Взгляд на крестовые походы в XVI и XVII столетиях. - Мнение Бэкона. - Памятная
записка Лейбница на имя Людовика XIV. - Последний крестовый поход против турок.
- Воспоминание о Иерусалиме. - Путешествие в Святую землю
(XVII и XVIII вв.)
В ту эпоху истории, которой мы достигли, те страстные увлечения, которые
породили чудеса крестовых походов, перешли в состояние отвлеченных идей, привлекавших
более внимание писателей и ученых, чем царей и народов; таким образом, священные
войны с их причинами и последствиями сделались достоянием ученых и философов,
выводящих из них свои заключения. И потому самому, что крестовые походы сделались
предметом рассуждений, можно сказать, что исчез вполне тот энтузиазм, которому
они были обязаны своим возникновением. Некоторые последователи Лютера видели
даже в турках помощников протестантских христиан; их привело к этому странному
мнению то убеждение, что римские папы были единственными двигателями священных
войн. Папы, между тем, стали во главе крестовых походов только тогда, когда
их сила и общее рвение к ним ослабло. Они в этом случае заявили себя бодрствующими
стражами христианства и верными охранителями христианской Европы; усердие
их в деле священных войн в дни опасности было внушаемо им религиозным патриотизмом.
Мы должны, однако же, сказать, что великие писатели и люди, известные своим
просвещением и принадлежавшие к последователям реформы, оплакивали в это время
равнодушие христианского мира к священным войнам. Канцлер Бэкон в диалоге
своем о священной войне ("De bello sacro") пустил в ход всю силу своей диалектики,
чтобы доказать, что турки были вне закона, общего для всех народов; он призывал
и естественное право, и право человеческое, и право божественное против этих
варваров, которым он отказывал в имени народа, и настаивал на том, что с ними
следует вести такую же войну, как "с пиратами, антропофагами и хищными животными".
Отчасти разделяя мнение знаменитого канцлера, нельзя, однако же, допустить
подобных преувеличений; самые пламенные проповедники крестовых походов никогда
не заходили так далеко. Другой философ того же времени говорил с большей умеренностью
и правдой о способе войны с турками. В то время, когда Людовик XIV намеревался
воевать с Нидерландами, Лейбниц послал ему записку объемистого содержания,
чтобы убедить его возобновить поход Людовика Святого в Египет. Завоевание
этой богатой страны, которую Лейбниц называет Восточной Голландией, должно
было содействовать торжеству и распространению христианской веры; оно должно
было доставить христианнейшему королю знаменитую славу Александра, а французской
монархии - самые верные средства для достижения могущества и процветания.
"Египет - мать земледелия, промышленности, - говорил он, - служит в одно и
то же время и преградою и путем между Африкой и Азией; он есть соединительный
пункт и место общего торгового склада, с одной стороны, для Индии, а с другой
- для Европы; он, в некотором роде, "око" прилегающих к нему стран; богатый
по причине плодородия своей почвы и многочисленности своего населения, среди
пустынь, окружающих его, он соединяет в себе чудеса природы и искусства, которые
в продолжение стольких веков составляют предмет вечно нового удивления". Германскому
философу представлялась уже христианская вера вновь процветающей в Азии и
соединяющей весь род человеческий под одними законами; одним словом, в обладании
Египтом ему виделось столько преимуществ для Франции и для христианства, что
"за исключением философского камня" ничто в мире не казалось ему столь важным,
как завоевание этой страны.
Мы имели случай познакомиться со многими мемуарами XV и XVI столетий, имевшими
целью убедить христианских владетелей перенести войну на Восток. Св. Франциск
Сальский, живший при Генрихе IV, часто в письмах своих высказывал желание
увидеть Святую землю освобожденною от ига неверных. Бонгарс, озаглавливая
собрание историй, изданное им, "Gesta Dei per Francos", выражает этим свое
благоговение к священным предприятиям во имя Креста. В одном посвящении Людовику
ХIII он не упускает из вида напомнить монарху о примере его предков, которые
отправлялись на Восток, и обещает ему славу героя и святого, если он предпримет
освобождение Византии или Иерусалима. Таким образом, проповедовали священную
войну даже в книжных посвящениях, но в сущности никто не думал принимать крест
или браться за оружие. Идея крестовых походов переходила постепенно в область
поэзии, подобно тем сказочным чудесам, которым никто больше не верил, но которые
воспламеняли еще воображение поэтов. Когда Тассо воспевал освобождение Иерусалима,
священные войны могли только составлять великолепное содержание для эпопеи.
Когда Буало, обращаясь в стихотворении своем к Людовику XIV, говорил ему:
"Я жду тебя через полгода на берегах Геллеспонта", - нельзя было предполагать
в нем другого намерения, кроме того, чтобы польстить великому монарху, и такого
рода лесть достаточно выражала, сколько воспоминания о крестовых походах сохраняли
поэзии и славы во мнении современников.
Однако же можно упомянуть еще об одной, последней попытке христиан против
турок. Несколько лет спустя после договора Карловицкого Венеция, опасаясь
лишиться своих владений в Морее, обратилась к помощи папы. Климент XI разослал
повсюду своих легатов, чтобы убеждать царей и народы взяться за оружие. Во
всех церквах проповедовали священную войну; музы христианства присоединили
свои голоса к голосам проповедников крестового похода. Испания, Португалия,
Генуя, Тоскана, Мальтийский орден снарядили корабли; многочисленный флот под
знаменем церкви двинулся в архипелаг и к берегам Азии. Климент употребил свои
собственные сокровища на войну, успех которой, как он выражался, охотно купил
бы он посредством продажи "чаш и дароносиц". По призыву папы императорская
армия выступила навстречу туркам, которые надвигались на Германию; 6000 швейцарцев,
вооружившихся на средства римского двора, присоединились к немецкой армии;
христианский мир молился о торжестве христовых воинов, сражавшихся в Венгрии
и в Пелопоннесе. Когда узнали о победах, одержанных над турками, верховный
первосвященник во главе священной коллегии отправился в церковь Санта-Мария-Маджоре
для возблагодарения Господа воинств; знамена, отнятые у турок, были положены
на алтарь Богородицы, к предстательству которой прибегали верующие. Тогда
османы подчинились судьбе, которая повелевала им остановиться на пути завоеваний,
и стали заботиться только о защите своей империи, угрожаемой поочередно то
германцами, то русскими. Когда опасность для христианства миновала, то и церковь
перестала проповедовать экспедиции против турок, и с тех пор побуждением к
войне с Востоком служило только честолюбие государей или воспоминания о древней
Греции.
