КРЕСТ И СВАСТИКА
К оглавлению
Отношение Русской Православной и Украинской Греко-католической Церквей к Холокосту
Русская Православная Церковь оказалась в самом центре событий Второй мировой войны и была вынуждена самым непосредственным образом реагировать
на холокост. Следует подчеркнуть, что она не была в тот период единой, от нее откололось несколько групп, позиции которых в этом вопросе не во всем
совпадали. Раньше всего, еще до начала войны между Германией и СССР, свое отношение к преследованиям евреев высказали многие русские священники-эмигранты
в различных странах Европы, принадлежавшие к двум юрисдикции — митр. Евлогия в Париже и карловчане.
В Западно-Европейский Экзархат митрополита Евлогия входило и несколько русских приходов, расположенных на территории Германии. Как уже говорилось,
вскоре после прихода национал-социалистов к власти эти общины стали подвергаться разнообразным преследованиям и ограничениям. При этом в качестве
предлога использовался миф о том, что деятельность приходов Русского Западно-Европейского Экзархата в Германии — важнейшее звено широкомасштабного
заговора против Третьего рейха с участием русских эмигрантов, направляемого и финансируемого международными еврейско-масонскими структурами и французской
разведкой. Гестапо обвиняло митрополита Евлогия в принадлежности к масонству еще с 1913 года.
Нацисты справедливо подозревали "евлогиан" в отсутствии симпатий к их режиму, его антилиберальной идеологии и агрессивным устремлениям
в области внешней политики. Негативно относилась паства митрополита Евлогия и к расовой теории, прежде всего к культивируемой ненависти к евреям.
Несколько евреев имелось среди преподавателей знаменитого Свято-Сергиевского богословского института в Париже под патронажем владыки Евлогия, о
чем нацистам было хорошо известно (вскоре после оккупации столицы Франции они арестовали профессоров Зандера и Зеньковского). Правда, о какой-либо
широкой оппозиционности евлогианской общины в самой Германии говорить нельзя. Ее духовенство отличал подчеркнутый аполитизм и глубокая сосредоточенность
на религиозной жизни. Исключение составлял только вопрос об отношении к евреям.
Глава германских евлогианских приходов архимандрит Иоанн (Шаховской) никогда не скрывал своего крайне негативного отношения к антисемитизму нацистской
идеологии и политики. Аналогичная характеристика правомерна и в отношении его прихожан. Уже на второй год нацизма архим. Иоанн дал на него пастырский
ответ, опубликовав брошюру "Иудейство и Церковь", в которой писал о несовместимости расовой теории с христианской верой.
В послевоенных воспоминаниях (в то время уже архиепископ Сан-Францисский) Иоанн о своей позиции в связи с преследованиями евреев, к сожалению,
писал немного и скромно:
"Сколько людей оказывало по деревням и городам бескорыстную помощь несчастным людям... Как сейчас вижу одну глухую,
средних лет, еврейку с аппаратом на ухе, странствующую из дома в дом. Ей давали приют христиане. Это было одно из ужасных апокалиптических видений
тех лет — люди с желтой звездой Давида, обреченные на заклание. Вспоминаю совершенный мною тайный постриг над одной еврейкой-христианкой, моей духовной
дочерью, рабой Божьей Елизаветой, получившей вызов из гестапо. В значении этого вызова мы не сомневались. Благословляя ее на мученичество, я дал
ей новое имя, Михаилы, в честь архангела Михаила, вождя еврейского народа... Конечно, как и всем, пришлось мне в те дни в гестапо подтверждать документами
свое "арийское происхождение" и говорить о своих убеждениях и о вере Церкви... Однажды следователь, допрашивавший меня, зная, что я принимаю
в лоно Церкви всякого человека, без различия расы, спросил меня: "Ну а если бы Литвинов захотел креститься (Литвинов в те годы был в Германии
персонификацией того, что называлось "иудобольшевизмом"), — вы бы его тоже крестили?" "Конечно, — ответил я, — если бы Литвинов
покаялся и захотел жить во Христе, Церковь приняла бы его наравне со всеми".
