|
К оглавлению
Примечания
К главе I
[1] Эта челобитная, с очень обстоятельным объяснением, напечатана Н. В. Рождественским в Чт. общ. ист. и древн. расс. за 1902 г. кн. II, отд. IV, стр. 1 — 31.
[2] Челобитные: неизвестного и иконописца Григория напечатаны в приложении нашей книги: Патр. Никон.
[3] Рук. импер. публ. библ. из собрания гр. Толстого № 258, л.л. 11—120.
[4] Впрочем в суздальской памяти встречаются и некоторые изменения по сравнению с московской, хотя и не особенно значительные. Они касаются прежде всего некоторых отдельных слов, не имеющих значения в происшедших вероятно от переписчиков. Но кроме этих случайных изменений в отдельных словах, в суздальской памяти есть против московской и некоторые характерные опущения и вставки, именно: в московской памяти говорится: «а в церкви бы велели говорити голоса в два, а понужде в три голосы опроче экзапсалмов, а экаапсалмы бы по всем церквам говорили в один голос». В суздальской памяти говорится: «а в церкви велети говорити голоса в два, а экзапсалмы по всем церквам говорити в один голос»; слова московской памяти: «а по нужде (говорить) в три голосы»,в ней опущены. Очевидно архиепископ Серапион, сочувствовавши, вероятно, единогласию, избирает средину: он дозволяет говорить в церкви в два голоса, но не дозволяет говорить, хотя бы и по нужде, в три голоса, и тем самым, с одной стороны, несколько удовлетворяет сторонников единогласия, а в тоже время существенно не расходится в этом пункте и с патриаршею памятью. О нищих в московской памяти говорится: «нищим во время святого пения по церквам ходити милостыни прошати отнюдь не велети же, а велети им стояти и просити милостыни вне церкви, стояти в притворе церковнем, егдаже православнии христиане должни суть подаяти им до святого пения, входяще во святую церковь, после пения, исходяще из церкви, подают. А во время святого пения им, в церковь приходя, мятежу и соблазну никакого отнюдь чинити не велети, а велети им в те поры в церкви Божией стояти и слушати божественного пения такожде со страхом и благоговением, немятежно». В суздальской памяти все это место изложено так: «а нищим шпыням по церквам ходити отнюдь невелеть»— и только. Сравнительно с московскою памятью в суздальской есть и некоторые вставки. В московской говорится: «а иные, полагают пелены на блюде и свечи, собирают, рекуще: на созидание церквам; инии же творятца малоумни, а потом их видят целоумных». В суздальской это место изложено так: «а инии, полагают пелевы на блюде и свечи, собирают, рекуще: на созидание церквам, а потом их мнози видят со пьяницами; а инии проданными себя называют и на окуп просят; а иные творяща неистовыми нравы, и потом их видят целоумных». В московской памяти говорится; «чего непострадахом: не пленена-ли земля, не взяты-ли быша гради, не падоша-ли без оружия, не помроша-ли скоти и не оскудеша-ли нивы? И cия вся содеяшася ныне пред очима нашима в наше наказание, и никакоже воспомянухом ся! И тивуну Ивану Манойлову и пр.» В суздальской памяти, после слов московской — «и никакоже воспомянухом ся» — находится следующая довольно большая вставка: «и протопопом и священником всякую службу: вечерню и повечерницу, и утреницу, и часы пети в ризах; а которые християне бороды бреют, и женский пол белятца, и тем заповедать, чтобы впредь того не творили; и которые промышляют кабаками и тяжутся ходя х'крестному целованию, и промеж себя любви не имеют, живут во вражде и прелюбодействе и в блуде, и от таковых в церковь Божию приноса от них не принимать, дондеже обратятся от таких злых дел. Да священником же детей своих духовных во вся воскресения и в праздники наказывать по заповеди Божией жити, и к церкви Божией велеть приходити по часту, чтобы не обленилися. Да и самим бы вам протопопом и священником и дьяконом добро пожити к великой духовной крепости и люди учити. Помните какову власть от Бога прияхом: поставлени бо есте Христово стадо пасти словесных овец, православных християн, а ни злата, ни сребра ради и никаких тленных вещей, но токмо о душах християнских пещися во дни и в нощи, да како имам ответ воздати Богу во второе пришecтвие: се аз и дети, яже ми дал Бог». В московской памяти повелевается, чтобы «позорною и безстудною бранию... отнюдь бы небранилися, таковыми словесы языка и душ своих не сквернили». В суздальской к этому сделана такая прибавка «и блуда и прелюбодейства отнюдь удалялися, и содомского греха отнюдь блюлися, понеже бо за такия дела Содом и Гомор Господь огнем пожже». Конец московской памяти со слов: «да и самому бы пуну Ивану Монойлову, да старость поповскому попу Панкратию велети у себя в тиунской избе cию память прочитати» и далее до конца памяти, в суздальской изложен несколько иначе, именно: да и сами бы есте протопопы и священиицы вся творили по сей памяти, и прочитали бы есте сию память почасту православным християном, кои к вам в церковь Божию приходят по воскресным - днем и по владычным и богородичным и нарочитых святых праздникам, и о том бы накрепко наказывали всех православных християн, чтобы творили так, как в сей памяти написано, неотложно, с великим утверженем. Такожде бы и вы, священницы, не безчинствовали и по кабакам не ходили и исправляли бы пение церковное благочинно и не леностно по преданию св. апостол и св. отец и против сея памяти. А старостам поповским по мирским по приходским церквам дозирати почасту того церковного пения и тово в себе оплошку не ставити».
