Зинаида Перегудова

ПОЛИТИЧЕСКИЙ СЫСК РОССИИ (1880-1917 ГГ.)

К оглавлению

Номер страницы после текста на этой странице

Раздел 2

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ПОЛИТИЧЕСКОГО СЫСКА

С. 171.

Глава 5.

СЛУЖБА НАРУЖНОГО НАБЛЮДЕНИЯ

Служба наружного наблюдения была создана задолго до организации Департамента полиции1. Она состояла в основном из филеров-агентов, которые имелись при учреждениях как уголовного, так и политического сыска. Однако с ростом революционного движения, созданием нелегальных политических партий подобного рода разобщенность уже не могла устроить полицейские власти. Первой попыткой укрепления службы наружного наблюдения и ее централизации было создание в 1894 г. при Московском охранном отделении Летучего отряда филеров.

§ 1. Летучий отряд и организация филерской службы

            Отряд был создан для более успешной борьбы с «неблагонадежным элементом» и «тайными организациями» в империи. В момент создания он насчитывал 30 человек, и на его содержание отпускалось 19800 руб. в год. Отряд был организован при Московском охранном отделении, но по указаниям Департамента полиции филеры отряда командировались в различные губернии для наблюдения за «революционным элементом». Потребность в услугах отряда росла, и в январе 1901 г. его состав увеличивается еще на 20 человек, а на его содержание дополнительно ассигнуется 12000 руб.

            Летучий отряд находился на привилегированном положении. Основная часть его сотрудников имела большой опыт работы, знала свое дело. Однако поездки и командировки нередко вызывали осложнения, главным образом в связи с заносчивостью столичных филеров. Как писал в своей записке «Об условиях деятельности русской политической полиции» Рачковский (27 мая 1902 г.), некоторые сотрудники летучего отряда «до крайности избалованы, проникнуты каким-то артельным коммунным духом, никого из местных властей не признают, смотрят на начальников ГЖУ свысока, подчас дерзки и заносчивы, при столкновении с местными агентами стараются выставить свое превосходство, хвастаются своими делами и

С. 172.

            значительными денежными средствами, издеваются над своими провинциальными товарищами и поселяют в них завистливое недоброжелательство, что сильно деморализует местных агентов, состоящих в большинстве случаев из жандармских унтер-офицеров, получающих грошовое содержание и суточные»1а.

            В 1902 г. при реорганизации системы политического сыска и создании розыскных пунктов Летучий отряд при Московском охранном отделении был расформирован, основная часть личного состава была распределена по новым розыскным пунктам, а 20 квалифицированных сотрудников вошли в состав отряда, образованного при Департаменте полиции. В октябре 1902 г. была разработана «Инструкция филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений». Она состояла из 21 пункта и авторами ее были Зубатов и Медников (См. приложение). Ею пользовались вплоть до 1907 г., когда она была заменена двумя новыми инструкциям2.

            В период революции 1905 г. на отряд при Департаменте возлагаются все новые обязанности, растут расходы, отпускаемые на его содержание. 28 марта 1906 г. в одной из докладных записок Департамента полиции отмечалось, что содержание отряда стоит дорого и что «существование его является ненормальным и не соответствующим назначению Департамента полиции как центрального учреждения»3. В связи с этим отряд предлагалось расформировать, а средства направить на усиление «розыскных и наблюдательных средств» охранных отделений и розыскных пунктов4. Можно предположить, что у директора Департамента не было желания руководить деятельностью Летучего отряда, обрабатывать его информацию. Когда писалась эта записка (март 1906 г.), филерский отряд фактически был уже прикомандирован к Петербургскому охранному отделению (с января 1906 г.). Отряд был сокращен до 15 человек, суммы на его содержание резко уменьшены (с 52 тыс. до 13,5 тыс. руб.).

            18 мая 1906 г. появляется новая докладная записка (Э.И. Вуича) с предложением восстановить летучий отряд. Она интересна по содержанию и характеризует положение розыскной деятельности на местах. Автор пишет: «...все чаще и чаще возникают случаи острого положения революционного движения в той или другой местности, вызывающие необходимость немедленного и осторожного наблюдения посредством опытных агентов. В местностях, где не имеется охранных отделений и где жандармские управления ведут дело наблюдения исключительно посредством жандармских унтер-офицеров, в большинстве случаев хорошо известных местному населению, с особенной силой выступает необходимость спешной посылки туда наблюдательных агентов, опытных и никому не известных.

С. 173.

При отсутствии Летучего отряда приходится в таких случаях прибегать к командировкам агентов из охранных отделений, иногда далеко отстоящих от подлежащей обследованию местности». Автор считает, что это ослабляет уже поставленное наблюдение в охранном отделении, так как снимает людей с налаженной работы. Кроме того, охранные отделения в таких случаях посылают людей «худшего сорта и мало надежных», хотя дело требует «лучших сил». «Личные же качества филеров бывшего летучего отряда Департаменту представляются особенно ценными, потому что большинство из них — люди давно служащие, прошедшие хорошую школу, дисциплинированные, хорошо знающие многих революционных деятелей и в большинстве случаев могущие вести наблюдения самостоятельно»5. На докладе имеется резолюция: «Доложено г. Министру. Приказано расформирование приостановить до особого распоряжения и продолжить пока по-прежнему платить жалование». 23 мая 1906 г., через несколько дней после назначения директором Департамента полиции Трусевича, он пишет начальнику Петербургского охранного отделения Герасимову: «Прошу В.В. возлагать на филёров этого отряда наиболее ответственные поручения вне С.-Петербурга»6.

            Огромные усилия, которые в этот период предпринимаются для насаждения секретной агентуры, отодвинули наружное наблюдение на второй план. Тем не менее эта служба остается одним из наиболее важных источников получения сведений о деятельности революционных сил. Через наружное наблюдение шла разработка данных секретной агентуры, уточнялись и проверялись ее сведения.

            Положение с наружным наблюдением на местах все более тревожило чинов Департамента полиции. Данные ревизий, сообщения с мест свидетельствовали о слабой подготовке филеров, низких моральных и профессиональных качествах, слабой заинтересованности в службе. В годы революции наблюдался уход наиболее опытных филеров в связи с тем, что опасность их работы возрастала, а вознаграждение оставалось прежним, положение семьи в случае потери кормильца никак не обеспечивалось. Как вольнонаемные служащие, они не пользовались правами и льготами чинов полиции. Стремясь навести порядок в этой службе, Трусевич собирает пожелания опытных руководителей, которые считают необходимым создание центральной школы для подготовки филеров, чтобы последние не пользовались «одними рутинными приемами наблюдения, а умели найтись во всякой обстановке и не останавливались в случае надобности перед сыскными приемами». Ответы начальников охранных отделений сводились к тому, что «главный недостаток современного состава филеров —

С. 174.

недостаточное умственное развитие их, отсутствие инициативы, находчивости, малое знакомство с приемами наблюдения в условиях настоящего времени, неимение часто авторитетного и опытного руководителя»7.

            В Департаменте приходили к выводу, что для поднятия этого направления работы необходим более тщательный выбор людей, воспитание и обучение «обязанностям современной службы». Кроме того, что филер должен быть здоровым, крепким, без физических недостатков, «хорошей нравственности», «первостепенное значение теперь приобретает некоторая интеллигентность, умственное развитие, расторопность, связанная с находчивостью». Филеры должны иметь не только навыки установки лиц по приметам, ознакомления с местностью и т.п., но и быть подготовленными теоретически: должны быть знакомы с организацией революционных партий, способами составления примет наблюдаемого, описания одежды, установки личности по приметам, отличиями форменной одежды служащих и учащихся, способами конспирации наблюдаемых, способами наблюдения при различной обстановке, установления квартиры, куда входит наблюдаемый, способами задержания при различных обстоятельствах. Было признано полезным иметь филерами женщин.

            В фонде Московского охранного отделения сохранилось достаточно много дел женщин-филеров. Пути поступления их в охранное отделение были различными, но, как правило, они узнавали об этой службе или от мужей — филеров, или знакомых лиц, служащих в полиции. Сохранилось личное дело филерши Федоровой Прасковьи Ивановны7а, муж которой был филером и погиб во время революции в 1905 г. По ходатайству Дубасова ей с сыном выплачивалась пенсия 15 рублей в месяц. В 1912 г. она решила сама пойти на службу в охранку. При поступлении ее заявления был запрошен пристав по месту жительства Федоровой о ее образе жизни и нравственных качествах. Вместе с ней работали еще несколько женщин. В Московском охранном отделении были довольны их работой. Взятые на зарплату 25 рублей, они вскоре получили прибавку еще 10 рублей.

            При непосредственном участии Трусевича и Еремина в феврале 1907 г. разрабатывается и рассылается начальникам охранных отделений Инструкция по организации наружного наблюдения, утвержденная Столыпиным. Она касалась исключительно деятельности филеров. Почти одновременно разрабатывается и рассылается Инструкция начальникам охранных отделений, касающаяся их деятельности по организации наружного наблюдения8. В Инструкции были учтены многие пожелания местных полицейских властей, касающиеся состава, подготовки,

С. 175.

деятельности филеров. Предпочтение отдавалось строевым запасным нижним чинам унтер-офицерского звания, не старше 30 лет. Среди необходимых качеств филеров перечислялись: благонадежность, честность, трезвость, ловкость, смелость, сообразительность, выносливость, терпеливость, настойчивость, осторожность, дисциплинированность, крепкое здоровье, особенно крепкие ноги, хорошее зрение, слух, память, неброская внешность. Филерами не могли быть лица польской и еврейской национальности9.

            Заботясь о качественном составе агентов наружного наблюдения, директор одновременно ставит перед министром внутренних дел вопрос лучшего обеспечения филеров, повышения их статуса для закрепления на службе.

            В докладной записке от 16 ноября 1906 г. Трусевич писал, что обязанности филеров «весьма ответственны» и сопряжены с постоянной опасностью для их жизни, но «не имея служебных прав, они лишены тех преимуществ, которые предоставлены, по действующим законам, полицейским чинам, что затрудняет привлечение в ряды агентов вполне благонадежных в нравственном отношении лиц». «Вместе с тем, не занимая служебного положения, агенты не подлежат установленной законом для должностных лиц ответственности, а потому начальство лишено возможности как дисциплинарного воздействия на них за проступки по службе, так и привлечения их к судебной ответственности за более тяжкие нарушения служебных обязанностей». Трусевич считает возможным зачислить наиболее опытных и доказавших свою преданность филеров на государственную службу старших — в околоточные надзиратели, младших — в городовые и урядники 10.

            По сути дела, Трусевич не предлагал ничего нового. Некоторые начальники Охранных отделений уже практиковали эти меры, не ставя в известность об этом высшее начальство. Как выяснилось, 27 филеров из числа 79 находившихся на службе н Московском охранном отделении, к моменту переписки значились на должностях околоточных надзирателей резерва Московской городской полиции с откомандированием в Московское охранное отделение. Подобные меры практиковались в Донском охранном отделении, Иркутском, Нижегородском, Харьковском11. По согласованию с министром внутренних дел этот вопрос был решен следующим образом. Поскольку Москва была единственным городом, в котором, согласно существующему законодательству, можно было иметь неограниченное количество околоточных надзирателей, было принято решение зачислить старших филеров околоточными надзирателями резерва московской городской полиции с откомандированием в надлежащие охранные отделения с выплатой содержания из

С. 176.

сумм Департамента полиции. Что касается младших филеров, а их было почти в два раза больше, то было решено при со здании соответствующих должностей использовать средства Департамента полиции, «применительно к учреждению подобных должностей на частные средства» 12.

            Вначале московский градоначальник А.А. Рейнбот согласился на предложенный вариант. В качестве непременного условия он требовал, чтобы предназначенные к зачислению околоточными надзирателями резерва московской городской полиции агенты иногородних охранных отделений «были отлично аттестованы со стороны их ближайших начальств»13. Когда же выяснилось, что в резерв надо было зачислить 237 человек, Рейнбот задумался. «Осуществление сего представлялось бы в высшей степени неудобным, — писал он, — о зачислении их околоточными надзирателями должно быть издано в приказе по Московской городской полиции, причем, конечно, зачисление в эту должность по Москве столь значительного [числа] лиц обратит на себя внимание, вызовет толки, газетные заметки и может повлечь выяснение истинного характера служебной деятельности упомянутых лиц. Между тем, представлялось бы желательным ввести этих лиц возможно незаметнее»14. Рейнбот предлагал хотя бы на первое время ограничить число лиц, зачисляемых на эту должность. Однако почти все они в первой половине 1907 г. прошли по приказам московского градоначальства.

            Филеры, зачисленные на государственную службу на должности околоточных надзирателей, городовыми, урядниками, стражниками (237 человек), выполняли только свои филерские обязанности, формы они не одевали, находились в распоряжении начальников охранных отделений, по отрядам полицейской стражи не распределялись, в их списках не значились, расходов губернской администрации не доставляли. 378 младших филеров были зачислены в состав полицейской стражи якобы на средства частных владельцев, а в действительности — Департамента полиции.

            Опасения Рейнбота вскоре подтвердились. С течением времени во многих местностях стало известно об истинном служебном назначении новых должностных лиц. Нередко у них возникали трения с местными полицейскими властями, городовыми, стражниками.

            Тем не менее число филеров в 1907—1908 гг. возросло. В связи с упразднением в конце 1907 г. унтер-офицерских жандармских пунктов (за исключением тех, что находились на пограничной полосе) из жандармских унтер-офицеров были сформированы филерские отряды15. Центральный филерский

С. 177.

отряд с усилением филерской службы на местах прекратил свое существование.

            Наибольшее число филеров было в столицах и городах с рабочим населением и студенчеством: в Баку — 12 человек, Вильно — 15, Екатеринославе — 15, Енисейском охранном отделении — 12, Иркутском — 30, Киевском — 25, Лифлянд-Минском — 12, Нижегородском. — 12, Одесском – 15, Пермском — 12, Саратовском — 15, Тифлис-Томском — 20, Финляндском — 20, Харьковском — 15, Эстляндском — 16!6. В случае необходимости к работе по наружному наблюдению привлекались жандармские унтер-офицеры, хотя это и не рекомендовалось.

            Мероприятия, проведенные Трусевичем, дали свои результаты, и эффективность службы наружного наблюдения, особенно в первые годы после революции, заметно возрастает. Порой это объяснялось и недостаточной законспирированностью членов революционных организаций, влившихся в них в годы революции.

            В результате активной деятельности службы наружного наблюдения и внутренней агентуры Московский и Московский окружной комитеты РСДРП в период с июня 1907 по ноябрь 1910 г. подвергались разгрому 11 раз 17. В материалах Департамента полиции указывается, что после ареста типографии большевистской газеты «Рабочее знамя» 14 января 1909 г. 20 филеров Московского охранного отделения, следившие за работниками типографии, получили вознаграждение по 15 рублей 18.

            В революционных кругах довольно быстро вырабатываются свои методы обнаружения агентов, умение избегать встреч с ними, уходить из-под наблюдения. В результате эффективность службы наружного наблюдения довольно заметно снижается19.

            Высшие полицейские власти вновь проявляют недовольство этой службой. Низкий профессиональный уровень филеров особенно сказывается, когда наблюдение идет за опытными революционерами. Явно не справляется служба наружного наблюдения в рабочих поселках и селениях. Ротмистр Терещенков, объясняя трудности работы по установке наблюдения в г. Сормове, пишет: «Сормово представляет собою громадное разбросанное селение, прорезанное массою улиц и переулков; домики в подавляющем большинстве маленькие, одноэтажные, огороженных дворов совсем нет, несмотря на наличность нумерации этих домов, типа деревенских изб, отыскать тот или другой дом, без помощи местных обывателей, положительно невозможно. Население, рабочие сормовских заводов и их семьи, по общим отзывам, весьма сплоченное; появление всякого

С. 178.

нового человека уже вызывает внимание улицы, чему способствует нахождение на улицах до позднего вечера многочисленных групп уличных мальчишек — этих добровольцев-вестовщиков, служащих, по словам представителей местной полиции, большим тормозом при общеуголовном сыске, так как быстро разносят по обывательским домам весть о появлении чинов полиции, стражников и новых лиц»20. Департамент беспокоит, что служба наружного наблюдения продолжает оставаться слабой в небольших городах, в сельской местности, в связи с чем он постоянно рекомендует приобретать вспомогательных агентов среди местных лавочников, писарей, приезжающих торговцев, коммерческих агентов, книгонош и т.д.

            В октябре 1909 г. вице-директор Департамента Курлов обращается к министру внутренних дел с предложением полностью реорганизовать службу наружного наблюдения21. Он опять ставит вопрос о школе филеров, о необходимости организации центрального филерского отряда для временных командировок, руководства им, подчеркивает, что с расформированием этого отряда Департамент полиции лишился оперативной, а порой и более объективной информации о положении революционного движения на местах. Серьезно встает вопрос о создании новой Инструкции по наружному наблюдению, так как Инструкция 1907 г. относительно приемов слежки уже устарела, а сами эти приемы превратились в шаблоны и вели к провалам агентов. К тому же на судебных процессах, чтобы доказать виновность революционеров, порой в качестве свидетелей допрашивались филеры и оглашались дневники наружного наблюдения, что также приводило к разглашению филерских приемов и раскрытию агентов. Да и сама Инструкция уже не являлась секретной, так как была опубликована эсерами в революционной печати 22.

            В ответ на предложение Курлова в конце 1909 г. создается довольно внушительная комиссия по реорганизации наружного наблюдения из специалистов политического розыска Департамента полиции и Петербургского охранного отделения. После долгих споров «за» и «против» в декабре 1910 г. был вновь создан Центральный филерский отряд при Петербургском охранном отделении. В него вошло 28 человек. Задача отряда была сформулирована следующим образом: «охрана императорских величеств во время путешествий и пребывания вне постоянных резиденций и выработка практическим путем приемов наружного наблюдения, отвечающих современному моменту и тактике революционеров23.

            Коренных изменений в этой службе не произошло, а усиление террористической деятельности партии эсеров привело к

С. 179.

тому, что первоначальное назначение отряда — «охрана императорских величеств» выходит на передний план.

            Хотя филерская школа не была создана, филеры центрального отряда должны были пройти определенную подготовку. Им давались общие объяснения по темам: человек, общество, семья, государство, закон; образ правления в России и Западной Европе; что такое преступление и виды преступлений; общие понятия о партиях: РСДРП, эсеры, анархисты — и конечные цели революционных партий; что такое социализм, коммунизм, анархизм. Их натаскивали по географии, учили черчению, чтению топографических карт, знакомили с фотографиями членов боевых дружин, они изучали формы студентов учебных заведений, овладевали умением дать словесный портрет, делать грим, а также элементарными знаниями немецкого и французского языков. Филеры отряда периодически выезжали в командировки по России и за границу для наблюдения за членами революционных организаций.

            Несмотря на принятые меры службе наружного наблюдения, в условиях нового оживления революционного движения, начавшегося в 1912 г., все сложнее стало справляться со своими обязанностями. Это объяснялось прежде всего возросшей опытностью членов революционных организаций и их умением конспирироваться: выбирать более удобные квартиры для жилья и собраний, знание города, проходных дворов и т.п. ,

            В фондах Московского и Петербургского охранных отделений сохранилось около 20 тыс. дневников наружного наблюдения за революционерами, государственными и общественными деятелями, отдельно — за вокзалами, театрами, посольствами и т.д. По дневникам наружного наблюдения проходили разные лица. Здесь видные революционеры, общественные и государственные деятели. Иногда на одного человека заводилось несколько дневников. Дневники были заведены на В.В. Маяковского, А.И. Рыкова, адвоката П.Н. Малянтовича, Вас.Ив. Шверубовича (Качалов), Н.И. Бухарина, А.И. Гучкова, Е.Д. Стасову, А.Ф. Керенского, И.Ф.Арманд, С.А. Есенина, Е.П. Пешкову, П.П. Рябушинского, А.М. Пешкова, Е.Д. Кускову, С.Н. Прокоповича, В.Н. Фигнер, А.В. Амфитеатрова, С. Бирман и других. В сферу наружного наблюдения попадали многие секретные сотрудники. В фондах сохранились дневники наблюдения за некоторыми из них: И.П. Карпачевым, Р.В. Малиновским, А.А. Поскребухиным и др. Иногда тем самым дополнительно проверялась лояльность агента. Как правило, слежка устанавливалась лицами, даже не подозревавшими, что наблюдаемый является секретным сотрудником. Дневники довольно интересны, особенно для исследователей, изучающих биографии разных лиц.

С. 180.