В июле 1938 г. гестапо впервые поставило вопрос о высылке архим. Иоанна из страны. В соответствующем письме в Рейхсминистерство церковных дел от
27 июля подчеркивалось:
"Иоанн, особенно в последнее время, снова вносит беспокойство в среду здешней русской эмиграции своими подчеркнуто
дружественными евреям проповедями и высказываниями и сознательно пытается помешать усилиям антибольшевистски настроенных групп эмигрантов... Вследствие
своей дружеской расположенности к евреям он уж много лет подвергается резкой критике национально-мыслящих русских эмигрантов". В целом же гестапо
рассматривало о. Иоанна как "яркого представителя враждебного Германии и масонского церковного направления парижского епископа Евлогия".
Министерство церковных дел исходило из своих собственных планов, проведения унификации русской православной общины в Германии и включения евлогианских
приходов по возможности мирными средствами в карловацкую Берлинскую и Германскую епархию. Поэтому оно предложило гестапо "наблюдать за развитием
дела Шаховского", не прибегая к высылке. Неудачей закончилась и попытка гестапо второй раз поставить вопрос об удалении из страны архим. Иоанна
и других евлогианских священников в июле 1939 г. Высылке помешало заключение 3 ноября 1939 г. компромиссного соглашения, по которому евлогианские
приходы должны были войти в епархию Берлинскую и Германскую, но признавалась их принадлежность к юрисдикции митрополита Евлогия. Но и в дальнейшем
архим. Иоанн подвергался различным преследованиям. Было запрещено издание его миссионерского журнала "За Церковь", в январе 1943 г. гестапо
произвело обыск на квартире и книжном складе архимандрита и т д.
Особенно активно проявило свою позицию по отношению к холокосту евлогианское духовенство в оккупированной нацистами Франции. Близкие к митр. Евлогию
люди так характеризовали его настроение в дни оккупации Парижа: "В эти дни Владыка сумрачен, озабочен и печален. Когда говорим о том, что кругом
творится, он морщится и начинает волноваться: "Насильники, насильники... и что они с евреями делают!.." А в одном из своих писем 26 октября
1944 г. митрополит писал: "...будучи убежденным националистом, т.е. верным и преданным сыном своего народа, я, конечно, совер-шенно отвергаю
тот звериный национализм, который проявляют теперь немцы по отношению к евреям, равно как, будучи православным, я чужд религиозного фанатизма...
Выше всего чту свободу во Христе.. Позицию владыки разделяли почти все представители евлогианского духовенства. Хорошо известен, например, мученичесий
подвиг монахини Марии (Скобцовой, Кузьминой-Караваевой). Имя ее увековечено деревом, посаженным в Роще праведников при музее жертв и героев Шоа "Яд
ва шем" в Израиле.
Мать Мария возглавляла в Париже благотворительную и культурно-просветительную организацию "Православное Дело", почти весь период оккупации
Франции постоянно помогавшую евреям. В целях регистрации понятие "еврей" впервые получило свое определение в этой стране в декрете от
27 сентября 1940 г., где говорилось, что евреями считаются принадлежащие к иудейской вере. В результате возникла острая необходимость в свидетельствах
о крещении, которые могли помочь избежать унижений и ограничений. К священнику церкви "Православного Дела" о. Димитрию Клепинину начали
поступать срочные просьбы о выдаче таких удостоверений евреям нехристианам. И он решил с полного одобрения матери Марии выдавать свидетельства о
принадлежности к своему приходу. Вскоре в картотеке о. Димитрия накопились сведения о 80 новых "прихожанах". Согласно же нью-йоркской
газете "Forward" от 17 апреля 1948 г. священник выдал сотни ложных свидетельств о крещении. При этом о. Димитрий не допускал вмешательства
и контроля в этом деле. Когда из епархиального управления затребовали списки новокрещеных, он ответил категорическим отказом.
