Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.

Симеон Новый Богослов

ПРИИДИ, СВЕТ ИСТИННЫЙ

К оглавлению

 

№ 1

Святого отца нашего Симеона мистическая молитва в которой он призывает Святого Духа, созерцая Его[1].

Прииди, свет истинный!

Прииди, жизнь вечная!

Прииди, сокровенное таинство!

Прииди, безымянное сокровище!

Прииди, неизреченное могущество!

Прииди, непостижимое лицо!

Прииди, непрестанное ликование!

Прииди, невечерний свет!

Прииди, истинная надежда всех стремящихся к спасению!

Прииди, лежащих пробуждение!

Прииди, мертвых пробуждение!

Прииди, могущественный, всегда творящий, претворяющий и изменяющий все одним движением воли!

Прииди, невидимый, совершенно неосязаемый и неизведанный!

Прииди, всегда остающийся неподвижным и (вместе с тем) ежечасно весь движущийся, и приходящий к нам, лежащим в аду- Ты, Который выше всех небес!

Прииди, имя всегда желанное и везде повторяемое, хотя для нас совершенно невозможно сказать, кто Ты, и узнать, каков Ты или откуда Ты!

Прииди, радость вечная!

Прииди, венец неувядающий!

Прииди, порфира великого Бога и Царя нашего!

Прииди, пояс кристалловидный и усыпанный драгоценными камнями!

Прииди, подножие[2] неприступное!

Прииди, царская багряница и поистине самодержавная десница!

Прииди Ты, Которого возлюбила и любит несчастная моя душа!

Прииди Один к одному, ибо я одинок, как Ты видишь!

Прииди, отделивший меня от всех и сделавший одиноким на земле!

Прииди, Сам ставший во мне влечением и сделавший, чтобы я тосковал о Тебе, совершенно недоступном!

Прииди, дыхание мое и жизнь!

Прииди, утешение смиренной моей души!

Прииди, радость и слава и постоянное мое наслаждение!

Благодарю Тебя, что Ты — Сущий над всеми Бог — сделался со мной единым духом неслитно, непреложно, неизменно, и Сам стал для меня всем во всем: пищей неизреченной и получаемой даром, постоянно переполняющий уста моей души и стремительно текущей в источнике сердца моего, одеждой блистающей и опаляющей демонов, очищением, омывающим меня бессмертными и святыми слезами, которые дарует Твое присутствие тем, к кому Ты приходишь.

Благодарю Тебя, что Ты стал для меня светом невечерним и солнцем священным — Ты, Который нигде не можешь скрыться и все наполняешь Твоей славой. Ибо никогда Ты ни от кого не скрывался, но мы всегда скрываемся от Тебя, не желая прийти к Тебе. Да и где Ты скроешься, нигде не имеющий места Твоего отдохновения? Или зачем бы Ты скрылся, не отвращяющийся ни от кого, никем не пренебрегающий?

Итак, ныне вселись в меня, о Владыко, и обитай и пребывай во мне, рабе Твоем, неразлучно и нераздельно до смерти, о Благой, чтобы я и во время исхода моего(из жизни) и после исхода пребывал в Тебе, о Добрый, и соцарствовал с Тобой — Сущим над всеми Богом.

Останься, Владыко, и не оставь меня одного, чтобы враги мои, всегда стремящиеся поглотить душу мою, придя и найдя Тебя пребывающим во мне, убежали прочь, и чтобы они оказались бессильными против меня, увидев, что Ты, Всемогущий, живешь внутри (жизни), в доме смиренной моей души.

Да, Владыко! Как вспомнил Ты меня, когда я жил в мире, и Сам избрал меня, когда я (еще) не знал Тебя, отделив от мира и поставив перед лицом Твоей славы, так и теперь, обитая во мне, сохрани меня всегда стоящим внутри и неподвижным. Чтобы видя Тебя постоянно, я — мертвый — жил, и имея Тебя, я- всегда бедный — был богат и стал богаче всех царей, и вкушая и пия Тебя, и ежечасно облекаясь в Тебя, наслаждался неизреченными благами.

Ибо Ты — всякое благо, и всякая слава, и всякая сладость, и Тебе подобает слава — Святой и Единосущной и Животворящей Троице, Которую все верные в Отце и Сыне и Святом Духе почитают и познают, Которой поклоняются и служат всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

[1] Эта молитва, в отличие от остальных гимнов, написана прозой.

[2] Букв. "обувь".

 

№ 2 наверх

Кто есть монах, и какое его делание, и на какую высоту созерцания взошел этот (святой отец)[1]

Монах есть тот, кто миру непричастен[2],

Кто говорит всегда с одним лишь Богом,

Кто, видя Бога, сам бывает видим,

Любя Его, он Им любим бывает

И, светом становясь, всегда сияет.

Монаха хвалят — все равно он нищий,

В дом приглашают — все равно он странник.

О дивное, немыслимое чудо!

Среди богатств безмерных — я нуждаюсь,

Владея многим — остаюсь я беден,

Среди обилья вод — томлюсь я жаждой.

Кто даст мне то, что я уже имею?

И где найду Того, Кого я вижу?

Как удержу Того, Кто в сердце дышит[3],

Но вне всего, Незримый, пребывает?

Имеяй уши слышати — да слышит[4],

Словам безумца с трепетом внимая![5]

[1] Гимн написан двенадцатисложным ямбическим триметром. Здесь и далее первая цифра в скобках после заглавия гимна означает его порядковый номер по изданию Sources Chrйtiennes; вторая цифра, после точки с запятой, означает порядковый номер гимна в русском переводе иером. Пантелеимона (Сергиев Посад, 1917).

[2] Букв. "не смешан с миром".

[3] Букв. "Того, Кто внутри меня".

[4] Ср. Мф. 11:15.

[5] Букв. "правильно понимая слова неграмотного". Называя себя agrammatos (неграмотный, невежда, неуч), преп. Симеон подчеркивает свою непричастность "внешней" (мирской) учености

№ 3 наверх

Поучение к монахам, недавно отрекшимся от мира и от того, что в мире; а также о том, какую веру нужно иметь по отношению к соему (духовному) отцу (4: 19)[1]

Оставь весь мир и то, что в мире,

Лишь плач блаженный восприми,

Рыдай о злых твоих деяньях,

Ибо они тебя лишили

Христа — Творца и всех святых.

И кроме этого не думай

Ты ни о чем другом: забудь

О теле, как о чем-то чуждом,

И, глядя вниз, как осужденный,

Как на распятие ведомый,

Всегда из сердца воздыхай.

Лицо свое омой слезами,

Не омывай водою ноги,

Что на недоброе спешили,

Не простирай бесстыдно руки,

Но их согбенными держи,

Ведь ты в сей жизни не однажды

Употреблял их для греха.

Язык свой укрощать старайся,

Ведь он на грех весьма подвижен

И многих с доброго пути

Он сбил людей весьма великих,

Их царства Божия лишив.

Но если хочешь овладеть им,

То прежде уши загради:

Старайся никогда не слушать

Постыдных суетных речей,

А только слушай наставленья

Отца духовного. Как Богу,

Ему смиренно отвечай,

Свои все мысли исповедуй

И не скрывай дурных желаний.

Без воли старца твоего

Не смей ни спать, ни есть, ни пить,

Когда же все сие исполнишь,

Не думай много о себе,

Не мни, что подвиг совершил ты:

Хоть сеял ты в труде и поте,

Но не собрал еще плодов.

Не обольщайся и не думай,

Что ты заслуживаешь славы,

Пока внутри не приобрел

Очей души, пока слезами

Не оросил ты уши сердца,

От всякой скверны их омыв,

Пока не начал ты духовно

Все видеть и духовно слышать,

Пока не стал ты изменяться

Всецело чувствами своими.

Ибо ты многое тогда

Неизреченное увидишь,

Еще же более услышишь -

То, перед чем язык немеет,

Перед чем бледнеют все слова.

Духовно слышать — это чудо,

Кто стал таким, о нуждах плоти

Не помышляет никогда:

Он по земле легко шагает,

Как бы по воздуху. Всегда

Он видит все до самых бездн,

В творения Божии вникая,

Творца он всюду узнает,

И, пораженный страхом, Бога

Он поклоняясь, прославляет.

Познать могущество Творца

Способен далеко не каждый,

Хоть многим кажется, что знают

Они о нем, но ты поверь мне -

Все заблуждаются они.

Об этом знают только те,

Кто просвещен небесным светом,

А остальные все — увы! -

В незнанье полном оставаясь,

Омрачены ужасной тьмой,

Еще ужаснее, чем бесы.

О всех Творец, Господь и Бог!

Ты, из земли меня создавший

Живым и смертным существом,

Почтивший — смертного — бессмертьем,

Ты, даровавший мне способность

Жить, говорить, передвигаться

И прославлять Тебя, Творца,

Ты Сам, Владыко всех и Боже,

Дай мне несчастному просить

И умолять Тебя разумно.

Ведь я по истине не знаю

Никак пришел я в этот мир,

Ни в чем земных предметов сущность.

Я не могу сказать, о Боже,

Что — зрение мое, и что -

Предметы, видимые мною.

Осуетились мы, все люди,

И не способны мы иметь

Сужденье здравое об этом.

Вчера пришел я в этот мир

И завтра отойду отсюда,

А мню, что буду здесь всегда.

Всем говорю я, что Ты — Бог мой,

Однако каждый день делами

Я отрекаюсь от Тебя.

Учу, что Ты — Творец всего,

Однако всячески стараюсь

Иметь все вещи без Тебя.

Ты царствуешь над всей землею,

Над высотой и глубиной,

Один лишь я, не трепеща,

Тебе противиться пытаюсь.

Но я, бессильный и несчастный,

К Тебе взываю: помоги

Отвергнуть все души пороки,

Ведь сокрушают душу мне

Пустая гордость и надменность.

Дай руку помощи, Владыко,

Смиренье даруй и очисти

Души моей нечистоту!

Подай мне слезы покаянья.

Подай спасительные слезы,

Что для души всегда желанны,

Что очищают мрак ума,

Что вновь меня являют светлым,

Тебя стремящимся увидеть —

Свет мира, Свет очей моих -

Что омывают скверну сердца,

В котором множество пороков,

В котором скорбь и неприязнь

К тем, кто устроили мне ссылку[2],

Сказать бы лучше — к господам,

Владыкам и друзьям моим.

За зло воздай им, о Христос мой,

Богатым вечным утешеньем,

Божественною благодатью,

Что уготовал Ты навек

Всем, кто Тебя душею жаждут,

Кто любят горячо Тебя!

[1] Гимн написан двенадцатисложным ямбическим триметром.

