Игумен Роман (Лукин)

"Отношение к Аскетике зависит от того,
под каким углом зрения воспринято нами христианство.
Само по себе оно, пожалуй, и не требует подвижничества,
но для человека соделывание самого спасения
может быть только в подвиге.
Если видеть в христианстве только одну теорию
то аскетизм - не необходим,
и поэтому не может быть и аскетики, как особой науки.
Но христианство есть новый тип жизни.
Восприятие христианства, как жизни и жизнью,
есть его православное восприятие".

Архиепископ Феодор (Поздеевский)

Личность преосвященного Феодора (Поздеевского) архиепископа Волоколамского, ректора Московской Духовной Академии с 1909 по 1917 год, из всех известных церковных деятелей начала нынешнего века, к сожалению, наименее исследована.

Более того, широкому кругу православного читателя до сих пор не известно его богословское наследие, которое включает в себя труды по патрологии, нравственному и пастырскому богословию, а также христианской аскетике.

Выдающийся богослов и исповедник, аскет и подвижник благочестия, воспитатель целой плеяды образованного и социально-активного епископата, сыгравшего значительную роль в истории Русской Православной Церкви в ее новомученический период, и предводитель русского ученого монашества, Владыка Феодор, оставаясь в некоторой отдаленности от участия в управлении Церковью, направил всю свою богословскую эрудицию и духовную энергию на окормление архиереев, монахов и большого количества духовных чад, нашедших в то сложное время в архиепископе Феодоре своего духовного наставника.

Устное предание его многочисленных духовных чад и последователей среди насельников и прихожан московского Свято-Данилова монастыря о подвижнической и исповеднической жизни Владыки породило местное почитание преосвященного как святого угодника Божия. По благословению наместника обители в 1998 году создана и работает комиссия по подготовке канонизации преосвященного Феодора (Поздеевского).

Данная работа представляет собой скромную попытку отобразить жизненный подвиг архиепископа Феодора, кратко описать его духовное наследие и аскетические воззрения, посредством систематического изложения цитат из произведений Владыки осветить личный и святоотеческий опыт в его богословских трудах, выявить значение аскетических работ преосвященного в общей системе православной богословской мысли.

К сожалению, до сих пор не предпринималось специальных работ освещающих не только духовное наследие архиепископа Феодора, но даже попыток исследовать его жизненный путь. По этой причине автор настоящего исследования несколько расширил введение, где достаточно подробно, насколько позволяют границы работы, описал жизненный путь Владыки и его духовное наследие. Это в какой-то мере позволит восстановить пробел в изучении значительной и яркой личности — архиепископа Феодора (Поздеевского).

При составлении нижеследующего жизнеописания были использованы материалы: Церковно-исторического музея Свято-Данилова монастыря, Государственного Архива Российской Федерации, Отдела Рукописей Российской Государственной Библиотеки, а также немногочисленные историко-исследовательские работы, в основном затрагивающие какие-либо отдельные периоды из жизни владыки Феодора, среди которых необходимо особо выделить статьи иеромонаха Дамаскина (Орловского) в “Даниловском благовестнике”, воспоминания священника Сергия Сидорова и С. Н. Постникова, статьи монахини Иоанны в “Православной Руси” (последние, к сожалению, страдают крайним субъективизмом, характерным для последователей РПЦ за границей).

В основной части данной работы предпринимается попытка богословского осмысления аскетического наследия архиепископа. Оценка некоторым богословским воззрениям Владыки Феодора уже частично давалась известными православными богословами, такими как епископ Варнава (Беляев) в “Основах искусства святости”[1], архимандрит Киприан (Керн) в “Антропологии святителя Григория Паламы”[2], профессор Скурат К. Е. в работе, посвященной преподобному Иоанну Кассиану Римлянину[3], профессор Сидоров А. И. в предисловии к современному переизданию фундаментального труда Зарина С. М. “Аскетизм по православно-христианскому учению”[4], протоиерей Михаил Дронов в ряде публикаций[5] и Проценко П. в предисловии к изданию духовного наследия епископа Варнавы (Беляева)[6].

Основная часть работы, излагающая аскетические воззрения преосвященного Феодора, состоит из шести глав, для написания которых были использованы почти все известные богословские работы Владыки, конспект его лекций, слова и проповеди.

В процессе исследовательской работы над жизнеописанием и духовным наследием архиепископа Феодора (Поздеевского) были найдены некоторые, ранее не публиковавшиеся архивные материалы, — это письма преосвященного Феодора к митрополиту Арсению (Стадницкому) и Розанову В. В, которые и приводятся в дополнительной главе с небольшими комментариями.

В приложении к настоящей работе впервые публикуется полный библиографический список трудов Владыки Феодора.

Актуальность написания данной работы, основывается на следующих весьма важных причинах.

Согласно начавшейся реформе богословского образования в Русской Православной Церкви, которое Архиерейский Собор 1994 года провозгласил “приоритетной общецерковной задачей, от решения которой во многом зависит пастырский облик нашей Церкви”[7], предмет аскетики (как самостоятельной дисциплины или в составе нравственного богословия) введен в программу преподавания некоторых Духовных школ. В связи с этим уже сейчас в качестве учебных пособий используются труды святителей Феофана Затворника, епископа Варнавы (Беляева), С. М. Зарина, А. И. Сидорова[8]. Безусловно, эти работы заслуживают пристального внимания. Но, как представляется, за основу курса аскетики в Духовных учебных заведениях с наибольшей пользой может быть взята академическая программа и курс лекций архиепископа Феодора (Поздеевского), прочитанных в Московской Духовной Академии в 1910 - 1916 годах. Поэтому изучение его духовного наследия не только обогатит православное аскетическое богословие, но и послужит весьма значительным материалом при подготовке современной программы преподавания христианской аскетики как учебной дисциплины. Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что аскетика как учебная дисциплина играет существенную роль в формировании миросозерцания и духовного облика будущего пастыря и должна занять соответствующее ее значимости место в общей системе богословского образования.

Второй и не менее важной причиной обращения к аскетическому наследию архиепископа Феодора является значимость православной аскетики как богословской науки, исследующей основы правильной духовной жизни.

Являясь составной частью христианской этики и пастырского богословия, наука аскетика, основы которой впервые излагает Владыка Феодор, несет в себе огромный пласт православной святоотеческой психологии и весьма существенные моменты апологии основ духовной жизни[9].

Святые отцы Церкви называли аскетику “наукой всех наук”[10], “искусством из искусств”, “художеством из художеств”[11]. У духовных писателей и ученых богословов аскетика наиболее часто именуется наукой о подвижничестве, наукой о самопознании, “искусством святости”[12], “искусством созидания совершенного человека”[13], искусством, научающим тому, как “организовать жизнь тела и души так, чтобы сознание могло достичь состояния внутренней молитвы”[14], “учением о красоте образа Божия в человеке”[15], наукой христианского подвига[16], наукой духовного опыта[17].

Все вышеприведенные определения свидетельствуют о том, что область исследования аскетики распространяется на всю духовную жизнь человека. Собственно говоря, наиболее емким определением аскетики является именование ее наукой о духовной жизни.

Вопрос о духовной жизни является основным для каждой личности, потому что именно состоянием духовности определяется смысл, характер и конечная цель всей человеческой жизни. Правильная духовная жизнь “предопределяет процесс перерождения страстного, плотского, ветхого человека (Еф. 4, 22) в нового”[18], и более того, открывает христианину “не просто бытие Бога как Высшего Существа и Разума, но и Бога как Любви и только Любви, готовой дать человеку всю полноту Своего Блага”[19].

Аскетика, как верно заметил священник Павел Флоренский созидает человека духовно прекрасного, в котором “красота духовная, ослепительная красота лучезарной, светоносной личности”[20].

По-прежнему актуальными остаются слова исследователя христианского подвижничества начала XX века: “В наше антихристианское смутное время особенно необходимо всячески развивать, распространять и укреплять светлые истинно-аскетические идеалы в противоположность современному неоязыческому обоготворению плоти и в жизни, и в науке, и в литературе”[21].

Данная работа не претендует на исчерпывающее изложение аскетических воззрений архиепископа Феодора, поскольку, к сожалению, большая часть его трудов утрачена и недосягаема для возможного исследования.

Автор настоящего исследования дерзнул, по слову преподобного Макария Египетского, “без духовного опыта вести рассуждение о духовном” и, поэтому, сознает себя “одетым в убогую одежду, который во сне видит себя богачом, но, встав от сна, опять видит себя бедным и в рубищах”[22].

Считаю своим непременным долгом выразить глубочайшую признательность ректору Московской Духовной Академии епископу Верейскому Евгению за курс лекций по аскетике, прочитанный в Ставропольской Духовной Семинарии в 1992/1993 учебном году и в Московской Духовной Академии в 1998 году, значительно повлиявших на идею появления настоящей работы, а также особую благодарность — профессору архимандриту Платону (Игумнову) за ученую поддержку.

