АНТОНИО
ПОССЕВИНО
ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ
О РОССИИ
К оглавлению
МОСКОВИЯ
ПРОТОКОЛЫ
ЯМ-ЗАПОЛЬСКОГО ПЕРЕМИРИЯ
Протоколы заседаний на съезде
послов польского короля Стефана и великого князя московского Ивана Васильевича
1581 г.
После того как Антонио Поссевино
переговорил с польским королем Стефаном и великим князем московским об отправлении
в какое-нибудь место послов для переговоров о мире, был выбран Ям Запольский,
находящийся от Великих Лук на расстоянии 20 германских миль и на таком же расстоянии
от Пскова. Но так как это селение оказалось сожженным казаками, солдатами польского
короля было выбрано другое место для съезда послов в двух германских милях отсюда,
ближе к Порхову, между Пожеревицами и Ямом Запольским. Оно носит название Киверова
Горка. Последнее слово обозначает небольшой, холм, первое происходит от имени
некоего знатного семейства.
На это место, в дом, где помещался
А. Поссевино, собрались послы обоих государей 13 декабря 1581 г. в день св. Люции.
Имена королевских послов: Януш
Миколай Збаражский, воевода браславский; Альбрехт Радзивилл, князь олыкский и
несвижский, маршалок королевского двора в Литве, капитан ковенский. Оба католики.
Кроме них — секретарь королевский Михаил Гарабурда, придерживавшийся русской веры,
если ее можно назвать верой, ведь она чужда католической религии. Он часто исправлял
посольства к московитам, а иногда и к татарам, и был человеком опытным. Сына своего
он отдал для воспитания в коллегию нашего Общества в Вильне. Присоединился [151] к ним и Христофор Варшевицкий 1. А. Поссевино позаботился, чтобы [польский] король прислал
его на съезд как для того, чтобы исполнить волю верховного первосвященника, желавшего,
чтобы при заключении мира учитывались и интересы шведского короля, так и для того,
чтобы он, ознакомившись с положением дел, если его с наступлением весны пошлют
в Швецию, повел переговоры со [шведским] королем от имени польского короля относительно
ливонских крепостей и не только уладил бы те дела, которые интересуют обоих королей,
но также, будучи человеком благородным и католиком, продвинул бы вперед дело католической
религии. Для этого он должен с особым вниманием ознакомиться с делом распространения
католической религии в Швеции, получив наставление как от А. Поссевино, так и
от своего брата Станислава Варшевицкого, члена Общества Иисуса, уже в течение
двух лет находящегося при польской королеве.
Имена московских послов: князь Дмитрий Петрович Елецкий,
воевода кашинский и придворный великого князя московского; Роман Васильевич Олферьев,
воевода козельский, придворный великого князя и брат Михаила Безнина 2; Никита (Басенка) Никифорович Верещагин, секретарь московского
князя, которого они называют дьяком, и Захарий Свиязев, подьячий.
Как только А. Поссевино совершил св. службу и дал некоторым
из своего окружения святое причастие, к нему пришли послы обеих сторон. Все они
сидели, но один из двух переводчиков, которых А. Поссевино привез с собой в Московию,
стоял. Антонио в коротких словах сказал о чистоте помыслов, которую нужно проявлять
при ведении столь значительного дела, и о том, что нужно чистыми очами взирать
на Иисуса Христа, который и есть наш истинный мир. После этого он заставил предъявить
на рассмотрение и прочитать полномочия или, как они их называют, «поручения» обоих
посольств. Первыми прочитали свои полномочия московские послы. Они заключались
в следующем.
ПОЛНОМОЧИЯ ПОСЛОВ МОСКОВСКОГО
КНЯЗЯ, НАПИСАННЫЕ НА РУССКОМ, ТО ЕСТЬ МОСКОВИТСКОМ, ЯЗЫКЕ
Божественной милостью и милосердием,
которые возвысили нас яа Востоке и которые направили стопы наши на стезю мира,
милостью бога нашего в Троице, мы, великий государь и царь (то есть король или
император) и великий князь всея Руси, князь владимирский, московский, новгородский,
царь казанский и астраханский, государь псковский, великий князь смоленский, тверской,
вятский, болгарский и иных мест, господин наследник земли ливонской Стефану божьей
милостью королю польскому и великому князю литовскому, русскому, прусскому, самогитскому,
мазовецкому, государю трансильванскому и иных мест отправили наших великих послов:
нашего придворного воеводу кашинского князя Дмитрия Петровича Елецкого, придворного
[152] нашего воеводу козельского Романа Васильевича Олферьева,
дьяка нашего Никиту (Басенка) Никифоровича Верещагина, подьячего нашего Захария
Свиязева на съезд ради заключения мира говорить с твоими послами. И то, что они
начнут говорить о наших делах с твоими послами на съезде, это будет исходить от
нас 3. Написано в нашем государстве, во дворце крепости Слобода. В
году от сотворения мира 7090, месяца ноября индикта 10, на 47-м году нашего царствования,
царствования нашего российского 35, казанского 29, астраханского 28 лет.
Когда эти полномочия были прочитаны,
они показались недостаточно основательными и вызвали законные подозрения. Польские
послы приказали зачитать те [полномочия], которые были раньше присланы с Захарием
Болтиным к польскому королю в его лагерь. В них значилось, что московский князь
не откажется прислать послов с полной свободой действий, о чем настоятельно просил
А. Поссевино. Тогда же он прислал письма и к А. Поссевино через того же Болтина
и Андрея Полонского. Когда потребовали прочитать эти письма, оказалось, что они
имеют то же содержание, что и письма к королю. Вследствие того что рассеялись
подозрения о неосновательности полномочий московских послов, Михаилом Гарабурдой
были зачитаны полномочия польского короля.
ПОЛНОМОЧИЯ
ПОЛЬСКОГО КОРОЛЯ, НАПИСАННЫЕ НА ПОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ, СКРЕПЛЕННЫЕ ПЕЧАТЬЮ КОРОЛЕВСТВА
ПОЛЬСКОГО И КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО
Мы, великий государь Стефан,
милостью божьей король польский, прусский, самогитский, мазовецкий, ливонский,
князь трансильванский и иных мест. В этих письмах напоминаем, что великий государь
Иоанн Васильевич божьей милостью государь русский, великий князь владимирский,
московский, новгородский, казанский, астраханский, псковский, тверской, иверский,
пермский, вятский, булгарский и иных земель прислал нам письмо со своим гонцом
Захарием Болтиным, где сообщал, что достопочтенный А. Поссевино написал к нему
от имени своего господина, святейшего пастыря верховного первосвященника, желающего
авторитетом апостольского престола способствовать установлению согласия и мира
между нами, а также, чтобы мы прислали от обеих сторон послов в одно место, и
они в присутствии этого посла верховного первосвященника смогли бы заключить мир
между нами. Вскоре после получения писем от первосвященника великий князь отправил
своих послов на определенное место между Порховом и За-волочьем в Ям Запольский,
расположенный на дороге, ведущей от Великих Лук к Порхову. Также и мы, не желая
видеть разлития крови христианской, отправили в это же место в Ям Запольский наших
послов: воеводу браславского Януша Миколая Збаражского, придворного маршалка великого
княжества литовского капитана ковенского князя: [153] олыкского
и несвижского господина Альбрехта Радзивилла, секретаря великого княжества литовского
Михаила Гарабурду. Мы даем им в этих наших письмах такие полномочия, чтобы они,
встретясь с послами великого князя московского, говорили об установлении между
нами и великим князем московским дружбы и согласия, а затем, закончив дела, закрепили
бы их в письменных документах, а также клятвой в присутствии достопочтенного посла
Поссевино и чтобы довели дело до завершения, определенного конца и становления.
Всему этому мы намереваемся способствовать, будем [этим] удовлетворены и нерушимо
будем [это] соблюдать в соответствии с решением наших советников как со стороны
королевства польского, так и великого княжества литовского, находящихся при нас
в настоящее время. Нашим королевским словом обещаем, что будем всё это держать
крепко и нерушимо и лри преемниках наших в этих владениях в соответствии с установлениями
и письмами наших послов. Когда же великий князь московский пришлет к нам своих
послов, мы должны будем под письмами, данными нашим послам, поставить подпись,
скрепить королевской клятвой и отправить этих же послов к великому князю московскому.
Таким же образом должен себя вести и великий князь московский по отношению к нашим
владениям, нашим преемникам и своим владениям. Исходя из этого, мы вышеупомянутым
послам дали эти письма, подписанные нашей королевской подписью, скрепленные печатью
нашего королевства польского и великого княжества литовского.
Дано в нашем лагере под Псковом в 1581 г. от
рождества Христова, 30 ноября на 6-м году нашего королевства.
После того как всё это было
прочитано, королевские послы стали решительно настаивать, чтобы московиты показали
им более широкие полномочия и заставили их понять, что они не будут проводить
дальнейшего обсуждения дел, основываясь на столь ненадежном основании. Для обоснования
этого они снова прочитали главу из своей инструкции. Московиты же оправдывались
тем, что у великого князя московского всегда был такой обычай составления полномочий,
и это можно достаточно хорошо уяснить из писем великого князя к королю и А. Поссевино,
что и даёт им полную возможность вершить все дела.
Так как за одним спором следовал
другой, и в настоящее время невозможно было найти средств к их прекращению, А.
Поссевино убедил королевских послов, чтобы они написали протест, а он даст ему
ход, а также, чтобы этот вопрос был перенесен на следующий день. А те и другие
послы в ночь, предшествующую заседанию, должны тотчас предоставить ему экземпляры
своих полномочий. Сам же он приложит все усилия, чтобы поручить это дело воле
божьей, в частной беседе разузнать у московитов, не имеют ли они других полномочий,
а также изучить содержание самих полномочий.
Когда это было сделано и обнаружилось,
что у московитов нет других полномочий, заседание тех и других послов было назначено
на следующий день. На нем говорилось следующее. [154]
14 ДЕКАБРЯ. ВТОРОЕ ЗАСЕДАНИЕ
ПОСЛОВ
Московские послы говорят, что
не имеют никаких других полномочий, и не представляется вероятным, чтобы великий
князь действовал неискренне, так как он знает, что все содержание переговоров
станет известным богу и всем христианам.
Пусть они [московские послы]
скажут, смогут ли они поклясться в том, что знают, что великие князья московские
имели обыкновение писать другую формулу полномочий при [обсуждении] подобных дел.
Когда сначала спросили подьячего Захария, он ответил, что может дать клятву в
следующем: он перечитал акты московского архива за 100 лет и никогда не читал
других формул. После этого остальные, каждый в отдельности, подтвердили это, а
Роман Васильевич [Олферьев] сказал, что 20 лет тому назад он прибыл посланцем
к королю Сигизмунду Августу и вскоре заключил с ним мир на 5 лет (а великим, послам
московским князь дал полномочия такого же рода). На вопрос Антонио, обращенный
к Михаилу Гарабурдё, видел ли он когда-нибудь какую-либо формулу или грамоту (ведь,
естественно, чтобы секретарь великого княжества литовского имел что-нибудь подобное
при себе), Гарабурда ответил, что никогда не принимал участия в подобных переговорах
и поэтому не видел полномочий. Антонио спросил королевских послов, не соизволят
ли они сказать ещё что-нибудь, прежде чем он сам изложит то, что думает. Они сказали,
что твердо стоят в своих начальных требованиях, но под влиянием авторитета верховного
первосвященника начнут дело переговоров; однако объявляют, что уйдут отсюда не
раньше, чем разрешат те вопросы, которые изложат им московиты. Антонио сказал:
«При такого рода переговорах ни одна сторона ничего не потеряет, но дело будет
доведено до конца и породит еще более высокие блага. Если же дело будет вестись
со злым умыслом, оно вечным позором падет на тех, кто был его причиной. Далее.
Оба государя должны укреплять в себе мысль вести дело с чистыми помыслами. Я считаю,
что к делу нужно подходить так, чтобы само его ведение не смогло ущемить интересов
ни одного из королевских послов (в той части, что касается полномочий). Но между
тем пусть московские послы знают, что другие христианские государи не имеют обыкновения
составлять полномочия подобным образом». Затем, обратившись к королевским послам,
стал увещевать их, чтобы они подумали, не возникнут ли основания для всякого рода
беспорядков, если мир в Яме Запольском не будет заключен. И один из послов, Альбрехт
Радзивилл, ответил, что нет никаких оснований для сомнения в том, что в селении
Ям Запольский будет заключен мир и повсюду провозглашен. После этого Антонио продолжал:
«Поскольку победителям подобает диктовать свои законы побежденным, королевские
послы могут первыми предложить условия заключения мира, которого московиты уже
в третий раз требуют посредством третьего посольства» 4. Тогда браславский воевода (принеся благодарность верховному
первосвященнику и Антонио, присланному им, за то, что он взял на себя отеческую
обязанность примирения обоих государей) [155] красноречиво и убедительна потребовал всей Ливонии,
то есть и той, что находится в руках московита, а если он ее не уступит, они нисколько
не продвинутся вперед в этом деле и при этом прервутся дальнейшие переговоры.
На это московиты сказали, что
это — чрезмерные условия, и добавляли много доводов, чтобы убедить королевских
послов не проливать крови и установить равные условия, если они хотят, чтобы результатом
этого стали истинный мир и братство. И к числу тех ливонских крепостей, которые
три месяца тому назад великий князь через А. Поссевино обещал отдать [польской
стороне], прибавили Говию. На все это очень хорошо вновь ответил воевода браславский;
московские же послы потребовали, чтобы королевские послы также сказали, имеют
ли они что-нибудь в своих поручениях, что нужно было бы передать великому князю.