[5] Рукопись импер. публ. библ. из собр. гр. Толстого, по описанию Калайдовича и Строева, № 258, а по нынешнему библ. каталогу: Отд. II, 21, № 33; л. л. 122—162. Московская память тиуну Монойлову 1636 года напечатана в Акт. Арх. эксп. Т. III, № 264.
[6] Мат. для ист. раск. I, 97, 272 — 273. Забелина: Дом. быт рус. цариц, стр. 451.[7] Мат. V, 122.
[8] Главы: 2, 20, 25
[9] В этих видах Стефан Вонифатьевич позаботился, чтобы книга о Вере получила возможно быстрое и широкое распространение среди московского общества, чего он, как мы видели, и достиг: Книга о Вере раcскупалась в Москве очень быстра и для того времени в большом количестве экземпляров.
[10] Л. 93.
[11] Maт. для ист. раск. т. I, стр. 85, 91, 104, 109 — 110; т. V, стр. 122, 125, 220; т. VI, 197; т. VIII, 44.
[12] Предшествовавшая переселению в Москву жизнь и деятельность Неронова подробно изложены нами в нашей книге: Патриарх Никон, cтp. 107—113.
[13] Мат. I, 36, 80.
[14] Частнеe эта деятельность кружка ревнителей подробно указана в нашей книге: Патр. Никон, стр. 117—128.
[15] Мат. I, 67. Нужно заметить однако, что Неронов представлял из себя некоторое исключение в среде провинциальных ревнителей в том отношении, что он признавал в церковных делах авторитетом восточных патриархов, хотя и не признавал нужды исправления Никоном наших церковных книг, чинов и обрядов. Подробно об этом будем говорить ниже.
К главе II
[16] В житии преп. Дионисия, архимандрита Троице-Сергиева монастыря, говорится, что иерусалимский патриарх Феофан отправился в Россию «наполняя всех мира и любве, о правой вер и о делах по евангелию Божию созидая, утверждая обои пределы т. е. великую Poccию и малую. К сему же соединяя укреплял единомудрствовати, о еже держатися старых законов греческого православия, и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися». Мы не можем точно указать, по какому именно частному случаю Феофан счел необходимым убеждать русских «единомудрствовати, о еже держатися старых законов греческого православия, и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися», в что именно в тогдашней русской церковной практике он находил несогласным с старыми законами греческого православие и другими уставами четырех патриаршеств. Нам известны только два действия Феофана в этом направлении. Когда он, направляясь в Москву, проезжал южною Русью, то нашел в тамошней церкви такой обычай: «в причащении святых и животворящих таин трикратное подаяние с отделением имен Божиих: Отец, Сын и Св. Дух числением». Феофан осудил этот обычай, как чуждый православной церкви и неблагочестивый (Арх. Юг.-зап. России, т. V, стр. 7). Но тот же самый обычай Феофан нашел и в Москве, почему он и обратился к Филарету Никитичу и государю, чтобы они уничтожили этот обычай, заменив его единократным подаянием святых даров, как это делается согласно у четырех патриархов. Настояния Феофана имели успех: «тамошний московский архиепископ, говорит он в окружной грамоте к южно-руссам, за благочестивым царем тот трикратный обычай покинуть обещались» (Рукоп. сборн. библ. Моск. Румян. Музея № 712, л л. 204 об, — 206). Другой случай — это известное уничтожиние из Потребника прилога слова и огнем в молитве на освящение воды в Богоявление, возбудившее у нас горячие споры, которые были прекращены вмешательством Феофана, признавшего слово и огнем незаконным прилогом, которого нет в старых греческих Потребниках. Вероятно патриарх Феофан обращал внимание Филарета Никитича и на другие какие-либо церковные особенности Московской Руси и настаивал на согласовании их с греческим тогдашним церковным чином и обрядом, чтобы «древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися». По крайней мере Филарет Никитич, в одной из своих грамот Феофану (в 1625 году), писал: «да ваше святительство писал к нам и прислал переводы с греческих древних Потребников о «священии богоявленские воды и о прилоге огня и о иных духовных делех, о которых мы, по совету сына нашего государя и великого князя Михаила Феодоровича, всеа Русии самодержца, советовали с тобою, как еси был у нас на Москве, и мы то приняли вашего святительства любительно и о прилоге исправили и утвердили по вашему совету во веки неподвижно» (Большой москов. архив мин. иностран. дел, Греческие дела, 7133 г. № 5). Очевидно, что уже Филарет Никитич, под влиянием советов и убеждений Феофана, производил частичное согласование русских церковных чинов и обрядов с тогдашними греческими. Очень характерно сказалось отношение патриарха Феофана к тогдашним русским церковным событиям в деле преп. Дионисия архимандрита, так жестоко было пострадавшего за свои, книжные исправления. Преп. Дионисий был горячим убжденным почитателем преп. Максима Грека, вполне понимал и одобрял произведенные последним у нас книжные исправления и переводы с греческого, сам ими пользовался, заботился об их распространении, и, при исправлении им. Потребника, произведенного по поручению царя, сам справлялся в некоторых случаях с греческими книгами, и таким образом он принадлежал, к редким тогда у вас грекофилам, почему, как справщик, и обвинен был в порч русских церковных книг, и подвергся несправедливым жестоким преследованием. Патриарх Феофан, познакомившись в Москва с этим делом, энергично вступился за