С марта 1942 г. французские евреи должны были носить отличительный знак — желтую звезду Давида. По этому поводу мать Мария, с самого начала считавшая,
что гонение на евреев — бремя, общее для всех, говорила: "Нет еврейского вопроса, есть христианский вопрос. Неужели Вам не понятно, что борьба
идет против христианства? Если бы мы были настоящими христианами, мы бы все надели звезды. Теперь наступило время исповедничества".
В ночь с 15 на 16 июля 1942 г. в Париже были произведены массовые аресты евреев. Большую часть из них загнали на зимний велодром. Благодаря монашескому
одеянию матери Марии удалось проникнуть туда и провести там 3 дня. Она утешала детей, поддерживала взрослых, распределяла кое-какую провизию. С
помощью мусорщиков ей дважды удалось устроить побег детей. С 15 июля у евреев возникла острая необходимость в надежных убежищах и в возможности
бегства. Дом "Православного Дела" на Лурмеле стал таким убежищем. Один из его работников, Мочульский, писал: "На Лурмеле переполнение.
Живут люди во флигеле и сарае, спят в зале на полу... И евреи, и не евреи. Мать говорит: "У нас острый квартирный кризис. Удивительно, что
нас до сих пор немцы не прихлопнули".
Дом "Православного Дела" стал звеном целой цепи убежищ и путей бегства, которая образовалась по всей Франции. По воспоминаниям И.А. Кривошеина: "Здесь
вопрос уже шел не только материальной помощи. Нужно было доставать для евреев [поддельные] документы, помогать им бежать в южную, еще не оккупированную
зону, укрываться в глухих районах страны. Наконец, необходимо было устраивать детей, родители которых были схвачены на улицах или во время облав".
В конце концов такая активная деятельность стала известна гестапо. 8-10 февраля 1943 г. последовали обыск дома и аресты. Арестованными оказались
священник Димитрий Клепинин, мать Мария и миряне - Ю.Скобцов, Ф.Пьянов, А.Висковский и Ю.Казачкин. О. Димитрию предлагали свободу при условии, что
он впредь не будет помогать евреям. В ответ показал свой наперсный крест с изображением Распятия: "А этого еврея вы знаете?" Так же стойко
вели себя и другие арестованные. Так, Ф.Пьянов в ответ на обвинение в оказании помощи евреям ответил: "Помощь оказывалась всем нуждающимся,
как евреям, так и не евреям, такая помощь есть долг каждого христианина". Матери монахини Марии С.Б.Пиленко на допросе гестаповец крикнул: "Вы
дурно воспитывали вашу дочь, она только жидам помогает!" На это София Борисовна ответила: "Моя дочь настоящая христианка, и для нее нет
ни эллина, ни иудея, а есть несчастный человек. Если бы и вам грозила беда, то и вам помогла бы". Мать Мария улыбнулась и сказала: "Пожалуй,
помогла бы", за что чуть было не получила удар по лицу.
Через несколько дней после ареста известный богослов о. Сергий Булгаков отслужил в церкви молебен об освобождении плененных, но вскоре по приказу
оккупационных властей "Православное Дело" было ликвидировано, арестованных же отправили в германские концлагеря. О. Димитрий Клепинин
умер 8 февраля 1944 г. в Бухенвальде, а мать Мария погибла в газовой камере лагеря Равенсбрюк 31 марта 1945 г., в Страстную пятницу. После нее осталось
большое литературное наследство.
Приведенный пример помощи евреям со стороны духовенства Русского Западно-Европейского Экзархата во Франции является не единственным. Так, в Париже,
совсем недалеко от Лурмеля, ложные свидетельства о крещении выдавал настоятель Трех-святительского подворья на рю Петель архимандрит Афанасий (Нечаев).
А настоятель Свято-Троицкого храма в Клиши о. Константин Замбржицкий, сам находившийся в заключении, крестил 20 сентября 1941 г. в Компьенском лагере
еврея И.Фондаминского. Был продуман и подготовлен план побега последнего через "свободную" зону Франции в США. Но Фондаминский решительно
отказался от этого: он хотел разделить судьбу своих братьев, родных по плоти, и погиб 19 ноября в Освенциме.
