Дьякон Феодор Иванов

О ПОЗНАНИИ АНТИХРИСТОВОЙ ПРЕЛЕСТИ

Cм. старообрядчество; XVII в.

О нём Бубнов. Том его сочинений в "Материалах" Субботина (6 том).

Оп.: Диакон Феодор. О познании антихристовой прелести // Материалы для истории раскола за первое время его существования / Под ред. Н. Субботина. Т. VI., 1881. 79–89.

Вопросил мя еси, возлюбленне, о нынешней новоявленной прелести, наставшей по знаменанному числу лет вчиненных церкви святой чинов, утвержающейся в державе нашего Христианскаго царства, нареченнаго Богом третиим Римом, и понудила есть святыня твоя мое недостоинство изрещи тебе от грубаго ми сердца боголюбезной твоей души. И аз грешный, воспящен многими в себе помышлении, в велицем недоумении быв о сем: понеже вопрошение постиже мя выше силы моея. А наипаче удивительнее реку: како бо невещественная душа у вещелюбива человека благоразумию навыкнути хощет, и мудрозрительное око имея у помраченнаго тмою злострастия свет видети желает, и весьма несведящаго ничтоже благоразумие вопрошает! И не могох отложити любовь твою понуждаем есмь желанием твоим, презря свое всякое недостоинство и противление, дерзнух ти мало нечто воспомянути о предлежащей вине.

Возлагая все свое недостоинство на пребогатыя щедроты Зиждителя моего, елико Он ми, Создатель мой, отверзет недостойная моя уста молитвами твоими вспомогающими, всячески должен изрещи. Да не зазри, молю, скудоумию моему и немованию, да исправиши благоразсудством своим, да покрыеши: понеже нехотяща мя любовь твоя понудила к сему дерзнутию о настоящей прелести антихристова действа. Многообразна бо есть и всячески пестра, и колеблющая землю, и потрясающая вся основания церковная и потребляющая в души вся многоразличныя боговидения, и нужда нам о сем глаголати и всегда подтверждатися, яко да познавше прелесть истину удоб соблюдем, и неведяще же ю погрешим в истине.

Антихрист бо он испадшая денница, зовомый диявол, темный и помраченный языческий бог, творец и зиждитель всякия злобы, всякому благу противник. Попущением Святаго Бога первое его ангельское сияние, еже име на небесех, дастся ему и первой его гордостный недуг попустится ему восприяти, богом ся наречет и возглаголет прегордая на Вышняго и святых Вышняго оскорбит, и смирит смиренных и вознесет гордыя, и изблюет свою презлейшую мучительную горечь, яко да тем пречистый Владыка искусит весь мир, да явятся избраннии, и нечествующии да покажутся, рекше, да явятся овы в смерть, овы в живот, еже да сподобит нас Господь Бог избыти смерти и получити живот, неизреченных ради своих щедрот, молитвами Пречистыя своея Матере, Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии и всех святых. Аминь.

Настоящая бо сия вражия прелесть, паче же рещи вкупе и злоба, прелукавнейши обретается римскаго помрачения, или тмы, понеже глава его тогда еще в смертном заколении бяше, рекше духовным оружием, от правоверных духовных отец отлучением верных, римское неистовство проклято. Ныне же, по исполнении имени его шестьсот шестидесяти шести лет, язва смерти его исцеле, сиречь во едину державу нечестия все три Рима совокупишася, по образу Августа кесаря. Первее по развязании своем диявол, изшед из бездны, Рим нечестием порази со всеми западными странами, и пошед до нашего царства на пути Литву отступлением плени. Таже, по исполнении имени его, и наше российское царство нечестием похити, и конечне воцарися всяким нечестием над всею вселенною, яко Август. И паки языческое богоненавидение яко терние процвете, паки по всей земле усадися мучительство не мнее прежняго, якоже до Христова Рождества, наипаче, зельнее, — о сем чтый да разумеет. И седе окаянный не в капищном храме, но в Божией церкви, на месте святем, не идолом возглагола, но богомерзкими еретичествы и многообразными отступными иконами, некими трупы, мертвыми человеческими телесы, рекше нечестивыми людьми, к раззорению правды мучительством и богопротивством возглагола к своему нечестию покоряющих, и ими на поклонение себе приведе, непокоряющихся же смертию осуди избивати.

