МОСКОВСКАЯ ПОВЕСТЬ О ПОХОДЕ ИВАНА III ВАСИЛЬЕВИЧА НА НОВГОРОД

О новогородцех и о владыце Феофиле.[1] Тое же осени ноемврия въ 8 день на собор архааггела Михаила преставися архиепископъ Новагорода Великаго Иона.[2] Новогородци же по старине, каковъ бяша обычай у них, створиша вече и начаша избирати от священноинок на архиепископью. И избравше трех, метнуша жребиа, и паде жребий на некоего священноинока Феофила именем, и возведоша его на дворъ архиепископль. И послаша к великому князю Ивану Васильевичю посла своего Никиту Ларивонова бити челом и опаса просити, чтобы нареченому черньцю Феофилу пожаловал, повелел быти к собе на Москву и поставити бы его велел своему отцю митрополиту Филиппу[3] на архиепископью Великого Новагорода и Пскова, яко же и преже сего было прид предних великих князеих.

 

Князь же великы по ихъ челобитию и прошению, ничто же къ преднему примышляя, но и легче жалуя, посла их почтивъ отпусти съ всем, о чем ему били челом от всего Новагорода, ответ давъ ему таков: «Что отчина моя, Великий Новъгород, прислали ко мне бити челом о том, что взял Богъ отца их, а нашего богомолца архиепископа Иону, а избрали себе по своему обычаю по жребием священноинока Феофила, и яз ихъ, князь великый, жалую, и того нареченного Феофила. И велю ему быти к собе на Москву и къ отцю своему, митрополиту Филиппу, стати на архиепископью Новагорода и Пьскова безо всяких зацепов, но по прежнему обычаю, какъ было при отци моем, великом князе Василье, и при деде, и при прадеде моем, и преже бывших всех великых князехъ, их же род есмы, володимерских, и Новагорода Великого, и всея Руси». Тому же их послу Никите Ларивонову пришедшу с ним в Новъгород и сказа им жалование великого князя, мнози же тамо сущии людие лучши, посадници их, и тысяцкие, и житии люди[4] велми о семъ ради быша, и Феофилъ их.

 

Некотори же от них: посадничи дети Исакова Борецкого съ материю своею Марфою[5] и съ прочими инеми изменьникы, научени дьяволом, иже горшее бесове быша прелестници на погибель земли своей и себе на пагубу, начяша нелепая и развращенная глаголати и на вече приходщи кричати: «Не хотим за великого князя московского, ни зватися вотчиною его! Волный есьмя Великый Новъгород, а московьский князь великы многи обиды и неправду над нами чинит! Но хотим за короля полского и великого князя литовского за Казимира!»[6]

 

И тако възмятеся весь град их, и въсколебашася, яко пьяни: овии же хотяху за великого князя по старине, к Москве, а друзи — за короля, к Литве. Тем же изменници начяшя наимовати худых мужиков въ вечников, иже на то все готови суть по их же обычаю. И приходящии на вече их, и звоняху за все колоколы, и кричаще, глаголаху: «За короля хотим!» И ини их противу им глаголаху: «За великого князя московьского хотимъ по старине, как было преже сего!» И те, наймиты тех изменников, каменье на тех метаху, котори за великого князя хотят. И велико неустроение бяше в них, и меж себе ратахуся, сами на ся въстающе.

 

Мнози же от них: старии посадници, и тысячские, и лучшие люди, такоже и житии люди глаголаху к ним: «Нельзе, брате, тому тако быти, якоже глаголете за короля нам датися и архиепископа поставити от его митрополита, латинина суща. А изначала отчина есмы тех великих князей, от перваго великого князя нашего Рюрика, егоже по своей воли взяла земля наша из варягъ князем себе и съ двема браты его. По том же правнук его, князь великий Владимеръ, крестися и все земли наши крести: рускую, и нашу словеньскую, и мерскую, и кривичскую, весь, рекше белозерскую, и мурому, и вятичи, и прочая. И от того святаго великаго князя Владимира дажи и до сего господина нашего великого князя Ивана Васильевича за латиною есмя не бывали и архиепископа от них не поставливали себе, якоже вы ныне хотите ставити от Григория, называющася митрополитом Руси, а ученикъ то Исидоров, сущей латинин».[7]

 

Те же развратници, якоже и прежни еретици, научени дьяволом, хотяще на своем поставити, а на благочестие дерзнувше, а князю великому не хотяще покоритися, единако въпиаху: «За короля хотим!» А друзии глаголаху: «К Москве хотим, к великому князю Ивану и къ отцю его, митрополиту Филиппу, — в православие!» Злодейци же онии, противници сотворше себе православию, Бога не бояшеся и посол свои послаша къ королю с поминки многими, Панфила Селифонтова да Кирила Иванова,[8] сына Макарьина, глаголюще: «Волни есмы люди, Великий Новъгород, бьем челомъ тебе, честному королю, чтобы еси господарю нашему Великому Новугороду и нам господинъ был. И архиепископа вели нам поставити своему митрополиту Григорию, и князя нам дай из своей державы».

 

Король же прият дары их с любовию, и рад бывъ речемъ их, и много чтивъ посла их, отпусти к ним съ всеми с теми речми, чего хотели, и князя посла к ним Михаила, Олелькова сына, киевьского.[9] Новогородци же прияша его честне, наместников же князя великого не сослаша с Городища. А что был у них князь Василий Горбатой, брат суздалских князей,[10] а того послаша в Заволочье, в заставу на Двину.

 

Слышавъ же сие князь велики Иван Васильевич, что въ вотчине его, в Великом Новегороде, взмятение велико, и начат посылати к ним послы своя, глаголя тако: «Отчина моя естя, люди новогородстии, изначала: от дед, от прадед наших, от великаго князя Владимера, крестившаго землю Рускую, от правнука Рюрикова, первого великого князя в земли вашей. И от того Рюрика да иже и до сего дни знали есте единъ род тех великих князей, преже киевских, до великого князя Дмитрея Юрьевича Всеволода Володимерьскаго,[11] а от того великого князя да иже до мене род их, мы владеем вами, и жалуем вас, и бороним отовселе, а и казнити волны же есмы, коли на нас не по старине смотрите почнете. А за королем никоторым, ни за великим князем литовъским не бывали есте, какъ и земля ваша стала, а нынеча от християньства отступаете к латинству чрес крестное целование. Яз, князь великий, никоторые силы не чиню над вами, ни тягости не налагаю выше того, какъ было при отци моем, великом князи Василье Васильевиче, и при деде моем, и при прадеде, и при прочих великих князеих рода нашего, но еще и жаловати вас хочю, свою отчину».

 

То же слышевше новогородстии людие, бояре их, и посадници, и тысячские, и житии люди, котори не хотяще первого своего обычая и крестнаго целования преступити, ради быша вси сему и правитися хотяще к великому князю по старине.

 

А предречени Исаковы дети с прочими их поборники и с наймиты, яко възбеснешали, яко зверии дивии, безчеловеченъ разум имуще, князя великого пословъ речей, такоже и митрополита Филиппа посла, ни слышите не хотяху. Но и еще наимоваху злых тех смердовъ, убииць, шилников, и прочих безименитых мужиков, иже скотем подобни суть, ничтоже разума имущих, но точию едино кричание, иже и безсловесная и животъная не сице рычаху, якоже они новогородстии людие, невегласи, осподарем зовяху себе Великим Новым городомъ.[12] И ти приходяще на вече, бьяху в колоколы, и кричах, и лаяху, яко пси, нелепая глаголюще: «За короля хотим!»

 

И таково бе възмущение в них, якоже въ Иерусалиме бысть, егда предасть его Господь в руце Титове;[13] якоже бо ти тогда, тако и сии меж себе брань творяху.

 

Князь же великий, слышев сие, скорбен бысть и потужи си о них немало: «Яко и не въ православье еще быша, от Рюрика и до великого князя Владимера, не отступали за иного осподаря, а от Володимера до иже до сего дне его род знали единъ и правилися всем великим князем о всемъ, преже киевским, потом же володимерским, а се уже на последних летех все свое изгубити хотят, от христьаньства к латиньству отступающе. Но что сътворити, не вем, но точию положю упование на едином Господе Боге и многомилостивъ о семъ». И тако възвещает о сем отцю своему, митрополиту Филиппу, и матери свои, великой княгини Марьи, и сущим у него бояром его, что поитти на Новгород ратью. Они же, слышав же сие, съветуют ему, упование положив на Бозе, исполнити мысль свою над новогородци за их неисправление и отступленье.

 

Въ той чяс князь великий розослал по всю братью свою и по все епископы земля своея, и по вся князи, и по бояре свои, и воеводы, и по вся воя своя. И яко же вси снидошася к нему, тогда всемъ възвещает мысль свою, что итти на Новгород ратию, понеже бо во всем изменишя.[14] И князь великий благословение приим от митрополита Филиппа, такоже и от всех святитель земли своея, и от всего священнаго собора, начат въоружатися итти на них, такоже и братья его, и вси князи его, и бояре, и воеводы, и вся воя его.

 

К Нову же городу посла грамоты розметные[15] за их неисправление, а во Тфирь посла к великому князю Михаилу,[16] помочи прося на новогородцев же. А къ Пьскову послал дьяка своего Якушку Шачебалцова мая въ 23,[17] на праздникъ Възнесения Господня, глаголя им: «Отчина моя, Велики Новъгород, отступають от мене за короля, и архиепископа своего ставити им у его митрополита Григория, латинина суща. И яз, князь великий, дополна иду на них ратью, а целование к ним сложил есмь. И вы бы, отчина моя псковичи, посадници, и жити люди, и вся земля Псковьская къ брату вашему Новугороду целованье сложили бы есте и поидите на них ратью с моимъ воеводою, княземъ Феодором Юрьевичем Шуйскымъ или съ его сыном, княземъ Васильемъ».[18]

 

В 31 же день месяца майя, в пятокъ, послал князь великый Бориса Слепца[19] к Вятке, веля им быти на Двиньскую землю ратью же. А к Василью Феодоровичю къ Бразьцю[20] посла на Устюгъ, чтобы с устюжаны на Двину же ратью пошел, а зжидалъ бы ся с Борисом да с вятчяны.

 

Месяца же иуния въ 6, в четверток, на Троецкой недели, отпустил князь великий с Москвы воевод своих, князя Данила Дмитреевича Холмовского да Феодора Давыдовича[21] съ многим воинством, с ними же и князя Юрья Васильевича[22] и князя Бориса Васильевича,[23] дети боярские многи. А велел тем князь велики итти к Русе.[24]

 

А въ 13 того же месяца, в четверток, отпустил князь велики князя Ивана Васильевича Оболенского Стригу со многими вои, да с ним князей царевичевых Даньяровых со многими татары.[25] А велел тем итти на Волочек да по Мьстей.[26]

 

По сем же князь велики начат по церквам молебная свершати и милостыню многу расылати по земли своей и по церквам, и монастырем, священиком, и черноризцем, и нищим. В соборную же церковь пречистыя владычще нашеа Богородица приснодевы Мария князь велики, вшед къ чюдотворней икони пречистыя Богородица Владимерьския и многа моления съверши и слезы доволнии излия, такоже и пред образом Пречистыа чюдотворныя, юже сам чюдотворець Петръ[27]написал. По сем же приходить къ гробу, иже въ святых отца нашего Петра митрополита чюдотворца, молебьна съвершая и слезы изливая, прося помощи и заступленья, такоже и у прочих святителей, в той же церкви лежащих, преосвященных митрополит Фегнаста, и Киприана, и Фотия, и Ионы,[28] помолився.

 

И исшед оттуду, приходить в монастырь архааггела Михаила честнаго его чюда, и вшед въ церковь его, молебная совершает, призывая на помощь того воеводу небесных сил съ многим умилением. И паки входит в той же церкви въ приделъ Благовещеньа Богородици, идеже бяху целбоносный гробъ, в немь же лежаху чюдотворныя мощи, иже въ святых отца нашего Алексеа митрополита, рускаго чюдотворца, и тамо такоже помолися съ многими слезами.