В то же время отношение священнослужителей юрисдикции митр. Евлогия к иудаизму отличалось своеобразием. Многие и них, в том числе мать Мария, полагали,
что в условиях небывалых ужасов мировой войны начинается неизбежная эпоха перехода евреев в христианство. Наиболее глубоко разработал эту концепцию
в своих статьях "Гонения на Израиль" и "Расизм и христианство", написанных в оккупированном Париже зимой 1941—1942 гг., знаменитый
православный богослов прот. Сергий Булгаков. В еврейском народе, избранном Богом для воплощения Спасителя, он видел "ось мировой истории";
избранничество Божие почиет на еврействе, даже не принявшем Христа; окончательное разрешение еврейского вопроса наступит только с возвещанным апостолом
Павлом обращением всего еврейства ко Христу, поэтому всякий антисемитизм изобличался как антихристианство и тем самым исключался:
"С одной стороны, в состоянии антихристианства и христианоборчества Израиль представляет собой лабораторию всяких духовных ядов, отравляющих
мир и в особенности христианское человечество. С другой - это есть народ пророков, в которых никогда не угассает дух пророчества и не ослабевает
его религиозная стихия. Однако в состоянии ослепления это есть христианство без Христа и даже против Христа, однако Его лишь одного ищущее и чающее...
Ясны те выводы, которые могут быть отсюда сделаны относительно гонителей Израиля: они гонят Самого Христа в нем, так же, как и сами евреи, поскольку
последние христоборствуют, противясь своему собственному избранию".
О. Сергий чрезвычайно резко осуждал и разоблачал нацистскую идеологию, утверждая, "что гитлеризм, как религиозное явление, еще более отрицательное,
чем воинствующий атеизм большевизма" и подчеркивал центральное место вражды к иудаизму в "духовном оборудовании" германского расизма:"..
.весь расизм есть не что иное, как антисемитизм, есть сублимированная зависть к еврейству и соревнование с ним, притом не в положительных, но отрицательных.
его чертах... Такова тайна расизма, его источник. Гитлер и зилоты антисемитизма суть религиозные, точнее антирелигиозные... маньяки... По духу своему,
как и в своем практическом осуществлении антисемитизм есть не только искушение, но и прямое противление христианскому духу". При этом... о.
Сергий Булгаков писал и об антихристианских преступлениях самих евреев: "Еврейство... доселе остается в состоянии поклонения золотому тельцу
и отпадения от веры, даже и в Бога Израилева. Все эти новые бедствия являются для него нe только как последние, может быть, испытания для его обращения
ко Христу и духовного воскресения, но и как неизбежная кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им совершен над телом и душой русского
народа в большевизме".
Заключительный же вывод богослова полон веры в осуществление пророчества апостола Павла: "В историческом христианстве явится новая сила, которая
и станет духовным его средоточием, как было это в первые дни его: иудео-христианство". (1) Несколько иначе, чем у клириков Западно-Европейского
Экзархата, можно охарактеризовать позицию карловацких священнослужителей. Руководство РПЦЗ, настроенное резко антисоветски, неоднократно выступало
с воззваниями против еврейско-большевистского господства в России. Так, например, в послании к православным русским людям, принятом архиерейским
совещанием РПЦЗ 25 октября 1943 г. в Вене по поводу избрания Московским патриархом митрополита Сергия (Страгородского), говорилось: "Давнее
тесное сближение с коммунистическим правительством, во главе которого стоит кровавый тиран Сталин и в котором участвует достаточное количество евреев,
фанатически ненавидящих христианство и беспощадно истребляющих русский народ, набрасывает особенно мрачную тень на облик нового патриарха, которого
наша совесть не позволяет нам назвать своим истинным отцом и духовным вождем" (2).
А в Пасхальном послании 1942 г. председателя Архиерейского Синода РПЦЗ митрополита Анастасия ощущался и другой акцент: "Напрасно враги Христовы
- иудеи, не переставшие преследовать Его и по смерти, запечатали Его тело в погребальной пещере и приставили к Нему нарочитую стражу, стремясь удержать
Его во гробе" (3). В подобных утверждениях, несомненно, присутствовал определенный антииудаизм, имевший политическое и религиозное содержание.