Ведь московский князь требует псковских крепостей, а также остальных, которые
в предыдущие годы были взяты у короля Стефана; [а именно:] Луки, Велиж, Заволочье,
Невель, Холм и других лодобного рода.
Королевские послы сказали, что
они и так отдают много: они откажутся от надежды овладеть Псковом и Новгородом,
а те 40 миль владений московита, которые они заняли в течение нынешнего года,
позволят возвратить в собственность великого князя московского; они отведут также
свое победоносное войско, хотя те расходы, которые они сделали и которые московит
обещал [возместить] в Вильне через своих послов, он не возвращает, они сами обещают
возвратить московиту 4 псковские крепости.
Московиты, со своей стороны,
сказали следующее: если речь не пойдет об оставлении у московского князя остальных
ливонских крепостей, никаких [переговоров] не получится. Совершенно невозможно,
чтобы великий князь отдал столько ливонских крепостей даром, Псков же, и это знают
королевские послы, так укреплен, что (если даже и удавалось брать другие крепости)
еще не взят и впоследствии (в противоположность другим) взят не будет.
В таких различных разговорах
они провели весь день до ночи, и королевские послы стали настаивать, чтобы Антонио
соизволил отправить их прямо в лагерь или даже к королю, раз уж московиты ничего
определенного не прибавят относительно Ливонии; королевские послы делают это с
тем намерением, чтобы скорее закончить дело. Антонио сказал, что отпускает их
этой ночью с тем, чтобы на следующий день они обязательно вернулись. Так было
закончено [заседание].
15 ДЕКАБРЯ. ТРЕТЬЕ ЗАСЕДАНИЕ
ПОСЛОВ
После того как королевские
послы вернулись из Запольского Яма, который находится приблизительно в 2-х лье
от Киверовой Горки и где они расположились, тотчас появились московские послы
— ведь они жили здесь, в Киверовой Горке. Почти весь день был потрачен на [156] обсуждение
3-х пунктов переговоров. Королевские послы обратились с жалобой, что московиты
тянут время, чтобы не отдавать всей Ливонии. Они прибавили ещё одно требование:
чтобы великий князь отказался от титула и права на Ливонию и, наконец, чтобы в
условиях перемирия был упомянут шведский король. Затем они сказали, что кроме
псковских крепостей, взятых в нынешнем году во владениях московита, которые они
уже обещали [передать], отдадут также крепость Холм, взятую в прошлом году. Этого
вполне достаточно, ведь многие ливонские крепости, которые захватили другие, из-за
медлительности московского князя отошли от польского короля. Впрочем, они имеют
в поручениях короля как можно скорее закончить эти переговоры; они заявили А.
Поссевино, что не могут терпеть дальнейшего промедления и что не следует вообще
оставаться на этом месте более 3—4 дней.
На это послы великого князя многословно ответили
то же, что они говорили в предыдущие дни: о соблюдении справедливости, о необходимости
избегать гордыни и о прекращении пролития крови, и, что королевские послы увидят,
на кого падет столь великое кровопролитие.
Что касается шведского короля, то они ничего
не имеют об этом в наказе, о чем они могли бы говорить, а он, если захочет отправить
послов о мире, пошлет их не напрасно.
Гарабурда же, который когда-то
участвовал в посольстве к великому князю вместе с Горностаем, сказал, что вел
переговоры только на основании того, что имел в поручениях. Им нужно придерживаться:
только того, что содержится у послов великого князя, в границах данного им поручения,
а они обещали королевским послам ливонские крепости: Пернов, Пайду, Корстин, Гунтец,
Карславу, Порхов.
Королевские послы стали снова
требовать возвращения всей Ливонии и отказа от титула и самого права на Ливонию,
но А. Поссевино еще раньше узнал о том, что королевским послам не была дана возможность
[решать вопрос] о возвращении в полном объеме крепостей, взятых королём. Оказалось
очень кстати, что Антонио, прежде чем уехать из лагеря, разузнал об этом у короля.
У тех и других послов были свои соображения о шведском короле, об уступке титула
и права на Ливонию, но он [Антонио] просит послов ради крови Иисуса Христа и ради
того уважения, которое они проявляют по отношению к святому апостольскому престолу,
отказаться при обсуждении столь значительного дела от поспешности. Он спросил:
разве для [решения] столь важного дела им не нужно времени для размышления, пока
не возникнет более удобный для дела [момент] и не появится возможность для заключения
более прочного мира? Они с ним согласились, и следующий день будет свободен от
заседания. Что же касается передачи всей Ливонии, хотя послы великого князя уже
предложили шесть других крепостей, однако королевские послы заявили, что не скажут
ничего другого, если им не отдадут остальных крепостей. А так как и те и другие
недостаточно откровенны, пусть они пересмотрят свои инструкции и посмотрят, что
и в какой мере они могут предоставить, чтобы на следующее заседание прийти подготовленными
и не допустить отклонений от справедливости.
После ухода королевских послов послы великого
князя оставались [157] у Поссевино до поздней ночи (они это делали часто). И
на его вопрос (а это могло бы помочь более быстрому заключению мира), что они
имеют в наказе относительно Ливонии, они ответили довольно ясно и доверительно,
и это дало ему возможность написать обо всем и отправить [написанное] с быстрым
гонцом Яну Замойскому, великому канцлеру королевства польского и главнокомандующему,
ведь ему король предоставил полную власть вести дела. В эту же ночь письма были
отправлены в лагерь. Ответ на них пришел довольно не скоро (прошло почти 4 дня),
и Антонио потратил много [усилий], чтобы уничтожить подозрения московских послов
по отношению к королевским и чтобы как-то оправдать этих последних, которые говорили,
что в записях их [полномочий] содержится самая полная возможность вершить все
дела, поэтому [их полномочия] кажутся более полными, чем полномочия московитов,
которые выражены в более кратких словах.
Прошло два дня, прежде чем Антонио убедил королевских
послов принять участие в беседе, в которой по крайней мере могла бы пойти речь
о шведском короле, и на четвертое [заседание] все опять собралить по обычаю у
него.
18 ДЕКАБРЯ. ЧЕТВЕРТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Антонио Поссевино, которому
отдали дело на рассмотрение, сказал: он признается, что то дело, о котором просили
польские послы: о шведском короле, об отказе от титула и от права на Ливонию,
имеет большее значение, чем могло бы показаться. И от верховного первосвященника
он имеет поручение, чтобы при этом деле речь шла о шведском короле, как о друге
святого престола. Ведь в Старице, где он [Поссевино] пять раз с большим усердием
вел переговоры с великим князем как от имени его святейшества, так и от имени
короля Стефана, великому князю не была неприятна мысль послать (а он это делал
и раньше) в Швецию письма обо всем этом деле. И теперь ему кажется, что королю
Стефану никаким образом нельзя отказаться от этой обязанности по отношению к своему
родственнику и брату, и будет очень хорошо, если пресекутся поводы к новой войне.
Поэтому, если послам великого князя есть что ответить по этому поводу, прежде
чем он перейдет к другому вопросу, он охотно это выслушает.
Московиты ответили, что ничего (как они говорили и раньше)
не имеют от великого князя в наказе об этом деле, но это может осуществиться с
помощью шведских послов; они уже спрашивали у королевских послов, не имеют ли
они каких-либо полномочий, касающихся шведского короля. Те ответили отрицательно,
тогда они [московские послы] сказали: «Как же вы хотите вести переговоры об этом,
даже если бы нам и была предоставлена какая-нибудь возможность, ведь ничего серьезного
из этого выйти не может, в особенности потому, что между нашим великим государем
и королем шведским есть и другие разногласия. Ведь в течение этих двух лет кроме
ливонских крепостей [158] и Корелы, он захватил Ивангород, Ям и, может быть, еще
другие [крепости]».
Тогда Антонио, отметив отношение
королевских послов к шведскому королю, а также ответив на вопрос московских послов,
на который не смогли легко дать ответ королевские послы, сказал, что остается
только одно, чтобы по крайней мере прошло [некоторое] время, пока не возникнет
у короля шведского и великого князя московского взаимная возможность с помощью
послов (даже если бы они этого и не захотели) обсудить все это дело. После того
как московиты ничего не ответили на это, так как у них не было на это поручения
от великого князя, все послы единодушно согласились перейти к другим [вопросам]
(опустив только это дело). В особенности это касалось королевских послов, так
как они имели в своих поручениях не приостанавливать дело заключения мира, если
даже и будет исключен [шведский] король. Что же касается передачи титула и прав
на Ливонию, московские послы сказали, что не имеют решительно ничего другого,
кроме того, о чем они говорили [раньше]: [им] кажется несправедливым, что государь
совершенно устраняется из Ливонии.
Так как из лагеря пока еще не
прибыли письма от Замойского, которых ожидали Антонио и королевские послы, чтобы
решить какое-нибудь из важнейших дел, был положен конец этому заседанию.
20 ДЕКАБРЯ. ПЯТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
После окончания вышеописанного заседания Замойский прислал к Антонио
Станислава Жолкевского 5,
сына бельского воеводы, своего родственника с верительными (credititiis)
грамотами и через него сообщил: для блага мира можно передать послам великого
князя Новго-родок Ливонский и две другие ливонские крепости, с помощью которых
московитам мог бы открыться доступ к морю, в то время как во власти короля должны
оставаться крепости, взятые им: Великие Луки, Заволочье, Невель и Велиж. Хотя
можно вернуть Великие Луки (если иным способом нельзя заключить мира), но тогда
ничего [другого] в Ливонии московитам не отдавать. Он [Замойский] надеется, хотя
ни о чем подобном не говорится в поручениях, данных ему королем, что это будет
одобрено сословиями и королем. Антонио был весьма обеспокоен таким решением потому,
что Замойский не прислал никакого собственноручно подписанного [документа] (хотя,
как уверял Жолкевский, на верность и суд Антонио отданы передача крепостей в Ливонии
и возвращение Великих Лук), а [только] с помощью такого собственноручного [документа]
это дело могло бы быть доведено до конца; и если бы когда-нибудь отчет об этом
деле нужно было довести до сведения польского королевства, это можно было бы сделать
достаточно точно. А если бы впоследствии это решение было изменено (что не один
раз случалось с Антонио при других обстоятельствах) или бы вызвало по каким-нибудь
важным причинам возражение со стороны [159]
королевских послов (а они утверждали,
что у них нет никакого предписания на этот счет от короля), тогда оказалось бы,
что Антонио ложными обещаниями ввёл в заблуждение или даже обманул послов великого
князя, что впоследствии вызвало бы большие затруднения для распространения истинной
веры в Московии. Далее. [Жолкевский] много раз повторял, что король требует всей
Ливонии, даже пяди которой он не может уступить, если бы и захотел. Король при
этом связан постановлением сословий (decreto ordinum) и своей клятвой, о чем было
сказано в другом месте и о чем также весьма красноречиво говорили королевские
послы.
Антонио же несколькими днями
раньше просил в письмах к королю и Замойскому [о следующем]: если московский князь
не захочет уступить всю Ливонию, пусть [поляки] позаботятся о возвращении Антонио
в Московию и о том, чтобы послы великого князя прибыли в Варшаву в марте будущего
года на сейм (comitia). Ведь таким образом легче будет отказаться сословиям королевства
от этого постановления (то есть чтобы какая-нибудь часть Ливонии была уступлена
великому князю), или, если государственное решение сведется к тому, чтобы настаивать
на прежнем плане продолжать войну, московские послы, увидев своими глазами единодушие
королевства, легче согласились бы на предложенные условия мира, а между тем зима
не прервет продолжения начатых военных действий. Однако Замойский в письмах, датированных
15 декабря, через другого посланца в тот же самый день, когда прибыл из лагеря
Жолкевский с другими короткими верительными грамотами, написал Антонио, что нет
никакой нужды менять решение. Король и сословия придерживаются такого мнения:
если московит не захочет передачи всей Ливонии, дело нужно будет решать силой
оружия. После того как обо всем этом было сообщено королевским послам, они решили,
что не должны говорить о ливонских крепостях и при этом вообще [что-нибудь] предлагать:
ведь московские-послы, которых достаточно убеждали, что король Стефан хочет всей
Ливонии целиком и которые [в свою очередь] предоставили уже немаловажные аргументы
для ее возвращения, получат надежду, что король Стефан оставит великому князю
что-нибудь иное, дела же королевские находятся в худшем положении, чем раньше.
Следствием этого может быть заключение мира. Кроме того, Замойский предложил эти
крепости только устно, через Жолкевского, а это для королевских послов недостаточно
надежно, чтобы обещать их московиту от имени короля. Таким образом, они решили
написать ответные письма Замойскому. Антонио также послал ему письма следующего
содержания: многое, что имеет самое прямое отношение к скорейшему и почетному
заключению мира, если оно дойдет до завершения и не будет упущен столь удобный
момент, он [Поссевино] передаст через Жолкевского, не доверяя письмам.
Итак, часть этого заседания,
прежде чем были приглашены московские послы, прошла в этом частном обсуждении.