[2] Букв. "к тем, кто разыграли драму (спектакль) с моим изгнанием". Речь идет о Стефане Никомидийском и других, которые добились изгнания преп. Симеона из монастыря св. Мамаса и его ссылки в Хрисополь

 

№ 4 наверх

Алфавит в двустишиях, побуждающий и наставляющий на путь к совершенству жизни того, кто недавно удалился от мира(5; 18)[1]

Началом горячую веру имея,

От мира всегда со Христом удаляйся[2].

Друзей избегай не встречайся с родными,

Ведь это полезно для новоначальных.

Земного лишившись, прииди к Неземному:

Никто, кроме Бога, тебе не поможет.

Отбросив всю робость и трусость отринув

(Ведь ты приступил к всемогущему Богу),

Имея надежду всецело на Бога

(Который заботится даже о птицах[3]),

Неси нетяжелое иго Господне[4],

О будущей помня великой награде.

То иго нас даром спасает от смерти,

Ведь все спасены мы божественной кровью,

Богами нас делает силою Божьей -

И в этом плоды воплощенья Владыки, -

Чтоб делом познал ты всех дел окончанье -

Того, Кто превыше всей видимой твари.

Полезно тебе отсекать свою волю -

Чрез это свидетелем совести[5] станешь.

Отца твоего исполняй повеленья -

Они тебя к верной направят дороге;

Хоть смерть угрожает, не смей прекословить:

Весьма велика высота послушанья,

Но Бог для тебя и такое соделал[6].

Считай себя худшим из всех и последним -

И в Царстве Небесном окажешься первым[7].

Считай себя странником, нищим, слугою -

И станешь велик, если это исполнишь.

Ты весь подражателем Господа будешь -

А что может быть выше этого в жизни?

Любого исправит сей плач ежедневный -

Он лучше воды и полезнее пищи.

Познанию истины он научает:

Того, что проходит и что пребывает, -

Но прежде от мира он всех удаляет.

В молчанье живи, сохраняющим это:

Оно отсекает бесплодные корни.

И память о смерти имей постоянно:

Она научает святому смиренью.

Очистившись сердцем, умом просветлившись -

О чудо, которого верные ищут! -

Божественный свет ты сподобишься видеть,

Как луч невещественный, посланный Богом.

Христос нам являет любви совершенство -

Кто ей обладает, тот богом бывает.

Кто ищет Христа, тех Христос просвещает.

Они только живы — никто не прельщайся!

О Божья любовь, что богов созидает!

Она есть Сам Бог[8] — изумительно это! -

Ее обрести нелегко и непросто.

[1] Написанный двенадцатисложным ямбическим триметром, настоящий гимн состоит из 24-х двустиший, в которых первый стих принадлежит Симеону, а второй дополнен кем-то из его учеников (возможно, Никитой). Алфавитный акростих — весьма распространенное в византийской поэзии явление. Алфавит понимался древними греками и византийцами как символ всеобъемлющего гармонического целого. "Алфавит" преп. Симеона представляет собой как бы "лествицу" духовного восхождения, состоящую из 24-х ступеней. Ср. тридцатиступенную "лествицу" преп. Иоанна Синайского.

[2] Букв. "Имея началом Христа и горячую веру, так удались от мира".

[3] Ср. Мф. 10:29.

[4] Ср. Мф. 11:29-30.

[5] Или "мучеником совести".

[6] Т.е. Иисус Христос, Бог воплотившийся, ради человека Сам пошел по пути послушания воле Своего Отца. Ср. Фил. 2:8.

[7] Ср. Мф. 19:30.

[8] Ср. 1 Ин. 4:16.

№ 5 наверх

Четверостишия о любви к Богу(6; 5)[1]

Как Ты пламенем горящим

И водой живой бываешь?

Услаждая, как сжигаешь?

Как от тленья избавляешь?

Как нас делаешь богами,

Тьму в сиянье превращая?

Как из бездн людей выводишь,

Нас в нетленье облекая?

Как влечешь Ты тьму к рассвету?

Как Ты ночь рукою держишь?

Как Ты сердце озаряешь?

Как меня Ты изменяешь?

Как Ты приобщился к смертным,

Сделав их сынами Бога?

Как без стрел пронзаешь сердце,

И оно горит любовью?

Как нас терпишь, как прощаешь,

По делам не воздавая?

Вне всего как пребываешь,

На дела людей взирая?

Оставаясь в отдаленье,

Как деянья всех объявишь?[2]

Дай рабам твоим терпенье,

Чтоб их скорби не объяли![3]

[1] Размер гимна — силлабо-тонический анакреонтический восьмисложник. В гимне встречаются рифмы (blyzon — drosizon, exafanizeis — exafthartizeis) и гомеотелевты (elkeis — perilampeis — metaballeis). Гимн переведен размером оригинала.

[2] Букв. "как видишь дела всех?"

[3] Букв. "чтобы не покрыла их скорбь".

№ 6 наверх

Моление Богу. И о том, как (святой Симеон), соединяясь с Богом и видя славу Божию, приходил в изумление(7; 49)[1]

Внутри поклоняюсь Тебе и в дали Тебя вижу,

В себе Тебя зрю и на небе Тебя созерцаю!

Но как приходит сие? Ты один только знаешь,

Сияющий в сердце, как солнце, в земном — неземное.

О Боже, сиянием славы меня озаривший,

Приведший меня к всесвятому отцу Симеону[2],

Рабу Твоему и апостолу, Сам воссияй мне

И Духом Святым научи меня петь ему гимны

Небесные, тайные, новые, древние, Боже![3]

Чтоб все чрез меня удивлялись премудрости Бога

И чтоб еще больше премудрость Твоя прославлялась,

И все, услыхав, восхвалили Тебя, о Христе мой,

Ведь я на иных языках говорю в благодати.

Аминь, и да будет по воле Твоей , о Господь мой!

Болезную я и страдаю смиренной душою,

Когда в ней является свет Твой, сияющий ярко,

Любовь для меня непрестанной становится болью[4],

Страдает и плачет душа, потому что не в силах

Тебя я обнять и насытиться, столько желаю.

Но так как я вижу Тебя — мне и этого хватит,

Мне славой и счастьем и царским венцом это будет

Превыше всего, что желанно и сладостно в мире.

Подобным меня это ангелам Божьим покажет,

А может быть, большим их сделает, о мой Владыко!

Ведь Ты для бесплотных по сущности вовсе невидим,

Ведь Ты естеством неприступен, но я Тебя вижу,

И сущность природы Твоей со мною смешалась,

А обе они неразлучно в Тебе пребывают:

Природа есть сущность Твоя, как и сущность — природа[5].

Вкусив Твою плоть, приобщаюсь Твоей я природы[6],

А значит, и сущности, Боже, Твоей причащаюсь,

Наследником Бога и общником Божьим бывая.

И, будучи в плоти, являясь превыше бесплотных,

Я мню, что и сыном Твоим становлюсь, как сказал Ты,

Не духов бесплотных, но нас называя богами.

"Сказал Я: вы боги, Всевышнего все сыновья вы[7]".

Ты Бог по природе, но сделался Ты человеком[8],

И тем, и другим неизменно, неслитно оставшись.

Я — смертный и тленный, но Ты меня богом соделал,

Как сына приняв и Твоей одарив благодатью,

Мне Духа Святого послав и, как Бог Всемогущий,

Природу и сущность таинственно слив воедино[9].

[1] Гимн написан пятнадцатисложным тоническим размером.

[2] Речь идет о преп. Симеоне Студите.

[3] Букв. "новые вместе и древние, божественные и сокровенные". Преп. Симеон писал гимны в честь своего духовного отца еще до того, как он был признан святым. Это и было одним из пунктов обвинения, выдвинутого против него Стефаном Никомидийским. См. Vie 72-73.

[4] Букв. "любовь (pothos) называется у меня болью (ponos) и является таковой".

[5] Преп. Симеон использует классические богословские термины ousia (сущность) и fysis (природа) в значении тождественных понятий.

[6] Ср. 2 Пет. 1:4 (естество = природа).

[7] Ср. Пс. 81:6.

[8] В некоторых рукописях есть строка, пропущенная в Patm.427 (XIV в.). Восстановив ее, получаем следующий текст: "Слава Твоему благоутробию и снисхождению, что, будучи Богом по природе, Ты стал человеком".

[9] Букв. "соединив".

№ 7 наверх

О том, что ставший причастником Святого Духа, восхищаемый Его светом, возносится над всеми страстями, не претерпевая вреда от приближения их(9;29) [1]

О Бог и Господь Вседержитель!

Твоей красотою незримой

Насытиться сможет ли кто-то?

Твоей необъятностью, Боже,

Наполниться сможет ли кто-то?

Увидит ли кто-нибудь, Боже,

Лица Твоего сиянье,

Хотя бы ходил достойно

Во всех Твоих повеленьях?

Великое, страшное чудо,

Невозможное совершенно -

Живя в этом тяжком мире,

В этом страшном и мрачном мире,

Унестись вместе с телом из мира.

О страшная, чудная тайна!

Кто превзошел свое тело?

Кто, превзойдя мрак тленья,

Оставил весь мир и скрылся?[2]

О, как легковесно познанье!

Как бедны все слова земные!

Ибо где человек тот скрылся,

Кто, пройдя этот мир, унесся

За пределы всего, что видим?

Скажи, о мудрость всех мудрых,

Отвергнутая, или лучше -

Обращенная Богом в безумье,

Как говорит всем нам Павел[3]

И всякий служитель Божий

Этот "муж желаний духовных"[4],

Приблизившись телом к телу,

Остается святым по духу.

Ибо вне этих тел, вне мира

Нет желания плотской страсти,

Но некое есть бесстрастье.

Кто бесстрастие сие возлюбит,

Через любовь тот жизнь получает.

И если бы даже ты видел.

Что ведет он себя недостойно

И к делам прибегает странным[5],

Знай, что это земное тело

Совершенно он мертвым сделал -

Не без души , конечно,

Что приводит в движенье тело,

Но без злых похотений плоти.

А сладость святого бесстрастья

И свет, от него исходящий,

Что любит меня несказанно,

Приводя в исступление ум мой,

Восхищает его и держит

Обнаженным незримой рукою,

Никогда мне не позволяя

Отпасть от любви к сему свету

И помыслить о чем-либо страстно,

Но целует меня непрестанно.

И эта любовь и желанье

Мне душу воспламеняют,

И нет во мне чувства иного.

Насколько хлеб чистый и свежий

Дороже и слаще грязи,

Настолько и много больше

Все небесное выше земного

Для тех, кто его вкусили

Устыдись, мудрецов всех мудрость,

Лишенная истинных знаний,

Простота наших слов на деле

Настоящую мудрость содержит,

Что к Богу близка живому,

Непрестанно Тому поклоняясь,

От Кого мудрость жизни дается.

А я через эту премудрость

Возрождаюсь и богом бываю[6],

Созерцая Бога во веки.

