СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРЕЕ ИВАНОВИЧЕ
И О БРАТЕ ЕГО КНЯЗЕ ВЛАДИМЕРЕ АНДРЕЕВИЧЕ,
ЯКО ПОБЕДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ
Князь великий Дмитрей Ивановичь[1] с
своим братом, с князем Владимером Андреевичем[2],
и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича[3].
Ведомо нам, брате, что у быстрого Дону царь Мамай[4] пришел
на Рускую землю, а идет к нам в Залескую землю[5].
Пойдем, брате, тамо в полунощную страну жребия Афетова, сына Ноева, от него
же родися русь православная. Взыдем на горы Киевския и посмотрим славного
Непра и посмотрим по всей земли Руской. И оттоля на восточную страну жребии
Симова, сына Ноева, от него же родися хиновя[6] —
поганые татаровя, бусормановя. Те бо на реке на Каяле[7] одолеша
род Афетов. И оттоля Руская земля сидит невесела, а от Калатьския рати до
Мамаева побоища тугою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаючи:
князи и бояря и удалые люди, иже оставиша вся домы своя и богатество, жены
и дети и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя лоложиша за землю
за Рускую и за веру христианьскую.
Преже восписах жалость земли Руские и прочее от кних приводя. Потом же списах
жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру
Ондреевичю.
Снидемся, братия и друзи и сынове рускии, составим слово к слову, возвеселим
Рускую землю и возверзем печаль на восточную страну в Симов жребий и воздадим
поганому Момаю победу, а великому князю Дмитрею Ивановичю похвалу и брату
его князю Владимеру Андреевичю. И рцем таково слово: лудчи бо нам, брате,
начати поведати иными словесы о похвальных сих о нынешных повестех о полку
великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, а
внуки святаго великаго князя Владимера Киевскаго[8]. Начата ти поведати по делом и по былинам. Не проразимся
мыслию но землями, помянем первых лет времена, похвалим вещаго Бояна, горазда
гудца в Киеве. Тот бо вещий Боян воскладоша гораздыя своя персты на живыя
струны, пояше руским князем славы: первую славу великому князю Киевскому Игорю
Рюриковичю[9],
вторую — великому князю Владимеру Святославичю Киевскому, третюю — великому
князю Ярославу Володимеровичю[10].
Аз же помяну резанца Софония[11]
и восхвалю песнеми и гусленными буйными словесы сего великаго князя Дмитрея
Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого
князя Владимера Киевского. И пение князем руским за веру христианьскую.
А от Калатьские рати до Момаева побоища 160 лет.
Се бо князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его князь Владимер Андреевичь
помолися богу и пречистей его матери, истезавше ум свой крепостию, и поостриша
сердца свои мужеством, и наполнишася ратного духа, уставиша собе храбрыя полъкы
в Руской земли и помянуша прадеда своего великого князя Владимера Киевскаго.
Оле жаворонок, летняя птица, красных дней утеха, возлети под синие облакы,
посмотри к силному граду Москве, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичю
и брату его князю Владимеру Андреевичю. Ци буря соколи зонесет из земля Залеския
в поле Половецкое[12].
На Москве кони ржут, звенит слава по всей земли Руской, трубы трубят на Коломне,
бубны бьют в Серпугове, стоят стязи у Дону великого на брезе. Звонят колоколы
вечныя в Великом Новегороде, стоят мужи навгородцкие у святыя Софии[13], а ркучи тако: «Уже нам, брате, не поспеть на пособь
к великому князю Дмитрею Ивановичю». И как слово изговаривают, уже аки орли
слетешася. То ти были не орли слетешася, выехали посадники из Великого Новагорода
а с ними 7000 войска к великому князю Дмитрею Ивановичю и к брату его князю
Владимеру Андреевичю на пособе.
К славному граду Москве сьехалися вси князи руские, а ркучи таково слово:
«У Дону стоят татаровя поганые, и Момай царь на реки на Мечи[14],
межу Чюровым и Михайловым, брести хотят, а предати живот свой нашей славе».
И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Брате князь Владимер Андреевичь,
пойдем тамо, укупим животу своему славы, учиним землям диво, а старым повесть,
а молодым память, а храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю
за Рускую и за веру крестьяньскую».
И рече им князь великий Дмитрей Иванович: «Братия и князи руские, гнездо
есмя были великого князя Владимера Киевскаго, не в обиде есми были по рожению
ни соколу, ни ястребу, ни кречату, ни черному ворону, ни поганому сему Момаю».