Во всех этих войнах с османами не было ни одного воспоминания, никакого
предания, которое могло бы возбудить энтузиазм христианских народов. Необходимость
для каждого народа на Западе защищать свои собственные очаги действовала на
души и сердца верующих менее сильно, чем одно имя Иерусалима, одно представление
мест, освященных присутствием и чудесами Иисуса Христа. С прекращением войн
с мусульманами снова начались путешествия к Святым местам, и крестовые походы
за море кончились тем же, чем и начались. В продолжение XVI и XVII столетий
множество лиц святой жизни, знаменитых государей посетили Иудею в качестве
пилигримов; большинство христианских государей, по примеру Карла Великого,
полагали славу теперь не в освобождении Иерусалима, но в оказании покровительства
христианскому населению Иудеи. Капитуляции Франциска I, возобновленные большей
частью его приемников, заключали многие постановления, которые обеспечивали
последователям Христа мир и свободное исповедание христианской религии среди
неверующих народов. В царствование Генриха IV французский посланник при константинопольском
дворе Дезе посетил иерусалимских христиан и принес им утешение с истинно царской
щедростью. Граф Ноантель, представитель Людовика XIV при дворе турецкого султана,
также посетил Святую землю, и имя могущественного монарха было благословляемо
у Голгофы и в Святых местах. После договора Пасаровицкого Порта отправила
к Людовику XIV торжественное посольство. Оно было уполномочено представить
христианнейшему королю фирман турецкого повелителя, по которому католикам
в Иерусалиме предоставлялось безусловное обладание Гробом Господним и свобода
восстановления своих церквей. Христианские государи ежегодно посылали свои
приношения священному городу; во время торжественных церемоний храм Воскресения
Христова блистал драгоценными украшениями, присланными в дар христианскими
государями. Пилигримов принимали в Иерусалиме уже не рыцари-иоанниты, но иноки
Францисканского ордена, сделавшиеся хранителями божественного Гроба.
Однако же пилигримство, как и крестовые походы, имело свои фазы процветания,
колебания и упадка; энтузиазм пилигримов, как и воинов Креста, зависел от
чувств и понятий, преобладавших среди великого европейского общества. Настала
эпоха равнодушия, такого же, к какому близки теперь и мы, когда Святые места
перестали привлекать к себе христиан Европы. В конце последнего столетия целая
армия отправилась из портов Франции на Восток. Во время этой славной экспедиции
французские воины одержали победы над мусульманами при пирамидах, в Тивериаде,
на Фаворе; но Иерусалим, от которого они были так близко, не заставил биться
их сердце, не обратил даже на себя их внимания: все уже было изменено в понятиях,
которые управляли судьбами Запада.
Глава XLII
Нравственная характеристика крестовых походов
В кратких очерках мы изложили теперь главные события священных войн; хотя
мы и старались представить характеристику каждого крестового похода, все же
нам остается дополнить наш рассказ, изобразив сущность войн Креста, с их страстями,
нравами и их славою; нам остается обозначить, какие блага и бедствия принесли
эти заморские предприятия на долю современных и будущих поколений.
Читатель мог заметить, что современники крестовых походов смотрели на них
как на дело самого Бога; они были уверены, что успех этих отдаленных походов
содействует славе Божией; и по тому слабому разумению их трудно было понять
торжество сарацин. Св. Бернар, сокрушаясь о бедственном исходе того крестового
похода, который он проповедовал, удивлялся тому, что Богу угодно было, отложив
свое милосердие, осудить вселенную преждевременно; когда погибла вся армия
германских крестоносцев с вождем своим, души христианские недоумевали и не
дерзали испытывать судьбы Господние, так как эти неисповедимые судьбы подобны
безднам, среди которых теряется и приходит в смущение разум человеческий.
При известии о пленении в Египте Людовика IX многие крестоносцы перешли в
торжествующую религию Мухаммеда, и во многих европейских странах многие поколебались
в своей вере.
Во всяком случае, так как нельзя было убедить себя, что Бог действительно
отступился от дела священных войн, то несчастия и неуспех этих экспедиций
приписывали каре Божией за преступления и развращение крестоносцев. Сами пилигримы
в тяжелые дни обвиняли себя и сознавали, что поведением своим заслужили те
бедствия, от которых им приходилось так сильно страдать; к страданиям их всегда
примешивались угрызения совести и суровые подвиги покаяния. Когда победа возвращалась
к их знаменам, они верили, что в них произошло улучшение, и благодарили Бога,
сделавшего их достойными его милосердия и его благодеяний. Следует заметить,
что желание оправдать крестовые походы часто доводило летописцев и проповедников
до таких комических преувеличений, которых не может допустить беспристрастная
история. Приписывая неудачи крестовых походов действию правосудия или гнева
Божия, объясняли их также действием божественного милосердия, которое хотело
испытать добродетель праведных и обратить грешников. Народная вера находила
пользу и выгоду даже и в несчастливо кончавшихся войнах; она представляла
тогда себе многочисленный сонм мучеников, стяжавших царствие небесное. Такого
рода настроение современников естественно должно было содействовать продолжительности
крестовых походов.
Примерами доблестного мужества, блистательных подвигов изобилует история
священных войн; но что особенно отличает героизм наших рыцарей, это смирение,
добродетель, неизвестная героям древних времен. Воины Креста не тщеславились
своими подвигами: они приписывали успех свой помощи Божией и молитвам верующих.
Часто бывало, что они спорили при разделе военной добычи, но никогда не оспаривали
они друг у друга славы; этот дух смирения, никогда не покидавший воинов Креста,
избавил их от жестоких раздоров и был великим благодеянием для народов. В
тот век, когда вся сила заключалась в мече, когда гордость и гнев могли доводить
воинов до всевозможных крайностей, ничто не могло быть успокоительнее для
человечества, как самозабвение этой силы, уничижения ее перед религией.