Однако в идеях русской церковной эмиграции совершеннo отсутствовал характерный для нацизма расизм. Холокост руководство РПЦЗ никогда не одобряло.
Среди карловацких прихожан в Германии были лица еврейского происхождения, которые участвовали в движении Сопротивления.
И РПЦЗ в целом и подавляющее большинство ее архиереев преследовали цель возрождения великой России и воссоздания единой сильной Русской Церкви
и уже поэтому находились в непримиримом противоречии и глубинной враждебности с нацистской Германией, преследовавшей цель порабощения народов России,
хотя первоначально и питали некоторые иллюзии в в отношении политики Третьего рейха. Известен лишь один явно прогермански настроенный архиерей РПЦЗ
— митрополит 3aпадно-Европейский Серафим (Лукьянов), но и он в своем "Плане организации высшей церковной власти Православной Церкви в России" от
9 сентября 1941 г., отправленном германским ведомствам, писал: "Для восстановления России необходимо сразу после свержения советской власти
и образования национального pyсского правительства организовать единую высшую церковную власть Православной Церкви". Тогда митрополит не подозревал,
что никакого создания русского правительства гитлеровеское правительство допускать не собиралось. В дальнейшем и у митр. Серафима по мере узнавания
правды наступило отрезвление и раскаяние (в 1945 г. он воссоединился с Московской Патриархией). Уже к 1943 г. владыка передал практическое руководство
митрополичьим округом в руки своего ближайшего помощника англофильски настроенного протоиерея Тимофеева, дочь которого была заключена в концлагерь.
Этот священник к июню 1943 г. крестил 6 юных евреев, спасая их от уничтожения. Митрополит Германский Серафим (Ляде) в своем письме митр. Анастасию
oт 18 июля 1943 г. сообщал, что митр. Серафим (Лукьянов) на словах является антисемитом, но фактически ничего в этом плане не делал, а Тимофеев
крестит евреев и даже выдает им свидетельства об арийском происхождении.
Особо следует остановиться на деятельности архиереев, управлявших Берлинской и Германской епархией РПЦЗ — до 1938 г. архиепископа Тихона (Лященко)
и а 1938—1945 гг. митрополита Серафима (Ляде). Первый из них до 1937 г. имел своим секретарем и адвокатом П.П.Масальского, высланного в конце концов
из Германии за частично еврейское происхождение. Причем архиепископ Тихон всячески старался оставить Масальского при себе до последней возможности.
В книге К. Кромиади сообщается, что стараясь помочь евреям, "архиеп. Берлинский и Германский Тихон приходивших к нему с просьбой русских евреев
крестил и выдавал им свидетельства о крещении. К сожалению, это им не помогло, и гестапо потребовало от Синода убрать Тихона из Германии. В результате
архиеп. Тихон был отозван в Сремские Карловцы, а его ближайшие сотрудники были репрессированы". Правда, это сообщение не совсем точно. Существовали
различные причины отставки архиепископа, и сведедений о репрессиях его "ближайших сотрудников" в архивах обнаружить не удалось. Сменивший
архиеп. Тихона митрополит Серафим благожелательно относился к "евлогианам", зачастую спасая их от репрессий гестапо. 28 июля 1938 г. должно
было состояться его первое совместное богослужение в Берлине со священнослужителями, находящимися в юрисдикции митр. Евлогия, в частности с архим.
Иоанном (Шаховским). Накануне к митр. Серафиму и в гестапо поступило анонимное письмо с требованием "защитить нашу Церковь от вторжения в нее
иудо- масонских сил, старающихся замаскировать себя путем совместного служения с нашим духовенством". Но богослужение все-таки состоялось,
что явилось одной из причин, спасшей архим. Иоанна от высылки.
Еще более характерно упоминавшееся спасение митр. Серафимом архиепископа Брюссельского и Бельгийского Александра (Немоловского), в 1938—1940 гг.
в своих проповедях и обращениях к пастве резко осуждавшего идеологию нацистов и расовую теорию Гитлера.
