Андрей Берман

Статьи с сайта автора. См. библиографию. Хлысты.

КОЗЛОВСКИЕ ПРОРОКИ

Из истории простонародного мистицизма в Среднем Поволжье.

Цель настоящей статьи - исследование двух общин деревенских мистиков, существовавших в с. Козловка, в конце XIX в.

Село Козловка входило в состав Курмышского уезда, в свою очередь бывшего в начале в Нижегородской, а затем Симбирской губернии. Курмышский уезд, наряду с Арзамасским и Алатырским со второй половины XVII в. был пристанищем разного рода религиозных диссидентов. К началу XVIII в. следует отнести появление здесь мистического движения "людей божьих" или хлыстов. Рассмотрение первоначальной истории хлыстовской секты не входит в нашу задачу, скажем только что в Нижнем Новгороде в первых годах XVIII в. жил один из руководителей секты, отставной солдат Прокопий Данилов Лупкин.[i] Из Нижнего Новгорода секта распространилась вниз по Волге.

Хлысты Курмышского и Алатырского уездов в народе назывались "богомолами". Это название встречается еще во время первого следствия о хлыстах в 1733 - 1739 гг.[ii] В 40-х годах XVIII в. "богомолом" называли одного из первых алатырских пророков, крестьянина д. Солдатской, столетнего Ивана Пименова " за то, что он ходит по ярмаркам и торжкам для моления".[iii]

Стержнем учения всех мистических сект было признание возможности для человека стать вместилищем божества. Источник подобных воззрений следует искать в православном учении об обожении. В Священном Писании более чем достаточно текстов, которые могут быть истолкованы в хлыстовском духе. Например, апостол Павел говорит: "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.1,20), или "если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности" (Рим.8,10). Подобные тексты постоянно читаются в церкви на литургии и любой благочестивый крестьянин, регулярно посещавший богослужения, мог решить про себя, что в него уже вселился Спаситель, а это значит что он уже не какой-нибудь Иван Тимофеевич, но сам Иисус Христос. Как заметил А. Панченко "наши знания о русской крестьянской христологии и агиологии остаются очень неполными и, возможно, хлыстовские и скопческие "христы" вполне (или хотя бы отчасти) соответствовали мировоззрению народного христианства".[iv]

Итак, появление хлыстовщины в Козловском приходе нужно, по всей вероятности, отнести к XVIII в. В первой половине XIX в. козловских "богомолов" возглавлял крестьянин смежной с Козловкой д. Устимовки (или Устиновки) Фрол Иванов, считавшийся "пророком".[v] В 1863 г. жители д. Устимовки Сергей Федоров Конкарев и две девицы Потаповы проходили по делу "О крестьянине с. Порецкого Иване Мусорине, члене какой-то секты".[vi] В 1893 г. за принадлежность к хлыстовщине судилась крестьянская вдова той же деревни, семидесятилетняя Анна Григорьева Кузина (урожденная Курягина).[vii]

В Козловском приходе "богомолы" особенно были распространены в деревнях Устимовке и Колычевке. В 1890 г. священник Александр Соколов составил список из 33 известных ему сектантов (приводим в приложении). Из списка видно, что основу секты составляли пожилые женщины. Средний возраст сектантов - 55 лет.[viii]

Свои тайные собрания местные "богомолы" устраивали в нескольких домах, где имелись для этой цели особые избы. Во время собраний посторонним подойти к избе было невозможно. Собирались обычно ночью, накануне больших праздников - Пасхи, Рождества Христова, Крещения, и поэтому на праздничной заутрене не бывали, а являлись в церковь только к началу литургии.

"Богомолы" отличались наружным благочестием, старались посещать каждое богослужение, во время постов исповедовались и причащались. В престольные праздники обязательно приглашали священнослужителей для молебнов, встречали очень ласково. Когда священник пытался вызвать их на беседу, то слушали внимательно, ни на что не возражали, а потом говорили: "Благодарим вас батюшка за то, что вы учите нас неразумных, темных людей, вы наш пастырь и наставник и мы должны слушаться вас". Свою принадлежность к секте решительно отрицали. Молились они двоеперстно, поворачивались всегда "посолонь".

Дома "богомолов" отличались чистотой и опрятностью, среди икон часто встречался образ "Всевидящее око", которого у других крестьян не было. В своем внешнем поведении сектанты отличались строгостью и воздержанием: в церкви клали низкие поклоны, со всеми обходились ласково, не сквернословили, не употребляли алкоголь и чай, но очень любили сладости. Одежду они носили обычного крестьянского покроя, но избегали ярких расцветок. Мужчины носили шапки особого фасона - высокие, с углами как у кучеров. По шапке можно было отличить "богомола" от православного. Женщины и девки никогда не надевали серьги и бусы.

Как и все хлысты "богомолы" отрицательно относились к браку и деторождению. Вступившие в секту никогда не женились, а для сожительства брали в дом женщину из той же секты. Наставник местных сектантов, пожилой грамотный вдовец (видимо Андрей Тихонов Сенотов) имел даже двух сожительниц. Своих подруг "богомолы" называли "голубками". Детей "богомолки" не рожали никогда, или вследствие действительного воздержания или употребляя средства контрацепции. В тот дом, где родился младенец, сектанты могли войти только по прошествии 6 недель, на тот же срок отлучался от собраний "богомол", в доме которого родился ребенок. Такое отношение к браку отрицательно сказывалось на демографической обстановке в сектантских деревнях. Так, по подсчету козловского священника Александра Соколова, за 30 лет с 1859 по 1889 гг. прирост населения в хлыстовской деревне Колычевке составил 28%, тогда как в д. Мочкасы, свободной от сектантов - 115%.

"Богомолы" пытались заниматься прозелитизмом среди православных. Они говорили: "Иди к нам, у нас уже больно хорошо. Если ты поступишь к нам, то не только ты, а даже и все твои родственники получат Царство Небесное. Если в чьем-либо роду нет ни одного "богомола" тот весь род погибнет". Для принятия в секту новичка, по некоторым сведениям, приезжали единоверцы из Москвы, сами местные сектанты так же часто и подолгу отлучались из деревни.[ix]

Однако не только хлысты вызывали беспокойство местного священника Александра Соколова. В 1874 г. в д. Устимовке поселился некто Фрол Иванов, которому в то время было 22 года. Родился Фрол Иванов Захаров в д. Шуваловка 11 августа 1852 г.[x] Прежде Фрол Иванов служил ключником у помещиков Волковых. Затем он женился на вдове, значительно старшей его по возрасту, владевшей небольшим участком земли в Козловском приходе. Фрол оказался человеком чрезвычайно религиозным, имел благообразный вид, обладал мягким, вкрадчивым голосом, ходил часто в церковь и там усердно молился, читая молитвы вслух, так что стоящие рядом с ним слышали это чтение, налагал на себя, сильные посты, некоторые даже утверждали, что Фрол носил на теле тяжелые вериги. Постепенно вокруг Фрола Иванова сложилась община последователей. Члены общины стали собираться в его доме, где занимались пением духовных песен, а Фрол читал им книги религиозного содержания и поучал собравшихся. Скоро слава о новом подвижнике распространилась по округе, и послушать Фрола стали приезжать крестьяне из соседних сел: Бахматова, Порецкого, Алгашей, Тихомирова, Ратова, Никулина и др. Кроме дома Фрола Иванова, жена которого отрицательно относилась к собраниям, община собиралась в специально выстроенной избе - "келлии", где в обычное время жила старушка, известная в селе под именем "бабушки Мешевой".[xi]

Местный священник неодобрительно отнесся к общине сложившейся вокруг Фрола Иванова. Особенно возмущала о. Соколова практика публичного целования мужчин и женщин в церкви, которую завел Фрол. Эта практика стала поводом для подозрения Фрола в хлыстовщине. Не нравилось священнику и то, что малограмотный Фрол был весьма высокого мнения о своих познаниях в священных предметах, никогда не обращался к батюшке за разъяснением "каких-либо недоразумений".[xii] По словам о. Соколова Фрол говорил что 'Священники ничего не знают: они ни один не понимают-де, что значат слова "паки и паки миром Господу помолимся".[xiii] Целых шесть лет священник тайно уговаривал Фрола Иванова и его почитателей бросить сборища, чтобы Фрол перестал учить народ, доказывал, что все это запрещается как церковными, так и гражданскими законами, и приносит вред Православной церкви. Как-то раз на пасхальной неделе, во время хождения с молебнами, о. Александр стал уговаривать людей отстать от Фрола Иванова и слушать наставления только законного пастыря. На что одна из его почитательниц, девица Марья Кузярина ответила: "Пока враг не посмеялся над нами, мы не отстанем от Фрола Ивановича, готова пострадать за него" и кроме этого высказала, что они не послушают ни священника, ни благочинного, ни самого архиерея, если они скажут что-либо против Фрола Ивановича, - "потому что и архиереи не всегда правду-истину говорят". Это же самое повторила в доме Михаила Кончулизова его дочь Татьяна, сам Михаил Кончулизов и прочие девицы, поклонницы Фрола Иванова. Михаил Кончулизов еще резче высказал свою приверженность Фролу Иванову: "Что хочешь делай с нами, под суд отдавай, режь, топи и т.д., мы все-таки не откажемся от Фрола Ивановича".

Раздражало священника и то, что Фрол не занимался крестьянским трудом, в полевых работах ему безвозмездно помогали члены сложившейся вокруг него общины. Самыми большими почитательницами Фрола были Татьяна Кончулизова, Марья Кузярина, Параскева Теленкова, Варвара Кирева и Катерина Орлова - оставшиеся незамужними крестьянки в возрасте около 30 лет, называвшие себя "сестрами". С Фролом Ивановым был не разлучен холостой, лет 25, парень 'Иванушка' из д. Бахматова, ходивший в такой же как Фрол одежде, из одной и той же материи и какого-то особого покроя. Членами общины были так же крестьяне д. Колычевки Василий Милантьев, Филипп Емелин, Михаил и Федор Парфеновы и д. Устимовки - Василий Костюшин.

Привлекало людей и то, что Фрол исполнял на селе функции знахаря - лечил больных, помазывая их маслом, присланным, по его словам, с Афона. Почитатели обращались к нему даже и тогда, когда больные находились при смерти, вместо того, чтобы позвать священника для последней исповеди и причастия. "Заболела у крестьянина Василия Костюшина жена и заболела на смерть; а он, чем бы поскорее пригласить Священника, поспешил пригласить Фрола Иванова. Что он сделал над ней мне хорошенько не известно, но в то время я слышал, что он чем-то помазывал ее. Я об этом спрашивал самого Фрола Иванова. "Я давал ей только Святой водицы" - сказал он мне. Но дело в том, что когда я прибыл к ней, Фрола Иванова тут уже не было, она уже не могла покаяться в своих грехах, успела только сказать мне "грешна во всем" и стала умирать; видя это я поспешил ее причастить, и не успел я отойти от ее постели, она испустила дух. Помазывал он каплями с Афона и умирающую сноху Василия Милантьева" - доносил становому приставу о. Александр Соколов. Кроме того Фрол Иванов отчитывал и бесноватых.[xiv]