Затем были приглашены на заседание московиты. Они обратились с очень основательными
жалобами (это часто происходило и при других обстоятельствах): во время ведения
переговоров о мире они содержатся как пленники, [160] повсюду
проливается кровь, у них расхищают имущество и похищают людей, гонец великого
князя, который вёз письма к Антонио и к ним, был отвезен в лагерь, его спутники
были в разных местах убиты, а для того, чтобы вырвать признание у их проводника,
какого-то крестьянина, к его телу приставляли горящие факелы (по их обычаю). Затем
о нем (гонце) были сделаны и письменные и устные [запросы], и он был послан короткой
дорогой сюда к Антонио. Однако по просьбе королевских послов его на 3 дня задержал
начальник конницы Зебжидовский, знатный, честный и храбрый человек. Наконец, спустя
столь продолжительное время, письма великого князя московского были вручены 6. Они [московские послы] говорили, что никогда не выехали
бы из Московии на съезд, если бы великий князь не вверил их великому первосвященнику
и тому, кого он прислал, то есть Антонио. Они говорили, что скорее уедут, чем
дальше будут вести переговоры при таких оскорблениях и враждебных поступках. Королевские
послы стали приводить оправдания этому делу и приводить те доводы, которые в письмах
Замойский сообщал Антонио; Антонио же, который уже успел расспросить гонца и узнать
о его восьмидневной задержке в пути (причина ее неясна), увидел, что из-за задержки
в получении писем, когда или король, или московит захотят что-нибудь написать,
может произойти много препятствий в великом деле заключения переговоров. Он сказал:
«Не только ради авторитета верховного первосвященника (а все, что доводится до
его сведения, как они часто говорили, угодно богу, от которого он получил свою
власть), но и в первую очередь ради крови Иисуса Христа он горячо просит, чтобы
они, несмотря на различные препятствия, которые еще много раз будет измышлять
сатана, не отступились от начатого дела. А чем больше оно откладывается, тем больше
проливается христианской крови. Что же касается всего случившегося (если оно было
такого рода, как о нем говорили московиты), он берет на себя непременную обязанность,
если это будет необходимо, доложить со временем обо всем королю или князю московскому.
После этого, успокоившись, перешли к делу, которое в основном заключалось в следующем:
королевские послы делают единственное и последнее предложение (чтобы доказать
московитам, насколько король не желает пролития крови): они обещают передать одну
из четырех крепостей, взятых в последние 2 года у московского князя, а ее предложил
[передать] Антонио, если бы они отказались ото всей Ливонии или передали бы Себеж,
расположенный недалеко от Полоцка. Московиты отказались от притязаний на Себеж,
так как, по их словам, эта крепость не имеет отношения к Ливонии. Затем, перечислив
все крепости, взятые королем, они сказали, что также отдадут одну крепость по
названию Лаис. Королевские же послы, сказав, что она находится в руках шведского
короля, не прибавив больше ни одного слова, поднялись и ушли. На этом и закончилось
заседание. [161]
22 ДЕКАБРЯ. ШЕСТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Сначала говорилось многое, подобное тому, в чем послы в предыдущие
дни упрекали взаимно друг друга, причём московиты не один раз говорили, что их
государь взял Ливонию не у польских королей, а у епископов и тевтонского ордена.
Затем королевские послы (что делали также и московские) стали говорить, что из
уважения к апостольскому престолу и первосвященнику они уже поступились многими
вещами: следуя совету Антонио, они согласны отдать великому князю одну из двух
крепостей — Великие Луки или Заволочье. В это время прибыл некий знатный поляк
Пиотровский 7, присланный Замойским из лагеря с письмами для Антонио.
ЯН ЗАМОЙСКИЙ, КОРОЛЕВСКИЙ КАНЦЛЕР
И ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ — АНТОНИО ПОССЕВИНО
Хотя я уже посылал к вашей милости
Жолкевского, с помощью которого я разъяснил, что можно в Ливонии уступить московиту
и каким образом уступить, однако впоследствии мне на ум пришло послать вашей милости
разъяснение, которое и посылаю. Остальное пусть ваша милость узнает, как от того
же Жолкевского, так и в первую очередь от господ послов.
Да пребудет ваша милость в добром здравии. Дано в лагере
под Псковом 19 декабря 1581 года от рождества Христова.
ПЕРВЫЕ УСЛОВИЯ
Пусть в руках его королевского
величества останутся Великие Луки с крепостями Заволочье и Невель. Если же московит
передаст королю Себеж, пусть также и Велиж останется во владении его королевского
величества, и о нем не нужно поднимать вопроса перед московскими послами, так
как и при предыдущих переговорах об этом не упоминалось. Если же московские послы
будут иметь возможность тотчас заключить мир, не посылая за новыми инструкциями
к своему государю (это из-за того, чтобы не потерять Пернова, о чем я уже соизволил
написать вашей милости), я осмелюсь уступить им в Ливонии крепости: Новгородок
Ливонский, Сыренск, а также крепость Лаис и крепости: Остров, Холм, Красный Городок,
Воронеч, Велью.
УСЛОВИЯ ВТОРЫЕ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ
Если московские послы не будут иметь этой возможности
(не посылая за другими инструкциями к своему государю), получив Новгородок Ливонский,
Сыренск, Лаис, отдать его королевскому величеству [162]
Луки, Заволочье, Невель и Велиж,
также отдать Себеж или по крайней мере его разрушить, также и его королевское
величество не может уступить им через меня крепости Новгородок Ливонский, Лаис
и Сыренск. Но, сохранив за собой всю Ливонию и передав или разрушив Себеж, удержав
Заволочье, Невель и Велиж (именно это доверило мне и вашей милости его королевское
величество), его королевское величество могло бы добавить московиту Великие Луки
с крепостями Холм, Остров, Красный Городок, Воронеч, Велью, чтобы эти крепости
вместе с Великими Луками были отданы ему, а в руках короля должна остаться вся
Ливония с Новгородком, Сыренском, Лаисом и сверх того с крепостями: Заволочье,
Невель, Велиж, а Себеж должен быть передан или уничтожен.
Так как эти условия королевские
послы не отдали в руки Антонио, он увидел, что ему нужно некоторое время, чтобы
обдумать вопросы о передаче Великих Лук и Заволочья. Они же на следующий день,
пришли на съезд более подготовленными, познакомившись с теми письмами, которые
написал им Замойский.
23 ДЕКАБРЯ. СЕДЬМОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Королевские послы отдали условия
мира Антонио, и он увидел, что у него нет времени, чтобы дать ответ Замойскому,
так как послы настояли на отъезде Пиотровского в тот самый момент, когда отдавали
условия. Тогда, чтобы не напрасно прошел день, стали спрашивать у московских послов,
имеют ли они возможность отдать Себеж (который находится в полоцкой области) или
обменять на какие-нибудь ливонские крепости, которые от имени короля предложил
Замойский. Они ответили: что касается Себежа, они в конце концов могут его сжечь,
если король сожжет Дриссу. Остальные же крепости, взятые королем, не могут не
остаться без обсуждения: Антонио (при одобрении королевских послов и при молчаливом
согласии московских) высказал мысль о том, чтобы отдать Великие Луки великому
князю, если он откажется от всей Ливонии, Заволочье же оставить королю. Больше
на этом заседании не говорилось ни о чем, кроме того, что из трех крепостей, предложенных
королевскими послами, Сыренск находится в руках шведского короля, а Михаил Гарабурда
объяснил, какую большую выгоду будет иметь великий князь, уступив Ливонию, если
будет заключен мир.
В тот же день московиты, со своей стороны, решили, что
будут удовлетворены [передачей] Новгородка и Керепети, если им будут переданы
и остальные три крепости: Заволочье, Невель, Велиж, или, наконец, тем, что только
Новгородок и Керепеть будут оставлены великому князю. В это время прибыл другой
[гонец] от канцлера Замойского с письмами и третьими условиями, список которых
приводится ниже. [163]
ЯН
ЗАМОЙСКИЙ — АНТОНИО ПОССЕВИНО
О тех делах, о которых доложила
мне ваша милость через господина Жолкевского, я написал господам послам, чтобы
они сообщили вашей милости. Разъяснение трудностей, которые возникли, тем более
затруднительно, что московит при предыдущих переговорах ничего не упоминал о них
(как, например, о Велиже). Но подробнее ваша милость узнает об этом от господ
послов, которым я послал собственноручное указание, как они этого хотели, о том,
что можно уступить.
Вручаю себя расположению вашей
милости. Дано в псковском лагере 22 декабря 1581 г.
ЯН ЗАМОЙСКИЙ — АНТОНИО ПОССЕВИНО
В качестве окончательных условий
ради прочного мира и чтобы труд вашей милости, предпринятый от имени верховного
первосвященника не пропал даром, я разрешаю не передавать Новгородок Ливонский,
Лаис и Сыренск, но все они, а также вся Ливония, должны оставаться за его королевским
величеством. За королем должен остаться Велиж, а Себеж должен быть разрушен. Московскому
государю можно уступить: Великие Луки, Заволочье, Невель, Холм, Остров, Воронеч,
Красный городок, Велью. Если эти условия не будут приняты, станет ясным, что господь
бог не желает дать нам сейчас мира. Даже
если бы я имел возможность или
осмелился сделать большее, я решительно не могу [сделать] ничего другого (свидетель
бог). Я делаю достаточно не столько ради вашей милости, в усердии и чистосердечии
которой и его королевское величество, и я твердо убеждены, сколько по велению
совести и по моему долгу по отношению и к его королевскому величеству и к моей
родине. И я умоляю вашу милость богом живым и сыном его Иисусом, о тяжких страданиях
которого так хорошо говорит ваша милость и имя которого носит, чтобы ваша милость
не принимала никаких более тяжелых условий, которые ей будут предложены, если
можно будет выиграть дело на более выгодных условиях.
Все это было прочитано и обо всем сообщено королевским
послам, и было принято решение эти последние условия не сразу показать московитам,
так как они обещали отказаться от всей Ливонии.
Таким образом, по многим причинам заседание
было отложено на день Рождества Христова.
25 ДЕКАБРЯ. ВОСЬМОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Московиты частным порядком передали антонио записку,
в которой уверяли, что будут удовлетворены, если одновременно королем [164] будет
передан великому князю Новгородок Ливонский, а великим князем королю будет оставлен
Велиж. Королевские же послы сказали, что плодородную область Ржевы, некогда принадлежавшую
Заволочью, они передадут московитам сверх передачи Великих Лук. На это московиты
сказали, что она и так принадлежит Заволочью. Наконец, королевские послы оставили
Антонио свободу действий: какую из двух крепостей, Невель или Заволочье, он пожелает
передать московитам. Для совещания по этому поводу с московитами (после того,
как Антонио услышал предложение королевских послов) потребовалась ночь, и заседание
было распущено.
Затем, в следующую же ночь из
Московии прибыл от московского князя, проделав большие переходы, гонец с ответом
на те письма, которые Антонио незадолго до этого отправил из Бышковичей. Московские
послы также получили другие письма. По их просьбе Антонио добился от королевских
послов, чтобы следующий день был свободен [от заседания]. И в этот день самым
тщательным образом московиты обсудили вопрос, не появится ли какое-нибудь основание
для заключения мира. И тогда же письма московского князя Антонио отослал к королевским
послам, чтобы не упустить никакой возможности, которая удовлетворила бы обе стороны.
Антонио сказал московским послам: если они боятся своего государя из-за того,
что недостаточно разумно ведут переговоры, то есть, если отдадут Невель и Велиж
королю, он в случае опасности сам отдаст свою голову на заклание у великого князя,
лишь бы только не было препятствий для завершения столь великого дела. Они же
поклялись всем святым, что этого сделать невозможно. Также прибавили, что если
бы каждый из них имел по 10 голов, то по возвращении они лишатся всех их по приказу
московского князя.
Кроме того, Антонио отослал
к Замойскому гонца на самых быстрых лошадях, который должен привезти самые последние
условия.
На следующий день, как и было
условлено, вернулись королевские послы.
27 ДЕКАБРЯ. ДЕВЯТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
После того как Антонио [долго] убеждал тех и других послов
заключить мир в день, назначенный для окончания съезда, а еще раньше рассказал
о мерах, для этого предпринятых, королевские послы сказали, что настаивают на
[следующих] предложениях: их войско в течение двух месяцев из-за Антонио удерживается
под Псковом в надежде на мир, которую он дал. Теперь же их [королевских послов]
отзывают в лагерь; они не должны предпринимать никаких шагов сверх того, в чем
нужно дать отчет королю и государству, которым они дали клятву. И, наконец, они
призывают в свидетели самого Антонио, что не по их вине случилось так, что мир
не заключен. Наконец, они просят, чтобы на время сейма, который назначен в Варшаве
на март месяц, Антонио, может быть, вернулся из Московии и соблаговолил [165] засвидетельствовать
их верность Речи Посполитой и княжеству [литовскому] . Итак, они протягивают руку
московитам, прощаются с ними, а на следующий день то же самое в письменном виде
сделают по отношению к Антонио.
Тогда московиты в немногих
словах (но в которых чувствовалась глубокая скорбь) обратились к Антонио и сказали,
что они в соответствии с их поручением отказываются от Ливонии. Теперь Михаил
Гарабурда должен понять, соответствует ли истине то, о чем он гово-рил вначале,
когда убеждал их отдать Ливонию, говоря: «Если убрать это бревно [преграждающее
дорогу] в Ливонии, то откроется путь для всего остального». Они отказываются от
Ливонии, они это сделали, и. не на словах. Королевские же послы только говорят,
но не делают. Поэтому, свидетель бог, не по их вине случилось так, что мир не
заключён, и пусть [все] увидят, по чьей вине будет столь большое кровопролитие.
