Свящ. Владимир Кучумов
C 1999 г. настоятель Подворья Московского Патриархата в городе Бари, Италия.
Первая католическая миссия в Москве 1684-1689 гг.
См. библиографию.
Католики в Москве во второй половине XVII в. - тема малоизученная не столько по причине отсутствия интереса к ней со стороны специалистов, сколько из-за разного рода источниковедческих трудностей. Например, история протестантизма в России исследована если не исчерпывающе, то, по крайней мере, источниковая база этой проблемы подобрана удовлетворительно (труды Цветаева, например). Применительно к католицизму следует отметить неожиданный для исследователя дефицит архивных данных - современные российские архивы хранят чрезвычайно неполный комплекс сведений по истории московской католической общины). Это не совсем приятное обстоятельство объясняется в первую очередь особым положением католической конфессии в России этого периода.
Нет нужды подробно останавливаться на ранней истории достаточно сложных отношений Московского царства и папства. Заметим лишь, что если документов по истории католической церкви на западных окраинах Российской империи предостаточно, то присутствие католического культа в самой Москве в источниках почти не отражено. Найденные нами данные безнадежно разрознены, историческая канва утеряна. В подобной ситуации на помощь исследователю приходят иностранные источники - нарративные сочинения европейских авторов о России, в основном мемуарного характера. На последение десятилетия XVII в. приходятся несколько „Записок" иностранцев о России, которые могут представлять интерес с различных точек зрения, но особенно любопытных пристрастием их авторов к конфессиональным проблемам Московии. Последнее обстоятельство заставляет исследователя усомниться в том, что перед ним обычные дорожные заметки, содержащие свод разнообразных и не всегда объективных впечатлений о великой восточной державе, какие обычно оставляли после себя голландские или немецкие дипломаты и купцы. До сего времени в научный оборот уже введены „итинерарии" многих путешественников XVI-XVII в., обогативших представление отечественного читателя об истории России и предоставивших прекрасный критический материал для коррекции сложившихся историографических клише. К ряду таких авторов мы относим Фабера, Кампензе, Герберштейна, Скаргу, Кобенцеля, Поссевино, Рейтенфельса, Олеария, Майерберга, Таннера, Невиля, Корба и др. Они донесли до нас бесценные свидетельства не только о современной им России, ее правителях, климате, войске, торговле и т.п., но и о загадочном и столь далеком от их представлений религиозном быте „почти равной миру" страны).
Вместе с тем, эти сочинения не использовались и, видимо, не могли быть использованы в несколько ином качестве как источники по истории инославных вероисповеданий на исторической территории Московии. Некоторую ценность в этом отношении представляют собой мемуары Олеария, Майерберга, Рейтенфельса, Таннера, Невеля, в которых содержится описание положения католического населения Белоруссии, отношение к католичеству самих моско-витив. Данных же о положении католиков в собственно Москве в этих сочинениях, как правило, нет.
В распоряжении историков XIX - первой половины XX в. были работы православных нерусских авторов (Арсений Еласонский, архидиакон Павел), нескольких протестантских проповедников и теологов, а также сочинения католических священиков-иезуитов П. Скарги, А. Поссевино, Ф. Авриля. Все они по-своему интересны, однако мемуары католиков отличает особая политическая заостренность, нередко естественная тенденциозность в изложении спорных моментов православной доктрины. В большинстве своем они находились в Московии весьма непродолжительное время, а то и вовсе проездом (например, Авриль). Несмотря на неизбежную отрывочность их сведений „Записки" накоторых из них приобрели широкую известность. Так, книгу Ф. Авриля трудно причислить к разряду достаточно информативных памятников, однако популярность изложения и, пожалуй, слишком субъективные оценки первых лиц государства сообщили ей завидный успех.
Парадокс - куда более фундированные труды (почти исследования) людей действительно осведомленных, живших в России на протяжении не одного года, не снискали какой-либо известности. И дело не в отсутствии живости изложения (в этом они могут поспорить даже с А. Олеарием), но в самом жанре: изначально они не предназначались для публикации, поскольку имели характер дневниковных записей (Патрик Гордон) или служебного отчета. И если дипломатические реляции издавались сравительно легко и быстро, то мемуары чешского иезуита Иржи Давида - главы первой иезуитской миссии в Москве - не могли найти своего издателя почти три столетия.
Эти мемуары являются основным источником по истории миссии и католической общины в Москве. Они могут быть дополнены записями шотландского генерала на русской службе П. Гордона. Факт пребывания Давида и его коллег в Московии отражен в некоторых документах того времени, однако такие данные крайне фрагментарны. В 1857 г. иезуит князь И. С. Гагарин опубликовал „Краткое донесение" (Brevis Relatio) Давида о причинах изгнания миссии из России. Рукопись расширенного варианта записок-отчета Давида, найденная только в нашем столетии, в 1965 г. была опубликована А. В. Флоровским и до недавнего времени практически не переводилась с латинского языка и не использовалась.