[1] Гимн написан двенадцатисложным ямбическим триметром. Центральная тема гимна — учение о бесстрастии, раскрываемое на примере некоего "мужа желаний духовных", т.е., вероятно, преп. Симеона Студита.

[2] Букв. "Кто преступил преграду (стену) своей плоти? Кто, пройдя мрак тления и оставив весь мир, скрылся?" К этому стиху в рукописи Marcianus 494 (XIII в.) имеется схолия: "Отсюда становится ясно, что и сам пишущий сие отец был восхищен на небо вне тела, как это рассказано в другом месте" (SC 156, 23).

[3] Ср. 1 Кор. 1:20.

[4] Выражение "муж желаний" заимствовано из Ветхого Завета (Дан. 10:19). В богослужебных песнопениях Восточной Церкви это выражение встречается применительно к тому или иному святому. См., например, службу св. Николаю (Минея месячная за 6 декабря; вечерня; стихира на стиховне): "Человече Божий и верный рабе, слуго Господень, мужу желаний..."

[5] Букв. "Если бы ты даже видел, что он безобразничает и устремляется к (странным) действиям".

[6] Букв. "воссоздаюсь и обоживаюсь".

 

№ 8 наверх

О том, что смерть, к сожалению, касается и весьма крепких (10; 57)[1]

Услышав печальную весть, ужасаюсь!

Природа, подобная твердому камню,

Природа, что крепче гранита — погибла![2]

Кто жил, не боясь ни огня, ни железа,

Стал воску подобен, с металлом сплетенный[3],

Я верю теперь, что и малая капля

Долбит постепенно в скале углубенье.

О, нет ничего неизменного в жизни!

И горе тому, кто на тленное смотрит,

Стремясь удержать скоротечные блага

И ими всегда на земле наслаждаться.

На опыте горьком он в том убедится,

В чем я убедился несчастный и жалкий.

Увы, разлучился я с братом сладчайшим,

Ведь ночь прервала свет любви неделимый!

[1] Кодер предполагает, что гимн посвящен преп. Симеону Студиту, скончавшемуся около 986-987 гг. Однако, поскольку герой гимна назван "сладчайшим братом", такое предположение кажется маловероятным. Скорее, речь может идти об одном из монахов, друзей преп. Симеона Нового Богослова. Гимн написан двенадцатисложным ямбическим триметром.

[2] Букв. "Природа нематериальная, более крепкая, чем камень, равная так называемому адаманту, поддалась".

[3] Букв. "будучи соплетен со свинцом". Не указывает ли это выражение на какой-либо род насильственной смерти (от меча, от ножа)?

 

№ 9 наверх

Здесь отец с изумлением рассказывает о том, как он видел Бога, подобно апостолам Павлу и Стефану (11; 32)[1]

Что за новое чудо совершается ныне?

Бог и ныне желает быть для грешников зримым -

Тот, Кто некогда, скрывшись, выше неба вознесся

И воссел на престоле пренебесном и Отчем.

Ибо скрылся от глаз Он всех апостолов Божьих,

И впоследствии только лишь Стефан, как мы знаем,

Видел небо отверстым и сказал: "Вижу Сына,

Что стоит одесную пребожествееной славы".

А законники тотчас умертвили святого:

Он побит был камнями как хулу произнесший[2].

По природе[3] он умер, но живет он во веки.

Но ведь то был апостол, освящен был он Богом,

Преисполнен всецело он был Духа Святого,

Да к тому же все это было в самом начале

Христианской общины: чрез апостолов слово

Те, кто жили без веры, ко Христу приходили,

Вместе с верой обильно благодать получая.

Что же значит сегодня это странное дело,

Это страшное чудо, что во мне происходит?

О любовь к человеку, что теперь мне явилась!

О безмерная благость, милосердья источник,

Еще более полный, чем тогда изливались!

Ибо многие люди спасены были Богом,

Но они или веру от себя привносили,

Или в добрых деяньях проявляли усердье.

Я же грешный, лишенный и деяний, и веры,

От рождения блудный, трепещу, ужасаюсь.

Понести не могу я то, что Бог мне являет,

Словом силы создавший все земные творенья.

Я страшусь и подумать, как же выражу словом?

Как рука все опишет или трость начертает?

Как поведает слово, как язык мой расскажет,

Как уста изрекут все,что я вижу сегодня,

Что во мне непрестанно целый день происходит?

Среди ночи глубокой, среди тьмы беспросветной

С изумленьем и страхом я Христа созерцаю.

Небеса отверзая, Он нисходит оттуда,

Со Отцом мне являясь и Божественным Духом.

Он один, но в трех Лицах, Три в единстве всецелом,

Трисвятое сиянье в трех Божественных солнцах.

Озаряет Он душу ярче солнца земного,

Просвещает Он светом помраченный мой разум.

Если б ум мой был зярчим, то всегда бы он видел,

Но поверьте, я слеп был — и не видел совсем я.

Потому в изумленье это чудо приводит,

Ибо Он отверзает мои умные очи,

Возвращает мне зренье и дает Себя видеть.

К тем, кто видят, Он приходит как свет среди света,

В светозарном сиянье все Его созерцают.

Ибо зрячие видят в свете Духа Святого,

Кто же Духа увидел, созерцает и Сына,

А кто Сына увидел, тот Отца созерцает[4],

И отец вместе с Сыном созерцаем бывает.

Все сие, как сказал, я происходит со мною.

Несказанное чудо я едва понимаю.

Вдалеке созерцая красоту, что незрима

Из-за яркого света ослепительной славы,

Я весьма изумляюсь, весь объемлемый страхом,

Впрочем, вижу лишь каплю из безбрежного моря.

Но как капля являет всей воды целокупность

(Каковы ее свойства и как выглядит жидкость),

Как по краю одежды мы всю ткань представляем,

Как, согласно присловью, "по когтям видно зверя",

Так и я, созерцая, вижу целое в малом

И Ему поклоняюсь — Самому Христу Богу.

Облегченьем же неким для рассудка служило

То, что я находился от огня в отдаленье,

Чтоб не быть опаленным и всецело сожженным,

Чтоб, как воск, не растаять от огня, — по пророку[5].

Я стоял среди мрака весь окутанный тьмою,

Как сквозь скважину глядя голова не кружилась.

В этой тьме пребывая, ею ум занимая,

Но надеясь, однако, что смотрю я на небо,

И к огню приближаться не дерзая из страха,

Вдруг Того, Кого видел в отдаленье — нашел я,

Кого видел на небе Стефан — повстречал я.

Кого Павел, увидев, ослеплен был[6] — нашел я,

Как огонь несказанный, в недрах сердца горящий.

Трепеща, ужасаясь, я пришел в исступленье

И не мог выносить я нестерпимую славу

В эту ночь ощущений несказанных и странных.

Став беспомощным, слабым, обратился я в бегство:

Скрывшись в помыслах разных, я в гробу поселился;

Привалив вместо камня это тяжкое тело[7],

Я покрылся и скрылся в своих мыслях от Бога -

От Того, Кто когда-то, обретя меня мертвым

И в гробу погребенным, воскресил мою душу.

Я не в силах был видеть неприступную славу,

Потому предпочел я лучше в гроб опуститься

Обитать среди мертвых, пребывая вмогиле,

Чем огнем опалившись, совершенно погибнуть.

Сидя там, подобает мне рыдать непрестанно

И отом всегда плакать, что, любимого Бога

Потеряв, оказался я лежащим в могиле.

Но, живя под землею, как мертвец погребенный,

Жизнь нашел я, и Бога Жизнодавца обрел я.

А Ему подобает непрестанная слава,

Поклонение ныне и всегда и во веки.

[1] В этом гимне, написанном политическим пятнадцатисложником, преп. Симеон рассказывает об одном из своих мистических видений Божественного Света.

[2] Ср. Деян. 7:55-58.

[3] Букв. "по закону природы".

[4] Ср. Ин. 14:9.

[5] Т.е. "согласно пророку (Давиду)". Ср. Пс. 67:3.

[6] Ср. Деян. 9:3-9.

[7] Ср. Мф. 27:60. Комментируя этот стих, архиепископ Василий (Кривошеин) пишет: "Это все та же тема слабости человеческой природы, неспособной встретиться с Богом, усиленная еще платоновским представлением о теле как о могиле" (Преп. Симеон Новый Богослов, с.306).

 

№ 10 наверх

Благодарение Богу за дары, которых (святой Симеон) удостоился от Него. И о том, что игуменство и священство страшно даже для ангелов (14; 30)[1]

Хотел бы говорить я, о Владыко, но не в силах.

И что сказать посмею, оскверненный и нечистый

В делах и представлениях и мыслях всевозможных?

Однако уязвляюсь я душой, внутри пылаю,

Сказать желая нечто о Тебе, о мой Владыко.

Но вижу я всего себя, и Ты, мой Боже, знаешь,

Что части все души и тела я растлил грехами,

Грехом всецело сделавшись от самого рожденья.

Взирая на любовь Твою и милость к человеку,

На доброе, что для меня Ты делал ежедневно,

Я голоса лишаюсь и в отчаянье впадаю,

Скорблю и непрестанно сокрушаюсь я, несчастный,

О том, что недостоин я всех благ Твоих небесных.

Когда ж, придя в себя, я захочу умом помыслить

О множестве грехов моих, Христе, и злых деяньях,

О том, что в жизни доброго не сделал ничего я,

Но вместо наказания и праведного гнева,

Которые я должен понести, Тебя презревший,

Таких великих благ меня Ты ныне удостоил,-

Отчаиваюсь снова я и суд Твой представляю,

Ведь каждый день и час грехи к грехам я прилагаю.

Боюсь я, чтобы милости Твои и снисхожденье

Не стали для меня причиной больших наказаний,

Ведь, блага получая, остаюсь неблагодарным,

Как раб лукавый[2] у Тебя, всещедрого Владыки.

Поэтому всему, что подавало мне терпенье,

Всему, что мне надежду жизни вечной доставляло,

Я радовался сильно, как о том один Ты знаешь,

Надеясь на любовь и благодать Твою, Владыко.

Для этого, Христе, Ты и взял меня от мира,

От сродников и братьев отделив и всех знакомых,

Чтоб мне помилованье дать, спасенье даровать мне.

Твоею благодатью наполняемый, имел я

И радость ненасытную и твердую надежду.

Об этих двух дарах Твоих не знаю, что сказать мне.

Они и ум, и душу, о мой Царь, лишают слова,

Все действия и мысли пресекая совершенно,

От преизбытка славы я испытываю тяжесть,

Желая отрешится от всего, о мой Спаситель,

И ни о чем не говорить, и ничего не делать,

И ни к чему из этого совсем не прикасаться.

В себе я поражаюсь, удивляюсь и печалюсь,

Как при таких неизреченных тайнах согласился

Служить я, недостойный, совершая Литургию?

На них смотреть без страха даже ангелы не могут.