О соловей, летняя птица, что бы ты, соловей, выщекотал славу великому князю
Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андреевичю и земли Литовской
дву братом Олгордовичем, Андрею и брату его Дмитрею[15],
да Дмитрею Волыньскому[16].
Те бо суть сынове храбры, кречаты в ратном времени и ведомы полководцы, под
трубами повити, под шеломы възлелеаны, конець копия вскормлены, с востраго
меча поены в Литовской земли.
Молвяше Андрей Олгордович своему брату: «Брате Дмитрей, сами есмя собе два
браты, сынове Олгордовы, а внуки есмя Едимантовы, а правнуки есми Сколомендовы.
Зберем, брате, милые пановя удалые Литвы, храбрых удальцов, а сами сядем на
свои борзи комони, и посмотрим быстрого Дону, испиемь шеломом воды, испытаем
мечев своих литовских о шеломы татарские, а сулиц немецких о боеданы бусорманские».
И рече ему Дмитрей: «Брате Андрей, не пощадим живота своего за землю за
Рускую и за веру крестьяньскую и за обиду великаго князя Дмитрея Ивановича.
Уже бо, брате, стук стучит и гром гремит в каменом граде Москве. То ти, брате,
не стук стучить, ни гром гремит, — стучит силная рать великаго князя Дмитрея
Ивановича, гремят удальцы руские злачеными доспехи и черлеными щиты. Седлай,
брате Андрей, свои борзи комони, а мои готови — напреди твоих оседлани. Выедем,
брате, в чистое поле и посмотрим своих полков, колько, брате, с нами храбрые
литвы. А храбрые литвы с нами 70 тысещ окованые рати».
Уже бо, брате, возвеяша сильнии ветри с моря на уст Дону и Непра, прилелеяша
великиа тучи на Рускую землю, из них выступают кровавые зори, а в них трепещут
синие молнии. Быти стуку и грому великому на речке Непрядве[17] межу Доном и Непром, пасти трупу человеческому на поле
Куликове, пролится крови на речьке Непрядве!
Уже бо въскрипели телегы межу Доном и Непром, идут хинове на Русскую землю.
И притекоша сирые волцы от уст Дону и Непра ставъши воют на реке, на Мечи,
хотят наступити на Рускую землю. То ти были не сирые волцы, — приидоша поганые
татаровя, хотят пройти воюючи всю Рускую землю.
Тогда гуси возгоготаша и лебеди крилы въсплескаша. То ти не гуси возгоготаша,
ни лебеди крилы въсплескаша, но поганый Момай пришел на Рускую землю и вой
своя привел. А уже беды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны
часто грают, а галици свои речи говорять, орли хлекчют, а волцы грозно воют,
а лисицы на кости брешут.
Руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побывала[18].
А уже соколи и кречати, белозерские ястреби рвахуся от златых колодиц ис
камена града Москвы обриваху шевковыя опутины, возвиваючися под синия небеса,
звонечи злачеными колоколы на быстром Дону, хотят ударити на многие стады
гусиныя и на лебединыя, а богатыри руския удальцы хотят ударити на великия
силы поганого царя Мамая.
Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь воступив во златое свое стремя, и
взем свой мечь в правую руку, и помолися богу и пречистой его матери. Солнце
ему ясно на встоце сияет и путь поведает, а Борис и Глеб молитву воздают за
сродники своя.
Что шумит и что гремит рано пред зорями? Князь Владимер Андреевичь полки
пребирает и ведет к Великому Дону. И молвяше брату своему великому князю Дмитрею
Ивановичю: «Не ослабляй, брате, поганым татаровям. Уже бо поганьте поля руские
наступают и вотчину нашу отнимают».
И рече ему князь великий Дмитрей Ивановичь: «Брате Владимер Андреевичь,
сами себе есми два брата, а внуки великаго князя Владимира Киевскаго. А воеводы
у нас уставлены 70 бояринов, и крепцы бысть князи белозерстии Федор Семеновичь,
да Семен Михайловичь, да Микула Васильевичу да два брата Олгордовичи, да Дмитрей
Волыньской, да Тимофей Волуевичь, да Андрей Серкизовичь, да Михаиле Ивановичь,
а вою с нами триста тысящь окованые рати. А воеводы у нас крепкия, а дружина
сведома, а под собою имеем боръзыя комони, а на собе злаченыи доспехи, а шеломы
черкаские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряские, а мечи
булатные; а пути им сведоми, а перевозы им изготовлены, но еще хотят сильно
головы своя положить за землю за Рускую и за веру крестьянскую. Пашут бо ся
аки живи хоругови, ищут собе чести и славного имени».