 

И потом паки приходить въ церковъ архистратига Михаила, честнаго собора его и прочих бесплотных, и такоже моления совершает, прося помощи и заступленья от них. Приходит же паки в той же церкви къ гробомъ прародитель своих, лежащих ту великих князей володимерских и новогородцих и всея Руси, от великаго князя Ивана Даниловича[29] и до отца его, великаго князя Василья, моля их и глаголя: «Аще духом далече есте отсюду, но молитвою помозите ми на отступающих православья державы вашея».

 

И оттоле исшед, обходит вся съборныя церкви и манастыря, повсюду молебная съвершаа и милостыня доволно подавая. По сем же паки приходит и къ отцю своему Филиппу, митрополиту всея Руси, прося благословения и прощенья. Святитель же огражает его крестом, и молитвою въоружает его, и благославляет его на противныя и вся воя его, якоже Самоил Давыда на Гольяда.[30]

 

Князь же велики Иван Васильевич, приим благословение от отца своего митрополита Филиппа и от всех епископъ земля своей и от всех священник, исходит с Мосъквы того же месяца иуния въ 20, в четверток, на память святого отца Мефодья епископа паторомска, а с ним царевич Данияръ и прочии вои великаго князя, князи его мнози и вси воеводы, съ многою силою въоружився на противныя, якоже преже прадед его благоверный велики князь Дмитрей Иванович на безбожнаго Мамая и на богомерзкое тое воиньство татарьское, такоже и сей благоверный и велики князь Иоан на сих отступник.

 

Аще бо християне нарицахуся, а дела их бяху горее неверных, всегда бо изменяху крестное целованье, преступающе, но и горее того начяша беситися, якоже преже написах: пятсот бо летъ и 4 въ крещении быша за великими князи рускими православными, ныне же на последнее время, за 20 лет до скончания седмыя тысящи,[31] въсхотеша отступити за латиньского короля, и архиепископа своего въсхотеша поставити от его митрополита Григорьа латынина; а князю великому много о сем посылающу к нимъ остатися от таковаго начинания. Такоже и митрополит Филип посылаше к ним, наказающе их, яко отець чада своя, по Господню словеси, еже рече въ Еуагельи: «Аще съгрешит к тебе брат твой, шед обличи его пред собою и тем единемъ; и аще послушает тебя, приобрелъ еси брата твоего; аще ли тебе не послушаетъ, поими с собою два или три, предусты бо двоих или трех сведетель станет всяк глаголъ. Аще ли и тех не послушает, повежь церкви; аще ли о церкви не радити почнет, буди ти, якоже иноязычникъ и мытарь».[32] Си же паки людие новогородстии о всем о том не внимаху, но свое зломыслие творяху; то не горее ли си иноверныхъ? Невернии бо изначала не знаху Бога, ни научишася ни от кого же православию, перваго своего обычая идолопоклония держахся, а си многа лета бывши въ християнства и на конець нача отступати к латынству. И тако поиде на них князь великий не яко на христиан, но яко на иноязычникъ и на отступникъ православья.[33]

 

Поиде же князь великий на Рождество Предотече на Волокъ. Такоже и братия великого князя поидоша кийждо их от себе: князь Юрья Васильевичь из своея отчины, а князь Андрей Васильевич из своея отчины, а князь Борис Васильевич из своея отчины, князь Михайло Андреевич с сыном Васильем[34] из своея вотчины. А на Москве князь великий оставил сына своего, великого князя Ивана, да брата его князя Андрея Меньшего.[35]

 

На Петровъ день[36] прииде князь великий в Торжек:[37] приидоша же к нему в Торжекъ воеводы великого князя тферьскаго, князь Юрья Андреевичь Дорогобужский[38] да Иванъ Микитинъ Жито,[39] со многими людми на помочь на новогородецъ же; а з Пскова прииде к великому князю в Торжекъ же посол Василей да Богдан съ Якушкою с Шачобалцовым, а присланы с темъ, что целование к Новугороду сложили, сами готови все. Князь же великий с Торжку посла к нимъ Богдана, а с нимъ Козму Коробьина,[40] чтоб не мочтая пошли к Новугороду, а Василья от себе не отпустил; и ис Торжку поиде князь великий.

 

Братья же великого князя все со многими людми, кийждо нз своея отчины, поидоша розными дорогами к Новугороду, пленующе и жгуще и люди въ пленъ ведуіде; такоже и князя великого воеводы та же творяху, кийждо на кое место посланъ. Прежепосланны их воеводы великого князя, князь Данило Дмитреевич Холмъвский и Феодоръ Давыдович, идуще по новъгородцким местом, идеже повелено им бяше, и распустиша воя своя на многия места жещи и пленити и в полон вести и казннти без милости за их неисправление ко своему государю великому князю. Дошедшим же воеводамъ темъ до Русы, поплениша и пожгоша место то; и пленивъ то и пожегъ, поидоша близ к Новугороду к реце к Шелоне. И якоже приидоша на место, нарицаемое Коростыня,[41] а у езера Илмяня на брезе, и внезаапу паки прииде на них безвестно по езеру рать в судех от Новагорода и из судъ вышед, приидоша таемъ под станы их, а им в то время оплошившимся. Сторожи же воевод великого князя, видевши их, возвестиша воеводамъ, они же в той час въоружившеся, поидоша противу их и многих избиша, а иных руками изнимаша; темъ же изнимаемым самимъ межи себе повелеша носы, и губы, и уши резати, и отпущати их назад к Новугороду,[42] а доспехи их, снимающе, в воду метаху, а ини огню предаша, не бяху бо имъ требе, но своими доспехи все доволни бяху.

 

И оттоле паки возвратишася к Русе в той же день, оже в Русе иная рать пешая, множае первыи и сугубейшии, а пришли рекою же в судех Полою[43] именемъ. Воеводы же великого князя и на тех пришед и побиша их, и посла к великому князю с тою вестью Замытского Тимофея, а пригонил к великому князю иуля въ 9 день на Коломну озеро; а сами воеводы от Русы поидоша к Демону[44] городку. Князь великий посла к нимъ, веля им итти за реку Шолону сниматися со псковичи. А под Демономъ велел стояти князю Михаилу Андреевичю с сыномъ княземъ Васильемъ и со всеми вои своими.

 

А воеводы великого князя поидоша к Шолоне, и яко пришедшим имъ к берегу реки тоя, идеже брести чрез ея, оже в ту же пору прииде ту рать новгородская противу их з другия страны, от града своего, к той же реце Шолоне, многое множество, яко и ужаснутися полком великого князя, понеже бо в мале беху, все бо вои сущии под ними, не ведуще того, пленяху места их и окрестъ Новагорода.

 

А новгородцкие посадники и тысяцкие, и с купци, и з жити люди, и мастеры всякие, спроста рещи, плотници и гоньчары и прочии, котории родився на лошади не бывали и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, — всех тех изменници они силою выгнаша, а которым бо не хотети поити къ бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Волховъ меташа; сами бо глаголаху, яко было их сорок тысяч на бою том.

 

Воеводы же великого князя, аще и вмале беста — глаголють бо бывши тамо, яко с пять тысяч их толико бе, — но видевше многое множество вои их и положи упование на Господа Бога и пречистую его Матерь и на правду своего осподаря великого князя, поидоша напрасно противу их, яко лвы рикающе, чрес реку ону великую, ея же сами новогородци глаголють, никогда тамо броду имуще, а си, не пытающе брода, вси цели и здрави преидошя ея. Видевше же се, новогородци устрашишася зело, възмутишяся и восколебашеся, яко пьяни, а си пришед на них начяшя преже стреляти их, и возмутишяся кони их под ними, начяша съ себе бити их, и тако въскоре побегошя, гоними гневом Божьим за свою их неправду и за отступление не токмо от своего осподаря, но и от самого Господа и Бога.

 

Полцы же великого князя погнаша по них, колюще и секуще их, а они и сами бежаша, друг друга бьюще, кои с кого мога. Избиено же бысть их тогда многое множество, самим бо глаголющим, яко дванадесять тысущь изгибе их на боех тех, а изима их руками боле двою тысяч; изнимани же посадници их: Васили Казимеръ,[45] Дьмитрей Исаковъ Борецькой, Кузма Григорьевъ,[46] Яковъ Федоровъ,[47] Матфей Селезеневъ, Васили Селезеневъ — два сестричича Казимеровы,[48] Павелъ Телятевъ,[49] Кузму Грузова,[50] а житьих множество. Сбысться на нихъ пророчское слово реченное: «Яко пять вас поженет сто, а сто двигнета тмы». Бежащим же им на долзей, и кони их отдохшяся, и начаша реятися с них долов и въ воды, и въ болота, и в лесы, ослепи бо я Господь, не знаяху бо земли своей, ниже пути ко граду своему, от него же приидошя, но блудяху по лесомъ, и где выходящим имъ из леса, и тако имаху ихъ ратнии, а инии ранени блудяще и по лесомъ изомроша, а инии в водах истопоша; а котории с конь не сметашася, тех кони их принесоша къ граду, яко пьяных или спящих, а инии в оторопе и град свой пробегоша, мняще, яко и град их взят уже, възмятоша бо ся и въсколебашася, яко пьяни, и вся мудрость их поглощена бысть. А вои великого князя гонили по них дванадесят верстъ, и тако възвратишася от великия тоя истомы.

 

Воеводы же князя великого, князь Данило и Феодоръ Давыдович, ставьше на костех, сождашяся с воиньством своим и видеша воя своя всех здравых и благодариша Бога и пречистую его Матерь и всех святыхъ. И начаша воеводы глаголати поиманым у них новгородцем: «Что ради вы с толиким множеством вои своихъ ни мала постоясте, и видяще малое наше воинство?» Они же рекоша к ним: «Мы бо видехом вас бесчисленое множество, грядущее на нас, не токмо противу и нас идущи, но еще инные полки видехом, в тыл по нас пришедших, знамена же имут жолты и болшие стяги и скипетры, и говоръ людцки мног и топот коньский страшен, и тако ужас нападе на ны,[51] и страх обьят ны, и приятъ нас трепет». Бысть же бо сие иуля въ 14 в неделю по рану, на память святаго апостола Акилы.

 

Вои же князя великого и после бою того воевали много посады новгородские и до немецкого рубежа по реку Нерову,[52] и великое место, зовомое Новое Село, поплениша и пожгошя. Воеводы же великого князя, мало отдохнувъ по бою том и съждався съ своими, послашя к великому князю Замятню[53] с тою вестию, что поможе имъ Богъ, рать новогородцкую побили. Он же прогонилъ к великому князю въ Яжолбици того же месяца въ 18 день, и бысть радость велика великому князю и братьи его и всему воиньству их, бе бо тогда у великого князя и царевич Даньяръ, и братья его, благовернии князи Юрьи, и Адрей, и Борисъ, и боаре их, и все воиньство их. И тогда обещася князь велики поставити на Москве церковь святого апостола Акилу, еже и бысть, а воеводы, князь Данило и Федоръ, другую церковь, Воскресение.

 

А в ту же пору был у великого князя из Новагорода от нареченнаго арьхиепископа и от всего Новагорода Лука Климентьев[54] о опасе; князь велики дасть им опас и отпусти того с селищь противу Демона; а князю Михаилу Ондреевичю и сыну его князю Василью воеводы новогородцкие, кои седели в городе Демону, добили челом и предашяся на том, что их головами выпустити, а о ином ни о чем не стояти; а из города дали окупа сто рублев новогородцкую.[55]

 

А от пьскович приде к великому князю в Ыгнатичи с Кузмою с Коробьиным посадникъ Никита[56] с темъ, что пьсковичи со всею землею своею вышли на его служьбу, своего осподаря, с воеводою князем Васильемъ Федоровичем, а идучи, начяшя новогородцкие места грабити и жечи, и людие сечи, и, в хоромы запирая, жечи. Князь же велики послал к ним Савастьяна Кушелева[57] да первого посла их Василья с ним с Полы с реки.