Наконец, после того как Гарабурда дал им какой-то ответ на то, что было сказано
раньше, Антонио сказал, что для него самое желанное, чтобы был мир. Но так как
он не может заставить ни ту, ни другую сторону проявить должную преданность своим
государям, ему кажется, что королю Стефану нужно отдать Заволочье, хотя он еще
не высказывал своего мнения по этому поводу. Впрочем, он надеется, что следствием
этого в конце концов будет мир, а если не будет, значит, еще не наступило время,
чтобы мы были достойны его. Если ни те, ни другие не хотят уступить друг другу
из-за этих двух крепостей, пусть королевские послы посмотрят, смогут ли они ждать
10 дней, пока придет от великого князя ответ, которого они добиваются, об этом
деле. Когда же королевские послы сказали, что не могут ждать, московские послы
объявили, что они пообещали еще и Дерпт и кое-что другое сверх этого: только они
огорчены тем, что, хотя нужно передать почти сорок крепостей, только из-за этих
двух может разрушиться дело мира. Королевские
послы сказали: раз уж вы пообещали [нечто] сверх того,
что могли, сделайте также вот что: вы одну, а мы другую из двух крепостей, о которых
идёт спор, отдадим на суд Антонио, а вы великому князю, мы же, наконец, королю
отдадим отчет о предпринятом нами деле. После этого Антонио уговорил королевских
послов дать московским послам ночь на размышление. Королевские послы согласились,
но сказали: если Антонио сообщит им до наступления дня, что московиты могут принять
их предложение, они на следующий день прибудут [на съезд]. Если же нет — они уедут
совсем.
Следующей ночью московиты сообщили,
что никаким образом не могут уступить Велижа, но всё остальное в Ливонии уступят,
удержат только Новгород [Ливонский], а королевские послы пусть [удерживают] Велиж,
пока не придут ответы от обоих государей, и эти обстоятельства не должны сопровождаться
убытком и обманом с той и другой стороны. На этом заседание закончилось. А все
те [соображения], которые привел Антонио послам и другим лицам, [а именно] чтобы
продолжить переговоры о мире, можно узнать из его писем к королевским послам и
королю, а это имеет немаловажное значение для понимания всего положения дел. [166]
28 ДЕКАБРЯ. ДЕСЯТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
В этот день королевские послы
сказали, что уже собираются в дорогу, а московиты в ночь, предшествующую этой,
долго со слезами спрашивали у Антонио, что им решать относительно Велижа (ведь
если они оставят его королю, государь лишит их жизни; если же мир не будет заключен
из-за одной этой крепости, они понимают, что с возобновлением новой войны будет
великое кровопролитие). Антонио сказал, что у него нет никаких соображений после
стольких попыток [решить это дело], если не считать того, что он сам, чтобы спасти
жизнь послов, каждому из них даст собственноручную записку, скрепленную печатью,
которой он пользовался, где он даст заверение, что он принудил их к этому решению.
Впрочем, он сам предложит свою голову московскому князю, чтобы тот делал с ней,
что захочет, если сочтет, что Антонио поступил слишком самовольно для пресечения
продолжения новой войны. Далее. Если он не сможет добиться ничего другого, он
попытается добиться от королевских послов, чтобы Велиж был сравнен с землей. Тогда
московиты сказали, что свое спасение и, наконец, окончательное решение [вопроса]
о Велиже они отдают Антонио. Только пусть он позаботится о том, чтобы все это
не привело к их гибели у великого князя. Когда все это было решено, пришли королевские
послы и сказали, что собрались в дальнюю дорогу и в первую очередь хотят проститься
с Антонио, но, услышав обо всем, пообещали [вопрос] о Велиже тотчас передать Антонио,
которому даётся свобода поручить кому-нибудь из своей свиты [поехать к королю],
чтобы в конце концов [Велиж] или был оставлен за королем, или он сам решил, как
поступить. У них нет опасений по поводу своей жизни, если при создавшихся обстоятельствах,
они поступят вопреки поручению короля, но чести их будет нанесен большой урон,
если только сам Антонио публично не засвидетельствует королю и на предстоящем
сейме в Варшаве, что они сделали все, чтобы заключить договор на общее благо.
Антонио согласился взять это на себя, и съезд возобновился.
Так как королевские послы желали,
чтобы Себеж был передан королю, московиты сказали, что они оставят Велиж в
нетронутом состоянии, если таким же будет Себеж. Если же Дерпт будет оставлен
великому князю, тогда они удовлетворятся тем, что Себеж будет сожжён великим князем,
а Дрисса — королем. По этому поводу возникли большие споры, разрешение которых
королевские послы отложили до следующего дня, чтобы лучше узнать планы короля,
получив [письмо] от Замойского из лагеря с помощью гонца.
Затем, на вопрос королевских послов московиты ответили,
что у них есть полнейшая возможность передать ливонские крепости, которые находятся
в руках великого князя, но не шведского короля. Королевские послы прибавили: через
послов и посланников очень много писалось и говорилось об этом, и сейчас это вновь
было обсуждено, что король Стефан желает всей Ливонии. Пусть послы великого князя
скажут, хотят ли они отказаться от титула и вообще всякого права на Ливонию или
нет. Если они этого не сделают, то останется искра для [167]
возобновления нового пожара войны. Что касается крепостей,
которые захватил шведский король, то король Стефан получит их у него либо мирным
путём, как от своего родственника, либо, наконец, применит какой-нибудь другой
способ. Если же теперь московит не даст клятву отступиться от всей Ливонии и захочет
потребовать силой войны крепости от шведского короля, ясно, что между Стефаном
и московитом снова возобновятся военные действия.
Тогда Антонио другими доводами
одобрил это, сказав, что ревностнее и более правильным путем добьются мира те,
которые со всем усердием заботятся о том, чтобы вырвать корни будущих несогласий.
После этого московиты ответили, что они в грамоте о мире напишут названия всех
крепостей, находящихся в руках великого князя, право на владения которыми передадут
королю, и всё это скрепят клятвой. Однако пусть королевские послы перестанут требовать
того, над чем московские послы не имеют власти: о шведском короле в перемирной
грамоте не должно быть упомянуто ни одного слова.
На это Антонио сказал: если
случится, что одну и ту же крепость и король и московит захотят взять силой оружия,
нужно предусмотреть (если в остальном послы придут к взаимному соглашению), чтобы
ни московский князь не вторгался в пределы остальной Ливонии, при-надлежащей королю,
а также в самую Польшу, Великое княжество литовское и Пруссию, ни король не вторгался
вместе с войском во владения великого князя.
Тогда королевские послы стали
просить Антонио представить за-ключение об этом деле, скрепить его своей подписью
и печатью. Анто-нио ответил, что он составит его так, что ни самому королю, ни
великому князю, ни вообще кому бы то ни было не присудит ничего лишнего и ничего
из прав не отнимет. Кроме того, он прибавил, что он к этому заключению добавит
(а этого требовало само время), чтобы оно и в отношении прав, и в отношении титула
было справедливо для обеих сторон и способствовало тому, чтобы не дать повода
к войне. Он также вместе с обоими государями (что, впрочем, можно делать и при
помощи послов) будет добиваться мирным путем того, чтобы на основании всего этого
остался лишь минимальный, а может быть, и никакого повода для спора. Королевские
послы с помощью Михаила Гарабурды подробно огласили заявление, а затем обратились
с просьбой к Антонио, чтобы он закрепил это в письменной форме. Это [письменное
заявление], по-видимому, нужно передать королевским послам (а об этом говорил
также король в лагере Антонио) только в том случае, если московитам останется
только его выполнить. Королевские послы к тому же в пространной речи заявили московитам,
что король хочет получить вообще все те крепости, которые захватил на войне шведский
король.
После этого перешли к вопросу об оружии в крепостях,
находящихся в руках московита, чтобы оно было отдано тому, кому они будут переданы.
Королевские послы говорили, что это раньше было обещано другими московскими послами,
приезжавшими в Вильну. На это московиты ответили, что тотчас вызовут бояр из Новгорода,
и [168] вопрос
об оружии не будет представлять больших трудностей. К одному вопросу прибавился
другой, и заседание было назначено на следующий день.
29 ДЕКАБРЯ. ОДИННАДЦАТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
На этом заседании московиты
начали с вопроса о Себеже, о чем много и долго говорилось, причём королевские
послы настаивали, чтобы это дело было поручено Антонио с тем, чтобы он переговорил
о нем с обоими государями, а между тем мир будет заключен. Московиты же твердили,
что они в угоду Антонио уступили Велиж, и уже не настаивают, чтобы его сжечь,
но оставляют его королю нетронутым: а королевские послы всегда просят чего-то
[сверх меры]. Это (говорили они) подобно пуле: если ее не вынуть из тела, тело
загноится; подобно этому; если не разрешить дело о Себеже, все переговоры о мире
будут испорчены и нарушатся. Если же королевские послы желают оставить на время
этот вопрос нерешённым, пусть они оставят его в таком положении, чтобы сам великий
князь решил, останется ли в будущем повод для спора. Антонио одобрил решение королевских
послов и настоял на том, чтобы заканчивались остальные дела, а это было отложено
(ведь они ожидали, как уже было выше сказано, ответа от Замойского, и планы короля
Антонио знал лишь до известной степени). Московиты стали упрекать королевских
послов в том, что не исполнилось то, что было обещано великому князю через Захара
Болтина о снятии осады Пскова. Ведь король обещал Антонио сделать это в течение
нескольких дней. Королевские же послы сказали: Антонио было обещано не делать
приступа, а войско будет отведено, как только мир будет заключен, условия подписаны
и скреплены клятвой. Наконец, когда королевские послы стали говорить о способе
передачи крепостей, московиты сказали: на нашей обязанности лежит общее решение
вопроса, а этого дела великий князь нам не поручал. И так как он — христианский
государь, он приказал все делать по христианскому обычаю и искренне. Так мы и
поступаем с вами, как с братьями нашими. Поэтому знайте: как только мы решим что-нибудь
о Себеже, тотчас пошлем в Новгород за знатными людьми, равными нам по достоинству,
среди них порховской воевода Иван Жеребов. Им и будет дана возможность передачи
крепостей.
Затем московиты вели переговоры о том, чтобы крестьян
не угоняли в Литву, на это королевские послы ответили, что это запрещено королем.
Поэтому и нужно как можно скорее закончить дело мира, чтобы не случались прочие
вещи подобного рода. Затем московиты сказали, что крепости должны быть переданы
к Благовещенью 8 (королевские послы были против этого), потом пошла речь
о взаимном обмене оружием, для которого, конечно, должны быть получены или указания,
или письменные распоряжения короля или великого князя.
Затем перешли к вопросу о пленных. Московиты просили,
чтобы [169] оба государя свободно отпустили всех. Королевские послы
протестовали и говорили, что это дело может свершиться только так, как король
предписал Антонио: то есть солдат должен обмениваться на солдата, отряд на отряд,
воевода на воеводу. Если останется кто-нибудь сверх этого, их выкупать за деньги
или менять на тех ливонцев, которые находятся в Московии. Кроме того, прибавили
королевские послы, московский князь должен освободить купцов, которых задерживает
вопреки всякому праву, христианским обычаям, вопреки постановлениям и письмам,
которыми в свое время обменялись их государи (а именно, чтобы несмотря на начало
военных действий купцы не несли никакого убытка), и держит на положении пленных;
в частности, это Зарецкий и Мартын Мамонич, виленские купцы; именно их король
хотел бы освободить. Тогда московиты сказали: кровь христианскую не выкупают за
деньги. Купцы же не были пленниками, их не содержали под стражей, к ним только
приставлены приставы, которые должны следить, чтобы им не нанесли какого-нибудь
ущерба.
Когда закончились переговоры, наступил вечер,
и остальное было перенесено на следующее заседание.
В 1-й ДЕНЬ 1582 ГОДА. ДВЕНАДЦАТОЕ
ЗАСЕДАНИЕ
Московиты, проведя большую часть
ночи у Антонио, просили его (если он хочет сделать нечто очень приятное их великому
князю) везде в грамотах о мире называть его «царем казанским и астраханским».
Именно поэтому великий князь считает незначительными те крепости, которые намеревается
передать королю.
Воспользовавшись этим случаем,
Антонио подробно объяснил, что христианский государь [imperator] — тот, звание
которого утверждает апостольский престол, который был перенесен с Востока на Запад,
после того как византийские императоры отошли от католической веры. Если московит
хочет называться законным титулом и получать законные почести, пусть он поведет
об этом переговоры с верховным первосвященником на том же основании, что и другие
христианские государи, которые знают, что дело казанское и астраханское не так
значительно, чтобы давать за это титул как бы нового цезаря, императора и короля.
Если он называет это «цезарь», то под этим словом подразумевается «царь», некое
заимствование у татар, которое обозначает как бы королевский титул.
На это московиты [сказали]:
Гонорий и Аркадий прислали из Рима первому московскому князю Владимиру императорскую
корону, а верховный первосвященник через некоего епископа Киприана это утвердил.
И остальное, такого же рода. На это Антонио ответил им: Гонорий и Аркадий жили
за 500 лет до Владимира 9.
Они же (не зная, что сказать) сказали, что были другие Гонорий и Аркадий, которые
жили именно в это время. Тогда снова они стали горячо просить Антонио: чтобы верховный
первосвященник, которого называют пастырем [170] вселенской церкви, соизволил приложить усилия, чтобы
король на самом деле называл их государя этим титулом [царя] и чтобы за ним [московским
князем] сохранился титул «ливонский». Антонио ответил им: «То, что вы желаете
называть верховного первосвященника пастырем вселенской христианской церкви, это
правильно, так как это установил господь наш Иисус Христос, верховный же первосвященник
придает этому мало значения (если только это не соединено с единством церкви и
славой божьей); впрочем, себя он называет рабом рабов божьих. Но как сохранить
вашему государю титул «ливонский», если он передает крепости королю, разве это
справедливо? Если бы ты отдал мне свою одежду и отказался от нее, справедливо
было бы тебе считаться ее хозяином?»