Уже бо те соколи и кречати и белозерскыя истреби за Дон борзо перелетели
и ударилися на многие стада на гусиные и на лебединые. То ти быша ни соколи
ни кречети, то ти наехали руские князи на силу татарскую. Треснута копия харалужная,
звенят доспехи злаченныя, стучат щиты черленыя, гремят мечи булатныя о шеломы
хиновские на поле Куликове на речке Непрядве.
Черна земля под копыты, а костми татарскими поля насеяша, а кровью их земля
пролита бысть. Сильнии полки ступишася вместо и протопташа холми и луги, и
возмутишася реки и потоки и озера. Кликнуло Диво[19]
в Руской земли, велит послушати грозъным землям. Шибла слава к Железным Вратам,
и к Ворнавичом, к Риму и к Кафе по морю, и к Торнаву, и оттоле ко Царюграду[20] на похвалу руским князем: Русь великая одолеша рать
татарскую на поле Куликове на речьке Непрядве.
На том поле силныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи и гремели
громы велицыи. То ти ступишася руские сынове с погаными татарами за свою обиду.
А в них сияли доспехы злаченые, а гремели князи руские мечьми булатными о
шеломы хиновские.
А билися из утра до полудни в суботу на Рожество святей богородицы.
Не тури возрыкали у Дону великаго на поле Куликове. То ти не тури побеждени
у Дону великого, но посечены князи руские и бояры и воеводы великого князя
Дмитрея Ивановича, побеждени князи белозерстии от поганых татар: Федор Семеновичь,
да Семен Михайловичу да Тимофей Волуевичь, да Микула Васильевич, да Андрей
Серкизовичь, да Михаиле Ивановичь и иная многая дружина.
Пересвета[21] чернеца бряньского боярина на суженое место привели.
И рече Пересвет чернец великому князю Дмитрею Ивановичю: «Лутчи бы нам потятым
быть, нежели полоненым быти от поганых татар!» Тако бо Пересвет поскакивает
на своем борзом коне, а злаченым доспехом посвечивает. А иные лежат посечены
у Дону великого на брезе.
Лепо бо есть в то время и стару помолодитися, а молоду плечь своих попытать.
И молвяше Ослябя[22]
чернец своему брату Пересвету старцу: «Брате Пересвете, вижу на теле твоем
раны тяжкие, уже, брате, летете главе твоей на траву ковыль, а чаду моему
Иякову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове на речьке Непрядве за
веру крестьяньскую и за землю за Рускую и за обиду великого князя Дмитрея
Ивановича».
И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в поле не
кличют, но толко часто вороны грают, трупу ради человеческаго. Грозно бо бяше
и жалостъно тогды слышати, занеже трава кровию пролита бысть, а древеса тугою
к земли приклонишася.
И воспели бяше птицы жалостные песни. Восплакашася вси княгини и боярыни
и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Марья рано плакаша
у Москвы града на забралах, а ркучи тако: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла
еси ты каменные горы и течеши в землю Половецкую. Прилелей моего господина
Микулу Васильевича ко мне». А Тимофеева жена Волуевича Федосья тако же плакашеся,
а ркучи тако: «Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не
вижу своего государя Тимофея Волуевича в живо-те». А Ондреева жена Марья да
Михайлова жена Оксинья рано плакашася: «Се уже обемя нам солнце померкло в
славном граде Москве, припахнули к нам от быстрого Дону полоняныа вести[23],
носяще великую беду, и выседоша удальцы з боръзых коней на суженое место на
поле Куликове на речки Непрядве».
А уже Диво кличет под саблями татарьскими, а тем рускым богатырем под ранами.
Туто щурове рано въспели[24]
жалостные песни у Коломны на забралах, на воскресение, на Акима и Аннин день.
То ти было не щурове рано въспеша жалостныя песни восплакалися жены коломеньские,
а ркучи тако: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси залелеяла мужей наших
на нась в землю Половецкую». А ркучи тако: «Можеш ли, господине князь великий,
веслы Непр зоградити, а Дон шоломы вычръпати, а Мечу реку трупы татарьскими
запрудити? Замкни, государь князь великий, Оке реке ворота, чтобы потом поганые
татаровя к нам не ездили. Уже мужей наших рать трудила».
