Продолжение шестого крестового похода. - Осада Дамиетты. - Битвы и бедствия
крестоносцев. - Взятие города
(1218-1219)
После отъезда венгерского короля в Птолемаиду прибыло множество крестоносцев,
выехавших из гаваней Голландии, Франции и Италии. Крестоносцы из Фрисландии,
из Кельна, с берегов Рейна остановились на португальском берегу и в нескольких
битвах нанесли поражение маврам. Прибытие этих воинов, рассказы об их победах
оживили мужество пилигримов, остававшихся в Палестине под начальством герцога
Австрийского Леопольда; при таком посильном подкреплении только и было речи,
что о возобновлении военных действий, и на совете князей и вождей было решено
перенести войну на берега Нила.
Христианская армия под предводительством короля Иерусалимского, герцога
Австрийского и Вильгельма графа Голландского выступила из Птолемаиды в начале
весны 1218 г. и высадилась в виду Дамиетты. Город Дамиетта, расположенный
на расстоянии одной мили от моря, на правом берегу Нила, был укреплен двойным
рядом стен со стороны реки и тройным рядом со стороны суши; посреди реки возвышалась
башня; проход для судов был загражден железной цепью, протянутой от города
к башне. В городе был многочисленный гарнизон, снабженный достаточным количеством
продовольствия и военных снарядов, что давало ему возможность выдержать продолжительную
осаду.
Крестоносцы расположились лагерем на левом берегу Нила, на равнине, на которой
не произрастало ни деревьев, ни растений и которая представляла с западной
и южной стороны бесплодную пустыню; перед ними был город, выстроенный между
рекою и озером Менсал, на пространстве, прорезанном множеством каналов и покрытом
пальмовым лесом. Едва они успели устроить лагерь, как сделалось совершенно
темно по случаю лунного затмения; это небесное явление воспламенило мужество
крестоносцев и было для них предзнаменованием блистательнейших побед.
Первые нападения были направлены на башню, выстроенную посреди Нила; пущены
были в ход всякого рода боевые машины, сделано было также несколько приступов.
Башня, как видно из предыдущего, соединялась с городом посредством деревянного
моста; таким образом, она получала помощь, при которой все чудеса храбрости
оказывались бесполезными; после осады, продолжавшейся несколько недель, крестоносцы
сделали нападение на мост и разрушили его; потом соорудили громадную деревянную
крепость, которая была поставлена на двух судах, связанных вместе; на этой
подвижной крепости избранные воины двинулись на приступ башни. Мусульмане
с высоты своих стен, крестоносцы - с берегов реки следили глазами за христианскою
крепостью; два судна, которые подымали ее, бросили якорь у подножия стен;
сарацины осыпали их тогда градом каменьев и потоками греческого огня; воины
Креста, бросившись на приступ, вскоре достигли зубцов башни. Среди битвы,
в которой действовали мечи и копья, пламя вдруг охватывает деревянный замок
крестоносцев, и подъемный мост, перекинутый на стены башни, колеблется; знамя
герцога Австрийского, командовавшего атакующим отрядом, уже в руках осажденных!
Крики радости раздаются в городе, продолжительный стон слышится с берега,
где стоят крестоносцы. Патриарх Иерусалимский, духовенство, вся армия коленопреклоненно
с мольбою воздевают руки к небу. Вскоре, как будто бы Богу было угодно внять
их молитвам, пламя угасает, машина снова действует, надземный мост утвержден.
Товарищи Леопольда возобновляют нападение с большим жаром; повсюду под ударами
христиан рушатся стены; растерянные мусульмане складывают оружие и молят победителей
пощадить их жизнь. Крестоносцы приготовлялись к этой победе молитвами, постом,
религиозными процессиями. Видны были лики воинов небесных среди сражающихся;
все пилигримы считали взятие башни делом Божиим.
Христиане не могли воспользоваться этим первым своим успехом за неимением
судов для переправы через Нил. Большая часть кораблей, на которых они прибыли
в Египет, возвратились обратно; даже многие из пилигримов, присутствовавших
при начале осады, возвратились на этих судах в Европу. Это бегство их, повествуют
летописи, так разгневало Бога, что множество из них погибло от кораблекрушения,
а иные погибли несчастными образом уже по возвращении домой. Между тем, папа
не переставал торопить с отъездом тех, кто принял крест; и в то время, как
христианская армия оплакивала еще удаление крестоносцев фрисландских и голландских,
в лагерь при Дамиетте прибыли новые воины из Германии, Пизы, Генуи и Венеции;
прибыли также воины из всех провинций Франции; Англия выслала в Египет своих
храбрейших рыцарей, явившихся сюда для исполнения клятвы монарха их, Генриха
III. Между пилигримами, высадившимися тогда на берегах Нила, история не должна
забывать кардинала Пелагия, которого сопровождало множество римских крестоносцев;
он привез с собою сокровища, собранные с верующих на Западе и назначенные
для расходов на священную войну. Папа поручил ему вести крестовый поход с
твердостью и не вступать в переговоры о мире иначе, как с побежденными и подчинившимися
власти римской церкви врагами. Войну с мусульманами хотели вести такую же,
как с греками и еретиками: хотели одновременно и побеждать их, и обращать.
Пелагий, избранный для этой миссии, был человек ревностный и горячий, имел
характер упрямый и непоколебимый. Через несколько дней после его приезда,
в день св. Дионисия, сарацины произвели нападение на крестоносцев; новый легат
выступил во главе христианской армии; он нес крест Спасителя и вслух молился:
"О Господи, спаси нас и яви нам помощь Твою, чтобы мы могли обратить этот
жестокий и развращенный народ!.." Победа осталась на стороне христиан. Пелагий
оспаривал командование армией у короля Иерусалимского; в подкрепление своих
притязаний он говорил, что крестоносцы вооружились по призыву папы римского
и что они были воинами церкви. Толпа пилигримов подчинялась его распоряжениям,
убежденная, что на это была Божия воля, но притязание Пелагия руководить действиями
возмущало рыцарей Креста и должно было привести к бедственным последствиям.
Христианская армия, несмотря на все свои победы, оставалась на левом берегу
Нила и не могла приступить к осаде Дамиетты. Много раз она делала попытки
переправиться через реку, но всегда была останавливаема сарацинами и часто
повторяющимися здесь в зимнее время бурями. Пилигримы начали наконец роптать
на легата. "В этой несчастной пустыне, - говорили они, - что с нами будет?
Разве в нашей стране недоставало могил?" Пелагий, до слуха которого доходили
эти жалобы, приказал соблюдать пост в продолжение трех дней и молиться перед
Святым Крестом, чтобы Иисус Христос научил их, как перебраться через реку.
В это самое время поднялась страшная буря и полил такой дождь, что нельзя
было отличить реки от моря, и вода сделалась везде горькою; лагерь был затоплен,
на вопли растерявшихся христиан легат повторял им то, что Иисус Христос сказал
Петру, когда его лодку заливало волнами: "Маловерные, зачем усомнились вы?"
