|
ХОЛОП
Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998, с. 216-239.
«А государю холоп без вины не живет».
Из царского наказа русским послам
Если свести до причинно-следственного минимума всю полноту бытия средневекового человека, то получится следующее: каждый православный человек — раб Божий и холоп государев; но в отношении к самому себе он — владыка, господин. Иначе говоря, человек — «владыка себе», потому что он — раб Божий, Его творение. Диалектика положения «раба Божьего — владыки себе» стала особенно актуальной в эпоху Раскола.
В слове «холоп» для русского средневекового человека не было ничего оскорбительного. В нем звучала даже благочестивая нота: все мы рабы Божьи, а значит, и холопы государя, власть которого от Бога! В том не было унижения достоинства, но формулой «Яз, холоп твой», тем не менее, фиксировалась история становления в средневековой Руси особого типа взаимоотношений верховной власти и подданных, влиявшего на умонастроение людей и их ценностную ориентацию 3. Холопами были все, кто не входил в великокняжескую, царскую семью.
По именному указу царя Петра Алексеевича 30 декабря 1701 г. запрещалось использовать уничижительные имена: «На Москве и в городах царевичем и боярам, и окольничим, и думным и ближним и всех чинов служилым и купецкаго и всяких чинов людям боярским и крестьянам к великому государю в челобитных и в отписках, и в приказных и домовных во всяких письмах, генваря с 1 числа 702 года, писаться целыми именами с прозваниями своими, а полуименами ни кому не писаться»1. Вместо самоназвания «холоп твой» в обращении к верховной власти, по указу от 1 марта 1702 г., «на Москве и во всех городах Российскаго царства» вводилось новое обращение «нижайший раб». Впоследствии оно было заменено Екатериной П на слово «подданный». И не из-за каприза: «Какое же различие между Богом и царя, когда воздавать будут равное обоим почтение?»2
217
Формула
Всякая формула тускнеет перед живой действительностью и порой даже противоречит ей, но в момент возникновения формула непременно отражает реальность, являясь ее продуктом.
С возникновением Русского государства рождается особое обращение служилых людей самого высокого ранга в официальной переписке с монархом. «Господину государю великому князю Ивану Васильевичу всеа Руси холоп твой, господине, Яков Захарьин челом бьет», — писал Яков Захарьич Кошкин в 1492 г. Хотя боярин именует себя холопом, а великого князя — государем и превращает свое отчество на -ич в менее престижную форму на -ин, здесь явно обнаруживается некий переходный период в становлении самого обращения. Ощущается движение, нет еще застывшей формулы: странное, «гибридное» обращение «господину государю» напоминает о событиях пятнадцатилетней давности, когда Иван Ш спорил с новгородцами, называвшими его господином, а не государем 4. Наконец, Кошкин называет себя полным именем, а не Яковцем...
В ноябре 1470 г. новгородский посол в Москве услышал ответ великого князя о будущем Новгорода Великого — «жалую по прежнему обычаю, как было при отце моем... и при деде и при прадеде моем, и при прежде бывших всех великих князей». Потом, когда зимой 1470—1471 г. Иван III пошел на Новгород, пришлось кое-что уточнить: «Отчина есте моя, людие Новгородстии... Мы владеем вами, и жалуем вас, и бороним от вселе. А и казнити волны же есмь, коли на нас не по старине смотрети начнете...» В 1477 г новгородские послы признали Ивана III «государем», хотя до этого они обращались к нему как к «господину». Разница между этими обращениями отнюдь не только терминологическая. Если обращение «господин» означало отношения подчинения и покровительства, то «государь» — это безоговорочное признание полной власти. Так обращались к своему владельцу «холопы».
Однако еще до Якова Захарьича не менее, а подчас и более аристо- кратические подданные Ивана Ш перешли на следующую степень благочестивой уничижительности в своих обращениях: в них нет более «господина», а «авторы» приводят свои имена в уменьшительной (пейоративной) форме, опуская к тому же княжеский титул: «холоп твой, государь, Феодорец Хованской» (1489); «холоп твой, государь, Васюк Ромодановский» (1491). В 1505 г. две разные формулы (но обе без княжеского титула) употребляют в одном обращении новгородские наместники князья
218
Данило Васильевич Щеня (Патрикеев) и Василий Васильевич Шуйский: «холопи твои, государь, Данило да Васюк Шуйский...»*. Если Щеня опустил из «скромности» свое родовое прозвание, но оставил имя в полной форме, то Шуйский назвал себя Васюком, но сохранил указание на гордую фамилию...
Титул «осподаря» присвоен был впервые великим князем Василием Темным с середины 50-х годов XV в. по окончании Феодальной войны. Так называли и великого князя литовского, но, как выяснила А.Л. Хорошкевич, между «осподарем» северо-восточным и литовско-русским существовали важные различия. Великий князь литовский не имел права «вывода» (переселения крестьян из одного владения в другое) ни из одной из «русских» земель, зато обладал таким правом московский «осподарь», который смотрел на своих вассалов и подданных как на холопов 5. Судя по всему, в 50—60-е гг. XV в. появляется и самоназвание «холоп твой» при обращении к великому князю (хотя о степени его распространенности сказать что-то определенное затруднительно). Афанасий Никитин в своем дневнике фиксирует: «А от Умри до Чюнейра 6 дний; и тут есть Асатьхан Чюнерьскыя индейскыя, а холоп меликътучяров, а держит, сказывают, седмь темь от Меликтучара» 6; Афанасий Никитин своими понятиями определил чуждую ему систему господства и подчинения. Асад-хан (Асатъхан) — джуннарский наместник и военачальник Мухаммед-шаха Ш; в 1347 г. в Декане было создано особое мусульманское государство во главе с династией Бахманидов. От имени юного шаха государством фактически управлял везир Мухаммед-Гаван, имевший особый титул — мелик-ат-туджжар («князь купцов»)7.
В конце XV в. стало обязательным для любого из служилых людей самого высокого ранга титулование себя холопом, а великого князя — государем; но превращение имени в уничижительную форму не стало еще всеобщим и обязательным.
Полуимя в сочетании с термином «холоп твой» станет обязательной этикетной формулой, отражающей реальность, в середине XVI в. Лишь отказавшийся от подданства А.М.Курбский решается не называть себя полуименем, да и то — в первом послании он вообще не назвался, а во втором и третьем послании его имя обозначено лишь в 3-м лице в заголовках.
------------------------------
* Сб. РИО. Т. 41. С. 81, 111, 118—120.
219
В XVI в. государственный аппарат сформулировал «философию» подобного министериалитета в словах: «А государю холоп без вины не живет»*. Слова эти нужно было произнести на переговорах с посольством от короля Сигизмунда П Августа (7 мая — 15 сентября 1566 г.), если спросят про князя Михаила Воротынского, «про его опалу». Характер опалы: «Князь Михаиле государю погрубил и государь на него опалу было положил, а ныне его государь пожаловал...» Заслуживает внимания сам термин «опала», происходивший от глагола «опалиться» (разгневаться), однокоренного с глаголом «палить». Опала, таким образом, не столько наказание за вину, сколько результат вспышки монаршего гнева, о причинах которого вовсе не обязательно знать ни самому опальному, ни остальным подданным государя 8. Именно потому новеллой права стала крестоцеловальная запись Василия Шуйского, запрещавшего налагать опалу без боярского суда.
