Сигизмунд Герберштейн

ЗАПИСКИ О МОСКОВИИ

К оглавлению

О десятинах ³⁰³

Просветясь в 6496 году таинством животворящего крещения, Владимир вместе с митрополитом Львом установил давать со всех своих имуществ десятину для бедных, сирот, немощных, престарелых, чужеземцев, пленных, для погребения бедных, а также для помощи тем, кто имеет многочисленное потомство (НГ но малый достаток), у кого имущество погибло при пожаре и, наконец, для облегчения участи всех несчастных и для церквей бедных монастырей, а главным образом для (поддержания) мест успокоения (refrigerium) живых и мертвых (НГ и всем верующим в помощь и утешение) ³⁰⁴. Владимир же подчинил власти и суду духовному всех архимандритов, священников, дьяконов и весь чин церковный: монахов, монахинь и тех женщин, которые приготовляют просфоры (proscura) ³⁰⁵ для богослужения и которые у них называются просвирнями (Proscurnica), а равным образом и детей священников, врачей, вдов, повивальных бабок и тех, с кем [109] случилось чудо от кого-либо из святых или кто был отпущен на волю ради спасения чьей-либо души, наконец, отдельных служителей монастырей и больниц и тех, кто шьет одеяние монахам. Таким образом, по поводу всякой вражды и споров между названными выше лицами епископ сам как полноправный судья может произносить приговор и постановление. Если же какое-либо несогласие возникнет между мирянами и этими лицами, то дело решается общим судом.

Просвирни суть женщины уже бесплодные, у которых нет более месячных и которые пекут хлеб для священнослужения, называемый просфорой.

Епископы должны также судить разводы как в среде князей, так и бояр (НГ супругов) и всех мирян, которые содержат наложниц. Епископскому суду подлежат и случаи, когда жена не повинуется мужу, когда кто-нибудь уличен в прелюбодеянии или блуде, когда кто женится на кровной родственнице, когда один из супругов умышляет какое-либо зло против другого; они судят также ведовство, чародейство, отравление, прения, возникшие из-за ереси или блуда, или если сын будет слишком жестоко бранить и оскорблять родителей или (брат) — сестер. Кроме того, им надлежит карать содомитов, святотатцев, грабящих могилы, и тех, кто в целях чародейства отламывает кусочки от образов святых или от распятия, кто приведет в святой храм собаку, птицу или другое какое нечистое животное или станет употреблять их в пищу. Сверх того, они должны определять и устанавливать единицы измерения ³⁰⁶. Никто не должен удивляться, если в уже рассказанном мной найдет противоречия с этими правилами и преданиями; ведь разные установления в разных местах настолько же изменились от времени, насколько большинство их развращены и искажены из-за жадности (судей) до денег.

Всякий раз, как государь угощает митрополита обедом, он, в случае отсутствия своих братьев, обычно предлагает ему первое место за столом. А на поминках, если он пригласит митрополита и епископов, то в начале обеда сам подает им пищу и питье, а затем назначает своего брата или какое-либо лицо княжеского достоинства (princeps vir, Fuerst), чтобы они заменяли его до конца обеда.

Я добился того, чтобы видеть их обряды, которые имеют место в торжественные дни в храмах. В оба моих посольства я ходил на праздник успения Марии [т. е. 15 августа] в главный храм в крепости ³⁰⁷, устланный (НГ до дверей в алтарь довольно крупными) ветками деревьев ³⁰⁸. Там я видел государя, стоявшего с непокрытой головой у стены (А прислонившись к стене) направо от двери, в которую он вошел (А и которая ведет в его дворец), и опиравшегося на палку — посох, как они ее называют (А наверху которого крест или закругление (ain Khrump)); перед ним некто держал в правой руке его колпак (Colpack) (НГ всунув в него руку и завернув предварительно свой рукав, чтобы освободить руку и пальцы) ³⁰⁹; советники же государя стояли у столбов храма (НГ почти посредине его), на каковое место были приведены и мы (А В их храмах нет стульев.). Посредине храма на помосте (НГ (высотой) в две ступени) стоял митрополит (А архиепископ, которого они называют митрополитом) [110] в торжественном одеянии; на голове у него была круглая митра, украшенная сверху изображениями святых, а снизу — горностаевым мехом; он, так же как и государь, опирался на палку-посох (НГ Их богослужебное одеяние похоже на колокол, а рукава они подворачивают, чтобы освободить руки; А Его головной убор не похож на таковые наших епископов (...) Облачение их роскошное, как и у дьяконов (Levitten), и (даже) у церковных служек.). Затем, пока другие пели, он со своими служителями стал молиться (НГ Дьякон подал ему свитки, из которых он сам выбрал (нужные), написанные на пергамене; все это время пел хор.). Потом, направившись к алтарю, он повернул вопреки нашему обычаю влево вышел через малую дверь (НГ После такого пения и молитвы митрополит, спустившись с помоста, направился по середине храма к алтарю, причем ему приходилось в его длинных одеждах высоко поднимать ноги, шагая по большим веткам. Когда они собрались в алтаре, то через маленькую дверь справа священники, дьякон и митрополит спустились в церковь и, поворачивая влево, посредине церкви снова поднялись в алтарь через большую дверь в центре алтаря.) в предшествии певчих, священников и дьяконов, один из которых нес на голове блюдо с хлебом, уже готовым для освящения (НГ и накрытым платом), а другой — покрытую чашу (НГ с вином; А им они поклонялись так, будто уже произошло пресуществчение); прочие несли подряд среди громких возгласов и благоговения стоящего вокруг народа образа святых Петра, Павла, Николая, (одного) архангела. При этом некоторые из стоящих кругом восклицали: “Господи, помилуй!” Другие по отеческому обычаю касались лбом земли и плакали. Вообще, народ провожал проносимые вокруг иконы, являя разнообразные знаки благоговения и поклонения. По окончании обхода они вошли в средние двери алтаря, и началось священнослужение, или, как они говорят, высшая служба. Все священнослужение, или месса, обычно совершается у них на собственном народном языке. Кроме того, подходящие к случаю послания и Евангелие, чтобы народу было лучше слышать их, читаются перед народом вне алтаря (НГ Когда священник уже вкусил свою часть святых даров и приступает к раздаче их причащающимся, дьякон с чашей, в которой находятся святые дары, становится перед центральными вратами алтаря и возглашает: “Примите тело Христово”, а потом отступает к алтарю, который расположен сразу же за преградой.). [В первое мое посольство я видел, как в этот самый праздничный день свыше ста человек работали во рву крепости ³¹⁰, ибо, как мы скажем ниже, празднуют у них обычно только государи и бояре.]

Способ заключения брака

Бесчестным и позорным считается для молодого человека самому свататься за девушку, чтобы ее отдали ему в супружество. Дело отца — обратиться к юноше с предложением жениться на его дочери. Высказывается это обычно в таких словах: “Так как у меня есть дочь” то я хотел бы тебя к себе в зятья”. На это юноша отвечает: “Если ты просишь меня в зятья и тебе так угодно, то я пойду к своим родителям и доложу им об этом”. Потом, если родители и родственники изъявят согласие, они собираются вместе и [обсуждают, что отец хочет дать дочери в приданое. Затем, определив приданое] назначают день свадьбы. В это время жениха настолько удаляют от дома невесты, что если он попросит хоть взглянуть на нее, то родители обычно отвечают ему: “Спроси у других, кто знает, какова она”. Во всяком случае, доступ к невесте предоставляется ему не иначе, как если обручение не будет раньше подтверждено величайшими обетами, так что жених, даже если бы и пожелал, не мог бы отказаться от нее, не навлекая на себя тяжкого наказания. В качестве приданого чаще всего даются лошади, платье, оружие, скот, рабы и тому подобное ³¹¹. Приглашенные на свадьбу редко приносят деньги, но все же посылают невесте подношения и дары, каждый из которых жених старательно помечает (НГ от кого он получен) и откладывает. По окончании свадьбы он их вынимает и [111] снова рассматривает по порядку, и те из них, которые ему нравятся и кажутся пригодными для будущего, он посылает на рынок [и велит оценщикам (hi qui rebus precia imponunt)] оценить каждый из них, а все остальные подарки и каждый порознь возвращает каждому свой с выражением благодарности. (Стоимость) того, что он оставил себе, он возмещает в годовой срок согласно оценке деньгами или другой какой вещью одинаковой стоимости. Если же кто-нибудь оценит свой подарок дороже, то жених тотчас же обращается к присяжным оценщикам (iurati aestimatores, geschworne schatzungen), и тому приходится подчиниться их оценке. Если жених по прошествии года не возместит стоимости [или не вернет полученного подарка], то он обязан возместить двойную стоимость. Наконец, если он преминет представить чей-либо подарок для оценки присяжным, то должен возместить его (стоимость) по воле и усмотрению подарившего. И такой порядок относительно любого рода подарков соблюдается обычно даже в простонародье.

В брак они вступают таким образом, чтобы не сочетаться с родственником или свойственником четвертой степени. Они считают ересью, если родные братья женятся на родных же сестрах. Равным образом, никто не посмеет взять в жены сестру свояка. Весьма строго они соблюдают также, чтобы браком не соединялись те, между которыми существует духовное родство по крещению. Если же кто-нибудь женится на второй жене и таким образом становится двоебрачным, то это они хоть и допускают, но не считают законным браком. Жениться в третий раз они не позволяют без уважительной причины. Четвертой же жены они никому не разрешают, считая даже, что это не по-христиански. Развод они допускают и дают разводную грамоту; однако тщательно скрывают это, ибо знают, что это вопреки вере и уставам. Немного раньше мы рассказывали, что сам государь развелся с женой Саломеей из-за ее бесплодия и заточил ее в монастырь [а женился на Елене, дочери князя (knes) Василия Глинского]. Несколько лет тому назад из Литвы в Московию убежал некий князь (dux, Khness) [Василий] Бельский (Bielski) ³¹². Так как друзья его молодой супруги, на которой он незадолго перед тем женился, слишком долго удерживали ее у себя, рассчитывая, что он вернется из любви к юной подруге и тоски по ней, то Бельский передал вопрос о своей отсутствующей жене на рассмотрение митрополита. Обсудив дело, митрополит решил: “Раз это вина не твоя [а скорее жены или ее родственников], что тебе нельзя быть с ней вместе, то я делаю для тебя послабление закона и освобождаю тебя от нее”. Выслушав это, Бельский вскоре женился на другой, происходившей из рода государей рязанских, от которой прижил и детей, пользующихся ныне, как мы убедились, большим влиянием на государя (НГ Один из них (Бельский) снова вернулся в Литву, а затем явился в Иннсбрук к римскому королю Фердинанду, которому я его представил. Я оказывал ему содействие. Затем он отправился в Венецию, Турцию и еще далее через Татарию к себе в Литву. Он бесчеловечно обращался с бедняками и в конце концов был убит ими.).

Прелюбодеянием у них считается только тот случай, когда кто-либо имел общение с чужой женой. Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых раньше никогда не видели, а затем, занятые государевой службой, вынуждены бывают покидать жен и в это время пятнают себя позорными связями на стороне. [112]

[Положение женщин весьма плачевно.] Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого голоса и участия в хозяйстве; все домашние работы считаются делом рабов ³¹³. Всем, что убито руками женщины, будь то курица или другое какое животное, они гнушаются как нечистым. [У тех же, кто победнее, жены исполняют домашние работы и стряпают.] Если они хотят зарезать курицу, а мужа или рабов случайно нет дома, то они становятся у дверей, держа курицу или другое животное и нож, и усердно просят прохожих мужчин, чтобы те зарезали животное.

Весьма редко допускают женщин в храмы, еще реже — на беседы с друзьями, и только в том случае, если эти друзья — совершенные старики и свободны от всякого подозрения. Однако в определенные праздничные дни (НГ летом) они разрешают женам и дочерям сходиться вместе для развлечения на широком лугу. Здесь, усаживаясь на некое колесо, наподобие колеса Фортуны, они едут то вверх, то вниз; или иначе — привязывают веревку, (так что) она провисает, и, сидя на ней, они после толчка раскачиваются и движутся туда-сюда ^313а, или, наконец, они забавляются определенными песнями, хлопая при этом в ладоши; плясок же они совершенно не устраивают. Есть в Москве один немецкий кузнец (НГ оружейных дел мастер из Халля (Hall) в долине Инна), по имени Иордан, который женился на русской. Прожив некоторое время с мужем, она как-то раз ласково обратилась к нему со следующими словами: “Дражайший супруг, почему ты меня не любишь?” Муж ответил: “Да я сильно люблю тебя”. “Но у меня нет еще, — говорит жена, — знаков любви”. Муж стал расспрашивать, каких знаков ей надобно, на что жена отвечала: “Ты ни разу меня не ударил”. “Побои, — ответил муж, — разумеется, не казались мне знаками любви, но в этом отношении я не отстану”. Таким образом немного спустя он весьма крепко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии сломал ей, наконец, шею и ноги.

Все они называют себя холопами (chlopi, Chlopn), т. е. рабами государя ³¹⁴. Те, кто познатнее (praestantiores) (НГ проданными рабами государя. Богатые), имеют рабов, чаще всего купленных или взятых в плен. Те же свободные, которых они содержат в услужении (in seryitio nutriunt, zu ainem diener haben), не могут свободно уйти, когда им угодно. Если кто-нибудь уходит против воли господина, то его никто не принимает ³¹⁵. Если господин обходится нехорошо с хорошим и умелым слугой, то он начинает пользоваться дурной славой у других и не может после этого достать других слуг.

