Сигизмунд Герберштейн

ЗАПИСКИ О МОСКОВИИ

К оглавлению

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ О ПОСОЛЬСТВАХ ГЕРБЕРШТЕЙНА В РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО

ИНСТРУКЦИИ, ДАННЫЕ БАРОНУ ГЕРБЕРШТЕЙНУ ИМПЕРАТОРОМ МАКСИМИЛИАНОМ

Максимилиан, божией милостью избранный рим(ский) цесарь. Инструкция: что от нашего имени должны сделать и исполнить наш верноподданный (fidelis) любезный Зигмунд фон Герберштейн и Петр Маракси (Maraxi), наши советники, перед Могущественнейшим князем (der Grossmaechtige Fuerst) господином Василием и прочая, великим князем русским (in Reussen).

Сначала они должны засвидетельствовать Его любезности (sein Lieb) нашу братскую любовь, дружбу и поздравления и пожелать Его любезности здравия, счастливого правления и долголетия, а после вручения нашей верительной грамоты (Credentz Brief) объявить и поведать, что мы, по внушению и милости господа всемогущего, с самого начала нашего правления упорно стремились и неустанно тщились утвердить, с помощью всемогущего, всеобщий мир и единство во всем христианском мире (Christenhait), поэтому нам пришлось взять на себя и перенести множество великих войн и превратностей только лишь по причине нашего желания устроить всеобщий мир, чтобы против неверных (Unglaeubige) и врагов Иисуса Христа, нашего спасителя (Здесь в тексте ошибочно аккузатив вместо генетива, как далее. — Примеч. пер.) (и) благодатной пречистой Марии, его драгоценной матери, для отражения (abbruch) их мог быть установлен твердый порядок и организация (guet Ordnung und Wesen). С этой целью, после перенесенных нами долгих и великих войн и смятения и несмотря на множество других опасностей, мы добились того, что через (договоры) о дружбе мы располагаем теперь по нашей воле восточными королевствами Венгрией, Чехией, Хорватией и Далмацией, а равным образом и державами (Reich) Апулией, Сицилией, Неаполем вкупе со всем Западом, т. е. королевствами в Испании: Арагоном, Кастилией, Гранадой, Леоном и Наваррой, которыми владеют ныне наш любезный сын король Карл, и там же наш любезный друг король португальский, которые оба отвоевали у язычников и неверных много великих и могучих стран (Reich), земель (Landt) и городов, владеют (ими) и ежедневно отвоевывают еще (другие). Равным образом в большой дружбе и братском союзе с нами и король английский.

Далее на север, король Дании, Швеции и Норвегии также связал себя ныне с нами дружбой, женившись на нашей дочери, так что мы привели в дружбу и единство с нами всех христианских королей, за исключением короля французского и венецианцев, которые долгое время держали себя строптиво и непреклонно, однако теперь также принуждены и обязаны просить дружбы и единства.

Итак, согласно нашему желанию мы добились единства почти всех перечисленных христианских королей, вот только Его любезность, наш любезный брат, воюют еще с королем Зигмундом польским. Поскольку, далее, Его любезность теперь осведомлены о наших великих [260] трудах и стараниях и (о том, что) наши планы почти уже осуществились до конца, а также о нашем желании братства и дружбы, то, может быть, Его любезность, пред всемогущим богом и его дражайшей пречистой матерью Марией, примут в расчет благополучие христианского мира, а сверх того, и ради наших намерений (Willen) и согласятся на мир с королем польским Зигмундом, учитывая при этом, какая польза и прибыль (Aufnehmen) будет его землям и подданным в результате такого мира и сколько невыгод, тягот, трудов и стараний в войне, исход которой к тому же совсем не известен и сомнителен. Питая к нам такую же братскую любовь и дружбу, которые мы всегда имели к его любезному отцу, а ныне имеем к Его любезности, пусть он окажет нам честь, чтобы на благо всего христианского мира наше предприятие, наши давние мысли и желания были успешно доведены до конца, что сейчас зависит только от Его любезности. За это мы будем обязаны Его любезности, нашему любезному брату.

Наши советники должны объявить также поименованному брату нашему великому князю, что мы прилагаем все старания и усилия и надеемся по добру уладить и устранить недоразумения, имеющиеся между великим магистром Немецкого ордена и королем польским, чтобы воцарились мир и единство между христианами по всей земле.

Далее, наши советники должны объявить нашему любезному брату великому князю, что у нас есть достоверные сведения, что неверные решили наконец напасть с войском на (государя) Валахии (der Wallache) в предстоящем году, поэтому наше дружеское желание в том, чтобы Его любезность ради нас не изволили предпринимать ничего враждебного против упомянутого (государя) Валахии, дабы не дать причины туркам и неверным также выступить против него и дабы упомянутый (государь) Валахии мог оказать неверным туркам тем более храброе сопротивление.

Наши советники должны также объявить Его любезности, что через посла Его любезности Григория Димитриевича (Gregor Demetrij) мы поставлены в известность, что одного из послов Его любезности, который по его поручению пребывал у нас, ограбили на немецкой земле, о чем ранее мы не знали и по правде еще не выяснили, но мы немедленно распорядились расследовать преступление по правде и поступить (Здесь, видимо, опечатка: вместо нужного слова повторено «fragen» из предыдущей строки. — Примеч. пер.) с (преступниками) по закону (Gebuhrlichkait). Это наше решительное намерение.

Дано в Хагенау (Hagenau), 12 дек(абря), в лето (15) 16-е, нашего правления — 31-е.

По собственному поручению господина

императора Ганс Финстервальдер (Vinsterwalder)

ОСОБАЯ ИНСТРУКЦИЯ ИМПЕРАТОРА МАКСИМИЛИАНА БАРОНУ ГЕРБЕРШТЕЙНУ ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ кн. МИХАИЛА ГЛИНСКОГО

Максимилиан, божией милостью избранный рим(ский) цесарь и прочая. Инструкция, о чем должны говорить с великим князем Руссии (der Reussen) наши верноподданные Зигмунд фон Герберштейн и Петр Маракси, наши советники. [261]

После того как они подробно обсудят с этим великим князем Руссии содержание нашей главной инструкции (sonder Instruction) и, как мы надеемся, убедят его, чтобы в своей вражде против нашего любезного брата короля польского он пошел на компромисс, либо как-нибудь иначе завершат дело, они должны передать Его любезности нашу особую верительную грамоту и после этого на законном основании (mit dem besten Fug) объявить, что до нас дошло, что Его любезность, быть может, по важным (beweglich) причинам, держит в заточении герцога Михаила Глинского (Linzkj); но так как мы воспитывали названного герцога Михаила Глинского с юных лет при нашем дворе и он оказал себя честным и исправным на нашей службе у нашего любезного дяди и князя, герцога Альбрехта саксонского, мы особенно расположены к нему; хотя он, может быть, и сделал что-нибудь против Его любезности, нам все же кажется, что он уже довольно искупил (вину) своим заключением, и поскольку, далее, не во всех делах следует употреблять строгость, но иногда и милосердие, то наша дружеская просьба к Его любезности — отменить свою немилость по отношению к упомянутому герцогу Михаилу Глинскому и ради нас и нам в услугу освободить его из заключения и передать нашим советникам как в наши руки. Тогда мы убедили и обязали бы его никогда не замышлять ничего и не выступать против Его любезности и его (людей) (die Seinen). И если Его любезность не отклонит и не отринет этой нашей просьбы, на что мы совершенно надеемся, то за это возблагодарим Его любезность такими же и прочими дружескими (услугами), как о том Его любезность подробнее узнает от наших советников.

Дано в нашем и и(мперском) (des R.) городе Хагенау, 12 декабря (15) 16 года, а нашего правления — 31-го (года).

По собственному поручению Господина

Императора Ганс Финстервальдер

ПОЛНОМОЧИЯ, ДАННЫЕ ИМПЕРАТОРОМ КАРЛОМ I ГРАФУ НУГАРОЛА

Карл, божией милостью избранный император христианского мира (electus imperator Christianae orbis) и римский, присно Август (semper Augustus), а также католический король Германии, Испании и всех королевств, относящихся к нашим Кастильской и Арагонской коронам, а также Балеарских островов, Канарских островов и Индий, Антиподов Нового Света, суши в Море-Океане (terrae firmae Maris Oceani), Проливов Антарктического Полюса и многих других островов как крайнего Востока, так и Запада, и прочая; эрцгерцог Австрии, герцог Бургундии, Брабанта, Лимбурга, Люксембурга, Гельдерна и прочая; граф Фландрии, Артуа и Бургундии, пфальцграф Хеннегау, Голландии, Зеландии, Намюра, Руссильона, Серданьи, Цютфена, маркграф Oristani и Gotziani, государь Каталонии и многих других королевств и владений в Европе, а также в Азии и Африке господин и прочая.