В XVII в. самоназвание «холоп твой» уже осознавалось как привилегия, ибо крестьяне и посадские люди, по словам Г.Котошихина, «пишутцав челобитных своих «рабами и сиротами», а не «холопами»9.
Менталитет холопства отмечают почти все иностранцы, писавшие о Московии. Но всякий раз, когда об этом заходит речь, обнаруживается реальное различие между Западной Европой и Россией в путях развития, в самосознании. Обратимся к одному из первых европейских свидетельств о России — запискам Сигизмунда Герберштейна, посла империи Габсбургов, посетившего Россию в 1517 и 1526 гг., а кроме того, побывавшего в Дании, Швейцарии, Нидерландах, Италии, Испании, Франции...
Сигизмунд Герберштейн родился в 1486 г. в замке Виппах в Штирии. В 1499 г. он стал учиться в Венском университете. В 16 лет получил степень бакалавра, но университетскую карьеру пришлось оставить, когда Герберштейну исполнилось 20 лет: он посвятил себя семье, оставшейся на его попечении. С 1506 г. он начинает военную службу в империи Габсбургов. Участвует в походах и сражениях. В 1508 г. удостоился высокого рыцарского сана, в который был посвящен за умелые действия в войне с Венгрией. В 1516 г. по воле императора Максимилиана Герберштейн расстается с военным делом и становится дипломатом. На этом поприще он добился выдающихся успехов. В 1532 г. был возведен в баронское звание. Впервые «Записки о Московии» увидели свет в 1549 г. — См.: Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.
----------------------------------------
* Сб. РИО. Т. 71. 1892. С. 345.
220
В письме императору Фердинанду Герберштейн писал о «северной» стране, что среди земель, просвещенных таинством святого крещения, эта страна значительно отличается «от нас» своими обычаями, учреждениями, религиею и воинскими уставами. Удивительным для него оказалось могущество Василия Ш: «Властью, которую он имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира... Всех одинаково гнетет жестоким рабством...» Вчитаемся и в такие слова Герберштейна: «Все они называют себя холопами (chlopi, Chlopn), то есть рабами государя... Этот народ находит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе...»10 Для других иностранцев, позже побывавших в России и писавших о ней, такого рода взгляд на отношения внутри русского общества стал традиционным.
Отношения холопства поражали иностранцев в силу того, что онисами были воспитаны в другой социокультурной системе, допускавшей для различных слоев общества определенные права и привилегии, которые в совокупности ограничивали власть монарха. Эту систему договорных отношении условно можно назвать вассалитетом. Соответственно отношения недоговорного характера также условно определяются как министериалитет.
Каковы же были основные тенденции в развитии этих двух типовотношений личной зависимости на Руси и в Западной Европе?
Пути развития
Вассалитет как система отношений личной зависимости возник навполне определенной ступени развития европейского феодального общества. Развитым институтом он стал в УШ—IX вв. во Франкском государстве, когда помимо личных связей уже существовали широкие поземельные отношения. Политическая иерархия покоилась на иерархии собственности. Вассальная служба — ив том ее главная особенность — не ущемляла личную свободу вассала, находящегося под покровительством сеньора, ибо это служба договорная. «Установление связи между сеньором ивассалом, покровителем и подопечным так или иначе предполагало принятие обязательств обеими сторонами. Вассал должен служить своему сеньору, оказывать ему всяческую помощь, соблюдать личную верность и преданность; со своей стороны сеньор обязывался покровительствоватьвассалу, защищать его, быть по отношению к нему справедливым; вступая в это отношение, они обменивались торжественными клятвами и выполняли ритуал оммажа, делавший их связь нерушимой. Нарушение обязательств одной стороной освобождало от них и другую сторону феодального договора»11. Вассалитет в Западной Европе теряет свое значение с образованием в позднем средневековье единых государств и развитиемтоварно-денежных отношений, разрушавших иерархию феодальной собственности*.
---------------------------
* Дмитриева О.В. Английское дворянство в XVI — начале XVII в.: Границы сoсловия // Европейское дворянство XVI—XVII вв. М., 1997. С. 11—34.
221
На месте вассалитета возникало государственное подданство. Термин «подданство» употребляется в двух значениях. Подданство государственное — это ступень развития общества, когда всякий подчиняется верховному сюзерену напрямую, а не через вассалитет. Подданство-министериалитет — это служба, в которой отсутствует договорная основа т.е. слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господинаСлуга мог приобретать большую власть и собственные владения, но пo отношению к слуге господин имел всегда приниципиально больше прав, чем к вассалу.
Эти типы отношений особенно характерны для структуры правящей элиты стран Западной Европы. В Германии, например, расцвет министериалитета относится к XI—ХП вв. Министериалы комплектовались, по мнению большинства исследователей, в основном из сервов, которые составляли хозяйственный, судебный аппарат территориальных владений, «штат дворцовых слуг и служащих, гарнизоны крепостей и в значительной части профессиональное феодальное воинство (рыцарство)»12. Министериалы пользовались по закону правом иметь собственность, но это право было ограниченным. «Закон рассматривал их не как государственных подданных или вассалов, а как людей, принадлежавших частному лицу и составляющих предмет его владения». Генрих V, жалуя своему «верному министериалу» Эбергарду и его жене Адельгейде в собственность лесной массив, указывает в грамоте: «Делаем это без ущерба для государства, так как мы знаем, что сам он находится вместе с этой собственностью (в наших руках)»13.
Министериал — слуга, и, сколь бы высокий пост в администрации он ни занимал, его юридический статус был низок. Министериалитет — это служба недоговорного характера, и владелец распоряжается министериалом как своей собственностью. Однако германский министериалитет, как известно, развиваясь, постепенно превращал слуг в вассалов. Это сословное возвышение министериалов показывает, что господствующим типом отношений в Западной Европе был вассалитет. В Германии королевская власть использовала государственный министериалитет как средство, чтобы создать «себе искусственную опору, ибо он «д.авал то, чего не могла дать ленная система: верных королевских слуг, связанных с монархом узами личной зависимости и служивших ему в силу своего зависимого положения»14.
222
Иными словами, государственное подданство в Западной Европе зиждилось на прочном фундаменте вассалитетных прав и привилегий 15.
Вассалитет на Руси генетически был обусловлен княжеско-дружинными отношениями и являлся, таким образом, преемником «военной демократии». Русскую дружину, как ее рисует «Повесть временных лет», можно представить себе и своеобразной военной общиной, и своеобразным казачьим войском, возглавляемым атаманом. От Общины идут отношения равенства, находящие внешнее выражение в .Дружинных пирах (ср. «братчины» в крестьянских общинах), от «казачества» — роль военной добычи как главного источника существования, который использовался как в прямом, так и в превращенном виде, ибо дань — это и выкуп за несостоявшийся поход. Выразила же дружина Игоря согласие на предложение Византии («Не ходи, но возьми дань») в красноречивой формуле: «...что хочем более того: не бившеся, имати злато»16- Появление дружины — это уже отрицание родового деления общества: «поскольку набирается и строится не по родовому принципу, а по принципу личной верности... дружина находится вне общинной структуры существа: она оторвана от нее социально... и территориально (в силу обособленного проживания дружинников)»17. Конкретные особенности взаимосвязи сюзерена и вассала в каждой стране определялись историческими условиями. Неизменным оставалось старое дружинное правило: князь или король — лишь первый среди равных.