Вскоре вновь просияло солнце, и вода начала убывать. Крестоносцы сделали новые
усилия переправиться через Нил, но берег, занятый сарацинами, оставался все-таки
недоступным. Христианской армии оставалось возложить надежду только на небесную
помощь. Незадолго до празднования памяти св. Агафий, говорится с летописи,
произошло великое чудо. Св. Георгий и многие другие воины небесные, облаченные
с "белую одежду и вооруженные, представились сарацинам в их лагере, и три
дня сряду сарацинам слышался голос: "Бегите отсюда, иначе вы погибнете!" На
третий день голос послышался вдоль реки и возвестил христианам: "Вот, сарацины
убегают!"
Сарацины действительно покинули лагерь, и вот как рассказывают об этом чудном
событии арабские историки. Между эмирами составился заговор против Малик-Камила;
накануне того дня, когда предполагалось привести его в исполнение, султан,
предупрежденный об этом, вышел ночью из лагеря, а войско его, не имея больше
вождя, разбежалось в беспорядке; тогда христиане могли совершить переправу
через Нил и беспрепятственно расположиться на левом берегу реки. Они раскинули
лагерь под стенами Дамиетты, и город был осажден и со стороны Нила, и со стороны
суши.
В это самое время мусульманские князья решились разрушить укрепления и стены
Иерусалима; они разрушили также крепость Фаворскую и все укрепления, которые
еще оставались у них в Палестине и в Финикии. Все сирийские войска были призваны
на защиту Египта. Прибытие их на берега Нила и сознание опасности, распространившееся
между неверными, возбудило мужество Малик-Камила; разбежавшаяся египетская
армия поспешно возвратилась, полная рвения и усердия, на помощь Дамиетте.
Крестоносцам пришлось одновременно сражаться с гарнизоном крепости и несметными
толпами сарацин, покрывавших оба берега реки.
В Вербное воскресенье произошла битва на Ниле и на равнине. Воины Креста,
говорит современная история, вместо пальмовых ветвей держали в руках в этот
день обнаженные мечи и обагренные кровью копья; 5000 мусульманских трупов
осталось на поле битвы. Через несколько дней после того, в день памяти Иоанна
Крестителя, демон зависти и гордости предал христиан мечу их врагов. Христианская
пехота, постоянно сражавшаяся на приступах и на судах, жаловалась, что на
нее обрушивается все бремя войны, и упрекала рыцарей за то, что они сидят
спокойно в лагере. Рыцари же хвастались тем, что они держат в страхе сарацин,
и приписывали себе все победы крестового похода. Вспыхнула ссора, и, чтобы
доказать, на чьей стороне было больше храбрости, и конница, и пехота поспешно
устремились в бой с неприятелем; бились с ожесточением, но без всякого порядка;
вожди, следившие за этой толпою, действовавшей без всякой дисциплины, не могли
добиться от нее подчинения своим распоряжениям; король Иерусалимский, старавшийся
соединить воинов Креста, едва спасся от греческого огня, пущенного в него
сарацинами; множество христиан погибли от меча. "Это поражение, - говорит
очевидец-историк, - было нам наказанием за наши грехи, и наказанием, далеко
не превышающим грехи наши".
Весна и лето 1217 г. прошли в постоянных битвах. Христианская армия, хотя
понесла уже значительные потери, все еще покрывала все окрестности Дамиетты
на протяжении более десяти миль; при всяком новом приступе к городу жители
зажигали огни на башне, называемой Муркита, и армия султана спешила на помощь
городу. Несколько раз христианам приходилось выдерживать сильные нападения,
но они отражали их, "потому что Бог был с ними".
С каждым днем прибывали с моря новые крестоносцы; получено было известие
о скором приезде германского императора, также принявшего крест. Неверные
с трепетом ожидали вступления в борьбу с могущественнейшим монархом Запада.
Султан Каирский отправил, от имени принцев своей фамилии, послов в лагерь
крестоносцев, чтобы просить их о заключении мира; он возобновил предложение,
сделанное им в начале осады, - уступить франкам королевство Иерусалимское
и оставить в своем владении только крепости Крак и Монреаль, за которые он
соглашался платить дань. Вожди крестового похода приступили к обсуждению этого
предложения. Король Иерусалимский, бароны французские, английские, германские
находили этот мир столь же выгодным, сколько славным; но кардинал Пелагий
и большинство прелатов не разделяли этого мнения; в предложениях неприятеля
они видели только новую ловушку - ради того, чтобы замедлить взятие Дамиетты
и выиграть время. Для них казалось постыдным отказываться от завоевания города,
против которого велась осада уже в продолжение 17 месяцев и который не в силах
был оказывать дальнейшее сопротивление. Рассуждения тянулись несколько дней,
но не привели ни к какому соглашению, а между тем, как обе стороны вели горячие
споры, враждебные действия возобновились; тогда все крестоносцы соединились,
чтобы продолжать осаду Дамиетты.
В окрестностях города произошло еще несколько битв. Назначая день общего
наступления, готовились к нему трехдневным постом, процессией, за которою
следовали пешком, с босыми ногами, и молебствиями перед Честным Крестом. Во
время битвы трупы сарацин покрывали равнину, как снопы покрывают плодородную
землю во время жатвы, а неверные, сражавшиеся на Ниле, бедственно гибли в
волнах, как фараоновы воины. Наконец, говорится в летописи, дети и старики
в городе с плачем восклицали на стенах: "О, Мухаммед, зачем ты покидаешь нас?"
Кое-какое соленое мясо, дыни, арбузы, сберегаемые в кожаных мешках, завернутые
в саванах вместе с покойниками, которых спускали по течению Нила, были для
самых богатых людей последней поддержкою против голода. Многие мусульманские
воины, пытавшиеся проникнуть в крепость, погибли под ударами христиан. Крестоносцы
ловили сетями и предавали смерти пловцов, которые, ныряя под водою, добирались
до города с какими-нибудь поручениями; всякое сообщение между крепостью и
мусульманской армией было прервано; ни султану Каирскому, ни крестоносцам
не могло быть известно, что делалось в осажденном городе, где царствовало
молчание смерти и который, по выражению одного арабского писателя, был уже
не что иное, как закрытая могила.
Кардинал Пелагий, проповедовавший на совете вождей войну, ревностно следил
за ее продолжением; беспрерывно воодушевлял он крестоносцев своими речами;
в лагере ежедневно совершались им молебствия Богу браней. Действуя то обещаниями,
то угрозами церкви, он имел индульгенции для случаев опасности, индульгенции
по поводу бедствий, которые терпели пилигримы, и всех трудов, которые он возлагал
на них. Никто и не помышлял теперь покидать знамена Креста; воины и вожди
только и дышали битвами. В первые дни ноября герольды объезжали лагерь, повторяя
громогласно: "Во имя Господа и Богородицы, мы идем на приступ Дамиетты; с
помощью Божией мы ее возьмем". И вся армия отвечала: "Да будет воля Божия!"
Пелагий проходил по рядам, обещая победу пилигримам. Для решительного нападения
он рассудил воспользоваться темнотою ночи, и в глубокую ночь был подан сигнал.
Бушевала сильная гроза; под укреплениями и в городе все, было тихо. Крестоносцы
в молчании взобрались на стены и убили несколько сарацин, которых нашли там.
