Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Левин О.Ю.

Религиозная жизнь Кирсановского уезда. 1800-1917 гг.

Дипломная работа. Тамбов, 1998. Машинопись

К оглавлению

Расход средств в церковных попечительствах. 1896 год.

Округ На храмы На церковно-приходские школы и иное
1-й

5740 р.

100 р.

2-й

14224 р.

66 р. 25 к.

3-й

5885 р. 93 к.

85 р. 78 к.

4-й

3000 р.

4000 р.

Из приведенной таблицы видно, что попечительства создавались в основном для поддержки храмов. А вот в третьем округе вся сумма приходится на попечительства с. Никол. Чернавка и Моршань-Лядовка. Из остальных: в с. Софьинка устроили при церкви деревянную ограду; в с. Кандя на распространение церкви и устройство школы; в Глуховке уплата долгов; Рудовка - поиск средств на новый храм.

Средства обычно составлялись из добровольных пожертвований прихожан или крупных взносов частных лиц. Организаторами были священники и крестьяне и помещики. Не всегда крестьяне хотели, чтобы у них открывались попечительства. В с. Царевка: "Священник всеми мерами старался убедить своих прихожан к открытию попечительств, но последние мало сочувствовали в этом деле"[1]. В с. Карай-Салтыки и Леонтьевка не хотели, потому что: "Петрово-Соловово окончит свою благотворительную деятельность. Если бы и открыли, то по бедности прихожан оно никогда не принесет той пользы, что приносит Петрово-Соловово"[2].

Особо деятельное участие прихожан было во время войны 1914-1918 гг. В общеепархиальном масштабе был создан Епархиальный комитет по оказанию помощи беженцам. В Кирсанове образовалось его отделение под председательством прот. А. Покровского. Им был учрежден 2 % сбор с каждой церкви, открыты именные койки при отделении Красного Креста в Кирсанове и при местном лазарете. В каждом приходе было создано попечительство о семьях лиц, взятых на войну. Часто инициаторами таких попечительств были священники. Главная цель - сбор средств для помощи семьям и отправка вещей на фронт. Вот, например, итог деятельности попечительского совета с. Золотовка, созданного 29 августа 1914 г. В 1915 г. собрано 114 р. 78 к., а на Харьковский склад отправлены 24 фуфайки, 19 жилетов, 16 полотенец, 35 кальсон, 120 пар варежек, 70 пар шерстяных чулок и т.д.[3] Многие из этих начинаний исходили от начальства, но они всегда находили поддержку прихожан. И только в вопросе строительства и благоукрашения церквей инициатива исходила от прихода.

Своеобразный показатель религиозности - отношение к браку и внебрачным связям. Для первой половины XIX века характерен случай, произошедший в 1805 году в с. Куровщина. Там солдат Дмитриев, выйдя в отставку, вернулся на родину в с. Верх. Оржевка в 1801 году. Он нашел себе невесту Тат. Корнееву и поехал за отпускным письмом в Москву к князю Голицыну. Тот, через управляющего, велел ему заплатить 50 р. и жениться, однако управляющий распоряжение не передал, а велел ждать письма от помещика. Письма долго не было и Дмитриев решил венчаться, не дожидаясь ответа. Местный священник А. Архипов отказался это сделать. А заштатный священник Прок. Алексеев поверив на слово солдату, что разрешение от князя, есть венчал их. Впоследствии, когда все открылось, брак признали действительным, наложили на молодоженов епитимию, а священика сослали на 6 месяцев в монастырь[4]. Простой народ ясно ощущал, что без венчания брак не брак, а беззаконие, и иным образом, т.е. помимо брака, мужчина и женщина жить не могут. Другая сторона этого дела то, что священник отсутствие письменного согласия помещика посчитал фактом незначительным. То, что священники могли не считаться с волей владетелей крестьян, подтверждается и другими фактами. В 1811 году священник с. Хилково повенчал без разрешительного письма удельную девку А. Тимофееву с отставным солдатом[5].