Другой отличительной чертой крестоносцев было чувство братства. Ораторы
священных войн постоянно проповедовали евангельскую братскую любовь; короли
и принцы служили примером этой любви. Ричард во время крестового похода, вождем
которого он был, часто проявлял то великодушное самоотвержение, ту героическую
христианскую любовь, которая не отступает ни перед какою опасностью, когда
нужно защитить слабого. Однажды, когда он бросился на помощь графу Лейчестерскому
и когда окружающие старались его удержать, "нет, я не был бы достоин имени
короля, - воскликнул он, - если бы не умел презирать смерть ради защиты тех,
кто сопровождал меня на войну!". Когда Людовик IX умирал на голой земле в
Тунисе, забота об участи его товарищей по оружию не покидала его до самой
последней минуты: "Кто отведет во Францию этот народ, который я привел сюда?"
- говорил святой король. Всякий раз как крестоносцы покидали Европу, вожди
их обещали им возвратить их в родную страну и заботиться о них во время путешествия.
И горе было тем, кто не исполнял своего обещания! Они были осуждены и Богом,
и людьми за недостаток веры и любви. Каждый отряд крестоносцев представлял
изображение настоящей семьи; приятно встречать у летописцев того времени латинское
выражение "familia" для обозначения военной домашней обстановки какого-нибудь
князя или рыцаря Креста.
В обыкновенных войнах солдат принимает лишь слабое участие в интересах того
дела, которое он защищает; но в войне, имевшей единственной целью торжество
веры, у всех борцов были одинаковые опасения, одинаковые надежды и, можно
прибавить, одинаковое честолюбие. Эта общность чувств и интересов придавала
много силы армиям Креста и сближала на поле битвы не только воинов с их вождями,
но и народы, отличающиеся один от другого и нравами, и характером, и языком.
"Если британец, германец или кто-нибудь другой из чужестранцев заговаривал
со мною, - говорит один французский летописец первого крестового похода, -
то я не знал, как отвечать ему, но хотя и разделенные различием языков, мы
все же составляли один народ, сливаясь в общей любви нашей к Богу и к ближнему".
Вспоминая о видениях и чудесах, возбуждавших в одно и то же время и благочестие,
и храбрость крестоносцев, можно заметить, что чрезвычайная вера их происходила
не от суеверия. Они почитали совершенно естественным вмешательство божественной
силы в то дело, которое они защищали, и уже одно это убеждение их доказывает,
сколько было благородного и возвышенного в той области чудес, которыми окружены
были в их глазах священные войны. Магия, известная уже тогда в Европе, не
последовала за христианами под знаменами священных войн. Библейские воспоминания,
евангельские чудеса, Голгофа, Иордан - разве этого не было достаточно, чтобы
воспламенять энтузиазм пилигримов иудейских? И потому не без удивления мы
видим, что магия играет такую важную роль в "Освобожденном Иерусалиме"; чары
Йемена и очарования Армиды не заимствовали настоящего колорита того времени.
В арабских летописях встречается менее рассказов о сверхъестественных явлениях,
чем в летописях Запада. Но и мусульмане признавали различные небесные силы,
которые являлись им на помощь среди опасностей войны. Историк Кемаль-эд-дин,
рассказывая о поражении, нанесенном антиохийскому князю Рожеру, упоминает
об ангеле, облаченном в одежду зеленого цвета, который обратил в бегство армию
франков и взял в плен одного из их вождей. Бога-эддин сообщает, что легион
небесный спустился ночью в город Птолемаиду, когда осаждали этот город Филипп-Август
и Ричард Львиное Сердце. В летописи того же писателя есть рассказ о том, как
после избиения мусульманских пленников по повелению Ричарда на полях птолемаидских
мученики ислама показывали свои славные раны товарищам, приходившим посетить
их, и рассказывали им о тех радостях, которые ожидали их в райских садах.
При осаде Маргата явились войску султана четыре архангела, к помощи которых
мусульмане имеют обыкновение прибегать во время опасности, и присутствием
своим вселили бодрость в души осаждающих.
Во время священных войн, войн истребительных, благочестивые верования не
всегда могли обуздывать варварство; часто встречается в это время и забвение
человеческих прав, и нарушение справедливости и данной клятвы. Победоносные
христиане оказывались безжалостными; кровь врагов почитали они приношением,
угодным Господу. Производя губительные опустошения, они считали себя свободными
от всякого упрека, так как сарацины, по их мнению, были не что иное, как "нечистые
собаки"; истребляя мечом безоружное население мусульманских городов, они радостно
восклицали: "Так были очищены жилища неверных!" Но если крестоносцы и поступали
варварски со своими врагами, то в отношениях между собою они часто были достойны
удивления, и современная история неоднократно упоминает о духе справедливости,
милосердия и о других благородных чувствах, одушевлявших пилигримов под знаменами
Креста. В настоящем повествовании читатель не раз встречал описание позорной
распущенности нравов в среде христианских армий, но он мог так же часто видеть
и поучительные примеры. Среди этой смешанной толпы пилигримов, в число которых
принимались и добродетельные, и порочные люди, должны были оказаться очень
резкие противоположности.
Крестовые походы, в особенности первые из них, представляют нам зрелище
целого народа, переходящего из одной страны в другую. Ошибочно было бы думать,
что большая часть пилигримов были воины, вооружившиеся для борьбы под знаменами
Креста. Вслед за воинами Креста шла толпа, такая, как и во всех больших городах.
Тут были и рабочие, и праздные люди, купцы, бедные и богатые, монахи, женщины
и даже грудные дети. Священное писание, изобразившее нам бедствия, страсти,
пороки, добродетели еврейского народа во время странствования его по пустыне,
представило как бы заранее всю картину шествия крестоносцев, которых также
называют Божиим народом.
Один писатель XII столетия дает довольно верное описание той толпы, о которой
мы теперь говорим, вкладывая следующие слова в уста женщин, убогих и стариков,
отправлявшихся на Восток: "Вы будете сражаться с неверными, - говорили они,
- а мы пострадаем ради Христа". Нет сомнения, что никакое обязательство никогда
не было лучше исполнено, с той и с другой стороны; никогда мужество и покорность
судьбе не проявлялись в такой высокой степени, как в этой войне, которую по
всей справедливости можно назвать войною мучеников и героев.