Настоящим утверждаем и возвещаем, что хотя блюсти мир и согласие со всеми королями и государями было нашим всегдашним намерением, однако паче всего надлежит стремиться к этому с теми (государями), какие состояли в искренней дружбе (amicitia) и братском союзе (fraterna societas) с нашими предками и [262] предшественниками. Итак, поскольку некогда между Светлейшим господином цесарем Максимилианом, высокочтимейшим (Colendissimus) дедом и господином нашим, с одной стороны, и Светлейшим и могущественнейшим (Potentissimus) государем господином Василием, великим князем Руссии, Владимира, Москвы, Новгорода, Пскова, Смоленска, Твери, Югрии, Пермии, Вятки, Булгарии, Новгорода Нижнего, Чернигова, Рязани, Волока (Volotschiae), Вязьмы (?) (Rhesmae), Белой Ржевы (?) (Raskouiae), Ярославля, Белозерска, Удории, Обдории, Кондинии и прочая, братом и другом нашим дражайшим, с другой стороны, были заключены некоторые союзы (foedera), соглашения (pacta) и договоренности (conuentiones), которые мы и сей великий князь ради взаимного блага и (блага) всего (христианского) мира (Respublica) твердо желаем укрепить и упрочить новыми узами и договоренностями, а также, если удастся, расширить либо облечь в лучшую и более надежную форму, то мы по зрелом размышлении и в твердой уверенности постановили, утвердили, отправили, нарядили, а в силу настоящего (письма) утверждаем, отправляем и наряжаем (нашим) представителем (procurator) и нижеперечисленных наших поручений исполнителем и главным и чрезвычайным послом (nuncius Generalis et specialis)... (здесь пропуск для имени. — А. Н.) советника и посланника (orator) нашего, с тем чтобы он, как сможет и сумеет, от нашего имени, по мере своего разумения и как окажется возможным (conuentum fuerit), укрепил, подтвердил, а если удастся, расширил, распространил, объявил и скрепил даже вящими узами, если это покажется (нужным), все и каждый союзы, соглашения и договоренности, которые названный господин цесарь дед наш заключил, совершил и имел с упомянутым великим князем Руссии, и заключил бы новые договоренности и соглашения (pactiones), коль скоро они взаимно (на них) согласятся, (заявил бы) об обязательстве нас и наших королевств и владений соблюдать эти союзы и делал бы, действовал, обсуждал и заключал все прочее согласно названным (пунктам) или любому из названных (пунктов) в отдельности, как могли бы делать, действовать, обсуждать и заключать мы сами, если бы присутствовали, хотя бы и случилось такое, что потребовало бы полномочий, более чрезвычайных (magis specialis), чем данные сим (письмом).

Обещаем словом и нашей цесарской честью (fides), что все, и что бы это ни было, обсужденное, заключенное и обещанное названным посланником нашим согласно перечисленным (пунктам), будет для нас желанным, действительным и нерасторжимым навечно, и мы никогда, никоим образом и ни под каким вымышленным предлогом (quesito colore) не пойдем против них.

Свидетельством (тому) — это наше письмо, подписанное нашей рукой и скрепленное приложением нашей печати.

В Толедо, 12 августа 1525 (года), в лето правления нашего римского 7-е, а прочих всех — 10-е.

Карл

ЗАМЕЧАНИЯ БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА О ПОЛУЧЕННЫХ ИМ ОТ ЭРЦГЕРЦОГА ФЕРДИНАНДА ИНСТРУКЦИЯХ

Светлейший государь, господин всемилостивейший (Clementissimus)!

Ваша светлость в своем письме, переданном мне через высокого [263] господина (magnus dominus) графа Леонарда Нугарола, посла Цесарского величества, повелели мне, чтобы я изучил инструкцию, в силу которой я от имени Вашей светлости вместе с названным цесарским послом должен вести переговоры со Светлейшими королями Венгрии и Польши и государем Руссии (Ruthenorum), и, если что-либо в ней покажется мне неясным либо заслуживающим исправления, дал бы знать Вашей светлости. Хотя я и проезжал через Вену, но тогда я (еще) не обнаружил ничего (неясного), и только, когда я позже перечитал (инструкцию) несколько раз, обнаружил и счел необходимым кое-что довести до сведения Вашей светлости.

Во-первых, в главе, начинающейся (словами): «Впрочем, названные послы, если дозволенным образом и т. д.», нам предоставляется право (facultas) заключать мир и т. д.; но в конце инструкции содержится предостережение, чтобы мы не обещали ничего определенного (affirmatiue). Однако не столько (в части), касающейся скрепления мира с Польшей и Московией, как выше, сколько в этой части о взаимном оборонительном и наступательном согласии (intelligentia mutue defensionis et offensionis) необходимы более подробные (apercius) полномочия. Если король польский и московит смогут договориться об условиях, надо ли нам вести дело до окончательного заключения (соnclusio finalis) или следует предпринять что-либо (иное).

Далее, есть глава, начинающаяся (словами): «Но названные послы на такие речи и т. д.», где рассмотрен единственный вариант: убедить польского короля, чтобы он принял эти условия, предложенные послами московита и т. д. Но если король их не примет и не предложит других, которые, по нашему разумению, могли бы быть приняты московитом, то столь далекое путешествие наше оказалось бы безрезультатным. Не будет ли нам позволено вести переговоры о продолжении перемирия, но это в крайнем случае, если все прочие средства добиться прочного и длительного мира будут отвергнуты.

В главе же, что начинается (словами): «Но если этот польский король после всех попыток и т. д.», примерно в середине говорится: «Названные послы не только посольским именем и т. д.» Смысл мне совершенно не ясен. Хотя господин граф и сказал мне, что располагает какими-то объяснениями о(т) г(осподина) (a. d.) Якоба Шпигля (Spiegl), однако, поскольку дело слишком важное, нам необходимо иметь прямые указания (verba aperta), выражающие четкий смысл, дабы мы не заблуждались.

В последней главе Ваша светлость обязывает нас вести переговоры о взаимном согласии между Цесарем, Вашей светлостью, королями венгерским и польским и князем московским против турок и т. д. и о способе, каким можно было бы отразить врага и т. д. В этой части мне представляется необходимым получить кое-какие разъяснения. Ведь когда мы начнем говорить об этом, то, если у нас спросят, какой же способ, по крайности, нам самим кажется (подходящим), нам (придется) к большому стыду умолкнуть, ибо мы не располагаем ни разъяснениями, ни полномочиями, что следовало бы говорить по этому поводу.

В той же главе Ваша светлость говорит, чтобы мы, ни от имени Цесарского величества, ни Вашего величества ничего вообще не обещали и не приговаривали со всей определенностью (per verba affirmativa) ни в том, ни в другом деле, т. е. ни (в вопросе) о заключении мира с поляком и московитом, как выше, ни (в вопросе) о взаимном наступательном и оборонительном согласии против турок. Это кажется мне еще более трудным, чем то, о чем я уже говорил, касаясь [264] этого дела, в особенности же если мы договоримся о мире, о котором (шла речь) выше, ибо я знаю обычай московитов: как только сказано какое-либо слово, они следят и замечают: это сказал такой-то. Я же никоим образом не привык отказываться от своих слов либо брать их обратно. Поэтому пусть Ваша светлость изволит дать мне ясные полномочия, что и как говорить, чтобы мне не пришлось отрекаться (от сказанного). Я не имею также из инструкции достаточной ясности (в следующем): если король польский предложит либо примет условия, которые выдвинули (как) приемлемые московиты, либо (московиты) примут (предложения поляков), следует ли нам тем не менее вести речь о том, что Цесарское величество и Ваша светлость желают быть (включены) в такое союзничество, а именно в качестве гаранта (conseruator) мира, и поддерживать того или другого по мере сил, или же, если они легко согласятся на мир, нам следует вообще молчать о таком союзничестве. Что же до того, что мы должны поставить в известность Вашу светлость (о результатах) и там ожидать ответа, то это — самое тяжкое и наитягчайшее — пребывать столь долго в этой тюрьме; не изменит ли, ради бога, Ваша светлость это намерение, ибо не вернусь и через два года, и не прикажет ли (дать) более ясные обо всем инструкции. Цесарь Максимилиан давал мне (одну) латинскую, а другую немецкую инструкции для вящей моей осведомленности.

Далее, Светлейший государь, поскольку ранее Ваша светлость не посылала своих послов к московиту, мне кажется необходимым начать с какого-нибудь введения и показать, каким образом и как Ваша светлость напала на мысль послать к нему (послов); например, что цесарь Максимилиан, дед ваш, был с ним в такой дружбе, а у Вашей светлости с братом вашим цесарем во всем согласие, в особенности же (в том), что касается христианского сообщества (Respublica Christiana), или в этом роде. Поэтому, хотя в публичном представлении (послов), которое вообще не содержит ничего, кроме общих слов (generalia), должно говориться не от имени Цесарского величества и вашего (вместе), а по отдельности, однако вы стремитесь к одной цели и при переговорах можно излагать все, согласно инструкции, в одной речи под двумя именами.

И так как прежде московит всегда изъявлял гордость, говоря, что, если король польский хочет с ним мира, пусть пошлет своих послов к нему туда, как повелось с древних (времен), и он пожелает такого мира, какой ему будет угоден, то не сомневаюсь, что и теперь он скажет то же. Может быть, нам просить короля послать своих послов с нами, ибо, (например), моему королю было бы почетнее прислушаться к увещеваниям Цесарского величества и Вашей светлости, нежели посылать (послов) потом, вроде как бы по принуждению, когда мы снова пришлем к нему (своих) гонцов.

