|
К оглавлению
Глава II
Молодые годы
Св. Григорий Палама принадлежал к аристократическому
роду Малой Азии, эмигрировавшему в Константинополь в конце XIII
в. Его отец Константин Палама был сенатором и входил в непосредственное
окружение Андроника II Старшего. Андроник даже доверил ему воспитание
своего внука, будущего императора Андроника III, и св. Филофей подчеркивает,
что Константин пользовался большим уважением своего воспитанника.
Кажется, представители рода Палама не были замешаны в ссоры, раздиравшие
семью Палеологов в XIV в.
Григорий родился в 1296 г. и был первым ребенком в большой семье.
В стилизованном повествовании его биограф с достаточным правдоподобием
сообщает об атмосфере крайнего благочестия, царившей в его семье,
— благочестия монашеского типа, сконцентрированного на “чистой молитве”;
его отец предавался ей даже на заседаниях Сената, из-за чего не
слышал, что говорит император. Набожный Андроник II не выказывал
ему за это неудовольствия и даже позволял вмешиваться в дела своей
семьи: так, когда Константин, второй сын Андроника, дурно обошелся
с одной бедной вдовой, отец Григория открыто этому воспротивился.
Григорий был ровесником внука императора, будущего Андроника III,
чье воспитание было доверено его отцу. Когда около 1303 г. Константин
умер, император взял на себя заботу о воспитании мальчика. Свой
человек во дворце, Григорий, вероятно, поддерживал дружеские отношения
с юным князем, который впоследствии, взойдя на трон своего деда,
оказывал Григорию поддержку.
Его обучение. Св. Филофей сообщает некоторые сведения об
образовании, полученном св. Григорием под покровительством Андроника
II. “Добившись наилучших успехов равно в грамматике и в риторике,
Григорий восхищал всех, даже тех, кто были наставниками и словесными
учителями”. Он изучал также физику, логику и всю науку Аристотеля.
Вероятно, св. Григорий занимался этими предметами в Императорском
Университете, поскольку император предназначал его на высшие государственные
должности, кроме того, известно, что в области светских наук его
главным учителем был Феодор Метохит, великий логофет, управлявший
Университетом.
Предметы, изучавшиеся в этом заведении, не имели целью подготовить
Григория к будущности клирика; как показали недавние исследования,
светское преподавание в Университете традиционно отличалось от предметов,
изучавшихся будущими духовными лицами в Школе Патриархии.
В ходе религиозного спора, противопоставившего св. Григория Паламу
современным ему гуманистам, его противники будут нередко подвергать
сомнению основательность образования, полученного будущим учителем
безмолвия. Варлаам будет изобличать, всего-навсего “необразованного
невежду”, Григора попросту обзовет “неграмотным” и упрекнет за то,
что он бросил учиться, когда ему не исполнилось еще 15 лет. Чтобы
опровергнуть утверждение Григоры, богослов-исихаст упоминает о происшествии,
случившемся, когда ему было 17 лет, то есть около
1313 г., в произведении, где говорит о себе в третьем лице: “Когда
однажды великий император Андроник, предок императоров, попросил
его повести речь о логике Аристотеля, Палама, которому было тогда
17 лет, столько и так хорошо философствовал, что все мудрецы, окружавшие
императора, пришли в восторг; что же до великого логофета [Феодора
Метохита], этого универсального мудреца, то он преисполнился восхищения
и сказал императору: “Если бы сам Аристотель предстал нам во плоти,
он похвалил бы его.” И он прибавил: “Вот каково должно быть природное
дарование тех, кто желает изучать Логику Аристотеля.”
Эта, вероятно, подлинная реплика Феодора Метохита немного сообщает
нам о программе курса, пройденного Григорием в Константинополе.
Несколько больше можно усмотреть из того, что ни Св. Филофей, ни
сам Палама не говорят о Платоне и писателях-неоплатониках как о
составной части этого курса. Обычно платоновская метафизика следовала
в программе византийских университетов после изучения Аристотеля.Маловероятно,
что Палама продвинул свое образование далее enkuklios paideusis,
элементарной общеобразовательной программы, усваивавшейся в школе
любым интеллигентным человеком, клириком или мирянином, и не включавшей
чтение Платона.
Подтверждение этому мы обнаруживаем в его произведениях. Действительно,
св. Григорий часто утверждает, что светская философия полезна лишь
в виде подготовки к “истинной” христианской “философии” и что предосудительно
предаваться ей слишком долго. Таким образом он хочет сообразоваться
с соборным постановлением, принятым в XI в. по поводу суда над Италом
и включенным в Синодик Православия(1). Когда Никифор Григора ссылается на пример Моисея, который,
если верить св. Григорию Нисскому [I], изучал у египтян языческие
науки, Cв. Григорий охотно с этим соглашается, но отмечает, что
“Моисей лишь до тех пор изучал светские науки, пока не достиг взрослого
возраста; так же и Палама в этом возрасте был предметом всеобщего
восхищения, потому что предавался этим занятиям.” Тогда ему было
17 лет; св. Григорий не случайно относит эпизод с Метохитом именно
к этому моменту своего отрочества. Cв. Филофей ведь рассказывает
нам, что он оставил мир, “достигнув взрослого возраста”; таким образом
он хочет показать, что св. Григорий сам следовал многократно высказанным
в его произведениях принципам: развив свои природные способности,
насколько это дозволено, и удивив этим Метохита, неоспоримо являвшегося
учителем византийских гуманистов XIV в., своих будущих противников,
св. Григорий от светской философии отвернулся.