 

Месяца того же въ 24 день, на память святых великомученик Бориса и Глеба, прииде князь велики в Русу, и туто повелел казнити главною казнью новогородцких посадниковъ[58] за их измену и за отступление: Дмитрея Исакова Борецьского, да Василья Селезнева, да Еремеа Сухощека, да Киприана Арзубьева; а иных многих посла на Москву да велел их вметати в тюрму, а мелких людей велелъ люди отпущати к Новугороду, а Василья Казимира, да Кузму Григориева, да Якова Федорова, да Матфея Селезенева, да Кузму Грузова, да Федота Базина велелъ отвести на Коломну[59] да поковати их. А самъ поиде оттуду к Ильмерю озеру на усть Шелоны, и приде ту на место, зовомое Межуберегъ и Коростынь, въ 27 в суботу.

 

А в той же день был бой воеводам великого князя съ двиняны, Василью Федоровичю Образцу, а с ним устюжанеи и прочии вои, да Борису Слепцю, а с ним вятчане, а бой имъ был на Двине[60] со княземъ Васильемъ Шуйскимъ, а с ним заволочие все и двиняне. Было же с ним рати 12 тысяч, а с великого князя воеводами было рати 4 тысячи без 30 человекъ. Бысть же бой им вышед ис суд обои пеши, и начяша ся бити о третьемъ часе дне того, биша же ся и до захожения солнечнаго, и за руки емлющеся сечахуся, и знамя у двинянъ выбишя, а трех знаменщиковъ под нимъ убишя: убили бо первого, но и другой подхватилъ, и того убили, ино и третей взял, убивше же третьего, и знаме взяша. И тако двиняне възмятошяся, и уже к вечеру одолеша полкы великого князя и избишя множество двинян и заволочян, а ини истопошя, а князь их ранен кинувся в лодку, убеже на Колмогоры,[61] многих же руками изнимаша, потомь же и градки их поимашя, и приведоша всю землю ту за великого князя. Убиша же тогда князя великаго рати 50 вятчянинов да устюжанина одного, да Борисова человека Слепцева Мигуна, а прочии вси Богомъ сохранени быша.

 

О нареченем Феофиле и о новогородцех, како приидоша к великому князю бити челом. А в той же день на усть Шолоны в судех озером Ильменем нареченный Феофилъ с посадники и с тысяцскими и съ житьими людьми со всех конецъ, и начяшя преже бити челом княземъ и бояромъ, и воеводам великого князя, чтобы печаловалися братьи великого князя, а они бы печаловалися брату своему великому князю, да и сами бы бояре печаловалися. Бояре же пришед с ними, бишя челом братьи великого князя, братья же великого князя, князь Юрьи, князь Андрей, князь Борис и князь Михайло Ондреевич съ сыномъ и бояре их биша за них челомъ великому князю. Князь же велики их деля пожаловал, велел тому нареченному черньцю Феофилу, и посадником, и тысячким, и прочим быти к себе на очи. Они же вшед к великому князю и начяша бити челом о своем преступлении и что руку противу его подняли, чтобы пожаловал осподарь, смиловался над ними, възвратил бы гневъ свой не их ради челомъ битьа, но свое бо благосердие показал и согрешающимъ, не велел бы боле того казнити, и грабити, и жещи, и пленити. Милосердовав же, князь великий показа к ним милость свою и прият челобитье их, утоли гневъ свой, и в той часъ повеле престати жечи и пленити, плен, которой туто есть, отпустити, а которай отслан и отведенъ, и тех отдати.

 

А добиша челомъ великому князю 16 тысяч сребра новгородцкых рублевъ[62] опроче и братьи великого князя, и князей, и прочихъ: бояр, и воевод, и прочих всех, котори не печаловалися о них; а земля их вся пленена и пожжена, и до моря,[63] не токмо бе те, кои были с великим князем и з братьею его, но из всех земель их пешою ратью ходил на них, а Псковская вся земля от себе их же воевали; не бывала на них такова война, как земля их стала.

 

О псковичех. А что послал Севастьяна Кушелева князь великий против псковичь, и тот сретил их за Порховымъ,[64] а они идут от своего городка от Дубскова,[65] взялъ из него 6 пушокъ, к Порхову. Савастьянъ же сказа имъ великого князя здравие да и победу на новгородци, а имъ велелъ князь великий борзее поити к Новугороду. Псковичи же ис-под Порхова отпустиша Савастьяна к великому князю, а с ним послы своя, Козму Сысоева[66] да Стефана Афонасьева Винкова,[67] а сами поидоша со всею силою своею к Новугороду. И не дошед Новагорода за 20 верстъ, стали у Спаса на Милцей, а Совостьянъ с теми послы с псковскими, с Кузмою да Стефаном, приидоша к великому князю на усть Шолоны иуля въ 30 на заговение на Оспожине, а князь Василей Феодорович Шуйской, воевода пьсковский, с посадники и прочими и с лутчими людми после пословъ своих приидоша к великому князю туто же на усть Шолоны.

 

И после тех прихода стоял туто на единомъ месте князь великий 11 день, управляя новгородецъ, и пожаловал их, дасть имъ миръ на своей воле, как сами восхоте,[68] а псковичемъ доскончание взял с новогородци все выше перваго, как псковичи хотели. По том же князь великий дастъ новгородцемъ мир, и любовъ, и милосердие, и почтив нареченаго их Феофила и посадниковъ их, и тысяцкых, и прочих, котори с нимъ ходили, и отпусти их во свой им град. А за ними послалъ в Новъгород боярина своего Феодора Давыдовича привести Великий Новъгород весь к целованию от мала даже и до велика и сребро на них имати; они же шед в Новъгород, сотвориша, якоже повелено бысть имъ.

 

А князь великий Иван Васильевичь володимерский и новгородцкий, всея Руси самодержецъ, возвратися оттуду к Москве с победою великою месяца августа 13; тако же и вся братья его, и князи, и воеводы, и вся воя их и со многою корыстью.

 

А того же лета князь великий, ида к Новугороду, послал в Поле Никиту Беклемишева искати царевича Муртазы, Мостофина сына,[69] звати его к себе служити. Никита же наеде его в Поле и перезва его к великому князю, и прииде с ним къ сыну великого князя на Москву наперед прихода великого князя из Новагорода.

 

А того же лета вятчане, шед суды Волгою на низъ, взяша Сарай[70] и много товара взяша и пленъ много поимаша. Слышавше же си татари Болшие Орды, понеже близъ ту начевали за единъ день, и тако многое их множество поидоша переимати их, и поимавше суды, и всю Волгу заступиша суды своими, хотяще их перебити. Они же единако пробишася сквозе их и удоша со всем. А под Казанью такоже хотеша приняти их, и тамо поидоша мимо тех со всем в землю свою.

 

О великого князя приходе, как прииде из Новагорода на Москву. Лета 6980 месяца сентебря въ 1 день, в начале индикта, еже есть новое лето,[71] на память преподобнаго Семиона Столпника прииде князь великий в отчину свою, въ славный град Москву, победивъ супостаты своя, казни противящихся ему, и не хотящихъ повинутися привед во всю волю свою, и многу корысть и славу приобрете.

 

И срете его Филиппъ митрополитъ со кресты близ церкве, толико с мосту з болшего сшед каменаго да клядязя площаднаго со всемъ освященым соборомъ. А народ московстий и многое их множество далече за градом стречали его: ини за 7 верстъ пеши, а инии ближе, малии и велици, славнии, неславнии, безчисленое их множество. А сынъ его, князь великий Иванъ, и брат его, князь Андрей Меньший, и князи его, и дети боярские, и бояре, и гости, и купци, и лучшие люди сретоша его накануне Семеня дни, идеже бе ему ночевати. Велья же бысть радость тогода въ граде Москве.

 

О ноугородцех, како истопоша на озере Илмени. Того же лета месяца сентебря 2 день поидоша из Новагорода из осады многое множество людей[72] и з женами, и з детми по езеру в великих учанехъ,[73] кииждо их по своим местомъ. Глаголют бо, яко было суд тех великих 100 и 80, а по 50 человекъ в судне и поболе. Яко бывшимъ им в пучине озера того, и дохнувшу на них ветру велию и напрасну, и потопи все суды оны, ни едино же от нихъ не избысть, и вся люди, тавар их истопе.

 

Тое же осени к королю пришелъ изо Орды Икирей со царевым послом,[74] а король в ту пору заратился со иным королем, со угорским.[75]

 

Тое же осени месяца того же сентебря 10 прииде из Венеции Онтон Фрязинъ,[76] а с ним пришел посол к великому князю из Венецеи от дюки венецейского Ениколы Трона Иван именем, Тривизан прозвище,[77] а посланъ к великому князю от того дюки и от всех земль сущих под нимъ бити челом, чтобы пожаловал князь великий, велел того Тривизана приводити до царя Ахмута Болшие Орды, а послал к нему со многими поминки и з челобитьем, чтобы пожаловал, шел имъ на помочь на турского салтана къ Царюграду. Тот же Тривизан пришед на Москву, и первое прииде къ Ивану Фрязину, к денежнику московскому, понеже бо той Иван Фрязин Волпъ[78] тамошние земли рожение и знаем тамо, и зказа ему вся та, о чемъ пришел на Москву, а у великого князя еще не былъ. Фрязин же, нашъ денежникъ, не велел тому Тривизану о томъ бити челом великому князю, глаголя ему: «О сем ти ему бити челом, великому князю, да поминки великие подавати? А могу то яз зделати опроч великого князя и до царя допровожю тя». А к великому князю пришел Фрязин с темъ Тривизаномъ, назвалъ его князьком венецийскомъ, а к сабе племенником, а рекши, пришел до него своим делом да и гостьбою, да то у великого князя утаили.

 

А Онтон тогды от папы от Павла привезлъ листы к великому князю таковы, что послом великого князя волно ходити до Рима по всей земли Латинской и Немецкой, и Фрязкой, и по всем тем землям, котории земли под его папежство присагают, даже и до скончания века; а по царевну бы по Софию, Аморейскаго царя по Фомину дщерь,[79] посылал.

 

Тоя же осени Филипъ митрополит повеле готовити камение здати церковь святыя Богородица.[80]

 

О пермьском епископе Филофее. Тое же осени месяца ноября въ 8 поставленъ бысть Перми епископъ, Филофей именемъ,[81] митрополитом Филиппомъ.

 

О ноугородцкомъ владыце. Того же месяца въ 30 прииде на Москву ставитися на архиепископью Новагорода Великого нареченый их Феофилъ, а с ним посадници пришли Александръ Сапсонович да Лука Феодорович.[82] Тое же осени декабря въ 8 поставленъ Рязани епископъ Феодосий,[83] архимандрит чюдовский, митрополитом Филипомъ, а были на поставлении его архиепископъ ростовский Васьян, суздалский епископъ Евфимей, коломенский Горонтей, сарский Прохор, пермский Филофей.

 

О новгородцком архиепископе Феофиле, како поставлен бысть. Ве 15 того же месяца, в неделю, поставлен бысть Новугороду на архиепископью нареченной их Феофил преосвященым митрополитом Филипом всея Русии, а были на поставлении его вси прежереченнии епископи рустии и архимандрити, и протопопи, игумени честни и весь освященый соборъ славнаго града Москвы. По поставлении же своем билъ челом великому князю от себе и от всего Великого Новагорода с посадники и с тысячьскими, и со всеми с теми, котории пришли с ним, о плененых, о Казимире и о прочих товарищех его. Князь же велики приятъ челобитие их и тех всех отпусти с честию, а было их на Москве 30. Самого же архиепископа отпусти того же месяця въ 23.[84] Тоя же зимы повезоша камень на Москву на создание церкви святыя Богородици.