Пророки испугались, услыхав о несказанном

Величии, о славе, о безмерном снисхожденье.

Апостолы, святители и мученников лики

Взывают, вопиют, что не достойны дерзновенно

Рассказывать об этом всем, кто в мире пребывает.

Так как же я, погибший, как я, блудный, как, несчстный,

Игуменство воспринял над собратьями моими?

Как сделался священником Божественнейших Таинств?

Служителем как стал Пречистой Троицы Небесной?

Когда кладем на дискос хлеб, вино вливая в чашу

Во имя Твоей Плоти, Слово, и Пречистой Крови,

Тогда Ты Сам бываешь там, о Боже мой и Слово,

Становится хлеб Телом, а вино — Пречистой Кровью,

Наитьем Духа Божьего и силою Владыки,

И мы дерзаем Бога неприступного касаться,

Живущего во свете совершенно непреступном[3]

Не только для природы человеческой и тленной,

Но даже для бесплотных умных ангелов небесных.

А это сверхъестественное действие и дело,

Которое поставлен совершать я ежедневно,

Внушает мне всегда иметь о смерти помышленье.

Итак, оставив радость я опять впадаю в трепет,

Ведь знаю, что ни мне, ни остальным всем невозможно

Достойно Литургию совершать и, плоть имея,

Жизнь ангелов вести и даже быть бесплотных выше,-

Как слово открывает нам и истина являет,-

Чтоб к Богу ближе подойти, чем ангелам воможно,

Ведь мы касаемся руками и вкушаем Бога,

Они же только предстоят Ему с великим страхом.

А суд над братьями, пасти которых я назначен,

Какая вынесет душа? Какой же ум сумеет

Без осужденья каждого испытывать поступки

И все свое служенье проходить без послабленья,

При этом не впадая в осужденье нерадивых?

Мне кажется, никак то невозможно человеку!

Итак, я убеждаюсь, что намного было б лучше

Стать вновь учеником, быть воле одного послушным[4],

Ему служить всегда и дать потом отчет за это,

Чем волям подчиняться многим и служить их нравам,

Исследовать намеренья, испытывать их мысли,

Вникая глубоко во все дела и помышленья,

Ведь и меня ждет суд, и отвечать за них я должен,

Кого пасти я избран Божьим изволеньем.

На том суде ответит каждый за свои поступки:

За то, что в этой жизни сделал доброе и злое,

А я один за каждого ответить буду должен!

Но как хочу помилованным быть, и как спастись мне,

Когда я даже для одной души своей ничтожной

Никак не в силах показать спасительного дела?

Поверь мне, не имею, что сказать, ведь я не сделал

Ни малого поступка, ни великого деянья,

Которое от вечного огня меня избавит.

О любящий людей и милосердный мой Спаситель!

О, дай мне, недостойному, божественную силу,

Чтоб вверенных мне братьев я сумел пасти разумно,

Их к пажитям ведя Твоих спасительных законов

И возводя к обителям Божественного Царства

Спасенными, сияющими дивной красотою

Благих и добрых дел; там поклониться удостой их

Святому Твоему и неприступному Престолу.

Меня же недостойного Ты восприми от мира,

Хотя я и ношу грехов безмерных раны!

И к ликам избранных Твоих какими-то судьбами

Меня, служителя и грешного раба, Владыко,

С моими вместе сопричти тогда учениками,

Чтоб видели мы все Твою Божественную славу.

[1] Как отмечает Кодер, гимн написан в период игуменства преп. Симеона в монастыре св. Мамаса (см. SC 156, p.75). Оригинальный размер — политический пятнадцатисложник.

[2] Ср. Мф. 25:26.

[3] Ср. 1 Тим. 6:16.

[4] Преп. Симеон вспоминает то время, когда он был послушником у преп. Симеона Студита.

 

№ 11 наверх

О том, что одно только Божество желанно и вожделенно по природе, и для приобщившихся к нему оно бывает причастием благ. (16; 7)[1]

О, что за вещь, сокрытая

Для всякой тварной сущности?

И что за свет в уме моем

Ни для кого невидимый?

Что за богатство дивное,

Которое никто из нас

Не в силах на земле найти

И как-то удержать в себе?

Для всех неуловимое,

Для мира невместимое,

Оно всего прекраснее,

Вселенной всей желаннее,

И всех предметов видимых

Настолько вожделеннее,

Насколько Бог прекраснее

Всего, что в мире создал Он.

Любовь к Нему томит меня,

Но как Он мне не видится,

То весь внутри пылаю я

Горю я сердцем, разумом,

Вздыхаю непрестанно я,

Хожу, палимый жаждою,

И там, и здесь ищу Его,

И не могу нигде найти

Возлюбленного Господа.

Оглядываюсь часто я,

Пытаясь увидать Его -

Желанного душе моей[2],

Господь же, как невидимый,

Совсем мне не является.

Когда же я рыдать начну

И плакать, как отчаянный,

Тогда Он весь мне видится

И зрит меня, Всевидящий.

Я в трепет прихожу тогда

И дивной красоте Его

Дивлюсь и поражаюсь вновь

Тому, как, небеса открыв,

Ко мне Творец склоняется

И славу несказанную

И чудную являет мне.

Не может ли кто более

Еще к Нему приблизиться?

И можно ль вознестись туда

К безмерной высоте Его?

Когда я размышляю так,

Он Сам внутри является,

Блистая в сердце немощном,

Меня Он озаряет вновь

Бессмертным осиянием,

Все органы телесные

Лучами освещая мне.

Всего меня объемлет Он,

Всего меня целует Он[3],

Себя же отдает всего

Мне, грешнику великому.

Любовью насыщаюсь я

Безмерной красотой Его,

Божественнейшей сладостью,

Блаженством наполняюсь я.

И света причащаюсь я,

И к славе приобщаюсь я,

Сияет все лицо мое,

Как Бога лик любимого[4],

Все органы телесные

Бывают светоносными.

Я, грешный, становлюсь в тот час

Красивее красивейших,

Богаче богатейших всех,

Сильнее силачей земли

И больше всех царей земных,

Гораздо благороднее,

Чем все, что в мире видим мы -

Земли, и что на ней живет,

И неба, и всего, что в нем.

Вселенной всей Создателя

Внутри себя имею я!

Ему же подобает честь,

Хвала и поклонение

Во веки бесконечные.

[1] Гимн написан политическим пятнадцатисложником.

[2] Ср. Песн. 3:2; 5:6.

[3] Преп. Симеон часто пользуется "брачными", "любовными" образами для выражения чувств пламенной любви к Богу, особенно при описаниях мистического союза с Богом.

[4] Ср. Исх. 34:29-30.

 

№ 12 наверх

 Учение с богословием, где говорится о священстве и о бесстрастном созерцании (19; 38)[1]

Как я поведаю, Владыко,

О чудесах Твоих великих?

Как словом выразить сумею

Твои таинственные судьбы?

Что совершаются над нами,

Твоими верными рабами?

Как презираешь Ты, Владыко,

Мои грехи и прегрешенья,

В вину не ставишь мне паденья

И злых деяний не вменяешь?

Но защищаешь и питаешь,

Животворишь и просвещаешь

Меня, поскольку я исполнил

Твои, Спаситель, повеленья.

Меня помиловал Ты, Боже,

И предстоять меня сподобил

Перед престолом благодати,

Пред славой, силой и величьем.

Как говоришь со мной, презренным

И недостойным и бессильным,

Словами славы и бессмертья?

Как несказанно озаряешь

Мою истерзанную душу?

Как в свет божественный и чистый

Ее незримо превращаешь?

Как эти немощные руки,

Все оскверненные грехами,

Ты светоносными являешь?

Как Ты божественным блистаньем

Мои уста преображаешь,

Так что они из оскверненных

Вдруг превращаются в святые?

Как очищаешь Ты, Спаситель

Язык мой скверный и нечистый?

Как причаститься допускаешь

Твоей святой Пречистой Плоти?

Меня всегда везде Ты видишь,

Но как меня Ты удостоил

Тебя, о Боже мой, увидеть?

Руками как держать позволил

Тебя, Владыко Вседержитель,

Для всех небесных сил незримый,

Непостижимый, неприступный

Для Боговидца Моисея?

Ни он, ни кто другой из смертных

Не удостоился увидеть

Твое Лицо, чтоб не погибнуть[2].

Каким же образом, Христе мой,

Непостижимый, несказанный,

Для свей вселенной неприступный,

Тебя держать я удостоен,

Вкушать и целовать и видеть?

Тебя всегда имея в сердце,

Я остаюсь неопалимым

И веселясь, и ужасаясь[3],

Я воспеваю непрестанно

Твою любовь и милость к людям.

Так как же плотские, слепые,

Тебя не знающие люди,

Своей не чувствуя болезни,

Свое являя помраченье

И всех небесных благ лишенье,

Безумно говорить дерзают:

"Какая польза человеку

В священстве, если он при этом

Ни вкусной пищи не имеет,

Ни ярким золотом не блещет,

Ни на епископском престоле

Не восседает дерзновенно?"[4]

О помраченье! О безумье!

О ослепленье! О несчастье!

О вопиющее неверье!

О глупые земные речи!

О дерзкие слова и мысли!

О помышления Иуды!

Ибо как этот нечестивец,

На страшной Вечери сидящий,

Вменил ничто святое Тело

И предпочел немного денег[5],

Так и они, предпочитая

Небесным и нетленным благам

Земные тленные богатства,

Души погибель избирают.

Ответьте, суетные люди:

Кто из людей, Христа имея,

Нуждаться будет в тленных благах

Земной и скоротечной жизни?

Кто благодать Святого Духа

Имея в сердце непрестанно,

Жилищем Троицы не станет,

Что просвещает, освящает

И скоро в бога превращает?

Кто богом сделавшись всецело

По дару Троицы Всевышней

И удостоившись небесной

И первозданной Божьей славы,

Захочет что-нибудь иное,

Чем совершенье Литургии

И созерцанье высочайшей,

Неизреченной, неприступной,

Все совершающей Природы?

Кто счел бы более блестящим

что-либо в этой краткой жизни,

В сравненье с благами той жизни,

Которой нет конца и края?

О, если б знал ты тайн глубины,

Не понуждал бы ты об этом

Писать и говорить открыто.

Я трепещу и ужасаюсь,

Стараясь выразить словами

И начертать пытаясь тростью

То, что представить невозможно,

То, что для всех неизреченно.

О, если б ты Христа увидел

И получил Святого Духа

И через них к Отцу поднялся,

То знал бы ты, что говорю я,

О чем я рассказать пытаюсь:

Что велико и несказанно,

Что выше всякой славы, блеска,

Начальства, власти, обладанья,

Могущества, земного царства -

Во все дни жизни с чистым сердцем

Служить святую Литургию

Пречистой троице Небесной.

