СОЧИНЕНИЯ
К
оглавлению
Номер страницы предшествует тексту на ней.
\\61//
Книга пятая
О ДУХЕ ЧРЕВОБЕСИЯ
глава 1 Переход от постановлений киновитян
к борьбе против восьми главных пороков
При помощи Божией составляется нами эта пятая книга.
Ибо после четырех книг, в которых изложены правила монастырские,
при содействии Господа, по вашим молитвам, мы намереваемся
теперь изобразить борьбу против восьми главных пороков: чревонеистовства,
которое означает страсть обжорства, блуда, сребролюбия,
под которым понимается корыстолюбие, или, если точнее выразиться,
любовь к деньгам, гнева, печали, уныния, которое есть
тоска, или скорбь сердца, тщеславия, гордости. Вступая
в этот подвиг, мы теперь больше нуждаемся в твоих молитвах,
блаженнейший папа Кастор, чтобы мы могли сначала надлежащим
образом исследовать мелкие, скрытные и мрачные свойства пороков,
потом достаточно изложить причины их, в-третьих, представить
пригодное врачевание и средства против них.
глава 2 Причины пороков во всех находятся,
но не все их знают, и для открытия их мы нуждаемся в помощи Божией
Причины этих страстей все точно знают, они открыты
исследованием старцев; а до того как были открыты, никто не знал
их, хотя они (страсти) всех нас тревожат и
\\62// во всех людях находятся. Но мы надеемся, что можем
несколько объяснить их, если по вашим молитвам и нас досягнет
слово Господне, сказанное через пророка Исайю: Я пойду
пред тобою и горы уровняю, медные двери сокрушу и запоры железные
сломаю; и отдам тебе хранимые во тьме сокровища (Ис 45, 2,
3). И нам предшествуя, слово Божие смирит сильных нашей земли,
т.е. те самые вредные страсти, которые мы хотим победить, отнимая
у них господство и жестокую тиранию в нашем смертном теле, подвергнет
нашему исследованию и, таким образом сокрушая врата нашего незнания
и сламывая запоры пороков, удаляющих нас от истинного знания,
приведет к тайникам наших сокровищ. И по апостолу (1Кор 4,
5), просветив нас, откроет скрытое во тьме и обнаружит
сердечные намерения, таким образом проникая чистыми очами души в
густой мрак пороков, мы можем открыть их и вывести на свет. Можем
разъяснить причины и свойства их как тем, которые не имеют их, так
и тем, которые еще связаны ими, и таким образом, переходя через
огонь пороков, жестоко опаляющих наши души, тотчас мы сможем невредимо
пройти и через воды добродетелей, истребляющих пороки, и будучи
орошаемы духовным целительством, чистотою сердца мы заслужим быть
переведенными в отрадный покой совершенства.
глава 3 Первая война должна вестись против
духа чревобесия
Итак, нам следует прежде вступить в войну против
чревобесия, которое, как мы сказали, есть страсть к объедению. Намереваясь
сказать об образе поста и качестве пищи, мы опять обратимся к преданиям
и постановлениям египтян, у которых, как всякий знает,
находятся самые высокие правила воздержания и совершенный образ
рассудительности.
\\63//
глава 4 Свидетельство аввы Антония, которым
научает, что всякую добродетель надо заимствовать у того, кто в
совершенстве владеет ею
Это древнее и удивительное мнение блаженного Антония,
что монах, который по данному обету — жить
в киновии — старается достигнуть высшего совершенства
и, приобретя опытность в рассудительности, уже может быть самостоятельным
в суждении и достигнуть совершенства отшельнической жизни, не должен
искать все добродетели у кого-то одного даже самого совершенного.
Ибо иной украшается цветами знания, другой сильнее ограждается способностью
рассуждения, иной утверждается крепостью терпения, иной отличается
добродетелью смирения, иной воздержанием, иной красуется
благодатью простоты; этот превосходит других великодушием, тот милосердием,
этот бодрствованием, иной молчаливостью, другой трудолюбием.
И потому монах, желая собрать духовный мед, как мудрая пчела, должен
всякую добродетель заимствовать от тех, которые владеют ею в особенности,
и прилежно слагать в свое сердце; не должен допытываться, кто какой
имеет недостаток, а смотреть и старательно усваивать только добродетели.
Ибо если мы хотим заимствовать от одного все добродетели, то
трудно или вовсе никогда не находятся пригодные примеры для подражания.
Ибо хотя мы еще не видим, чтобы Христос, по апостолу (1Кор
15, 28), был во всех; однако таким образом мы можем находить Его
во всех, т.е. по частям. Ибо говорится о Нем: Который
сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением
и искуплением (1Кор 1, 30). Следовательно, когда в одном
открывается мудрость, в другом — праведность,
в ином — святость, в другом —
кротость, в ином — целомудрие, в
другом — смирение, в ином —
терпение, то Христос как бы разделился в каждом из святых.
А когда все придут в единство веры и
\\64// добродетели, то Он придет в мужа совершенного (Еф 4, 13),
обретая полноту своего тела в соединении и усвоении каждого члена.
Следовательно, пока придет то время, когда Бог будет всем во всех,
в настоящее время Бог может быть только вышесказанным образом, т.е.
по частям добродетелей, хотя в полноте их Он еще не есть все во
всех. Ибо хотя цель нашей религии одна, но различны пути жизни,
по которым мы стремимся к Богу, как это полнее будет раскрыто в
собеседованиях старцев. И потому образ рассуждения и воздержания,
в частности, должен быть заимствован нами у тех, от которых обильно
истекают эти добродетели по благодати Св. Духа. А один кто-нибудь
не может приобрести того, что разделено на многих; и мы в этих благах,
к которым можем быть способны, должны стремиться к подражанию тем,
которые особенно приобрели их.
