Никита Струве
В поддержку Якунина, 1968. В поддержку еп. Ермогена Голубева против МП, 1967.
(р. 16.02.1931) — спец. в обл. славистики, исследователь проблем рус. эмиграции и культуры России. Директор изд-ва YMCA-Press. Род. в парижском предместье Булонь, в рус. эмигрантской семье. Внук П.Б.Струве. Мать С. — урожд. Катуар, племянница моск. композитора. В 1951 стал сотрудником "В. РСХД". В 1954 женился на М.А.Ельчаниновой, дочери А.В.Ельчанинова. В 1963 вышла на франц. яз. кн. С., посвященная истории Церкви при Сов. власти ("Les Chretiens en URSS"). Эта кн. вызвала обществ. резонанс во Франции, была переведена на 5 яз. В 1965 С. переведен во вновь образовавшийся ун-т Париж X (Нантер). С 1956 — член правления YMCA-Press, впоследствии директор этого изд-ва. Гл. событием в этой обл. С. считает изд. "Архипелага Гулаг" (1973), а затем встречу с А.И.Солженицыным и долголетнее с ним сотрудничество. В 1979 защитил докт. дисс, посвященную творч. О.Э.Мандельштама (издана на франц., затем — в автопереводе на рус. яз.: "Осип Мандельштам. Его жизнь и время", Лондон, 1988, 2-е изд. — Лондон, 1990; 3-е изд. — Томск, 1992), в том же году стал полноправным проф. ун-та Нантер, позднее — зав. кафедрой славистики; проф. Парижского ун-та Нантер (до сентября 2000). В 1990 впервые посетил Россию. В 1992 в Москве вышел сб. статей С. "Православие и культура". С. издал двуязычную антологию рус. поэзии XX в. Помимо упомянутых публикаций, С. — автор более 200 статей. Опубликована его кн. (на франц. яз.) о рус. эмиграции (1996) и двуязычная антология рус. поэзии XIX в. С. — один из учредителей изд-ва и предс. правления совместного предприятия "Русский Путь" и библиотеки фонда "Русское Зарубежье" (Москва), в 2005 г. — гл. ред. изд-ва "Русский путь", предс. об-ва "Центр Помощи" (Монжерон), гл. ред. ж. "В. РХД" и "Le Messager Orthodoxe".
*
Никита Струве, издатель ВРХД, заявил о войне
в Косово (Новые Известия, 7.7.1999): "Цивилизованный мир показал
свое варварство. Это настоящий духовно-политический кризис. Я бы
даже сказал — новый виток истории. ... Европу разделяют по старому
типу германо-римской империи. ... По сути дела, это даже была не
война, а прицельный расстрел. И как всякий расстрел, он оборачивается
против тех, кто расстреливает". Если бы не знать, что Струве — друг
Солженицына, который примерно так же рассуждает, можно было бы удивиться.
И вновь: а если бы с такой же решимостью, с какой НАТО выступил
против Милошевича, он выступил бы против Сталина - тоже было бы
плохо? И в чем признак "раздела Европы"? Только в том, что туда
не пускают варваров? Римляне ведь пускали к себе варваров и даже
стремились их завоевать. Неприятно, когда приличное общество тебя
игнорирует, но еще неприятнее, когда оно тебя завоевывает. Завоеватель
теряет право именоваться "приличным". И завоеватели: Милошевич и
Ельцин, а не Ширак и Клинтон.
ИСТОРИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ
Вестник РСХД № 81, 1966 г.
Письма двух московских священников облетели весь мир.
Содержание их известно каждому, кому дороги судьбы Православной Церкви. Можно с уверенностью сказать, что эти письма одно из самых крупных духовных событий последних лет, хотя они еще не возымели видимого действия и не отразились на историческом процессе.
Значение этих писем определяется двумя словами, сопряженными друг с другом: мужество и правда. Два священника имели мужество сказать всенародно правду о Церкви – как гражданским, так и церковным властям. Высказанную правду они немедленно закрепили принесенной жертвой, подчинившись наложенному на них несправедливому прещению. И все. Казалось бы, какая малость! А вместе с тем – в этом вся и суть. Вот уже около сорока лет, со времени Сергиевской декларации, Церковь в лице своих официальных представителей отказалась от правды и мужества. Этот отказ доходил до глубокого нравственного падения, в клевете на мучеников, в безграничном славословии Сталина.