И на севере угнездися, на возлюбленном своем месте, яже с небеси падшая денница, восходящая заутра. Рече бо треклятый себе во уме и взыде на святое церковное небо, и постави престол свой выше звезд небесных, святых церковных учителей, и седе на высокой горе, благочестием светящейся, в христианском на севере царстве, в российском государстве, и паки на горах высоких, в Божиих церквах, и на облацех небесных, на святой апостольской проповеди, подобием сравняя ся Вышнему. Егда еще беяше на небеси, помысли поставите себе престол на севере. Того ради Творец наш Господь Бог, ведая его злоковарство, яко тщится человеческий род весь погубити в смерть, предвозвести во оберегание избранным своим своими пророки хотящая быти на кончину времен, яко от севера лукавство изыдет; и ко верным глаголет: и соблюдутся от злых, лжа от севера изыдет на вся живущыя на земли, сиречь на вся мыслящая земная, и на небесех никоегоже блага помысла не имущая.

И тако невидимый змий, проклятый диявол, входит во изобретенныя своя сосуды, во двоицу окаянных человек, царя и патриарха, и бывает нечистая троица, юже виде Богослов в трех нечистых духах — змия, и зверя и лживаго пророка. Ипполит же святый и прочие исповедницы Христовы истолковаша змия в диявола, зверя же в антихриста, сиречь царь лукавый, лживаго же пророка духовнаго чина начальника, рекше патриарха. И тако бывает троица пребеззаконная, Пресвятой Троице противница, и со изходящими из нея подобными себе треми же духи нечистыми, яко жабами, сиречь какову жабу, рекше хулу, змий, иже есть отец лжи, испустив на пренебеснаго истиннаго Отца света, такову же гадину злохуления отрыгну от всеядостнаго своего богомерзскаго сердца и зверь, антихрист, рекше сын беззаконный, на преблагословеннаго агнца Божия, Господа нашего Iсуса Христа; подобне же и третий злобесный лжепророк, иже есть дух лстечь, рекше патриарх, изблева от злаго своего сокровища сердечнаго хулу на истинный и Святый Дух.

И тако в лепоту наречется совершенная троица пребеззаконная, пресвятей, истинней, пресовершенней, живоначальной Троице противница и святей вере раззорительница, еяже мрачнии поклонницы, окаяннии отступницы отторгают истинных поклонников от истинныя святыя живоначальныя Троицы, ово многообразными томлении и мучительствы, овоже многообразными лщении и злохитрыми ухищрении, еретическими прелестми, иже сплетоша, яко некую сеть, своему нечестию богомерзкую славу, на увязание и пагубу себе и прочим, по реченному: в сети своей увязе грешник, и теми прославляют отца своего, прельстившаго их, диявола, иже по изшествии из бездны глагола им живущим на земли и мыслящим земная, а на небеси ничтоже имущим, сотворити образ зверю, сиречь отступление и зверообразное мучительство. И каков образом вепрь польский лют бывает к растерзанию плотскому, таковым же образом сотворити повеле диявол своим другом, окаянным еретиком, зверя, антихриста, сугубо убивательна, душу и тело, — душу мечем нечестия отлучающа от Бога, тело же мечем разлучающа от сея тленныя жизни. И тако образ зверя всяк помраченный тмою нечестия окаянный еретик носит в себе, зверину злобу изблевает на кроткое христианское стадо, от божественныя же руки и ограды овец приводяще к своему богомерскому уставу и нечестию.

Нечестие же его удивительно реку за пестротное его и за лживое злохитрство, яко сплете нечестие с благочестием, клятву же с благословением, мучительство с щедротами, милость с немилосердием, кротость со зверством, безчиние с благочинием, здравое со вредящим, смертное с пребывающим, волка с агньцем, благословенное древо с проклятым, трисоставный с двучастным, церкви с костелом, папежники со священники, западные с восточными, ляхи с иподьяконы, поляки с причетники, мощи святых с еретическими трупами, иконы святыя с богомерзкими образы, и, скращенне рещи, каяждо бо святыня нечестивая близ себе имеет и сквернение, по образу пестраго зверя — рыся. Разделити же лицемерие от лукавства не мощно, понеже пестрота зверина по существу его сраслену имать в себе крепость и сплетено нечестие с благочестием носит.