Тем не менее эти блестящие успехи в довольно рано прерванном образовании
наложили свою печать на все произведения богослова. Так, он сохранил
личные отношения с гуманистами; Акиндин сообщает, что он выступал
посредником между ним и Григорой при обмене книг. При случае он
цитирует античных авторов, Гомера, Гесиода, Платона, неоплатоников — Диогена
Лаэртского и Порфирия; правда, он всегда их осуждает или иронизирует
на их счет. В своих письмах к Варлааму он проявляет глубокое знакомство
с Топикой Аристотеля. Хотя он и утверждает, что “оставил
изысканность и литературное честолюбие”, он охотно признает за собой
“природное дарование приятно говорить” и прибегает иногда к столь
милым сердцу византийца школьным штампам (“аттические прелести и
красоты и ритмичность имен, подобно цветам облиставающие словесный
луг”).
К чести учителя безмолвия надо, однако, признать, что в общем он
отвращается от искусственного аттикизма и самоцельного словоплетения,
модных в среде гуманистов. Все его произведения вдохновлены аскетической
и мистической литературой греческих Отцов Церкви.
Монашеское призвание. По мнению св. Григория, монашество
не совместимо со светскими занятиями. Это он утверждает очень четко:
“Мы никому не препятствуем постигать светскую образованность, если
он того желает, но только если он не вступил на путь монашеской
жизни”. “Как станет внутренний человек монахом, — спрашивает он,
— сообразующимся единственно с высшей жизнью, если он не вознесется
над тварным миром и всеми человеческими науками и не устремится
всеми своими силами к Богу — единственной цели монаха?” И тут же
опровергает возражение своего противника: “Господь не запретил явно
литературные занятия. Но Он не запретил также и брак, употребление
в пищу мяса и совместное проживание с женатыми... Многие вещи делаются
большинством христиан, не подвергая их осуждению, которые тем не
менее строго воспрещены монахам из-за их особого образа жизни”.
Св. Григорий занимает, таким образом, по отношению к светской учености,
однозначно строгую позицию, разделявшуюся большинством византийских
монахов. Такое отношение основывалось у него не на принципиальном
обскурантизме, а на максималистском понимании монашеской жизни:
монах — не простой христианин, а пророк, провозглашающий своей особой
жизнью присутствие на земле Царства Божия, превосходящего все ценности
этого мира, даже самые подлинные.
Монашеское призвание св. Григория было подготовлено с детства набожностью
его родителей, ежедневно общавшихся с монахами, поручавших их духовному
руководству своих детей, как только они научились говорить. После
смерти отца, постригшегося на смертном одре в монахи, Палама, не
прекращая занятий светскими науками, продолжает посещать духовных
наставников, окончательно определивших его призвание. Сначала это
были находившиеся в Константинополе афонские монахи, а также самый
известный духовный учитель того времени Феолипт, митрополит Филадельфийский,
который познакомил его со “священным трезвением” и “умной молитвой”.
Примерно в возрасте 20 лет, то есть приблизительно в 1316 г., Григорий
решил окончательно покинуть мир. Наследник имущества отца и связанной
с этим ответственности, старший в многочисленной семье, он решил
проистекающие из его ухода трудности очень характерным для благочестивой
византийской семьи образом: склонил всех своих близких последовать
его примеру. Его мать Кали, ставшая Каллони, две сестры, Эпихарида
и Феодотея, а также лучшие из слуг вступили в константинопольские
монастыри. Что касается двух младших братьев, Макария и Феодоса,
то они решили следовать за ним на Афон. Андроник II, разумеется,
пытался удержать Григория на службе, обещая ему богатства и почести,
но решение молодого человека было окончательным.
Встреча с мессалианством. Отбыв из столицы осенью, трое
братьев не успели достичь Святой Горы до зимы и остановились на
несколько месяцев на горе Папикион, находящейся на полпути между
Константинополем и Салоникой, на границе с Фракией и Македонией;
гора Папикион была известна, начиная с XI века, многочисленными
монастырскими обителями, среди которых один источник называет богатый
монастырь св. Георгия. Св. Филофей сообщает о пребывании трех братьев
на горе Папикион интересные подробности: на соседней горе, рассказывает
он, жили люди, издавна, во многих поколениях, зараженные ересями
“маркионитской и мессалианской”; речь, несомненно, идет о богомилах,
которых византийцы часто называли “мессалианами”. Другие источники
указывают на присутствие в этой же области “павликиан”, которых
сначала императоры-иконоборцы, а затем Иоанн Цимисхий переселяли
из Армении во Фракию; они доставили немало забот Алексию Комнину.