Примечания к Предисловию

[1] “Психологические и антропологические причины происхождения аскетизма хорошо и подробно выяснены в “Аскетике” епископа Феодора (Поздеевского)”. Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики. Том 3. Нижний Новгород, 1997. С. 385.

[2] “Вопрос о страстях и о борьбе с ними всесторонне освещен в диссертации иеромонаха Феодора (Поздеевского)”. Киприан (Керн), архим. Антропология святителя Григория Паламы. М., 1996. С. 409.

[3] “Архиепископ Феодор вдумчивый исследователь творений преподобного Иоанна Кассиана Римлянина творений”. Скурат К. Е. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин — отец Востока и Запада. Встреча. Сергиев Посад, 1998. Выпуск 1(7). С. 3.

[4] “Исследование ученого архимандрита (будущего епископа и ректора МДА) содержит много верных, глубоких и тонких наблюдений, касающихся сущностных аспектов древнехристианского аскетизма и монашества”. Сидоров А. И. Монументальный труд по святоотеческой аскетике С. М. Зарина. Зарин С. М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996. С. 29.

[5] “Русское богословие вернуло статус научной дисциплины святоотеческой аскетике. <...> Ключевая роль в этом принадлежит архиепископу Феодору (Поздеевскому), ректору Московской Духовной Академии, который в 1911 году очертил основные позиции аскетики как современной богословской дисциплины”. Дронов Михаил, прот. Этика “снаружи” и “изнутри” // Православная беседа. М., 1997. N 4. С. 5.

[6] “В начале XX столетия ректор Московской Духовной Академии создает курс лекций, представляющий собой, по сути, введение в Аскетику как науку о духовной антропологии”. Проценко П. От составителя // Варнава (Беляев), епископ. Основы искусства святости: Опыт изложения православной аскетики. Т. 1. Нижний Новгород, 1995. С. 5.

[7] Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви “О задачах Церкви в области богословского образования” // Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 29 ноября-2 декабря 1994 года, Москва: Документы, доклады. М., 1995. С. 173.

[8] Имеется ввиду книга Сидорова А. И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. М., Паломник, 1998.

[9] Ср. “Изучение аскетизма <...> имеет важное апологетическое значение, т. к. подтверждает глубокое и существенное значение религиозного чувствования в жизни человека.<...> Изучение его несомненно представляет серьезный интерес не только с этической и психологической стороны, но и во многих других отношениях.” Зарин С. Значение аскетического принципа в православном богословии и отношение его к современности. // Христианское чтение. СПб., 1907. Т. CCXXIII. Ч. 1. С. 883-884.

[10] Вениамин, иерод. Краткий эскиз-очерк Аскетики. М., 1912. С. 3.

[11] Флоренский Павел, свящ. Столп и утверждение истины. М., 1990. С. 98.

[12] Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики. Нижний Новгород, 1997. Т. 1.

[13] Н. Бердяев. Цит. по: Невярович В. Терапия души: Святоотеческая психотерапия. Воронеж, 1997. С. 86.

[14] Мартынов В. И. Пение, игра и молитва в русской богослужебно-певческой системе. М., 1997. С. 19.

[15] “Аскетика — учение о красоте образа Божия в человеке”, главная задача которого “очищать этот образ от искажений, причиняемых нашими грехами”, а цель - “еще здесь, на земле, украсить, преобразить, богоуподобить человека, ищущего вечного спасения”. Алексий II , патриарх Московский и всея Руси. Филокалия в русской аскетической мысли // Журнал Московской Патриархии. М., 1983. N4. С. 51.

[16] Сидоров А. И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. М., 1998. С. 248.

[17] Кожевников В. О значении христианского подвижничества в прошлом и в настоящем. М., 1910. Ч. 2. С. 83.

[18] Осипов А. И. Ищущему спасения. Житомир, 1997. С. 5.

[19] Осипов А. И. Религия, философия, наука на пороге III тысячелетия // Журнал Московской Патриархии. М., 1999. N 1. С. 79.

[20] Флоренский Павел, свящ. Столп и утверждение истины. М., 1990. С. 99.

[21] Вениамин, иерод. Аскетика или подвижничество о Христе Спасителе Боге. Киев, 1906. С. 18.

[22] Макарий Египетский, прп. Духовные беседы. Сергиев Посад, 1994. С. 421.

Введение

Жизнеописание архиепископа Феодора (Поздеевского) и краткая характеристика его духовного наследия

Для раскрытия мировоззрения всякого человека, а тем более богослова и мыслителя, необходимо рассмотреть обстоятельства его личной жизни, образования, воспитания и особенности общественной жизни того времени.

Подобный подход необходим и при изучении богословского наследия архиепископа Феодора (Поздеевского), поскольку его аскетические воззрения не были плодом исключительно личных теоретических рассуждений, а, главным образом, являются итогом подвижнической жизни и тщательного изучения святоотеческого наследия, в особенности творений видного представителя христианского подвижничества преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, который “на почве личного опыта и опыта других древних подвижников попытался выяснить самые основы подвижничества, его смысл и те явления, которые обнимаются понятием подвижничества”[i].

Начало пути

Архиепископ Феодор, в миру Александр Васильевич Поздеевский, родился 21 марта 1876 года в селе Макарьевском Ветлужского уезда Костромской губернии.

Его отец, протоиерей Василий, был настоятелем храма в честь преподобного Макария Унженского в селе Введенском. В семье было девять детей: два брата (Александр и Николай) и семь сестер (Прасковья, Лидия, Мария, Екатерина, Елизавета, Ольга и Надежда).

Воспоминаний о детстве будущего святителя не сохранилось. Можно лишь отметить, что место рождения и воспитания Владыки прославлено чудесами преподобного Макария Унженского, что детские и юношеские годы прошли в провинциальной глубинке, в близком общении с простым народом. Уже позже, будучи епископом, он заметит об этом обстоятельство как полезном для пастыря: “Чтобы понять сущность Православия, надо его изучать не по книгам и ученым трудам, а в близком общении с людьми забытыми, презираемыми миром, с юродивыми, странниками, сумасшедшими, даже с преступниками. Особенно это общение полезно пастырям. Узнав ближе отверженных миром людей, пастырь поймет, что, в сущности, эти люди гораздо ближе к Христу, чем он, потому что грешники, сознавая свое падение, любят Господа, прощающего и милующего их. Православие — религия жалости и смирения, жалеть надо грешников и сознавать свои грехи. А это чувство дается при соприкосновении с миром отверженных и убогих”[ii].

В 1896 году, по окончании Костромской Духовной Семинарии, Александр Поздеевский поступил в Казанскую Духовную Академию. Основанная в 1841 году, Академия уже к концу века стала в один ряд с ведущими высшими богословскими школами России. Ректором Казанской Академии в то время был архимандрит Антоний (Храповицкий), будущий митрополит Киевский и Галицкий (1863-1936). В последние годы обучения в Академии Поздеевский был в большой и неразлучной дружбе с иеромонахом, будущим священномучеником Фаддеем (Успенским), в то время.

В 1900 году, на последнем курсе, Александр принял монашество с наречением имени Феодор в честь великомученика Феодора Стратилата. В том же году он окончил Казанскую Духовную Академию, получив степень кандидата богословия, и в звании профессорского стипендиата был оставлен при кафедре патрологии.

Во время обучения в Академии его духовными наставниками были ректор епископ Антоний (Храповицкий) и выдающийся подвижник благочестия схиархимандрит Гавриил (Зырянов), старец и настоятель Седмиезерной пустыни под Казанью.

О значении Владыки Антония в жизни Духовной Академии иеромонах Феодор (Поздеевский) сказал следующее: “Мы чувствовали на себе теплоту Вашей любви, и она не только согревала нас, но и заражала нас любовью ко всему доброму и чистому. В ответной любви к Вам мы переживали и подъем духа и энергию воли к добру”[iii].

Старец Гавриил был человеком особенным, — действительно, “един от древних”[iv], как писал о нем потом другой его ученик, ближайший духовный друг архиепископа Феодора, архимандрит Симеон (Холмогоров). Это был подвижник, который в полноте воплотил в себе христианские идеалы, человек, который стяжал дары Святого Духа так же явно, как преподобный Серафим Саровский. Последние годы жизни отец Гавриил провел в Спасо-Елеазаровой пустыни под Псковом, а скончался в Казани 24 сентября 1915 года и похоронен в Седмиезерной пустыни. Среди духовных чад старца Гавриила тех, кто пошел потом тернистым путем исповедничества. Его духовные завещания, в свете свершившегося воспринимаются как напутствие к мученическим подвигам: “В терпении нашем мы увидим и восчувствуем в себе пришествие Царствия Божия в силе Его, и воцаримся воедино с Господом и обожимся.<...> Теперь для нас покажется мир сей совсем не тем, каким нам теперь рисуется. Впрочем, мы его не станем судить, так как судить его будет Иисус Христос, но мы увидим мирскую ложь и грех в нем. Мы увидим и правду, но - только в Спасителе, и будем ее черпать только в Нем одном”[v].

