Эрнест Лависс, Альфред Рамбо
К оглавлению
Том 8. Часть 2. Конец века. 1870-1900.
ГЛАВА I. ТУРЦИЯ И ЕГИПЕТ. 1870—1900
I. Турция
Население.
В период между 1840 и 1870 годами османы составляли меньшинство всего населения
империи; с 1870 года они постепенно приближаются к тому, чтобы стать большинством.
Все мусульмане, приходившие из иных мест и селившиеся в Европейской Турции или
Анатолии (за исключением Сирии и стран, где господствует арабский язык), обыкновенно
уже в первом поколении совершенно растворялись в османском населении. С 1829 года,
со времени освобождения Греции, османы таким образом поглотили и ассимилировали
многочисленных мусульманских переселенцев, греков, сербохорватов, болгар, черкесов,
вышедших либо из областей, которые последовательно были утрачены турками, либо
из стран, завоеванных русскими. Этот приток новых элементов, который заметно усилился
с 1870 года, а с другой стороны утрата областей, населенных по преимуществу неосманами,
опрокинули все пропорции между различными “расами” в империи. Движение в сторону
превращения всех неосманов империи в турецкую нацию, с одной стороны, поддерживалось
политикой султана Абдул-Гамида, а с другой стороны, встречало сопротивление в
пробудившемся партикуляризме как полумусульманских народов — албанцев и городских
арабов (арамеев), так и чисто мусульманских, т. е. арабов, организованных в племена,
и курдов. Резня армян в 1894—1895 годах не была единичным фактом, подобно сирийским
избиегиям 1860 года, но составляла часть целого плана, политической системы, стремившейся
истребить ту часть населения империи, на ассимиляцию которой уже мало надежды,
и заменить ее такой, которая поддается османизации. [События 1894—1895 годов были
началом того обширнейшего систематического и продуманного до конца плана, который
в несравненно больших размерах и гораздо более обдуманно и планомерно осуществлен
был уже младотурками (с Талаат-пашой и Энвер-пашой во главе) в 1916 году, когда
из полутора миллионов турецких армян, считая и женщин с детьми, было вырезано
около 950000 человек. Приятной для Абдул-Гамида неожиданностью при этом в 1896
году было определенно враждебное отношение к армянам со стороны князя Лобанова-Ростовского,
русского министра иностранных дел. Русские армяне подозревались в сепаратизме,
и самодержавие чувствовало себя в тот момент солидарным с Абдул-Гамидом. — Прим.
ред.] Еще задолго до этого кровавого маневра имперского османского национализма
корреспондент Британского обозрения в Константинополе указывал на его предумышленность:
“Если бы династия Магомета II в свое время последовала примеру Филиппа II и выгнала
или истребила христиан, как это сделал сын Карла V с испанскими маврами, весь
Балканский полуостров был бы ныне занят добрыми мусульманами, которые не поддавались
бы влиянию Европы и энергично поддерживали бы стамбульский халифат... Этим объясняется
та новая политика систематического истребления христиан, которая с такой грубой
беззастенчивостью изложена в официозном Иттихаде”. [Британское обозрение, Корреспонденция
с Востока, август 1876 года.] Иттихад (Союз) был основан в Париже в 1868 году
младотурками. Но когда одна часть их повернула в сторону непримиримого национализма,
то их либерально-оппозиционная газета примкнула к правительству, которое разделяло
их доктрину.
Противоположное движение, партикуляристское, шло из Албании; это движение с
1878 года, момента образования Албанской лиги, основанной мусульманами и христианами,
угрожало османскому национализму. Мусульмане, стоящие во главе албанских автономистов,
— явление очень значительное. “В религиозном отношении Албания может быть разделена
на три различные части: треть албанцев состоит из христиан-церковников (католиков
и православных), треть — из магометан, последняя треть — это независимые (бекташи
[Бекташи официально считаются мусульманским духовным орденом. Его основатель Хаджи
Бекташ Вели — легендарный покровитель янычар. Все янычары были приписаны к ордену,
и шейх (настоятель) дервишей был почетным командиром 99-й роты янычарского корпуса.
Могила Хаджи Бекташа в монастыре того же имени (между Кыр-Шехиром и Кейсарией,
в Ангорском вилайете) одинаково почитается и мусульманами под названием могилы
Бекташа Вели и местными христианами под названием могилы святого (agios) Гараламбоса.],
протестанты и свободомыслящие). Бекташей несколько сот тысяч. Бекташизм вначале
был просто исламской сектой; проникнув в Албанию в XVI веке, он, по-видимому,
эволюционировал так быстро, что может считаться скорее совокупностью пантеистических
принципов, чем религией, имеющей свой культ и обряды”. [Албания, 30 июля 1897
года.]
Одинаково замечательно и то, что за последнее время автономисты-курды, исключительно
мусульмане, сочли нужным хотя бы только на бумаге, а именно в газете Курдистан,
издаваемой в Женеве, пойти навстречу армянам, родство с которыми они усматривают
в языке. Для подавления этих стремлений мусульман к автономии султан и партия
националистов пытались посеять в Албании раздоры между мусульманами и христианами
и поддерживали национальное раздражение албанцев против славян и греков. Они призывали
курдов грабить армян, а чтобы привлечь к османству объединенных курдов и арабов,
они решили прибегнуть к военной мере и сформировали кавалерию гамидиэ. Полки,
называемые гамидиэ по имени султана Абдул-Гамида, были созданы в 1891 году; они
вербовались из аширет, т. е. организованных по племенам курдов и арабов Курдистана,
Месопотамии и центральной Сирии. “Главные основы устройства кавалерии гамидиэ
таковы: обязательная военная служба в мирное время сводится к небольшим периодам
обучения; люди отбывают службу у себя на родине; военные деления приспособляются
к организации племен, и некоторые командные должности предоставляются туземным
вождям”. [Capitaine Lamouche, L'Organisation militaire de l'Empire ottoman.] Созданием
этой иррегулярной кавалерии преследовались не только прямые военные цели, но и
ставилась главным образом задача — привлечь к себе курдских и арабских вождей
[Имеются в виду военачальники отсталых арабских полуфеодальных племен, крупные
феодалы — родовая знать арабских и курдских племен. — Прим. ред.] путем раздачи
им чинов и дальнейшего продвижения их по службе, а заодно и отуречить их сближением
с офицерами регулярной армии.
Вообще турецкая националистическая партия сосредоточила свои усилия в Малой
Азии, где ей удалось достигнуть существенных результатов, чему способствовали
как иммиграция мусульман, утративших свое имущество в европейских провинциях,
так и ассимиляция небольших мусульманских трупп, возникавших из разложения организованных
племен, туркменов, юрюков [Юрюки — турецкое племя, в XIX веке в значительной мере
полукочевое. — Прим. ред.], татар и курдов, и из притока черкесов, а также бедствия
армян и эмиграционное движение, возникшее среди сирийцев-христиан. [Избиения армян
терроризировали сирийцев-христиан настолько, что некоторые селения совсем опустели
: жители бросали все в уходили с семьями, куда глаза глядят. — Прим. ред.]
Провал парламентаризма; преобразование и раскол в Молодой Турции; национализм
и панисламизм.
Мы уже указывали, что под именем младотурок смешивали две партии, из которых
одна, более или менее искренняя, верила в панацею бумажных реформ и конституций,
в спасительность рабского подражания Европе и в парламентаризм, другая, очень
искренняя в своем революционном энтузиазме, “вполне турецкая, вполне национальная
и очень враждебная Европе именно в силу своего национализма”, весьма быстро отделалась
от пристрастия ко всему европейскому и от веры в конституционные реформы. Провал
парламентаризма — достаточно нелепого в стране, где было пять различных языков
и где население подразделялось не только по племенам и языкам, а еще и по религиозным
сообществам и профессиональным кастам, — этот провал, который был очевиден для
всех с первого же собрания оттоманского парламента (1877) и за которым вскоре
последовала война с Россией, окончательно рассеял всякие иллюзии у тех из революционных
младотурок, у которых они еще могли сохраниться. “Благодарю бога, который, среди
прочих бедствий, избавил мою страну от палаты депутатов!” — говорил в 1871 году
один революционный младотурок, выходя из Версальского собрания. Провалу парламентаризма
предшествовало (1876) падение Мидхата, который стремился провести систему реформ
конституционным путем. С этого момента революционные младотурки, побуждаемые сверх
того страхом перед панславистами, бросились очертя голову в объятия национализма
и панисламизма; надо сказать, что один из двух наиболее замечательных среди них
людей, Кемаль [Точнее: Намык-Кемаль. — Прим. ред.], был литератором, а другой,
Зия, никогда не переставал быть поэтом. Это легко было обнаружить, читая статьи
в их партийных органах; и те европейцы, которые приняли всерьез “панисламистскую
опасность” на основании отрывочных фрагментов мусульманской романтической литературы,
должны были обладать сильным воображением. Но если вся эта фразеология не подняла
магометанского мира, как на это наивно надеялись некоторые европейские и турецкие
журналисты, то она создала османскую националистическую партию и разбила Молодую
Турцию на авторитарных (стоящих за сильную центральную власть) националистов и
на либералов. Что бы ни говорили лица, утверждавшие, будто в Турции нет патриотизма,
будто патриотизм там сливается с религией (что, впрочем, является не более как
общим местом, так как только одни мусульмане, да и то не все, считают себя “османами”),
— патриотизм в Турции существует. Это — патриотизм турецкий, шовинистический,
военный, хорошо подмеченный многими газетными корреспондентами во время войны
в Фессалии в 1897 году. Патриотизм этот проявляется не только в военных демонстрациях;
он вызвал своего рода возрождение, точнее сказать, создал в Османской империи
новый вид научного исследования, именно изучение происхождения турецкого народа.
