Эрнест Лависс, Альфред Рамбо
К оглавлению
Том 2. Часть 2. Время Наполеона I. 1800-1815.
ГЛАВА VI. РОССИЯ. 1801—1812
Смерть Павла I. Вступление на престол Александра (1801).
Павел I был, без сомнения, человеком неуравновешенным. Быть может, утрата Павлом
душевного покоя объясняется всем тем, что он мог знать или угадывать о событиях
1762 года, связанных с восшествием на престол его матери. Многое объясняется также
продолжавшейся тридцать четыре года узурпацией трона, которую Екатерина осуществила
в ущерб наследнику престола, взаимной антипатией и недоверием между матерью и
сыном и господством фаворитов, дерзких и надменных по отношению к Павлу. Павел
отличался необузданным нравом и маниакальным пристрастием к военным упражнениям,
он был исполнен презрения к людям — по крайней мере к тем, которые его окружали,
— изменчив в своей милости, часто жесток, с легкостью подвергал опале. Однако
ему нельзя отказать ни в благородных рыцарских чувствах, ни в искреннем желании
облегчить участь низов — крестьян, солдат. [Все мероприятия Павла как по крестьянскому,
так и по другим вопросам были результатом не “искреннего желания облегчить участь
низов”, а страха, испытывавшегося дворянством перед крестьянскими волнениями,
широко разлившимися по всей стране. Стремясь предотвратить новую пугачевщину,
Павел попытался ограничить эксплуатацию крестьян трехдневной барщиной. Указ о
трехдневной барщине (1797) фактически не применялся. — Прим. ред.] Особенную суровость
он проявлял по отношению к знати — к придворным, к любимцам Екатерины, к губернаторам,
которые угнетали вверенные им области. Его царствование прошло в борьбе с аристократией,
с “обществом”, открыто или тайно враждебным ему. Для этого общества Павел был
одновременно слишком большим ненавистником французов и их революции, когда поднял
гонение на французские моды и книги, и слишком большим другом французов, когда,
по внезапной симпатии к Бонапарту, вовлек Россию в войну против Англии. Павел
восстановил против себя дворян-помещиков тем, что препятствовал их торговле с
Англией, а также тем, что попытался смягчить положение крепостных, сократив барщину
до трех дней в неделю. Он восстановил против себя всех, кто поживился богатой
добычей в Польше, получив там от его матери обширные поместья, гвардейских офицеров,
которых заставил усердно отбывать службу и которые сожалели о временах, когда
перевороты и правление женщин создавали возможность легкого успеха. В составленный
против него заговор вошли сыновья тех, кто был в заговоре против его отца (среди
них, как и в 1762 году, Панин и Талызин), фавориты его матери (три брата Зубовы),
лифляндский барон Пален и ганноверец генерал Беннигсен — два крутых нравом и быстрых
на руку немца. Они обеспечили себе соучастие наследника престола — не для цареубийства,
конечно, а для изменения режима, так как сумели внушить ему опасение, что Павел
разведется с женой, а своих сыновей лишит престолонаследия. Заговорщики в ночь
с 23 на 24 марта (с 11 на 12 марта) 1801 года проникли в Михайловский замок, где
Павел жил, как в крепости, но куда подступы были вследствие измены заранее открыты.
Александр пребывал в тревожном ожидании: исход заговора означал для него либо
престол, либо заточение. Когда один из заговорщиков возвратился и хриплым голосом
сказал “Готово”, когда Александр услышал обращение “государь” и “ваше величество”,
он впал в полное отчаяние: он не предвидел, что изменение режима будет достигнуто
такой ценой. Пален пришел и сказал ему: “Довольно ребячиться, ступайте царствовать!”.
Вступление на престол Александра I было закреплено представлением нового императора
войскам.
Второй сын Павла I, великий князь Константин, обронил фразу, которая, как показал
1825 год, была выражением решения, принятого навсегда: “После того, что произошло,
мой брат может царствовать, если ему угодно; но если престол когда-либо перейдет
ко мне, я его не приму”.
Приверженцам нового императора пришлось выдержать и другую борьбу. Когда императрица
Мария Федоровна узнала об убийстве своего мужа, она, вспомнив императриц XVIII
века, воскликнула: “Ну что же, если нет более императора, если он пал жертвой
изменников, я являюсь вашей законной государыней... защищайте меня! Следуйте за
мной!” Беннигсен грубо сказал ей: “Мы тут не разыгрываем комедию, ваше величество!”
После похорон она удалилась в Павловск, где окружила себя реликвиями Павла I и
замкнулась в трагическом достоинстве своего вдовства. Александр всегда относился
к ней с уважением, основанным на страхе, а может быть, и на угрызениях совести:
такие щекотливые отношения между матерью и сыном в достаточной мере объясняют
те осложнения, которые возникли впоследствии, когда встал вопрос о женитьбе Наполеона
на великой княжне Анне.
Ужасная ночь с 23 на 24 марта имела для характера и душевного склада Александра
также и другие последствия. Он сохранил на всю жизнь мрачную подозрительность
и склонность к болезненному мистицизму.
Весть о вступлении на престол Александра, по свидетельству Карамзина, явилась
для всей империи “вестью об избавлении: в домах, на улицах люди плакали, обнимая
друг друга, как в день светлого воскресения”. Но Фонвизин замечает, что “этот
восторг проявлялся главным образом среди дворянства, остальные сословия приняли
эту весть довольно равнодушно”. Особенно ярко чувства “общества” выразил в стихах
официальный поэт Державин. Он сделал это с кажущейся смелостью, которая объясняется
уверенностью в полной безнаказанности:
Умолк рев Норда сиповатый,
Закрылся грозный, страшный зрак
На лицах Россов радость блещет...
.....................................................
Народны вздохи, слезны токи,
Молитвы огорченных душ,
Как пар возносятся высокий
И зарождают гром средь туч.
Он вержется, падет внезапно
На горды зданиев главы.
Внемлите правде сей стократно,
О власти сильные, и вы!
Внемлите — и теснить блюдитесь
Вам данный управлять народ.
Александр не препятствовал этим изъявлениям радости: с одной стороны, он много
вытерпел от своего отца и очень его боялся — ведь Павел I никогда ему не доверял
и сослал в Сибирь множество его друзей; с другой стороны, дерзость заговорщиков
и смелое пробуждение общественного мнения заставили его понять опасности, которым
подвергалась и могла еще подвергнуться династия. [Надо помнить, что один из заговорщиков
11 марта 1801 года, Бибиков, предложил избавиться от всех членов императорской
фамилии. Уверяли, что Пален и Панин предложили новому царю подписать конституционный
акт. Итак, в заговоре 11 марта 1801 года снова сказываются идеи 1730 года и предчувствуются
идеи 14 декабря 1826 года.