Иржи Давид родился 20 июля 1647 г. на территории Священной Римской империи, в Чехии. В 1664 г. он вступил в Орден, с 1681 г. был преподавателем иврита в знаменитой иезуитской академии в Оломоуце (Ольмюце), которую он ранее окончил. В 1682 г. он обратился к Генералу Ордена с просьбой направить его с миссией на Филиппины или Парагвай, однако не получил положительного ответа. По всей видимости, уже тогда Орден планировал направить его в Москву, где польские и австрийские дипломаты выхлопотали у русских разрешение открыть храм для нужд местных католиков.
Стараниями имперских послов баронов Иоганна Жировского и Себастьяна фон Блюмберга католический приход был открыт в Москве уже в 1684 г., возглавил его священник посольства иезуит о. Иоганн Шмидт. Позднее к нему на помощь прибыл о. Альберт фон Бойе. Характерна активность австрийской дипломатии в этом деле: присутствие священников-поляков и литовцев в Москве вряд ли было возможным - память об обидах эпохи Смутного времени и последующих лет еще жила в московитах, а чехам, которых в России мало кто знал, никто препятствий чинить не стал бы. Кстати, Давид сам намекает на это обстоятельство. Вскоре о. Альберт умер, Шмидт был отозван из России. Одновременно главой миссии назначается Давид.
Судя по всему, Давид уже давно готовился к поездке в Московию: он внимательно изучал записки прежних путешественников, свидетельства о Русской Церкви, о православном вероучении и т. п. В „Предисловии" он перечисляет лишь малую часть своих источников - сочинения Герберштейна, Поссевино, Принца из Бухова, Олеария, Эльзевира. Действительно, в короткий срок он не мог ознакомиться с таким объемом литературы, а главное - собрать их воедино (это почти целая библиотека). Становится очевидным, что ответ на свое прошение от 1682 г. он получил, но не тот, который ждал - вместо филиппинской миссии ему предложили куда более интересную поездку - в страну схизматиков.
Вопрос об основании католической миссии поднимался неоднократно - после Смутного времени въезд в Московию католическим священникам (белому и орденскому духовенству) был закрыт. На русских, по свидетельству Давида, не оказывали никакого действия ни ходатайства иностранных монархов, ни требования постоянно проживавших в Москве (в Немецкой слободе) католиков, которым требовался священник для устройства своих духовных дел. В то же время, католическая община в Москве численно возрастала с каждым годом, и положение становилось нетерпимым. Давид упоминает о вопиющих фактах: верующие десятками лет не имели возможности причаститься, крестить детей, погребать своих умерших по церковному обряду. И неизвестно, сколько это еще могло продолжаться, если бы не события 1682 г., приведшие к власти царевну Софью и ее фаворита - главу Посольского приказа князя В. Б. Голицына.
При деятельном участии всесильного фаворита, испытывавшего глубокую симпатию к западно-европейской культуре, дело наконец сдвинулось с мертвой точки: если Б. Таннер в 1682 г. описывает неуступчивость царя в вопросе о допуске пастыря к местным католикам, то в ходе австрийского посольства 1684 г. проблема была счастливо решена. С общим улучшением отношений между православной и соседними католическими державами (Россия подключилась к антитурецкой коалиции и подписала „вечный мир" с Речью Посполитой), заметно уменьшилась напряженность и в духовной сфере: московские католики обрели пастыря. Православное духовенство же, напротив, потеряло привычный покой.
Давид получил от барона И. Жировского подробную инструкцию о том, как лучше добраться до Москвы и каким образом католический миссионер должен себя вести с московитами. Эту инструкцию следует оценивать двояко - как рекомендацию более опытного доброжелателя и как начальственные указания. Само отношение Давида к Жировскому, которые иногда можно почувствовать в самом тексте мемуаров, было подчеркнуто почтительным, что указывает на определенную зависимость миссионера от австрийского вельможи. И действительно, складывается впечатление, что Давид служил „двум господам" - Ордену и цесарю - и временами отличить их друг от друга довольно сложно. Католическая московская миссия, по замыслу ее основателей, должна была стать мостом между Европой и Азией, как перевалочный пункт на пути продвижения иезуитов-миссионеров в Китай - в 80-х гг. XVII в. было совершено несколько попыток проникнуть в Китай через Сибирь, о чем упоминает сам Давид. Впрочем, духовная сторона миссии дополнялась политическим интересом. Миссия, как указывает Давид, существовала за счет имперских средств; никаких данных об орденских деньгах мы не находим. Уже только этот факт свидетельствует о значительной заинтересованности Вены в успехе московской миссии. Возможно, таким образом венский двор надеялся приобрести влияние на местную католическую общину, которая состояла из лиц разных национальностей, но руководство ее состояло главным образом из шотландцев: Гордон и Менезий занимали заметное место при царском дворе и могли оказать серьезное влияние на русскую политику. Во всяком случае, Давид упоминает только этих шотландцев.
