Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: альбигойцы.
Пьер Во-де-Серне
Во-де-Серне, Пьер де. Альбигойская история // Оп. в кн.: Крестовые походы. Под сенью креста. М. Центрполиграф. 2003
Пьер де Во-де-Серне,
«Альбигойская история», 367-384, J. Vrin, 1951
HYSTORIA ALBIGENSIS
ПЕРЕПИСКА АРАГОНСКОГО КОРОЛЯ С
ПРЕЛАТАМИ, УЧАСТНИКАМИ ЛАВОРСКОГО СОБОРА
Въезд короля Арагонского в Тулузу
Под
праздник Богоявления король Педро Арагонский,
который неодобрительно смотрел на дело веры,
прибыл в Тулузу; там он оставался долго, посещал
еретиков и отлученных от Церкви, и дал знать
архиепископу Нарбоннскому, папскому легату и
нашему графу, что желает с ними встретиться, дабы
договориться о мире и согласии между нашим
графом и врагами веры. По общему желанию место
для этой встречи было выбрано между Тулузой и
Лавором. Архиепископ Нарбоннский созвал по
случаю этой встречи собор, на который прибыли
двадцать архиепископов и епископов. Когда все мы
собрались в условленном месте, король для начала
попросил архиепископа Нарбоннского и епископов
вернуть трем графам, Тулузскому, Комменжу и Фуа, а
также Гастону Беарнскому их земли. Однако
архиепископ в ответ попросил короля записать
свои просьбы и отправить их, запечатав свиток
своей печатью, епископам в Лавор. Король, любезно
улыбнувшись нашему графу, его брату и его
сыновьям, попросил графа перестать чинить зло
его врагам на ту неделю, пока будут длиться
переговоры. На что граф, исполненный
благородства и любезности, ответил: «Из уважения
к вам, ваше величество, я [361]
обещаю, что в течение этой недели не буду – нет,
не чинить зло нашим врагам, но действовать им во
благо, ибо полагаю, что, сражаясь с противниками
Христа, я творю благо, а не зло». Сам же король
пообещал от имени наших врагов, что они не станут
нападать на наших все то время, пока будут идти
переговоры, однако эти бесчестные люди, несмотря
на заверения короля, как только узнали, что мы
собрались вместе, направились в наши земли, в
сторону Каркассона, и принялись разорять их, и
убили множество наших. О, гнусное предательство!
На третий день, покинув место встречи и
возвратившись в Тулузу, король отправил
архиепископам и епископам свои просьбы
записанными и изложенными в таких словах:
Просьбы короля. «Просьбы, с которыми король
Арагонский обратился к Лаворскому собору.
Поскольку наша святая мать Церковь обладает, как
говорят, не только суровостью карающего бича, но
и добротой материнского лона, Педро, верный сын
Церкви, милостию Божией король Арагона,
смиреннейше обращается к вашему святейшеству и
настоятельно просит за графа Тулузского,
желающего возвратиться в лоно нашей святой
матери Церкви, моля милосердно и великодушно
вернуть ему его владения и прочее имущество, кои
были им утрачены; за причиненные им бесчинства он
обязуется расплатиться так, как сочтет
справедливым Церковь, и возместит ущерб и
загладит оскорбления, причиненные различным
храмам и различным прелатам так, как предпишет
ему наша милосердная и святая мать Церковь. Если
же вдруг Церковь откажется исполнить просьбу
короля применительно к самому графу, король
возобновляет свою просьбу и свое заступничество
в пользу его сына; что же касается отца, тот тем не
менее лично расплатится за прежние свои
бесчинства, отправившись со своими рыцарями на
помощь [362] христианскому
воинству либо биться с сарацинами, либо в
заморские страны, согласно тому, что сочтет
наилучшим Церковь, однако сын его пусть остается
в своих землях, надежно защищенным и тщательно
оберегаемым ради славы Божией и славы Церкви до
тех пор, пока мы не убедимся, что он стоит на
истинном пути. Поскольку граф де Комменж никогда
не был еретиком и не принимал у себя еретиков, но,
скорее, сражался с ними и утратил, как говорят,
свои владения из-за того, что пришел на помощь
своему сюзерену и родичу графу Тулузскому,
названный король за него заступается и просит,
поскольку это его вассал, вернуть ему его земли;
если будет доказано, что на нем есть какая-либо
вина, он загладит ее согласно воле Церкви.