глава 5 Не могут все соблюдать одно правило
поста
Итак, касательно образа поста не может удобно соблюдаться
одно правило; поскольку не у всех тел одинакова крепость, и соблюдается
пост не только силою души, как прочие добродетели. И потому, поскольку
он состоит не в одном мужестве духа, а соразмеряется с силою тела,
мы приняли такое определение, переданное нам, что различны должны
быть время, способ и качество питания, именно по неодинаковому состоянию
тела или по возрасту и полу; но у всех должно быть одно правило
укрощения плоти для воздержания сердца и укрепления духа. Ибо не
все могут соблюдать пост по неделям; некоторые не могут не принимать
пищу более трех или двух дней, а иным по болезни или старости трудно
пробыть без пищи до заката солнечного. Не для всех одинаково питательны
овощи или сухой хлеб. Иному для насыщения нужно два фунта, а другой
чувствует тягость, если съест фунт или полфунта; но все воздержники
имеют одну цель, чтобы, принимая пищу по мере способно-\\65//сти,
не вдаваться в пресыщение. Ибо не только качество пищи, но и количество
расслабляют душу, разжигая в ней, как и в утучненной плоти, вредоносный
греховный огонь.
глава 6 Не одним вином омрачается ум
Чрево, пресыщенное какою-либо пищею, порождает
семя сладострастия, и дух, подавляемый тяжестью пресыщения, не может
быть рассудительным. Ибо не только чрезмерное употребление вина
лишает человека разума, но и безмерное употребление пищи также расстраивает,
помрачает его и лишает чистоты и непорочности. Так, причиною погибели
и разврата содомлян было не только пьянство, но и пресыщение, как
сказал Бог Иерусалиму через пророка: вот в чем было беззаконие
Содомы, сестры твоей и дочерей ее: в гордости, пресыщении (Иез
16, 49). И поскольку это пресыщение породило в них сильнейшую похоть
плотскую, то правосудный Бог истребил их серным огнем. Итак, если
содомлян довело до таких беззаконий пресыщение, то чего оно не сделает
с теми, которые, будучи здоровы телом, не удерживаются от употребления
мяса и вина, удовлетворяя похоти, а не требованию немощи природы.
глава 7 Немощь плоти не может препятствовать
чистоте сердца
Немощь плоти не воспрепятствует сердечной чистоте,
если употребляем только ту пищу, которая нужна для укрепления немощи,
а не ту, которой требует похоть. Мы видим, что те, кто воздерживались
от мясной пищи (умеренное употребление которой в нужде позволительно)
и из любви к воздержанию отказывались от всего, падали скорее, чем
те, кто по слабости упо-\\66//треблял такую пишу, но в меру.
И при слабости тела можно сохранить воздержание, если только человек
будет употреблять дозволенную пищу столько, сколько нужно
для поддержания жизни, а не для удовлетворения похоти. Питательная
пища и здоровые тела сохраняет, и чистоты не лишает, если только
умеренно употребляется. Поэтому во всяком состоянии можно сохранить
воздержание и быть непорочным.
глава 8 Как можно желать и употреблять пищу
Итак, весьма справедливо думали отцы, что пост
и воздержание состоят в умеренности, и что все, домогающиеся
совершенной добродетели, принимая пишу, необходимую для поддержания
тела, должны воздерживаться, когда еще хочется есть. И слабый
телом может сравняться в добродетели со здоровыми и крепкими, если
будет обуздывать похоти, которых не требует немощь плоти. Ибо и
апостол говорит: плотоугодия не творите в похоти, т.е.
он не запрещает заботиться о плоти, а только говорит, чтобы это
не делалось в похоти; запрещает угождение прихотям плоти, а не заботу,
которая необходима для поддержания жизни, и запрещает потому, чтобы
мы, потворствуя плоти, не стали во вред себе исполнять похотей.
Между тем заботиться о теле нужно потому, чтобы, испортив
его пренебрежением, не потерять возможности исполнять духовные
и необходимые наши обязанности.
глава 9 Как надо поститься
Поэтому сущность воздержания состоит не только
в том, чтобы соблюдать время употребления пищи, и
не только в качестве пищи, но прежде всего в рассудительном
употреблении ее. Каждый должен поститься столько, сколько
нужно для укрощения плотской борь-\\67//бы. Полезно и непременно
нужно соблюдать канонические правила, касающиеся постов; но если
после поста не будет сохранена умеренность в употреблении пищи,
то соблюдение правил не приведет к чистоте. Ибо если после воздержания
в продолжительные посты употребить пищи в сытость, то это
больше произведет в теле расслабления, нежели чистоты целомудрия;
потому что для чистоты духа требуется воздержанность желудка. Кто
не умеет соблюсти одинаковой меры в воздержании, тот не может иметь
постоянной чистоты целомудрия. Строгие посты делаются напрасными,
когда за ними последует излишнее употребление пищи, которое скоро
доходит до порока чревобесия. Поэтому лучше каждый день умеренно
употреблять пишу, нежели временами обрекать себя на долгие и строгие
посты. Неумеренный пост не только может расслабить дух, но, обессилив
тело, ослабить и силу молитвы.
глава 10 Для сохранения чистоты души и тела
недостаточно одного воздержания от пищи
Для сохранения чистоты душевной и телесной недостаточно
одного воздержания от пищи; для этого нужны еще и другие добродетели
душевные. Прежде всего, через послушание, скорбь сердечную и утомление
тела трудом надо научиться смирению. Денег не только нельзя иметь,
но и желание их надо истребить, потому что недостаточно не иметь
их, нужно не питать и желания брать их, когда предлагают; гнев надо
подавить, уныние победить, тщеславие отвергнуть, гордость попрать,
непостоянные помыслы ума обуздать непрестанным памятованием
о Боге. К созерцанию Бога непостоянное наше сердце должно устремляться
непрестанно потому, что в изгибах его кроется коварный враг, который
старается отвлечь ум от этого спасительного занятия.
\\68//
глава 11 Похоти сердечные подавляются только
с отсечением пороков
Ибо невозможно подавить разжигание плоти, пока
не будут совершенно истреблены прочие главные пороки, о которых
в своем месте в особых книгах, Бог даст, будем рассуждать. А теперь
мы намерены рассуждать о чревобесии, т.е. страсти к объедению, против
которой должна вестись у нас первая война. Итак, кто не обуздывает
страсти пресыщения, тот никогда не может подавить возбуждения пламенной
похоти. Чистота внутреннего человека! измеряется совершенством этой
добродетели. Никогда не надейся, что тот сможет противоборствовать
более сильным соперникам, кто побеждается слабейшими в более легкой
борьбе. Ибо свойство всех добродетелей одно, хотя они разделяются
на многие виды и наименования; так же и сущность золота одна, хотя
оно, по способности и воле художников, кажется различным в разных
украшениях. Итак, тот никакой добродетелью не владеет в совершенстве,
кто не имеет некоторых из них*. Ибо каким образом он погасит пылающий
жар похоти, воспламеняющийся не только от вожделения тела, но и
от порочности души, если не может укротить гнев, прорывающийся по
невоздержности одного лишь сердца? Или каким образом обуздает сладострастное
возбуждение плоти и души, если не //
* Все добродетели тесно связаны
между собою. По словам св. Григория Двоеслова, одна добродетель
без других или невозможна, или несовершенна. Так, например,
надо сказать о первых четырех добродетелях: благоразумие,
воздержание, мужество и правда настолько бывают совершенны, насколько
взаимно соединены между собою. А будучи разъединены, никак не могут
быть совершенными, поскольку благоразумие не будет истинным, если
не будет праведным, воздержанным и мужественным; воздержание также
несовершенно, если не бывает мужественным, праведным и благоразумным;
и мужество не будет непорочно, если не будет благоразумно, воздержанно
и праведно; и правда не будет истинной, если не будет благоразумной,
мужественной и воздержанной.