Антихрист бо есть диавол, ангел и бес, свет и тма, денница и прелестная звезда, лев и агнец, царь и мучитель, лжепророк и святитель, благ и гонитель, чиститель и сквернитель, пристанище и потопление, безбожным бог, християном же враг, миролюбцем святитель, боголюбцем же мучитель, нечествующим прибежище, благочестивым же пужалище, велик злобою и высок гордостию, страшен мучительством, пестр видением, осязанием же тма, сатана и человек, дух и плоть. И паки: змий и зверь и лжепророк, ихже виде Богослов. И в сих триех вся злоба нечестия состоится, и всякому бо хулению исполнение и всех злых совокупление. И вся си чины, и вся его держава и все его адово царство в сих содержится. И невозможно мне подробно исчести вся пестроты его: безчисленны бо суть и паче песка, понеже собраны со всея вселенныя соблазны и всех еретик скверны. И подобно кругам исходящим с дымом горким, нечестием, из гнезд своих, студенца, застужая вся благодеяния, из бездны нечестия, из глубины греховныя, омерцающия умную светлость, да не зрят солнца праведнаго — Христа и агры небесныя не смыслят.

И лепо всячески о прелести сей со удивлением рещи: о, прелесте! понеже еси пестра, и кто может из руку твоею исторгнутися, иже в мирских вещех мятется и ум свой пригвожден имать? Воистину никтоже. Не аз бо глаголю, но божественный Мелетий о ослепившихся прелестию римлянех и полякох, и глагола верным, — егда еще не вся исполнися земля нечестием, тогда сия глагола. Ныне же, по исполнении языческаго нечестия, наипаче лепо рещи: О, прелесте! понеже еси пестра: зрим церкви стояща, церковныя же развращения всюду стояща. О, прелесте! понеже еси пестра: церковныя стены созидаются, законы же ея раззоряютея и злохульно укоряются. О, прелесте! понеже еси пестра: иконное поклонение почитается, образы же святые яко непотребны отметаются.

О, прелесте! понеже еси пестра: причастие, Тело и Кровь Христову, исповедуют, тайнодейства же ея еретичеством оглаголуют. О, прелесте! понеже еси пестра: правоверием нарицается, благоверные же побиваются. О, прелесте! понеже еси пестра: еретики проклинаются, благоверные же яко враги осуждаются. О, прелесте! понеже еси пестра: праздники святые празднуют, начальников же праздников раскольниками называют. О, прелесте! понеже еси пестра: мученикам Христовым память творят, веру же их прелестию нарицают. О, прелесте! понеже еси пестра: Евангелие прочитается, благовестие же тмою нарицается. О, прелесте! понеже еси пестра: идольскаго поклонения гнушаются, развращенные же образы яко святые почитаются. О, прелесте! понеже еси пестра: церкви украшаются, иконы же святыя яко непотребныя из церкви износятся и в темныя хранилища затворяются.

О, прелесте! понеже еси пестра: крест Христов трисоставный именуют, а почитателей его яко еретиков погубляют. О, прелесте! понеже еси пестра: римское нечестие проклинаемо, странное же пропятие Христово на двух древах приемлемо. О, прелесте! Понеже еси пестра: треблаженное древо воспевается, крыж же латинский яко истинный почитается. О, прелесте! Понеже еси пестра: попы поставляются, священники же яко враги сожигаются. О, прелесте! Понеже еси пестра: во святую Троицу глаголют веровати, правоверным же повелевают, глаголюще: проклените свою древнюю ересь, во что вы веровали! О, прелесте! Понеже еси пестра: знамением крестным знаменуются, истинное же таинство, согбение перстов, армянским нарицают. О, прелесте! Понеже еси пестра: Духа Святаго исповедуют быти, действа же Святаго Духа противнаго духа нарицают! О, прелесте! Понеже еси пестра: крещают в Троицу, богословцев же Святыя Троицы яко безбожных огню предают. О, прелесте! Понеже еси пестра: Христову воскресению глаголют праздновати, верующих же Христу и воскресению Его ехидным порождением нарицают, окаянии!

О, прелесте! Понеже еси пестра: апостольское хождение исповедают, проповедь же апостольскую содержащих пагубоглаголивыми волками блядословят, злии! О, прелесте! Понеже еси пестра: на восток глаголют обращатися, покланяющихся же Востоку востоком — истинному Свету-Христу западными нарицают, злострастнии! О, прелесте! Понеже еси пестра: диявол проклинается, змий же яко честный почитается. О, прелесте! Понеже еси пестра: крест тричастный на месте поставляется: крыж же двочастный в причастии полагается. О, прелесте! Понеже еси пестра: в одежды святительския облачаются, святителям же яко враги являются. О, прелесте! Понеже еси пестра: царскою багряницею облачаются, християном же яко мучители являются. О, прелесте! Понеже еси пестра: християнами нарицаются, християнские же законы держащих арменами нарицают и яко врагов изгоняют.