 

---

[1] Феофил — в прошлом владычный протодиакон; несмотря на свою промосковскую позицию в 1470—1471 гг., был впоследствии, в 1479 г., заточен и лишен престола по повелению Ивана III.

[2] ...преставися архиепископъ Новагорода Великаго Иона. — Вступив на владычный престол в 1459 г., Иона занимал в общем промосковскую позицию, но не всегда достигал согласия с великим князем. Избрание Ионы архиепископом совпало с разрывом между западнорусской (литовской) православной церковью и московской. Β связи с этим Иван III обращался к Ионе с призывом не признавать главой русской церкви западнорусского митрополита.

[3] Митрополит Филипп — занимал митрополичий престол в 1465—1473 гг.

[4] Житии люди — новгородские землевладельцы менее высокого ранга, чем бояре, представители городского патрициата.

[5] ...посадничи дети Исакова Борецкого съ материю своею Марфою... — Марфа, вдова посадника Исака Андреевича Борецкого и мать посадника Дмитрия Исаковича, упоминается в повести московского великокняжеского свода лишь один раз; в новгородской повести она вообще не фигурирует. Единственный рассказ, уделивший Марфе Борецкой важное место, это — «Словеса избранна»; Марфа уподобляется здесь библейским «злохитривым женам» — Иезавели, Иродиаде и т. д., и этим еще более подчеркнвается греховность «величавых мужей новгородских». Именно из «Словес избранных» образ Марфы-посадницы как едва ли не важнейшей политической фигуры Новгорода накануне его падения перешел в историографию и литературу XIX—XX вв. (Η. Μ. Карамзин и др.).

[6] ...за короля полского и великого князя литовского за Казимира!» — Казимир Ягеллон, литовский великий князь с 1440 по 1492 г; в 1447 г. был избран польским королем (Казимир IV). Вопреки тенденциозному рассказу московского летописного свода план прямого признания суверенитета польско-литовского короля возник в Новгороде не в ноябре 1470 г., а позже — летом 1471 г.

[7] ...от Григория, называющася митрополитом Руси, а ученикъ то Исидоров, сущей латинин». — Исидор занимал престол митрополита всея Руси с 1437 г.; в 1439 г. участвовал во Флорентийском соборе и поддержал унию с католической церковью; в 1440 г. вновь приехал на Русь, но после отказа русских князей признать унию вынужден был уехать на Запад. Β 1458 г. главой православной церкви в Западной Руси стал Григорий, которого в Москве считали учеником Исидора; первоначально посвящение его в этот сан действительно исходило от патриарха-униата, проживавшего в Риме, но в 1470 г. Григорий порвал с патриархом-униатом и получил сан митрополита всея Руси от патриарха Дионисия, находившегося в Константинополе (завоеванном турками) и не признававшего унии. Поэтому формально Григорий не мог считаться «латинином».

[8] ...послаша къ королю... Панфила Селифонтова да Кирила Иванова... — Не совсем понятно, ο каком посольстве идет речь. Текст договора Новгорода с Казимиром, дошедший до нас, упоминает житиих людей Панфила Селифонтова и Кирилла Иванова в качестве участников переговоров, но этот договор не мог быть составлен ранее начала военных действий между Новгородом и Москвой.

[9] ...князя посла к ним Михаила, Олелькова сына, киевьского. — Сообщение московского великокняжеского свода ο присылке Михаила Олельковича в Новгород Казимиром явно тенденциозно и неточно. Согласно новгородской и псковской летописям, Михаил Олелькович приехал в Новгород осенью 1470 г., еще до избрания Феофила архиепископом (Псковская третья летопись относит его приезд к 8 ноября, датируя смерть Ионы 5 ноября). Β качестве киевских князей братья Семен и Михаил Олельковичи были вассалами Казимира; они были его родичами (внуками Ольгерда), но вместе с тем они были православными князьями и, по матери, двоюродными братьями Ивана III. Β 70-х гг. XV в. во всяком случае отношения Олельковичей с Казимиром были натянутыми — он не признавал их вотчинные права на Киевскую землю. Попытка сближения новгородцев с Казимиром была сделана не до приезда Михаила Олельковича в Новгород и не во время пребывания Михаила там, а уже после того, как этот князь в марте 1471 г. (за два месяца до похода Ивана III) покинул Новгород. Β «Словесах избранных» ο приезде Михаила Олельковича также говорится после сообщения об избрании Феофила (но с указанием, что это произошло «прежде того»), кроме того, сообщается ο сговоре Марфы Борецкой с Михаилом, ο ее намерении «пойти замужь за литовьского же пана за королева», но ο договоре новгородцев с Казимиром сообщается в дальнейшем изложении — уже после описания Шелонской битвы.

[10] ...Василий Горбатой, брат суздалских князей... — Василий Васильевич Шуйский-Гребенка-Горбатый Суздальский, внук последнего суздальского князя Семена Дмитриевича, новгородский воевода, неоднократно участвовавший в военных действиях с Москвой.

[11] ...до великого князя Дмитрея Юрьевича Всеволода Володимерьскаго... — Речь идет ο владимиро-суздальском князе в 1176—1212 гг. Всеволоде Большое Гнездо — родоначальнике владимирских и московских князей XIII—XVI вв.

[12] ...наимоваху злых тех смердовъ... и прочих безименитых мужиков... якоже они новогородстии людие, невегласи, осподарем зовяху себе Великим Новым городомъ. — Московский великокняжеский свод настойчиво подчеркивает сочувствие «лучших людей» Новгорода — бояр и житиих людей — Москве и приверженность «безименитых мужиков» вечевому строю; особенное возмущение его вызывает то обстоятельство, что этих «смердов», собравшихся на вече, полагалось именовать «осподарем Великим Новгородом». Однако в изображении новгородского летописца внутриполитическая ситуация в Новгороде оказывалась более сложной. Типографская летопись, содержащая ростовский рассказ, близкий по тенденциям и построению к рассказу великокняжеского свода, обвиняет в склонности к «кралю литовскому» «бояр вечников», «крамольников» и «всех новгородцев», но прибавляет, что «земстии же людие того не хотяху».

[13] ...якоже въ Иерусалиме бысть, егда предасть его господь в руце Титове... — Автор имеет в виду рассказ известной на Руси «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия ο внутренней борьбе в Иерусалиме и Иудее накануне римского завоевания.

[14] ...розослал по всю братью свою и по все епископы земля своея, и по вся князи, и по бояре свои, и воеводы, и по вся воя своя... възвещает мысль свою, что итти на Новгород ратию, понеже бо во всем изменишя. — Этот чрезвычайно широкий совет, созванный Иваном III перед походом на Новгород, по составу напоминает земские соборы XVI—XVII вв. Вслед за этой фразой в Московском своде вставлен текст, близкий к «Словесам избранным», ο непроходимости новгородских земель в летнее время.

[15] ...грамоты розметные... — Грамоты ο разрыве мирных отношений и объявлении войны.

[16] ...во Тфирь посла к великому князю Михаилу... — Великий князь Михаил Борисович занимал тверской престол с 1461 по 1485 г. (когда Тверь была присоединена Иваном III, а Михаил бежал в Литву).

[17] Α къ Пьскову послал дьяка своего Якушку Шачебалцова мая въ 23... — По известиям псковских летописей посольство «диака Якова» с предложением выступить против Новгорода было уже вторым посольством Ивана III в Псков по этому вопросу (первое посольство приезжало осенью 1470 г.). Связанный вассально-союзническими обязательствами и с Новгородом, и с Москвой Псков старался занять нейтральную позицию, предлагая обеим сторонам свое посредничество.

[18] ...с моимъ воеводою, княземъ Феодором Юрьевичем Шуйскымъ или съ его сыном, княземъ Васильемъ». — Воевода Федор Юрьевич Шуйский с 1463 г. предводительствовал псковскими войсками в войне с Ливонским орденом; в 1464 г. он уже именуется наместником великого князя; с 1468 г. в Пскове появляется и его сын Василий Федорович.

[19] ...послал... Бориса Слепца... — Борис Матвеевич Слепец-Тютчев несколько раз выступал как великокняжеский воевода на Двине (см. Севернорусский летописный свод 1472 года).

[20] ...к Василью Феодоровичю къ Бразьцю... — Василий Федорович Образец Симский (из крупного боярского рода Редегиных-Добрынских) был одним из видных деятелей при Иване III; после победы над новгородцами в 1471 и 1478 гг. он участвовал в войне под Казанью и походе на Тверь, был наместником в Боровске и Твери.

[21] ...князя Данила Дмитреевича Холмовского да Феодора Давыдовича... — Имеются в виду видные воеводы Ивана III — князь Д. Д. Холмский, выходец из тверских удельных князей, участвовавший кроме походов на Новгород в 1471 и 1478 гг. в отражении нашествия Ахмата в 1480 г., в войнах с Ливонским орденом, походах на Тверь и Казань, подвергавшийся в 70-х гг. княжеской опале, но прощенный, и князь Ф. Д. Стародубский-Пестрый, военная деятельность которого (начавшаяся еще в 1429 г. нападением на казанских татар) длилась не менее полувека (он участвовал в окончательном присоединении Новгорода в 1478 г.).

[22] Юрий Васильевич — брат Ивана III, удельный князь дмитровский.

[23] Борис Васильевич — брат Ивана III, удельный князь волоцкий.

[24] Руса (Старая Русса) — новгородское поселение к югу от озера Ильмень (на реке Полисть).

[25] ...князя Ивана Васильевича Оболенского Стригу... с ним князей царевичевых Даньяровых со многими татары. — Ο князьях Оболенских см. ниже. Даньяр (в других памятниках также «Айдар» и «Алдаяр») Касимович — видный полководец Ивана III, глава созданного при Василии II зависимого от Москвы татарского Касимовского (Мещерского) царства, участник походов на Новгород в 1471 и 1478 гг; важная роль «царева сына Алдаяра Касымовича своей земли Мещерьские и съ его царевичи и со князьями и съ его казаки» отмечена также в «Словесах избранных»; роль татарской рати отмечена и в новгородской повести. Даньяр возглавлял Касимовское царство до 1486 г.

[26] ...на Волочек да по Мьстей. — Речь идет, очевидно, ο поселении Волок (Волочек) в Новгородской земле на месте, где судна переволакивались из Мсты в Мологу (по-видимому, на месте нынешнего Вышнего Волочка). Более крупное поселение с тем же названием, также формально принадлежавшее Новгороду, — Волок на Ламе (Волоколамск) — расположено значительно южнее фактической московско-новгородской границы 1471 г. и едва ли могло здесь иметься в виду.

[27] ...чюдотворець Петръ... — Митрополит московский в 1308—1325 гг.

[28] ...преосвященных митрополит Фегнаста, и Киприана, и Фотия, и Ионы... — Имеются в виду митрополиты Феогност (1328—1353 гг.), Киприан (1377—1406 гг.), Фотий (1410—1430 гг.) и Иона (1448—1461 гг.).

[29] ...от великаго князя Ивана Даниловича... — Иван Калита правил в 1325—1340 гг.

[30] ...якоже Самоил Давыда на Гольяда. — Имеется в виду библейский рассказ ο победе Давида, благословленного пророком Самуилом, над гигантом Голиафом (1 Цар. 17, 40—51).

[31] ...за 20 лет до скончания седмыя тысящи... — Через двадцать лет после описываемых событий, в 1492 г. (семитысячном году от сотворения мира), на Руси ждали конца света.

[32] «Аще съгрешит к тебе брат твой... иноязычник и мытар». — Мф. 18, 15—17. Мытарь — сборщик податей, здесь (как в Евангелии) в смысле — грешник, отверженный.