Овладев башнею, они призвали на помощь тех, кто следовал за ними, и, не встречая
нигде врагов, начали петь: "Kyrie eleison!" Армия, выстроенная в боевом порядке
у подножия укреплений, отозвалась словами: "Gloria In excelsis". Немедленно
выломаны были двое городских ворот, через которые открывался свободный проход
осаждающей армии. В продолжение этого времени кардинал Пелагий, окруженный
епископами, воспевал победный гимн "Те Deum laudamus!".
На рассвете дня воины Креста с мечами в руках двинулись преследовать неверных
в их последних убежищах, но, когда они вошли в город, представившееся им страшное
зрелище поразило их ужасом и заставило даже сначала отступить: городские площади,
дома, мечети были завалены трупами. При начале осады в Дамиетте насчитывалось
до 70 000 жителей, теперь же оставалось едва 3000, да и те были еле живы и
бродили, как бледные тени в громадной могиле.
В городе была знаменитая мечеть, украшенная шестью обширными галереями и
150 мраморными колоннами и увенчанная башнею. Эта мечеть была посвящена Богородице.
Вся христианская армия собралась в мечети, чтобы принести благодарение Богу
за торжество, дарованное оружию пилигримов. На другой день бароны и прелаты
снова собрались здесь для совещания о новом своем завоевании и единодушно
решили предоставить город Дамиетту королю Иерусалимскому.
Глава XXVI
Крестоносцы остаются в продолжение нескольких месяцев в Дамиетте. - Выступление
к Каиру. - Крестоносцы остановлены в Мансуре. - У них прерваны все сообщения.
- Христианская армия подвергается голоду и сдается мусульманам
(1218-1219)
Крепость Танис, выстроенная посреди озера Менсал, была покинута защитниками,
и христиане без битвы овладели ею. Судьба, казалось, доставляла крестоносцам
благоприятный случай для покорения Египта; все обращалось в бегство при их
приближении. Нил, вошедший в свое русло, не затоплял больше своих берегов;
пути к Каиру были открыты для христиан. К несчастью, раздоры, возникшие между
победителями, задерживали их в бездействии: Пелагий распоряжался в лагере
как хозяин; Иерусалимский король, не будучи в состоянии переносить его первенства,
удалился в Птолемаиду. Между тем, каждый день прибывали новые пилигримы; герцог
Баварский и 400 баронов и рыцарей германских, посланных Фридрихом II, высадились
на берега Нила; прелаты и архиепископы привезли с собою множество крестоносцев
из всех провинций Германии, Франции и Италии; папа прислал своему легату продовольствие
для армии и значительную сумму денег, частью из своей казны, частью - пожертвованных
верующими. Все эти пособия внушили Пелагию мысль довершить свои завоевания;
он решился идти на столипу Египта. Его воинственное решение не встретило сопротивления
в духовенстве, но рыцари и бароны отказались следовать за ним, и так как причиною
своего отказа они выставляли отсутствие короля Иерусалимского, то прелат вынужден
был послать депутатов к Иоанну Бриеннскому, чтобы просить его возвратиться
в армию.
Крестоносцы потеряли таким образом несколько месяцев. Мусульмане ободрились,
а Нил начал выступать из своих берегов; султан Каирский удалился со своими
войсками за канал Ашмонский, в 12 лье от Дамиетты и в 15 от столицы. Здесь
он ежедневно принимал под свои знамена воинов, собиравшихся изо всех стран
мусульманских. В своем лагере он велел выстроить дворец, окруженный стенами;
тут выстроены были также дома, бани, лавки; лагерь султана превратился в город,
названный Мансур ("Победоносный"), которому суждено было прославиться в истории
поражением при нем и уничтожением многих христианских армий.
По возвращении Иоанна Бриеннского в христианский лагерь начались совещания
о дальнейших действиях. Папский легат первый высказал свое мнение и предложил
идти на столицу Египта. Взоры всего христианского мира были обращены на крестоносцев;
от них ожидали не только освобождения Святых мест, но и покорения и уничтожения
всех народов, которые осквернили своим владычеством город Иисуса Христа. Епископы,
прелаты, большая часть духовных лиц, тамплиеры аплодировали речам легата.
Иерусалимский король, не разделявший мнения Пелагия, возразил ему, что предполагаемая
экспедиция могла быть успешною три месяца тому назад, но что она имеет меньше
вероятностей на успех с тех пор, как началось разлитие Нила; он прибавил,
что, выступив против Каира, придется иметь дело не с одной армией, но с целым
народом, доведенным до отчаяния. Такое возражение Иерусалимского короля раздражило
Пелагия, и он с горечью возразил против тех, кто имеет в виду опасности, а
не славу предприятия, кто расположен более к рассуждениям, чем к битвам. Прелат
и его сторонники представили на вид, сверх того, что верховный первосвященник
запретил мириться с неверными без его согласия; наконец, те, кто противился
походу на Каир, были устрашены отлучением от церкви. Совет утвердил мнение
Пелагия.
Христианская армия соединилась в Фарескуре, расположенном в четырех лье
от Дамиетты, и двинулась по левому берегу Нила. Многочисленный флот, нагруженный
продовольствием, оружием и боевыми машинами, подымался в то же время по реке.
Не встретив ни препятствий, ни неприятеля, крестоносцы прибыли к тому месту,
где канал Ашмонский отделяется от Нила. Лагерь сарацин был раскинут на противоположном
берегу канала, по равнине и в городе Мансуре.
Уныние охватило все провинции Египта; весь народ взялся за оружие, в городах
оставались только женщины и дети. Чтобы изобразить возбуждение умов и состояние
египетского населения, писатель арабский ограничивается сообщением, что Нил
тогда разливался, и никто не обращал на это никакого внимания. Жители Сирии
и Египта, сбежавшие со всех сторон в лагерь султана Каирского, не содействовали
его успокоению; он возобновил предложения мира, деланные им уже много раз;
он предлагал крестоносцам, если они оставят Дамиетту, возвратить им Иерусалим
и все города Палестины, завоеванные Саладином; он соглашался даже уплатить
им 300 000 золотою монетой, чтобы они могли возобновить укрепления священного
города. Иерусалимский король и бароны выслушали с радостью эти предложения
и без всякого колебания готовы были принять их; но они больше не пользовались
никаким влиянием ни в армии, ни в совете, и кардинал Пелагий, которому никто
не сопротивлялся, настаивал на том, что следует воспользоваться паникой мусульман
и что настала минута уничтожить ислам,
Между тем как шли эти рассуждения и переговоры и крестоносцы отказались
от выгодного мира, в Мансур ежедневно прибывали новые отряды, подвозилось
продовольствие и оружие; мусульмане ободрились. Крестоносцы, остановленные
Ашмонским каналом, принуждены были укрепить свой лагерь против нападений неприятеля.
Продовольствие, привезенное ими в собою, начало вскоре истощаться; мусульманские
суда, вошедшие в Нил через один из рукавов дельты, стали против Барамонта,
в четырех лье ниже от Мансура.
С этого времени прервано было всякое сообщение христианской армии с Дамиеттой.