Эти люди приходили в монастырь, в котором жил св. Григорий Палама,
для обсуждения богословских вопросов. Взяв с собой своего брата
Феодосия, св. Григорий отправился на их гору и вел с ними споры
о молитве (богомилы признавали только “Отче наш”, молитву, преподанную
Господом Своим ученикам) и о почитании Креста. Успешность его доводов
привела еретиков в бешенство и они пытались его отравить. Однако
ему удалось убедить их главаря, который вместе с несколькими другими
богомилами отправился в Константинополь и примирился с Церковью.
Проверить историческую подлинность этого рассказа трудно, но он
сам по себе представляет определенный интерес: св. Григорий Палама
будет обвинен Варлаамом Калабрийцем в мессалианстве, и св. Филофей,
несомненно, стремился опровергнуть это обвинение в самом начале
своего Похвального слова св. Григорию, подчеркнув его борьбу
с этой сектой. Возможно, что рассказ соответствует историческому
факту, и тогда в нем можно видеть пример личного общения между богомилами
и православными монахами; богомильство и исихазм, распространявшиеся
на Балканах в сходных социальных средах, могли иметь в своей аскетике
черты, сближающие оба течения [II]. Они были противоположны
друг другу только в отношении традиционной догматики Церкви, которой
православные исихасты сохраняли непоколебимую верность.
На горе Афон. В начале весны трое молодых людей прибыли
на Афон. Григорий поступил под духовное руководство исихаста Никодима,
обитавшего в окрестностях Ватопеда и бывшего монаха горы св. Авксентия(2). Три года, проведенные св. Григорием под руководством преп.
Никодима “в посте, бдении, духовном трезвении и непрестанной молитве”
, были омрачены только преждевременной смертью его младшего брата
Феодосия. Когда в свой черед умер и Никодим, два оставшихся брата
решили поселиться в Великой Лавре св. Афанасия, которая станет для
св. Григория настоящим “отчим домом”. Кантакузин рассказывает, что
Григорий и его брат Макарий поступили на восемь лет под руководство
другого исихаста, но св. Филофей сообщает об этом периоде жизни
св. Григория Паламы подробности, дающие нам повод думать, что если
он и находился в подчинении у одного наставника, это еще не предполагало
постоянного местопребывания. Действительно, мы узнаем, что сначала
св. Григорий на протяжении трех лет живет в киновии Лавры и игумен
назначает его певчим. Затем он удаляется в пустынь Glwssia, которую
современное афонское предание помещает в окрестностях “Проваты”,
на северо-восточном склоне Афона, и поступает под начало некоего
Григория, называемого св. Филофеем “Великим Григорием”; последний,
уроженец Константинополя, пользовался тогда большой известностью
как наставник-исихаст; он вернулся умереть в столицу, где его мощи
совершали чудеса. От Никифора Григоры мы узнаем, что он имел прозвище
DrimЭj. Эти биографические подробности не совпадают с тем, что мы
знаем о св. Григории Синаите, с которым есть соблазн отождествить
этого наставника св. Григория Паламы.
Пребывание св. Григория в Глоссии продолжалось два года. Около
1325 г. турецкие набеги заставили многих исихастов, живших вне больших
укрепленных монастырей, покинуть Афон. В их числе был Григорий Синаит
и его ученики, в частности, Исидор и Каллист, будущие святые патриархи,
которые жили в ските Магула, расположенном недалеко от Глоссии с
северо-западной стороны. Палама тоже покинул Святую Гору в сопровождении
одиннадцати своих друзей, и обе группы исихастов встретились в Фессалонике.
У них возникла общая мысль направиться на Восток, к Иерусалиму и
Синаю. Только Григорий Синаит и Каллист вместе с еще одним монахом
последовали этому плану, но добрались лишь до Константинополя. Палама
и Исидор остались в Фессалонике(3).
В Фессалонике. Во время пребывания в городе, в котором св.
Григорий будет впоследствии епископом, они входили в кружок монахов
и мирян, в частности, дам из светского общества Фессалоник, которые
интересовались вопросами духовной жизни. Кажется, главой этого кружка
был св. Исидор, хотя он еще и не принял постриг. Св. Исидор провел
в Фессалонике почти десять лет(4), проповедуя многочисленным ученикам отречение от мира и монашеские
добродетели(5). Его биограф св. Филофей особо
подчеркивает суровость его проповеди; св. Исидор любил приводить
слова Писания об “тесном пути”, о необходимости бежать из Содома
и Гоморры; “пусть имущие жен, — говорил он Фессалоникайцам, — будут
яко не имущие, ибо преходит образ мира сего.” На первый взгляд кажется
удивительным, что молодой мирянин проповедует таким образом, и св.