Многие османы заняты теперь этим изучением (подобно тому как во Франции изучают
происхождение французов от кельтов); книгоиздательство Прогресс (Ikdam) перепечатывает
или издает впервые старинные турецкие тексты под названием Следы предков (Аcаr-eslaf);
капитан Неджиб Асим, один из лучших писателей и ученейших людей Турции, издал
сравнительную грамматику урало-алтайских языков и затем блестящий перевод той
книги Геродота, которая затрагивает национальное чувство турок, — книги о Скифии.
В общем, хотя либеральная младотурецкая партия проявила в конце XIX века большую
активность, она не имеет глубоких корней в стране. [Младотурецкая программа, однако,
уже в 1908 году объединяла значительные элементы в стране, и младотуркам удалось
надолго захватить в свои руки полную власть в государстве. — Прим. ред.] Характеристика
ее, приведенная в газете сепаратистов Албания, в основном довольно правильна:
“Младотурецкая партия формируется по племенному составу: 1) из константинопольских
турок, 2) из черкесов и сирийцев, т. е. из лиц, принадлежащих к столь разоренным
национальностям, что их судьба тесно связана с судьбой турок и единственной надеждой
на существование для них является поэтому полное слияние с последними; по интеллектуальному
составу: 1) из большого количества молодых изнеженных денди, рассеянных небольшими
группами во всей Европе, а особенно в Париже; они носят монокли и цилиндры, сюртуки
по последней моде, они довольно невежественны, и идеал их не идет дальше постройки
железной дороги и некоторой свободы печати, но больше всего их захватывает показная
сторона, и им смертельно хочется со временем самим разыграть великую парламентскую
комедию; 2) из нескольких серьезных, убежденных, почти образованных людей, но
совершенно не знающих истории, современного состояния, развития и силы различных
национальностей Оттоманской империи — национальностей, грозный натиск которых
они чувствуют, не пытаясь его анализировать. Каковы же силы младотурецкой партии?
Вы сочтете их ничтожными, если узнаете, что движение ограничивается Константинополем;
за пределами Константинополя эта партия представлена лишь отдельными лицами. А
в самом Константинополе? Здесь она состоит примерно из трех тысяч человек, из
которых наберется всего лишь сотня активно действующих. Какова программа младотурецкой
партии? Пока — конституционная монархия с умеренным парламентарным режимом; в
основе же, но позднее — республиканский строй. Какова будущность младотурецкой
партии? Партия эта — партия эфенди, не имеющая никаких корней в народе, а ведь
революции делаются не людьми, носящими монокли и сюртуки, а народами”. [Албания,
25 апреля 1897 года. Статья написана мусульманином.
“Мусульманин” очень поверхностно разбирался в том, о чем так развязно писал
за каких-нибудь одиннадцать лет до полной победы младотурок над султаном. Дело
было не в том, что младотурки носили монокли и сюртуки, а в том, что они твердо
решили перевести полуфеодальную азиатскую державу в колею европейского буржуазного
государства и этим спасти империю от разложения. Им не удалось полностью то, о
чем они мечтали. Во-первых, слишком запоздало их историческое дело — и европейский
капитал уже не дал им времени произвести нужную реформу. Во-вторых, им не удалось
ни в малейшей степени справиться с центробежными стремлениями отдельных частей
империи, — и разрешение страшного для существования. Турции национального вопроса
младотурки начали по способу Абдул-Гамида, которого они свергли, вырезывая почти
начисто целые народы. Сохранить целостность государства им не удалось, сами они
были сметены прочь военным поражением в 1918 году, но говорить о них должно как
о серьезном историческом явлении. — Прим. ред.]
Турецкие националисты называют республиканством то древнее плебисцитарное и
теократическое учение, которое отстаивали все мусульманские сектанты еще при Омейядах
[Омейяды — одна из возвысившихся в VII веке династий арабского халифата, стоявшего
во главе тогдашнего арабского государства. — Прим. ред.]; старинный знаток магометанского
государственного права, Маверди, разработал в XII веке теорию этого учения: верховная
власть сосредоточивается в иджма [Точнее: иджман-уль-уммет, означавшее “согласие
народа”. Кроме корана и суннета основанием для мусульманского шариата (законоведения)
служит так называемый иджман-уль-уммет. Этим словом называется сборник решений
первых четырех халифов и главных сподвижников пророка (имама) и толкований их
по гражданским и духовным вопросам. — Прим. ред.] (согласие народа); утверждать,
что иджма может ошибаться, — ересь; народ самодержавен и непогрешим; он избирает
неограниченного халифа, и если халиф не шествует по пути народному и божьему,
самодержавный народ смещает его и назначает другого, также неограниченного, также
ответственного перед самодержавным народом и также смещаемого им. Это учение и
дало мусульманским странам ту форму правления, которой вполне справедливо дано
название деспотизма, умеряемого анархией.
В 1870 году вся деятельность младотурецкой партии выражалась в заговорах, целью
которых были внезапные нападения или областные восстания. Несчастная война и дезорганизация
Франции отняли у этой партии всякую надежду на поддержку со стороны французских
революционеров, относительно которых одно время создавали себе иллюзии наиболее
смелые члены партии и особенно Мехмед-бей. Смерть одного за другим Али-паши и
Фуад-паши, бывшего представителем правительственной и дипломатической политики
Турции, проводившей идею соглашения с Европой во что бы то ни стало, привела к
эволюции партии. Эмигранты, проживавшие во Франции, получили амнистию и вернулись
в Турцию (1871). [Точнее: в 1872 году при министерстве Махмуд Недим-паши. — Прим.
ред.] С этого времени партия раскололась: одна из фракций образовала ядро конституционно-реформаторской
правительственной партии, которая сгруппировалась вокруг Мидхат-паши; усилия этой
партии привели к попытке введения парламентарного режима, а затем к его провалу;
другая фракция превратилась в национальную партию панисламизма и халифата, партию
“Турции для турок”; эта партия пустила некоторые корни в мусульманском населении
через посредство религиозных орденов бекташи и мевлеви, с которыми наиболее передовые
младотурки, пантеисты и свободомыслящие, вроде Мехмед-бея [Мехмед-бей покончил
самоубийством в 1877 году. Али Суави был убит, предводительствуя студентами-революционерами
в 1870 году во время мурадовского мятежа. (Али Суави-бей был убит в 1878 году
в мае, во время подавления восстания, руководителем которого он был. Это восстание
имело целью свержение султана Абдул-Гамида и восстановление на троне Мурада V
при регентстве Мидхат-паши. Это восстание было ответом на капитуляцию Абдул-Гамида
в Сан-Стефано и на разгон им в январе 1878 года второго турецкого парламента.
В восстании участвовали: часть крестьянства, солдаты, студенты и т. д. — Прим.
ред.)], сблизились с 1868 года. Преклоняясь перед западными науками и методами,
одна фракция националистической партии была убеждена, что может освоить их без
посторонней помощи и самостоятельно развивать их, не прибегая ни к чьему посредничеству.
Своим знаменем она выставила османскую национальность и ислам, в который не верила,
но к традициям которого она была привязана из патриотического самолюбия, желая
к тому же воспользоваться им как национальной силой. Это — партия мусульманская
из шовинизма и из оппозиции к иностранному вмешательству, что не мешало ей делать
попытки к усвоению чужеземных научных знаний и художественной литературы. Восходя
через исламизм к национальным истокам, партия эта в конце XIX века начала распространять
в тесном кругу идею национальности, покоящейся на расовом основании; некоторые
исторические и филологические работы были внушены сознанием единства урало-алтайской
расы, родства между венграми, турками, татарами, монголами, простирающегося с
одной стороны до финнов, а с другой — до японцев. [Лишенная научного основания,
эта теория в своем развитом виде представляет реакционную шовинистическую идеологию,
служащую целям агрессии. Ныне, с известными переделками, ее пытаются использовать
японские расистские политики в целях обоснования своих агрессивных планов в отношении
тюркских народов. — Прим. ред.]
Либеральные реформаторы.
Мы говорили о том, как развивались учения о свободном исследовании, возобновленные
мутазилитами (свободомыслящими), подвергавшимися преследованиям при Аббасидах.
Хотя предварительная цензура мешала распространению этих учений в Турецкой империи
в форме оригинальных произведений, однако они проскальзывали урывками во множестве
как в книгах, так и в газетных и журнальных статьях. Обычно принятый способ заключался
в том, что учения эти приводились в цитатах из произведений, написанных индийскими
богословами, которые благодаря английскому режиму могли свободно распространять
новомутазилитское учение. Здесь, как и при всяком умственном движении в мусульманском
мире, приходится считаться с двумя факторами, приводящими к одному и тому же результату:
с бессознательным подражанием Европе, с одной стороны, и с желанием бороться против
Европы, с другой, вооружить исламизм, чтобы дать ему возможность бороться равными
силами. В конце концов исламизм стремится стать либеральным, чтобы защищаться
от либерализма, и преобразуется из чувства самосохранения; этим объясняется, почему
в этом обновлении мусульманских доктрин главными деятелями являются ученые мусульманской
церкви, очень привязанные к своей религии и имеющие большую склонность отождествлять
с нею свою национальность. Несколько выдержек из новомутазилитских книг, недавно
изданных в Индии, дадут понятие о новом духе, проникающем в ислам. “Современный
застой в мусульманской общине происходит главным образом от взгляда, укоренившегося
в умах всего мусульманства, будто бы право пользоваться своим личным критическим
суждением прекратилось вместе с первыми законоведами (четырьмя канонистами)...,
будто бы мусульманин, чтобы считаться правоверным последователем пророка, обязан
всецело подчинить свои суждения толкованиям людей, которые жили в IX веке и не
могли иметь никакого представления о XIX веке... Церковь и государство слились;
халиф был имамом, светским государем в такой же степени, как и духовным вождем.