Ощущение греховности прелюбодейности поступка в народе было велико. Помимо того, что эти случаи встречались редко (на запрос консистории о фактах рождения незаконнорожденных в 1837-36 гг. были ответы, что таковых нет) они могли из-за этого ощущения ужасности содеянного оканчиваться трагически. В июле 1839 года Тамбовская палата уголовного суда рассмотрела дело солдатки с. Рамза Е.М. Сатиной, которая: "Родив блудно младенца мужеского пола, зарыла его, но мертвым или живым неизвестно. Быв беременной и почувствовав роды не позвала повивальную бабку или по-бедности или из стыда"[6]. В преступлении своем она призналась сама. Суд присудил ей 10 ударов плетьми, а духовный суд наложил церковное покаяние заключавшееся в следующем: "Во все воскресные и праздничные дни ходить в церковь к слушанию Божественной литургии и умилостивить благость Божию теплыми своими молитвами, а по средам и пятницам класть земные поклоны и потом в отлучении от Св. Таин и допущении к оным смотря на плоды ее раскаяния".

Случаев развода в 1-й половине XIX века очень мало. Если они возникали, то духовные власти очень скрупулезно изучали вопрос и редко давали разрешение. Существовало несколько причин, которые служили достаточным основанием для развода: прелюбодеяние одного из супругов или обоих, долгое безвестное отсутствие одного из супругов и наконец болезнь одного из супругов являющаяся препятствием для зачинания детей. В 1805 году жена крестьянина О. Давыдова из с. Куровщина дважды была освидетельствована на предмет венерической болезни, но развод он так и не получил. А вот однодворцу с. Чутановки Ф. Гололобову в том же 1805 году разрешили вступить во 2-й брак с А. Меркуловой, муж которой был сослан в каторгу навечно[7].

Положение в этой области меняется со второй половины XIX века. Разводов среди крестьян и мещан становится больше. В протоколах заседаний консистории с конца XIX века мы уже находим с десяток бракоразводных дел в год. Причина: чаще прелюбодеяние. За 1913 год в д. Натальевка, Паревка, Вячка, Бурчаловка - случаи развода по прелюбодеянию[8]; а в слободе Голынщина крестьянин М.А. Самодуров разводится из-за безвестного отсутствия жены в течении 5 лет[9].

О религиозном самосознании народа, о том насколько он был воцерковлен, т.е. ощущал жизнь свою в церкви своей подлинной жизнью, мы можем судить, прочитав исповедные ведомости, которые сохранились только за 1836 год. В ней данные по г. Кирсанову, с. Овсянка, Васильевка, Вельможино, Пересыпкино, Гавриловка, Сух. Калаис, Хмелинка, Завидово, Несвитское, Иноковка. Обычно исповедовались и причащались один раз в год Великим Постом. В селах за этот период было только двое не причастившихся в с. Иноковка и то из-за отлучки. В г. Кирсанове четверо. Причем не участвовали в Таинстве по 3, 6 и 12 лет. Причины разные: по немощи, по старости лет и по нерадению.

Не редкость во всех слоях и стремление к монастырской жизни. В 1805 году Кирсановская помещица вдова А.В. Подъелохина просила об определении ее в Тамбовский девичий монастырь[10]. Бывали случаи, когда церковное начальство начинало бороться с крайним проявлением религиозного чувства или пыталось направить его в нужное русло. Как это произошло в с. Сух. Калаис в 1806 году, где крестьянка А. Григорьева просила ей разрешить построить при Богословской церкви г. Темникова келию. Консистория вынесла решение: "В оной просьбе отказать... не имеется законного основания, ежели она имеет усердное желание проводить жизнь для спасения своего уединенно то может для сего избрать девичий монастырь"[11]. А вот в с. Гавриловке в 1855 году сами местные священники подняли тревогу, когда: "Некоторые девки, как из казенных, так и из помещичьих крестьян отказались навсегда от замужества, носят черные монашески платья и вопреки распоряжению начальства живут доселе общежитиями"[12]. Для разбора дела был послан губернский чиновник, однако до его приезда "черничек" уже разогнали.