Не говори о том, что тело

Должно быть чистым и бесстрастным,

Не говори, чего не знаешь,

О чем понятья не имеешь,

Но лучше слушай, что Владыка

Через апостолов сказал нам,

Через Василия творенья,

Огнеязычного святого[6],

Через писанья Златоуста[7],

Через Григория, который

Прекрасно говорит об этом[8].

Слова их слушай — и узнаешь,

Каким быть должен совершитель

Святой небесной Литургии,

Служащий Богу всей вселенной.

Когда узнаешь ты об этом,

Благоговейно удивишься

Величью сана иерея!

Не обольщайтесь, не дерзайте

И не пытайтесь прикоснуться

И приступить к Творцу вселенной,

Что неприступен по природе.

Ведь кто от мира не отрекся,

Кто не отверг всего, что в мире,

Души и тела не отринул,

Не умертвил земные чувства.

Не победил земных пристрастий,

Преодолев влеченье к миру,

К земным словам, делам, привычкам,

Кто слеп и глух не стал для мира,

Хотя и видя все земное,

Однако в сердце не впуская

Черты и образы предметов,

Хотя и слыша звуки мира,

Но оставаясь как бы камнем,

Бесчувственным и бездыханным,

Не вспоминая звуков речи,

Значенья слов не понимая -

Тот приносить не сможет чисто

Тому, Кто чист — живому Богу,

Бескровную, святую жертву.

Ибо почувствовав все это,

Познав на деле, он, конечно,

Отвергнет мир и все, что в мире,

И всем словам моим поверит.

Кто перешел тот темный воздух,

Который назван был стеною

Царем Давидом[9], а Отцами

Наименован "морем жизни"[10],

Кто в пристань тихую вступает,

Тот пристань тихую находит,

Ибо там рай, там древо жизни[11],

Там сладкий хлеб[12], вода живая[13],

Богатство Божьих дарований.

Там купина огнем пылает,

Всегда горя — и не сгорая[14],

Там обувь тотчас с ног спадает[15].

Там расступается пучина,

И я один иду по суху,

В воде врагов погибших видя[16].

Там созерцаю я то древо,

Которое ввергаясь в сердце,

Всю горечь в сладость претворяет[17].

Там я нашел скалу крутую,

Что вечно мед мне источает[18],

От скорби душу избавляя.

Там я нашел Христа-Владыку,

И поспешил за Ним я тотчас.

Там ел я манну — хлеб небесный[19],

И ничего земного больше

Не захотел вкушать и видеть.

Там видел жезл я Ааронов,

Что был сухим, но распустился,

Но вновь расцвел[20] — и удивился

Я чудесам великим Божьим.

Свою бесплодную там душу

Узрел я вновь плодоносящей,

Подобно дереву сухому,

Что плод прекраснейший приносит.

Там сердце грешное увидел

Я снова девственным и чистым,

И целомудренным и светлым.

Там слышал: "Радуйся во веки,

Ибо Господь всегда с тобою"![21]

Там слышал я "Иди омойся,

Очисть себя в купели плача"[22]:

Так сделав, я прозрел внезапно.

Там чрез всецелое смиренье

В гробу себя похоронил я,

Но Сам Христос, придя с любовью,

Грехов моих тяжелый камень

От двери гроба отодвинул,

Сказав мне: "Выходи оттуда -

Из мира, как бы из пещеры"![23]

Там я увидел как бесстрастно

Страдал мой Бог и Искупитель,

Как умер, будучи бессмертным.

И как восстал, воскрес из гроба,

Печатей гроба не разрушивa[24].

Там я увидел жизнь иную -

Нетленную и неземную,

Которую Христос-Спаситедь

Всем дарует, кто ищет Бога.

Там Царство Божие обрел я

Внутри себя — Отца и Сына

И Духа Божество святое

И нераздельное в трех Лицах.

Но недостойны наслажденья,

И радости, и благ, и славы

Все те, кто перед целым миром

Не оказали предпочтенье

Творцу и Господу вселенной,

Кто не сочли великой честью

Одно лишь поклоненье Богу,

Служенье пред Его престолом.

Небесных благ не приобщатся

Они, живя без покаянья,

Пока не смогут научиться

Тому, о чем мы говорили,

Пока не вкусят благ небесных,

Пока на деле не исполнят

Того, что Бог нам заповедал.

Но если этого достигнет

Кто-либо, и тогда со страхом,

С благоговением великим

Он должен к Богу прикасаться,

Когда Сам Бог того захочет.

Служить святую Литургию

Достоин далеко не каждый,

Но только тот, кто благодати

Святого Духа приобщился,

Кто чист от скверны и порока.

Без позволенья же от Бога,

Помимо Божьего избранья,

Что душу светом озаряет

И благодатью наполняет,

Что возжигает душу нашу

Огнем любви неугосимым,

Нельзя и крайне неразумно

Служить святую Литургию

И прикасаться к страшным Тайнам,

Святым и неприкосновенным,

Которым слава подобает

И честь и поклоненье — ныне

И непрестанно и во веки.

[1] Гимн написан политическим пятнадцатисложником.

[2] Ср. Исх. 33:20-23.

[3] Это выражение (слав. "радуяся вкупе и трепеща") встречается в молитве "От скверных устен", входящей в Последование ко Святому Причащению.

[4] В этих словах отражена полемика преп. Симеона с кем-то из его современников, неправильно судивших о священстве.

[5] Ср. мф. 26:14-16.

[6] "Трудно указать, на какой именно текст св. Василия ссылается Симеон: может быть, на Толкование пророка Исаии, гл.103 и 104" (SC 174, p.101).

[7] Св. Иоанн Златоуст является автором 6 Слово "О священстве".

[8] "Слово, в котором Григорий оправдывает удаление свое в Понт" (Слово 3 св. Григория Богослова) посвящено теме священства.

[9] Ср. Пс. 17:30: "С Богом моим восхожу на стену". В славянском переводе ("Богом моим прейду стену"), так же как и в Септуагинте, речь идет о прохождении "через" стену, о преодолении стены как некоей преграды.

[10] Выражение "море жизни" (слав. "житейское море") встречается у Оригена, Василия Великого, Иоанна Златоуста и др. авторов. Однако преп. Симеон здесь скорее всего имеет в виду литургический текст: "Житейское море воздвизаемое зря напастей бурею..." (ирмос канона 6 гласа).

[11] Ср. Быт. 2:8-9; Апок. 2:7. Отсюда начинается длинный ряд аллюзий на библейские тексты, в которых преп. Симеон находит отражение своего внутреннего опыта.

[12] Ср. Исх. 16 (рассказ о манне небесной).

[13] Ср. Числ. 20:8-11 (рассказ о Моисее, который извел воду из скалы).

[14] Ср. Исх. 3:2-4 (рассказ о Моисее, которому Бог явился в пламени горящего куста; слав. "неопалимая купина").

[15] Ср. Исх. 3:5.

[16] Ср. Исх. 14:21-28 (повествование о Моисее, который провел народ по дну Чермного моря).

[17] Ср. Исх. 15:23-25 (рассказ о том, как Моисей превратил горькие воды Мерры в сладкие, бросив туда бревно).

[18] Ср. Втор. 32:13.

[19] Ср. Исх. 16.

[20] Ср. Числ. 17:2-8.

[21] Ср. Лк. 1:28 (слова ангела Богородице).

[22] Ср. Ин. 9:7 (слова Иисуса слепому).

[23] Ср. Ин. 11:38-44 (рассказ о воскрешении Лазаря).

[24] Ср. Мф. 27:66. Упоминание о "печатях" (слав. "знамения") встречается в пасхальных богослужебных текстах. Ср. Пасхальный канон: "Сохранив цела знамения, Христе, воскресл еси от гроба" (песнь 6, тропарь).

 

№ 13 наверх

Каким должен быть монах и какое его делание, какое преуспеяние и восхождение(27; 20)[1]

Дворцом соделай дом души

Христу в жилище, всех Царю,

К Нему взывай, рыдай и плачь,

Вздыхай, колена приклоняй,

Коль скоро хочешь ты, монах,

Монахом истинным пребыть.

Тогда не будешь одинок[2]

Как пребывающий с Царем,

Но вместе с тем, подобно нам,

Ты одиноким будешь здесь

Как отделившийся от нас,

Как разлученный с миром сим.

Вот это все и есть монах!

Соединившись с Божеством,

Опять ты стал не одинок,

Ко всем святым ты сопричтен,

Чтоб вместе с ангелами жить,

Со всеми праведными быть,

Чтоб всех живущих в небесах

Стать сонаследником навек.

Так как же будешь одинок,

Гражданство неба получив,

Где светлый мучеников лик,

Где преподобных всех собор,

Где все апостолы живут,

Пророки, множество святых

И иерархов и отцов

И прочих праведных людей?

Но если в ком живет Христос,

То как же можно говорить,

Что он один и одинок?

Ведь пребывает со Христом

Сам Бог Отец и Дух Святой.

Так как же будет одинок

Тот, кто с Тремя соединен

Как бы с одним — ответьте мне?

Кто с Богом, тот не одинок,

Хотя бы он и жил один,

Хотя б в пустыне он сидел

Или в пещере пребывал.

А тот , кто Бога не обрел,

Кто не познал Его всего

И не воспринял Божество,

Тот не монах — о горе мне! -

Тот в самом деле одинок,

Отъединен и отделен

От Бога Слова своего.

Так пребываем порознь мы,

Друг с другом мы разлучены,

И, как сироты, мы одни,

Хотя и кажется нам всем,

Что будто вместе мы живем,

Друг друга видя каждый день

В собраньях множества людей.

Душой своей и телом мы

Между собой разлучены,

И смерть показывает нам,

Что это истинно вполне,

Ведь каждый смертью был лишен

Друзей и сродников своих,

И смерть забвение несет

Всех тех, кого мы любим здесь.

И сон, и ночь, и все дела

Единству нашему вредят.

Но кто чрез праведную жизнь

Всю келью в небо превратил,

Тот созерцает, сидя в ней,

Творца, и неба, и земли,

И поклоняется Ему.

Всегда со светом он живет

Незаходимым, неземным,

Не отлучаясь от Него

И никогда не отходя -

Ни днем, ни ночью, ни во сне,

Ни в пище или в питие,

Ни долго находясь в пути,

Ни место жительства сменив.

Но что живой, что мертвый — он

Во веки с Ним живет душой.

Как разлучаться муж с женой

Или невеста с женихом,

Когда они обручены

Друг другу раз и навсегда?

Как Тот, Кто дал закон — скажи -

Не станет соблюдать закон?

Кто людям некогда сказал:

"И будут двое в плоть одну"[3] -

Как с ней не будет Он во век

Всецело Духом пребывать.

Жена вся в муже — муж в жене,

Душа вся в Боге — Бог в душе:

Соединяется Он с ней

И познается во святых.