Если король не пожелает послать своих послов в Московию ни тем, ни другим способом, а только к границе, чего при Максимилиане я никоим образом не мог добиться от московита, а у короля польского уже есть пятилетний мир с турками и (поэтому), боюсь, что не пошлет, и все старания наши будут напрасны, то что Ваша светлость прикажет делать тогда? В нашей инструкции ничего не говорится также, как и каким образом Цесарское величество вели переговоры об этом раньше и какой его Цесарское величество дает теперь ответ московиту; об их посольстве мы нашли (в инструкции) только одну статью, так что нам ничего не известно о прежних (переговорах). Они же (московиты) длинной чередой всегда объясняют и перечисляют, что то-де так-то и [265] так-то свершено тем-то послом, а это-де — этим, а мы, ничего не зная об этом, даже не будем иметь, что отвечать, что также будет нам не к лицу (turpe). Посему пусть Ваша светлость соблаговолит прислать нам то, о чем шла речь ранее; ведь даже копии ответов Цесарского величества, которые есть под замком у господина графа, от нас тщательно скрываются.

Ваша светлость в своих верительных грамотах вменяют московиту титул императора всея Руссии (Imperator Vniuersorum Ruthenorum), чего никогда не изволил делать цесарь Максимилиан, да и сейчас, мне кажется, не стоит этого делать, а писать ему как государю Руссии и великому князю владимирскому, московскому и прочая. Наконец, Ваша светлость говорит «нашему старшему» (Majori nostro), что мне крайне не нравится, ибо он (великий князь) так возгордится и вознесется, что впредь будет тем меньше считаться и брать в расчет Вашу светлость. Если, таким образом, Ваша светлость пришлет новые верительные грамоты или прикажет (еще) что-нибудь, то (все) исполню.

Магистр ливонский, который был под магистром прусским, граничит с литовцем и московитом, имея многочисленную тяжеловооруженную конницу. Он станет искать, как ему теперь быть. Возможно, он соединится с кем-либо из них (т. е. Литвой или Россией) и сделает эту сторону более неуступчивой. Я не могу не сказать (об этом), чтобы по долгу верноподданного предупредить о том Вашу светлость. Сим нижайше препоручаю себя Вашей светлости. Из Буды, 3-го (числа) по рождестве Христовом, в лето 1525-е.

В(ашей) с(ветлости) верноподданнейший слуга Сигизмунд Герберштейн

ПИСЬМО ИМПЕРАТОРА КАРЛА I ЭРЦГЕРЦОГУ ФЕРДИНАНДУ ПО ПОВОДУ ПОСОЛЬСТВА В РОССИЮ

Карл, божией милостью избранный император римский, присно Август, а также король Германии, Испании, обеих Сицилий, Иерусалима и прочая — Светлейшему государю господину Фердинанду, инфанту Испании, эрцгерцогу Австрии и прочая, брату нашему дражайшему (желаем) здравия и непрерывного умножения братской любви.

Светлейший государь, дражайший брат,

поручения, данные Вашей светлостью нашим общим послам к государю русскому, так как нет более ничего, что в этом (деле) можно было бы еще пожелать, мы совершенно (plurimum) одобряем и подтверждаем. Нам также не меньше по нраву и сами послы, как высокородные, так и украшенные собственными добродетелями и выдающимися душевными качествами, имеющие чрезвычайный опыт в делах такого рода, и то, что один из них был облечен честью такого же посольства при прежнем цесаре Максимилиане, господине и деде нашем, блаженной памяти, и будет исполнителем всего того, чего мы добиваемся этим русским союзом и предприятием, и заложит самые основы (его); не говоря уже о том, что никто не может превзойти его (Герберштейна) в этом, даже сравниться с ним никто не может, из чего следует, что мы не сомневаемся в успехе всего, что Ваша светлость так глубоко, с таким знанием и точностью обдумала и взвесила. Итак, возвращаем ему наши на сей (случай) полномочия, (составленные) соответственно его соображениям; в них мы не изменили ничего, [266] кроме единственного пункта (articulus), который, будучи прибавлен к инструкции, перемещает сюда всю суть и весь смысл посольства (mandatum); мы предпочли его изъять, полагая его не особенно необходимым, иначе этим мы могли бы дать (договаривающимся) сторонам возможность проникнуть в тайны нашей души и наших замыслов, которые следует внести в инструкцию значительно более размыто (plurimum liberius) и предоставить в большей степени переговоры о них верности и находчивости послов в зависимости от положения дел и вещей и его изменений. Прочее же, о чем желала знать Ваша светлость: надо ли начинать дело и переговоры обо всем с польским королем или московским князем либо одним из них (только) по заключении мира между ними или даже если он будет отвергнут и безнадежен — то желаем полностью препоручить и предоставить это глубокой мудрости и благоусмотрению Вашей светлости, дабы она могла все свободно взвесить, распорядиться, действовать и исполнить, как то представится наиболее благоприятным и разумным для нас обоих и для наших здесь всех дел в рассуждении (самого) дела, времени и места. А нам это будет в равной степени по нраву и желательно, как и Вашей светлости. Здравия и всевозможных успехов Вашей светлости. Дано в городе нашем Толедо, в 10 день января, в лето господне (15)26-е, а цесарства нашего римского—7-е.

Ваш добрый брат Карл

В. Брантнер

ДОНЕСЕНИЕ БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА И ГРАФА НУГАРОЛА ЭРЦГЕРЦОГУ ФЕРДИНАНДУ О ПЕРЕГОВОРАХ В ВЕНГРИИ

Светлейший и могущественнейший государь и проч.,

нижайше препоручаем себя и проч.

Мы нашли, что необходимо сообщить Вашей светлости по порядку все, что до сих пор сделано нами по поручению Цесарского величества и Вашей светлости. Отправившись сюда 22 декабря, мы прибыли в Буду накануне рождества господня. Но так как следующий день был праздничным, мы не хотели искать (аудиенции) у Светлейшего короля венгерского, а на следующий день мы были у Светлейшей королевы, сестры Вашей светлости, которую приветствовали от вашего имени, и сообщили ей о деле, которое нам предстоит обсудить с названным Светлейшим королем, и одновременно просили, чтобы он отпустил нас как можно скорее. На следующий день Светлейший король прислал своего советника Турсона (Turso), чтобы он проводил нас на аудиенцию к королю, явившись на которую, мы, после обычных приветствий, объявили (все), что поручили нам Ваша светлость, что оказалось весьма по нраву (gratissimum) Королевскому величеству, в особенности потому, что Цесарское величество и Ваша светлость делают это к вящему благу его самого. Они ответили, что король пошлет к нам советников, чтобы мы обсудили с ними это дело. Затем к нам явились трое из его советников: почт(енн)ейшие (Reverissimi) (епископы) эгерский (Agriensis) и веспремский (Vesprimiensis) и гофмейстер Корлацкий (Karlastk); и поскольку они подозревали (Здесь, видимо, описка или опечатка: suplicabantur (умоляли) вместо suspicabantur. — Примеч. перев.), что Цесарское величество и Ваша светлость отправили нас в Московию не только ради этого мира, но чтобы под этим предлогом [267] обсудить что-либо более секретное, — ведь к тому же они слыхали, что князь московитов просил у цесаря королевской короны, — то поэтому они спросили, идет ли речь о мире либо о перемирии. Наконец, просили сообщить им, о чем говорили с цесарем те московские послы. Но так как нам это неизвестно, как о том мы уже писали Вашей светлости, то мы представили дело так, будто московит присылал своих послов к цесарю не по какой иной причине, кроме чтобы сообщить Его величеству, что раз Его величество желают такого мира, то он (московский великий князь) готов уступить Его величеству, однако на условиях почетных и какие покажутся ему подходящими. В конце концов, рассеяв все их сомнения, мы некоторое время беседовали с ними об упомянутых условиях мирного (договора), а также и об общем согласии, если этот мир будет заключен; после этого они оставили нас, будучи наилучшим образом извещены нами обо всем, в результате чего затем они решили послать посла к королю польскому, как о том ходатайствовали Цесарское величество и Ваша светлость, и выразили надежду, что либо учитывая мнение Цесарского величества и Вашей светлости, либо из любезности к королю венгерскому король польский согласится на почетные условия. Получив 4-го (числа) сего (месяца) такой ответ от короля на совете, мы, попрощавшись, на следующий же день двинулись далее и два дня назад прибыли сюда. А так как московиты, (едущие с нами), на удивление торопятся (cupiunt abirе), мы отправимся отсюда через три дня к королю польскому, которого думаем найти в Пётркуве (Peterkaw), где он собрал генеральный сейм (conventus). В то же время (туда) прибудет и посол венгерский, как нам и обещали; но кто будет им, мы точно не знаем, хотя слышали, что это будет Статилий (Statilius). Папский посол (nuntius Apostolicus) сообщил нам, что Его священство папа (Sanctitas Pontificis) вел переговоры с (королем) польским об этом мире через некоего срочного (velox) посла, который только что проезжал здесь. Вот что сделано нами к сему времени. Недостатка в верности и рвении не будет у нас и впредь. Нижайше препоручаем себя Вашей светлости. Из Вены, 10 января 1526 (года).

собственноручно Сигизмунд Герберштейн собственноручно

ПРИКАЗ ЭРЦГЕРЦОГА ФЕРДИНАНДА СВОИМ ПОСЛАМ ПРИСМАТРИВАТЬСЯ К РУССКИМ ОБЫЧАЯМ

Фердинанд, божией милостью государь и инфант Испании, эрцгерцог Австрии, герцог Бургундии и прочая; главный заместитель императора (imperialis locumtenens generalis) и прочая..