Между тем как воины Креста сражались и готовились к битвам, толпа пилигримов
молилась, совершала процессии, слушала проповеди духовенства. Толпе этой приходилось
хуже, чем прочим крестоносцам, так как она не могла защитить себя в случае
опасности и редко пользовалась плодами победы. "Заботьтесь о бедных и слабых
пилигримах, - говорил епископ Адемар воинам Креста, - они не могут, подобно
вам, сражаться и добывать для себя необходимые средства жизни; но в то время,
как вы преодолеваете труды и опасности войны, они молятся, чтобы Господь отпустил
вам ваши прегрешения".
Привычки и развлечения европейские последовали за христианами в их воинственном
странствовании: охота, азартные игры, военные упражнения и торжественные увеселения
турниров поочередно занимали их досуг в те дни, когда не происходили битвы.
Страсть к игре была одинаково развита между франками и между сарацинами; султан
Кербога играл в шахматы в то время, когда крестоносцы выступили из Антиохии,
чтобы дать ему битву, в которой армия его была уничтожена. Чтобы видеть, до
какой степени пилигримы доводили страсть к игре, достаточно прочитать строгие
постановления, изданные во время разных крестовых походов. После завоевания
Константинополя простые рыцари разыгрывали в кости города и провинции Греческой
империи. Спутники Людовика Святого во время пребывания в Дамиетте проигрывали
даже лошадей своих и само оружие. Не было такого бедствия, которого крестоносцы
не могли бы забыть, предаваясь игре. Когда король Французский был освобожден
из плена и остатки его армии возвращались морем в Птолемаиду, граф Анжуйский
и граф Пуатьерский играли в кости на королевском корабле; Жуанвилль, присутствовавший
при этом, сообщает, что Людовик IX, разгневанный на игроков, опрокинул их
стол, выхватил из их рук кости и бросил их в море.
Во время экспедиции на Восток крестоносцы должны были подчиняться известным
постановлениям. При осаде Антиохии строгой каре закона подвергались те, кто
обвешивал или обмеривал, обманывал при размене монеты или при торге кого-нибудь
из "своих собратий во Иисусе Христе". Особенно же строго преследовали за воровство
и прелюбодеяние. Во время третьего крестового похода короли Французский и
Английский строго относились к беспорядкам и преступлениям пилигримов-крестоносцев.
Фридрих I, отправляясь в Азию, издал "во имя Отца и Сына и Святого Духа" уложение
об уголовных наказаниях для поддержания порядка в своей армии. За нанесение
кому-нибудь побоев или раны крестоносец присуждался к отсечению правой руки.
Так как для продовольствования армии было очень важно пользоваться доверием
тех, кто доставлял или продавал съестные припасы, крестоносец, изменивший
слову, данному при торговой сделке, или нарушивший произвольно контракт, подвергался
смертной казни.
Можно предполагать, что, независимо от общих законов, установлявшихся вождями
крестовых походов, каждый народ, прибыв на Восток, приносил свои обычаи, которыми
можно было руководствоваться для поддержания подчинения и для отправления
правосудия относительно пилигримов; во всяком случае, от этих разных законодательств
уцелели только отдельные отрывки. Чаще всего крестоносцы руководствовались
только евангельским учением, и всего страшнее было для них подвергнуться суду
и наказанию церковному.
Глава XLIII
Продолжение нравственной характеристики крестовых походов
Европа отправляла на Восток так много войска, что неизбежно являлся вопрос,
каким образом доставить им все нужное для их содержания. Все эти франкские
воины, которые никогда не оставались более 20 или 40 дней под знаменами феодальных
войск, не в состоянии были запастись продовольствием на все время этих отдаленных
войн, продолжавшихся иногда по несколько лет. Всякий вождь, без сомнения,
заботился о путевом продовольствии своего войска; но никто из них не имел
понятия о трудностях предстоящего пути и о расстояниях, которые придется проходить,
и это самое незнание поддерживало их в несчастном беспечном спокойствии. Наилучшим
образом устроенные и снабженные отряды редко доходили до Константинополя,
не успев подвергнуться всем ужасам голода.
Когда пилигримы подходили к морскому берегу, продовольствие для них подвозилось
на кораблях; но эта помощь прибывала не всегда вовремя, а когда и прибывало
это продовольствие, то пилигримам, не имевшим денег, тем не менее, приходилось
страдать от голода. Жители стран, через которые проходили крестоносцы, убегали
при их приближении, унося с собою все свое имущество, так что христианам приходилось
продолжать путь по опустошенным и бесплодным странам, не имея даже надежды
на победу, которая могла бы их выручить, доставив им военную добычу с поля
битвы или из города, взятого приступом.
Дело было не в одном доставлении продовольствия, но и в перевозках его.
По-видимому, во время длинных переходов с места на место каждый крестоносец
сам нес свое продовольствие. Во время первой экспедиции употреблялись телеги,
от которых пришлось отказаться по причине дурных дорог. При описании неурожая
или голода современные летописи постоянно упоминают о чрезвычайной дороговизне
жизненных припасов, что доказывает, что за христианскими армиями следовали
купцы, которые продавали провизию. Когда крестовые походы начали предпочтительно
совершаться морским путем, то продовольствие христианских армий представляло
менее затруднений; тем не менее, толпы пилигримов подвергались голоду всякий
раз, когда их останавливали на пути осада города или неожиданное сопротивление
со стороны неприятеля.
Проследив за защитниками Креста на полях битвы на Востоке, желательно узнать,
в чем состояло их оружие и каким образом вели они битвы. Наступательное оружие
у них состояло из копья, сделанного из осинового или ясеневого дерева, заканчивающегося
железным острием и украшенного, большей частью, значком; из длинного и широкого
палаша, заостренного только с одной стороны; из разнородных стрел и дротиков,
боевого топора и булавы; среди оборонительного оружия были овальные или четырехугольные
щиты, кольчуга, составленная из железных колец, шлем или шишак с украшением
на вершине, боевая туника, гобиссон (le gobisson), кожаный или суконный на
шерстяной подкладке, панцирь или нагрудник, стальной или железный. Мы не думаем,
что крестоносцы, особенно во время первых походов, имели тяжелое вооружение,
подобно воинам XV столетия. Такого рода вооружение было бы слишком неудобно
при ведении войны в отдаленных странах.