7 декабря 1890 г., по указу Варсанофия, епископа Симбирского, в Козловку прибыл епархиальный миссионер, священник Василий Травин. В своем рапорте он описал свою встречу с Фролом Ивановым: "По приезде в Козловку, мне прежде всего хотелось увидеть Фрола Иванова в его домашней обстановке и мы со священником Соколовым отправились к нему в дом под видом гостей. Фрол Иванов принял нас радушно. Он человек средних лет, женат, но детей не имеет; 16-ти лет назад он переселился в Козловку из села Рогожки Курмышского уезда и живет здесь теперь на правах землевладельца. Обстановка его комнаты обличает в нем религиозного человека: комната вся почти убрана иконами, из которых большинство приобретены с Афона; между иконами на стенах встречаются фотографические портреты, например митрополита Московского Филарета, протоиерея Иоанна Кронштадского, какого-то схимника афонского Георгия Хаджи и проч.; на полках видны: Евангелие и Четь-Минеи; тут же находится несколько флакончиков с маслом от лампад некоторых чудотворных икон и св. мощей; наконец вся комната пропитана сильным запахом репейного масла. Разговор наш с Фролом Ивановым начался об Афоне. Оказалось, что Фрол Иванов ведет постоянную переписку с некоторыми афонскими монастырями и келлиями, например: Пантелеимоновым, Благовещенским, с келлиями: Свято-Троицкой, Свято-Рождественской, Иоанна Предтечи Господня и другими; посылает в означенные монастыри и келлии денежные пожертвования, как свои лично, так и тех, кто ему поручает; выписывает с Афона разные иконы, получает отсюда "душеспасительные советы" как устроять спасение на земли и проч. Затем Фрол Иванов рассказывал нам много о Москве, о святынях Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, о Воскресенском монастыре и других монастырях, где ему приходилось бывать и видеть многие собственными глазами. Наконец беседа наша коснулась и местных 'богомолов'. Фрол Иванов определил сущность этой секты, ее вред для Церкви и Государства; говорил также, что 'богомолы' к нему относятся враждебно за то, что он многих православных спас от поступления в эту секту и т.д. Так как время уже клонилось к полуночи, то мы поспешили проститься с Фролом Ивановым, пригласив его на другой день в квартиру священника побеседовать. Он обещался, но явился не прежде, как за ним послан был особый человек с повторным приглашением. На этот раз Фрол Иванов повел речь о том, какое значение он имеет в обществе. Он говорил, что он пользуется громадным почетом не только в селе Козловке, но и в окрестных селах: "без моего совета не решается - говорил он - ни одно семейное дело; не вылечивается ни одна серьезная болезнь; не проходит ни одно горе; и старый и малый идут ко мне и здесь находит слово утешения и добрый совет: Подобное отношение ко мне народа восстановило против меня некоторых соседних священников, которые стали смотреть на меня как на опасного врага Церкви". При этом Фрол Иванов рассказал несколько случаев, из-за которых, будто бы, произошли столкновения у него с некоторыми священниками. Так, например, он говорил, что один священник обиделся на него за то, что он, Фрол Иванов, посоветовал его прихожанину, вместо погребения усопшего родственника за известную плату в церковной ограде, как на том настаивал священник, заказать лучше по усопшем сорокоуст, находя последний более полезным для души умершего, нежели простое (без сорокоуста) лежание его тела в ограде. Или, другому прихожанину того же священника посоветовал сделать духовное завещание на землю, предназначенную на вечное поминовение завещателя, не на имя существующего в приходе священника, как того последний сильно домогался, а на имя вообще причта, какой бы когда тут не существовал. "Вот за такие-то советы, - говорил Фрол Иванов, - и обиделся этот батюшка на меня и даже не постеснялся сообщить обо мне становому приставу, что я вредный человек и пристав не замедлил ко мне явиться в квартиру с обыском в глухую ночь, как к преступнику, но кроме св. и душеспасительных книг подозрительного в моей квартире ничего не нашел, однако по причине нетрезвого состояния, в котором находился г. Пристав, им были арестованы две книги, которые и сейчас находятся у него. Этот обыск, - добавил Фрол Иванов, - конечно в начале меня сильно огорчил, опечалил и тех, кто привык во мне видеть советника во всех добрых начинаниях, но потом я смиренно покорился сему испытанию, помня, что Христос сам прощал врагам и нам завещал это делать". После этого приходской священник Соколов, присутствующий при нашем разговоре, поставил Фролу Иванову на вид, что он самовольно делает религиозные собрания, чем принижает авторитет пастыря, и ввел обычай целования в храме, вопреки существующей практике церковной. Фрол Иванов, со слезами на глазах, и с жаром <начал - А.Б.> нам доказывать, что священник каким-нибудь злым человеком введен в заблуждение, что у него никогда и никаких не бывает собраний, кроме тех случаев, когда в праздничное время к нему придут на дом и, по собственному желанию, человека два-три послушать чтение из житий святых, или, когда его самого пригласят куда в дом почитать неграмотным семейным, но такое частное и, притом, душеспасительное чтение, по мнению Фрола Иванова, никак не может служить подрывом уважения к пастырю. Напротив, оно должно помогать пастырю в деле воспитания народа, так как ему, пастырю, не достанет ни сил, ни времени каждому читать и каждого назирать и т.д. Относительно "целования" Фрол Иванов говорил, что этот обычай не он вводит, а первенствующая Церковь, и что в этом обычае он не видит ничего противозаконного. На первое я ему возражал, что чтение душеполезных книг народу и вообще учительство есть прямая обязанность пастыря, но никак не мирянина. Если же последний, вопреки воли пастыря, хоть и с доброю целию, стал заниматься этим делом, то он страшно погрешил бы (Мф28, 18; 17, Лк. 10; 16, Евр. 13; 17, 6-го Всел. Соб. 64 пр.). На второе я ему возражал, что обычай "целования" сам по себе хоть и не предосудителен и имеет к тому же основание в древнейшей церковной практике, но однако теперь этот обычай оставлен только за священнослужащими в алтаре, мирянам же во время богослужения целование воспрещается (Лаод. соб. 19 пр. в толк.). Поэтому, если Фрол Иванов позволяет целоваться в храме и притом во время богослужения, то он тем самым нарушает церковное постановление и вводит соблазн в народе. На это Фрол Иванов сказал, что он готов оставить "целование" в храме, но оставить вообще "добрые дела" он не согласен, хотя бы ему пришлось на земле "пострадать". "Как, например, - говорил он, - не остановить вовремя брата, когда вступает он на скользкий путь погибели, как смотреть равнодушно на его падение? Это равнялось бы отрицанию Евангелия и главной заповеди о любви к ближнему, если мы не имеем никакого сочувствия к брату". Затем Фрол Иванов стал исчислять свои заслуги в пользу религиозно-нравственного воспитания народа села Козловки. До него, т.е. до поселения Фрола Иванова в Козловке, народ будто бы здесь совсем не ходил в церковь, праздники проводил в пьянстве и в грехе, к пастырям относился без уважения, переходил часто в секту "богомолов" и т.д. Теперь, благодаря будто бы шестнадцатилетнему влиянию на них Фрола Иванова, народ в Козловке сделался религиознее и нравственнее. "В чем же тут, - спрашивал меня Фрол Иванов, заливаясь слезами, - подрыв пастырству, подрыв его авторитету? Я сам смотрю на пастыря-священника как на преемника апостольского, в моем представлении священник есть ангел, и этот взгляд на священника я стараюсь внушить и народу. За что меня пастыри гонят? За что преследуют полицией? Повторяю, я не перестану творить добрые дела и верить в Евангелие, чтобы со мной не случилось"! На его жалобную речь я отвечал ему речью о послушании пастырю; при этом только послушании, говорил я Фролу Иванову, его добрые дела будут иметь должную цену и послужат ему во спасение.: Этим и закончилась наша беседа с Фролом Ивановым. Я просил было его присутствовать на публичной беседе, которая предполагалась в этот день в приходском храме, но Фрол Иванов, ссылаясь на здоровье своей жены, отказался от участия в беседе. На прощание он принял от меня и от приходского священника благословение, слезно просил, чтобы мы его простили, если он в чем нас оскорбил. Затем, выразив надежду побывать у меня в приходе будущей весной, когда пойдет в Промзино на богомолье, он отправился домой".[xv]

24 ноября 1891 г. Фрол Иванов принял тайный постриг и был наречен Меркурием. В Козловке он исполнял, в последствии, должность церковного старосты. Умер 28 февраля 1918 г.[xvi]

Итак, мы видим, что хлыстовщина в Козловском приходе, в конце XIX в. находилась в упадке. Можно указать несколько причин этого явления. Во-первых, свою роль сыграло отсутствие естественного прироста в секте. Однако и раньше секта, пополнялась не столько за счет естественного прироста, сколько благодаря активному прозелитизму среди православных. Важную роль в упадке секты "богомолов", несомненно, сыграла деятельность Фрола Иванова. Очевидно, что его личность и проповедь оказались более привлекательными, более "пассионарными", если можно так выразиться, чем ставшие обыденными радения "богомолов". Отметим, что деятельность Фрола, находила отклик как раз в той среде (старые девушки), которая обычно служила питательной средой для хлыстовщины. Немаловажно, что у представителей официальной церкви в тот период хватило гибкости не устраивать гонения на Фрола и его последователей. Вред таких гонений прекрасно понимал миссионер Василий Травин. Он писал в своем отчете: "Во всяком случае, к действиям Фрола Иванова, по моему мнению, следует относиться крайне осторожно: крутые меры и вмешательство полиции, в роде указанного здесь случая, едва ли сделают Фрола Иванова покорным приходскому священнику; скорее эти меры послужат во вред священнику и еще к большему упрочению влияния на народ Фрола Иванова. Здесь, очевидно, требуются меры кротости, сближение приходского священника с Фролом Ивановым посредством частых бесед и отеческого обращения с ним; только при этом условии, конечно, возможно достичь искренности и любви во взаимных отношениях пастыря с пасомым".[xvii] Такая гибкость отсутствовала в XVIII в., в период формирования хлыстовской секты.

С другой стороны, нельзя не отметить типологическое сходство общины Фрола Иванова с сектой "богомолов", что и вызвало беспокойство местного священника. Личность Фрола вполне соответствует типу хлыстовского пророка - женат на старой женщине, не имеет детей. Интересно, что Фрола в Козловском приходе называли "папашей"[xviii], что является обычным наименованием хлыстовских пророков. Вероятно в условиях конца XVII - нач. XVIII вв. деятельность Фрола вполне могла привести к возникновению мистической секты.

Таким образом, община "богомолов" не выдержала конкуренции с вызывавшей более интенсивные религиозные переживания проповедью Фрола Иванова, к тому же не осуждавшегося официальной церковью. Проведенные нами в 2002 г. полевые исследования показали, что в Козловском приходе в настоящее время отсутствуют какие-либо воспоминания о секте "богомолов".

Летом 2002 г. были торжественно подняты мощи Фрола Иванова, ставшего преподобным Меркурием Козловским, который завершившил ряд деревенских мистиков, живших в приходе с. Козловки.

[i] Мельников П.И. Тайные секты. Полн. собр. соч. СПб., 1909. Т.6. С. 278 - 279. Подробнее о начальной истории хлыстовщины см. Панченко А.А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002. С. 103 - 170.

[ii] Чистович И.А. Дело о богопротивных сборищах и действиях. М., 1887. С. 36.

[iii] Нечаев В.В. Дела следственных о раскольниках комиссий в XVIII веке,// Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства Юстиции. Кн. 6. М. 1889. С. 137.

[iv] Панченко А.А. Заметки и материалы к исследованию фольклора русских мистических сект,// Мифология и повседневность. Материалы научной конференции 18-20 февраля 1998 года. СПб., 1998. С. 149 - 150.

[v] Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии составленный состоящим при Министерстве Внутренних Дел Коллежским Советником Мельниковым. 1854 года, // Действия Нижегородской Губернской Ученой Архивной Комиссии. Сборник в память П.И. Мельникова (Андрея Печерского). Нижний Новгород, 1910. С. 199.

[vi] Центральный государственный архив Чувашской Республики (ЦГА ЧР), Ф.88. Оп.1. Д. 4411. Там же. Д. 4359. Л. 84об.

[vii] Введенский С.,свящ. О хлыстах села Порецкого, Алатырского уезда. (О духовных скопцах),// Симбирские Епархиальные Ведомости. 1905. ? 13. С. 304.

[viii] Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. 134. Оп. 7, Д. 478. Л. 5 - 5об.

[ix] Там же. Л. 1 - 3.

[x] Васильева Л. Здесь жил схимонах Меркурий,// Светоч. 2002. ? 8(18). С. 10

[xi]ГАУО, Ф. 134. Оп. 7, Д. 478. Л. 17 - 18.

[xii] Там же. Л. 3об.

[xiii] Там же. Л. 18об.

[xiv] Там же. Л. 17об. - 18об.

[xv] Там же. Л. 21об - 26об.

[xvi] Васильева Л. Указ. соч. С. 10.

[xvii] ГАУО, Ф. 134. Оп. 7, Д. 478.Л. 26

[xviii] Васильева Л. Указ. соч. С. 10.

Секта "людей божьих" в Алатырском уезде в первой половине XIX в.

В настоящее время, когда религиозный фактор приобретает все большее значение в общественной, культурной и научной жизни России, все чаще русские религиозные движения становятся объектом исследований ученых-историков. Однако если официальная Православная Церковь и старообрядчество изучаются достаточно широко, то такое явление как традиционные секты, возникшие в русле православной традиции, все еще остаются малоизученной областью русской религиозной жизни. Изучение старейшей русской секты - хлыстовщины, как своеобразного явления русской цивилизации является целью данной статьи. Эта работа не является исчерпывающим исследованием алатырской хлыстовщины. За пределами внимания автора остались данные, которые могут содержаться в архивах Москвы и Санкт-Петербурга.

Дореволюционная литература о хлыстах насчитывает несколько сотен наименований. Исследованиями сектантства обычно занимались православные миссионеры и государственные чиновники, в обязанности которых входила борьба с сектами и расколами. Во второй половине девятнадцатого века сектантами заинтересовались исследователи народнического толка пытавшиеся найти в религиозных диссидентах опору для борьбы с самодержавием.

Первое упоминание о "божьих людях" имеется в известной книге Димитрия Ростовского "Розыск о раскольнической брынской вере"[i], где святитель делает обзор всех сект и расколов к началу восемнадцатого века. Однако до конца 50-х гг. XIX имеются только скудные упоминания о хлыстах и скопцах в русской литературе. Дело в том, что до 50-х годов скопцы и хлысты не выделялись в отдельные направления религиозного разномыслия, а считались разновидностью старообрядческого раскола, кроме того, в царствование Николая I вся информация о сектантах была засекреченной. В 1858-60 г/г. в журнале Казанской Духовной Академии "Православный собеседник" был напечатан труд И.М. Добротворского "Сведения о секте как называющихся в русском расколе "Людей Божьих", который является первым опытом исследования христововерия. В 1862 году в "Отечественных Записках" вышла работа Афанасия Щапова "Земство и раскол". Автор развивал тезис о том, что раскол и сектантство были оппозиционным движением против засилья государства и церковных властей. Этот тезис был подхвачен народниками, которые, видя в сектантах союзников в борьбе с самодержавием, стали изучать их и искать сближения с ними. В 1861 - 63 гг. соратником Герцена и Огарева Василием Кельсиевым в Лондоне был опубликован ряд документов, касающихся истории христововерия.[ii] В своей работе "Умственные направления русского раскола" А. Щапов объяснял происхождение хлыстовщины влиянием славянского и финно-угорского язычества.[iii] На протяжении 1860 - 1900 годов был издан ряд общих исследований по истории мистических сект написанных миссионерами или государственными чиновниками. Это работы П. Мельникова[iv], Н. Реутского[v], К. Кутепова[vi], священника А. Рождественского[vii]. Основная ценность этих работ - обилие фактического материала.