Поскольку граф де Фуа не еретик и никогда им не
был, названный король просит за него, своего
вассала и своего возлюбленного родича, которому
не может бесстыдно отказать в том, чтобы
поддержать его в его праве, из милости и уважения
к королю вернуть ему его имущество; однако же он
загладит свою вину согласно воле Церкви во всем,
где милосердная наша мать Церковь сочтет, что он
в чем-либо провинился. Что же касается Гастона,
его вассала, король просит и сердечно молит о том,
чтобы ему вернули его земли и владения его
вассалов, тем более, что он готов встать на
истинный путь и держать ответ перед праведным
судом согласно воле Церкви, если вы не сможете
сами ни выслушать его, ни рассудить его дело. Во
всем, о чем говорилось выше, названный король
предпочитает взывать к вашему милосердию, а не
суждению. Он предает вашему милосердию своих
епископов, своих клириков и своих баронов: он
смирится со всем, что будет решено между ними и
вами по делам, о коих говорилось прежде, и молит
вас соблаговолить проявить понимание, дабы он
мог располагать помощью этих сеньоров и графа де
Монфора в испанском [363]
крестовом походе против Альмохадов во славу
Божию и к величайшему благу святой Церкви. Писано
в Тулузе, XVII февральских календ».
Ответ прелатов. «Прославленному и
возлюбленному во Христе Педро, милостью Божией
королю Арагонскому и графу Барселонскому,
Лаворский собор с поклоном и искренней любовью
во Христе. Мы ознакомились с просьбами и
ходатайствами, с которыми ваша королевская
светлость обращается к нам, заступаясь за графа
Тулузского (и его сына), графов Фуа и Комменжа и
благородного сеньора Гастона Беарнского. В этих
письмах, среди прочего, вы называете себя верным
сыном Церкви. Мы также возносим хвалу,
благодарность и молитвы Господу нашему Иисусу
Христу и восхваляем ваше королевское величие. И в
силу той взаимной любви, какая, насколько нам
известно, царит между вами и нашей святой матерью
Церковью, и из уважения к вашему королевскому
величеству, мы сердечно склоняемся на ваши
просьбы во всем, что для нас возможно сделать по
воле Господней. Мы полагаем своим долгом на ваши
просьбы и ходатайство в пользу графа Тулузского
и его сына ответить вашей королевской светлости:
Высшею властью мы отрешены от дела графа и его
сына, ибо граф Тулузский добился от его
святейшества папы, чтобы его дело было поручено
нашему достопочтенному брату епископу Риеса и
мэтру Тедизу на определенных условиях. Вы
помните о тех беспредельных и неизменных
милостях, какие его святейшество папа оказывал
названному графу после всех его бесчинств, а
также и то, какую милость благодаря вашему
вмешательству и по вашим просьбам
достопочтенный отец архиепископ Нарбоннский,
папский легат, в то время настоятель Сито, оказал
названному графу в Нарбонне и Монпелье два года
назад, если память нам не изменяет. Легат хотел
оставить графу в целости и сохранности [364] все его владения и права в
еретических местностях, какие находились в его
владениях. Что же касается других еретических
местностей, какие находились за пределами его
владений (граф насчитывал таковых по меньшей
мере пятьсот), легат хотел, чтобы четверть или
даже треть их была конфискована в пользу графа.