(Цель заговора, осуществленного в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, не имела
ничего общего с идеями декабристов, хотя и совпадала до известной степени с проектом
аристократических кондиций (“пунктов”) 1730 года. Конституция, о которой говорили
некоторые из заговорщиков, должна была гарантировать политическую монополию аристократическому
дворянству, совершенно подчинив ему царскую власть, проявившую такой деспотизм
во время царствования Павла. — Прим. ред.)] Александр не был, однако, чужд и других
чувств, которые отражены в интимной переписке Семена Воронцова, задающего себе
вопрос — “есть ли надежда, что убийцы отца будут удалены из совета и даже с глаз
сына”, и клеймящего “ужасную ночь, пример которой может иметь последствия и сделаться
роковым для России”. Француженка г-жа де Бонней по поводу одной публичной церемонии
резюмировала положение в следующих выразительных словах: “Молодой император шел,
предшествуемый убийцами своего деда, сопровождаемый убийцами своего отца и окруженный
своими собственными убийцами”. Александр не мог строго наказать все “общество”,
которое почти целиком было причастно к цареубийству. Он карал только наиболее
виновных, по мере того как представлялся к тому случай, соблюдая, однако, в этих
последовательных опалах благоразумную осторожность. Пален был выслан в свои курляндские
поместья, Платона Зубова удалили от двора и принудили путешествовать по Европе,
Николай Зубов (которого, впрочем, мучили угрызения совести) был сослан, Панина
отставили от всех занимаемых им должностей. Беннигсен был лишен своего командования
в Литве [Он был затем возвращен на службу и командовал в кампаниях 1806 и 1807
годов.], другие, высланные в свои поместья, как князь Яшвиль, подверглись строгому
надзору, много гвардейских офицеров было отправлено в полки, расквартированные
на Кавказе и в Сибири.
Удалив лиц, замешанных в перевороте, Александр мог, устанавливая направление
политики, выбирать между тремя категориями людей и воззрений. Он мог либо вернуться
к идеям и людям времен Екатерины II, представленным тогда Карамзиным, Обольяниновым,
Трощинским и т. д., сохраняя неограниченную власть, смягченную в своем применении
теорией просвещенного деспотизма, и ничего существенно не изменяя в социальном
укладе России; либо сохранить людей Павла I — необузданного и взбалмошного Ростопчина
и грубого Аракчеева (к которому он и вернулся впоследствии); либо, наконец, руководствоваться
либеральными, почти революционными идеями, которые он почерпнул в уроках полковника
Лагарпа.
Воспитание и характер Александра I.
Александр родился в 1777 году от великого князя Павла Петровича и великой княгини
Марии Федоровны (Доротея Вюртембергская). [От этого брака, кроме Александра I,
родились великий князь Константин, император Николай I, великий князь Михаил,
великая княжна Александра, которая вышла замуж за эрцгерцога наместника Венгрии,
Елена, впоследствии герцогиня Мекленбург-Шверинская, Мария, впоследствии великая
герцогиня Саксен-Веймарская, Екатерина (наследная принцесса Ольденбургская, впоследствии
королева Вюртембергская) и Анна, в руке которой было отказано Наполеону и которая
стала королевой Нидерландов.] Тотчас по рождении Александра Екатерина II отняла
его у родителей: быть может, она хотела иметь в его лице заложника, а быть может,
задумала воспитать будущего наследника престола в своем духе. Так же она поступила
и при рождении Константина. Для этих двух старших внуков она была очень нежной
бабкой и, если не считать скандальных похождений, свидетелями которых они в детстве
были при ее дворе, очень добросовестной воспитательницей. Составленные ею в марте
1784 года правила, которыми регламентировалась их одежда, пища, умственное и нравственное
воспитание, насчитывают не менее семи глав. Для них она составила “азбуку бабушки”
и целую “библиотеку Александра — Константина”, где были собраны популярные сказки,
нравоучительные диалоги, рассказы из русской истории, эпизоды из древней истории,
назидательные изречения.
Кроме воспитателей в собственном смысле — Николая Салтыкова, Протасова, Сакена,
Екатерина II окружила своих внуков выдающимися наставниками; то были Крафт по
экспериментальной физике, Паллас по ботанике, полковник Массон по математике,
Михаил Муравьев по русской литературе и истории и нравственной философии. В 1783
году их воспитание было вверено полковнику Лагарпу, который в свою роль наставника
вносил “сознание своего долга перед русским народом”. Этот республиканец из Ваадтского
кантона, будущий инициатор швейцарской революции, старался дать обоим великим
князьям чисто демократическое воспитание.
Среди приближенных Екатерины И, в особенности когда началась французская революция,
поднялись ожесточенные нападки против Лагарпа, исходившие от приверженцев старины,
агентов коалиции, французских эмигрантов. Императрица, насколько могла, поддерживала
выбранного ею наставника. Она рассталась с ним только в мае 1795 года. Александру
было тогда восемнадцать лет, а Константину — шестнадцать. Ученики трогательно
простились со своим учителем.
Это воспитание, по отзыву князя Адама Чарторыйского, “из-за отъезда Лагарпа
осталось ко времени женитьбы Александра незаконченным. С тех пор всякие систематические
занятия прекратились. Никто даже не советовал ему заняться чем-нибудь... Александр,
будучи великим князем, не прочел до конца ни одной серьезной, поучительной книги”.
Ростопчин так оценивает его обычное окружение: “Это — либо глупцы, либо вертопрахи,
либо молодые люди, о которых и сказать нечего”. Александр был красив и знал это.
Его бабка говорила о нем: “Он будет иметь успех... У него наружность, которая
всех располагает”. Ростопчин менее снисходителен: “Ему вбили в голову, что его
красота обеспечивает ему победу над всеми женщинами... Он найдет достаточно негодниц,
которые заставят его забыть свои обязанности”. Александр вскоре стал пренебрегать
молодой своей женой Елизаветой Баденской. [Александр был близорук, как и его мать.
Преждевременный брак, который был ему навязан бабкой в возрасте шестнадцати лет
(с Елизаветой, которой было четырнадцать лет), имел следствием почти полную глухоту.
От этого брака родились только две дочери, которые умерли в младенчестве.]