Того же дни в суботу на Рожество святыя богородицы исекша христиани поганые
полки на поли Куликове на речьке Непрядве.
И нюкнув князь Владимер Андреевичь гораздо, и скакаше по рати во полцех
поганых в татарских, а злаченым шеломом посвечиваючи. Гремят мечи булатные
о шеломы хиновские.
И восхвалит брата своего великого князя Дмитрея Ивановича: «Брате Дмитрей
Ивановичь, ты еси у зла тошна времени железное забороло. Не оставай князь
великый с своими великими полкы, не потакай крамолником. Уже бо поганые татары
поля наша наступают, а храбрую дружину у нас потеряли, а в трупи человечье
борзи кони не могут скочити, а в крови по колено бродят. А уже бо, брате,
жалостно видети кровь крестьяньская. Не вставай, князь великый, с своими бояры».
И рече князь великий Дмитрей Ивановичь своим боярам: «Братия бояра и воеводы
и дети боярьские, то ти ваши московские слаткие Меды и великие места. Туто
добудете себе места и своим женам. Туто, брате, стару помолодеть, а молодому
чести добыть».
И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Господи боже мой, на тя уповах,
да не постыжуся в век, ни да посмеют ми ся враги моя мне». И помолися богу
и пречистой его матери и всем святым его и прослезися горко и утер слезы.
И тогда аки соколы борзо полетеша на быстрый Донь. То ти не соколи полетеша:
поскакивает князь великий Дмитрей Ивановичь с своими полки за Дон со всею
силою. И рече: «Брате князь Владимер Андреевичь, тут, брате, испити медовыа
чары поведеные, наеждяем, брате, своими полки силными на рать татар поганых».
Тогда князь великий почал наступати. Гремят мечи булатные о шеломы хиновские.
И поганые покрыша главы своя руками своими. Тогда поганые борзо вспять отступиша.
И от великого князя Дмитрея Ивановича стези ревут, а поганые бежать, а руские
сынове широкие поля кликом огородиша и злачеными доспехами осветиша. Уже бо
ста тур на боронь.
Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его князь Владимер Андреевичь
полки поганых вспять поворотили и нача их бити и сечи горазно тоску им подаваше.
И князи их падоша с коней, а трупми татарскими поля насеяша и кровию их реки
протекли. Туто поганые разлучишася розно и побегше неуготованными дорогами
в Лукоморье, скрегчюще зубами своими, и дерущи лица своя, а ркуче: «Уже нам,
брате, в земли своей не бывати и детей своих не видати, а катун своих не трепати,
а трепати нам сырая земля, а целовати нам зелена мурова, а в Русь ратию нам
не хаживати, а выхода нам у руских князей не прашивати». Уже бо въстонала
земля татарская, бедами и тугою покрышася; уныша бо царем их хотение и княземь
похвала на Рускую землю ходити. Уже бо веселие их пониче.
Уже бо руские сынове разграбиша татарские узорочья и доспехи, и кони, и
волы, и верблуды, и вино, и сахар, и дорогое узорочие, камкы, насычеве везут
женам своим. Уже жены руские восплескаша татарским златом.
Уже бо по Руской земле простреся веселие и буйство. Вознесеся слава руская
на поганых хулу. Уже бо вержено Диво на землю. И уже грозы великаго князя
Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича по всем землям текут.
Стреляй, князь великый, по всем землям, стреляй, князь великый, с своею храброю
дружиною поганого Мамая хиновина за землю Рускую, за веру христьяньскую. Уже
поганые оружия своя повергоша, а главы своя подклониша под мечи руские. И
трубы их не трубят, и уныша гласи их.
И отскочи поганый Мамай от своея дружины серым волком, и притече к Кафе
граду. Молвяше же ему фрязове: «Чему ты, поганый Мамай, посягаешь на Рускую
землю? То тя била орда Заласкан. А не бывати тобе в Батыя царя. У Батыя царя
было четыреста тысящь окованые рати, а воевал всю Рускую землю от востока
и до запада. А казнил бог Рускую землю за своя согрешения. И ты пришел на
Рускую землю, царь Мамай, со многими силами, з девятью ордами и 70 князями.