С течением времени, по мере того как деспотизм проник в привычки народа, канонический
дух овладел умами всех классов общества”. [Сеид Амир-Али, Дух Ислама (Spirit of
Islam).] И тот же ученый заключает: “Закон (шариат) в некоторых пунктах непримирим
с современными потребностями ислама, будь то в Индии или в Турции, и требует изменений”.
Мулла Чыраг-Али делает такое же заключение: “Мусульманский закон (шариат),
если только можно называть его законом, поскольку он не заключает в себе никакого
органического закона, никоим образом не является бесспорным и неизменным”. [Мулла
Чыраг-Али, Критическое истолкование Джихада (Critical exposition of Jihad).]
Литература; науки; книгопечатание.
В своей совокупности турецкое литературное движение, созданное до 1870 года
усилиями Шинаси, Зия, Кемаля, развернулось лишь после 1870 года. Сами-паша Задэ,
рассказы которого Мелочи (Кючюк Шейлер) и роман Приключение (Сергюзешт), направленные
против порабощения женщин, заслуживают перевода; Ахмед Мидхат и прекрасные его
книги о воспитании; г-жа Фатьма Алийа и т. д. — все они стали писать лишь после
1870 года.
Равным образом, не раньше этого срока, а больше всего в последние годы стали
издаваться в Турции настоящие научные труды, как переводные и переработанные,
так и оригинальные. Первые оригинальные работы по физиологии доктора Бесим Омера
относятся к 1880 году; в это же время появился и первый систематический курс турецкой
литературы. [Махмуд Экрем, Курс турецкой литературы, 1882.] Еще позднее выступают
на сцену филология, критика и издание древних текстов, предпринятое Ахмед Джевдетом
и Неджиб Асимом, основанное ими общество древних текстов Следы предков (Acar-i-eslaf),
журнал Школа (Mekteb). и газета Прогресс (Ikdam). Археология создана была директором
Константинопольского музея, живописцем Хамди-беем, учеником Жерома. Жером первый
открыл мастерскую в Константинополе и обучил нескольких турецких живописцев.
Книгопечатание развивалось медленно, вместе с литературой. До 1870 года издания,
вышедшие из турецких типографий, были просто плохи: плохо набраны, плохо отпечатаны,
полны опечаток. Мало-помалу они улучшаются, несмотря на недостаток денежных средств
(сброшюрованные книги даже не сшивались!). В 1889 году Барбье де Мейнар, компетентный
в этом деле судья, в таких выражениях отзывался об одном турецко-французском словаре
(Р. Юсуфа), отпечатанном в турецкой типографии Абу Зия: “Изящество турецкого и
французского шрифта, исправность текста делают честь типографии, которой весьма
умело и к великой пользе для турецкой литературы руководит Зия Тевфик”. Передо
мной лежат иллюстрированные журналы и научные книги с виньетками и рисунками,
отпечатанные в государственной типографии в Константинополе; шрифт, набор, бумага,
печать не оставляют желать лучшего.
Это умственное движение сосредоточивается в столице и немногих провинциальных
городах: в Салониках, Смирне, Алеппо, Багдаде. В Турции нет турецкой провинциальной
жизни. Провинциальная жизнь в Алеппо и в Багдаде — арабская, антитурецкая; в Албании,
где она только что зарождается, в Эльбасане и в Берате она по характеру албанская.
Умственное движение в Турции до 1870 года и после, правда, создано было провинциалами
(Зия из Амасии — черкес; Тахсин и Кемаль — албанцы; Хаяли из Багдада — араб; Мидхат
Помак — болгарин-мусульманин; Али Суави — туркменский татарин; [Точнее: не туркменский
татарин, а турок. — Прим. ред.] к началу XX века — Неджиб Асим из Алеппо; Весим
Омер — албанец), но возникло оно в Константинополе, и только здесь и могло возникнуть.
II. Египет
Возрождение Египта.
Выше было дано описание деятельности Мехмеда-Али. Внук его Аббас правил с 1848
по 1854 год. Он ненавидел Запад. Он удалил европейских чиновников и окружил себя
мусульманами.
Саид, младший из сыновей Мехмеда-Али, был преемником Аббаса и правил с 1864
по 1863 год. Он получил европейское образование, говорил по-французски и в молодые
годы сблизился с французскими консулами и чиновниками, пребывавшими в Египте.
Саид окружил себя европейскими советниками и следовал их указаниям. В бюджете
был дефицит: Саид сократил состав армии; одно время он думал отказаться от Судана.
[Эта фраза может ввести читателя в заблуждение: Саиду незачем было “отказываться”
от Судана по той простой причине, что никогда ни Саид, ни другие хедивы никакой
реальной власти в Судане не имели. — Прим. ред.] За пределами своей страны, особенно
во Франции, откуда он брал большинство своих главных служащих и куда отправлял
для обучения молодежь, египетский наместник приобрел репутацию просвещенного государя.
Кредит ему был обеспечен, и он воспользовался этим для заключения первого египетского
займа. К моменту его смерти у Египта был внешний долг в 250 миллионов. Саид поручил
одной английской компании сооружение первой египетской железной дороги из Александрии
в Каир (1855), а Фердинанду Лессепсу — прорытие Суэцкого канала (1854). Лессепс
организовал, компанию, акционерами которой были главным образом французы. Работы
начались в 1869 году и были закончены в 1869. Английское правительство боялось,
что дорога в Индию попадет в руки французской компании; оно сделало попытку поселить
недоверие в акционерах [Английская пресса во главе с Таймсом повела упорнейшую
кампанию против Лессепса. В Таймсе печатались статьи, имевшие целью опозорить
Лессепса и уничтожить его дело. Характерно название одной из статей (1859) — “Александр
Дюма и Фердинанд Лессепс”. В ней доказывалось, что Лессепс такой же фантазер и
враль в своих проектах, как автор Монте-Kpucmo в своих романах. Эта кампания велась
в Англии почти до самого 1869 года, когда Суэцкий канал был наконец закончен и
открыт. — Прим. ред.], а потом повлиять на султана и на Измаила, преемника Саида,
в том смысле, чтобы остановить работы. Сделать это не удалось, но Пальмерстон
предсказал, что если канал будет прорыт, то Англия приложит усилия к захвату Египта.
Хедив Измаил.
Преемником Саида был Измаил, внук Мехмеда-Али. Измаилу было тридцать три года;
он проходил курс в Сен-Сирской школе, потом был отозван Аббасом, который, относился
к нему с недоверием. В нем видели реформатора. Он был грузен, скорее некрасив
собою, но не неуклюж; он хорошо говорил по-французски и был гостеприимным хозяином.
Ловкий, хитрый, легко подмечавший сильные и слабые стороны людей, он завоевал
себе прочное положение и отстаивал его с помощью дипломатии.
В течение почти всего его правления (1863—1879) первым министром у него был
армянин-христианин Нубар-паша, родившийся в 1825 году и поступивший на египетскую
службу при Мехмеде-Али. Воспитанный во Франции, Нубар был сторонником преобразования
Египта западными методами. Новый правитель имел слишком честолюбивые притязания.
Он пытался добиться от своего сюзерена (султана) расширения своих суверенных прав.
Воспользовавшись финансовыми затруднениями Порты, он предложил в 1866 году повысить
ежегодную дань, платимую Египтом Турции, с 9 до 10 миллионов. Султан согласился
и дал ему за это иранское звание хедива (государя) и право преемственного наследования
от отца к сыну. [Правители Египта и до этого времени называли себя хедивами. —
Прим. ред.] В следующем году новый фирман султана (1867) разрешил хедиву “заключать
соглашения относительно таможен, полицейского надзора за иностранными подданными,
транзитной торговли и почты с условием, чтобы эти соглашения не имели формы и
характера государственных договоров”. В 1869 году Измаил пригласил знаменитых
писателей, всякого рода именитых особ и государей на открытие Суэцкого канала;
представительницей Франции явилась императрица Евгения. Султан выразил претензию
по поводу того, что приглашения были разосланы без его участия. Он потребовал
от Измаила выдачи 200000 ружей, сокращения армии до 30000 человек, представления
бюджетов и проектов внешних займов на одобрение Порты, наконец — публичного прочтения
в Египте акта, содержащего все эти требования султана. Измаил притворно уступил.
Он велел прочесть приказ на турецком языке, которого его подданные не понимали;
затем с помощью Нубара постарался умиротворить своего сюзерена. За обещание платить
исправно ежегодную дань в 17 миллионов он в 1873 году добился от султана права
делать внешние займы, заключать с державами торговые договоры, наконец — вербовать
сколько угодно солдат. Египет становился настоящим государством.
В 1871 году хедив учредил выборное собрание, которому было поручено вотировать
бюджет и проверять государственную отчетность; привычные к повиновению депутаты
ни разу не воспользовались своим правом контроля. В 1875 году Измаил и Нубар сделали
гораздо более важное нововведение: они установили смешанные суды. До этого времени
Египет, как и все части Турецкой империи, был подчинен режиму капитуляций, требующему,
чтобы все процессы, в которых замешаны европейцы, передавались консульской юрисдикции.