Этот народ находит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе. Ведь по большей части господа перед смертью отпускают иных своих рабов на волю ³¹⁶, но эти последние тотчас отдают себя за деньги в рабство другим господам. Если отец, как это у них в обычае, продаст сына, а этот последний каким бы то ни было образом станет свободным или будет отпущен на волю, то отец по праву отцовской власти может продать его еще и еще раз. После четвертой продажи [113] он не имеет на сына уже никакого права (НГ Если у нас с ними заходила речь о литовцах, они обыкновенно с усмешкой говорили: “Когда их король или великий князь приказывает кому-либо из них отправляться с посольством или в какое другое место, то получает в ответ, что-де жена больна или лошадь хрома. А у нас не так, — говорят они смеясь, — если хочешь, чтобы голова была цела, отправляйся по первому приказу”.) ³¹⁷. Карать смертной казнью рабов или других лиц может один только государь (НГ или тот, кому он это поручит.) ³¹⁸.

Каждые два или три года государь [производит набор по областям и] переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у каждого лошадей и слуг ³¹⁹. Затем, как сказано выше, он определяет каждому (НГ способному служить) жалованье. Те же, кто может по своему имущественному достатку, служат без жалованья ³²⁰. Отдых дается им редко, ибо государь ведет войны то с литовцами, то с ливонцами, то со шведами, то с [казанскими] татарами, или даже если он не ведет никакой войны, то все же ежегодно по обычаю ставит караулы [в местностях около Танаиса и Оки] числом в двадцать тысяч для обуздания набегов и грабежей со стороны перекопских татар ³²¹. Кроме того, государь имеет обыкновение вызывать некоторых [по очереди из их областей], чтобы они исполняли при нем в Москве всевозможные обязанности. В военное же время они [не отправляют погодной поочередной службы, а] обязаны все [как стоящие на жалованье, так и ожидающие милости государя] идти на войну. [114]

Лошади у них маленькие, холощенные, не подкованы; узда самая легкая (НГ сидят они так низко, что колени их почти сходятся над седлом); седла (НГ маленькие и) приспособлены с таким расчетом, что всадники могут безо всякого труда поворачиваться во все стороны и стрелять из лука. Сидя на лошади, они так подтягивают ноги, что совсем не способны выдержать достаточно сильного удара [копья или стрелы]. К шпорам прибегают весьма немногие, а большинство пользуется плеткой, которая всегда висит на мизинце правой руки, так что в любой момент, когда нужно, они могут схватить ее и пустить в ход, а если дело опять дойдет до оружия (НГ лука или сабли, которой они, впрочем, по их собственным словам, пользуются весьма редко), то они оставляют плетку и она свободно свисает с руки.

Обыкновенное их оружие — лук, стрелы, топор (НГ копье) и палка [наподобие (римского) цеста (coestus)], которая по-русски называется кистень (kesteni), а по-польски — бассалык (bassalick) (НГ Это в две пяди (Spanne) деревянная рукоять, к которой прибит крепкий ремень, а на его конце привязан кусок меди, железа или оленьего рога; ремень также длиной почти в полторы пяди.) ³²². Саблю употребляют те, кто [познатнее и] побогаче. Продолговатые (НГ кривые) кинжалы, висящие, как ножи (НГ вместе с другими кинжалами на правом боку), спрятаны в ножнах до такой степени глубоко, что с трудом можно добраться до верхней части рукояти и схватить ее в случае надобности (НГ тыльная сторона их значительно толще, чем у хлебного ножа.). Далее, повод узды у них в употреблении длинный, с дырочкой на конце; они привязывают его к (одному из) пальцев левой руки, чтобы можно было схватить лук и, натянув его, выстрелить (не выпуская повода). Хотя они держат в руках узду, лук, саблю, стрелу и плеть одновременно, однако ловко и без всякого затруднения умеют пользоваться ими.

Некоторые из более знатных носят панцирь, латы, сделанные искусно, как будто из чешуи, и наручи (НГ похожий на coraczin); весьма у немногих есть шлем [заостренный кверху наподобие пирамиды].

Некоторые носят шелковое платье, подбитое войлоком, для защиты от всяких ударов (НГ оно может задержать обычную стрелу); употребляют они и копья (НГ Лошади их держат голову низко; они весьма неприхотливы и выносливы.).

В сражениях они никогда не употребляли пехоты и пушек, ибо все, что они делают, нападают ли на врага, преследуют ли его или бегут от него, они совершают внезапно и быстро [и поэтому ни пехота, ни пушки не могут поспеть за ними].

Но когда перекопский царь поставил на Казанское царство (НГ отторгнутое им от Московии) племянника и на обратном пути раскинул лагерь в тринадцати (НГ двух) милях от Москвы, нынешний государь Василий на следующий год расположился лагерем около реки Оки и впервые пустил тогда в дело (НГ наряду с конницей) пехоту и пушки, — может быть, для того, чтобы похвастать своей силой и смыть позор, испытанный им в предыдущем году во время постыднейшего бегства, когда, как говорят, он несколько дней прятался в стогу сена, или, наконец, чтобы отвратить от своих пределов царя, который, как он предполагал, снова нападет на его владения ³²³. Во всяком случае, при нас у него было почти полторы тысячи пехотинцев из литовцев и всякого сброда ³²⁴.

При первом столкновении они нападают на врага весьма храбро, но долго не выдерживают, как бы придерживаясь правила: “Бегите или побежим мы”.

Города они редко захватывают штурмом и после сильного натиска; у них более в обычае принуждать людей к сдаче продолжительной [116] осадой, голодом или изменой. Хотя Василий, осадив Смоленск, громил его, подведя пушки, которые отчасти привез с собой из Москвы, а отчасти отлил там во время осады, однако он ничего не добился (НГ Отступая, он велел взорвать пушки, а обломки увезти с собой.). Осаждал он ранее и Казань [с большим войском и тоже подведя пушки, которые привез туда вниз по реке, но и в тот раз настолько безуспешно, что] в то время, пока зажженная и дотла сгоревшая крепость отстраивалась сызнова, воины (Василия) не осмелились даже взобраться на голый холм и захватить его.

Теперь у государя есть пушечные литейщики, немцы и итальянцы, которые [кроме пищалей (pixides) и пушек] льют также железные ядра, какими пользуются и наши государи, но московиты не умеют и не могут пользоваться этими ядрами в бою [так как у них все основано на быстроте.

Я не говорю уже о том, что московиты, по-видимому, не делают различия между разными пушками, или, говоря вернее, между их назначением]. Они не знают, когда надо пускать в дело большие орудия, которыми разрушаются стены, или меньшие, которые разрушают вражеский строй и останавливают его натиск. Это случалось часто и в другое время, а особенно тогда, когда, по слухам, татары вот-вот собирались осадить Москву. Тогда наместник приказал под смех немецкого пушкаря спешно поставить под воротами крепости очень большую пушку ³²⁵, хотя ее едва ли можно было бы подкатить туда и в трехдневный срок и к тому же она первым же выстрелом разрушила бы и свод, и (стены) ворот (НГ Это была старая штуковина вроде мортиры (Moerser), много лет простоявшая без дела. В нее влезал целый небольшой мешок пороху, а в жерле мог выпрямившись сидеть человек, так она была велика и даже еще больше).

Великое несходство и разнообразие существуют между людьми как в других делах, так и в (способах) боя. Например, московит, как только пускается в бегство, не помышляет уже ни о каком ином спасении, кроме как бегством; настигнутый и пойманный врагом, он и не защищается, и не просит пощады.

Татарин же, сброшенный с лошади, лишившись всякого оружия, даже тяжело раненный, как правило, отбивается руками, ногами, зубами, вообще пока и как может до последнего вздоха.

Турок, видя, что лишился всякой помощи и надежды на спасение, покорно просит пощады, бросив оружие и протягивая победителю сложенные вместе руки, чтобы тот связал их; сдачей в плен он надеется спасти себе жизнь.

Разбивая стан, они выбирают место попросторнее, где более знатные устанавливают палатки, прочие же втыкают в землю прутья в виде дуги и покрывают плащами (НГ епанчами (iapantze), как называются у них плащи ³²⁶.) ³²⁶, чтобы прятать туда седла, луки и остальное в этом роде и чтобы (самим) защититься от дождя Лошадей они выгоняют пастись [из-за чего их палатки бывают расставлены одна от другой очень далеко; они не укрепляют их ни повозками, ни рвом, ни другой какой преградой, разве что от природы это место окажется укреплено лесом, реками или болотами].

Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что они содержат себя и своих (людей) на столь скудное жалованье и притом, как я сказал выше, столь долгое время. Поэтому я вкратце расскажу об их бережливости и воздержанности. Тот, у кого есть шесть лошадей, а иногда и больше, пользуется в качестве подъемной или вьючной только одной из них, на которой везет необходимое для жизни. Это [117] прежде всего толченое просо в мешке длиной в две-три пяди (palma, Span) ³²⁷, потом восемь-десять фунтов соленой свинины; есть у него в мешке и соль, притом, если он богат, смешанная с перцем. Кроме того, каждый носит с собой (НГ сзади на поясе) топор, огниво, котелки или медный чан, и если он случайно попадет туда, где не найдется ни плодов, ни чесноку, ни луку, ни дичи, то разводит огонь, наполняет чан водой, бросает в него полную ложку проса, добавляет соли и варит; довольствуясь такой пищей, живут и господин, и рабы. Впрочем, если господин слишком уж проголодается, то истребляет все это сам, так что рабы имеют, таким образом, иногда отличный случай попоститься целых два или три дня. Если же господин пожелает роскошного пира, то он прибавляет маленький кусочек свинины. Я говорю это не о знати, а о людях среднего достатка. Вожди войска и другие военные начальники время от времени приглашают к себе других, что победнее, и, хорошо пообедав, эти последние воздерживаются потом от пищи иногда два-три дня.

Если же у них есть плоды, чеснок или лук, то они легко обходятся без всего остального. Готовясь вступить в сражение, они возлагают более надежды на численность, на то, сколь большим войском они нападут на врага [а не на силу воинов и на возможно лучшее построение войска]; они удачнее сражаются в дальнем бою (НГ на расстоянии полета стрелы), чем в ближнем, а потому стараются обойти врага и напасть на него с тыла.

У них множество трубачей; если они по отеческому обычаю принимаются все вместе дуть в свои трубы и загудят, то звучит это несколько странно и непривычно (для нас). Есть у них и другой род музыкального (инструмента), который на их языке называется зурной (Szurna) ³²⁸. Когда они прибегают к ней, то играют приблизительно с час без всякой передышки или втягивания воздуха. Обыкновенно они сначала наполняют воздухом щеки, а затем, как говорят, научившись одновременно втягивать воздух носом, издают трубой непрерывный звук.

Одежда их и телесное убранство у всех одинаковы; кафтаны (tunica, Roegkh) они носят длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; при этом христиане носят узелки, которыми застегивается грудь, на правой стороне, а татары, одежда которых очень похожа, — на левой. Сапоги они носят красные и очень короткие, так что они не доходят до колен, а подошвы у них подбиты железными гвоздиками (НГ на носке и на пятке подошва чуть выступает вверх и тоже подбита, чем они пользуются вместо шпор.). Рубашки почти у всех разукрашены у шеи (НГ по высокому вороту) разными цветами; застегивают их либо ожерельем, либо серебряными или медными позолоченными пуговицами, к которым для украшения добавляют и жемчуг.

Они подпоясываются отнюдь не по животу, а по бедрам и даже опускают пояс до паха, чтобы живот выдавался больше (НГ Тогда мне это казалось нелепым). Теперь этот обычай переняли итальянцы, испанцы и даже немцы (НГ которые и без того известны своей тучностью.).

Юноши, равно как и подростки, сходятся обычно по праздничным дням в городе на всем известном просторном месте, так что видеть и слышать их там может множество народу. Они созываются свистом, который служит условным знаком. Услышав свист, они [118] немедленно сбегаются и вступают в рукопашный бой; начинается он на кулаках, но вскоре они бьют без разбору и с великой яростью и ногами по лицу, шее, груди, животу и паху и вообще всевозможными способами одни поражают других, добиваясь победы, так что зачастую их уносят оттуда бездыханными. Всякий, кто побьет больше народу, дольше других остается на месте сражения и храбрее выносит удары, Получает в сравнении с прочими особую похвалу и считается славным победителем. Этот род состязаний установлен для того, чтобы юноши привыкали переносить побои и терпеть какие угодно удары.

Они строго применяют меры правосудия против разбойников (praedones, Rauber). Поймав их, они первым делом разбивают им пятки, потом оставляют их на два-три дня в покое, чтобы пятки распухли, а затем разбитые и распухшие (пятки) велят терзать снова. Чтобы заставить преступников сознаться в грабеже и указать сообщников злодеяний, они не применяют никакого иного рода пыток. Если призванный к допросу окажется достойным казни, то его вешают. Другие казни применяются ими к преступникам редко, разве что они совершили что-нибудь слишком ужасное (НГ Я видел повешенных, у которых ступни отвалились или были отъедены волками, видел также, как волки терзали трупы — так низко их вешают.).

Воровство ³²⁹редко карается смертью, даже за убийство казнят редко, если только оно не совершено с целью разбоя. Если же кто поймает вора с поличным и убьет его, то остается безнаказанным, но только при том условии, что он доставит убитого на государев двор (НГ к начальству) и изложит дело, как оно было ³²⁹. [Даже скотоложцы и те не подвергаются смертной казни.]

Немногие из начальников имеют власть приговаривать к смертной казни. Из подданных никто не смеет пытать кого-либо. Большинство злодеев отвозится в Москву или другие главные города. Карают же виновных по большей части в зимнее время, ибо в летнее этому мешают дела военные.

