ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ
К оглавлению
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 25
О том, как в Антиохии собрали церковь православных
Флавиан и Диодор
Но напор волн, будто перед некими оплотами,
сокрушался перед Флавианом и Диодором. Тогда как пастырь их Мелетий
принужден был жить вдали от них, они сами стали заботиться о пастве
и волкам противопоставляли свое мужество и мудрость, а об овцах
имели приличную заботливость. Посему, когда отогнали их от подошвы
горы, они начали пасти овец на берегах соседней реки, ибо не хотели,
подобно вавилонским пленникам, повесить свои арфы [1], но Творца и Благодетеля воспевали на всяком месте владычества
Его [2]. Что ж? Враг не потерпел, чтобы и здесь сходился собор
благочестивых пастырей, исповедовавших во Христе Владыку. Посему,
чета этих дивных вождей начала собирать святых своих овец на военном
поле и там указывала им духовное пастбище. Мудрый и мужественный
Диодор, подобно прозрачной и великой реке, доставлял своему стаду
питье и потоплял богохульство противников. Ни во что ставил он знатность
своего рода и охотно переносил все труды за веру. Равным образом
и превосходный муж Флавиан был рожден от благородных родителей,
но благородством почитал одно благочестие. Подобно какому-нибудь
начальнику гимназии, он помазывал на битву и великого Диодора, будто
пятинаградного подвижника, ибо в то время сам не проповедывал в
церковных собраниях, а только делавших это обогащал наставлениями
и мыслями священного Писания - и они то уж бросали стрелы против
Ариева богохульства, которые Флавиан доставлял им из своего ума,
будто из какого колчана. Препираясь с еретиками как в частных домах,
так и в общественных собраниях, он легко разрывал их сети и доказывал,
что их возрождения - паутина. С ними вместе подвизался и тот Афраат,
которого жизнь мы описали в "Истории Боголюбцев" [3]. Предпочетши своему безмолвию спасение овец, он оставил
хижину подвижника и принял на себя труды пастыря. Какое собрано
им богатство добродетели, говорить здесь считаю излишним, потому
что писал об этом в другом сочинении. Теперь я расскажу только об
одном его поступке, которого описание весьма уместно в этой истории.
Глава 26
О святом Афраате
монахе
С северной стороны царских чертогов
(в Антиохии) протекает река Оронт, а с южной надстроен над городской
стеной огромный двухъярусный портик с высокими на обеих сторонах
башнями. Между царскими же чертогами и рекой проложена большая дорога,
на которую вступают все идущие из города через ворота и направляющиеся
в загородные поля. По этой-то дороге шел божественный Афраат на
военное поле - с намерением исполнить дело надлежащей заботливости
о святых овцах. В это время царь с высоты царского портика заметил
его и увидел, что он был одет в кожаное платье и, несмотря на свою
старость, шел поспешно. Тут кто-то сказал, что это Афраат, которого
влиянию подчиняется множество граждан, и царь спросил проходившего:
"Скажи, куда ты идешь?", а тот весьма мудро и кстати отвечал ему:
"Иду молиться за твое царствование". "Но тебе следовало бы, - сказал
царь, - оставаться дома и, по монашескому закону, молиться в уединении".
На что тот божественный муж отвечал: "Ты, царь, весьма хорошо говоришь:
так нужно было бы мне поступить; так я и поступал доныне, пока овцы
Спасителя пользовались миром. Но когда они подверглись великому
смятению и когда им угрожает важная опасность быть увлеченными от
зверей, тогда является необходимость употребить все средства к спасению
стада. Скажи мне, царь, - продолжал он, - если б я был девицей и
сидел в своем тереме, но, заботясь о доме, вдруг увидел бы, что
показалось пламя и отеческий дом загорелся, - скажи мне, что тогда
надлежало бы мне делать? Сидеть ли в комнате, не обращая внимания
на то, что горит дом, и ждать, пока пламя ринется и на меня? Или
оставить свой терем, бегать вверх и вниз, носить воду и заливать
огонь? Очевидно, это последнее, скажешь ты, ибо так свойственно
поступать догадливой и благоразумной девице. То же самое, царь,
делаю теперь и я. Ты бросил пламя в отеческий наш дом, и мы всюду
бегаем, стараясь погасить его". Так говорил Афраат, и царь пошел
молча. Но один из царских постельничих, при том дерзко угрожавший
божественному мужу, вот что потерпел. Так как ему вверено было попечение
о царской бане, то немедленно после этих слов он ушел, чтобы приготовить
ее для царя, но, пришедши в баню, как будто помешался, бросился
в кипящую, нестерпимо горячую воду и умер. Между тем царь сидел
и ждал, когда ему доложат, что можно идти, и наконец, по прошествии
значительного времени, должен был послать других, чтобы уведомили
его о причине замедления. Пришедши в баню, посланные все осмотрели
и, наконец, нашли его уже мертвым и в чрезвычайно горячей воде разложившимся.
Когда это дошло до слуха царя, то все поняли силу молитвы Афраатовой,
хотя и не отступили от нечестивых догматов, но, подобно Фараону,
ожесточили свое сердце. Узнав и об этом чудодействии святого, Валент
продолжал неистовствовать против благочестия.
[1] Пс. 136. 2: "на вербах, посреди его, повесили мы наши
арфы".
[2] Пс. 102. 22: "Благословите Господа, все дела Его, во
всех местах владычества Его".
[3] Гл. 8.
|