            К примеру, дневник наблюдения за Есениным (а иногда его в документах называли Есининым) был заведен в 1913 г., филеры ему дали кличку наблюдения «Набор». При установке, как указывалось в дневнике, Есенин Сергей Александрович, уроженец Рязанской губернии и уезда, Кузьминской волости, села Константинова, работал в типографии у Сытина в качестве конторщика и с 18 августа 1912 г. проживал во 2-ом участке Пятницкой улицы, в доме № 24 Крылова по Строченовскому переулку. За ним постоянно следили 3 — 4 филера — Федоров, Грязное, Веремчук, Угаров, которые и указывали в ежедневных рапортичках результаты наблюдения. За их ежедневную работу им выплачивалось по 65 копеек. Кроме того, здесь же указывались их расходы на транспорт: трамвай или извозчика. Стоит отметить, что чем ближе к центру города велось наблюдение и ближе к руководству охранного отделения, тем скромнее были аппетиты филеров. Что касается наблюдения за «Набором», то здесь филеры несколько распоясались. Место жительства Есенина и его работа находились рядом, однако в отчетах фигурировали деньги на транспорт. 1 ноября им было выплачено 2 руб. 95 коп. на транспортные расходы. Интересны записи наблюдения 2 ноября 1913 г. В этот день Есенин «вышел из дома в 7 час. 20 мин. утра, отправился на работу в типографию Сытина на Валовой улице, в 12 ч. 30 мин. вышел с работы, пошел домой на обед. Пробыл 1 ч. 10 мин, вышел и вернулся на работу. В 6 час. 10 мин. вечера вышел с работы из типографии Сытина, вернулся домой. В 7 часов вышел ил дома, пошел в Колониальную мясную лавку Крылова в своем доме, пробыл 10 мин., вышел, вернулся домой. В 9 час 10 мин. веч. вышел из дому, пошел вторично в упомянутую лавку, где торгует отец, пробыл 20 мин., то есть до 9 чаг 30 мин. веч., заперли лавку и вместе с отцом вернулись домой». Как следует из этой записи, никаких расходов на транспорт не было: на конку не садились, извозчика не брали, однако в отчете каждый указал о затрате по 45 коп. на трамвай.

            Но насколько дисциплинированны и внимательны были филеры, следившие за Есениным, свидетельствует запись от А ноября. В дневнике указывалось: «выхода из дома и с работы не было» замечено, или запись от 6 ноября: «На обед, а также с обеда выхода и прихода в типографию Сытина... не было, i в 6 час. вечера вышел с работы из типографии Сытина по Валовой ул. и вернулся домой. Более выхода из дома замечено не было».

            Многие помнят актрису и режиссера, народную артистку РСФСР Серафиму Германовну Бирман. В 1911 г. она был;! принята в труппу МХАТа. Возможно, она была связана с деятелями революционного движения, возможно, оказывала

С. 181.

какую-то помощь — ее деятельность так и не удалось установить, но наблюдение за ней было установлено плотное. Кличку наблюдения ей дали филеры — «Земляника». Обычно клички давались по внешнему облику, по каким-то внешним данным, предметам одежды, особенностям одежды, походки и т.д. Филеры так описывали внешность Бирман: «Лет 19 — 20, рост выше среднего, телосл. обыкн., цвет волос — шатенка стриженая, лицо чистое, нос горбатый, походка обыкн[овенная], одета: котиковое двухэтаж., шапка, черный плюшевый полусак и черная юбка». Ничего существенного наблюдение не дало, но отмечалось, что она посещает Петровскую библиотеку, курсы Езерского, Народный университет, проживает в доме Рождественского монастыря.

            Стоит сказать, что следили и за Качаловым, он проходил по наблюдению под своей настоящей фамилией — Шверубович23а

            Одним из авторов сценария фильма «Броненосец Потемкин» была профессиональная революционерка, старый член партии Нина Фердинандовна Агаджанова24. Она была довольно активным членом партии, что не укрылось от полиции, о ней доносила и секретная агентура. В Петрограде местные филеры дали ей кличку наблюдения «Хитрая», а в Москве — «Бабочка». Она действительно была очень быстрая, подвижная и часто ускользала от филеров. Интересна запись от 10 января 1916 г.: «Бабочка проживает в доме 11 по проезду Яузского бульвара. В 12 часов дня вышла из дома, тут же против своего дома на ходу села в трамвай и уехала без наблюдения, более не видали».

            Как правило, филеры имели карманные альбомчики с фотографиями. В них особенно много было членов партии эсеров-максималистов, которые в своей деятельности применяли террористические методы борьбы. При наблюдении за определенными партиями и организациями, когда полиция располагала фотографиями, они также выдавались филерам. Так, в сентябре 1915 г. власти разыскивали Агаджанову — в квартире, где была прописана, она давно не появлялась. В эту квартиру приехала сестра Агаджановой — Елена Фердинандовна. Филеры и за ней установили неотступное наблюдение. В некоторых их отчетах указывалось: «в течение дня лиц, схожих по приметам с данными фотографических карточек Нины Агаджановой и Кирилла Шутка, прихода и выхода замечено не было».

            Сохранилось два дневника наружного наблюдения за В.В. Маяковским. В одном дневнике он проходил по кличке «Высокий», в другом — «Блин»24а. Если говорить о кличках, то они были самые разнообразные. Упоминаемый Шутко носил кличку «Булочник», Инесса Арманд носила кличку «Плоская», были клички «Прицел», «Гнутый», «Винт» и т.д.

С. 181.

            Кличку «Фиалка» имела Е. Леонтьева, с которой мне удалось встретиться в 60-х годах, когда короткое время приходилось заниматься сбором личных фондов. Она проходила по документам Департамента полиции как член меньшевистской группы социал-демократической организации в Москве. Встретились мы с ней уже после ее освобождения из лагерей. Кроме ее личного фонда меня интересовал вопрос о Вологодской ссылке и личность Андронникова Владимира Николаевича, который отбывал ссылку в то же время. Разговор был очень трудным. Но что поразило меня — это ее необыкновенные глаза цвета фиалки. Когда я впервые столкнулась с этой кличкой в документах, то предполагала, что она как работница магазина «Мюр и Мерилиз», возможно, пользовалась духами с ароматом фиалки, возможно носила одежду цвета фиалки. А оказалось, кличка была дана из-за глаз фиалкового цвета. Они были яркими и совсем не выцветшими.

            Из дневников, заведенных на видных государственных деятелей, особо выделяются материалы наблюдения за бывшим председателем Совета Министров С.Ю. Витте. Видимо, причиной слежки послужили распространившиеся в то время слухи о работе Витте над воспоминаниями. В августе 1914 г., когда Витте находился за границей, заведующий заграничной агентурой получил телеграмму из Петербурга, от директора Департамента полиции. «Примите все меры к установлению наружного наблюдения за графом Витте, — сообщалось в телеграмме, — поручив это исключительно надежным агентам. Постарайтесь также внутреннею агентурою выяснить его отношения к текущим военным событиям, равно знакомства. О результатах также передвижениях ежедневно подробно доносите»246.

            В конце августа 1914 г. Витте вернулся в Петербург, где также за ним устанавливается наблюдение. Начальник Петербургской охранки Попов сообщает в Департамент полиции: «Вследствие словесного приказания вашего превосходительства, при сем имею честь представить выписку из дневника наблюдения за известным Вам лицом, наблюдаемым под кличкой "Хозяин"...»

            С 27 августа 1914 по 29 февраля 1915 г. в Департамент представлялись сведения о том, кто посетил Витте и кого он посетил, сколько минут длилась встреча. Иногда филеры упускали его из виду и вновь устанавливали наблюдение. Перлюстрировались его письма.

            В конце месяца подводились итоги и составлялась справка встреч Витте. Наблюдение продолжалось до последнего дня жизни Сергея Юльевича.

С. 183.

            С 23 февраля 1915 г. филеры доносят, что Витте не выходят из дома: «За весь день как выезда "Хозяина" из дома, так и приезда к нему посторонних лиц не было».

            В последующие дни отмечалось, что Витте посещает доктор Ковальский. 27 февраля. «1 час. 10 мин. приехал докт. Копальский. 1 час. 20 мин. дня к «Хозяину» приехал доктор Сиротинин, вслед за ним приехал доктор Шапиро. Доктора пробыли до 3-х часов 15 мин. дня и разъехались. В 5 часов дня к «Хозяину» собрались те же доктора, а в 7 часов вечера разъехались. 9 час. вечера доктора опять собрались, где и были оставлены в 10 час. 20 мин. вечера».

            Последняя запись филеров. «28 февраля «Хозяин» прожинал в д. 5 по Каменноостровскому проспекту. В ночь на 28 февраля в 3 часа утра «Хозяин» скончался2413.

            В день смерти из Департамента полиции в Париж была направлена телеграмма о необходимости «немедленно, совершенно неофициально» под предлогом охраны имущества Витте в Биаррице просмотреть и опечатать бумаги покойного. Но Витте оказался достаточно прозорливым и рукопись воспоминаний хранил в банке на чужое имя.

            Знакомство с документами филеров, их дневниками позволяет говорить о серьезных трудностях, с которыми сталкиваются филеры в связи с тем, что «переиграть» прошедших школу конспирации революционеров становится все труднее. Политическому сыску революционные организации противопоставляли возросшую и более надежную конспирацию, умение свести к минимуму число провалов и способность к «самовозрождению». Помимо опыта, немалую роль играло и явное интеллектуальное превосходство революционеров, их умение быстро учитывать меняющуюся обстановку. В этом плане филерская служба, несмотря на все усилия чинов политического сыска, так и не смогла подняться выше унтер-офицерского уровня, моральное же ее состояние скорее продолжало деградировать.

            В период нового революционного подъема вопросы политического сыска, методы работы постоянно находились в поле зрения Министерства внутренних дел, Департамента полиции, периодически обсуждались, рассматривались на специально созванном совещании в конце 1912 г. Однако должной отдачи не было. Революционные организации, нелегальные профсоюзы и другие массовые организации смогли противопоставить сыск' мой деятельности не только возросший опыт борьбы и конспирации, но и растущую поддержку населения. Органы сыска, напротив, попадали во все более враждебное окружение, и не случайно в них самих стали распространяться упаднические, пессимистические настроения, стало все труднее вербовать

С. 184.

новых людей и удерживать старые кадры. Проведенная в 1907 г. реорганизация наружного наблюдения лишь временно стабилизировала положение, помогла усилить удары, наносимые по революционным организациям. В условиях активизации революционных сил старые методы уже не срабатывали, новые, так и не были выработаны.

§ 2. Главный филер политической полиции

            Как отмечалось выше, у истоков реорганизации филерской службы, нацеленной на выполнение новых, более сложных задач, вставших перед политическим сыском в конце XIX в., стоял тогдашний заведующий наружным наблюдением в Московском охранном отделении Евстратий Павлович Медников. Именно он играл ключевую роль как в непосредственном руководстве этой службой впоследствии в Департаменте полиции, так и в выработке основных методов наблюдения, подготовки и обучения филерских кадров.

            В отличие от других полицейских чинов высшего ранга, Медников был выходцем из простой крестьянской семьи25. Родился он в 1853 г., закончил церковно-приходскую школу ив 1878 г. был взят на военную службу, уже будучи семейным человеком (имея трехлетнего сына). Через три года, по семейным обстоятельствам в чине старшего унтер-офицера он был уволен в запас. И тогда же, в 1881 г. зачислен сверхштатным околоточным надзирателем полицейского резерва Московской городской полиции. Отсюда его откомандировали в только что созданное Охранное отделение на должность филера.

            В 1883 г. за «отлично усердную и ревностную службу» он получил чин коллежского регистратора. В 1888 г. его назначили полицейским надзирателем, в 1890 г. — чиновником канцелярии московского обер-полицмейстера. Однако все перечисленные назначения почти ничего не изменили в его основной деятельности. Как уже отмечалось, филерская служба не имела статуса государственной, для упрочения положения филеров их часто зачисляли городовыми, околоточными надзирателями и на другие должности московской полиции. В таком положении в первые семь лет своей службы находился и Медников.

            В 1888 г. «ввиду многолетней опытности...в делах розыска и наблюдения за неблагонадежными лицами, неоднократно до казанной умелым и успешным выполнением возлагавшихся на него поручений особой важности»26, он был официально назначен заведующим наблюдательным составом московской охранки, хотя практически уже давно руководил им.

С. 185.

            За удачную организацию службы наблюдения и добровольных дружин во время коронации Александра III ему была пожалована темно-бронзовая медаль для ношения в петлице на Александровской ленте27. Это была одна из первых его наград. В 1888 г. ему был пожалован орден Станислава третьей степени28, затем «вне правил» — орден Станислава второй степени29. В марте 1900 г. от Болгарского правительства ему был пожалован офицерский крест Болгарской гражданской службы 30. В январе 1901 г. Медников получает очередной чин — надворного советника и в этом же году ему был пожалован орден Святого Владимира 4-ой 31 степени, что давало ему право на потомственное дворянство.

            Ученик Медникова Спиридович, впоследствии генерал и заведующий дворцовой агентурой, вспоминая свои первые дни службы в Московском охранном отделении, писал: «Я застал Медникова уже старшим чиновником для поручений, с Владимиром в петлице... Он уже выправил тогда все документы на дворянство, имел грамоту и занимался составлением себе герба». На гербе фигурировала пчела, как символ трудолюбия, были и снопы32. Указом его императорского величества правительствующему Сенату «в 12 день июня 1901 г.» Медников был включен в книгу потомственного дворянства33.

            В 1891 г. за хорошо организованную охрану в период пребывания Александра III в Москве, Медников из кабинета его величества получает золотой перстень с рубином и бриллиан-том34. 15 мая 1893 г. — золотые часы с золотой цепью с изображением на крышке государственного герба35; 2 сентября 1896 г. он получает золотой перстень с бриллиантом Зб в связи с коронацией императора Николая И. Периодически Медников получает денежные премии.

            Что же побудило правящие верхи продвигать по службе и награждать «главного филера России»?

            В фондах Департамента полиции, Московского охранного отделения, Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию действий министров и прочих должностных лиц хранится множество документов и дел, которые позволяют обрисовать деятельность Медникова в мельчайших подробностях.

            В результате деятельности филерской службы под руководством Медникова были сорваны многие подготовительные революционерами акции. При наблюдении выслеживались члены организаций, лица, проживающие нелегально, бежавшие с места ссылки. Затем следовали аресты членов партийных организаций, кружков, нелегальных типографий.

            Так в марте 1882 г. в Москве было арестовано паспортное бюро, склад огнестрельного и холодного оружия. Особенно сложным для Московского охранного отделения был 1883 год,

С. 186.

год коронования Александра III. Приходилось сочетать наблюдение за отдельными группами революционеров с розыском потенциальных террористов, а также вести наблюдение за всеми лицами, прибывавшими в Москву, проверять подлинность их документов.

            В декабре 1883 г. Медникова направляют в Харьков, где под его руководством ведется наблюдение за квартирой, в которой размещалась нелегальная типография. Наблюдение закончилось арестом типографии. Успех в Харькове не был рядовым событием, поскольку подпольные типографии были мишенью номер один для Департамента полиции. Каждый провал типографии наносил удар по революционному движению. В 1884 г. Медников установил место печатания литографированного журнала «Студенческий Союз», после чего типография была опечатана и ликвидирована.

            Не менее успешными были и последующие годы. Наблюдение и аресты проводились в Москве, Твери, Туле, Саратове, Костроме37.

            В Твери была ликвидирована типография, где печатался революционный сборник «Союз», выследили кружок, причастный к созданию сборника. Как писал один из чиновников Московского охранного отделения, «успех этого дела в значительной степени принадлежал Медникову, который лично посещая места наблюдения, организуя его сообразно местным условиям, настолько умело руководил розыском, что филерам почти без участия агентуры (имеется в виду секретная агентура. — З.П.) удалось безошибочно установить деятельный центр издательского кружка»38.

            Оценивая деятельность Московского охранного отделения по борьбе с оппозиционным движением, министр внутренних дел, по словам московского обер-полицмейстера, «обратил внимание на строгую дисциплину, последовательность и осторожность чинов охранного отделения в деле наблюдения антиправительственных лиц». В письме на имя Московского обер-полицмейстера министр выразил благодарность начальнику Московского охранного отделения и чиновнику для поручений Медникову, «административным способностям и организаторскому таланту коего и была, главным образом, обязана постановка дела наблюдения»3^

            В 1887 г. Медников и его филеры выследили и провалили в Саратове местные революционные кружки. В октябре 1890 г. он и его сотрудники выследили в Костроме Михаила Васильевича Сабунаева — крупного представителя народовольческой организации. Вскоре он сам и группа укрывавших его лиц, были арестованы.

С. 187.

            В декабре 1893 г. по требованию Департамента полиции Медников был командирован в С.-Петербург, где на него было возложено заведование филерами и контроль за их службой по наблюдению за местными революционерами. Вскоре был обнаружен круг лиц, стоявших близко к издательской деятельности народовольческой группы. В это же время его люди ведут наблюдение в ряде других городов: Орле, Смоленске, Харькове, устанавливают связи подпольщиков этих городов с Москвой для «постановки» нелегальной типографии. В апреле 1894 г. эта типография была арестована.

            В том же году он принимает активное участие в создании при Департаменте полиции Летучего отряда филеров, а затем и руководит им. Одновременно он остается руководителем московских филеров.

            Но деятельность филерской службы, его начальника — отнюдь не цепь сплошных успехов. Как уже отмечалось выше, конспиративность революционных организаций была достаточно высокой и она постоянно совершенствовалась, в результате им удавалось, несмотря на многочисленные провалы, сохранять и даже укреплять свои связи и влияние. Противоборство было трудным и сложным. Особенно осложнилась деятельность политического сыска после того, как в революционную борьбу включаются рабочие.

            Начальник Московского охранного отделения Зубатов признавал, что «наблюдение за членами так называемого Рабочего Союза представляло гораздо большие трудности, ибо приходилось иметь дело с людьми крайне осторожными и с рабочими, установка личности коих всегда требует массу терпения, наблюдательности и памяти... У Медникова указанные качества были природными и это помогло ему справиться со всеми препятствиями. ..»40.

            В июне 1895 г. были выслежены и арестованы, как писалось в одной из докладных записок, «ярые пропагандисты» Мандельштам, Карпузи, братья Масленниковы и др., причем у последних были обнаружены ручной типографский станок, сработанные на нем прокламации и другие запрещенные сочинения во множестве. Это был тот самый станок, на котором печаталась работа В.И. Ленина «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов». Были обнаружены два выпуска этой брошюры. Весьма урожайными были и последующие годы.

            В июле 1896 г. был арестован кружок Величкина и Колокольникова, при обыске был взят гектограф; в ноябре была арестована группа Орлова и взяты имевшиеся в ее распоряжении мимеограф, гектограф, библиотека нелегальных изданий. Несколько позже была арестована группа Чичкина и имевшийся

С. 188.

у них гектограф. В сферу филерского наблюдения впоследствии попал Рабочий Союз во главе с Иосифом Дубровинским и Алексеем Никитиным, Московский Союз борьбы за освобождение рабочего класса, арестовывают Кугушева, Смидовича, Петрова и др. Примерно в это же время службе Медникова удается раскрыть типографию, печатавшую газету «Вперед», и типографию киевского Союза борьбы за освобождение рабочего класса. В 1898 г. филерам удается установить наблюдение за первым Съездом РСДРП в Минске.

            С ростом революционного рабочего движения в начале XX века филерская служба становится еще более напряженной. Как пишет Зубатов в рапорте на имя московского обер-полицмейстера, «необходимость несения, ввиду малочисленности служебного состава отделения нескольких разнообразных обязанностей, заставляет Медникова безотлучно находиться при Отделении или жить на конспиративных квартирах. Самый характер агентурной наблюдательной службы требует от него постоянного напряжения, исключительного внимания, непрерывного и всегда спешного труда, сопряженного зачастую со всевозможными лишениями»41.

            Процитированные слова вплотную подводят нас к характеристике методов и приемов филерской службы, разработанных Медниковым, получивших неофициальное название «Евстраткина школа».

            В феврале 1890 г. директор Департамента полиции, обращаясь за помощью в Московское охранное отделение, писал московскому обер-полицмейстеру о том, что «московские филеры усвоили себе приемы наблюдения несколько отличные от приемов, практикуемых в С.-Петербургском охранном отделении42. В связи с тем, что эти приемы не были известны местным революционерам и зарекомендовали себя как весьма эффективные, директор Департамента полиции просил командировать в Петербург 15 филеров Московского охранного отделения. Непосредственное руководство ими было возложено на Медникова.

            Методы и приемы наблюдения, выработанные Медниковым, прошли проверку в самых неожиданных и сложных ситуациях. Он предпочитал иметь в числе филеров служащих из бывших солдат, прошедших жестокую военную выучку. «Он знал и понимал их хорошо, умел разговаривать, ладить и управляться с ними», — пишет жандармский генерал Спиридович. Интересна и характеристика, данная Спиридовичем самому Медникову. «Медников был простой, малограмотный человек, старообрядец... Природный ум, сметка, хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он понял филерство как подряд на работу, прошел его горбом и скоро сделался

С. 189.