А ныне ты, поганый, бежишь самдевят в Лукоморье, не с кем тебе зимы зимовати
в поле. Нешто тобя князи руские горазно подчивали, ни князей с тобою, ни воевод!
Ничто гораздо упилися у быстрого Дону на поле Куликове на траве ковыле! Побежи
ты, поганый Момай, от нас по задлешью».
Уподобилася еси земля Руская милому младенцу у матери своей: его же мати
тешить, а рать лозою казнит, а добрая дела милують его. Тако господь бог помиловал
князей руских, великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера
Андреевича меж Дона и Непра, на поле Куликове, на речки Непрядве.
И стал великий князь Дмитрей Ивановичь сь своим братом с князем Владимером
Андреевичем и со остальными своими воеводами на костех на поле Куликове на
речьке Непрядве. Грозно бо и жалосно, брате, в то время посмотрети, иже лежат
трупи крестьяньские акы сонный стоги у Дона великого на брезе, а Дон река
три дни кровию текла. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Считайтеся,
братия, колько у нас воевод нет и колько молодых людей нет».
Тогды говорит Михаиле Ондреевичь московъскый боярин князю Дмитрию Ивановичю:
«Господине князь великый Дмитрий Ивановичь, нету туто у нас сорока боярин
больших мосъковъских, да 12 князей белозерскых, да 30 бояринов посадников
новгородцких, да 20 бояринов коломеньскых, да 40 бояринов переяславъских,
да полу 30 бояринов костромскых, да пол 40 бояринов володимеръских, да 50
бояринов суздальских, да 70 бояринов резаньских, да 40 бояринов муромских,
да 30 бояринов ростовъскых, да трех да 20 бояринов дмитровских, да 60 бояринов
звенигородцких, да 15 бояринов углецъких. А из-гибло нас всей дружины пол
300 000. И помилова бог Рускую землю, а татар пало безчислено многое множество».
И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Братия, бояра и князи, и дети боярские,
то вам сужено место меж Доном и Непром, на поле Куликове на речке Непрядве.
И положили есте головы своя за землю за Рускую и за веру крестьяньскую. Простите
мя, братия, и благословите в сем вице и в будущем. И пойдем, брате, князь
Владимер Андреевичь, во свою Залескую землю к славному граду Москве и сядем,
брате, на своем княжение, а чести есми, брате, добыли и славного имени».
Богу нашему слава.
ЗАДОНЩИНА
СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРИИ ИВАНОВИЧЕ
И О БРАТЕ ЕГО, КНЯЗЕ ВЛАДИМИРЕ АНДРЕЕВИЧЕ, КАК ПОБЕДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО
ЦАРЯ МАМАЯ
Перевод Л.А.Дмитриева
Великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем,
и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича. Поведали нам, брат,
что царь Мамай пошел на Русь, стоит уже у быстрого Дона, хочет идти к нам
в землю Залесскую. Пойдем, брат, в северную сторону — удел сына Ноева Афета,
от которого пошел православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем
на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. А затем посмотрим на земли
восточные — удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове — поганые татары,
басурманы. Вот они на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры невесела
земля Русская; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью покрылась,
плачет, сыновей своих поминая — князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили
дома свои, и богатство, жен и детей, и скот свой, и, заслужив честь и славу
мира сего, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую.
Сначала описал я жалость Русской земли и все остальное из книг взяв, а потом
написал жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю
Владимиру Андреевичу.
Сойдемся, братья и друзья, сыновья русские, сложим слово к слову, возвеселим
Русскую землю, отбросим печаль в восточные страны — в удел Симов, и восхвалим
победу над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его,
князя Владимира Андреевича, прославим! И скажем так: лучше, братья, поведать
не привычными словами о славных этих нынешних рассказах про поход великого
князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков
святого великого князя Владимира Киевского. Начнем рассказывать о их деяниях
по делам и по былям... Вспомним давние времена, воздадим похвалу вещему Бонну,
прославленному гусляру киевскому. Ведь тот вещий Бонн, перебирая быстрыми
своими перстами живые струны, славы пел русским князьям: первую славу великому
князю Киевскому Игорю Рюриковичу, вторую — великому князю Владимиру Святославичу
Киевскому, третью — великому князю Ярославу Владимировичу.
Я же помяну рязанца Софония, и восхвалю песнями, под звонкий наигрыш гусельный,
нашего великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича,
потомков святого великого князя Владимира Киевского. Воспоем князей русских,
постоявших за веру христианскую!