Соединятся с Богом те,

Кто в покаянии живут,

Кто, очищая дом души

И удаляясь от других,

Ведут монашескую жизнь.

Они приемлют ум Христов[4],

Уста нелживые, язык,

Которым с Богом говорят,

Всегда взывая: о Господь,

О Вседержитель и Отец,

О Царь, о всей земли Творец!

Их келья — небо, а они -

Как солнце, ибо в них живет

Незаходимый Божий свет[5],

Что просвещает всех людей,

Грядущих в мир[6], что светит всем

Рожденным свыше от Него[7].

В них ночи нет. — Но как же так?

- Я не могу тебе сказать.

Дрожу, когда пишу тебе

И, помышляя, трепещу.

Но объясню я как живут

Все те, что служат Богу здесь,

Его ища взамен всего

И находя всегда везде,

Его лишь любят одного,

С Ним сочетаются одним,

Ведут монашескую жизнь,

Как одинокие — с Одним,

Хотя и могут быть при том

Среди толпы людей чужих.

Они одни монахи суть,

Уединенные они —

Кто с Ним одни и в Нем одни,

Чей ум всецело обнажен

От мыслей суетных земных

И видит Бога одного,

Чей ум во свете укреплен,

Подобно колышку в стене

Или звезде на небесах -

Не знаю, с чем еще сравнить.

Но в кельях все они живут,

Как в светозарнейших дворцах,

Хотят на небе пребывать -

И пребывают там уже.

Отбрось сомненья и поверь!

Да, на земле они пока,

Земля удерживает их,

Но в свете вечности живут,

В котором ангельский собор

Живет и движется всегда,

Которым все укреплены

Престолов лики и господств,

Которым все восхищены

Начал, властей и сил чины[8].

Хотя Господь живет в святых,

Но и святые так же в Нем

Живут и движутся всегда[9]:

Ходя во свете Божества,

Ступают славно по земле,

Как небожителей чины.

Как Бога Вышнего сыны.

А после смерти все они

Богами станут, и всегда -

О чудо! — С Богом будут жить,

Ведь Он есть Бог по естеству,

Они ж подобны все Ему,

И Он их всех усыновил[10].

И только в том они Ему

Здесь уступают, что пока

Их тело держит на земле:

Они — увы! — Покрыты им,

Как заключенные в тюрьме[11].

Хотя они и видят луч,

Чуть проникающий сквозь щель,

Само же солнце созерцать

Не могут, выйдя из тюрьмы,

И, широко раскрыв окно,

Не могут воздухом дышать[12].

Все это их печалит здесь,

Ведь созерцать всего Христа

Они не могут, вместе с тем

Они и зрят Его всего!

Их огорчает, что нельзя

Совсем избавиться от уз

Земного тела, вместе с тем

Они свободны от страстей

И от пристрастий всех земных:

Освободившись от всего,

Они держимы лишь одним.

Кто пленник множества цепей,

Тот не надеется совсем

На волю выбраться из них.

А кто все цепи разорвал,

Но лишь одной еще держим,

Скорбит тот больше остальных,

Ту цепь пытаясь разорвать,

Чтоб стать свободным навсегда,

Чтоб вечно в радости ходить,

Чтоб побежать скорей к Тому,

Кого всецело возлюбил,

К Кому так рвался из цепей[13].

Так будем, братия, и мы

Искать Его лишь одного -

Кто может нас освободить

И разрешить от всяких уз.

Того возлюбим одного,

Чья красота пленяет ум,

И сердце в трепет приводя,

И душу уязвляя всю,

Чья слава, вознося к любви,

Соединяет с Богом всех,

Связав навеки с Ним одним.

О братья! Поспешим Ему

Любовь делами доказать!

Друзья! Восстанем поскорей

И быстро к Богу побежим!

Не говорите против нас,

Чтоб обольстить самих себя.

Не говорите, о друзья,

Что невозможно никому

Святого Духа воспринять!

Не говорите никогда

Что можно без Него спастись!

Не говорите никогда,

Что может человек любой

Святого Духа получить,

Не сознавая сам того!

Не говорите никогда,

Что Бог невидим для людей!

Не говорите. что они

Не могут свет Его узреть,

И что по нашим временам

Никак нельзя узреть тот свет[14].

Ведь невозможным никогда

Все это не было, друзья:

Вполне возможно это тем.

Кто жаждет Бога всей душой,

Кто, жизнь святую проводя

И очищаясь от страстей,

Соделал чистым глаз ума.

Для остальных же грязь грехов

Бывает вечной слепотой,

Что там и здесь их отлучит

От света Божьего навек

И — не прельщайтесь! — в темноту

И в вечный огнь их отошлет.

Смотрите, братья, как красив

И как прекрасен наш Господь!

Не помрачайте разум свой,

На землю грешную смотря!

О, не заботьтесь о вещах

И об имуществе земном,

порабощаясь всей душой

Желанью почестей мирских

И оставляя этот свет,

Что жизнь нам вечную дает!

Придите, о друзья мои,

И вознесемся все со мной -

Не телом тленным, но умом,

Смиренным сердцем и душой -

К Владыке доброму воззвав,

К щедролюбивому Отцу

И Богу, любящему всех!

И Он всегда услышит нас

И сразу милость нам подаст,

Себя откроет тотчас нам,

Явившись, словно ясный свет.

Зачем же, в лености живя

И праздно время проводя,

Покой телесный возлюбив,

Пустую суетную честь

Предпочитая благам тем,

Вы добродетельную жизнь

Зовете праздной и пустой?

Не обольщайтесь, о друзья,

Сие не так, отнюдь не так!

Но, как имеющие здесь

И жен, и братьев, и детей,

К деньгам и почестям стремясь,

Всегда насытиться хотят,

Так тот, кто кается, себя

Служенью Богу посвятив,

Всегда стараться должен он,

Всегда заботиться о том,

Чтоб покаяние его

И все служение его

Угодным было Божеству

И к совершенству привело.

Так, став для Господа родным,

Всецело слившись с Ним одним,

Лицом к лицу Его он зрит[15]

И дерзновение к Нему

Он обретает в меру ту,

Насколько волю исполнять

Старался Бога своего.

Так пусть сподобит нас Господь

Его веленья исполнять

И милость Божью получить

Со всеми праведными здесь,

Насколько можно в жизни сей,

Ведь там всего Христа, всего

Святого Духа со Отцом

Мы восприимем навсегда,

На веки вечные. Аминь.

[1] Гимн написан политическим пятнадцатисложником.

[2] Здесь и далее на протяжении всего гимна преп. Симеон использует однокоренные слова monachos (монах), monos (один, одинокий), monazon (одинокий, уединенный), monazo (уединяться), memonomenos (отъединенный, отделенный). Передать эту игру слов в переводе не всегда удается.

[3] Быт. 2:24. Ср. Мф. 19:5.

[4] Ср. 1 Кор. 2:16.

[5] Ср. Мф. 5:16.

[6] Ср. Ин. 1:9.

[7] Ср. Ин. 3:3.

[8] Согласно трактату "О небесной иерархии", приписываемому Дионисию Ареопагиту, все небесные бесплотные силы подразделяются на девять чинов: престолы, серафимы, херувимы, власти, силы, господства, начала, архангелы и ангелы.

[9] Ср. Деян. 17:28.

[10] Ср. Пс. 81:6; Ин. 10:34.

[11] Представление о теле как тюрьме души восходит к Платону (Кратил 400 с).

[12] Букв. "выглядывая, не могут свободно смотреть на воздух".

[13] Ср. Фил. 1:23.

[14] В этих строках сформулированы основные пункты полемики преп. Симеона с его оппонентами, которые утверждали, что: 1) воспринять ощутимо Святого Духа невозможно для человека в земной жизни; 2) это не обязательно для спасения; 3) человек получает благодать Святого Духа, не сознавая этого; 4) видение Бога в земной жизни невозможно; 5) созерцание Божественного Света невозможно.

[15] Ср. 1 Кор. 13:12.

 

№ 14 наверх

Об умственном откровении действий Божественного света и об умственном и Божественном делании благочестивой жизни(28; 21)[1]

Оставьте меня одного заключенным в келье,

Отпустите с одним человеколюбивым Богом,

Отойдите все, удалитесь, одного оставьте

Умереть пред лицом создавшего меня Бога!

Никто не стучитесь в дверь и не подавайте голос.

Друзья и родственники, забудьте ко мне дорогу[2].

Никто не отвлекайте насильно мою душу

От созерцанья доброго и прекрасного Владыки.

Никто не давайте мне пищу, питье не несите,

Ибо довольно для меня умереть пред Богом -

Богом милостивым, Богом человеколюбивым,

Сошедшим на землю, чтобы призвать и спасти грешных[3],

Чтобы в жизнь божественную вместе с Собой ввести их.

Не хочу я больше видеть света этого мира,

Не хочу видеть то, что в мире, даже само солнце.

Ибо я вижу Владыку моего, Царя вижу -

Того, Кто Сам есть свет[4] и создатель всякого света,

Вижу Источник всякого блага, вижу Причину,

Безначальное Начало, из Которого происходит,

Которым оживляется и насыщается все в мире.

Ибо по Его желанию все в бытие приходит,

Все становится видимым по Его мановенью,

По Его воле все кончается и исчезает.

Как же я, покинув Его, выйду из моей кельи?

Оставьте меня, я буду рыдать неутешно,

Оплакивать дни и ночи, потерянные мною,

Когда смотрел я на этот мир и на это солнце,

Смотрел на чувственный и мрачный свет этого мира.

Ибо свет мира сего не просвещает душу,

Без него обходяться, живя на земле, слепые,

Но после смерти они станут как зрячие ныне,

В этом свете и я, прельщаясь, всегда веселился,

А что есть еще иной свет — я никогда не думал,

Но ведь именно он есть жизнь, он — бытия причина:

И того, что уже есть, и того, что потом будет.

Я был как бы безбожник, не зная моего Бога,

Теперь же ,когда Он, по милости неизреченной,

Захотел стать видимым для меня и открылся,

Я увидел и узнал, что Он поистине Бог всех -

Бог, Которого никто из людей в этом мире не видел[5],

Ибо Он существует вне мира, вне тьмы и света,

Вне воздуха и ума и всякого чувства,

Поэтому и я стал выше чувств, Его увидев.

Так позвольте мне вы, подвластные земным чувствам,

Не только запереть келью и внутри оставаться,

Но еще и яму под землей вырыть и в ней скрыться.

Пребывая там постоянно вне всего мира,

Видя бессмертного моего Творца и Владыку,

Я захочу умереть от любви, но не умру я!

Итак, какую же пользу я получил от мира?

И что приобретают теперь живущие в мире?