Благородные (мужи) и возлюбленные верноподданные. Когда недавно у нас в Тюбингене (Tubingae) пребывали, возвращаясь от цесаря, московские послы, мы через советника нашего Иоанна Фабра (Fa-ber) подробно расспрашивали об их вере, религии и народных обычаях (ceremoniae gentis). Все услышанное от них этот наш советник впоследствии свел в книжку, которую мы шлем вам в приложении к этому (письму) с той прежде всего мыслью, чтобы ее чтение вами будило и поддерживало память, если вы увидите либо узнаете [268] что-нибудь из этого (т. е. описанного в книге), и вы могли бы проверить его вашим самовидством и собственными наблюдениями. Итак, обязываем вас при (каждом) случае, к которому сами добавьте ваше старание и разум, таким же образом тщательно исследовать как содержание (их) веры (ratio fidei), так и обычаи, дабы мы, осведомленные таким образом со всех (возможных сторон), могли бы вникнуть в религию и обряды этого народа, какие он имеет обыкновение соблюдать как в делах церковных, так и светских. Далее, если сможете под приличным предлогом (commode) добыть копию требника (missale) либо другую какую богослужебную книгу, из которых ясно можно было бы узнать, как у них устроен обряд евхаристии и прочие, то нам это было бы желательно (gratum), чтобы сравнить, коль скоро мы пожелаем узнать об этом в деталях, в чем они схожи или различны (с нами) по части веры и обычаев. Нам такое исследование и всякое ваше (в этом) прилежание будет весьма приятно (periucundus), a вам нетрудно; наша благая (bene grata) воля, чтобы вы изволили исполнить это со всем тщанием. Дано в Аугсбурге (Augustae), в первый день февраля месяца, в лето господне (15) 26-е.

Фердинанд.

Якоб Шпигль (Spiegl) и т. д.

ДОНЕСЕНИЕ БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА И ГРАФА НУГАРОЛА ЭРЦГЕРЦОГУ ФЕРДИНАНДУ О ПЕРЕГОВОРАХ В ПОЛЬШЕ