В то же время митр. Серафим в своей официальной переписке с ведомствами Третьего рейха иногда использовал антисемитскую риторику, хотя не одобрял
нацистскую политику и не разделял ее целей. В частности, в октябре 1940 г. он писал в Министерство церковных дел о своем противнике украинском профессоре
И. Огиенко, в дальнейшем ставшим архиепископом Холмским автокефальной церкви Генерал-губернаторства: "Тот, кто еше недолгое время назад клялся
в верности польскому правительству... или тот, кто только четыре года назад поставил общественность в известность о том, что он состоял в дружбе
с евреями, учитывал их интересы, обещал им основать в университете Каменец-Подольска кафедру по изучению еврейства и 25% еврейских студентов принимать
в этот университет, убедил еврейского раввина в том, что этот университет принесет еврейству огромную материальную и духовную пользу — подобным
людям я не могу подарить свое доверие, даже если они пользуются в настоящее время милостью высоких и высших инстанций".
После оккупации нацистами в сентябре 1939 г. Польши часть ее территории была включена в состав Третьего рейха. Находившиеся на ней православные
приходы вошли в Германскую епархию РПЦЗ. По архивным документам известно, что священники таких приходов, например протоиерей Михаил Борецкий в Лодзи,
крестили евреев, спасая их. Управлял митр. Серафим до сентября 1940 г. и православными приходами на территории Генерал-губернаторства, образованного
из другой части Польши, но затем был вынужден оставить этот пост из-за враждебности генерал-губернатора Франка и украинских националистов. Нацисты
всячески стремились разжигать национальную рознь и в связи с этим иногда передавали закрытые синагоги украинцам под православные храмы. В частности,
в декабре 1941 г. подобный акт передачи произошел в Кракове. К несчастью, такая политика порой приносила свои ядовитые плоды.
Но помощь православным со стороны властей Генерал-губернаторства была лишь частным эпизодом. Существуют архивные документы, свидетельствующие о
том, что нацистское руководство считало саму Русскую Церковь "пронизанной еврейскими догматами" и поэтому планировало создание для оккупированных
восточных территорий новой псевдорелигии. Об этом, в частности, говорилось в директиве Главного управления безопасности от 31 октября 1941 г.
Тотальный расизм директивы не оставляет сомнений в судьбе православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая "новую
религию", не имеющую ничего общего с христианством. Можно согласиться с утверждением авторов "Истории христианства", что Гиммлер
мечтал после истребления евреев и устранения руководящих сил, христианских и прочих, как и после порабощения верующих, действительно создать здесь "арийскую
территорию господства". Подобным отношением во многом определялась практическая германская церковная политика на Востоке в 1941 — 1945 гг.
Занимая ярко выраженную антинацистскую позицию, Московская Патриархия осуждала и преследования евреев (хотя позиция государственных властей СССР
не позволяла сделать это публично, как и дистанцироваться публично от начинавшего проявляться советского антисемитизма). Следует указать, что в
Русской Православной Церкви традиционно имелась группа священников-евреев. В тоже время, как справедливо отметил в своем докладе на II международной
конференции "Богословие после Освенцима и ГУЛАГа" (Санкт-Петербург, 1998) протоиерей Сергий Гаккель, многие возможности сбора информации
об участии православных священнослужителей и мирян в спасении евреев в годы войны были упущены: "Так, например, глава безбожных преследователей
Церкви, сам из коренной православной среды, Иосиф Сталин назначил представителя Русской Православной Церкви митрополита Николая Ярушевича членом
госудаарственной комиссии по расследованию преступлений, совершенных нацистами на оккупированных территориях Советского Союза. Митрополиту Николаю
разрешено было ужасаться зверствами фашистов, но почти исключительно антиправославными. Так требовала советская политика того времени. Говорить
о массовых уничтожениях евреев на той же территории и в то же время ему не полагалось. Даже этот свидетель был лишен возможности обратить внимание
общественности на праведников из языков".