В 1901 году иеромонах Феодор назначен на должность преподавателя основного, догматического и нравственного богословия Калужской Духовной Семинарии. С 1902 года — инспектор Казанской Духовной Семинарии.

В 1903 году отец Феодор утвержден в степени магистра богословия[vi]. Его магистерская диссертация посвящена аскетическим воззрениям преподобного Иоанна Кассиана Римлянина.

В 1904-1906 годах — ректор Тамбовской Духовной Семинарии в сане архимандрита. Из этого периода его жизни известен следующий трагический случай. Семинаристы, захваченные революционными настроениями, при покушении на ректора ранили преподавателя иеромонаха Симеона (Холмогорова), закрывшего собой архимандрита Феодора. После выше описанного случая, в благодарность за спасение Владыка заботился об отце Симеоне до мученической кончины обоих. На суде над стрелявшим, будущий святитель попросил отпустить виновника, что и было сделано.

В 1906 году архимандрит Феодор назначен ректором Московской Духовной Семинарии, а 19 августа 1909 года — ректором Московской Духовной Академии.

О времени его ректорства в Московской Семинарии сохранились лишь скупые строки официальной хроники. Но даже в них — добрая характеристика его администраторской деятельности, в которой отмечались “высокие качества, ясность, прямота и честность характера, что особенно сроднило его с корпорацией и сделало его всеобщим любимцем”[vii].

14 сентября 1909 года архимандрит Феодор хиротонисан во епископа Волоколамского, викария Московской епархии. Хиротонию, состоявшуюся в храме Христа Спасителя, возглавил священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Московский и Коломенский. В речи, сказанной при наречении, преосвященный Феодор следующими словами определил свое предстоящее апостольское служение: “В многоразличных проявлениях Духа<...> нам, призываемым к служению апостольскому, дается <...> особое пробуждение и чуткость совести, и сугубое сознание нищеты своей <...> И если бы спросили нас теперь о нашей задаче и планах в предстоящей деятельности, то мы указали бы как главную — сохранение этой чуткости совести и сугубое сознание нищеты своей<...> Опознать подделки Христа и христианства, различать верно “духов”: от Бога ли они? — и составляет главную задачу современности для пастыря”[viii].

Во главе Академии

Ректорство в Московской Духовной Академии — яркий и сложный период в жизни Владыки Феодора.

В Академии преосвященный Феодор пользовался большим авторитетом как строгий монах и аскет, знаток святоотеческого богословия и канонического права. “Высокий, худой, в очках в черной роговой оправе, с черными, как смола, волосами и острым взглядом, Феодор являлся нам суровым монахом с сильной волей и неумолимым к слабостям мирской юношеской суеты”. Строгий и сдержанный во время официальных встреч, Владыка Ректор, в частных случайных встречах, например, в саду во время прогулки был доступен: улыбался и шутил, выслушивая шутки”[ix], — вспоминает воспитанник Академии С. Н. Постников. Вспоминается еще одна характеристика архиепископа Феодора, принадлежащая А. Ф. Лосеву: “Реакционер, твердый, все семинаристы трепетали”[x].

Что же владело умами преподавателей и студентов того времени? Каков был этот академический дух? Об этом можно судить по воспоминаниям современников и, как документальное подтверждение, но публикациям официального печатного органа Академии журнала “Богословский Вестник”.

Так в 1906 году выходит статья профессора В. Н. Мышцина “Политические партии и их идеалы”, в 1907 — В. Ф. Эрна “Социализм и общее мировоззрение”, а чуть раньше появился перевод брошюры “Христос как социальный реформатор”, выполненный кружком студентов под редакцией тогдашнего ректора Академии епископа Евдокима (Мещерского). Один из выпускников Академии в отчете о занятиях 1906-1907 годов писал, что занимался теорией социализма, штудировал Маркса, Энгельса, Бернштейна. Все это требовалось для кандидатского сочинения “Христианство в отношении к социальным вопросам”.

Ситуация в Академии была так же сложна, как в целом тогда в обществе. Первые впечатления об Академии, этом “горьком наследстве”[xi] как писал он архиепископу Арсению Стадницкому, у преосвященного Федора были, мягко говоря, печальные. Профессора “захвачены наукой, немецкой, тюбингенской. <...> Такой невероятный протестантский идеализм — хуже всякого тюбингенства”[xii].

Еще более раскрывает состояние богословской мысли и ее представителей — профессоров Московской Академии рассказ Владыки Феодора, сохранившийся по воспоминаниям все того же А. Ф. Лосева, о посещении митрополитом Московским Макарием учебных занятий. “С дрожью в руках даю ему расписание. Что выберет? А и выбирать-то нечего, ведь это же вертеп! Застенок! Выбирает — “психология”. Я ахнул. Психологию ведет профессор П. П. Соколов. Владыка думал — будут говорить о душе, что-то важное. <...> Ну, во-первых, душа набок, никакой души нет, “мы изучаем явления психики”, вульгарный материализм. Сегодняшняя лекция — тактильные восприятия. И пошел — булавочки, иголочки, рецепторы, ощущения. Проводит опыты, вызывает студентов. И так вся лекция. Вышли. Смотрю, митрополит идет с поникшей головой, серое лицо. “Владыка святый! — говорю ему, — <...> не обращайте внимание на этих дураков. Это не профессора Духовной Академии — это дураки Духовной Академии”[xiii].

Архиепископ Феодор принял активное участие в реформировании Духовного образования, проблемы которого остро обсуждались в то время. Владыка входил в комиссию по пересмотру Устава 1911 года под председательством архиепископа Сергия (Страгородского).

В области церковной жизни преосвященный Феодор был противником внешних реформ, но поощрял богословское творчество, произраставшее на святоотеческих основах. Характерной для его взглядов является следующая мысль: “В области церковной жизни может быть и должна быть только одна главная реформа: покаяние и молитва, а все остальное, тоже, конечно, полезное, пойдет из этой благодатной реформы духа”[xiv].

Еще будучи ректором Московской Духовной Семинарии Владыка Феодор указывал недостаточное изучение святоотеческого наследия как на главную причину упадка духовного образования. “Спросите, в самом деле, каждого из получивших специальное богословское образование — много ли он в Семинарии и Академии изучал Слово Божие и памятники святоотеческой письменности? К великому стыду богословской школы, питомцы ее в этом отношении гораздо слабее раскольнических начетников или простых благочестивых православных мужичков. Несомненно, благодаря тому, что нами забыты духовные сокровища богословствования святых отцов, и замечается теперь такой упадок продуктивности богословской мысли”[xv].

Поддерживая неопатристическое направление в реформе Духовного образования, Владыка настаивал на создании Духовной школы на святоотеческих основах.

С этой целью архиепископ Феодор впервые в истории русских богословских школ создает курс православной аскетики, цель которого — обучить студентов основам духовной жизни. В 1911 году Пастырско-просветительским братством при Московской Духовной Академии было осуществлено первое издание его лекций[xvi].

Ничего не известно о близости Владыки Феодора к императору Николаю II. Однако есть свидетельства о его духовных связях с настоятельницей Марфо-Мариинской обители великомученицей Елисаветой Федоровной, по приглашению которой Преосвященный Ректор освятил новый соборный храм обители и совершил в нем литургию[xvii].

Одной из характерных форм духовной жизни начала XX века было широкое распространение религиозно философских объединений, на которых обсуждались вопросы христианского вероучения и происходил диалог между Церковью и интеллигенцией. В период ректорства в Московской Духовной Академии Владыка Феодор духовно окормлял группу богословов М. А. Новоселова. Сложившееся вокруг его издательства религиозно-философское общество, скромно названное “Кружком ищущих христианского просвещения”, выделялось не многочисленностью, но “строго церковным направлением”, стремлением “реализовать хомяковскую идею соборного богопознания”[xviii]. Как пишет Николай Зернов, в “монашеской квартире” Новоселова, кроме него самого и преосвященного Феодора, собирались В. Кожевников, А. Самарин, П. Мансуров, а позднее присоединились Булгаков и Дурылин[xix]. Другой известный русский религиозный мыслитель Н. Бердяев называет кружок Новоселова “сердцевиной русского православия”[xx].

Известна одна таинственная история, из воспоминаний священника Сергия Сидорова (1895-1937), предшествовавших увольнению Владыки ректора из Академии.

Во время причащения в академическом храме Владыка Феодор духовно провидел в одной из прихожанок духа зла. Как выяснилось в дальнейшем, девушка действительно была духовно больна. Совершив над ней чин изгнания бесов, он услышал из уст одержимой угрозу беса удалить епископа из Академии. Только усиленная молитва и предстательство преподобного Сергия Радонежского, частицу мощей которого он взял для встречи с больной, помогли ему совершенно исцелить бесноватую, страдавшую с семилетнего возраста. На вопрос автора воспоминаний отчего так много бесноватых в Сергиеве, Владыка отвечал: “Я думаю, что в подвиге Преподобного Сергия заключалась особая черта борьбы с бесом. В его житии, правда, нет указаний на способы борьбы с ним, но есть указание на то, что эта борьба велась долго и упорно. Преподобный избрал место для прославления Бога, населенное темной силой, и раньше, чем построить монастырь, уничтожил демонов. Но ведь Вы знаете свойства темных мест. Они становятся еще страшнее, еще темнее, когда колеблется сдерживающая их святыня”[xxi]. Так приоткрылась еще одна из сторон многогранной духовной жизни Владыки Феодора.