Крестоносцам, терпевшим уже нужду в продовольствии и не бывшим в состоянии
двинуться вперед, оставалось только поспешно отступить. По приказанию султана
все шлюзы были подняты на восточном берегу реки; в то же время вся мусульманская
армия переправилась через Ашмонский канал, и крестоносцев начали преследовать
сразу разлившееся воды, многочисленные враги и голод. Вожди, отказавшиеся
возвратить Дамиетту в обмен на Иерусалимское королевство, предложили теперь
возвратить ее ради спасения своей армии. Когда мусульманские князья обсуждали
на совете последние предложения христиан, то многие из них были того мнения,
что не следует щадить франков и что нужно покончить войну одним ударом. Каирский
султан, более умеренный, чем другие, отвечал, что побежденные франки не составляют
всей христианской армии и что могут прибыть новые армии с Запада. Переговоры
продолжались несколько дней; наконец, 13 сентября, говорит Оливьер Схоластик,
капитуляция была принята, "крестоносцы протянули руку египтянину и сириянину,
чтобы получить от него хлеба и свободу уйти из Египта". Итак, решено было
возвратить Дамиетту султану Каирскому и, сверх того, заключить с ним перемирие
на восемь лет. Обе стороны обменялись заложниками; султан отдал своего собственного
сына. Современная история не упоминает более о кардинале Пелагии, кроме того,
что он вместе с королем Иерусалимским и герцогом Баварским был отдан заложником
со стороны христиан.
Эта экспедиция, от которой ожидали завоевания Египта и всего Востока, привела
только к тому, что началось преследование местных христиан; все последователи
Христа, жившие по берегам Нила, лишились имущества, свободы, а многие из них
самой жизни; раздраженный фанатизм мусульман уничтожил повсюду христианские
храмы. В Птолемаиде же и во всех колониях франков в Сирии все ожидали своего
возвращения в Иерусалим и в прочие города, завоеванные Саладином. Каково же
было отчаяние христиан, когда они узнали, что армия, недавно победоносная,
со всеми ее вождями и с государем священного города должна была капитулировать
перед сарацинами!
Глава XXVII
Продолжение крестового похода. - Приготовления Фридриха II к священной
войне; отъезд его; отлученный от церкви за свое возвращение, он уезжает
во второй раз. - Договор, по которому Иерусалим переходит к христианам.
- Различные суждения о завоевании Иерусалима
(1228-1229)
Во время этого крестового похода в Сирии и в Египте перебывало несколько
больших армий с Запада. Но все эти армии ничего не сделали ни для освобождения
Иерусалима, ни для спасения христианских колоний. Иоанн Бриеннский, возвратясь
из Птолемаиды, увидел вокруг себя только трепещущий и упавший духом народ;
разоренный издержками, сделанными им во время последней экспедиции, не имея
никаких средств защищать остатки своего слабого королевства, он вознамерился
отправиться за море, чтобы лично ходатайствовать о доставлении ему оружия
и помощи со стороны христианских государей.
Папа принял короля Иерусалимского с большим почетом; во всех городах принимали
короля в процессии и с колокольным звоном; при дворах государей относились
с благоговением к охранителю государства Иисуса Христа. При всем этом представлялось
верующим и воспоминание о несчастной египетской экспедиции и охлаждало рвение
и энтузиазм их к заморским войнам.
Сам император Германский, Фридрих II, который принял крест и отправил уже
много рыцарей на помощь христианам Святой земли, колебался ехать на Восток.
Запад, казалось, ожидал примера со стороны могущественного монарха, и папа
не пренебрегал никакими средствами, чтобы ускорить его отъезд. Чтобы заинтересовать
Фридриха крестовым походом, глава церкви придумал предложить ему королевство
на Востоке и женить его на Иоланте, дочери и наследнице короля Иерусалимского.
Эта свадьба была отпразднована в Риме, при благословении духовенства и верного
народа. Фридрих возобновил при этом случае клятву вести свою армию за море;
посланные императора присоединились к папским легатам с целью убеждать князей
и рыцарей принять крест; зять и наследник короля Иерусалимского выказал такую
деятельность и так много рвения и усердия, что обратил на себя внимание всего
христианского мира, и его начали почитать душою и двигателем священного предприятия.
Палестинские христиане возложили последние надежды свои на Фридриха; с Востока
писали ему, что ожидают его на берегах Нила и Иордана, "как некогда ожидали
Мессию или Спасителя мира". Слухи о приготовлениях к священной войне дошли
даже до отдаленной Грузии, и царица этой страны уведомляла, что и она отправит
своих лучших воинов в Палестину для присоединения к воинам Креста, ожидаемым
с Запада.
Проповедование крестового похода продолжалось во всех христианских государствах.
Хотя Франция была занята войною с альбигойцами и король Людовик VII находился
в распре с Генрихом III, во всех провинциях Франции народ поклялся идти биться
с неверными за морем; такое же рвение выказал народ и в Англии, где разные
небесные явления, принятые народом за чудесные знамения, содействовали успеху
красноречия духовных ораторов. Лучшие провинции Италии, хотя и находившиеся
в то время под влиянием иного энтузиазма - не крестовых походов, а свободы,
- тем не менее, выставили многочисленных воинов в армию Иисуса Христа. В Германии
ландграф Тюрингский и герцоги Австрийский и Баварский приняли крест, и пример
их увлек высшее сословие и народ. Все крестоносцы должны были соединиться
в Бриндизи, где ожидал их флот, готовый к отплытию на Восток.
Однако же Фридрих не без страха смотрел на участь своего владычества в Италии;
он опасался намерений ломбардских республик и даже римского двора, который
с беспокойством смотрел на германцев, занимающих сицилийский трон; он попросил
у папы позволения отложить на два года исполнение своего обета; папа с трудом
согласился на это. Еще одно обстоятельство содействовало нарушению согласия,
существующего между вождями священной войны. Между Фридрихом и королем Иоанном
возникли сильные споры; папа Гонорий III употребил все усилия, чтобы восстановить
мир и согласие и уничтожить все препятствия, представлявшиеся к отъезду крестоносцев;
но первосвященник умер, не дождавшись начала войны, знамя которой он поднял
и на которую он смотрел как на славу своего царствования. Преемник его Григорий
IX обладал такою же твердостью и добродетелью и был так же деятелен, как и
Иннокентий III. Как только он возложил на себя тиару, то все свои мысли сосредоточил
на крестовом походе. Отсрочка, данная Фридриху, теперь кончилась, и пилигримы,
прибывшие из различных местностей Европы, собрались в Бриндизи.
Папа именем Иисуса Христа увещевал императора ускорить свой отъезд; каждый
день прибывали из-за моря христиане, чтобы умолять верующих о помощи. Европа,
казалось, с нетерпением ожидала отъезда крестоносцев. Фридрих, не смея больше
откладывать, подал сигнал к отъезду; во всей империи начались молебствия об
успехе его благочестивого странствия. Но армия, которою он предводительствовал,
подверглась эпидемическим болезням, и сам он, казалось, не был тверд в своем
решении. Едва только вышел флот из порта Бриндизи, как был рассеян бурею;
император заболел и, опасаясь за свою жизнь и, может быть, также за империю
и королевство Сицилию, вдруг отказался от своего отдаленного предприятия и
высадился на берег в порту Отрантском.
Григорий отпраздновал отъезд Фридриха как торжество церкви, на возвращение
же он взглянул как на возмущение против святого престола. Император отправил
к папе послов, чтобы оправдать перед ним свой образ действий. Папа отвечал
ему проклятиями; он обратился ко всем верующим и представил им Фридриха как
безбожного государя и клятвопреступника. В защитительном слове, обращенном
ко всем христианским государствам, раздраженный император жаловался на превышение
власти святым престолом и выставлял в самом недостойном виде политику и намерения
римского двора.