После того как было обсуждено
со всех сторон то, что на следующий день должно стать предметом переговоров, явились
королевские “послы на назначенное заседание, где речь пошла о Себеже и о сроке
будущего перемирия. Королевские послы согласились, чтобы Себеж остался у великого
князя, мир же заключат на 8 лет. Московиты в этот день были удовлетворены, они
прибавили только, что следующей ночью они намереваются обдумать, не нужно ли будет
что-нибудь добавить. Затем королевские послы попросили, чтобы тем крестьянам,
которые присягнули королю, московский князь не нанес какой-нибудь обиды. Московиты
сказали, что охотно дают на это согласие. Когда перешли к вопросу о передаче крепостей,
было сказано, что Дерпт и другие достаточно укрепленные города будут переданы
[королю]. По-видимому, и здесь между послами не возникло разногласий. Московиты
попросили, чтобы был выделен королевский отряд [для сопровождения] при отъезде
владык и попов (то есть их священников), также и в других случаях, в особенности,
при вывозе святых икон, чтобы они не попали в руки шведского короля. Так как здесь
королевские послы были не во всем согласны, Антонио сказал, что справедливо всё
вывезти в безопасности, тем более, что московиты не требовали присылать какие-нибудь
другие отряды, кроме тех, которые их сопровождали.
На этом был положен конец заседанию.
2 ЯНВАРЯ 1582 ГОДА. ТРИНАДЦАТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
В этот день пришли на съезд
из королевских после лишь воевода [Збаражский] и Михаил Гарабурда. Альбрехт Радзивилл
остался дома, по их словам, по болезни.
Когда Антонио спросил их, смогут ли они в его отсутствие
принять какое-либо решение, они сказали, что это будет иметь силу, и тогда были
приглашены московские послы. Они на вопрос Антонио о длительности перемирия предложили
прибавить к нему еще год, чтобы мир длился 9 лет. Королевские послы согласились
с этим сроком. Затем королевские послы под влиянием наставлений Замойского потребовали,
[171] чтобы
московиты отказались ото всей Ливонии и соблаговолили грамоту закончить таким
заключением, на основании которого (даже если бы об уступке Ливонии и не говорилось
в точных выражениях) это можно было бы понять. Антонио не одобрил характер столь
двумысленного решения и сказал им в частной беседе следующее: «Требуйте Ливонию
в самых ясных выражениях, чтобы [не] казалось что вы, как будущие братья, взяли
ее обманом».
Московиты ответили: «Мы 5 дней
тому назад ясно ответили, что уступим целиком всю ту Ливонию, которая находится
во власти великого князя: что касается тех крепостей, которые в руках шведского
короля, о них мы не собираемся говорить. Если вы придумываете новые обстоятельства,
вы тратите время, пройдет год, пока мы заключим мир». Михаил Гарабурда еще раньше
сделал заявление, и об этом заявлении было сказано выше, и просил Антонио, чтобы
тот принял его так, чтобы это дело было закончено. Текст этого заявления Михаил
передал Антонио, затем сделал с него копию, так как образец находился в руках
Антонио. Все это было скреплено по инструкции со стороны королевских послов подписью
и королевской печатью, и не было бы промедления в заключении мира, если бы московиты
захотели отказаться от титула и прав на Ливонию. Антонио, пока одна беседа шла
за другой, сказал королевским послам: ему кажется, раз дело находится в таком
состоянии, и, вероятно, оно заранее не было достаточно продумано, необходимо позаботиться
поименно переписать и перевести [названия] всех крепостей, которые занимает великий
князь, пограничных областей и прав на них, необходимо перевести также [названия
крепостей], если они в настоящее время в руках у московита и если даже известно,
что он их удерживает уже долгое время. И (если им угодно) в грамотах постараться
не приписывать великому князю титула «господина ливонского», что было предписано
королем по его желанию и на основании его инструкции.
Затем послы вели переговоры между собой об определении
границ Ливонии, и московиты отложили это дело до прибытия посольства для утверждения,
а королевские послы настаивали, чтобы это решили [сейчас] между собой, чтобы искоренить
какую бы то ни было возможность [возобновления] споров. Московиты сказали: «Если
мы не сможем достаточно точно [это] установить (так как мы не знаем всех границ),
нам придется обратиться за разъяснениями к нашим государям». Тогда же и та и другая
сторона согласились, чтобы они были такими, какими были издревле. Затем на вопрос
королевских послов, если Себеж останется за великим князем, а Велиж — за королем,
не смогут ли оба государя с помощью послов в том же году повести дело об их обмене,
московиты ответили, что никоим образом не хотят этого записывать в условиях перемирия,
но надо ясно [указать], что за великим князем остается Себеж, а Велиж добровольно
передается королю.
Но королевские послы, считая, раз они владеют
Велижем, то могут добиваться уступки всей Ливонии, возобновив обсуждение, начали
тратить время: сначала они потребовали число и название крепостей, которыми московит
владел до нынешнего времени. Их московиты [172]
тотчас назвали. Затем тех, которые
занял шведский король, и, наконец, сказали, что переговорят обо всем этом с князем
Альбрехтом Радзивиллом и на следующий день придут на заседание.
НАЗВАНИЕ КРЕПОСТЕЙ, КОТОРЫЕ
ДОЛЖЕН ПЕРЕДАВАТЬ МОСКОВСКИЙ КНЯЗЬ
Ленвардт, Скроена, Астерадт,
Кокенгауз, Круцборг, Борзун, Кудун, Чествин, Луза, Режица, Влека, Володимерец,
Ровно, Горойя, Трикат, Алист, Перколь, Салач, Новгородок Ливонский, Керепеть,
Дерпт, Муков, Рандек, Ринхоль, Конхоль, Каулетц, Курслов, Лаис, Тарваз, Полчев,
Пайда, то есть Белый Камень, Вильян, оба Пернова.
НАЗВАНИЕ КРЕПОСТЕЙ, КОТОРЫЕ
НАХОДЯТСЯ В РУКАХ ШВЕДСКОГО КОРОЛЯ
Нарва, Сыренск, Адесум, Толщабора, Ракобож,
Колывань, Пайд-ка, Коловер, Лиховер, Апсаль, Вихолумыза.
5 ЯНВАРЯ. ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Послы стали жаловаться по очереди:
московские на то, что королевские послы оттягивают дело, между тем как поляки
и литовцы уводят крестьян и пленных, область повсюду остается пустынной и истребляется
пожаром. Королевские же на то, что московские тянут время, не подходя к тому,
о чем велись переговоры, они стали виновниками пролития крови, и ее будет проливаться
тем больше, чем дальше будет откладываться заключение мира. Королевские послы
прибавили также: крестьян и пленных не уводят, но размещают по зимним квартирам
и лагерям, назначенным каждому солдату.
Затем пошла речь о ливонской
крепости Сыренск. Московиты говорили, что она занята шведским королем, а королевские
послы, что она удерживается великим князем. Хотя истина и не была установлена,
королевские послы сказали, что хотят получить ее в любом случае, московиты ответили,
что передадут ее, если там не будет шведского гарнизона.
Затем королевские послы повторили
название каждой из крепостей, которые до сих пор находятся во власти московита,
а также тех из них, которые отошли в руки шведского короля. Затем, когда послы
стали больше спорить о словах, чем о деле, было решено следующее: московиты должны
передать королю все, что имеет великий князь в Ливонии, с крепостями, деревнями,
угодьями и с остальным недвижимым имуществом, к ним относящимся. Король же возвращает
великому [173] князю
крепости, взятые им [у великого князя], кроме Велижа, которые некогда были собственностью
великого князя вместе с деревнями, угодьями и иным недвижимым имуществом, имеющим
к ним отношение. Ни тому, ни другому государю не должно возобновлять военные действия:
московскому князю против Велижа и Ливонии, королю против Лук, Заволочья, Невеля,
Холма, Себежа и псковских крепостей. И те и другие послы попросили эту [грамоту];
от лица Ан-тонио ее подписал его секретарь и переводчик.
Кроме этого, было много споров
о способе и времени вывоза из крепостей оружия, а также владык, попов и икон,
о снятии осады Пскова, об отведении королевского войска, но день уже клонился
к ночи, и обсуждение всего этого было перенесено на заседание следующего дня.
ДЕНЬ СВ. БОГОЯВЛЕНИЯ 10. ПЯТНАДЦАТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
После того как отправленные
великим князем в Новгород [люди], которые должны заниматься передачей крепостей,
приехали оттуда, и «б этом стало известно королевским послам, московиты сказали,
что великим князем для этого дела специально назначены люди. Таким образом, как
только установится мир, никакого промедления при передаче крепостей не будет допущено.
Затем перешли к [вопросу] об этих крепостях,
и королевские послы и придворные люди великого князя [пришли к соглашению]: из
каждой крепости в течение 8 дней удалить воевод, владык, попов, иконы и принадлежащее
им [крепостям] недвижимое имущество, а зерно и другие вещи такого же рода, если
за это время не сможет быть вывезено, будет увезено какими-нибудь уезжающими московитами.
Затем был назначен срок возвращения крепостей,
которые должны быть переданы в Ливонии королю: 8 недель, считая с этого [то есть
6 января] дня. В этот же срок королевские послы должны также передать свои крепости
московскому князю.
Когда снова речь шла об оружии, и те и другие
послы сошлись на том, дав клятву и целовав на том крест, что они должны передать
захваченное оружие вместе с крепостями. Михаил Гарабурда, королевский секретарь
и Никита Басенка, секретарь великого князя, записав название и количество оружия,
обменялись списками.
Королевские послы затем заявили
Антонио, что они хотят [получить] от московитов Сыренск, а те (как и раньше) говорили,
что он в руках шведского короля.
Большой спор снова возник о пленных. Московиты говорили, что нельзя
с помощью денег и крепостей выкупать христианскую кровь еще и потому, что, кроме
всего прочего королевские послы попросили [за них] две крепости Себеж и Опочку.
В свою очередь, королевские послы возражали, говоря, что их великий князь когда-то
в качестве выкупа за пленных потребовал от польского короля крепости Усвят и [174] Езерск,
и он же хотел в обмен за некоего знатного литовца Глебовича не только трех пленных,
но и денег (так же он поступал и в других случаях). В конце концов было решено
вести это дело с помощью» послов обоих государей. Королевские послы хотели передать
это дело Антонио, он же ответил, что вообще не берется за это (он знает по своему
пребыванию в лагере: королю, который предлагал ему пленного московита, не было
оказано повиновения), и рассудил так, если: столь большое количество московитов,
уведенное чужеземцами в другие места, не захочет возвратиться к великому князю,
это дело неудобно вверять имени и покровительству верховного первосвященника.
Наконец, московиты стали настаивать,
чтоб король прежде всего отправил своих послов в Московию для заключения мира,
королевские же послы говорили, что достаточно будет, если послы обоих государей
соберутся на границе их владений в одно и то же время, и одни отправятся дальше
к королю, другие — к московиту, или даже королевские послы сначала прибудут в
Смоленск. Однако московиты с этим не согласились, так как, по их словам, они ничего
не знают об этом деле. Поэтому на этом заседании ничего не было решено, но отложено
на будущее.
В этот же день великий князь
прислал своим послам и Антонио новые, более основательные полномочия, и это было
для королевских послов доказательством, что он ведет переговоры серьезно. Они
были прочитаны на совместном заседании послов. Они заключались в следующем.
КОПИЯ ВТОРЫХ ПОЛНОМОЧИИ ВЕЛИКОГО
КНЯЗЯ
Милосердием и милостью божьей,
которая высоко поставила нас на Востоке и которая направляет стопы наши на стезю
мира. Милостью божьей, чтимой в Троице, мы, великий государь, царь и великий князь
Иван Васильевич, государь всея Руси, владимирский, московский, новгородский, царь
казанский и астраханский, государь псковский, великий князь смоленский, тверской,
иверский, пермский, вятский, булгарский и иных земель, наследник земли ливонской
и прочая, Стефану, королю божьей милостью, польскому и великому князю литовскому,
русскому, прусскому, мазовецкому, самогитскому, государю трансильванском и прочая.
Писал нам посол папы римского Григория XIII Антоний Поссевин об установлении мира,
чтобы между нами не проливалась христианская кровь, чтобы прекратилась война,
чтобы мы отправили наших послов на одно место и чтобы они в присутствии этого
папского посла смогли заключить между нами мир и утверждение союза. Поэтому мы
ради христианского мира отправили наших послов: нашего придворного воеводу кашинского
князя Дмитрия Петровича Елецкого, нашего придворного воеводу козельского Романа
Васильевича Олферьева, дьяка нашего Никиту (Басенка) Никифоровича Верещагина,
подьячего нашего Захария Свиязева [175]
в Ям Запольский или какое-нибудь иное удобное место между
Порховом и Заволочьем на съезд для установления мира; им был дан полный наказ,
чтобы, съехавшись с твоими послами, они вели переговоры о благих делах и христианском
мире в присутствии папского посла и чтобы решили о заключении мира с обеих сторон,
а перемирные грамоты чтобы надежно скрепили крестным целованием. И мы должны крепко
стоять на том, что они заключат.
И [когда] ты пришлешь к нам
по этому поводу своих послов, мы должнь [будем] написать от нашего имени грамоты,
и эти грамоты, скрепленные нашим крестным целованием и нашей печатью, с этими
же твоими послами мы отошлем тебе, королю Стефану. Ты же, король Стефан, таким
же образом, когда мы пришлем к тебе своих послов, должен прислать с нашими послами
грамоты заключения [мира], подписанные твоим именем и скрепленные твоей печатью.