Третий период воспитания Александра относится к царствованию его отца; это
время было заполнено занятиями военным искусством и парадами, частыми нагоняями
со стороны Павла I и сидением под арестом. Сам Александр если и не приобрел военных
талантов, то все же усвоил вкус к военщине.
В результате такого разнохарактерного воспитания Александр стал человеком двойственным,
или, вернее, многоликим, нерешительным, иногда непоследовательным, колеблющимся
между самодержавием и республиканскими идеями, с деспотическими склонностями и
вспышками либерализма; с друзьями ранней своей молодости он был приверженцем английской
конституции, со Сперанским — увлекался французскими идеями, с Аракчеевым — был
ретроградом и сторонником полицейских мер; едва ли не бессознательно двуличный,
порою откровенный, порою — законченный лицемер до такой степени, что почти оправдывает
суровую оценку, данную ему Наполеоном: “подлинный византиец”. Своей нерешительностью
и колебаниями он был почти так же опасен для своих приближенных, как Павел I своей
вспыльчивостью.
Великий князь Александр и Адам Чарторыйский.
Вскоре после отъезда Лагарпа, весной 1796 года, великий князь Александр встретился
в саду Таврического дворца с одним из тех молодых людей — сыновей польских магнатов,
которых Екатерина, завоевав их родину, призвала к своему двору не столько из желания
ослепить их своей роскошью и своим могуществом, сколько для того, чтобы в случае
надобности иметь заложников. То был князь Адам Чарторыйский; он был приблизительно
одних лет с великим князем. Когда Чарторыйский в преклонном возрасте писал свои
любопытные Записки, он все еще находился в изумлении от тех признаний, которые
ему сделал в 1796 году Александр. “Он мне признался, что ненавидит деспотизм повсюду,
во всех его проявлениях, и что он с живейшим участием следил за французской революцией;
что, осуждая ее ужасные крайности, он, однако, желал республике успехов и радовался
им. Его взгляды были взглядами ученика 89 года, который хотел бы видеть республику
повсюду и рассматривает эту форму правления как единственную соответствующую желаниям
и правам человечества... Он утверждал, что преемственность престола есть установление
несправедливое и нелепое, что верховная власть должна быть дарована не случайностью
рождения, а голосом народа, который сумеет избрать самого способного правителя”.
Это не были пустые слова, так как в беседе со своим польским наперсником великий
князь неоднократно возвращался к этим идеям. Когда умный, терпимый, почти материнский
деспотизм его бабки сменился грубым и взбалмошным деспотизмом отца, Александр,
казалось, утвердился в своих взглядах. В бедствиях, свидетелем которых он был,
в тех опасениях, которые ему внушало будущее его матери и его собственное, он,
казалось, вновь почерпнул отвращение к абсолютной власти.
Идеи и реформы.
В первые месяцы своего царствования Александр, самодержавный император в двадцать
четыре года, был почти исключительно занят уничтожением всего того, что было сделано
его отцом, — отменой его законов, исправлением причиненного им вреда. Он объявил
широкую амнистию изгнанникам предшествующего царствования, вернул сосланных, освободил
заключенных, возвратил опальным их должности и права, утешив таким образом около
двенадцати тысяч семейств. Он восстановил выборы представителей дворянства, отмененные
в предыдущее царствование, восстановил и жалованную грамоту, данную городам, снова
разрешил крестьянам брать лес из казенных угодий, освободил священников от телесных
наказаний, велел снять поставленные в городах по распоряжению Павла I позорные
столбы, на которых вывешивались имена опальных. Он поставил предел рвению и насилиям
полиции, уничтожил Тайную экспедицию Екатерины II, заменившую Преображенский приказ
Петра I и Тайную канцелярию Елизаветы; отменил указ своего отца, которым запрещалось
его подданным выезжать из России и изгонялись навсегда те, кто нарушал этот запрет,
а также и указы, запрещавшие ввоз из Европы некоторых предметов, в частности книг
и даже нотных партитур. Типографии, запечатанные в июне 1800 года, были вновь
открыты. Уже не запрещалось одеваться по западной моде — носить длинные панталоны,
круглые шляпы, пышные галстуки, которые Павел яростно преследовал как признаки
якобинства. Александр отменил напудренные косы, приводившие в отчаяние солдат
и навлекавшие на них столько наказаний при Павле I.
Власть разговаривала с подчиненными языком, которого не слышали в последние
тридцать лет царствования Екатерины II. Александр писал княгине Голицыной, ходатайствовавшей
о незаконной милости: “Стать выше законов — даже если бы я и мог — я, конечно,
не захотел бы, ибо не признаю на земле справедливой власти, которая бы не от закона
проистекала... Закон должен быть один для всех”.
“Комитет общественного спасения”.
Из четырех молодых людей, которых Александр в ранней молодости сделал своими
самыми интимными друзьями, в марте 1801 года в Петербурге находился только один
— граф Павел Строганов, имевший в свое время наставником Ромма, впоследствии монтаньяра.
Трое остальных в предшествующее царствование подверглись опале: князь Виктор Кочубей,
крупнейший землевладелец Малороссии, племянник и ученик Безбородко, находился
в ссылке в своих поместьях; Николай Новосильцев был за границей как бы в ссылке
— он состоял при посольстве в Лондоне; князь Адам Чарторыйский находился при дипломатической
миссии в Сардинии. Александр на следующий день по вступлении на престол написал
всем трем письма, призывая их немедленно вернуться. Теперь, собравшись вокруг
него, эти четверо молодых людей, имевшие большее значение, нежели министры, хотя
и не носили этого звания, образовали негласный совет Александра, его “Комитет
общественного спасения”, как он говорил. Они вместе страдали в предыдущее царствование;
теперь они вместе работали над тем, чтобы сделать невозможным возвращение прежнего
режима, чтобы подготовить России лучшее будущее, заменить самодержавную власть
монархией, смягченной законами и учреждениями. Комитет, не носивший официального
характера, собирался в кабинете императора после обеда, а иногда в доме кого-либо
из участников. [Протоколы совещаний, составленные по-французски и сохранившиеся
в бумагах Строганова, по нашим сведениям, не были опубликованы в оригинале. Богданович,
историк царствования Александра, дал из них большие выдержки в русском переводе.]
В комитете обсуждались такие вопросы, как ограничение власти императора в делах
войны и мира, в командовании военными силами, в установлении налогов; а между
тем идея ограничения самодержавия была одной из самых необычайных для России,
где самая сущность власти заключалась именно в ее беспредельности и абсолютности.