Как небольшой, но необходимый штрих к описанию личности преосвященного Феодора следует упомянуть об окормлении им Алексеевского академического приюта для беспризорных детей и сирот Сергиева Посада[xxii].

Невозможно не отметить значительное влияние епископа Феодора на появление в России нового поколения молодых образованных людей, стремившихся к возрождению духовной жизни. Этим представителям “феодоровской школы”, к сожаленью, вместо просветительской и миссионерской деятельности пришлось понести исповеднический и новомученический подвиг. Учениками и последователями преосвященного Феодора, исследователи называют епископа Варнаву (Беляева)[xxiii], епископа Григория (Лебедева)[xxiv], архиепископа Варфоломея (Ремова)[xxv], архиепископа Иллариона (Троицкого).

Значительное духовное влияние архиепископ Федора имел на профессора Академии священника Павла Флоренского[xxvi], которого, не смотря на его увлечение символизмом, называл “почти единственно верующим человеком во всей Академии”[xxvii]. Этих двух видных богословов сплотило совместное сотрудничество в Московской Духовной Академии и процесс афонских споров об Имени Божием[xxviii]. Владыка Феодор принял активное участие в утверждении магистерской диссертации отца Павла, рассматривая его работу как теодицею[xxix], “как этап, период творчества”[xxx]. Отец Павел стал редактором “Богословского Вестника”, так же по рекомендации преосвященного Феодора.

Добрые, дружественные отношения связывали владыку с протоиереем Сергием Булгаковым, над которым архиепископ Феодор совершил таинства рукоположения во диакона и пресвитера в Троицин день и день Святого Духа 1918 года в Даниловом монастыре[xxxi].

Круговорот событий 1917 года захватил и Московскую Духовную Академию. Как и общество, она раскололась на “левых” и “правых”, “автономистов” — последователей идеи автономного устройства Академии, свободного от церковного контроля, и “неопатристов” — сторонников создания духовной школы на святоотеческих основах[xxxii]. Последствия этого раскола были скорыми и пагубными.

3 марта, на революционно настроенной студенческой сходке и с поощрения либерально-демократической профессорской групировки во главе с М. М. Тареевым (“хамократическая церковь” как назвал их в одном из своих писем священник Павел Флоренский[xxxiii]), было принято решение о направлении делегации к известному своими крайне либеральными взглядами обер-прокурору Синода В. Н. Львову, с изложением студенческих требований[xxxiv]. Докладная записка[xxxv], поданная делегацией, послужила поводом направления в Академию ревизии, которую провел 13 марта профессор Петербургской Духовной Академии Б.В. Титлинов (впоследствии обновленец).

Относительно вышеупомянутой записки, которая была оглашена на собрании преподавательской корпорации, священник Павел Флоренский чуть позже напишет в письме к М. А. Новоселову: “Студенты, кстати сказать, или лучше сказать неизвестно откуда взявшийся “Совет” студентов, бесподписно представил Тарееву петицию о немедленном удалении Ректора и об аресте его. Ввиду того, что Тареев же “оглашал” эту бесподписную бумагу, я не очень то верю, что она студенческая. Впрочем, Бог ему судья! Но вся клика спекулирует на недобросовестно сфабрикованной клевете, якобы Ректор организует какие-то реакционные силы в политике и т. п. вздор”[xxxvi].

В присутствии Б. В. Титлинова состоялось два собрания преподавателей, которые в основном вылились в обвинительный акт против Ректора Академии. Результатом этой ревизии стало смещение епископа Феодора с должности Ректора. Комиссия обвинила его в неправомерных действиях, не назвав их конкретно.

Преосвященный Феодор прекрасно понимал глубинные причины происшедшего. Со свойственной ему сдержанностью и смирением принял отставку, благодаря Бога за то, что “весьма благополучно выбрался из Академии, если принять во внимание всю обрушившуюся <...> злобу обера и автономистов”[xxxvii], как напишет он позже архиепископу Арсению (Стадницкому).

В Свято-Даниловом монастыре

1 мая 1917 года решением Святейшего Синода епископ Феодор назначен управляющим Московским Свято-Даниловым монастырем. Один из современников Владыки Феодора в своих воспоминаниях написал: “В Данилове монастыре началась слава Владыки, слава первого праведника, охраняющего Церковь от мятежных мирских течений”[xxxviii].

В июле 1917 года преосвященный Феодор в качестве заместителя председателя участвовал в работе Всероссийского съезда ученого монашества, проходившего в Московской Духовной Академии. Председательствовал на съезде архиепископ Московский и Коломенский Тихон (будущий Патриарх). Тогда же епископа Феодора избрали делегатом от монашествующих на Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 годов.

Свято-Данилов монастырь, безусловно, занимал значительное место в церковной истории России. Но к началу XX века духовная жизнь в нем, как и во многих других русских обителях, стала угасать, и назначение сюда в 1917 году владыки Феодора явилось решающим для ее возрождения. Благодаря преосвященному монастырь становится одним из важнейших духовных центров Москвы.

Одну из первостепенных задач епископ Феодор, как настоятель монастыря, видел в привлечении в Свято-Данилов монастырь ученой братии, воодушевленной идеями христианского подвига, и создании иноческого братства монахов-подвижников, делателей на ниве христианского подвига и в силу этого подлинных защитников Православия. По этим признакам и собиралась братия Данилова монастыря.

В двадцатые годы, благодаря образованию новой братии, особой во всех отношениях, духовная жизнь в монастыре пришла в состояние расцвета, и этот расцвет оказался важным для Церкви, для ее противостояния обновленчеству и расколу.

После разрушения основ Российского государства и установления советской власти предпринимается ряд мероприятий, конечной целью которых было не столько физическое уничтожение Русской Православной Церкви, сколько разрушение ее церковно-канонического строя. Для этого идеологами советской власти и было поддержано обновленческое движение, по своему смыслу сходное с реформаторским, протестантским движением в Западной Европе. Туда ушли те, кто давно хотел поставить Церковь наравне с миром и, отказавшись от всех православных канонов, превратить Церковь в одно из учреждений при новой власти. Действовали они в сотрудничестве с государственными властями, и началось это движение с насилия. Епархиальных архиереев и духовенство обновленцы ставили перед единственным выбором: или признать обновленцев в качестве законной духовной власти и, следовательно, присоединиться к ним, или подвергнуться аресту и ссылке. ГПУ, которое занималось тогда разработкой планов по уничтожению Церкви, лишив кафедр большинство епархиальных архиереев, нарушило органическую связь архипастыря с паствой. Так более пятидесяти архиереев оказалось в Москве, и большая их часть нашла приют в Даниловом монастыре. Для многих архиереев и церковных деятелей тогда далеко не ясным виделся путь, по которому им следовало бы идти. Некоторым казался полезным диалог с обновленцами, а предлагаемые ими реформы виделись как не выходящие за рамки православного предания и необходимые для Церкви. Многие, определив церковный путь своей жизни еще до крушения основ Российского государства, не могли принять, что для Русской Православной Церкви настало новое время - эпоха гонений.

И вот тогда-то Владыка Феодор оказал неоценимую услугу Церкви. В отношении обновленчества Преосвященный занимал решительную позицию, не допускающую никаких компромиссов, которую разделяли и многие другие иерархи Русской Православной Церкви. Эта позиция исключала всякий диалог с обновленцами как с людьми, которые сами, по собственной воле, отпали от Церкви. Многие из архиереев, лишенных советской властью кафедр, жили тогда в Даниловом монастыре, и, таким образом, они духовно окормлялись у Владыки Феодора, как бы проходя школу истинной церковности.

Строгий монах, знаток церковных канонов, человек бескомпромиссной твердости, он считал, что Церкви не о чем и незачем вести диалог с атеистическим государством. Нужно держаться церковных правил, как они есть, ничего не прося у властей и не заискивая перед ними.

Несмотря на некоторые разногласия в вопросах современной церковной политики, Святейший Патриарх Тихон с большим уважением относился к суждениям епископа по церковным вопросам. Он в шутку называя Владыку Феодора и близких к нему иерархов “конспиративным синодом”[xxxix], о многом советовался с ним.

В последнее время у некоторых историков новейшего периода встречается информация о существовании так называемого “параллельного Синода”, возглавляемого архиепископом Феодором[xl], и бывшего как бы оппозиционным Патриаршему Синоду. Источник подобной информации - некий “епископ” Амвросий (Сиверс) представитель так называемой “Истино-Православной Церкви”[xli]. Без достаточных на то оснований, вышеназванный автор бездоказательно возводит Владыку Феодора в организаторы тайной “катакомбной” Церкви. Приходится лишь сожалеть, что честным именем архиепископа Феодора спекулируют для прикрытия и оправдания “своей” идеологии.