Следуют установления, сделанные великим князем Иоанном Васильевичем в 7006 году от сотворения мира ³³⁰

Если виновный будет осужден на один рубль (rublum) ³³¹, то пусть заплатит судье два алтына (altinus) ³³², а нотарию (notarius, Gerichtschreiber) восемь денег (dengae). Если же стороны примирятся прежде, чем придут на место поединка (duellum, Khampf), то пусть заплатят судье и писарю так же, как если бы суд был произведен. Если же явятся на место поединка, назначить которое входит только в компетенцию окольника (Ocolnick) и недельщика (Nedelsnick, Nedelschnik) ³³³, и там вдруг примирятся, то пусть платят судье, как указано выше, окольнику — 50 денег, недельщику также 50 денег и два алтына, писарю — четыре алтына и одну деньгу. Если же они выйдут на поединок и один будет побежден, то виновный платит судье сколько с него потребуют, окольнику — полтину (poltina) и доспех побежденного, писарю — 50 денег, недельщику — полтину и четыре алтына. Если же поединок происходит из-за поджога, убийства друга, грабежа или кражи, то, если обвинитель победит, пусть получит с виновного то, что просил, окольнику же должно дать полтину и доспех побежденного, писарю — 50 денег, недельщику — полтину, вязчему (Veston) — а вязчий — это тот, кто сводит обе стороны на предписанных условиях на поединок, — четыре алтына; и все, что останется у [119] побежденного, должно быть продано и отдано судьям; телесному же наказанию его нужно подвергнуть согласно характеру преступления.

Убийцы своих господ, предавшие крепость, святотатцы [похищающие людей с целью продать их в рабство (plagiarii)], равно как и те, кто тайно относит имущество в чужой дом и говорит, что оно у них украдено, так называемые подметчики (podmetzchek), кроме того, поджигатели и заведомые злодеи подлежат смертной казни ³³⁴.

Того, кто впервые уличен в краже, если только его обвиняют не в святотатстве [или в похищении людей с целью продать их в рабство (plagium)], следует карать не смертью, а всенародным наказанием, т. е. его надлежит бить палками, и судья должен взыскать с него денежную пеню.

Если же он вторично будет уличен в воровстве и у него не окажется, чем заплатить обвинителю и судье, то он должен быть наказан смертью.

Если, впрочем, у пойманного вора не будет, чем уплатить обвинителю, то его надлежит бить палками и выдать обвинителю ³³⁵.

Если кто-либо будет обвинен в воровстве, а какой-нибудь честный человек клятвенно подтвердит, что он и раньше бывал уличен в воровстве либо в сговоре (помимо суда) с кем бы то ни было относительно (свершившегося) воровства (si... furti causa cuipiam reconciliatum fuisse, Diebstahls halber vertragn), то такого человека следует казнить смертью без суда; с имуществом же его поступить, как выше.

Если какой-либо (человек) низкого звания (vilis conditionis; schlechter geringer Mensch) или предосудительной жизни будет заподозрен в воровстве, то его надлежит призвать к допросу. Если же его не удастся уличить в воровстве, то по представлении им поручителей следует отпустить его до дальнейшего разбирательства ³³⁶.

За написание постановления или произнесение приговора при иске в один рубль судье следует заплатить девять (НГ две) денег, секретарю, у которого печать, — один алтын, писарю — три деньги.

Те начальники, которые не имеют власти выносить решение или приговор после расследования, должны осудить одну из сторон на несколько рублей, а затем послать решение действительным судьям. Если же те найдут это решение правильным и согласным со справедливостью, то с каждого рубля следует заплатить судье по одному алтыну, а секретарю — четыре деньги ³³⁷.

Всякий, кто пожелает обвинить другого в воровстве, грабеже или убийстве, отправляется в Москву и просит позвать такого-то на суд. Ему дается недельщик, который назначает срок обвиняемому и привозит его в Москву. Далее, представленный на суд обвиняемый по большей части отрицает возводимое на него обвинение. Если истец приводит свидетелей, то спрашивают обе стороны, согласны ли они положиться на их слова. На это обыкновенно отвечают: “Пусть свидетели будут выслушаны по справедливости и обычаю”. Если они свидетельствуют против обвиняемого, то обвиняемый не медлит воспротивиться и возразить против свидетельства и (самих) лиц, говоря: “Требую назначить мне присягу, вручаю себя правосудию божию и требую поля и поединка”. И им по отечественному обычаю назначается поединок ³³⁸.

Оба могут выставить вместо себя на поединок какое угодно другое лицо, так же как оба могут запастись каким угодно оружием, кроме пищали и лука. Обыкновенно на них бывают продолговатые латы, [120] иногда двойные, кольчуга, наручи, шлем, копье, топор и какое-то железо в руке [наподобие кинжала, но] заостренное с обоих концов (НГ сверху и снизу руки); держа его в руке, они орудуют им так ловко, что при любом столкновении оно не мешает и не выпадает из рук. Но по большей части его употребляют в пешем бою.

Бой начинают прежде всего копьем, а потом пускают в ход другое оружие. Много лет в поединках с иноземцами: немцами, поляками, литовцами — московиты чаще всего терпели поражения. А совсем недавно один литовец двадцати шести (НГ юный литовец примерно шестнадцати) лет от роду вступил в бой с неким московитом, который вышел победителем более чем в двадцати поединках, и убил его ³³⁹. Государь пришел от этого в негодование и велел тотчас позвать к себе победителя, чтобы взглянуть на него. При виде его он плюнул на землю и приказал, чтобы впредь ни одному иноземцу не определяли поединка с его подданными. Множеством разнообразного оружия московиты скорее обременяют себя, чем вооружаются, иноземцы же вступают в бой, полагаясь более на ловкость, чем на оружие. Они прежде всего остерегаются вступать в рукопашный бой, зная, что московиты очень сильны руками и (вообще) телесно, и обычно побеждают их, утомив под конец только своим искусством и ловкостью (НГ Юному литовцу заранее в определенных местах припрятали камни; поначалу он делал вид, что отступает перед батыром (Bathyr) ³⁴⁰ — так они называют славных мужей, сам же двигался к камням, подхватывая которые один за другим и швыряя в московита, он и победил.). У каждой из сторон есть много друзей и сторонников, зрителей на поле боя, но у них нет никакого оружия, кроме кольев, которые иногда и пускаются в ход. Ибо если окажется, что одному из бьющихся нанесена какая-нибудь обида, то защитить его сбегаются его сторонники, а затем и сторонники его противника, и таким образом между обеими сторонами, к удовольствию зрителей, завязывается бой: они таскают друг друга за волосы, бьются кулаками, палками и обожженными кольями.

Свидетельство одного знатного мужа имеет больше силы, чем свидетельство многих людей низкого звания ³⁴¹. Поверенные (рrосuratores) допускаются крайне редко, каждый сам излагает свое дело. Хотя государь очень строг, тем не менее всякое правосудие продажно, причем почти открыто. Я слышал, как некий советник, начальствовавший над судами, был уличен в том, что он в одном деле взял дары и с той, и с другой стороны и решил в пользу того, кто дал больше. Этого поступка он не отрицал и перед государем, объяснив, что тот, в чью пользу он решил, человек богатый, с высоким положением, а потому более достоин доверия, чем другой, бедный и презренный. В конце концов государь хотя и отменил приговор, но только посмеялся и отпустил советника, не наказав его. Возможно, причиной столь сильного корыстолюбия и бесчестности является сама бедность, и государь, зная, что его подданные угнетены ею, закрывает глаза на их проступки и бесчестье как на не подлежащие наказанию. У бедняков нет доступа к государю, а только к его советникам, да и то с большим трудом.

Окольник представляет собой [претора (praetor) или] судью, назначенного государем; кроме того, этим именем называется главный советник, всегда пребывающий при государе. Недельщик — общая должность для тех, кто вызывает людей в суд, ловит злодеев и отводит их в тюрьмы; недельщики тоже принадлежат к числу знати (НГ т. е. бояр). [121]

Крестьяне шесть дней в неделю работают на своего господина, а седьмой день предоставляется им для собственного хозяйства ³⁴². У них есть несколько собственных [назначенных им господами] полей и лугов, которыми они и живут [все остальное принадлежит господам]. Кроме того, положение их весьма плачевно еще и потому, что их имущество предоставлено хищению знатных лиц и воинов, которые в знак презрения называют их “крестьянами” (Christiani) или “черными людишками” (nigri homunciones, Schwarzmandl) (НГ Поэтому в каждом доме их по двое: один работает на себя, другой — на господина.) ³⁴³.

Как бы ни был беден (НГ боярин, (т. е.)) знатный человек, он все же считает для себя позором и бесчестьем работать собственными руками. Но он не считал позором поднимать с земли и поедать корки и шелуху плодов, в особенности (НГ яблок, груш и) дынь, чеснока и лука, брошенные нами или нашими слугами ³⁴⁴. Насколько они воздержанны в пище, настолько же неумеренно предаются пьянству повсюду, где только представится случай. Почти все они не скоро поддаются гневу и горды в бедности, тяжелым спутником которой является рабство ³⁴⁵. Одежду они носят длинную [шапки белые, заостренные, из войлока (lana coacta), из которого, как мы знаем, изготовляют себе верхнюю одежду варвары (реnulae barbaricae), и (когда они выходят) из мастерской — жесткие (solidosque ex officina). Сени домов достаточно просторны и высоки, а] двери жилищ низки, так что всякий входящий (НГ в своей высокой шапке) должен согнуться и наклониться (НГ Зато пороги высоки, поэтому приходится задирать ноги в узком длинном платье. Я было объяснил им, что этот обычай происходит оттого, чтобы они не отвыкали все время кланяться и сидеть на лошади с поджатыми ногами. Но, как оказалось, это имеет целью всего лишь сохранить тепло в комнатах.).

Поденщикам (manuarii, Tagwercher) [которые живут трудом и нанимаются на работу (operam suam vendunt)] они платят в день по полторы деньги (НГ т. е. по пять с половиной венских пфеннигов), ремесленник (artifex, der maiste — так! — А. Н.) получает две, но они не будут работать усердно, если их хорошенько не побить. Я слышал однажды, как слуги жаловались, что господа не побили их как следует. Они считают, что не нравятся своим господам и что те гневаются на них, если не бьют.

О посещении чужого дома

В каждом жилом доме на почетном месте у них находятся образа святых, нарисованные или литые ³⁴⁶. Когда один из них приходит к другому, то, войдя в дом, он тотчас обнажает голову и оглядывается кругом, ища, где образ. Увидев его, он трижды осеняет себя крестным знамением и, наклоняя голову, говорит: “Господи, помилуй”. Затем он приветствует хозяина такими словами: “Дай бог здоровья”. Потом они протягивают друг другу руки, целуются и кланяются, причем один все время смотрит на другого, чтобы видеть, кто из них ниже поклонился и согнулся (НГ ибо никто не хочет уступить другому в вежливости), и так они склоняют голову по очереди три или четыре раза, как бы состязаясь друг с другом в проявлении взаимного почтения. После этого они садятся, а по окончании своего дела гость выходит прямо на середину комнаты и, обратив лицо к образу, снова трижды осеняет себя крестным знамением и повторяет, наклоняя голову, прежние слова. Наконец, обменявшись (с хозяином) приветствиями в прежних выражениях, гость уходит. Если это человек, [122] имеющий определенную власть, то хозяин провожает его до лестницы; если же это человек еще более знатный, то и еще дальше, принимая в расчет и учитывая достоинство каждого. Они соблюдают странные обряды. Именно, ни одному лицу (НГ более молодому или) более низкого звания нельзя въезжать в ворота дома какого-нибудь (НГ более пожилого или) более знатного лица (НГ но надо спешиться.). Для людей бедных и незнакомых труден доступ даже к низшей знати (vulgares nobiles, schlechte Edlleut), которые [несмотря на такое имя ³⁴⁷] показываются в народ очень редко, чтобы сохранить тем больше значительности и уважения к себе. Также ни один знатный человек из тех, кто побогаче, не пойдет пешком даже до четвертого или пятого дома, если за ним не следует лошадь. Однако в зимнее время, когда они не могут безопасно ездить по льду на неподкованных лошадях ³⁴⁸ или если отправляются ко двору государя или в храм божий, то обычно оставляют лошадей дома (НГ За ними повсюду носят их плащ и посох (Stab), а когда они идут пешком, то несут в руках (некие) трости (Stecken), что, впрочем, прилично не всякому, а только более молодым либо невысокого звания (geringschaetzig).).

Господа, находясь дома, обыкновенно сидят и редко или никогда не занимаются чем-нибудь, прохаживаясь. Они сильно удивлялись, когда видели, как мы расхаживаем в наших гостиницах и на прогулке часто занимаемся делами.