[33] ...поиде на них князь великий не яко на христиан, но яко на иноязычникъ и на отступникъ православья. — Этот мотив, настойчиво повторяемый в «Московской повести» ο походе 1471 г., имел для всего ее построения важное значение. Повесть была построена по схеме рассказов ο борьбе с «неверными»: враги «вопиют», бесятся «яко звери дивии», лают «яко пси», князь «скорбит», молится, «изливает слезы» и получает благословение от святителей на войну с «иноязычниками» (ср. «Летописную повесть ο Куликовской битве»). Сходные черты свойственны и «Словесам избранным». Однако некоторые затруднения московским публицистам доставляло то обстоятельство, что противниками в данном случае были единоплеменники и единоверцы, а в войске Ивана III важное место занимали татарские войска Данияра. Оправдание этому автор находил в том, что противники были «горее неверных»: «невернии бо изначала не знаху Бога», а эти были христианами и «отступили».

[34] ...князь Михайло Андреевич с сыном Васильем... — Удельные князья Михаил Андреевич Верейско-Белозерский и Василий Михайлович Верейский.

[35] ...сына своего, великого князя Ивана, да брата его князя Андрея Меньшего. — Иван Иванович Молодой, сын и соправитель Ивана III, и князь Андрей Вологодский (см. ниже).

[36] Петров день — 29 июня.

[37] Торжок (Новый Торг) — город на юго-востоке Новгородской земли (на р. Тверце). Β 1471 г., как и в предшествующие годы, новоторжцы сразу же выступили в ходе конфликта Новгорода с великим князем на стороне последнего.

[38] ...князъ Юрья Андреевичь Дорогобужский... — Тверской воевода, потомок удельных князей Дорогобужских.

[39] ...Иван Микитинъ Жито... — Тверской воевода, впоследствии перешедший на московскую службу и участвовавший в окончательном присоединении Новгорода в 1478 г.

[40] ...Козма Коробьин... — Третий посол Ивана III в Псков, добившийся наконец выступления псковичей на стороне великого князя (псковский посол Василий Быков был оставлен в Торжке в качестве заложника).

[41] Коростыня — город при впадении Шелони в Ильмень.

[42] ...темъ же изнимаемым самимъ межи себе повелеша носы, и губы, и уши резати, и отпущати их назад к Новугороду... — Достоверность этого известия ο жестокой расправе над новгородскими пленными подтверждается тем, что ο ней сообщает великокняжеская летопись — очевидно, летописец не видел в таком способе воздействия на новгородцев ничего экстраординарного или бросающего тень на великокняжеских воевод.

[43] Пола — правый приток р. Ловати.

[44] Демон (Демань, Демянск) — город на реке Явоне (приток р. Полы), через который проходила дорога с юга на Старую Руссу и Новгород.

[45] ...Васили Казимеръ... — Василий Александрович Казимир, один из виднейших политических деятелей Новгорода, неоднократно занимал должность посадника в 60—70-х гг.; после пленения и заточения был освобожден Иваном III и выступал в числе его сторонников; однако в 1480—1481 гг. его земли были конфискованы и он сослан в Москву.

[46] ...Кузма Григорьевъ... — Кузьма Григорьевич Овинов (Овин) после пленения и освобождения примкнул к сторонникам великого князя; в 1478 г. был казнен по приговору веча по обвинению в тайном сговоре с Москвой.

[47] ...Яковъ Федоровъ... — Посадник, после пленения и освобождения выступал в 1477 г. в качестве новгородского посла на переговорах с великим князем, кончившихся капитуляцией Новгорода.

[48] ...Матфей Селезневъ, Васили Селезнееъ — два сестричича Казимеровы... — Матвей и Василий — представители одной из видных боярских фамилий. Селезневы были племянниками по сестре Василия Казимира. Посадник Василий Губа Селезнев через 10 дней после пленения был казнен великим князем. Матвей Селезнев в числе посадников не упоминается.

[49] ...Павелъ Телятевъ... — Β числе посадников не упоминается.

[50] ...Кузму Грузова... — Речь идет ο посаднике Кузьме Остафьевиче Грузове.

[51] ...но еще инные полки видехом, в тыл по нас пришедших... и говоръ людцки мног и топот коньский страшен, и тако ужас нападе на ны... — Β новгородском рассказе поражение в Шелонской битве также связывается с тем, что после первого успеха новгородцев, «ударишася на новгородцевъ западнаа рать татарове», но в московском рассказе появление «инных полков» имеет черты чуда. Еше определеннее «чудесный» характер победы 1471 г. выражен в «Словесах избранных»: «по Божьей благодати» пересыхают обычно непроходимые летом новгородские болота и озера (этот мотив был введен и в более позднюю версию комментируемой повести — в Московском своде: ПСРЛ, т. 25. М.—Л., 1949, с. 286); Господь посылает великому князю «своего Божества невидимую силу», и даже там, где никто не нападает на новгородцев, им слышится «ясак» (клич) «полков князя великого: Москва».

[52] ...по реку Нерову... — Река Нарва (Нарова) была границей между Новгородской землей и Ливонией.

[53] ...послашя к великому князю Замятню... — Очевидно, Иван Васильевич Замятня, ο котором в «Словесах избранных» сообщается, что он привез великому князю договор Новгорода с Казимиром, найденный в «кошевых вьюках» побежденных на Шелони новгородцев.

[54] Лука Климентьев — один из представителей великокняжеской партии в Новгороде. По известию «Словес избранных» он ездил к Ивану III еще до Шелонской битвы. Β 1477 г., перед последним походом Ивана III на Новгород, Климентьев сразу же перешел на сторону великого князя.

[55] ...сто рублев новгородцкую. — Первоначально понятие «рубль» означало серебряный брусок весом около 200 г. Β Новгороде ценность рубля во второй половине XV в. оставалась прежней; Москва же во время феодальной войны 1430—1450 гг. пережила значительное снижение веса монет, и московский рубль (200 денег) стал вдвое дешевле новгородского.

[56] ...посадник Никита... — Никита Ларионович, в течение многих лет занимавший должность псковского посадника.

[57] Савастьян Кушелев — выступал в роли посланца Ивана III в Пскове и позднее — во время похода на Новгород в 1478 г.

[58] ...повелел казнити главною казнью новогородцких посадниковъ... — Из перечисленных далее лиц посадниками были Дмитрий Борецкий и Василий Селезнев; Киприан Арзубьев и Еремей Сухощек — не посадники и не бояре, а житьи люди; согласно новгородской повести, Еремей был владычным чашником. Казнь Борецкого, Селезнева, Арзубьева и Сухощека отмечена во всех летописных рассказах ο событиях 1471 г.; даже в летописи союзного с Москвой Пскова говорится: «...немилостиво казнише их и секирою отсекоша им главы, к колоде прикладая». Β Ермолинской летописи указано, что Иван III «разъярився за их измену и повеле казнити их: кнутьем бити и главы отсечи».

[59] ...а Василья Казимира... да Федота Базина велелъ отвести на Коломну... — Все перечисленные здесь лица, за исключением Федота Базина, упоминались среди пленников, захваченных во время Шелонской битвы 14 июля.

[60] ...а бой имъ был на Двине... — По известию Устюжского летописца сражение происходило на реке Шиленге (Шиленьге), одном из восточных притоков Северной Двины. Василий Федорович Образец Симский — наместник Ивана III в Устюге; Борис Матвеевич Слепец Тютчев — великокняжеский воевода.

[61] Колмогоры — Холмогоры, крупнейший город Двинской земли в XV—XVI вв.

[62] Α добиша челомъ великому князю 16 тысяч сребра новгородцкых рублевъ... — По известию Псковской третьей летописи Иван III сперва запросил семнадцать тысяч рублей, потом «владычня ради челобития» согласился на шестнадцать тысяч. Β дошедшей до нас грамоте от 9 августа 1471 г. сумма контрибуции определена в пятнадцать с половиной тысяч рублей; та же сумма названа и в новгородском рассказе (см. ниже).

[63] ...до моря... — Новгородская земля ограничивалась на северо-западе Финским заливом, а на севере — Белым морем и Северным Ледовитым океаном.

[64] Порхов — город на реке Шелони, на западе Шелонской пятины; постоянное место столкновений новгородцев с псковичами.

[65] Дубсков — Дубков, Дусков — псковский городок.

[66] ...Козму Сысоева... — Козьма Сысоев Ледов, псковский посадник.

[67] Стефан Афанасьевич Винков — псковский посадник.

[68] ...пожаловал их, дасть имъ миръ на своей воле, как сами восхоте... — Текст в разных версиях московской повести расходится: в Никаноровской «сами восхоте»; в древнейшей редакции Вологодско-Пермской летописи «сами въсхотели»; в Московском своде — «самъ всхоте». Дошедший до нас текст договора 11 августа 1471 г. (Коростынского мира) в общем сходен с текстом предыдущего Яжелбицкого договора 1456 г.; великий князь обязался «держати» Новгород «в старине», но новгородские «мужи вольные» обязались не отдаваться под власть литовского короля и не принимать от него князей; Новгород признавал зависимость новгородских архиепископов от московского митрополита и отказывался от своих (фактически уже потерянных) владений — Вологды и Волоколамска.

[69] ...послал в Поле Никиту Беклемишева искати царевича Муртазы, Мостофина сына... — Никита Федорович Беклемишев — представитель московского служилого рода, впоследствии ездивший послом в Крым и участвовавший в «походе миром» на Новгород в 1475 г. «Полем», или «Диким полем», называли пустынные земли к югу от Оки, где часто появлялись кочевые татарские отряды. Муртоза — сын казанского хана Мустафы, перешедший в конце 1473 г. на вассальную службу к Ивану III.

[70] ...вятчане... взяша Сарай... — Вятка в XIV—XV вв. представляла собой независимую феодальную республику, созданную новгородскими поселенцами и имевшую сходный с Новгородом политический строй; во время войны 1470—1471 гг. вятчане выступили на стороне Москвы. Независимость Вятки была уничтожена Иваном III в 1489 г.

[71] ...месяца сентебря въ 1 день, в начале индикта, еже есть новое лето. — Счет по индиктам (пятнадцатилетиям), заимствованный из Византии, применялся иногда и в Древней Руси; в Византии началом года считалось 1 сентября. На Руси существовало два календаря — мартовский (год начинался 1 марта) и сентябрьский; в Москве сентябрьский стиль установился раньше, чем в Новгороде (еще до 1471 г.).

[72] ...поидоша из Новагорода из осады многое множество людей... — Β Новгородской четвертой летописи (где рассказ об этом событии помещен вне повести ο походе Ивана III) указывается, что люди, утонувшие в Ильмени, были рушане (жители Руссы), укрывавшиеся в Новгороде от московского войска.

[73] ...в великих учанехъ... — Учан — лодка, речное судно.

[74] ...Икирей со царевым послом... — Кирей, представитель татарского рода, находившегося на положении холопов московских князей — дед Кирея был куплен Василием I у литовского великого князя Витовта. Осенью 1470 г. Кирей бежал от Ивана III к королю Казимиру и был послан им к ордынскому царю (хану) Ахмату для заключения союза против Руси. Приезд «царева посла» с Киреем был ответом на миссию Казимира.

[75] ...со иным королем, со угорским. — Речь идет ο венгерском короле Матвее Корвине, которого Казимир с 1471 г. безуспешно пытался лишить престола в пользу своего сына.

[76] Онтон Фрязин — Антонио Джислярди, итальянец, принимавший участие в посольстве Юрия Траханиота в Москву в 1469 г. по поводу женитьбы Ивана III на Зое (Софии) Палеолог, жившей в Риме.

[77] ...посол... от дюки венецейского Ениколы Трона Иван именем, Тривизан прозвище... — Джан Баттиста Тревизан, посол венецианского дожа Николо Трона в Большую Орду для заключения союза против Турции.