Поэтому сейчас, через 55 лет после окончания войны, бывает так сложно установить имена многих русских, белорусов, украинцев — верующих Московского
Патриархата, спасавших евреев от уничтожения. Эти сведения приходится по крупицам искать в архивных документах, воспоминаниях очевидцев, публикациях
периодической печати. Об одном из таких случаев автору доклада рассказал петербургский профессор И. Левин. В годы оккупации он проживал в г. Печоры
Псковской области. Сын диакона местной церкви был застрелен нацистским солдатом, так как мальчик внешне походил на еврея. После этого священник
в храме произнес резкую проповедь против действий оккупантов. Сам Левин, как и некоторые другие евреи Печор, остался жив при содействии православного
духовенства.
Другое упоминание можно встретить в статье, посвященной кончине архиеп. Филофея (Парко). В годы войны он управлял Могилевской, затем Минской епархиями,
а в 1942—1943 гг., по поручению митр. Пантелеимона, даже всей Белорусской митрополией. В статье подчеркивается: "Особенная заслуга его — спасение
тысяч еврейских детей, которых он крещением сберегает от смерти в гитлеровских газовых камерах"
У обновленцев, руководимых А. Введенским, имевшим еврейских предков, сложилась подобная Московской Патриархии ситуация. Доля священников-евреев
у обновленцев была выше, а на оккупированной территории немцы преследовали обновленцев особенно активно. Например, был арестован обновленческий
свяшенник в г. Житомире на Украине, начавший служить после прихода германских войск. Кубань и Северный Кавказ были единственным районом, где обновленчество
терпелось немецкими властями. Наиболее явно отношение Русской Православной Церкви к холокосту проявилось на Украине, где проживала большая часть
евреев СССР. Здесь в период оккупации существовала т. н. Украинская автономная в составе Московской Патриархии и Украинская автокефальная Церкви.
Автономная Церковь безусловно осуждала уничтожение евреев. Многие ее священники пытались различными способами спасти их. Наиболее известен пример
о. Алексия Глаголева в Киеве. Именно его, наряду с отцом Димитрием Клепининым и матерью Марией (Скобцовой), назвал в качестве примера подвижничества
в спасении евреев патриарх Московский Алексий II в речи, обращенной в 1991 г. в Нью-Йорке преимущественно к еврейской аудитории. Отцу Алексию, служившему
настоятелем Никольской церкви на Подоле, вместе с женой Татьяной в течение нескольких лет удавалось спасать от гибели многие десятки людей. К счастью,
оба они остались живы.
Но несколько священников и мирян на Украине были убиты нацистами за попытки спасти евреев. Так, в донесении полиции безопасности и СД от 6 марта
1942 г. сообщалось о расстреле бургомистра г.. Кременчуга Полтавской области Синицы за то, что он с помощью местного священника укрывал евреев.
Священник крестил их и давал им христианские имена, спасая их таким образом от уничтожения. Как был наказан священник, в сводке не сообщалось. А
в докладе крымского протоиерея А. Архангельского митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому) от 13 июля 1944 г. говорилось, что во время оккупации
протоиерей кладбищенской церкви г. Симферополя Николай Швец зачитал прихожанам антифашистское воззвание Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия
и был расстрелян гестапо: "Н. Швеца обвиняли еще в том, что он крестил евреев".
Однако часть украинских националистов добровольно и активно участвовала в уничтожении евреев. В основном они относились к Греко-католической Церкви,
но некоторые также к автокефальной Украинской Церкви. Именно о приверженцах последней идет речь в ужасном донесении оперативной команды СС № 5 осенью
1941 г. В нем говорится об уничтожении 229 евреев в г. Хмельника, а также о том, что население города с таким энтузиазмом восприняло весть об избавлении
от них, что отслужило благодарственный молебен. Руководство же автокефальной Украинской Церкви хотя и не одобряло антиеврейских акций, но и не осуждало
их.