В начале XX века в обществе обострился интерес к религиозной жизни. Писатели, и философы "серебряного века" стали обращаться, в том числе, и к теме сектантства, посещать хлыстовские радения. Руководители сектантских общин были частыми гостями на заседаниях петербургского Религиозно - философского общества. К теме хлыстовщины обращались в своем творчестве Д. Мережковский, А. Блок, А. Белый, Н. Клюев. Василий Розанов посвятил хлыстам и скопцам книгу "Апокалиптическая секта".[viii] В этот период традиции народников продолжали исследования Алексея Пругавина[ix]. Будущий управделами Советского Правительства В. Бонч-Бруевич в 1908 - 1916 гг. издал семь томов "Материалов к истории русского сектантства и старообрядчества".

Советских исследований о "божьих людях" немного, секты рассматриваются как проявление классовой борьбы под религиозной оболочкой. В 1930 г. вышла книга Н.М. Никольского "История русской Церкви" где большое место отведено вопросам сектантства. В 1960 - 70 гг. исследованиями в области сектантства занимались А.И. Клибанов[x] и И.А. Малахова[xi]. В своих работах эти авторы рассматривали сектантство, прежде всего, как форму социального протеста.

Из последних публикаций нужно назвать работу кандидата психологических наук А. Эткинда "Хлыст". Автора интересует роль мистических сект в культуре Серебряного века. Необходимо упомянуть также ряд статей о хлыстах петербургского ученого Александра Панченко, которого интересует фольклор и религиозные практики мистических сект как составная часть народной религиозности[xii].

Литература о хлыстах в Симбирской губернии невелика. Из дореволюционных работ, прежде всего, следует назвать статью Н. Аристова "Раскол в Симбирской губернии". [xiii] Ценность данной работы состоит в том, что автор использовал документы, погибшие во время симбирского пожара 1864г. Статья Аристова послужила источником для работы священника С. Введенского, посвященной истории раскола и сектантства в Симбирском крае.[xiv] Ряд интересных сведений о связях алатырских божьих людей с московскими единоверцами сообщается в упоминавшихся работах Н.Реутского, бывшего следователем по особо важным делам Московского окружного суда, и имевшего доступ к подлинным следственным делам о хлыстовщине. Из современных исследований необходимо назвать работу Л. Ю. Браславского "Старообрядчество и христианское сектантство в Чувашии", несколько страниц которой посвящены истории алатырских хлыстов.[xv]

В дореволюционной литературе по сектоведению было принято разделять все секты на мистические и рационалистические. В первом случае подчеркивалось, что в мистических сектах основным пунктом вероучения было признание возможности соединения с божеством еще при жизни. К мистическим сектам обычно относили хлыстов и скопцов. Во втором случае главное место занимало вольное толкование Священного Писания и устройство общин на евангельских началах. К этим сектам относили молокан, духоборцев, штундистов и т. д. В советской историографии все традиционные русские сектанты объединялись общим названием "духовных христиан", которые рассматривались как "ступени одной лестницы развития демократического протеста в религиозной оболочке".[xvi] Известный русский писатель, исследователь раскола и сектантства, бывший чиновником МВД по особым поручениям П.И. Мельников (Андрей Печерский) называл хлыстов и скопцов "тайными сектами". Действительно если молокане и духоборы довольно быстро порвали с православной церковью, то мистические сектанты старательно скрывали свои убеждения, считаясь официально православными.

Термин "хлысты" не является самоназванием адептов секты, сами себя они называли "божьи люди". В народе за ними закрепилось название "христовщина", так как своих руководителей сектанты часто называли "христами". По мнению Мельникова слово "хлысты" изобретено духовными лицами, считавшими неприличным в названии секты употреблять имя Иисуса Христа.[xvii] В советской литературе утвердился уважительный термин "христововерие".

Возникнув в конце XVII в. в московских монастырях мистическое движение "людей божьих" в начале XVIII столетия широко распространилось в Поволжье. Из подмосковных деревень Троице- Сергиевой лавры хлыстовщина проникла в вотчины приписанного к лавре алатырского Троицкого монастыря, где в 1725 - 1735 г.г. находилось до тридцати человек сектантов.[xviii] Влияние алатырских хлыстов распространялось на ряд уездов Нижегородской и Тамбовской губерний.[xix] Таким образом, Алатырский уезд был крупным центром секты "людей божьих".

Аутентичных источников происходящих из среды "людей божьих" не существует и исследователю приходится иметь дело в, основном, с материалами судебно-следственных дел. У источников этого рода есть свои достоинства и недостатки. Обычно в делах содержатся доносы, данные обысков, характеристики подследственных с точки зрения социальной принадлежности, посещаемости церквей, грамотности, медицинские освидетельствования. Все это представляет собой объективную сторону источника. В тоже время следственные дела часто не позволяли судить о верованиях, обрядах сектантов, которые при вступлении в секту давали клятву держать все это в тайне. К счастью для науки иногда сектанты обращались в официальную религию и тогда старались открыть в своих доносах верования и практику, бытовавшую в сектантских "кораблях".

В своей работе мы использовали как опубликованные данные, указанные выше в обзоре историографии, так и ряд неопубликованных архивных материалов из фондов Алатырского уездного суда, хранящихся в Центральном государственном архиве Чувашской республики.

Хлысты Алатырского уезда были связаны с традиционной хлыстовщиной, основанной Данилой Филипповичем, Иванов Тимофеевичем Сусловым и Прокопием Лупкиным. В 80-х годах XVIII века это направление хлыстовщины стало возрождаться в Москве. В первой половине XIX века духовной руководительницей этого направления "людей божьих" была крестьянка Костромского уезда, первая богачка в округе Ульяна Васильева - последняя "пророчица" из рода Данилы Филипповича. 15 июня 1837 г. московские хлысты были с поличным задержаны во время радения в доме мещанки Борисовой. В числе обвиняемых был Кузьма Волосников, который, покаявшись, раскрыл все известные ему тайны вероучения и обрядов "людей божьих".[xx] За признание Волосникова по Высочайшему повелению наградили премией в 500 рублей.[xxi]

Кузьма Дмитриевич Волосников был удельным крестьянином Симбирского уезда села Теньковки. Волосников происходил из традиционно хлыстовской семьи - его родители были "людьми божьими", сам он вступил в секту около 1803 г. после женитьбы.[xxii] Волосников был человеком состоятельным, занимался торговлей валенками, кушаками, сапогами, медом. Разъезжая по торговым делам по ярмаркам, он имел возможность встречаться со своими единоверцами в разных селах.[xxiii] Искренне обратившись в Православие, Волосников посчитал себя обязанным поставить в известность власти о своих единоверцах в Алатырском уезде Симбирской губернии. 15 августа 1838 г. Волосников явился к симбирскому губернатору и сделал формальный донос. Из доноса следует, что хлыстовщина в Алатырском уезде была в селах: Астрадамовке, Барышской Слободе, Кувакине, Ичиксах, Кладбищах, Порецком, Мишукове. Самые крупные общины, по словам Волосникова, были в Кувакине и Ичиксах - 115 и 40 человек соответственно. В указанных селах "пророками" были: Сергей Петров, Абрам Андреев и Арина Андреева - в Астрадамовке; Кузьма Иванов - в Ичиксах; Федор и Сергей Пушкаревы, Степанида и Анна Казаковы - в Кладбищах; Карп Кигин, Наталья Алексеева, Нестер Михайлов, Осип Караваев - в Порецком; Марья Назарова, Григорий Данилов и Аксинья Данилова - в Мишукове.[xxiv]

Кроме того, Волосников объявил, что к хлыстовской секте принадлежит отпущенник помещика Волкова проживающий в Алатыре Кирилла Герасимов. По словам Волосникова, Герасимов, "когда жил в селе Кувакине, на квартире у девки Пелагии Михайловой Дерябиной, на своем коште выстроил у той Дерябиной для моленной избу, в которой и он много раз бывал, а потом, когда Дерябина отняла у него ту избу, то, рассорившись с нею, перешел в село Ичиксы к крестьянину Кузьме Иванову такой же секты и согнав от себя жену сделал связь с жившей у Иванова девкой Анисьей Кузьминой, за что его Иванов и сослал от себя, после чего он, Герасимов перешел в Алатырь, где теперь и проживает".[xxv]

На основании допросов Волосникова губернское правление поручило Алатырскому уездному суду провести формальное расследование. Уездным исправником Рыбушкиным были произведены обыски и допрошены все упомянутые крестьяне. При обысках Рыбушкин старался отыскать моленные или предметы культа сектантов, однако во всех случаях отмечается, что "моленных и ничего не найдено кроме обыкновенного крестьянской одежды и принадлежащего к крестьянскому быту".[xxvi] Допросы и очные ставки также не дали никаких результатов. Так, крестьянин с. Астрадамовки Андреян Петров утверждал, что "веры он православной, на исповеди бывает, в раскольнической секте под название хлыстовщина не состоял, так и его семейные никогда не состояли, равно и теперь не состоят, непозволительных сборищ ни в какое время у него в доме не было и с чего сие возведено на него не знает, а всегда принадлежал и теперь со всем семейством принадлежит православной церкви, и с Козьмою Волосниковым знакомства не имел и он, Волосников, в его доме никогда не был".[xxvii] Крестьянка с. Порецкого Наталья Алексеева, названная в доносе "пророчицей", утверждала на очной ставке, что "Кузьму Дмитриева Волосникова совсем не знает, пророчицею не именовалась, в хлыстовской секте не состоит и не состояла".[xxviii] Такие же показания давали и другие крестьяне. Односельчане отмечают их хорошее поведение и отрицают возможность их принадлежности к секте.[xxix] В результате следствие так и не смогло собрать необходимые доказательства, и крестьяне были оставлены без наказания как "не сознавшиеся и не уличенные".[xxx]

Всего по доносам Волосникова к следствию было привлечено 48 человек. Список этих крестьян мы приводим в Приложении 1.

Прежде всего, следует обратить внимание на то, что большинство составляли пожилые люди, не состоящие в браке. Средний возраст крестьян - 57 лет. 75% сектантов являются холостыми или вдовыми людьми. Это объясняется тем, что по хлыстовскому учению для стяжания Святого Духа необходимо сохранение телесной чистоты. По словам Кузьмы Волосникова "если кто ведет развратное поведение, то того в секту не принимают, всякое распутство запрещается, и даже если вступят в оную муж с женой, то им супружеское совокупление запрещается".[xxxi] Это согласуется с заповедью легендарного Данилы Филипповича: "Неженимые не женитесь, женимые разженитесь".[xxxii] Вообще презрение к браку является одним из внешних показателей принадлежности к хлыстовщине, что, как мы увидим далее, использовалось судебными следователями в 50-х годах XIX в.

В социальном плане 58% сектантов составляли крестьяне удельного ведомства, 42% - крепостные. Что касается гендерных характеристик, то 62% "людей божьих" приходилось на женщин. Из 48 человек грамотными были крепостные с. Порецкого Нестер и Иван Михайловы и Осип Караваев, а также удельный крестьянин с. Мишукова Василий Назаров. К сожалению, источник не позволяет сделать выводы об имущественном положении всех крестьян, привлеченных к следствию, однако некоторые "божьи люди" были весьма состоятельными. Так, мы уже упоминали, что сам доносчик - Волосников занимался торговлей, хлыст Кирилла Герасимов сумел выкупиться у своего помещика Волкова.[xxxiii] В 1836 г., как свидетельствует дело Алатырского словесного суда, Кирилла Герасимов дал в долг мещанину Николаю Трифонову 3470 рублей, что говорит о более чем благополучном положении Кириллы Герасимова. Кстати, упомянутое дело сообщает и весьма примечательную фамилию последнего - Богатов.[xxxiv] Крестьяне с. Астрадамовки Андреян Петров и Сергей Петров были сельскими ремесленниками.[xxxv]

Таким образом, в 30-х годах XIX в. хлыстовщина в Алатырском уезде была широко распространена и представляла собой ряд общин - "кораблей", члены которых часто состояли между собой в родстве. Основу "кораблей" составляли пожилые женщины, которые подчас играли роль лидеров. Алатырские "корабли" поддерживали связи со своими единоверцами в других городах, в т.ч. Москве, но централизация происходила все же не в масштабах страны, а внутри "кораблей".