В течение восьми лет Измаил и Нубар старались добиться отмены этой привилегии.
Франция, граждане которой по своей численности и влиянию занимали преобладающее
место, противилась малейшей уступке. Хедив обратился к другим государствам и добился
компромисса, после того как поражения 1870—1871 годов ослабили внешний престиж
Франции. Компетенция консульских судов была ограничена гражданскими тяжбами между
европейцами, принадлежавшими к одной и той же национальности, и некоторыми уголовными
делами. Все процессы между европейцами разных национальностей или между европейцами
и египтянами передавались теперь в смешанные суды, где заседало четверо египетских
судей и трое европейских; последние брались из четырнадцати национальностей, представленных
соответственными правительствами, но назначались и оплачивались, как и туземные
судьи, правительством хедива. Существовало три смешанных суда и одна апелляционная
палата. В качестве уложения действовало приспособленное к местным условиям французское
право.
Банкротство Измаила.
Измаил постоянно нуждался в деньгах. Дайре (земельные владения хедива) в результате
конфискации возросли с 24000 гектаров до 400000. Его земли на нильской дельте
были обработаны под хлопок. Земли хедива в Верхнем Египте орошались посредством
каналов и шлюзов, причем он нисколько не заботился о том, остается ли достаточно
воды в реке для частных лиц; здесь он велел посадить сахарный тростник и поручил
французским инженерам построить сахарные заводы. Стоимость египетского урожая
поднялась с 42 миллионов франков в 1861 году до 187 миллионов в 1871 году; из
них две трети приходились на владения Измаила.
Хедив вообразил, что богатства Египта неистощимы. Он мечтал совершить чудеса,
какие Библия приписывает царю Соломону, а Тысяча и одна ночь — халифу Харун-ар-Рашиду.
Каир увеличился пристройкой европейского квартала с бульваром, общественным садом
и оперой. К открытию Суэцкого канала Измаил заказал Верди оперу на сюжет, заимствованный
из жизни Египта времен фараонов, — так возникла Аида. Ученый египтолог Мариетт
набросал для нее декорации и костюмы. С 1871 года в Каире ежегодно были две оперные
труппы: одна — французская, другая — итальянская. В окрестностях Каира Измаил
велел построить по историческим образцам великолепные дворцы; он окружил их парками,
где были собраны самые ценные деревья и самые редкие животные.
Все эти предприятия выполнялись под руководством европейцев, которые наживали
на них значительные суммы. Вместо 3000 европейцев времен Мехмеда-Али теперь насчитывалось
20000, по большей части греков, итальянцев и французов; иностранная колония все
возрастала, пополняясь рвачами-поставщиками и чиновниками, получавшими высокие
оклады. Обслуживали хедива очень плохо: многие из его фабрик не могли быть пущены
в ход. Его дворцы строились из дешевого материала, прикрытого штукатуркой; однако
его заставляли платить самые высокие цены, а когда его агенты протестовали, то
вмешивались консулы и поддерживали претензии своих сограждан.
Налогов стало больше, и размеры их были увеличены; главный налог, поземельный,
с 1866 по 1871 год удвоился, а египтяне платили гораздо больше официального обложения.
Сборщики требовали с феллаха денег всякий раз, когда хедив нуждался в них, и плательщика
налогов били и пытали, если он не платил. Беспрестанно требовали людей на принудительные
работы для выполнения заданий хедива. В 1871 году Измаил и его советники изобрели
новое средство вымогать деньги: они обещали уменьшить подати наполовину, не взыскивать
их в дальнейшем без согласия собрания и, наконец, обеспечить земледельцам право
полной собственности на землю, если они сразу заплатят налоги за шесть лет вперед.
Давно уже казна хедива поддерживалась внешними займами. Измаил обеспечил и
расширил свой кредит с необычайной ловкостью; он много тратил на рекламу, привлекал
в Египет известных писателей, обращался с ними по-царски, и эти гости угодливо
расписывали щедрое гостеприимство хедива, не в меру расхваливали все его мероприятия
и распространяли на Западе представление о неистощимости его средств. Многие капиталисты
отлично знали, что Измаил на пути к разорению, но они думали, что Египет представляет
собой достаточное обеспечение и что их правительства не упустят его из рук. При
Измаиле внешний долг вырос в тридцать раз по сравнению с тем, каким он был в момент
смерти Саида. С 1863 по 1867 год парижские и лондонские банки ссудили Египту 567
миллионов франков. В 1867 году Измаил построил великолепный павильон на Всемирной
выставке, приехал в Париж, истратил там много денег; в печати появился ряд восторженных
статей о нем. В следующем году он попросил взаймы у парижских банков 267 миллионов,
которые и были ему даны. В 1870 году он сделал, опять-таки в Париже, новый заем,
по счету восьмой, на сумму в 176 миллионов. Но вскоре французские капиталы были
поглощены уплатой военного вознаграждения Пруссии. Измаилу пришлось обращаться
главным образом в Лондон, но условия сделались более тяжелыми, потому что английские
банкиры были хорошо осведомлены о положении дел. Сначала приходилось платить 7
процентов, потом 9, наконец 12 по консолидированному долгу и 28 процентов по временным
обязательствам. Займы размещались всегда ниже номинальной стоимости; хедив получал
не больше двух третей этой стоимости. В 1873 году Измаил пытался сделать крупный
заем, более чем в 800 миллионов; заем не удался. Пришлось искать другого выхода.
Давно уже четыре пятых дохода поглощались кредиторами, и правительство при каждом
сроке платежа прибегало к займам на оплату купонов; обязательства по этим краткосрочным
займам хедив постоянно переписывал, причем проценты на них все возрастали. В 1875
году Измаил не мог больше достать денег на уплату процентов. Тогда он предложил
продать французскому правительству за 100 миллионов 176602 акции Суэцкого канала,
принадлежавшие лично ему; французский кабинет отказался от сделки. Осведомленное
об этом английское министерство Дизраэли приобрело акции; его главной целью было
получить большее влияние на собрание акционеров, но этот политический акт, помимо
того, оказался и отличной денежной операцией: акции, за которые английское правительство
платило по 568 франков, к концу XIX века стоили более 4000 франков каждая. Деньгами,
полученными от продажи акций, Измаил расплатился за первые сроки 1876 года; но
8 апреля было объявлено, что платежи отсрочиваются на три месяца. Египет оказывался
несостоятельным.
Долговая касса.
2 мая 1876 года державы навязали Египту нечто вроде администрации по несостоятельности,
получившей название комиссии Долговой кассы; ей было поручено предварительно вычитать
из бюджетных поступлений суммы, необходимые для оплаты процентов по долгам. Дело
это было вверено трем комиссарам — французу, итальянцу и австрийцу. В 1877 году
к ним присоединен был англичанин, а в 1885 году — русский и немец. Каждый из них
получал годовой оклад в 75000 франков.
Внешний долг слагался из различных займов, заключенных из разных процентов;
часть займов была обеспечена доменами хедива, так называемым дайре. Долги были
объединены; по совершении этой операции их оказалось на сумму в 2297750000 франков.
Рост был установлен из 7 процентов; с тех пор его понижали несколько раз. Было
решено, что уплата процентов и погашение долга будут происходить в течение шестидесяти
пяти лет; средства на это должны были получаться, во-первых, от некоторых государственных
доходов, во-вторых, от некоторой части домениальных доходов (дайре).
Франко-английский контроль.
Обеспеченная кредиторам часть доходов составляла 146 миллионов, получаемых
с государства, и 14 миллионов с доменов; эта сумма была очень велика по сравнению
с общим доходом Египта, который достигал 250 миллионов, но слишком мала для оплаты
обещанных процентов и погашения. Державы вначале думали, что кредиторов можно
будет удовлетворить при лучшем руководстве бюджетом. Но как было обеспечить его?
Как мы видели, преобладающим влиянием в Египте пользовались французы, но англичане
наряду с ними были главными кредиторами. Английское правительство склонило французское
правительство к признанию принципа, что две великие державы, как главные кредиторы,
имеют равное право на “преобладающую роль”. Они вынудили у хедива согласие на
установление двух генеральных контролеров, француза и англичанина, которым было
поручено следить за подготовкой бюджета, взиманием налогов и публичной отчетностью;
назначил их хедив, но они были ему навязаны английским и французским правительствами
(18 ноября 1876 г.). Так рядом с международной Долговой кассой был установлен
франко-английский кондоминиум (совместное владение).
Оба контролера объявили себя бессильными самостоятельно найти средства к увеличению
бюджетных ресурсов. Они потребовали учреждения международной комиссии финансового
расследования. Комиссия была назначена и произвела расследование в первые месяцы
1878 года. Английский комиссар был избран в докладчики. Он поставил себе задачей
показать оборотную сторону режима, блестящую внешность которого так расписывали
французские публицисты. Он обнаружил, что чиновники уже шестнадцать месяцев не
получали жалованья, что из военного бюджета 4 миллиона было израсходовано на никому
не известные цели, что отчетности нигде не существовало, что налоги взимались
без всяких правил и часто в размерах, превышавших обложение, что все еще отбывались
принудительные повинности, официально отмененные в 1866 году. Он потребовал полной
реформы администрации и предложил, чтобы хедив был ограничен цивильным листом,
а все его домены были отобраны в пользу Долговой кассы.