Филофей объясняет, что св. Исидор получил специальное наставление
от своего духовного отца, преп. Григория Синаита: он должен был
оставаться в миру и служить примером для живущих в нем. В этом мы
видим еще одну характерную черту, присущую исихазму XIII и XIV вв.,
одним из подвижников которого был св. Феолипт Филадельфийский: монашество
понимается как пророческое служение в мире и ради мира, а не только
как средство личного спасения. Впрочем, некоторые антипаламиты расценивали
деятельность Исидора в Фессалонике гораздо менее одобрительно: “Он
не научил нас послушанию и не жил в общежитии: вместо этого он принялся
проповедовать и воспитывать детей посреди городской толпы; говорят,
что ему случалось разводить жен с мужьями и детьми, один раз в Фессалонике
и один раз в Византии: в первом случае это была дочь Кидониса, во
втором — Циракиса. Чтобы не оглашать воздух богохульствами, мы предоставляем
тем, кто должен был вести духовное следствие относительно этих поступков,
труд распознать бессмысленные тайные учения, которым он, как говорят,
обучал на тайных свиданиях. Действительно, какое полезное учение
может исходить от человека, совершенно не соблюдавшего постов, и
не воздерживавшегося от еды и питья в положенное время и, как варвары,
не делавшего никакого различия между днями недели...” Эти суровые
суждения о деятельности Исидора разделялись далеко не всеми. Мы
располагаем ценным свидетельством Димитрия Кидониса в пользу будущего
патриарха; Исидор был в богатом семействе Кидониса кем-то вроде
семейного воспитателя — это и есть то “воспитание”, в котором его
упрекали антипаламиты в 1347 г. Димитрий, бывший его учеником, связывает
образ Исидора с лучшими воспоминаниями о своем детстве и семье —
в письме, которое он ему адресует в 1341 г. Значит, “дочь Кидониса”,
которую Исидор подтолкнул к монашеству, могла быть сестрой Димитрия.
Таким образом, исихастский кружок Фессалоника простирал свое влияние
на интеллектуальную элиту великого города [III].
Новые контакты с богомилами. Отголосок деятельности этого
кружка мы обнаруживаем в других современных источниках, в частности,
в переписке Акиндина, который обвиняет св. Григория и Исидора в
подозрительных связях с мессалианами. Мы видели, что в молодости
св. Григорий Палама общался с этой сектой, а также что определенные
черты аскетики роднили исихастов и богомилов. В частности, исихасты,
хотя и не разделяя иконоборчество богомилов, сдержанно относились
к некоторым современным формам почитания икон [IV].
Акиндин пишет в письме, относящемся примерно к 1345 г. и адресованном
Иоанну Кукунарису, враждебному св. Григорию Паламе митрополиту Монемвасии,
что мессалианство, проповедующее “иконоборчество”, возникло на Афоне,
в Константинополе и Фессалонике, что его вождь Георгий некогда жил
в Фессалонике в одном доме с Исидором и был изгнан оттуда, что недавно
он был изгнан и с Афона и мечен каленым железом на лбу, что среди
его учеников есть некая монахиня по имени Порина, которую Исидор
и Григорий Палама почитают как пророчицу.
Эти события подтверждаются и другими источниками, в частности,
Житием св. Феодосия Тырновского, составленного святителем
Каллистом, патриархом Константинопольским, и Никифором Григорой.
Св. Каллист утверждает, что византийское богомильство XIV в. произошло
из Фессалоник: некая монахиня, называемая тут Ириной, была его зачинщицей,
хотя и притворялась православной; ее учениками были монахи, заразившие
ересью Афон. Никифор Григора еще более точен. В рукописи, датированной
1347 г., то есть почти совпадающей по времени с письмом Акиндина,
он приводит имена афонских еретиков: Иосиф Критский, Георгий Ларисский
(вероятно, тот же Георгий, что и упоминаемый Акиндином), Моисей
Художник, Давид, Иов и Исаак; все эти лица официально осуждены в
Tomoi Syggraphoi, посланном Константинопольскому Синоду афонскими
монахами; среди осужденных Томосом заблуждений есть и иконоборчество.
Не упоминая Исидора, Григора включает св. Григория Паламу в число
афонских еретиков, но не утверждает, что он был осужден вместе с
ними, так как он отправился в Фессалонику до обнаружения ереси,
чтобы потеряться в многоязычной толпе большого города. Следовательно,
по мнению Григоры, Палама покинул Афон не из-за турецких набегов,
а с целью избежать осуждения за богомильство. В своем антипаламитском
произведении Григора хочет представить св. Григория, как это делал
и Акиндин, непосредственным учеником Иосифа Критского и Георгия
Ларисского, известных и официально осужденных еретиков, которых,
однако, отдельные черты и некоторые мнения могли внешне сближать
с исихастами: предпочтение, отдаваемое “чистой молитве” перед псалмопением
общежительных монастырей, до некоторой степени отказ от традиционного
формализма в отношении поста, проповедь безбрачия, считавшегося
выше, чем брачное состояние(6), а также, возможно,
определенное презрение к слишком богатому украшению церквей, из-за
чего многих исихастов и обвиняли в иконоборчестве(7).