В Даниловской обители частыми гостями в то время были близкие преосвященному Феодору по духу митрополит Серафим (Чичагов), священномученик, митрополит Арсений (Стадницкий), архиепископы Гурий (Степанов) и Серафим (Самойлович), епископ Пахомий (Кедров). Святейший Тихон понимал, что все советы архиепископа Феодора и его братии исходят из стремления держаться бескомпромиссной церковной политики. Даниловцы в то время были эхом церковного народа, неким эталоном церковности.

Вместе с Владыкой Феодором в Свято-Данилов монастырь после 1917 года пришли многие его друзья единомышленники со времени ректорства в Московской Духовной Академии. С их помощью Владыка предпринимает попытку организовать в Москве Высшую Богословскую Школу (по другим данным — Богословские курсы)[xlii] на строго православных началах и привлекает к этому близкий к нему круг преподавателей Академии, которая все еще продолжала существовать в стенах Троице-Сергиевой Лавры.

В письме к отцу Павлу Флоренскому преосвященный Феодор пишет: “Мысль об открытии Высшей Богословской Школы, имеющей специальные задачи — “разработка богословия на строго церковном святоотеческом принципе с подготовкой пастырей” — принята Святейшим Патриархом и благословлена”[xliii].

В те годы в Свято-Даниловом монастыре часто совершались архиерейские службы, строго соблюдался монастырский устав, звучала церковная проповедь, были духовники и старцы, окормлявшие многочисленных прихожан. Сам Владыка Феодор, по воспоминаниям современника, служил очень часто, не пропуская ни одного воскресного или праздничного дня[xliv]. Каждое воскресенье в обители соборно служили молебен с акафистом святому благоверному князю Даниилу, составленный преосвященным Феодором совместно с архимандритом (впоследствии епископом и новомучеником) Германом (Ряшенцевым) в 1918 году.

“Действенная, подлинная церковность — это главное и основное, что было в те годы в Данилове. Данилов монастырь стал тогда в одну череду духовного подвига с другими подобными обителями, такими как Оптина и Зосимова пустыни, но духовного подвига особенного — просветительства, учительства церковного народа и своих собратьев — священников и епископов, защиты Церкви и Православия”[xlv] — пишет один из современных историков.

В Даниловом архиепископ Феодор вел строго аскетическую жизнь. “Если Владыке нужно выпить стакан воды, — говорили о нем даниловцы, — он выпьет половину. И так во всем”[xlvi].

В то непростое время особая духовная близость связывала Владыку Феодора с известным московским священником отцом Алексием Мечевым, настоятелем храма во имя святителя Николая в Клинниках, что на Маросейке. Отец Алексий собрал и сплотил вокруг себя людей, объединенных глубокой религиозностью. В единомыслии с “мечевцами” находились епископы Арсений (Жадановский), Серафим (Звездинский), Афанасий (Сахаров). О Даниловском настоятеле отец Алексий отзывался в превосходных степенях, говоря о нем: “Преосвященный — из архиереев архиерей”, называл его столпом Православия. Именно епископа Феодора отец Алексий просит совершить по нем отпевание. По воле Божией все так и устроилось. Владыка Феодор, к тому времени находившийся в Таганской тюрьме, был выпущен 8 июня 1923 года, а 15 июня он отпевал отца Алексия. А то, что отец Алексий несколько “опасался слишком сильного аскетического влияния Владыки на своего сына”[xlvii], — это очень многозначительная деталь духовного облика преосвященного Феодора.

В июне 1918 года последовал указ Святейшего Патриарха Тихона о перемещении епископа Волоколамского Феодора на Пермскую и Кунгурскую кафедру[xlviii]. Однако, это перемещение не состоялось, поскольку Владыка Феодор, как известно из его письма к митрополиту Арсению (Стадницкому), обратился с просьбой к Святейшему оставить его на прежнем месте — “если мое пребывание здесь терпимо”[xlix].

Годы гонений

Готов ли был архиепископ Феодор засвидетельствовать свои убеждения и веру исповедническим служением? Были ли для него неожиданными новые гонения на Православие?

Ответом на эти и иные подобные вопросы станут слова Владыки, сказанные еще в 1913 году при постриге одного из его многочисленных духовных чад: “Не потому ли праведники и святые так гонимы, что в условиях этого мира они являются просто невозможными людьми, с какими то странными взглядами и понятиями; и сбывается слово, что “хотящие благочестно жити о Христе гоними, а гордии и преступнии преуспевают на горшее”[l].

В 1920 году, 15 июня, арестом и пятилетней ссылкой начался исповеднический период жизни священномученика Феодора от ссылки к ссылке, с очень небольшими промежутками пребывания в Свято-Даниловом монастыре. Практически он уже никогда не возвращался к деятельности свободного архиерея.

В радостные для Владыки Феодора и его духовных чад дни возвращения из очередного заключения преосвященный по-прежнему часто и долго служил в Даниловом монастыре. Сохранилась запись одной из его проповедей того времени: “Своим Промыслом Господь сподобил меня вновь встретится с вами, дорогие мои друзья, чтобы вместе молиться в святые дни Страстной седмицы и светло праздновать великий день Воскресения Христова. Какая это большая, неизреченная радость! И какими словами я смогу выразить мое благодарение Господу за эту радость.

Разлука с вами была для меня очень тяжела, и тяга к вам, как волна поднимала меня на молитву о даровании мне, хотя бы на мгновение, встречи с вами. И вот я снова с вами, да еще в такие дни! Разве это не милость Божия?! Будем же вместе едиными устами и единым сердцем благодарить и славить Его за эту милость. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе!”[li].

Первое время, находясь в ссылке в Средней Азии, Владыка еще переписывался с даниловской братией, духовные чада и монахи ездили к нему, привозили письма и получали от него духовные наставления.

В августе 1923 года последовал указ Святейшего на имя, состоящего на покое с управлением Московским Даниловым монастырем епископа бывшего Волоколамского Феодора (Поздеевского), о возведении в сан архиепископа[lii].

В октябре того же года преосвященный Феодор Святейшим Патриархом Тихоном назначен управляющим Петроградской епархией, но от назначения отказался[liii]. 16 апреля 1924 года постановлением особого совещания при Коллегии ОГПУ Владыка осужден на 3 года и должен быть высланным на Соловки[liv]. Но 18 октября того же года освобожден под подписку о невыезде.

15 декабря 1924 года архиепископ Феодор снова арестован и приговорен к 3 годам ссылки. В 1927-1929 годах он проживал в г. Владимире, где в 1929 году в очередной раз арестован и приговорен к 3 годам исправительно-трудовых лагерей[lv].

Декларацию 1927 года митрополита Сергия (Страгородского) Владыка Феодор не принял. В этом вопросе он также держался очень жестко, но, в отличии от многих тогда, не политизировал декларацию и не придавал ей большего значения, чем она того заслуживала. Официально не отделяясь от митрополита Сергия, преосвященный Феодор воздерживался от возношения его имени за богослужением. Большинство церковных историков этого периода считают архиепископа Феодора сторонником движения “непоминающих” или организатором “даниловской группы”[lvi], оценивая личную позицию преосвященного как исключительно “примирительную”[lvii], а преосвященных, собравшихся вокруг Владыки Феодора называя умеренными оппозиционерами[lviii]. Известно, что Владыка Феодор пытался убедить митрополита Сергия отказаться от декларации.

Внешне церковная история России после революции — это история гонений. Русская Православная Церковь, пройдя через огонь искушений и крестных страданий, открылась нам в огромной силе и красоте. В XX веке за два десятка лет она явила огромное количество святых. И святость их не только в мученической кончине. Эти новые святые шли в жизни христианским путем, а когда пришел Богом назначенный час, — исповедали истину этого пути и в своих крестных страданиях. Они воистину явили силу апостольской веры, с достоинством и твердостью отстаивая истину.

В 1931 году архиепископ Феодор снова осужден на три года. В 1933-1935 годах — в ссылке в г. Усть-Сысольске, в 1935-1937 годах — в Сыктывкарской ссылке.

Сведения о пребывании преосвященного Феодора в тюрьмах, лагерях и ссылках дошли до нас из разных источников. Часто эти сведения отрывочны, неточны и не могут дать ясной картины его жизни в то время или страдают тенденциозными и безосновательными мнениями[lix].

По свидетельствам очевидца последних лет жизни (1935-1936 гг.) архиепископа Феодора, среди ссыльных он выделялся не только тем, что носил бороду и длинные волосы, но более всего величественным благообразием. “Преосвященный Феодор держался особняком <...> Был замкнут в себе. Строгость во всем, ко всем, ко всему и, прежде всего, к себе самому искони прославила ректора Московской Духовной Академии”[lx]. Подобные характеристики находим и у других очевидцев. Сподвижник Владыки Феодора по Соловкам архимандрит Феодосий (Алмазов) в своих воспоминаниях называет его “столпом Православия”[lxi].