преп. Дионисия, постарался добиться оправдания не только его лично, но и признания правоты совершенных книжных исправлений, чего вполне и достиг, благодаря воздействию на своего ставленника Филарета Никитича. Но этого мало. Прибыв в Троице-Сергиев монастырь, Феофан особенным образом выразил свое чрезвычайное уважение и расположение к преп. Дионисию, именно: он торжественно, с особою церемонией, возложил, при мощах преп. Сергия, свой патриарший клобук на главу преп. Дионисия. Конечно патриарх Феофан все это делал недаром. Он видел в преп. Дионисии сторонника и почитателя греков, энергичного представителя в русском обществе того направления, которое заявляло, что не греческое проверяется русским, а наоборот — русское греческим, Поддержать и укрепить это слабое еще тогда направление среди большинства русских Феофан, как грек, считал своею прямой непременной обязанностью. Недаром конечно и современный событиям составитель жития преп. Дионисий замечает о патриархе Феофане: «дивный патриарх Феофан учинил многи сыны православные греческия книги писать и глоголать, и философство греческих книг до конца научил дать». Конечно это замечание биографа преп. Дионисия о характере деятельности патриарха Феофана на Руси более относится к южной Руси, но могло иметь отношние и к Руси московской, где Феофан, очевидно, всячески заботился поднять и укрепить греческие авторитет вообще. И ему в значительной степени удалось. Филарет Никитич, будучи ставленником Феофана, окружил себя в Москве разными выезжими греческими иерархами, всегда покровительствовал им и поддерживал их, в некоторых случаях обращался к их советам и указаниям, как людям образованным и сведущим. Так ахридский архиепископ Нектарий, выехавший в Москву еще в 1613 году, и сделавшийся у нас епархиальным вологодским архиереем, был лишен кафедры местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Ионою. Сделавшись патриархом, Филарет Никитич пересмотрел дело о Нектарии, нашел действия Ионы неправильными, и восстановил грека Нектария на его прежней вологодской кафедре в качестве русского епархиального архиерея. В I628 году приехал в Москву и остался в вей на житье при патриархе вверийский митрополит Aверкий, пользовавшийся в начале особым расположением и доверием Филарета Никитича: в 1629 году приехал в Москву и остался в ней жить селунский митрополит Паисий, в 1630 году севастийский Иосиф и в том же году еще приехали и жили в Москве митрополиты: зинхновский Неофит и ибрийский Aфaнасий. В Москве же жил и назывался архангельским, ранее прибывший в Москву с константинопольским патриархом Иepeмиею, элассонский архиепископ Арсений. Оставались в Москве и жили здесь и другие выходцы греки: архимандриты, еромонахи и старцы. Так, например, иерусалимский патриарх Феофан, уезжая из Москвы, оста вил здесь, на вечное житье, своего старца Иоанникия, чтобы иметь в нем преданного агента при московском, дворе, который бы служил в Москве представителем, истолкователем и влиятельным поборником интересов иерусалимского патриарха. Иоанникий сделался в Москве келарем Новоспасского монастыря и пользовался особым расположением Филарета Никитича. Между прочим сохранилась»сказка Новоспасского монастыря келаря Иоанникия» о монастырях, имеющихся в Царьграде, Иерусалиме и во всей греческой земле, писанная им по просьбе Филарета Никитича. Когда персидский шах прислал в дар царю Михаилу Феодоровичу ризу Господню, в Москве остереглись сразу поверить в подлинность этой ризы и, между прочим, обратились за справками к келарю Иоанникию, не знает-ли он чего про «Христову срачицу» и про иные святыни: где они и в каком государстве, не слыхал-ли он чего об этом в Греции, когда был там? (Наша книга: Характер отношений России к прав. востоку, стр. 171). Вообще при патриаршем дворе Филарета Никитича постоянно толпилось много греческих архиереев, которые, пользуясь своими архиерейскими правами, участвовали во всех церковных службах на ряду с русскими иерархами и даже присутствовали на приемах иностранцев патриархом. Тяготение к грекам Филарета Никитича было так велико, что он, нуждаясь в образованных и сведущих людях, хорошо знающих греческий язык, решил просить в 1632 году тогдашнего константинопольского патриарха Кирилла Лукариса приискать на востоке и прислать в Москву подходящего православного учителя, который бы основал в Москве греческую школу и был бы способен переводить книги с греческого языка на русский. И когда в том же 1632 году в Москву приехал протосингел александрийского патриарха Иосиф, ранее несколько лет живший в южной России и изучивший здесь русский язык, он, по просьбе Филарета Никитича и государя, остался в Москве с тем, чтобы «служити... духовными делы: переводити ему греческие книги на славянский язык и учити на учительском дворе малых ребят греческаго языка и грамоте; да ему ж переводити с греческого языка на славянский на латинския ереси». Учил ли действительно протосивгел Иосиф в Москве малых ребят по-гречески, мы не знаем, во книги с греческого языка на славянский он переводил. К сожалению уже в следующем, 1633 году, умер Филарет Никитич и в том же, или в следующем, году умер и протосингел Иосиф и дело об устройстве в Москве греческой школы остановилось (Характер отношений... стр. 482—183).