Также обсуждался вопрос об обязанностях императора. Комитет прямо ставил себе
задачей произвести “реформу безобразного здания управления империи” посредством
введения основных учреждений и — это превосходит все то, что вольнодумцы могли
себе представить, — “увенчать эти различные учреждения гарантией в виде конституции,
составленной в соответствии с истинным духом нации”. Итак, через пять лет после
смерти Екатерины и тотчас после павловского деспотизма говорилось о даровании
России того, что во всей Европе имели тогда только Англия и Франция, — конституции.
Полковник Лагарп, потерпевший неудачу в Швейцарии и там приговоренный торжествующей
реакцией к аресту, неоднократно допускался на эти негласные собрания, и следует
отметить, что советы, которые давал этот революционер и изгнанник, не всегда превосходили
смелостью советы других.
Мероприятия в пользу крепостных.
В вопросе освобождения крепостных Лагарп и Новосильцев советовали действовать
постепенно, не раздражая помещиков и не возбуждая крестьян. Кочубей стоял за радикальные
мероприятия; он указывал, что дворян больше всего будет тревожить постоянное ожидание
каких-либо новшеств. Строганов был настроен не менее решительно, а Чарторыйский
объявил, что “право помещика на крестьянина так ужасно само по себе, что ни перед
чем не следует останавливаться, чтобы уничтожить его”. Заметим, однако, что даже
все те, кто так определенно высказывался за радикальное освобождение крестьян,
соглашались только на освобождение без земли (как Наполеон в Польше). В этом отношении
русский крепостной выиграл от того, что рассмотрение вопроса было отложено до
царствования Николая I и Александра II: в 1861 году крепостной получил одновременно
и свободу и землю. [Русский крестьянин “выиграл” только то, что томился под крепостным
игом еще шестьдесят лет. Реформа 1861 г., по сути дела, была ограблением крестьян.
— Прим. ред.] Непосредственным результатом совещаний Александра и его молодых
друзей была очень скромная реформа: указ 3 марта 1804 года ограничивается запрещением
продажи крестьян без земли, разрешением крестьянам вступать в брак без согласия
помещика, учреждением низших судов, выбираемых ими самими, ограничением до пятнадцати
числа палочных ударов, которыми помещик мог их наказывать. На совещаниях комитета
рассуждения были всегда весьма смелы, а решения сводились почти к нулю. Адам Чарторыйский
показывает нам Александра всегда колеблющимся, когда доходило до дела, и тут же
польский князь высказывает соображение, которому столь недавние события марта
1801 года придают особую вескость: “Император еще не настолько чувствовал себя
хозяином положения, чтобы отважиться принимать меры, казавшиеся ему слишком крутыми”.
Недоставало ему и настойчивой, упорной воли; особенно же не хватало орудия действия
— могучей административной иерархии, той сложной и мощной машины, с помощью которой
Наполеон осуществлял свою волю в самых отдаленных деревушках Франции. Какими средствами
располагал Александр для того, чтобы обеспечить во всех деревнях империи выполнение
указа 3 марта 1804 года? [Автор ошибочно полагает, что указ 3 марта 1804 года
должен был быть проведен “во всех деревнях империи”: он имел силу только в лифляндских
и эстляндских губерниях. Для русских крестьян был издан в 1803 году закон о вольных
хлебопашцах, не имевший так же никакого значения, как и указ о трехдневной барщине.
— Прим. ред.] Помещики могли продолжать продажу своих крепостных даже в столице,
почти под окнами его дворца, женить крестьян против их желания и без счета наказывать
их палочными ударами.
Сенат.
При обсуждении вопроса о том, какое из государственных учреждений наиболее
пригодно для ограничения абсолютной власти в тех пределах, какие собирались установить
царь и его друзья, пришли к выводу, что таким учреждением является Сенат. Поэтому
указом 5 июня 1801 года Сенату предложено было составить доклад о своих правах
и обязанностях. Конечно, можно было получить эти сведения без такого громкого
оповещения, но император и его друзья именно желали пробудить спящее общественное
мнение, показать ему в этом старом учреждении хранителя общественных свобод. Сам
Сенат почувствовал себя помолодевшим. Он приготовился играть ту важную роль, которую
ему собирались предоставить. Александр объявил, что сделает из него “верховное
судилище, хранителя законов” (отметим аналогию с Сенатом-хранителем наполеоновских
основных законов). Все пожелания императора, все проекты гражданских и уголовных
законов должны проходить через Сенат, чтобы получить силу закона. Сенат должен
производить обнародование законов и следить за их исполнением. “Его власть ограничена
только властью императора. Указам Сената все обязаны повиноваться, как самому
императору. Только государь или указ, подписанный его рукой, может приостановить
действие сенатского указа”. Сенат сохраняет название “правительствующий” и получает
высокое право обращаться с представлениями к верховной власти. Однажды, когда
императору принесли на подпись указ, по традиции начинавшийся словами “Нашему
Сенату”, Александр воскликнул: “Как! нашему Сенату! Сенат есть священный хранитель
законов; он создан для того, чтобы нас просвещать; он не наш... Он — Сенат империи!”
Вследствие этого было приказано отныне озаглавливать подобные акты “указы правительствующему
Сенату”.
Сколько времени будет длиться это стремление к ограничению власти, к контролю,
это кипучее увлечение парламентскими идеями? Для суждения об этом скоро представился
случай. Александр подписал указ, которым устанавливался двенадцатилетний срок
военной службы для дворян, состоявших в унтер-офицерском чине. Это было нарушением
“жалованной грамоты дворянству”. Когда этот указ был доставлен Сенату, Северин
Потоцкий подал сигнал к оппозиции: он предложил высокому собранию воспользоваться
своим правом представления. Сенаторы, зная, что Потоцкий в милости при дворе,
вообразили, что этот маневр был им согласован с царем. Они были в восторге от
того, что могли без всякого риска предстать в глазах общества окруженными ореолом
независимости и либерализма. Несмотря на увещания генерал-прокурора, решили выбрать
комиссию, которая доставит императору представления Сената. Трое уполномоченных
сенаторов, к великому своему удивлению, были очень плохо приняты Александром и
удалились в полной растерянности. Сенат получил строгий выговор за то, что “вмешивается
в дела, кои его не касаются”, и ему было приказано обнародовать указ. Новосильцев
был вынужден приложить руку к составлению этого выговора. Чарторыйский попробовал
пошутить с императором по поводу “чрезвычайной тревоги, которую он испытал при
этом поведении Сената”, но добавляет: “мои шутки были плохо приняты Александром...
Это был луч света, брошенный на его истинный характер”.