Совокупность этих сведений о деятельности святых Исидора и Григория
в Фессалонике около 1325 г. ставит общий вопрос об отношениях богомильства
и исихазма в XIV в. Что касается Григоры, то он явно неискренен,
когда изображает вождей исихазма тайными богомилами; он даже не
осмеливается открыто повторить это утверждение в своей Истории
— в тех местах своих направленных против Паламы Антиритик,
которые он туда включает. Но сведения, сообщаемые им и частично
подтверждаемые Житием св. Исидора, составленным св.
Филофеем, дают нам представление о юношеском, возможно, чересчур
дерзком рвении, с которым святые Григорий и Исидор предавались своей
деятельности в Фессалонике. Тем не менее, их последующие писания
и уважение, которым они пользовались, позволяют нам отстранить всякое
подозрение в богомильстве. Именно потому, что их деятельность развертывалась
в той же среде, что и эта ересь, исихасты могли бороться с ней успешнее
других; они отвечали той же потребности напряженной духовной жизни,
но предлагали подлинное и традиционное учение о молитве и такую
же аскетику. Совершенно ясно, что их окончательный успех в византийском
мире способствовал введению в русло Православной Церкви движения
духовного пробуждения, которое богомильство увлекало по окольным
путям. Исихасты не боялись сохранять общение со средой, где развивалось
богомильство, и события в Фессалонике, отраженные в наших источниках,
свидетельствуют, что такие контакты имели место(8).
В Веррии. Св. Григорий недолго оставался в Фессалонике,
но успел, по настоянию своих друзей, принять там рукоположение.
Затем он удалился вместе с десятью другими монахами в пустынь на
горе близ Веррии. Тогда ему было 30 лет, канонический возраст рукоположения
во священники в Византийской Церкви. Значит, мы говорим о 1326 г.
В Веррии св. Григорий проводит пять дней в неделю в полном одиночестве,
молчании и “непрестанной умной молитве”. Его еще крепкое здоровье
позволяет ему предаваться суровой аскезе. В субботу и воскресенье
он выходит из затвора, чтобы участвовать в литургии и беседовать
с братьями-пустынниками; это и есть образ жизни, рекомендуемый преданием
исихазма с самого его зарождения(9), ибо он представляет
собой середину между общежитием и пустынничеством и способствует
таким образом гармоничному развитию духовной жизни, объединяя преимущества
обеих форм.
Пребывание св. Григория в пустыни будет прервано только смертью
его матери в Константинополе. Он отправляется в столицу и привозит
в Веррию двух своих сестер-монахинь, которых помещает в одном из
тамошних монастырей; старшая, Епихарида, вскоре там умирает.
Св. Филофей сообщает также об одном происшествии, представляющем
интерес для истории исихазма в XIV в.: некий монах Иов, живший недалеко
от пустыни и друг св. Григория Паламы, утверждал в споре с последним,
что только монахи могут предаваться непрестанной молитве; св. Григорий,
напротив, говорил, что все христиане без изъятия получили заповедь
непрестанно молиться (1 Фес. 5,17). Иов был в конце концов убежден
явлением ангела, подтвердившего учение св. Григория(10). Рассказывая об этом эпизоде, св. Филофей, несомненно, стремился
подчеркнуть важную черту исихазма того времени — его открытость
духовным нуждам всей Церкви. Св. Григорий и его ученики не претендовали
на распространение эзотерического метода аскетики, предназначенного
для немногих избранных, которые таким образом отличаются от остальной
массы верующих, а просто хотели отстоять подлинную близость, в которой
Бог и все христиане находятся благодаря Воплощению [V].
Все богословие св. Григория Паламы и будет систематической концептуализацией
этого основополагающего момента.
Пустынь св. Саввы. В своей пустыни св. Григорий Палама провел
5 лет, но ему пришлось покинуть ее около 1331 г., так как из-за
сербских набегов местность стала небезопасной. Он вернулся на Афон,
поселился в скит (isuhasterion) [VI] св. Саввы рядом с Лаврой
и повел там ту же жизнь, что и в Веррии: полное уединение в течение
пяти дней недели, литургия и общение на духовные темы с братьями
по субботам и воскресеньям. В качестве иеромонаха св. Григорий отправлял
службы в Лавре (11) и присутствовал в монастыре
в самые важные моменты литургического года. Так, на вечерней службе
в Великий Четверг он был возмущен разговорами, которые монахи вели
во время пения гимнов, и предпочел сосредоточиться в себе и предаться
чистой молитве. В другой раз, несколькими годами позже, в Фессалонике
ему было видение св. Антония, запретившего ему удаляться от соборной
молитвы под тем предлогом, что умная молитва выше. Эти случаи, рассказанные
cв. Филофеем, хорошо передают отношение исихастов XIV в. к современному
общежительному монашеству: они замечали его духовный упадок, но
исповедуемое исихастами сакраментальное и литургическое богословие
не позволяло им противопоставлять соборно-церковному благочестию
индивидуальную аскетику, основанную на Иисусовой молитве. Так, cв.
Григорий Палама по примеру св. Феолипта Филадельфийского будет проповедовать
в Фессалонике настоящее литургическое обновление, а его ученик св.