\\69// может победить простой порок гордости? Или как подавит присущую
плоти похоть, если не может отвергнуть страсть к деньгам, которая
не насаждена в нас, чужда нашей природе? Как будет торжествовать
победу души над плотью, если не силен исцелить болезнь печали?
Всякий город укрепляется высотою стен и крепостью запертых ворот,
а сотворением одной, хотя бы самой малой дверки, он
будет опустошен. Ибо какая разница, через высокие ли стены и широкие
ворота или через потаенный подземный проход ворвется губительный
враг в город?
глава 12 В духовной борьбе нужно подражать
борьбе телесной
Кто на поприще подвизается, тот не увенчается,
если незаконно будет подвизаться (2Тим 2, 5). Кто желает
подавить прирожденные желания плоти, тот должен поспешить
сначала победить пороки, находящиеся вне нашей природы. Ибо если
хотим испытать силу апостольского изречения, то сначала должны узнать
законы и правила мирского подвижничества, чтобы потом, сравнивая,
могли узнать, чему святой апостол этим примером хотел научить
нас, подвизающихся на духовном поприще. На (мирских) поприщах, на
которых, по апостолу, дается венец тленный, бывает такой
обычай: тот, кто старается приготовить себя к получению славного
венца, украшенного преимуществом свободы (увольнения от податей)
и одержать совершенную победу на поприще, должен прежде на
олимпийских и пифийских поприщах* показать способность своей молодости
и силу первых опытов. На этих поприщах юноши, желающие заниматься
этим искусством, испытывались как управляющим этими поприщами,
так и суждением всего народа. Когда выяснялось, что юноша,
во-первых, ничем не обесславлен по жизни; во-//
* Поприще —
арена, место состязания. В данном случае имеются в виду Олимпийские
и Пифийские игры. (Прим. ред.)
\\70//вторых, что не находится под игом
бесчестного рабства и по этой причине достоин сего упражнения и
общества занимающихся им; в-третьих, если представляет верное
свидетельство своего искусства и храбрости, сражаясь с младшими
и ровесниками и преуспев на поприще борцов (Epheborum*), докажет
ловкость и силу своей юности, то получал дозволение схватиться уже
с совершенными мужами, испытанными долгим опытом. Если же постоянным
противоборством доказал, что он не только равен им по силе, но и
часто получал у них пальму победы, тогда наконец удостаивается быть
на знаменитом поприще, на котором позволяется вступать в
противоборство только победителям и мужам, украшенным наградами
многих венцов. Если мы поймем пример телесного ратоборства, то по
сравнению с ним мы должны познать, каков порядок должен быть и в
духовной борьбе.
глава 13 Если не освободимся от порока чревоугодия,
никак не можем вступить в борьбу внутреннего человека
Также и нам следует сначала покорением плоти доказать
свою свободу. Ибо кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет
2, 19). Всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин 8, 34).
И когда начальник подвижничества после испытания найдет нас не замаранными
никаким бесчестием гнусной похоти и не сочтет нас рабами плоти,
неблагородными и недостойными олимпийской борьбы с пороками, тогда
мы можем вступить в борьбу с нашими сверстниками, т.е. с
похотью плоти и возмущениями души. Ибо невозможно сытому чреву вступить
в борьбу внутреннего человека, нельзя сражаться с сильнейшими
тому, кто побежден в более легком сражении. //
* Эфебией (epi
и hbhV —
зрелость возраста) называлось место в Афинах, на котором юноши предавались
гимнастическим упражнениям, — бегали взапуски,
боролись, дрались на кулачках, прыгали и проч.
\\71//
глава 14 Как можно победить страсть чревоугодия
Итак, сперва нам следует подавить страсть
чревоугодия. И ум до того должен быть утончен не только постом,
но и бдением, и чтением, и частым сокрушением сердца
о том, в чем сознает себя прельщенным или побежденным, то
сокрушаясь от страха пороков, то воспламеняясь желанием совершенства
и непорочности, пока, занятый такой заботою и размышлениями,
не осознает, что принятие пищи допущено не столько для
удовольствия, сколько послужило в тягость ему, и будет считать ее
необходимой потребностью тела, а не души. Занятые таким упражнением
ума и сокрушением, мы подавим сладострастие плоти, усиливающееся
от разгорячения пищею и вредного жала ее; и таким образом печь нашего
тела, которая разжигается вавилонским царем (т.е. дьяволом), постоянно
доставляющим нам поводы к грехам и порокам, сжигающим нас наподобие
нефти и смолы, мы можем погасить обилием слез и сердечным плачем,
пока жар плотской похоти совершенно не будет погашен благодатью
Божией, веющей в сердцах наших духом росы своей. Итак, это —
наше первое состязание, наш первый опыт, как на олимпийских
сражениях, — желанием совершенства истребить
страсть объедения и чревоугодия. Для этого не только излишнее пожелание
пищи надо подавить ради добродетелей, но и самую необходимую
для природы пишу, как противную целомудрию, нужно
принимать не без скорби сердечной. И течение нашей жизни должно
быть установлено таким образом, чтобы ни в какое время не
отвлекаться от духовных занятий, разве только когда слабость тела
побуждает снизойти к необходимой заботе о нем. И когда подчиняемся
этой необходимости, то, удовлетворяя больше потребности
жизни, нежели вожделению души, мы должны спешить оставить
ее, как отвлекающую нас от спасительных занятий. Ибо мы не
можем презреть удовольствия пищи, если ум, предавшись
божественному созерцанию, не будет услаждаться любо-\\72//вью
к добродетелям и красотою небесных предметов. И таким образом всякий
будет презирать все настоящее, как скоропреходящее, когда непрерывно
будет устремлять взор ума к непоколебимому и вечному, еще будучи
в теле, будет созерцать блаженство будущей жизни.