Из Вены мы отписали Вашей светлости, что сделано нами к сему времени в Венгрии. Отправились мы оттуда 12 (числа) предыдущего (месяца) и, прибыв в Оломоуц (Olomutium), точно узнали там, что король польский находится в Пётркуве, как о том слышали еще в Вене и в Венгрии. Посему мы, направив наш путь туда, когда прибыли в Крепицу (Crepitza), а это первый город в пределах Польши, узнали от начальника (capitaneus) этого города, что король польский, завершив уже сейм в Пётркуве, через три дня отправится в Краков. Поэтому мы отправили гонца к великому канцлеру Польши, чтобы тот дал нам знать, где нам должна встретиться с королем. Он ответил нам, чтобы мы двигались в Краков: туда едет король, а останавливаться в других местах, чтобы выслушать нас, он не будет; он будет пребывать в замке у королевы, в трех милях оттуда (от Кракова). Прибыв, таким образом, сюда 2-го (числа) сего (месяца), мы 6 дней ожидали короля; наконец, он явился и 8-го (числа) сего (месяца) пригласил нас на аудиенцию, которая была дана нам публично (publice). Там, после приветствий от имени Цесарского величества и Вашей светлости, мы говорили только общие слова (verba generalia), однако с объявлением (предмета) нашего посольства и с увещанием к миру, со (всей) осмотрительностью (modestia) и красноречием, на какие мы только способны. От имени короля отвечал епископ краковский: Его величество благодарно-де Вашим величествам за приветствия и за отношение, которое вы к нему обнаружили, и по совещании о том, что мы сказали, даст обо всем ответ нам позже. Из высших советников (consiliarii primates) присутствовали еп(иско)п краковский и премышльский (presmiliensis) Николай Шидловецкий (Schidlouitz), [269] к(азначей), и Петр Сабинский (Sabinsky), маршалок (marschalkus); прочие же и прежде всего великий канцлер ожидали короля в пути: ведь по завершении поста (Carnisprivium) Его величество отправляется в Пруссию, чтобы разобраться с лютеранами, в крайней степени наводнившими эту провинцию. В тот же день после обеда король послал за нами, чтобы выслушать нас конфиденциально о прочих (делах). Поскольку мы видели, что король торопится к королеве, как мы слыхали от многих советников, то нам не показалось удобным ждать для переговоров об условиях (мира) посла венгерского короля, ибо он не только до тех пор еще не прибыл, как было нам обещано, но даже и сейчас о нем ничего не слышно. Когда на публичной аудиенции мы излагали причины, которые подвигли Ваши величества на эти переговоры о мире, т. е.: как любовь к Его величеству, так и чтобы он в результате прекращения этой войны смог бы присоединить свои силы к общему походу, — что мы изложили лучше, чем это может быть описано сейчас в кратких (словах), — мы просили от Его величества условий, которые он мог бы предложить московиту. Они ответили, что король благодарен Цесарскому величеству и Вашей светлости за это намерение (animus), но что для него чрезвычайно удивительно, что могло навести Ваши величества на (мысль) искать этого мира без его (короля) о том просьбы, а главное — почему его не предупредили об этом деле заранее, дабы, посовещавшись с княжеством (ducatus) Литовским, которого это касается, он мог бы поразмыслить об условиях мира. Ведь если Ваши величества делают это по собственной любви, то они наверняка должны были бы придумать какие-нибудь почетные условия и включить их в наши полномочия, дабы мы обсудили их с каждым из них (с королем и великим князем); поэтому он пожелал в результате услышать от нас условия, предложенные и порученные нам (Вашими величествами). Но если цесаря подвигли на это послы московита, то пусть сами и предлагают условия, которые будут приняты, коль скоро представятся почетными; что же касается самого короля, то у него никаких условий нет, и придумать их сейчас он не может. Вследствие того что недостаток времени из-за спешки короля, который должен был уехать на следующий день, т. е. 9-го (числа) сего (месяца), как это и произошло, не давал нам возможности продвигаться вперед постепенно, то нам пришлось открыть те условия, с которыми московит приезжал на переговоры к Цесарскому величеству, каковые суть: пусть вернут пленных и каждый удержит то, чем сейчас владеет. Но так как мы знали, что главная трудность заключалась в (вопросе) о некоей крепости Смоленске, захваченной московитом, то следовало придумать какое-нибудь средство, которое подвигло бы короля отказаться от этой (крепости), как это и поручили нам Ваша светлость. Итак, мы заявили, что охотно приложим все старания для того, чтобы склонить московита на любые самые почетные условия — это мы обещали прямо. Но поскольку до сих пор он (московит) и слышать не хотел о возвращении этой крепости, то, думаем, он и теперь сделает то же, если не изменятся обстоятельства (temporа); и если Его светлость (король) изволит в конце концов отказаться от этой крепости, показывая, что она отнюдь не так важна, чтобы (из-за нее) не мог быть заключен мир, то из этого для его королевства проистечет большая выгода: как вследствие того, что купцы смогли бы торговать своими товарами в обеих странах (provintiae), так и потому, что в мирный (договор) можно было бы включить (статью о том), что поскольку татары без конца беспрестанными набегами терзают его королевство и Великое княжество Литовское, постоянно [270] грабят и разоряют пограничье, то один другому будет обязан подавать помощь и не должен будет вступать в союз (foedus) или перемирие (treuguae) с названными татарами против желания другого. Мы прибавили также, что надеемся склонить Ваши величества присоединиться к такому договору (conventio) и быть хранителями и гарантами (conseruatores et manutentores) этого союза, ничего, однако, не утверждая положительно, как и поручали нам Ваша светлость; в том же, что Ваши величества не предупредили короля, мы извиняли (вас), говоря, что нам казалось, что Его величество будет удовлетворен, если Ваши величества, подвигнутые любовью к нему, предоставят Его величеству наставить нас, какие условия ему угодно предложить либо принять, и этих-то наставлений нам велено было держаться при переговорах с московитом. На это они ответили, что наши речи об отказе от Смоленска неприятны (durus) Королевскому величеству и его советникам и что они и не думали обращаться к Вашим величествам, чтобы заключить с вероломным (врагом) (foedifragus) мир, столь позорный (inhonestus) и низкий (foedus), что Его величество и не желают принимать его, и не могут без уведомления и согласия Великого княжества Литовского. Что же до взаимопомощи (mutua defensio) против татар, то им кажется, что это (будет) существенно при скреплении мира, в который это можно было бы включить, (когда) на то же нацелено и посредничество Ваших величеств. Мы извинились от имени Ваших величеств, (говоря), что вы не имели намерения склонять Его величество на принятие позорных условий, но дело посредников—предложить каждому (что-нибудь), что иногда бывает и неприятно сторонам, дело же сторон — выбирать, и что Ваши величества делают все это исключительно только из расположения к нему как своему дражайшему сроднику (consanguineus), который, вне всяких сомнений, для них более важен, чем далекий московит, не имеющий до этого никакого касательства в глазах Ваших величеств, а посему нам поручено от имени Ваших величеств как посредничающей стороны принять те условия мирных переговоров, которые покажутся необходимыми Его величеству; если же нам в этом прямо отказывают, то мы не знаем, что делать, и потому нам придется либо вернуться, либо ожидать ответа от Ваших величеств, дабы столь долгий путь не оказался напрасным. Когда они услышали это, то под влиянием искренности (нашей) речи сказали, что дадут нам ответ завтра. Все произошедшее имело, по нашему мнению, своей причиной то, что они полагали, будто у нас есть какие-то тайные поручения к московиту, ибо говорили нам также, что им удивительно, что Ваши величества состоят в такой близости (familiaritas) с ним, на что мы отвечали, что цесарь не мог не отвечать ему, раз тот прислал к Его величеству своих послов, которые были приняты учтиво (humaniter) по той причине, что государям надлежит поступать так с послами, а в особенности из столь диковинных (rarus) и дальних стран. Что же до наступления или обороны против общего врага, то они сказали, что его сила уже так велика, что будет вполне достаточно, если мы сможем хотя бы оборониться против него, не то что наступать, и что нет надобности гоняться за турками, когда они ежедневно пребывают у нас на глазах в Венгрии; он же (польский король) не может в настоящий момент поддержать (в этом деле) Ваши величества, ибо только что заключил трехлетнее перемирие с турецким императором как для того, чтобы ревизовать (ad requisitionem) свое королевство, так и потому, что решающий поход, о котором уже столько говорилось, кажется, уж слишком долго откладывается. Итак, ему необходимо соблюдать слово [271] (fides), a no окончании перемирия он готов следовать за Вашими величествами. Что же до переговоров об общем согласии (communis intelligentia), то его королевству не пристало делать что-либо без согласия королевства венгерского, с которым уже давно так договорено, что одно без другого не должно ни на что соглашаться. Они говорили также, что не видят, как московит может помочь христианскому миру против турок, ибо и отстоит далеко от их земель, и если захочет выступить против них, то столкнется с огромными сложностями по причине труднопроходимых (pessimus) бесчисленных болот, которыми изобилуют те края; кроме того, ему приходится постоянно опасаться татар, которые окружают его (державу) со всех сторон, да и по недостатку провианта пройти там почти невозможно. Они не возражают против того, чтобы, если представится какая возможность мира, мы сами предложили ее московиту, который, хорошо зная свои силы, даст нам обо всем лучшие сведения. Когда настало время нам отвечать на это, мы сказали им, что Цесарское величество так же прекрасно знакомы с неверными, как и другие (государи), ибо Его величество держат постоянное войско в Африке и, что ни день, присоединяют к христианскому миру сарацинские земли, как, например, знаменитые острова Ierbae и многие другие, и мы не слыхивали до сих пор, что есть (другой) какой-то христианский государь, (который) сделал то же и отвоевал что-либо у неверных. Да и Ваша светлость на своих землях весьма часто подвергались и подвергаетесь постоянно нападениям турок через Хорватию. Нас тут же спросили, из каких крепостей; мы отвечали, что из Каменграда (Camergrad), Ключа (Clutz), Тнина (Tninio), Клиша (Clis) и других. Итак, и Ваша светлость не избавлена от них и до сих пор ежегодно держали и держите свое войско не только для защиты своих границ, но и для охраны (conseruatio) Хорватии, принадлежащей королю венгерскому. Что же до заключенного перемирия (с турками), то мы сказали, что в наши намерения не входило склонять Светлейшего короля порвать договор, а на то, что без Венгрии об общем согласии он не может (сказать) ничего определенного, мы ответили, что и Ваши величества считают, что и Венгрию следует включить, по каковой причине мы и были посланы туда, и они (венгры) обещали направить сюда послов; и хотя сейчас невозможно окончательно договориться о наступлении на врага, (чему) особенной помехой это перемирие, то давайте, по крайней мере, посоветуемся, как следует действовать в свое время, дабы Ваши величества знали это, когда представится случай. Поскольку же ничего другого мы от короля не услышали, то сказали, что передадим (это) Вашим величествам. Вот что было сделано в тот день. На следующий (день) утром король пригласил нас снова. Когда мы явились, они принялись опять сильно благодарить Ваши величества за такое расположение к Его величеству и (говорили) много другого вообще (generalia), однако повторили, что Его величество удивлен, почему он не был предупрежден заранее, дабы у него было время обсудить это с советниками Великого княжества Литовского, в компетенции которых находится все дело, он же сам не знает об этом деле ничего, кроме того, что передал ему г(осподин) Антоний да Конти (Antonius de Comitibus) на обратном пути из Московии, (именно) только, что князь из любви к цесарю готов на мир. Как бы там ни было, Его величество весьма ценит эту заботу Ваших величеств, и, хотя в настоящий момент он не может придумать каких-либо условий, пусть мы все же отправимся и переговорим, нельзя ли заключить мир на тех условиях, которые имели место до разрыва договора, и дадим знать Его величеству, что нам [272] удастся сделать. Если же московит сошлется, как он имеет обыкновение ссылаться, на то, что согласен говорить о мире только если король пришлет своих послов к нему, тогда нам можно объявить ему, что Его величество готов послать своих послов с совершенными полномочиями и инструкциями о заключении мира, дабы Ваши величества видели, что их желаниям ни в чем нет отказа, лишь бы было соблюдено его (короля) достоинство (dignitas), но сначала нам следует говорить, чтобы московит послал своих послов к границе, где они встретились бы с его (послами), и, наконец, договорившись о мире, мы можем дополнительно предложить, чтобы они взаимно помогали друг другу и чтобы ни тот, ни другой не вступал в договор с татарами без (ведома) другого, а также, чтобы Ваши величества были гарантами мира и т. д., как мы сказали (выше). Так как этот ответ, по нашему мнению, был более приемлем, чем прежний, мы сказали, что поручения Его величества мы исполним с той же верностью и тщательностью, как и поручения Ваших величеств и как подобает послам. Поначалу же и в середине (переговоров) мы чувствовали какое-то недоброжелательство (asperitas) к нашему посольству; когда же, наконец, они убедились, что нет в нас никакого яда и, более того, мы ведем дело открыто, все обратилось к лучшему, так что прямо говорили, что весьма нами довольны, в особенности же потому, что я, Сигизмунд, уже вел (однажды) такие переговоры верно и с тщанием. 7-го числа сего месяца мы получили двойное письмо Вашей светлости, одно в ответ на то, что нами сделано в Венгрии, другое — для разъяснения инструкции и прочих сомнений. Однако, хотя Ваше величество и прислали нам эти сведения, одно остается нам все-таки неясным. В инструкции сказано: так как Ваши величества в качестве третьей стороны включаются в этот мир и так как вы желаете поддерживать соблюдающую (договор) сторону против нарушающей всеми своими королевствами и владениями, то и наоборот, пусть обе стороны либо одна из них, соблюдающая (договор), поддерживает, споспешествует и доставляет помощь Вашим величествам как союзной стороне (везде), где (есть) их королевства, земли и местности, которыми они владеют в настоящий момент либо каковые приобретут в будущем, и т. д. согласно той же инструкции. Об этой статье упомянуто и в ответном письме Вашей светлости. Здесь нам кажется, что склонить этих государей на столь обширные (обязательства) мы вряд ли сможем; (возможен), скажем, (такой ответ): коль скоро у Цесарского величества столько королевств и владений, пространнейших и отстоящих отсюда на большое расстояние, то нет-де возможности помогать и т. п., и хотя в статье сказано: «силами, какими смогут либо сможет», все же, думаем, что это все равно, что просить и говорить о чем-либо невозможном. Может быть, Вашей светлости было бы угодно облегчить (статью) таким образом: Ваши величества в качестве третьей стороны договариваются, чтобы никто не угрожал королевствам, владениям и т. д. другого, но если случится, что одна сторона будет угрожаема каким-либо врагом, в какой бы части (ее владений) это ни было, тех ли, какими она сейчас владеет, либо тех, какими завладеет в будущем, то чтобы другие (договаривающиеся) стороны были бы обязаны всеми доступными средствами сообразно с условиями места и времени, а также возможностями каждого поддерживать (ее) либо подмогой, либо, по крайней мере, советом (consilium) и как только могут верно блюсти промеж собой как истинными и нерасторжимыми братьями всякое благо, почет и выгоду (bonum, honor, commodum). Если же какая-либо из сторон станет жаловаться на несоблюдение и [273] нарушение договора другой (стороной) или что-нибудь еще, то пусть никоим образом не начинает против нее военных действий до тех пор, пока не доведет (дело) до сведения третьей стороны-гаранта, которая постарается решить его мирными средствами, своими увещеваниями (suo laudo et sententia) (обратив все) к лучшему. Но если (и) тогда (та) сторона не будет соблюдать этого решения, то две остальные стороны по-братски воздвигнутся на несоблюдающую и оружием заставят ее соблюдать этот договор либо решение (laudum). Это почти то же самое, что и в инструкции, но с определенными добавлениями, в особенности же, что третья сторона не обязана выступать с оружием в руках по просьбе любой (другой стороны); под таким предлогом и император Максимилиан, блаженной памяти, (в свое время) отказался прибегнуть к оружию против польского короля. Да изволит Ваша светлость написать и прислать нам ваше мнение. Мы позаботились о том, чтобы когда венская почта прибудет к Северину Бонеру (Seuerinus Boner), начальнику соляных промыслов (praefectus salinarum), живущему здесь, в Кракове, у него были бы полномочия переправить (ее) в Вильну и даже далее. Равным образом ему поручено и нашу почту переправлять в Вену. О том же, что ранее было сделано в этом вопросе, мы спрашивали вовсе не по той причине, что хотели придерживаться этого, ибо знаем, что должны действовать другим образом и добиваться других целей; мы спрашивали только о том, что было сделано г(осподином) Антонием да Конти, дабы если случится (о том) какое упоминание, мы могли бы возражать. Однако сделаем, как сможем. Препоручаем себя нижайше Вашей светлости. Дано в Кракове, 13 февраля 1526 (года).