Таким образом Филарет Никитич, в своей церковной политике, держался ясного, определенного грекофильского направления, желал и делом стремился осуществлять идею постоянного тесного единения русской церкви с тогдашнею греческою, так что при нем грекофильское направление при московском дворе значительно окрепло и усилилось.
[17] Путешествие ант п. Макария в Россию описанное Павлом Алепским, перев. Муркоса, выпуск второй, стр. 153; выпуск четвертый, стр. 111.
[18] Гиббенет: Дело п. Никона, т. II, стр. 562—578.
[19] Ibid. стр. 883, 885 — 887.
[20] Наша книга: Сношения иepyc. патриархов с рус. правительством, т. I. 137. изд. Палестинского общества, вып. 43.
[21] Чтен. общ. люб. духовн. проcв. 1889 г., наша статья: приезд бывшего конст. п. Афанасия в Москву стр. 363.
[22] Гиббенет, I, 15.
[23] Путеш. ант. п. Макария, Муркоса, выпуск четвертый, стр. 158, 170 — 171.
[24] Большой моск. архив мин иностр. дел. Дела Малороссийския св. 4. № 8.
[25] Опис. староп. книг Толстого № 114, Царского № 168 и 169.
[26] Опис. старопеч. книг Царского, № 176.
[27] Греческия дела (в Москов. архиве мин. ин. дел) 7161 г. № 5.
[28] Греч. дела 7157 г. № 24.
[29] Импер. публичн., Погодинския рукописи, по нынешнему каталогу 1560. л.-л. 9—15.
[30] Арсений Суханов, С. А. Белокурова, ч. I; прилл., стр. XXXVI.
[31] Письма русских государей, ч. I, 382, стр. 302.
[32] Ак. Эксп. т IV, № 57, стр. 83.
[33] Матер. I, 150.
[34] Греческия дела 7161 г № 5 (в Моск. архиве мин. иностр. дел).
[35] Опис. рукоп. Ундальского № 1291. Словарь писателей духовн. чина ч. 1, стр. 178 — 183.
[36] Малороссийкия дела (в моск. арх. мин. ин. дел), связка 4, 1650 г. № 8, связка 5, 1652 г. № 15.
[37] Матер. для ист. раск. т. I, 280—287, т. V, 59, 65, 98—99.
[38] Гибб. II, 978—979.
[39] Мат. I, 160.
[40] Житие Ртищева напечатано в XVIII томе Древн. Вивлиофики.
[41] Мат. VIII, 149—151.
[42] Мат. VIII, 29, 38; VI, 228 А. К. Бороздина: Прот. Аввакум, стр. 228.
[43] Рук. сборн. имп. публ. библ., по каталогу Богданова, вып. I, № 86; л. л. 207—210.
К главе III
[1] Сахарова: исследование о русском церковном пении.
[2] Чт. общ. ист. и древн. 1902 г., кн. II,отд. IV, статья Н В. Рождественского.
[3] Наша книга: Патр. Никоне, приложение.
[4] Мат. т. I.
[5] Агафоник, автор послания к суздальскому архиепископу о единогласии, был москвич, а не суздалец. Это видно из следующих его слов: «якоже и в нынешнее настоящее время и у нас на Москвы в мирских церквах»... Он был не apxиepeй, а священнике, потому что, говоря о свящевниках, выражается: «мне подобнии», и особенно из заключительных слов послания, где автор, называя себя худоумным, «рабски творя метание к стопам честных ноге» архиепископа, заявляет, что хотя «ииколиже бо, святителю Божий, овца пастырем не бывает, ниже заяц льву», но в надежде на доброту святителя решился писать к нему. Кто был Агафоник, не знаем, такого лица не встречается между известными нам тогдашними московскими деятелями. Предполагаем, что это послание к Серапиону было написано или самим Стефаном Вонифатьевичем, или кем либо другим по его поручены, и рассылалось потом от его лица тем архиереям, от которых Стефан ожидал сочувствие его заботам о введении единогласия. К числу таких сочувствующих, но нерешительных архиереев, принадлежал в Серапионе. Это видно из того, что послание, с одной стороны, замечает, будто Серапионе, как слышно, не заботился о введении в церквах единогласия; с другой — в послании говорится: «твое же, святителю Божий, похваляю с радостию Христово подражательство по Христе и по церкви, в хвалу Богу воздаю, яко подкрепляеши церковников на благочинное и боголюбезное единогласное пение во святых Божиих церквах, внимание ради и пользы предстоящих православных народов». Очевидно, Серапион поощрял церковников к единогласию только частным образом и не решался открыто признать его обязательным. Что это послание могло быть прислано Серапиону Стефаном Вонифатьевичем, думать так дает право самый характер послания. Оно рассчитано убедить Серапиона, что единогласие основывается на св. Писании, на учении великих отцов церкви, на требовании и постановлении русского