Граф отклонил эту великую милость, какую
оказывали ему его святейшество папа, его легат и
Божия Церковь: он нарушил все клятвы, данные им в
присутствии легатов; он творил одно беззаконие
за другим, совершал одно преступление за другим,
одно злодеяние за другим; он объединился с
еретиками, бродягами и прочими проклятыми, чтобы
еще более жестоко напасть и причинить еще
больший ущерб Церкви Божией, всему христианству,
вере и миру, так что сделался недостойным всякой
милости и всяких благодеяний. На ваши просьбы,
касающиеся графа де Комменжа, мы считаем нужным
ответить следующее: Мы знаем из верных
источников, что он совершил множество бесчинств,
нарушил свою клятву, заключил союз с еретиками и
их пособниками, нападал на Церковь сообща с этими
зачумленными, так, будто намеревался отомстить
за лично ему нанесенное оскорбление, что
впоследствии его настоятельно просили
остановиться на этом пути, опомниться и
примириться с католическим сообществом; однако
граф продолжал и продолжает вести себя все так же
непотребно, за что был отлучен он Церкви и предан
анафеме. Именно он, граф де Комменж, вовлек в
войну графа Тулузского, как тот, говорят, имеет
обыкновение утверждать; стало быть, на нем лежит
ответственность за продолжение военных действий
и многочисленные беды, которые проистекли из
этого для Церкви. Тем не менее, если он покажет
себя достойным блага отпущения грехов, Церковь
не откажет ему в удовлетворении его просьбы, но
лишь после того, как ему будут [365]
отпущены его грехи и он обретет право
предъявлять иск в суде. На просьбы и
заступничество вашего величества в пользу графа
де Фуа мы отвечаем так. Доказано, что в течение
долгого времени этот граф укрывал еретиков, и
сегодня еще является их укрывателем и
защитником, поскольку нет сомнения в том, что те,
кто верит еретикам, сами являются еретиками. Этот
граф повинен в многочисленных и весьма тяжких
бесчинствах: он грабил и разрушал церкви,
несмотря на данные им лично клятвы и
обязательства; он поднял руку на клириков и
бросил их в тюрьму (за это и многое другое его
покарали отлучением от Церкви и предали анафеме).
Даже после того как легат, благодаря вашему
вмешательству и по вашим просьбам, даровал
помилование названному графу, тот продолжал
жестоко истреблять крестоносцев, духовенство и
мирян, которые в простоте своего сердца
выступили против лаворских еретиков. Ваше
королевское величество, должно быть, помнит,
сколь велика была эта милость, ибо легат по
вашему желанию и в ответ на ваши просьбы
предложил графу соглашение, и точно известно, что
граф это соглашение не принял, и существует даже
ваше письмо, адресованное графу де Монфору,
скрепленное вашей королевской печатью и
содержащее по поводу этой милости следующие
слова: «Мы берем на себя перед вами такое
обязательство, что, если названный граф
откажется подчиниться этому приказу и
впоследствии вы не станете прислушиваться, когда
мы будем за него просить, мы нисколько не будем на
вас в обиде». Однако, если речь идет о том, каким
образом заслужить благодать отпущения грехов, и
если впоследствии, когда грехи ему будут
отпущены, он станет на что-либо жаловаться,
Церковь не откажет ему в правосудии. Что касается
Гастона Беарнского, вы настоятельно просили,
чтобы ему возвращены были его владения и феоды
его вассалов, и на это мы вам отвечаем так. Не
говоря о прочих [366]
многочисленных или, вернее сказать, бесчисленных
обвинениях, выдвинутых против него, он
объединился с еретиками, их пособниками и их
защитниками против Церкви и против крестоносцев:
это отъявленный и опасный гонитель церквей и
духовенства. Во время осады Кастельнодари он
привел графу Тулузскому и графу де Фуа
подкрепление, чтобы воевать против тех, кто по
приказу его святейшества папы сражался с