До сих пор внимание всей Европы было обращено к крестовому походу; теперь
другое зрелище должно было представиться ее взорам - печальное зрелище открытой
войны между главою церкви и главою христианской империи. Фридрих, чтобы отомстить
за отлучение от церкви, которому он подвергся, привлек на свою сторону все
римское высшее сословие, которое вооружилось, нанесло оскорбления папе у подножия
алтаря и принудило его бежать; изгнанный из Рима, папа употребил против своего
врага страшную власть вселенской церкви и освободил подданных императора от
присяги. Это возмущение Фридриха против церкви повергло в глубокое уныние
весь христианский мир и в особенности восточных христиан, которые лишались
таким образом всякой надежды на помощь. Патриарх Иерусалимский, епископы Кесарийский,
Вифлеемский, великие магистры орденов св. Храма, св. Иоанна и Тевтонского
ордена обратились со своими соболезнованиями к святому отцу; Григорий снова
обратился к верующим с увещанием оказать помощь их братьям в Святой земле,
но все христианское общество, погруженное в печаль и уныние, казалось, забыло
о Иерусалиме.
Христианские колонии, предоставленные самим себе, преданные в жертву всевозможным
бедствиям, дошли бы тогда до окончательного падения, если бы Господь не допустил
раздоров между мусульманскими князьями. Потомки Саладина и Малик-Адила оспаривали
друг у друга обладание Сирией и Египтом. Дело дошло до того, что султан Каирский
решился отправить послов к Фридриху и просить его союза и помощи; султан приглашал
императора Германского прибыть на Восток и обещал отдать ему Иерусалим. Это
обстоятельство побудило Фридриха решиться на продолжение крестового похода.
В присутствии народа сицилийского он появился в облачении пилигрима-крестоносца
и, не обращаясь к разрешению святого престола, не призывая имени Иисуса Христа,
объявил сам о своем отъезде в Сирию.
Когда Фридрих приехал в Палестину, христиане приняли его не как освободителя,
но как государя, которого Бог послал им во гневе Своем. Напрасно обещал он
им освобождение Гроба Господня - христианский народ отвечал на это мертвым
молчанием; на всех лицах выражались печаль и недоверие, и не оглашались церкви
молебствиями о даровании победы христианскому оружию. Когда Фридрих выступил
во главе крестоносцев из Птолемаиды, иоанниты и тамплиеры отделились от него
и следовали за ним издали; воины Креста едва осмеливались произносить имя
своего вождя. Фридрих вынужден был убрать знамя империи, и приказы его провозглашались
только от имени христианской республики. Султан Каирский, который обещал императору
передать ему Иерусалим, удерживаемый страхом других князей мусульманских,
а может быть, и надеждою воспользоваться несогласиями, возникшими между франками,
сначала колебался и медлил с исполнением своего обещания. Это происходило
в ноябре. Переговоры длились всю зиму, и любопытное зрелище представляли эти
переговоры между двумя государями, в равной мере подозрительными в глазах
тех, чье дело они защищали, и спорящими из-за города, к обладанию которым
они были равнодушны. Для султана Каирского в Иерусалиме не было ничего, кроме
разрушенных церквей и домов, и Фридрих постоянно повторял, что если он желает
водрузить знамя на Голгофе, то только ради того, "чтобы приобрести уважение
франков и приподнять свою голову над государями христианского мира". Однако
же заключено было перемирие на десять лет, пять месяцев и сорок дней; Малик-Камил
предоставлял Фридриху священный город, Вифлеем и все селения, расположенные
по дороге в Яффу и Птолемаиду. По условиям договора мусульмане сохранили за
собой в священном городе Омарову мечеть и право свободно отправлять свое богослужение.
Узнав об условиях перемирия, сарацины, жившие в Иерусалиме, покинули со слезами
свои жилища и прокляли египетского султана; христиане же сокрушались об освобождении
города, как сокрушались они в прежние времена о его пленении. Епископ Кесарийский
наложил интердикт на возвратившиеся во владение христиан Святые места, а патриарх
Иудейский отказал пилигримам в позволении посещать Гроб Господень. Никто не
сопровождал императора при вступлении его в Иерусалим, кроме немецких баронов
и рыцарей Тевтонского ордена. Храм Воскресения Христова, в котором он пожелал
короноваться, был обтянут траурной материей; иконы святых и апостолов были
также завешены. Фридрих взял свой венец и сам возложил его себе на голову
и был провозглашен королем Иерусалимским без всяких религиозных церемоний.
Император пробыл только два дня в священном городе и не позаботился даже
о восстановлении его укреплений. Он возвратился в Птолемаиду, где встретил
только возмущенных подданных и христиан, стыдящихся его победой над неверными.
После своего коронования он написал папе и всем западным государям, что он
вновь завоевал Иерусалим без пролития крови и благодаря чудесному содействию
Божественного могущества. В то же время патриарх обращался письменно к Григорию
IX и ко всем верным христианам с целью обличить нечестие и позор договора,
только что заключенного немецким императором. По возвращении в Италию Фридриху
пришлось усмирять восставшие против него ломбардские республики и вести войну
против тестя своего, Иоанна Бриеннского, вступившего в Апулию во главе папских
войск. Одного присутствия императора было достаточно, чтобы рассеять всех
его врагов. Однако же Фридриху становилось трудно продолжать долее борьбу
с главою церкви; он обратился со смирением к милосердию верховного первосвященника,
и, тронутый мольбами победоносного монарха, папа даровал ему мир и признал
его королем Иерусалимским.
Эта экспедиция Фридриха II содействовала, без сомнения, ослаблению энтузиазма
священных войн. Жестокие распри между папским престолом и империей, примешивавшиеся
таким образом к крестовым походам, должны были умалить в представлении верующих
все, что в этих войнах было высокого и святого.
Глава XXVIII
Конец шестого крестового похода. - Экспедиция Тибо графа Шампаньского,
герцога Бретонского и многих других знатных владетелей французских
(1238-1240)
Иерусалим был возвращен христианам, но оставался без укреплений; ему постоянно
приходилось опасаться нападений мусульман. Обитатели Святой земли жили в беспрерывной
тревоге, никто больше не осмеливался посещать Святые места; более 10 000 пилигримов
были умерщвлены в Иудейских горах. На соборе, созванном папою в Спалато, вновь
послышались стоны Сиона. Собор этот, на котором присутствовал Фридрих с патриархами
Константинопольским и Иерусалимским, постановил продолжать войну с неверными
и идти на помощь христианским колониям на Востоке. В ожидании, пока соберутся
армии, папа послал за море нескольких миссионеров - сражаться мечом слова
с учителями и последователями ислама; в то же время Григорий обратился с посланиями
к халифу Багдадскому, к султанам Каирскому и Дамасскому и ко многим мусульманским
князьям, убеждая их принять христианскую веру или, по крайней мере, покровительствовать
христианам. Такой способ борьбы с исламом был нечто новое в священных войнах;
мысль о нем явилась во время борьбы с альбигойцами и северными язычниками,
где миссионеры почти всегда предшествовали воинам Креста.