Военные машины, употреблявшиеся при крестовых походах, были те же, что и
у римлян; там можно было видеть таран - толстое бревно, вооруженное на переднем
краю железной массою; этот таран раскачивали посредством канатов и цепей и
направляли его удары на стену; мускулус ("мышонок") - род навеса, обложенного
кожей или железом, защищавший работников от стрел и камней неприятеля; плутеус
и вульнеа (le pluteus и le vulnea) - оружие вроде большого щита, обтянутого
бычьей или верблюжьей кожей, который поддерживался воинами для защиты взбиравшихся
на приступ; катапульты и баллисты, метавшие громадные дроты и каменные глыбы,
иногда даже трупы людей и животных; наконец, подвижные башни в несколько этажей,
верхушки которых возвышались над стенами и против которых осаждаемые не имели
другой защиты, кроме поджога.
При христианских армиях была военная музыка, посредством которой подавались
сигналы к битвам. Наиболее употребляемыми инструментами были медные трубы
и рожки деревянные, золотые и серебряные, систры, арфы, цимбалы или накеры
(les nacaires) и барабаны, заимствованные у сарацинов. Мы уже упоминали о
военных кликах крестоносцев. Всем известно, что в средние века кавалерия составляла
главную силу армий. Рыцари Креста переставали рассчитывать на свою храбрость,
когда лишались своих лошадей; они предпочитали садиться на верблюдов, на ослов,
на быков, чем сражаться пешими. При христианской кавалерии всегда было значительное
число пехотного войска, обозначаемого в летописях латинским словом "vulgus",
которое с большой пользою служило при осадах. Крестоносцам неизвестны были
различные военные хитрости, и даже сам Саладин упрекал их в пренебрежении
такого рода средствами для достижения побед; вся их тактика состояла в том,
чтобы, встретившись с неприятелем, устремиться на него и напасть открытой
силою.
Подчинение и порядок никогда не преобладали в армиях Креста, и отсутствие
дисциплины доводило их часто до крайних бедствий. При всякой битве крестоносцам
запрещалось касаться военной добычи прежде достижения окончательной победы;
но ничего не было труднее, чем добиться их послушания в этом случае; самые
строгие запрещения не всегда могли предупредить несчастия, до которых доводила
необузданная страсть к военной добыче. Среди причин отсутствия дисциплины
в христианских армиях можно считать также безмерную отвагу и вождей, и простых
воинов. Для отваги этой не существовало опасности, и всякая предосторожность,
принятая против неприятеля, казалась признаком слабости или трусости. Но существовало
зло еще важнее и опаснее: это распущенность нравов и феодальные привычки,
которые бароны и рыцари приносили с собой и на священную войну. Мы видели,
например, как во время второго крестового похода погибла целая армия по причине
своеволия одного из вождей, своеволия, за которое Готфрид Рансонский был наказан
лишением командования и потерей своей военной славы.
Мы закончим очерк нравственной характеристики крестовых походов, рассмотрев
вкратце сущность тех отношений, которые существовали между христианами и мусульманами
во время войны и во время мира. В первую священную войну религиозное увлечение
доходило до такой страстности, что не допускало дипломатических сношений.
Бывали иногда заключаемы между христианами и некоторыми мусульманскими князьями
наступательные и оборонительные союзы; но взаимное недоверие препятствовало
продолжительности этих союзов, и они не успевали достигать желаемых последствий.
Одни боялись прогневить Бога сближением с неверными, другие страшились гнева
Мухаммеда, присоединял свои знамена к знаменам Креста. Замечательнейшими отношениями
между франками и мусульманами были переговоры между королем Иерусалимским
Амальриком и халифом Каирским. К великому соблазну мусульман, "государь правоверных"
должен был подать свою непокрытую руку христианским депутатам. Мы видели,
с каким рыцарским великодушием действовали Фридрих Барбаросса, Филипп II Август
и Ричард Львиное Сердце по отношению к мусульманам. Крестовый поход Фридриха
II состоял из одних только продолжительных переговоров, император Германский
и султан Каирский находились в одинаково затруднительном положении: одного
презирали христиане, другого проклинали мусульмане, и оба желали мира из опасения
своих союзников и их солдат.
Во время пребывания своего в Палестине Людовик IX поддерживал сношения с
каирскими эмирами и государством Дамасским; если эти сношения и не могли исправить
всех несчастий крестового похода, то милосердный король Французский был обязан
им, по крайней мере, освобождением множества христианских пленников. Возвратясь
в Европу, монарх не переставал стремиться на Восток и горел желанием снова
явиться туда под знаменем христианской веры. Известно, что к Людовику несколько
раз являлись послы от князя Туниссого; он все надеялся, что этот мусульманский
государь обратится в христианскую веру; надежда эта увлекла его, наконец,
в новый крестовый поход, в котором ожидала его пальма мученика.
Когда армии Креста перестали появляться на Востоке, сношения с мусульманами
ограничились исключительно торговыми договорами. Любопытно читать, с какой
утонченной хитростью и благоразумием были предусмотрены в них все затруднения
и как разумно составлены эти акты. Многие из них сохранились в летописях восточных
историков; вникая в них, можно заметить, что мусульманские власти долго опасались
возобновления священных войн и никогда не переставали относиться с недоверием
и предубеждением к западным христианам.
Глава XLIV
Влияние крестовых походов
После каждого крестового похода, рассказанного в этом сокращенном очерке,
мы говорили о последствиях этих различных экспедиций; нам остается только
обозначить их с большей определенностью и полнотой, и для этого мы обратимся
к 22-му и последнему тому пространной "Истории", посвященному оценке политических
и нравственных последствий наших старинных войн за морем.
Затруднительность оценки крестовых походов происходит оттого, что они не
оказались ни вполне успешными, ни вполне безуспешными. Ничего нет труднее,
как судить о том, что осталось неопределенным, несовершенным. Для пополнения
того, чего нам недостает, мы можем сделать два предположения. Предположим
сначала, что эти отдаленные экспедиции имели бы тот успех, которого от них
ожидали, и посмотрим, что могло бы из этого произойти. Египет, Сирия, Греция
сделались бы христианскими колониями; для восточных и западных народов открылся
бы совместный путь к цивилизации; язык франков распространился бы до крайних
пределов Азии; варварские берега, населенные пиратами, усвоили бы нравы и
законы Европы, и внутренняя часть Африки с давних пор перестала бы быть недоступною
ни для торговых сношений, ни для изысканий ученых и путешественников. Чтобы
понять выгоды этого соединения народов подчинением одинаковым законам, исповеданием
одной и той же религии, следует представить себе состояние римского мира в
царствование Августа и некоторых из его преемников, составлявшего, некоторым
образом, один народ, живущий по одним и тем же законам, говорящий на одном
и том же наречии. Все моря тогда были свободны; самые отдаленные провинции
сообщались между собою по удобным дорогам; города обменивались своими искусствами,
своей промышленностью, произведениями различных климатов, просвещением различных
народов. Если бы крестовые походы подчинили Восток христианству, то можно
допустить, что это великое зрелище единения и мира возобновилось бы с большим
блеском и на более прочных основаниях в новейшие времена; в таком случае все
сошлись бы в своих мнениях и не могло бы возникнуть никакого сомнения относительно
пользы и выгод священных войн.