Россия не знала людей, аналогичных западноевропейским легистам. Здесь не разрабатывались общие юридические теории, но это означает не отсутствие соответствующего сознания, а лишь необходимость извлекать данные о нем из косвенных источников 18. «Повесть временных лет» в своих часто легендарных рассказах создает некий идеальный образ отношений князя и дружины. Вне зависимости от того, в какой мере образ соотносился с реальностью прошлого, по этому источнику видна ценностная ориентация высших слоев общества ХП в. Князь не только «думает» с дружиной, но и готов даже на удовлетворение «престижных» требований подвыпивших дружинников, не желавших пользоваться деревянными ложками. С другой стороны, дружинник (Блуд, например), изменивший своему князю, не нарушившему своих обязательств, «горьше суть бесов»19. Вассалитет нашел свое выражение, в частности, в том, что в русско-византийских договорах Х в. бояре и дружинники выступают и как представители князей, и как полноправные участники соглашений.
223
Факт очевиден: к XV—XVI вв. исчезают последние остатки вассалитета на Руси и рождается новый тип отношений: государь — холоп. В отличие от стран западноевропейского региона, на Северо-Востоке Руси произошел переход от вассалитета к подданству-министериалитету, который не дал возможности сохранить права и привилегии, а также гарантии против произвола монарха. Доживут лишь реликты прежних договорных отношений. О них свидетельствует в XIV—XV вв., например, существование категории княжеских «слуг вольных»; их положение закреплялось таким традиционным пунктом межкняжеских соглашений: «А боярам и слугам межи нас вольным воля»20. Вассальные связи сохранились также в отношениях членов великокняжеской и царской семьи. Хотя даже в этой семье — при острых конфликтах — могли быть отступления от правил: в 1537 г. удельный князь Андрей Иванович, сам государь, обладавший своими боярами и воеводами, испугавшись агрессивного поведения Елены Глинской, незадолго до мятежа, назвал малолетнего Ивана IV и его мать государями, а себя — их холопом, хотя и не дошел не только до полуимени, но даже и до отказа от отчества: «Князь Андрей Иванович челом бьет; и вы б, государи, пожаловали, показали милость, огрели сердце и живот холопу своему...»21
Московская Русь и Западная Европа развивались несинхронно...
Вассалитет создавал правовую систему, при которой правящее сословие получало юридические гарантии своих прав и привилегий, распространявшиеся, впрочем, и на нарождающееся «третье сословие». В Англии ХШ в., где раньше, чем в любом другом европейском государстве выработались типичные для Западной Европы социальные и политические условия существования, правовая система покоилась на прочнейшем фундаменте вассалитета. Несмотря на самодержавные выходки английского короля Иоанна Безземельного, именно при нем в 1215 г. была утверждена знаменитая Великая хартия вольностей. И одна из ее статей гласила: «Ни один свободный не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона... и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны». Борьба с Генрихом Ш (1216—1272) за выполнение обязательств хартии кончилось поражением знати, но король подтвердил все то, что требовали от него бароны в петиции «бешеного» парламента 1258 г. Верховная власть уже при короле Эдуарде I (1272—1307) провозгласила принцип: «Что касается всех, должно быть всеми одобрено». Такой тип отношений не только не противоречил принципам нарождающегося гражданского общества, но и благотворно сказывался на его формировании.
224
Два тела короля
Между тем в культуре европейского средневековья также существовало обожествление королевской власти. Считалось, что у короля две природы, или два «тела»: одно — естественное, другое — божественное. Король может болеть, страдать и умереть как обычный человек, но своей властью он подобен Богу. Если Христос помазан «вечностью», то король — «временный помазанник». Земные владыки — «подражатели» Христа, Анонимный нормандский юрист ХП в. (на сочинение которого в свое время обратил внимание Э.Канторович в книге «Два тела короля. Очерк политической теологии Средневековья») считал, что структуру королевской власти можно определить через антитезу natura-gratia (природа-милость): «Власть короля есть власть Бога; она принадлежит Богу по природе и королю по милости». Так, на знаменитой миниатюре «Евангелия Аахенской капеллы», выполненной в 973 г. в аббатстве Рейхенау, изображен на троне Отгон П с диадемой, в пурпурном плаще. Атрибуты земной власти — ниже его, а сам он парит в небесах. Трон подвешен в небе, вокруг него — евангелисты, церковные деятели. Император — между небом и землей: он вершит дела земные, буцучи наделенным властью божественной.
По мере удаления от времени средневековья создается новая концепция королевской власти, основа которой находит свое обоснование в ученой юриспруденции. Прежняя система ценностей была приспособлена к римскому праву. Э.Канторович показал, что во всех своих делах Фридрих П Гогенштауфен вдохновлялся идеей Божества, но оправдание действий находил в кодексе Юстиниана. Юстиция заняла место между королем и Богом: римское право стало лейтмотивом трактатов о королевской власти. Король — «pater et filius justitae». Он — воплощение Юстиции. Поэтому сакральная природа королевской власти осмысливалась теперь через правовые идеи: король осуществляет свою деятельность для «блага общества». Э.Канторович обращал внимание на то, что если для нормандского юриста ХП в. король имеет богоподобную природу, которая санкционируется Божьей милостью, то при Фридрихе П Гогенштауфене суть власти короля — в бессмертной идее Юстиции: монарх становится ее «викарием»22.
225
С.Герберштейн, воспитанный на этих идеях, не мог понять специфику развития Московии, не познавшей рецепции римского права. Обожествление великокняжеской власти — естественная форма мировосприятия средневековых людей. Называя себя холопами, они думали не столько о собственном ничтожестве, сколько о величии, благочестии единственного в мире православного государя, их заступника пред Богом.
В Великом княжестве Литовском и Русском, по словам Герберштейна, тип отношений иной: «Между ними [магнатами. — А.Ю.] наблюдается такое во всем своеволие, что они, кажется, не столько пользуются неумеренной свободой, сколько злоупотребляют ею». А ведь в Великое княжество Литовское и Русское, как известно, входили древние русские земли: Киев, Минск, Полоцк, Гомель — словом, весь запад и юго-запад Киевской Руси...
Вольность и «гроза»
Осмыслить силу и слабость европейских и московских порядков попытался выдающийся русский публицист — Иван Семенович Пересветов. Как уже упоминалось, прослужив трем европейским королям, он в 1538 г. приехал в Московию, для того чтобы служить русскому царю Ивану Грозному, о силе и могуществе которого он был уже наслышан. И. С.Пересветов был сторонником сильной власти — «грозы». Но столь же страстно он писал и о вольности. Как же совместить эти утверждения? В своих челобитных царю он писал о последнем византийском императоре — Грозный читал эти сочинения...
Вернемся и мы к ним.
Мухаммед П (Магмет-салтан) захватил и разрушил Константинополь, но Пересветов ставит турецкого султана в пример христианским правителям. Почему? Он ввел справедливый суд, стал судить всех с «великою грозою». Казне султанской нет конца, и войско с коней «не оседает». И не скучает — а верно служит. Император Константин, которому на роду написано, что от меча его «вся подсолнечная» не убережется, оставшись nрехлетним после смерти
226
отца, лишил государство сильной власти (судьба великого князя была схожей; именно трехлетним Иван IV остался после смерти в 1533 г. отца Василия Ш). Нет сильной власти — нет и справедливости. Вельможи стали богатеть от «неправедного суда» (Иван Грозный писал А.М.Курбскому о том, как бояре набросились на государственную казну, как стали расхищать ее, убивая друг друга, — это ему тоже было близко, созвучно). С возрастом Константин стал понимать «великую мудрость», но вельможи «укротили» его дух: «Будет нам от него суетноежитие, а богатство будет с ыными веселиться». Не стал Константин воевать — и забыл о воинстве. Вот такой урок извлек для себя Магмет-салтан. Петр Волосский предупреждает русского царя: при нем вельможи«богатеют и ленивеют» — царство же скудеет. Средневековый романтизмслужбы нашел у Пересветова почти поэтическое выражение:
Который воинник лют будет против недруга государева играти
смертною игрою и крепко будет за веру христианскую стояти,
ино таковым воинникам имена возвышати,
и сердца им веселити,
и жалованья им из казны своея прибавливати...
Мир земной, по убеждению Пересветова, существует так же, как мирнебесный: там ангелы, силы небесные «ни на один час пламенного оружия из рук не испущают», они «хранят и стерегут» род христианский отАдама.
Каждый день турецкому султану служит 40 тысяч янычар — «гораздых стрельцов». Получают они жалованье, «алафу по всяк день». Словом, мудр тот «царь», что воинам «сердце веселит». Ведь что такое война?игра! Надо только уметь честно «умрети на игре смертной с недругом».
Магмет-салтан завещал: не превращать воина в холопа; служба недолжна быть унизительной. Именно в этом контексте — говоря о свободной службе государю - Пересветов заставляет своего героя, Магмет-салтана, высказываться: «В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры и к бою не смелы против недруга: они бо есть порабощены, и тот срама не боится, а чести себе не добывает, а рече тако: «Хотя и богатырь или не богатырь, однако есми холоп государев, иново имени не прибудет».
227
Царской грозе не противоречит вольность служилого человека: онидополняют друг друга. Константин не нашел этой гармонии: его властьбыла беспредельной не там, где требовалось, — она поработила всехдаже лучших вельмож. И когда порабощенным надо было доказыватьсвою храбрость на поле брани, они оказывались «не боецы», «з бою утекали».
Магмет-салтан дал им «волю» — и они, освободившись, стали у царя«лутчие люди», научились против «недруга стояти». Чтобы поддерживатьсправедливость, власть должна быть сильной. Чрезмерное ее усилениепорождает деспотизм: воины-холопы лишены хабрости, христианское царство терпит поражение, потому что Бог гневается. «Гроза» — бессмыслица, если нет «правды». Вольный воин служит могучему, но справедливому монарху не из-за страха: его вольность — условие справедливостисамой царской «грозы».
Пересветов искал идеал. Он знал, как устроены разные государства23. Опыт этот ему хотелось обобщить, осознав достоинства и недостатки вразличных государственных устройствах. В Европе он чувствовал себясвободным выбирать, кому служить. Эта вольность внушала уверенность,приучала к ответственности. Но вместе с тем европейские монархи часто сами не были способны к самостоятельным действиям. В Венгрии,Чехии, Польше монархическая власть порой бывала полностью парализована действиями центробежных сил. В Польше утвердилась избирательность королей, дававшая перевес аристократической олигархии, а в результате она добилась того, что ни один проект не мог получить силу законабез утверждения сейма. В Московии же отношения монарха и подданныхбыли иными. Вольность европейского воина И.С.Пересветов жаждал соединить с грозой московского государя 24.
Итак, власть, превращающая воина в раба, дворянина в холопа, — этоне та «гроза», которую предлагал Пересветов. Его идеал — гармония силысо справедливостью. Его челобитная русскому царю кончается полуриторическим вопросом с характерной московской лексикой: «Как тобе, государю, полюбится службишко мое, холопа твоего?»
228
Утопия
XVI век — время Утопии и для Западной Европы. В исторической науке сочинения Пересветова традиционно рассматриваются как «проекты»государственных реформ. Правда, при этом почему-то забывается одна«деталь»: сам государственный аппарат в виде первых приказов — органов центрального управления — появляется тогда, когда Пересветов подает царю свои челобитные. Не успели, значит, эти органы возникнуть, аловкий публицист уже подготовил «проект государственных реформ»! Слово «реформа», как уже отмечалось, позднего происхождения и несет всебе современную смысловую нагрузку: это всякое глубокое структурноеизменение. Чаще всего подразумевается новое качество, добиться которого можно лишь изменив корневые основы. «Реформа» применительно кXVI в. — это стремление всякую новизну подчинить старине, а значит,идеальному.
Чем же отличались утопические модели Западной Европы и России?
В исходной модели «Утопии» Томаса Мора, современника Пересветова, главное — это представление о совершенном обществе, создающемидеальное государство. А.Петручанни писал: «Понимание истинной цели,воодушевившей автора на написание «Утопии» — книги об идеальномобществе, — приглашает, более того, обязывает нас перевернуть вверхногами все, что лежит на поверхности, а именно: уверения в подлинностисуществования острова и ироническую критику отдельных его учреждений... Отказавшись от буквального понимания текста, читатель даже не обладающий особым умом, постарается найти смысл в системе координат утопии, более же мудрые воспримут описание как нечто, чему бытьдолжно. Нельзя, однако, подходить к утопии с теми мерками, которые мы привыкли использовать, читая произведения более привычных жанров, ибоавтор утопического труда имеет особую цель: он постарается продемонстрировать нам идеал»25.
В сочинениях Пересветова же — представления об идеальном государстве, создающем православное общество. Публицист тоже расчитывал на разумение читателя, который поймет, что само это наилучшее состояние государства недостижимо. Таких размышляющих людей в России находилось, наверно, немало, не всякий брался за перо. Не всякий был способен охватить разом столь сложную динамику средневековой жизни 26.
229
Истоки
Итак, под влиянием каких социальных факторов стало возможным рождение министериального типа отношений, создавших свой мир чувств, эмоций, мыслей, переживаний? Чем принципиально отличается от древне-русского средневековый тип социальных связей? И как он трансформировался?
Важно определить взаимосвязь смены вассалитета подданством исоответственных изменений в системе ценностей. Обратимся к Северо-Восточной Руси ХП в. Здесь по-прежнему преобладали дружинные связи,не отличавшиеся типологически от подобных в Приднепровье.
Так, в 1174 г., после убийства Андрея Боголюбского, именно съезддружинников (хотя их состав был неоднородным и наша терминологияпотому условна) решал вопрос о князе 27. Когда же князья отдали старейшинство другому кандитату, то дружина решительно пресекла попыткукнязей посягнуть на ее право выбора. Однако именно в этом регионе и вэто же время возникают первые симптомы кризиса дружинных отношенийи появляются монархические черты власти. При Андрее Боголюбскомвсе большее значение приобретает не старшая дружина, которую представляли бояре, а реальный административный аппарат, рекрутировавшийся в основном из младшей дружины — «детьцких»28. Этот слой находится в жесткой служебной зависимости от князя. Многое говорят о нем события, последовавшие за убийством Андрея Боголюбского. Сразу во Владимире вспыхнуло народное восстание: «Много зла сътворися в волостиего, посадников его и тивунов домы пограбиша, а самех избиша, и детьцкыя и мечникы избиша». Посадники Северо-Востока Руси отличались отзнаменитых новгородских соименников невысоким социальным статусом.Их назначал князь правителями областей и городов, выбирая из числамладших дружинников. Мечники бывали и оруженосцами, и стражниками.Тиуны же — попросту холопы, но выполнявшие важнейшие поручения князя и при его дворе, и на местах. Все они составляли административныйаппарат княжьего двора, были слугами своего господина
Вряд ли случайно, что этот социальный слой с конца ХП в. получаетназвание дворян, т.е. людей княжеского двора 29, личных слуг князя, а неего друзей и соратников («дружина»). Отсюда вытекает и отмеченноеА.А.Горским резкое падение частоты употребления термина «дружина» вХШ в., вытеснение его термином «двор»30.
Внешним выражением этого процесса было убийство Андрея Боголюбского. Убийство князя приближенными — это придворный заговор,дворцовый переворот, что свидетельствует об усилении княжеской власти,приобретающей первые деспотические черты. При «нормальных» отношениях между князьями и вассалами недовольство князем приводит к егоизгнанию. Невозможность изгнания провоцирует убийство. Тем самымэпизод сигнализирует о том, что на
230
смену отношениям «князь-дружина» начинают приходить отношения «государь-подданные». Отсюда понятновозмущение южного летописца поведением Андрея Боголюбского, изгнавшего своих братьев и племянников из Северо-Восточной Руси и желавшего «самовластец быти всей Суждальской земли»31. Соответственноначинаются и изменения в менталитете. Не случайно, что именно в ХП—ХШ вв. и как раз в Северо-Восточной Руси возникают «Моление» и «Слово» Даниила Заточника — подлинный гимн княжеской власти32. В науке немало споров о том, был ли Даниил дворянином или младшим дружинником, холопом или вообще человеком без устойчивого общественного положения. В одном спора быть не может: перед нами представитель целиком зависимого от князя социального слоя.
Даниил сравнивает князя с отцом («князь щедр отець есть слугам многиим») и даже с Богом, ибо как птицы небесные, уповающие на милость Божию, «тако и мы, господине, жалаем милости твоея». В обращении же Даниила к князю («яви ми зрак лица твоего») ясно видны корнибудущей формулы самодержавного правления — «очи государевы видети».
Как будто в принципиально разные эпохи писались «Моление» Даниила Заточника и ранние русские летописи, столь различны они и по духу, и по системе ценностей. Летописцы описывали князя, советующегося с дружиной, заботящегося о ней. Спокойно и поучительно повествует летопись, например, как один из южных князей задумал военный поход, не поговорив с дружиною, и получил отказ: «А собе еси, княже, замыслил, а не едем по тобе, мы того не ведали».
Таким образом, на Северо-Востоке, отличавшемся более сильной княжеской властью 33, чем в Приднепровье, существовали и старые дружинные связи, и первые, но довольно крепкие ростки новых отношений подданства-министериалитета.
Возникает вопрос: когда и под влиянием каких причин оказались за-вленными отношения вассалитета и возобладало подданство?
До монгольского нашествия и включения русских земель в состав Монгольской империи существовали возможности альтернативногоразвития 34, ибо, как было показано выше, вассально-дружинный менталитет был еще силен. Вместе с тем уже первый акт ордынской власти — назначение Ярослава Всеволодича великим князем (1243)35 — означал перелом в политических отношениях Руси: впервые права великого князя были дарованы ханом. Вскоре в Орду поехали и другие князья, и их Батый «пожаловал»...
231
Положение русских князей под властью Орды было близко вассальному (сохранение власти, территории, значительная свобода действий внутри страны), но формы, в которых провлялась зависимость, были значительно более суровы и уже напоминали подданство. Так, хан не только мог приговорить русского князя к смертной казни, но и привести приговор в исполнение самым унизительным образом (Михаил Ярославич Тверской был выведен на торговую площадь в Орде закованным в колоду и поставлен на колени)36. Михаила Черниговского казнили за то, что он отказался выполнить вполне достойный по понятиям монголов языческий обряд прохождения через огонь. А вызвавший какие-то подозрения великий князь Ярослав Всеволодич был отравлен в Каракоруме. Постепенно князья психологически осваивались со своим новым положением — создавался единый русско-монгольский симбиоз. Возникала генерация покорных князей,для которых закон — это воля хана Династические проблемы теперь легко решались при помощи ордынских карательных отрядов: кто большеподкупал дорогими подарками, тот и становился великим князем. Так, в 1281 г. князь Андрей Александрович, сын Александра Невского, «много дары даде царю и великим князем Ординским, и всех наполни богатством, и уговори и уласка всех, и изпроси себе княжение великое Владимерское у царя под братом своим старейшим, великим князем Дмитрием Александровичем». Позже Дмитрий вернул себе великое княжение. Но через двенадцать лет Андрей донес в Орде на «измены» Дмитрия и при помощи печально знаменитой «Дюденевой рати», разгромившей четырнадцать городов «и всю землю пусту сътвориша», вернул титул владимирского князя. И так случалось еще не раз.
Внешние формы почтения, которые русские князья были обязаны демонстрировать ордынским князьям, достаточно далеки от западноевропейского оммажа 37.
Едва ли под властью Орды могли развиваться дружинные отношения,ведь князья сами были «служебниками» монгольских ханов. Русские князья, обязанные в новых условиях выполнять волю Орды, не могли ужепримириться с независимостью старшей дружины, с ее былыми правами. Становясь «служебниками» ханов, они поневоле впитывали этот дух империи: беспрекословную покорность подданных и безграничную власть правителей. А.Н.Насонов обратил внимание на то, что хан Менгу-Тимур пытался утвердить в положении служебной зависимости от ярославского князя Федора Ростиславича не только бояр, но и князей: «Ему вдастъ князи и боляре на послужение»38
232
Другой существенной причиной становления недоговорного типа отношений внутри правящей элиты была гибель в ходе ордынского нашествияосновной массы дружинников. Так, среди родов московского боярства, заисключением Рюриковичей, Гедиминовичей и выходцев из Новгорода, нет ни одной фамилии, предки которых были бы известны до Батыева нашествия 39. Конечно, точно определить количество дружинников, убитых в 1237—1238 гг., невозможно. Приходится опираться на косвенные данные. Процент потерь дружинников едва ли был меньшим доли погибших средикнязей. В рязанской земле, по нашим подсчетам, погибло девять князейиз двенадцати. Из трех ростовских князей — двое. Из тех девяти суздальских князей, что были к этому времени взрослыми и находились в своихземлях, было убито пятеро40. Внезапная почти полная смена состава дружинников привела под власть князей Северо-Востока Руси сразу большое количество новых людей, вышедших из непривилегированных слоев населения, привыкших к повиновению и готовых быть слугами, а не боевыми товарищами князей.
В одном из своих первых эссе, опубликованном в журнале «Нева» в 3-м и 4-м номерах за 1988 г. и посвященном изучениюроли монгольского нашествия на Русь, Л.Н.Гумилев выдвигал тезис, согласно которому главную опасность для Руси представлялине монголы, а Запад, и потому союз Александра Невского с Ордой был жизненно необходим. В доказательство того, что русские люди не страдали от ордынского ига, Гумилев приводит летописный текст, в котором хан Джанибек назван «добрым» царем. Кроме того, считал Гумилев, «немногочисленные (!) воины-монголы Батыя прошли (!) через Русь и вернулись в степь». И ни слова — как прошли. Талантливый ученый, интересный философ, Л.Н.Гумилев оказался в плену своих евразийских идей, не желая замечать, что у историков накоплен материал, не подтверждающий его радикальные идеи. Данные археологии об ущербе, нанесенном древнерусским городам, неопровержимо свидетельствуют о том, что произошла настоящая катастрофа. Из семидесяти четырех русских городов XII—XIII вв., известных по раскопкам, сорок девять былиразорены Батыем. Причем четырнадцать городов вовсе не поднялись из пепла и еще пятнадцать постепенно превратились в села.
233
Новая знать возникала в княжеском дворе. Дворяне становятся владельцами земель, получая их от князя. Эти дворяне ХШ в. — мелкие слуги князя. По наблюдению А.А.Зимина, термин «дворяне» перестает употребляться с конца XV в. и вновь появляется в 30-х годах XVI столегия. Но теперь «дворяне» — уже не рядовые служилые люди, а их верхушка, аристократия, из числа которой выходили военачальники и администраторы. Между дворянами ХШ и XVI вв. есть, однако, и общее: те идругие — люди двора, они не свободны уже по названию. Стоит обратитьвнимание на этимологию. Бароны, сеньоры, джентри, паны — во всех этихназваниях не видно признаков службы или подчинения кому бы то ни было. Барон — «воинственный человек», сеньор — старший, джентри — благородный, пан — господин...
Прежние вассальные отношения не исчезли сразу, а на первых порах лишь ограничили сферу своего действия; внутри княжеского дома сохранилась иерархия, построенная по принципу: сюзерен — вассалы («брат старейший», «брат молодший»). Именно вассалитет вызывал регулирование этих отношений письменными соглашениями (докончаниями), обозначение отношений господства и подчинения формулами родства и т.д. Сэтим же связано то, что боярин вплоть до середины XV в. резко противопоставлялся князю: князь, лишившийся своей «волости» или, по крайней мере, прав на нее и перешедший на службу к другому князю, автоматически теряет титул (Всеволожские, Фоминские и т.д.). Словосочетание «боярин князь», типичное для XVI-ХVII вв., было редким во второй половине XV в. и абсолютно невозможным раньше41.
Дальнейший ход объединения страны и централизация государства окончательно утвердили власть великого князя как государя и повели к постепенному превращению всех его подданных в холопов. Термин «государь» применялся как синоним будущего «хозяин» (например, в судебниках хозяин пожни 42 — «поженный государь»); соответственно холоповладелец был государем своих холопов, тем самым появление государя на троне автоматически превращало в холопов всех, кто титуловал великого князя государем.
Уже в конце XV в. Иосиф Волоцкий ставил знак равенства между отношением государя всея Руси к боярину и отношением боярина к своим холопам. В послании «к некоему вельможе о рабех его, гладом и наготою морящего их» волоцкий игумен обосновывает необходимость милосердия к рабам: «И се, господине. Бог на тебе свою милость показал, и государь тебя князь велики пожаловал, ино и тебе, господине, подобает клевреты пожаловати, и милость показати». Бог — источник милосердия к рабам, и раб Божий, являясь государем (господином) над своими рабами, должен фактически повторить исходное милостивое отношение. Всеобщность такого холопства (рабства) — явление не формационное, а цивилизацинное.
234
С появлением официальной формулы «Яз холоп твой» определится рубеж — победа отношений подданства-министериалита на Северо- Востоке Руси не только в документах, но и в сознании людей 43. Не следует забывать и том, что рождение независимой от монголов государственной власти на Руси совпадает по времени с ожиданиями Второго Пришествия и Страшного Суда Христа в 1492 г. — семитысячном от Сотворения Мира. Люди средневековья верили в особую пастырскую функцию великокняжеской власти, после гибели Византии ставшей во главе православного и богоизбранного народа...
О психологических различиях в восприятии вассалитета и министериалитета можно судить по поведению людей, волей судьбы оказавшихся в иной системе. Андрей Курбский, например, бежав в Великое княжество Литовское, вел там себя обычно лишь по российским меркам... В 1569 г. местные жители жаловались Павлу Григорьевичу Оранскому на урядника князя Курбского — Ивана Калымета. Он, «не уважая вольностей наших, прав и привилегий», писали жители, «без суда и без всякого права» велел арестовать некоторых из них и посадить в «жестокое и неслыханное заключение, в яму, наполненную водою...». Когда же спросили Калымета, по какой причине он «безвинно, бесправно» обошелся с людьми, тот ответил, как, вероятно, учил его князь Курбский: «...но разве пану не вольно наказывать подданных своих, не только тюрьмою или другим каким-нибудь наказанием, но даже смертью? А я что ни делаю, все то делаю по приказанию своего пана, его милости князя Курбского; ибо пан мой, князь Курбский, владея имением Ковельским и подданными, волен наказывать их, как хочет...». Так поучал слугу человек, вошедший в историю отечественной публицистики как сторонник «феодальной законности» и обличитель преступлений Ивана Грозного. Значит, царь, когда писал А.М.Курбскому: «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же», — выражал не только свое личное мнение: государь по определению «волен)); ограничителем своеволия выступает сам Бог, пред которым держать ответ всем рабам Божьим. Как бы ни возносились в земной жизни государи, но они — рабы Божьи и на равных со своими холопами будут отвечать перед Богом. Этот моральный императив и обсуждали в переписке своей царь и князь-беглец.
235
Города
Особый вопрос — история городов, порядки в которых могли повлиять на направление развития государственности. В науке немало споров о их роли и значении в развитии страны. И.Я.Фроянов и А.Ю.Дворниченко приходят к выводу, что города киевского времени, и на севере и на юге, были не княжествами-монархиями, а республиками*. Едва ли с этим утверждением можно согласиться, но домонгольские города действительно обладали своими правами, и в перспективе могли завоевать еще большие. Русские города существенно отличались от европейских — были теснее связаны с округой (волостями) и почти всегда, особенно на Северо-Востоке Руси, имели князя. Волостное крестьянство повиновалось корпорации служилых людей во главе с князем. Чтобы представить влияние монгольского нашествия на развитие русских городов, обратимся сначала к истории Западной Европы.
Пышному расцвету городов во Франции в ХП—ХШ вв. способствовали различные обстоятельства. Одно из них состояло в том, что на смену бурному Х в. с набегами арабов, норманнов, венгров пришел спокойный XI в., когда почти исчезла военная опасность. Сеньор был обязан защищать город от врагов. Это придавало ему большую власть и значение в военное время. В XI в. общественно значимая роль сеньора заметно снизилась. Именно тогда, свидетельствуют историки, на первый план выступили противоречия между горожанами и сеньорами. В конце XI — начале ХП в. произошли кровавые «коммунальные революции» (освободительные движения против сеньорального режима). Они завершились победой горожан. Завоеванные ими свободы зафиксированы были в «хартиях вольностей», которые в дальнейшем расширялись. Постепенно в городах уничтожались поземельные связи с сеньором и все виды личной зависимости. Власть переходила в руки выборных городских советов. Город делал свободным любого, кто прожил в нем год и один день, занимаясь ремеслом. Нарождавшееся гражданское общество вырастало во многом благодаря этим правам и свободам.
---------------------------------
* Фроянов И.Я., Двориичеико А.Ю. Города-государства Древней Руси. М., 1988.
236
На Руси же от XI до начала ХШ в. вече во многих городах, хотя и собиралось от случая к случаю, тем не менее могло как пригласить князя, так и изгнать его. Вечевой институт опирался не на букву закона, а на традицию общины. Для его развития нужно было бороться с князьями, которым, конечно, не нравилось такое ограничение их власти. Вспомним хотя бы эпизоды политической борьбы 1068—1069 гг., когда киевская община, узнав о поражении русских войск от половцев на Альте, потребовала у своего князя Изяслава дать оружие для продолжения борьбы. Изяслав отказал. Тогда началось восстание. Изяслав бежал, а новым князем киевляне выбрали сидевшего в тюрьме Всеслава. Однако через семь месяцев Изяслав с польской помощью собрал войско и пошел против Киева, киевское вече обратилось к Святославу и Всеволоду с просьбой о помощи, грозя в случае отказа сжечь город. Младшие братья просили Изяслава не губить город. Он согласился, но, послав в Киев сына Мстислава, санкционировал расправу: «...исече Кыяне... другие слепиша, ругыя же бевины погуби не испытав».
Ордынцы периодически разрушали русские города. Ни один город Северо-Востока Руси не мог чувствовать себя спокойно даже в те периоды, когда наступало относительное затишье. Первый после Батыя ордынский поход на Северо-Восток состоялся в 1252 г. Это была «Неврюева рать», разгромившая Суздальскую землю. Затем наступило затишье в двадцать лет. Однако последняя четверть ХШ в. уже полна карательными экспедициями. По подсчетам В.В.Каргалова, в эти двадцать пять лет Орда провела не менее пятнадцати крупных походов. Многие города (это после Батыя) снова и снова разрушались: Переяславль-Залесский — чегырежды, Муром, Суздаль, Рязань — по три раза, Владимир — дважды. В этих условиях естественной оказывалась консолидация князей и жителей городов, а не противоборство между ними. Роль и значение князя вусловиях постоянной внешней опасности неизмеримо возрастали, что влекто за собой подавление городских прав.
Таким образом, военно-административный характер русского города 44 усиливался тем, что в землевладельцев зачастую превращались и горожане, не связанные с княжеской дружиной. Именно поэтому в русских городах не возник бюргерский городской патрициат. Этим обстоятельством и княжеским характером города на Руси обусловлено то, что здесь не сложились ни специфическое «городское» право, ни собственно городскиезольности. Вольности Новгорода и Пскова были правами не городов, а земель и боярства. По этим же причинам русские города фактически не знали и гильдейско-цеховой организации.
Русь не знала боярских замков 45: частоколы боярских усадеб защищали от воровства и разбоя, а не от неприятеля. Бояре обороняли не свои села, а все княжество в целом, съезжаясь в княжеский град.
237
Типология
Типологически русский вариант самодержавия близок византийскому, в котором также не было развитого вассалитета. Как отмечал А.Я.Гуревич, Византия не знала феодального договора, принципа вассальной верности или групповой солидарности пэров. «Вместо тесных «горизонтальных» связей между лицами одинакового статуса преобладали «вертикально» направленные отношения подданных к государю. Не взаимная помощь и обмен услугами, а односторонняя холопская зависимость низших от вышестоящих определяли облик этого общества. Самые могущественные, знатные и богатые люди, достигшие высших должностей в государстве, оставались совершенно бесправными и не защищенными законом по отношению к императору, который мог произвольно лишить их имущества, чина и самой жизни, так же как возвысить любого человека и выскочку из простонародья превратить в первого сановника империи»46. А.Я.Гуревич сравнивает византийские порядки с «правовым компромиссом» между вассалами и королем по «Великой хартии вольностей». Такой же сравнительный анализ напрашивается и по русско-английским реалиям. Даже формулы самодержавной власти в России и в Византии схожи: «а жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же» и «что угодно императору, то имеет силу закона».
Схожесть русско-византийских порядков не случайна. Анализируя социальный состав господствующего класса Византии в XI—XII вв., А.П.Каждан так характеризовал основу могущества государственной власти: «Если в западноевропейских государствах классического средневековья собственность конституировалась в очень большой мере через феодальную иерархию и вассально-ленную систему, то в Византии соответствующая роль принадлежала государственному механизму: он осуществлял власть над трудящимся населением и вместе с тем выполнял функции по присвоению и распределению если не всего, то довольно значительной части прибавочного продукта»47.
238
Парадоксы познания
Проблема дефиниции этого типа самодержавия сложна, поскольку речь может идти о разных взглядах на одно и то же, имеющих равное право быть высказанными. Для историка, знающего ход русской и мировой истории, средневековое соотношение власти и общества говорит о деспотическом характере самодержавия. Более того, историк хорошо знает что деспотизм всегда сковывает саморазвитие общества. Он знает, что в таком виде любая централизация консервирует сугубо средневековый тип отношений в обществе, не создавая твердых гарантий прав и обязанностей личности; подданство в холопской форме на самом деле тормозило создание гражданского общества и способствовало будущему расцвету крепостничества. Историк со своим знанием и преимуществом стороннего наблюдателя незаметно для самого себя оказывается в положении Сигизмунда Герберштейна, дающего свою оценку русской действительности, правильную... лишь по отношению к собственному опыту и знаниям.
То, что знает историк, не ведомо средневековому человеку: ни как пойдет развитие страны дальше, ни то, что именно в его жизни окажет благотворное, а что катастрофическое влияние на суцьбу страны. И главное: он может и не ощущать — вопреки мнению С.Герберштейна — что власть его «гнетет». Ему, напротив, может быть комфортно. Плано Карпини удивлялся монгольскому обществу, терпящему абсолютно неограниченную власть монгольского каана, — беспредельную и в отношении собственности, и в отношении жизни подданных, — тогда как последние не испытывали от этого «тиранства» ни малейшего дискомфорта, а, напротив даже, считали подобное устройство жизни наилучшим. В роли Плано Карпини может оказаться историк-монгол, которому придется, исходя из приобретенных и усвоенных ценностей гражданского общества, заявить: монголы эпохи Чингисхана жили при тирании. Подобная оценка уже не столь неразумна хотя бы потому, что общество саморазвилось до иных духовных ценностей, и эти ценности не приемлют насилие как естество жизни. Монгола ХШ в. не переделаешь, но изучение саморазвития человека становится предметом важным для всего общества! Таким образом, историко-феноменологическое исследование должно включать в себя, по крайней мере, два основных параметра: изучение самосознания человека и всего общества как факт некоего исторически и хронологически обусловленного состояния и познание обществом истории своего собственного самосознания.
На этом пути историка поджидают удивительные парадоксы. Что такое «реальность» прошлого? Что мы воссоздаем? Эти вопросы — вечные спутники исследователя...