Еще одно явление - стремление простого народа к духовному подвигу. Так, Захар Филатов из с. Калаис, стал пользоваться известностью даже в Тамбове после посещения их села епископом. О нем писали: "Одни считают его человеком Божиим, чуть ли не святым, а другие напротив - пройдохою". Далее говорится, что: "Лет 13 тому назад Филатов был одним из исправных жителей села. Пахал землю, вел хозяйство не хуже других". Переменить свою жизнь, по мнению автора статьи в Ведомостях, его заставило тщеславие. Он бросил семью и поселился в 0,5 верстах от села. При роднике устроил себе келию, увешал ее иконами и стал там жить. Потом стал ходить по окрестным селам беседовать, звал к себе помолиться. К нему приходили люди. Он давал им водички из родника, а затем устраивал и купания в водах его. Слух об этом дошел до начальства, оно запретило ему заниматься подобной деятельностью. Но ни на уговоры местных священников, ни на запреты он не обращал внимание. И только когда епископ Виталий в 1886 году объезжая епархию посетил Калаис и зашел к Филатову, после часовой беседы, он вернулся домой[13].

В данном случае мы видим, что крестьянин, захотев изменить свою жизнь, не нашел поддержки у своего местного духовенства, которое не поняло его и боясь уклонения в какую-либо ересь действовало только запретительными мерами. Еще один пример. Крестьянин Алексей Онисимович Хохлов. Родом он из д. Федоровки. В 1810 году ему было видение с указанием построить храм в селе и купить в него утварь. Этому и была посвящена вся его жизнь. Сначала он отправился в Кирсанов, затем в Ростов. Там его очень чтили казаки. Он собрал нужную сумму, купил утварь и вернулся в село. В 1823 году начал на собранные деньги строить храм. Но строительство не было довершено до конца. Он снова отправился собирать деньги. В Петербурге его на улице встретил Николай I и велел отправляться домой. Но он опять попал в Ростов и там умер, где-то в 50-х годах XIX века[14].

Судьба Кондратия, о котором мы знаем по рассказам местных жителей (см. приложение) типична для конца XIX - начала XX века. В ней жизнь всего нашего народа, всегда стремившегося к духовной жизни, не взирая ни на какие препятствия.

Еще одна сторона религиозной жизни кирсановцев, их участие в церковных службах. Они прежде всего связаны с воскресными днями и праздниками. Хотя в городе они были ежедневны. Вот что вспоминает митрополит Вениамин (Федченков), родившийся недалеко от с. Софьинка в 1880 году и проведший там детские годы. Он вспоминает об воскресенье: "Настроение праздника начинается еще с вечера с Субботы. На другой день, часов в шесть утра, звон к утрени, потом перерыв на полчаса. Часов около девяти литургия, в перерывы люди выходили из храма на травку внутри кирпичной ограды, мужчины с мужчинами, около них тихонько ребятишки, женщины с женщинами. Разодеты красно, в цветные платки, шелковые и полушелковые, старушки в черном. И мирно сидим, о чем-нибудь тихо говорим. Скоро заблаговестили. Но еще сидим на траве: читают пока "часы". Вдруг раздается веселый трезвон, сейчас начнется литургия. И мы встаем". О Великом Посте. "Медленно заунывно зовет колокол. Сначала церковь пустовата, а к концу недели не протолкаешься. Батюшка исповедует нас, детей, целой группой, человек по пяти-десяти. На другой день все причащаются: и господа и крестьяне - из одной Чаши. Все поздравляют друг друга "Со Святыми Тайнами!". Даже и пословицы была такая "Что ты как именинник!" Митрополит отмечает, что народ тогда жив в соответствии с церковным календарем. И жизнь эта была не скучной, а тихой и мирной. Труд, освященный молитвой, приносил как духовную, так и телесную пользу. Он также вспоминает, что не было в тех местах ни повального пьянства, ни воровства или каких-либо иных преступлений"[15]. Это подтверждают и другие источники. В с. Инжавино: "Процент подсудных очень низок. Часто богатые помогают строиться погорельцам, воспитывают сирот, погребают умерших", а в селе на 1915 год 5000 жителей[16].

Помимо двунадесятых и великих праздников были и храмовые. Во многих церквах несколько раз в году (по числу престолов). В 22 приходах пребывали особочтимые иконы, которым праздновали особо. Наибольшей известностью пользовались Кирсановская, Карандеевская и Вердеревщинская иконы Божией Матери. В Кирсанове почитание ее началось с 1800 года, когда чудесным образом Успенский храм был спасен от грабителя, а затем получил исцеление человек, отслуживший молебен Божией Матери. В Тихвинском монастыре находилась Тихвинская икона Божией Матери. Икона из с. Карандеевка известна с XVI века. Празднование ей совершали в первую пятницу по Троице. Стекалось очень много народа, приходили и из других мест. После службы икону несли крестным ходом к реке, где несколько раз погружали в воду. Случаи исцеления местные священники записывали в особую тетрадь[17]. Такие же крестные ходы были в Вердеревщине и Карай-Пущино.