Но допустим другое предположение и представим себе то состояние, в котором
находилась бы Европа, если бы она не предпринимала походов против азиатских
и африканских сарацин или если бы христианские армии не имели никогда и никакого
успеха. В XI веке многие европейские страны были завоеваны, а другие угрожаемы
сарацинами. Какими средствами могла бы тогда защитить себя христианская Европа,
большинство государств которой страдали от распущенности нравов, от внутренней
неурядицы и были погружены в варварство? Если бы христианский мир, по замечанию
одного писателя (Г. Бональда.), не выступил тогда навстречу грозному врагу,
то не следует ли предположить, что этот враг воспользовался бы тогда бездействием
христианских народов, что он напал бы на них врасплох среди их раздоров и
подчинил бы своей власти один народ за другим? Кто из нас не содрогнется от
ужаса при мысли, что Франция, Германия, Англия и Италия могли бы подвергнуться
участи Греции и Палестины?
Сделав это общее заключение, из которого видно, что крестовые походы, прежде
всего, послужили крепкою оградой против вторжения мусульманского варварства,
следует сделать обозрение различных государств Европы и рассмотреть, что они
выиграли и что потеряли через священные войны.
Папа Урбан, желая побудить христианский мир к вооружению, обратился преимущественно
к французам; французский народ, подав сигнал к крестовым походам, стал, некоторым
образом, во главе величайших событий средних веков. Слава первой экспедиции
всецело принадлежит ему, и королевская власть, хотя и не принимала в ней непосредственного
участия, должна была извлечь из нее большую выгоду. Во время второго крестового
похода, по причине развода Людовика VII с королевою Элеонорой, Гиень попала
в руки англичан; но потеря эта была вскоре вознаграждена, и Филипп-Август
приобрел больше, чем Людовик Младший потерял. Судя по тому, какого рода участие
принимает Филипп-Август в третьем крестовом походе, можно подумать, что он
отправился в Азию только за тем, чтобы увлечь туда и Ричарда и удалить с Запада
самого грозного из своих соперников.
Между всеми странами Запада Франция извлекла наиболее выгод из крестовых
походов; дух и даже привычки, усвоенные во время отдаленной войны, способствовали
умерению гордости графов и баронов. Экспедиции за море нанесли самые сильные
удары этой феодальной анархии, среди которой монархическая власть находилась
на краю гибели; они благоприятствовали развитию народного духа, стремившегося
к тому, чтобы французское общество составляло одну большую семью, подчиненную
единой власти. Таким образом, крестовые походы содействовали величию Франции
- усилением королевской власти, посредством которой могла явиться цивилизация.
С самого начала священных войн перестали отделять народ от его королей; древний
панегирист Людовика Святого не находит лучшего способа почтить память французского
монарха, как описанием чудес и славы Франции. Замечательно то совпадение,
что династия Каролингов утвердилась на престоле посредством побед, одержанных
над сарацинами, переступившими через Пиренейские горы, а могуществу Капетингской
династии способствовали войны, предпринятые на Востоке.
Англия не извлекла никаких выгод из священных войн. Она и не принимала большого
участия в этом движении, потрясшем весь мир; все ее приобретение заключается
в славе Ричарда, на которую, однако же, не обратили особенного внимания новейшие
историки Великобритании. В Англии крестовые походы не оказали благоприятного
влияния в пользу королевской власти. Во время восстания баронов, соединившихся
против Генриха III, противники короны принимали крест, как и на крестовый
поход за море, и священники обещали мученические пальмы тем, кто примет смерть
во имя свободы. Мы не думаем, чтобы священные войны содействовали сколько-нибудь
усилению едва только возникающих тогда общин или усилению аристократии, от
которой должны были зависеть будущие судьбы английского народа. Британская
держава не воспользовалась крестовыми походами даже для распространения своей
торговли и своей промышленности; у нее никогда не было ни одной конторы и
ни одной колонии среди христианских владений на Востоке, в мореплавании ее
не произошло никакого успеха, о котором история могла бы упомянуть.
Между тем как Англия завоевывала свободу у своих королей, а Франция содействовала
усилению королевской власти, Германия представляла другого рода зрелище. Империя,
просиявшая таким блеском в царствования Отгона I и Генриха III, начала быстро
клониться к упадку во время крестовых походов. Никакие усилия императоров
не могли привести к тому, чтобы престол перестал быть избирательным; право
на императорскую корону продолжало зависеть от избрания князей и высшего сословия,
которые сами, со своей стороны, освободились от всякой зависимости от государей.
Среди революций, волновавших Германскую империю, трудно разобрать, каково
было влияние крестовых походов на немецкий народ. Он не выказал сочувствия
при слухах о первой священной войне; понадобилась вся сила красноречия и в
особенности многочисленные чудеса св. Бернара, чтобы возбудить в Германии
решимость вооружиться за дело Иисуса Христа. Крестовый поход Конрада представляет
только ряд бедствий без всякой славы; Фридрих Барбаросса, величайший военный
человек своего времени, погиб несчастной смертью среди триумфов, которых он
мог ожидать. Фридрих II, пораженный анафемами Рима под самым знаменем Креста,
которое он незаконно поднял, возвратился с Востока осыпанный новыми проклятиями.
Один германский союз, образовавшийся из остатков империи, воспользовался священными
войнами. Экспедиции против неверных на Востоке возбудили мысль о борьбе с
языческими племенами, рассеянными по берегам Вислы, Прегеля и Немана; племена
эти, подчиненные крестоносцами, вошли в состав германского союза. В конце
ХIII века те провинции, из которых составилась и от которых получила свое
имя прусская монархия, были еще отделены от христианского мира и язычеством,
и дикостью нравов; завоевание и цивилизация этих провинций были последствием
войны за веру.