Сигизмунд Герберштейн собственноручно.

ОТВЕТ ПОЛЬСКОГО КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА I ОТПРАВЛЯЮЩИМСЯ НА РУСЬ ПОСЛАМ ЭРЦГЕРЦОГА ФЕРДИНАНДА

Ответ Сигизмунда I, короля польского, данный им послам эрцгерцога Фердинанда, едущим к князю Московии в (15)26 году.

Священное Королевское величество (Sacra Majestas Regia), хотя и отлично знает (non ignorat), сколь прочны бывают союз и дружба с князем московским и во что он ставит (quantique faciat) христианских государей при (объявлении) войны или при заключении мира, которые все определяются у него (только) его усмотрением и его выгодой, все же Его величество весьма благодарны как Цесарскому величеству, так и Светлейшему господину королю Фердинанду за эти (их) труды и старания, которые они прилагают для примирения Его величества с этим князем, за каковую дружескую услугу Его величество со своей стороны будет всегда всеми силами стараться отплатить и отблагодарить. Касательно же того, что Ваши господства (Dominationes Vestrae) просят, чтобы Его величество позволил послам этого князя Московии безопасно проследовать по его владениям в Московию, то Его величество ради Цесарского величества и Светлейшего господина короля Фердинанда сделал это без колебаний (non grauatim). [274]

Далее следует приписка:

Примечание того, кто записал для потомства вышеизложенный ответ.

Эти послы Карла и Фердинанда, которым был дан вышеприведенный ответ, были посланы к князю Московии под предлогом и видом переговоров о мире между королем польским и московитом, о чем они говорили явно, но поручено им было совсем другое, именно: воздвигать и подстрекать московского князя против короля польского, чтобы король польский, занятый московской войной, не смог помочь своим вспомогательным войском племяннику своему Людовику, королю венгерскому и чешскому, против турок, которые с огромным войском вторглись в Венгрию против этого Людовика; вот почему так легко и погиб король Людовик, оставленный (без подмоги), и Фердинанд, воспользовавшись этим случаем, смог напасть и захватить Венгрию и Чехию, к чему он всегда всеми силами стремился.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ГРАФА НУГАРОЛА ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ВАСИЛИЮ

Как только Цесарское величество были воздвигнуты на высший в христианском (мире) престол (summum imperium christianorum), все свои помыслы они всегда направляли ко всеобщему миру среди христиан, как и подобает христианскому императору и правителю (moderator), чтобы стадо свое пас в мире и оружие обратил против неверных (infideles), ибо и блаженной памяти цесарь Максимилиан, и светлейший Фердинанд, король Испании, предки наши, всегда делали то же и приобщили к христианскому миру множество держав (potentatus) неверных. Однако никогда они не могли добиться того, чтобы по установлении общего согласия (universalis concordia) произошел бы общий поход против врагов Христовой веры. Главной причиной этого было то, что некоторые христианские государи, среди которых и король французский (gallorum), ослабляли христианский мир непрестанными войнами; ныне он (французский король) явился даже в Италию с двумя королями, со всеми вельможами (proceres) французскими и со всей своей силой, чтобы снова изгнать из его герцогства герцога миланского, которого незадолго до того восстановили (на троне) Цесарское величество.

Поэтому Цесарское величество, движимые (чувством) справедливости и правосудия, послали против него свое войско, в котором была и подмога его брата, Светлейшего государя Фердинанда. Когда же тот король не пожелал отступиться от задуманного, наше войско бесстрашно напало на него и, разбив крепчайшие стены, за которыми он искал защиты, ворвалось к нему штурмом и победило в открытом бою, взяло в г лен самого короля с множеством вельмож, прочих же всех перебило, и немногим из (его) войска (удалось) бежать. Так как господь даровал эту победу Цесарскому величеству ради общего блага христиан, то Его величество не сомневаются, что и Ваша светлость поздравит ею и весь христианский мир. Впрочем, Цесарское величество, хотя их враг пленен и у них в руках, а вся его сила расточена, несмотря на то, что они могли бы — и это было бы справедливо — воспользоваться победой, пожелали, однако, скорее проявить человечность (humanitas) и дать в своем лице памятный пример остальным христианским государям. Ибо и с самим королем они обращаются, как с братом, и стараются подвигнуть его на мир и единство (unio), лишь бы он одумался и стал помощником христианскому миру, что, [275] надеемся, так и будет. Посему, раз бог даровал Цесарскому величеству такой случай исполнить свои желания и умножить христианскую империю, Его величество ведут переговоры со всеми христианскими государями о согласии (intelligentia) и дружбе, дабы при общем единодушии мог произойти решающий (generalis) поход против неверных. А так как у Цесарского величества есть единственный брат, Светлейший государь Фердинанд, эрцгерцог Австрии и проч., то и возлюбили они его чрезвычайно и передали ему многие владения и могущественные державы, а также надлежащую долю всех наследных земель (рrоuintiae), (владея) которыми, он несомненно (facile) должен быть сопричислен к прочим наиболее могущественным христианским государям; помимо этого, они назначили его своим главным заместителем (locumtenens) и причастником (particeps) в (управлении) Империей и другими весьма многочисленными и трудными (в управлении) (аrduus) областями. Итак, по (взаимной) братской любви и единодушию они решили послать нас (в качестве) своих послов к Вашей светлости, чтобы мы, все равно как бы по поручению одного лица, вели бы с Вашей светлостью переговоры о союзничестве (confederatio), согласии (intelligentia) и братстве (fraternitas), которые они стремятся иметь со всеми христианскими государями. В силу этого они просят Вашу светлость, чтобы вы изволили согласиться на справедливые и почетные условия, на которых мог бы быть скреплен мир между Вашей светлостью и Светлейшим королем польским, великим князем литовским. Тогда наши государи желали бы быть включены в этот мир в качестве третьей договаривающейся и соблюдающей стороны на почетных условиях, о которых подробнее скажем после в свое время. Не изволит ли, таким образом, Ваша светлость послать своих советников в какое-либо третье место, дабы, позабыв о прошлых обидах, видимо, взаимных, вы договорились бы о каких-нибудь почетных условиях, например (таких), какие существовали до последней войны между Вашей светлостью и Светлейшим упомянутым королем, с которым мы также говорили об этом мире на пути сюда и получили достаточно благоприятный (honestus) ответ; а посему наши государи не сомневаются, что и Ваша светлость поведет себя так же, чтобы не возникло впечатление, будто вы не печетесь о благе христианского мира. Ведь, заключив столь похвальное соглашение (concordia), Ваша светлость могли бы вместе с Цесарским величеством и прочими христианскими государями присовокупить свои силы к (силам) христианского сообщества (Christiana respublica) и (тем самым) расширить его, о чем, сверх того, имеем полномочия говорить с Вашей светлостью особо, что и сделаем в свое время. За это господь всемогущий да умножит здравие, благополучие и всяческую удачу Вашей светлости, а государи наши за это будут вам вечно благодарны.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ВАСИЛИЮ

После того как могущественный государь эрцгерцог Фердинанд по-братски договорились со Святейшим (Sacratissimus) христианским императором Карлом и проч., господином и дражайшим старшим братом своим, о наследственных королевствах, княжествах (principatus) и владениях, доставшихся (им) от Светлейших родителей и дедов, некогда королей Испании, эрцгерцогов Австрии и герцогов Бургундии, и получили надлежащую и справедливую долю, они договорились и [276] о том, что и в прочем будут верны наследию родителей и дедов своих, именно: от кого рождены, по стопам того и надо следовать. Так как герцогам бургундским всегда было свойственно великодушие, которым они смиряли беспокойных, эрцгерцогам же австрийским — справедливость и милосердие (pietas et liberalitas), по причине которых они много раз поднимались на императорский и королевские престолы, всегда побуждая христиан к единству, а королям Испании — отвага и удача, с помощью которых они вырвали из рук неверных столько королевств, за что им и присвоено имя католических (королей), да и множество новооткрытых богатейших и обширнейших земель, по введении (в них) богослужения, присовокупили христианской Империи — итак, все это заставляет и побуждает наших государей возвыситься духом, чтобы не предстать недостойными своих предшественников. То, что по милости божией мы зрим ныне Карла на троне Императорских величеств, Фердинанда при нем помощником и заместителем, а также столь (великих) братьев столь (великое) единодушие и, наконец, блестящую и славнейшую победу над Франциском, королем французским (francorum), в Италии при Павии, — это счастливое начало есть достаточная порука (тому, что) последует еще большее. Поскольку дело обстоит так, остается теперь, чтобы они имели братство и мир со всеми христианскими государями, приводя к согласию и несогласных, дабы осуществилось святое и великое начинание их предков, именно: чтобы христиане единодушно взялись за оружие против общих врагов имени Иисуса Христа и ради вящей славы и веры его. Вот с чем послали нас послами к Вашей светлости оба брата, увещевая, чтобы Ваша светлость и Светлейший король польский заключили надлежащим образом мир, в который они (т. е. оба брата) желают быть внесены и сами и иметь с Вашей светлостью братство и союзничество, дабы наконец Ваша светлость могла бы приобщить свои силы (к борьбе) против врагов имени Христова, как о том подробнее сказал цесарский посол, на которого и ссылаюсь, ибо мы оба от имени как Цесарского величества, так и Светлейшего его брата исполняем и договариваемся об одном и том же деле.