Стоглавого собора, на предписании русского первосвятителя и страдальца патриарха Гермогена. Наоборот многогласие является нарушением ясного учения Христа, Апостолов, св. отцов, постановлений соборных, и в самой русской церкви представляем, из себя недавнее явление, особенно развившееся и окрепшее только в смутное время. Многоглacиe представляет из себя «уставы нынешних мятежников и раскольников церковных «еретический шум» «поругательство Богу и второе Христораспинание, тела Его раздирание». Так писать о многогласии было вполне естественно горячему ревнителю единогласия — Стефану. Составителе послания, называя себя «и худшим и сквернейшим и всех окаяннейшим», будучи только священником, пишет однако к архиерею с большей властью и прямо, за нерадение о введении единогласия, выражает архиепископу свое порицание. «Или мниши убежати суда Божия?» спрашивает он Серапиона, и сурово напоминает ему, что такие нерадивые apxиepeи называются в Писании не пастырями, а волками. О себе, как силу и авторитет имеющий, автор говорит: «и о сем зелене болю душею, яко отдал еси паству свою волком на расхищение, пачеже церковь Божию в поругание мятежником». Очевидно писавший хорошо знал, что архиепископ обратит должное внимание «на зельное боление душею» писавшего и не отнесется к этому заявлению автора с пренебрежением, или полным индеферентизмом, как бы это могло быть, если бы автор не был сильный и влиятельный человек в Москве. Только Стефан Вонифатьевич мог таким тоном писать архиепископу: «всею силою и всею мощию должни суть apxиепископи и епископи имети стражбу о священных канонах божественных правиле, поручено бо есть им твердо соблюдати я...» из слов автора: «николи же бо, святителю Божий, овца пастырем не бывает, ниже заяц — леву; но ведая твое, святителю Вожий, ко мне нищему милостивное права человеколюбнаго, дерзнух известити и на память ти привести», видно, что автор — москвич, лично хорошо был знаком с архиепископом и пользовался его расположением, которое и ободрило его обратиться к архиепископу с посланием о единогласии. Нельзя не заметить и того, что если бы автор послания был заурядный москвич ревнитель, то зачем бы он стал с своими рассуждениями и доказательствами в пользу единогласия обращаться к архиепископу суздальскому, когда он мог направить свое послание прямо к патриарху, или даже к государю, как это и делали обыкновенно все московские ревнители. Иное дело Стефан Вонифатьевич. У него уже вышло (о чем скажем ниже), по вопросу о единогласии, столкновение с патриархом Иосифом, он знал, что для решения этого вопроса будет собран нарочитый собор, и он стал стараться найти среди apxиeреев таких, которые бы, убежденные его посланием, открыто стали на сторону единогласия. В лице суздальского архиепископа он, очевидно, хотел приобрести себе сторонника в вопросе о введении единогласия. Наконец нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что это послание Стефана к архиепископу Серапину находится в тесной связи с известной челобитной государю патриapxa Иосифа (она напечатана в приложении к нашей книге: Патр. Никон) на Стефана Вонифатьевича, в которой Иосиф от лица всего собора жаловался государю, что Стефан говорил, «будто в московском государстве нет церкви Божии, а меня, богомольца твоего, называл волком, а не пастырем; також называл и нас, богомолецев твоих, митрополитов, и apxиепископов, и епископа, и весь освященный собор бранными словами, и волками и губителями, и тем безчестил». В послании к Серапиону apxиepeи, за допущение многогласия, и приравниваются именно к волкам и губителям, отдающим свою паству волкам на расхищение, а церковь Божию в поругание мятежникам — многогласникам, причем самое многогласие, защищаемое патриархом Иосифом и его собором, называется расколом, еретическим шумом, вторым христораспинанием и под. (Послание к суздальскому архиепископу Серапиону о единогласии, находится в рукописном сборнике библиoтеки московской духовной академии, № 100, л.л. 321—341).
[6] Бычкова. Опис.рукой,сборниковимпер.публ.библ. № XXIII. Опис. рукоп. Хлудова № 91Сахарова: Изслед. о русс. церк. песнопении.