Но многое в Сергиевской линии 30-х годов можно объяснить царившим тогда террором. К тому же митр. Сергий – когда увидел, что за легализацией Церкви последовала ее ликвидация, представил ЦК длинный жалобный список, во многом сходный с письмом двух священников Косыгину.
Теперь положение изменилось. За правду по головке еще не гладят, до этого далеко, но и голов не рубят. Ложь уже не вездесущая и не торжествующая, хотя подмешана ко всему. Появилась правдивая литература, с трудом пробивающая себе дорогу в официальные журналы или распространяющаяся в рукописях. Из лагерей вернулась духовная элита, не сломленная годами заключения, и протянула руку молодежи, мечтающей об обновлении.
Суд над Синявским и Даниэлем обнаружил зародыши общественного мнения. В этом явном, но еще медленном процессе выздоровления, увы, официальная Церковь не заняла своего места. Правда, она попрежнему под ударом и подвергается жестоким, хотя и не кровавым гонениям. Но больше, чем когда-либо, она подчинилась государству, исполняет его волю не только за границей, но и во внутренней жизни, способствуя собственному разрушению и разложению. Лживые заявления и постыдное молчание по-прежнему ее главные орудия. И это как раз в то время, когда изголодавшиеся по Истине и Свободе русские люди ищут дорогу к Церкви, в надежде найти в ней искомое.
И вот, когда внутреннее разложение стало угрожать самому бытию Церкви или преграждать путь к ней, раздался мужественный и правдивый голос двух священников. Р
азом изменилась мистически вся суть Церкви. Слова двух священников стали разделяющим мечом: отныне ложь уже не может рядиться в правду, малодушие в тонкий расчет. Начался духовный суд, и как бы яростно ни ополчались церковные власти на авторов письма, их действия уже осуждены.
(Прим. Н.Струве. Страшно читать послание, подписанное Патриархом, в котором он упрекает священников - бездоказательно - в том, что они наклеветали не только на церковные власти, но и на правительство - лжесвидетельство, которое может исполъзовать гражданский суд, чтобы привлечь отцов Николая и Глеба к уголовной ответственности.)
Разом, Церковь молчания стала Церковью исповедующей. Еще недавно, на страницах «Вестника», В. Вейдле писал: «Веры в России еще и сейчас больше, чем на Западе. Только слова у этой веры нет, имени она себе не знает». Теперь же вера обрела слово, она снова становится созидательницей культуры.
Разом, в мистической глубине преодолена иррациональная стихия страха, сковывающая Церковь – как сковывает она до некоторой степени и весь русский народ. Этим своим подвигом Церковь находит свое место в новом возрождении России, укрепляя и выявляя народное сознание.
До «письма» Церковь боролась только за существование, теперь она борется за свою целокупную сущность. Письмами двух священников не только восстанавливается достоинство Церкви, ими продолжается старый процесс оздоровления церковного строя. С давних времен, с неудачной и ненужной попытки патриарха Никона подчинить себе гражданскую власть, Церковь поработилась государству, тем самым утратив и свою внутреннюю свободу. Подчинение государству ведет неминуемо к утрате соборного начала, замененного своего рода непогрешимым авторитетом одного лица или небольшой группы. Подчиняться государству Церковь может лишь в лице своего возглавителя или верхушки, но не как свободное целое. Не случайно в синодальный период не было соборов хотя фактически они были возможны. Конечно, нельзя провести знак полного равенства между подчинением Церкви правовому и номинально христианскому государству и порабощением Церкви государству активно безбожному. Во втором случае подчинение Церкви имеет кощунственный характер, хотя и находит себе ряд смягчающих обстоятельств.
Двухвековое синодальное пленение замутнило экклезиологическое сознание: некоторым, даже за рубежом, акция двух священников кажется непонятной и даже предосудительной, по той только причине, что истина выражена не церковной властью, а независимо от нее и даже против нее. И это вопреки истории, которая гордится мужественным стоянием за правду одиноких лиц, будь то епископов (Иоанн Златоуст, Марк Ефесский), монахов (Максим Исповедник) или мирян (литовские братья), вопреки догмату Церкви, утверждающему, что хранителем истины является весь народ Божий.
Письмо двух священников показывает, что заветы Всероссийского Собора 1917 года, смело вернувшегося к соборно-свободной экклезиологии, не забыты. В трудных условиях церковных гонений оно стремится их продолжать и воплощать. Как экклезиологическое свидетельство, письмо двух священников имеет значение не только для данной ситуации в России, оно имеет силу для всего православия – я сказал бы даже – для всего христианского мира. |