Филофей также займется упорядочиванием богослужения и во всех своих
Житиях исихастских святых будет подчеркивать их верность
общежительному уставу тех монастырей, где они подвизались.
Находясь в пустыни св. Саввы, св. Григорий приобрел определенную
известность в афонском мире и в возрасте около 38 лет (примерно
в 1334 г.) начал писать. Его первым произведением было Житие
св. Петра Афонского, вторым — длинный трактат О введении
во храм Богородицы, имевший целью опровергнуть
тех, кто отрицал историчность отмечаемого этим праздником события;
в данном случае речь, возможно, шла уже о Никифоре Григоре. Таким
образом, с самого начала своей писательской деятельности Св. Григорий
Паламаа проявляет глубочайшее почитание Богородицы, которое отмечает
Св. Филофей и которое мы обнаруживаем во всех произведениях учителя
безмолвия. Мы не знаем, какие “другие” произведения, упоминаемые
все тем же Св. Филофеем, написал в этот период Св. Григорий Паламаа;
возможно, это Главы о молитве и чистоте сердца и Ответ
Павлу Асеню о великой схиме. 40-ая беседа об Иоанне Крестителе
также была произнесена на Афоне, но, вероятно, это произошло в один
из последующих приездов св. Григория на Святую Гору. Зато можно
с уверенностью утверждать, что свои Аподиктические трактаты
он написал около 1336 г. — то есть в пустыни св. Саввы; они посвящены
исхождению Святого Духа и были написаны по случаю новых споров об
объединении Церквей, переговоры о котором вели с правительством
Андроника III папские легаты, прибывшие для этого в Константинополь
в 1333-1334 гг.
Следовательно, не оставляя молитвы в своей пустыни в глуши Афона,
св. Григорий продолжает живо интересоваться внешними событиями.
Как кажется, он все время пользуется всеобщим уважением, о чем свидетельствует
один из его будущих противников Григорий Акиндин, который в 1340
г. настойчиво не советует Варлааму Калабрийскому нападать на столь
почтенного монаха, которого никто не захочет счесть еретиком.
Акиндин на Афоне. Акиндин и сам был старым другом св. Григория
Паламы. Он прибыл в Лавру в качестве новопостриженного, и отшельник
св. Саввы прибег ко всему своему влиянию, чтобы того окончательно
приняли в братство монастыря; он даже посоветовал ему написать Похвальное
слово Лавре св. Афанасия, и Акиндин прочел его перед собравшимися
у игумена. Монахи остались нечувствительны к его красноречию, несмотря
на покровительство св. Григория Паламы; тогда Акиндин отправился
в скит, где находился будущий патриарх Каллист, который оказал ему
свою поддержку, дабы он смог поступить в Ивирский монастырь, в Св. Филофеевский
или в Петру, но и там общины отвергли его, возможно, из зависти
к его талантам гуманиста, как предположил тогда Каллист, предпочитающий,
однако, объяснять эти провалы Божественным вмешательством, имевшим
целью охранить Афон от ереси Акиндина(12).
Старая дружба св. Григория Паламы и Акиндина возникла, вероятно,
в тот период, когда св. Григорий проживал в Веррии; Акиндин прибыл
туда, чтобы преподавать грамматику, покинув свою родину, македонский
город Прилеп, и обучившись сначала в Пелагонии (ныне Витолье), затем
в Фессалонике у Фомы Магистра и Вриенния, архидиакона и сакеллария,
а также, возможно, и у Варлаама(13). Очень вероятно,
что он избрал св. Григория Паламу своим духовным отцом; последний
дважды напоминает, что Акиндин был его учеником, хотя и не доучился
до конца(14). Учитель безмолвия дает свою версию
афонских неудач Акиндина: последний прибыл в пустынь св. Саввы,
чтобы заниматься чистой молитвой, но уже через несколько дней стал
утверждать, что созерцает не только Божественный свет, но и человеческое
лицо — вероятно, принадлежащее Христу — которое является его внутреннему
взгляду. Св. Григорий дает понять, что он старался помочь ему вступить
в суровое koinobion Лавры, чтобы исправить его и отвратить от этого
диавольского видения; такое объяснение позволяет ему отстранить
упрек, который кое-кто ему адресовал, что некогда он покровительствовал
Акиндину.
Игумен Есфигмену. В какой-то момент, уточнить который трудно
(вероятно, около 1335-1336 гг.), св. Григорий был назначен протом
и главным советом Афона на должность игумена монастыря Есфигмену,
расположенного на северном побережье полуострова. В этом общежительном
монастыре находилось тогда более 200 монахов(15); св. Филофей отмечает проповеди, которые произнес св. Григорий
Палама, и особое его тщание в совершении богослужения. Кажется,
тем не менее, что он не очень ладил с братией, потому что вскоре
покинул монастырь в сопровождении нескольких учеников. Последние
рассеялись по Афону, тогда как св. Григорий вернулся в пустынь св.