Впрочем, Чарторыйский, наблюдавший работу Сената, говорит: “По своему составу
русский Сенат из всех политических учреждений мира менее всего способен заставить
себя уважать и действовать самостоятельно... Это — манекен, который можно и нужно
двигать по своему желанию, так как иначе он совсем не будет действовать... Сенат
сделался пристанищем всех конченых и неспособных людей, всех инвалидов и лентяев
империи. Когда человек ни к чему не пригоден, его делают сенатором”. Возвращаясь
к характеру царя, Чарторыйский говорит: “Он любил проявления свободы, как любят
театральное зрелище. Он бы охотно согласился, чтобы все были свободны при условии,
что все будут добровольно исполнять только его волю”.
Учреждение министерств (1802).
Главное, почти единственное, что было создано в это время, — это министерства,
образованные в силу указа 8 сентября 1802 года. До тех пор управление империи
представляло собою невообразимый хаос. Оно распределялось между Сенатом — органом
административным и одновременно судебным — и коллегиями военной, морской, иностранных
дел, торговли. Функции некоторых коллегий были неточно разграничены; так, например,
военная коллегия не ведала назначением офицеров; назначения производились императором
по спискам, представляемым адъютантом. Кроме того, области, завоеванные при Екатерине
II, управлялись отдельно, наподобие обширных сатрапий, почти бесконтрольно, несколькими
очередными или уже бывшими в отставке фаворитами; Новороссия была огромной областью,
состоявшей в свое время под управлением Потемкина, Литва — под управлением Платона
Зубова. Наконец, царь имел около себя “государственных секретарей”, через которых
он во все вмешивался, изменяя и переделывая все по своему или по их капризу. Такая
организация представляла собою в самом деле “безобразное здание”.
Указом 1802 года учреждено было восемь министерств: внутренних дел и полиции,
финансов, юстиции, народного просвещения, торговли, иностранных дел, морское,
военное. Во главе каждого из них стоял министр, при котором находился товарищ
министра (помощник). То было подражание европейской организации, значительный
успех в смысле большего порядка и точности. Однако наличие во главе каждого министерства
министра и товарища министра не могло не вызывать конфликтов. Такое устройство
могло быть оправдано лишь соображениями политического надзора: каждый из них обязан
следить за другим и в случае надобности доносить на него. Александр I воспользовался
учреждением министерств как удобным случаем для того, чтобы назначить своих ближайших
друзей на официальные посты. Кочубей был поставлен во главе министерства иностранных
дел (впоследствии он передал этот пост Александру Воронцову, при котором товарищем
министра состоял Чарторыйский), затем он был назначен министром внутренних дел,
а Строганов — товарищем министра. Новосильцев занял такую же должность при поэте
Державине, назначенном министром юстиции.
Народное просвещение.
Учреждение министерства народного просвещения в особенности указывало на серьезное
стремление к прогрессу. В старой Франции никогда не было такого ведомства, а наполеоновская
Франция еще не успела его создать. Во главе нового министерства стал один из последних
фаворитов Екатерины II, Завадовский, человек небольших умственных способностей,
но полный добрых намерений; товарищем министра был Михаил Муравьев, бывший наставник
Александра. Были достигнуты значительные успехи. В России до этого времени было
только три университета: Московский, основанный Елизаветой, Виленский — польский
университет и Дерптский — немецкий. Теперь было основано еще три университета:
в Петербурге, в Харькове — для Новороссии и в Казани — для Поволжья; последний
предназначался для обслуживания местного татарского и тюрко-финского населения,
а также и Сибири.
Каждому из шести университетов соответствовал свой учебный округ. Во главе
каждого округа стоял попечитель; попечители назначались либо из числа крупных
помещиков, либо из высоких сановников: так, например, в Дерпте попечителем был
генерал Клингер, в Москве — Михаил Муравьев, в Петербурге — Новосильцев, в Харькове
— Северин Потоцкий, в Вильне—Чарторыйский; от последнего император вполне мог
ожидать, что он примет все меры к тому, чтобы направлять воспитание в духе, благоприятном
для пробуждения польской национальности. В Академии наук в Петербурге восстановили
в качестве отделения так называемую Российскую академию, лишенную дотации при
Павле I. Петербургская Медико-хирургическая академия получила большую субсидию.
Были учреждены Царскосельский лицей, одним из воспитанников которого был Пушкин,
Демидовский лицей в Ярославле и Лицей князя Безбородко в Нежине, Кременецкий лицей,
гимназия в Екатеринославе и всякого рода школы. Было основано значительное число
“вольных” обществ по литературе, искусству, наукам, политической экономии, истории,
археологии. Александр урезывал бюджет своего двора, но за одни год отпустил 160000
рублей на поощрение словесности, 10000 — Лебедеву, чтобы опубликовать его путешествие
по Азии, 6000 — Страхову на перевод Молодого Анахарсиса, 5000 — Политковскому
на издание Адама Смита, определил пенсию Карамзину, назначенному государственным
историографом. Благодаря такой щедрости были переведены Монтескье, Беккариа, Кант.
По примеру Александра вельможи Демидовы, Безбородко, Голицын, княгиня Дашкова,
Н. П. Румянцев, богатые купцы, губернские дворянские собрания, буржуазия, духовенство,
даже татарские князья — щедро давали средства на музеи, на образование, на общественную
благотворительность. То была прекрасная эпоха в развитии русской мысли.
Подготовка Уложения.
Снова вернулись к мысли Екатерины II о составлении Уложения. Новосильцев был
занят подготовительными работами при участии законоведа немца Розенкампфа. Дело
заключалось в том, чтобы объединить всю огромную и бесформенную массу законов,
указов, регламентов, разобрать и расположить их по содержанию, составить систематический
перечень, устранить противоречия в законах, стереть “позорные пятна” — следы старинного
варварства. Чарторыйский пишет: “Это приблизительно тот метод, который был применен
при составлении кодекса Юстиниана”. Одновременно велась работа по специальной
кодификации законов для тех областей империи, которые наряду с различными языками
и народностями имели также и специальное законодательство, как, например, Лифляндия,
Эстляндия, Курляндия и бывшие польские провинции.
Сперанский. Его происхождение, его идеи.