Большое событие посещение архиереем как города, так и сел. В 1886 году, когда епископ Виталий проезжал через село Васильевку, крестьяне говорили: "Наконец-то Господь привел нас увидеть батюшку-архиерея, теперь мы по смерть будем помнить его приезд, век мы прожили, а ничего подобного не видали и не слыхали"[18]. Тогда еще не было принято общенародного пения основных молитв в храме, оно только вводилось. Владыка советовал петь под руководством диакона. Что и было исполнено в с. Никольское "но весьма робко"[19]. Архиереев встречали с любовью как в 1886 году, так и в 1915-м, когда по селам проезжал архиепископ Кирилл. Из "Обозрения" составленного сопровождавшим архипастыря протоиереем Ив. Лыковым мы можем видеть, каково было состояние паствы. В с. Карай-Салтыково "при благословении проявилась полная невоспитанность прихожан. Толкались, чтобы поскорей уйти домой"[20]. Почти тоже самое в с. Богословка: Обнаружена полная невоспитанность паствы в религиозном отношении. Толпа молилась видимо без всякого благоговения, без какого-либо порядка устремилась к амвону, а когда сотрудники архиепископа им стали раздавать листки для чтения, то многие старались вырвать их из рук раздающих так, что пришлось прервать раздачу"[21]. Иначе обстояло дело в с. Богданово: "К храму имеют твердое расположение, праздники и воскресные дни почитают настолько, что редкий из них вздумает заняться чем либо посторонним, как лишь сходить в церковь"[22]. Село Перевоз: "Порядочны и умеют держать себя с подобающим святому месту образом"[23]. Общее впечатление архиепископа о уезде осталось хорошим. Что касается общего пения, то к началу XX века его не было в большей части храмов. Но это не значит, что народ не знал общего строя служб и основных молитв. Пение стало появляться с конца XIX века и успешность его введения зависела от усердия священников.

Несколько иначе относилась к религии основная масса интеллигенции. В большей части это равнодушие. Типичный пример отец сестер Калугиных (см. приложение). Сам выходец из крестьян с. Калугино, представитель сельской интеллигенции, он попал в город. Его скептицизм по отношению к вере проявился в отношении к источнику св. вмц. Варвары, что в Оржевском мужском монастыре. Да и сами сестры признаются, что их отец не был религиозен. Другая часть интеллигенции не прочь была высказать или проявить свое неуважение и даже пренебрежение к вопросам веры. Чаще это относилось к ее представителям - духовенству. В с. Балыклея при посещении его архиереем в 1915 году, ученики местной земской школы пришли в церковь, чтобы поприветствовать архипастыря. А их учительница, выпускница Московских высших женских курсов не только не сопровождала их, но и не пожелала подойти к нему под благословение. Еще один факт свидетельствующий об отступлении от веры в этом слое общества случай произошедший в 3-м округе. Там в 1892 году врач 4-го участка Богословский обвинил протоиерея К. Смирнова, что он во время их встречи в д. Скобельцы сказал: "Вот вы, врачи, распускаете тут заразу". По выяснении оказалось, что о. Смирнов еще до появления болезни призывал крестьян обращаться к врачам и раздавал лекарства выданные начальством. Когда как-то они встретились с врачом в д. Лахмытовке последний сказал: "А что, вас, холера не прибрала?" Наконец при служении молебнов в Скобельцах врач распорядился через исправника, чтобы духовенству не давали хлебов и свечей. Сам же он не посещал больных в д. Лахмытовке. Вот тогда протоиерей ему и сказал, что он своими действиями способствует распространению заразы[24].

О положении прихожан свидетельствуют и благочинные. В 1911 году благочинный Кирсанова писал: "Здесь еще не пало уважение к священнику, как к отцу и руководителю, особенно среди крестьянского сословия и в добрых купеческих семьях. Но молодые горожане, тронуты уже идеями "свободы", слышавшие о человеке "познавшие слово" и модные способы жизни... конечно не вся молодежь так близорука...". Уездный благочинный в 1894 году был менее красноречив: "Состояние благочиния в народе сравнительно с предшествующими годами удовлетворительно"[25].