Дело о христововерах вновь возникло в конце 1853 г. Симбирский архиерей Феодотий (Озерков) сообщил губернатору, что житель с. Астрадамовки, уже знакомый нам Андреян Петров, "является начальником какой-то секты". По словам архиерея, "по наружности Петров и приверженные к нему христиане православные, и притом усердные, в церковь ходят, и христианские обязанности исполняют неукоснительно. Тем не менее, жизнь в общении с Церковью считают жизнью мирскою и поговаривают, что в миру спастись нельзя и надобно избрать какую-либо веру всякому". Феодотий сообщал так же, что сектанты содержат свою веру в тайне, гнушаются браком и 4 раза в год в ночное время совершают необычные обряды. Общество будто бы состоит из девок и молодых мужчин, проживающих кроме Астрадамовки в деревнях Колюпановке и Грязновой. К доносу архиерей приложил список из 21 человека.[xxxvi]

Расследование было поручено провести чиновнику по особым поручениям Панову. Со слов приходских священников, Панов выяснил, что действительно в доме Андреяна Петрова бывали собрания сектантов, однако, когда слухи об этом распространились в народе, то сход перенесли из Астрадамовки в деревни Неплюевку и Грязнову. При внезапном обыске, произведенном ночью в доме жителя д. Неплюевки крепостного помещиц Чуфаровых Митрофана Дмитриева, было найдено восемь рубах особого покроя. Кроме того, в усадьбах Петрова и Дмитриева были обнаружены особые избы, построенные в середине двора, окна которых не выходили ни с одной стороны на улицу.[xxxvii] Всего по обвинению в принадлежности к хлыстовщине было привлечено к ответственности 27 человек (их список приводится в приложении 2). Андреян Петров, Митрофан Дмитриев и крестьянин д. Грязновой Григорий Лукьянов как руководители секты были посажены в Алатырский тюремный замок. При допросах все обвиняемые отрицали свою принадлежность к хлыстовщине. Следует отметить, что по сравнению с предыдущим делом конца 1830-х годов, повысилась квалификация следствия, так как за прошедшие годы правительство значительно лучше познакомилось с жизнью различных сектантов. Еще в 1831 году был создан секретный комитет по делам сектантов и раскольников в Симбирске. В 30, 40, 50-х годах Министерство внутренних дел неоднократно посылало своих чиновников в Симбирскую губернию для изучения состояния сектантских и старообрядческих общин.[xxxviii] Чиновник Панов, зная, что хлысты гнушаются браком, особенно интересовался причинами холостого состояния обвиняемых. В качестве причины крестьяне обычно называли болезнь. Так, 25-ти летняя Ефимия Памфилова заявила следователю, что "замуж не вышла по болезни головы". То же самое сказали и Арина Александрова, Прасковья Антонова, Ульяна Онуфриева. Матрена Памфилова в качестве причины назвала то "что отец вдов и некому управляться домом".[xxxix] В результате расследования так и не удалось собрать необходимые улики для наказания подозреваемых. Суд постановил "оставить подсудимых в сильном подозрении, подчинив на будущее время строгому полицейскому надзору".[xl] Арестованные предводители сектантов были отпущены на поруки. Аристов сообщает, что Андреян Петров умер в тюремном замке[xli], однако из источника видно, что в апреле 1854 г. Петров был освобожден из под стражи и отдан на поруки алатырскому 3-й гильдии купцу Ивану Орлову.[xlii] Необходимо обратить внимание, что в качестве поручительниц за Митрофана Дмитриева выступили его помещицы сестры Чуфаровы, которые сами были не замужем. Можно предположить, что дворянки Чуфаровы испытывали склонность к хлыстовщине.

Как было сказано выше, Андреян Петров в качестве подозреваемого уже привлекался к следствию в 1838 г. За прошедшие 15 лет материальное положение Петрова улучшилось. Как свидетельствует ревизская сказка в 1850 г. он вместе с семейством сумел выкупиться у своей помещицы и, по указу казенной палаты, записан в число мещан г. Алатыря.[xliii] Из протокола обыска видно, что основным занятием Петрова было выделывание овчин.[xliv]

Значительно понизился по сравнению с 1838 г. средний возраст сектантов, который составлял 40 лет. Следует отметить также, что основой "корабля" были родственники Андреяна Петрова. Характерно, что в материалах дела совершенно отсутствуют данные о связях астрадамовского "корабля" с другими общинами, что можно объяснить усилением преследований и необходимостью конспирации.

В дореволюционной и советской исторической литературе считалось, что мистические секты, к которым относятся хлысты, - - течение оппозиционное официальной церкви, даже "антицерковное". Дореволюционные миссионеры склонны были в любом проявлении религиозности, не вписывающейся в школьные учебники по догматике, видеть ересь. Примером тому может служить движение "беседников" в Самарской области, которое до революции считалось хлыстовским.[xlv] Однако в настоящее время иерархия считает беседников православными верующими "ведущими строгую воздержанную благочестивую жизнь, в чем они являются примером для остальных мирян".[xlvi] Советская идеологическая схема, предписывающая относиться к официальной церкви как к "прислужнице царизма" так же старалась преувеличить разрыв мистических движений с православием, представив их как некую православную Реформацию, по аналогии с таковой же в Европе. Однако советские ученые признавали, все же, что хлыстовщина и скопчество сохраняли связи с православием, но объясняли это целями миссионерской пропаганды и необходимостью конспирации.[xlvii] По нашему мнению такой взгляд не отражает действительного положения вещей. Для того чтобы лучше понять глубинные связи православия и хлыстовских сект постараемся выяснить мировоззрение последних.

Вероучение Православной Церкви оттачивалось на протяжении веков лучшими представителями философской мысли. Являясь сложнейшей мировоззренческой системой, требующей для своего восприятия специальной подготовки, оно не могло быть во всей полноте воспринято большинством верующего народа. Рецепция церковного учения во многом зависела от социального статуса верующего и его образованности и таким образом в различных социальных и культурных средах возникали свои версии веры. Этот процесс не прекращается никогда и присутствует в Церкви до настоящего времени, приводя, подчас, к конфликтам.

Систематическое религиозное образование в России появилось в России в середине XVII в., а до этого, в результате сложного взаимодействия канонического церковного богословия с языческими представлениями, веками формировалась сниженная версия веры - народное православие. Нужно отметить, что к XIX в. в русском народе было преодолено то, что называется "двоеверием", т.е. ситуация когда отправляется, не смешиваясь, христианский и языческий культ ( в то время это наблюдалось, например, у нерусских народов Поволжья), народная религия воспринималась ее представителями как вполне христианская. Важную роль в становлении народного православия играли и различные апокрифы.[xlviii]

Дореволюционные исследователи, особенно церковные авторы, полагали что хлыстовские обряды являются следствием определенной "догматики" сектантов. Однако, как справедливо отметил А. Панченко "догматика вовсе необязательна для повседневной религиозной практики, более того, она представляет собой результат длительной литературно-богословской рефлексии, возможной лишь в определенных социально-исторических условиях".[xlix] Учение различных сект хлыстовского направления не было однородным, во многом оно зависело от уровня знакомства "пророков" с церковным богословием. Однако стержнем учения всех мистических сект было признание возможности для человека стать вместилищем божества. Источник подобных воззрений следует искать в православном учении об обожении. В Евангелии от Матфея (Мф.5,48) Христос говорит: "будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный". Учение об обожении всегда считалось в православной Церкви венцом всего богословия. Особенно подробно путь к такому совершенству разрабатывался в аскетической литературе, и именно среди монахов-аскетов время от времени возникали учения о том, что достигнувший совершенства и сделавшийся вместилищем Святого Духа человек уже не в состоянии грешить (напр. - мессалиане). Подобные учения бывали и на Западе среди бегардов и бегинок. Похожие мотивы встречаются в сочинениях Мейстера Экхарта. С XIV в. учение об обожении стало возрождаться в Византии под названием исихазма. Через афонских монахов попало оно и на Русь, где особенным поклонником "умного делания" как метода исихии был преподобный Нил Сорский. Но это учение не заняло господствующего положения среди русских монахов. На Руси более популярным оказался обрядовый аскетизм Иосифа Волоцкого. Последователи Нила Сорского сосредоточились в основном в заволжских лесах, откуда, по преданию, и происходил легендарный Данила Филиппович. К началу XIX в. идеи "умного делания" широко распространились в русских монастырях. Еще в XVIII в. Паисий Величковский перевел на славянский язык греческое "Добротолюбие", куда вошли лучшие творения православных писателей-аскетов. Уподобление человека Богу - основная тема этой книги. В России появилось несколько центров "умного делания", напр. Оптина Пустынь и Саровский монастырь. Великий русский подвижник Серафим Саровский учил что "в стяжании Духа Божия и состоит истинная цель нашей жизни христианской".[l] И если для св. Серафима Дух Божий еще необходимо "стяжать", то хлыстовские "христы" уже действуют по воле Святого Духа якобы в них обитающего.

В Священном Писании более чем достаточно текстов, которые могут быть истолкованы в хлыстовском духе. Например, апостол Павел говорит: "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.1,20), или "если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности" (Рим.8,10). Подобные тексты постоянно читаются в церкви на литургии и любой благочестивый крестьянин, регулярно посещавший богослужения, мог решить про себя, что в него уже вселился Спаситель, а это значит что он уже не какой-нибудь Иван Тимофеевич, но сам Иисус Христос, тем более что психологически он был уже подготовлен к такому выводу наслушавшись поучений старцев из ближайшего скита. Таков по нашему мнению механизм возникновения "изобретенных христов" в хлыстовщине. Как заметил А. Панченко "наши знания о русской крестьянской христологии и агиологии остаются очень неполными и, возможно, хлыстовские и скопческие "христы" вполне (или хотя бы отчасти) соответствовали мировоззрению народного христианства".[li] Таким образом, можно сказать, что учение хлыстов о том, что человек может сделаться вместилищем Бога является неправильно понятым церковным учением об обожении.

Хлысты Симбирской губернии в народе назывались "богомолами". Это название впервые встречается еще во время первого следствия о хлыстах в 1733 - 1739 гг.[lii] В 40-х годах XVIII в. "богомолом" называли одного из первых алатырских пророков, крестьянина д. Солдатской, столетнего Ивана Пименова " за то, что он ходит по ярмаркам и торжкам для моления".[liii]

Для того чтобы стать вместилищем божества, по хлыстовскому учению, человек должен был вступить в секту и участвовать в главном обряде "божьих людей" - радении. При приеме в секту новичку давали в руки икону, с зажженными свечами вводили его из сеней в избу, где собирались все сектанты. Вновь обращаемый с земными поклонами молился сначала на иконы, а затем и на всех присутствующих. Затем его подводили к старшему со словами: "Вот мы привели к тебе раба; ему хочется очистить тело и душу". Старший давал ему заповедь не пить вина, на улицу не ходить, никого не крестить и не хоронить, кроме единоверцев, держать в тайне все, что увидит на собраниях. Новообращенный призывал в поручители Спаса, и тогда его сажали среди остальных хлыстов и начинали петь духовные стих: "Споемте-ка мы стих, споемте мы песенку: ведь стихи людям смехи; а песенка - к Богу лесенка".

Они посылают дитя одного птенца,

Одного птенца огненного,

По родам дитя ходило,

Из родов роды брала,

Людей к богу привела,

Дай нам Господи,

Дай Исус свет Христос,

Сударь сын Божий,

Свет помилуй нас![liv]

Радение богомолов представляло собой род религиозного танца, во время которого участники при пении духовных стихов впадали в экстаз. С подобными танцами христианская Церковь столкнулась еще в древности. В Византии народное почитание памяти мучеников сопровождалось плясками и вращением. Эти движения обозначались словами coreia и coreuein, которые принято переводить как "ликование" и "ликовать". Иоанн Златоуст говорил: "Бог дал нам ноги и для того чтобы мы ликовали вместе с ангелами". Осуждая непристойные пляски и скакания, Церковь не отрицала совместимость некоторых телодвижений с религиозным восторгом. Такие движения представляли собой стройное хождение по солнцу, под общее пение участников.[lv] До настоящего времени этот обряд сохранился в виде крестных ходов и хождения жениха и невесты вокруг аналоя в чине венчания. В "корабле" Андреяна Петрова в с. Астрадамовке после плотного ужина посреди избы ставили кадку с водой. Мужчины и женщины в белых рубахах садились по обе стороны от "пророка". Получив от него позволение, начинали петь духовные стихи, прихлопывая в такт руками и притопывая ногами, после чего начиналось беганье вокруг кадки и хлестанье друг друга.[lvi] Затем "пророк" каждому произносил пророчество.[lvii] Центральным и повторяющимся элементом радений во всех "кораблях" "людей божьих" были кружения. Быстрое вращение тела вокруг своей оси вызывало измененные состояния сознания, иногда галлюцинации и другие психофизические симптомы. Это был максимально интенсивный религиозный экстаз, эйфория, радостное чувство. Именно эти состояния ценились хлыстами больше всего и поэтому православная литургия казалась им сухой и безжизненной.[lviii] Н. Аристов описывает радение следующим образом: "Собрания сектаторов устраиваются в случае приезда собратий из других сел по ночам и под самым строгим караулом. Богомол входит в собрание в одной белой, длинной и широкой рубашке, с такими же рукавами и босой; молится образам, перед которыми горят восковые свечи, кланяется три раза в землю и трижды в пояс, потом также кланяется перед присутствующими богомолами по солнцу, садится мужчина на лавку, женщина против него на скамью, молясь, говорит: "Господи Исус Свет Христос и Государь и проч. Как скоро соберутся все богомолы, приносят белые полотенца и каждый, обвивши им шею, делает из него крест на груди и концы завязывает сзади или затыкает за пояс. Затем, вставши все молятся и, усевшись на свои места начинают петь "Дай нам Господи:". После пения два мужика встают со своих мест, молятся, один говорит: "Братия, посудите правый суд, который Пихаль судил!" (Пихаль - хлыстовский пророк, живший в начале XIX в. в Ичиксах). После поучения все вскакивают со своих мест и начинают кружиться. Происходит беганье или поочередная скачка с места на место; старые девки и старухи с распущенными седыми волосами резво прыгают с одной стороны на другую, как дети. Все собрание одновременно, то волнуется и извивается змееобразно, то ходит хороводом около стоящей в кругу девки. Сложив персты по старообрядчески, они поднимают их вверх и опускают, примахивают к себе, будто что привлекают. Сняв с шеи полотенца, они свивают их и бьют ими друг друга, или рукавом рубашки, платком; это начинает девка, а за нею тоже делают и все. Во время кружения два сектатора поднимают пророка к потолку избы, который, поцарапав его рукой, кричит: "я разве долезу до третьего-то неба, до Саваофа Бога, где небесна-то высота и где райские птицы-то поют"!:Круженье продолжается; пророк схватит свечку и ставит себе на голову и опускает с высоты в ознаменование низведения света; за ним тоже делают все; кружение и суматоха продолжаются с новой силою до утомления. Вдруг начинают говорить непонятные слова. Это у них называется сошествием Св. Духа и говор на разных языках. Они утверждают, что голубь, т.е. Дух Св. садится в это время к ним на головы или на плечи хлыщет крылами. Во время кружения пророк или пророчица говорят несколько слов пророческих каждому порознь. Собрания продолжаются почти до зари; одни уходят из моленной избы, некоторые ложатся тут же спать. Поутру делают богатый обед, на котором оделяют всех богомолов деньгами, оставшимися после какого-нибудь умершего богомола. Подобные собрания повторяются иногда до 3-х дней".[lix] Вот описание радения сделанное в1840 г. Кузьмой Волосниковым. "Каждогодно, во время престольного праздника, под видом посещения в гости, собираются в оном каком-либо доме собрание обоего пола мужчин, женщин и девок от 15 до 80 лет в таком количестве, сколько соберется. Собрание этого общества собирается более в ночное время и всегда в таком теплом строении, которое состоит в захолустье или внутри надворного строения, или позади оного. По собрании общества, все оного участвующие же мужчины надевают на себя белые длинные, долее колен, рубашки и начинаются молитвы: " Судари-приятели, помолитесь за великого Государя и за весь их царский род, и за все христолюбивое воинство, и за все духовенство". Потом все садятся по местам на лавки и стулья и все поют: "Веруем Христу, Твоему кресту, утверди Господи помышление мое, яко пети и славити трехдневное Твое воскресение. Дай нам Господи, дай нам и Исус Христос сына, Государь Божий, помилуй нас".[lx] Эта молитва повторяется несколько раз. Во время этой молитвы один, двое и более под названием дельный человек, выходят на средину комнаты и ходят кругом, столько времени как уже устают. После этого кружащиеся делают знак, что в них снишел Святый Дух и тут пророчут всему обществу предузнавая, кто из этого общества как жил и будет жить, худо или хорошо. А когда все это общество почувствует в себе что снишел Св. боевой дух, тогда все общество встает с мест. Которые бьют себя через левое плечо кулаками в грудь, а другие хлыщутся по спине бичами и хлыщутся до крови, и что все это делается в виде угодного Богу, за то, что он страдал".[lxi]