еретиками и их пособниками; он принял у себя
убийцу блаженной памяти легата Пьера де
Кастельно; он долгое время содержал на жалованье
наемников и продолжает это делать; в прошлом году
он привел своих наемников в кафедральный собор в
Олороне: они перерезали веревку, на которой
держалась дароносица, и та упала на пол, по
которому (страшно и мерзко сказать) рассыпалось
тело Господа Нашего; один из наемников, желая
посмеяться над клириками, надел епископское
облачение и стал изображать епископа, служащего
мессу; рассказывают даже, будто он произнес
проповедь в самой церкви и принимал
пожертвования от других наемников. Он нарушил
свои клятвы. Он грубо обошелся с клириками. По
этим и по другим причинам, о которых мы сейчас
умолчим, названный Гастон был отлучен от Церкви и
предан анафеме. И тем не менее, если он, как
положено, даст удовлетворение Церкви и получит
отпущение грехов, тогда, но лишь после того, как
грехи ему будут отпущены, если он станет на
кого-либо жаловаться, его справедливые сетования
будут услышаны. Если же дело будет обстоять
по-другому, вашему королевскому величеству не
следует вступаться за названных еретиков. Что
касается нас, мы не посмели бы дать другой ответ
по поводу таких особ и таких деяний. Мы
предупреждаем об этом вашу королевскую
светлость и просим вспомнить, какая честь была
вам оказана папским престолом, и какая честь
оказана вашему [367]
родственнику, славному королю Сицилии, и какое
обещание вы дали его святейшеству папе во время
вашей коронации, и какие предписания исходили от
папского престола. Мы молим Господа о том, чтобы
Он сохранил вас на многие лета к своей славе и к
чести святой католической Церкви. Если наш ответ
не удовлетворит ваше королевское величество, мы
постараемся из уважения к вам и ради вашей
милости сообщить об этом его святейшеству.
Писано в Лаворе XV Февральских календ».
Расправа с альбигойцами и вальденсами
(из «Истории альбигойцев» Пьера де
Во де Серне)
Как поступили с еретиками в Кастре в
сентябре 1209 года.
Мы не можем предать забвению чудо, свершившееся
в этой крепости в присутствии графа. К нему
подвели двух еретиков; один из них имел в этой
секте сан «совершенного», другой же был еще
новообращенным или учеником первого.
Посоветовавшись со своими людьми, граф решил
предать обоих огню. Однако «торой еретик, тот, что
был. по-видимому, учеником первого… принялся
каяться и пообещал отречься от ереси и во всем
повиноваться Римской Церкви. Из-за этого среди
наших возникло великое несогласие: одни
говорили, что его не следовало предавать смерти,
другие, наоборот, доказывали, что его необходимо
казнить, ибо было ясно, что он еретик, а что до его
обещаний, то можно было предположить, что они
скорее продиктованы страхом близкой смерти, чем
любовью к христианской вере. И что же? Граф
согласился, что его следует сжечь – на том
основании, что если он и в самом деле раскаялся,
то огонь послужит искуплению его грехов, если же
он солгал, то он будет наказан за свое
вероломство. И вот их обоих крепко-накрепко
связали, пропустив толстые и прочные веревки
вокруг ляжек, живота и шеи. а руки связали за
спиной. Затем у того, кто казался покаявшимся,
спросили, в какой вере он хочет умереть; и он
ответил: «Я отрекаюсь от безбожной ереси и хочу
умереть с верою в Святую Римскую Церковь, и
молюсь, дабы огонь сей послужил мне чистилищем».
Тогда вокруг столба был разведен большой костер-
Тот, кто был «совершенным» в среде еретиков,
сгорел в одно мгновение; другой же вышел из огня
невредимым, связывавшие его весьма крепкие узы
мгновенно расторглись, и он вышел из огня без
малейшего следа ожогов, слегка пострадали лишь
кончики пальцев. [419]
Из крепости вывели Эмерика, бывшего сеньором
Монреаля, и примерно восемьдесят других рыцарей.