подрядчиком, инструктором и контролером. Он создал в этом деле свою школу — Медниковскую, или как говорили тогда — "Евстраткину школу"»43. Он был свой для филеров, которым «за обман давал и зуботычину, не любил, когда его обманывали и в деле наблюдения, и в денежных расходах». Спиридович описывает, как каждый вечер, а порой уже и заполночь, Медников собирал с филеров отчеты и материалы по наблюдению. С нерадивых, оставивших свой пост, брал штрафы, наиболее усердных награждал. «По пятерке штрафа обоим, — говорил Медников. — А на следующий раз вон, прямо вон, не при! На нашей службе врать нельзя. Не доделал — винись, кайся, а не ври». Эта расправа была по-свойски, своя Евстраткина система. То, что происходило в филерской комнате, знали только Медников и его подопечные. Там были награды, прибавка к жалованью, но там были и наказания и вычеты44.

            Наблюдая Медникова и его филеров в работе, Спиридович особенно высоко оценивал деятельность руководимого Медниковым Летучего отряда. «Летучий отряд, — писал он, — был отличным наблюдательным аппаратом, не уступавшим по умению приспосабливаться к обстоятельствам, по подвижности и конспирации, профессиональным революционерам... Лучше его филеров не было, хотя выпивали они здорово и для всякого постороннего взгляда казались недисциплинированными и неприятными. Они признавали только Медникова. Медниковский филер мог пролежать в баке под ванной (что понадобилось однажды) целый вечер; он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живет; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи верст; он попадал за границу, не зная языков и умел вывертываться»45.

            Действительно Медников оказался первоклассным воспитателем, учитывавшим особенности психологии своих подопечных. Он тщательно продумывал все операции, заранее распределял роли, добивался того, чтобы филеры не терялись в самых неожиданных ситуациях, воспитывал в них сметку и самостоятельность в принятии решений.

            Высока была и репутация Медникова в провинции. В. Лавров, воспитанник «Московской школы», назначенный начальником Бакинского охранного отделения, в письме к Медникову просит прислать людей, «на первых порах человек 5 — 6, желательно брюнетов...»46 В другом письме, два месяца спустя, он благодарит его за рекомендации и особо отмечая одного из присланных людей, пишет: «Николай Ильич способен работать круглые сутки, всегда бодр, ко всему применим, а главное, что особенно дорого — живет службой, тут у него все думы, заботы и мечты... серьезен, корректен и равномерен ко всем»47.

С. 190.

            В ГА РФ хранится подлинник письма Медникова, в котором он инструктирует новоиспеченного руководителя филеров одного из охранных отделений. Письмо интересно не только своим содержанием, но и орфографией и манерой изложения, за которой просматриваются некоторые черты личности Медникова: его природная крестьянская прижимистость, смекалка. «Так как за наружное наблюдение отвечает Департамент полиции, — пишет Медников, — то и организацию наружного наблюдения взяли на себя, для чего наметили достаточно людей заведовать названным наблюдением в розыскных отделениях, т.е. старших филеров, которые ведут наблюдение, черновые дневники, пишут, согласно правил, дневники заведующему наружным наблюдением в империи. То и старшему вменяется в обязанность и выбирать на службу в свое отделение людей, а также распределяет им жалованье, а также проверяет счета расходным деньгам, израсходованных по делам службы. Примерно, на Одесское отделение полагается 25 человек наблюдательных агентов (теперь филерами не называют), которое получает жалование 15000, т.е. на круг 50 р. в месяц, да еще полагается 4500 р. на 25 человек на расходы, т.е. по 15 р. в месяц.

            Надо сообразовываться. Всем жалованье по 50 р. ровно платить нельзя. То надо делать так: тебе — 100, 10 человек получают по 45, Байнов (имеется в виду помощник ст. филера. — З.П.) — 60, еще двоим 45. Я думаю, надо принимать сперва по 30, потом добавлять лучшим по 5 р. в полугодие, но держать цифру всегда с остатком экономии от жалования. Поэтому надо так: 5 чел. на 30 р., 5 чел. на 35, 5 на 40, 5 на 45. А остальные на большее содержание, лучшим добавлять...

            Ты сделай список на каждый день, графы и отмечай ежедневно. Ты будешь иметь итоги и будешь знать, сколько у тебя осталось экономии. Когда много, тогда будешь потароватее, а когда в обрез, тогда поскупее, и всегда у тебя должен быть запас экономии рублей в 100 для экстренных надобностей...»48

            За советом к Медникову обращались не только старшие филеры, но и более высокие чины политического сыска. Известны письма Медникова к Спиридовичу за 1902 — 1905 гг., отобранные у последнего в марте 1917 г. при аресте ЧСК. Они представляют большой интерес для исследователей49.

            Организуя службу наружного наблюдения, Медников завел в Московском охранном отделении извозчичий двор. Комбинация конного наблюдения с пешим приносила ощутимые результаты. «Его филер, — отмечал Спиридович, — стоял извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог признать в нем агента»50, филеры Медникова научились изображать мелких торговцев, лотошников, при необходимости могли прикинуться дурочками. Филерская служба требовала нередко риска, особенно когда велось наблюдение

С. 191.

за боевиками и террористами. Именно на этот случай Медников подбирал людей с армейской выучкой, которую он стремился приспособить к условиям своей службы.

            Медников чувствовал недостатки собственного воспитания и образования. Он подумывал о настоящей школе для филеров и полицейских надзирателей, о чем писал Спиридовичу. Но эта идея не осуществилась51. Его служба требовала огромного напряжения физических сил. За 17 лет службы он ни разу не был в отпуске. В 1899 г. Медников решил уйти в отставку по состоянию здоровья. Человек очень сдержанный, он никому до этого не говорил о своем самочувствии. Заключение врачей было достаточно суровым. Доктор Л.С. Минор после обследования написал: «Общая неврастения, как результат переутомления, расширение сердечной сумки, опухлость легких и частичное поражение спинного мозга, могущие угрожать параличом» 52.

            Однако, в это время ему уйти на покой не удалось. Московский обер-полицмейстер на ходатайстве наложил резолюцию: «Я слишком ценю службу... Медникова, чтобы согласиться на его увольнение. Убедительно прошу уважаемого Евстратия Павловича взять 2-х месячный отпуск, отдохнуть, укрепить свое здоровье и уверен, что после этого он согласится продолжить свою многополезную службу царю и отечеству»53.

            Отставка Медникова в 1899 г. не состоялась. Одним из наиболее близких коллег Медникова из влиятельных полицейских чинов был Зубатов. Они встретились в 1886 г., когда Зубатов стал чиновником для поручений Московского охранного отделения. Профессионал Медников на первых порах в какой-то мере был учителем Зубатова. Затем очень быстро ученик перерос своего учителя. «Эти два человека, — пишет Спиридович, — Зубатов и Медников, составляли нечто единое, самую суть Московского отделения, его главный рычаг»54.

            В 1902 г. Зубатов был переведен в Департамент полиции, где возглавил Особый отдел. Вместе с собой он пригласил и Медникова, который в составе Особого отдела получил должность заведующего наблюдательным отделением. Тесные и даже теплые отношения Медникова с Зубатовым сохранились н после их отставки, о чем свидетельствует их переписка55.

            Слабым местом Медникова, как уже отмечалось, была недостаточная его грамотность. Но окружение во многом помогало ему в оформлении его наработок, наблюдений, методики, которые он мог преподносить филерам в устной форме и которые впоследствии легли в основу Положения о филерском Летучем отряде (см. Приложение), Положения о розыскных пунктах и т.д.

            В начале 1906 г. вновь Медников собирался на пенсию и на этот раз добился своего. В апреле 1906 г. состоялась его

С. 192.

отставка, после которой он занимался хозяйством в своем «имении», лечился от одолевавших его недугов. Уже будучи в отставке, он неоднократно задумывался над тем, чтобы рассказать об опыте своей работы. В письме к Зубатову от 3 декабре 1906 г. он писал: «Если хочешь писать историю движения, то надо ее начать с начала и согласно официальных дел и документов. В этом роде мы имели большой разговор с Ратаевым, который намерен издавать мемуары революционного движения, и он мне предлагал сотрудничество... Вот бы составить компанию из отставных чинов, а ведь их очень много. Вот бы вышла история. Силы есть всякие. Здесь создать можно хорошую издательскую компанию. Куда лучше бы было "Былого" и всякой либерды революционной»56. К сожалению, этот замысел не был реализован.

            Для характеристики этой неординарной личности небезынтересно еще одно письмо, тоже к Зубатову. Написано оно в начале революционных событий 1905 г. и по своему тону и содержанию принципиально отличается от всей его переписки.

            «30 июня 1905 г.

            Дорогой мой,

            Что творится на белом свете, уму непостижимо. Нужно иметь терпенье, чтобы, не закрывая глаза, смотреть, видеть и молчать, молчать. Кажется весь свет пошел кругом: вертится и вертится. Каждый божий день по несколько убийств, то бомбой, то из револьверов, то ножом и всякими орудиями; бьют и бьют чем попало и кого попало; за что-то и Шувалова, ну, кому он что сделал дурного, никто не скажет. Так теперь свободно все стачки проходят и никаких запретов и в помине нет, а террористы палят и палят. С февраля заарестованы динамитные для бомб мастерские... Какая пропасть взята револьверов всяких систем в тысячах штук. Этим перешло всякие границы. Надо удивляться. Как еще не всех перестреляли нас, но в скором времени нас пойдут лупить во всю. Уже филеры стали трусить; кое-кто просятся отпустить их в отставку; некоторых уже не мог удерживать и отпустил...» Заканчивая письмо, Медников пишет: «...больше служить не останусь, а задерживаюсь я потому, чтобы не имели почвы меня обвинять: я бросил и ушел. Я прошусь, чтобы меня они уволили... Департамент зарылся в бумагах. Целую крепко, крепко моего дорогого Сережу. Всегда преданный Вам Е. Медников. Александре Николаевне целую ручки»57.

            Письмо это интересно прежде всего тем, что в нем Медников фактически расписывается в полной несостоятельности той службы, которую он возглавлял и которая оказалась совершенно неспособной предотвратить катаклизмы первой русской революции.

С. 193.

            Конечно, Медников не был человеком, приобщенным к власти, но он принадлежал к той категории людей, призвание которых состояло в том, чтобы охранять власть, и не только отдельных лиц, но саму систему. Он делал это «не щадя живота своего». И не его вина, что вопрос о власти в России решался совсем другими людьми и с использованием совсем других методов.

            Умер Медников 2 декабря 1914 г. С 1910 г. и по день смерти большую часть времени он проводил в клинике для душевнобольных.

Примечания

            1 См.: Жилинский В.Б. Организация и жизнь охранного отделения но времена царской власти. Филеры // Голос минувшего. 1917. № 9-10. С. 252-264; Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. С. 33 — 41; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. М., 1993. С. 93 — 97; Ярмыш А. Наблюдать неотступно. Административно-полицейский аппарат царизма и органы политического сыска на Украине. В конце XIX - начале XX веков. Киев. 1992. С. 117, 136-139.

            1а га РФ. Ф. 102. 00. 1898. Д. 1. Ч. 1. Лит. Д. Л. 1.

            2 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 261. Д. 144, 1-2об.

            3 ф. 102. 00. 1 Отд. 1906 г. Д. 125. Пр. II. Л. 75.

            4 На содержание самих филеров Департамента — 20 человек — тратилось 13860 руб., а на их командировки (их было довольно много) — ;М0ОО руб. В 1905 г. было дополнительно ассигновано 887 руб. 68 коп., заведующий Летучим отрядом Медников получал 6000 руб. в год. Общая сумма расходов 45347 руб. 68 коп., не считая наградных. В 1905 г. было израсходовано 6649 руб. 06 коп. специального кредита, что в общем составило 51996 руб. 74 коп. - ГА РФ. Ф. 102. 00. 1 Отд. 1906 г. Д. 125. Пр. VII. Л. 75-76.

            5 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1 Отд. 1906 г. Д. 125. Пр. 2. Л. 202. Дело «О летучем отряде филеров, находящемся при Департаменте полиции».

            6 Там же. Ф. 102. 00. 1 Отд. 1906 г. Д. 125. Пр. 2. Л. 246.

            7 Там же.

7а га РФ. Ф. 63. Оп. 53. Д. 621сл.

            8 Там же. 00. 1908 г. Д. 540. Л. 3-11; Оп. 261. Д. 68. Л. 1-9; Д. 69. Л. 1-4; Ф. 102, 00. 1914 Д. 366 Т. 1. Л. 52-54; Перегудова З.И. Служба наружного наблюдения в русской полиции // Река времен. М., 1995. С. 255-274.

            9 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 68. Л. 1-9.

            10 Там же. Ф. 102. 00. 1907 г. Д. 101. Т. 1. Л. 24.

            11 Там же. Л. 30, 56об.

            12 Там же. Л. 44.

            13 Там же. Л. 33, 44. л 1" Там же. Л. 45об.

            15 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 19. Л. 170о6.

            16 Там же. Д. 20. Л. 9; Д. 313. Л. 17-19.

            17 Очерки истории Московской организации КПСС. Кн. 1. 1883 — ноябрь 1917. М., 1979. С. 210.

            18 Горелов И.Е. Большевики в период реакции 1907—1910. М., 1975 С. 89; Перегудова З.И. Строго законспирированы. М., 1983. С. 13, 120-122.

            19 ГАРФ. Ф. 280. 1907 г. Д. 3054. Л. 76об.-77.

            20 Там же.

            21 Там же. Ф..102. 00. 1909. Д. 361.

            22 Инструкция начальникам охранных отделений по организации наружных наблюдений // Приложение к № 12 «Из партийных материалов». Изд. Организационного бюро при ЦК П.СР. СПб., 1908.

            23 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1909. Д. 361. См.: Там же. 1908. Д. 474.

            23а ГА РФ. Ф. 63. Оп. 44. Д. 4983; ГА РФ. Ф. 63. Оп. 44. Д. 1103.

            24 ГА РФ. ф. 63. Оп. 44. Д. 6407. 6459; Лейберов И.П., Перегудова З.И. Подвиг Нунэ. Л., 1985. С. 231-239, 250. О дневнике наружного наблюдения за «Хитрой» — Н.Ф. Агаджановой.

            24а ГА РФ. Ф. 63. Оп. 44. Д. 84.

            24б Там же. Ф. 102. 00. 1914. Д. 240. С. 7.

            24в Там же. Д. 240. Т. 2.

            25 Медников происходил из крестьян деревни Шильковой Колыбровской волости Коломенского уезда. Московской губернии. См. Перегудова З.И. Главный филер России // Из глубины веков. 1998. № 10 С. 104-114.

            26 ГА РФ. Ф. 63. Оп. 53. Д. 32 ел. Л. 1-Зоб.

            27 Там же. Л. 76об.

            28 Там же. Л. 5об.

            29 Там же. Л. 102.

            30 Там же. Л. 175.

            31 Там же. Л. 211. 6 мая 1900.

            32 Спиридович А.И. Записки жандарма. М., 1991. С. 56.

            33 См.: ГА РФ. Ф.63. Оп. 53. Д. 32сл. Л. 246.

            34 Там же. Л. 13.

            35 Там же. Л. 26.

            36 Там же. Л. 103.

            37 ГА РФ. Ф. 111. Оп. 5. Д. 678. Л. 1-3.

            38 Там же. Л. 4об.

            39 Там же. Л. 4об.-5.

            40 Там же. Л. 6.

            41 ГА РФ. Ф. 63. Оп. 3. Д. 52сл. Л.14об. «Там же. Л. 87, 91.

            43 Спиридович А.И. Записки жандарма. С. 52.

            44 Там же. С. 54. «Там же. С. 54-55.

            46 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 314. Д. 42. Л. 1, 9 (14 февр. 1903).

            47 Там же. Л. 4-4 об. (3 апреля 1903).

            48 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 314. Д. 42. Л. 9-10об.

            49 См.: Красный архив. 1926. Т. 4 (17). С. 192-219.

            50 Спиридович А.И. Записки жандарма. М., 1991. С. 55.

            51 Школа филеров // Былое. 1917. № 3.

            52 ГА РФ. Ф. 63. Оп. 53. Д. 32сл. Л. 142.

            53 ГА РФ. Ф. 63. Оп. 53. Д. 32сл. Л. 141.

            54 Спиридович А.И. Записки жандарма. С. 56.

            55 См.: Козьмин Б.П. С.В.Зубатов и его корреспонденты. М.; Л. 1928.

            56 Там же. Л. 126.

            57 Козьмин Б.П. Указ. соч. С. 111-114.

С. 195.

Глава 6.

ОРГАНИЗАЦИЯ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ

И ПРОБЛЕМЫ РАСКРЫТИЯ

Использование секретной агентуры в общественном и революционном движении было одним из важнейших средств российской полиции в борьбе с теми, кто покушался на устои самодержавия. Политическая полиция придавала огромное значение приобретению, использованию и сохранению секретной агентуры. Однако, по сравнению с организацией службы наружного наблюдения, постановка службы внутреннего наблюдения отличалась значительно большей сложностью. Может быть, отчасти поэтому до возникновения массового революционного движения ведущее место в политическом сыске играли служба наружного наблюдения и перлюстрация.

            Появление на рубеже веков и особенно в период первой русской революции влиятельных политических партий, профсоюзов и других общественных организаций потребовало от полиции перенести акцент своей деятельности на службу внутреннего наблюдения.

§ 1. Секретная агентура

            Нет ничего удивительного в том, что наиболее дальновидные представители политического сыска, хорошо знавшие революционную среду и революционное движение, а именно начальник Московского охранного отделения Зубатов, заведующий заграничной агентурой Рачковский, сотрудник Московского охранного отделения, а затем Департамента полиции Г.М. Трутков считали необходимым обратить особое внимание на развитие секретной агентуры. В своих донесениях и записках они указывали на сложность получения информации от около партийной среды в силу конспиративности партийных организаций.

            Рачковский1 в записке «Об условиях деятельности русской политической полиции», составленной в 1902 г., отводил секретной агентуре — «первенствующее место», считая, что при правильной постановке ее она будет не только сообщать те

С. 196.

сведения, что происходят в революционных организациях, но и «влиять на них в желательном смысле». Он доказывал, что «во всех смыслах» это важное и нужное дело, что и при производстве дознаний его результаты будут более продуктивными, когда дело «внутренней агентуры станет на надлежащую высоту»2. Доказывая необходимость предлагаемых мер, он говорил, что надо немедленно приступить к «правильной организации внутренней агентуры, чтобы этим способом учредить рациональный и вполне достигающий своей цели надзор за всеми оппозиционными элементами в столицах и во всех выдающихся культурных центрах империи». «Таким образом, — подытоживал он, — Департамент полиции будет получать точные и всесторонние сведения о положении революционного движения из всех пунктов, и розыскная деятельность не будет основана только на удаче, как до сих пор, но приобретет строгую систему... »3

            В сентябре 1903 г. обоснованию этой же идеи была посвящена докладная записка другого видного, но менее известного деятеля политического сыска царской России Труткова. Говоря о сложностях политического розыска, он писал: «Русская социал-демократия, революционная по своим средствам и целям, выставила стройную и сплоченную конспиративную организацию и выдвинула во многих городах целый ряд самоотверженных борцов, часто фанатиков революционного социализма». Автор говорил о трудностях проникновения в эту организацию, о том, что «революционная среда оказалась прочно организованной, действовавшей в полном согласии со своими центральными органами». Необходимо, — заявлял он, — создать систему борьбы с противоправительственным течением, при которой органы политического розыска могли бы «подняться не только до уровня, выставляемого противоправительственным движением, но стать выше этого уровня». В связи с этим ставилась задача «найти критерий оценки этого уровня», выяснить силы противника и найти, «что дает ему такую мощь и жизнеспособность, несмотря на постоянные преследования...»4

            Конечно, секретной агентурой пользовались давно, и она имеет свою историю5. Но в новых условиях возрастала ее значимость, менялись подходы к ней, требовалась детально разработанная единообразная методика работы с ней.

            ГЖУ, которые по своему служебному долгу обязаны были работать с секретной агентурой, часто пренебрегали этой работой. Во всяком случае, проводимые ревизии довольно часто констатировали, что работа ГЖУ по политическому сыску находилась не на должном уровне. Офицеры ГЖУ больше уделяли внимание «производству дознаний», «производству переписок»

С. 197.

и без особого желания относились к работе с секретной агентурой, смотрели на эту работу свысока, с пренебрежением. У некоторых офицеров не хватало не только желания, но не было и достаточного опыта.

            О результатах ревизии Тифлисского ГЖУ, проведенной в 1902 г., писал в своем отчете жандармский офицер Спиридонович: «...Агентурные силы управления составляют два постоянных сотрудника, освещающих круг железнодорожных рабочих, и полу интеллигент, вращающийся в городской среде. Кроме того, есть еще рабочий и женщина-интеллигентка, работающая по мере надобности, отдельно... В качественном отношении агентура, даже по словам заведующего таковой, не может быть названа хорошей.

