65. Л. 1-4.

            38 Барковец А. И. Император Николай II. «Остановленное мгновение» // Николай И. Семейный альбом. М., 1998. С. 19-26.

            39 Мосолов А.А. При дворе последнего императора. М., 1993. С. 60.

            40 Дневники императора Николая II, М., 1991.

            41 ГА РФ. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. 51.

            42 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Ч. 1. Л. 9-9об.

            43 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 27.

            44 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Л. 56, 60.

            45 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1902. Д. 83. Л. 30-30об.

            46 Там же. Л. 77-78.

            47 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. А. Л. Б.

            48 Там же. Л. 17-18.

            49 Там же. Л. 27.

            50. Там же

            51 Там же. 1916. Д. 74. Ч. 1. Л. 9 – 9 об.

            52 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Л. 68.

            53 Там же. Л. 21.

            54 Там же. Л. 3.

            55. Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74. Л. А. Л. 23.

            56. Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Л. 134-135.

            57 Там же. Л. 132 об.

            58 Там же. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74. Ч. 1. Л. 2.$

            59 Там же. Л. 4-5.