Для своих собраний сектанты устраивали специальные помещения - "сионские горницы". В "корабле" Андреяна Петрова это помещение состояло "из одной комнаты с голландской печью и окруженной лавками, из них две были покрыты узкими, соразмерными ширине лавок, войлоками".[lxii] Сионские горницы" часто украшались иконами. Так, в 1837 г. находили иконы во время следствия по делу о сборищах у Борисовой в Москве.[lxiii] О том, что моленные украшались иконами, говорит и Волосников. По его словам, необходимой принадлежностью каждой моленной был живописный образ под названием "Благовременное покаяние", в знак почитания которого исполнялась молитва " Дай нам Господи:".[lxiv]

Кроме радения у алатырских хлыстов практиковался обряд причащения сухарями, которые пророк раздавал всем присутствующим. Такие сухари были найдены в доме Андреяна Петрова.[lxv]

Отрицательное отношение к сексу и деторождению было отличительной чертой хлыстовщины на протяжении всей ее истории. Вообще интимная жизнь на Руси (особенно в допетровское время) рассматривалась как грех по преимуществу. Об этом свидетельствуют вопросные статьи в русских уставах исповеди. Так из 35 вопросов "мужем о гресех", в рукописном требнике XVI в. из собрания Погодина, 21 вопрос относится к области сексуальных отношений. В требнике XVI в. из библиотеки новгородского Софийского собора из 43 - 22 вопроса.[lxvi] Некоторые статьи носят прямо порнографический характер. Например, священник должен был спрашивать мужа: "или своею женою в задний проход блуд сотворил еси"?[lxvii] За это полагалось отлучение от причастия на год и 150 земных поклонов в день. Но даже муж и жена не сотворившие грехов, отмеченных в требнике, после интимной близости считались ритуально нечистыми и не могли войти в церковь, пока над ними не будет прочитана молитва. Такие пары обычно скапливались в притворе, в ожидании священника, и вызывали сальные шутки окружающих. В этой связи становится понятным, почему люди, решившие стать вместилищем Святого Духа, отказывались от половой жизни и гнушались браком. Некоторые, не имея телесной близости с женами, сходились с другими женщинами, объясняя это внушением Духа. Такие женщины назывались "духовными женами" или "духовницами". Так крестьянин с. Ичикс, хлыст Кирила Герасимов выгнав жену, стал жить с работницей своего односельчанина Анисьей.[lxviii] Однако большинство хлыстов все-таки воздерживались от половых отношений. Хлыстов часто обвиняли, что во время радений они практикуют обряд т.н. "христовой любви", во время которого, якобы по внушению свыше, происходят беспорядочные половые связи, однако достоверно наличие таких случаев доказано не было. Николай Реутский, бывший следователем Московского окружного суда, писал что "на существование подобных обрядов между "людьми божьими" в XIX столетии, насколько автору известно это из массы подлинных дел взятых со всех концов России из личных исследований произведенных во многих местностях России не было ни малейших указаний".[lxix]

Отношение "людей божьих" к Церкви было двойственным. С одной стороны они были самыми усердными прихожанами, с другой - считали пребывание в Церкви недостаточным условием спасения. Мы уже отмечали, что собственные обряды доставляли хлыстам и скопцам большую духовную радость чем православные службы, однако считать что люди десятилетиями регулярно посещали богослужения, руководствуясь только целями конспирации - это, по нашему мнению поверхностный взгляд. Александр Эткинд, исследуя эту проблему, пришел к выводу что, здесь мы имеем дело "с особым способом организованным сосуществованием христианского и не христианского поведения. Выбор той или иной формы поведения происходил ситуационно: в церкви кощунством было вести себя не по христиански; в других, "нечистых" местах, наоборот, кощунственным было бы вести себя так как в церкви".[lxx] Например, Ульяна Васильева каждый год, в день Покрова Богородицы, служила панихиды по своему прадеду Даниле Филипповичу, которого, однако, на радениях, считала самим Саваофом.[lxxi] Можно согласиться с Эткиндом, что для хлыста хождение в православную церковь было важной частью его религиозной жизни, и его вряд ли беспокоили возникающие при этом логические противоречия, обсуждавшиеся синодальными миссионерами.[lxxii] Что касается некоторой враждебности сектантов к духовенству, то ее можно объяснить постоянной опасностью доносов со стороны священников, что в глазах хлыстов выглядело как попытки непросвещенных Духом людей помешать действию Бога. "Книжники и фарисеи с бела света Христа согнали" - говорили в "корабле" Андреяна Петрова о духовенстве.[lxxiii]

Важной составляющей религиозной практики хлыстов были пищевые запреты - посты, которые рассматривались как один из способов достижения телесной чистоты. Посты занимают важное место в православной традиции. Кроме четырех больших постов - Рождественского, Великого, Петрова и Успенского, в течение всего года постными являются среда и пятница. Благочестивые люди постятся иногда в понедельник. Среди пожилых женщин, особенно вдов, и в настоящее время существует обычай не есть мяса до конца жизни. В общинах "божьих людей" обычно воздерживались от мяса и алкоголя, но зато весь год ели молочную пищу, что, иногда, вызывало обвинение в не хранении постных дней. Такое обвинение предъявлялось, например, членам "корабля" Андреяна Петрова.[lxxiv]

Для связи с единоверцами из других регионов России алатырские хлысты использовали такой традиционный для православных способ, как паломничество к святым местам. Особым уважением хлыстов пользовалась д. Старая, Костромского уезда, откуда родом был легендарный основатель секты Данила Филиппович, и где проживала его правнучка Ульяна Васильева. Обычно эти паломничества приурочивались к празднику Федоровской иконы Божьей Матери (14 марта по старому стилю).[lxxv] Другим центром паломничества был дом знаменитого "христа", юродивого Андреяна Петрова в Москве, где до 1745 г. были большие собрания " людей божьих". В 1745 г., по доносу сыщика Ваньки Каина, началось следствие о хлыстах, длившееся до 1757 г., по которому было осуждено более 400 человек, в том числе и Андреян Петров.[lxxvi] Около 1790 г. этот дом приобрела московская купчиха Ульяна Снурочникова, ставшая руководительницей московских хлыстов в первой половине XIX в.[lxxvii] Центром паломничества было также с. Кувакино, куда приходили хлысты из с. Черновского, Сергачского уезда, Нижегородской губернии.[lxxviii]

Несмотря на трехвековую историю, исследование хлыстовщины нельзя считать завершенным. Особенно это касается изучения региональных общин этой секты. До настоящего времени остается невостребованным большое количество материалов центральных и местных архивов.

Увлечение мистицизмом в первой четверти XIX в. и, как следствие этого, отсутствие преследований способствовали широкому распространению различных сект, в том числе секты "людей божьих". Появление этой секты Алатырском уезде нужно отнести к XVIII веку. В первой половине XIX века "божьи люди" имелись, по крайней мере, в семи селах уезда и представляли собой ряд общин - "кораблей", возглавляемых местными "пророками". Несмотря на некоторое преобладание удельных крестьян, по сравнению с крепостными, этот фактор не имел существенного значения. Основу "кораблей" составляли люди, не состоявшие в браке, имеющие родственные связи с руководителями общин. Важную роль в жизни хлыстовских "кораблей" играли женщины, занимавшие, порой, руководящее положение. Занятие торговлей некоторых сектантов позволяло поддерживать связи с единоверцами в других регионах России. Систематические преследования, открытые правительством по отношению к религиозным диссидентам со второй четверти XIX в. не привели к ослаблению позиций хлыстовщины в Алатырском уезде. В 50-х годах наблюдается тенденция к снижению возраста сектантов, что свидетельствует об успешном прозелитизме.

Хлыстовщина не была антицерковным движением. Секту "людей божьих" следует рассматривать как результат своеобразного развития народного православия. Представление хлыстов о воплощении Бога в некоторых людях было, по нашему мнению, следствием рецепции в крестьянской среде церковного учения об обожении. Религиозная практика сектантов являлась своеобразным отражением православной религиозности.

Задачами дальнейшего изучения данной темы являются, по нашему мнению, выявление всего комплекса источников по истории алатырских хлыстов, а так же исследование секты на всем протяжении ее существования, вплоть до настоящего времени.

Приложение 1.

Список лиц, привлекавшихся к следствию по доносу К. Волосникова в 1838-1839 гг.
Алатырского уезда, с. Астрадамовки, помещицы Мятлевой крестьяне:

1. Андреян Петров, 50 лет, женат.

2. Ефросинья антонова, 50 лет, жена А. Петрова.

3. Надежда, 20 лет, дочь А. Петрова, не замужем.

4. Татьяна, 15 лет, не замужем, дочь А. Петрова.

5. Ирина Васильевна, 70 лет, тетка А. Петрова, не замужем.

6. Ирина Алексеевна, 45 лет, двоюродная сестра А. Петрова, не замужем.

7. Сергей Петров, 45 лет, женат, есть несовершеннолетние дети.

8. Ирина Андреева, 70 лет, жена С. Петрова.

9. Абрам Андреев, 65 лет, холост.

10. Ирина Андреева, 70 лет, не замужем, сестра А. Андреева.

Алатырского уезда с. Барышской Слободы, помещика Потемкина крестьяне:

11. Наталья Андреева, 80 лет, не замужем.

12. Герасим Дмитриев, 68 лет, женат, дв. брат Н. Андреевой.

13. Прасковья Тихонова, 65 лет, жена Г. Дмитриева.

14. Анна Яковлева, 25 лет, не замужем, внучка Г. Дмитриева.

Алатырского уезда, с. Порецкого, помещицы Мятлевой крестьяне:

15. Кирей (Карп) Петров Кигин, 80 лет, вдов.

16. Наталья Алексеева, 70 лет, не замужем.

17. Прасковья Алексеева, 50 лет, не замужем.

18. Нестер Михайлов, 58 лет, вдов.

19. Иван Михайлов, 50 лет, неженат.

20. Осип Никитин Караваев, 57 лет, неженат.

Алатырского уезда, с. Кладбищи, удельного ведомства крестьяне:

21. Арина Иванова Пушкарева, 70 лет, не замужем.

22. Федора Иванова Пушкарева, 50 лет, не замужем, сестра А.И. Пушкаревой.

23. Сергей Федоров Пушкарев, 45 лет, племянник А.И. Пушкаревой.

24. Степанида Антонова Козакова, 72 года, не замужем.

25. Анна Антонова Козакова, 58 лет, не замужем.

26. Акулина Антонова Козакова, 70 лет, не замужем.

Алатырского уезда, с. Ичиксы, удельного ведомства крестьяне:

27. Гаврила Кузьмин, 60 лет, неженат.

28. Анна Кузьмина, 57 лет, не замужем, сестра Г. Кузьмина.

29. Наталья Иванова, 80 лет, не замужем, тетка Г. Кузьмина.