            И действительно, — продолжает автор донесения, — помимо недостатков в доставляемых сведениях, на основании которых дан подобный отзыв, пришлось узнать следующие характерные факты, едва ли известные заведующему: один сотрудник, работая на управление, дает в то же время сведения железнодорожным жандармам. Другой ведет себя крайне неосторожно, одевается слишком хорошо для рабочего и считает возможным раскланиваться на гулянье в саду с жандармским офицером»6.

            Лучше была поставлена работа в охранных отделениях, которых к 1900 г. в России было три: Петербургское, Московское, Варшавское.

            Московское охранное отделение по сравнению с Петербургским и Варшавским было более деятельным и активным. Во многом это определялось кадровым составом сотрудников, той методикой, по которой они действовали. У них была собственная, основанная на более богатом опыте и профессионализме, «школа». Заметными фигурами в этой «школе» были начальник Московского охранного отделения Н.С. Бердяев и его ученик Зубатов.

            Спиридович, начавший свою службу в Московском охранном отделении, отмечал, что «Московское охранное отделение того времени занимало исключительное положение среди розыскных органов России». Он особенно подчеркивал, что «успехи по преследованию революционеров были достигнуты... через тех членов революционных организаций, которые по тем или иным побуждениям давали политической полиции сведения о деятельности своих организаций и их отдельных членов. [Они] назывались у политической полиции «сотрудниками», у своих же шли под именем «провокаторов»7.

            Несмотря на то, что Департамент полиции также постепенно обзаводился агентурой, он не имел достаточного опыта для руководства ею.

С. 198.

            Примером профессионализма московской полиции может служить «Дело о Лахтинской типографии» народовольцев, организованной в 1894 г. в Петербурге, затем переведенной в дачный поселок Лахту8. Она была выдана известным секретным сотрудником Департамента полиции М.И. Гуровичем. 3 июля 1896 г. Зволянский, директор Департамента, в письме к Зубатову сообщает: «Вполне удачная ликвидация народовольческой типографской группы в Санкт-Петербурге находится, в значительной мере, в зависимости от умелого и внимательного руководства деятельностью секретного агента Департамента, который большую часть времени находился под вашим непосредственным воздействием»9.

            Широко известна деятельность другого сотрудника Московского охранного отделения А.Е. Серебряковой, которая имела охранные клички «Субботина», «Дама Туз». В среде охранников, между собой ее звали «Мамочка». Ее стаж сотрудничества с Московским охранным отделением насчитывал 24 года. Более пятнадцати лет сотрудничала, по идейным соображениям, с политическим сыском России З.Ф. Жученко-Гернгросс, служба которой также началась в Москве.

            Задачи усиления политического сыска, особенно организация работы с секретной агентурой, были возложены на Особый отдел Департамента полиции. На местах эти задачи решались сначала ГЖУ, а затем розыскными частями, охранными отделениями, созданными, начиная с 1902 г., в районах наибольшего развития революционного движения. Новые учреждения должны были снять с губернских жандармских управлений большую часть их сыскных функций.

            В период революции 1905 — 1907 гг. вопрос о приобретении агентуры во всех слоях общества встает с особой остротой. В изданных в этот период циркулярах даются рекомендации по приобретению агентуры10 и по «заагентуриванию» арестованных.

            Все мероприятия, которые были проведены с этой целью, начиная с лета 1905 и особенно весны 1906 г., были рассчитаны не только на сиюминутный эффект, но и на то, чтобы заложить основы политического розыска на будущее. 18 и 25 июля 1906 г. циркулярно всем ГЖУ была разослана телеграмма, касающаяся срочного приобретения секретной агентуры. Только с января по июль 1906 г. расходы на секретную агентуру в 31 губернии России достигли 69 655 руб. 35 коп. На оплату ее труда охранка не скупилась. Особенно крупные суммы получали агенты заграничной агентуры. Предательство Я.А. Житомирского оценивалось в 250 — 2500 марок, Л.Д. Бейтнера — до 750 руб. Московские агенты: М.И. Бряндинский получал от 100 до 630 руб., А.И. Лобов - от 100 до 750 руб.,

С. 199.

Р.В. Малиновский — до 500 руб., А.А. Поскребухин — до 200 руб. Но таких высокооплачиваемых агентов было не более трех десятков, около 50 человек получали плату в пределах 60 — 150 руб. Остальные получали от трех до 60 руб.

            Часть сумм, которые правительство выделяло Министерству внутренних дел, могла им расходоваться безотчетно и не подлежала оглашению.

            В этот же период Штаб корпуса жандармов, Департамент полиции издают ряд циркуляров об усилении наблюдения за жизнью железнодорожных служащих и рабочих, их бытом, разговорами, появлением среди них агитаторов. В циркуляре за № 9489 говорилось о том, что вследствие усиленной революционной пропаганды среди железнодорожных служащих и живущих в полосе отчуждения, признается необходимым привлечь к борьбе с революционным движением также и жандармскую железнодорожную полицию в целях организации совершенно секретного агентурного наблюдения и своевременного обнаружения террористических групп и прекращения агитации среди железнодорожных служащих и расположенных в черте отчуждения войск, снабжать «агентурными кредитами в размере соответственно их деятельности».

            Приказом по корпусу № 145 на начальников ЖПУ ж.д. возлагалась работа по политическому розыску, давались указания о порядке его ведения. Первым пунктом приказа было: «Каждый начальник, безусловно, обязан иметь в своем распоряжении секретных сотрудников или вспомогательных агентов». Далее указывалось, что «через секретного сотрудника в полной мере осуществляется политический розыск и наблюдение в районе отделения...»

            Крестьянские выступления заставили Департамент полиции обратить внимание на насаждение агентуры в сельской местности.

            В апреле 1906 г. директор Департамента в деловой переписке указывал на усиливающуюся пропаганду среди крестьян и о «малоуспешности» борьбы с этим видом революционной деятельности, а также о том, что местные власти «часто бывают не в достаточной степени осведомлены о действительном положении агитации в сельских местностях»11. В этом же документе он писал о необходимости создания внутренней агентуры среди крестьян. Более 40 начальников ГЖУ получили из Департамента полиции в июле 1906 г. предписание «безотлагательно» доставить в Департамент сведения: «Какие меры приняты для организации, в целях надлежащей осведомленности о революционном движении среди крестьян, какими способами пользуются для получения сведения об этой среде, о положении с агентурой»12.

С. 200.

            Многие начальники ГЖУ в своих донесениях отмечали сложность этой работы, которая усугублялась тем, что односельчане хорошо знают друг друга, и новое лицо с определенными обязанностями сразу себя сможет обнаружить. Некоторые предлагали для работы по розыску увеличить число доверенных лиц среди крестьян, организовать систему мелких торговцев в виде книгонош, коробейников.

            Обеспокоенный слабым исполнением июльского циркуляра, директор Департамента в сентябре 1906 г. заготавливает еще одно циркулярное письмо для рассылки начальникам ГЖУ. В нем говорилось: «Я просил... озаботиться приобретением серьезных сотрудников среди крестьян, войска и террористов, открыв Вам на сей предмет усиленный денежный кредит... прошу сообщить для докладу министру что принято... 13

            Об огромном значении, которое придавалось вопросу приобретения секретных сотрудников в этот период, говорит тот факт, что обобщающий циркуляр об усилении розыскной деятельности издается не кем иным, как министром внутренних дел Столыпиным. В нем была изложена программа борьбы с силами революции. Одним из ключевых моментов циркуляра было указание на необходимость приобретения секретных сотрудников не только в революционных организациях и профессиональных союзах, но и в «крестьянских поселениях», учебных заведениях, благотворительных организациях, редакциях газет, журналов, в книгоиздательствах14. Особое внимание уделялось «заагентуриванию руководящих деятелей революционных организаций».

            Начальникам только что созданных РОО и охранных отделений 10 февраля 1907 г. был послан целый комплекс нормативных материалов, и в их числе — «Инструкция по организации и ведению внутреннего секретного наблюдения».

            Это был первый обобщающий нормативный документ, который затрагивал всю совокупность вопросов, связанных с деятельностью органов политического сыска. Инструкция по организации и ведению внутреннего секретного наблюдения состояла из 41 пункта15. В инструкции подробно указывалось, какими качествами должен обладать заведующий политическим розыском и определялись его взаимоотношения с секретным сотрудником. В ней также говорилось о необходимости знать положение дел в революционном движении, программы революционных партий, напоминалось о недопустимости провокационных приемов, ставились задачи инструктирования секретных сотрудников. «Искусство ведения успешного политического розыска, говорилось в инструкции, достигается только «безусловно честным отношением к делу и пониманием целей розыска, а не погоней за отличиями, открытием и арестом

С. 201.

отдельных средств пропаганды...»16 Указывалось, что «секретные сотрудники должны состоять членами одной из революционных организаций (о которых они дают сведения), или, по крайней мере, тесно соприкасаться с серьезными деятелями таковых, так как только тогда сведения их будут ценны»17.

            В инструкции разъяснялись вопросы оплаты секретного сотрудника, способы приобретения, говорилось о необходимости иметь их в каждой партийной организации, причем не одного (для проверки достоверности их сведений), о хранении в строгой тайне и с соблюдением особой осторожности сведений, даваемых сотрудниками, о проверке этих сведений. Между секретным сотрудником и ведущим его офицером исключались «официальность и сухость». Сотрудник должен был быть расположен к своему руководителю и доверять ему. Подробно указывалось, как поступать в случае ареста членов организации и самого сотрудника, о необходимости согласования с последним своих действий. На случай, если по тем или иным причинам сотрудник переставал работать, в Инструкции говорилось: «Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним отношений, но вместе с тем, не ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском, неприемлемыми требованиями»18.

            Инструкция 1907 г. подвергла коренной ревизии пункт 10 «Временного положения об охранных отделениях» 1904 г., который гласил: «Более важные секретные агенты должны быть известны директору Департамента полиции. Об их приобретении начальники отделений представляют директору Департамента частными письмами, без черновиков и занесения в журнал отделения, сообщая при этом имена, отчества и фамилии агентов, а равно сведения об их звании и общественном положении, с указанием избранных для агентов псевдонимов, под каковыми они затем и могут быть упоминаемы в официальной секретной переписке с Департаментом, если для упоминания об агенте встретится особая надобность»19.

            Это было большим просчетом авторов «Положения» и привело к тому, что при вскрытии личной переписки (что практиковалось в некоторых отделениях) имена части секретных сотрудников становились известны работникам канцелярий. Это нередко способствовало «раскрытию» секретной агентуры и даже ее провалам. Примером могут служить сведения, обнародованные бывшими сотрудниками Московского и Варшавского охранных отделений М.Е. Бакаем и Л.П. Меньшиковым.

            В инструкции 1907 г. данный пункт был изложен в следующей редакции: «Никто, кроме лица, заведующего розыском, и лица, могущего его заменить, не должен знать в лицо никого из секретных сотрудников. Фамилию сотрудника знает только

С. 202.

            лицо, ведающее розыском, остальные же чины учреждения, ведущего розыск, имеющие дело со сведениями сотрудника, могут в необходимых случаях знать только псевдоним или номер сотрудника. Чины наружного наблюдения и канцелярии не должны знать секретного сотрудника и по кличке. Он им должен быть известен лишь как действительный революционный деятель по кличке наружного наблюдения, если он вошел в сферу последнего»20. В другом параграфе инструкции (18) говорилось: «Секретные сотрудники ни в коем случае не должны знать друг друга, так как это может повлечь за собою "провал" обоих и даже убийство одного из них»21.

            С этого времени руководители политического сыска при подписании документа вписывали от руки или впечатывали на своей машинке (в уже подготовленное сообщение) кличку секретного сотрудника или давали ее шифром. Однако, нарушения были, в связи с чем позднее вышел циркуляр за подписью вице-директора Департамента полиции Виссарионова, в котором напоминалось: «Многие розыскные органы, представляя в Департамент полиции данные о действительном имени, отчестве, фамилии, звании секретных сотрудников, обозначают таковые обыкновенным способом на пишущей машинке, вследствие чего эти сведения становятся известными всем служащим канцелярии названных органов. Находя означенный способ сообщения упомянутых сведений хотя бы и в Департамент полиции нарушением основных требований конспирации, Департамент полиции просит Вас, Милостивый Государь, в будущем во всех случаях, когда упоминаются действительные сведения о личности секретного сотрудника, таковые обозначались бы лично шифром»22. И это было отнюдь не дежурное напоминание.

            Если проследить переписку местных учреждений политического сыска с Департаментом полиции, выясняется, что такую ошибку допускали только представители окраин. Что касается столичных учреждений и, безусловно, самого Департамента полиции, то они себе такого не позволяли.

            В настоящее время эта инструкция опубликована в открытой печати23.

            Инструкция о работе с внутренней агентурой, о которой шла речь выше, впервые была опубликована в 1941 г. под грифом «для служебного пользования». В публикации не было ссылки на источник и предполагалось, что Инструкция была создана до 1911 г. Что касается авторства, то публикаторы писали: «Некоторые особенности дела, в котором она хранится, дают основание говорить, что в ее разработке принимал участие Рачковский...»24 В ходе работы над статьей «Царская

С. 203.

охранка и провокация» автору, совместно с Ф.М.Лурье, удалось установить точную дату создания документа — 1907 г,25.

            Располагая черновиками по подготовке инструкции и вышеназванных Положений, мы смогли также установить их авторов 26. Работа над документами велась под руководством директора Департамента полиции Трусевича. К рецензированию материалов был привлечен начальник Московского охранного отделения Климович, который внес много поправок и дополнений. Одним из основных разработчиков был А.М. Еремин, прикомандированный во то время к Департаменту полиции.

            Казалось бы, Инструкция и Положения в достаточной степени вводили представителей политического розыска в курс их работы. Однако, жизнь подбрасывала новые и новые сюжеты и заставляла уточнять и дополнять некоторые положения, приводить их в соответствие с накапливавшимся опытом. Разъяснительная и руководящая работа Департамента велась посредством циркуляров.

            Для наблюдения Департамента за деятельностью руководителей политического сыска и контроля за ними в 1907 г. за № 2567, издается циркуляр, в котором предписывается один раз в три месяца представлять заведующему Особым отделом Департамента сведения об агентуре. Теперь требовалось указывать только псевдоним агента, размер вознаграждения, время приступления к исполнению обязанностей, в какой организации состоит, какое положение занимает, с приложением копий дневников с агентурными сведениями. Впоследствии, когда пошла волна разоблачений секретных сотрудников, эти требования были изменены. Департамент просил сообщить краткие сведения, так как подробные сообщения, плюс диалог, описание встреч, — все это в случае потери донесения могло привести к разоблачению сотрудника27.

            В циркуляре Департамента полиции от 4 октября 1907 г. давались весьма специфические указания относительно способов приобретения сотрудников. «Пользуясь разногласиями и колебаниями в партийных организациях, начальники различных учреждений должны ныне же принять самые энергичные меры к приобретению новых сотрудников, стремиться заручиться содействием серьезных представителей, а не мелких кружковых деятелей, а вместе с тем использовать означенное переходное состояние в том смысле, чтобы продвинуть своих сотрудников ближе к центрам организаций»28.

            О «правильном использовании» имеющейся агентуры писал к циркуляре 30 октября 1907 г. № 13287 Курлов, указывая на недопустимость использования секретных сотрудников в качестве наблюдательных агентов, что частенько практиковалось особенно в провинциальных ГЖУ и охранных отделениях, и

С. 204.

что могло привести к провалу сотрудника. В циркуляре говорилось, что «Департамент полиции просит... принять к точному и неуклонному руководству вышеуказанное соображение, имея постоянную заботу о сохранении на возможно более продолжительное время секретных сотрудников, приобретение которых всегда сопряжено с большими трудностями».

            В циркуляре от 16 мая 1908 г. за № 131395 называется круг лиц, из которого могут вербоваться сотрудники. «Лучшим» элементом для «вспомогательной агентуры» являются содержатели чайных и колониальных лавок; они «отлично знают, что делается кругом на 20 — 30 верст, и, получая небольшое постоянное вознаграждение, могут быть очень полезны, особенно для установок. Вторым подходящим элементом будут крестьяне-лентяи, проводящие все время в чайных. Вообще содержание таких вспомогательных агентов обойдется недорого — 5—10 рублей в месяц, а пользу они могут принести, особенно в виде опорных пунктов для командированных филеров... Могут быть полезны волостные и сельские писари, но содержание их обойдется дороже, да и население относится к ним не с полным доверием и много от них скрывает»29.

            Несмотря на все принимавшиеся меры, материалы Департамента полиции свидетельствуют о трудностях с приобретением секретных сотрудников. Это подтверждают, в частности, периодически проводившиеся Департаментом полиции ревизии охранных отделений и ГЖУ.

            Так, в отчете о ревизиях ряда губерний в 1907 — 1908 гг., ротмистр Васильев писал об инертности руководителей политического сыска, их неумелости, желании вести спокойную жизнь. В отчете говорилось: «Как оказалось, никакой секретной агентуры ни у начальника местного ГЖУ, ни у местной полиции совершенно не имеется. Полковник Ламзин объяснил, что приняв управление около года тому назад, он не получил от предшественника своего ни одного секретного сотрудника». Автор говорит о том, что в губернии 2000 высланных, 500 человек в Вологде, но колония ссыльных «весьма сплоченная, строго законспирированная и заагентурить кого-либо просто невозможно»30.

            Подобное повторялось и при последующих проверках и ревизиях, и эта ситуация потребовала от Департамента новой серии циркуляров. В одном из них говорится: «...Бывали случаи, что господа жандармские офицеры не могли представить сведения о количестве имеющихся в распоряжении их (секретных. — З.П.) сотрудников, кличках и положении последних в партии. Ввиду сего Департамент полиции считает себя вынужденным обратить внимание... на подобное печальное явление и

С. 205.

            рекомендовать на будущее время иметь свидания со всеми сотрудниками... »31

            Особенно избегали работы с секретной агентурой в ЖПУ ж.д. Некоторые из них так и не смогли привыкнуть к обязанностям иметь секретную агентуру. В циркуляре, подписанном товарищем министра внутренних дел Курловым, в связи с этим констатировалось: «Опыт показал, что господа начальники отделения сначала относились к новому для них делу, в сущности составляющему главнейшую их обязанность, чисто формально, стараясь держать одного — двух сотрудников "для вида", а затем постепенно дошло до того, что в настоящее время агентура, не только партийная, но и вспомогательная, у начальников отделений — явление исключительное». Курлов вновь требовал от начальников ЖПУ ж.д. приобретения агентуры «под личную ответственность»32. При этом Департамент полиции не гнушается прямыми угрозами в адрес недостаточно активных чинов. Так в циркуляре от 16 июня 1912 г. за подписью директора Департамента полиции Белецкого и заведующего Особым отделом Еремина указывалось: «...Если в каких-либо жандармских отделениях вовсе не будет... агентуры, или агентура эта окажется недостаточно удовлетворительной, то Департамент полиции будет входить к министру внутренних дел с докладами о несоответствии таких начальников отделений с занимаемыми должностями»33.

            Следует отметить, что в отличие от ГЖУ в РОО и охранных отделениях подобное «небрежение» было скорее исключением, а не правилом. Однако, число секретных сотрудников распределялось очень неравномерно и зависело, в основном, от усердия руководства и от политической ситуации в регионе.

            Наибольшее число секретных сотрудников было в Московском охранном отделении, слабее дело было поставлено в Петербурге. Московская агентура отличалась также солидным стажем работы, она давала серьезную информацию. Департамент полиции буквально «выезжал» на сведениях из Москвы.

            Со временем характер циркуляров по поводу приобретения и использования секретных сотрудников меняется, и они становятся более целенаправленными. Настаивая на активизации работы с ними, Департамент полиции требовал установить наблюдение за теми или иными конкретными партийными организациями, определенными лицами, предстоящими съездами, конференциями, их делегатами.

            Серия разоблачений секретных сотрудников, особенно дело Азефа34) публикации Бурцева поставили органы политического сыска в сложное положение: член Центрального комитета, руководитель боевой группы эсеров, организатор многих

С. 206.

террористических актов Азеф оказался многолетним секретным сотрудником Департамента полиции.