О, прелесте! Понеже еси пестра: врагов гнушаются, скверные же поляки и богомерзские жиды, и с немцами нечестивые ярмяне и прочие безбожные языки яко благодеи приемлются и честию велиею почитаются. О, прелесте! Понеже еси пестра: монастыри устрояются и монахи собираются, иноческое же жительство раззоряется и отвсюду иноки изгоняются. И сокращенно рещи: каяждо бо их злоба и присаду имать в себе некую злобу, да тем удобь привлечет враг нетрезвящиеся человеки и во всеконечную погибель, якоже и Господь рече: аще не трезвятся, и праведнии прелстятся. И в лепоту сия наречется прелесть и всячески соблазн. И конечне паки рещи: окаянная прелестем прелесть, пестра пестроумным, яко за истину почитают ю безумнии. И кто миролюбный может от руку нечестия исторгнутися, и умом помраченный вещелюбием от уз твоих отрешитися и на горы разума Божия бежати не хотящ? Воистину, никтоже.

Видиши ли, возлюбленне, прелесть вражию? Зриши ли, боголюбче, злобу дияволю, како упестри различне и вооружил на церковь Божию, хотя погасити семя веры в верных? Ведяще бо сие, да никтоже приступит к побежденным осужденникам, окаянным отступникам, прияти некую святыню — благословение, или освящение, или миропомазание, причастие, или брак, вязание или грехов разрешение, и прочую которуюждо святыню, понеже имать прияти и присажденное им злое нечестие и ересь, якоже и Господь рече: от нечистаго кто очистится?

Бог мира и любве да будет с тобою и да сокрушит ногами твоима всякаго врага и супостата, молитвами Богородицы и всех святых. Аминь.

Имя писавшаго сие: от девятаго числа на пятое, от пятаго на семьдесятое, от семьдесятаго на четвертое и паки на семдесятое, от семдесятаго же на сотое, во славу Божию, певаемую во веки.

Аминь.

Н.Ю.Бубнов

Московский писатель и книжник — дьякон Федор Иванов

Оп.: Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в., Санкт-Петербург, 1995

Дьякон Федор Иванов является одной из наиболее ярких фигур в истории старообрядческого движения. Его принято относить к молодому поколению первых старообрядцев, так как Федор не принадлежал к боголюбческому кружку. Он появился в столице лишь в 1658 г., в тот самый год, когда Никон оставил московское патриаршество и уехал в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь.

Происходя из священнической семьи, служившей в вотчине князей Одоевских, Федор, видимо по протекции князя С. М. Одоевского, был посвящен в дьяконы кремлевского Благовещенского собора. Живя в Москве в тревожное и неспокойное время, дьякон Федор познакомился с рядом видных старообрядческих деятелей: Григорием Нероновым, игуменом Феоктистом, протопопом Аввакумом, суздальским священником Никитой Добрыниным, с игуменом ярославского Толгского монастыря Сергием, со многими соловецкими иноками, приезжавшими в столицу. Особенно большое влияние на Федора оказал игумен Покровского "что на Убогих" монастыря Спиридон Потемкин, которого молодой дьякон считал своим учителем. Видимо, бывал Федор и на ученых сходках в домах просвещенных бояр: Сергея Одоевского и Федора Ртищева, хотя на допросах у властей в декабре 1665 г. он это и отрицал. Однако чаще дьякон Федор общался с демократическими слоями московских книжников, участвуя в сходках и чтениях в доме у Ивана Трофимова "за Москвою рекою в Садовниках у Козмы и Домьяна" В эти годы он много читал, интересовался историей, церковной догматикой и стал убежденным противником проводившейся в жизнь церковной реформы. Позже, в 1667 г., Федор вспоминал: "Зело, грешный, скорбех, зря нынешния расколы церковныя и поисках о том немало в писаниях и зело искусных потом вопрошах, како бы не погрешить в вере". В письме к игумену Феоктисту на Вятку от 26 марта 1665 г., дьякон Федор выступает уже как убежденный старообрядец, прося его вместе с епископом Александром "собрать от книг. .. и маленькую аллилуйя и маленькое собраньецо о сложении перст", а также с предложением прислать на Вятку для епископа Александра книги "новых выходов".