[78] ...Иван Фрязин Волпъ... — Джан Баттиста де ле Вольпе, итальянец, московский денежный мастер, ездивший в Рим по поручению Ивана III в ответ на посольство Юрия Траханиота в 1469 г. Обман, задуманный Иваном Фрязиным, был разоблачен в ноябре 1472 г., значит повесть была написана не раньше этого времени.

[79] ...а по царевну бы по Софию, Аморейскаго царя по Фомину дщерь... — София (Зоя) Палеолог была дочерью деспота Морейского Фомы Палеолога, брата последнего византийского императора.

[80] ...здати церкви святыя Богородица. — Речь идет ο первой попытке строительства при Иване III Успенского собора, окончившейся неудачно: в 1474 г. эта церковь, еще не доконченная, рухнула. Известием ο строительстве Успенского собора, главного храма страны, воздвигаемого в честь победы над Новгородом, возможно, должен был быть закончен великокняжеский свод 1471—1472 гт., но после разрушения собора он был оборван на известии ο привезении камней для постройки. Подробный рассказ ο строительстве Успенского собора см. в Независимом летописном своде 80-х гг. (см. ниже).

[81] ...епископъ, Филофей именемъ... — Филофей был епископом пермским до 1501 г.

[82] ...посадници... Александръ Сапсонович да Лука Феодорович. — Оба эти посадника сохранили свою власть до 1476—1478 гг.; Лука Федоров вел переговоры с Иваном III во время последнего похода на Новгород в конце 1477 г.; в 1480 г. вотчины Луки Федорова были конфискованы.

[83] ...епископъ Феодосий... — Феодосий был епископом рязанским, вероятно, до 1481 г, когда его сменил Симеон.

[84] ...тех всех отпусти с честию, а было их на Москве 30. Самого же архиепископа отпусти того же месяця въ 23. — Освобождение Василия Казимира и других пленных новгородцев свидетельствовало ο том, что в 1471 г. Иван III еще не решался на открытое уничтожение вечевого строя: на этот шаг он пошел лишь шесть лет спустя — в 1477—1478 гг. Слова: «Самого же архиепископа...», без сказуемого «отпусти», читающиеся в Музейном сборнике и в ранних редакциях Вологодско-Пермской летописи, непонятны — создается впечатление, что слова эти относятся к последующему известию ο камнях для строительства Успенского собора. Β более поздних памятниках (Московский свод и др.): «Самого же архиепископа отпусти того же месяца 23»; возможно, что этот текст является первоначальным.

ПЕРЕВОД

О новгородцах и об архиепископе Феофиле. Той же осенью, ноября в восьмой день, на праздник архангела Михаила преставился архиепископ Великого Новгорода Иона. И новгородцы по старине, как это было у них в обычае, созвали вече и стали выбирать из иеромонахов архиепископа. И, выбрав троих, бросили жребий, и выпал жребий некоему иеромонаху по имени Феофил, и возвели его во двор архиепископский. И послали к великому князю Ивану Васильевичу посла своего Никиту Ларионова бить челом и защиты просить, чтобы избранного ими чернеца Феофила почтил, велел бы к себе в Москву прибыть и поставить бы его велел своему отцу духовному, митрополиту Филиппу, на архиепископство в Великом Новгороде и Пскове, как то и прежде всегда бывало при прежних великих князьях.

 

Князь же великий, по их челобитью и прошению, не только к прежнему ничего не добавляя, но и в снисхождении жалуя, посла их, почтив, отпустил со всем, о чем просили его новгородцы, ответ дав ему такой: «Что вотчина моя, Великий Новгород, прислал ко мне бить челом о том, что взял Бог отца их духовного, а моего богомольца архиепископа Иону, и потому избрали себе по своему обычаю согласно жребию инока Феофила, в том я, князь великий, их жалую и того избранного Феофила. И велю ему быть в Москву ко мне и к отцу моему духовному, митрополиту Филиппу, чтобы поставить на архиепископство Великого Новгорода и Пскова без всяких задержек, но по старым обычаям, как было то и при отце моем, великом князе Василии, и при деде, и при прадеде моем, и при прежних всех великих князьях, из рода которых и я, из владимирских, и новгородских, и всей Руси». И когда тот посол их Никита Ларионов воротился в Новгород и передал им пожалование великого князя, то многие там бывшие люди знатные, посадники и тысяцкие, и житьи люди очень тому рады были, и Феофил также.

 

Некоторые же из них: посадничьи дети Исаака Борецкого с матерью их Марфою и остальными иными изменниками, подученные дьяволом, хуже бесов стали прельстителями на погибель земле своей и себе на пагубу, начали непристойные и соблазнительные речи высказывать и, на вече являясь, кричать: «Не хотим за великого князя московского, и вотчиной зваться его не хотим! Вольные все мы люди — Великий Новгород, а московский князь великий многие обиды и неправды над нами чинит! А хотим за короля польского и великого князя литовского Казимира!»

 

И так взволновался весь город их, и всколыхнулись все, как пьяные: те хотели за великого князя по старине, к Москве, а другие — за короля, к Литве. Те же изменники стали нанимать худых мужиков из участников веча, готовых на все, как обычно. И, явясь на вече, звонили они во все колокола и, крича, говорили: «За короля хотим!» Другие же им возражали: «За великого князя московского хотим по старине, как и доселе было!» И те наймиты изменничьи каменья метали в тех, кто за великого князя хотят. И великая смута была у них, и сражались друг с другом, и сами на себя поднялись.

 

Многие же из них: прежние посадники, и тысяцкие, и знатные люди, а также и люди житьи говорили им: «Нельзя, братья, тому так быть, как вы говорите: к королю нам перейти и архиепископа поставить от его митрополита, католика. Ведь изначала вотчина мы великих князей русских, от первого великого князя нашего Рюрика, которого по воле своей взяла земля наша из варягов князем себе вместе с двумя его братьями. А после и правнук его, князь великий Владимир, крестился и все земли наши крестил: русскую, и нашу словенскую, и землю мери, и кривичскую, и весь, то есть белозерскую, и муромскую, и вятичей, и остальных. И от святого того великого князя Владимира вплоть до господина нашего великого князя Ивана Васильевича за латинянами мы не бывали и архиепископа от них себе не поставляли, так чего же вы теперь хотите ставить его от Григория, именующего себя митрополитом Руси, хотя он ученик Исидора и католик!»

 

Те же отступники, подобно и прежним еретикам, научены были дьяволом, желая на своем поставить, на благочестье дерзнув, и великому князю не желая покориться, единодушно вопили: «За короля хотим!» А другие говорили: «К Москве хотим, к великому князю Ивану и к отцу его духовному, митрополиту Филиппу, — в православие!» Злодеи же те, восставшие на православие, Бога не боясь, послов своих отправили к королю с дарами многими, Панфила Селиванова да Кирилла Иванова, сына Макарьина, говоря: «Мы, вольные люди, Великий Новгород, бьем челом тебе, честной король, чтобы ты государю нашему Великому Новгороду и нам господином стал. И архиепископа повели нам поставить своему митрополиту Григорию, и князя нам дай из твоей державы».

 

Король же принял их дары с радостью, и рад был речам их, и, много почтив посла их, отпустил к ним со всеми теми речами, которых услышать они хотели, и князя послал к ним Михаила, Олелькова сына, киевлянина. И приняли его новгородцы с почетом, но наместников великого князя не выгнали с Городища. А бывшего у них князем Василия Горбатого, из суздальских князей, послали того в Заволочье, в заставу на Двину.

 

Прослышал об этом князь великий Иван Васильевич, что в вотчине его, в Великом Новгороде, смятенье великое, и стал посылать к ним послов своих, говоря так: «Вотчина моя это, люди новгородские, изначала: от дедов, от прадедов наших, от великого князя Владимира, крестившего землю Русскую, от правнука Рюрика, первого великого князя в вашей земле. И от того Рюрика и до сегодняшнего дня знали вы единственный род тех великих князей, сначала киевских, и до самого великого князя Дмитрия-Всеволода Юрьевича Владимирского, а от того великого князя и до меня род этот, владеем мы вами, и жалуем вас, и защищаем отовсюду, и казнить вас вольны, коли на нас не по-старому начнете смотреть. А ни за королем никаким, ни за великим князем литовским не бывали вы с тех пор, как земля ваша стала, теперь же стремитесь вы от христианства в католичество, нарушив крестное целование. Я, князь великий, никакого насилья вам не чиню, ни тягот не налагаю сверх того, что были при отце моем, великом князе Василии Васильевиче, и при деде моем, и при прадеде, и при прочих великих князьях рода нашего, да еще и жаловать вас хочу, свою вотчину».

 

Слышав же то, новгородские люди, бояре их и посадники, и тысяцкие, и житьи люди, которые не желали прежнего своего обычая и крестного целования преступить, рады были все этому и управляться хотели великим князем по-старому.

 

Но Исаковы дети, о которых было сказано, с прочими своими пособниками и с наймитами своими будто взбесились, точно дикие звери, человеческого разума лишенные, речей послов великого князя, как и посла митрополита Филиппа, и слышать не хотели. И еще нанимали злых этих смердов, убийц, мошенников и прочих безродных мужиков, что подобны скотам, нисколько разума не имеющим, но только один крик, так что и бессловесная скотина не так рычала, как эти новгородские люди, невежды, называя себя «господарем Великим Новгородом». И они приходили на вече, били в колокола, и кричали, и лаялись, точно псы, говоря нелепое: «За короля хотим!»

 

И такова была смута у них, как в Иерусалиме, когда предал его Господь в руки Тита; и как те тогда, так и эти друг с другом сражались.

 

Князь же великий, прослышав об этом, впал в скорбь и тужил о них немало: «Когда и не были еще в православии, от Рюрика и до великого князя Владимира, не отходили к другим государям, а от Владимира вплоть до сегодняшнего дня знали один его род и управлялись великим князем во всем, сначала киевским, потом владимирским, а теперь, в последние годы, все свое благочестье хотят погубить, от христианства к католичеству отступая. Но что делать, не ведаю, а возложу всю надежду мою на единого Господа Бога, и будет он милостив ко мне в этом». И возвещает он об этом отцу своему, митрополиту Филиппу, и матери своей, великой княгине Марии, и бывшим при нем боярам его и о том, что хочет идти на Новгород ратью. Они же, услышав это, советуют ему, упованье на Бога возложив, исполнить замышленье свое на новгородцев за их нарушения и отступничество.

 

И тотчас князь великий послал за всеми братьями своими, и за всеми епископами земли своей, и за всеми князьями, и боярами своими, и воеводами, и за всеми своими воинами. И когда сошлись все к нему, тогда сообщает им замысел свой — идти на Новгород ратью, ибо во всем изменил он. И князь великий, получив благословение от митрополита Филиппа, а также и от всех святителей земли своей, и от всего священного собора, начал готовиться к походу, а также и братья его, и все князья его, и бояре, и воеводы, и все его воины.

 

В Новгород же послал князь грамоты разметные за неисправление новгородцев, а в Тверь послал к великому князю Михаилу, помощи прося на тех новгородцев. А в Псков послал дьяка своего Якушку Шачебальцева мая в двадцать третий день, на праздник Вознесения Господня, веля сказать им: «Вотчина моя, Великий Новгород, отходит от меня за короля, и архиепископа своего ставить желают у его митрополита Григория, католика. И потому я, князь великий, иду на них всею ратью, а целование свое к ним я с себя слагаю. И вы бы, вотчина моя, псковичи, посадники, и житьи люди, и вся земля Псковская, договоры с братом вашим, Новгородом, отменили и пошли б на них ратью с моим воеводой, с князем Федором Юрьевичем Шуйским или с его сыном, с князем Василием».

 

В тридцать первый день мая, в пятницу, послал князь великий Бориса Слепца к вятчанам, веля им всем идти на Двинскую землю ратью же. А к Василью Федоровичу к Образцу послал на Устюг, чтобы и он с устюжанами на Двину ратью пошел и соединился бы с Борисом да с вятчанами.