Государь имеет ездовых во всех частях своей державы, в разных местах и с надлежащим количеством лошадей, так чтобы, когда куда-нибудь посылается царский гонец, у него без промедления наготове была лошадь. При этом гонцу предоставляется право выбрать лошадь, какую пожелает. Когда (НГ во время своего первого посольства) я спешно ехал из Великого Новгорода в Москву, то почтовый служитель (magister postarum, Postfuerderer), который на их языке называется ямщиком (iamschnick), доставлял мне ранним утром когда тридцать, а когда и сорок или пятьдесят лошадей, хотя мне было нужно не более двенадцати. Поэтому каждый из нас выбирал такого коня, который казался ему подходящим. Потом, когда эти лошади уставали и мы подъезжали к другой гостинице, которые у них называются ямами (iamae), то немедленно меняли лошадей, оставляя прежние седло и уздечку. Каждый (НГ едущий по приказу государя) может ехать сколь угодно быстро, а если лошадь падет и не сможет выдержать, то можно совершенно безнаказанно взять другую лошадь из первого попавшегося дома или у всякого случайного встречного, за исключением только гонца государева. А лошадь, выбившуюся из сил и оставленную на дороге, как правило, отыскивает ямщик ³⁴⁹. Он же обычно и возвращает хозяину лошадь, которая была у него взята, причем платит (ему) из расчета стоимости пути; по большей части за десять—двадцать верст (werst) (НГ двадцать-двадцать пять верст — обычное расстояние между ямами) ³⁵⁰ отсчитывают по шести денег. На [123] таких почтовых лошадях мой слуга проехал за семьдесят два часа из Новгорода (НГ где остались мои лошади) в Москву, которые расположены друг от друга на расстоянии шестисот верст, т. е. ста двадцати немецких миль. И это тем более удивительно, что лошади их очень малы и уход за ними гораздо более небрежен, чем у нас, а труды они выносят весьма тяжелые (НГ Как только прибываешь на почтовую станцию, специально приставленные для того слуги снимают с коня седло и уздечку и выгоняют его на луг или на снег в зависимости от времени года. Потом они свистят, после чего лошади перекатываются два или три раза (через спину), а затем их отводят на конюшню, не давая им никакой еды до тех пор, пока они не остынут настолько, будто только что вышли из конюшни. Тогда им дают немного сена и гонят к воде, после чего они получают корм, а именно сено — столько, сколько смогут съесть. Как правило, корм засыпают лишь один раз (в сутки), к ночи (но столько), что кони могут есть его день и ночь. Поят же их дважды в день.).

О монете ³⁵¹

[Серебряные деньги (moneta) у них бывают четырех родов: московские, новгородские, тверские и псковские] ³⁵². Московская монета не круглая, а продолговатая, как бы овальная ³⁵³, называется она деньгой и имеет различные изображения. У одних на одной стороне роза ³⁵⁴, у позднейших — изображение человека, сидящего на коне ³⁵⁵; на другой стороне у обеих — надпись (НГ некоторые из них бывают угловатыми (in vil egkh), изображения на них неодинаковые (hat meer dan ain Praeckh). У старинных на одной стороне роза, а на другой — изображение всадника-на коне; у других — на обеих сторонах надпись. А деньга — это их серебряный пфенниг (Phening)). Сто таких денег составляют один венгерский золотой (А хотя обычно (венгерский) золотой то дороже, то дешевле (этой цены)), алтын (Altinum, A Altir) — шесть денег, гривна — двадцать, полтина — сто, рубль — двести (А Новгородские и рижские рубли содержат больше денег) ³⁵⁶. Ныне чеканятся новые (монеты) (НГ по полденьги), отмеченные буквами с той и другой стороны, и четыреста таких стоят рубль ³⁵⁷.

Тверские с обеих сторон имеют надпись и по стоимости равняются московским ³⁵⁸.

Новгородская (деньга) на одной стороне имеет изображение государя, сидящего на троне, а напротив него — склонившегося человека, с другой стороны — надпись; по стоимости она вдвое превосходит московскую (НГ деньгу). Новгородская гривна стоит четырнадцать, а рубль — двести двадцать две деньги ³⁵⁹.

Псковская с одной стороны имеет бычью голову в венце, а с другой— надпись ³⁶⁰. Кроме того, у них есть медная монета, которая называется пул (polani); шестьдесят пулов по стоимости равны московской деньге ³⁶¹.

Золотых у них нет, и они сами их не чеканят, а пользуются обыкновенно венгерскими, иногда также рейнскими. Стоимость их они часто меняют; в особенности если иностранец хочет купить что-нибудь на золото, они тотчас занижают его стоимость. Если же он, собираясь куда-либо отправиться, нуждается в золоте, то тогда они стоимость его снова увеличивают.

Они пользуются и соседними рижскими рублями, каждый из которых стоит два московских ³⁶². Московская монета из чистого и хорошего серебра, хотя ныне и ее подделывают; однако я не слыхал, чтобы за это преступление наказывали ³⁶³. Почти все московские золотых дел мастера чеканят монету ³⁶⁴, и если кто приносит чистые серебряные слитки и хочет получить монету, то они взвешивают деньги и серебро и выплачивают потом тем же весом; условленная плата, которую надо дать сверх равного веса золотых дел мастеру, невелика; они и в остальном дешево продают свой труд. Некоторые писали, что в этой стране серебро в изобилии встречается крайне редко и что, сверх того, государь запрещает вывозить его. В этой стране, в самом деле, вовсе нет серебра, кроме того, которое, как сказано, ввозится туда (НГ ибо в ней нет горного дела). Нельзя сказать, чтобы государь запрещал вывозить серебро; [124] он, скорее, остерегается (делать это) и поэтому, желая удержать в стране серебро и золото, велит своим подданным обмениваться товарами, то есть давать и принимать одно, как, например, меха, которые у них в изобилии, или что-нибудь в этом роде вместо другого. (НГ По их собственным словам) Едва ли прошло сто лет с тех пор, как они начали употреблять серебряную монету, в особенности собственной чеканки ³⁶⁵. Вначале, когда серебро стали ввозить в страну, из него отливались продолговатые [125] серебряные слитки без изображения и надписи стоимостью в один рубль; сейчас их уже не встретишь ³⁶⁶. Чеканилась также монета в [княжестве] Галицком (Galitz), но (НГ очень мало) и она исчезла [так как не имела постоянной стоимости] ³⁶⁷. До монеты они употребляли мордки и ушки белок и других животных, шкурки которых ввозятся к нам, и на них, словно за деньги, покупали все необходимое для жизни (В А и АК добавлен экскурс о польских и литовских монетах:

Монеты в Польше

Чеканка гроша (Groschen) почти как у (австрийского) крейцера (Khreutzer). Два их (крейцера) составляют один грош, 30 грошей — один таможенный гульден (Zolgulden). За один гульден немецкой чеканки они дают 28 грошей. За один венгерский золотой гульден (gold Gulden) — обычно 45, а потом и 48 (грошей). За одну марку (Marckh) они платят 48 грошей. Четверть (марки) (Vierdung) они называют квартой (Quart) — 12 грошей. Копой (Сора) они называют 60 грошей. Три шиллинга (Schilling) равны одному грошу мелкой монеты (am Groschen khlaine Muentz).

Литва

(Здесь) лучше, и за венгерский гульден дают только 40 грошей. Рублем они называют сто грошей, копой — 60 и т д. (...) Одна марка венского веса составляет 23 краковских лота (Lot). Один венский фунт (Phundt) составляет полтора краковских, за вычетом двух лотов (minder zwey Lot).) ³⁶⁸.

Способ счета у них таков, что они считают и делят все предметы по сорока и девяносту, так же как мы по сотням. При счете они последовательно повторяют и умножают таким образом дважды сорок, трижды сорок, четырежды сорок; sorogk — на их языке “сорок”; или дважды, трижды, четырежды девяносто: dewenosto — на их языке “девяносто”. “Тысяча” на их языке — tissutzae, а десять тысяч они называют одним словом — “тьма” (tma), двадцать тысяч — “две тьмы” (dwetma), тридцать тысяч — “три тьмы” (tritma) ³⁶⁹.

Всякий, кто привезет в Москву какие бы то ни было товары, должен немедленно объявить их и обозначить у сборщиков пошлин (portitores, Mauttner [или таможенных начальников (telonii praefecti)]. Те в назначенный час осматривают товары и оценивают их; после оценки [126] никто не смеет ни продать, ни купить их, пока о них не будет доложено государю. Если государь пожелает что-нибудь купить, то купцу до тех пор не дозволяется ни показывать товары, ни предлагать их кому-либо. Поэтому купцы задерживаются иногда слишком долго.

К тому же не всякому купцу, кроме литовцев, поляков или подданных их державы, открыт свободный доступ в Москву. Именно шведам (НГ датчанам), ливонцам и немцам из приморских городов позволено заниматься торговлей только в Новгороде (НГ где круглый год находятся их факторы (Factores)), а туркам и татарам — в городе по имени Хлопигород (Chloppigrod, Chlopigorod) ³⁷⁰, куда во время ярмарок собирается различный люд из самых отдаленных мест (НГ немцы, московиты, отдаленнейшие народы Швеции и Ледяного моря, дикие лапландцы и прочий сброд.). Когда же в Москву отправляются послы (НГ из Литвы или других соседних стран.), то все купцы отовсюду принимаются под их защиту и покровительство и могут беспрепятственно и беспошлинно ехать в Москву; так у них вошло в обычай (НГ Равным образом и когда московиты отправляют куда-либо послов, то с ними едут и купцы, так что с посольством двигается иногда восемьсот, тысяча, а то и тысяча двести лошадей.).

Большую часть товаров составляют серебряные слитки, сукна, шелк, шелковые и золотые ткани, жемчуг, драгоценные камни и золотые нитки ³⁷¹. Иногда в подходящее время ввозятся и различные дешевые вещи, которые приносят немало прибыли. Часто также случается, что всех охватывает желание иметь ту или иную вещь, и тот, кто первым привез ее, выручает гораздо больше положенного. Затем, если несколько купцов привезут большое количество одних и тех же товаров, то иногда следствием этого является такая дешевая на них цена, что тот, кто успел продать свои товары возможно дороже, снова покупает их по упавшей цене и с большой выгодой для себя привозит обратно на родину. Из товаров в Германию вывозят отсюда меха и воск, в Литву и Турцию — кожи, меха (НГ как невыделанные, так и тонкой выделки) и длинные белые зубы животных, называемых у них моржами (mors) ³⁷² и живущих в Северном море; из них турки чаще всего искусно изготовляют рукояти кинжалов, а наши земляки считают эти зубы за рыбьи и так их и называют. В Татарию вывозятся седла, уздечки, одежда, кожи; оружие и железо вывозятся только тайком или с особого позволения начальников. Однако в другие места, расположенные к северу и востоку (НГ как Хлопигород), они вывозят и суконные и льняные одежды, ножи, топоры, иглы, зеркала, кошельки и другое тому подобное (НГ Здесь в Хлопигороде серебро или деньги в малой цене; еще в меньшей — золото ³⁷³. Богатые же купцы из Московии или Германии выменивают там соболей, горностаев и т. п. на шляпы, ложки, нитки и другие названные выше товары, поскольку монеты, имеющие хождение у них на родине, там неупотребительны.). Торгуют они с великим лукавством и коварно, не скупясь на слова, как о том писали некоторые. Мало того, желая купить вещь, они оценивают ее с целью обмануть продавца менее, чем в половину ее стоимости, и держат купцов в колебании и нерешительности не только по одному или по два месяца, но обыкновенно доводят некоторых до крайней степени отчаяния. Но тот, кто, зная их обычай, не обращает внимания на коварные речи, которыми они сбивают цену вещи и тянут время, и не замечает их (dissimulat), тот продает свои товары без всякого убытка (НГ Я торговал однажды четырнадцать соболей, за которых с меня запросили тысячу восемьсот венгерских золотых, тогда как я давал шестьсот. Купец дал мне даже уехать, полагая, что все-таки переупрямит меня. Я уже с дороги, из Можайска, послал в Москву шестьсот золотых, и он уступил мне соболей; и за семь шкурок я уплатил также триста дукатов с небольшим ³⁷⁴.).

Один краковский гражданин привез двести центенариев [127] (centenaria, Centn) меди, которую хотел купить государь; он держал купца так долго, что тому, наконец, это надоело и (НГ уплатив пошлину) он повез медь обратно на родину. Как только он отъехал на несколько миль от города, его догнали некие нарочные (subordinati, verordnet), задержали его имущество и наложили на него запрет под тем предлогом, будто он не заплатил пошлины. Купец вернулся в Москву и стал жаловаться перед государевыми советниками на нанесенную ему обиду. Те, выслушав дело, тотчас предложили свое добровольное посредничество и обещали уладить дело, если он будет просить милости. Хитрый купец, зная, что для государя будет позором, если такие товары будут увезены обратно из его державы, так как там-де не нашлось никого, кто бы мог сторговать такие дорогие товары и заплатить за них, не стал просить милости, а требовал, чтобы ему было оказано правосудие. Наконец, когда они увидели, что он до такой степени упорен, что не отступает от своего намерения и не желает уступать их коварству и обману, они купили медь от имени государя и, заплатив надлежащую цену, отпустили этого человека.

Иностранцам любую вещь они продают дороже и за то, что при других обстоятельствах можно купить за дукат, запрашивают пять, восемь, десять, иногда двадцать дукатов. Впрочем, и сами они в свою очередь иногда покупают у иностранцев за десять или пятнадцать флоринов редкую вещь, которая на самом деле вряд ли стоит один или два.

Далее, если при заключении сделки ты как-нибудь обмолвишься или что-либо неосторожно пообещаешь, то они все запоминают в точности и настаивают на исполнении, сами же вовсе не исполняют того, что обещали в свою очередь. А как только они начинают клясться и божиться, знай, что тут сейчас же кроется коварство, ибо клянутся они с намерением провести и обмануть. Я попросил одного государева советника помочь мне при покупке некоторых мехов, чтобы я мог избегнуть обмана. Насколько легко он пообещал мне свое содействие, настолько долее держал меня в неизвестности. Он хотел навязать мне собственные меха. Сверх того, к нему собирались другие купцы, обещая ему награду, если он продаст мне их товары за хорошую цену, ибо у купцов есть такой обычай, что при покупке и продаже они предлагают свое посредничество и обещают той и другой стороне свое верное содействие, получив от каждой из них особые подарки.