30. Иван Семионов, 80 лет, женат.

31. Федора Филиппова, 57 лет, жена И. Семионова.

32. Кирилла Герасимов, 62 года, женат.

33. Анисья Кузьмина, 40 лет, не замужем.

Алатырского уезда, с. Кувакина, удельного ведомства крестьяне:

34. Иван Архипов, 73 года, неженат.

35. Прасковья Архипова, 70 лет, не замужем.

36. Степанида Архипова, 66 лет, не замужем.

37. Пелагея Михайлова, 71 год, не замужем.

38. Петр Никитин, 60 лет, женат.

39. Прасковья Игнатьева, 60 лет, жена П. Никитина.

40. Степанида Петрова, 40 лет, не замужем, дочь П. Никитина.

41. Трофим Иванов, 80 лет, вдов.

42. Аверьян Трофимов, 60 лет, вдов, сын Т. Иванова.

43. Авдотья Аверьянова, 30 лет, не замужем, дочь А. Трофимова.

44. Мария Аверьянова, 26 лет, не замужем, дочь А. Трофимова.

Алатырского уезда, с. Мишукова, удельного ведомства крестьяне:

45. Василий Назаров, 65 лет, вдов.

46. Мария Назарова, 40 лет, не замужем, сестра В. Назарова.

47. Григорий Данилов, 45 лет, неженат.

48. Анна Данилова, 47 лет, не замужем, сестра Г. Данилова.[lxxix]

Приложение 2.

Список крестьян обвинявшихся в принадлежности к хлыстовщине в 1853 г.

1. Андреян Петров, 64 г., мещанин, вдов.

2. Надежда Андреянова, дочь А. Петрова, 35 лет, не замужем.

3. Татьяна Андреянова, дочь. А Петрова, 30 лет, не замужем.

4. Арина Александрова, 56 лет, не замужем.

5. Матрена Иванова Памфилова, племянница А. Петрова, не замужем.

6. Евфимия Иванова Памфилова, племянница А. Петрова, 25 лет, не замужем.

7. Агафья Иванова Памфилова, племянница А. Петрова, 20 лет, не замужем.

8. Прасковья Антонова, родственница А. Петрова, 45 лет, не замужем.

9. Ульяна Онуфриева, двоюродная племянница А. Петрова, 36 лет, не замужем.

10. Прокофий Карпов Монакин, работник А. Петрова, 42 года, вдов.

11. Евдокия Михайлова Мишанова, племянница А. Петрова, 20 лет, не замужем.

12. Ульяна Борисова, родственница А. Петрова, 25 лет, не замужем.

13. Дарья Степанова Николаева, родственница А. Петрова, 40 лет, не замужем.

14. Матрена Степанова, сестра Д. С. Николаевой, 38 лет, не замужем.

15. Ефимий Маркелов, родственник А. Петрова, 70 лет, вдов.

16. Дарья Кузьмина Вавилина, 37 лет, не замужем.

17. Анна Александрова Вавилина, 60 лет, не замужем.

18. Анна Федорова, 54 года, не замужем.

19. Пелагея Степанова, 42 года, замужем.

20. Екатерина Степанова, 65 лет, не замужем.

21. Агафья Степанова, 50 лет, вдова.

22. Анастасия Васильева, дочь А. Степановой, 27 лет, не замужем.

23. Пелагея Иванова Кочетова, 35 лет, не замужем.

24. Василий Петров Берлинов, 21 год, неженат.

25. Митрофан Дмитриев, 38 лет, неженат.

26. Григорий Лукьянов, 50 лет, женат.

27. Хрисанф Григорьев, сын Г. Лукьянова, 22 года, неженат.[lxxx].

Приложение 3.

Предание о происхождении секты хлыстов, записанное со слов Кузьмы Дмитриева Волосникова в 1839 г.

Секта под названием Хлыстовщина существует по изустному преданию предков, исполняющих эту секту, со времяни царствования Государя нашего, Блаженной Памяти, Алексея Михайловича, с которого года неизвестен. Будто бы в то время господь наш Иисус Христос сошел с неба Муромского уезда Стародубской волости на гору именуемую Городину, после сего явился пред народом Костромской губернии и уезда в деревне Старой, в виде тамошнего крестьянина Данилы Филипова, отданного в солдаты (что и названо вторым сошествием Господа) которому веруют все исполняющие секту Хлыстовщину и почитатели его слушали повествования и увещания. Но по повелению Царя Алексея Михайловича был гоним и с верующими в него. наконец князем Адоевским роспят в столичном городе Москве на стенах Спасской Башни. В память какового события приверженные к сшедшему с неба, ходят на гору Городину и в Москву для поклонения.[lxxxi]

Приложение 4.

Круговая песня алатырских хлыстов.

На реке, на Суре,

На Алаторской горе,

Становился Божий дом,

Совершался в нем закон.

Тот закон не простой,

Не простой - трудовой,

Трудовой, слезовой.

---------------------------------

Ай, душки, душки, душки,

У Христа-то башмачки,

Сафьяновыя,

Мелкостроченныя. [lxxxii]

[i]Димитрий Ростовский. Розыск о раскольнической брынской вере. М. 1847.

[ii] Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон. 1861 - 1862. Т. 1- 2; Собрание постановлений по части раскола. Лондон. 1863. Т. 1 -2.

[iii] Щапов А. Умственные направления русского раскола.// Дело. 1867. ?10. С.319 - 348, ?11. С.138 - 168, ?12. С.170 - 200.

[iv] Мельников П.И. Тайные секты. Полн. собр. соч. СПб. 1909. Т.6. С251 - 299; Белые голуби. Там же, С. 300 - 422.

[v] Реутский Н. Люди божьи и скопцы. М.1872; Московские божьи люди во второй половине XVIII и в XIX столетии.// Русский Вестник. 1882. май-июнь. С.5 - 82

[vi]Кутепов К. Секта хлыстов и скопцов// Православный Собеседник. 1882. март. С.1 -32, апрель - С.33 - 80, май. С.81 - 112, июль-август. С.113 - 208, октябрь. С.209 - 256, ноябрь. С.257 - 304. 1883. январь. С.305 - 352, март. С.353 - 416, апрель.417 - 496, июнь. С.497 - 576.

[vii] Рождественский А., свящ. Христовщина и скопчество в России. М. 1882.

Христовщина в Среднем Поволжье в послеоктябрьский период.

Изучение истории мистического сектантства в послеоктябрьский период представляет серьезную трудность для исследователя. Как и до революции, основной массив документов по истории сектантов – следственные документы. Однако к этим материалам, большинство из которых являются следственными делами органов госбезопасности, доступ исследователей ограничен, часть дел до сих пор не рассекречена. Некоторые сведения отложились в фондах уполномоченных Совета по делам религий, но эти сведения носят отрывочный характер и не отличаются полнотой.

Октябрьская революция провозгласила свободу совести и отделение церкви от государства. На начальном этапе существования советской власти сектанты рассматривались как ее попутчики, которые испытывали постоянные гонения от царизма и синодальной церкви. Многие сектантские общины, такие как баптисты, молокане, духоборы, «Новый Израиль» приняли Октябрьскую революцию и встали на путь активной поддержки новой власти.

В послеоктябрьский период одним из главных центров мистического сектантства в Среднем Поволжье продолжал оставаться г. Алатырь. До 1927 г. секту возглавлял Егор Иванович Малкин, проходивший по делу о четвертаковских хлыстах, к началу XX в. вернувшийся из закавказской ссылки и ставший лидером «духовных христиан» в Алатырском уезде.[1] После смерти Егора Малкина секту возглавил его сын, Андрей Егорович Малкин. До революции Малкин был крупным торговцем железным и скобяным товаром, имел свой магазин и мастерскую, где использовался наемный труд.[2] По словам его внучатого племянника Николая Ивановича Малкина улица, где находилась эта мастерская так и называлась – «спуск Малкина» (ныне спуск Димитрова). Во время I-ой Мировой войны Малкин поставлял в армию различные скобяные изделия.[3] Андрей Малкин принимал живое участие в общественной жизни Алатыря в первые послереволюционные годы. В 1917 – 18 гг. он был членом алатырского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Еще на военной службе в царской армии Малкин освоил грамоту, и после революции занимал должность казначея Союза труда.[4] Однако его политические предпочтения были не на стороне большевиков. В июле 1918 г. Андрей Малкин был одним из руководителей эсеровского вооруженного выступления против коммунистов в Алатыре.

Декрет СНК 1918 г. «Об отделении церкви от государства» гарантировал религиозным сектантам ряд льгот. В частности из общей юрисдикции были выделены те, кто согласно своим убеждений не мог служить в войсках. В этих случаях воинская служба заменялась другими гражданскими повинностями.[5] 22 октября 1918 г. был издан приказ Реввоенсовета Советской Республики №130. В этом приказе предусматривалось, что для освобождения от несения воинского долга необходимо было доказать искренность своих религиозных убеждений перед судебными органами. Непосредственное участие в военных действиях заменялось несением санитарной службы.[6] Декрет СНК от 4 января 1919 г. написанный при личном участии В.И. Лениным разрешал даже освобождать сектантов от воинской службы без замены ее другой гражданской повинностью.[7] 5 ноября 1923 г. циркуляр Наркомюста ограничил освобождение от воинской повинности членами сект «исторически сложившихся при царизме и по своим общеобязательным догмам требующих отказа своих членов от несения воинской службы».[8] Этими льготами воспользовались представители алатырских христововеров, которые называли себя «духовными христианами». В марте 1923 г. Народный суд 2 участка Алатырского уезда ЧАССР разбирал уголовное дело об уклонении военной службы сына Андрея Малкина Николая, 1903 г. рождения. Суд выяснил, что Николай Малкин состоит в секте «духовных христиан» и «не может обучаться строевым занятиям с оружием». Суд приговорил «Малкина Н.А. считать по суду оправданным, обязав его нести нестроевую службу в рядах Красной Армии преимущественно санитарную при госпиталях и соответствующую по обременительности общеполезную работу по его выбору».[9] Сам Андрей Малкин в 1918 – 22 гг. находился на службе при военно-инженерной части Алатырского гарнизона и был заведующим мастерской по починке оружия.[10]

В январе 1932 г. при обыске в доме Андрея Малкина был обнаружен тайник с оружием и боеприпасами: револьверы «Смит – Вессон» и «Бульдог», 2 дробовика, 3 артиллерийских снаряда, 2 ведра патронов японского производства, 2 шашки. Кроме того, Малкину припомнили его участие в эсеровском мятеже.[11] Решением Особой тройки при ОГПУ Нижегородского края Андрей Егорович Малкин был приговорен к пяти годам заключения в концентрационном лагере.[12] Дальнейшая его судьба неизвестна.

После ареста Малкина секту возглавил Павел Петрович Юфин, а после его смерти сектанты признали своими лидерами потомственных христововеров, уроженцев с. Мишуково Михаила Павловича Юфина и Ивана Павловича Зубкова.

Михаил Юфин был одной из наиболее интересных сектантских фигур в послеоктябрьский период. Он родился в 1901 г. в семье подрядчика.[13] Его отец с 1912 г. был официально зарегистрирован как «духовный христианин». Михаил Юфин с 14 лет стал посещать сектантские собрания, но специально его в секту не принимали. После окончания школы он поступил в Ленинградскую лесотехническую академию. Во время учебы в Ленинграде интересовался религиозной жизнью похожих на алатырскую общин – посещал собрания скопцов, порфирьевцев (т.е. иоаннитов – киселевцев – А.Б.), впоследствии поддерживал с ними переписку. После окончания учебы стал работать на руководящих должностях различных алатырских предприятий: Чувашдревтресте, Алатырской гармонной фабрике, инженером по строительству Алатырского паровозоремонтного завода, пользуясь служебным положением оказывал помощь в трудоустройстве своим единоверцам.[14] Широкая образованность в религиозных вопросах и достаточно высокий общественный статус способствовали авторитету Юфина среди сектантов и неудивительно, что после смерти отца единоверцы признали его одним из лидеров. По словам христововера Никифора Аринина «в алатырской секте хлыстов выборного руководителя не было. Руководителями секты становились наиболее видные и авторитетные лица, хорошо знающие сектантско-религиозные вопросы. После смерти руководителя алатырской секты хлыстов Павла Петровича Юфина руководителями были признаны самими сектантами Зубков Иван Павлович и Юфин Михаил Павлович, которые пользовались наибольшим авторитетом. Юфин М.П., будучи последователем своего отца и имея высшее образование в сектантско-религиозных вопросах разбирался хорошо, лучше Зубкова. Предложения или рассуждения Юфина для сектантов на молитвенных сборищах имели более значительный вес, чем слова Зубкова. Как мне известно, Юфин М.П., по своему усмотрению не допускал некоторых пророков к выступлению с пророческим словом и даже к пению религиозных песен, а Зубков И.П., в этом случае, целиком подчинялся ему».[15] Пророк Яков Иванович Филиппов нередко на молитвенных собраниях говорил, что Михаил Юфин «скоро будет известен всему свету и божьему роду».[16]

Иван Павлович Зубков, как и Юфин, родился в с. Мишуково в сектантской семье, в 1883 г. С 16 лет он работал по найму в деревне, затем перебрался в Алатырь. Образование получил только низшее.[17] Зубков был по возрасту старше других, что и стало решающим обстоятельством при его выдвижении в руководство секты. «Зубков (…) пользуется авторитетом и уважением, На молитвенных сборищах моления начинались всегда с его рассудительности. Зубков всегда строго следил за порядком, он всегда на сборища приходил первым, а уходил последним, частенько опаздывающим сектантам указывал на их неаккуратность. Он же на сборищах по пропетым стихам делал разъяснения, намечал очередность выступления пророков, благословлял съестные продукты, принесенные из дома» - рассказывал на следствии Никифор Аринин.[18]