Измаил, казалось, готов был согласиться на все. “Моя страна уже не в Африке,
— заявил он, — мы теперь в Европе”. Чтобы показать свою готовность к административной
реформе, он ввел в кабинет Нубара обоих европейских контролеров, которые вместе
с тем были и членами комиссии расследования. 14 октября 1878 года француз де Блиньер
сделался министром общественных работ, а англичанин сэр Риверс Вильсон получил
самое важное министерство — министерство финансов. Контроль был отменен, но он
должен был возникнуть вновь, если бы один из европейцев покинул министерство.
Международная комиссия расследования продолжала функционировать.
Новое министерство нуждалось в деньгах для уплаты неконсолидированного долга
и жалованья чиновникам. Оно заняло 214625000 франков у парижского и лондонского
Ротшильдов. По займу взималось 5 процентов, но заем был обеспечен особенным образом
— земельными владениями хедива на Дельте. Управление этими владениями поручено
было смешанной комиссии, в своем роде кассе по ротшильдовскому долгу; в состав
ее вошли француз, англичанин и египтянин.
Справившись с самыми неотложными делами, министерство хотело путем экономии
сократить дефицит; этим оно нажило себе врагов. Оно сократило наличный состав
армии и оставило на половинном содержании 2500 туземных офицеров. Офицеры и чиновники,
которым угрожало то же самое, стали жаловаться: “Зачем урезывают нам наше мизерное
содержание, когда новым европейским чиновникам платят по 75000 в год?” Во время
одного мусульманского праздника толпа восстала с криком “Долой христиан!”. Вильсон
и де Блиньер подверглись осаде в одном из министерств; в экипаж Нубара бросали
камни.
Отрешение Измаила.
Хедив счел возможным опереться на недовольных туземцев. Зная, что он ничего
не может предпринять против держав, он надеялся разъединить европейцев. Министерство
заявило, что “интересы египетских плательщиков налогов солидарны с интересами
кредиторов”, и предложило понизить процент по внешнему долгу; кредиторы сейчас
же заявили протест через посредство консулов. Измаил притворно повторял, что он
выполнил бы свои обязательства, если бы мог распоряжаться свободно, но что ему
мешают в этом министры. Воспользовавшись мусульманскими волнениями, он отстранил
Нубара (26 февраля 1879 г.) и поручил составление кабинета своему сыну Тевфику;
оба европейских министра, поддерживаемые своими правительствами, отказались выйти
в отставку.
Продолжая обнадеживать кредиторов, Измаил пытался привлечь на свою сторону
общественное мнение либеральной Европы: он разыгрывал роль конституционного государя
и реформатора и устроил так, что депутаты египетского собрания, упраздненного
комиссией расследования, обращались к нему с петициями. “В качестве главы государства
и египтянина, — говорил он, — я считал своим священным долгом сообразоваться с
общественным мнением моей страны”. В апреле 1879 года министр финансов Вильсон
предложил ему отсрочить оплату купона одной облигации на несколько дней. Измаил
счел момент благоприятным: он заявил, что не позволит опозорить себя, распустил
свой кабинет министров и заменил его 7 апреля кабинетом Шерифа, сформированным
из одних египтян. Международная комиссия расследования подала в отставку.
При известии об этом государственном перевороте Франция и Англия некоторое
время находились в нерешительности. Но от имени немецких кредиторов вмешался Бисмарк
— в сущности лишь для того, чтобы египетский вопрос занял Англию и Францию. Обе
эти страны испугались немецкого вмешательства, которое могло бы нанести ущерб
их совместному преобладанию в Египте. Перед своей поездкой на Берлинский конгресс
Ваддингтон 7 июня 1878 года объявил во французской палате депутатов, что он не
допустит на конгрессе обсуждения египетских дел, потому что Франция “имеет в виду
сохранить там, не в пример остальной Европе, преимущественное и преобладающее
влияние”. Но с 1876 года Франция согласилась делить это влияние с Англией. Сделавшись
министром, Ваддингтон окончательно принес хедива в жертву Англии, которая давно
уже хотела его гибели. По требованию обеих держав султан сместил хедива, как простого
пашу (26 июня 1879 г.).
Хедив Тевфик и партия Араби.
Преемником Измаила был его старший сын Тевфик-паша, родившийся в 1852 году.
Порта попыталась было сократить полномочия хедива, воспользовавшись тем, что Англия
и Франция просили ее вмешательства; но Франция воспротивилась этому.
Тевфик говорил по-французски и обнаруживал благоприятное отношение к европейским
влияниям. Двойной финансовый контроль был восстановлен. Де Блиньеру было поручено
следить за отчетностью и за работой Долговой кассы, а новому английскому генеральному
контролеру, сэру Эвелину Барингу, позднее лорду Кромеру, поручено было следить
за поступлениями. Международная ликвидационная комиссия установила капитальную
сумму долга в 98948930 фунтов стерлингов и свела процентное начисление к 4—5 процентам,
сообразно с различными категориями долгов (1880).
Волнения, вызвавшие смещение Измаила, продолжались и при Тевфике. Агитацией
по-прежнему занимались недовольные офицеры; вождем их был полковник Араби, по
происхождению феллах. Араби и его друзья жаловались на то, что ими пожертвовали
для черкесских офицеров, на долю которых достались все милости. Они собирали вокруг
себя туземных гражданских чиновников, недовольных тем, что приходилось служить
под началом у иностранцев. А главное — они были представителями ислама перед лицом
неверных. Европейцы назвали их движение “национальным”, приписывая восставшим
свои собственные чувства; в сущности же это движение было мусульманским. [Фактически
это было национальным антибританским движением с некоторыми элементами исламистской
религиозной оболочки. См. подробно об этом X. И. Кильберг, Восстание Араби-паши;
изд. Академии наук СССР, 1937. — Прим. ред.] Араби ничего не делал, не помолившись;
он предавался постоянно благочестивым деяниям и приобрел репутацию святого, героя,
предназначенного самим богом для изгнания неверных.
Араби и египетские полковники устроили манифестации против черкесов. Министерство
Риаза предало манифестантов военному суду, но во время разбирательства дела в
залу ворвался полк Араби и освободил их (февраль 1881 г.). 9 сентября полковники
во главе своих полков отправились ко дворцу хедива. Тевфик вышел им навстречу;
они заговорили с ним и, соблюдая обычный этикет, поверглись ниц перед ним, но
все-таки заставили его принять их условия. Министерство Риаза было заменено министерством
Шерифа; египетское собрание представителей было восстановлено. Раз собравшись,
оно принялось обсуждать бюджет и увеличило военные кредиты. Оба европейских контролера
запротестовали, потому что сочли вотирование налогов собранием за подрыв своего
авторитета. Английское и французское правительства поддержали контролеров (ноябрь
1881 г.). Министерство Шерифа не осмелилось одобрить бюджет, измененный собранием.
Тогда полковники заставили хедива отставить министерство и составить новое, военное,
во главе с Махмудом-Сами и с Араби в качестве военного министра (февраль 1882
г.). Вскоре Араби был назначен пашой.
Политика двух главенствующих держав.
Во Франции с 1879 по 1880 год иностранными делами ведали один за другим пять
различных министров. Все они желали поддерживать добрые отношения с Англией, но
все были парализованы боязнью не угодить неопределенному парламентскому большинству.
Один только Гамбетта хотел извлечь из этой политики двух держав, начатой в 1876
году, все, что она могла дать; он прямо предложил лорду Гренвилю вооруженное вмешательство
исключительно Франции и Англии с целью вернуть хедиву его власть. Английское правительство
дало уклончивый ответ, потому что оно не хотело связываться с недостаточно устойчивым
французским правительством. Министерство Гамбетты пало через три месяца (30 января
1882 г.) и было заменено кабинетом Фрейсине. По отношению к египетскому вопросу
у Фрейсине была лишь одна мысль: оттянуть дело, чтобы не быть свергнутым палатой,
на которую он не мог положиться. Но обстоятельства не благоприятствовали этой
политике проволочек.
В апреле 1882 года военный министр Египта Араби под предлогом заговора приказал
схватить офицеров-черкесов и предал их военному суду, который осудил их на изгнание.
Хедив помиловал их. Министерство выразило резкий протест и собственной своей властью
созвало египетское собрание. Началась открытая борьба между хедивом, послушным
англо-французскому контролю, и партией Араби, мусульманской и враждебной иностранцам.
Во Франции Фрейсине впервые совершенно порвал с политикой привилегированного
положения двух государств, той политикой, которой держались со времени установления
франко-английского преобладания в Египте. 12 февраля 1882 года он обратился к
державам с нотой, приглашавшей их обсудить меры, которые надлежало бы принять
ввиду египетского кризиса. Тогда как в 1878 году Ваддингтон заявил, что он не
допустит обсуждения египетского вопроса на Берлинском конгрессе, теперь, наоборот,
Фрейсине, по-видимому, подготовлял новый Берлинский конгресс, жертвуя франко-английским
преобладанием в Египте.