[7] Что приходское духовенство и в самой Москве, было решительно против единогласия, готово было видеть в нем даже еретичество, новую веру, и всячески стояло за многогласие, на это имеются несомненные данные. В 1651 году гавриловский поп Иван извещал государя: «говорил-де ему николеский поп Прокофей, где с ним не сойдетца: заводите-де вы, ханжи, ересь новую — единогласное пение в людей в церкви учите, а мы-де людей прежде сего в церкви не учивали, а учивали их в тайне. И говаривале-де он поп Прокофей: беса-де в себе имате и вы все ханжи... И протопоп де благовещенский (Стефан Вонифатьевич) такой же ханжа: сказале-де он: Господа Саваофа видел, и он де 6еса видел, а не Бога. А Бога-де кто может видети во плоти?» И другие московские священники сильно были возмущены введением единогласия и требованием от них учительства, — они шумели и не хотели подписываться под требованием об обязательном введении единогласия в приходских церквах. Тот же поп Иван заявлял, что 11 февраля, в сенях московской тиунской избы, был сильный крик: «лукинский поп Сава с товарищи говорил такие речи: мне-де к выбору, который выбор о единогласии, руки не прикладывать, наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии бояром и окольничим, — любо-де им будет единогласие?» и когда поп Иван стал говорить противящимся единогласию; что они не могут презирать изволение Божие, устав св. отец, повелениe государя и патриарха, то получил такой ответ от шумевших иереев: «нам-де хотя и умерет, а к выбору о единогласии рук не прикладывать». В тоже время какой-то поп Андрей говорил: «чтоб ему с казанским протопопом (Нероновым) в единогласном пении дали жребий, и будет его вера права, и они-де все учнут петь (единогласно) и говорить (поучения)». (Зап. русс, археол. общ. т. II, стр. 394—396). И значительно позже поcле собора 1651 года, сделавшего единогласие обязательным, оно еще долго однако не могло привиться в приходских церквах и даже в некоторых монастырях. В 1658 году вологодский архиепископ Маркелл пишет на Белоозеро протопопу Авраамию о наблюдении им, «чтобы в церкви Божии всякое пение пели и говорили единогласно» (Ак. Эксп. IV. № 105). В 1660 году в царской грамоте ко всему новгородскому духовенству предписывается, «чтоб во всех церквах Божиих церковное пение было единогласно, со страхом Божиим» (Ibid. и № 115). В 1661 году новгородский митрополит Макарий, в грамоте к архимандриту Тихвинского монастыря Иоасафу, писал, что ему ведомо учинилось, «что на Тихвине на посаде и около Тихвина в новгородской десятине», в монастырях и погостах, «поют и говорят не единогласно», почему-де и следует сделать духовенству cтpoгий наказ, «чтоб пели и говорили по всем Божиим церквам единогласно, а не во многие гласы» (Ак. Ист. IV, № 151). В 1671 году новгородский митрополит Питирим требует, чтобы в церквах «пели и говорили единогласно» (Ак. Эксп. IV, № 184). Тот же митрополит Питирим в следующем 1672 году заявляет, что ему ведомо учинилось, «что на Ваге, в Шенкурском остроге и во всей важской десятине, во всех четырех четвертях, по монастырем у игуменов, и у строителей, и у черных попов с братьею, а по погостам и по выставкам у попов и у дьяконов и у церковных причетников, по святым Божиим церквам, многое церковное неисправление — поют и говорят не единогласно». (Ibid. IV, № 188). В 1687 году, в наказе новгородского митрополита Корнилия заведующему тиунским приказом, священнику Никите Тихонову, говорится, что он должен наблюдать, чтобы «во святых церквах пели бы и говорили единогласно, а не в два и три гласы» (Ак. Ист. V, № 152).
Приходское духовенство, со своей стороны, имело очень уважительные причины противиться введению единогласия и отстаивать старое привычное для прихожан многогласие. 11-го февраля 1651 года, как мы видели, лукинсий поп Савва с товарищи говорил такие речи: «мне-де к выбору, который выбор о единогласии, руки неприкладывать; наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии Бояром и окольничим: любо-ли-де им будет единогласие?» Это беспокойство приходского духовенства о том, как прихожане, особенно знатные, богатые и влиятельные, отнесутся к введению единогласия, очень сильно удлинявшего все церковные службы, тогда как ранее благодаря многогласию, прихожане привыкли к службам очень коротким, вытекало из опасения, что между духовенством и прихожанами, из-за продолжительных служб, могут произойти очень неприятные недоразумения и даже открытые столкновения, далеко не всегда безвредные для вводителей в церквах единогласия. Протопопу Аввакуму, например, сильно доставалось от прихожан за введенное им в службах единогласие. Многогласное пение и чтение, говорит он, «лесть сию молитву я пред Богом вменяю. Тогo ради так (многогласно) говорят, чтобы вам из церкви скорее вытти. Меня и самово за то (единогласие) бывали и гоняли безумни: долго-де поешь единогласно! Нам-де дома недосуг! Я им говорю: пришел ты в церковь молиться, отверзи от себя всякую печаль житейскую; ищи небесных! О человече суетне! Невозможно оком единем глядеть на землю, а другим на небо, такоже сластем и страстем работати. Так меня за те словеса в церкви бьют, да волочат, а иные и в ризах не щадят». (Мат. V. 222 — 223). Когда Неронов прибыл в ссылку в Каменский монастыре, то, доброжелательно сначала встреченный настоятелем и братией, немедленно принялся вводите здесь новые церковные порядки: единогласие, истовость в отправлении службе, чтение всех положенных поучений и житий, что крайне удлинило монастырские службы. Настроение братии и настоятеля к Неронову скоро изменилось и сделалось враждебным. Один старец стал говорить: «как-де приехал протопоп Иоанн, так-де и пение стало большое, и свечам-де большой расход». Наконец иноки открыто восстали против ревнителя точного, истового соблюдения всех предписаний устава, к ним присоединился и архимандрит, который однажды «ем Иоавва за власы, по трапез влачаше, и рукама по щекам бияше время довольно». (Мат. I, 113—115). Сибирский и тобольский архиепископ Симеон пишет государю в челобитной: «в прошлом, государь, в 161 году, в Сибири, в Красной слободе (Тюменского уезда), московский прикащик Прокопей Протопопов священника бил до полусмерти ослопы за церковное единогласное пениe: велит петь по своему угодию во многие голосы, и налогу тому священнику большую чинит, и жену ево бил до полусмерти». И когда архиепископ, призвав к себе Прокопия, стал выговаривать ему за его побои священнику, «и он, Прокопей, и ко мне обезстыдился, — отказывал мне невежливыми словами: где-де вам — ханжам! Ныне не старое время! И не у тебя-де я под судом». (Рук. Старина, 1892 г., марте, стр. 673). Очевидно священникам, сторонникам и вводителям в своих церквах единогласия, приходилось иногда от прихожан очень плохо, и они имели все основания не подписываться к приказу о введении единогласия прежде, чем к нему не подпишутся бояре и окольничие, а в других местах вообще люди сильные и властные. Да если где священников и не били за введение единогласия, за то прихожане, как свидетельствует соборное постановление, от 11-го февраля 1649 года, просто переставали ходить в т церкви, где службы, ради единогласия, совершались очень долго. Благодаря этому последнему обстоятельству, священники необходимо лишались очень многих доходов, а это, конечно, сильно побуждало их крепко держаться за старое привычное многогласие.