ПЕРЕГОВОРЫ ГРАФА НУГАРОЛА И БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА С СОВЕТНИКАМИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ III

6 мая мы были званы пред государя, и как только сели в его присутствии, тотчас получили повеление удалиться в другое место, где к нам присоединились его советники и повели речь о некоторых из наших предложений. Затем они сказали, что их господин чрезвычайно рад и поздравляет (цесаря) с победой и что он не преминет помолиться богу, чтобы тот даровал Цесарскому величеству постоянных побед над всеми его врагами.

Затем они заявили, что их господин желает братства (fraternitas) и союзничества (confederatio) с цесарем, какие у него были с цесарем Максимилианом, о чем он и сообщал цесарю через своих послов. Если, таким образом, у нас есть на то полномочия (mandatum), то он желает заключить (их) с нами здесь, в Москве.

С королем же польским по ходатайству Цесарского величества он желает мира на подходящих для себя условиях (sicut sibi convenit).

С братом цесаря, эрцгерцогом Фердинандом, он также желает братства и союзничества на подходящих условиях. [277]

На поздравления и т. п. мы отвечали благодарением и что цесарь так же расположен к Его светлости (Serenitas), и что Его величество сделает то же самое, помолясь богу за удачу, благополучие и успех Его светлости.

За то, что Его светлость желает мира с королем польским, мы благодарим от имени наших государей. Поскольку речь зашла о некоторых условиях (convenientiae), то их надо обсудить. Мы увещевали их, чтобы он (великий князь) направил своих советников в какое-нибудь третье место. Если же там с божьего соизволения будет заключен мир с королем, то наши государи как неразлучимые братья желают быть включены в него в качестве третьей стороны, (его) гаранта и хранителя (conservatores et manutentores) и т. д. на надлежащих условиях, которые подробнее будут обсуждены позже.

Они отвечали: что-де касается до поздравлений и т. д., то они передадут их своему господину, что же до союзничества между цесарем и их господином, то зачем это откладывать до других мест, и если у нас есть полномочия заключить (его), почему не сделать это здесь?

Что же до переговоров о мире между их господином и королем польским, то и у прежнего государя, и у их господина всегда был и ныне есть такой обычай, что если король хочет каких-либо переговоров, пусть присылает своих послов сюда, в Москву, и пусть обсудят по обычаю и как надлежит. Это известно тебе, Сигизмунд, и прочим послам, тебе же, граф, поскольку, кажется, ты не бывал прежде в здешних местах, до сих пор не известно, но знай, что это так.

Мы отвечали, что Цесарское величество, поскольку враг его в его власти благодаря благоприятному стечению обстоятельств (oportunitas), которое имеет ныне место в христианском мире (Christianitas) и которого не было много лет до этого, обращается с врагом, как с братом, и принимает его в союзничество, дабы он не возмущал христианский мир, а помогал ему, и вследствие такого стечения обстоятельств дал со своим братом нам поручение употребить все старания, чтобы примирить вашего Светлейшего государя и короля польского, в каковой мир и сами братья желают быть включенными на приличных (bonus) условиях, о которых поговорим в конце. И дабы не упустить этот удобный случай и благоприятное стечение обстоятельств, дарованное богом христианскому миру, то даже если мир и не сможет быть заключен, как того желает господь, Цесарское величество не расторгнет братства и дружбы с вашим господином и, без сомнения, между ними и впредь будут сношения по многим вопросам (plura tractabuntur).

Что же до того, что польский король должен присылать своих послов сюда, то наши государи (о том) осведомлены; разве этот обычай предлог (для отказа)? Они (император и его брат), однако, полагали, что послать (послов) в третье место, как это принято между другими государями, помогло бы (заключить) более крепкую дружбу и братство. Потому-то они и обязали нас так увещевать вашего Светлейшего государя и всеми средствами стараться добиться договора о мире. Если же Светлейшему государю вашему по нраву так (как вы говорите) и он не желает снизойти к увещеваниям наших государей, мы готовы, если угодно вашему государю, послать своих помощников (ministri) к польскому королю с изложением всех соображений и причин, если сможем именем государей наших подвигнуть его, чтобы прислал своих послов сюда и чтобы мы смогли достичь какой-нибудь договоренности. Если пришлет — хорошо, (тогда) исполним свой долг и внесем (в договор) нашу сторону, если же не пришлет, доложим [278] нашим государям, что порученное нам мы вашему господину предложили и, насколько это зависело от нас, написали Светлейшему королю, чтобы прислал послов, и что не смогли добиться (этого), дабы (наши государи) видели, что мы исполнили долг свой и что не было в нас никакого небрежения.

(Нас) спросили, желает ли Цесарское величество иметь дружбу и братство с их господином. Мы ответили, что без колебаний уверены в этом. Они спросили еще, есть ли у нас полномочия заключить союзничество (confederatio) между цесарем и их господином, как это было с цесарем Максимилианом или согласно писаниям, отправленным цесарю с его (великого князя) послами.

Мы ответили, что они уже в достаточной степени осведомлены, какое у нас поручение; именно: Цесарское величество и его брат в связи с благоприятным стечением обстоятельств желают мира между христианами и послали нас для заключения такого мира, в который они желали бы быть вписаны и поддерживать соблюдающую сторону против нарушившей, впрочем, на надлежащих (bonus) условиях, о которых после, с тем чтобы их господин и король польский могли бы обратить свои силы на благо христианского мира.

Когда 8 мая нас пригласили снова, то, как и раньше, советники сказали, что их господин выслушал то, что через нас им было предложено и что они поведали нам от его имени, и относительно этого он велел нам передать, что, заключив в свое время дружбу, братство и союзничество с цесарем Максимилианом, он соблюдал их твердо до самой его (Максимилиана) смерти, и не ради короля польского, а ради братской любви; по смерти же Максимилиана осведомлялся через своих послов у императора Карла относительно подтверждения тех дружбы и союзничества, и много сейчас в этом деле (такого), из-за чего мы теперь оттягиваем его (подтверждение) и не подтверждаем.

Что же до ваших слов, что хотите послать гонцов к королю польскому, великому князю литовскому, дабы прислал сюда своих послов, то наш господин им не препятствует, поскольку однажды уже сказал и позволил это.

Мы отвечали, что поняли то, что они предложили. Но нынешний цесарь и его брат поднимают этот вопрос не ради короля польского, но так как видят, что настало такое благоприятное для христианского мира стечение обстоятельств; цесарь желает союзничества со своим побежденным (captus) врагом, чтобы помочь христианскому миру. И по этой причине твердо желаем мира, чтобы вы могли присоединить и ваши силы к (силам) христианского мира. И по заключении такого мира наши государи будут с вашим господином в союзничестве на надлежащих почетных условиях (bonis et honestis condicionibus), даже таких, что если король польский пожелает предпринять что-либо против этого союзничества, то наши государи будут на стороне вашего господина; мы же не препятствуем никакому заключению и подтверждению, ибо открыто заявили, какие у нас полномочия. Чтобы устранить подозрения, добавим еще, что Цесарское величество и его Светлейший брат подняли этот вопрос не только ради польского короля, но ради блага христианского сообщества (Christiana res publica); ведь мы во время нашего путешествия побывали у короля польского, и его склоняя на этот мир на тех же условиях, но были у него на большом подозрении, так что он оказался по отношению к нам неуступчив (difficilis), полагая, что мы добиваемся этого мира более из любви (amor) к вашему господину, чем по какой-нибудь другой причине.

Поскольку в своей речи они (московиты) говорили об одном [279] только цесаре, не упомянув ни разу о его брате, мы прибавили, что, когда их господин прислал своих послов к цесарю в Испании, Его величество нашли, что у них нет совершенных полномочий (plenum mandatum) для заключения; что и тогда Его цесарское величество сказали им, что даже если бы у них и были совершенные полномочия, он (все-таки) в этом деле не желает ничего заключать без брата своего эрцгерцога Фердинанда, но желает, чтобы и тот был бы участником, какового мнения братья держатся и поныне, потому что в этом деле хотят быть нераздельны.

В заключение мы ясно повторили, что вся суть дела в том, что цесарь и его брат в этом деле не желают разделяться.

Кроме того, мы знаем, что их господину и без нашего рассказа известно, каким оказал себя король польский против цесаря и его брата, и поэтому (их господин) может представить себе, есть ли у них причина и смысл идти на такие (условия) ради его блага.

Они отвечали, что, после того как их господин посылал своего человека к Цесарскому величеству, уже после этого прибыл господин Антоний (dominus anthonius) и сообщил, что заключить там союзничество нет никакой возможности. Их господин посылал своих послов с полномочиями для заключения, но так как переговоры (tractatus) не состоялись и (не) смогли (ничего) заключить, а по этому делу велось столько разговоров и (прилагалось) трудов, то их господину удивительно, почему не смогли довести (его) до конца. А от союзничества с эрцгерцогом Фердинандом их господин никогда не отказывался.