На Западной Украине, в Галиции большинство украинцев принадлежало к Греко-католической Церкви. Ее глава, митрополит Львовский Андрей Шептицкий,
лично спасал евреев во Львове и в беседах с различными людьми категорически осуждал холокост. Львов был занят германским и войсками 30 июня 1941
г. И уже утром 1 июля тысячи проживавших в городе евреев были согнаны украинцами в немецкой форме во двор тюрьмы и почти все там расстреляны. На
следующий день украинская вспомогательная полиция, подчиненная оперативной группе СС, также участвовала в еврейских погромах. Некоторые из преследуемых,
среди них раввин Давид Кахане и сын убитого раввина И. Левин, нашли убежище в резиденции митрополита, где они пережили эту акцию. Пример Андрея
Шептицкого вдохновил и греко-католических монахов. Они укрывали евреев в своих монастырях.
В феврале 1942 г. Шептицкий обратился с письмом к Гиммлеру, в котором протестовал против того, что "украинских вспомогательных полицейских
принуждают расстреливать евреев". В ответе рейхсфюрера СС говорилось, что митрополит не должен вмешиваться в дело, "которое его не касается".
29 августа 1942 г. митр. Андрей в другом своем письме воззвал к высшему моральному авторитету своей Церкви — папе Пию XI: "Сегодня вся страна
едина в том, что германский режим, возможно, еще большее зло, чем большевистский, и является почти дьявольским... Число убитых евреев в нашей маленькой
стране перешагнуло через 200 000... В Киеве было за несколько дней ликвидировано 130 000 мужчин, женщин и детей". Митрополит обозначил нацистский
режим как "систему лжи, обмана, несправедливости, грабежа, карикатуру всех идей цивилизации и порядка... систему преувеличенного до абсурда
национального шовинизма, ненависти ко всему хорошему и прекрасному". Папа на это драматическое письмо не ответил.
...Шептицкий и позднее продолжал протестовать против уничтожения евреев. Показательна его беседа с французским публицистом украинского происхождения
Всеволодом Фредериком в сентябре 1943 г. Последний работал на германское Министерство иностранных дел, и подробная запись беседы поступила в целый
ряд нацистских ведомств. Один из главных упреков митрополита немцам заключался в "бесчеловечном отношении к евреям". Митрополит заявил,
что только во Львове было убито 100 000, а на всей Украине миллион, и привел пример, когда один молодой человек признался ему на исповеди, что "однажды
ночью во Львове он лично убил 75 человек". Согласно записи беседы Фредерик возразил: "Разве не представляет еврейство смертельной опасности
для христианства, которому оно несет гибель. Митрополит согласился, но остался при мнении, что уничтожение евреев является недопустимым". Можно
упомянуть также издание Шептицким страстного пастырского призыва "Не убий". Однако значительная часть его паствы была настроена резко
антисемитски, и пример митрополита не оказывал на них должного воздействия.
Часть юго-западной Украины в годы войны была занята румынскими войсками. Эта территория в церковном отношении окормлялась Румынской Церковью, позиция
которой по отношению к евреям в годы войны была настороженно-недоброжелательной, но без одобрения их уничтожения. Это видно, например, из отчета
руководителя оперативного штаба ведомства А. Розенберга доктора Цейса о поездке в Бухарест в июне 1944 г.:
"Православная национальная Церковь занимает содействующую позицию. Она враждебнее к евреям, чем Римская Церковь но, с другой стороны, также
отстаивает не нашу точку зрения. Два года назад она запретила крещение евреев, что, конечно, не исключает отдельных случаев крещения евреев с помощью
подкупа. Сельское население настроено определенно антиеврейски. Население Бухареста индифферентно".
В целом же влияние Румынской Церкви на
украинское население, которое справедливо видело в ней орудие румынизации, было не очень велико.
Тема "Церковь и холокост", несомненно, требует дальнейшего изучения. особенно важно узнать подробнее о праведниках-христианах, которые,
иногда ценой своей жизни, спасали евреев. Увы, большинство их имен до сего времени остаются неизвестными.
----------
1 Булгаков Сергий, протоиерей. Христианство и еврейский вопрос. Париж, 1991. С. 156, 161.
2 Русское дело. Белград, 1943. 7 ноября.
3 Православная Русь. 1942, №9—10, С. 2.
|