Решительно встав на сторону защитников "старой веры", дьякон Федор отказался служить в церкви по новоизданным служебникам и в декабре 1665 г. был арестован. На допросе в Патриаршей палате 9 декабря он показал: "по служебникам новые печати служивал, а ныне по новым служебникам не служит для того, что с старыми не согласны служебниками", а также потому, что по ним не служат "Григорей Неронов, протопоп Аввакум, а те люди добрые, да и Спиридон де старец (Потемкин) доброй де муж и православной". Говоря о причинах, способствовавших формированию его старообрядческих убеждений, дьякон Федор сослался на прочитанную им Челобитную суздальского священника Никиты, написанную им в обличение новопечатных книг, а также на показанный ему Никитой "Служебник переводу Киприана митрополита Киевского и всея Русии, и тот Служебник с новыми не сходитца".

До своего ареста дьякон Федор остерегался публично выступать с какими-либо посланиями или челобитными, хотя должно быть успешно вел устную пропаганду против новых книг и обрядов. Арест и неизбежность наказания побудили Федора к более активным действиям. В феврале-марте 1666 г. он обратился с челобитной к царю по делу о "хульных речах" попа Сысоя.

Делу о попе Сысое старообрядцы придавали большое значение, надеясь использовать его при рассмотрении дела патриарха Никона на готовившемся церковном соборе. Поп Сысой, сторонник опального патриарха Никона, был привлечен к суду по делу о незаконном приезде Никона в Москву в Успенский собор в 1661 г. и сослан в Вологду. Весной 1665 г. он в пьяном виде "говорил. . . глаголы хулные на Спаса нашего: по делу-де Христа жиды распяли за воровство его". Свидетели этого случая рассказали о нем находившемуся проездом в Вологде Григорию Неронову, который незамедлительно явился к вологодскому архиепископу Симеону и потребовал организации следствия по этому делу.

Ничего не добившись от архиепископа, Неронов, по приезде в Саровскую пустынь, широко известил своих сторонников об этом деле, решив максимально использовать его для компрометации опального патриарха и его реформ. Узнав о деле попа Сысоя из его Челобитной к царю, Федор не замедлил известить об этом церковных иерархов и подал 8 февраля 1666 г. "сказку". По этому делу был допрошен также старец Ферапонт, слышавший о высказывании Сысоя от Неронова. В поданной Федором Челобитной к царю излагалось то же дело "о богохульных и жидовских речах" попа Сысоя на "Спаса нашего Исуса Христа" и высказывалось предположение "не старых ли жидов отродья, Никонов поборник?", то есть не является ли поп Сысой последователем ереси жидовствующих? Возможность обвинить попа Сысоя, а через него и Никона в ереси жидовствующих, видимо, сильно занимала Неронова и Федора. По словам дьякона, в доме у Ивана Трофимова он читал также и "книги, которые отречены честь христианам" и среди них были, возможно, сочинения еретиков. В архиве Феоктиста, как мы уже говорили, такие книги имелись. На Соборе 1666-1667 гг. Григорий Неронов вновь попытался поднять дело о еретических высказываниях попа Сысоя, изложив его в своей Челобитной вселенским патриархом. Однако ни русские церковные власти, ни, тем более, греческие иерархи не были заинтересованы в рассмотрении этого дела, опасаясь, что оно может бросить тень на церковную реформу патриарха Никона.