Италия, обуреваемая, с одной стороны, страстями демократическими, с другой
стороны, занятая своими торговыми интересами, принимала довольно слабое участие
в священных войнах. Города Пиза, Генуя и Венеция были обязаны своим процветанием
торговым сношениям, установившимся между Италией и Востоком до начала священных
войн; эти сношения только увеличились и распространились во время экспедиций
за море. Странное зрелище представляют эти республики, владевшие небольшим
клочком земли на берегу Средиземного моря и охватывавшие сношениями своими
Сирию, Египет и Грецию. В особенности поражает удивлением Венецианская республика,
опередившая своим могуществом в Азии оружие крестоносцев, на которую средневековые
народы смотрели как на царицу Востока. История сообщила о заслугах в пользу
священных войн со стороны итальянских народов, то продовольствовавших христианские
армии, то помогавших завоеванию приморских городов Палестины, то, наконец,
сражавшихся с флотами неверных. Везде учреждали они свои колонии, везде принадлежала
им часть завоеванных крестоносцами местностей.
Но итальянские народы, принимая участие в священных войнах, были более увлекаемы
корыстными побуждениями, чем преобладающими в то время понятиями. Учреждение
конторы, приобретение торговой выгоды удовлетворяло их гораздо более, чем
победы, одержанные над неверными. Они доставляли, это правда, продовольствие
и оружие крестоносцам, но их нередко обвиняли в доставлении того же самого
и мусульманам. После разрушения христианских колоний один флорентийский историк
ограничивается замечанием, что торговля Италии потеряла половину своих выгод.
Одним словом, итальянцы не очень усердно заботились о торжестве дела Креста,
если не предвидели возможности воспользоваться победами для личной выгоды,
и мы не опасаемся обвинений в несправедливости, выразив мнение, что итальянцы
заимствовали от крестовых походов только то, что могло их обогатить и развратить.
Королевство Неаполитанское и Сицилийское, находящееся на окраинах Италии,
служило для крестоносцев путем в Грецию и на Восток; богатства, которые, оказалось,
оставались никем не охраняемыми, земли, жители которых никогда не умели защищаться,
должны были служить предметом искушения для алчности или честолюбия государей
и даже рыцарей Креста. В продолжение более двух веков история этой страны
соединена с историей экспедиций за море. Германия, Франция, Арагония, Венгрия
поочередно давали этой стране королей, и каждый из них приносил свою войну.
Во время этих войн обращались к власти церкви, часто выставляли изображения
креста; проповедовали, одним словом, более крестовых походов ради подчинения
этого несчастного королевства, чем ради освобождения Иерусалима; и все эти
крестовые походы распространяли только смуты и неурядицу между народами Италии
и большей части Европы.
Из этого краткого обзора состояния европейских государств можно заметить,
что влияние крестовых походов было не одинаковым на каждый из западных народов.
Положение Испании представляет также некоторые особенности среди государств,
которых мы коснулись в нашем обозрении. В продолжение всего времени крестовых
походов испанцы защищались против тех самых сарацин, для битвы с которыми
все прочие европейские народы отправлялись на Восток. Вторжение мавров в Испанию
имело некоторое сходство с вторжением франков в Азию. Вера в Мухаммеда побуждала
к битвам сарацинских воинов, так же как вера христианская воспламеняла рвение
воинов Креста. Много раз Африка и Азия отзывались на призыв мусульманских
колоний в Испании, так же как Европа - на тревожные вопли христианских колоний
в Сирии.
Испания тогда только приняла участие в крестовых походах, когда рвение к
священным войнам начало угасать в остальной Европе. Следует, однако же, прибавить,
что это королевство находило и выгоды в экспедициях на Восток. Во всех почти
предприятиях христиан против азиатских мусульман большое число крестоносцев
останавливались на берегах Испании, чтобы сражаться с маврами. Много крестовых
походов было провозглашено на Западе против неверных, господствовавших на
полуострове. Знаменитое поражение мавров при Тулузе было плодом крестового
похода, проповеданного в Европе по предписанию папы. Экспедиции за море были
также полезны для испанцев и в том отношении, что они задерживали у себя дома
сарацин египетских и сирийских, которые иначе могли бы присоединиться к сарацинам
африканского побережья. Королевство Португальское было основано крестоносцами.
Крестовым походам обязаны своим возникновением рыцарские ордена, которые образовались
и в Испании по образцу палестинских и без помощи которых испанский народ никак
не мог бы восторжествовать над маврами.
Различные державы, которых мы теперь коснулись, подчинены были высшей власти,
составлявшей связь и центр политического мира: это была власть главы церкви;
Утверждают, что папы устраивали крестовые походы; но достаточно хоть отчасти
изучить историю, чтобы убедиться, как несправедливо такое мнение. Энтузиазм
к священным войнам развивался постепенно, как мы это и представили; наконец
им увлечено было все общество, папы точно так же, как и народы. Доказательством,
что не духовные владыки произвели этот великий переворот, служит то, что они
никогда не могли пробудить рвения к крестовым походам, когда это рвение угасло
в сердцах христиан. Утверждали также, что священные войны содействовали усилению
папской власти; нет сомнения, что священные войны способны благоприятствовать
развитию папской власти; но эти же войны породили события и обстоятельства,
представившие более затруднений и камней преткновения, чем удобств для возвеличения
папской власти. Достоверно лишь то, что при окончании крестовых походов могущество
пап было уже не тем, чем оно было при возникновении священных войн.
Еще одно заблуждение распространилось между писателями последнего столетия:
они полагают, что крестовые походы содействовали усилению власти пап и обогащению
духовенства. Первая священная война, действительно, не обременила духовенство,
так как усердием верующих были пополнены все расходы на нее. Но начиная со
второй священной войны духовенство было обложено разорительными сборами -
без всякого внимания к горячим возражениям с его стороны. С тех пор и установилось
в христианском мире понятие, тяжело отразившееся на духовенстве: то, что священные
войны, предпринимаемые во славу Иисуса Христа и ради освобождения Святых мест,
должны вестись за счет церкви. При первом налоге на духовенство соображались
только с необходимостью и с обстоятельствами; после объявления "саладиновой
десятины" налоги эти установлялись папами и соборами; их взыскивали с такой
строгостью, что у церквей отбирали все украшения и продавали иногда с аукциона
священные сосуды. Мы смело утверждаем, что в продолжение 200 лет духовенство
выдало на священные войны более денег, чем понадобилось бы, чтобы скупить
большую часть его имуществ. Поэтому-то постепенно и ослабевало рвение духовных
лиц к освобождению Святых мест; в них первых выразилось то равнодушие, которое
последовало за рвением христианских народов к крестовым походам. В Германии
и во многих других странах недовольство духовенства было так сильно, что папы,
наконец, не смели больше доверять епископам проповедование крестовых походов
и возлагали это дело только на нищенствующие ордена.