глава 15 Для сохранения чистоты сердца монах
должен быть всегда внимателен к себе
Это подобно тому, как если бы кто старался проницательные
взоры, как стрелу, устремлять к необычайным наградам за добродетели,
на высоте обозначенным какими-нибудь малыми знаками, зная,
что от их устремления зависит знаменитая слава и высшая награда,
и, отводя глаза от всякого другого видения, непременно устремлял
бы их туда, где находится высшая награда. Но если хоть немного отведет
взор от созерцания награды, то, без сомнения, лишится пальмы
за искусство и награды за добродетель.
глава 16 Монах не может вести битвы духовной,
если не одержит победы над плотью
Итак, этим созерцанием победив страсть чревоугодия
и объедения и оказавшись не рабами плота и не осрамленными пороками,
мы, как на олимпийских упражнениях, будем признаны достойными вступить
в высшие противоборства. И после предъявления таких доказательств
к нам будут иметь доверие, что можем сражаться с духами злобы, вступающими
в борьбу только с победителями, и с теми, кто заслуживает быть допущенным
состязаться на духовном поприще. Это есть как бы самая твердая
основа во всякой борьбе — подавить сперва
плотские вожделения. Ибо, не обуздав своей плоти, никто не может
законно сражаться. А кто законно не сражается, тот, без сомнения,
не может и на ратоборном поприще
\\73// состязаться и заслужить венец славы, награду за победу.
А если на этом ратоборстве будем побеждены, обличены
как рабы плотской похоти, не представив знаков ни свободы, ни
крепости, то, как недостойные рабы, с посрамлением тотчас будем
выгнаны с поприща духовной борьбы. Ибо всякий, делающий грех,
есть раб греха (Ин 8, 34). И будет сказано нам святым апостолом:
вас постигло искушение не иное, как человеческое, т.е.
легкое (1Кор 10, 13). Ибо мы не заслужим вступить в более трудную
войну с небесными непотребствами (злыми духами), если не могли покорить
слабую плоть, противящуюся нашему духу.
глава 17 Основание духовного ратоборства состоит
в борьбе с чревобесием
Хочешь ли слышать истинного подвижника (атлета)
Христова, сражающегося по законному праву ратоборства? Я, говорит,
бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух;
но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому
не остаться недостойным (1Кор 9, 26, 27). Видишь,
как он в самом себе, т.е. в своей плоти заключил сущность ратоборства,
как на самое твердое основание поставил и успех борьбы в усмирении
плоти, и покорение своего тела! Итак, я бегу не так, как на неверное.
Бежит верно тот, кто, взирая на небесный Иерусалим, имеет
его всегда в виду, к нему направляет неуклонное стремление сердца
своего. Бежит верно тот, кто, забывая заднее, простирается
вперед, стремясь к определенной почести вышнего звания Божия во
Христе Иисусе (Флп 3, 13, 14), куда всегда устремляя взор своего
ума и спеша к нему со всею готовностью сердца, с надеждою
взывает: подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру
сохранил (2Тим 4, 7). И поскольку знал, что он с ревностью
неутомимо бежал за обонянием благоухания Христова и изнурением плоти
одержал победу на духовном про-\\74//тивоборстве, то с уверенностью
говорит: а теперь готовится мне венец правды, который даст мне
Господь, праведный Судия, в день оный (Там же, 8). А чтобы и
нам подать подобную надежду на воздаяние, если на поприще этой жизни
захотим подражать ему, он присоединил: и не только мне, но и
всем, возлюбившим явление Его (Там же, 8), провозглашая, что
в день суда мы будем участниками в его венце, если, любя пришествие
Христа (не только видимое, когда Он в конце мира явится, но
и духовное, когда ежедневно приходит в святые души), изнурением
тела одержим победу в противоборстве. О том пришествии Господь в
Евангелии говорит: Я и Отец Мой придем к нему и обитель у него
сотворим (Ин 14, 23). И еще: вот стою у двери, и стучу. Если
кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять
с ним, и он со Мною (Апок 3, 20).
глава 18 Какими подвигами святой апостол получил
венец славы
Впрочем, апостол не только течения путь
совершил, как говорит: я бегу не так, как на неверное,
что, в частности относится к напряжению ума и горячности
духа его, которым он со всем жаром следовал за Христом,
воспевая с невестою: за Тобою побежим для обоняния мастей
твоих (Песн 1, 3). И еще: к Тебе прилепилась душа моя (Пс
62, 9). Апостол свидетельствует, что он одержал победу и
в другом роде борьбы, говоря: бьюсь не так, чтобы только бить
воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое (1Кор 9, 26, 27). Это
относится к скорбям воздержания, телесному посту и сокрушению
плоти; этим апостол представляет себя мужественным борцом со своей
плотью, показывает, что не напрасно давал ей удары воздержания,
но умерщвлением своего тела достиг трофея борьбы. Усмирив плоть
бичами воздержания и сокрушив ударами поста, духу-победителю он
принес венец бессмертия и пальму нетления. Видишь законный
\\75// порядок ратоборства и усматриваешь исход духовного сражения:
как воин Христов, одержав победу над соперницею плотью,
повергнув ее к ногам своим, он восседает на колеснице,
как великий победитель*. И потому он бежит не на неверное, потому
что надеется скоро войти в небесный Иерусалим. Он бьется (т.е. постом
и усмирением плоти) не так, чтобы только воздух бить (т.е. напрасно
раздавая удары воздержания), но духов, находящихся в нем (т.е. страсти
и похоти). И поскольку эти виды противоборства он совершил и прошел,
будучи пожалован многими венцами, то он достойно вступает в сражение
с более сильными врагами и, восторжествовав над первыми соперниками,
с надеждою взывает: наша брань не против крови и плоти, но против
начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего,
против духов злобы поднебесных (Еф 6, 12).