Арест Федора в декабре 1665 г. и нависшая над ним угроза сурового наказания поставили перед ним вопрос о выборе образа действий. Упорство в отстаивании своих убеждений грозило лишением сана, ссылкой и смертью, отречение же от своих взглядов, выраженное хотя бы и притворно, не только претило его совести, но к тому же грозило ему остракизмом со стороны друзей и единомышленников. После первых допросов Федор был послан в заточение. В мае 1666 г., представ на суд перед русскими церковными иерархами, он решительно и твердо высказал свои старообрядческие убеждения, которые затем изложил письменно в записке, поданной собору и в Челобитной к царю. 13 мая Федор был публично предан анафеме в Успенском соборе Кремля, лишен дьяконского сана и сослан в заключение в монастырь Николы на Угреши. Здесь, тяжело переживая случившееся, в июне и в августе того же года Федор написал и представил собору две свои покаянные записки. Впоследствии, в объяснительной записке, составленной дьяконом в 1667 г. для своих единомышленников и включенной иноком Авраамием в состав сборника "Христианоопасный щит веры" в качестве 26-й главы, он пытался оправдать свое притворное и временное "сообщение" с никонианами. Привезенный в Москву в августе 1666 г., Федор вновь предстал перед церковным судом, где повинился в своем прежнем упорстве и был сослан "для исправления и совершенного покаяния" в Покровский "что на Убогих" монастырь. Однако вскоре от Федора потребовали публичного отречения от его прежних старообрядческих заблуждений. Этого позора дьякон уже не смог вынести. Узнав о подробностях процедуры публичного покаяния суздальского священника Никиты, Федор вместе с семьей скрылся, решив, что "лучше умерети, нежели соблазнити единаго от малых верующих праве". Вскоре Федор был схвачен, а согласно его собственной версии, узнав, что его везде ищут "и другов моих по Христе стали истязовати, приводя в приказ. . . паки пришел сам, душу за них положити". Здесь Федор снова проявил "покорство" и около двух месяцев жил на Патриаршем дворе, а затем был отправлен в ссылку в Троице-Сергиев монастырь, где провел более года. Находясь в этой ссылке, видимо, в сравнительно благоприятных условиях, Федор продолжил свои занятия церковной историей и догматикой, пользуясь богатой монастырской библиотекой и получая известия о происходивших в Москве событиях. Его поведение в монастыре, возобновление сношений с московскими старообрядцами, явились причиной нового суда. Вновь привезенный в Москву в феврале 1668 г., Федор на этот раз решительно отказался от своего прежнего покаяния и 21 февраля был вновь осужден церковными властями и предан "градскому суду". 25 февраля 1668 г. в Москве на Болоте дьякону Федору была учинена "казнь" — отрезан язык, после чего он был сослан в Пустозерский острог, где присоединился к ранее сосланным туда протопопу Аввакуму, попу Лазарю и соловецкому иноку Епифанию.

Важным направлением деятельности Федора в годы его московской жизни явилась усиленная работа во взаимодействии с другими книжниками по сбору догматических 'материалов о церковной реформе в связи с предстоящим церковным собором. В этих целях Федор сотрудничал с игуменом Феоктистом, Александром Вятским, Никитой Добрыниным и, в особенности, с московским иноком Авраамием. Судя по всему, наиболее плодотворной оказалась работа Федора в период его ссылки в Троице-Сергиев монастырь. В богатой монастырской библиотеке, куда Федор очевидно получил доступ, им были собраны свидетельства из книг, подтверждающие "истинность" старых книжных традиций, которые он использовал для написания ряда догматико-полемических сочинений, вошедших в сборник "Щит веры", а также при написании книги "Ответ православных". О троицком происхождении этих сочинений свидетельствуют имеющиеся в некоторых из них ссылки на рукописи из библиотеки монастыря.

В сочинениях этого периода Федор живо откликается на важнейшие события своего времени и в первую очередь на решения церковного Собора 1667 г. с участием греческих патриархов. По-видимому многие из своих писаний Федор тайно пересылал Авраамию, у которого скопилось большое число сочинений дьякона. После ареста и ссылки Федора в Пустозерск в феврале 1668 г. Авраамий решил включить его сочинения в состав нескольких составленных им "книг", как правило, без имени автора. Основная часть догматико-полемических сочинений Федора вошла в состав сборника, которому Авраамий дал название "Христианоопасный щит веры против еретического ополчения". Сборник состоит из 46 глав. По мнению первого издателя этого сборника — Н. И. Субботина, — Федору в нем принадлежат лишь две главы: 21-я и 26-я, подписанные его именем. 26-я глава имеет заголовок, данный ей составителем сборника: "О послании в заточение и о нестерпимом мучении диакона Феодора. . .". Как справедливо отметил Н. И. Субботин, это сочинение — легкая переделка Послания Федора к своим единоверцам, где он оправдывается в принесенном им покорстве церковному Собору 1666 г. Оригинал этого Послания сохранился в Синодальном собрании. Глава 21-я сборника под заголовком "О вопрошении священнодиякона Феодора нечестивых властей", повествует уже о событиях февраля 1668 г., завершившихся "казнью" Федора и ссылкой его в Пустозерск. По нашему мнению, дьякону Федору в этом сборнике принадлежит авторство еще ряда глав, а именно: 5-й, 12-й, 14-й, 17-й и 27-й, а также 34-й, 35-й и 36-й. Все они в сборнике Авраамия анонимны, некоторые из них имеют характерные "пристижения", содержащие комментарии, добавления и разъяснения, сделанные Авраамием. Уже одно это обстоятельство само по себе является доводом в пользу того, что автором глав, снабженных "пристижениями" не мог быть сам составитель сборника, хотя такое предположение и высказывалось Н. И. Субботиным. Некоторым главам сборника составитель дал свои названия "О православных церковных догматех свидетельства от божественных писаний" (гл. 5-я); "Слово ответное от лица православных чад церковных противу отступников, собравшихся на правоверие" (гл. 12-я), "Ино сказание о сложении перстов" (гл. 14-я); "На проклятый Никонов Собор" (гл. 17-я). Характерно, что все четыре названные сочинения написаны между маем 1666 г. и февралем 1668 г., то есть внутри хронологических рамок, которыми датируются два вышерассмотренных сочинения Федора (гл. 26-я и 21-я "Щита веры"). Впрочем, такая датировка также в значительной мере предположительна, так как лишь 12-я глава сборника содержит относительно точную дату ее написания — 1667 год.