Недалеко от крепости есть большой обнесенный стенами дом, называемый двором господ купцов, в котором купцы живут и хранят свои товары ³⁷⁵. Там продают перец, шафран, шелковые ткани и другие товары такого рода гораздо дешевле, чем в Германии. Это обстоятельство следует приписать обмену товарами. Именно коль скоро московиты очень дорого оценивают меха, приобретенные ими в другом месте за дешевую плату, то иностранцы в свой черед, может быть, по их примеру противопоставляют им свои товары, купленные также дешево, и запрашивают за них дороже. Из-за этого те и другие, произведя равный обмен товарами, могут продавать вещи, в особенности полученные за меха, за умеренную цену и без убытка ³⁷⁶.

В мехах существуют большие различия. У соболей признаком зрелости служит чернота, длина и густота шерсти. Стоимость их [128] возрастает и оттого, если они пойманы в надлежащее время (НГ года), что верно и относительно других мехов. По сю сторону Устюга (Ustyug) и Двины (Dwina) они попадаются весьма редко, а около Печоры (Peczora) гораздо чаще и притом гораздо лучшие.

Куньи меха привозятся из различных стран: хорошие из Северской области, еще лучшие из Швейцарии (Helvetiae, Schweitz), самые же лучшие из Швеции, но в первой местности их гораздо больше (НГ Встречаются они также в Литве и Польше.) [Я слышал, что некогда в Московии водились собольи меха, из которых одни продавались по тридцать, другие по двадцать золотых. Но таких мехов я так нигде и не увидел].

Шкурки горностаев привозятся также из многих местностей, причем вывернутые, однако большинство покупателей вводится этими шкурками в обман. Они имеют кое-какие признаки возле головы и хвоста, по которым можно распознать, в надлежащую ли пору пойманы животные. Ибо как только их поймают, с них снимают шкуру, а мех выворачивается, чтобы волос не вытерся и не стал хуже. Если какое-либо животное поймано не в свое время и мех его лишен надлежащего природного цвета, то они вырывают из головы и хвоста волосинки, служащие, как сказано, признаком, чтобы нельзя было узнать, что зверек пойман не в положенное время, и таким образом обманывают покупателей. Одна шкурка продается примерно за три или четыре деньги. У тех, что побольше, нет той белизны, которая обыкновенно в чистом виде проявляется в маленьких.

Лисьи меха, в особенности черные, из которых по большей части делаются шапки, ценятся очень дорого, они продаются за десять, а иногда и за пятнадцать золотых. Беличьи шкурки доставляются тоже из разных мест, наиболее широкие из Сибири (Sibier), а те, что благороднее всех прочих, — из Чувашии (Schuwaji), недалеко от Казани, а кроме того, из Перми, Вятки, Устюга и Вологды (Wolochda), откуда они привозятся всегда связанные пучками по десяти штук. В каждом пучке две самые лучшие называются личными (litzschna), три, несколько похуже, именуются красными (crasna), четыре — подкрасными (pocrasna), одна, последняя, называется молочной (moloischna), она самая дешевая из всех ³⁷⁷. Каждую из них можно купить за одну или две деньги. [Лучшие и отборные из них купцы с большой для себя выгодой вывозят в Германию и другие страны].

Рысьи меха стоят дешево, а волчьи, с тех пор как они вошли в цену в Германии и в Московии, очень дорого. Кроме того, мех со спины волка имеет гораздо меньшую ценность, чем у нас.

Бобровые меха считаются у них в большой цене; у всех опушка платья одинаково сделана из этого меха, потому что у него природный черный цвет.

Меха домашних котов носят женщины. Есть некоторое животное, которое на их языке называется песцом (pessetz); его мех они употребляют в дороге и в путешествиях, так как он очень хорошо согревает тело.

[Налог и] пошлина (vectigal seu portorium, Maut) со всех товаров, как ввозимых, так и вывозимых, идут в казну. Со всякой вещи стоимостью в один рубль платится семь денег, за исключением воска, пошлина с которого взыскивается не только по оценке, но и по весу. С каждой меры веса, которую они называют пудом (pud) ³⁷⁸, платится четыре деньги. [129]

О путях купцов, которыми они пользуются при ввозе и вывозе товаров, а также при разъездах по различным областям Московии, я подробно расскажу ниже в хорографии Московии.

Ссужать деньги под проценты у них в обычае, хотя они и говорят, что это большой грех, никто почти от него не воздерживается. Но процент прямо-таки невыносим, именно с пяти всегда один, то есть со ста двадцать. Церкви, как сказано выше, кажется, поступают более мягко, именно они берут, как говорят, десять со ста ³⁷⁹.

303. Десятина — доля раннефеодальной ренты в Древней Руси, централизованной феодальной ренты в период раздробленности и позднее, отведенная на содержание духовенства и церковных учреждений. Она складывалась из отчислений от даней в различных их видах, судебных доходов и торговых пошлин (IIIапов Я. Н. Церковь в системе государственной власти Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. — М., 1965. — С. 300, 302). Г., как полагает Я. Н. Щапов (Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI— XIV вв. — М., 1972. — С. 90), излагает устав кн. Владимира Синодальной редакции в изводе Стоглава. Сопоставление перевода Г. и текста устава кн. Владимира о десятинах, судах и людях церковных в изводе Стоглава не позволяет согласиться с Я. Н. Щаповым.

Г. воспроизвел церковный устав Владимира по так называемому “Правилу законну” в редакции (Юшков С. В. Исследования по истории русского права. — Саратов, 1925. — С. 50, 58), которую сохранили Софийская I летопись и некоторые сборники (ПСРЛ. — Т. 5. — Вып. I. — Л., 1925. — С. 119—120; ГБЛ. Рум. 238; Рум. 923; Унд. 820; Пог. 1112 и др.). В изложении Г. и “Правила законна” совпадают и порядок расположения статей (характеристика десятины, затем церковных людей и церковных судов), отличающийся от порядка их в уставе кн. Владимира (в нем перечисление судов предшествует характеристике церковных людей), и изложение от третьего лица, и указание на назначение десятины для поддержания бедных и убогих в соответствии с 59-м апостольским правилом, и сходство объема подсудности церковных судов (Юшков С. В. Указ. соч. — С. 50). Г. произвел весьма значительные сокращения. Опущена преамбула “Правила законного” (“От самое истинны ... отдааху”), указания на синхронные правления в Византии (“в царьство Константина и Василья”), описание церковноустроительной деятельности кн. Владимира (“ако же устав положи... прияли”), ссылка на 59-е апостольское правило, короче изложено назначение десятины, хотя Г. в основном назвал все категории лиц, которым предназначалась десятина. Опущена фраза о практическом применении “Правила” (“Того ради ... давали”). В перечислении лиц, подлежащих церковному суду, Г. игуменов переделал в архимандритов, переменил местами вдов, прощеника и задушного человека, завершил же список неправильно понятым им выражением “те, кто шьет одеяния монахам”, хотя в оригинале речь шла о расстригах: “а кто порты чернечьскые свержеть”. В перечислении конфликтов между церковными людьми он опустил термин “задница”, вероятно, не понятый им. Опущена фраза о распределении доходов между владыкой и представителем светской власти: “...а присуд и пересуд на полы со владыкою”.

Раздел о церковных судах у Г. лишен вступительной части (“А се ... церковные судове ... цари и князи”). Выражение “во всех крестьянских людех” переведено: “как в среде князей, так и бояр и всех мирян”. В перечислении дел, подлежащих церковному суду, пропущены “умычькы”, “зубояжа”, имущественные споры супругов (“о животе их”), родственников из-за наследства (“или племя тяжються о задницю”) и, наконец, общее замечание (“или что неподобно церкви сдееть”). Сравнительно с текстом Софийской I летописи добавлены содомиты, а также сообщение о поедании нечистого животного (неясно, введенного в церковь или вообще всякого). Последнего известия нет ни в одной редакции “Правила законного” или церковного устава Владимира (Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв./Подг. Я. Н. Щапов. — М., 1976). В заключении раздела о церковных судах отсутствует вся концовка: о запрещении князю, боярам и судьям вступаться в церковные суды и о размерах десятины.

Крайне скупо изложен последний раздел “Правила” — “О мирилех”: опущено указание на то, что это меры городские и торговые, сообщения о видах мер (объема, веса и т. д.) и об обязанностях епископа сохранять их в должном порядке.

Сокращение “Правила законного” — результат творчества не столько Г., сколько его информаторов, стремившихся убедить посла в широте прерогатив великого князя. В изложение “Правила” Г. включил несколько толкований терминов, которые были ему непонятны — “просвирни”, “прощенника” как человека, получившего чудесное исцеление от святого” — “прощение” (Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI—XIV вв. — М., 1972. — С. 91. Ср.: Зимин. Холопы. — С. 243—244; Дворниченко А. Ю. К вопросу о “прощенниках” // Вестн. ЛГУ. — 1979. — № 14; Ист., язык., лит. — Вып. 3. — С. 109—111), “задушного человека”, отпущенного на волю ради спасения души. Возможно, “задушные” — это именно те люди, которые упомянуты в многочисленных завещаниях XV — начала XVI в.

304. Т. е., видимо, богаделен и кладбищ. А. Н.

305. Проскура (просфора) — хлебец, употребляемый, согласно церковному обряду, для совершения евхаристии, причащения. Из него на проскомидии вынимается частица в честь и память богородицы. Форма “проскура” (в XIX в. южнорусская. Даль. — Т. III. — С. 510) в памятниках церковно-учительной литературы средневековья обычна, она унаследована от Древней Руси (Яковлев В. А. К литературной истории древнерусских сборников. — С. 125).

306. Роль церкви как создателя и хранителя стандартов, не документированная другими письменными источниками, подтверждается находкой в Новгороде “еванского” (от церкви Иоанна Предтечи на Опоках) локтя для измерения сукон.

307. Странно отсутствие слова “кремль” в “Записках” Г. (Федорин К. Д. Стены и башни Московского кремля в мемуарной литературе конца XV — начала XVII в. // Стенам и башням Московского кремля 500 лет. — М., 1985. — С. 45).

308. Успенский собор Московского кремля.

309. Колпак — род головного убора (от тюркск. “калпак” — шапка). Изображения его находятся, например, на фресках Свияжского монастыря 1565 г.

310. Ров замка — ров вдоль восточной стороны Кремля, прорытый в 1508 г. Ни о каких работах в нем в 1517 г. сведений не имеется.

311. Раздел “Способ заключения брака” содержит много фактических деталей, которые неизвестны русским источникам — ни письменным (актовым и нормативным, в частности Домострою, этой своеобразной энциклопедии русского быта), ни этнографическим. Прежде всего вызывает сомнение, что инициативной стороной выступал отец; девушки. Русская практика конца XV — середины XVI в. была противоположной. С предложением о браке с великой княжной Еленой к Ивану III обратились представители жениха — великого князя литовского Александра (Сб. РИО. — Т. 35. — С. 78, 122—123; Козаченко А. И. К истории великорусского свадебного обряда // Советская” этнография. — 1957. — № 1. — С. 61—62). Такой же порядок предписывал и Домострой (Домострой по списку имп. Общества истории и древностей российских // ЧОИДР. — 1881. — кн. 2, 2-я паг. — С. 170; Рабинович М. Г. Свадьба в русском городе в XVI в. // Русский народный свадебный обычай. — Л., 1978. — С. 12).

Г. знает и о сговоре, во время которого старшими представителями семей будущих родственников обсуждаются размеры приданого и назначается день свадьбы, и об обручении, во время которого юноша берет на себя обязательство вступить в брак под угрозой “тяжкого наказания”. Об этом условии сообщают и русские актовые источники. Сговорная грамота приказчиков отца девушки-сироты с отцом жениха 1528 г. содержала условие: “А не дадим ... и Колупаю на нас взята 200 рублев по сей записи” (Лихачев Н. П. Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. — Спб., 1895. — Вып. I. — № 30. — С. 104).

Состав приданого свидетельствует о том, что Г. (на что обратил внимание в Д. Кайзер) рассказывает о свадьбе представителей привилегированных сословий. В простонародье, судя по церковным проповедям и аналогии с ВКЛ, браки далеко не всегда заключались в церкви.

Что же касается приданого, то состав его, перечисленный Г., в целом соответствует и русским данным, причем прежде всего росписям приданого и разрядам великокняжеских свадеб (Xорошкевич А. Л. Из истории дворцового делопроизводства конца XV в. Опись приданого великой княжны Елены Ивановны 1495 г. // Советские архивы.— 1984. — № 5. — С. 29—34; Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. — М., 1790. — Ч. XIII. — С. 1—5; БАН. 16.15.15).

Спорным и недостоверным как русским этнографам XIX в. (А. В. Терещенко, [автору наиболее основательного труда о свадебных обрядах), так и современным исследователям (вплоть до Д. Кайзера) представляется известие Г. об оценке женихом подарков с помощью официальных “присяжных” лиц и возмещении стоимости подарков или попросту возвращения их дарителям.