После Тильзита общая политика получила направление, совершенно отличное от
прежнего: английское влияние сменилось влиянием французским и наполеоновским,
личный состав советников Александра был полностью обновлен. Новосильцев стал сенатором
и был вынужден уехать за границу. Чарторыйский по министерству иностранных дел
был заменен сначала Будбергом, потом Румянцевым и остался только попечителем Виленского
университета. Кочубей в министерстве внутренних дел должен был уступить место
Куракину, Строганов перешел на военную службу. Появилось новое лицо — Сперанский,
которого Александр взял с собой на Эрфуртское свидание. Михаил Михайлович Сперанский
родился в январе 1772 года в деревне Черкутино Владимирской губернии. Он был сыном
бедного священника, окончил семинарию во Владимире, потом духовную академию, основанную
в 1790 году в Петербурге, где затем был профессором математики; изучил французский
язык; писал на чистейшем русском языке и очень изящным слогом, что тогда было
редкостью. Он отказался от духовной карьеры и сделался секретарем князя Алексея
Куракина, министра внутренних дел. По уходе своего начальника (это было при Павле
I) он остался в министерстве. Там он обнаружил гибкий ум и столь же гибкий характер,
изумительную работоспособность и умение систематизировать материал, а также проявил
необыкновенный талант в составлении важных бумаг. В 1806 году министр внутренних
дел Кочубей, заболев, поручил Сперанскому представлять доклады императору, и когда
царь расстался с Кочубеем, он оставил при себе Сперанского в весьма важной тогда
должности статс-секретаря.
Император и попович подходили друг к другу; Александр был человек нетерпеливый,
импульсивный, несколько беспорядочный; статс-секретарь был одновременно методичен
и неутомим. Он приводил в систему идеи, иногда бессвязные, своего государя. Оба
они питали симпатии к Франции. Сперанский, склонный идти прямо к цели и действовать
решительно, восхищался смелостью Учредительного собрания и Наполеона, Гражданским
кодексом и принципами равенства, конституцией VIII года, наполеоновским Государственным
советом, французской централизацией. Так, путем сотрудничества секретаря и императора
был разработан план преобразования государственного устройства. Александру казалось,
что в этом плане он узнает свои собственные идеи 1801 года. Там указывалась и
доказывалась необходимость конституции, ибо нельзя думать о каких-либо улучшениях,
“когда отсутствуют законы политические”. Положения, выставленные Сперанским, были
еще более смелы, чем те, которыми руководствовалась в своем знаменитом “Наказе
для составления Уложения” Екатерина II. Среди них, например, встречаются такие:
“Ни одно правительство не является законным, если оно не основывается на воле
страны, — Основные законы государства должны быть делом народа. — Цель основных
законов — ставить в известные пределы деятельность верховной власти”. Это было
как бы русское издание Декларации прав человека. Чтобы установить политическую
свободу, надо было прежде всего освободить крестьян. Действительно, оба эти вида
рабства — рабская зависимость крестьян от помещиков, а помещиков от царя — неотделимы
друг от друга. Поэтому между обеими реформами существует теснейшая связь: уничтожению
самодержавия должно сопутствовать уничтожение крепостного права. Иначе “возможны
только частичные улучшения”. Без освобождения крестьян невозможны ни реформы,
ни народное образование (так как зачем давать образование рабам?), ни развитие
промышленности (так как установление всякой промышленности требует применения
свободного труда). Сперанский хотел освободить крестьян, но, следуя английским
идеям, считал необходимым иметь в конституционном государстве, о котором мечтал,
мощную аристократию. Из этого принципа вытекало два следствия: во-первых, чтобы
укрепить аристократию, нужно ее очистить, свести ее к трем или четырем первым
классам чинов; остальные дворяне могут называть себя дворянами, но они должны
иметь не больше прав, чем весь остальной народ; во-вторых, чтобы поддержать положение
и богатство знатных фамилий, следовало восстановить право первородства (это возврат
к майорату Петра Великого).
Возможно, что под некоторым воздействием идей Тюрго о иерархии муниципалитетов
или Сийеса — о иерархии советов, установленной французской конституцией VIII года,
Сперанский, исходя из территориального деления империи на волости, уезды и губернии,
устанавливает в политическом устройстве выборную думу для волости, уезда, губернии.
Каждая из этих дум имеет право выбирать депутатов в думу, стоящую непосредственно
над ней, назначать судей в различные судебные учреждения, ведать делами и финансами
своего округа и т. д. На вершине иерархии дум он предлагает поставить государственную
думу, т. е. избранное народом национальное собрание. В отношении этого собрания
Сперанский предоставляет русскому императору приблизительно те же права, какими
Наполеон обладал в отношении Законодательного корпуса.
В судебном устройстве предположено было создать волостной суд, функции которого
состоят главным образом в примирении тяжущихся; в уездном городе — суд первой
инстанции, с присоединением суда присяжных для уголовных дел. Та же система устанавливается
и для губернского города. Эту систему венчает сенат, являющийся верховным судом.
Такая же иерархия устанавливается и для административных органов: в волости
— волостное правление, в уездном городе — вице-губернатор и уездное правление,
в губернском городе — губернатор и губернское правление. Во главе всей администрации
— восемь министерств.
Итак, в сфере законодательства новая система увенчивается национальным собранием,
в сфере правосудия — сенатом, в сфере управления — министерствами. Но над этими
тремя верховными учреждениями еще высится государственный совет.
Этот обширный план реформ не мог быть осуществлен сразу. Александр опять впал
в обычную свою нерешительность. Поэтому Сперанский предложил ему не вводить разом
все преобразования полностью, а осуществлять их по частям, рискуя, что эти частичные
реформы будут неправильно поняты теми, кто не знал общего плана, известного одному
только императору и его министру.
На деле из всего того, что наметил Сперанский, были осуществлены только три
реформы: Государственного совета, министерств и Сената. К этому следует прибавить
проект гражданского уложения и план упорядочения финансов.
Преобразование основных учреждений. Государственный совет, министерства, Сенат.
Государственный совет впервые подвергся преобразованию в 1801 году [Государственный
совет начал существовать с 1810 г. До этого времени существовал Непременный совет,
учрежденный в марте 1801 г. — Прим. ред.], но у него не было узаконенных возможностей
воздействия и никакого законного способа ограничить самодержавие. Для того чтобы
Совет мог выполнить эту миссию, необходимо было наделить его государственной властью.
Реформа Совета была тем более необходима, что Сперанский (так как учреждение законодательного
собрания было отложено) нуждался в его поддержке для составления Уложения и проведения
плана упорядочения финансов. В январе 1811 года состоялось торжественное заседание
этого Совета. Александр произнес речь, в которой настаивал на необходимости “ограничить
произвол нашего правления”. Таким образом, Государственный совет был торжественно
введен в свои новые обязанности.
