Никколо Макиавелли
СОЧИНЕНИЯ
Номер страницы после текста на ней
К оглавлению
Описание того, как избавился герцог Валентино от Вителлоццо Вителли, Оливеретто
Да Фермо, синьора Паоло и герцога Гравина Орсини
Герцог Валентино только что вернулся из Ломбардии, куда он ездил, чтобы оправдаться
перед Людовиком, королем Франции, от клевет, взведенных на него флорентийцами
из-за мятежа в Ареццо и в других местностях Вальдикьяны; он находился в Имоле,
оттуда намеревался выступить со своими отрядами против Джованни Бентивольо, тирана
Болоньи, так как хотел подчинить себе этот город и сделать его столицей своего
герцогства Романьи. Когда весть об этом дошла до Вителли, Орсини и других их сторонников,
они решили, что герцог становится слишком могуч и теперь надо бояться за себя,
ибо, завладев Болоньей, он, конечно, постарается их истребить, дабы вооруженным
в Италии остался один только он. Они собрались в Маджоне около Перуджии и пригласили
туда кардинала, Паоло и герцога Гравина Орсини, Вителлоццо Вителли, Оливеротто
да Фермо, Джанпаоло Бальони, тирана Перуджии, и мессера Антонио да Венафро, посланного
Пандольфо Петруччи, властителем Сиены; на собрании речь шла о мощи герцога, о
его замыслах, о том, что его необходимо обуздать, иначе всем им грозит гибель.
Кроме того, решили не покидать Бентивольо, постараться привлечь на свою сторону
флорентийцев и в оба города послать своих людей, обещая помощь первому и убеждая
второй объединиться против общего врага. Об этом съезде стало тотчас же известно
во всей Италии, и у всех недовольных властью герцога, между прочим, у жителей
Урбино, появилась надежда на перемены. Умы волновались, и несколько жителей Урбино
решили захватить дружественный герцогу замок Сан-Лео. Владелец замка в это время
его укреплял, и туда свозили лес для построек; заговорщики дождались, пока бревна,
доставлявшиеся в замок,
13
были уже на мосту и загромоздили его настолько, что защитники замка не могли на
него взойти, вскочили на мост и оттуда ворвались в замок. Как только об этом захвате
стало известно, взбунтовалось все государство и потребовало обратно своего старого
герцога, понадеявшись не столько даже на захват крепости, сколько на съезд в Маджоне
и на его поддержку. Участники съезда, узнав о бунте в Урбино, решили, что упускать
этот случай нельзя, собрали своих людей и двинулись на завоевание всех земель,
которые в этом государстве оставались еще в руках герцога, причем снова отправили
во Флоренцию послов, поручив им убедить республику соединиться с ними, чтобы потушить
страшный для всех пожар, указывая, что враг разбит и другого такого случая уже
не дождаться. Однако флорентийцы, ненавидевшие по разным причинам Вителли и Орсини,
не только к ним не присоединились, но послали к герцогу своего секретаря, Никколо
Макиавелли, предлагая ему убежище и помощь против его новых врагов; герцог же
находился в Имоле в великом страхе, потому что солдаты его совсем для него неожиданно
стали его врагами, война была близка, а он оказывался безоружным. Однако, получив
предложения флорентийцев, он воспрянул духом и решил тянуть войну с небольшими
отрядами, какие у него оставались, заключать с кем можно соглашения и искать помощи,
которую готовил двояко: он просил помощи у короля Франции, а со своей стороны
нанимал где мог солдат и всяких конных людей, всем раздавая деньги. Враги его
все же, продвигаясь вперед, подошли к Фоссомброне, где стояли некоторые отряды
герцога, которые и были разбиты Вителли и Орсини. После этого герцог все свои
помыслы сосредоточил на одном: попробовать, нельзя ли остановить беду, заключив
с врагами сделку; будучи величайшим мастером в притворстве, он не упустил ничего,
чтобы втолковать им, что они подняли оружие против человека, который хотел все
свои приобретения отдать им, что с него довольно одного титула князя, а самое
княжество он хотел им уступить. Герцог так их в этом убедил, что они отправили
к нему синьора Паоло для переговоров и прекратили войну. Герцог же своих приготовлений
не прекратил и всячески старался набрать как можно больше всадников и пехотинцев;
а чтобы приготовления его не обнаружились, он рассылал своих людей отдельными
отрядами по всей Ро-
14
манье. Тем временем к нему прибыли пятьсот французских копейщиков, и хотя он
был уже настолько силен, что мог отмстить врагам оружием, он все же решил, что
вернее и полезнее их обмануть и не прекращать переговоров. Он так усердно вел
дело, что заключил с ними мир, которым подтвердил свои прежние договоры с ними
о командовании, подарил им четыре тысячи дукатов, обещал не притеснять Бентивольо,
даже породнился с Джованни; все это было тем труднее, что он не мог заставить
врагов лично к себе явиться. С другой стороны, Орсини и Вителли обязались вернуть
ему герцогство Урбино и другие занятые владения, служить ему во всех его походах,
без разрешения его ни с кем не вести войны и не заключать союза. После этой сделки
Гвидо Убальдо, герцог Урбино, снова бежал в Венецию, разрушив сперва все крепости
государства, ибо, доверяя народу и не веря, что он сможет эти крепости защитить,
он не хотел отдать их врагу, который, владея замками, держал бы в руках его друзей.