Во время египетского кризиса (апрель-май) Фрейсине вернулся к прежней политике
и предложил Англии присоединиться к Франции для “моральной демонстрации”. Затем
он последовательно обратился к концерту европейских держав и к султану как сюзерену
Египта. Англия продолжала держаться выжидательной политики. На Берлинском конгрессе
Бисмарк без обиняков сказал Дизраэли, что Германия не помешает Англии обосноваться
в Египте; с другой стороны, он дал понять представителю Франции, что не станет
протестовать против занятия Францией Туниса. Франция только что утвердила свой
протекторат над Тунисом; английские империалисты были того мнения, что она получила
свою долю из турецкой добычи и что Египет на том же основании должен достаться
Англии. Когда Гладстон стал премьер-министром, он хотел, по его словам, держаться
политики “чистых рук”. Он продолжал сотрудничество с Францией, но его министр
иностранных дел, лорд Гренвиль, относился к делу с благоразумной осторожностью,
которую он объяснял неустойчивостью французских министерств.
12 мая Фрейсине потребовал отправки французских и английских судов к Александрии.
Англия согласилась на это, но под условием, что не будет применена сила. Обе эскадры
20 мая стали на якоре перед Александрией. 26-го обе державы потребовали у хедива
отставки его министерства и изгнания Араби. Хедиву только того и нужно было, но
египетское собрание запротестовало: офицеры предъявили хедиву ультиматум, требуя,
чтобы он оставил Араби, и хедив уступил (27 мая). Политика морального вмешательства
потерпела неудачу. Араби знал, что Франция и Англия беспрерывно обмениваются нотами
и никак не могут сговориться. В самый критический момент Фрейсине принял отставку
французского генерального контролера и отозвал консула из Александрии: оба они
были сторонниками энергичных действий, во Франции же многие демократы видели в
Араби нового Мехмеда-Али, которому надо предоставить свободу “возродить” Египет.
Возбуждение мусульман росло с каждым днем. В воскресенье 11 июня александрийские
мусульмане набросились на европейских резидентов, гулявших на берегу, и убили
нескольких из них. Мятеж был подавлен египетским правительством; но стало известно,
что Араби собирает войска. С 10 мая он увеличил наличный состав армии с 12000
до 16000 человек, назначил 29 полковников и 5 генералов. Английский адмирал, командовавший
эскадрой, которая стояла на якоре перед Александрией, жаловался на то, что прямо
против его судов сооружаются батареи. Стало очевидным, что Англия отказывается
от выжидательной политики. Наоборот, Франция, которая при Гамбетте одна требовала
применения силы, теперь уклонялась. Роли совершенно переменились. [Французская
“колониальная партия” вовсе не хотела отказываться от Египта, но положение было
таково: или немедленно ввязаться в две войны — сначала в союзе с Англией против
Египта, а потом против Англии из-за дележа добычи, или временно уклониться. Клемансо
громко кричал, что только дурак или изменник может, будучи французским министром,
ввязываться в какую бы то ни было войну, пока Эльзас-Лотарингия не отвоевана обратно.
Даже завоевание в 1881 году Туниса, где не грозила война с какой бы то ни было
великой державой, возбуждало во Франции раздражение против правительства. А в
Египте пришлось бы серьезно думать о войне против Англии. Что касается Англии,
то, не достигнув ничего в своей упорной борьбе против прорытия Суэцкого канала,
англичане считали жизненным вопросом так или иначе завладеть этим каналом, который
так необычайно сокращал путь в Индию. Они твердо решили — воевать с кем угодно,
но Египта не уступить никому. — Прим. ред.]
Английское вмешательство.
Все средства, придуманные Фрейсине для того, чтобы выиграть время, оказались
негодными. Турция отправила в Египет верховного комиссара, но у нее не было денег,
чтобы дать ему войска; верховный комиссар принял сторону Араби, который казался
поборником ислама. Вопреки Турции была созвана международная конференция, которая
и собралась в Константинополе 24 июня 1882 года. Представители держав дали на
конференции обязательство не действовать в Египте порознь, но английский представитель
настоял на внесении такой оговорки: “кроме как в исключительных обстоятельствах”.
4 июля лорд Гренвиль запросил Фрейсине, давал ли он приказ французскому адмиралу
отвечать на угрозы силой, что было равносильно призыву к непосредственному совместному
выступлению. А между тем Фрейсине обещал французской палате не начинать экспедиции;
поэтому он сослался на обязательства, данные в Константинополе, и приказал французской
эскадре отплыть из Александрии. Английская эскадра осталась там одна с немногими
русскими, австрийскими и греческими судами.
10 июля английский адмирал отправил командиру крепости ультиматум, требуя от
него приостановки сооружения новых батарей, угрожавших английским судам. Ответа
не последовало. 11-го утром адмирал подверг город бомбардировке. Египетские власти
выпустили из тюрем заключенных, и те принялись грабить и убивать европейцев. Только
15 июля моряки высадились и заняли город; вслед за тем английский адмирал предложил
командирам остальных держав отозвать своих людей, что те и выполнили. Александрия
была занята исключительно англичанами. Этим закончился первый акт.
Второй акт разыгрался по поводу Суэцкого канала. Фрейсине сделал попытку поправить
дело, испорченное инцидентом под Александрией, и попросил палату оказать свое
покровительство каналу, этому французскому предприятию мирового значения. 18 июля
он испросил кредит в 8 миллионов “ввиду расходов, вызванных событиями в Египте”.
Следовало ли вмешиваться в это дело Франции, которая была занята прежде всего
восстановлением своих сил и поисками союзников, с тем чтобы вернуть себе отнятые
Германией провинции? Гамбетта отвечал на это утвердительно, говоря, что сотрудничество
в Египте обеспечивает Франции союз с Англией и в то же время способствует поддержанию
того влияния, какое она приобрела в Египте, Клемансо поддерживал противоположную
точку зрения и защищал политику обращения к концерту европейских держав — политику,
вдохновителем которой был Фрейсине. Кредиты были приняты 424 голосами против 64
“для приведения флота в надлежащее состояние, но не в смысле разрешения действовать”.
На Константинопольской конференции Франция и Англия заявили, что они готовы
защищать канал от покушений со стороны Араби; Германия с Австрией и Италия, сделавшаяся
их союзницей после тунисской экспедиции, договорились не предоставлять этого дела
исключительно Франции и Англии. Последние две державы заявили, что они будут действовать
одни или по соглашению с другими державами.
Гладстон попросил и добился у палаты общин (275 голосами против 79) кредита
в 57 миллионов франков. 29 июля 1882 года Фрейсине попросил у французской палаты
9 миллионов на отправку 4000 человек к северному концу канала, в то время как
англичане должны были занять его южную часть. Он уверял, что ограничится охраной
канала без всякого вмешательства, что он просит лишь простого разрешения, которое
позволило бы ему действовать в течение парламентских каникул, если это окажется
необходимым, и что, без сомнения, будет принята предложенная в Константинополе
державами коллективная оккупация. Это означало робкое дезавуирование всей своей
предшествующей политики. Палата не пошла за Фрейсине. Комиссия, которой было поручено
рассмотреть вопрос о кредите, дала отрицательное заключение. В палате Клемансо
энергично напал на предложения министра; он утверждал, что “французский народ
должен собраться с силами”, чтобы подготовить возвращение утраченных провинций
и “установить у себя учреждения, которые помогли бы переходу от монархического
государства к государству демократическому”. [Клемансо повторял изречение одного
английского государствоведа (Мэна), что Англия — это республика с монархическими
формами, а Франция — монархия с республиканскими формами. Он имел в виду, что
французский административный и судебный строй остался и при Третьей республике
почти без изменений таким, как его создал еще Наполеон I. — Прим. ред.] Он уверял,
что совместное вмешательство не только ослабит Францию в настоящем, но и подготовит
в будущем ссору с Англией, получающей в Египте явную поддержку со стороны Германии,
и он пришел к заключению, что надо воздержаться от вмешательства. В кредитах было
отказано 417 голосами против 75. Министерство подало в отставку.
Англичане заняли 2 августа Суэц, а затем, в течение 20—24 августа, Порт-Саид,
берега канала и все предприятия Суэцкой компании.
После отступления Франции Константинопольская конференция прекратила заседания,
не сделав официального объявления о своем роспуске. Египет был предоставлен Англии.
Тогда-то и разыгрался последний акт. Араби низверг хедива и установил правительственный
совет; он собрал до 40000 солдат, по большей части плохо вооруженных и с плохим
командным составом; он фанатизировал их молитвами и религиозными службами, раздавал
им талисманы с изречениями из Корана. Английские агенты подкупили нескольких сторонников
Араби и, вероятно, самого Араби. [Это — явное извращение фактов. Араби никогда
не был подкуплен английскими агентами, хотя они это и пытались сделать. После
разгрома восстания Араби был выслан на остров Цейлон. — Прим. ред.] 11 сентября
английская армия Суэцкого канала, под командой Уэльслея, встретила по дороге в
Каир армию Араби у Телль-эль-Кебира и без труда рассеяла ее. Один английский генерал
в сопровождении нескольких всадников немедленно поспешил в Каир и без труда овладел
крепостью. Араби и его штаб были схвачены и преданы суду. Араби был присужден
к смертной казни, но его помилование было подписано заранее. Ему дали пенсию и
отправили на Цейлон.
Бессрочное отдаление эвакуации Египта.
Державы предоставили Англии свободу действий, но возникал вопрос: не вмешается
ли Турция в качестве сюзеренной державы? Англия предложила ей воздержаться от
посылки войск, и Турция не шелохнулась. Английский корпус остался в стране на
постоянное пребывание, египетские полки были реорганизованы под руководством нескольких
английских офицеров. Вначале, по-видимому, все перемены этим и ограничились. Как
только Араби пал, хедив был восстановлен и министерство вернулось к исполнению
своих обязанностей. “Мы находимся в Египте, — говорил Гладстон, — не в качестве
хозяев, а в качестве друзей египетского правительства. Правительство в этом деле
не признает за нашей страной каких-либо эгоистических особых интересов, отдельных
от общих интересов цивилизованных народов”. Либеральное министерство Гладстона,
просуществовавшее до 1885 года, всегда считалось с возможностью возникновения
вопроса об эвакуации. Однако с самого начала англичане не пожелали больше англо-французского
контроля; они приказали английскому контролеру не выполнять более возложенных
на него обязанностей; французское правительство согласилось на уничтожение контроля,
ставшего недействительным (4 января 1883 г.).