            Ярким документом, характеризующим положение с розыском, в этот период явился циркуляр Департамента от 5 февраля 1909 г. № 123244, в котором указывалось: «Последовавшее благодаря известным условиям разоблачение услуг, оказанных делу розыска инженером Евно Азефом, может с вероятностью вредно отразиться на приобретении новых и даже, быть может, на сохранении некоторых функционирующих сотрудников. В виду сего Департамент считает необходимым прежде всего разъяснить, что правильно поставленная внутренняя агентура является одним из самых сильных средств борьбы с революционными выступлениями и предприятиями, а потому дальнейшее ее сохранение и развитие представляется необходимым. В случаях же замеченных колебаний в сотрудниках ввиду раскрытия роли Азефа, надлежит указать сомневающимся сотрудникам, что розыскные органы сумели сохранить втайне работу Азефа в течение 16 лет, и она огласилась лишь при совершенно исключительных условиях предательства, и что властями приняты все меры к полному обеспечению тайны работы сотрудников... »35

            В целях сохранения агентуры в циркуляре напоминалось о необходимости строго внушить сотрудникам недопустимость проявления ими инициативы в революционных предприятиях и о вовлечении ими в таковые своих единомышленников (имелась в виду тактика провокации).

            Вопрос о «провокаторах», о провокационной деятельности секретной агентуры настолько сложен, что требует специальных изысканий. Здесь же можно лишь сказать, что позиция Департамента полиции и Министерства внутренних дел по этому вопросу не оставалась неизменной. Не было единства взглядов по отношению к провокаторству и внутри Департамента и Министерства внутренних дел. Эти разногласия существенно влияли на постановку всей розыскной работы Департамента, что, в частности, признавалось в свидетельских показаниях деятелей Департамента полиции на допросах в ЧСК36.

            Одновременно Департаментом издается ряд циркуляров, напутствующих руководителей политического сыска на устройство судеб разоблаченных сотрудников, на характер отношений с ними. Содержится просьба не направлять расконспирированного сотрудника в Департамент, а попытаться устроить его в другое ГЖУ или охранное отделение, а в случае тяжелого положения постараться, исходя из его заслуг, содержать несколько месяцев37.

            Для повышения эффективности розыскной работы, Департамент полиции принимает ряд мер по укреплению кадрового

С. 207.

состава ведущих сотрудников как в самом Департаменте полиции, так и в учреждениях, подотчетных ему. Начальниками охранных РОО и розыскных пунктов назначаются молодые, только что окончившие жандармские курсы офицеры, «рвущиеся в бой». Именно они выступили в качестве главной ударной силы в борьбе с революционными организациями после отката революции 1905—1907 гг. «Обскакав» генералов-руководителей ГЖУ по премиям и наградам, они в то же время стали основной мишенью для покушений со стороны террористов.

            В 1910 г. по инициативе Еремина в Особом отделе создается секретная агентурная часть, которая призвана была специально заниматься работой с секретной агентурой. Еремин пытается выяснить пути поступления к Бурцеву информации о секретных сотрудниках. Но Бурцев был достаточно конспиративен. 28 февраля 1910 г. Департамент полиции рассылает начальникам ГЖУ, охранных отделений, ЖПУ ж.д. циркуляр: «В Департамент полиции поступают указания, что в основанную эмигрантом Бурцевым "следственную комиссию" все чаще и чаще доставляются сведения о состоящих у разных розыскных органов секретных сотрудниках, причем в распоряжение этой комиссии пересылаются подлинники или копии с документов сотрудников. Сообщая об изложенном и находя, что подобное явление дезорганизует дело политического розыска и подвергает жизнь многих секретных сотрудников опасности со стороны революционеров, Департамент полиции просит сосредоточить все внимание на служащих вверенном вам розыскном пункте с целью выяснения лиц, передающих документы»38. Однако, перехитрить Бурцева Департаменту полиции так и не удалось.

            С приходом Еремина розыскная деятельность Департамента, по крайней мере, на уровне самого Департамента, резко активизировалась.

            Помимо засылки секретных сотрудников, местные жандармы начинают применять метод дискредитации наиболее сильных и активных деятелей, распуская о них ложные слухи и выводя из игры ценные партийные кадры. Одной из жертв такого рода тактики оказался видный функционер РСДРП В.И. Орловский. Даже спустя несколько лет после того, как он был заподозрен в связи с охранкой и был выслан в Иркутскую губернию, один из ссыльных, социал-демократ, бывший член Государственной думы А.В. Калинин писал члену Государственной думы большевику Н.Р. Шагову: «Пусто, холодно кругом, нечем заполнить пустоты душевной. Ссылка измельчала, местами даже загрязнилась. Нервозность на почве безработицы и недоедания повышена до невероятности. Кроме этого политическая ссылка кроет в себе массу лиц или имеющих, или

С. 208.

имевших соприкосновение с охранным отделением. С месяц тому назад, например, наша Тулуновская ссылка открыла еще одного ссыльного провокатора, некоего Орловского, работавшего в революционных организациях под кличкой "Никифора" и провалившего целый ряд организаций»39, На основании изучения материалов Департамента полиции, Московского охранного отделения мне удалось доказать, что все обвинения против Орловского не имели под собой никаких оснований40. К сожалению, дальнейшая судьба Орловского неизвестна.

            Подобный же случай произошел на Кавказе, когда, оберегая своего сотрудника, местная полиция делала все, чтобы избежать его провала. В результате подозрение пало не на настоящего секретного сотрудника, а на находившегося с ним в дружеских отношениях Виссариона Мгеладзе. Даже его жизнь находилась в опасности, так как товарищами по организации было вынесено решение его устранить. Только по счастливой случайности вскоре выяснилось, что подозрение это не имело под собой никаких оснований.

            Интересен случай с секретным сотрудником заграничной агентуры Эваленко (Еваленко). «Американский Азеф» — так окрестили его журналисты. Долгие годы проживая в Америке, он имел тесную связь с политическим сыском России, «освещая» приезд русских революционеров в Америку, деятельность революционной эмиграции. Для утверждения своего положения он предпринял, не без участия Департамента полиции, переиздание в Нью-Йорке на русском языке «Капитала» К. Маркса. Исследовательница этого вопроса А.В. Уроева в своей книге пишет: «Это издание представляло собой точную копию издания Полякова, за исключением мелких типографических деталей. Титульный лист книги воспроизведен точно, сохранена и дата издания — 1872 г. Перепечатка была сделана в тот период, когда издание 1872 г. стало уже библиографической редкостью... Однако, из всего тиража было распространено лишь незначительное количество экземпляров, вероятно несколько десятков»41. Автор не называет фамилию секретного сотрудника, так как в то время использованные ею материалы находились на специальном хранении. Несмотря на маскировку, Эваленко через несколько лет был разоблачен как секретный сотрудник.

            Руководствуясь инструкциями и циркулярами Департамента полиции, власти на местах также издавали свои циркуляры и разработки по политическому сыску. Так, начальник Московского охранного отделения М.Ф. Фон-Коттен издал ряд циркуляров, которые развивали отдельные положения инструкции и циркуляров Департамента полиции. В одном из них, в частности, настоятельно указывалось на необходимость

С. 209.

приобретения вспомогательных секретных сотрудников. В циркуляре от 17 мая 1908 г. подчеркивалось, что в отличие от основных секретных сотрудников, вспомогательные сотрудники должны «приискиваться из благонадежной части населения»42.

            Его преемник на этом посту П.П.Заварзин пошел значительно дальше и стал инициатором подготовки и издания инструкции Московского охранного отделения по организации и ведению внутренней агентуры. Инструкция была составлена с использованием основных положений департаментской инструкции 1907 г. Но в отличие от нее московская инструкция давала больше конкретных советов по работе и общению с секретными сотрудниками, направлению их деятельности. Она состояла из пяти разделов43.

            В марте 1911 г. инструкция оказалась в руках министра внутренних дел, затем была передана заведующему Особым отделом Департамента полиции Еремину. Инициатива не была одобрена. Резолюция Еремина гласила «Доложено 14 марта. Г[осподин] директор приказал увед[омить] полков[ника] Заварзина, что до свед[ения] Его пре[восходительст]ва дошло, что им издана литографированным путем инструкция] по организации] и ведению внутренней агентуры, представляющая из себя с незначительной [перефразировкой] копию изданной Департаментом] п[олиции] в 1907 г. инструкции по организации] и ведению внутреннего] (агентурного) наблюдения, с которой при рассылке было воспрещено снимать копии и которая была послана лишь начальником] РОО для личного руководства при разъяснении офицерам оснований ведения внутренней] агентуры. Ввиду этого Департамент] п[олиции] предлагает представить объяснения, на каком основании полковник] Заварзин позволил себе без ведома и разрешения ДП составить и распространять означенную инструкцию и [составить] подробный отчет о том, сколько экземпляров ее было отпечатано и кому именно разослано»44.

            Как представляется автору, создание инструкции было ответом на возникавшие в ходе работы вопросы, требовавшие разъяснения, и составлена она была профессионально. Однако, Еремина как службиста и человека военного, возмутила «самодеятельность» подчиненного. Сыграло роль, видимо, и то, что он опасался рассекречивания такого рода документации в случае, если бы эта практика получила распространение.

            Следует отметить, что все попытки Департамента полиции добиться в 1907—1910 гг. укрепления секретной агентурной сети путем более щедрого финансирования и повышения требовательности к руководителям сыска, сыграли определенную роль только на короткий период.

С. 210.

            Ревизия розыскных органов, проведенная в октябре 1911 г. под руководством вице-директора Департамента Виссарионова, констатировала «упадок агентуры». Составленный им доклад так и назывался «Об упадке агентуры и о способах к поднятию политического сыска»45. 29 октября 1911 г. доклад был направлен товарищу министра внутренних дел. В докладе Виссарионов указывал, что розыскная работа переживает кризис и выдвигал ряд причин, которые тормозят ее развитие. Автор детально останавливался на кадровом составе работников как на местах, так и в центре. Причем одной из причин «упадка» он считал переживаемый политический момент, когда разоблачения агентуры, а также деятельность бывших служащих Департамента и охранных отделений — Меньшикова, Бакая, Гагмана «нанесли непоправимый вред», возбудили в «наличных сотрудниках недоверие к розыскным органам, неуверенность в тех лицах, которым оказывали услуги»46.

            Но и сам Департамент полиции не всегда был на высоте, ставя порой в сложные условия своих подопечных — начальников РОО и ГЖУ.

            Стремясь держать в поле зрения деятельность активных партийных центров и используя для этой цели секретную агентуру, Департамент идет на нарушение им же созданных инструкций, подталкивает своих секретных сотрудников на активное участие в революционной деятельности. Пример тому — Малиновский, Романов, Бряндинский, которым удалось приблизиться к «партийным верхам».

            О «вольном» отношении к собственным предписаниям свидетельствует и то, что при создании в 1907 г. РОО и новых охранных отделений, все инструкции были посланы только руководителям этих структур. В то же время, часть начальников ГЖУ в тех районах, где не было розыскных пунктов, продолжала заниматься розыскной деятельностью, не имея основных руководящих документов, получая от Департамента полиции циркуляры в развитие незнакомой им инструкции.

            Хотя вопрос о состоянии политического розыска был основным в работе Департаменте полиции, реакция министерства на доклад Виссарионова была неспешной. Только в конце ноября—декабря 1912 г. в Петербурге состоялся съезд руководителей политического сыска. На этом совещании рассматривалось много вопросов, в очередной раз обсуждались провокационные приемы, применяемые в розыске, основное внимание было уделено пересмотру приемов розыска. Было высказано много нареканий на несоответствие ряда утвердившихся приемов изменившимся «формам проявления революционного движения». В связи с этим было принято решение усовершенствовать имеющиеся инструкции, пересмотреть все циркуляры,

С. 211.

издававшиеся Департаментом полиции с 1881 г. и действовавшие до сих пор. По подсчетам Департамента полиции их было не менее 250 47.

            Под руководством вице-директора Департамента полиции Виссарионова создается группа по рассмотрению накопившихся вопросов в целях переработки и совершенствования указанных нормативных документов48. Однако, приход к руководству всей системой политического сыска в январе 1913 г. Джунковского, занявшего пост товарища министра внутренних дел, заведующего полицией, привел к фактической приостановке работы комиссии. Исходя из своих представлений об этике розыскной работы, Джунковский настоял на ликвидации секретной агентуры в средних учебных заведениях и в армии. Другие полицейские чины считали, что этим был нанесен удар по делу политического сыска49. Как отмечалось выше, Джунковским был поставлен вопрос об упразднении охранных и POO.

            В связи с этими реорганизациями всем ГЖУ возвращались целиком их функции по политическому сыску. Поэтому встал вопрос о пересмотре введенных в действие в 1907 г. Положений о районных охранных отделениях и об охранных отделениях.

            Очевидно, наиболее подходящей кандидатурой для пересмотра старых инструкций и составления новых был бы Еремин, но осложнившиеся отношения с директором Департамента Белецким привели к переходу Еремина в июне 1913 г. на должность заведующего жандармским управлением в Финляндии. Новый заведующий Особым отделом Броецкий явно был не готов к такой работе, о чем и писал директору Департамента: «...Эту ответственную работу, в интересах всесторонней и широкой разработки столь необходимого руководящего материала представлялось бы необходимым поручить одному из жандармских офицеров, основательно практически знакомому с постановкой розыска на местах и обладающему положительными теоретическими знаниями о строении и деятельности современных революционных партий и организаций...»50 Кроме систематизации имеющегося материала надо было разработать новое Положение об оставшихся РОО, их отношениях с Департаментом полиции, ГЖУ и розыскными пунктами.

            В конце концов эта работа была поручена подполковнику Энгбрехту, состоявшему в резерве при Петроградском ГЖУ. В декабре 1914 г. работа им была закончена и представлена в Департамент полиции. Это был довольно большой материал, состоящий из трех инструкций, указателей, списка циркуляров, предлагавшегося к отмене. Самыми важными документами были инструкции:

С. 212.

            «Инструкция Департамента полиции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях»; «Инструкция Департамента полиции по организации и ведению наружного наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях»; «Свод правил по ведению политического розыска и отчетности по розыску в жандармских и розыскных учреждениях»51.

            Материал был дан под общим заголовком «Наказ по ведению политического сыска».

            Вся представленная документация была послана на заключение полковнику П.К. Попову, который в это время переходил с должности начальника Петербургского охранного отделения на должность штаб-офицера для поручений при министре внутренних дел.

            Судьба этих документов до сих пор остается неясной. Под полковник Энгбрехт, назначенный на новую должность, к этом работе больше не вернулся, не удалось разыскать заключение Попова. На требование вернуть материалы в Департамент в телефонном разговоре со служащим Департамента в январ. 1915 г. Попов ответил, что документы возвращены директор) ДП. В ГА РФ имеются черновики работы Энгбрехта, а также неполная машинописная копия «Наказа» (перепечатка 1952 г.).

            Возможно, инструкция была разослана для обсуждения и не была утверждена. Вполне возможно также, что инициативу по созданию документа перехватил Попов, считавший себя, да так считал и не он один, крупным специалистом в деле политического сыска. Практически весь подготовленный Энгбрехтом материал перешел к нему. В сентябре 1916 г. Министерство внутренних дел, исходя из необходимости «ввести во всех розыскных органах Министерства внутренних дел единообразные приемы розыскной работы и отчетности по розыску»52, поручило Попову подготовить соответствующий проект «Наказа». «Наказ» был подготовлен, он состоял из 15 глав (называвшихся отделами), которые, в свою очередь, делились на разделы и параграфы. Вместе с таблицами и формами отчетности «Наказ» содержал 268 страниц машинописного текста.

            В сравнении с предыдущими инструкциями в «Наказе» Попова существенно расширяется круг организаций и лиц, подлежавших наблюдению. Кроме участников революционного движения упоминаются воинские части, сельская администрация, железнодорожные и почтовые служащие, просветительские общества, учащиеся средних и высших учебных заведений, масоны, сектанты и т.д.53 Пожалуй, самым важным и интересным материалом был отдел VI — «Организация и ведение внутреннего наблюдения». В общей части раздела давалась характеристика

С. 213.

различных категорий секретной агентуры: секретные сотрудники, вспомогательные агенты, осведомители, штучники, розыскные агенты (цензурщики, установщики, справщики). Здесь же говорилось о приобретении агентуры и о ее видах — сельская, ученическая, железнодорожная, воздухоплавательная и т.д.54 Совершенно новыми главами документа были VIII — «Охрана лиц от покушений» и IX .— «Работа розыскных учреждений по делам военного шпионажа».

            28 ноября 1916 г. проект «Наказа» был представлен товарищу министра внутренних дел. В заключительной части документа Попов давал список использованных им источников. Наряду с документами 1907 г., были упомянуты материалы совещания 1912 г., циркуляры последних лет. Одновременно Попов упоминает «Свод правил по политическому розыску», составленный в Департаменте полиции в 1913 г. Очевидно, Попов имеет в виду материалы, представленные в свое время Энгбрехтом. То ли умышленно, то ли по незнанию упоминает 1913 г., а не 1914 г. Эта оговорка доказывает, что материалы Энгбрехта не имели распространения и едва ли были использованы в розыскной работе.

            Вопрос о судьбе инструкций 1914 и 1916 гг., составленных Энгбрехтом и Поповым, не так прост, как может показаться. В свое время П.Е. Щеголев, возглавлявший комиссию по разбору дел Департамента полиции, после февраля 1917 г. просмотрел материалы ДП по политическому сыску и опубликовал ряд работ. Он пришел к следующему заключению: все руководящие указания ДП по производству розыска и дознаний были собраны генерал-майором Отдельного корпуса жандармов Поповым и подготовлены им к печати. К сожалению, этот труд Попова не дошел до нас ни в одном экземпляре55.

            Автору удалось найти тезисы «Наказа» Попова, подписанные им самим, и полный экземпляр «Наказа». В настоящее время это материал стал доступен исследователям.

            Подводя итог сказанному о деятельности Департамента полиции по организации работы с секретной агентурой, следует констатировать, что политический сыск не развивался по восходящей линии: подъемы чередовались спадами. И решающими факторами здесь являлись изменения в кадровом составе работников и политическая обстановка в стране и отдельных регионах.

            Этот вывод подтверждается запиской последнего заведующего Особым отделом Департамента полиции И.П. Васильева. Арестованный в мартовские дни 1917 г. Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, он представил 21 марта в ЧСК записку, озаглавленную: «О провокационной деятельности некоторых розыскных деятелей». Давая общую

С. 214.

оценку деятельности Департамента полиции, Васильев писал: «Быть может, здесь уместно будет сказать, что дело политического розыска после революции 1906 — 1907 годов пришло в значительный упадок... Исключение составляет время заведования Департаментом Трусевичем и Курловым... Окончательно розыск захирел, — пишет Васильев, — благодаря отмене при генерале Джунковском агентуры в войсках, но с подъемом общественного движения в 1915 — 1917 годах... розыск "оживился" вследствие того, что движение происходило не при прежней конспиративной обстановке, вышло из подполья, каковое обстоятельство дало возможность даже мелкой агентуре быть в курсе течения событий»56.

            Несмотря на предвзятый характер некоторых оценок, содержащихся в записке, в целом его выводы соответствовали действительности. .

Примечания

            1 Подробнее о Рачковском см.: Брачев B.C. Мастер политического сыска Петр Иванович Рачковский // Сб. Английская набережная, 4. СПб., 1997. С. 291-324.

            2 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1898. Д. 1. Ч. 1. Лит. Д. Л. 1-15.

            3 Там же.

            4 Там же. Ф. 102. 00. 1902. Д. 825. Л. 204, 210.

            5 Щеголев П.Е. Охранники, агенты, палачи. М., 1992; Ярмыш А.Н. Наблюдать неотступно. Киев, 1992; Цявловский М.А. Секретные сотрудники Московской охранки 1880-х годов // Голос минувшего. 1917. № 7 — 8. С. 180, 183; Бакай М.Е. Еще о провокации и провокаторах // Былое. 1909. № 11 — 12; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. СПб., 1992; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. М., 1993; Тютюнник Л.И. Департамент полиции в борьбе с революционным движением в России на рубеже XIX-XX веков (1880-1904 гг.). М., 1986; Федоров С.Е. Политический розыск в царской России в начале XX в.: Средства и методы. Авт. дисс. Харьков, 1992.

            6 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1898. Д. 5. Ч. 52. Лит. Б. Л. 32-33; Лурье Ф.М., Перегудова З.И. Царская охранка и провокация //Из глубины времен. 1992. № 1. Л. 57.

            7 Спиридович А.И. Записки жандарма. М., 1990. С. 43, 44.

            8 ГА РФ. Ф. 102. 7 д-во. 1896. Д. 257.

            9 Козъмин Б.П. С.В.Зубатов и его корреспонденты. М.; Л., 1928. С. 26

10 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1906. Д. 32. Л. 99; Д. 342. Л. 67.

            11 Там же. Д. 1306. Л. 4.

            12 Там же. Л. 5.

            13 Там же. Д. 342.

            14 Красный архив. 1929. № 1 (32). С. 158.

            15 Заграничная агентура Департамента полиции (записки С. Сватикова и документы заграничной агентуры). М., 1941. С. 121 — 131; Из глубины времен. 1992. № 1. С. 71-83.

            16 Там же. С. 73.

            17 Там же.

            18 Там же. С. 80.