Монахам Доминиканского и Францисканского орденов было поручено проповедовать
священную войну всему христианскому миру; они были уполномочены не только
раздавать кресты пилигримам, но и освобождать от пилигримства тех, кто обязывался
доставлять содержание крестоносцам. Везде духовенство встречало их в процессии,
с хоругвями и самыми лучшими церковными украшениями. Присутствующим на их
проповедях выдавались индульгенции, действие которых простиралось на несколько
дней; именем святого престола они требовали, чтобы каждый верующий вносил
еженедельную подать на расходы для крестового похода. Они имели в своем распоряжении
духовные сокровища для всех, кто служил священному предприятию, и проклятия
тем, кто изменял делу Господа Бога или оставался равнодушным к нему.
Все эти средства, увещания папы, имя Иерусалима, так могущественно действовавшие
в прежние времена, не могли больше возбуждать энтузиазм народов, и дело этого
крестового похода не двинулось бы дальше напрасного проповедования его, если
бы нескольким знатным вассалам королевства Французского, восставшим против
королевской власти и побежденным ею, не пришла мысль искупить посредством
священной войны преступления междоусобной войны. Тибо граф Шампаньский и король
Наваррский, герцог Бретонский, Петр Моклерк приняли крест; по их примеру графы
Барский, Форезский, Маконский, де Жуаньи, Неверский, Амальрик, сын Симона
Монфорского, Андрей Витрейский, Готфрид Ансениский, множество баронов и знатных
владетелей дали клятву отправиться на войну с неверными в Азии. Тогда созван
был в Type собор - не для возбуждения усердия верующих, но для обсуждения
различных вопросов, касающихся этого крестового похода. В прежних экспедициях
в ряды воинов Иисуса Христа становились и воры, и разбойники, и такое чудо
служило как бы в назидание всем верующим. Мнения в этом отношении изменились
теперь, и собор, чтобы не вводить в соблазн рыцарей Креста, был принужден
постановить, чтобы великие преступники не были принимаемы в армию пилигримов.
По причине дурного обхождения с иудеями Турский собор оградил их жизнь и имущество
особенным покровительством церкви.
Когда новые крестоносцы готовились к отправлению в Палестину, константинопольские
франки, доведенные до последней крайности, явились на Запад просить о немедленной
помощи. Эта латинская империя, основанная таким славным образом, ограничивалась
теперь пределами одной столицы, постоянно угрожаемой болгарами и никейскими
греками. Иоанн Бриеннский, которому судьба, повидимому, назначила в удел поддерживать
всякое разрушающееся величие, был призван спасать Византию, как прежде того
он был призван спасти Иерусалим; но он не мог победами своими утвердить поколебленный
трон. Процарствовав четыре года над остатками империи Константина, он скончался
на 89-м году жизни, в смиренном облачении монаха Францисканского ордена. Из
императорской фамилии Куртнеев оставался теперь только один принц, который
ездил по Европе, обращаясь к милосердию государей и народов. Папа был тронут
бедствием и унижением Балдуина П и не мог равнодушно относиться к жалобным
воплям латинской церкви в Византии. Крестоносцы, готовые к отъезду в Святую
землю, были приглашены помочь своим братьям в Константинополе. "Греция, -
говорил им Григорий, - была путем в Иерусалим", - и дело Балдуина становилось
таким образом делом Божьим.
Крестоносцы колебались между Константинополем и Иерусалимом и, удерживаемые
то папою, то Фридрихом, долго заставили ждать восточных христиан обещанной
им помощи. В довершение несчастия, вспыхнула новая ссора между Григорием IX
и германским императором. Пререкания между папским престолом и империей дошли
до крайности; для императорской партии церковь не имела больше ничего священного.
Папа проповедовал крестовый поход против своего грозного соперника и предлагал
императорскую корону тому, кто будет в состоянии свергнуть его с престола.
Фридрих выступил тогда против папы с оружием в руках и явился во главе армии
в самую столицу христианского мира.
Среди общего смятения и уныния не слышны были более вопли и мольбы христианских
колоний на Востоке. По окончании срока перемирия, заключенного с Фридрихом,
мусульмане возвратились в Иерусалим, оставшийся без защиты. Птолемаида и христианские
города не имели более сообщения с Европой, от которой они ожидали спасения;
между всеми флотами в Средиземном море шла война - одни сражались за папу,
другие за императора. Тибо и его спутники едва могли найти суда для переезда
в Сирию и одни выехали из Марселя, другие - из разных итальянских портов.
Прибыв в Палестину, они нашли эту страну раздираемой несогласиями: одна партия
действовала в пользу германского императора, другая стояла за короля Кипрского,
и не было никакой власти, которая могла бы управлять силами крестового похода.
Толпа пилигримов не была связана никаким общим интересом, который мог бы надолго
удержать ее под одними и теми же знаменами; каждый из вождей избирал своих
врагов и вел войну за свой собственный счет и от своего имени. Герцог Бретонский
со своими рыцарями произвел нападение на дамасские владения и возвратился
со множеством буйволов, баранов и верблюдов. При виде такой богатой добычи
пробудилась зависть в других крестоносцах, и они отправились грабить плодородные
газские земли. Самые пылкие из крестоносцев очутились лицом к лицу с мусульманской
армией и, не видя надежды на помощь со стороны своих товарищей, не побоялись
сразиться с грозным неприятелем. Многие из них погибли на поле битвы; Симон
Монфорский, граф Барский с самыми храбрыми рыцарями попали в руки неверных.
После этого поражения ни один из князей-крестоносцев не осмеливался вступать
в новые битвы; в христианской армии слышались только жалобы и ропот на бедствия
крестового похода. Папский легат и духовенство обличали в своих проповедях
завистливый и высокомерный дух вождей и не переставали молить Господа Иисуса
Христа, чтобы Он пробудил в них усердие к Кресту и энтузиазм к священной войне.
Праздность породила пороки и раздоры, которые заставляли отчаиваться в исходе
этой экспедиции. К счастью для христианских колоний, между мусульманами также
происходили раздоры, и они не производили нападений на владения франков. Князья
и бароны, просидев несколько месяцев в своих палатках, думали теперь только
о возвращении в отечество; они вступили в отдельные переговоры с сарацинами
и заключили мир таким же способом, каким они вели войну. Одни из них заключили
договор с султаном Дамасским, другие - с султаном Египетским. Посредством
этих переговоров они снова приобрели в свое владение Святые места. Но освобождение
Иерусалима, который столько раз был завоеван и никогда не мог был сохранен,
не было принято верующими с прежним восторгом. Граф Шампаньский, герцоги Бретонский
и Бургундский были заменены Ричардом Корнуэллским, братом Генриха III и племянником
Ричарда Львиное Сердце. Последний оказался не счастливее тех, кто ему предшествовал;
все, что ему удалось приобрести посредством своей экспедиции, была только
возможность предать погребению тела крестоносцев, павших в сражении при Газе.
Таковы последние события этого крестового похода, во время которого сменилось
четыре папы и который продолжался около 30 лет.