глава 19 У подвижника Христова не прекращается
борьба, пока он находится в теле
У подвижника Христова не бывает недостатка в сражениях;
но чем больше он возрастает в успехах победы, тем более сильное
противоборство наступает. Ибо после покорения плоти какое множество
противников, какое полчище врагов, раздражаемых его триумфом,
восстает против победителя — воина Христова!
Это для того, чтобы воин Христов, разленившись от праздности
мирного состояния, не забывал о славных подвигах своего противоборства
и, расслабев от бездействия беспечного, не лишился
бы на-//
* Этим указывается на обычай римлян воздавать почести
победителям. Триумфом называлось высшее торжество всех почестей,
которое устраивалось только в честь знаменитых вождей или императоров,
которые, одержав славную победу над врагами, с торжеством всего
народа возвращались в свой город на колеснице позолоченной, которую
везли четыре белых коня; на голову им надевали венец золотой; сенат
и народ сопровождали их в храм Юпитера Капитолийского для принесения
жертвы и отсюда отвозили в дом с пышными церемониями.
\\76//грады. Итак, если с возрастанием добродетели хотим взойти
к высшим степеням триумфа, то в том же порядке должны вступить в
сражения и вновь с апостолом говорить: бьюсь не так, чтобы только
бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое (1Кор 9, 26, 27),
чтобы, преодолев это сражение, опять с ним (апостолом) мы
могли говорить: наша брань не против крови и плоти, но против
начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего,
против духов злобы поднебесных (Еф 6, 12). Ибо иначе
мы никаким образом не сможем сразиться с ними и не заслужим того,
чтобы вступить в духовную борьбу, если будем побеждены в сражении
с плотью и разбиты в борьбе с чревом. Тогда справедливо будет нам
сказано апостолом с укоризною: вас постигло искушение не иное,
как человеческое (1Кор 10, 13).
глава 20 Монах не должен изменять время принятия
пищи, если хочет вступить в подвиг борьбы
Итак, монах, желая вступить в подвиг борьбы,
во-первых, должен быть осторожен, чтобы, побеждаясь сластью
какого-нибудь питья и пищи, не позволять себе принимать пищу до
законно установленного и общего часа обеда, да и по окончании обеда
не позволять себе брать хоть сколько-нибудь пищи и питья; также
должен соблюдать установленное время и меру сна. С таким же старанием
надо отсекать сладострастие души, как избегать и порока блуда. Ибо
кто не мог обуздать излишних пожеланий чрева*, как тот сможет погасить
разжигание плотской похо-//
* Чрево, по словам св. Григория
Великого, искушает нас таким образом: иногда до установленного времени
желает есть; иногда, хоть и не прежде времени, но желает пищи более
дорогой, лакомой; иногда, не разбирая пищи, какова бы она ни была,
только желает, чтобы она лучше была состряпана; а иногда погрешает
в количестве пищи, превышает меру потребности, это чаще всего бывает;
иной же ест с жадностью всякую грубую пищу слишком торопливо или
часто.
\\77//ти? И кто не мог подавить страсти явные и малые, как
тот сможет победить страсти тайные, возникающие вне всякого
наблюдения людей?
глава 21 О внутреннем мире монаха и духовном
воздержании
Нам нечего бояться внешнего неприятеля; враг в
нас самих скрывается. В нас ежедневно происходит внутренняя война;
после одержания победы в ней все внешнее сделается слабым и с воином
Христовым все помирится и покорится ему. Мы не будем иметь такого
неприятеля, которого бы следовало бояться вне нас, если
внутреннее будет в нас побеждено и покорено духу. Мы должны верить,
что один телесный пост не может быть достаточным для совершенства
сердца и чистоты тела, если не будет соединен с ним и пост
душевный. Ибо и душа имеет свою вредную пишу, насытившись
которой, и без обилия телесной пищи впадет в сладострастие. Злословие
есть пища ее и притом приятная; гнев есть также пища ее, хотя вовсе
не легкая: на час насыщает душу несчастной пищей, а вместе с тем
поражает и смертоносным вкусом. Зависть есть пища души, которая
растлевает ее ядовитыми соками и непрестанно мучит ее, бедную,
благополучием чужого успеха. Тщеславие есть пища ее, которая
приятным вкусом на время услаждает, а после делает душу пустой,
лишает всякой добродетели, оставляет бесплодной, лишенной
всех духовных плодов: не только губит заслуги необычайных трудов,
но еще навлекает большое наказание. Всякая похоть и блуждание непостоянного
сердца есть корм души, питающий ее вредными соками, а после оставляет
ее не причастной небесного хлеба. Итак, воздерживаясь при посте
от этих страстей, сколько у нас есть сил, мы будем иметь
полезный пост телесный. Труды плоти, соединенные с сокрушением духа,
составят приятнейшую жертву Богу и достойную обитель святости в
сокровенности чистого, благоукрашенного духа. Но если,
\\78// постясь телесно, мы будет опутаны гибельными пороками
души, то изнурение плоти не доставит нам никакой пользы,
при осквернении драгоценнейшей части (души), которая бывает жилищем
Св. Духа. Ибо не столько тленная плоть, сколько чистое сердце бывает
храмом Божиим и жилищем Св. Духа. Следовательно, постясь по внешнему
человеку, нужно воздерживаться от вредной пищи и по внутреннему
человеку, которого святой апостол особенно убеждает предстать
чистым Богу, чтобы удостоиться принять в себя гостя —
Христа (Еф 3, 16, 17).
глава 22 Нам надо упражняться в телесном воздержании,
чтобы через него перейти к духовному посту
Итак, мы должны знать, что труд телесного воздержания
мы подъемлем для того, чтобы этим постом достигнуть чистоты сердца.
Впрочем, труд этот употребляется нами напрасно, если,
зная цель, неутомимо подъемлем труд поста, а цели, для
которой переносим столько скорбей, не можем достигнуть. Лучше воздержаться
от запрещенной пищи души (т.е. грехов, пороков), чем телесно воздерживаться
от не запрещенной и менее вредной пищи. Ибо в телесной пище бывает
простое и безвредное употребление творения Божия, само по себе не
имеющее никакого греха, а в душевной пище (пороках) бывает сначала
гибельное пожирание братьев, о котором говорится: не люби
злословить, чтобы не быть тебе истребленным (Притч 20, 13).