Этим был положен конец совместному преобладанию Англии и Франции в Египте,
но также и конец добрым взаимным отношениям этих стран. С этих пор французские
министры оспаривали оккупацию уже не во имя французских интересов, а во имя международного
права. [До международного права ни Фрейсине, ни Жюлю Ферри, ни Гобле, ни Рибо,
ни Ганото, ни Делькассе никогда не было абсолютно никакого дела: все они протестовали
лишь во имя того, что англичане ловко вырвали Египет из рук французов, воспользовавшись
тем, что французы замешкались и не вовремя ушли. Делькассе, продолжая протестовать,
одновременно предложил навсегда покончить с этими протестами, если Англия отступится
от Марокко и отдаст его Франции. Это и произошло по соглашению 4 апреля 1904 года.
Таково было “оспаривание французами оккупации Египта во имя международного права”.
— Прим. ред.] Французская политика выражалась в требовании эвакуации Египта и
нейтрализации канала и в защите всех учреждений, которые поддерживали в Египте
международный контроль или международное влияние, особенно Долговой кассы. Тройственный
союз тормозил ее усилия. Только Россия после заключения союза оказывала Франции
запоздалое и малополезное содействие. Франции, изолированной, часто приходилось
ограничиваться тем, чему один английский дипломат дал название “политики булавочных
уколов”.
Англичане с самого начала стремились сократить долг; им очень хотелось облегчить
египетский бюджет, а главным образом — расплатиться с кредиторами посредством
новых, исключительно английских займов, что дало бы возможность уничтожить учреждения
международного контроля. С 1884 года они хлопотали о разрешении произвести конверсию,
ссылаясь на тяжесть долгов, образовавшихся в результате восстания и платежей за
убытки, причиненные христианам Александрии. Франция добивалась созыва международной
конференции в Лондоне для обсуждения вопроса; ее министр иностранных дел Жюль
Ферри ставил разрешение финансовых вопросов в зависимость от разрешения вопроса
об эвакуации. Он заявлял через своего посла: “Кондоминиум (совместное господство)
умер, и мы не собираемся воскрешать его. Мы не собираемся также подменять английскую
оккупацию французской, и правительство республики готово взять на себя в этом
смысле самые формальные обязательства”. В обмен на это он добивался, “чтобы Англия
обязалась отвести свои войска в начале 1888 года при условии, что державы сочтут
возможным совершить эвакуацию, не нанося ущерба миру и спокойствию в Египте”.
Но Англия требовала уменьшения процентов по долгу, Франция же противилась этому
от имени международных кредиторов; переговоры об эвакуации были прерваны. Конференция
разрешала Египту произвести новый заем, но под гарантией держав, а не одной только
Англии, с условием, что Германия и Россия будут иметь своего комиссара при Долговой
кассе и что власть международных комиссаров будет усилена. С другой стороны, Ферри
добился созыва в Париже 29 марта 1885 года международной конференции для обсуждения
вопроса о нейтрализации канала; на следующий же день министерство Ферри пало.
Конференция разъехалась. Вслед за этим переговоры возобновились, хотя англичане
были против; но им была сделана уступка в том смысле, что в совете по управлению
каналом всегда будет 10 англичан из общего числа 32 членов. Наконец международное
соглашение в Константинополе от 29 октября 1888 года объявило, что канал, собственность
Компании, останется нейтральным, т. е. никогда, даже в случае войны, он не может
быть закрыт какой-либо державой.
В течение этого времени между Францией, Англией и Турцией не прекращались переговоры
по вопросу об эвакуации. Министерство Гладстона сменилось консервативным министерством
Сольсбёри; последнее стояло за колониальную экспансию, но не оспаривало значения
обязательств, взятых на себя Англией в отношении Египта. Сольсбёри попытался уладить
этот вопрос раз навсегда. В мае 1887 года он предложил Турции эвакуировать Египет
в пятилетний срок, но под условием, что за Англией будет признано право снова
занять его в случае, если вспыхнут новые беспорядки. Султан склонялся к принятию
этого предложения, но французское правительство постаралось провалить переговоры,
чтобы не признавать за Англией права на опеку. Тогда лорд Сольсбёри телеграфировал
английскому послу в Константинополе: “Англия останется в Египте до тех пор, пока
лондонский кабинет не получит уверенности в том, что египетское правительство
достаточно сильно для того, чтобы самостоятельно справиться с внутренними и внешними
опасностями, от которых Англия старалась оградить Египет”. Несколько дней спустя
в речи, произнесенной на одном банкете, лорд Сольсбёри сказал: “Англия заняла
Египет в разгар анархии. Она сделала попытку войти в соглашение с Турцией. Попытка
эта окончилась неудачей. Эта неудача освобождает Англию от всех ее обязательств”
(август 1887 г.). С этого момента Сольсбёри упорно отказывался от всякого возобновления
переговоров об эвакуации. Число англичан, желавших, чтобы Англия сдержала свое
слово, беспрестанно уменьшалось; империалистическая политика делала непрерывные
успехи и привлекла на свою сторону часть либералов. Французская дипломатия не
всегда обнаруживала одинаковую твердость. В 1889 году Англия предложила новую
конверсию долга. Следуя обычной тактике, французский министр Спюллер поставил
свое согласие в зависимость от обещания очистить Египет; но его преемник Рибо
разрешил конверсию без всяких условий (1890).
Египет и Англия в Судане.
Мехмед-Али завоевал Судан и посадил в Хартуме губернатора с войском. Арабские
купцы производили в египетском Судане торговлю слоновой костью и рабами; египетские
офицеры и их войска принимали участие в работорговле. В 1868 году английский путешественник
сэр Самуэль Бекер, впоследствии Бекер-паша, посоветовал Измаилу расширить пределы
египетского Судана, улучшить его администрацию и прекратить работорговлю. Этот
блестящий проект понравился Измаилу, который и поручил Бекеру привести его в исполнение.
С 1869 по 1875 год был занят весь бассейн Нила до озер; было образовано несколько
провинций; все они управлялись европейцами, состоявшими на службе у хедива. [В
Судане уже в нескольких километрах от берегов Нила ни малейшей власти не имели
ни хедив, ни служившие у него европейцы. — Прим. ред.]
Работорговцы относились к новому режиму враждебно: суданцы, сплошь мусульмане,
ненавидели европейцев. Произошло несколько местных восстаний, которые были подавлены.
В 1881 году, в то самое время, когда в Египте началась агитация Араби, один суданец
из Донголы провозгласил себя божьим посланником (махди), который должен доставить
торжество исламу на земле. Он образовал в Кордофане армию из своих сторонников,
захватил столицу области и убил губернатора вместе с египетскими офицерами (январь
1883 г.). 15000 египтян под командой английского генерала были отправлены против
него из Хартума; но Махди захватил их врасплох в пустыне и перебил. С дефицитом
в бюджете и дезорганизованной армией Египет не мог выдержать борьбы. Английское
правительство не хотело увязнуть в Судане. Оно решило временно предоставить страну
повстанцам, которых называли дервишами. [Их называли не дервишами, а махдистами.
Но в газетах эти разные понятия легко путались. — Прим. ред.] Английский генерал
Гордон был отправлен в Судан с поручением вывести оттуда гарнизоны. Прибыв в Хартум,
он решил попытать счастья и возобновил борьбу; английское правительство отказалось
поддерживать его. Предоставленный самому себе, Гордон выдержал в Хартуме годичную
осаду. 26 января 1885 года город был взят приступом, и Гордон был убит. Английское
правительство в конце концов отправило на помощь Хартуму Уальслея, но его авангард
опоздал на два дня.
Весь Судан был предоставлен дервишам. Англо-египетская армия ограничилась охраной
Египта и удержанием за собой порта Суакина на Красном море. Но Англия этим вовсе
не выражала согласия на то, чтобы другие державы, кроме нее, могли приобрести
право на покинутый Судан. Со стороны Красного моря и Индийского океана она вошла
в соглашение со своей союзницей [Англия вовсе не была в союзе с Италией. — Прим.
ред.] Италией и допустила ее окончательно занять прибрежье Массовы (1885) и временно
город Кассалу (1894); она помешала Германии занять всю территорию, тянущуюся от
побережья Занзибара [По англо-германскому соглашению Германия отказалась в пользу
Англии от Занзибара и прилегающих территорий в обмен на остров Гельголанд, уступленный
англичанами Германии. — Прим. ред.] до великих озер, и обеспечила себе конвенцией
1890 года область между озером Викторией и Индийским океаном; далее она заняла
Уганду (1894), между Викторией и верхним течением Нила.
Египетская провинция Верхнего Нила (Экватория) со столицей Ладо была отрезана
дервишским восстанием от остального мира; однако она оставалась египетской и состояла
под управлением австрийца Эмин-паши. Английское правительство боялось, как бы
Эмин не вошел в соглашение с немцами, сидевшими на Занзибарском побережье. Английская
экспедиция под начальством Стэнли выступила из Конго, пересекла Африку под предлогом
выручки Эмина, захватила его силой и привезла в Занзибар (1888—1889).