Католическая община в Москве встретила Давида с распростертыми объятиями - он описывает радость ревностных прихожан, ибо многие из них уже давно не имели возможности крестить своих детей и т. п. Давид здесь, кажется, несколько преувеличивает свое первенство - до него уже на протяжении почти двух лет таинства совершал о. И. Шмидт и о. Альберт фон Бойе.
Община была, по свидетельству Давида, не слишком многочисленна - 70-100 человек, многие из которых редко посещали храм. Данные о численности католиков в Немецкой слободе бесценны, ибо редкие источники предоставляют подобную информацию. К сожалению, Давид излишне лаконичен во всем, что касается подробного анализа этнического состава общины. Первый католический храм в Москве (или, точнее, часовня) представлял собой перестроенное под богослужебные нужды жилое помещение миссионеров: при нем была открыта школа, в которой учились дети московских католиков (среди учебных дисциплин - основы грамоты, церковное пение и Закон Божий). Школа не переставала существовать и после упразднения миссии и находилась под покровительством польского резидента16, т. к. цесарь не имел своего постоянного представителя в Москве. Миссия, помимо всего прочего, являлась духовным центром местных католиков (служилых людей и дипломатов): Давид оказался почти единственным ходатаем за свою паству перед властями. На членах миссии лежала обязанность оказывать сопротивление усилившейся протестантской пропаганде в Немецкой слободе - Давид с нескрываемым удовлетворением упоминает о своем участии в осуждении московских последователей Якоба Беме -Кульмана и Нордермана.
Умножение московских католиков, однако, не всегда происходило за счет естественного прироста. Сам Давид говорит, что его трудами община пополнилась за счет новообращенных „сектантов" - протестантов. И так 17 человек открыто стали исповедовать католицизм, втрое больше - тайно. Хотя под сектантами Давид обычно подразумевает протестантов - лютеран и кальвинистов, однако среди них могли быть и русские (диакон Петр Артемьев, монах Палладий Роговский и др.), которых Давид „соблазнил" вместе со своим напарником - чешским иезуитом Товией Тихавским, прибывшим в Москву к конце 1688 г. В „Записках" Давид с особым удовольствием отмечает факт обращения проживавшего в Москве грузинского царя Арчила. Среди новообращенных была и семья гетмана Самойловича, проживавшая тогда в Москве.
Давид совершенно очевидно вмешивался в дела вероучительные, что ему, кстати, официально запретил Жировский - ради сохранения миссии. Он разжигал споры о формуле Пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы между патриархом Иоакимом и его учеными оппонентами - „хлебопоклонниками" Сильвестром Медведевым и другими т. н. „черкасцами". Медведев отстаивал католоческую формулу Пресуществления - „Сие есть Тело мое". Ему противостояли выписанные из Константинополя двое ученых монахов-греков - братья Иоанникий и Софроний Лихуды. С падением Софьи хлебопоклонничество было повержено, а Медведев (Давид нигде не называет его по имени - „некий старец") казнен. Позднее, осенью 1689 г. последовало упразднение и самой миссии. Давид (видимо, за провал дела) был подвергнут церковному наказанию, долгое время пребывал в немилости и работал над своими мемуарами, которые завершил в 1690 г. В 1713 г., ухаживая за больными чумой, он заразился сам и умер в пражском госпитале.
Мемуары генерала Гордона, часто используемые в исторических исследованиях в качестве источника по истории внешней и внутренней политики России второй половины XVII в., могут быть весьма полезны и в несколько ином аспекте: в них описан скрытый механизм антикатолической политики Петра, а также приведены некоторые данные о численности и составе католической общины Москвы в период существования миссии Давида. К сожалению, в дневниках генерала мы не найдем упоминаний о собственно русских католиках того времени - Петре Артемьеве и других лицах, близких к духовной школе московской миссии.
Но это уже особая тема.
Углубленное исследование всех сторон деятельности Давида и Тихавского в Москве способно пролить свет на достаточно запутанную и малоизученную политико-идеологическую ситуацию в России 80-х гг. XVII в. Во-первых, влияние иезуитов на московских политиков высшего ранга было столь очевидным, что Голицына подозревали даже в намерении „олатынить" Московию. Во-вторых, Давид и Тихавский косвенно способствовали развитию полемики между „ортодоксами" и „хлебопоклонниками" - черкасцами, выходцами из украинских религиозных учебных заведений. В данном случае проблема ставилась намного шире и приобретала мировозренческий характер. Для самой Русской Церкви она обернулась очередным (после раскола) кризисом: патриарх вывел спор из области богословия и расправился со своими оппонентами средствами политическими - иезуиты выдворены из страны, группа „латынников" разогнана, Медведев кончил жизнь на эшафоте. Давид находился в центре этих драматических событий, и в этом отношении его сочинение являет собой прекрасный источник по истории идейной борьбы в Московии на рубеже, разделявшем Московское царство и петровскую Россию.
*
|