Также о гневе и зависти говорит блаженный Иов: безрассудного
убивает гнев, умерщвляет раздражительность, и легкомысленного умерщвляет
зависть (Иов 5, 2). И также надо заметить, что
тот, кто гневается, тот безрассуден, и кто завидует, тот
считается легкомысленным. Тот справедливо считается безрассудным,
кто гневом сам себе причиняет смерть; а завистник показывает,
что он тупоумен и мелочен. Ибо когда завидует, то тем самым
свидетельствует, что тот, о чьем счастье он скорбит, выше
его.
\\79//
глава 23 Какова должна быть пища монаха
Пишу нужно принимать не только такую, которая
погашает пламень сладострастия и не разжигает его, но и которую
можно удобно приготовить, а также дешевую и отвечающую состоянию
и пользе братьев. Чревоугодие разделяется на три вида: один вид
побуждает принимать пишу раньше определенного часа; другой —
любит только пресыщаться какой бы то ни было пищею; а третий —
хочет лакомой пищи. Против этого монах должен иметь троякую осторожность:
ожидать определенного для принятия пищи времени; не должен пресыщаться;
должен довольствоваться любой пищею низкого сорта. Древнейшие отцы
говорили, что тот, кто употребляет пишу не такую, какую употребляют
все, и не в установленное время, тот заражен тщеславием и гордостью.
Поэтому среди них даже отличившиеся даром познания и рассуждения
не презирали хлеба самого низкого; а из тех, кто вопреки этому правилу,
оставив хлеб, употребляли или коренья, или овощи, или
яблоки, никто не только не сделался искусным, но и
не получил дара рассуждения или познания. По их мнению, монах
не только не должен желать той пищи, которой нет у других
в употреблении, чтобы тщеславием не испортить того дела, которое
как бы выставлено всем напоказ, но и обычный пост его должен быть,
насколько возможно, сокровенен и неизвестен. А когда приходят
к нему братья, то ради любви он должен думать не о том,
чтобы соблюсти пост и свою пользу, а чтобы успокоить приходящего.
глава 24 В Египте ради посещения братьев прекращают
ежедневный пост
Когда мы, желая узнать правила старцев, пришли
из Сирии в Египет, то там нас принимали с таким радушием,
что не заставляли нигде поститься до определенного часа,
\\80// а везде, куда мы приходили, исключая среду и пятницу, разрешали
нам есть до наступления срока. Один из старцев, когда мы спросили
его, почему они так равнодушны к ежедневным постам, отвечал
так: пост всегда со мною, а вас удержать при себе навсегда
не могу. Хотя пост полезен и постоянно нужен, он, впрочем,
составляет жертву произвольного дара, а дело любви есть необходимое
требование заповеди, которое нужно исполнить. Поэтому, принимая
в вас Христа, я должен напитать Его; отпустив же вас, могу вознаградить
сделанное ради Него снисхождение строжайшим постом; можете ли
заставить сынов брачного чертога поститься, когда с ними жених?
Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься
в те дни (Лк 5, 34, 35).
глава 25 О воздержании одного старца, который
шесть раз так умеренно принимал пищу, что еще чувствовал голод
Один старец, угощая меня, просил еще немного поесть;
я сказал, что уже не могу; на это он ответил: во время прихода разных
братьев я уже шесть раз предлагал пишу и, угощая каждого, со всеми
принимал пишу, однако еще чувствую голод, а ты теперь один раз поел
и говоришь, что больше не можешь.
глава 26 О другом старце, который в своей келье
никогда один не принимал пищи
В пустыне мы видели другого старца, который говорил,
что он никогда один не вкушал пишу. Если в течение всех пяти дней
никто из братьев не приходил к нему, то и он все пять дней не ел,
пока в субботу и воскресенье, отправляясь в церковь для общественного
богослужения, не находил какого-либо странника, которого приводил
в свою келью и вместе с ним вкушал пишу, и то не столько
\\81// по требованию нужды, сколько ради гостеприимства и
братской любви. Поэтому, как по случаю прихода братьев они
отменяют посты ежедневные, так после ухода их сделанное послабление
вознаграждают строжайшим постом и за принятие малейшего количества
пищи уменьшают обычную меру не только хлеба, но и сна.
глава 27 Похвала аввам Песию и Иоанну
Старец Иоанн*, начальствовавший над многочисленным
общежитием, придя к старцу Песию, жившему в пустыне, спрашивал
его, как прежнего своего сожителя, что он делал в продолжение
сорока лет, как они расстались, когда никто из братьев не беспокоил
его. Песий отвечал: солнце никогда не видало меня едящим. А меня, —
отвечал Иоанн, — оно не видало гневным.
глава 28 Того же аввы Иоанна предсмертное наставление
Того же старца, когда он с радостью отходил
из мира сего, скорбящие братья просили оставить им в наследство
какую-нибудь заповедь, соблюдая которую, они удобнее могли бы достичь
высшей степени совершенства. Иоанн со вздохом отвечал: я никогда
не исполнял своей воли и никого не учил тому, чего сам не делал.
глава 29 Об авве Махете, который во время духовного
собеседования никогда не спал, а во время разговоров о земном
засыпал
Старец Махет, живший вдали от братьев, непрестанными
молитвами испросил себе у Господа такую благодать, что сон не овладевал
им, сколько бы дней и ночей ни //
* Ему принадлежит 19 собеседование —
о цели киновии.
\\82// продолжалось духовное собеседование. Если же кто-нибудь
начинал злословить или пустословить, то он тотчас засыпал, так
что ад злословия не касался даже ушей его.
глава 30 Того же старца мнение о том, что
не следует никого осуждать
Тот же старец, наставляя нас тому, что не следует
никого осуждать, говорил, что было три предмета, за которые
он осуждал или порицал братьев: за то, что некоторые позволяли
себе отрезать язычок гортанный; что имели в кельях плащ (сагу —
военную верхнюю одежду); что, благословляя масло, давали
просящим мирянам. И во все это, говорил, он и сам
впадал. Ибо, получив болезнь гортанного язычка, я, говорит,
столь долго страдал от боли, пока побуждаемый неизбежностью страдания
и увещеванием всех старцев, не позволил отрезать его. Под предлогом
этой немощи я вынужден был иметь также и плащ. Благословлять елей
и давать просящим — это я осуждал больше всего,
так как думал, что это происходит от большой надменности сердца;
а когда нечаянно окружили меня многие миряне, я до того стеснен
был, что мог вырваться от них не иначе, как возложив
свою руку на принесенный ими сосуд с изображением крестного знамения.