Круг компетенции каждого из учрежденных в 1802 году министерств еще не был
точно определен: еще царило то смешение, которое парализовало деятельность приказов
времен Иоанна Грозного и коллегий Петра Великого. Два акта, изданных — один в
июле 1810, другой — в июле 1811 года, произвели реформу в этом отношении. Однако
министры по-прежнему не несли ответственности, а следовательно, и не обладали
подлинной властью. Она сосредоточивалась в руках царя.
Слабость Сената заключалась в том, что он был учреждением одновременно административным
и судебным. Как учреждение административное Сперанский намеревался усилить его,
включив в его состав министров, их товарищей и директоров департаментов. Независимость
и авторитет Сената в роли высшего судебного органа он хотел усилить введением
в него выбранных членов; кроме того, ввиду обширности империи он предлагал разделить
Сенат на четыре отделения, помещающиеся в Петербурге, Москве, Киеве и Казани.
Таковы были предположения плана 1811 года. План был представлен на обсуждение
Государственного совета и встретил там сильную оппозицию. Основные возражения
состояли в том, что считали опасным, чуть ли не кощунственным делом изменить учреждение,
существующее целое столетие, расчленить его на четыре части, отдалить от монарха
три из них, вводить принцип выборности, несовместимый с принципами самодержавия,
быть может, предоставить право быть избираемыми крупным помещикам, которые смогут
злоупотреблять вновь приобретенным влиянием в ущерб народу. Однако реформа была
принята Государственным советом, и только приближение войны с Наполеоном отсрочило
ее осуществление.
Проект гражданского уложения. Финансовое хозяйство. Университетские степени.
Проект гражданского уложения также обсуждался в Государственном совете, но
безрезультатно. Противники Сперанского упрекали его в том, что он презрительно
относится к национальному законодательству, считает его варварским, не считается
с русскими нравами и обычаями и ограничивается рабским подражанием Кодексу Наполеона.
Против этих обвинений Сперанский защищается в письме, написанном императору Александру
позже, в январе 1813 года, из Перми и являющемся вообще оправданием всей его системы.
Впрочем, долгое время Россия не имела еще кодекса, так как Свод законов, изданный
при Николае I, принадлежит к законодательным сборникам типа Юстиниановых “Дигест”.
В 1809 году Сперанскому было поручено начать разработку плана финансов. План
обсуждался Государственным советом и был принят значительным большинством голосов.
В дальнейшем, испытывая противодействие всех, даже министра финансов, Сперанский
смог осуществить его лишь частично. Он предложил сократить выпуск ассигнаций (они
рассматривались как скрытый налог, и лучше было открыто увеличить налоги), повысить
таможенные пошлины (мы увидим последствия применения его тарифа к французским
товарам), публиковать государственный бюджет, учредить государственный банк (идея,
заимствованная от наполеоновского Французского банка), извлечь прибыль от перечеканки
монеты, продавать крестьянам государственные земли и т. д. В письме из Перми он
напоминал царю, что далее частичное выполнение его плана имело следствием в 1812
году увеличение государственных доходов с 125 миллионов до 300 миллионов рублей.
Когда Сперанского упрекали в том, что он вызвал недовольство народа, он отвечал:
“Этого следовало ожидать; было бы странно, если бы народ выражал одну только благодарность”.
Отметим указ 1809 года, постановивший, что университетские степени дают получившим
их преимущество перед всеми другими должностными лицами в получении разных чинов.
Наконец, чтобы подготовить умы к освобождению крестьян, Сперанский оказал содействие
графу Стройновскому в издании его брошюры О соглашениях помещиков с крестьянами.
Борьба против Сперанского (1812).
Сперанский, как некогда Тюрго, восстановил против себя множество людей и затронул
множество частных интересов; против него были: 1) “паркетные шаркуны”, как их
называл Александр, т. е. генералы, околачивавшиеся больше по приемным, и придворные,
раздраженные указом об университетском образовании; 2) дворяне-помещики, обеспокоенные
проектами освобождения крестьян; 3) сенаторы, обиженные раздроблением Сената и
перспективой служебной ссылки в Киев или Казань; 4) высшая аристократия, которая
презирала Сперанского как выскочку, “поповича”; б) мелкое дворянство — потому
что он хотел принести его в жертву крупному дворянству; 6) народ — из-за повышения
налогов; 7) патриоты, становившиеся по мере приближения войны с французами все
более пылкими, объявившие изменой заимствование французских учреждении (их взгляды
и чаяния выразил Карамзин в своей Записке о древней и новой России); 8) министры:
Балашов (полиции), Гурьев (финансов), Аракчеев (военный) и т. д., которые завидовали
своему коллеге; 9) двор вдовствующей императрицы — очаг яростной оппозиции французскому
влиянию; 10) круги французской и иностранной эмиграции и т. д.
В октябре 1811 года встревоженный и павший духом Сперанский предложил царю
отставить его от всех его должностей и предоставить ему заниматься исключительно
работой по составлению свода законов. Александр отказал ему в этом.
Вскоре нападки и доносы на Сперанского умножились, беспрерывно воздействуя
на слабовольного и нерешительного Александра. Министра обвиняли в связи с кружками
франкмасонов и иллюминатов, в сговоре с поляками и французами, в полной преданности
Наполеону, в неустанном поношении русских старых учреждений, в оскорбительном
сравнении военных талантов своего государя и французского Цезаря и т. д.
Опала Сперанского.
Видя такое ожесточение, Александр боялся накануне войны поколебать свою популярность.
К тому же вольные разговоры Сперанского, более или менее точно переданные ему
полицией, оскорбили его. Он вообразил, что Сперанский “подрывал самодержавие,
которое он, Александр, обязан передать нетронутым своим преемникам”. Любопытные
мемуары Санглена показывают нам Александра относящимся с недоверием ко всем, следящим
за одними из своих полицейских при помощи других, поощряющим шпионство, принимающим
участие в кознях, которые Балашов строил против Сперанского.
29 марта 1812 года Сперанский после довольно бурной сцены, которую устроил
ему Александр, был арестован в своем доме Балашовым и выслан в Нижний Новгород,
причем ему не дали проститься даже с дочерью. В Нижний Новгород он прибыл в апреле
1812 года. В сентябре 1812 года, когда французы приближались к Москве, его выслали
в Пермь, т. е. за тысячу километров от Нижнего, почти в Сибирь. Там его подвергли
непрерывному и даже грубому надзору, против которого он был вынужден протестовать
перед императором. В январе 1813 года Сперанский послал из Перми свое оправдательное
письмо императору, который не ответил ему.