В 1937 году из Сыктывкара преосвященный Феодор для следствия по делу “даниловского братства” направлен в Ивановскую тюрьму, печально известную происходящими там зверствами, где и был расстрелян 23 октября 1937 года. Незадолго до своей кончины он принял схиму с именем Даниил - в честь преподобного Даниила Московского. Место захоронения Владыки неизвестно.

Одним из таинственных моментов в жизнеописании архиепископа Феодора остаются последние дни его жизни. Обстоятельства их предварительно изучены несколькими известными церковными историками, и поскольку данная работа не ставит задачей тщательное исследование биографии преосвященного Федора, а дает лишь общие описания его личности (для выяснения окончательного суждения по этому поводу необходимо проделать специальную историко-архивную и аналитическую работу), то приведем уже имеющееся, можно сказать согласное мнение исследователей о конце исповеднического пути Владыки.

Во время последнего следствия в поведении архиепископа Феодора, судя по протоколу допроса от 25 июня 1937 года, произошла внезапная перемена: он оговаривает себя и признает несуществующую вину, выдает имена своих духовных чад.

Как хитер враг рода человеческого, что даже после мученической кончины праведника сумел внести смятение в умы пытающихся исследовать обстоятельства его исповеднического служения! “Мог ли святитель, изгонявший бесов, испугаться их в человеческом обличии?” — вопрошает один из составителей его жизнеописания[lxii].

Теперь уже известно, насколько изобретательно составлялись протоколы допросов, как плелись эта поистине диавольская сеть добытых под пытками “фактов”, которые истолковывались в нужном направлении.

Ниже приведем версию объяснения неожиданного поведения Владыки Феодора, предлагаемую исследователем жизни учеников старца Гавриила (Зырянова) П. Проценко. “Протоколы допросов открывают перед нами масштабы операции, проводившейся против Церкви <...> В недрах карательной системы изобретается легенда о существовании в стране “подпольной контрреволюционной организации церковников” <...> Ответвлением этой всероссийской организации являлось, по зловещей фантазии палачей, “иноческое братство князя Даниила”, руководимое архиепископом Феодором”[lxiii].

Протоиерей Владимир (Воробьев), исследовавший документы следственных приходит к следующему заключению: “Ни архиепископ Феодор, ни ему подобные мученики не должны быть легкомысленно обвиняемы в том, что в их предсмертных следственных делах появились чьи-то имена — в 37-ом году подделка и фальсификация следствия были обычным явлением”[lxiv].

Очень трафаретными представляются показания подследственных, грубо облеченные в чекистскую терминологию. Как правило, узников вводили в заблуждение, убеждали в том, что все их знакомые уже арестованы, и издевательствами и пытками доведенные до состояния невменяемости, они соглашались оклеветать себя, лишь бы поскорее принять мученическую смерть. Но даже эта, как кажется обоснованная версия, остается лишь предположением. Один из известных подвижников первой половины XX века игумен Никон (Воробьев) в одном из своих писем напишет: “Потомки наши не смогут никогда понять, что пережито было нами”[lxv].

Есть еще второе объяснение согласия архиепископа Феодора на скорейшее принятие мученической смерти: не столько усталость и издевательства, но скорейшее желание соединится со Христом.

Кому как не владыке Феодору помнить слова первых христианских мучеников: “Пусть измелят меня зубы зверей. <...> Лучше мне умереть за Христа, нежели царствовать над всей землей.<...> Моя Любовь распялась и нет во мне огня, любящего вещество, но живая вода, говорящая во мне, взывает мне изнутри: “иди к Отцу”[lxvi]. Церковь в лице своих новых мучеников вновь и вновь свидетельствует, что царство смерти кончилось и Жизнь восторжествовала. Недобросовестные “составители” новых мученических актов не без умысла скрыли от нас исповедническую “уверенность в победе, одержанной Христом над смертью, и в превосходстве подлинной жизни — с Ним и в Нем — над жизнью этого мира”[lxvii].

Безусловно, только соборное решение о личности архиепископа Феодора (Поздеевского) будет окончательным.

Духовное наследие архиепископа Феодора

Богословские труды архиепископа Феодора (Поздеевского), которые известны и могут быть использованы для изучения его аскетических воззрений, можно разделить на две группы. К первой относятся работы Владыки, посвященные как систематизации христианской аскетики в целом, так и отдельным вопросам аскетического богословия.

Эти труды следующие: “Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (пресвитера Массилийского)”, “К вопросу о христианском аскетизме”, “Из чтений по пастырскому богословию: Аскетика”, “К вопросу о нравственном”, “К вопросу о страданиях”, “О духовной жизни”.

Ко второй группе работ архиепископа Феодора (Поздеевского), отчасти отражающих его аскетические воззрения, принадлежат его письма, слова и речи:

1. Речь при наречении во епископа.

2. Слово в неделю Крестопоклонную.

3. Путь духовной мудрости. Из речи на молебне перед началом учебного года в МДА 1 сентября 1909 года.

4. Путь обновления. Из речи перед началом учебного года в МДА 1 сентября 1910 года.

5. Начала богопознания. Слово перед молебном на начало учебных занятий в Академии 2 сентября 1912 года.

6. Задача духовной школы. Речь перед началом учения в МДА на молебне у раки преподобного Сергия.

7. К новому столетию.

8. К академическому новолетию.

9. Речь к окончившим курс воспитанникам духовной семинарии перед молебном 13 июня 1904 года.

10. Речь при пострижении в монашество доцента В. Троицкого (в монашестве Иллариона).

11. Речь при пострижении студента Пятницкого (в монашестве Вассиана).

12. Речь к столетию кончины митрополита Платона.

13. Речь при открытии женских богословско-педагогических курсов в Москве.

14. Письма архиепископа Феодора к митрополиту Арсению (Стадницкому).

Полный список трудов архиепископа Феодора (Поздеевского) впервые публикуется в приложении к настоящей работе.

Есть надежды на то, что знакомство православного читателя с аскетическим наследием архиепископа Феодора состоится в недалеком будущем, поскольку кроме двух современных переизданий его лекций по Пастырскому богословию, названных “Смысл христианского подвига” и изданных Свято-Даниловым монастырем в 1992 году и Свято-Троице-Сергиевой Лаврой в 1995 году, предполагается выход в свет историко-исследовательской работы, посвященной личности Владыки Феодора, и сборника его нравственно-богословских и аскетических работ, предпринимаемых Свято-Тихоновским Богословским институтом и Свято-Троице-Сергиевой Лаврой соответственно.

Несколько подробнее об основных богословских работах архиепископа Феодора.

Магистерская диссертация преосвященного посвящена преподобному Иоанну Кассиану Римлянину. В дальнейшем, систематизировав его богословские воззрения, Владыка положил их в основу академического курса христианской аскетики. Некоторая часть его лекций была издана отдельной книгой под названием “Из чтений по пастырскому богословию: Аскетика”.

Содержание магистерской работы можно свести к следующим положениям.

1. В своих аскетических воззрениях преподобный Иоанн Кассиан выразил дух православного восточного подвижничества IV века. Он явился систематизатором аскетических идей Востока и первым создателем относительно полной теории подвижничества. Его аскетическая система носит на себе характер самостоятельного творчества в том смысле, что преподобный объединил в ней идеи Востока с особенностями западного богословского мышления.

2. Подвижничество, по мнению преподобного Иоанна Кассиана, не тождественно монашеству, хотя последнее в истории показало себя, по преимуществу, представителем христианского подвижничества. Подвижничество само по себе не тождественно совершенной христианской жизни. Оно лишь необходимый элемент христианской нравственности, лишь способ, которым достигается Царство Небесное через приобретение чистоты сердца[lxviii]. Отсюда и задача подвижничества определяется главным образом в области человеческого духа, а путь подвижника состоит из целого ряда духовных и телесных упражнений, направленных на изменение внутреннего состояния. Иначе говоря, подвижник - воин Христов (“militem Christi”)[lxix], борющийся ради спасения во Христе.

3. Подвижничество, как способ достижения спасения, заключаясь во внутренней жизни личности, апеллирует к тем внутренним и внешним приемам, в которых выражается как внутренняя настроенность, так и внешнее благоповедение христианского подвижника. Задача подвижника сводится, главным образом, к индивидуальному совершенствованию и, следовательно, осуществляться может только при активном участии самого же подвижника.

4. В основе утверждения необходимости подвижничества в христианской жизни лежит осознание подвижником греховной испорченности своих нравственно-религиозных сил, как падшего человека, который, в силу присущей его природе плотской похоти, становится неспособным жить тем содержанием жизни, какое предлагается в христианском нравственном учении. Причины подвижничества “<...> чисто антропологические: состояние природы падшего человека и ее жизненное содержание сравнительно с состоянием жизни человека первозданного”[lxx].