История следующих крестовых походов имела бы очень мало интереса, если бы
нам не оставалось выставить личность великого и святого монарха, сражавшегося
в Египте во главе своего дворянства, почитаемого самими мусульманами, которых
он сделался пленником, и кончившего впоследствии свою жизнь на африканским
берегу в борьбе за Крест. Нам предстоит рассказать о двух экспедициях Людовика
IX.
Глава XXIX
Нашествие татар. - Нападение на Святую землю и опустошение ее хорезмийцами.
- Лионский собор и низложение Фридриха II. - Седьмой крестовый поход.
Экспедиция Людовика IX. - Приготовления к отъезду
(1244-1253)
В начале XIII века монгольские татары, предводительствуемые Чингисханом,
нахлынули почти на всю Азию. Впоследствии бесчисленные орды этих варваров
перешли через Волгу и распространились в восточной части Европы. Они опустошили
берега Вислы и Дуная и стали угрожать одновременно и Германии, и Италии. Папа
хотел проповедовать венгерцам крестовый поход против монголов; но в этой стране,
опустошенной варварами, не оставалось даже ни одного епископа, который мог
бы обратиться к народу с увещанием принять крест. Папа хотел обратить в христианскую
веру свирепых победителей и послал к ним для проповеди монахов Францисканского
и Доминиканского орденов - победоносные орды стали угрожать самому папе. Фридрих,
император Германский, отправил к ним также своих послов, но и они были приняты
не лучше. Глава империи написал тогда одновременно всем христианским монархам,
убеждая их соединиться общими силами против этого народа, врага всех других
народов; но каждый их них был так занят своими собственными делами, что близость
такой большой опасности не внушала никому решения вооружиться и поспешить
на встречу общего врага. "Если варвары придут к нам, - говорил Людовик Святой
королеве Бланке, - то или они нас пошлют в рай, или мы их отправим в ад".
Все, что могли сделать христиане, это усилить молитвы и повторять во всех
церквах слова: "Господи! Избави нас от ярости татар!"
Хотя общее настроение в пользу крестовых походов очень ослабело, все же
они не выходили из мысли государей и народов. Европа, сильно потрясаемая борьбою
духовной власти с империей и угрожаемая ужаснейшим из нашествий, все еще устремляла
свои взоры на Константинополь и на Иерусалим.
Татары, производя свои вторжения, не подумали о Византии, имя которой им
было даже неизвестно. Так как они не исповедовали никакой религии, то бесплодные
горы Иудейские еще меньше могли обратить на себя их внимание. Но весь Восток
был потрясен их нашествием; ни одна страна, ни один народ не могли пребывать
спокойными. Один народ, выгнанный преемниками Чингисхана из Персии и искавший
страны, где бы он мог поселиться, был призван в Сирию султаном Египетским,
бывшим тогда в войне с эдесскими и дамасскими мусульманами и с палестинскими
франками. Орды хорезмийские поспешили в Иудею, обещанную их победоносному
оружию. Они овладели Иерусалимом, в который только что возвратились тогда
христиане; все христианское население было предано мечу. Скоро после того
христиане, соединившиеся с сирийскими эмирами, были побеждены и все войско
их истреблено в большой битве, происходившей близ Газы.
Передать в Рим эти печальные вести поручено было епископу Бейрутскому. Папа
принял с сочувствием жалобы палестинских христиан и дал обещание помочь им.
В то же время и Балдуин II вторично обратился к помощи Запада; Иннокентий
не отказал ему в поддержке. К нему обратились за помощью против хорезмийцев,
против греков-схизматиков, против мусульман; сам он вел ожесточенную войну
с Фридрихом, а Европе угрожало нашествие татар. Папа не отступал ни перед
какою опасностью и решился вооружить весь христианский мир против всех врагов
сразу. Для этой цели он созвал в Лионе общий собор.
Восточные епископы и князья присутствовали также на этом соборе. Между прелатами
замечателен был епископ Бейрутский, который приехал, чтобы рассказать о несчастиях
священного города. Между государями был император Константинопольский Балдуин,
умолявший о сострадании к нему и к его империи. Император Фридрих также отправил
на это собор послов, уполномоченных защищать его против обвинений Иннокентия.
Собор этот был открыт 28 июня 1245 г. Папа, пропев "Veni creator" ("Приди,
Создатель!"), произнес речь, содержанием которой были пять скорбей, которыми
он был терзаем, уподобленные пяти язвам Спасителя мира, распятого на кресте.
Первой скорбью было вторжение татар, второй - раскол в Греции, третьей - нашествие
хорезмийцев на Святую землю; четвертой - успех еретических учений, пятой,
наконец, - преследование со стороны Фридриха. Хотя папа и упомянул о монголах
в начале своей речи, но собрание обратило на них мало внимания; татары отступили
перед опустошениями, произведенными ими самими, и удалились от Венгрии, которую
они превратили в пустыню. Удовольствовались по этому поводу тем, что предложили
народам германским выкапывать рвы, ограждаться стенами на пути варваров. Главнейшие
же заботы отцов собора были о Константинополе и Иерусалиме. Проповедан был
крестовый поход с целью освобождения того и другого; собор постановил, что
духовенство будет уплачивать двадцатую часть, а папа и епископы - десятую
часть в пользу крестового похода. Половина бенефиции без резиденции была определена
собственно для латинской империи на Востоке.
Сделаны были также на Лионском соборе несколько постановлений для воспрепятствования
успехам ереси; но все это было не главной заботою Иннокентия. Из пяти великих
скорбей, о которых он упоминал в своей речи, преследование Фридриха принимал
он ближе всего к сердцу. Напрасно император обещал, через своих посланных,
остановить вторжение монголов, восстановить в Греции владычество латинян и
пойти самому в Святую землю; напрасно обещал он возвратить святому престолу
все, что он у него отнял, и загладить свою вину перед церковью. Папа, имевший
основания не доверять искренности его обещаний, был неумолим и не захотел
отвратить "секиру, готовую поразить". Разбирательство дела Фридриха заняло
несколько заседаний; наконец Иннокентий, как судья и владыка, произнес приговор:
"Я - наместник Иисуса Христа; сообразно с обещанием Бога главе апостолов,
все, что я свяжу на земле, будет связано на небесах. На этом основании, посоветовавшись
с нашими братьями кардиналами и обсудив дело всем собором, я объявляю Фридриха
виновным в святотатстве и ереси, в измене и клятвопреступлении; объявляю его
отлученным от церкви и лишенным императорской власти; разрешаю навек от присяги
всех тех, кто клялся ему в верности; запрещаю навсегда повиноваться ему -
под угрозою отлучения от церкви за нарушение этого моего запрещения. Повелеваю,
наконец, избирателям выбрать другого императора, а себе предоставляю право
располагать троном Сицилии". Современный историк с точностью передает то глубокое
впечатление, которое произвел на собрание приговор папы. Когда папа и епископы,
держа свечи в руках, наклонили их к земле в знак проклятия и отлучения, все
затрепетали, как будто бы сам Бог пришел судить живых и мертвых. Среди молчания,
воцарившегося после этого в собрании, послышались вдруг слова послов Фридриха,
внушенные им отчаянием: "Теперь еретики воспоют победу; хорезмийцы и татары
воцарятся над миром". Совершив благодарственное молебствие и объявил распущение
собора, папа удалился со словами: "Я исполнил мой долг, да совершится воля
Божия!"