            19 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 259. Л. 13.

            20 Из глубины времен. СПб., 1992. № 1. С. 77.

            21 Там же. Л. 78.

            22 Цитируется по ст. Жилинского В.Б. // Голос минувшего. 1917. N9 9-10. С."286.

            23 Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения. Публикация Лурье Ф.М., Перегудовой З.И. // Из глубины времен. 1992. № 1. С. 71-83.

            24 См.: Заграничная агентура Департамента полиции (записки С.Свашкова и документы секретной агентуры). М., 1941. С. 121.

            25 Лурье Ф.М., Перегудова З.И. Царская охранка и провокация // Из глубины времен. СПб., 1992. № 1. С. 61; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. СПб., 1992. С. 128. «Наблюдать неотступно...» Киев, 1992. С. 139.

            26 ГА РФ. Ф. 102. 1908. Д. 540. Л. 2, 8, 4-53, 62-67, 96-102, 177-191.

            27 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 29. Циркуляр от 8 марта 1910 г. X? 107313.

            28 Там же. Ф. 280. 1911. Д. 500. Ч. 18; Ф. 1467. Оп. 1. Д. 440. Л. 6.

            29 Цит. по ст. Жилинского В.Б. «Организация и жизнь охранного отделения» // Голос минувшего. 1917. N° 9—10. С. 266.

            30 ГА РФ. Ф. 280. 1910. Д. 5001. Л. 3.

            31 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 24. Л. 46. Циркуляр ДП от 20 июня 1909 г. № 131989.

            32 Там же. Ф. 102. 00. 1914. Д. 3. Л. 2 об.; ЦДП от 15 мая 1910, № 125495.

            33 Там же. Д. 1467. Оп. 1. Д. 440. Л. 8.

            34 Донесения Азефа в Департамент полиции и представителям политического сыска. Письма Азефа 1893—1917 / Сост. Д.Б. Павлов, З.И.Перегудова. М., 1994. С. 14-129.

            35 Циркуляр Департамента полиции № 123244 от 5 февраля 1909 г.

            36 Щеголев П.Е. «Охранники и авантюристы». М., 1930. С. 142 — 147.

            37 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 21. Л. 85; ЦДП от 15 ноября 1908 г., Х° 141711. Перегудова З.И. Строго законспирированы. М., 1983. С. 97-98.

            38 ГА РФ. Ф. 102. 00. Оп. 260. Д. 256. Л. 83.

            39 Там же. Ф. 102. 00. 1913. Д. 5. Ч. 27. Лит. Б. Л. 10. Письмо от Н февраля 1913 г.

            40 Подробнее об Орловском см.: Перегудова З.И. Методы борьбы Департамента полиции // Факел. 1990. С. 201—202; Перегудова З.И. Строго законспирированы.

            41 Уроева А.В. Книга, живущая в веках. М., 1972. С. 148.

            42 ГА РФ. Ф. 280. 1908. Д. 5010. Л. Зоб.-4.

            43 Впервые частично инструкция была опубликована в сб. «Большевики: документы по истории большевизма с 1903 по 1916 гг. бывшего Московского охранного отделения». Изд. 1-е. 1918. С. IV—VI; Изд. 3-е. М., 1990. С. 18 — 22. В настоящее время инструкция опубликована полностью. См.: Тайны политического сыска. Инструкция о работе с секретными сотрудниками. СПб., 1992. С. 2 — 15. Предисловие А.В. Островского, публикация З.И. Перегудовой.

            44 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 314. Д. 43. Л. 1.

            45 Там же. Ф. 102. 00. 1911. Д. 148. Л. 4.

            46 Там же.

            47 Там же. Ф. 102. 1914. Д. 366. Т. 1-2.

            48 Падение царского режима. Т. 1. С. 19.

            49 Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. М., 1930. С. 149

            50 ГА РФ. Ф. 102. ОО. 1914. Д. 366. Л. 17.

            51 Там же. Ф. 102. ОО. 1914. Д. 366. Л. 366. Т. 1. Черновики доку ментов.

            52 Там же. Ф. 102. Оп. 314. Д. 43. Л. 27 (копия).

            53 Там же. Д. 49. Л. 6-12.

            54 Там же.

            55 Щеголев П.Е. Охранники, агенты, палачи. М., 1992. С. 316, прим. 143

            56 Там же. С. 227.

С. 216.           

§ 2. Комиссии Временного правительства

и работа советских архивов по раскрытию секретной агентуры

Одним из наиболее сложных и болезненных вопросов, связанных с проблемами политического сыска в дореволюционной России, является вопрос о раскрытии секретной агентуры. Продолжаются попытки, часто без достаточных на то оснований, расширительно толковать эту проблему. Причем нередки случаи, когда речь идет не только о чисто количественной стороне дела, но и о конкретных исторических фигурах.

            Прояснению этих вопросов может способствовать анализ работы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, а также ряда других комиссий, созданных после Февральской революции.

            Вопрос о разоблачении лиц, предававших свою организацию, товарищей по борьбе, всегда волновал революционные организации, которые создавали целую систему конспирации, затруднявшую работу политической полиции1.

            Революционные организации создавали комиссии, партийные суды, межпартийные суды2, которые рассматривали вопросы о провокации, и результаты этой работы публиковались на страницах партийной печати, выпускались отдельными листовками с портретом и биографией предателя.

            Партийные организации пытались и сами засылать своих людей в органы политического сыска. Широко известен факт поступления на службу в III Отделение народовольца Н.В. Клеточникова. Ему удалось получить материалы на 385 человек, из которых 115 являлись постоянными секретными сотрудниками, хотя не все они работали в революционных организациях3. И это был не единичный случай попыток проникновения революционеров в тайны политического сыска. Большую работу по выявлению секретной агентуры в партийных рядах провел Бурцев4.

            Широко известны имена секретных сотрудников, разоблаченных еще до революции: Азеф, Геккельман-Ландезен-Гартинг,

С. 217.

Жученко-Гернгросс, Бряндинский, Житомирский, действовавшие в среде эсеровского и социал-демократического движения.

            После Февральской революции, когда стали доступны материалы Департамента полиции, охранных отделений, розыскных пунктов, ГЖУ и ЖПУ ж.д., наступил новый этап в разоблачении секретных сотрудников.

            С марта по октябрь 1917 г. в Петербурге, Москве и во многих других городах по постановлению Временного Правительства и распоряжениям исполкомов местных Советов были созданы комиссии, которые прямо или косвенно занимались вопросами секретной агентуры. Назовем основные из них: Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих должностных лиц (Петроград); Комиссия по заведованию архивом заграничной агентуры в Париже; Комиссия по обеспечению нового строя (Москва); Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции подведомственных ему учреждений (Петроград) и ряд комиссий на местах.

            Именовались местные комиссии по-разному. Так, в Свеаборге в апреле 1917 г. была создана «секция» под названием «Охрана народной свободы Свеаборгской крепости». В ее задачу входило: пресечение контрреволюционных действий на территории Свеаборга, выявление секретной агентуры, служившей в учреждениях политического сыска5.

            Решением Исполнительного комитета Выборгского совета солдатских и рабочих депутатов в Выборгском крепостном районе была создана секция «Охраны народной свободы», одной из задач которой была разработка секретных архивов и выявление секретной агентуры6.

            В октябре 1917 г. постановлением Исполнительного комитета совета рабочих и солдатских депутатов крепости Кронштадт была создана Чрезвычайно-следственная комиссия Исполнительного комитета. Основная цель комиссии — расследование дел, связанных с секретной агентурой Кронштадтского жандармского управления. В состав комиссии вошли представители политических партий и общественных организаций. Все дела о секретных сотрудниках после их сбора, исследования и формирования из комиссии передавались в общественный демократический суд7.

            Комиссии на местах работали в тесном взаимодействии со столичными комиссиями. У столичных комиссий было много направлений работы. У местных, как правило, — подбор документов для столичных комиссий, выявление материалов о секретной агентуре, публикация списков с их именами в прессе, принятие против секретных сотрудников мер воздействия

С. 218.

            — арест, подписка о невыезде, временное запрещение участвовать в общественной и политической жизни.

            В некоторых городах были созданы архивные комиссии при исполкомах. Комиссии целенаправленно занимались приведением в порядок материалов и выявлением секретной агентуры.

            В исторической литературе более всего известна «Чрезвычайная следственная комиссия для расследования действий бывших министров и прочих должностных лиц», с которой в тесном контакте работали вышеназванные комиссии. Она была создана 4 марта 1917 г. 12 марта было опубликовано Положение о ее статусе и функциях8.

            Комиссия учреждалась при министре юстиции, который осуществлял функции генерал-прокурора. Во главе комиссии стоял председатель на правах товарища министра юстиции. Им был назначен московский присяжный поверенный Н.К. Муравьев. Комиссия имела широкий спектр задач. Основная задача, как следует из ее названия — расследование «тех действий высших чинов старого строя, которые представляются преступными и по действовавшим даже в то время законам». Исходя из задач комиссии9, она имела сложную структуру, многочисленные подразделения. Самая крупная структура, которая вела расследование «противозаконных действий по должности бывших министров и прочих должностных лиц», имела 30 следственных10 частей. У каждой следственной части был свой круг вопросов и своя специализация. Так, следственная часть № 1 расследовала противозаконную деятельность должностных лиц по продлению (в 1905—1906 гг.) действия «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., введенного Александром III как временного. Следственная часть № б занималась вопросами нарушений законодательства министром юстиции И.Г. Щегловитовым. Следственная часть № 7 была связана с действиями министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Следственная часть № 10 рассматривала материалы о действиях должностных лиц в «борьбе с народным движением в феврале — марте 1917 г.». Следственная часть № 13 была связана с расследованием деятельности Г.Е. Распутина и его влияния на Николая II в области управления государством.

            Что касается секретной агентуры, то такой следственной части не было, но вопрос об агентуре периодически оказывался во внимании следователей. Это было связано с расширением тематики вопросов при производстве следственных действий. Все чаще стали подниматься вопросы о методах работы политического сыска и действиях чиновников Департамента

            218

            полиции. Ставились вопросы о секретной агентуре и провокационных методах ее работы.

            Так как в распоряжении ЧСК оказались некоторые министры внутренних дел и товарищи министров, директора и вице-директора Департамента полиции, арестованные в первые дни революции, то многие вопросы о провокации и секретной агентуре были адресованы им. Практически каждому министру внутренних дел и служащим Департамента задавались вопросы, связанные с действовавшими инструкциями по работе с секретной агентурой. ЧСК пыталась выяснить, насколько далеко заходили подследственные, оплачивая работу тех, чья деятельность, с точки зрения закона, была преступной (то есть секретных сотрудников, занимавшихся революционной деятельностью).

            В этой связи шел разговор о бывшей революционерке и секретной сотруднице Е.Н. Шорниковой и ее роли в создании дела по обвинению членов социал-демократической фракции II Государственной думы. Много было уделено времени и Малиновскому — социал-демократу и руководителю социал-демократической фракции IV Государственной думы.

            Согласно условиям выборов в Государственную думу, в нее не могли баллотироваться лица, ранее судившиеся по уголовным делам. Каким же образом Малиновский, дважды судившийся в юности за кражу со взломом, оказался членом Государственной думы?! Неужели это не было известно в Министерстве внутренних дел, знали ли это товарищи по партии?! По делу Малиновского много вопросов: допрашивались представители политического сыска, члены Государственной думы, бывшие коллеги по партии, были допрошены В.И. Ленин, Н.К. Крупская».

            Впоследствии материалы о Малиновском, собранные в ЧСК, легли в основу его дела, завершенного в революционном трибунале.

            Поднимая вопросы о провокации, секретном сотрудничестве, требуя от местных комиссий документы, ЧСК будировала и направляла работу местных комиссий в этом направлении.

            ЧСК так и не смогла доказать противозаконность, превышение власти представителями политического сыска. Практически все допрошенные не признавали, что они нарушали закон, указывая на государственную необходимость и на то, что западная демократия из соображений той же государственной необходимости пользуется услугами секретных сотрудников, «освещающих» деятельность «нежелательных с точки зрения буржуазного государства организаций»12.

            «Ни в одном из цивилизованных государств в Европе нет другого способа. Агентуру имеют также и республиканские

С. 220.

государства, Франция, например», — заявил бывший директор Департамента Белецкий13.

            Уже позднее другой представитель политического сыска, Заварзин, 18 лет проработавший в охранных отделениях Москвы, Варшавы, Одессы, также в свое время арестованный ЧСК, но удачно избежавший долгих сидений, как его коллеги, писал: «Возможно ли обойтись без внутренней агентуры и чем ее заменить?.. Ответ определенный. Ничем ее заменить нельзя, а потому она необходима и существует во всех без исключения странах мира»14.

            Основная работа по выявлению секретной агентуры проводилась в Петербурге «Особой комиссией по обследованию деятельности бывшего Департамента полиции и подведомственных ему учреждений (районных охранных отделений, охранных отделений, жандармских управлений и розыскных пунктов) за 1905—1917 гг.»15 и в Москве комиссией по обеспечению нового строя при Исполнительном комитете московских общественных организаций16.

            «Особая комиссия» имеет свою предысторию. 10 марта 1917 г. в Петербурге была образована «Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции».

            Задачами комиссии были:

            1. Собрать и озаглавить все дела и бумаги бывшего Департамента полиции.

            2. Привести их в порядок, сделать опись.

            3. Удовлетворять без промедления требования о выдаче дел и бумаг, нужных для Чрезвычайной следственной комиссии и Министерства внутренних дел 17. Руководителем комиссии был назначен Павел Елисеевич Щеголев, революционер, журналист, редактор ряда легальных журналов, посвященных истории революционного движения: «Былое», «Минувшие годы».

            Как специалист, занимавшийся исследованием деятельности Министерства внутренних дел, он неоднократно выступал перед сотрудниками комиссии ЧСК, «раскрывая тему Департамента полиции».

            Периодически его приглашал председатель ЧСК Муравьев на заседания комиссии и он выступал в качестве эксперта по некоторым документам.

            Постановлением Временного правительства от 15 июня 1917 г.18 на базе «Комиссии по разбору дел бывшего Департамента полиции» создается «Особая комиссия...» Рамки ее деятельности значительно расширены.

            В Постановлении Временного правительства были четко определены задачи «Особой комиссии...»:

С. 221.

            а) исследование всех дел, имеющих отношение к политическому розыску в архивах Департамента полиции и подведомственных ему учреждений;

            б) сношения с исполнительными комитетами и комиссиями; работающими на местах по данным местным архивов, а в случае отсутствия такой работы на местах, — принятие мер к охране и разработке местных архивов;

            в) обращение за получением материалов и сведений, касающихся политического розыска ко всем правительственным и общественным учреждениям;

            г) удовлетворение требований правительственных органов и общественных учреждений по справкам, относящимся «до политического розыска».

            Основными направлениями деятельности Особой комиссии были: .

            а) выяснение состава секретной агентуры розыскных органов империи19;

            б) розыск документов, их подбор для ЧСК.

            На основании Положения об Особой комиссии, материалы Департамента полиции передавались в ведение министра юстиции20, а управление архивом возлагалось на председателя комиссии. В состав «Особой комиссии...» входила «Архивная комиссия». Вскоре в «Особую комиссию» стали поступать архивы учреждений, подведомственных Департаменту полиции.

            Для более тесного взаимодействия «Особой комиссии» и ЧСК Щеголев был введен в состав Чрезвычайной следственной комиссии, сверх имевшихся четырех членов, предусмотренных Положением ЧСК.

            В распоряжении «Особой комиссии» с самого начала находились документы Департамента полиции, которые к этому времени были приведены в относительный порядок, две ценнейшие картотеки Департамента: общая картотека и картотека секретных сотрудников.

            Прежде чем анализировать работу самой комиссии, необходимо остановиться на характеристике материалов и документов, которые поступили в распоряжение комиссий, созданных Временным правительством.

            В первые дни революции особенно сильно пострадали учреждения, деятельность которых была связана с карательной политикой самодержавия. В эти дни погибло много материалов. Возмущение народных масс проявлялось в самых разнообразных формах, в том числе и в разгроме полицейских участков, охранных отделений, зданий судебных установлений, тюрем. В ряде случаев эти действия подогревались и направлялись переодетыми жандармами. Существовало негласное распоряжение полицейских властей, которое требовало от

            221

            подчиненных, в случае массовых волнений, при угрозе захвата полицейских участков, учреждений политического сыска уничтожать материалы агентуры, перлюстрацию. В Петрограде практически целиком были уничтожены документы Петроградского губернского жандармского управления. Учреждение, история которого началась в 1867 г., оставило нам в наследство только 270 ед. хр.21. От Петроградского охранного отделения осталось 6058 дел22. А.А. Блок, появившийся в марте 1917 г. в Петрограде, потрясенный увиденным, писал своей матери: «Выгорели дотла Литовский замок и Окружной суд, бросается в глаза вся красота их фасадов, вылизанных огнем, вся мерзость, безобразившая их изнутри, выгорела»23.

            Довольно сильно пострадали материалы Московского охранного отделения, погром которого начался 1 марта 1917 г. Ворвавшаяся в помещение толпа ломала шкафы, картотеки, выбрасывала на улицу документы и разжигала костры. Горели дела, альбомы, каталоги, фотографии24. Здесь также работала «своя» рука. При разгроме Московского охранного отделения все структуры практически не были тронуты, кроме одной — агентурного отдела, где хранились материалы агентурных сводок, картотека агентурного отдела, по которой можно было бы вычислить секретную агентуру. Только бывшие служащие этого отдела знали, где находились документы их отдела. В уничтожении материалов агентурного характера принимал участие и бывший начальник Московского охранного отделения Мартынов. Но основная часть материалов все же уцелела.

            Практически не пострадали документы других структур Московского охранного отделения. Сохранились дела как деятелей революционного движения, так и по личному составу Охранного отделения. Но в период неразберихи, когда еще не была налажена охрана архива, туда заходили взять документы, свою фотографию на память деятели революционного движения. Впоследствии часть этих документов была сдана в музей, в «Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев». В настоящее время фонд Московского охранного отделения насчитывает 51 236 ед. хр. Среди сохранившихся документов особенно важной являлась единая именная и тематическая картотека на материалы Московского и Московского районного охранных отделений.

            Были попытки поджога здания Департамента полиции.

            События Февральской революции, связанные с уничтожением документов, имели своим следствием то, что до сих пор существуют различные мнения о степени сохранности документов Департамента полиции и его Особого отдела, где хранились материалы о секретной агентуре. Известный историк В.В. Максаков, касаясь этого вопроса в одной из своих статей,

            222

            пишет, что почти до 10 марта охраняли материалы [Департамента полиции] чиновники МВД, в связи с чем часть материалов была расхищена и уничтожена25. Основываясь на этом, позже исследователь Б.К. Эренфельд писал: «...Хотя впоследствии Временное правительство отдало распоряжение об охране полицейских архивов, именно с этого момента началось преднамеренное, систематическое их уничтожение и расхищение заинтересованными лицами. К разбору архивов по политическим делам, как правило, привлекались добровольцы, а среди них нередко оказывались и бывшие охранники, принимавшие особенно энергичное участие "в приведении в порядок" архивных документов»26.

            В опубликованных в 1981 г. воспоминаниях Н. В. Измайлова о Пушкинском доме имеется интересный отрывок, посвященный судьбе материалов Департамента полиции. Автор совершенно правильно указывает на лиц, которые были озабочены сохранностью материалов с Фонтанки, 16 (в их числе были академик С.Ф. Ольденбург и Щеголев). Но удивляет его утверждение, будто бы «все, что удалось спасти, 3 марта погрузили на сани и свезли на Васильевский остров в Академию наук»27.

            Было ли все так, как описывают названные и не названные авторы? Начнем с выяснения вопроса, достаточно ли было одних саней, чтобы вывезти документы?! Сохранились воспоминания одного из комиссаров милиции — Б. Игнатьева, касающиеся охраны Министерства внутренних дел и Департамента полиции. Он сообщает, что народная милиция была создана в первые дни революции. Со своим отрядом он охранял участок, где был расположен дом министра внутренних дел и Департамента полиции. На него большое впечатление произвело помещение Министерства внутренних дел, кабинет министра. В кабинете, на столе, можно сказать, был порядок, валялось несколько разорванных бумаг. В особняке министра были «перерыты» его документы, но «вещи почти не тронуты, незначительно поломанное и попорченное производило впечатление нарочитости, то есть симуляции разгрома, и при том очень бережливого...» «В здании Департамента полиции разгром был несколько больший... Сразу было видно, что там чего-то искали и притом знали чего именно, ибо многие шкафы и столы вовсе не были тронуты... Словом — все производило впечатление не разгрома, а обыска, произведенного опытными руками »28.