А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет.
И вот князь великий Дмитрий Иванович и брат его Владимир Андреевич, помолясь
богу и пречистой его матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца свои мужеством,
преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле,
помянув великого прадеда своего — князя Владимира Киевского.
О жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим облакам,
взгляни на могучий город Москву и прославь великого князя Дмитрия Ивановича
и брата его, князя Владимира Андреевича. Словно бурей занесло соколов из земли
Залесской в поле Половецкое! Звенит слава по всей земле Русской: в Москве
кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, встали стяги русские
на берегу великого Дона. Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались
мужи новгородские у святой Софии, и так говорят: «Неужто нам, братья, не поспеть
на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?» И как только слова эти промолвили,
уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись — выехали посадники из Великого
Новгорода, а с ними семь тысяч войска, на помощь к великому князю Дмитрию
Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу.
К славному городу Москве съехались все русские князья и говорят такие слова:
«У Дона стоят татары поганые, Мамай царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым,
хотят реку перейти и отдать жизнь свою во славу нашу».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич,
пойдем туда, прославим жизнь свою миру на диво, чтобы старые рассказывали,
а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за
землю Русскую и за веру христианскую!»
И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья мои, князья русские,
все мы гнездо великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни
соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!»
О соловей, летняя птица, вот бы ты, соловей, славу спел великому князю Дмитрию
Ивановичу, и брату его князю Владимиру Андреевичу, и двум братьям Ольгердовичам
из земли Литовской — Андрею и Дмитрию, да и Дмитрию Волынскому! Ведь эти-то
— сыны Литвы храбрые, кречеты в ратное время! Полководцы они славные, под
звуки труб вспеленуты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены, с
острого меча вспоены в Литовской земле.
Молвит Андрей Ольгердович брату своему: «Брат мой, Дмитрий, два брата мы,
сыновья Ольгердовы, внуки Гедиминовы, правнуки Сколомендовы. Соберем, брат,
милых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, сядем на своих борзых коней и
посмотрим на быстрый Дон, зачерпнем шлемом воды донской, испытаем свои мечи
литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!»
И отвечает ему Дмитрий: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю Русскую,
за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь,
брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук
стучит и не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича,
гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами. Седлай, брат
Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы. Выедем,
брат, в чистое поле и посмотрим свои полки — сколько, брат, с нами храбрых
литовцев. А храбрых литовцев с нами — семьдесят тысяч латников».
Вот уже, брат мой, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли
тучи огромные на Русскую землю; проступают из них кровавьте зори и трепещут
в них синие молнии. Быть стуку и грому великому у речки Непрядвы, меж Доном
и Днепром, покрыться трупами человеческими полю Куликову, течь кровью Непрядве
реке!
Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идет хинова на Русскую землю!
Набежали серые волки с устья Дона и Днепра, воют стаями у реки у Мечи, хотят
кинуться на Русь. То не серые волки — пришли поганые татары, хотят пройти
войной всю Русскую землю!
Тогда гуси загоготали и лебеди бьют крыльями. Нет, то не гуси загоготали
и не лебеди крыльями восплескали: это поганый Мамай пришел на Русскую землю
и войска свои привел. А уж беды их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками,
вороны неумолчно грают, а галки по-своему галдят, орлы клекочут, волки грозно
воют и лисицы брешут — кости чуют.
Русская земля, ты теперь как за царем Соломоном побывала!
А уже соколы и кречеты и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из
каменного города Москвы, обрывают шелковые путы, взвиваясь под синие небеса,
звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные
стаи гусиные и лебединые, — то богатыри и удальцы русские хотят ударить на
великие силы поганого царя Мамая.
Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, взял
свой меч в правую руку, помолился богу и пречистой его матери. Солнце ему
ясно с востока сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников
своих.
Что шумит, что гремит рано пред рассветом? Князь Владимир Андреевич полки
расставляет и ведет их к великому Дону. И молвил он брату своему, великому
князю Дмитрию Ивановичу: «Не поддавайся, брат, поганым татарам — ведь поганые
уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!»