 

Месяца же июня в шестой день, в четверг, на Троицу, отпустил князь великий из Москвы воевод своих, князя Даниила Дмитриевича Холмского да Федора Давыдовича со многим воинством, а с ними и князя Юрия Васильевича, и князя Бориса Васильевича, и детей боярских многих. А велел всем им князь идти к Руссе.

 

А на тринадцатый день того же месяца, в четверг, отпустил князь великий князя Ивана Васильевича Оболенского Стригу со многими воинами, да с ним и князей царевича Даньяра со многими татарами. И велел им идти на Волочек да по Мсте.

 

А после этого князь великий начал по церквам молебны совершать и милостыню большую раздавать в земле своей — и по церквам и по монастырям, священникам и монахам, и нищим. В соборной же церкви пресвятой владычицы нашей Богородицы приснодевы Марии князь великий, подойдя к чудотворной иконе пречистой Богородицы Владимирской, многие молитвы принес и слезы во множестве пролил, также и перед чудотворным образом Пречистой, который сам чудотворец Петр написал. После же этого подошел к гробнице святого отца нашего Петра-митрополита чудотворца, молебен совершая и слезы проливая, прося помощи и заступничества, также и остальным святителям, в той же церкви погребенным, преосвященным митрополитам Феогносту, и Киприану, и Фотию, и Ионе, помолился.

 

И, выйдя оттуда, приходит в монастырь архангела Михаила, честного его чуда, и, войдя в церковь его, молебны совершает, призывая на помощь этого воеводу небесных сил с великим умилением. И снова входит в той же церкви в придел Благовещения Богородицы, где стоял исцеляющий гроб, в котором лежат чудотворные мощи святого отца нашего Алексея-митрополита, русского чудотворца, и там также помолился со многими слезами.

 

И потом снова приходит в церковь архистратига Михаила, священного сонма его и прочих бесплотных, и также моленья совершает, прося у них помощи и заступничества. Приходит далее в той же церкви к гробницам прародителей своих, погребенных тут великих князей владимирских, и новгородских, и всея Руси, от великого князя Ивана Даниловича и до отца своего, великого князя Василия, молясь им и говоря: «Хоть духом отсюда вы и далеко, но молитвой помогите мне против отступников от правой веры в державе вашей».

 

И, выйдя оттуда, обходит все соборные церкви и монастыри, повсюду молебны совершая и милостыни обильные подавая. После этого приходит к отцу своему Филиппу, митрополиту всея Руси, прося благословения и отпущения грехов. Святитель же ограждает его крестом, и молитвой вооружает его, и благословляет его и всех его воинов на врагов, как Самуил Давида на Голиафа.

 

Князь же великий Иван Васильевич, приняв благословение отца своего митрополита Филиппа и всех епископов державы своей и всех священников, выходит из Москвы того же месяца июня двадцатого, в четверг, в день памяти святого отца Мефодия, епископа патарского, и с ним царевич Даньяр и прочие воины великого князя, князья его многие и все воеводы, с большими силами собравшиеся на противников, — подобно тому, как прежде прадед его, благоверный великий князь Дмитрий Иванович, на безбожного Мамая и на богомерзкое его воинство татарское, так же и этот благоверный и великий князь Иван на этих отступников.

 

Ибо хотя и христианами назывались они, по делам своим были хуже неверных; всегда изменяли они крестному целованию, преступая его, но и хуже того стали сходить с ума, как уже прежде написал: ибо пятьсот лет и четыре года после крещения были под властью великих князей русских православных, теперь же, в последнее время, за двадцать лет до окончания седьмой тысячи лет, захотели отойти к католическому королю, и архиепископа своего поставить от его митрополита Григория, католика, хотя князь великий посылал к ним, чтобы отказались от такого замысла. Также и митрополит Филипп не раз предостерегал их, поучая, будто отец детей своих, по Господню слову, как сказано в Евангелии: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; и если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою двух или трех, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое твое слово. Если же и тех не послушает, скажи церкви; если же и церкви слушать не станет, то да будет он тебе, как язычник и мытарь». Но нет, люди новгородские всему тому не внимали, но свое зломыслие учиняли; так не хуже ли они иноверных? Ведь неверные никогда не знали Бога, не получили ни от кого правой веры, прежних своих обычаев идолопоклонства держась, эти же долгие годы пребывали в христианстве и под конец стали отступать в католичество. Вот и пошел на них князь великий не как на христиан, но как на язычников и на отступников от правой веры.

 

Пришел же князь великий на Волок в день Рождества Иоанна Предтечи. Также и братья великого князя пошли каждый от себя: князь Юрий Васильевич из своей вотчины, князь Андрей Васильевич из своей вотчины, князь Борис Васильевич из своей вотчины, князь Михаил Андреевич с сыном Василием из своей вотчины. А в Москве оставил князь великий сына своего, великого князя Ивана, да брата своего, князя Андрея Меньшого.

 

На Петров день пришел князь великий в Торжок, и подошли к нему в Торжок воеводы великого князя тверского, князь Юрий Андреевич Дорогобужский да Иван Никитич Жито, со многими людьми для помощи на новгородцев же; а из Пскова в тот же Торжок пришел к великому князю посол Василий да Богдан с Якушкой с Шачебальцевым, а присланы известить, что от присяги Новгороду отказались и сами готовы все. Князь же великий из Торжка послал к ним Богдана, а с ним Козьму Коробьина, чтобы немедля пошли на Новгород, а Василия от себя не отпустил; и из Торжка пошел князь великий.

 

Братья же великого князя все со многими людьми, каждый из своей вотчины, пошли разными дорогами к Новгороду, пленяя, и пожигая, и людей в полон уводя; также и князя великого воеводы то же творили, каждый там, на какое место был послан. Ранее посланные же воеводы великого князя, князь Данило Дмитриевич Холмский и Федор Давыдович, идя по новгородским пределам, где им приказано было, распустили воинов своих в разные стороны жечь, и пленить, и в полон вести, и казнить без милости жителей за их неповиновение своему государю великому князю. Когда же дошли воеводы те до Руссы, захватили и пожгли они город; захватив полон и спалив все вокруг, направились к Новгороду, к реке Шелони. Когда же пришли они к месту, называемому Коростыней, у озера Ильменя на берегу, напала на них неожиданно по озеру рать новгородская в ладьях, которая, на берег выйдя, тайком подошла под их лагерь, так что они оплошали. Стража воевод великого князя, увидев врагов, сообщила воеводам, те же, тотчас вооружась, пошли против них и многих побили, а иных захватили в плен; тем же пленным велели друг другу носы, и губы, и уши резать и потом отпустили их обратно в Новгород, а доспехи, отобрав, в воду побросали, а другие огню предали, потому что не были им нужны, ибо своих доспехов всяких довольно было.

 

И оттуда вновь возвратились к Руссе в тот же день, а в Руссе уже другое войско пешее, еще больше прежнего вдвое; и пришли те в судах рекою под названием Пола. Воеводы же великого князя, и на тех пойдя, разбили их и послали к великому князю с вестью Тимофея Замытского, а примчался он к великому князю июля в девятый день на Коломну-озеро; сами же воеводы от Руссы пошли к Демону-городку. Князь же великий послал к ним, веля идти за реку Шелонь на соединение с псковичами. Под Демоном же велел стоять князю Михаилу Андреевичу с сыном его князем Василием и со всеми воинами его.

 

А воеводы великого князя пошли к Шелони, и как подошли они к берегу реки той, там, где можно перейти ее вброд, в ту же пору вышла рать новгородская против них с другой стороны, от города своего, к той же реке Шелони, многое множество, так что ужаснулись воины великого князя, потому что мало их было — все воины княжеские, не зная этого, покоряли места окрест Новгорода.

 

А новгородские посадники, и тысяцкие, и с купцами, и с житьими людьми, и мастера всякие или, проще сказать, плотники и гончары, и прочие, которые отродясь на лошади не сидели и в мыслях у которых того не бывало, чтобы руку поднять на великого князя, — всех их те изменники силой погнали, а кто не желал выходить на бой, тех они сами грабили и убивали, а иных в реку Волхов бросали; сами они говорили, что было их сорок тысяч в том бою.

 

Воеводы же великого князя, хоть и в малом числе (говорят бывшие там, что только пять тысяч их было), увидев большое войско тех и возложив надежду на Господа Бога и пречистую Матерь его и на правоту своего государя великого князя, пошли стремительно на них, как львы рыкая, через реку ту широкую, на которой в том месте, как сами новгородцы говорят, никогда брода не было; а эти и без брода все целые и здоровые ее перешли. Увидев это, новгородцы устрашились сильно, взволновались и зашатались, как пьяные, а наши, дойдя до них, стали первыми стрелять в них, и взволновались кони под теми, и начали с себя сбрасывать их, и так скоро побежали они, гонимые гневом Божьим за свою неправду и за отступление не только от своего государя, но и от самого Господа Бога.

 

Полки же великого князя погнали их, коля и рубя, а они и сами в бегстве друг друга били, кто кого мог. Побито же их было тогда многое множество, — сами они говорят, что двенадцать тысяч их погибло в тех боях, а схватили живьем более двух тысяч; схвачены и посадники их: Василий Казимир, Дмитрий Исакович Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей Селезнев, Василий Селезнев — два племянника Казимира, Павел Телятев, Кузьма Грузов, а житьих множество. Сбылось на них пророческое слово: «Пятеро ваших погонит сотню, а сотня потеснит тысячи». Так долго они бежали, что и кони их запалились, и стали падать с коней в воды, и в болота, и в чащобу, ибо ослепил их Господь, не узнали уже и земли своей, даже дороги к городу своему, из которого вышли, но блуждали по лесам, а как где-нибудь они выходили из леса, так хватали их ратники, а некоторые, израненные, блуждая в лесах, поумирали, а другие в воде утонули; которые же с коней не свалились, тех кони их принесли к городу, будто пьяных или сонных, но иные из них второпях и город свой проскакали, думая, что и город взят уже; ибо взволновались и зашатались, будто пьяные, и ума лишились. А воины великого князя гнали их двадцать верст, а потом возвратились в великой усталости.

 

Воеводы же князя великого, князь Даниил и Федор Давыдович, став на костях, дождались воинства своего и увидели воинов своих всех здоровыми, и благодарили Бога, и пречистую его Богоматерь, и всех святых. И стали воеводы говорить схваченным ими новгородцам: «Отчего вы с таким множеством воинов своих сразу бежали, увидев малое наше войско?» Те же ответили им: «Потому что мы видели вас бесконечное множество, идущих на нас, и не только идущих на нас, но еще и другие полки видели, в тыл нам зашедшие, знамена у них желтые и большие стяги и скипетры, и говор людской громкий, и топот конский страшный, и так ужас напал на нас, и страх объял нас, и поразил нас трепет». Было же это июля четырнадцатого в воскресенье рано, в день святого апостола Акилы.

 

Воины же князя великого и после боя того сражались часто по посадам новгородским вплоть до немецкой границы по реке Нарве, и большой город, называемый Новым Селом, захватили и сожгли. А воеводы великого князя, чуть отдохнув после боя того и дождавшись своих, послали к великому князю Замятию с той вестью, что помог им Бог — рать новгородскую разбили. И тот примчался к великому князю в Яжелбицы того же месяца в восемнадцатый день, и была радость великая великому князю и братьям его, и всему войску их, ибо был тогда у великого князя и царевич Даньяр, и братья великого князя, благоверные князья Юрий, и Андрей, и Борис, и бояре их, и все войско их. И тогда дал обет князь великий поставить в Москве церковь памяти святого апостола Акилы, что и исполнил, а воеводы, князь Даниил и Федор, другую церковь — в честь Воскресения.