Рассматривая влияние крестовых походов, не следует забывать о выгодах, приобретенных
торговлей и мореплаванием под знаменами Креста. Священные войны открыли новое
поприще для мореплавания; ничто не могло быть так благоприятно для успехов
его, как то сообщение, которое установилось тогда между Балтийским морем,
Средиземным, океаном, омывающим берега Испании, и северными морями. Крестовые
походы распространили также отношения между разными народами, усилили связь
между ними, умножили их интересы, удвоили их деятельность и соревнование.
Практические знания проверялись одни за другими, умножались и распространялись
повсеместно; определены были очертания берегов, положение мысов, портов, гаваней,
заливов, островов. Исследовано было морское дно; сделаны были наблюдения над
направлениями ветров, течений, приливов и отливов; таким образом исчезло невежество,
бывшее прежде причиною многочисленных кораблекрушений. Морская архитектура
также усовершенствовалась во время крестовых походов. Размеры судов были увеличены
ради перевозки многочисленных пилигримов. Опасности, сопряженные с дальним
плаванием, заставили обратить внимание на более крепкое сооружение судов,
отправляемых на Восток. Искусство ставить по несколько мачт на одном корабле,
увеличение числа парусов и умение располагать их таким образом, чтобы они
могли служить против ветра, произошли от соревнования, воодушевлявшего в то
время мореплавателей.
Открывая повсюду новые пути, отдаленные экспедиции естественным образом
благоприятствовали развитию торговли. Задолго до крестовых походов товары,
получаемые из Индии и из Азии, прибывали в Европу или сухим путем, через земли
Греческой империи, Венгрию и Болгарскую страну, или Средиземным морем, при
котором находились все портовые города Италии. Оба эти пути были облегчены
при содействии священных войн, и с тех пор ничто не могло остановить быстрого
развития торговли, покровительствуемой флагом Креста. Большинство приморских
городов на Западе обогатились, доставляя Европе произведения Востока и, сверх
того, извлекая значительные выгоды из перевозки пилигримов и христианских
армий. Флоты следовали вдоль побережья стран, где сражались крестоносцы, и
доставляли им военные снаряды и жизненные припасы, в которых они постоянно
нуждались. Все богатства приморских городов Сирии и даже Греции принадлежали
купцам западных стран, они были обладателями большей части христианских берегов
в Азии. Известно, что досталось на долю венецианцев после взятия Константинополя;
они обладали всеми островами архипелага и половиной Византии. Греческая империя
сделалась как бы второй Венецией - со своими законами, своими флотами, своими
армиями. Французские города не принимали большого участия в восточной торговле:
крестовые походы были созданы французами; другим народам пришлось воспользоваться
их последствиями. Марсель в средние века был единственным городом во Франции,
который поддерживал торговые сношения с отдаленными народами. Испания, промышленность
которой уже была довольно развита, приобрела еще более в этом отношении от
крестовых походов; у испанцев были конторы на всех берегах Азии. Но более
всех других стран воспользовалась торговлей с Востоком Италия.
Следовало бы еще рассмотреть, какое влияние оказали крестовые походы на
ход науки в Европе; по этому поводу мы ограничимся простым указанием. Без
сомнения, движение, произведенное священными войнами в средние века, содействовало
пробуждению человеческой мысли. Народы, переходившие с Запада на Восток, оказывались
в совершенно новом для них мире - и по природе, и по нравам, и по типам; и
так как крестовые походы были путешествием, то народы, примкнувшие к заменам
Креста, должны были приносить домой из своих отдаленных странствий некоторый
опыт, некоторые знания, некоторые воспоминания. Время крестовых доходов было
для человеческой мысли временем оживленной деятельности, пламенной любознательности;
тем не менее, невозможно с точностью определить, что выиграла Европа в отношении
просвещения. География воспользовалась заморскими предприятиями. Европа дорого
купила познание тех стран, которые она намеревалась завоевать; сколько произошло
бедствий по причине незнания местностей! В конце крестовых походов Восток,
в котором, как во тьме ночной, скрылись и исчезли несколько армий, стал более
известен. Во время священных же войн было введено в Европе употребление арабских
цифр; это употребление не расширило науки о числах, но очень облегчило ее
изучение. Во врачебном искусстве греки и аравитяне имели большое преимущество
над франками; однако же европейская медицина сделала мало успехов во время
крестовых походов; она ограничилась тем, что заимствовала от Востока многие
лекарственные средства, а именно: кассию, египетскую кассию или александрийский
лист, териак и прочие. Астрономия могла бы сильно продвинуться вперед в это
время: Восток был колыбелью этой науки, и в первые века геджры, азиатские
государи, оказывали ей большое покровительство. Фридрих II и султан Каирский
задавали друг другу астрономические и геометрические задачи. Однако же математические
и астрономические науки делали мало успеха. Что же касается искусств и литературы
древнего Востока, то крестоносцев это нисколько не занимало, и, возвратясь
в Европу, они не предавались воспоминаниям о памятниках греческой и римской
цивилизаций, рассеянных в Пелопоннесе, Малой Азии и Сирии. Трудно измерить
пределы умственных завоеваний, сделанных современниками, ценою потрясения
всей Европы, двинувшейся против Азии; всего справедливее будет заключить,
что крестовые походы были первым шагом европейского общества на пути к его
великому назначению. Они были продолжительным и мужественным усилием в пользу
христианской веры со стороны Запада против Востока, откуда она просияла, но
где погибала теперь под владычеством варваров. В наше время цивилизация, имеющая
источником Евангелие, снова устремляется на путь в Азию, чтобы распространять
в ней свои благодеяния; и в стремлениях этих можно усматривать продолжение
крестовых походов мирным путем.