Отвечает ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два
брата мы, внуки великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас уже назначены
— семьдесят бояр, и отважны князья белозерские Федор Семенович и Семен Михайлович,
да и Микула Васильевич, да и оба брата Ольгердовичи, да и Дмитрий Волынский,
да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович, а воинов с
нами — триста тысяч латников. А воеводы у нас надежные, дружина испытанная,
а кони под нами борзые, а доспехи на нас золоченые, шлемы черкасские, щиты
московские, сулицы немецкие, кинжалы фряжские, мечи булатные; а дороги разведаны,
переправы подготовлены, и рвутся все головы свои положить за землю за Русскую
и за веру христианскую. Как живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести
добыть и имя свое прославить».
Уже те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон быстро перелетели и
ринулись на несметные стаи гусиные и лебединые. То ведь были не соколы и не
кречеты, — то налетели русские князья на силу татарскую. Затрещали копья каленые,
зазвенели доспехи золоченые, застучали щиты червленые, загремели мечи булатные
о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.
Черна земля под копытами, костями татарскими поля засеяны, и кровью их земля
полита. Могучие рати сошлись тут и потоптали холмы и луга, и замутили реки,
потоки и озера. Кликнуло Диво в Русской земле, велит послушать грозным землям.
Понеслась слава к Железным Воротам, и к Ворнавичу, к Риму и к Кафе
по морю, и к Тырнову, а оттуда к Царьграду на похвалу князьям русским: Русь
великая одолела рать татарскую на поле Куликове, на речке Непрядве.
На том поле грозные тучи сошлись. Часто сверкали в них молнии и гремели
громы могучие. То ведь сразились сыны русские с погаными татарами, чтоб отомстить
за свою обиду. Сверкают их доспехи золоченые, гремят князья русские мечами
булатными по шлемам хиновским.
А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой богородицы.
Не туры рыкают у Дону великого на поле Куликове. То ведь не туры побиты
у Дону великого, а посечены князья русские и бояре и воеводы великого князя
Дмитрия Ивановича. Полегли сраженные татарами князья белозерские Федор Семенович,
и Семен Михайлович, и Тимофей Волуевич, и Минула Васильевич, и Андрей Серкизович,
и Михаиле Иванович, и много других из дружины.
Пересвета-чернеца, из брянских бояр, призвали на поле брани. И сказал Пересвет-чернец
великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам порубленными быть, чем в плен
попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золоченым
доспехом сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу.
Подобало в то время старому помолодеть, а молодому плечи свои развернуть.
И говорит чернец Ослябя своему брату Пересвету-чернецу: «Брат Пересвет, вижу
на теле твоем раны тяжкие, уже катиться, брат, твоей голове с плеч на траву
ковыль, и моему сыну Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликове,
на речке Непрядве за веру христианскую, за землю Русскую и за обиду великого
князя Дмитрия Ивановича».
И в ту пору по Рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не
кличут, лишь все вороны грают над трупами человеческими. Страшно и жалостно
о том времени слышать: трава кровью полита была, а деревья от печали к земле
склонились.
И воспели птицы жалостные песни — восплакались княгини и боярыни и все воеводские
жены по убитым. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забороле
стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река! Прорыл ты каменные
горы и течешь в землю Половецкую. Прилелей моего господина Микулу Васильевича
ко мне». А жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: «Вот
уже веселье мое поникло в славном городе Москве, и уже не увижу я своего государя
Тимофея Волуевича живым!» А Андреева жена Марья да Михайлова жена Аксинья
на рассвете плакали: «Вот уже нам обеим померкло солнце в славном городе Москве,
домчались к нам с быстрого Дона полонянные вести, неся великую печаль: повержены
наши удальцы с борзых коней на суженом месте па поле Куликове, на речке Непрядве».
А Диво уже кличет под саблями татарскими, а русские богатыри — изранены.
На рассвете щуры воспели жалостные песни у Коломны на забралах городских
стен, в воскресенье, в день Акима и Анны. То ведь не щуры рано воспели жалостные
песни — восплакались жены коломенские, так причитая: «Москва, Москва, быстрая
река, зачем унесла на своих волнах ты мужей наших от нас в землю Половецкую?»
Причитали они: «Можешь ли ты, господин князь великий, веслами Днепр загородить,
Дон шлемами вычерпать, а реку Мечу запрудить татарскими трупами? Замкни, государь
князь великий, Оке-реке ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили.
Уже ведь мужья наши от ратей устали!»
В тот же день субботний, на Рождество святой богородицы посекли христиане
поганые полки на поле Куликове, на речке Непрядве.
И, кликнув громко, князь Владимир Андреевич поскакал со своей ратью на полки
поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.