Отношения между прихожанами и духовенством в течении века претерпевали некоторые изменения. Для начала века характерны жалобы крестьян на священников или кого-нибудь из членов причта такого типа: "Жалоба однодворца с. Паревка, о бое его оным священником до крови немилостиво"[26]. Это в 1811 году. Или помещик жалуется на о. Ефрема Степанова из с. Уварово в 1813 году "о причинении ему ругательства боем"[27]. Насколько справедливы были эти жалобы сейчас установить трудно. Что они могли быть преувеличены со стороны жалобщиков доказывает тот факт, что часто эти дела заканчивались примирением сторон.

Другой тип жалоб "о причинении обид ругательством". Также они в большей степени бездоказательны. Однако свидетельствуют о некоторой грубости нравов духовных лиц и о невоспитанности прихожан. Поводы для таких жалоб различны. Одни из них, это совместная хозяйственная деятельность. Живя в одном селе, занимаясь сельскохозяйственным трудом крестьяне и клирики неизбежно вступают в контакт и конечно тут могли возникнуть конфликты. Так было в 1810 году в с. Завидово. Там возникла ссора между священником Ивановым и однодворцем Кажариновым усадьбы которых находились друг против друга. Иванов так объяснил суть происшедшего: "Означенного однодворца изругал сукиным сыном за то, что он запретил ему на канаву против того, Кажаринова и его усадьбой находящейся, свалить навоз, бил сына его, и ругал его, священника, матерними словами"[28].

Были случаи, когда приход выдвигал своего кандидата в члены клира (диакона, пономаря). Крестьяне с. Вышенка в 1806 году просили произвести во священники пономаря Вас. Андреева и не желали видеть священником диакона Ив. Гаврилова. Обычно начальство реагировало на такие прошения резко и решительно: "яко неосновательное оставить без рассмотрения"[29]. И такие решения были основательны, ибо подобные прошения могли быть спровоцированы нечестными людьми, как это было в 1811 году в с. Мал. Ломовис, где друг престарелого священника подпоручик Никита Скарошин обманом уговорил крестьян подписать одобрение на избрание на должность сына священника дьячка Гаврилу "нередко замечаемого в безобразном пьяном виде"[30]. В городе подобные отношения могли вылиться в конфликт между священником и его прислугой. Работница Нас. Ивановна жаловалась на своего хозяина протоиерея Собора Зах. Ястребцева, что тот не дает расчет[31].

Отношения меняются со второй половины XIX века. Теперь прихожане пытаются вмешиваться в действия пастырей и даже поучать их как и что они должны делать. В с. Ульяновка в 1859 году после Троицына дня у священника Мих. Богословского остановились проездом какие-то господа. Они попросили священника отслужить молебен о путешествующих. Но когда они все вместе пришли к церкви сторож, решив, что батюшка тайно решил кого-то обвенчать, наотрез отказался открывать церковь. Мало того он взобрался на колокольню и ударил в набат. Собрались крестьяне, в суматохе послали к благочинному в с. Гавриловку с извещением, что священник с. Ульяновки подстрекает крестьян к бунту[32].

Для этого времени характерны конфликты со старостами церквей. Вот один из примеров. В 1892 году староста церкви с. Балыклея Четвериков донес, что священник их церкви приобретает вещи без согласия причта, избивает некоторых из прихожан. Все это оказалось ложью. А причина ее проста - священник предложил переизбрать старосту[33]. В этом же приходе прихожане в 1885 году жаловались на священника, что он ведет нетрезвую жизнь, не исполняет свои обязанности, произносит ругательские слова. Правдой было только первое. А суть конфликта в том, что священник высказал прихожанам: "без разрешения церкви деньги трогать нельзя... прихожане высказали, что церковь наша, значит и деньги наши"[34].

Неудовольство проявлялось и когда священник начинал действовать не по заведенному порядку. В с. Семеновке, как "во многих других селах, на Крещение ходят освящать воду на реку". В 1889 году священник Мих. Хмелинский не стал этого делать по причине глубокого снега и дальнего расстояния. Он освятил воду в церкви, в кадках. Чем возмутил всех прихожан[35].