На этом Лионском соборе в первый раз кардиналы облеклись в красную одежду
- символ их крови, всегда готовой излиться ради торжества религиозной истины.
Запад, погруженный в трепет и смятение, без сомнения, забыл бы тогда о христианах
Святой земли, если бы один благочестивый монарх не явился во главе крестового
похода, провозглашенного главою церкви и епископами христианскими.
За год до Лионского собора, в то время, когда Европа узнала об опустошениях,
произведенных хорезмийцами в Палестине, Людовик IX, только что пережив тяжкую
болезнь, пожелал возложить на себя знаки пилигримов. Чтобы придать более торжественности
своему решению, он созвал в Париже парламент, в котором находились прелаты
и знатнейшие люди королевства. После папского легата заговорил сам король
Франции и представил баронам ужасное положение Святых мест. Он напоминал им
о примере Людовика Младшего, Филиппа-Августа; он убеждал всех слушающих его
воинов вооружиться на защиту славы Божией и славы французского имени на Востоке.
Когда Людовик кончил свою речь, три его брата - Роберт граф Артуаский, герцоги
Анжуйский и Пуатьерский - поспешили принять крест; королева Маргарита, графиня
Артуаская и герцогиня Пуатьерская поклялись сопровождать своих супругов. Примеру
короля и принцев последовала большая часть прелатов, присутствовавших в собрании.
Между знатными владетелями, поклявшимися тогда идти биться с сарацинами, были
Петр Дреский, герцоги Бретонский, граф де ла Марш, герцог Бургундский, Гуго
Шатильонский, графы Суассонский, Блуаский, Ретельский, Монфорский, Вандомский.
Между этими благородными крестоносцами история не может забыть верного Жуанвилля,
имя которого останется навсегда нераздельным с именем Людовика Святого.
Между тем, решение короля вызвало глубокую печать среди его народа. Королева
Бланка, говорит Жуанвилль, когда увидела сына своего в одежде крестоносца,
была поражена трепетом, как будто бы увидела его мертвым. Без сомнения, и
для Людовика IX горестно было расставаться со своею матерью, которой он никогда
не покидал и которую он любил, по его собственному выражению, "превыше всех
созданий". Не без великой скорби расставался он и со своим народом, который
во время болезни его молился, чтобы отвлечь его от преддверия могилы, и который
сокрушался теперь о его отъезде, как сокрушался прежде о его болезни. Он сам
видел все опасности и осознавал все трудности, сопряженные с войной на Востоке;
но он верил, что повинуется внушению свыше, и ничто не могло отклонить его
от благочестивого намерения.
Крестовый поход проповедовался тогда во всех странах Европы; но голос духовных
ораторов терялся среди смятения партий и шума оружия. Когда епископ Бейрутский
обратился к Генриху III с просьбою помочь христианам Востока, то английский
монарх, бывший в войне с Шотландией и Уэльсом, отказался принять крест и запретил
проповедовать крестовый поход в своем королевстве. В Германии война была в
полном разгаре, и тевтонские народы если брались за оружие, то только для
того, чтобы защищать дело Фридриха или Генриха, ландграфа Тюрингского, которому
папа повелел передать императорскую корону. Италия было потрясена не менее,
чем Германия; вооруженные распри между святым престолом и императором усилили
вражду между гвельфами и гибеллинами. Проповедь священной войны имела некоторый
успех только в провинциях Фрисландии и Голландии и в некоторых государствах
на севере. Гакон, король Норвежский, принял крест и известил о своем отъезде
Людовика IX, который одобрил его решение и обещал ехать в ним вместе; но после
долгих колебаний государь Норвежский не уехал, а остался в своем королевстве,
удержанный надеждой самому воспользоваться смутами на Западе.
В интересах крестового похода Людовик сделал несколько попыток помирить
императора с папой. Несколько послов били отправлены в Лион умолять папу следовать
в этом деле более голосу милосердия, нежели правосудия; король Французский
имел в аббатстве Клюни два совещания с Иннокентием, которого он снова умолял
своим великодушием положить конец смутам, возникшим в христианстве. Но восстановление
мира сделалось затруднительным. Напрасно император, расстроенный и унылый,
соглашался оставить престол и провести остаток дней своих в Палестине - с
одним только условием, чтобы папа дал ему свое благословение и чтобы сын его
Конрад был наследником его престола. Христиане заморские также просили папу
в пользу государя, от которого они ожидали могущественной поддержки. Глава
церкви, хорошо понимавший намерения Фридриха, оставался неумолимо строгим.
Папским декретом было передано королю Кипрскому королевство Иерусалимское,
которое принадлежало Фридриху; потом папа обратился к султану Каирскому и
убеждал его прервать всякий союз с императором Германским. Фридрих, со своей
стороны, не ожидая более ничего от папы, начал действовать теперь не щадя
ничего и не соблюдая никакой меры и таким образом сорвал покровы, в которые
облекалось его лицемерие. Он не боялся больше изменять делу христиан и доказал
теперь, что, освобождая Гроб Господень, он вовсе не имел в виду действовать
ради славы Иисуса Христа. Послы его отправились предупредить властителей мусульманских
обо всем, что приготовлялось против них на Западе.
Франция была единственным государством в Европе, где серьезно занимались
крестовым походом. Людовик IX объявил о своем отъезде палестинским христианам
и приготовлялся ко святому пилигримству. Королевство не имело ни флота, ни
порта в Средиземном море. Людовик приобрел в свое владение территорию и порт
Эгморт. Генуя и Барселона должны были доставить ему корабли. В то же время
Людовик заботился о продовольствии армии Креста, об устройстве запасных вкладов
на острове Кипр, где предстояло быть первой высадке на берег. Средства, которые
были употреблены, чтобы добыть необходимые денежные суммы, не возбудили никаких
жалоб и ропота, как это было во время крестового похода Людовика VII. Богатые
добровольно отдавали плоды своих сбережений в королевскую казну; бедные несли
свои лепты в церковные кружки; арендаторы королевских доменов выдали доходы
за целый год вперед; духовенство уплатило больше, чем оно было обязано, и
доставило десятую часть своих доходов.
Известия, получавшиеся в это время с Востока, возвещали о новых общественных
бедствиях. Хорезмийцы, опустошив Святую землю, исчезли, погибнув от голода,
от раздоров, от меча египтян, воспользовавшихся ими только как орудием; но
другие народы, например туркмены, превосходившие свирепостью хорезмийские
орды, опустошали берега Оронта и княжество Антиохийское. Султан Каирский,
который перенес войну в Сирию и покорил ее, овладел также Иерусалимом и угрожал
покорением всех христианских городов. Война против неверных, провозглашенная
на Лионском соборе, усилила раздражение мусульманских народов. Эти варвары
не только укрепили свои города и границы, но, если верить тогдашним народным
слухам, высланы даже были на Запад агенты Старца Горы, и Франция трепетала
за жизнь своего монарха. С ужасом повторяли во всех городах, что пряности,
вывезенные из восточных стран, были отравлены врагами Иисуса Христа. Все эти
слухи, выдуманные или преувеличенные легковерными людьми, наполняли сердца
верующих святым негодованием. Народ повсюду выражал нетерпение отомстить сарацинам
и двинуться в поход под знаменем Креста.