Наконец и безотносительно к прихожанам и доходам, для очень многих членов тогдашнего клира, единогласие являлось крайне нежелательным по той простои причине, что значительная часть тогдашних клириков была малограмотна, не умела хорошо читать и петь. Таким, при многогласии, было очень удобно, так как стоявшие в церкви, ради многогласия, решительно не имели возможности разобрать, кто, что и как читает и поет, почему всякое сомнительное чтение и просто не разборчивое бормотание по церковной книге полуграмотного чтеца, могло сходить за настоящее чтение. Иначе стояло дело при единогласии и соединенной с ним истовости службы, когда каждый стоящий в церкви мог понять и оценить всякого чтеца и певца, тут безграмотному клирику скрыться за других становилось невозможным, почему безграмотность клира и держалась упорно за многогласие. Очевидно единогласие не заметно предъявляло новые, повышенные несколько требования к умению клира петь и читать в церкви, что и вызывало среди малограмотных клириков противодействие единогласию.
[8] Путеш. антиох. патр. Макария, перев. Муркоса, вып. II, стр. 100-164; выч. III, стр. 185, 194; вып. IV, стр. 85, 161.
[9] Что патриарх Иосиф допускал многогласие только в приходских церквах, а в монастырях требовал единогласие, это видно из его грамоты в Саввин монастыре в 1648 году, где он пишет: «архимандриты, и игумены, и попы черные, и строители и старцы о церковном пении и благочинии нерадеют... в церквах Божиих поют по скору, неединогласно, со всяким безстрашием». (Опис. госуд. архива старых дел — Иванова; стр. 302 Ак. Эксп. т. IV, 325).
[10] Деяние собора 11-го февраля 1649 г. напечатано С. А. Белокуровым в чт. общ. ист. и древн. 1894 г. кн. IV.
[11] Эта челобитная патриарха Иосифа на Стефана, напечатана в нашей книге: патр. Никон, в приложении.
[12] Рукоп. нашей академической библиотеки (москов духовной) № 338, л.л. 3, 96, 99 об.
[13] Греческия дела 7159 ч. № 8.
[14] Ак. Эксп. IV, 327.
К главе IV
[15] Ак. эк. IV, № 57.
[16] Как и при каких условиях произошло избрание Никона в патриархи и какую роль в этом деле играли ревнители, об этом Аввакум сообщает следующее: «Посем Никон, друг ваш, привез из Соловок Филиппа митрополита. А прежде его приезду, духовник Стефан моля Бога и постяся седмицу с братиею, и Я с ними тут же, в патриархе, да даст Бог пастыря ко спасению душ наших. И с митрополитом Казанским Корнилием, написав челобитную за руками, подали царю и царице о духовнике Стефане, чтоб ему быть в патриархах. Он же не восхотел сам и указал на Никона митрополита. Царь его и послушал. Егда же пpиехал (Никон из Соловок) с нами яко лис челом да здорово. Ведает, что быть ему в патриархах и что бы откуля помешка какова не учинилась». В другом месте Аввакум говорит о том же: «в лита 7160 году, «июня в день, по пущению Божию вкрался на престол патриаршеский бывший поп Никита Минич, в чернцах Никон, обольстя святую душу протопопа духовника царева Стефана, являлся ему яко ангел, внутрь сый диавол. Протопоп же увеща царя и царицу, да поставят Никона на Иосифово место. И аз окаянной о благочестивом пaтpиapх к челобитной приписал свою руку; ано врага выпросили и беду на свою шею». (Матер. для ист. раск. т. V, стр. 17. 261—262)
[17] Матер. для ист. раск. т. I, стр. 47, 82, 110.
[18] Временник моск. Общ. Ист. и Древн.кн. Xиии, стр. 32
[19] Матер. для ист. раск, т. I, стр. 331—332.
[20] Ibid. стр. 150.
[21] Священник московского Казанского собора Иван Данилов в 1653 г. писал Неронову в Спасокаменный монастыре следующее: «и без тебя государь, не единого нам корму не было; а побили челом Анне Михайловне (сестре государя) о кормахе, чтобы печаловалася о нас; и она сказала: и впредь де не будет вам ничево, молилися де, да и вымолили Ивана Неронова вон». (Матер. для ист. раск. т. I.стр. 32—33).