Особенно больной вопрос конца и начала века - плата за требы. Возникающие по этому поводу недоразумения ставили в унизительное положение духовенство. Священник с. Чутановки Ал. Рассказовский в 1901 году был обвинен крестьянами в непомерных поборах при требоисполнении. Выяснилось, что брал он умеренно, просто крестьяне этого не хотели платить[36]. А вот на общем собрании в с. Вердеревщина в 1904 году крестьяне решили значительно сократить плату за требы и совсем отменить ругу[37].

Встречаются случаи неподчинения прихожан церковной дисциплине. В с. Калугино Вас. Ишутину в 1903 году не понравилось, что их местный священник требует от него, чтобы, прежде чем исповедоваться на 1-й неделе Великого Поста, он побывал хотя бы на нескольких службах. Крестьянин жалуется епископу[38].

Видим, что состояние паствы было далеко от идеала. Неудивительно поэтому, что некоторые уходили к сектантам или в раскол. Один жалобщик из с. Короваино в 1901 году, обидевшись на священника Дм. Соколова по ничтожнейшему поводу (тот перед тем как дать ему крест зашел в алтарь, так как замерз), так и написал: "приходится волей неволей нарушить религию и идти в сектанты"[39].

Внутри прихода священник мог не ужиться со своей паствой из-за своего характера. Или недовольны им были помещики. А так как они могли повлиять на крестьян, то такие конфликты заканчивались не в пользу духовных лиц. В 1903 году в с. Нащекино местные помещики Смирнов, Коренев, Ситников стали жаловаться на священника Зефирова, обвиняя его в немиролюбии. Их поддерживали и крестьяне, которым они пригрозили не дать в аренду землю. Зефиров справедливо сделал выговор за неисправность на службе диакону Булгакову, который являлся другом помещиков. До него, Зефирова, в селе было три священника, но ни один на этом месте не удержался[40].

В заключение приведем несколько выдержек из отчетов благочинных по поводу отношений пастырей и паствы. В 1894 году благочинный 3-го округа отмечал: "Теперь все общество зорко следит за поведением и даже домашней жизнью духовенства, однако отношения духовенства с прихожанами мирные"[41].

В 1911 году благочинный Кирсанова также подтверждает: "Неприязненного отношения к духовенству нет". Вторит ему благочинный 1-го округа: "Духовенство округа вообще пользуется уважением и любовью прихожан". Во 2-м округе: "Нравственный авторитет духовенства растет, пользуется большим влиянием на паству"[42]. Эти слова подтверждают вышеприведенные факты.

Примечания

[1] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1866, л. 3.

[2] Там же, л. 6.

[3] ТЕВ, 1916, № 9, с. 245-249.

[4] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 400, л. 1-7.

[5] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 579, л. 170.

[6] ГАТО, ф. 888, оп. 1, д. 34, л. 1-2.

[7] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 407, л. 17.

[8] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 2175, л. 321.

[9] Там же, л. 109.

[10] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 404, л. 11.

[11] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 421, л. 39.

[12] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1332, л. 13-23.

[13] ТЕВ, 1887, № 22, с. 997.

[14] ТЕВ, 1916, № 13, с. 438.

[15] Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М., 1994, с. 107.

[16] ТЕВ, 1916, № 11, с. 340.

[17] ТЕВ, 1916, № 21, с. 317.

[18] ТЕВ, 1887, № 21, с. 946-948.

[19] Там же, с. 949.

[20] ТЕВ, 1915, № 12, с. 363.

[21] ТЕВ, 1915, № 5, с. 125-136.

[22] ТЕВ, 1915, № 10, с. 271-275.

[23] Там же, с. 275.

[24] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1335, л. 315.

[25] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 2137, л. 67-70.

[26] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 579, л. 161.

[27] Там же, л. 163.

[28] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 463, л. 1-4.

[29] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 432, л. 37.

[30] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 474, л. 1-4.

[31] Там же, л. 10.

[32] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1423, л. 59-62.

[33] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1800, л. 1-9.

[34] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1553, л. 32-37.

[35] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1800, л. 458-483.

[36] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1928, л. 260.

[37] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 2020, л. 136-148.

[38] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1955, л. 1130.

[39] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1928, л. 427.

[40] ГАТО, ф. 181, оп. 1, д. 1955, л. 1279-1312.

[41] Там же, л. 48-50.

[42] Там же, л. 67-70.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова