Иван Хрущев

ИССЛЕДОВАНИЕ О СОЧИНЕНИЯХ ИОСИФА САНИНА ПРЕПОДОБНОГО ИГУМЕНА ВОЛОЦКОГО

К оглавлению

ВСТУПЛЕНИЕ

Переводы на славянский язык книг священнаго Писания и книг богослужебных, как песнопевческих, так повествовательных и поучительных составляют с первых времен русской истории наше умственное достояние. «Кроме того у нас — говорит А. В. Горский — составился богатый запас переводов отеческих писателей, какого не представляет ни одна древняя литература новых западных народов, у которых господствовала римская литургия и латинский языкъ».

В XIV веке запас этот пополнился еще многими новыми переводами различных сочинений и статей духовнаго содержания, из которых видное место занимают переводы толкователей священнаго писания, обширных сочинений Дионисия Ареопагита и наконецъ—современных авторов, афонских иноков, раскрывавших в своих сочинениях опыты духовной жизни и умнаго делания (Григорий Синаит, Григорий Палама и другие).

Переводы эти, сделанные главным образом в Сербской Хиландарской обители, на горе Афоне, скоро проникли в Русскую землю и в подлинниках, и в списках сербской и русской редакции, весьма близких по времени к подлинным переводамъ.

Деятельностью Серба митрополита Киприана начинается у нас эпоха книжнаго возрождония. Иноки русские обретают забытый путь на Святую гору и снабжают свое отечество книгами. В стенах размножившихся во второй половине XIV столетия обителей, деятельная братия умножает число рукописей и распространяетграмотность.

Новое обогащение должно было оказать свое действие. Знакомство с мудрыми христианскими писателями должно было очистить и возвысить уровень религиозных понятий. Система верований должна была упроститься и вместе с тем окрепнуть под авторитетом отцев церкви. Но в среде книжников еще не было писателя, который бы объясниил большинству немудрых грамотников догматы веры православной и поделился бы с ними плодами своего духовнаго образования. Долго Русские идут за другими — переписывают, но не переводят сами. «Положены суть речи в книгахъ—говорит один из составителей сборников XV столетия — от начальных преводник ово словенскы, ово сербьскы и дроуга болгарскы и ина греческы, ихже не удовлишася преложити на роуски языкъ».

Дело Флорентийскаго собора, а еще более отдеиение Киевской митрополии возбудило умственныя силы наших книжниковъ. Но и в ту пору потребность защищать укоренившияся верования выразилась разве только в том, что стали составляться особые сборники статей против латинства; в нихь к статьям переводным с греческаго присоединялись своеобразный простодушныя сведения о народах латинской веры, да две подходящия статьи древния, славянскаго происхождения, да еще два современный повествования о Флорентийском соборе и митрополите Исидоре.

Возбуждение умов против латинства было однакоже так сильно, что самое падение Византии книжники объяснили тем, что Бог покарал Греков за отпадение от правослаиия и за латинство.

Падение Византии утвердило независимость Московской митрополии всея Руси. Предоставленная самой ссбе церковь наша стала собирать во едино нравственно-религиозныя силы Русскихъ.

Избираемый из среды Русских епископов, митрополит уже ставился в Москве собором их и утверждением великаго князя. Усиливаясь год от году Москва уже делалась в глазах книжных людей «новым Римом». В связи с такими обстоятельствами явилась потребность прославить песнопением новых Московских чудотворцев и жизнеописаниями увековечить их подвиги, а также подвиги других Русских святых, как древних, так и новыхъ. Творцем новых канонов и житий был чужеземец — Пахомий Сербъ.

Между тем живая сила Русских грамотников находит себе выражение в летописях, посланиях, редко в повестях, и наконец в составлении сборниковъ. Круг литературной деятельности все таки увеличивается. В описании современных событий заметно наклонение к искуственным приемам и книжной мудрости. Самый книжный язык, развиваясь, заметнее отделяется от языка немудраго, обыден-наго — образца разговорной речи того времени.

Плоды систематической начитанности и начитанности всякаго рода обнаружились в последния три десятилетия XV века, в годы княжения Ивана иии, «рожденнаго данником степной орды» и завещавшаго сыну великое государство.

Сношения с иностранцами—эта новая потребность новаго государства—вызвала ряд лиц, способных к этому делу. И хотя первым по времени из таковых был грек великой княгини Софии Траханиот, но за то остальные были Русские — Тодбузин, дьяк Василий Куиешин, Федор Курицын, Михайло Яропкин, казначей Дмитрий Владимиров Ховрин, дьяк Зайцов и Митрофан Карачаровъ.

На возбужденные к любознательности умы подействовала западная астрологическая наука, занесенная в Новгород!» из Литвы и некоторое время державшаяся в среде Московских вольнодумцевъ. Тогда распространилась ересь жидовствующих, отрицавшая многое, но ничего не предлагавшая в замен того, что отрицала. Ея распространители возбудили в обществе стремленье познавать священное Писание «пытать о вере», как тогда выражались. Тогда-то появился писатель, щедро поделившийся своими познаниями в делах веры и давший в руки грамотным, но не ученым, как он, людям книгу, в которой изложил систему верований в должной полноте. То был иосиф Санин, основатель и устроитель монастыря на Волоке-Ламскомъ.

В эту же эпоху возникли разномнения в среде самих православныхъ. Любопытно, что те главные спорные пункты, которые позднее, сделавшись достоянием массы людей книжных и даже не книжных, отделилв староверов от православных, были в конце XV века пунктами сомнения и спора у людей, стоявших на высшей степени образованности своего времени. В среде православных книжников появилось особое направление и те, которые вносили аскетические взгляды на монашество и проповедывали нестяжательность, не сочувственно отнеслись к новым строгим постановлениям русской церкви, вызванным духом времени и обстоя­тельствами. Завязалась полемика.

Таким образом эпоха политических, внешних и внутренних переворотов была эпохою сильнаго умственнаго брожения и литературной деятельности. В полемике одним из главных деятелей был тот же иосиф Волоцкий. иосиф излагал учение веры общедоступно тем книжным языком, который подчинился уже влиянию местнаго русскаго языка, между тем как язык переведенных с греческаго книгь не всегда был понятенъ. иосиф вразумительно, наглядно объяснял то, что не всякий грамотник мог уловить «в ширине Божественнаго писания». Он собрал в целое те сведения догматическия и церковно-историческия, какия были нужны православным не только в борьбе с еретиками, но и для уяснения самим себе системы верований. иосиф не знал по гречески, но от ранних лет вчитываясь в книги, усвоил все то, чем богата была наша переводная письменность.

С этой стороны писания Иосифа имеют особое значение, как образец нашей русской коренной образованности, встретившейся впервые с разнаго рода новизнами. В сочинениях Иосифа обнаружилось полное знание книг священнаго Писания не только новозаветных и псалмов Давида — что было, так сказать, собственностью всякаго богомольнаго грамотника, но и обстоятельное знакомство с книгами повествовательными и пророческими. Восточная церковь, как известно, не запрещала читать книги Ветхаго Завета. Библейскими познаниями наша древняя письменность была богата. Со всеми эпическими подробностями иосиф передает библейские разсказы. Изречения пророков служат часто подтверждением его мыслей. Дух Библии имел на него сильное влияние; на Библии воспитал он строгость своих приговоров и пророческую ревность о Боге.

Около сказаний, взятых из священнаго Писания, в течении средних веков развивалось библейское предание и новозаветная апокрифическая легенда. Богатая по содержаний повесть Ветхаго и Новаго Завета давала огромное число тем для поэтическаго творчества: темныя места священнаго писания нередко объяснялись произвольным вымыслом, события библейския связывались между собою вымышленными; дополнялась и Евангельская история. Русская любознательность с жадностию воспринимала все подобный дополнения к священному Писанию. Вопросы и ответы, часто встречающиеся и в сборниках XV века, характеризуют такого рода любознательность. Не чуждый и этих познаний, иосиф держится преимущественно на почве священнаго Писания и отцев церкви. Строгий догматик и чтитель буквы закона, иосиф в своих писаниях является также и историкомъ. Но разсказ входит в его сочинения как пример и доказательство основной мысли—не более. Примеры, приводимые им из житий святых показывают, что он внимательно изучал Минеи и Прологи. Кроме житий малоазийских и греческих он пользовался и житиями Сербских святыхъ. Разсказы из жизни восточных монахов (Патерики, Старчество, Отчество) известны ему во многих мелких подробностяхъ. За тем следуют церковные писатели: отцы церкви, толкователи книг священнаго писания, писатели против ересей. До сорока имен доходит число писателей, из которых свидетельства по мере надобности приводит иосифъ. иоанн Лествичник, Никон Черной горы и Ефрем Сирин особенно близки ему. История Восточной империи ему известна довольно обстоятельно, в особенности же история борьбы императо-ров с еретиками. Ссылается он на хронограф Георгия Амартола, перечисляет царей Вавилонских, Персидских, преемников Александра Македонскаго и наконец Римскихъ. Сведения об истории западной у Иосифа скудны и не точны, так например падение Рима он относить к X веку.

Книжная образованность XV века содействовала распространенно познаний о былых временах отечества. Читаются Летописцы, изучаются древние русские Уставы; Патерик Печерский в большем употреблении. Москва воспроизводить память своих мужей прошедшаго столетия. Воспитанный по-вествователем о былом, преподобным Пафнутием, иосиф в своих произведениях воспроизводить славу отечества: он знает случаи из жизни первых великих князей Московских и митрополитов, повествует о жизни подвижников Русских своего столетия, предлагает для чтения верующим Патерик Печерский и по устному преданию говорить о преп. Сергии Радонежскомъ.

Такова была образованность Иосифа. Что касается до его направления, то в борьбе с ересью, равно как и в прениях с чисто православными нововводителями, он явился защитником укоренившихся на Руси верований и порядковъ. Он также вносил и новое в русскую жизнь, но это новое клонилось или к довершению стараго, завещаннаго предками, или к утверждению действительно новых порядков, но все таки предреченных преданием и, так сказать, выжданных порядковъ. Так он старался возстановить древнее Феодосиево общежитие; так онь принял сторону новаго государственнаго порядка, о котором впрочем давно уже мечтали наши книжники.

Относясь с горячностью к тому, что он почитал за истину, Иосиф с безпощадною строгостию отнесся к еретикам и в их отступлении от церкви видел опасность для отечества. Речь его о еретиках и самый способ выражения много напомпнает Французскаго монаха, писавшаго в начале Xиии века против Альбигойцевъ. То же простодушное негодование, тот же страх, что у Пьера Vaulx-Cernay. Заметим кстати, что поступки оскорблявших святыни Альбигойцев такь же грубы, как и поступки Новогородских иоследователей, Алексея и Дениса.

Писания Иосифа, преимущественно же слова на еретиков, разошлись в большом количестве списков XVI, XVII и даже XVIII столетий.

Его строгое учение сделалось достоянием той массы книжников, которая полтора века спустя после Иосифа воспротивилась новшествам Никона.

Его политические взгляды имели сильное влияние на великаго князя Василья Ивановича. На взглядах этих воспитался Грозный. Последователи Иосифа продолжают и по смерти его отстаивать его направление. В словах, будто-бы сказанных, по свидетельству Курбскаго, престарелым епископом Вассианом Топорковым, племянником и учеником Иосифа, Ивану Грозному, слышится голос строгаго Волоцкаго игумена.

Еще Карамзин обратил внимание на значение Иосифа. Ознакомившись ближе с его сочинениями, профессор Соловьев разгадал его отношение к великому князю Василью и подробно разсмотрел деятельность Иосифа на страницах своей истории. Об этом преподобномь писали и духовные ученые наши. За всем тем осталось место для историко-литературнаго изследования об этом писателе. Предприняв такого рода труд, я старался вывести наружу и те историческия обстоятельства, и те литературный явления, сь которыми в прямой связи находилась жизнь и деятельность Иосифа, и наконец желал проследить его взгляды, направление и уразуметь его свойства. Жизнь писателя и личный характер его объясняют многое в его сочинениях, в особенности же, когда дело идет о писателе, чьи частныя письма подлежать разбору изследователя. Поэтому и обращено мною внимание на жизнь иоси-фа. Но он был монах и игуменъ-устроитель своего собственнаго монастыря. Явление же игуменовъ-основателей в то время было столько же народное, сколько и церковное — и я посвятил несколько страниц предлагаемаго сочинения на обзор этого явления.

Не касаясь ни в чем предмета с духовной точки зрения, я вместе с тем не внес в труд свой личнаго взгляда на те или другия верования.
Ноября 25-го 1867 года.