А эту «верную» грамоту с нашей подписью мы дали нашим послам в нашем государстве,
крепости Москва в год от сотворения мира 7090, месяца декабря индикта 10, царствования
нашего российского 35, казанского 29, астраханского 28 лет.
7 ЯНВАРЯ. ШЕСТНАДЦАТОЕ
ЗАСЕДАНИЕ
Когда снова собрались все послы,
были установлены сроки отправления посольств к обоим государям: королевским послам
быть в Московию и ко дню св. Троицы, а московским у короля — к Успеньеву дню 11. И разбор дела о пленных государями с помощью этих послов был
отложен на это время.
Затем, сначала намеками, затем открыто и, наконец, очень настойчиво
московиты стали требовать, чтобы в этих грамотах их государь именовался «великий
государь», «царь» (imperator), «великий князь» и т. д. Против этого очень возражали
королевские послы; Антонио же прошлой ночью (как он делал это часто и раньше)
расспрашивал московитов об этом деле и убеждал их в том, что признают только одного
христианского императора и подобное наименование не имеет силы без утверждения
верховного первосвященника, который никогда не позволит, чтобы римскому цезарю
было нанесено подобного рода оскорбление. Московиты оставили свои попытки добиться
этого. Но затем они стали очень сильно настаивать, чтобы его писали царем казанским
и астраханским, но этого не добились. Королевские послы отрицали, московские же
утверждали, что таким наименованием называл московита Сигизмунд Август, При этом
Антонио спросил, почему московиты не привезли с собой этих грамот, а это было
бы довольно веским доказательством истины; они ответили, что забыли. Михаил же
Гарабурда показал старые скрепленные печатями грамоты перемирия, в которых не
было никаких подобных наименований. Так закончилось заседание. [176]
8 ЯНВАРЯ. СЕМНАДЦАТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Московиты снова стали довольно
решительно настаивать, чтобы великий князь именовался по крайней мере царем казанским
и астраханским и в конце концов обратились с этим делом к Антонио. Королевские
же послы сказали: король в своих поручениях ничего не сообщил им об этом, к тому
же Антонио сможет переговорить об этом с московитом, к которому собирается вернуться.
Антонио же, обратившись к московитам, сказал, что существуют три довода, с помощью
которых, по его разумению, он сможет вести речь об этом деле. Первый: королевские
послы могут назвать московита господином (dominum) казанским и астраханским, о
чем, кажется, московские послы не просили, хотя королевские послы с этим были
согласны, но говорили: никогда не может придти в голову польским королям именоваться
титулом «татарского» или «турецкого», как будто христианин [может] называть христианского
государя «царь татарский». Второй: московиты могут сделать заявление об этом деле,
которое Антонио позволит [сделать], если это не нанесет ни одному государю обиды
и не создаст препятствий к почти заключенному миру: Но московиты сказали, что
они ничего не знают о таких заявлениях и они не приняты у них. Третий: он обещал
переговорить об этом с королем и, если надо будет, с верховным первосвященником,
как это подобает честному человеку и христианину. После этого Антонио разбирал
жалобу московитов (удивительно, как они его этим донимали), [говоря], что великий
князь в Старице не поручал ему ничего подобного, хотя подробно через своих советников
беседовал с ним об очень многих других делах, также ничего не написал ему в лагерь
под Псков, хотя присылал ему письма, касающиеся важнейших дел заключения мира,
но московские послы всё это до сих пор скрывали в своей душе.
Поэтому это их вина, что все
еще тратится время на обсуждение этого дела. В результате всего этого московиты
позволили, чтобы королевские грамоты писались без этих титулов. Когда обо всем
этом велась речь, они стали настаивать, чтобы в документах по крайней мере был
приписан московиту титул «смоленский», а это великое княжество некогда было захвачено
московитами у литовцев и [сейчас], находится в их власти. Против этого решительно
возразили королевские послы, говоря, что будут придерживаться в написании старых
обычаев.
9 ЯНВАРЯ. ВОСЕМНАДЦАТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Этот день послы (отсутствовал
Альбрехт Радзивилл) потратили на перечитывание и исправление документов перемирия,
и было сделано так, что названия крепостей и пограничных [областей] были по обычаю
древних договоров названы поименно. Этого просили королевские послы, но московиты
(что они имели обыкновение делать почти [177] во всех других делах) возражали и предлагали написать
в общей форме, чтобы «ни Литва, ни Ливония против Московии» или даже «они против
них» не вели войны. Под влиянием настойчивости королевских послов и доводов Антонио
они согласились написать так: московит не должен совершать враждебных действий
по отношению к любой крепости Литвы, [а также] Киева, Канева, Черкасс и других
пограничных [областей], ни против каких-либо ливонских крепостей, от которых отказался;
король же — против других московских крепостей, а у владений и крепостей должны
оставаться те же самые границы, которые были у обоих государей в старые времена.
На этом закончилось заседание. Следующий день был назначен для записи документов
перемирия.
ЗАСЕДАНИЯ 10 И И ЯНВАРЯ
Королевские послы, потратив два дня на изучение московских грамот
о мире, увидели, что и в королевских полномочиях, и полномочиях великого князя
подробно говорится о том, чтобы всё относящееся к миру, обсуждалось в присутствии
Антонио и даже завершалось (если бы этих слов не было в документах, то, по их
мнению, переговоры не имели бы силы). Затем между ними и московитами возник спор,
в котором, однако, московиты, в конце концов, уступили. И когда уже, казалось,
все было закончено, московиты попросили прибавить к грамотам следующее: великий
князь передает королевским послам не только те крепости, которые он уступает,
но также Ригу и Курляндию, которыми он никогда не владел. Но королевские послы
так решительно отказались, что не захотели ни в одном случае уступить доводу московита,
и предложили [московским послам] на следующий день покинуть [съезд]. Тогда же
королевские послы заявили Антонио, что они не против того, чтобы во всех вопросах,
требующих справедливости, повиноваться верховному первосвященнику. Было понятно,
что московит, по-видимому, клонит к тому, чтобы у него оставалось, несмотря на
уступку, какое-то право на Ливонию, как бы для того, чтобы иметь возможность снова
потребовать ее в течение тех 10 лет, на которые был заключен мир. Справедливое
подозрение у королевских послов вызывало и то, что гонец, снаряжаемый для того,
чтобы вызвать из Новгорода воевод, задерживался до сих пор московитами, придумывающими
[для этого] предлоги и ссылающимися на то, что до сих пор еще не готовы грамоты,
о которых не было почти никаких разногласий. Но после того, как им было предложено
уехать, сначала один, потом другой, и, наконец, все вместе вернулись к Антонио:
они, то говорили, что не имеют в своих поручениях [разрешения] без этой записи
о передаче Риги заключить мир, то говорили, что они не такие подданные своего
государя, как все остальные, так как не могут сделать в своих поручениях даже
ни одного слога приписки, и, наконец, попросили 10 дней сроку, пока получат ответ
от московита. В конце концов они попросили совета у Антонио, что им делать. Антонио
(которому эти увертки, применявшиеся, впрочем, и в остальных случаях [178] при
обсуждении, были уже достаточно знакомы) боялся, что все это делается для того,
чтобы этим способом задержать и ослабить королевское войско. [Поэтому] он сказал:
пусть они или в письменном виде дадут обещание, что согласятся со всем, о чем
велись переговоры, и не будут ставить вопроса о Риге, или этой самой ночью пойдут
к королевским послам и, перечитав документы о мире, на следующий день скрепят
[заключение] мира клятвой. В противном случае королевские послы вообще уедут.
Тогда они (как обычно) соизволили сделать так, как говорил Антонио: они не будут
ставить вопроса о Риге, а ночь проведут в составлении грамот; они хотят, чтобы
только один Михаил Гарабурда просмотрел их. Антонио послал за ним, но к Антонио
прибыл к началу ночи не только он, но и браславский воевода [Збараж-ский], из
той деревни, куда раньше удалились [польские послы], и почти вся эта ночь, как
и следующий день, были потрачены на изучение документов о мире. Затем королевские
послы попросили (об этом им напомнил Антонио), не соблаговолят ли московиты записать
в грамотах, чтобы крестьянам, которые перешли на сторону короля после заключения
мира, московским князем не было причинено обиды. Московиты отказались от этого,
но, протянув Ачтонио правую руку, обещали и ему и королевским послам, что им [крестьянам]
со стороны их государя не будет нанесено никакой обиды. Ведь они, подобно овцам,
запуганные страхом и убийством других, но не из-за своей нечестности согласились
клятвенно присягнуть королю.
Тогда и был заключен мир на
10 лет с прибавлением одного года к девяти.
Московиты, однако, потребовали
[указать] название оружия и его количество в тех крепостях, которые были взяты
у короля, и о чем уже раньше шла речь. После того как воевода браславский смог
предоставить лишь опись его в Невеле, московиты стали требовать, чтобы был список
на все [крепости], подобно тому, как сами они сделали на все свои. Были посланы
люди, которые должны как можно скорее это исполнить. Причем королевские люди были
в лучшем положении, но делали это с меньшей заботливостью и тщанием, нежели московиты,
что могло представлять некоторую опасность для дела.
15 ЯНВАРЯ. ПОСЛЕДНЕЕ ЗАСЕДАНИЕ
В течение двух дней, предшествовавших этому, снова был
большой спор между послами. Московиты хотели в своих грамотах запивать о крепостях,
которые они передают королю, что они отдают их из вотчины, то есть Земли великого
князя. На это решительно возразили королевские послы, говоря: этим правом он [московский
князь] воспользуется, чтобы напасть на ту [часть] Ливонии, которую он еще не передал
королю. Снова королевские послы потребовали, чтобы московиты, не завершив дела,
вернулись в Москву, если не захотят отступиться от этого предложения. Тогда московиты
обратились к Антонио c мольбой вмешаться в это дело и удержать королевских послов,
угрожающих [179] отъездом. Приложив сколько нужно для этого усердия,
он убедил московитов вычеркнуть эти слова из своих грамот. Затем, собравшись вместе,
перечитав еще до этого самые грамоты и обменявшись, по своему обычаю, полномочиями
своих государей так, чтобы у королевских послов оказался [экземпляр] московского
князя, а у московитов — королевский, а те листы, где записаны [сведения] о количестве
оружия и об остальных укреплениях крепостей, были подписаны секретарями обоих
государей Михаилом Гарабурдой и Никитой Басенком; после того как королевские послы
потребовали у Антонио заявления об остальной Ливонии, они скрепили [заключение]
мира клятвой, подписью и крестным целованием в доме у Антонио.
Да будет это во славу божью.
В Киверовой Горке. 15 января 1582 г.
УСЛОВИЯ МИРА, ПРЕДОСТАВЛЕННЫЕ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ В ОТВЕТ
НА ЕГО ПРОСЬБУ СВЕТЛЕЙШИМ КОРОЛЕМ СТЕФАНОМ И ПЕРЕДАННЫЕ ПОСЛОМ СВЯТЕЙШЕГО НАШЕГО
ГОСПОДИНА В ЯМЕ ЗАПОЛЬСКОМ 15 ЯНВАРЯ 1582 г. ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
Войско его величества после
снятия осады с Пскова должно быть выведено из владений московского князя.
Нельзя допускать пожаров и разорения полей.
Перемирие заключается на 10
лет. Города, взятые в Московии в прошлом году: Великие Луки, Холм, Заволочье,
Невель и другие, так же как и взятые в нынешнем году: Остров, Красный Городок,
Воронеч, Велья и прочие крепости, принадлежащие Пскову, вместе с оружием и военным
снаряжением, те, которые не были сожжены, должны быть возвращены [московскому
князю].
В возмещение этого великий князь
московский отказывается от всех городов и владений где бы то ни было в Ливонии,
захваченных им, вместе со взятым им там военным снаряжением и оружием.
Он не должен требовать обратно
городов: Велиж, Усвят, Озерище, Сокол и других, взятых на войне, и городов, принадлежащих
Полоцку.
Должны быть немедленно переданы из части московита, в первую очередь:
Дерпт, Феллин, Пернов и Новгородок. Остальные же все — до 4 марта (крайний срок).
Список их следующий: Кокенгаузен, Круцборг, Ланден, Розитен, Лазен, Фестен, Сессвеген,
Шванцбург, Мариенгаузен, Рунцборг, Адсель, Трикат, Мариенбург, Волнур, Перкель,
Салес, Старый Пернов, Андер Фиккель, Маргема, Кукенгайм, Леаль, Лоде, Апсель,
Санкта Бригитта, Фегссевер, Лиель, Борхольм, Нейшлосс, Фалькоффен, Белый Камень,
Нарев, Талкинав, Форбет, Керемпе, Ольденторн, Нейгауз, Одемпе, Зоммерпаль, Кавелихт,
Ульцен, Кунцтет, Ранден, Ринген, Оберполен, Лаис, Тервесс, Ленварт, Ассерат. [180]
Что касается Нарвы и других
городов, занятых светлейшим королем шведским, послы светлейшего короля польского
заявили, что его величество, несмотря на перемирие, будет добиваться своих прав.
До вышеупомянутого 4 марта всё
принадлежащее как светлейшему королю, так и московиту должно быть вывезено и той
и другой стороной из передаваемых городов.