Саввы. В то время окрестности Лавры были, должно быть, одним из
главных центров исихазма на Афоне, так как в один и тот же период
там на несколько месяцев появляются св. Григорий Синаит и его ученики
свв. Каллист и Марк. Ни один источник не упоминает о личном контакте
между двумя Григориями. Тем не менее ученики Синаита окажутся в
числе самых деятельных сторонников богословия св. Григория Паламы.
В частности, св. Исидор Бухир был пострижен в монахи св. Григорием
Паламой, который убедил его рукоположиться в диаконы.
Именно в пустыни св. Саввы св. Григорий начал интересоваться деятельностью,
которую “калабрийский философ” Варлаам развил в Фессалонике и Константинополе.
Примечания
1. Синодик предает анафеме “тех, кто основательно
предается наукам эллинов <= язычников], а не занимается ими только
ради упражнения, и принимает их легкомысленные мнения” (Triw/vdion.
jAqh'nai 1930. 148 <у греков полный текст Чина Православия
сохранился и входит в состав Триоди постной (в России анафематизмы
и все тексты доктринального содержания были выведены из употребления
при Екатерине II, а все анафемы вообще — после большевицкого переворота);
крит. изд. Синодика: J. Gouillard. Le Synodikon de
l’Orthodoxie // Centre de recherche d’histoire et civilisation byzantines.
Travaux et memoires. 1967. 2. 1-316; рус. пер. и изд. по
нескольким ркп.: Ф.И. Успенский. Синодик в Неделю Православия.
Одесса 1893; специально о процессе Итала см.: J. Guillard. Le Proces
officiel de Jean l’Italien. Les actes et leurs sous-entendus //
Centre de recherche d’histoire et civilisation byzantines. Travaux
et memoires.1985. 9. 133-174; Idem. Une lettre de (Jean) l’Italien
au patriarche de Constantinople? // Ibid. 175-179].
2. Св. Филофей. Похвальное слово, 17 //
446 <568 A>. Афонский Патерик указывает днем
праздника “св. Никодима, учителя Григория Паламы” 11 июля. [О преп.
Никодиме известно очень мало; соврем. свод данных — статья в PLP
20374: монах Ватопеда с 1316 по 1319, в это же время — наставник
св. Григория Паламы; до 1316 — монах горы св. Авксентия; умер в
глубокой старости; поддерживал Андроника II против Андроника III.]
3. Согласно св. Филофею, решение св. Григория
Паламы было принято вследствие явления св. Дмитрия, удержавшего
его в Фессалонике, но разрешившего уехать его собратьям.
4. Действительно,
он снова отправится на Афон, чтобы принять постриг от св. Григория
Паламы, когда тот будет уже игуменом (Житие св. Исидора,
25 // 358.6-7), т.е. около 1335 г.
5.
Житие св. Исидора, 23 // 354.23-25: “не мужам токмо, но и женам,
и не из одних низших и меньших частей <общества>, но и от
благородных”.
6. Григора описывает эти “еретичесткие” учения
с обычной для жанра “антиритик” передержкой: Считая заблуждением
все праздничное песнопение христиан к Богу, помногу же проводя время
в винопитии <букв. питии нерастворенного вина> и всецело
предавшись роскошным угощениям... прельщали женское легкомыслие
и <таким образом> достигали одного из двух: либо увлекали
их мужей в бездну своей ереси, или, отлучив их от своих мужей, превращали
в своих собственных спутниц и прислужниц. (Антирритика I
// 145.10-147.3). Этот текст хорошо соотносится с тем, что Акиндин
писал о деятельности Исидора в Фессалонике.
7. Именно это случилось со св. Афанасием Константинопольским
(Житие, написанное Иосифом Калофетом // jIwshVf Kaloqevtou
Suggravmmata / D. G. Tsamh (Qessalonikei'"
buzantinoiV suggrafei'", 1). Qess. 1980. 498-500;
Житие, написанное Феоктистом / А.И. Пападопуло-Керамевс (см.
выше, гл. I, прим. 34). 37-38), самим св. Григорием Паламой (Григора.
Антирритика I .; История. XXIV. 2 // II. 1146 etc.;
ср.: Заявление антипаламитов в июле 1347 г. // PG
CL. 882 B, в котором св. Григорий Палама обвиняется в том, что “обнажил” — иконы
монастыря Перивлепты, а в монастыре Воскресения ел и мылся в великую
пятницу); ср.: К. Ф. Радченко. Религиозное и литературное движение
в Болгарии в эпоху перед турецким завоеванием. Киев 1896. 89-98,
который устанавливает тесную параллель между духовным учением Григория
Синаита и богомильством. Однако, он не знает о традиции Евагрия
и Макария, давно приобретшей права гражданства в среде православного
восточного монашества, из которой Григорий Синаит заимствовал суть
своих формулировок и своего учения. Равным образом, вероучительное
противостояние богомильства и исхазма значительно резче, чем считает
автор.
8. О этих контактах мы располагаем еще одним свидетельством,
относящимся также к 1325 г.: согласно соборному акту, датированному
этим годом, некий монах из монастыря Христа Филокалла в Фессалонике
лечился средствами, которые посоветовал ему один богомил, и за это
его едва не осудили: Das Register des Patriarchats von Konstantinopel.