            В связи с хорошей организацией охраны попытки погромщиков проникнуть извне в помещение Департамента полиции практически не увенчались успехом, хотя, как описывает Игнатьев, оборону держать порой было сложно. Уже после того,

            223

            как помещения Департамента полиции были взяты под охрану, к комиссару Игнатьеву явилась группа известных представителей науки, которые предложили в целях сохранности и полноценного научного использования документов переместить материалы Департамента полиции в Академию наук.

            Однако разрешения новых властей на перемещение у академиков не оказалось.

            В своих воспоминаниях Игнатьев довольно подробно описывает несколько встреч с представителями Академии наук, желавшими перевезти документы. Игнатьев не мог распоряжаться документами, народная милиция разрешила перевозить материалы лишь тогда, когда академик Ольденбург получил соответствующие полномочия от Временного правительства29.

            3 марта действительно начали вывозить документы с Фонтанки, 16 30. Вывозились материалы, уже сданные в архив, а не текущее делопроизводство: документы III Отделения и материалы Департамента с 1880 по 1905 г. «Перевозка архива заняла более 2-х недель», — пишет Игнатьев. Так что одними санями обойтись, конечно, было невозможно. Часть материалов так и осталась на месте. Происходило только перемещение с этажа на этаж.

            Так рождаются легенды о погибших архивах. Особый отдел, в противоположность бытующему в исторической литературе утверждении31, не пострадал. Это подразделение Департамента находилось на особом положении, оно было хорошо изолировано от других структур, занимая весь 4-й этаж на Фонтанке, 16. Имелась специальная пропускная система. Даже многие сотрудники Особого отдела не всегда могли свободно пройти во все помещения отдела32 и, соответственно, они не могли знать местонахождение документов.

            В связи с тем, что во дворе Департамента полиции находились жилые помещения некоторых служащих, возможность уничтожения документов была, и часть дел действительно была уничтожена. Пострадали документы подразделений, находившихся во флигелях, выходивших на Пантелеймоновскую улицу. Это были материалы следующих структур Департамента полиции: 5-е делопроизводство — дела на деятелей революционного движения, подвергшихся административной высылке; 8-е делопроизводство, где находилась переписка, связанная с уголовным сыском.

            Была также попытка уничтожения картотеки Департамента полиции, которая являлась ключом почти ко всем его документам. Как отмечалось ранее, картотека эта была создана в 1907 г., когда встал вопрос об организации в Департаменте единого алфавита. Картотека уцелела. В дни революции,

            224

            пострадала небольшая часть картотеки с фамилиями на букву «А», было уничтожено примерно 10% карточек.

            В Особом отделе Департамента велись две картотеки, одна из них была влита в общую в 1907 г. Другая картотека на «совершенно секретные материалы» осталась в отделе. Сейчас она имеет название картотека «секретных сотрудников». Содержание соответствует названию. Но стоит оговориться, что в «совершенно секретной» переписке порой упоминались не только секретные сотрудники. И хотя карточки на таких лиц должны были отсылаться в общую картотеку, однако до сих пор в этой картотеке встречаются сведения о лицах, не имевших отношения к секретной агентуре. Как правило, допуск к этой картотеке всегда был строго ограничен. Вышеназванная картотека имеет 19 223 карточки на лиц, проходивших по «совершенно секретным» делам Особого отдела Департамента полиции. Основная часть включенных в нее лиц — это секретные сотрудники, вспомогательные агенты, заявители, штучники.

            Почти на каждого секретного сотрудника заводилось по несколько карточек: на действительную фамилию, кличку секретного сотрудника, фамилию нелегальную (если таковая была).

            Порой составлялись карточки только на кличку. Некоторые руководители политического сыска на местах при вербовке согласно инструкциям сообщали в Департамент кличку, по какой партии работает, профессию, оплату, но не всегда сообщали фамилию. Поэтому до сих пор некоторые карточки не расшифрованы, однако они не касаются крупных партийных деятелей.

            Хотя материалы Департамента полиции и были в мартовские дни 1917 г. рассредоточены по разным адресам, оказались они в конце концов в одних руках. По распоряжению Временного правительства они были переданы в ведение уже упоминавшейся выше Особой комиссии по разбору дел Департамента полиции.

            Особая комиссия работала до 25 октября 1917 г. В апреле 1918 г. ее материалы и функции перешли к «Особой комиссии при секретном отделе историко-революционного архива в г. Петрограде». Комиссия вошла в историю как тютчевская комиссия, поскольку возглавлял ее Н.С. Тютчев, известный революционер, народник, эсер. Она продолжала систематизацию и описание материалов Департамента полиции, разработку документов по секретной агентуре, отвечала на запросы с мест.

            В конце 1919 г. комиссия упраздняется. Дальнейшая разработка материалов продолжается уже «секретным столом» историко-революционного архива в г. Петрограде. Однако, вернемся к марту 1917 г.

            8-560

            225

            Как было сказано выше, разработка материалов по секретной агентуре проводилась практически во всех наиболее крупных городах России.

            Огромная работа была проведена в Москве «Комиссией по обеспечению нового строя», учрежденной при исполнительном комитете Московских общественных организаций. Создана она была постановлением исполкома от 20 марта 1917 г. Председателем комиссии был комиссар г. Москвы Н.М. Кишкин. Товарищем председателя — присяжный поверенный В.Н. Малянтович. В состав комиссии входили комиссары, присяжные поверенные С.П. Симеон и А.Д. Годин.

            Основными задачами комиссии были:

            1. «Предупреждение и пресечение контрреволюционных действий».

            2. Выяснение лиц, являвшихся секретными сотрудниками Московского охранного отделения и Московского губернского жандармского управления. В связи с тем, что в Москве и некоторых губернских городах оказались материалы эвакуированных из Польши учреждений политического сыска, то по инициативе польской общественности они также подлежали обработке.

            В состав комиссии по обеспечению нового строя входили две коллегии: следственная и совещательная. Следственная коллегия выполняла всю текущую работу комиссии. В ее состав входили: товарищ председателя комиссии, комиссар, члены, назначаемые Исполкомом Московских общественных организаций. Состав коллегии изменялся и пополнялся за счет кооптации лиц, имевших юридическую подготовку, при единогласном решении коллегии о введении этих лиц.

            Совещательная коллегия состояла из председателя комиссии, его товарища, всех членов следственной коллегии. В ее состав входили представители Московских советов рабочих и солдатских депутатов и представители различных партий: большевиков, меньшевиков, бунда, эсеров и т.д. В составе коллегии значились и члены двух подотделов: 1) бюро по разработке секретных архивов; 2) комиссии по расследованию деятельности секретных сотрудников, работавших в польских партийных организациях.

            Совещательная коллегия рассматривала «все вопросы принципиального характера, вырабатывала указания для деятельности следственной коллегии и решала дела, находившиеся в производстве комиссии, которые не выносились на рассмотрение Межпартийного совестного суда». В основном это были вопросы организационного характера об аресте секретных сотрудников, филеров, офицеров, служивших в ГЖУ и

            226

            охранных отделениях, освобождении из-под стражи, о вызове на допросы, о медицинском освидетельствовании заключенных.

            Комиссия по обеспечению нового строя была учреждением «следственного типа», пользовавшаяся правом применения различных мер общественной защиты. Комиссия имела право отбирать подписку о невыезде того или иного лица и, если считала этого человека опасным на данный момент, то имела право заключить его под стражу.

            Право ареста комиссия первоначально осуществляла по ордерам начальника милиции А.М. Никитина и комиссара Временного правительства в Москве Кишкина. В дальнейшем, с согласия властей, аресты проводились и по приказам, подписанным товарищем председателя комиссии. Постановления комиссии об аресте приводились в исполнение через начальника милиции.

            Как было сказано выше, в состав Совещательной коллегии входили два подотдела, которые работали на автономных началах. Один из подотделов назывался — Бюро по разработке секретных политических архивов, которое начало функционировать с 20 апреля 1917 г. Бюро разрабатывало материалы Московского охранного отделения (МОО), которые получала от образованной в начале марта 1917 г. Комиссии по разработке архивов политических дел 3З. Она, в свою очередь, была образована при Исполнительном комитете Московских общественных организаций под председательством С.П. Мелыунова (???). Первоначально в обязанность Комиссии входило наблюдение за перевозкой всех политических архивов в надежное помещение, охрана, разработка архивов, разработка агентурного отдела Московского охранного отделения для выявления секретной агентуры. Подготовленные ими материалы поступали к сотрудникам Бюро по разработке секретных архивов, которые наводили справки, делали выписки, копии, готовили материал для следственной коллегии.

            Последней инстанцией, выносившей окончательное решение по делам о секретных сотрудниках Московского охранного отделения, был Межпартийный совестный суд, положение о котором было разработано Комиссией по обеспечению нового строя и 19 апреля 1917 г. утверждено Исполнительным комитетом общественных организаций. В состав суда входили представители от РСДРП (от большевиков и меньшевиков), бунда, социалистов-революционеров, трудовиков, народных социалистов, кадетов — по одному представителю от каждой партии. Определение суда выносились большинством голосов членов суда.

            Подготовка дел к слушанию, доклад на заседании, секретарские обязанности — все выполнялось членами следственной коллегии.

            227

            Заседания суда назначались Комиссией по мере подготовки дел к слушанию. Суд в своих приговорах давал характеристику деятельности подсудимого как секретного сотрудника. В качестве мер обезвреживания подсудимых, суд выносил постановление о лишении общественного доверия. Оно предусматривало лишение права участвовать в политических, общественных, профессиональных организациях. Признанные виновными лишались активного и пассивного избирательного права при выборах в Учредительное собрание.

            В отношении лиц, представлявших опасность в данный момент, суд выносил определение о содержании под стражей, но не далее, как до дня созыва Учредительного собрания. Компетенция суда распространялась только на секретных сотрудников Московского охранного отделения. Дела о секретных сотрудниках Московского губернского жандармского управления на рассмотрение Межпартийного совестного суда не поступали. Законченные расследованием Комиссии они, по соглашению с Московским губернским исполнительным комитетом, передавались на рассмотрение Исполкома. Дела о должностных лицах жандармских управлений и охранных отделений направлялись в судебные учреждения. Межпартийный суд функционировал с 20 мая по 17 июля 1917 г. и разобрал за это время 33 дела. Три человека были судом реабилитированы, три дела были посланы на доследование, 27 человек были признаны виновными и были подвергнуты ограничению в общественных и политических правах. Из них 15 человек были из-под стражи освобождены, а 12 должны были находиться под стражей до созыва Учредительного собрания34.

            Одним из первых документов, поступивших в распоряжение Комиссии и положенных в основу ее работы по выявлению и розыску секретных сотрудников, был список секретных сотрудников Московского охранного отделения, составленный Департаментом полиции. По мере решения дел краткие сведения обо всех секретных сотрудниках, установленных на основании архивных документов, публиковались Комиссией.

            Всего с марта по 1 октября 1917 г. было опубликовано 40 списков как в виде отдельных брошюр, так и в периодической печати, в газете «Вестник Временного правительства» № 35, 36, 84, 86 и 94 за июнь - июль 1917 г.

            Вторым подотделом Совещательной коллегии была Комиссия по расследованию деятельности секретных сотрудников, работавших в польских партийных организациях. Она занимала автономное положение. В этом подотделе работали представители польских общественных организаций. В их распоряжении были материалы той части учреждений политического сыска, которые во время войны были эвакуированы в Москву35.

С. 229.

            Расследование по этим делам представляло большие трудности в связи с отсутствием в Москве всего комплекса материалов, хотя необходимые документы и подтверждения представляла Особая комиссия по разбору дел Департамента полиции. Очевидно, сказывалось и отсутствие сотрудников, занимавшихся этим делом, непостоянный состав подотдела. Однако польские представители смогли составить список на 48 человек, на которых был достаточно обоснованный материал, подтверждавший их сотрудничество с Варшавским и Люблинским ГЖУ, Варшавским и Лодзинским охранными отделениями 36.

            Списки этих лиц были опубликованы Комиссией по обеспечению нового строя. Но это была только часть подготовленного и разработанного ими материала.

            16 июля 1917 г. Временное правительство издало декрет о ликвидации несудебных арестов. В декрете говорилось: «Воспретить под страхом уголовной ответственности всем без исключения правительственным и общественным учреждениям, а также должностным и частным лицам подвергать вне порядка, указанного в действующих законах, кого-либо задержанию или ограничению в правах свободного избрания места жительства и пользования свободой словак.

            Для пресечения арестов, произведенных в несудебном порядке до дня издания декрета, учреждались губернские и областные комиссии под председательством одного из членов окружного суда. Комиссия лишалась права производить новые аресты, ей только предоставлялось право оставлять ранее арестованных лиц до 20 октября, до созыва Учредительного собрания. Этим декретом практически устанавливалась полная неприкосновенность тех сотрудников, которые не были арестованы до 20 июля — дня опубликования декрета.

            По получении этого декрета деятельность Межпартийного суда была приостановлена, а деятельность самой Комиссии нового строя практически стала бесполезной. Комиссия нового строя пыталась добиться в Петрограде отмены декрета или его приостановления для Москвы. Но все попытки были безуспешны.

            С июля месяца начинается ликвидационный период деятельности Комиссии, который продолжается до 1 октября. Материалы поступали в Комиссию до 20 сентября и до 21 сентября, по ним проводились расследования.

            В Париже оставались материалы заграничной агентуры Департамента полиции. Русская революционная эмиграция в Париже и Временное правительство были обеспокоены сохранностью этих документов. По постановлению Временного правительства была создана Комиссия по разбору архивов бывшей

            229

            заграничной агентуры. У комиссии были практически те же задачи, что у всех комиссий этого времени: разборка и описание документов, составление списков секретных сотрудников, исполнение запросов чрезвычайной следственной комиссии.

            Возглавил Комиссию присяжный поверенный Е.И. Рапп. Членами комиссии были В.К. Агафонов, М.М. Левинский, С. Левицкий, М.П. Вельтман, М.Н. Покровский. Помогали комиссии Веллер, Л.П. Гомелль, С.И. Иванов, Биллит, Стружецкий. В качестве консультанта был приглашен Меньшиков. Большая часть Комиссии — революционеры из эмигрантских кругов.

            Разбирая материалы «заграничной агентуры», составляя списки секретных сотрудников, члены Комиссии затратили много времени на анализ документов: отчетов, записок, списков секретных сотрудников. Им удалось установить фамилии многих секретных сотрудников, которые первоначально были известны только по кличкам. Между парижской комиссией, с одной стороны, и ЧСК, с другой, была установлена постоянная связь. Практически весь комплекс документов был расшифрован и большая часть их благодаря материалам Департамента полиции. К сожалению, документы заграничной охранки в Россию не вернулись.

            После Октябрьской революции работа по выявлению секретной агентуры продолжалась. Как было сказано выше, работа эта велась в секретном отделе историко-революционного архива в Петрограде.

            Работа по выявлению секретной агентуры постоянно находилась под жестким контролем О ГПУ. Интерес к лицам, работавшим в учреждениях политического сыска, был особый, искали и секретных и штатных сотрудников этих учреждений. 9 декабря 1925 г. ОГПУ при СНК направляет в Центрархив РСФСР официальное письмо за подписью заместителя председателя Г.Г. Ягоды, начальника СООГПУ Дерибаса и начальника 4-го отдела Генкина, в котором говорилось о необходимости централизации и усиления работы по выявлению «всех провокаторов, секретных сотрудников и примыкающих к ним категорий» («не заслуживающих доверия», «давших откровенные показания»). Было сказано о необходимости связать эту работу с интересами СООГПУ, с интересами «оперативного свойства»38. Предлагался также план работы по выявлению материалов и составление полного «карточного алфавита» на секретных сотрудников по фамилиям и по кличкам.

            25 декабря 1925 г. руководитель Центрархив РСФСР М.Н. Покровский поставил вопрос о необходимости передачи документов фонда Департамента полиции из Ленинграда в

            230

            Москву. Это было сделано по предложению ОГПУ, заинтересованного в разборе документов фонда39. С передачей материалов в Москву, в Архив революции и внешней политики, этот архив становится центром по выявлению и уточнению списков секретной агентуры. В этот же архив поступают фонды Особой комиссии по разработке дел Департамента полиции и материалы Комиссии по обеспечению нового строя. Одновременно из губернских архивов и из Облисполкомов Поступают списки секретных сотрудников, подборки копий документов на них, справки.

            Благодаря местным материалам, идет расшифровка секретных сотрудников, известных Департаменту полиции только по кличкам. Имеющийся в архиве материал на то или иное лицо объединяется с полученными документами. На базе имеющейся картотеки секретных сотрудников Департамента полиции создаются еще две рабочие картотеки, куда заносятся все имеющиеся сведения. Одна картотека именная, другая на клички.

            Создаваемая в архиве именная карточка на секретного сотрудника включала фамилию, имя, отчество, кличку секретного сотрудника. В карточке указывались основные установочные данные сотрудника, если их удалось найти: год, место рождения, сословие, должность, звание, в какие годы, в каком учреждении политического розыска работал, сколько получал. Как правило, на карточке было несколько отсылок: на готовую справку, составленную по материалам архива, на материалы, присланные с мест, на материалы Комиссии по обеспечению нового строя и Особую комиссию по разбору дел Департамента полиции.

            Со временем установки на проведение этой работы менялись, при фронтальном просмотре дел стали учитываться и браться на учет тюремные врачи и врачи, свидетельствовавшие смерть узников после казни, священники, лица, давшие откровенные показания по согласованию с товарищами. Так, в картотеке оказался известный доктор Ф.П. Гааз и врач революционер-народник С. Голоушев. Брались на учет свидетели, выступившие на суде, представители военной контрразведки, почтовые чиновники, занимавшиеся перлюстрацией писем, лица, заподозренные в шпионаже, члены черносотенных организаций. Начала стираться грань между секретной агентурой и служащими учреждений политического сыска. В картотеку секретных сотрудников стали включаться филеры, сотрудники жандармских учреждений, палачи.

            Неизбежным следствием такого расширительного толкования задач составителями картотеки явилось то, что в картотеку попало много лиц, не имевших никакого отношения к секретной

            231

            агентуре. Отчасти погрешности и ошибки объяснялись тем, что некоторые архивисты не всегда достаточно хорошо знали профессиональный язык переписки дореволюционных учреждений политического сыска.

            В своей практике автору пришлось не раз доказывать непричастность к секретной агентуре достаточно большого количества лиц, оказавшихся в картотеке. Выявлены эти лица были в связи с проведением справочной работы. Поэтому нет никакой гарантии, что в картотеке не остались еще подобные фамилии. Среди лиц, непричастность которых к секретной агентуре удалось доказать, была Нина Фердинандовна Агаджанова, профессиональный революционер, член партии с 1905 г. Она была включена в картотеку на основании сведений о ней в перлюстрированном письме.

            В нескольких своих статьях, автор уже касалась судьбы российского писателя, друга М. Горького, Ивана Егоровича Вольнова, который по незнанию орловскими архивистами тонкостей жандармской терминологии был также включен в число секретных сотрудников, как «автор агентурных сведений», полученных орловским ГЖУ путем перехвата его письма к родственникам 40. Известная революционерка Лидия Христофоровна Гоби, после окончания работы III съезда РСДРП, вернувшись из-за границы, приехала в Киев и в течение нескольких дней жила в гостинице «Лионская». Филеры, установившие за революционеркой наблюдение, дали ей кличку «Лионская». Архивисты, выявлявшие документы на секретную агентуру по материалам киевского ГЖУ, приняли кличку наружного наблюдения за кличку ее, как секретной сотрудницы. Так в картотеке появилась «новая» секретная сотрудница Гоби. Прошло много времени прежде, чем удалось разобраться в этом деле. Список этот можно продолжить и далее.

            К началу 1941 г. вся работа по просмотру материалов и составлению карточек и справок была закончена. Как и требовалось еще в 1925 г., в архиве теперь имелись три картотеки, связанные с секретной агентурой: картотека Департамента полиции (Особого отдела) по кличкам и фамилиям; картотека секретных сотрудников только по кличкам, картотека секретных сотрудников только по фамилиям. Последняя насчитывает 22 800 карточек. В ее составе оказались все секретные сотрудники, которые работали в партийных организациях и общественном движении в России, Польше, Финляндии, Прибалтике (в основном за период 1880—1917 гг.), частично лица, дававшие откровенные показания на допросах. Как было сказано выше, в картотеки были включены палачи, тюремные врачи, свидетели на допросах, шпионы, работники контрразведки, некоторые представители монархических организаций. То есть

            232

            все те категории лиц, которыми интересовались органы. Но к этому времени интерес к этим лицам уже иссяк. Началась война.

            На основании собранного материала, в 1943—1945 гг., по инициативе ЦГИАМа (бывший архив Революции и Внешней политики, а в настоящее время Отдел хранения документов по истории Российской империи ГА РФ), предполагалось издать справочник на секретных сотрудников, включить в него всех лиц, проходивших по упомянутой картотеке. Работа задерживалась в силу малочисленности сотрудников и их слабой подготовки, как признавали сами работники архива. Кроме того, появились и некоторые сомнения в достаточной аргументированности доводов в отношении некоторых лиц. Справочник не был подготовлен.