Если что-нибудь из-за недостатка
времени случайно не может быть вывезено, оно должно оставаться под охраной до
тех пор, пока не будет вывезено. Сторожа и возчики и в том и в другом случаях
должны находиться в безопасности.
При передаче людей, оружия и
прочего не должны применяться насилие и хитрость.
Для принесения московитом клятвы
при утверждении условий мира представители светлейшего короля польского должны
прибыть л Московию к 10 июня, московские же в Польшу — к 15 августа.
Вопрос о пленных на переговорах
о перемирии через [этих] представителей не был поставлен.
ЗАЯВЛЕНИЕ КОРОЛЕВСКИХ ПОСЛОВ,
СДЕЛАННОЕ С РАЗРЕШЕНИЯ АНТОНИО ПОССЕВИНО
В моем присутствии, то есть
в присутствии Антонио Поссевино, посланного великим первосвященником для заключения
мира между светлейшим королем польским и великим князем московским, великие послы
Стефана, божьей милостью короля польского, великого князя литовского, русского,
прусского, мазовецкого, самогитского, ливонского и пр., а также князя трансильванского,
светлейшие господа: Януш Збаражский, воевода: браславский, капитан кшеменский
да пинский, Альбрехт Радзивилл князь несвижский и олыкский, придворный мар-шалок
литовский, капитан ковенский; Михаил Гарабурда, королевский секретарь — собрались
на месте, называемом Ям Запольский, вели беседы и переговоры о мире или перемирии
между светлейшим коро-лем и великим князем московским Иваном Васильевичем с
послами самого великого князя: Дмитрием Петровичем Елецким, воеводой кашинским,
и Романом Васильевичем Олферьевым, воеводой козельским, дьяком Никитой Басенкой
и подьячим Захарием Свиязевым.
Послы светлейшего короля потребовали, чтобы их государю
были переданы все города, взятые светлейшим королем шведским у великого князя
московского, то есть: Ругодив (иначе Нарва), Сыренск, Адос, Толщабор, Ракобож,
Колывань (иначе Ревель), Пайсу (иначе Падесу), Колывир, Ликоверж, Абслум, Вихолумыза,
и настаивали, чтобы послы светлейшего великого князя московского от имени великого
князя объявили об этом всем, а эти [крепости] передали бы их светлейшему королю.
Великие послы светлейшего князя московского, давая ответ, сказали, что у них нет
ничего сверх того, что они передали, так как этими городами их великий князь не
владеет. От имени светлейшего [181] короля
польского великие послы официальным образом в моем присутствии сделали заявление,
что они хотят и должны вернуть своему государю все города, расположенные в Ливонии,
которыми владеет светлейший король шведский, по крайней мере нужно предусмотреть,
чтобы, если надо будет светлейшему королю обсуждать со светлейшим князем московским
вопрос об этих городах, спор и разбирательство касались только тех городов, которыми
светлейший король шведский владеет сейчас. Что же касается королевства польского
вместе с великим княжеством литовским и всех остальных крепостей в Ливонии и того,
что в других местах подвластно светлейшему королю польскому то мир, который будет
заключен обеими сторонами, в каждой провинции и крепости должен храниться нерушимо
и в свою очередь светлейший король польский не должен угрожать великому княжеству
московскому или какому бы то ни было месту или крепости, принадлежащей великому
князю московскому.
Послы светлейшего короля хотели
всё это занести в перемирные грамоты. Но послы светлейшего великого князя московского
возразили на это, уверяя, что мир, который будет заключен между великими государями
и однажды скреплен клятвой, и так должен храниться нерушимо как со стороны светлейшего
короля по отношению к великому княжеству московскому и прочим провинциям и городам
великого князя московского, так и со стороны великого князя московского по отношению
к королевству польскому, великому княжеству литовскому, Ливонии и всем городам,
принадлежащим этим и другим провинциям королевства польского.
Кроме того, вышеупомянутые послы
светлейшего короля польского, собравшись вместе с вышеназванными послами светлейшего
великого князя московского, в присутствии Антонио Поссевино потребовали от этих
великих послов светлейшего великого князя московского, чтобы они передали также
ливонскую крепость Сыренск светлейшему королю польскому и чтобы обязательно [об
этом] ему доложили. На это требование послов светлейшего короля послы великого
князя московского ответили, что эта крепость Сыренск не находится в руках и во
власти их великого государя и поэтому они не могут давать того, чего не имеют,
а крепость эту занял светлейший король шведский. По этой причине послы светлейшего
короля польского в присутствии Антонио Поссевино заявили, что светлейший король
польский желает получить эту крепость из рук и власти кого бы то ни было.
Итак, мы, насколько это было
в наших силах, при благорасположении господина нашего верховного первосвященника
Григория XIII и святого апостольского престола, для получения значительного результата
заключенного мира позволили сделать вышеназванное заявление, понимая, что никоим
образом это, разрешенное нами [то есть Поссевино] заявление не дает основания
для произвольного толкования и изменений [в условиях перемирия] как королям и
государям, так и каким-либо другим лицам, либо обладающим какой-либо властью;
либо претендующим на нее.
Дано в Киверовой Горке в моем доме 15 января
1582 г. [182]
ПЕРЕМИРНАЯ
ГРАМОТА ПОСЛОВ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО 12
Мы, послы великого государя
всея Руси, царя и великого князя владимирского, московского, новгородского, царя
казанского и астраханского, государя псковского, великого князя смоленского, тверского,
иверского, пермского, вятского, болгарского и иных, государя и великого князя
новгородского, земли низовской, черниговского, рязанского, ростовского, ярославского,
белозерского, ливонского, удорского, обдорского, кондинского, сибирского и иных;
я, ближний человек великого государя, царя и великого князя воевода кашинский
князь Дмитрий Петрович Елецкий; я, ближний человек великого государя, царя и великого
князя воевода козельский Роман Васильевич Олферьев; я, дьяк государя, царя и великого
князя Никита Басенка Никифорович Верещагин; я, подьячий великого государя Захарий
Свиязев, встречались с послами великого государя Стефана, божьей милостью короля
польского, великого князя литовского, русского, прусского, самогитского, мазовецкого,
князя трансильванского и иных земель, для надежного установления и утверждения
мира, а посол папы Григория XIII присылал к великому государю, царю и великому
князю своего человека Андрея Аполлонского с тем, чтобы великий князь наш отправил
послов на какое-нибудь место для встречи с послами короля Стефана для установления
и заключения мира.
Поэтому мы, послы великого государя, царя и великого
князя: я, ближний человек воевода кашинский, князь Дмитрий Петрович: Елецкий;
я, ближний человек и воевода козельский Роман Васильевич Олферьев; я, дьяк Никита
Басенка Никофорович Верещагин; я, подьячий Захарий Свиязев, собрались, получили
наказ и были посланы великим государем нашим в Ям Запольский между Порховом и
Заволочьем на великолукской дороге и вместе с послами великого государя короля
Стефана князем Янушем Николаем Корибутовичем Збаражским, воеводой браславским,
капитаном кшеменским и пинским; господином Альбрехтом Радзивиллом, князем олыкским
и несвижским, маршалком двора великого княжества литовского, капитаном ковненским,
и Михаилом Гарабурдой, дьяком великого княжества литовского, мы заключили договор
на 10 лет: от дня Крещения года 7090 до дня Крещения 7100, а великий государь
наш, царь и великий князь ради блага христианского мира приказал уступить королю
из земли ливонской города: Кокенхаузен, Скровно, Линневард, Круцборг, Борзун,
Чествин, Трикат, Ровно, Володимерец, Алист, Говию, городище Лаудун, крепость Салац;
города: Дерпт, Новгородок Ливонский, Керепеть, Муков, Рандек, Ринхольм, Конгот,
Каулец, Карслав, Лаис, Тарваз, Полчев, Пайду, или Белый Камень, Вельян, Пернов
старый и Пернов новый со всем имуществом, им принадлежащим, и с волостями при
этих крепостях. Кроме того, королю передается Велиж со старыми границами и межами,
подобно тому, как, например, витебская область была с Торопцом, область витебская
вместе с Велижем — при Витебске, а область торопецкая при Торопце. [183]
Нашему великому государю, царю
и великому князю передаются те города, которые король Стефан взял из владений
великого государя: город Великие Луки, Невель, Заволочье, а также Ржеву пустую,
города: Холм и, кроме того, те псковские пригороды, которые король Стефан занял
во владениях великого государя: Воронеч, Велью, Остров, Красное, и то, что мог
бы взять впоследствии король Стефан из псковских пригородов: Врев или Володимерец,
Дубков, Выборец, Вышеград, Изборск, Опочку, Гдов, Кобылье городище и Себеж. Пусть
все эти, относящиеся в Пскову города, перейдут к великому государю нашему по древнему
обычаю со всем имуществом и волостями при этих крепостях. Люди же, оружие и снаряжение
должны быть вывезены в соответствии с постановлением так, чтобы ближние люди великого
государя, присланные в Ливонию, вывезли людей из городов: Дерпта, Новгородка,
Пайды, Полчева, Тарваза, Перкеля, Салача, Пернова и Фелина. И тогда же ближние
люди короля должны позаботиться набрать лошадей и латышских крестьян и повозки
для вывоза оружия великого государя и всего относящегося к ним снаряжения, а также
вывезти дерптского владыку, иконы, церковные украшения, знатных людей, а также
всех слуг, которые должны вывезти их вещи и имущество, им принадлежащее, насколько
это возможно. Когда же соберут латышских крестьян и предоставят их людям великого
государя, тогда люди великого государя в течение 7 дней, начиная с того дня, когда
им дадут лошадей и латышей, должны погрузить на те повозки свои вещи и имущество.
И, когда в течение 7 дней все свои вещи они погрузят на повозки, они должны со
всем этим отправиться из городов во Псков, и литовские люди должны их сопровождать
и доставить оружие и людей великого князя вплоть до Пскова, города же должны передать
тем королевским знатным людям, которые присланы для их получения. И из тех ближайших
ливонских городов, которые великий князь передал королю: Кокенгаузена, Скровно,
Линневарда, Круцборга, Борзуна, Чествина, Триката, Ровно, Володимерца, Алиста,
Говии, Лаудуна, Голбина, Речицы, Лузы, Влехи, Керепети, Мукова, Рандека, Ринкольма,
Конгота, Каулеца и Карслава, они должны вывезти гарнизоны, людей, оружие, все
имущество и продовольствие к 4 марта, а латыши должны сопровождать их вплоть до
Пскова. Орудия же великого государя, находящиеся в этих городах, вместе с ядрами
и порохом должны быть вывезены в это же самое время из ливонских городов вместе
с людьми в соответствии с предписанием, которое послы обеих сторон обсудили и
утвердили, скрепив подписью секретарей. Те же орудия, которые были захвачены в
Ливонии в каком-либо городе, должны в них же оставаться в соответствии с предписанием,
которое, скрепив подписью секретарей, приняли послы.
Если же они не смогут за один
раз вывезти из городов снаряжение, продовольствие и прочее вместе с людьми или
не соберут так скоро лошадей, люди великого государя нашего должны оставить все
это запечатанным и сторожей, которым королевские люди не должны причинять никакого
ущерба и обид. Более того, когда они придут во второй раз это принимать, королевские
послы должны все это отправить во Псков с помощью латышей и литовцы должны сопровождать
[184] их
таким же образом. Таким же способом королевские солдаты должны быть выведены из
тех городов, которые король Стефан уступил великому государю нашему, царю и великому
князю: Великих Лук, Заволочья, также Ржевы пустой, Невеля, Холма и псковских пригородов,
которые были во власти короля Стефана, вместе с орудиями, ранее ввезенными туда
королем Стефаном. Люди же великого государя, которые посланы для приема этих городов,
должны собрать [крестьян], зависимых от этих крепостей, с лошадьми и предоставить
их королевским людям для вывоза гарнизонов, орудий и, насколько это возможно,
солдат. И, после того, как крестьяне вместе с лошадьми будут собраны и отданы
королевским людям, литовцы таким же образом должны вывезти в течение 7 дней из
городов все снаряжение и все, что будет погружено на повозки, и передать города
людям великого князя, которые посланы для их приема, а те, которые должны сопровождать
литовцев, орудия и все снаряжение, должны вывезти это из Великих Лук, Невеля и
Заволочья в Озерск, а из псковских пригородов — в Новгородок Ливонский. Но орудия
этих городов, вместе с которыми города были взяты, должны быть оставлены в этих
городах в соответствии с предписанием, которое было дано людям великого государя;
орудия же, которые король Стефан ввез туда, должны быть возвращены вместе с солдатами.
Если же за один раз не смогут вывезти снаряжение, продовольствие и тому подобное
и если так быстро не соберут крестьян и лошадей, они должны остаток этого снаряжения,
запечатанного печатью, снабдить сторожами, который люди великого государя нашего
в следующий раз, собрав крестьян и лошадей, должны отправить в литовские крепости
и отослать снаряжение так, чтобы в этих крепостях ни с одной стороны не было причинено
насилия, обид, ущерба и неудобств. Таким же образом должны быть вывезены из ливонских
городов солдаты великого государя, царя и великого князя нашего, владыки с иконами,
попы со всеми церковными украшениями, также воеводы, бояре, стрельцы, казаки и
все другие; и всем вышеназванным, а также орудиям и казне великого государя не
должны причинять вреда и обид по дороге ни сами литовские солдаты, ни через латышей
или через германцев, но сопровождать таким образом, чтобы в пути не было ни убийств,
ни грабежей, ни применения какого-либо насилия. И в соответствии с документами
перемирия литовцы должны отвезти людей нашего великого государя из ливонских городов
до самого Пскова со всем имуществом в целости, не причиняя обид. Люди же нашего
великого государя должны безо всяких задержек отослать этих латышей и любых королевских
людей, которые их отвозили ко Пскову, и в пути не устраивать засад и не причинять
никаких обид. Таким же образом из тех городов, которые король Стефан уступил нашему
государю, царю и великому князю, должны быть вывезены солдаты и все литовское
снаряжение. Люди нашего государя не должны на пути причинять неудобств и наносить
обид: литовцев не убивать и не грабить, орудий и снаряжения не отнимать, так,
чтобы этим литовцам не наносилось вообще никаких обид, но они должны их вывезти
из этих городов и сопровождать да городов короля Стефана в соответствии с перемирной
грамотой. [185] Тех
же людей нашего великого государя, которые будут сопровождать людей короля Стефана,
они должны отвезти обратно, орудия привезти обратно и все отослать, не причиняя
обид и не учиняя задержек; они не должны в пути их убивать и устраивать засад.