Таким образом, поверив, что получили благословенный елей,
они наконец оставляли меня. Из этого для меня ясно стало, что монах
подвергается той же вине и порокам, за которые вздумал бы осуждать
других. Следовательно, всякому можно судить только себя самого,
осмотрительно, осторожно наблюдать за собою во всем, а не расследовать
жизнь и поведение других, об этом и апостол говорит: что
ты судишь брата своего? Пред своим Господом стоит он, или падает
(Рим 14, 4). И еще: не судите, да не судимы будете,
ибо каким судом судите, таким будете судимы (Мф 7, 1,
2). Кроме сказанной причины, еще потому опасно судить о других,
что мы не знаем необходимости
\\83// или причины, по которой они поступают. Может быть
то, чем мы соблазняемся, правильно перед Богом или
извинительно, а мы оказываемся безрассудными судьями их и
этим допускаем нелегкий грех, думая о своих братьях иначе,
нежели должно.
глава 31 Обличение того же старца, когда
он увидел, что братья во время духовного собеседования засыпали,
а при рассказе пустой басни пробуждались
Тот же старец опытом доказал, что дьявол благоприятствует
пустым разговорам, а духовным собеседованиям всегда препятствует.
Однажды он рассуждал с некоторыми братьями о предметах необходимых
и духовных; во время этого рассуждения стало клонить их ко сну так,
что они не могли преодолеть сонливости. Когда же он вдруг
начал рассказывать одну басню, то они тотчас пробудились
и стали слушать со вниманием. Увидев это, он со вздохом сказал:
пока мы говорили о предметах небесных, то вас одолевал сильный
сон, а когда начали рассказывать басню, то все вдруг
воспрянули. По крайней мере, из этого обстоятельства уразумейте,
что радующийся злу и постоянно внушающий его, а добро
истребляющий, препятствует духовным собеседованиям, а
к плотским и бесполезным разговорам побуждает.
глава 32 О письмах, сожженных до прочтения
Нельзя также умолчать о следующем деле одного брата,
который имел великую заботу о чистоте своего сердца и о созерцании
божественном. Спустя пятнадцать лет после того, как он оставил мир,
принесли ему из Понта много писем от отца, матери и друзей. Приняв
их, он рассудил, что если прочтет те письма, то в душе его может
возродиться пустая радость или бесполезная печаль, и
\\84// что воспоминание о писавших к нему надолго отвлечет его от
любимого занятия созерцанием, так что он с большим усилием сможет
возвратить то спокойствие, которое нарушится этим воспоминанием.
Подумав об этом он не только не решился прочитать письма, но чтобы,
вспомнив имена или вообразив лица писавших, не отстать от духовного
занятия, не распечатав их, бросил в огонь, промолвив: и помыслы
об отчизне сгорите также, чтобы через вас не возвратиться мне к
тому, от чего я удалился.
глава 33 О решении вопроса, которое авва Феодор
испросил молитвою
Мы еще видели авву Феодора*, отличавшегося святой
жизнью и знаниями не только в деятельной жизни, но и в Св. Писании,
которые он приобрел не через чтение или обучение, а лишь чистотою
сердца, потому что он едва знал несколько греческих слов. Чтобы
решить один темный вопрос, он в продолжение семи дней и ночей непрерывно
молился, и Бог открыл ему, как решить вопрос.
глава 34 О мнении того же старца, который учил,
что монах может приобрести знание священного писания не исследованием
его, а молитвою и чистотою сердца
Когда некоторые братья удивлялись его ясным понятиям
и просили пояснить некоторые места Св. Писания, то он сказал: монах,
желающий понимать Св. Писание, должен заниматься не столько чтением
толкователей, сколько очищением сердца от плотских пороков. Если
//
* Вероятно, это ученик Пахомия Великого, которому
принадлежит 6 собеседование.
\\85// эти пороки будут истреблены, то,
сняв покрывала страстей, душевные очи будут созерцать
тайны Св. Писания. Ибо оно не для того открыто от Св. Духа, чтобы
мы его не знали; темно же оно потому, что душевные наши очи закрываются
покровом пороков; а если им возвратить естественное их здоровье,
то и одного чтения Св. Писания достаточно будет для понимания
истинного его смысла, и не будет нужды в помощи толковников,
подобно тому, как телесные глаза не нуждаются ни в какой
науке для видения, если только они чисты и нет темноты. Оттого-то
и у самих толкователей произошло столько различий и погрешностей,
что, приступая к толкованию Св. Писания, не заботятся об очищении
духа: по причине нечистоты сердечной они не только не видят света
истины, но еще придумывают много противного вере.
глава 35 Обличение того же старца, когда в
полночь пришел в мою келью
Тот же Феодор, желая узнать, что я (тогда
еще молодой отшельник) делаю, неожиданно в полночь пришел ко мне
в келью. Увидав, что я по окончании вечерних молитв лег на рогожу
для отдыха ослабевшего тела, он со вздохом сказал: Иоанн! сколь
многие в настоящий час беседуют с Богом и объемлют Его сердцем и
умом, а ты, предаваясь сну, лишаешься такого света.
Поскольку к этим повествованиям отклониться нас
заставили добродетели и благодать отцов, то я считаю нужным упомянуть
здесь о той любви, какую по человеколюбию оказал нам высокий муж
Архебий, чтобы чистота воздержания, соединившись с делами
любви, яснее проявилась в разнообразной красоте. Ибо пост
тогда сделается жертвою приятной Богу, когда будет украшен
плодами любви.
\\86//
глава 36 Описание пустыни диолкосской, в которой
пребывали отшельники
Итак, когда мы из монастырей палестинских, как
необразованные вовсе новички, пришли к египетскому городу Диолкосу
и там с удивлением осмотрели большой общежительный монастырь, отличавшийся
строгостью правил и прекрасным порядком монахов, то, по
совету всех, мы отправились посмотреть на особый, высший
род монахов, называвшихся отшельниками. Они сначала долго живут
в киновии, пока не научатся терпению, рассуждению,
смирению, бедности и дочиста не исторгнут из себя все пороки,
потом, намереваясь вступить в жесточайшую битву с демонами,
удаляются в отдаленные места пустыни. Мы узнали, что
такого рода мужи живут у протока Нила, в такой местности,
которая, одной стороною примыкая к реке, а другой гранича с обширнейшим
морем, составляет остров, на котором могут жить лишь одни желающие
уединения, потому что он, по причине песчаного и соленого грунта
земли, неспособен к возделыванию. Увидев их, мы весьма удивились
безмерным их трудам, которые они несут для упражнения в добродетелях
и из любви к уединению. Они даже в воде нуждаются так, что раздают
ее по самой малой мере и берегут ее как самое драгоценное вино,
ибо приносят ее на себе за три тысячи шагов или дальше того, проходя
до русла реки через горы песка.