К иному мнению приводит изучение сговора, целью которого было установление юридических условий будущего брака. Эти условия закреплялись в специальных документах, носивших общее наименование “рядных”, т. е. договорных. Рядные носили различные наименования: рядная данная, рядная сговорная, рядная-договорная (Котляров Г. М. К вопросу о времени появления на Руси свадебных актов // Русский исторический журнал. — 1920. — Кн. 6. — С. 160—161). Их различия позволяют установить Домострой по Забелинскому списку. В нем говорится о “зарядной” и “рядной” (Домострой. — С. 170). В первой устанавливается, что должен был получить жених: “всколки (т. е. сколько. — А. X.) за ряд”, во второй — “сколко приданого” или “в колки писати зарядноые и что приданово” (Там же. — С. 170, 194). “Зарядное” — это те подарки, которые должен был получить жених до брака и во время весьма длительной процедуры свадьбы от тестя и тещи. В число этих подарков входили и кольца, и оружие, и ткани. В приданом могли быть эти же предметы, но дополнительно к ним и земли, и люди.

Таких даров было очень много. В день сговора тесть преподносил зятю образ, кубок или ковш, кусок дорогой материи — камки или бархата, сорок соболей (Домострой. — С. 170), а будущая теща — ширинку. Иван III отправил своему будущему зятю в Вильнюс крест, золотую цепь, пояс золотой, несколько соболиных шуб, другую одежду (БАН. 16.15.15. — Л. 1—4).

А на свадьбе великой княжны Федосьи 1500 г. кн. Василий Данилович Холмский получил не только драгоценности, но и рукомои (Там же. — С. 40—43 об.).

Разделение предбрачного дара и приданого известно и греко-римскому праву (Павлов А. “Книги законные”, содержащие в себе в древнерусском переводе византийские законы земледельческие, уголовные, брачные и судебные. — Спб., 1885; Остроумов Н. И. Свадебные обычаи в Древней Руси. – Тула, 1905. – С. 15. Таким образом, рассказ Г. вводит в практику осуществления старинных норм брачно-семейного гражданского права, восходящего через Византию к античности.

По окончании свадебных веселий или на третий день свадьбы новые родственники приступали к “разделке”: “саженья (т. е. ювелирных предметов, украшенных драгоценными камнями. — А. X.) и платья приданово смотрят и за сколко которое саженье и платье помечают, и как розделаются, и на рядной подписывают и зарядные кои (каждый. — А. X.) ж свою назад емлют” (Домострой. — С. 197). Вот здесь-то и могли произойти неприятности при различии оценки одежды и драгоценностей, вот здесь-то и могло помочь вмешательство присяжного оценщика, о котором пишет Г. И Домострой предусматривает возможность конфликта: “...А будет в чем спор и они откладывают до иново дни” (Домострой. — С. 193; Рабинович М. Г. Свадьба в русском городе в XVI в. — С. 26). Однако в Домострое неясно, идет ли речь об оценке “зарядного” или только приданого. Г. же, очевидно, говорит лишь об оценке даров, т. е. зарядного.

На основании Домостроя можно утверждать, что Г. перепутал дары гостей, приглашенных на свадьбу, с дарами свойственников, которые обязывались к расходам на свадьбе согласно собственным “зарядным” и “рядным” грамотам. Однако в целом процедура оценки приданого, вероятно, имела место.

312. На Русь из ВКЛ в 1482 г. приехал не Василий, а Федор Иванович Бельский. В 1498 г. Иван III женил его на своей племяннице, Анне Рязанской. Его сыновья: Дмитрий, Семен и Иван (Зимин. Служилые князья. — С. 31—34). Князья Бельские происходят от Владимира Ольгердовича Киевского (Мaleszewski J. Ksiazeta Bielscy herbu Pogon. — Warszawa, 1939. — S. 11). Летом 1534 г. в ВКЛ бежал кн. С. Ф. Бельский, а также И. Ф. Ляцкий и “многие дети боярские великого князя дворяне” (ПСРЛ. — Т. 26. — С. 315). Бела находится на р. Орше, к северу от Смоленска.

313. Сообщение Г. об исполнении холопами всей домашней — женской работы проливает новый свет на их положение. Перевод А. И. Малеина давал основание сделать вывод о ремесленных занятиях холопов (Зимин. Холопы. — С. 291—307).

313а. Сообщения Г. о качелях и “чертовом колесе” уникальны. Последнее он сравнивает с колесом Фортуны, античной богини, которая изображалась на колесе или шаре персонификацией непостоянства и случайности. Несмотря на несовместимость ее с христианской концепцией единого бога-творца и господствующего в мире божественного промысла, Фортуна была включена в систему мировоззрения абсолютного теизма, ей отводилась служебная роль по отношению к богу-творцу, именно она должна была исполнять его предначертания, недоступные пониманию человека. Символ Фортуны — стремительно вращающееся колесо. В эпоху Возрождения фортуна постепенно превратилась в образ беспрерывного становления, подвижности, текучести всего сущего, полного возможностями, которые могут реализоваться лишь благодаря добродетелям, доблести человека (Кудрявцев О. Ф., Уколова В. И. Представление о фортуне в средние века и в эпоху Возрождения // Взаимосвязь социальных отношений и идеологии в средневековой Европе. — М., 1983. — С. 177).

314. Речь идет о привилегированных сословиях. Возможно, подобная форма обращения возникла в сфере русско-ордынских и русско-крымских отношений: послы в Крым так именовали себя по отношению к Ивану III уже в конце XV в. Внутри страны эта форма зафиксирована в начале XVI в. (Лурье Я. С. Рассказ о боярине И. Д. Всеволожском в Медоварцевском летописце // Памятники культуры. Новые открытия. — Ежегодник. 1977. — М., 1977. — С. 10). Слово “холопы” транскрибировано Г. по устному польскому образцу (Исаченко II. — С. 510). Ср. коммент. 149.

315. Неясно, говорит ли Г. о крестьянах (тогда это свидетельство действенности норм Судебника 1497 г. (ст. “О крестьянском отказе”) или субвассалах-слугах, что более вероятно.

316. Свидетельство Г. послужило основанием для утверждения Б. Д. Грекова о массовом отпуске холопов, оспоренного Л. В. Черепниным и А. А. Зиминым. Анализ завещаний высшего и среднего слоев феодалов показал случайный характер этого явления (Черепнин. Образование. — С. 258—260; Зимин. — Холопы. — С. 109— 112, 318, 319, 334).

317. Г. точно перечисляет источники холопства (Зимин. Холопы. — С. 347—368; Колычева Е. И. Холопство и крепостничество: конец XV—XVI в. — М., 1971. — С. 29—30 и др.).

318. Г. неточен. Со времен Русской правды господин имел право распоряжаться жизнью холопа. Возможно, источник этой ошибки — идентичность терминов, которыми обозначались холоповладелец и глава государства — государь, осподарь. Под “другими лицами” можно понимать либо вотчинников (Судебники. — Ст. 21—24), либо их и черных (великокняжеских) крестьян.

319. Результаты подобных переписей фиксировались в “десятнях”, сохранившихся лишь с конца XVI в. Аналогичные им “полисы” в ВКЛ сохранились за 1528, 1565, 1567 гг. (Хорошкевич А. Л. Русское войско первой четверти XVI в. по сообщению С. Герберштейна // Феодализм в России. Юбилейные чтения, посвященные 80-летию со дня рождения академика Льва Владимировича Черепнина. Тезисы докладов и сообщений. — М., 1985. — С. 93—96).

320. Так в НГ; в латинском тексте здесь опечатка: stipendio militant вместо sine stipendio militant. A. H.

321. Эту же цифру о численности русского войска на южных границах сообщают и более поздние записки иностранцев, общая же его численность в середине XVI в. достигала 150—160 тыс. (Зимин. Реформы. — С. 447—448). В битве под Оршей в 1508 г. участвовало 50—60 тыс. русских воинов (Нerbst St. Wojna moskiewska 1507—1508. — Warszawa, 1935. — S. 20).

Перекопские татары-крымцы. Данные Г. показывают, насколько велика была угроза нападения на южные и восточные территории со стороны ханств — Крымского и Казанского, наследников Джучиева улуса. Недаром борьбу против них Г. трактует как жизненную задачу Руси.

322. Кистень, бассалык — оба термина тюркского происхождения (Шипова Е. Н. Словарь тюркизмов в русском языке. — Алма-Ата, 1976. — С. 185; Даль. — Т. 1.— Стб. 52; т. II. — Стб. 111). М. У.

323. Г. сообщает о событиях 1521 и 1522 гг. “Нынешний государь Василий” — эта неисправленная при окончательном редактировании обмолвка показывает, что текст был написан до 1533 г. А. X.

Г. неточен в изложении крымско-казанских и русско-крымских отношений: внуком Менгли-Гирея на казанском престоле был Сафа-Гирей, сын Махмуд-Гирей-султана, шестого сына Менгли-Гирея. Сафа-Гирей (1510—1549), коронованный в 1524 г. (после бегства из Казани своего дяди Сахиб-Гирея, родного брата Махмуд-Гирей-султана), трижды находился на престоле: 1524—1532, 1535—1546 и 1546—1549 гг. Уточненная родословная Гиреев представлена в работе X. Иналджика (Inalcik H. Giray // Islam ansiklopedisi. — Istanbul, 1945. — С. 4. — S. 783—789). М. У.

324. Г. сообщает о зародыше стрелецкого войска. Литовцы — это, вероятно, выходцы из ВКЛ, бывшие спутники М. Глинского и его слуги, известные в русских источниках под названием: “литва дворовая”. Возможно участие в этом войске и немцев, наем которых практиковал еще Иван III.

325. Наместник в Москве в 1521 г. — царевич Петр (ПСРЛ. — Т. 21. — С. 221). Немецкий пушкарь — Николай с Рейна (возможно, одно и то же лицо с Николаем Фрязиным, “Людовиковым товарищем”, который в 1533 г. отливал колокол (ПСРЛ. — Т. 8. — С. 284; Т. 26. — С. 315). “Очень большое орудие” — пушка Паоло де Боссе 1486 г. (ПСРЛ. — Т. 13. — С. 219).

326. Епанча (япанча, японча) — плащ, бурка, покрывало, попона, покров в санях (тюрк, от корня “яп” — крыть. Шилова. — С. 133). М. У.

327. Латинское palma и немецкое Spanne, строго говоря, обозначают разные меры: первая соответствует ширине ладони, вторая — русской пяди, т. е. расстояние между расставленными большим и указательным пальцами. А. Н.

328. Зурна — духовой музыкальный инструмент, от перс, сурна (Даль. — Т. IV. — С. 362), имеющий вид свирели или рожка. Изображение см.: Арциховский. — С. 68—69.

Г. обращает внимание лишь на военную музыку и использовавшиеся в ней музыкальные инструменты. О развитии русской музыки см.: Келдыш Ю. Ренессансные тенденции в русской музыке XVI века: Теоретические наблюдения над историей музыки. — М., 1978. — С. 174—199; История русской музыки. — М., 1983. — Т. 1. — С. 119—160. А. Н., А. П., А. X.

329-329. Фрагмент имеет определенное сходство со ст. 10 Судебника 1497 г. и, возможно, более ранним законодательством. По Судебнику первичная татьба (кроме церковной и головничества) наказывалась “торговой казнью” (битье кнутом) и денежным возмещением истцу, при повторной татьбе вор карался смертной казнью (ПРП. — Вып. III. — С. 347, 384—385; Судебники. — С. 20). А. С.

330. Единственный дошедший до нас список Судебника 1497 г. был создан не в великокняжеской канцеляции ок. 1504 г., как считал Л. В. Черепнин (Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—XV веков. — М., 1951. — Ч. 2. — С. 220—223), а вплоть до авг. 1817 г. составлял часть сборника Новоспасского архимандрита Нифонта Кормилицына (ныне ГПБ. Q XVII.64), причем весь сборник, в том числе и Судебник 1497 г., был скопирован в авг. 1552 — марте 1554 г. В июне 1817 г. П. М. Строев обнаружил список Судебника в сборнике Нифонта, хранившемся тогда в библиотеке Иосифо-Волоколамского монастыря, в августе 1817 г. вырезал из кодекса 12 листов с текстом Судебника и увез в Москву, где 30 декабря 1818 г. подарил драгоценные листы Архиву Государственной коллегии иностранных дел (ныне ЦГАДА. — Ф. 135. — Отд. 5. — Р. I. — № 3. — Л. 1—12). См.: Плигузов А. И. Предисловие // Русский феодальный архив XIV — первой трети XVI века. — М., 1986. — Ч. I. — С. 44—45. А. П.

До опубликования в 1819 г. найденной П. М. Строевым рукописи Судебника 1497 г. латинский текст Г. был единственным источником, сообщавшим содержание части Судебника и рассказывавшим о порядке судопроизводства (Судебники. — С. 3). Заголовок Судебника в записках передан кратко, отсутствует перевод второй его части: “...с детми своими и с бояры о суде, как судити боярам и окольничим” (ПРП. — Т. III. — С. 374). Отсутствие в “Записках” переложения первых двух статей, раскрывающих состав суда первой и высшей инстанций, делает заголовок Г. в целом соответствующим последующему изложению памятника. О полемике по поводу формулировки заголовка Судебника 1497 г. см.: ПРП. — Т. III. — С. 374; Зимин. 1982.— С 111 — 112. А. С.

331. Впервые сопоставление текста Г. с текстом Судебника и выявление переведенных статей было сделано М. Владимирским-Будановым (“Христоматии по истории русского права”. — Ярославль, 1873. — Вып. I. — С. 68 и ел.), а также при публикации Судебника в Актах исторических... (АИ. — Т. I. — С. 149—150). Рассматриваемый фрагмент записок Г. является переложением (но не дословным переводом!) статей Судебника 1497 г., соответственно 3, 4—5, 6, 7. Содержание ст. 4 и 5 в переложении Г. объединено. Фрагмент посвящен определению размера пошлины за судебное разбирательство, причем Г. не приводит содержащийся в Судебнике подзаголовок “О полевых пошлинах”, хотя о “полевом поединке” много говорит далее, вне текста переложения. А. С.