Благородный граф предложил их всех повесить; но
когда повесили Эмерика, бывшего крупнее других,
виселица обрушилась, так как из-за большой спешки
ее стойки были недостаточно глубоко врыты в
землю. Граф. видя, какая из этого может выйти
задержка, приказал перебить тех, кто еще остался.
Паломники набросились на них с превеликим
усердием и всех перебили в мгновение ока.
Владелицу укрепленного замка, приходившуюся
Эмерику сестрой и бывшую закоренелой еретичкой,
бросили в колодец, и граф приказал забросать ее
сверху камнями. Несметное число еретиков наши
паломники с великой радостью сожгли на костре.
Мы нашли там (в Морлоне, вблизи Роде) семь
еретиков из секты вальденсов; их тотчас же
привели к легату, они вполне определенно
сознались в своем неверии и были схвачены нашими
паломниками, которые их с великой радостью
предали огню.
Как поступили с еретиками в Минерве в
июле 1210 года.
...Итак, аббат приказал, чтобы сеньор
укрепленного замка и все, кто находился внутри,
даже посвященные еретики, если они желают
примириться с Церковью и отдать себя в ее руки,
вышли наружу и оставили замок на попечение графа;
даже «совершенные» члены секты, число которых
было весьма велико, могли выйти, если они
согласны были обратиться в католическую веру.
При этих словах один благородный рыцарь из
ревностных католиков, по имени Робер Мовуазен,
узнав, что еретики, ради чьей погибели и пришли
сюда паломники, могут быть отпущены, и опасаясь,
как бы страх не заставил их выполнить то, что от
них требовали наши, – ведь они были уже
пленниками – принялся возражать аббату. Он
сказал, что наши ни в коем случае не последуют за
ним, на что аббат ответил: «Ни о чем не
беспокойтесь, я думаю, что очень немногие
обратятся». [420] После того,
как это было сказано, наши, неся впереди
процессии крест, а позади – знамя графа, вошли в
город с пением Te Deum laudamus («Тебя, Бога,
хвалим») и направились к церкви; освятив ее по
католическому обряду, они воздвигли на ее
вершине крест Господа, а в другом месте подняли
знамя графа: ведь это Христом был взят город, и по
справедливости его символ должно было
установить на самом высоком месте, в
ознаменование победы христианской веры. Граф же
еще не вошел в город.
Свершив это, почтенный аббат де Во де Серне,
бывший вместе с графом во главе осаждавших и с
великим рвением служивший делу Иисуса Христа,
узнав, что в одном из домов собралось множество
еретиков, направился туда со словами мира и
спасения и с желанием обратить их к добру; те»
однако, оборвали обращенную к ним речь, вскричав
как один человек: «Что вы нам проповедуете? Мы не
принимаем вашей веры. Мы не признаем Римской
Церкви, Ваши старания напрасны. Мы верны
братству, от которого нас не отторгнет ни жизнь,
ни смерть». Услыша это, досточтимый аббат тотчас
покинул этот дом и пошел к женщинам, собравшимся
в другом жилище, дабы обратиться к ним со словом
проповеди. Но как ни были тверды и упрямы в своем
заблуждении еретики-мужчины, он нашел женщин еще
более упрямыми и еще глубже погрязшими в ереси.
Затем в укрепленный город вошел наш граф и, как
добрый католик, желающий, чтобы каждый получил
спасение и приобщился к знанию истины, он пошел
туда, где были собраны еретики, и принялся
уговаривать их обратиться в католическую веру;
но поскольку не последовало никакого ответа, он
приказал вывести их за укрепления; там было сто
сорок еретиков в сане «совершенных», если не
больше. Был разведен большой костер, и их всех в
него побросали; нашим не было даже необходимости
их туда бросать, ибо, закоренелые в своей ереси,
они сами в него бросались. Лишь три женщины
избегли огня, спасенные [421]
одной благородной дамой, матерью Бушара де Марли,
которая вернула их в лоно Церкви.