Вслед за этим Англия стала опасаться занятия Верхнего Нила французами, которые
двигались вверх по притокам Конго. [Ниже мы увидим (главы “Французские колонии”
и “Раздел Африки”), как Англия пыталась преградить дорогу французам через независимое
Конго и при каких условиях была подготовлена и выполнена миссия Маршана.] В 1893
году французское правительство возымело намерение “вновь поднять египетский вопрос”
(выражение, приписываемое президенту Карно), готовясь занять Верхний Нил, чтобы
вызвать таким путем созыв международной конференции для разрешения африканских
вопросов вообще и египетского вопроса в частности.
Англия захотела пробраться к верховьям Нила раньше Франции. В 1896 году она
решила устроить нападение на дервишей из Египта. Она потребовала отпуска необходимых
для этого средств из резервных фондов, принадлежавших Долговой кассе. Касса уступила,
несмотря на оппозицию французского и русского комиссаров; но дело было перенесено
в смешанный суд, который признал отпуск денег незаконным. Тогда английское правительство
отпустило Египту средства в долг, что дало возможность придать всему предприятию
более английский характер. Экспедиция была методически проведена генералом Китченером,
назначенным главнокомандующим (сердаром) египетской армии, и продолжалась три
года. В 1896 году сердар продолжил египетскую железную дорогу до первых порогов
при Асуане; отсюда он отправил канонерки вверх по течению до Донголы. Донгола
была занята прочно. В 1897 году сердар соорудил железную дорогу, соединив два
конца большой излучины реки Нила между Вади Хальфа и Абу-Гамедом. Перед ее конечным
пунктом он занял Бербер. До этих пор не было больших сражений. В 1898 году был
нанесен решительный удар. К 20-тысячной египетской армии сердар присоединил 5000
англичан оккупационного корпуса и еще 7000, взятых с Гибралтара и Мальты. В сопровождении
канонерок, которыми поддерживалось речное сообщение, и огромного каравана верблюдов
войска поднялись вверх по течению Нила до Омдурмана, столицы Махди, построенной
на другом берегу против Хартума. Дервиши в числе 100000 человек оказали мужественное
сопротивление, но были рассеяны огнем скорострельных ружей и пушек; победители
прикончили раненых и почти никого не брали в плен. После победы сердар отправился
на могилу Махди, велел вскрыть его гроб и выбросить в Нил останки пророка.
Битва произошла 2 сентября 1898 года. Вслед за тем сердар поднялся дальше по
реке Нилу с несколькими судами, нагруженными войском, и 19 сентября прибыл к Фашоде,
которая оказалась занятой небольшим отрядом Маршана, прибывшим сюда 18 июля. Ниже
мы увидим, как Франция отозвала Маршана и очистила верховья Нила.
За время с 1898 по 1900 год Англия закончила покорение Судана, преемник Махди
был убит, главные вожди дервишей убиты или схвачены. Таким образом, весь Судан
был снова завоеван, но не был возвращен Египту, а поставлен под совместное управление
Англии и Египта. Излишки расходов на него оплачивались исключительно из египетского
бюджета, а во главе управления стоял английский сердар.
Английские и французские интересы в Египте.
Юридическое положение Египта оставалось таким же, как и до 1882 года. Англия
никогда не оспаривала сюзеренитета Турецкой империи и не препятствовала выплате
султану ежегодной дани. Она не присоединяла к себе Египта и не объявляла официально
своего протектората над этой страной. 7 июня 1902 года английский министр иностранных
дел объявил в палате общин: “Египет — государство, платящее дань султану, но занятое
войсками Англии”.
Юридически хедив являлся главой страны. Самый высший представитель Англии,
лорд Кромер, официально был лишь одним из европейских генеральных консулов. На
деле же лорд Кромер руководил египетской политикой. Он вступил в должность в 1883
году и с тех пор не покидал ее, получая все свои служебные повышения на месте,
между тем как французские генеральные консулы сменялись неоднократно. В 1892 году
послушный Тевфик умер; ему наследовал его сын Аббас-Хильми, родившийся в 1874
году и воспитанный в Австрии. Совсем молодой, весьма не расположенный к англичанам,
Аббас, как говорят, по совету французского генерального консула, сделал попытку
сменить министров и назначить офицеров по собственному выбору. Английский генеральный
консул выразил протест, Франция дала хедиву совет уступить; он повиновался и уже
больше не делал попыток править самостоятельно. Все руководство управлением в
сущности исходило от Великобритании. Вначале англичане считались с положением,
какое приобрели иностранцы на египетской службе; когда кто-нибудь из иностранцев
уходил в отставку, его почти всегда заменяли его же соотечественником. Но этот
образ действий изменился, особенно по отношению к французам, во времена политики
“булавочных уколов”. В 1898 году оставалось лишь два француза, занимавших важные
должности на службе у хедива: министр общественных работ и директор археологического
ведомства. Армия, полиция, таможни, санитарное ведомство — все было в руках небольшого
количества английских чиновников, получавших хорошее содержание; под их руководством
работали все туземные чиновники. Государственными школами еще недавно заведовал
француз, и французский язык был главным иностранным языком, преподаваемым в школах
хедива; сами английские чиновники говорили по-французски. Со времен Фашоды и школьное
дело перешло к англичанам, и английский язык конкурировал в школах с французским.
У французов остались частные школы, главным образом школы духовных организаций
с 16000 учеников, и специальное юридическое учебное заведение, которое готовило
французских адвокатов.
Смешанные суды с международным составом, числящимся на службе хедива, были
сохранены вопреки желанию Англии.
Сохранилась и Долговая касса со своими канцеляриями, в которых было занято
много французов. Но плантации сахарного тростника и сахарные заводы в доменах
хедива, которые служили обеспечением части долга и где весь персонал был французским,
были проданы одной английской компании.
Администрация Суэцкого канала, как и прежде, оставалась по преимуществу французской
и держала у себя на службе главным образом французов. Александрия с 1890 года
управлялась европейским международным муниципалитетом. В 1892 году создано было
международное санитарное ведомство для борьбы с чумой и холерой.
Таким образом, в Египте существовало три категории европейских чиновников:
во-первых, англичане, состоявшие на английской службе, но получавшие жалованье
от Египта, — то были почти исключительно офицеры оккупационного корпуса; во-вторых,
европейцы, состоявшие на египетской службе, среди которых с 1882 года англичан
становилось в ущерб французам все больше и больше; в-третьих, европейцы, служившие
в учреждениях и предприятиях международного характера. Включая всех постоянно
проживавших в Египте чиновников и не чиновников, всего было около 110000 европейцев,
из них 15000 французов и 10000 англичан, сверх того 5000 человек оккупационного
корпуса и 7000 мальтийцев, тоже британских подданных.
Благосостояние Египта бесспорно возросло с тех пор, как администрация была
поставлена на европейский лад. Налоги были распределены более справедливо и уменьшены:
в среднем на душу приходилось 22 франка вместо 28 франков при Измаиле. Тем не
менее подати давали гораздо больше, потому что было упорядочено их взимание. Бюджет
сводился с остатком, хотя Египет оплачивал оккупационный корпус, состоявший из
5000 англичан, и покрывал дефицит Судана. По займам после ряда конверсии стали
платить всего 3—4 процента. По такой ставке Египет заключал свои займы и в позднейшее
время. Были предприняты важные общественные работы. Железные дороги, начатые в
1855 году при Саиде, насчитывали к концу XIX века 2300 километров рельсовых путей,
принадлежавших государству, и 1500 километров частных. Работы по постоянному и
систематическому орошению, начатые французами при Мехмеде-Али, были продолжены
англичанами в несравненно более крупном масштабе. Была выстроена плотина в два
километра у первых порогов, дающая возможность задерживать и регулярно распределять
воды половодья; она обошлась в 100 миллионов, добытых путем займа, проценты по
которому должны были быть возмещены с избытком повышением поземельного налога
на орошаемые земли и продажей участков, отвоеванных у пустыни новыми каналами.
Орошение дало возможность расширить две богатейшие культуры — хлопка на Дельте,
введенную Мехмедом-Али, и сахарного тростника в Верхнем Египте, введенную при
Измаиле.
Экономическое развитие принесло барыши главным образом английским капиталистам,
но французские интересы занимали место непосредственно за английскими. Французы
являлись держателями большей половины египетского долга; единственная важная отрасль
египетской фабричной промышленности — производство и рафинирование сахара — находилась
по преимуществу в руках французов. Торговля Франции с Египтом, выражавшаяся в
75 миллионах франков в год, оставалась далеко позади англо-египетской торговли,
достигавшей почти 400 миллионов при общей сумме всей египетской торговли в 800
миллионов; но она оспаривала второе место у турецкой торговли. [В ноябре 1902
года Франция заключила с Египтом выгодный торговый договор. Она не хотела делать
этого раньше из боязни нарушить принцип турецкого сюзеренитета, который она всегда
выдвигала против Англии. С этого договора началась новая политика. Франко-английское
сближение положило конец периоду “булавочных уколов”. По соглашению от 8 апреля
1904 года Франция отказалась от требования эвакуации Египта и от того, чтобы воспрепятствовать
англо-египетской администрации касаться запасного капитала Долговой кассы, а Англия
обязалась сохранить международную комиссию кассы со всеми ее полномочиями, оставить
директором археологического ведомства француза и не препятствовать работе уцелевших
французских школ.]
|