            После большого перерыва ЦГИАМ СССР вновь вернулся к этой работе в 1957—1959 гг. Это было связано с реабилитацией. Кроме того, после празднования 40-летия Октябрьской революции вышло довольно много публикаций, где порой секретные сотрудники выглядели настоящими революционерами», а революционеров обвиняли в сотрудничестве. Архивом был поднят вопрос об издании небольшим тиражом, в основном для архивов и издательств, справочника, где предполагалось назвать фамилии секретных сотрудников, работавших в социал-демократическом движении. Однако и эта работа не была доведена до конца.

            Как видим, работниками различных комиссией и архивистами была проведена большая работа по выявлению секретной агентуры. Но был ли подведен итог, сколько же секретных сотрудников работало в органах политического сыска?! Сколько было вспомогательных агентов, штучников?

            Первым высказался по этому вопросу член комиссии по разбору дел заграничной агентуры в Париже Агафонов. В своей книге он дал две цифры, обе приблизительные и не обоснованные документально. Первая цифра касалась секретной агентуры заграничной охранки, о которой он писал: «Как показало изучение, еще далеко неполное, архивов "заграничной агентуры"... через ее руки в период 1905 — 1917 гг. прошло около ста "секретных сотрудников" ("провокаторов"), в той или иной степени причастных к "внутреннему освещению" своих товарищей-революционеров, а иногда и к прямой провокации; процент довольно значительный, если принять во внимание, что политических эмигрантов за это время в Западной Европе было не более 4 — 5 тысяч» 41.

            Стоит отметить, что Агафонов довольно легко оперирует цифрами. По другим сведениям, за рубежом находилось не менее 20000 революционеров 42.

            233

            Первая цифра — «около 100» секретных сотрудников дается за период 12 лет. Агафонов точно указывает наличие сотрудников заграничной агентуры на 1913 год — 23 человека, но «из них 10 отошли от работы». Причем в заграничной агентуре, как правило, агенты работали более-менее продолжительное время и, очевидно, цифра 100 человек за 12 лет более-менее реальная.

            Очень серьезные сомнения, однако, вызывает еще одна цифра, которая касается общего количества секретной агентуры предположительно накануне февраля 1917 г. Агафонов по этому поводу пишет: «...При корпусе жандармов состоял еще другой корпус — секретных сотрудников, по численности (30 — 40 тысяч) приближавшийся к составу армейского корпуса в военное время» 43.

На чем же основаны его утверждения?! За какой период взята эта цифра? Приведенная фраза Агафонова зиждится не на подсчетах, отчетах, цифрах, а дается после текста многочисленных публикуемых им циркуляров Департамента полиции, в которых отдавалось распоряжение местным учреждениям политического сыска заняться приобретением секретной агентуры, вспомогательных агентов во всех слоях общества и в партийных организациях.

            Цифра Агафонова явно взята «с потолка», но ее повторил Щеголев на процессе провокатора И.Ф. Окладского в Верховном суде, когда сказал: «Я считаю, что армия секретных сотрудников выражается в 35 — 40 тысяч» 44.

            Так сколько же было секретных сотрудников? 30, 35, 40 тысяч?!

            С легкой руки Агафонова эта цифра более 80 лет переходит из книги в книгу. Ни один из авторов не подвергает ее сомнению.

            Для ответа на поставленный вопрос хотелось бы вернуться к 20-м годам, когда сотрудниками ОГПУ на основании материалов Центрархива РСФСР, Ленинградского и местных архивов ОГПУ был издан список секретных сотрудников, осведомителей, вспомогательных агентов, который содержал 4305 имен 45. Но на этом работа по изданию списков секретных сотрудников не закончилась. В 1929 г. была издана 2-я часть списка секретных сотрудников бывших охранных отделений и жандармских управлений, в котором было 5472 человека 46.

            На взгляд автора эти два списка отражают реальную численность секретных сотрудников за годы существования Департамента полиции. В этом убеждают собственные подсчеты автора, сделанные по картотекам секретных сотрудников, имеющимся в архиве. Хранящаяся в ГА РФ картотека Особого отдела, содержащая карточки на секретных сотрудников Российской империи

С. 235.

и лиц, проходивших по «совершенно секретным» делам, имеет в своем распоряжении 19 223 карточку. Причем почти на каждое лицо, как было сказано выше, имеется по 2, порой 3 карточки. В связи с этим, можно смело утверждать, что в картотеке Особого отдела было зафиксировано не более 10 000 секретных сотрудников за весь период 1880— 1917 гг.

            Вторая картотека, о создании которой было подробно сказано выше, была составлена по фамилиям и насчитывает 22 800 карточек. Однако, учитывая, что многие секретные сотрудники (примерно 30%) имели по 2 и даже более фамилии (в случае провала или угрозы провала секретного сотрудника ему обычно давался паспорт на другое имя). Действительное число лиц, включенных в картотеку, было значительно меньше. Кроме того, работая с картотекой, автор попыталась подсчитать число лиц, включенных в нее, но не являвшихся секретными сотрудниками. Их оказалось в общей сложности 7770 человек. Таким образом, исключив повторы и вышеупомянутых лиц, выходим на ту же цифру — около 10 000 человек.

            Что касается третьей картотеки, составленной также в советский период по кличкам, то она в основном повторяет картотеку, о которой шла речь выше. Поскольку, однако, у многих лиц, включенных во вторую картотеку, кличек не было (врачи, священники, контрразведчики и др.), общее количество карточек в ней меньше.

            Если обратимся к двум спискам секретных сотрудников, выпущенных ОГПУ в 1926—1929 гг., «Список секретных сотрудников, осведомителей и вспомогательных агентов бывших охранных отделений и жандармских управлений», где дается агентура за весь период деятельности Департамента полиции, то есть с 80-х годов, то обнаруживаем, что общее число лиц в этих изданиях — 9777 человек.

            К сожалению, эти справочники имели гриф секретности и не были доступны для исследователей, занимавшихся этим вопросом. В списки включены все категории секретных сотрудников: внутренняя агентура, вспомогательные агенты, штучники. Здесь оказались лица, проработавшие как несколько дней, так и несколько лет.

            Стоит отметить, что довод Агафонова, что Департамент полиции постоянно настаивал на приобретении секретной агентуры и поэтому агентура выросла до армии, играет против названной им цифры. Департамент настаивал на приобретении агентуры именно потому, что процесс приобретения и заагентуривания было трудно сдвинуть с места. В конце концов Департамент издал циркуляр, прямо касающийся руководителей ГЖУ и охранных отделений. В циркуляре указывалось, что способности начальника розыскного учреждения будут оцениваться

С. 236.

наличием у него секретной агентуры. И к чему это привело? Не имея возможности получить агентуру, офицеры стали прибегать к совершенно недозволенным мерам. С. Членов, активно работавший с материалами Московского охранного отделения и ГЖУ в 1917 г., пишет, что после очередного категорического приказания из Петербурга в 1911 г. иметь осведомителей среди населения «поставленные между двух огней, жандармы начали составлять фиктивные списки, включая в них тех лиц, к которым они обычно обращались за разными справками. Таким образом и у местных жандармов, и в губернских управлениях оказались списки их знакомых, волостных старшин, писарей, старост, хожалых, десятских, заведующих разными конторами рабочих, причем многим из них были присвоены без ведома их клички, под коими они числились осведомителями, не получая, однако, никакого денежного вознаграждения. С началом революции во многих местах губернии эти списки послужили причиной довольно крупных недоразумений, пока последние не были разъяснены в результате расследования каждого отдельного случая Комиссией по обеспечению нового строя»47.

            Приведенный пример касался городской и уездной полиции. Довольно интересный пример подобного же плана Членов приводит и о секретной агентуре ЖПУ ж.д. При проверке железнодорожных комитетов документы свидетельствовали, что «розыск на железных дорогах к моменту революции стоял еще на уровне кустарного производства. ...На дистанции Москва-Можайск Александровской дороги, ...с включением главных мастерских, значилось за последние три года 5 сотрудников, фамилии четырех из них были установлены и их носители арестованы. По расследовании оказалось, что из числа арестованных только один действительно был осведомителем. Остальные три являлись настоящими "мертвыми душами", записанными в сотрудники без их согласия, на предмет демонстрирования начальству, что приобретение секретной агентуры идет достаточно интенсивно и успешно...»48

            Закрытость на долгие годы документов о секретной агентуре привела к тому, что у некоторых исследователей появляется искушение прочитать заново биографии целого ряда видных политических деятелей и попытаться найти темные пятна в их прошлом.

            Особенно велик интерес к партийным деятелям первых лет советской власти. В 20 —30-х годах пути распространения слухов о том или ином лице часто шли от русской эмиграции. Так, бывшие чиновники Киевского охранного отделения обвиняли в провокации Л.Б. Розенфельда — Каменева. В.В. Шульгин в своей книге вынес на суд общественности свой давний

            236

            разговор с Г.С. Хрусталевым-Носарем о Л.Д. Бронштейне и якобы его связях в 1905 г. 49 с Департаментом полиции. Знакомство с этими обвинениями побуждает некоторых исследователей повторить их в наши дни.

            Начинают дискутироваться вопросы о том, были ли агентами охранки Свердлов 50, Калинин, Сталин.

            Что касается Фрунзе, то ссылаются на слова Тухачевского о том, что смерть Фрунзе на операционном столе была «согласована» с ним, так как якобы к этому времени открылись его связи с охранкой 51.

            А, может быть, все было как раз наоборот? Версия распространялась для того, чтобы отвести подозрение от истинных виновников смерти. Дореволюционный период жизни Фрунзе, его аресты не подтверждают высказанной версии. Нет никаких даже косвенных данных в отчетах различных ГЖУ о его секретной работе. Да и могло ли быть такое, чтобы секретному сотруднику выносили смертный приговор и отправляли на каторгу. Стоит отметить, что Николаевский, который в письме к Б. Суварину сообщает об этом, собрал огромный архивный материал о деятелях русской революции. Но, к сожалению, в своих статьях и письмах он не раз высказывал подобные версии, которые тем или иным способом стали ему известны, без критического подхода к ним.

            Продолжая вопрос о численности секретных сотрудников, стоит отметить, что названная мною цифра секретных сотрудников не отвечает, к сожалению, на многие вопросы, связанные с количественным составом внутренней агентуры. Дело в том, что эта цифра относится ко всему периоду существования Департамента полиции и она мало что говорит относительно количества агентов, действовавших на каждый данный период времени. Практически не было ни одного агента, который бы находился на этой службе за все время существования Департамента. Сроки службы варьировались, как уже говорилось, от нескольких месяцев до 10 лет. Соответственно число агентов, действовавших в данный момент, было в несколько раз меньше, чем названная выше цифра.

            Существуют различия оценки этой численности. Так, Заварзин в своих воспоминаниях, касаясь численности секретной агентуры, писал: «Во всех розыскных учреждениях империи до переворота было в текущей деятельности в общем несколько сот секретных сотрудников»52.

            К исходным выводам приходят и некоторые зарубежные исследователи.

            Один из авторов книги «Фонтанка, 16», Ч. Рууд, проанализировав некоторые материалы и доклады представителей политического сыска царской России, отмечает, что в 1909 г. в Петербурге

С. 238.

было не более 200 секретных сотрудников, а в Москве в 1912 г. было 159 агентов. В крупных же городах насчитывалось от 10 до 30 секретных сотрудников. Ч. Рууд приходит к выводу, что по всей России работало 1500 — 2000 человек 53.

            Собственные изыскания автора приводят примерно к таким же выводам. Проанализированы финансовые отчеты учреждений политического сыска со списками секретных сотрудников и лиц, входящих в эту систему за октябрь — декабрь 1916 г. и январь 1917 г. 54 Общая цифра лиц, получавших ежемесячно плату — 1579 человек, помимо общего подсчета был проведен подсчет по отдельным категориям лиц. Вот его результаты:

            1. Секретных сотрудников, работающих в партийных организациях и общественном движении — 520 человек.

            2. Вспомогательных агентов, не членов организации, но иногда близких к ним — 372 человека.

            3. Осведомителей — 108 человек.

            4. Лица, дающие сведения периодически и получающие плату за данные сведения, так называемые «штучники» — 169 человек.

            5. Заявители и случайные заявители — 46 человек.

            6. Некоторые заведующие ГЖУ дали общие списки сразу на все категории сотрудников, таковых оказалось — 364 человека.

            Исходя из полученных данных, можно сделать однозначный вывод о том, что количество секретных сотрудников, входивших в партийные организации или имевшие более или менее постоянные контакты с ними, вряд ли превышало 1000 человек. При этой оценке автор исходила из того, что большинство лиц из последней категории не принадлежало к числу постоянных секретных сотрудников, поскольку сам факт подачи общих списков свидетельствовал о стремлении их составителей прикрыть этими цифрами свои неудачи в приобретении наиболее ценных категорий секретной агентуры.

            Подводя итог всему сказанному, можно констатировать, что документальная база, отражающая наличие секретной агентуры в период существования Департамента полиции, позволила комиссиям Временного правительства и архивистам советского периода выявить практически полностью весь списочный состав секретных сотрудников.

            В то же время, недостаточный профессионализм и особенно вмешательство органов внутренних дел советского периода способствовали «разводнению» созданных картотек значительным количеством лиц, не являвшихся секретными сотрудниками. Все это создавало и создает до сих пор серьезные препятствия для работы с этими материалами, требуя от всех тех, кто соприкасается с ними, особой осторожности и профессионализма.

            238

            Записка А. Блока, обнаруженная в фонде Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Составлена после разговора с бывшим директором Департамента полиции С.П.Белецким 6 июля 1917 года. Автограф Александра Блока публикуется впервые.

            239

            Примечания

            1 См.: Эренфельд Б.К. Тяжелый фронт. Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М., 1983; его же. Из истории борьбы большевистской партии с подрывной деятельностью царской тайной полиции // Вопросы истории КПСС. 1979. № 12; Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывной агентурой царизма в период реакции (1907 — 1910 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1986. № 12; его же. Борьба большевиков с подрывными акциями царской охранки в 1910—1914 гг. // Вопросы истории КПСС. 1988. № 9; Ансимов Н.Н. Борьба большевиков против политической тайной полиции самодержавия (1903-1917 гг.). Свердловск, 1989; Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М., 1989.

            2 Наиболее известная судебно-следственная комиссия ЦК партии социалистов-революционеров по делу Азефа 1909—1910 гг. ГА РФ. Ф. 1699.

            3 Архив «Земли и воли» и «Народной воли». М., 1930, С. 160 — 224; Былое (Париж). 1908. № 7. С. 146-152; № 8. С. 156-158. 1909. № 9-10. С. 248-251.

            4 ГА РФ. Ф. Р-5802 (личный фонд В.Л. Бурцева).

            5 Там же. Ф. 1658.

            6 Там же. Ф. 1791. Оп. 4. Д. 16. Л. 2.

            7 Там же. Ф. 1657. Сохранились материалы судебных заседаний общественного демократического суда, его протоколы, постановления.

            8 Вестник Временного правительства № 1 (46) от 5 (18) марта 1917 г.; от 12 марта 1917 г. См.: Собрание узаконений и распоряжений Временного правительства СУ № 61, отд. 1. ст. 362 от 04.03.1917; СУ № 61, отд. 1 от 16 марта 1917, ст. 363, прилож. от 11.03.1917. См.: ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

            9 Подробнее о комиссии см.: Щеголев П.Е. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства 1917 г. // Падение царского режима. Стенографические отчеты. М.; Л., 1924. Т. 1. С. XXVI-XXVII: Завадский СВ. На великом изломе // Архив русской революции. М., 1991. Т. 11 — 12; Демьянов А. Моя служба при Временном правительстве // Архив русской революции. М., 1991. Т. 3 — 4: Романов А.Ф. Император Николай II и его правительство (по данным Чрезвычайной следственной комиссии) // Русская летопись. Кн. 2. Париж, 1922; Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение // Исторические записки. № 118. М., 1990 С. 72-101.

            10 ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 228-564.

            11 См. Розенталь И. С. «Провокатор» (карьера Романа Малиновского). М., 1994. См.: Дело провокатора Малиновского. М., 1992. С. 46-54. (Показания даны 26 мая 1917 г. в Петрограде); ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 38.

            12 Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение. С. 89.

            13 Падение царского режима. Стенографические отчеты. М.—Л., 1924. Т. 3. С. 273.

            14 Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. С. 21.

            15 ГА РФ. Ф. 503.

            16 Там же. Ф. 504.

            17 Там же. Ф. 1791. Оп. 4. Д. 5. Л. 1.

            18 Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 2. Л. 4-4об.; Вестник Временного правительства № 88 от 24 июня 1917 г.

            19 Собрание законов Временного правительства. СПб., 1917. Ст. 363.

            20 ГА РФ. ф. 1791. Оп. 4. Д. 8. Л. 9.

            21 Там же. Ф. 93. Оп. 1-2. 1859-1916 гг.

            22 Там же. Ф. 111. Оп. 1-5. 1877-1917. См.: Сватиков С.Г. Русский политический сыск за границей. Ростов-на-Дону. 1921. С. 3. :

            23 Блок А.А. Собрание сочинений. Т. 8 (письма 1898—1921). М.; Л., 1963. С. 480. Письмо от 23 марта 1917 г.

            24 См.: Архивное дело. Вып. XIII. М., 1927. С. 29.

            25 Там же. С. 27.

            26 Эренфельд Б.К. Тяжелый фронт. М., 1983. С. 9.

            27 Измайлов Н.В. Воспоминания о Пушкинском доме (1918 — 1928) // Русская литература. 1981. № 1. С. 91.

            28 ГА РФ. ф. 1463. Оп. 3. Д. 418. Л. 15-17.

            29 Там же.

            30 Сидорова М.В. Архивы центральных органов политического розыска России XIX — начала XX в. (III отделение се.и.в.к. и ДП МВД) — диссертация на соискание ученой степени к.и.н. М., 1993. С. 132.

            31 Эренфельд Б.К. Тяжелый фронт. Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М., 1983. С. 8 — 9; Ансимов Н.Н. Борьба большевиков против политической тайной полиции самодержавия 1903 — 1917 гг. Свердловск, 1989. С. 16, пишет: «В последние часы царского режима были сожжены все секретнейшие бумаги Особого отдела Департамента полиции»; объем фонда Департамента полиции — 301569 дел, из них более 42 тысяч — материалы Особого отдела.

            32 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1902. Д. 444. Лит. А. Л. 7.

            33 Там же. Ф. 1791. Оп. 4. Д. 7. Л. 1-7.

            34 Членов СБ. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М., 1919. С. 4-5.

            35 Там же. С. 59.

            56 Там же. С. 83-92.

            37 Газета «Русские известия». 1917. 20 июля (2 августа). № 164.

            38 га РФ. Ф. 5325. Оп. 1. Д. 214. Л. 5-6; там же. Д. 169. Л. 100-102; см.: Корнеев В.Е., Копылова О.Н. Архивы на службе тоталитарного государства (1918 — начало 1940-х гг.). С. 14; Добровская А.В. Предисловие // Путеводитель. Т. 1. Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории России XIX — начала XX в. 1994. С. X.

            39 ГА РФ. Ф. Р-5325. Оп. 1. Д. 169. Л. 6-7.

            40 Перегудова З.И. Важный источник по истории революционного движения // Исторический опыт Великого Октября. М., 1986. С. 381; Каптелов Б.И., Перегудова З.И. Был ли Сталин агентом охранки? // Вопросы истории КПСС. 1989. № 4. С. 91.

            41 Агафонов В.К. Заграничная охранка. Пг. 1918. С. 4.

            42 См.: Сватиков. Заграничная агентура... М., 1941. С. 5.

            43 Агафонов В.К. Заграничная охранка. С. 216.

            44 Процесс предателя провокатора Окладского. Л., 1925. С. 25.

            45 Список секретных сотрудников, осведомителей, вспомогательных агентов, бывших охранных отделений и жандармских управления. Ч. 1. М., 1926.

            46 Там же. Ч. 2. ОГПУ. М., 1929.

            47 Членов СБ. Московская охранка и ее секретные сотрудники. С. 53-54.

            48 Там же. С. 57.

            49 Шульгин В.В. Что нам в них не нравится? Об антисемитизме в России. Париж, 1929. С. 281.

            50 Липратников Ю. Был ли агентом охранки Свердлов // газета «Ситуация». 1991. № 1.

            51 Отечественная история. 1998. № 1. С. 27.

            52 Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. Л. 20.

            53 Рууд Ч., Степанов С.А. Фонтанка, 16. М., 1996. С. 104.

            54 ГАРФ. Ф. 102. 00. Оп. 316. 1915. Д. 1. Ч. 1. Лит. Е-1. Ч. 125. Лит. Е.