[22] Мат. для ист. раскола т. V, стр. 13
[23] Мат. для ист. раск. т. 1. стр. 44—49.
[24] Обвинение Никона в жестоком обращении с подчиненными обычны. Но здесь скорее имела место не только личная жестокость, но и так называемый дух времени, тогдашние суровые нравы, — тогда так все поступали. Протопоп Аввакуме, например, про себя рассказывает, что он обыкновенно приходил к утрени paнеe всех и один начинал полунощницу: «докамест сходятся крылошаня, а я проговорю в те поры. Прощаются — ибо Бог простит; а который дурует, то на чем добро пожаловать: не раздувай уса—тово у меня». (Матер. VIII, 91). Но особенно важно для характеристики суровых нравов тогдашнего времени собственное свидетельство архиепископа сибирского Нектария (в одном из его писем) о том, что он вытерпел от старца, у которого жил на послушании в Ниловой пустыни, до своего apxиeпископства. Вот что он сообщает: «до смерти мне надобно помните, какова милость Божия надо мною грешным была в пустыне и что мы кушали: вместо хлеба cиe брашно: траву папорть и кислицу, ужевник в дягиле, дубовые жолуди и дявлевину, и с древес сосновых кору отыскали и сушили и, с рыбою смешав, вместе толкли; то нам брашно было, а гладом не уморил нас Бог. И како терпел от начальника с первых моих дней: два года по дважды на всякий день был бит в два времени, а не по едино время на день бои были. Но и в светлое воскресение Христово дважды бит был. И того сочтено у меня в два года по два времени на всякий день боев: тысяча четыреста и тридесять. Сколько ран и ударов на всякий день было от рук его честных, тех не щитаю — Бог весть — и не помню: от ран великих едва дыхание во мне бысть. Пастырь мой плоть мою сокрушал, а душу мою спасал. Что ему в руках прилучилось, тем и жаловал меня, свою сиротку и малого птенца. Учил клюкою, и остном прободал, и поленом, коим в жернове мелют муку, и пестом, что в ступе толкут, и кочергою, что в печи уголье гребут, и поварнями, что ествы варят, и рогатками, что раствор на хлебы и просфоры и на пироги в сосудех бьют, чтоб хлебы, или просфоры и пироги были белы, — чтоб душа моя темная светла была, а не темна; и в ушатах, что двое носят моторе, и тем древом из ноги моея икра выбита, чтоб ноги мои на послушание Христа ради готовы были. И нетокмо древом всяким, но и железом, и камением, и за власы дранием, и кирпичем, и что прилучилося в руках его, чем раны дате, и что тогда глаза его узрят, тем душу мою спасал, а тело мое смирял. И в то время персты мои из составов выбиты, и ребра мои и кости переломаны, и ныне немощен и скорбен, чаю себе скоро смерти», почему желает оставить кафедру и остаток дней провести в месте своего первого обещания — в Ниловой пустыне. Нектаpий умер в Москве в январе 1667 года. (Рукопись Вифанской духовной семинарии № 2369, л. 60, 198—202)
[25] Матер. для ист. раск, т. V, стр. 21—22
[26] Ibid. т. I, стр.89, 91, 106
[27] Матер. I, 23—24, 37-38, 54—67, 80
[28] Ibid. стр.47.
[29] Матер. I, стр. 67—68.
[30] Ibid. стр. 25.
[31] Ibid. стр. 70—94.
[32] Матер. т I, стр. 91. Письма государей № 386, стр.350.
[33] Строитель Покровского монастыря Кирилл, конечно по делам монастыря, упоминается в числе посетителей, собиравшихся в Крестовой патpиapxa Никона. Матер. I, 155.
[34] Матер. I, 158—159.
[35] Дьякон Федор, например, поэтому случаю говорит в своей челобитной государю: «а во твоем государстве небывало еретиков прежде, кои бы святые книги превращали и противные в них догматы вносили». В пocлaнии из Пустозерска к сыну своему Максиму Федор пишет: «аще бы на Москве приложили (в символ) истиннаго; кто приложил именем — царь-ли, или святитель кой? и в кое лето? и како тому прилагатаю церковь премолча о прилоге? И ащо вси люди мертвы быша в то время: тогда буди тако, яко спящим всем людям на Mocкве и приложи некто истиннаго и утече негде» (Матер. V, 41,154).
[36] Что собор 1654 года возбуждал недоумения и в последующее время, это, между прочим, видно из того, что собор 1666 года, пред началом своих заседаний, счел нужным предварительно поставить такой вопрос: «собор, бывый в богоспасаемом преименитом царствующем великом граде Москве при благочестивейшем и богохранимом государе нашем и великом князе Алексее Михайловиче, всея в. и м. и б. России самодержце, и при святейшем Никоне патриархе, и царского пресветлого величества при всем его синклите, подписанный священных руками, как исповедати ныне нам долженствует, иже содеяся в царских палатах в лето от создания мира 7162, от по плоти же рождества Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в лето 1654-е?». Уже самая нужда ставит подобный вопрос показывает, что в 1666 году, относительно собора 1654 года, в среде наших иерархов могли встретиться недоумения.
|