5. Основа подвижнического мировоззрения - в отречении прежнего греховного образа жизни и замены его новым, богоподобным. Возможность осуществления подвижничества в божественной благодати, помогающей человеку совершать спасение. Таким образом, начало всякого доброго акта воли принадлежит человеку, а исполнение его и укрепление в нем зависит от благодати Божией. “Итак, - говорит преподобный Кассиан, - Творец всюду производит все, возбуждая (incitare), содействуя (protegere) и утверждая (confirmare), однако без нарушения данной свободы”[lxxi].

6. Осуществление подвижничества представляет собой сложный процесс, состоящий из ряда явлений, относящихся как к внутренней, так и к внешней жизни подвижника.

Собственно, весь путь подвижничества делится на два периода: период трудничества, или борьбы с греховными наклонностями, и период переживания результатов этого трудничества, то есть состояние совершенства, обновленного духовного состояния, “которое у преподобного Иоанна Кассиана называется созерцанием Бога <...>. И в данном случае преподобный очень фигурально выражается о жизни подвижника, что она есть переход от степени умственного Иакова (запинателя) к достоинству Израиля (зрящего Бога)”[lxxii].

Внутренним исходным началом жизни подвижника является наличие страха Божия и сердечное сокрушение о грехах[lxxiii]. В этом начало обращения человека на спасительный путь. Начальный этап подвижнической жизни должен смениться состоянием надежды на получение Царства Небесного и, наконец, любовью к Богу. Любовь является совершеннейшим внутренним началом жизни подвижника. Она не только обеспечивает устойчивость человека в добре, но служит выражением нравственного совершенства и уподобляет человека Богу.

7. Период трудничества характеризуется борьбой подвижника с греховными наклонностями и постепенным привыканием к добродетелям. Греховных наклонностей восемь: чревоугодие, блудная страсть, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость. Главным условием успешной борьбы с указанными страстями является стяжание особенных состояний духа: смирения, терпения и любви. Только при наличии в душе человека этих добродетелей имеют значение частные подвижнические средства, из которых внешние: пост, бдение и уединение, и внутренние: постоянная духовная бдительность и устремление к небесному[lxxiv]. Последние, в свою очередь, обуславливаются непрестанной молитвой, духовным размышлением и сердечным сокрушением.

8. Завершением и итогом процесса трудничества является чистота сердца — совершенное духовно-нравственное обновление человека, подобное возвращению его к первозданному состоянию. Однако это состояние не состояние безгрешности, а состояние святости, то есть высшей, возможной на земле степени богоподобия.

9. В процессе приобретения чистоты сердца, внешняя жизнь подвижника имеет как бы второстепенное значение. Весь внешний мир есть вещь “средняя”, сама по себе ни добрая, ни злая, потому что добро и зло по отношению к человеку есть только воля человеческая в ее различных проявлениях: или к Богу, или к диаволу. Внешние подвиги христианского аскета имеют относительную ценность. Пост, бдение и уединение ценны только как средства, при помощи которых достигается чистота сердца. В целом подвижник оправдывается перед Богом не этими внешними трудами, а теми добрыми внутренними качествами, которые он воспитывает в себе при помощи этих средств.

Подробное описание главного богословского труда архиепископа Феодора “Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина” сделано с целью показать в процессе дальнейшей работы насколько значительными оказались богословские воззрения преподобного в аскетической системе преосвященного Феодора.

Святоотеческая аскетическая литература является одним из основных источников христианского учения о нравственности[lxxv], поскольку указывает путь спасающемуся человеку к нравственному совершенству. Поэтому совершенно естественно, что религиозно-нравственные воззрения архиепископа Феодора, знатока и исследователя христианского аскетизма, покоятся на святоотеческой аскетике.

Памятуя о преподавательской деятельности Владыки Феодора в области нравственного богословия, можно с известной долей уверенности предполагать наличие у него в то время авторского курса упоминаемой учебной дисциплины, о чем свидетельствует сохранившаяся незначительная, но довольно интересная работа “К вопросу о нравственности”[lxxvi]. В ней Владыка затрагивает значительные вопросы для науки нравственного богословия: о нравственном самосознании, о долге, о свободе нравственного самоопределения. Принимая во внимание его систему православной аскетики, о которой пойдет речь в дальнейших главах нашей работы, можно предположить если не наличие целостной нравственной системы у архиепископа Федора, то хотя бы достаточно прочной попытки осмысления основных положений христианского учения о нравственности.

В своих многочисленных богословских работах Владыка Феодор предстает тонким богословом. Появление аскетической системы архиепископа Феодора (Поздеевского) в начале XX века не осталось незамеченным русской богословской мыслью[lxxvii]. Более того, Владыка Феодор продолжил новое направление в русском богословии, которое протоиерей Г. Флоровский охарактеризовал как “срастание аскетического идеала с пастырским призванием”[lxxviii], начатое преосвященными Антонием (Вадковским) и Антонием (Храповицким).

Значение всех известных аскетических работ преосвященного Феодора в общей системе православной богословской мысли предстоит выяснить в процессе данной работы.

Примечания к Введению

[1] Феодор (Поздеевский), иером. К вопросу о христианском аскетизме: Речь перед защитой магистерской диссертации: “Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина” // Православный собеседник. Казань, 1902. Ч. 2. С. 876.

[2] Сидоров Сергий, свящ. Встречи с замечательными деятелями Русской Церкви: Записки // Златоуст. М., 1993. N2. С. 303-304.

[3] Говоров А. Прощание Казанской Духовной академии с преосвященным Антонием. // Православный Собеседник, 1900. Часть 2. С. 321.

[4] Симеон (Холмогоров), архим. Схиархимандрит Гавриил, старец Спасо-Елеазаровой пустыни. СПб., 1996. С. 3.

[5] Там же. С. 217.

[6] Протокол заседания Совета Казанской Духовной Академии N 34 за 1902 год // Православный Cобеседник, 1906. С. 160.

[7] Проводы архимандрита Феодора // Московские Церковные Ведомости. М., 1909. N 37. C. 621-622.

[8] Феодор (Поздеевский), архим. Речь, сказанная при наречении во епископа Волоколамского, викария Московской епархии (12 сентября 1909 г.) // Богословский Вестник, 1909. Т. 3. С. 513.

[9] Постников С.Н. Воспоминания об Академии (1910-1915) // Встреча. Сергиев Посад, 1997. Выпуск 2(5). С. 20.

[10] Бибихин В. В. Из рассказов А. Ф. Лосева // Вопросы философии, М., 1992. N 10. С. 140.

[11] Феодор (Поздеевский), архиеп. Письма к митрополиту Арсению (Стадницкому) // ГАРФ, ф. 550, оп. 1, дело 462, лист 8.

[12] Бибихин В. В. Из рассказов А. Ф. Лосева // Вопросы философии, М., 1992. N 10. С. 140.

[13] Там же. С. 141. Ср. Из писем святителя Игнатия (Брянчанинова): “Науки есть, академии есть, есть кандидаты, магистры, доктора богословия. <...> Случись с этим богословием какая напасть - оказывается, что у него даже веры нет, не только богословия. Я встречал таких — доктор богословия, а сомневался, был ли на земле Христос, не выдумка ли это, не быль ли, подобно мифологической! Какого света ожидать от этой тьмы”. Цит по: Осипов А. И. Богословие и “Богословский Вестник” // Богословский Вестник, 1993. N 1. Вып. 1. С. 12.

[14] Феодор (Поздеевский), архиеп. К академическому новолетию // Богословский Вестник, 1915. N 10. С. 7.

[15] Феодор (Поздеевский), архим. Разные пути // Таврический церковно-общественный вестник. Симферополь, 1909. N 8. С. 351.

[16] Из чтений по пастырскому богословию: Аскетика: Записи студентов Московской Духовной Академии в 1910-1911 году по лекциям Р[ектора] А[кадемии] Е[пископа] Ф[еодоора]. Сергиев Посад, 1911.

[17] Торжественное богослужение в Марфо-Мариинской обители ректора Духовной Академии епископа Феодора при участии студентов // Московские Церковные Ведомости, 1912. N17. С. 450-451.

[18] Полищук Е. М. А. Новоселов и его “Письма к друзьям” // Журнал Московской Патриархии. М., 1991. N 11. С. 35.

[19] Зернов Н. Русский религиозный ренессанс XX века. М., 1967. С.126. Машинопись.

[20] Бердяев Н. А. Самопознание: Опыт философской автобиографии. М., 1990. С. 173.

[21] Сидоров Сергий, свящ. Записки: Встречи с замечательными деятелями Русской Церкви // Златоуст. М., 1993. N2. С. 302-307.

[22]Летопись епархиальной жизни // Московские Церковные Ведомости, 1914. N 2. С. 40.

[23] Проценко П. На пути в Небесный Иерусалим: История одного бегства // Епископ Варнава (Беляев). Преподобная Синклитикия Александрийская или Малая аскетика. Нижний Новгород, 1997. С. 97.