Сам герцог Валентино, заключив этот мир и разослав своих людей по всей Романье
вместе с французскими солдатами, уехал в конце ноября из Имолы и направился в
Чезену, где провел немало времени в переговорах с Вителли и Орсини, находившимися
со своими людьми в герцогстве Урбино, завоевание которого приходилось вести с
начала; так как дело не двигалось, они послали к герцогу Оливеротто да Фермо,
чтобы предложить ему свои услуги, если герцог захочет идти на Тоскану. В противном
случае они двинутся на Синигалию. Герцог ответил, что не желает поднимать войну
в Тоскане, так как флорентийцы - его друзья, но будет очень рад, если Орсини и
Вителли отправятся в Синигалию. Вскоре пришло известие, что город им покорился,
но замок сдаться не хочет, так как владелец хотел передать его только самому герцогу
и никому иному, а потому герцога просят прибыть скорее. Случай показался герцогу
удобным и не возбуждающим подозрения, так как не он собирался ехать в Синигалию,
а сами Орсини его туда вызвали. Чтобы вернее усыпить противников, герцог отпустил
всех французских солдат, которые вернулись в Ломбардию, и оставил при себе только
сто копейщиков под командой своего родственника монсе-ньора ди Кандалес; в середине
декабря он выехал из Чезены и отправился в Фано; там он со всем коварством и ловкостью,
на какую только был способен, убедил Вител-
15
ли и Орсини подождать его в Синигалии, доказав им, что при такой грубости владельца
замка мир их не может быть ни прочным, ни продолжительным, а он такой человек,
который хочет опереться на оружие и совет своих друзей. Правда, Вителлоццо держался
очень осторожно, так как смерть брата научила его, что нельзя сперва оскорбить
князя, а потом ему доверяться, но, поддавшись убеждениям Паоло Орсини, соблазненного
подарками и обещаниями герцога, он согласился его подождать. Перед отъездом из
Фано (это было 30 декабря 1502 года) герцог сообщил свои замыслы восьми самым
верным своим приближенным, между прочими дону Микеле и монсеньору д'Эуна, который
впоследствии был кардиналом, и приказал им, как только они встретят Вителлоццо,
Паоло Орсини, герцога Гравина и Оливеротто, сейчас же поставить около каждого
из них двух своих, поручить каждого точно известным людям и двигаться в таком
порядке до Синигалии, никого не отпуская, пока не доведут их до дома герцога и
не схватят. Затем герцог распорядился, чтобы все его воины, конные и пешие (а
их было больше двух тысяч всадников и десять тысяч пехотинцев), находились с раннего
утра на берегу реки Метавра, в пяти милях от Фано, и там его дожидались. Когда
все это войско в последний день декабря собралось на берегу Метавра, он выслал
вперед около двухсот всадников, затем послал пехоту и, наконец, выступил сам с
остальными солдатами. Фано и Синигалия - это два города в Анконской Марке, лежащие
на берегу Адриатического моря и в пятнадцати милях друг от друга; если идти по
направлению к Синигалии, то с правой стороны будут горы, подножие которых иногда
так приближается к морю, что между горами и водой остается только очень узкое
пространство, и даже там, где горы расступаются, оно не достигает двух миль. Расстояние
от подножия этих гор до Синигалии немного больше выстрела из лука, а от Синигалии
до моря оно меньше мили. Недалеко протекает небольшая речка, омывающая часть стен,
которые выходят на дорогу и обращены к городу Фано. Таким образом, если направляться
в Синигалию из окрестностей, то большую часть пути надо идти вдоль гор, у самой
реки, пересекающей Синигалию, дорога отклоняется влево и, на расстоянии выстрела
из лука, идет берегом, а затем поворачивает на мост, перекинутый через реку, и
почти подходит к воротам Синигалии, но не
16
прямо, а сбоку. Перед воротами лежит предместье из нескольких домов и площади,
которая одной стороной выходит на речную плотину. Вителли и Орсини, приказав дожидаться
герцога и желая сами торжественно его встретить, разместили своих людей в замке
в шести милях от Синигалии и оставили в Синигалии только Оливеротто с его отрядом
в тысячу пехотинцев и сто пятьдесят всадников, расположившихся в предместье, о
котором сказано выше.