332. Рубль — счетная единица, известная с XIV в. Алтын (от тюрк. — золото) — то же (см. коммент. 362).

333. Определение Г. понятий “окольник” (окольничий Судебника 1497 г.) и “недельщик” подтверждается данными русских источников: окольничий — придворный чин и должность, ответственное лицо при переговорах с иностранными послами, член Боярской думы, по чину ниже бояр; недельщик — пристав, в функции которого входили оповещение сторон о вызове в суд, поимка преступников, доставка в суд обвиняемых Неполное соответствие форм этих слов единственной рукописи Судебника дало основание некоторым исследователям предполагать, что Г. видел иной список или редакцию Судебника (Исаченко II. — С. 505).

334. Текст Г. дает интерпретацию русских терминов ст. 9 Судебника и содержит материал для понимания терминов: “государский убойца” (у Г. — “убийца своих господ”). Усиление классовой борьбы заставило господствующий класс впервые ввести в законодательство эту статью (Штамм С. И. Судебник 1497 г. — М., 1955. — С. 46; ПРП. — Т. III. — С. 380—381; Судебники. — С. 57—58), “ведомый лихой человек” (у Г. — “заведомый злодей”). Появление этого понятия свидетельствует об увеличении числа политических преступлений и обострении классовой борьбы (Зимин, 1982. — С. 125—126; Штамм С. И. Указ. соч. — С. 41), “церковный тать”, “головной тать”, “подымщик” или “подметчик”. Термин “коромольник” Г. передает не вполне верно, как “предавший крепость”, сужая его значение, но указывая на конкретный случай “крамолы” (Судебники. — С. 58). А. С.

О толковании термина “головной тать” можно судить по пометке, сделанной на экземпляре “Записок” издания 1551 г., по-видимому, в конце XVI в. неким Лаврентием Боэцием, купившим книгу 26 апр. 1595 г. в Кенигсберге. На л. 53 читаем: “Die armen seine Kindern entfrihenn”, т. е. “бедные освобождают своих детей”. Стало быть, “головной тать” — это не просто вор холопов (Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. — Спб.; Киев, 1909. — С. 351; Колычева Е. И. Холопство и крепостничество: конец XV—XVI в. — М., Ш71. — С. 223—226), а освободитель собственных детей. В свете этого сообщения следует отказаться от толкования “головной татьбы” как воровства, сопровождавшегося убийством (Судебники. — С. 58). А. X.

335. Фрагмент раскрывает смысл законодательства о нарушителях права феодальной собственности и соответствует статьям 10 и 11 Судебника 1497 г. (в Судебнике имеется подзаголовок “О татех”, отсутствующий в “Записках”). В изложении казуса с рецидивом воровства, соответствующего ст. 11 Судебника, Г. дает прямо противоположную Судебнику трактовку: пойманный вор может быть после наказания кнутом выдан обвинителю, тогда как в Судебнике “...ино его исцу в гибели не выдати; казнити его смертной казнью” (Судебники. — С. 20). А. С.

336. Фрагмент посвящен изобличению преступников-воров, и с этой точки зрения должен соответствовать статьям 12, 13, 14 Судебника 1497 г. Однако изложение в записках существенно отличается от названных статей Судебника. Г. дает, по существу, один случай с двумя вариантами обвинения в воровстве: а) подтвержденного клятвой “честного человека” (причем одного) и б) не подтвердившегося на допросе. Первый вариант, по “Запискам” карается смертью, второй — завершается передачей на поруки без наказания. По Судебнику же обвиняемый только тогда наказуется смертью, когда он рецидивист, против него пять-шесть свидетельств и он приведен с поличным (ст. 13 Судебника). Второй рассматриваемый вариант отчасти сходен со ст. 14 Судебника, с той большой разницей, что в Судебнике говорится о показаниях вора против кого-либо. Таким образом, текст Г. в данном случае или передает трактовку другого источника этой нормы, или свидетельствует об упрощенной передаче Г. известного нам текста Судебника. А. С.

337. Текст записок в данном случае сообщает размеры пошлин за оформление и выдачу судебных актов и перелагает статьи 15 и 16 Судебника. Особенно интересна интерпретация Г. статьи 16. В “Записках” говорится о “решении и приговоре” (“докладном списке” по Судебнику), утверждаемом затем боярскими судьями. Этим, возможно, подтверждается высказывавшееся в литературе мнение о том, что источниками Судебника были уставные наместничьи грамоты (Зимин. — 1982. — С. 117). Фрагмент завершает переложение Г. статей Судебника 1497 г. А. С.

338. Характерная черта судопроизводства — порядок и место предъявления обвинения, столь подробно описанная Г., подтверждается и данными других источников (Штамм С. И. Указ. соч. — С. 58). Порядок назначения “поля” соответствует данным правых грамот (Судебники. — С. 50), хотя к концу XV в. это стало изживаемой нормой. По поводу “поля” ср. ст. 68 Судебника 1497 г. А. С.

339. Так в НГ; в латинском тексте вместо “убил его” стоит “был убит”. А. Н.

340. Батыр — иноземный храбрый воин, позднее, вообще, храбрый воин, герой. Известно с XIV в. (Срезневский. I. — Стб. 80; Исаченко II. — С. 496; Сл. РЯ XI—XVII. — Вып. 1. — С. 80).

341. В ст. 49—52 Судебника 1497 г., посвященных роли послухов в суде, в отличие от предшествующих законодательств, нет препятствий к послушеству, основанных на социальном положении послухов. Однако, как полагает А. Г. Поляк, Г. в данном случае прав и фактически именно этот фактор был решающим для судей (ПРП — Т. III.— С. 399—400). А. С.

342. Известие Г. о шестидневной барщине не поддается проверке источниками, в литературе этот вопрос вызывает полемику сторонников и противников достоверности этого известия применительно к свободным или к несвободным крестьянам. По-видимому, Г. просто перенес сведения о ВКЛ на крестьян Русского государства.

343. “Христиане” — это транслитерация русского термина, “черные люди” — калька русского термина. Однако в русском они неидентичны. Черные люди — это великокняжеские крестьяне, “Христианами” первоначально называли только церковных или монастырских крестьян, с XIV в. так стали именовать все сельское зависимое население (Каштанов С. М. К вопросу о происхождении понятия “крестьяне”: Тезисы докладов и сообщений седьмой (кишиневской) сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Октябрь Ш64. — Кишинев, 1964. — С. 64—66; Kastanоv S. M. Zum Herkunftsproblem des Begriffes krest'jane // Geschichte Altrusslands in der Begriffswelt ihrer Quellen. — Stuttgart, 1986. — S. 188—219).

344. Сообщение маловероятное, даже в свете известий самого Г. о выращивании дынь, лука и чеснока, см. с. 344. Ср.: Горская Н. А. Земледелие и скотоводство // ОРК XVI — 1. — С. 84, 52—54.

345. Обращение в холопство лиц знатного происхождения было запрещено только при Иване Грозном по ст. 81 Судебника 1550 г.

346. О “литых образах” см.: Николаева Т. В. Произведения мелкой пластики XIII—XVII в. в собрании Загорского музея. — Л., 1970; Она же. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV — первой четверти XVI в. — М., 1971.— № 40, 41 и др.

347. Здесь игра слов: vulgares от vulgus “толпа, народ”. А. Н.

348. По-видимому, ошибка Г. Обширный материал письменных памятников и археологических раскопок о подковывании лошадей собрал А. Д. Горский (Горский А. Д. Сельское хозяйство н промыслы // ОРК XIII—XV. — Ч. I. — С. 113).

349. Г. дает точную картину ямской службы (Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII в, — Ярославль, 1900). Слово “ям” (из северо-тюркского) известно с XIV в., первоначально обозначало повинность выполнения почтовой службы, а впоследствии денежный сбор на ямскую службу (Срезневский. — Т. III. — Стб. 1658; Исаченко II. — С. 512).

350. Верста — мера длины, известная с XIV в. (Сл. РЯ XI—XVII. — Вып. 2. — С. 93), равна 750 саженям и чаще всего 1066 м (Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Русская метрология. — М., 1975. — С. 48).

351. В сложной картине русского денежного хозяйства в переломный период перехода от феодальной раздробленности к централизации, нарисованной Г., имеются некоторые достоверные подробности истории обращения. Возможно, среди собеседников Г. были люди, специально интересовавшиеся нумизматическими древностями, — момент, небезынтересный для истории русской культуры XVI в. А. М.

352. Г. сообщает либо о чеканке монеты (по единой денежно-весовой системе и с более или менее единообразными изображениями) на четырех денежных дворах Русского государства, единственных, сохранившихся от периода феодальной раздробленности, либо о хождении в стране наиболее популярных монет самых крупных центров чеканки этого периода (Москвы, Новгорода, Твери и Пскова). Во втором случае — это свидетельство пестроты и неоднородности денежного обращения первой четверти XVI в. А. М.

353. Московская монета в данном случае — русская. Г. отмечает характерную особенность ее формы {которая должна была броситься в глаза европейцу), обусловленную техникой изготовления (монеты чеканились на продолговатых кусочках серебряной проволоки, предварительно расплющенных, благодаря чему монета приобретала форму неправильного овала со следами проволоки на местах обруба (Мец Н. Д. Монеты Великого княжества Московского (1425—1462) // Нумизматический сборник. — М, 1974. — Ч. III. — С. 14—16). А. М.

354. Это “деньги московские” с розеткой и двумя звездочками на лицевой стороне и круговой надписью с именем князя, пятилепестковым цветком и надписью “деньга московская” на обороте. Чеканка этих монет — свидетельство создания общерусской денежной системы, объединившей две ведущие денежно-весовые системы удельного времени — московскую и новгородскую в соотношении 2:1. Г. относит их к “старинным”, что подтверждает справедливость датировки их чеканки концом правления Василия II — началом правления Ивана III (Мец Н. Д. Датировка “денег московских” с изображением розетки // СА. — 1964. — № 3). А. М.

355. Монеты с изображением всадника с мечом или саблей в руках (иногда — с копьем) получили наиболее широкое распространение с 80-х годов XV в. (Калинин В. А. Монеты Ивана III с русско-татарскими надписями // Труды Гос. Эрмитажа.— 1981. Т. XXI. Нумизматика. — Вып. 5. — С. 113—114). В летописи описывается подобный тип монет, которые чеканились при Василии III: “Князь великий на коне, а имея меч в руце” (ПСРЛ. — Т. 6. — С. 296). Эти монеты, по весу разделявшиеся на московки и новгородки, сменили монеты периода феодальной раздробленности. А. М.

356. Реальное воплощение имел только венгерский — угорский золотой — золотая монета весом около 3,5 г. Г. сообщает о московской системе счета во главе с двухсотденежным рублем, которая обслуживала московский ареал, наряду с которым сосуществовал и новгородский с новгородской деньгой и стоденежным рублем (Янин В. Л. Деньги и денежные системы XIV—XV вв. // ОРК XIII—XV — 1. — С. 342—343). A.M.

357. Г. имел в виду не московские деньги с надписями на обеих сторонах, как полагал А. В. Орешников (Орешников А. В. Русские монеты до 1547 г. — М., 1896.— Табл. XI. — № 511—512), а полушки, составлявшие по весу 1/4 деньги новгородской или 1/2 — московской. Среди нумизматических материалов начала XVI в. известны полушки с изображением барса на одной стороне и с именем великого князя Ивана — на другой, относящиеся к чрезвычайно редким памятникам русского денежного обращения (хранятся в отделе нумизматики ГИМ). Во времена самостоятельной чеканит в Новгороде (1420—1478) и Пскове (1425—1510) там выпускались так называемые “четверетцы”, составляющие, как и полушки, 1/4 новгородской деньги (Спасский И. Г. Русская монетная система. — Л., 1970. — С. 106). Слова Г. могли бы служить свидетельством обращения этих самых мелких номиналов денежной системы XV в., если бы этому не противоречило их отнесение к “новым”. А. М.

358. Г. не совсем точно описывает деньгу московского веса с лигатурой букв Т и Ф (Тферь) на одной стороне и изображением всадника — на другой (Орешников А. В. Указ. соч. — Табл. XI. — № 536), имевшую широкое распространение в первой четверти XVI в. Важно указание на чеканку Тверским двором монет “в московский вес”. А. М.