Поистине ничего! Но сходя во гроб нагими,

Они нагими и воскреснут, и осуждены будут

За то, что, оставив истинную жизнь и Свет мира,

Оставив Христа, — говорю, — они тьму возлюбили

И в ней предпочли ходить все не принявшие Света[6] -

Света, Который неизреченно воссиял в мире,

Но мир не в силах Его вместить и не может видеть.

Поэтому отпустите меня, умоляю,

И оставьте одного — плакать и искать Бога,

Чтобы Он обильно был дарован мне и явился.

Ведь Он не только созерцается, бывая видим,

Но преподается, обитает и пребывает,

Будучи как бы неким сокровищем, в недре скрытым[7].

Носящий его в себе радуется непрестанно,

И видящий его веселиться преизобильно,

Думая, что все видят его, хотя и скрыто.

Но оно незримо для всех и неприкосновенно:

Вор не может отнять его и разбойник — похитить[8],

Даже если бы и убил того, кто его носит.

Пожелав отнять его, напрасно бы он трудился,

Если бы обыскал кошелек, обыскал одежду

И, пытаясь найти его, развязал пояс.

Даже распоров живот и внутренности ощупав,

Он все равно найти его и взять был бы не в силах.

Ибо оно невидимо, не держимо руками,

Не осязаемо, но осязаемо бывает!

Оно бывает держимо руками достойных -

Недостойные же все, прочь удалитесь отсюда! -

И оно лежит на ладони, как нечто — о чудо! -

Но и как не нечто[9], ибо имени не имеет.

Будучи поражен и удержать его желая,

Я сжимаю руку и мню, что его имею,

Но оно ускользнуло, не держимое рукою!

Опечалившись, я разжал руки своей пальцы

И снова увидел в ней то, что и прежде в ней видел -

О странное таинство, о несказанное чудо!

Зачем же мы мечемся, обольщаясь напрасно?

Зачем стремимся к этому бесчувственному свету,

Будучи озарены разумом и умным чувством?[10]

Зачем на материальное и тленное смотрим,

Имея нематериальную бессмертную душу?

Зачем, бесчувственные, всему этому дивимся,

Предпочитая, как слепцы, большой кусок железа

Или кучу теста малому золотому слитку

И драгоценной жемчужине[11] как вещам бесценным,

И маленькое горчичное зерно[12] не ищем,

Которое ценнее всего видимого мира

И превосходнее невидимых вещей и тварей?

Почему не отдаем за него все, что имеем?

Почему хотим жить его не приобретая?

Лучше, если можно, умереть многократно,

Чтоб это малое зерно приобрести, поверьте!

Горе тем, у кого оно не посеяно в сердце,

Ибо они всегда будут сильно алкать и жаждать!

Горе тем, у кого в душе оно не прорастает,

Ибо они будут наги, как деревья без листьев!

Горе не верящим слову Господа Иисуса,

Что оно становится древом и пускает ветви!

Горе не старающимся чрез ума храненье

Возращать это маленькое зерно ежедневно!

Ибо они всю жизнь будут трудиться напрасно,

Как тот раб, что свой талант неразумно зарыл в землю[13]:

Одним из таких являюсь и я, живя беспечно.

Но, о нераздельное и неслитное Единство![14]

О Троица — Отец, Сын и Дух — Свет триипостасный!

О безначальная Власть и всех начал Начало,

Свет неименуемый, совершенно безымянный,

Но вместе с тем имеющий много имен различных![15]

О Свет все совершающий, о единая Слава,

О Начало, Владычество, Держава и Царство!

О Свет, в Котором сливаются воедино

Желание, выбор, воля и сила!

Помилуй меня, сжалься надо мной, сокрушенным!

Ибо как не буду печалиться и сокрушаться,

Когда я такую Твою благость, такую милость

Легкомысленно презирал, неразумный и жалкий,

Не желая исполнять заповеди Твои, Боже?

Но ныне умилосердись, ныне меня помилуй

И зажги ту теплоту сердца моего, Христе мой,

Которую погасил покой жалкой моей плоти,

Сон, неумеренность в вине, невоздержанность в пище.

Все это совсем погасило души моей пламя

И источник, изливающий слезы, иссушило.

Ведь теплота огонь, и огонь теплоту рождает,

А из обоих возгорается пламя — слез источник.

Пламя рождает потоки слез, а потоки — пламя:

И к тому, и к другому меня всегда возводило

Исполнение Твоих божественных повелений,

Соблюдение заповедей вместе с покаяньем,

Что между настоящим и будущим меня ставит.

Когда же я вне всех видимых вещей оказался,

Я очень испугался, видя, откуда исторгнут.

Узрев в далеке будущее и поймать желая,

Я возгорелся огнем любви, и мало- по -малу

Этот огонь неизъяснимо превратился в пламя

Сначала лишь в уме моем, потом же и в сердце,

И пламя любви к Богу источало во мне слезы,

Доставляя вместе с ними несказанную сладость.

Итак, когда, уверенный, что пламя не погаснет,

Потому что оно горит хорошо, я забылся.

Безумно поработившись сну и сытости чрева

И больше употреблять вина себе позволив,

Досыта, но, конечно, не до пьяна напиваясь,

Тотчас угасла — о страшное чудо! — любовь в сердце,

Угасло пламя, которое небес достигало,

Которое, хотя и очень сильно внутри горело,

Не сжигало во мне вещества, подобного сену,

Находящегося в глубинах души, но — о чудо! -

Все это вещество всецело превращало в пламя,

И сено, соприкасаясь с огнем, не сгорало[16],

Но скорее огонь, охватывая собой сено,

Соединялся с ним, сохранив его невредимым.

О сила Божьего огня, о действие чуда!

Разрушающий скалы и горы одним лишь страхом

Лица Твоего[17], о Владыко, Христе мой и Боже,

Как Ты Божественной сущностью весь смешался с сеном,

Живущий во свете совершенно нестерпимом?

Как, оставшись неизменным и совсем неприступным,

Ты сохраняешь неопалимым вещество сена

И, сохраняя неизменным, все его изменяешь,

Так что это сено есть свет, хотя свет не ест сено?

И с сеном Ты, Свет, соединяешься неслитно,

А сено бывает как свет, изменившись неизменно.

Я не могу чудеса Твои покрыть молчаньем,

Я не в силах не говорить о Твоем снисхожденье,

О том, что Ты делал со мною, распутным и блудным,

О любви Твоей к людям и о безмерном богатстве

Не могу не рассказывать всем, о мой Искупитель!

Ибо хочу я, чтобы весь мир из него черпал

И чтобы никто лишенным его не оставался!

Но прежде, о Царь вселенной, воссияй во мне снова,

Вселись и просвети мою смиренную душу,

Покажи лицо Божества Твоего мне ясно

И невидимо весь мне явись, о мой Боже!

Ибо весь Ты не виден мне, хоть являешься весь Ты;

Неуловимый, Ты хочешь быть для меня уловимым,

Невместимый для всех, Ты становишься как бы малым

И в руках у меня и во устах моих, Боже[18].

Ты видишься, как световидный сосец и сладость,

Ярко сияя и вращаясь, о страшная тайна!

Так дай мне Себя теперь, чтоб я насытился Тобою,

Чтоб я поцеловал Твою несказанную славу,

Чтоб я облобызал свет лица Твоего, Боже,

И наполнился ими и передал их всем прочим

И, умерев, пришел к Тебе, прославленный всецело.

От света Твоего став светом, Я Тебе предстану

И тогда от многих этих бедствий избавлюсь,

Освобожусь от страха, чтоб больше не изменяться.

Да, это дай мне, Владыко, да, это подари мне,

Ведь все прочее Ты мне, недостойному, дал даром,

А ведь это нужнее всего — это одно и нужно!

Ибо, хотя и ныне Ты видишься мне, Владыко,

Хотя и ныне Ты ко мне так милосерден,

И просвещаешь меня и таинственно учишь,

И покрываешь, и хранишь сильною Твоею рукою[19],

И соприсутствуешь, и демонов прогоняешь,

И все подчиняешь мне, и все мне предоставляешь,

И наполняешь всеми благами, о мой Боже,

Но никакой пользы мне от этого не будет,

Если не дашь мне непостыдно пройти врата смерти,

Если не увидит, придя, князь тьмы Твою славу,

Сопребывающую мне, и не устыдится, мрачный,

И не будет опален Твоим неприступным светом,

А вместе с ним все противные силы ада

Не убегут, знак печати Твоей[20] на мне увидев,

Я же не перейду, на благость Твою надеясь,

Без трепета, не приближусь к Тебе, припадая,

То какая мне польза от всего того, что во мне бывает?

Никакой! но это зажжет для меня огонь посильнее.

Надеясь причаститься Твоих благ и славы

И рабом Твоим стать и другом, о Христе мой,

Я могу всего сразу и Тебя Самого лишиться.

Как эта скорбь не будет для меня намного хуже,

Чем для неверных, которые Тебя не познали

И не видели сияющего Твоего света

И не насытились Твоей сладостью несказанной?

Если же этот залог мне получить придеться,

Те награды и почести воспринять, о Спаситель,

Которые уверовавшим в Тебя обещал Ты,

То и я тогда буду блажен, Тебя восхвалю я -

Отца и Сына и Святого Духа,

Единого воистину Бога во веки!

[1] Гимн написан политическим пятнадцатисложником.

[2] Букв. "не посещайте меня".

[3] Ср. Мф. 9:13.

[4] Ср. Ин. 8:12; 9:5.

[5] Ср. Ин. 1:18; 1 Тим. 6:16.

[6] Ср. Ин. 3:19-21.

[7] Ср. Мф. 13:44 (притча о сокровище).

[8] Ср. Мф. 6:19-20.

[9] "Неосязаемо, но осязаемо"; "как нечто, но и как не нечто": оксимороны, выражающие трансцендентность Бога.

[10] "Умное чувство" — способность ума отличать истинное от ложного, небесное от земного, чувственное от мысленного (своего рода "духовная интуиция").

[11] Ср. Мф. 13:45-46 (притча о купце и жемчужине).

[12] Ср. Мф. 13:31-32 (притча о горчичном зерне).

[13] Ср. Мф. 25:18 (притча о талантах).

[14] Букв. "Единица", "Монада" (monas).

[15] Букв. "О Свет неименуемый как совершенно безымянный, (но) имеющий много имен!" Ср. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах 1,6: "...богословы воспевают Его и как безымянного, и как сообразного всякому имени".

[16] Ср. Исх.3:2. Говоря о "сенообразном веществе", преп. Симеон подчеркивает немощь человеческого естества перед лицом Бога.

[17] Ср. Пс. 96:5; Пс. 67:9, и др.

[18] Очевидно, речь идет о таинстве Причащения.

[19] Ср. Исх. 33:22.

[20] Ср. Апок. 9:4.

№ 15 наверх

О том, что все святые, будучи озаряемы, просвещаются и видят славу Божью, насколько возможно человеческой природе видеть Бога (35; 16)[1]

С высоты взгляни, мой Боже,

Мне, убогому, откройся

И со мною собеседуй.