Они просили также разъяснить им: если этот мир между их господином и королем польским будет заключен, есть ли у нас полномочия заключить (тогда) союзничество от имени наших государей здесь, в Москве.

Мы ответили, что да, есть, но на почетных и надлежащих условиях, о которых, с помощью божьей, в конце концов поговорим подробнее; в заключение же настоятельно (expressius) заявили и даже показали на пальцах, что когда их господин, с одной стороны, и король польский, с другой стороны, заключат мир, тогда и наши государи, как неразлучимые братья, желают быть третьей стороной, включенной в этот мир и союзничество, как о том сказали выше, на подходящих (conveniens) и почетных условиях; вот для заключения какого (договора) у нас есть полномочия.

Они отправились к своему государю и, вернувшись, объявили, что между великими государями (magni domini) соблюдается такое обыкновение: сначала договориться о собственных (делах), а затем заботиться о чужих; итак, нам велено передать то, что мы услышали. Если же хотим посылать к королю польскому, то можем.

Мы сказали, (что) обсудим (все) разом (simul et semell) в будущем, и просили об охранных грамотах (literae salvi conductus) для (польских) послов, если они приедут, и они обещали.

СООБЩЕНИЕ ГРАФА НУГАРОЛА И БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА ЭРЦГЕРЦОГУ ФЕРДИНАНДУ О ИХ ДЕЙСТВИЯХ ПРИ РУССКОМ ДВОРЕ

Светлейший и могущественный государь и господин, господин всемилостивейший!

Что по поручению Вашей светлости (Serenitas) мы обсуждали со Светлейшим королем Польши, прежде чем 13 февраля покинули [280] Краков, мы (уже) сообщали Вашей светлости. 26 же апреля мы прибыли сюда, где 1 мая были приглашены на аудиенцию Светлейшим великим князем московским (Serenissimus magnus Moschorum dux). Когда, (зачитав) приветствия Цесарского величества и Вашей светлости, мы должны были приступить к сути дела, он велел нам удалиться в другое место, послав с нами своих советников; то, что от имени Цесарского величества и Вашей светлости мы изложили ему. Вы, если изволите, найдете в прилагаемой копии. После того как они выслушали это, в тот день, когда это имело место, больше о делах не говорилось. 6 же (числа) того же месяца мы были приглашены снова, а равным образом и спустя два дня; обсуждались те дела, копию которых мы уже послали Вашей светлости. Поскольку же сошлись на том, что если король хочет переговоров о мире, то пусть пришлет своих послов сюда, мы отправляем теперь двойных от себя послов к названному королю с увещанием от имени Ваших величеств, дабы соизволил отправить их (послов) с совершенными полномочиями и (предложением) почетных условий, при которых он мог бы надеяться на тот или иной успех. Об этом Ваша светлость узнает из прилагаемой копии письма (к королю). По этому же поводу мы пишем и к великому канцлеру (magnus cancellarius) господину Христофору Шидловецкому (Schidlovitius), а также краковскому епископу и воеводе (waiwoda) виленскому, чтобы они своим влиянием и советом способствовали благоприятному исходу дела.

Из Кракова мы писали Вашей светлости о некоторых сомнениях, а именно относительно того, что Ваши светлости должны быть вписаны в этот мирный договор и намерены поддерживать блюдущую сторону против нарушившей всеми своими королевствами (regna) и владениями (dominia) (и), напротив, обе стороны либо одна из них, блюдущая (договор), должны взять обязательство помогать, поддерживать и споспешествовать Вашим величествам как союзной стороне везде, где (есть) их королевства, владения, области (provintia), наследства (hereditates), земли и местности (terrae et loca), которыми они обладают в настоящее время либо которые будут приобретены ими впредь, как о том говорится и в (данной нам) инструкции, и в предыдущих наших письмах. Об этом мы надеялись еще раньше получить ответ от Вашей светлости. Так как этого не случилось, мы сочли уместным повториться. Нам кажется, что государей, безусловно, вряд ли удастся подвигнуть на столь обширные (обязательства); ведь поскольку Цесарское величество и Ваша светлость располагают таким множеством королевств и владений, рассеянных то здесь, то там (hinc atque hinc), кажется прямо-таки невозможным, чтобы эти две стороны могли подавать вам помощь повсюду. Не следует ли изыскать и предложить им что-нибудь среднее, о чем мы подробно писали, к каковым (писаниям) мы и отсылаем. А так как при переговорах обычно приходится сталкиваться со значительно большим количеством (вопросов), чем можно было бы предполагать заранее, то молим Вашу светлость, дабы изволили еще раз наставить нас относительно этих переговоров о мире между Польшей и Московией на случай, если они смогут и захотят примириться между собой помимо Ваших величеств: надо ли (и тогда) вносить нашу сторону или предпринимать (еще) что-нибудь. Именно в Польше нам с самого начала чрезвычайно (quasi nescio quid simile) старались дать понять, что удивлены, что Цесарское величество ничего не сообщили заранее королю о нашем прибытии и что, если они и без нас сумеют заключить достаточно почетный и полезный мир? Далее, если мир не состоится и остановимся на перемирии, и [281] оно будет заключено, желают ли Ваши светлости быть включенными в него в качестве третьей участвующей и соблюдающей стороны в течение времени, пока длится перемирие, о чем Ваша светлость да изволит изъявить нам свою волю, каковой по мере сил мы и будем держаться, если получим (ее) вовремя, если же — нет, будем руководствоваться прежними инструкциями. Мы собирались было, пока не пришел ответ яз Польши, заняться статьей (articulus) об общем согласии (communis intelligentia), но, кажется, лучше отложить это до тех пор, когда решится вопрос о мире с поляками, чтобы московит, поняв, что в его воле в тех или иных (делах) помешать или помочь Цесарскому величеству, не стал бы упрямиться при (заключении) мира, (желая), чтобы Цесарское величество снизошло до заключения союза (foedus) с ним одним. Мы же не представляем себе, как можно встать против турок, если не удержать перекопских татар от (нападений) на Польшу и Литву, с тем чтобы силы обеих стран свободно могли бы участвовать (в борьбе) против турок. Выражаем наше нижайшее почтение Вашему сиятельству. Дано в Московии в 12 день мая 1526 (года).

Сигизмунд Герберштейн собственноручно

ПИСЬМО ГРАФА НУГАРОЛА И БАРОНА ГЕРБЕРШТЕЙНА ПОЛЬСКОМУ КОРОЛЮ СИГИЗМУНДУ I О ПРИСЫЛКЕ ИМ ПОСЛОВ В МОСКВУ

Светлейший и могущественнейший король и проч. Прибыв сюда 26 апреля, до сего дня мы, по поручению Цесарского величества и Светлейшего государя Испании (и) эрцгерцога Австрии и проч., вели переговоры со Светлейшим Василием, великим князем московским, о мире между Вашим величеством и названным великим князем, ведя речь, во-первых, об условиях, какими они были до последней войны, как это нам было поручено; далее, чтобы послы были направлены в какое-либо третье место, дабы там обсудить названные условия. Поскольку мы убедились, что ничего не добьемся, если с нами не будет послов Вашего величества, то посылаем наших гонцов, благородных Гюнтера Герберштейна и Иоанна Вухрера (Wuechrer), убеждая и прося Ваше величество от имени наших государей, дабы изволили явить снисходительность и направить своих послов сюда с такими полномочиями и (предложением) таких условий, при которых можно было бы надеяться на какой-либо успех. Ибо Ваше величество знает, как мы рассказывали ему об этом лично, по каким причинам следует пойти на это. Ведь речь идет не только о спокойствии какого-либо частного (лица), но об общем благе христианского мира, чтобы Ваше величество знали, к какой цели стремятся Цесарское величество в настоящем, богом им (дарованном) случае, в котором если Ваше величество проявят себя столь снисходительным (humanus), как мы надеемся, то не сомневаемся, что наши государи сполна отблагодарят его в других (делах). Дано в Москве, в 12 день мая 1526 (года). [282]

ОТВЕТ ЭРЦГЕРЦОГА ФЕРДИНАНДА БАРОНУ ГЕРБЕРШТЕЙНУ

Фердинанд, божией милостью государь и инфант Испании, эрцгерцог Австрии и проч., главный заместитель императора и проч.

Благородному (magnificus) верноподданному нашему, любезному Сигизмунду Герберштейну, рыцарю (Equiti Aurato) и нашему послу в Московию.

Благородный, верный, любезный, после твоих писем и посланий, которые ты отписал нам вместе с твоим товарищем (collega) о предметах, ради которых вы сейчас находитесь в Московии, мы прочли также твои частные письма, за которые благодарим, и весьма одобряем твое рвение, желая, чтобы ты, поелику возможно, ставил нас в известность обо всем, с чем бы ни столкнулся (de quibuscumquу occurrentibus), а это свое исследование (studium) продолжал. На что мы, в свою очередь, будем отвечать со всей милостью и благосклонностью, как только представится случай. Дано в Шпайере (Spirae), в 22 день июля, в лето господне (15) 26-е.

Светлейшего господина государя эрцгерц(ога)