Кроме руководителей, большое значение в секте имели т.н. «пророки», т.е. люди, впадавшие во время молитвенных собраний в экстаз и имевшие дар автоматической речи. Такими пророками были Филиппов Яков Иванович, его сын Филиппов Иван Яковлевич, Белодурин Михаил Васильевич, его мать Белодурина Ульяна Васильевна, его сестра Филатова Татьяна Васильевна, Евстигнеева Надежда Андреевна, Корженкова Екатерина Ивановна, Новикова Варвара Михайловна, Фомина Наталия Михайловна, Юфина Анна Федоровна, Юфина Анна Павловна, Преснякова Нина Степановна,[19], а так же Варламова Прасковья Прокопьевна, которую называли «пророчицей Пашей».[20] Пророчества считались проявлениями духа, независящими от воли человека и, обычно, имели вид коротких стихотворных фраз, в которых «пророки» пытались предсказать грядущие события, касавшиеся определенных лиц или страны в целом. По словам Никифора Аринина: «В молитвенных сборищах кроме пения религиозных песен и рассуждения старших, пророки нашей секты выступали с пророческими предсказаниями, в которые сектанты глубоко верят, считая, что все пророческие предсказания являются ничем иным, как посланиями от самого Бога и должны обязательно исполнится в предстоящей жизни».[21] Пророческий дар считался чем-то выдающимся. Так Яков Филиппов, с оттенком гордости, заявлял: «Я обладаю даром, при котором могу высказать в стихотворном виде до ста и более слов в минуту».[22] По мнению Михаила Юфина личные качества в религиозной жизни значения не имеют: «Заслугами сектанта считаются проявления духа, а не личные дарования человека». В секте отсутствовала общеобязательная догматика, как в церковном христианстве, христововеры были религиозными индивидуалистами. «Руководителей в секте незаменимых нет, каждый руководствуется своим внутренним чувством»,[23] «я сохранил веру в Бога, которого признаю как Духа Святого, живущего в человеках»[24] - говорил Михаил Юфин.

Молитвенные собрания христововеров в 1920-х – нач. 30-х гг. происходили в доме Андрея Малкина. По словам Николая Ивановича Малкина еще раньше сектанты собирались на ул. Вокзальной (ныне ул. Комсомола д. 49). В конце 1930-х – 40-х гг. христововеры собирались в доме Григория Ивановича Варламова, ул. Спуск Доронина - 131, на берегу реки Суры. Собрания сектантов, обычно, проходили тайно: «Во время сборищ окна в доме всегда закрывались наглухо, чтобы во время богослужения соблюдалась тайность нашей веры, не могли проникнуть случайно мирские граждане, т.е. посторонние. Кроме того, все сборища всегда собирались в ночное время и продолжались по 6 – 8 часов».[25]

Христововеры почитали праздники православной церкви, старались приурочить к ним свои собрания. По словам Екатерины Арининой «до 1930 г. на сборищах в с. Собаченках в большие религиозные праздники - Рождество, Масленица, Пасха, Дмитриев день сектантов хлыстов собиралось до 80 – 120 человек. В эти праздники в с. Собаченки приезжали из других местностей Мордовской АССР, ЧАССР, Горьковской области».[26]

В 1920 – 40 гг. секта пополнялась, в основном, за счет родственников сектантов. Так, например, Никифор Алексеевич Аринин вступил в секту в 1921 г. «по сложившемуся заранее убеждению, после неоднократных бесед с Фомичевым Федор Федоровичем, с которым был в близких родственных отношениях».[27] Фомичев был двоюродным братом жены Никифора Аринина Екатерины Дмитриевны, урожденной Кондратьевой. Кроме Фомичева она была в родственных отношениях с семьей Юфиных. Жена Михаила Юфина Анна, была родной сестрой Федора Фомичева. Браки сектанты старались заключать, в основном, со своими единоверцами. Попытки вступить в брак с посторонними могли приводить к конфликтам. Так, по рассказу внучатого племянника Андрея Малкина Николая Ивановича Малкина, его отец отказался жениться на девушке, которую ему подобрала семья. Тогда глава семейства, Иван Егорович Малкин, родной брат Андрея, лишил его наследства и участия в религиозных собраниях со словами: «И будешь трястись как осиновый лист». Иван Иванович Малкин ушел в армию и связи между ветвями семейства Малкиных оказались разорванными. В предвоенные годы в секту влилось немало молодежи из числа детей сектантов, в том числе и родившиеся после революции, как, например Филиппов Иван Яковлевич 1923 г. рождения, Макарова Вера Сергеевна 1920 г. р., Зубков Александр Иванович 1919 г.р.[28] Некоторые из молодых сектантов даже состояли в комсомоле. Так Вера Макарова была членом ВЛКСМ с 1939 г. и работала пионервожатой в алатырской средней школе.[29] Надо полагать, что христововеры рассматривали свою секту как особый, избранный род людей, по аналогии с ветхозаветным Израилем. Не раз в пророчествах сектанты называются «божьим родом».

Вступление в секту, обычно, происходило по рекомендации уже зарекомендовавших себя сектантов. Принимал в секту руководитель общины. Вот так происходил прием в секту Екатерины Арининой: «Будучи воспитанной с детства в религиозном сектантском духе хлыстовского толка своей родной матерью Кондратьевой Аксиньей Ивановной, я еще девушкой вступила в секту хлыстов в селе Собаченки Мордовской АССР. В 1920 г. я, вместе со своим двоюродным братом Фомичевым Федором Федоровичем и его женой Фомичевой Натальей Григорьевной ходила и участвовала в сборищах сектантов в селе Собаченки в доме участника секты, хлыстовца Фролова Федора Фроловича, где и состоялся мой официальный прием в секту хлыстов. Принимал меня Фролов, которому я давала клятвенное обещание о сохранении в тайне деятельность хлыстов и строго выполнять все обычаи и законы секты. После этого я, по существующему обычаю при приеме в секту, расцеловалась и раскланивалась с каждым из присутствующих сектантов, которых было не менее 50 человек и на этом закончилось мое вступление в секту хлыстов».

Алатырские христововеры поддерживали тесную связь со своими единоверцами в других областях Среднего Поволжья. Сектантские общины имелись в Ульяновске, Куйбышеве, Саранске, г. Ардатове и селах Собаченки, Алово, Чиндяново, Четвертаково Мордовской АССР, в селах Кикино и Чиргуши Большемаресьевского района Горьковской области. Ульяновской общиной христововеров в конце 1930-х – 40-х гг. руководил Василий Степанович Петухов, переехавший из Саранска, активистами секты были его жена Елизавета, Екатерина Сазонова, Михеев Павел Михайлович, Назаров А.М. В 1920-х гг. общину в с. Собаченки возглавляли Федор Федорович Фомичев и Александр Новиков.[30] Лидером куйбышевских сектантов был некто Чернов. [31]

Христововеры занимались прозелитизмом среди других религиозных движений региона. В 1923 г. в с. Собаченках был принят в секту христововеров бывший баптист Иван Корженков, который привел с собой еще 12 бывших баптистов из с. Чиргуши, Горьковской области. Руководителем чиргушинской христововорческой общины стал принятый тогда в секту Николай Яковлевич Понятов. Иван Корженков в 1940 г. организовал в Алатыре вторую общину хлыстов, которая просуществовала до начала войны. Активными членами общины Корженкова были Степан Казаков, Василий Кириллов, Андрей Ширяев.[32]

Как отмечали советские исследователи «в период коллективизации многие сектанты предпочли участию в общественных формах сельскохозяйственного производства переход на жительство в город».[33] По мнению Никифора Аринина: «В алатырской секте состоят больше 75 человек сектантов-хлыстов и рост секты произошел за счет прибывших на жительство в г. Алатырь сектантов-хлыстов из разных сел Мордовской АССР, в связи с ликвидацией кулачества и коллективизацией сельского хозяйства».[34] Так в 1936 г. перебралась на жительство в Алатырь из с. Кикино Горьковской области Прасковья Варламова, в 1930 г. там же поселились дочь раскулаченных крестьян с. Береговых Сыресей Мордовской АССР Татьяна Филатова, урожденная Белодурина.[35] Еще раньше, в 1930 г., после раскулачивания отца – Василия Андреевича Белодурина, имевшего в с. Береговые Сыреси Мордовской АССР бакалейную лавку, в Алатырь переехал брат Татьяны Филатовой Михаил Белодурин с матерью. Некоторое время Белодурины проживали в Алатыре под вымышленными фамилиями.[36] «Родители мои были крестьяне, занимались сельским хозяйством. В 1928 г. я вышла замуж за кулака Ивана Васильевича, он имел мельницу, за что в 1930 г. нас раскулачили. В 1932 г. со всем семейством на постоянное место жительства переехали в Алатырь и построили дом» - показала на допросе сектантка Надежда Евстигнеева.[37] Вообще, среди участников сектантских собраний в Алатыре в 1920-х – 40-х гг. не было ни одного родившегося в городе. По словам А.И. Клибанова христововеры «в свое время под разными предлогами уклонялись от вступления в колхозы».[38] Отрицательно восприняли коллективизацию и алатырские христовцы. По словам Михаила Юфина «антисоветские настроения появились в секте после 1929 – 30 гг., когда в секту пришло много бывших кулаков».[39] Во время молитвенных собраний частыми стали «пророчества» и проповеди, в которых высказывалось негативное отношение к наличной социальной действительности. Раскулаченный «пророк» Сергей Фомичев, выступая перед единоверцами, говорил: «Мероприятия о колхозном строительстве утопичны, ничто не может сравниться со стимулирующей частной собственностью. Это, во-первых, а во-вторых, крестьянство до мозга костей пропитано собственническими устремлениями и в колхозе оно не будет работать и будет лишь вести время в ожидании, вот-де скоро все кончится, и получится от этого только вред и население встанет перед вопросом недородов хлеба».[40] По словам Фомичева «раньше царь угнетал народ, а сейчас Сталин, тот хоть кормил людей досыта, а при этом народ сидит голодным». По мнению Юфина: «У нас страной не Сталин управляет, а за него люди управляют».[41] Сам Юфин не слишком одобрял подобные политизированные выступления: «Я считал что эти выступления сомнительны. Я считаю, что выступления должны быть от духа». Однако и он не мог удержаться от критики репрессивной политики сталинского правительства: «Уже двадцатый век после рождества Христова, довольно жечь на кострах свободомыслящих и свободолюбивых людей, когда кончится это варварство».[42] С началом Великой Отечественной Войны у сектантов появились надежды на скорое изменения политической системы в стране. Осенью 1941 г. Юфин выступил с проповедью: «Скоро немцы должны прийти к нам, тогда уже не будет советской власти и жизнь религиозная и материальная в стране будет лучше, немцев нам бояться не следует, и наоборот, их надо встречать и приветствовать как избавителей от теперешней тяжкой жизни».[43] Особенно эти настроения усилились в связи с наступлением немцев на Волге. Лидеры христововеров призывали уклоняться от эвакуации в случае приближения немецких войск, восхваляли германскую нацию, проводили агитацию против колхозного строя, подвергали сомнению сводки Совинформбюро. Так М.П. Юфин говорил: «Немцы культурнее, они нас не будут трогать, их нечего бояться, а надо их встречать, они нам никакого вреда не принесут…». «Убивать человека нам грех. Мы не должны убивать людей… немцы нам не враги, они враги высшим властям».[44] «Убивать человека вообще грех, если даже он нам и враг, мы должны не только прощать, но и любить, а немцы нам вреда никакого не делали, так зачем же их убивать, и чтобы избежать этого убийства нам надо не попадать на войну».[45] Михаил Белодурин, чтобы не оказаться в армии даже симулировал эпилепсию.[46] Христововерческий пророк Я.И. Филиппов призывал сектантов: «Братья и сестры, заря свободы на восходе…скоро будет смена власти, молитесь, чтобы нас минули страсти и пришла свобода для божьего рода». [47] Татьяна Филатова в 1942 - 1943 гг. выступала с пророчествами: «Братья и сестры, надо помолиться, господь умилится, грозный меч опустится и исчезнет эта власть»; «Братья и сестры, господь умилится, идет перемена. Это перемена власти, смена, в этом же году будет переворот»; «На земле будет огненный меч, и будет рубить беспощадно, Сталина не будет и будет царствовать другой царь, тогда мы будем свободными».[48] «Пророчица» Надежда Евстигнеева говорила: «Братья и сестры, идет грозная туча, разобьет все на части, потрясет города и села и погибнет много народа, тогда будет всем свобода, а этой власти не будет больше, приходит ей конец»;[49] «Братья и сестры, этому времени скоро будет конец, пойдут звоны колокольные по всей сырой земле, откроются явные церкви и будет свобода на моление»;[50] «Братья и сестры, скоро злой дух удалится с земли в вечную пропасть, придет новая власть на землю, и сохранит всю божью семью, откроются все тюрьмы и остроги, тогда все будут на свободе, и нам станет жить весело».[51] Некоторые сектанты всерьез ожидали появления германских войск в Алатыре. В декабре 1941 г. Иван Корженков советовал Николаю Цаплину: «Я тебе советую поставить иконы, кто имеет иконы тех немцы трогать не будут».[52] Однако надежды на религиозную свободу связывались не только с приходом немцев. Так в конце 1943 г. Яков Филиппов сказал в беседе с сослуживцем: «Советская власть закрыла все церкви, но эти церкви все равно будут открыты. Открывать их заставят Англия и Америка. В дальнейшем управлять будут они – эти два государства».[53]

В 1940 гг. органы госбезопасности провели несколько операций по ликвидации секты хлыстов в Ульяновской, Горьковской, Куйбышевской областях Мордовской АССР и ЧАССР. К разным срокам заключения были приговорены сектантские лидеры М.П. Юфин, И.П. Зубков, Я.И. Филиппов, Н.И. Цаплин, С.М. Макаров, С.Ф. Фомичев, Т.В. Филатова, И.М. Корженков, Г.И. Варламов, П.П. Варламова, Н.А. Аринин, Е.Д. Аринина, Н.А. Евстигнеева.