Покажи мне, Боже, свет Твой,

Предо мной раскрой Ты небо,

Или лучше ум открой мне,

Внутрь меня войди теперь же!

Говори, как прежде, Боже,

Чрез язык мой оскверненный,

Против тех, кто утверждают,

Будто в нынешнее время

Нет такого человека,

Кто б разумно видел Бога,

Да и прежде не бывало

Никого, за исключеньем

Лишь апостолов Господних.

Эти люди ныне учат,

Что апостолы увидеть

Не могли, конечно, ясно

Твоего Отца и Бога,

Ибо Он для всех неведом

И невидим совершенно.

Эти люди вспоминают

Изреченье Иоанна

Столь любимого Тобою,

Говорящего, что Бога

Никогда никто не видел[2].

Тек ответь скорей, Христе мой,

Чтоб слова мои невеждам

Не казались болтовнею.

"Запиши, — сказал Он тотчас, -

То, что буду говорить Я.

Запиши и не смущайся.

Я был Богом безначальным

Прежде дней, времен, столетий,

Прежде всех тысячелетий,

Прежде видимых творений

И духовных всех созданий[3].

Выше разума и слова,

Выше всяких представлений

Я один с Одним был вместе,

Я один, а из творений

Никого со мною рядом

(Ни телесных , ни духовных[4]).

Я был прежде, чем родился[5],

Я один был несозданный

Со Отцом Моим и Духом.

Я один есмь безначальный

От Отца, что не имеет

Ни начала, ни причины.

И из ангелов Господних,

Из архангелов бесплотных

И других чинов небесных

Никогда никто не видел

Сущность Божью и природу,

Не узнал никто, каков Я,

Всех Господь и всех Создатель,

Но они способны видеть

Только малый отблеск света,

Только луч небесной славы -

И к обоженью стремятся.

Словно зеркало, в котором

Солнца луч отобразился,

Словно камень драгоценный

Кристаллической породы,

Освещенный солнцем в полдень,

Так они воспринимают

Луч Божественных блистаний.

А всего Меня увидеть

Не сподобился во веки

Ни один из земнородных

И никто из сил бесплотных.

Вне всего Я пребываю,

Остаюсь для всех невидим.

Не даю Себя Я видеть

Не из зависти, конечно,

И совсем не по причине,

Будто Я не так прекрасен[6],

Но невидим для людей Я

И для ангелов небесных

Потому, что нет достойных

Среди них Меня увидеть,

Потому что невозможно

И немыслимо для твари

Стать Творцу равновеликой -

Это ей и не полезно.

Но, однако, те, кто видят

Даже малый отблеск света,

Узнают и постигают,

Что Я есть на самом деле

И что Я привел их к жизни.

Все они поют Мне гимны

И служенье воссылают".

Потому что невозможно,

Чтобы создал Бог природу,

Равносильную Ему же,

Однородную с Владыкой,

Ведь никак нельзя творенью

Быть Творцу единосущным,

Ибо как созданье сможет

Уравняться с Несозданным?

Если это признаешь ты,

То признай и то, что твари

Бесконечно ниже Бога,

Ибо Он живет во веки -

Безначальный и Нетварный -

А созданья точно так же

Отличаются от Бога,

Как пила или телега

От того, кто смастерил их.

Но телега разве сможет

Знать того, кто ею правит,

И пила сумеет разве

Понимать, кто ею движет[7],

Если мастер в них не вложит

Зренья, знанья, пониманья,

Что, конечно, невозможно

Для подобных им созданий?

Да, никто из человеков

И из ангелов небесных

Не имеет власть такую,

Чтобы жизнь давать кому-то

Или дух животворящий[8].

Лишь Господь, Источник жизни,

Обладает полной властью

И могуществом великим:

Он один лишь производит

Существа, какие хочет,

Он их всех одушевляет.

И дает Он всем созданьям,

Как Художник, как Владыка,

То, что хочет и изволит.

Богу слава и держава

Ныне, присно и во веки.

[1] В этом гимне преп. Симеон использует форму диалога с Богом. Гимн написан анакреонтическим восьмисложником и переведен размером оригинала.

[2] Ср. Ин.1:18; 1 Ин.4:12.

[3] Букв. "прежде всех творений видимых и умопостигаемых".

[4] Букв. "ни видимых, ни невидимых".

[5] Т.е. существовал как Бог прежде, чем родился как человек. Ср. Ин. 8:58.

[6] Букв. "некрасив".

[7] Ср. Ин. 10:15.

[8] Букв. "давать другим дух и подавать им жизнь". Ср. Быт. 2:7.

№ 16 наверх

Изъявление благодарности за Божьи дары. И как пишущий это отец испытывал на себе действия Святого Духа и поучение, изреченное от лица Бога, о том, что нужно делать, чтобы получить спасение спасающих (40; 13)[1]

Опять мне ясно светит свет, опять его я вижу,

Он отверзает небеса и ночь уничтожает,

Опять является он мне, его я созерцаю.

Меня он ставит вне всего, что видимо и зримо,

И отделяет от того, что чувством ощутимо.

Опять Превысший всех небес, Превысший всей вселенной,

Кого не видел никогда никто[2] из земнородных,

Не разверзая небеса, не разгоняя ночи,

Не разрывая воздух и не разбирая крышу,

Со мною пребывает весь, и немощным, и жалким,

Внутри жилища моего, внутри ума и сердца.

О чудо страшное! Когда как есть все остается,

Ко мне нисходит свет с небес и выше всех возносит:

Я, находясь среди всего, вдруг вне всего поставлен,

Не знаю — в теле, или нет[3] — но там я пребываю,

Где светит свет один простой, который созерцая

Я тоже становлюсь простым незлобивым и кротким.

Так необычны все дела чудес Твоих, Христе мой,

Так сила действует Твоя, любовь и состраданье,

Что изливаешь Ты на нас, всецело недостойных.

Вот почему объемлет страх меня, и трепещу я,

И беспокоюсь я всегда и сильно сокрушаюсь

О том, что нечем мне воздать и нечем отплатить мне

За столь великие дары любви и милосердья,

За столь безмерные дары, что на меня излил Ты.

Не находя же ничего в себе и сознавая,

Что в этой жизни своего я вовсе не имею,

Но все Тебе служить должно, все — рук Твоих созданье,

Еще я более стыжусь, терзаясь, о Спаситель,

И знать желая — как мне быть, что делать, чтоб спастись мне.

Чтоб послужить и угодить Тебе, о мой Спаситель,

Чтоб в судный день перед Тобой предстать неосужденным[4].

"Послушай всякий, кто спастись поистине желает,

И прежде всех послушай ты, Меня о том спросивший!

Считай, что ныне умер ты, что ныне ты отрекся,

Что ты сегодня этот мир покинул совершенно,

Оставив сродников, друзей и суетную славу,

Отбрось заботу о земных и низменных предметах,

На плечи крест свой возложи[5] и привяжи покрепче,

И до конца переноси труды всех искушений,

Болезни всяческих скорбей и гвозди всех печалей,

Все это с радостью неси, как славы увенчанье.

Всегда пронзаемый насквозь бесчестий остриями

И побиваемый во дни камнями оскорблений,

Кровавых слез пролив поток, ты мучеником станешь,

И, с благодарностью терпя насмешки и удары.

Причастен будешь ты Моим и Божеству, и славе.

Когда покажешь ты себя из всех людей последним

И всех рабом, и всем слугой, то, как и обещал Я,

Поставлю первым Я тебя средь всех живущих в мире[6].

Когда возлюбишь всех врагов, что зла тебе желают,

За ненавидящих тебя всегда молиться будешь

И обижающим добро по силе будешь делать,

Тогда Всевышнему Отцу ты станешь весь подобен[7]

И, сердце чистое стяжав, ты в нем увидешь Бога[8],

Кого не видел никогда никто[9] из земнородных!

Когда гоненья претерпеть сподобишься за правду,

То радуйся и веселись — твоим ведь стало Царство[10].

А что превыше может быть? Итак, все это делай,

И все, что заповедал Я, ты исполнять старайся,

И тех, кто верует в Меня, учи всегда тому же -

И вы спасетесь и со Мной навеки водворитесь!

А кто отрекся от Меня и от Моих законов,

И кто позором для себя считает и бесчестьем

Страдать и душу положить за заповеди Божьи,

Зачем стремитесь вы узнать, как нужно вам спасаться

И чрез какие вам дела со Мною подружиться?

Зачем и Господом Меня зовете вы напрасно?[11]

Зачем считаете себя вы верящими в Бога?

Ведь ради вас Я претерпел все это добровольно:

Распят был, умер на кресте, к злодеям был причислен[12].

Но все страдания Мои и все, что претерпел Я,

Для мира стали навсегда величием и славой,

Сияньем, жизнью без конца и воскресеньем мертвых;

Для всех, кто верует в Меня, они хвалою стали.

Моя позорнейшая смерть спасла от смерти верных,

Одеждою бессмертья став, обоженья одеждой.

Итак, кто в жизни подражал Моим честным страданьям,

Те Моего все Божества причастниками станут,

Святого Царства Моего наследниками будут,

Небесных несказанных благ всецело приобщатся,

Со Мною будут пребывать во веки и в век века".

Об остальных же кто из нас не станет горько плакать?

Кто слезы не прольет о них от жалости сердечной?

Бесчувствие людей таких кто скорбно не оплачет?

Ведь все они, оставив жизнь, от Бога оторвавшись,

Ужасным образом себя на гибель обрекают!

От участи такой избавь меня, Господь вселенной,

И приобщи меня к Твоим страданьям непорочным,

Чтоб мне, последнему из всех, и к славе приобщиться,

И к наслажденью благ Твоих, как Сам сказал Ты, Боже,

Чтоб я познал Тебя сейчас хотя бы лишь отчасти,

Как через тусклое стекло, гадательно, неполно,

Тогда же полностью познал, как я Тобою познан![13]

[1] В гимне описывается беседа с Богом в состоянии восхищения (экстаза). гимн написан политическим пятнадцатисложником.

[2] Ср. Ин. 1:18.

[3] Ср. 2 Кор. 2:12.

[4] Ср. 2 Кор. 5:10.

[5] Ср. Мф. 16:24; Мр. 8:34. Отсюда начинается ряд аллюзий на евангельские тексты, из которых по преимуществу состоит вся речь Христа в гимне.

[6] Ср. Мф. 20:27; Мр. 9:35.

[7] Ср. Мр. 5:44.

[8] Ср. Мф. 5:10.

[9] Ср. Ин. 1:18.

[10] Ср. Мф. 5:10-12.

[11] Ср. Мф. 7:21.

[12] Ср. Мр. 15:28.

[13] Ср. 1 Кор. 13:12.