В.Б.Кобрин в свое время обратил внимание на одну особенность исторического познания: «Невозможно судить Аристотеля за его приверженность рабству», но можно и должно понимать и судить людей в тех пределах, «какие современные им общественные условия оставляли их свободному выбору»48.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ПСЗ. Т. 4 (1700—1712). № 1884. С. 181.
2 Там же. № 1899; Латкин В.Н. Учебник русского права периода империи XVIII и XIX вв. Спб., 1909. С. 270—271.
3 Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси (К постановке проблемы) // ИС. 1991. № 4. С. 54—64; Лотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Проблемы литературной типологии и исторической преемственности: Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. 1981. Вып. 32. Тарту (Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 513). С. 5—7; Панеях ВМ. Русь в XV—XVII вв. Становление и эволюция власти
русских царей // Власть и реформы. Спб., 1996. С. 13—110.
4 Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Указ. соч. С. 58—59. Переходная формула «господин-государь» зафиксирована и в переписке польской королевы Елены с Иваном III. Дочь писала отцу: «Государю отцу моему Ивану, Божьею милостию государю всеа Русии и великому князю Володимерскому, Московскому, Новгородцкому, Псковскому, Тферскому, Югорскому, Пермскому, Болгарскому и иных, Олена, Божьею милостию королева Полскаа и великая княгиня Литовская, Русская, Прусскаа, Жомотскаа и иных, дочи твоа, тобе государю и отцу своему челом биет... Ино, господине и государю отче, вспомяни, что ж есми служебница и девка твоа, а дал мя еси за такова ж брата своего, каков сам еси... Я господине государю, служебница твоа, ни в одной тонце слышусь, в чем бых тебе отцу своему сгрубила...» Подпись — «служебница и девка твоа, королеваа и великаа княгини Олена». Формулы обращения, употребляемые Еленой в переписке, отнюдь не мертвые и отражают психологические установки людей. Если в письме великому князю Василию Ивановичу она употребляла формулу обращения «господину и брату моему милому, великому князю», то уже в письме к другому брату, Юрию, она писала: «Брату моему милому князю Юрию Ивановичу, сестра твоа...» (ААЭ. Т. 1. № 138).
296
5 Мец Н.Д. Монеты Великого княжества Московского (1425—1462) // Нумизматический сборник. М., 1974. Ч. 3. С. 60; Хорошкевич А.Л. Право «вывода» и власть «государя» // Россия на путях централизации. М., 1992. С. 36—41.
б Хожение 1466—1472 гг. С. 12—13.
7 Там же. С. 162.
8 Ср.: Бойцов М.А. Германский император XIV в.: инструменты реализации власти (к постановке проблемы) // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М., 1992. Ч. 1. С. 111.
9 Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михаиловича. 1906. С. 127.
10 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 72, 112.
11 Колесницкий Н.Ф. К вопросу о германском министериалитете Х—XII вв.// Средние века. М., 1961. Вып. 20. С. 38.
12 Там же. С. 42.
13 Там же. С. 46—47.
14 Там же. С. 54.
15 Бойцов М.А. Указ. соч.; Европейское общество XVI—XVII вв.: границы сословия. М., 1997.
16 ПЛДР. 1978. С. 60.
17 Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 25.
18 Троицкий И.М. Элементы дружинной идеологии в «Повести временных лет» // Проблемы источниковедения. М.; Л., 1935. Вып. 2; Сорокалетов Ф.П. История военной лексики в русском языке XI—XVI вв. М., 1970; Львов А.С. Лексика Повести временных лет». М., 1975.
19 ПЛДР. 1978. С. 90.
20 ДДГ. См. указатель.
21 СГГиД. 1819. Ч. 2. С. 37—38; {Органов А.Л. Старицкий мятеж // ВИ. 1985. № 2; Он же. Отражение политической борьбы в памятнике архитектуры // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1987. Вып. 10; Он же. Политическая борьба в середине 30-х годов XVI в. // ИС. 1988. № 2.
22 Kantorowicz E. The King's Two Bodies. Princenton, 1957; Карсавин Л.П. Кульура Средних веков. Киев, 1995. С. 9—24.
23 Ржига В.Ф. Пересветов и западная культурно-историческая среда. Спб., 1912. С. 1—6.
24 Юрганов А.Л. Идеи И.С. Пересветова в контексте мировой истории и культуры // ВИ. 1996. № 2. С. 15—28.
25 Петручанни А. Вымысел и поучение // Утопия и утопическое сознание. М., 1991. С. 107.
26 Юрганов А.Л. Идеал Ивашки Пересветова // ЗС. 1996. № 6. С. 80—92.
27 ПСРЛ. Л., 1927. Т. 1. Стб. 373; см. также: Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь: Очерки социально-политической истории. М., 1987. С. 102.
297
28 Горский А.А. Указ. соч. С. 50—55.
29 Тихомиров М.Н. Условное феодальное держание на Руси // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 100—104; Назаров В.Д. «Двор» и «дворяне» по данным Новгородского и северо-восточного летописания (XII—XIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 104—123; Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 93—95; Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 22.
30 Горский А.А. Система государственной эксплуатации и социальная организация господствующего класса в Киевской Руси // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитый феодализм) / Чтения, посвященные памяти академика Л.В. Черепнина: Тезисы докладов и сообщений. М., 1988. С. 114.
31 ПСРЛ. Т. 2. 1843. С. 91.
32 Слово Даниила Заточника по редакциям XII и ХП1 вв. и их переделкам / Подг Н.Н. Зарубин. Л., 1932. С. 8, 14, 19.
33 Юшков С.В. Очерки по истории Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 245—246.
34 Юрганов А.Л. У истоков деспотизма // ЗС. 1989. № 3. С. 22—27.
35 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 470.
36 Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 87.
37 Формулы, выражающие преданность русского князя монгольскому хану, сохранились в реликтах: в марте 1474 г в грамоте Ивана III Менглы-Гирею читаем: «...князь велики Иван [знаменательно отсутствие в самоназвании отчества, обязательного в дипломатической переписке с другими странами. —А.Ю.} челом бьет: прислал еси ко мне своего посла Ази-Бабу, а приказал ко мне с ним свое жалованье... жалуючи мене братом собе и другом назвал еси...» (Сб. РИО. 1884. Т. 41. С. 1, 9, 17, 25, 35, 37, 44, 52).
38 Насонов А.Н. Указ. соч. С. 87.
39 Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985 С. 39—46.
40 Baumgarten N. Genealogies et mariages occidantaux des Rurikides Russes du X-e au XIII siecle. Roma, 1927.
41 О титуле государя см.: Хорошкевич А.Л. Из истории великокняжеской титулатуры в конце XIV — конце XV в. (на примере Московского княжества и Русского государства) // Русское централизованное государство. Образование и эволюция. XV—XVIII вв. М., 1980. С. 26—30; Она же. Об одном из эпизодов династической борьбы в России в конце XV века // ИС. 1974. № 5. С. 129—139; Она же. К взаимоотношениям князей Московского дома во второй половине XIV — начале XV века // ВИ. 1980. № 6. С. 170—174; Нлиева И.И. Владельческий титул московских великих князей (с середины XV до первой четверти XVI века) // Bulgarian Historical Review. 1984. № 2. С. 75—87; и др.
|