1. Teil. Edition und Ubersetzung der Urkunden aus den Jahren
1315-1331 / H. Hunger, O. Kresten. (Corpus Fontium Historiae
Byzantinae, XIX/1) Wien 1981. 535-541 (N 95).
9. Ср.: Св. Иоанн Мосх. Луг духовный, 4
// PG LXXXVII. 2856 BC [рус. пер.: Блаж. Иоанн Мосх. Луг
Духовный / Пер. прот. М. И. Хитрова. Сергиев Посад 1915 (репр.:
Оптина Пустынь 1991). 9; повествователь этой истории авва Леонтий
в воскресенье приходит в церковь киновии. В целом о сочетании киновиальной
жизни с лавриотской в палестинском монашестве этого времени см.:
J. Binns. Ascetics and Ambassadors of Christ. The Monasteries
of Palestine 314-631. (The Oxford Early Christian Studies)
Oxford 1994. 44-45 (св. Феодосий Киновиарх начальствует над общежитием,
а св. Савва Освященный — над лавриотами)].
10. Св. Филофей. Похвальное слово, 29
// 457-458 <573 B-574 B>. Иов был строгоим исихастом, ставшим
на некоторое время игуменом Лавры. Он фигурирует в Житии
св. Афанасия, написанном Феоктистом (Житие, написанное
Феоктистом / А.И. Пападопуло-Керамевс. 13) и, главным образом, в
Житии св. Германа Святогорца (Filoqevou Kokkivnou JAgiologikaV
e<rga. I. [cм. прим. 1] 121 eJp.). [Последнее отождествление
следует отвергнуть по хронологическим соображениям: источник упоминает
о игумене Лавры Иове при рассказе о событиях ок. 1283 г., а рассматриваемый
эпизод имел место ок. 1344; вместо этого А. Риго считает допустимой
одну из следующих возможностей: либо речь идет о том Иове, который
в 1360-е гг. имел репутацию одного из самых уважаемых монахов Лавры
(PLP 8938), либо о монахе-лавриоте, упомянутом только в одной
рукописи под 1331/1332 г. (Rigo. Monaci esicasti..., 185)].
Есть соблазн отождествить его с Иовом, упоминаемым Григорой в списке
в списке еретиков-богомилов или псевдобогомилов (см. выше), но утверждать
это, разумеется, невозможно.
11. Похвальное слово, 30 // 459.11-21
<574 BD>. Еще сегодня монахи Лавры показывают место, где на
обрывистом склоне над Лаврой находился isihasterion св. Григория
Паламы: там была выстроена часовня, видимая из монастыря. Чтобы
подняться к часовне, нужно потратить примерно час.
12. Скит,
в котором жил св. Каллист, находился, вероятно, недалеко от Лавры,
но скорее всего речь идет о Магуле, пустыне св. Григория Синаита,
находящейся неподалеку от монастырей Ивирского и Филофеевского,
о которых говорит здесь Каллист. Действительно, нам известно из
других источников, что Каллист, хотя и покинул на некоторое время
Магулу, вернулся туда до 1340 г. (см. выше) и подписал там Святогорский
Томос
13. Там,
где он говорит об Акиндине, св. Григорий Палама обвиняет Варлаама
в том, что тот погубил души своих учеников (toаj aЬtь foitїsantaj):
Против Акиндина. I. 8 // GPS III. 72.1-5.
14. Против Акиндина. VII. 16 // GPS
III. 505.9-11/ Акиндин сам подтверждает, что он был духовным сыном
Паламы, когда призывает последнего отказаться от своего богословия.
Против Паламы. I. Monac. gr. 223. F. 24 v.). Он признается
также, что Палама защищал его перед монахами, изгонявшими его из
афонских монастырей (Письмо к Паламе. Ambros. gr.
290. F. 75 v.). В другом месте Палама называет Акиндина aUtop§twr
monacOj (Против Акиндина. II. 17 // GPS III. 143.14,
желая этим сказать, что Акиндин не устоял в повиновении своему духовному
отцу.
15. Св. Филофей.
Похвальное слово, 37 // 469.18-23 <581D-583 C>. Это
свидетельство Св. Филофея мне кажется весьма недвусмысленным: Есфигмену
не назван по имени, когда патриарх рассказывает об избрании св.
Григория (39 // 471.1-18 <581 D>), но упоминается, когда речь
заходит о деятельности св. Григория Паламы как игумена (38 // 470.3
<582 C>). Учитель безмолвия, следовательно, никогда не был
настоятелем Лавры, как я писал (Les debuts de la controuverse hesychaste
// Byzantion. 1953. XXIII. P.101[репринт: ByzHes,
I]), поверив M. Jugie (Palamas, Gregoire. Col.1736). Впрочем, воспоминание
об игуменстве св. Григория Паламы сохранилось в Есфигмену (Smurnakh.
TO ?gion ?roj. 635).
|