В соответствии с решением послов
король Стефан должен прислать к великому государю нашему своих великих послов,
и подобным же образом великий государь наш должен отослать к королю Стефану своих
великих послов для скрепления всего этого крестным целованием, и в соответствии
с перемирными грамотами послов великий государь наш и король Стефан должны составить
перемирные письма и обменяться ими между собой. Ради этого король Стефан должен
отправить своих послов к великому государю нашему в определенное время, а именно
к Троицыну дню 7090 года, великий же государь наш — ко дню Успения пресвятой богородицы
того же 7090 года.
Пока будет совершаться обмен
послами между нашим великим государем и королем Стефаном, и когда королевские
послы будут у нашего великого государя и скрепят всё это клятвой и крестным целованием,
также, когда послы нашего великого государя будут у короля Стефана и там также
скрепят всё клятвой и крестоцелованием, в течение всего этого времени до истечения
установленных 10 лет военные действия с обеих сторон должны быть прекращены.
Прежде всего великий государь
наш, царь и великий князь ни сам не должен вторгаться со своим войском во владения
короля Стефана, ни посылать бояр и воевод с солдатами занимать и захватывать места
во владениях короля Стефана, ни причинять каких-либо обид и ущерба в границах
его владений, так, чтобы ни раздоры, ни войны из этого не возникли. В особенности
во время этого перемирия нельзя ни нападать, ни окружать осадой город Киев со
всеми угодьями и волостями, город Канев со всем к нему относящимся, город Черкассы
со всем к нему относящимся, город Житомир с его угодьями, город Овруч с волостями,
город Любеч с волостями, город Гомель с волостями и всем к нему относящимся, то
есть селами: Вороничи 13, Телёшовичи, Тереничи, Кошелев лес, Морозовичи, Липиничи,
Полешана; город Туров со всем относящимся к нему, город Мозырь со всем, относящимся
к нему; кроме того, Бежицы 14, Брягино, Речицы, Горовль, Стрешино, Пропойск, Могилев,
город Мстиславль со всем относящимся к нему, волости Хославичи, город Кричев со
всем относящимся к нему, город Дубровна, со всем относящимся к нему, волости Горы
и Романово, город Орша со всем относящимся к нему, волости Любавичи и Микулино,
город Витебск и волости Бруса и Дречьи луг, город Сураж и суражские волости, Усвят
и Озерище, город Велиж, город Полоцк с пригородами, волостями и всем относящимся
к нему, город Копья, город Красное, город Ула, город Туровль, город Дрисса, город
Копец и Десна, город Козьян, город Ситна, город Нещерды, город Сокол и принадлежащие
Полоцку волости, город Лукомль с волостями, город Белмаков с волостями, город
Ушач, город Лебедка и полоцкие волости: Мошниково, Непортовичи, Вербилова слобода,
Кубково, Вязьма. Клин, Замошье, Исце, Неведро и городище Кречет на [186] озере
Отулово, Наугонь с относящимся к ним, город Друя, город Икажна с относящимся к
нему.
К тому же великий государь наш,
царь и великий князь русский Иван Васильевич не должен учинять войн, препятствий
и обид и не вест» войну против земли Курляндской, а также земли Ливонской: против
города Рига большая и Рига малая, города Дален, Кирхгольм, Кокенгаузен, Скровно,
Линневард, Круцборг, Иксекюль, Радогощь, Дюнемюнде, Ивез, трёх городов Кремоны,
а также городов Турам, Трейден, Сигулда, Сонсель, Нитов, Юренборг, Нарбея, Розенбек,
Розен, Лемзин, Мояна, Литопер, Кесь, Эрл, Невгин, Пебалга, Шкуин, Зербен, Смилтен,
Борзун, Чествин, Трикат, Ровно, городища Левдун и городища Гольбин, городов Режица,
Луза, Улех, Володимерец, Илисен, Плетенберг, Алист, Фекель, Новгородок Ливонский,
Керепеть, Говия, Курслов, Юрьев, Муков, Рандек, Ринхоль, Конгот, Каулец, Лаис,
Борхольм, Полчев, Пайда, Вильян, Тарваз, старый и новый Пернов. Границы всех крепостей
должны быть и оставаться такими же, какими они были издревле.
Таким же образом, также и великий
государь божьей милостью король польский и великий князь литовский Стефан во время
мира не должен со своим войском вести войну против великого государя нашего, царя
и великого князя Ивана Васильевича, его земли и владений, посылать своих советников
и воевод и, наконец, захватывать области во владениях великого государя нашего
и причинять какие-либо обиды и ущерб пограничным [областям], не воевать и не делать
помех всей земле московской и Великому Новгороду с волостями и всем ему принадлежащим,
не должен вести войну и опустошать города: Псков с пригородами, Опочку, Красное,
Остров, Велью, Воронеч, Изборск, Гдов, Кобылье, Урну, Дубков, Вышегород, Володимерец,
псковские волости и псковские земли, города: Себеж с волостями, Тверь и всю тверскую
землю, Переяславль Рязанский и всю рязанскую землю, Пронск и его земли.
Кроме того, божьей милостью
великий государь король польский и великий князь литовский во время перемирия
не должен угрожать следущим городам великого государя нашего: городу Рыльск с
волостями, городу Путивль с волостями, городу Новгород Северский с волостями,
городам Чернигов с волостями, Стародуб с волостями, Почеп с волостями, городу
Поповы горы с волостями; волостям: Залесье, Бабичи, Светловичи, Голодна, Скарбовичи,
Лапичи; городу Карачев с волостями; волостям: Хотимль, Сновск, Хоробро, Мглин,
Дроково; городу Трубчевск с волостями, городу Мосальск 15 с волостями, городу Серпейск с волостями и волостям: Замошье,
Тухаревичи, Дегна 16, Фоминичи, Погост, Мощино, Демено, Городечно, Ужепереть
17, Снопот, Ковыльна, Шуя 18, Лазарево городище, Ближевичи, Любунь, Даниловичи; городу
Брянск с волостями и волостям: Соловьевичи, Прикладна,, Пацынь, Федоровское, Осовик,
Копиничи, Сухорь, Всеславль, Доронь, Жерынь; городу Рославль с волостями, городу
Смоленск с дорогами, волостями и всем принадлежащим ему; волостям: Еловцы, Болваницы,
Лазоревщина, Пустоселье, Романовское, Копотковичи, всей Молохве и всему, что ей
принадлежит; волостям: Петровское Держанье, Лотово, [187]
Зверовичи, Дубровенский Путь, Катынь, Капсля, Доречье
19, Радищунье 20, городу Мценск с волостями, городу Опаково с волостями и волостям:
Залидово, Недоходово, Бышковичи, Личино; городу Вязьме и волостям, ему принадлежащим,
городу Дорогобуж и волостям, издавна ему принадлежащим, городу Белая, со всеми
угодьями, ему принадлежащими: Верховье, Большово, Шопотово, Монивидова Слобода;
городу Великие Луки и великолукским волостям: Долысь, Березай, Усвят, Ловцы, Вышний
Волок 21; городу Холм и волостям, ему принадлежащим: Велила,
Лопастицы, Буик; городу Заволочье, городу Ржева Пустая и ржевским волостям, городу
Невель, городу Торопец и всем торопецким волостям: Данково, Любута, Дубна, Рожна,
Тура, Биберово, Старцево, Нежельское, Плавецкое, Жижецкое, Озерецкое, Казариновщина.
Границы всех этих крепостей
должны быть такими же, какими они были издревле, и все это должно охраняться нерушимо
и непоколебимо с обеих сторон в соответствии с нашими документами перемирия, клятвой
и крестным целованием, ведь обе стороны сами, скрепив их крестным целованием и
обменявшись перемирными грамотами, должны таким образом соблюдать этот договор.
Послам же, которые будут отправлены
великим государем королем Стефаном к великому государю нашему, царю и великому
князю, дана будет свобода приехать и вернуться к королю Стефану без какой бы то
ни было задержки со всеми своими людьми и имуществом в соответствии с охранными
грамотами великого государя. А когда король Стефан отправит к великому государю
нашему послов, тогда же он должен дать этим своим послам полную инструкцию об
освобождении пленных и о том, каким образом должны быть освобождены пленные великого
государя нашего, которые находятся в Литве.
Если же возникнет в это время
какое-нибудь противозаконное действие среди пограничных жителей с обеих сторон,
воеводы и исправляющие свою должность наместники в любой пограничной крепости
во владениях той и другой стороны, посланные в это самое время с обеих сторон
из-за этих противозаконных действий, должны восстановить справедливость и наказать
виновных.
Далее. Мы, послы великого государя,
царя и великого князя Ивана Васильевича: я, ближний человек и воевода кашинский
князь Дмитрий Петрович Елецкий, я, ближний человек и воевода козельский Роман
Васильевич Олферьев, я, дьяк великого государя Никита Басенка Никифорович Верещагин,
я подьячий Захарий Свиязев, с послами великого государя божьей милостью короля
польского и великого князя литовского князем Янушем Николаем Збаражским, воеводой
браславским, капитаном кшеменским и пинским, господином Альбрехтом Радзивиллом,
князем олыкским и несвижским, маршалком великого княжества литовского, капитаном
ковенским, а также секретарем великого княжества литовского Михаилом Гарабурдой
заключили мир, написали перемирные грамоты, привесили к ним наши печати, обменялись
грамотами и скрепили крестным целованием.
Кроме того, мы целовали крест
на том, что все дела между великим государем нашим, царем и великим князем и великим
государем, [188] королем
польским и великим князем литовским Стефаном должны вестись только на основании
этих перемирных грамот.
А заключение этого мира мы совершили
и дали крестное целование в присутствии посла папы Григория XIII Антония Поссевина.
Написано в Яме Запольском в 7090 году месяце
январе.
ПОДПИСЬ
С ПЕЧАТЯМИ
Я, дьяк великого государя, царя
и великого князя Никита Басенка. Никифорович Верещагин, эти перемирные грамоты
своей рукой подписал.
Я, подьячий великого государя
Захарий Свиязев, эти перемирные грамоты своей рукой подписал.
Написаны эти перемирные грамоты на двух соединенных и
склеенных листах. Внизу подпись: дьяк Басенка Верещагин 22.
Комментарии
1 Христофор (Кшыштоф) Варшевицкий.
См. прим. 88 к «Письмам».
2 Ошибка Поссевино. Вторым
послом, официально не входившим в состав посольства, но принимавшим деятельное
участие в переговорах, был Михаил Андреевич Безнин. См. прим. 42 к II книге «Московии».
3 Иван IV дал русским послам
подробную инструкцию с перечнем городов и крепостей в Ливонии, которые они могли
передать польской стороне. См.: Успенский Ф. И. Наказ царя Ивана Васильевича Грозного
князю Елецкому со товарищи. Одесса, 1885.
4 Первые два посольства: И.
В. Сицкого и Р. М. Пивова в июле 1580 г. и Е. М. Пушкина и Ф. А. Писемского в
марте 1581 г.
5 См. примечание 76 к «Письмам».
6 О задержке гонца Юрия Пузикова
см. прим. 70 к «Письмам».
7 Ян Пиотровский. См. прим.
85 к «Письмам».
8 К 25 марта.
9 Гонорий и Аркадий, римсковизантийские
императоры начала V века. Гонорий управлял западной частью империи, Аркадий —
восточной.
10 Или Крещения — 6 января.
11 К 15 августа. Троицын день
в 1582 г. был 10 июня.
12 Перемирную грамоту русских
послов см.: ДРВ, ч, XII, с. 210—225.
13 В латинском тексте — Voronecium,
в русском — Уваровичи. — Там же, с. 219.
13 В латинском тексте — Besichum,
в русском — Вчич (Отчич). — Там же.
15 В латинском тексте — Moszajcum,
в русском — Мосальск. — Там же, с. 223.
16 В латинском тексте — Dusna,
в русском — Дегна. — Там же.
17 В латинском тексте — Vrepejetum,
в русском — Ужепереть. — Там же.
18 В латинском тексте — Sariam,
в русском — Шуя. — Там же.
19 В латинском тексте — Dorecziam,
в русском — Поречье. — Там же.
20 В латинском тексте — Radiszczuniam,
в русском — Руды щучьи. — Там же.
21 В латинском тексте — Vysznievolocum,
в русском — Весна Болога.— Там же.
22 Далее в латинском тексте
следует польская перемирная грамота (Historiae Rhutenicae scriptores exteri saeculi
XVI, v. II. Berl.—Petr., 1842, p. 71—76), которая представляет собой точную копию
русской с одним различием: Иван IV в ней не именуется «великим князем смоленским
и ливонским».
|