 

А в ту же пору был у великого князя из Новгорода от избранного архиепископа и от всего Новгорода Лука Клементьев за охранной грамотой; князь же великий дал им охранный лист и отпустил его из сел возле Демона; а князю Михаилу Андреевичу и сыну его князю Василию воеводы новгородские, которые были осаждены в городке Демоне, били челом и сдались с тем, что их живыми выпустят, а за другое что не держались; а с города дали выкупа сто рублей новгородских.

 

А от псковичей пришел к великому князю в Игнатичи с Кузьмою с Коробьиным посадник Никита с тем, что псковичи всею землею своею вышли на его службу, своего государя, с воеводой князем Василием Федоровичем, и по дороге стали новгородские поселения грабить и жечь, и людей сечь, и в дома запирая, жечь. Князь же великий послал к ним Севастьяна Кушелева да прежнего посла их Василия с ним от Полы-реки.

 

Месяца того же на двадцать четвертый день, на память святых великомучеников Бориса и Глеба, пришел князь великий в Руссу, и тут повелел казнить отсеченьем головы новгородских посадников за их измену и за отступничество: Дмитрия Исаковича Борецкого, да Василия Селезнева, да Еремея Сухощека, да Киприана Арзубьева; а иных многих сослал в Москву да велел их бросить в тюрьму, а незнатных людей велел отпускать в Новгород, а Василия Казимира, да Кузьму Григорьева, да Якова Федорова, да Матвея Селезнева, да Кузьму Грузова, да Федота Базина велел отвезти на Коломну да заковать их. А сам пошел оттуда на Ильмень-озеро к устью Шелони и пришел там на место, называемое Межбережье и Коростынь, двадцать седьмого в субботу.

 

И в тот же день был бой у воевод великого князя с двинянами, у Василия Федоровича Образца, а вместе с ним были устюжане и прочие воины, да у Бориса Слепца, а вместе с ним вятчане, бой у них был на Двине с князем Василием Шуйским, а с ним вместе были заволочане все и двиняне. Было же с ним рати двенадцать тысяч, а с воеводами великого князя было рати четыре тысячи без тридцати человек. Бой же случился на берегу; выйдя из лодок, начали биться пешими в третьем часу дня того, и бились до захода солнечного, и, за руки хватая, рубились, и знамя у двинян выбили, а трех знаменосцев под ним убили: убили первого, так другой подхватил, и того убили, так третий взял, убив же третьего, и знамя захватили. И тогда двиняне взволновались, и уже к вечеру одолели полки великого князя и перебили множество двинян и заволочан, а некоторые потонули, князь же их раненый бросился в лодку и бежал в Холмогоры; многих же в плен взяли, а потом и селения их захватили, и возвратили всю землю ту великому князю. Убили же тогда князя великого рати пятьдесят вятчан, да устюжанина одного, да человека Бориса Слепца, по имени Мигуна, а прочие все Богом сохранены были.

 

О нареченном Феофиле и о новгородцах, как пришли они к великому князю бить челом. В тот же день пришли на устье Шелони в лодках озером Ильменем нареченный Феофил с посадниками, и с тысяцкими, и с житьими людьми от всех городских концов, и начали прежде бить челом князьям, и боярам, и воеводам великого князя, чтобы заступились перед братьями великого князя, а те бы заступились перед братом своим, великим князем, да и сами бы бояре заступились. Бояре же пошли вместе с ними и били челом братьям великого князя, братья же великого князя, князь Юрий, князь Андрей, князь Борис и князь Михайло Андреевич с сыном и бояре их били за них челом великому князю. Князь же великий ради них новгородцев пожаловал, велел тому нареченному чернецу Феофилу, и посадникам, и тысяцким, и прочим явиться пред его очи. Те же, войдя к великому князю, начали бить челом за свое преступление и за то, что руку против него подняли, — чтоб государь их пожалел, смилостивился над ними, прекратил бы гнев свой не ради их челобитья, но свою доброту показал бы к согрешающим, не велел бы больше казнить, и грабить, и жечь, и пленить. Смилостивившись, князь великий явил им милость свою и принял челобитье их, усмирил гнев свой, и тотчас повелел прекратить жечь и пленять их, и пленных, тут бывших, повелел отпустить, а каких уже отослал и увел, — и тех вернуть.

 

А били челом великому князю шестнадцатью тысячами серебром в новгородских рублях, кроме братьев великого князя и князей и прочих: бояр, и воевод, и всех остальных, которые ходатайствовали за них; а земля их вся пленена и сожжена до самого моря, ибо не только те были, которые с великим князем и с братьями его, но и со всех сторон пешею ратью ходили на них, и Псковская земля от себя их завоевывала. Не бывало на них такого нашествия с тех пор, как и земля их стоит.

 

О псковичах. А что до того, что послал князь великий Севастьяна Кушелева навстречу псковичам, так тот встретил их за Порховом, а они идут от своего городка от Дубскова, захватив там шесть пушек, к Порхову. Севастьян сказал им о здоровье великого князя и о победе над новгородцами, а им велел князь великий быстрее идти к Новгороду. Псковичи же из-под Порхова отпустили Севастьяна к великому князю, а с ним и послов своих, Кузьму Сысоева да Степана Афанасьевича Винкова, а сами пошли всеми силами своими к Новгороду. И не дойдя до Новгорода двадцати верст, стали у храма Спаса на Милице, а Севастьян с теми послами псковскими, Кузьмой да Степаном, пришли к великому князю на устье Шелони июля тридцатого на пост Госпожин, а князь Василий Федорович Шуйский, воевода псковский, с посадниками и со знатными людьми остальными вслед за послами своими пришли к великому князю туда же, на устье Шелони.

 

И после прихода всех тех стоял тут на одном месте князь великий одиннадцать дней, разбирая дела новгородские, и пожаловал их, дал им мир по их желанию, как сами захотели, а псковичам договор заключил с новгородцами лучше прежнего, как псковичи хотели. После этого князь великий дал новгородцам мир, и любовь, и милость и, почтив нареченного ими Феофила и посадников их, и тысяцких, и прочих всех, которые с ним приходили, отпустил их в их город. А с ними послал в Новгород боярина своего Федора Давыдовича, чтобы привел весь Великий Новгород к крестному целованью, от мала и до велика, и серебро с них взял; те же пошли в Новгород и совершили все, что велено было им.

 

А Иван Васильевич, князь великий владимирский и новгородский, всей Руси самодержец, возвратился оттуда в Москву с победой великой месяца августа тринадцатого; также и все братья его, и князья, и воеводы, и все воины их с большой добычей.

 

Тем же годом князь великий, идя к Новгороду, послал в Поле Никиту Беклемишева искать царевича Муртазу, Мустафина сына, чтобы позвать его к себе на службу. Никита встретил его в Поле, и переманил на службу к великому князю, и пришел с ним к сыну великого князя в Москву еще до возвращения великого князя из Новгорода.

 

Тем же годом вятчане, идя судами вниз по Волге, взяли Сарай, и много товару награбили, и полон большой захватили. Прослышав о том, татары из Большой Орды, что кочевали оттуда за день пути, во множестве множеств пошли на перехват, и завладели судами, всю Волгу перегородили ими, желая вятчан перебить. Однако же те пробились сквозь силу татарскую и ушли от них со всей добычей. И под Казанью хотели также их перехватить, но и там прошли они мимо застав с добычею всей в землю свою.

 

О великого князя возвращении, как пришел из Новгорода в Москву. В год 6980 (1471) месяца сентября в первый день, в начале индикта, то есть в начале нового года, на праздник преподобного Семиона Столпника, пришел князь великий в отчину свою, в славный град Москву, победив противников своих, казнив противящихся ему и не желавших повиноваться приведя под власть свою, и многую добычу и славу приобретя.

 

И встретил его Филипп-митрополит с крестами близ церкви, лишь с моста чуть сойдя с большого, с каменного, до колодца на площади, со всем освященным собором. А люди московские, многое множество их, далеко за городом встречали его, иные — пройдя навстречу семь верст пешком, а другие поближе, от мала и до велика, знатные, незнатные, бесчисленное множество. А сын его, князь великий Иван, и брат его, князь Андрей Меньшой, и князья его, и дети боярские, и бояре, и заморские гости, и купцы, и знатные люди встретили его в канун Семенова дня на месте его ночлега. Великая же радость была тогда в граде Москве.

 

О новгородцах, как потонули на озере Ильмене. Тем же годом сентября во второй день пошли из Новгорода из осады многие люди, с женами и с детьми, по озеру в больших лодках, каждый из них в своей лодке и на своем месте. И говорят, будто было судов тех огромных сто и восемьдесят, и по пятьдесят человек в каждом, а то и больше. И как вышли они на открытый простор, налетел на них ветер страшный стремительно, и потопил все суда те, ни одно из них не спаслось; и все люди, и все имущество их утонуло.

 

Той же осенью к королю пришел из Орды Кирей с царским послом, а король в ту пору воевал с другим королем, с венгерским.

 

Той же осенью, того же сентября месяца в десятый день, пришел из Венеции Антон Фрязин, а с ним пришел и посол к великому князю из Венеции, от дожа венецианского Николая Трона, по имени Иван, а по прозвищу Тривизан; и послан был к великому князю от того дожа и от всех земель, бывших под ним, бить челом, чтобы разрешил князь великий того Тривизана проводить к царю Большой Орды Ахмату, ибо послан к нему с большими дарами и с челобитьем, чтобы помог, пошел бы им в помощь на турецкого султана в Царьграде. И тот Тривизан, прийдя в Москву, первым делом пошел к Ивану к Фрязину, московскому монетному мастеру, так как тот Иван Фрязин Вольп той же земли по рождению и в ней известен, и сказал ему все то, зачем пришел в Москву, но что у великого князя еще не был. Фрязин же, наш монетчик, не советовал тому Тривизану бить на том челом великому князю, говоря ему: «Зачем бить тебе челом великому князю да подарки большие дарить? Лучше сам я то сделаю помимо великого князя и к царю провожу тебя». И Фрязин, прийдя к великому князю с тем Тривизаном, назвал его князьком венецианским и своим племянником и добавил, что прибыл к нему по своим делам да погостить, а все остальное от великого князя утаили.

 

Антон же тогда от папы от Павла привез письма к великому князю таковы, что послам великого князя вольно ходить до самого Рима по всей земле латинской, и немецкой, и фряжской, и по всем тем землям, которые под его папской властью находятся, и так до скончания века; а за царевной за Софьей, дочерью Морейского царя Фомы, посылал бы послов.

 

Той же осенью Филипп-митрополит повелел готовить камение, чтобы построить церковь святой Богородицы.

 

О пермском епископе Филофее. Той же осени месяца ноября в восьмой день поставлен был митрополитом Филиппом в Пермь епископ, по имени Филофей.

 

О новгородском владыке. Того же месяца в тридцатый день пришел в Москву ставиться на архиепископию Новгорода Великого избранный новгородцами Феофил, а с ним посадники пришли Александр Самсонович да Лука Федорович. В ту же осень декабря в восьмой день поставлен митрополитом Филиппом в Рязань епископ Феодосии, архимандрит чудовский, а были при поставлении его архиепископ ростовский Вассиан, суздальский епископ Евфи-мий, коломенский — Геронтий, сарский — Прохор, пермский — Филофей.

 

О новгородском архиепископе Феофиле, как поставлен был. Пятнадцатого дня того же месяца, в воскресенье, поставлен был преосвященным митрополитом всея Руси в Новгород на архиепископство избранный ими Феофил, и были на поставлении его все названные выше епископы русские, и архимандриты, и протопопы, и игумены честные, и весь освященный собор славного града Москвы. После же своего поставления бил челом великому князю от себя и от всего Великого Новгорода с посадниками, и с тысяцкими, и со всеми теми, что пришли с ним, о пленных, о Казимире и о других товарищах его. Князь же великий принял их челобитье и всех отпустил с честью, а было их всех в Москве тридцать. Самого же архиепископа отпустил того же месяца в двадцать третий день. В ту же зиму повезли камень в Москву на строительство церкви святой Богородицы.