Только осенью 1814 года Сперанскому разрешили вернуться ближе к западу и жить
в имении своей дочери в Великополье, недалеко от Нижнего. Указ Александра 30 августа
1816 года возвестил всем полную невиновность Сперанского. Затем опальный министр
был назначен пензенским губернатором. Позже, с 1819 по 1822 год, он был генерал-губернатором
Сибири, где на смену всякого рода злоупотреблениям и разбою ввел порядок, до тех
пор там неизвестный. Несмотря на то, что в 1822 году Сперанский возвратился в
Петербург и был принят Александром, что впоследствии Николай I советовался с ним
и выказывал ему уважение, его большая историческая роль кончилась со времени опалы
1812 года. [Сперанский принял участие в работах по составлению свода законов при
Николае I, в январе 1839 года получил титул графа и умер в феврале того же года
в возрасте шестидесяти семи лет.] Сперанский несомненно является одним из самых
замечательных людей России. Ему принадлежит та большая заслуга, что он хотел дать
своей стране конституцию, свободных людей, свободных крестьян, законченную систему
выборных учреждений и судов, мировой суд, кодекс законов, упорядоченные финансы,
предвосхитив, таким образом, за полвека с лишним большие реформы Александра II
и мечтая для России об успехах, которых она долго не могла достигнуть. [Все мероприятия
и проекты Сперанского в основном исходили из сохранения дворянско-помещичьего
государства. Но полное осуществление их несомненно ускорило бы эволюцию России
в направлении к помещичье-буржуазной монархии. Внешнеполитическая обстановка,
сложившаяся после Тильзитского мирного договора, и распад феодально-крепостнических
отношений в известной степени принуждали дворянство мириться со Сперанским. Но
когда война с Францией была решена, проекты Сперанского стали излишни и он сам
был сослан. — Прим. ред.]
Эпоха Александра I. Французская культура.
Эпоха Александра I является одновременно и апогеем борьбы против Франции, и
апогеем распространения французской культуры в России. Если в этот период высший
класс России был так враждебно настроен против новой Франции, то это потому, что
он был слишком предан Франции старого режима. В французских эмигрантах, в их идеях,
в их чаяниях русское дворянство стремилось вновь обрести Францию. Никогда еще
в русских дворянских семьях не было такого количества французских наставников-гувернеров,
начиная от настоящих родовитых дворян-эмигрантов, а также самозваных маркизов
и дворян, которые, чтобы прокормиться, становились преподавателями языков, до
барабанщиков наполеоновской армии, оставшихся в плену в России и поступавших в
учителя французского языка, танцев и хороших манер. Переписка, в которой Ростопчин
и Воронцов изливают желчь против французов, ведется на французском языке. Генерал
Кутайсов, смертельно раненный под Бородиным, свои последние слова произносит по-французски.
На триумфальной арке, воздвигнутой в Царском Селе в честь побед Александра над
Францией, красуется французская надпись: “Моим товарищам по оружию”. Француз герцог
де Ришелье становится наместником императора на юге России и вместе с другими
французами — графом де Ланжероном, маркизом де Траверсе, графом де Мезон, инженером
Базеном — воюет на юге, покоряет татарские племена, колонизирует степи, защищает
страну против эпидемии чумы, основывает Одессу, развивает ее торговлю с Марселем,
заканчивает постройку портов и крепостей в Херсоне, Кинбурне, Севастополе, создает
школы и театры, ставит аббата Николя во главе своего лицея в Одессе.
Русская литература, науки, искусство.
Описываемая эпоха является вместе с тем и эпохой пробуждения русской литературы.
В ней существует два направления, проявляющиеся в двух литературных кружках: Беседе
и Арзамасе. В первом из них, тяготеющем к классицизму, читает свои басни Крылов,
а Державин — свои оды. Второй, придерживающийся романтических идей, объединяет
Жуковского, Дашкова, Уварова, Пушкина, Блудова.
На всей литературе этого времени лежит сильный отпечаток увлечения национальными
мотивами, т. е. в тот момент — антифранцузскими. Кропотов в Надгробном слове моей
собаке Балаба поздравляет этого верного слугу с тем, что тот никогда не читал
Вольтера. Крылов в своих комедиях Урок дочкам и Модная лавка высмеивает, так же
как и Ростопчин в своих памфлетах, галломанию. Озеров, автор трагедий классического
направления, с 1807 года ставит на сцене Димитрия Донского; под татарами, иго
которых сокрушил Димитрий, он подразумевает французов. Крюковский в своей трагедии
Пожарский (герой-освободитель 1612 года) имеет в виду 1812 год. Жуковский пишет
оды, классические по воинственному пафосу, высоким слогом пишет Песнь барда над
гробом славян-победителей (1806) и Певец во стане русских воинов (1812). Карамзин,
блестящий, добросовестный автор Истории государства Российского, в своей записке
О древней и новой России дал настоящий антифранцузский манифест. Периодическая
пресса воодушевлена тем же настроением: Сергей Глинка в Русском вестнике, Греч
в Сыне Отечества проповедуют священную войну против Наполеона. В этой священной
войне русские литераторы, так же как и немецкие, мужественно идут в бой: Жуковский
сражался под Бородином, Батюшков был ранен при Гейльсберге, Петин — убит под Лейпцигом,
князья Вяземский и Шаховской служат в казаках, Глинка и Карамзин — в ополчении.
К этой эпохе относятся и первые выступления Пушкина, лучшего русского поэта,
получившего всемирное признание; он был современником и самым знаменитым соперником
польского поэта Адама Мицкевича.
Не следует также забывать, что при Александре I было совершено первое русское
путешествие вокруг света, носившее также и научный характер: в 1803 году корабли
“Надежда” и “Нева” под командой капитанов Крузенштерна и Лисянского, имея на борту
некоторых немецких ученых, посетили Америку и Японию. В 1815 году капитан Коцебу,
который уже обследовал Южный Ледовитый океан, обследовал Северный Ледовитый океан,
отыскивая знаменитый северо-восточный проход. Русские моряки детально изучили
берега Сибири и доказали, что Азия не соединена с Америкой.
В области искусств русские продолжают быть учениками французов и итальянцев.
В Петербурге Тома де Томон строит здание Биржи; Росси — новый Михайловский дворец;
Монферран принимается за постройку величественного, роскошного Исаакиевского собора.
В то же время русский архитектор Воронихин строит Казанский собор, торжественно
освященный в сентябре 1811 года и украшенный исключительно работами русских художников
и скульпторов.
|