Деятельность «духовных христиан» в Алатыре оживилась после возвращения в середине 1950-х гг. из мест заключения лидеров сектантов. Во главе общины встал Яков Иванович Филиппов,[54] которого сменил Федор Филиппович Земсков.[55] Последнее крупное собрание христововеров зафиксировано 22 января 1969 г. Оно проходило в Алатыре в доме А.Ф. Филатова по ул. Советской. В собрании принимали участие не только хлысты, жившие в Алатыре, но и их единоверцы из Москвы и Куйбышева.[56] В 1971 г. в результате мероприятий, проведенных органами госбезопасности, секта свернула активность, перейдя, видимо, на нелегальное положение. Возглавляли секту в тот период супруги Александр Филиппович и Татьяна Васильевна Филатовы.

В ходе полевых исследований, проводившихся в Алатыре в сентябре 2002 г. автору удалось побеседовать с соседкой Филатовых Алевтиной Петровной Емельяновой, живущей на ул. Советской, д. 42а. По ее словам «Филатовы сначала жили в Сибири, их раскулачили. Кажется, они были между собою брат и сестра, в общем, родственники. Поэтому дети у них рождались неудачные. Было трое детей. Дочь Римма была больная, окончила медицинское училище, работала медсестрой. Филатов работал в отделении железной дороги, сначала в Алатыре, а затем в Канаше. Ходил в костюме.

Филатовы жили очень замкнуто, с пришедшими к ним в дом разговаривали на пороге, к себе не пускали. В доме у них были иконы. «Это для того чтобы нас считали православными» – объясняли они. Татьяна никуда не выходила. Она была у них главной, на улице ее дразнили «богородицей». Она не знала, где покупаются продукты, все приносил муж».

Бабушка Алевтины Петровны Евсеева Пелагея Михайловна (1887 – 1982) была баптисткой. «Хлысты хотели переманить ее к себе, приглашали на собрания. На собраниях раздевались, ставили кадушку, хлыстались прутьями. Целовали Филатову в голый живот. Хлысты, когда молятся, то доходят до экстаза, пена изо рта. Совокупляются с кем попало. Один поймал женщину и отрезал кусок от юбки. Утром оказалось, что это кусок от юбки его матери». Надо отметить, что Алевтина Емельянова по профессии библиотекарь, и ее отношение к хлыстам, во многом, сформировалось под влиянием книг Мельникова-Печерского.

Хлысты были состоятельными. Чтобы заманить в секту Пелагею Евсееву предлагали помощь, деньги. «Крышу покроем, Марусеньку (мать Алевтины Петровны) замуж выдадим» – говорили хлысты. Приходящих в секту заставляли расписываться кровью. Заставляли и Пелагею Евсееву, но она отказалась. К тем, кто хотел уйти из секты, применяли угрозы. «Некто Казаков, уйдя из секты, умер» – рассказывали хлысты. «У одной женщины была племянница, очень красивая. Племяннице на собрании не понравилось. Пророк сказал – «Я к тебе приду». Племянница наняла лошадь и убежала». Хлысты говорили, что их люди есть в правительстве. По христововеровским рассказам дочь царя Николая Ольга выжила и навещала их в Алатыре. «Сам царь ссужал нам деньги» – говорили хлысты». На собрания собиралось много народа. Утром сушилось в огороде до сорока белых рубах. Филатовы умерли в 1990-х гг., когда их хоронили, то, по словам Алевтины Петровны, собралось несколько десятков единоверцев, «были здоровые мужики». Дом Филатовых перешел по наследству их родственникам из Москвы, которые его продали.

Другая соседка Филатовых Анна Павловна Галянина работала вместе с дочерью Филатовых Риммой. «Называют хлыстами, а они духовные христиане». У Риммы не было желания выйти замуж. Однажды встретив одноклассника, она убежала в дом Галяниной и попросила ее сына узнать, не ушел ли жених. «Хоть бы ушел» – сказала Римма. «Римма была очень хорошим человеком».

По словам Клибанова, хлысты «не противники образования, многие из них читают местные и центральные газеты, а некоторые и литературу, особенно агрономическую».[57] Эту тенденцию отмечали и другие исследователи.[58] Такие же выводы можно сделать и относительно алатырских «духовных христиан». Уже отмечалось, что Михаил Юфин имел высшее техническое образование. Он считал, что вера в Бога не противоречит науке: «Вера в Бога не мешала великому ученому Дарвину открыть законы биологии, … Бог содействует социалистическому прогрессу».[59] В рассказах А.П. Емельяновой А.Ф. Филатов так же предстает человеком, приобщенным к городской культуре (работал на железной дороге, ходил в пиджаке). Христововеры старались дать образование своим детям или, по крайней мере, обеспечить получение ими интеллигентных профессий. Так у Ивана Зубкова двое из 8 детей – Александр и Клавдия - стали врачами, дочь Евгения – бухгалтером.[60] Профессия врача не мешала Клавдии Зубковой, по рассказу Алевтины Емельяновой, посещать молитвенные собрания в доме Филатовых. Сын Андрея Малкина Николай служил в Казани счетоводом строительной конторы.[61] Сын «пророчицы» Надежды Евстигнеевой Семен переехал в Москву, получил ученую степень кандидата технических наук, был автором изобретений.[62]

Самарских христововеров, по всей вероятности не связанных с алатырскими, после революции возглавлял Семен Иванович Суслин. По словам К. Серебренитского «В Самаре до сих пор есть люди, которые хорошо его знали. В Зубчаниновке, в доме его бывшей помощницы, хранится большой его поясной портрет.

В 1921 г. он обосновался на станции Кинель, где был известен тем, что помогал народу во время голода; затем неподалеку, в поселке Энергия. С ним всегда было несколько молодых красивых женщин, помощниц. В то время «он был как царь над Кинелем», говорила А.М. После 1928 г. Семен Иванович исчез из губернии, - власти начали его преследовать. Через некоторое время он был где-то арестован. Ему дали срок - 25 лет, он оказался (наверное, в ссылке) в Средней Азии.

Какое-то время Семен Иванович работал проводником на железной дороге, но большую часть жизни он укрывался у своих последователей. В 1941-1946 гг. он тайно жил в пригородах Куйбышева, в Зубчаниновке и в пос. Кряж, а также на станции Колтубанка в Чкаловской (Оренбургской) области. Летом 1946 г. Семен Суслин был арестован в Оренбургской области, в пос. Новая Жизнь, близ с. Ново-Сергиевка. С ним попала в тюрьму и его последняя помощница Татьяна Макарьевна. Осенью 1947 г. во время очередного допроса в Куйбышевском управлении КГБ на ул.Степана Разина, с ее слов, Суслин был забит сапогами насмерть».[63] По данным самарского общества «Мемориал» С.И. Суслин был арестован 5 апреля 1944 г., умер находясь в заключении 24 июня 1944 г.[64]

В 1940-х гг. среди части последователей христовщины утвердился культ Ленина. С 1946 г. до середины 1970-х гг. в Куйбышеве и Тольятти существовала оригинальная христововеровская организация – «Наука Священного Коммунизма».[65]

В 1920-гг. на востоке Самарской области, в Похвистневском районе среди мордвы-зрзи возникло своеобразное христововеровское течение – «тилебухат», подробно описанное самарским этнологом К. Серебренитским. «Тилебухи» существуют в Самарской области до настоящего времени.[66]

Первое десятилетие после Октябрьской революции стало временем относительно мирного сосуществования сектантских общин и новой власти. Многие сектанты приняли революцию, использовали возможности, которые новая власть предоставляла. Коллективизация стала причиной обострения отношений между Советским государством и христововеровщиной. Особенно напряженными эти отношения стали в период Великой Отечественной войны, когда многие сектанты перешли на антисоветские позиции. В середине 1950-х гг. произошло некоторое оживление активности христововеровских общин, связанное с возвращением их лидеров из мест заключения. В 1970-80 гг. в связи с естественной убылью сектантов, большой сложностью миссионерской деятельности, специфичностью культа христововеров их активность стала минимальной, чрезвычайно законспирированной, но не исчезла полностью.

По всей вероятности христововеровщина чрезвычайно законспирирована, действует в основном в городах, где легче спрятаться. Численность, видимо, невелика, но стабильна. Во время полевых исследований в Алатыре в 2001 г. нам удалось выйти на одну из представительниц христововеровщины, но на контакт идти она решительно отказалась. Достоверно известно о существовании мистических сект в Мордовии.[67] Исследования К. Серебренитского доказывают наличие христововеровщины в Самарской области. Так что точку в истории секты христововеров ставить рано.

--------------------------------

[1] Справка о враждебной деятельности религиозных сект. – Собрание автора. – С. 16; ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 93 об.

[2] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 2569, Л. 23

[3] Там же.

[4] Там же, Л. 5 об.

[5] Клибанов А.И. Религиозное сектантство и современность. – М., 1969. – С. 188.

[6] Там же. – С. 190.

[7] Там же. – С. 195.

[8] Там же. – С. 205.

[9] ЦГА ЧР, Ф. 784, Оп. 1с, Д. 19, Л. 8 – 9.

[10] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 2569, Л. 38 об.

[11] Там же, Л. 69 – 70.

[12] Там же, Л. 75.

[13] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 1

[14] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 84 об.

[15] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 23 об. – 24.

[16] Там же.

[17] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 9.

[18] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 25.

[19] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 25 об. – 26.

[20] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 7.

[21] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 23.

[22] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 88 об.

[23] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 86.

[24] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 70.

[25] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 22.

[26] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 92.

[27] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 20.

[28] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 88.

[29] Там же, Л. 3.

[30] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 37.

[31] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 93.

[32] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 110 об.

[33] Клибанов А.И. Религиозное сектантство и современность. – С. 87.

[34] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 22 об.

[35] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 98 – 100.

[36] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 113 об.

[37] Там же, Л. 53

[38] Клибанов А.И. Религиозное сектантство и современность. - С. 62.

[39] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 84 об.

[40] Справка о враждебной деятельности религиозных сект. – С. 16 – 19.

[41] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 59 об.

[42] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 84 - 84 об.

[43] Там же, Л. 1 об.

[44] Справка о враждебной деятельности религиозных сект. – С. 16 – 19.

[45] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 59 об.

[46] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 113 об

[47] Справка о враждебной деятельности религиозных сект. – С. 16 – 19.

[48] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 42 – 42 об.

[49] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 117.

[50] Там же, Л. 123 об.

[51] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 125 об.

[52] Там же, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 94.

[53] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 54 об. – 55.

[54] ЦГА ЧР, Ф. 1857, Оп. 1, Д. 31, Л. 24.

[55] Там же. Ф. 1857, Оп. 2, Д. 52, Л. 169.

[56] Там же. Ф. 1857, Оп. 2, Д. 38, Л. 22.

[57] Клибанов А.И. Религиозное сектантство и современность. – С. 57.

[58] Маторин Н. Религия у народов Волжско-Камского края прежде и теперь. Язычество – ислам – православие – сектантство. - М., 1929. – С. 136.

[59] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 68.

[60] ЦГА ЧР, Ф. 1458, Оп. 16с, Д. 2914, Л. 199 об. – 200.

[61] ЦГА ЧР, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 2569, Л. 5.

[62] Там же, Ф. 2269, Оп. 3, Д. 3474, Л. 187.

[63] Серебренитский К. Дубово-Уметское царство. Потайное учение хлыстовского направления в Самарской области // Этнос и культура. – 1996. - № 3, 1997. - № 1 - 3 (цит. по интернет-версии: http://samara friends-partners.ru/infcent/etnos/1-1997/etnologij/ister-relig-mifologij/dubumetza/index.html).

[64] http://www.memo.ru/memory/samara/sam_17_8.htm

[65] Серебренитский К. Дубово-Уметское царство. Потайное учение хлыстовского направления в Самарской области // Этнос и культура. – 1996. - № 3, 1997. - № 1 - 3 (цит. по интернет-версии: http://samara friends-partners.ru/infcent/etnos/1-1997/etnologij/ister-relig-mifologij/dubumetza/index.html).

[66] Серебренитский К. Тилебухи. Современное хлыстовское учение распространенное среди православной мордвы-эрзи на востоке Самарской области // Этнос и культура. – 1997. - № 2 – 3 (цит. по интернет-версии: http://samara friends-partners.ru/infcent/etnos/2-3-1997/etnologij/ister-relig-mifologij/tilebyhi/index html).

[67] Шилов Н. Особенности современной этноконфессиональной ситуации в Республике Мордовия. http://federal-rm.ru/show.php?tab_name=tab_expert&uid=15