359. Эта запись, как и последующая о псковских деньгах, — явный анахронизм, наглядно характеризующий пережитки периода феодальной раздробленности в денежном обращении начала XVI в. Г. описывает деньги Новгорода Великого периода самостоятельности (1420—1478). После реформы конца XV в. новгородская монета вошла в общерусскую денежную систему как один из составных ее элементов и получила название “новгородка” или “деньга новгородская”. Это название совпало с новгородской деньгой, равенство которой двум московским установилось в середине XV в. (Meц Н. Д. — Монеты. — С. 64). Современные Г. новгородки, чеканившиеся Новгородским и Псковским денежными дворами, имели изображение всадника с саблей и круговую легенду с именем князя, а на обороте — крупную строчную надпись: “осподарь всея Руси” или “деньга псковская” (Калинин В. А. Новгородский денежный двор в начале 1480-х годов // Сообщения Гос. Эрмитажа. — Л., 1973. — № 36). В первой четверти XVI в. гривна составляла 10, а рубль — 100 денег новгородских; по Г., гривна — 14, а рубль — 222 деньги. Равенство новгородской гривны 14, а рубля — 216 деньгам, сложившееся к началу собственной чеканки в Новгороде и на северных русских территориях, сохранялось до конца XV в. (Янин В. Л. Деньги и денежные системы XIV—XV вв. — С. 342), когда бнло зафиксировано письменными источниками (Беляев И. Д. О поземельном владении в Московском государстве // Временник Московского общества истории и древностей российских. — М., 1851. — Кн. XI. — С. 80; Хорошкевич А. Л. Некоторые иностранные свидетельства о русском денежном обращении конца XV в. // Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России. — М., 1961. — С. 226). Но Г. говорит о рубле, равном 222 деньгам. Это не ошибка или опечатка (Кауфман И. И. Серебряный рубль в России от его возникновения до конца XIX в. // Записки Нумизматического отделения имп. Русского археологического общества. — Спб., 1910. — Т. II. — Вып. I—П. — С. 72): накануне и в момент ломки самобытной новгородской денежной системы в 1477/78 г. Новгородский двор начал выпускать монеты пониженного веса (0,75—0,76 г и ниже), доходившего даже до 0,68 и 0,46 г. (см.: Львов М. А. Великокняжеские новгородки // Русская нумизматика XI—XX веков. — Л., 1979. — С. 44). В связи с этим новгородский рубль стал равен 222 деньгам, а в 1489 г., по данным отчета ганзейских послов, даже 225 деньгам (Хорошкевич А. Л. Некоторые иностранные свидетельства. — С. 228). Таким образом, в поле зрения Г. оказалась случайная рыночная конъюнктура. Равенство новгородского рубля 216 деньгам было традиционный и устойчивым на протяжении 1420—1478 гг. (Янин В. Л. К истории формирования новгородской денежной системы XV В. // ВИД XI). А. М.

360. Г. описывает ту группу монет периода самостоятельности Пскова, которые чеканились с 1425 до 60-х годов XV в. На них с одной стороны помещалось изображение головы князя в короне с лентами у лица (у Г. ошибочно бычья голова). Эту группу сменили монеты с тем же изображением князя на одной стороне и барса и круговой надписью на обороте (Мельникова А. С. Псковские монеты XV в. // Нумизматика и эпиграфика. — М., 1963. — Т. IV). Современные Г. псковские монеты имели изображение всадника с саблей и надпись “деньга псковская”, причем в нескольких вариантах (Толстой И. И. Русская допетровская нумизматика. — Спб., 1886. — Вып. II. Монеты псковские). А. М.

361. Пул — название денежной единицы, обозначающее медную монету. Термин заимствован из татарского, в который он пришел из персидского (Гафуров М. А. Персидско-русский словарь. — М., 1914. — Т. I. — С. 135). Пул исторически восходит к античному “фаллис”, откуда произошел арабский “фельс”, далее персидский “пул”. Пул в средневековой татарской денежной системе равнялся 1/16 танга. М. У.

Медные монеты — пулы чеканились в XV в. в Москве, Новгороде, Твери, Пскове, обращение их не распространялось далеко от центра чеканки. Г. имел в виду не псковские, как полагал А. В. Орешников (Орешников А. В. Указ. соч. — С. 125), а московские медные монеты облегченного веса и малого размера, чеканка которых началась в конце XV в. в очень больших масштабах, а обращение продолжалось до конца XVI в., когда их чеканка уже прекратилась (Гайдуков П. Г. Медные русские монеты конца XV—XVI вв. // Нумизматика и эпиграфика. М., 1986. — Т. XIV). А. М.

362. В основу денежно-весовых расчетов в русско-ганзейской торговле был положен новгородский вес (Бауэр Н. П. Денежный счет в духовной новгородца Климента и денежное обращение Северо-Западной Руси в XIII в. // Проблемы источниковедения. — 1940. — Вып. 3. — С. 202). При торговых сделках между русскими и иностранными купцами устанавливались четкие соотношения при перерасчетах русских денег на “рижские” и наоборот (Хорошкевич А. Л. Некоторые иностранные свидетельства; Она же. Иностранное свидетельство 1399 г. о новгородской денежной системе // Историко-археологический сборник. — М., 1962; Клейненберг И. Э. О денежных единицах в “Памяти, как торговали доселе новгородцы” // ВИД XIII), которые корректировались в зависимости от колебания ценности прибалтийских денежных единиц, очень непостоянной в XV — начале XVI в. (Молвыгин А. Н. Номиналы мелких монет Ливонии с середины до второй половины XVI в. и некоторые вопросы денежного дела Новгорода и Пскова // Изв. АН Эст. ССР. — 1963. — Т. XII. — Сер. общ. наук. — № 4). Реконструкция новгородского рубля 1410—1420 гг., когда в Новгороде были приняты в качестве местных денег монеты прибалтийских государств, восстанавливает его вес, равный 170,1 г (Янин В. Л. К истории формирования новгородской денежной системы. — С. 256—257). После перехода к собственной чеканке в 1420 г. этот вес мог сохраниться в понятии “рижской рубль” до начала XVI в. Московский (пли русский) счетный рубль конца XV — начала XVI в. весом около 80 г соотносился с рижским в равенстве, указанном Г., — 2:1. Это дополнительный аргумент в пользу идеи о происхождении числа 216 как переводного коэффициента при переводе в счете от прибалтийской денежно-весовой системы к низовской (Сотникова М. П. Серебряные платежные слитки Великого Новгорода и проблема происхождения новгородской системы XV в. // ВИД XII). А. М.

363. Неблагополучие в денежном хозяйстве выразилось в большом количестве фальшивых и обрезанных денег, часто встречающихся в монетных кладах того времени. Г. пишет только о поддельных монетах. Вероятно, массовое обрезывание монеты (одна из причин денежного кризиса 30-х гг., см. ПСРЛ. — Т. 6. — С. 296) приняло широкие масштабы уже после его пребывания на Руси. В первой четверти XVI в. в обращении были в ходу разнообразные и по виду, и по весовым показателям монеты. Это и послужило причиной кризиса денежного хозяйства страны. А. М.

364. Сообщение Г. о чеканке монет ювелирами расходится с показаниями нумизматического материала, свидетельствующего о чеканке монет на денежных дворах Москвы, Новгорода, Пскова, Твери. Вероятно, существовала система денежного откупа, когда за определенную годовую плату откупщик получал право принимать заказы на изготовление монеты из серебра заказчика. Наряду с завещанием Ивана III об этом “свидетельствуют монеты с именами держателей откупа: “деньга псковская Заманина”, деньга московского веса с именем Орнистотеля, вероятно, Аристотеля Фиораванти, такая же деньга с надписью “мастера Александре”, возможно тоже итальянца (Орешников А. В. Указ. соч. — Табл. I. — № 25—27; Табл. XI. — № 513, 514; № 515. - С. 123—124). Денежный откуп составлял одну из важных статей дохода великого князя (Спасский И. Г. Деньги // ОРК XVI — 1. — С. 229). А. М.

365. Чеканка собственной монеты в Московском княжестве началась с 70-х годов XIV в. выпуском анонимных подражаний золотоордынским дирхемам; в 80-х годах стали выпускать монеты с именем Дмитрия (Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Московской Руси. — М., 1981). А. М.

366. Так называемые новгородские слитки — гривны, в XIII в. получившие название рублей, действительно имели вид брусков длиной от 12 до 10 см с весовой нормой 196,2 г (Янин В. Л. Деньги и денежно-весовые системы XIV—XV вв. — С. 328, 329). Они употреблялись в сфере крупных платежей. Их литье прекратилось после 1447 г. А М.

367. Из всех многочисленных центров феодальной чеканки Г. выделяет лишь Галицкое княжество, где чеканка прекратилась в 1450 г. В памяти русских сохранилась история чеканки монет галицким князем Дмитрием Юрьевичем Шемякой, в 1446— 1447 гг. занимавшим великокняжеский стол в Москве. Московский денежный двор, созданный в 1425 г., был расформирован, и чеканка монет передана в руки откупщиков из Галицкого княжества. Монета Шемяки чеканилась в вес галицких монет, имевших более низкую по сравнению с московской весовую норму. А. М.

368. Эти сведения Г., несомненно, услышанные им, — бесспорное доказательств” использования в прошлом в Северо-Восточной Руси (во время так называемого “безмонетного периода” с XII по конец XIV в.) кредитных или условных товаро-денег, использовавшихся в сфере розничной торговли для мелких платежей, “мордки и ушки белок и других животных” использовались наряду с другими видами товаро-денег: стандартными видами ремесленных изделий, в частности шиферными пряслицами (Янин В. Л. Деньги и денежно-весовые системы XIV—XV вв. — С. 323—324), как и деньги-меха (Неклюдов В. Н. О русских денежных слитках // Гос. Эрмитаж. Труды Отдела нумизматики. — Л., 1945. — Т. 1. — С. 124—126; Свердлов М. Б. Источники для изучения русского денежного обращения в XII—XIII вв. // ВИД IX). А М.

369. Г точно характеризует систему русского счета его времени (Черепнин Л. В. Русская метрология. — М., 1944; Каменцева Е. И., Устюго в Н. В. Указ. соч. — С. 45) и отдельные счетные единицы. Подобная система счета десятками присуща и некоторым другим индоевропейским народам (датскому, словацкому), счет на сорока известен на русском севере (в двинских грамотах в особенности, в пушной торговле, счет на 90 употреблялся с XII в., как об этом свидетельствуют письменные памятники и фольклор (Срезневский. I. — Стб. 650; Т. III. — Стб. 465—466; Исаченко. II. — С. 508). Слово тьма, известное с XI в. в значении 10 тысяч, Г. не склоняет (“дветма”).

370. Действительно, Новгород был главным, но не единственным центром торговли с ливонцами и ганзейцами, хотя туда в большом количестве поступали и товары из южных и восточных районов (Рыбина Е. А. Археологические очерки истории новгородской торговли X—XIV вв. — М., 1978). Холопий город находился на р. Мологе, в XIX в. это урочище Холопье (Тихомиров М. Н. Список русских городов дальних и ближних // ИЗ. — 1952. — Кн. 40 — С. 250). Город и во времена Г. был крупным центром торговли (Тихомиров. — С. 208—210). Судя по Г., попытка Ивана III “свести торг” из Холопьего в Мологу не дала ощутимых результатов (ДДГ. — № 89. — С. 360. 1504; Бережков М. Н. Старый Холопий городок на Мологе и его ярмарка // Труды VII Археологического съезда. — М, 1890. — Т. I. — С. 40—53) Форма “Хлопигород” — несомненный полонизм или белоруссизм (Исаченко II. — С. 510). По русским источникам нельзя проверить утверждение Г. о штапельном праве в Новгороде и Холопьем городе.

371. Г. странным образом характеризует лишь импорт предметов роскоши, рассчитанный на спрос знати. Возможны контакты Г. с гостями и казначеем Ю. Д. Траханиотом. На первое место он ставит ввоз серебра в слитках, занимавший важное место в импорте в связи с отсутствием собственных источников серебра (Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV вв. — М., 1963. — С 263—305; Attman A. The Bullion Flow between Europa and the East 1000—1750. — Goteborg; Lund, 1981).

372. Г. первым из иностранцев и русских зафиксировал в письменности наименование моржа. Ранее оно было известно в качестве топонима (НПЛ. — С. 407). В Европе термин был знаком по “Английским хроникам” Какстона 1480 г. и “Трактату” М. Меховского. Он через карельское murzu и финское mursu восходит к лаппскому mossa, mursa, murssa (Kiparsky V. L'histoire du morse. — Helsinki, 1952. — P. 26, 28). Герберштейн переводит русское название клыков моржа — “рыбий зуб”. Оно соответствует и тюркскому “балык тиши” и часто упоминается в составе поминков русских князей на восток (Веселовский Н. И. О турецко-татарском слове “тыш” (“зуб”) в дипломатических документах // ЖМНП. — 1915. — Ч. 56. — С. 329—331). М. У., А. X.

373. Утверждение Г. о малом спросе и низкой цене драгоценных металлов и монеты в Холопьем городе противоречит всем данным о русской внешней торговле начала XVI в.

374. Это произошло в 1526 г. В связи с дискуссией о роли иностранной монеты во внутреннем обращении России XVI—XVII вв. (Спасский И. Г., Потин В. М.) представляет интерес факт покупки в Москве соболей на венгерские золотые.

375. Русским источникам этот факт неизвестен.

376. Так в НГ; в латинском тексте стоит лишенное смысла “без прибыли”. А. Н.

377. Ни способ торговли десятками беличьих шкурок разного качества, ни наименования сортов этих шкурок по другим источникам неизвестны. В XIV—XV вв. в Новгороде продавали десятки, сорока и тысячи шкурок белки одного качества, хотя к каждой тысяче полагалась наддача — несколько шкурок более низкого качества. Названия сортов беличьего меха Г. неизвестны. Только термин “личной” применялся скорняками для обозначения шкурки мехом наружу. Возможно объяснение этого термина из слова “лучшая” (Исаченко II. — С. 503) (немецкая транслитерация — lуschwerck, перевод schonewerk). “Красная” белка Г. соответствует “ротверк” ганзейского торгового диалекта.

378. Пуд — единица веса, известная еще в Киевской Руси (Срезневский. — Т. II. — Стб. 1724). Размер весовой пошлины остался неизменным в течение всего XVII в.

379. Эта 20%-ные ссуды были обычны для всего XVI в. (Панеях В. М. Холопство на Руси в XVI в. — Л., 1967. — С. 16—20), несколько ниже заемный процент был в Новгороде начала XV в. (Клейненберг И. Э. Заемный процент в Великом Новгороде в первой четверти XV в. // ВИД VII).

Сигизмунд Герберштейн

ЗАПИСКИ О МОСКОВИИ

Комментарии