Отдав, таким образом, необходимые распоряжения, герцог Валентино направился
к Синигалии, и, когда головной отряд всадников подъехал к мосту, он не перешел
его, а остановился и затем повернул частью к реке, частью в поле, оставив в середине
проход, через который, не останавливаясь, прошли пехотинцы. Навстречу герцогу
выехали на мулах Вителлоццо, Паоло Орсини и герцог Гравина, сопровождаемые всего
несколькими всадниками. Вителлоццо, безоружный, в зеленой шапочке, был в глубокой
печали, точно сознавая свою близкую смерть (храбрость этого человека и его прошлое
были хорошо известны), и на него смотрели с любопытством. Говорили, что, уезжая
от своих солдат, чтобы отправиться навстречу герцогу в Синигалию, он прощался
с ними как бы в последний раз. Дом и имущество он поручил начальникам отряда,
а племянников своих увещевал помнить не о богатстве их дома, а о доблести отцов.
Когда все трое подъехали к герцогу и сердечно его приветствовали, он их принял
любезно, и они тотчас же были окружены людьми герцога, которым приказано было
за ними следить. Увидав, что не хватает Оливеротто, который остался со своим отрядом
в Синигалии и, дожидаясь у места своей стоянки, выше реки, держал своих людей
в строю и обучал их, герцог показал глазами дону Микеле, которому поручен был
Оливеротто, чтобы тот не допустил Оливеротто ускользнуть. Тогда дон Микеле поскакал
вперед и, подъехав к Оливеротто, сказал ему, что нельзя уводить солдат из помещений,
так как люди герцога их отнимут; поэтому он предложил ему их разместить и вместе
ехать навстречу герцогу. Оливеротто исполнил это распоряжение, и в это время неожиданно
подъехал герцог, который, увидев Оливеротто, позвал его, а Оливеротто, поклонившись,
присоединился к остальным. Они въехали в Синигалию, спешились у дома герцога и,
как только вошли с ним в по-
17
тайную комнату, были схвачены людьми герцога который сейчас же вскочил на коня
и велел окружить солдат Оливеротто и Орсини. Люди Оливеротто были истреблены,
так как были ближе, но отряды Орсини и Вителли которые стояли дальше и почуяли
гибель своих господ, успели соединиться и, вспомнив доблесть и дисциплину Орсини
и Вителли, пробились вместе и спаслись, несмотря на усилия местных жителей и врагов.
Однако солдаты герцога, не довольствуясь тем, что ограбили людей Оливеротто, начали
грабить Синигалию, и если бы герцог не обуздал их, приказав перебить многих, они
разграбили бы весь город. Когда подошла ночь и кончилось волнение герцог решил,
что настало удобное время убить Вителлоц-цо и Оливеротто, приказал отвести их
обоих в указанное место и велел их удавить. При этом не обратили никакого внимания
на их слова, достойные их прежней жизни: Вителлоццо просил дозволить ему вымолить
у папы полное отпущение грехов, а Оливеротто, с плачем, сваливал на Вителлоццо
вину за все козни против герцога. Паоло и герцог Гравина Орсини были оставлены
в живых пока герцог не узнал, что папа в Риме захватил кардинала Орсини, архиепископа
Флорентийского, и мессера Джакомо ди Санта Кроче. Когда известие об этом пришло
они были таким же образом удавлены в Кастель дель Пиэве восемнадцатого января
1502 года.
|