[24] Последователи архиепископа Феодора в Даниловом монастыре // Православная жизнь: Приложение к “Православной Руси”. Jordanville, 1998. С.13-14.

[25] Варфоломей (Ремов), архиеп. Из духовного наследия // Альфа и омега. М., 1998. N 4 (18). С. 120.

[26] “После многократного и внимательного прочтения, - писал Владыка Феодор, - нахожу необходимым выпустить из Вашего сочинения всю главу о Софии, тем более, что она вошла в полное издание Вашей книги и Вы еще хотите работать по этому вопросу...” Гаврюшин Н. По следам рыцарей Софии. М., 1998. С. 117. Отец Павел был рукоположен архиепископом Феодором во диакона и пресвитера в апреле 1911 года. Анроник (Трубачев), архим. Епископ Антоний (Флоренсов) - духовник священника Павла Флоренского // ЖМП. М., 1981. N 10. С. 72.

[27] Бибихин В. В. Из рассказов А. Ф. Лосева // Вопросы философии. М., 1992. N 10. С. 140.

[28]Андроник (Трубачев), игум. Основные черты личности, жизнь и творчество священника Павла Флоренского // Журнал Московской Патриархии. М., 1982. N 4. С. 17.

[29] Феодор (Поздеевский), архиеп. О духовной истине: Опыт православной Теодицеи (“Столп и утверждение истины”) священника Павла Флоренского. Сергиев Посад, 1914.

[30] Андроник (Трубачев), игум. Священник Павел Флоренский. Личность, жизнь, творчество. (Теодицея и антропология). Загорск, 1984. С. 1.

[31] Булгаков Сергий, прот. Автобиографические заметки. Париж, 1946. С. 38-42.

[32] См. Тарасова В. На перепутье: Полемика по вопросам реформы высшей Духовной школы в России в начале XX века // Встреча. Сергиев Посад, 1998. N 1 (7). С. 14-22.

[33] Флоренский Павел, свящ. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998. С. 173.

[34]Половинкин С. М. Московская Духовная Академия от февраля к октябрю 1917 года // Начала. М., 1994. N 4 (10). С. 118.

[35] В докладной записке были высказаны следующие требования: немедленно удалить Ректора, учредить полную автономию Академии, упразднить Совет профессоров и заменить его советом Академии, в состав которого наряду с преподавателями вошли бы и представители студенчества с правом решающего голоса, избирать ректора из белого духовенства, отменить вступительные экзамены, распределить стипендии в соответствии с материальными нуждами студентов, отменить бальную систему отметок и оценки по поведению, перевести Академию в Москву. Половинкин С. М. Московская Духовная Академия от февраля к октябрю 1917 года // Начала. М., 1994. N 4 (10). С. 119.

[36] Флоренский Павел, свящ. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998. С. 167.

[37] Феодор (Поздеевский), архиеп. Письма к митрополиту Арсению (Стадницкому) // ГАРФ, ф. 550, оп. 1, дело 462, лист 10.

[38] Из записок протоиерея Сергия Сидорова // Даниловский благовестник, 1996. Вып. 8. С. 52.

[39] Цыпин Владислав, прот. История Русской Церкви 1917-1997. М.,1997. С. 105.

[40] Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве: Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах. М., 1999. С. 243.

[41] Амвросий (Сиверс), “епископ”. Ревнитель истинного Православия: М. А. Новоселов в “катакомбах” // Флоренский Павел, свящ. Переписка с М. А. Новоселовым. Томск, 1998. С. 40-42.

[42] Сорокин В., прот., Бовкало А. А., Галкин А. К. Духовное образование в Русской Православной Церкви при Святейшем патриархе Московском и всея Руси Тихоне (1917-1925) // Христианское чтение. СПб., 1992. С. 25-26.

[43] Андроник (Трубачев), игум. Священник Павел Флоренский - профессор Московской Духовной Академии. Богословские труды: Юбилейный сборник “Московская Духовная Академия. 300 лет”. М., 1986. С 240-241.

[44] Макаров М. Даниловцы // Московский журнал. М., 1992. N 6. С. 44.

[45]Дамаскин (Орловский), иером. В огненном испытании: Архиепископ Феодор, Данилов монастырь и судьба Русской Православной Церкви в XX столетии // Даниловский благовестник. М., 1996. N 8. С. 51.

[46] Зеленская Г. Несокрушимые духом: Судьба насельников московского Данилова монастыря // Памятники Отечества. М., 1992. N 2-3. С. 110.

[47] “Пастырь добрый”. Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексея Мечева. М., 1997. С. 703.

[48] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти (1917-1943). М.,1994. С. 140.

[49] Феодор (Поздеевский), архиеп. Письма к митрополиту Арсению (Стадницкому) // ГАРФ, ф. 550, оп. 1, дело 462, лист 6.

[50] Феодор (Поздеевский), архиеп. Речь при пострижении студента И. Карпова (в монашестве Николая) // Богословский Вестник. Сергиев Посад, 1913. N 12. С. 912.

[51] Макаров М. Даниловцы // Московский журнал. М., 1992. N 6. С. 46.

[52] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти (1917-1943). М.,1994. С. 296.

[53] Шкаровский М. В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917-1945. Санкт-Петербург, 1995. С. 95-96.

[54] Анкета N277701 для арестованных и задержанных с зачислением за ОГПУ // Церковно-исторический музей Свято-Данилова монастыря. Фонд архиепископа Феодора (Поздеевского).

[55] Осипова И. И. “Сквозь огнь мучений и воду слез...”: Гонения на Истинно-Православную Церковь: По материалам следственных и лагерных заключенных. М., 1998. С. 273.

[56] Иоанн (Снычев), митр. Стояние в вере: Очерки церковной смуты. Санкт- Петербург, 1995. С. 197.

[57] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945 . М., 1996. С. 576.

[58] Цыпин В., прот. Русская Православная Церковь 1925-1938. М., 1999. С. 182.

[59] См. Новые данные к жизнеописанию священномученика Феодора, архиепископа Волоколамского, основанные на протоколах допросов 1937 года // Православная жизнь: Приложение к “Православной Руси”. Jordanville, 1998. С. 1.

[60] Иоанна, монахиня. Жизнеописание архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), последнего ректора Московской Духовной Академии // Православная жизнь: Приложение к “Православной Руси”. Jordanville, 1995. С. 6.

[61] Феодосий (Алмазов), архим. Мои воспоминания: Записки соловецкого узника. М., 1997. С. 161.

[62] Иоанна, монахиня. Жизнеописание архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), последнего ректора Московской Духовной Академии // Православная жизнь: Приложение к “Православной Руси”. Jordanville, 1995. С. 22.

[63] Проценко П. Схиархимандрит Гавриил и его ученики // Варнава (Беляев), епископ. Тернистым путем к небу: Per astera ad astra: О многоплачевной и зело поучительной подвижнической во Христе жизни старца Седмиезерной и Спасо-Елеазаровой пустынь схиархимандрита о. Гавриила. М.,1996. С. 461.

[64] Воробьев Владимир, прот. Особенности документов следственных дел 20-40-х годов. Материалы ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского Богословского Института. М., 1997. С. 165.

[65] Носители духа святителя Игнатия. Б. м., б. г. С. 110.

[66] Игнатий Богоносец, Антиохийский, сщмч. Послание к Римляном // Ранние отцы Церкви: Антология. Брюссель, 1988. С.124-126.

[67] Шмемен А., прот. Исторический путь Православия. Париж, 1989. С. 63.

[68] Феодор (Поздеевский), архиеп. Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (пресвитера Массилийского). Казань, 1902. С. 78.

[69] Там же. С. 82.

[70] Феодор (Поздеевский), архиеп. Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (пресвитера Массилийского). Казань, 1902. С. 91.

[71] Там же. С. 150.

[72] Там же. С. 153-154.

[73] Феодор (Поздеевский), архиеп. Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (пресвитера Массилийского). Казань, 1902. С. 157.

[74] Там же. С. 193.

[75] См. Платон (Игумнов), архим. Православное нравственное богословие. Сергиев Посад, 1994. С. 11.

[76] Феодор (Поздеевский), архиеп. К вопросу о нравственном. Харьков, 1911.

[77] Приведем для примера три богословские работы, авторы - современники преосвященного, которые упоминают труды архиепископа Феодора. Зарин С. Аскетизм по православно-христианскому учению: Этико-богословское исследование. СПб., 1907. Т. 1. Кн. 1.: Критический обзор важнейшей литературы вопроса. С. 223-224. Ястремский Н. Аскетизм и христианская любовь и их взаимоотношение // Вера и разум: Богословско-философский журнал. Харьков, 1913. Т. 4. N19-24. С. 43. Коновалов Н. Пастырское богословие и “пастырская аскетика”: К вопросу о научном построении системы православного пастырского богословия // Христианское чтение, 1913. Т. CCXXXIX. Ч.1. С. 803.

[78] Флоровский, Георгий, прот. Пути русского богословия. Paris, 1983. С. 426.