Предложенная нами атрибуция вышеперечисленных глав "Щита веры" дьякону Федору строится на общности источников, использованных им для создания как анонимных, так и безусловно ему принадлежащих сочинений, на известных нам фактах его биографии, а также на наблюдениях над излюбленными Федором сюжетами, характерными для него ссылками на реалии при доказательствах того или иного положения, использовании специфических оборотов письменной речи. Особенно важным представляется нам наблюдение над упоминающимися в различных источниках "блуждающими сюжетами", связывающими в единую систему те сочинения дьякона Федора, авторство которых бесспорно, и те, авторство которых подлежит выяснению. В этом плане характерен сюжет с иконой Спасителя, виденной Федором в Успенском соборе и сохранившей древний текст Символа веры. Наблюдения над последовательностью использования этого сюжета в сочинениях и высказываниях Федора и Авраамия позволяют атрибутировать дьякону Федору 5-ю гл. "Щита веры", а также внести уточнения в датировку глав этого сборника и 1-й части книги "Ответ православных". Приведем интересующий нас текст в том виде, как он изложен в различных источниках и с учетом хронологической последовательности его "миграции" из одного сочинения в другое. На допросе у архиереев 11 мая 1666 г. Федор сказал: "И в Соборной церкви написан Символ православныя веры весь на святой иконе. На той иконе воображено воплощение Сына божия и тоя иконы показует и вид, яко старописана". В 5-й гл. "Щита веры" мы читаем: "И в Соборной церкви Успенской древнее писмо на иконе, весь Символ писан також, слово в слово". В написанной самим Авраамием 32-й гл. "Щита веры" этот сюжет изложен со ссылкой на дьякона Федора как на первоисточник и с продолжением, принадлежащим уже Авраамию: "В соборной Успенской церкви, вход западными дверми, на первом столпе полуденныя страны от исперва был поставлен пресвятый образ пречюдный, древнее писмо... И на ту древнюю икону указал диякон Федор Благовещенской властям нечестивым: что де нас мучите жестоко за веру, а у вас де и в Соборе стоит икона — древнее письмо... И во 175 году в июле месяце вынесли тое икону, сняв с того места, и в тое место поставили Успение Богородицы, новописанную, поля у ней серебряные гладки. . ." Наконец, в "Ответе православных" дьякон Федор вновь излагает этот сюжет, уже с учетом дополнения, сделанного после июля 1667 г. Авраамием: "И во Успенском соборе на Москве была икона древнее писмо, еже о нас совершившаго все свое смотрение Господа нашего Исуса Христа, и на тое иконе весь Символ написан на праздники владычни.. . И егда уведавше нынешний заблудший пастыри, что благочестия ревнители на ту чудесную Спасову икону зряще, и Символ прочитающе... срама ради своего скрыша ту Христову икону невем где с того места, а в тое место, написав, поставиша Успение Богородицы".