глава 37 Человеколюбие аввы Архебия
Итак, когда, увидев их, мы воспламенились желанием
подражать им, и вышеупомянутый Архебий, отличнейший между ними,
гостеприимно призвал нас в свою келью, то, узнав наше желание,
объявил, что он хочет уйти из этого места, почему и предложил
нам свою келью, уверяя, что он оставил бы ее, даже
если нас и не было. Воспламенившись желанием пожить здесь и поверив
словам его, мы
\\87// приняли от него келью со всей утварью домашней. Употребив
такой благочестивый обман, после выхода из этого места через
несколько дней, в течение которых готовил материал для постройки
кельи, он, возвратившись, с большим трудом
построил себе другую келью. Спустя некоторое время и эту келью со
всей утварью он отдал другим братьям, изъявившим желание
остаться тут, а сам, будучи неутомимым в делах любви,
построил себе третью келью.
глава 38 Тот же Архебий трудами рук своих уплатил
долг матери
Считаю нужным упомянуть еще о другом деле любви
этого мужа, чтобы наши монахи примером его научились не только строгому
воздержанию, но еще искренней любви. Он происходил из знатной
фамилии и еще в отрочестве ушел в монастырь, отстоявший от
означенного города почти на четыре тысячи шагов. Здесь он вел такую
жизнь, что в продолжение пятидесяти лет не только не входил
в то селение, из которого ушел, но не видал и лица никакой женщины,
даже матери своей. Впрочем, когда он узнал, что его отец
до смерти не успел выплатить долга, состоящего из ста золотых монет,
и что заимодавцы сильно беспокоят мать его, то решил помочь матери,
не изменяя тем строгим правилам, что соблюдал по любви к благочестию.
Не выходя из монастыря, он начал заниматься обычным рукоделием
втрое больше. Таким образом, занимаясь в продолжение года днем и
ночью, он выплатил за мать долг и не оставил ради матери дел благочестия.
глава 39 Один старец с притворством доставил
работу авве Симеону, когда тот был праздным
Когда возлюбленный брат наш Симеон, вовсе
не знавший греческого языка, из Италии пришел к нам, старец,
желая оказать ему, как страннику, дело любви, спросил,
\\88// почему он праздно сидит в келье, полагая, что при неимении
необходимых вещей он не может долго оставаться праздности здесь,
будучи способным своими руками приобретать себе пропитание. Кроме
того, старец полагал, что никто не может переносить скуку уединения
в пустыне. Когда Симеон ответил, что он ни одного из рукоделий
здешних не знает, а умеет писать, и что если бы в
египетской стране мог быть полезен кому-либо Завет на латинском
языке, то он мог бы написать его, старец сказал: Бог
послал мне этот случай; я давно искал, кто бы переписал мне
Апостол на латинском языке, ибо у меня есть брат, которому
мне хочется послать для назидания что-либо из Св. Писания. После
того как Симеон с удовольствием согласился, старец немедленно
доставил ему взамен съестные припасы на целый год и все нужное для
письма. И когда книга была написана, то хотя она совершенно не нужна
была в той стране, потому что знающих латинский язык там не было,
старец взял ее, чтобы с одной стороны доставить пришедшему занятие,
дабы он без стыдливости мог взять за свой труд необходимое пропитание,
а с другой — исполнить благочестивый долг
щедродательности и заслужить награду себе тем большую, чем в большем
количестве он доставил страннику-брату не только необходимое пропитание,
но и случай и орудия для работы.
глава 40 Об отроках, которые, неся к больному
смоквы, с голоду умерли в пустыне, не вкусив их
В трактате о строгости поста и воздержания, сказав
нечто о делах любви, мы уклонились от своего предмета; теперь,
опять возвращаясь к нему, представим в этом трактате
одно достопамятное дело отроков по возрасту, но не по уму. Некто
из пределов Мареотской Ливии* послал смоквы (вещь, прежде в том
месте не виданную) к эконому в //
* Эту Ливию, смежную с Александрией, нужно отличать
от Ливии, сопредельной с Эфиопией.
\\89// пустыне скитской, авве Иоанну,
который исполнял вверенную ему от блаженного пресвитера Пафнутия
должность распорядителя по церкви. Иоанн тотчас послал с
двумя юношами смоквы к одному старцу, который был болен и
пребывал во внутренней пустыне за восемнадцать миль от церкви.
Когда они, взяв смоквы, отправились к келье старца, то
вдруг нашло весьма густое облако, и они сбились с прямого
пути, что легко случается и со старцами. Когда же весь день
и ночь, блуждая по непроходимым местам пустыни, не
смогли найти келью больного, то, изнуренные утомлением от пути,
голодом и жаждою, став на колени, предали в молитве
дух свой Господу. Те, которые после этого очень долго искали
их по следам, обозначившимся на песчаных местах, нашли,
что они сохранили смоквы нетронутыми, избрав потерять
лучше душу (т.е. жизнь), нежели нарушить верность поручения,
т.е. лучше временной жизни лишиться, нежели нарушить заповедь
старца.
глава 41 Мнение аввы Макария касательно поста
и подавления страстей
Предлагается нами еще одно спасительное наставление
блаженного Макария, которым заканчивается книжка о посте и воздержании.
Он говорил, что монах так должен поститься, как будто может
прожить в теле сто лет, а страсти душевные обуздывать, обиды забывать,
скорби отвергать, болезнями и лишениями пренебрегать так,
как будто может умереть в любой день. Монаху в посте благоразумие
внушает всегда поступать с ровной строгостью, чтобы под предлогом
слабости тела не переходить от строгости к гибельной распущенности;
а в подавлении страстей спасительное великодушие подает ему силы
не увлекаться видимым благополучием настоящего мира, не унывать
в несчастиях и скорбях и пренебрегать ими, как маловажными
и ничтожными, взор ума своего устремляя туда, куда ежедневно и ежеминутно
можем переселиться.
|