И воздал похвалу он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Брат
Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь
великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые
татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили — столько трупов
человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по. колено бродят.
Жалостно, брат, видеть столько крови христианской! Не медли, князь великий,
со своими боярами».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья, бояре и воеводы
и дети боярские! Тут вам не ваши московские сладкие меды и великие места.
Добывайте на поле брани себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен
помолодеть, а молодой чести добыть».
И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: «Господи боже мой, на тебя
уповаю, да не будет на мне позора вовеки, да не посмеются надо мной враги
мои!» И помолился он богу и пречистой его матери и всем святым, и прослезился
горько, и утер слезы.
И тогда как соколы стремглав полетели на быстрый Дон. То не соколы полетели:
поскакал князь великий Дмитрий Иванович за Дон со своими полками, со всеми
воинами. И говорит: «Брат князь Владимир Андреевич, тут, брат, изопьем медовые
чары круговые, нападем, брат, своими сильными полками на рать татар поганых».
Тогда начал князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.
Прикрыли поганые головы свои руками; дрогнул враг. Ветер ревет в стягах великого
князя Дмитрия Ивановича, бегут поганые, а русские сыновья широкие поля кликом
огородили и золочеными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!
Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич,
полки поганых вспять поворотили и начали их бить и сечь жестоко, тоску на
них наводя. И князья их с коней низвергнуты, и трупами татарскими поля усеяны,
а реки кровью их потекли. Тут поганые рассыпались в смятении и побежали непроторенными
дорогами в Лукоморье, скрежещут они зубами своими, раздирают лица свои, так
причитая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать,
и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю и целовать зеленую мураву,
а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не испрашивать».
Застонала земля татарская, бедами ж горем наполнившаяся; пропала охота у царей
и князей их на Русскую землю ходить. Уже нет веселья в Орде.
Вот уже сыны русские захватили татарские наряды, и доспехи, и коней, и волов,
и верблюдов, и вина, и сахар, и убранства дорогие, тонкие ткани и шелка везут
женам своим. И вот уже русские красавицы забряцали татарским золотом.
Уже всюду на Русской земле веселье и ликованье. Вознеслась слава русская
над хулой поганых. Уже низвергнуто Диво на землю, а гроза и слава великого
князя Дмитрия Ивановича ж брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям
текут. Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей
храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую.
Уже поганые оружие свое побросали и головы свои склонили под мечи русские.
И трубы их не трубят, и примолкли голоса их.
И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу.
И молвили ему фряги: «Что же это ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю?
Ведь побила тебя орда Залесская. А не бывать тебе Батыем царем: у Батыя царя
было четыреста тысяч латников, и полонил он всю землю Русскую от востока и
до запада. Наказал тогда бог Русскую землю за ее грехи. И ты пришел на Русскую
землю, царь Мамай, со многими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями.
А ныне ты, поганый, бежишь сам-девять в Лукоморье — не с кем тебе зиму зимовать
в поле. Видно, крепко тебя князья русские потчевали: нет с тобой ни князей,
ни воевод! Видно, сильно упились у быстрого Дону на поле Куликове, на траве
ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за темные леса!»
Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за
драку лозой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и господь бог помиловал князей
русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича,
между Доном и Днепром, на поле Куликове, на речке Непрядве.
И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром
Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликове, на
речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было смотреть: лежат трупы христианские
как сенные стога у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла.
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у
нас воевод нет и скольких молодых людей?»
Тогда отвечает Михаиле Андреевич, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу:
«Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет у нас сорока бояр больших московских,
двенадцати князей белозерских, тридцати бояр — новгородских посадников, двадцати
бояр коломенских, сорока бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских,
тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, семидесяти бояр
рязанских, сорока бояр муромских, тридцати бояр ростовских, двадцати трех
бояр дмитровских, шестидесяти бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских.
А погибло у нас всей дружины двести пятьдесят тысяч. И помиловал бог Русскую
землю, а татар пало бесчисленное множество».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Братия, бояре и князья и дети
боярские, то вам суженое место между Доном и Днепром, на поле Куликове, на
речке Непрядве. Положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую.
Простите меня, братья, и благословите в этой жизни и будущей. Пойдем, брат,
князь Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю, к славному городу Москве,
и сядем, брат, на своем княжении, чести, брат, добыли и славного имени!»
Богу нашему слава.