Для дьякона Федора характерен пристальный интерес к источникам, которые он широко использовал в своих сочинениях для подтверждения высказываемых мнений. Круг этих источников довольно обширен. Так, в 1665 г. он, вместе с суздальским священником Никитой Добрыниным, сличал с новоизданными служебниками Служебник митрополита московского Киприана "его переводу" (ГИМ, Синод, собр. № 601). На допросе у архиереев 11 мая 1666 г. Федор сослался на сербскую печатную книгу, "145 лет как печатана", виденную им у жившего в Москве сербского черного священника Мардария. Никита приносил и показывал Федору также "книгу харатейную, иже писана при святейшем Фотии митрополите Киевском и всея Русии Иосифу архимандриту Киевопечерскому в лето 6932 (1424) году". Работая в богатой библиотеке Троице-Сергиева монастыря, Федор обращался к целому ряду хранившихся там рукописей: "во обители преподобного отца Сергия книгу видех харатейную в четверть, писано в ней о седми вселенских соборех... Иную книгу видех, харатейную же, писано в ней на латин.. . Там же видех книгу Кормчую на великой бумаге, надвое лист писан... Там же в книгохранительнице Псалтирь с восследованием драгое писмо, юже дал вкладу преподобный архимандрит Дионисий, в ней же и устав.. ." О последних двух книгах, виденных им в Троице-Сергиевском монастыре, Федор вспоминал позднее в письме к сыну Максиму из Пустозерска: "И в Троицком-Сергиевом Богоявленском монастыре видел Правильную книгу (книга "Правил" Никона Черногорца — Н. Б.) великую старую, в ней же на полулисты писаны, яко же и в Библии... Тут же в монастыре преподобный Дионисий оставил по себе вкладную Псалтырь со восследованием многим, рукописна драгим письмом". Приведенная здесь ссылка является, в частности, одним из доказательств в пользу принадлежности перу Федора 12-й гл. "Щита веры", где эта книга также упомянута. Заметим, что Псалтырь архимандрита Дионисия, о которой здесь идет речь, сохранилась: это Псалтырь греческая, написанная в два столбца с параллельным русским переводом. Возможно, что именно этой книгой пользовался Федор при цитировании им греческих текстов в своих сочинениях, хотя следует считать большим преувеличением утверждение некоторых авторов о знании Федором греческого и латинского языков.

Мы уже говорили о тесных контактах дьякона Федора с Никитой Добрыниным, с которым он вместе читал и обсуждал обширную, еще не законченную Челобитную Никиты. Не удивительно поэтому, что в сочинениях Федора имеется много материалов, заимствованных из этой Челобитной. Это видно в "Слове ответном", написанном Федором 11 мая 1666 г. Однако здесь по вопросу о Символе веры изложен значительный дополнительный материал, отсутствующий в Челобитной Никиты. У Федора мы находим ссылки на "Слово о оглашении" Иоанна Златоуста из Маргарита, Слово Григория Богослова на Пятидесятницу, "Слово о вере" Василия Великого из Книги о постничестве, Книгу Дионисия Ареопагита, проложную редакцию Повести о Вар-лааме и Иоасафе (11 апреля), на "часословцы", напечатанные в Иверском монастыре. Ссылается Федор также на "Катехизис большой письменный", виденный им, вероятно, у архимандрита Антония, по поводу которого последний в апреле 1666 г. показал, что у него имелась "писмянная книга Катихизис, и тое я книгу наимывал списывать". В рассказе о своих источниковедческих изысканиях Федор проявил известную объективность, сообщив, что во многих рукописных книгах он не нашел "правильного" написания Символа веры: "в той тако, а в иной инаково о Святом дусе". Неверно, по его мнению, написан Символ в старинной книге, которую показывали старообрядцам на соборе 1666 г. архиереи, "на кою ныне ссылаются" — "в той книге ни "Господа", ни "истинного" нет, только сице: "и в Духа святаго животворящаго". Подробнее об этой книге говорится в "Покаянном свитке", поданном собору 1666 г. Ефремом Потемкиным: "Показаша бо ми многия харатейныя книги, в них же видех едину, привезенную на освященный собор преосвященным Питиримом... из Новгорода, писанную за пятьсот за тридесят за два лета, 1134, и в той книге святый Символ веры тако написан, яко ныне исправлен и глаголется".

В сочинениях, написанных в Троице-Сергиеве монастыре и вошедших в "Щит веры" Авраамия в качестве 5-й и 12-й глав, Федор повторяет основные аргументы в защиту старого написания Символа веры. Дополнительно в 5-й главе он ссылается на деяние Второго вселенского собора, напечатанное в Кормчей, изданной при Никоне, в главе 12-й — на 7-ю главу Просветителя Иосиф Волоцкого. Вышеупомянутую Псалтырь (руско-греческую белингву) Федор использовал для толкования содержащегося в ней текста Символа веры: "А еже ныне глаголют отступницы и пишут, разсылая — едину речь быти "Господа" и "истинного" на греческом языке, и сие лжуще глаголют - не едино есть: по нашему "Господа", а по гречески "Кирион", по нашему: "истинного", а по гречески "алифинон". Эта книга и сейчас хранится в собранна Троице-Сергиева монастыря в ГБЛ.

Названными здесь сочинениями далеко не исчерпывается творческое наследие дьякона Федора. Об остальных его сочинениях мы будем говорить в следующих главах.