Все, что я помню об отце Виталии Боровом
Я знал отца Виталия более 22 лет, всю свою церковную жизнь, но общался с ним не много.
В 1986 году отец Виталий был почетным настоятелем храма Воскресения словущего в Успенском вражке. Это известный храм, в самом центе Москвы, в Брюсовском переулке, куда стекалась творческая интеллигенция. Другим почетным настоятелем был вл. Питирим (Нечаев).
Отец Виталий служил не каждое воскресенье, но все почитатели его проповеднического дара собирались здесь каждый раз, когда он служил, узнавая об этом заранее.
В проповедях о. Виталий поразительно умел выразить свою глубокую, искреннюю веру и раскрыть христианское учение. Они были богодухновенны, как Слово Божие, это была Благая Весть. Отец Виталий чудесным образом умел выразить единство Нового Завета, раскрывая какую-либо богословскую мысль, идею на основе и апостольского, и евангельского чтения этого дня. (о.Г.К. говорил как-то, что о. Виталий искусственно соединяет эти чтения, но мне так никогда не казалось – это был великолепный творческий синтез). А.К и В.К. всегда записывали эти проповеди.
Но, может быть, даже больший духовный резонанс во мне рождала предстоятельская евхаристическая молитва о. Виталия – она шла прямо от сердца, от души - ввысь к Богу.
Одним словом, отец Виталий для меня – идеал пресвитера, предстоятеля, то есть идеал христианина, выполняющего главнейшее служение в Церкви.
После службы о. Виталий принимал в небольшой комнатке в приходском доме. Однажды там побывал и я, прося благословения на то, чтобы не исповедоваться каждый раз перед ежевоскресным причастием, и получил благословение исповедоваться раз в два месяца (через несколько лет о. Г.К., считая себя моим духовником, не хотел признавать это благословение и требовал, чтобы я исповедовался еженедельно).
Как-то о. Виталий побывал на встрече нашей «духовной общины», но никаких особых воспоминаний от этого у меня не сохранилось, можно, пожалуй, только отметить, что о. Виталий совсем не давил своим авторитетом…
В 1989 г. о. Виталий помог о. Г.К. получить место дьякона в Павловом Посаде (митр. Ювеналий, как и митр. Владимир (Котляров), в молодости были сотрудниками ОВЦС и помощниками о. Виталия на 2 Ватиканском соборе, о чем чуть ниже).
На Преображение 1991 г. о. Виталий был у нас, на Литургии во Владимирском храме б. Сретенского монастыря, а потом на братской встрече, проходившей в доме пионеров в пер. Стопани, кажется (был тогда там еще и С.С. Аверинцев, которому я отломил руками половину яблока. Чем-то, наверное, особенным христианским сочетанием мудрости и простоты, Аверинцев и о. Виталий очень похожи – помню серию фотографий какой-то их беседы: видно, как им спокойно вместе, как хорошо они понимают, чувствуют друг друга). Там мы услышали о происшедшем перевороте, о вводе танков в Москву, но наша встреча продолжалась. Зачем-то о. Г.К., о. Виталий и я пошли назад в собор и в переходе метро на Кировской увидели на стене листовку Ельцина. Рядом стояла кучка народа, народ безмолвствовал, но листовку читал. О. Г. попросил меня прочитать им вслух листовку. Было страшновато, но я, конечно, прочитал (после преодоления этого страха публичного выступления против власти было уже как-то естественно мне решиться на следующую, решающую, ночь идти к Белому дому).
В начале 90-х нашумело выступление патр. Алексия перед раввинами в США, о котором говорили, что автором текста был отец Виталий. То, что это так и есть, стало ясно, когда я обнаружил в Интернете текст выступления о. Виталия на православно-иудейском собеседовании, почти дословно совпадавший со знаменитой речью.
В последующие годы я мало видел о. Виталия, но он, по-прежнему, оставался для меня самым дорогим и близким человеком в церкви, поэтому, когда году в 99-м о. Виталий оказался в тяжелом состоянии в больнице МПС, я сразу напросился дежурить около него. Он тогда чуть не умер, кажется, врачи не сразу обнаружили кровоизлияние в мозг – и тогда перевели в реанимацию...
Несмотря на состояние, держался о. Виталий очень хорошо, стеснялся поначалу, что я тащил и сажал его в уборной. Много мне рассказывал, а я записывал на диктофон. Пленки остались в звукостудии СФИ, так что могу рассказать только то, что особенно запало в память.
Это рассказы человека, которого и вообще никогда невозможно было заподозрить в неискренности при личном общении. А тут, при смерти, он был совсем не в том состоянии, чтобы лукавить и красоваться.
Рассказы отца Виталия.
Детство.
Отец Виталий мог родиться американцем. Его отец уехал на заработки в США, следом отправилась беременная мать, но ее завернул санитарный кордон в каком-то заграничном порту, т.к. у нее был колтун на голове. Жили они очень бедно, о. Виталий был пастушком, в селе была польская начальная школа. О. Виталий зачитывался книжками и стадо у него разбегалось, за что его порой били. Кто-то из местной интеллигенции убеждал родственников о. Виталия, что он должен обязательно продолжать учебу и, в конце концов, он оказался в Виленской духовной семинарии – единственном месте, где он мог учиться бесплатно. О. Виталий в первый раз попал в большой город и ночью напугался уличного электрического освещения, решил, что начался сильный пожар.
Учеба.
Отличная учеба открыла о. Виталию дорогу на православный богословский факультет Варшавского университета. Если ничего не путаю, маме пришлось продать корову, чтобы снарядить его в Варшаву. В Варшаве он был лучший студент, староста, совершенно бедный, ходил, обхватив руками локти, чтобы не было видно дырок.
Кажется, его как-то лишила стипендии польская администрация за то, что называл себя русским. Они говорили: ведь ты же белорус, на что он отвечал: вы восстанавливаете нас против русских, притесняете их, поэтому я в Польше русский, а в России я буду белорус, так как там белорусы в меньшинстве и им надо отстаивать свои национальные интересы.
Декан, архиерей, чтобы материально помочь, предложил о. Виталию быть иподьяконом, но он ответил, что «подсвечником» быть ни в коем случае не желает. Конечно, владыке это было очень неприятно слышать.
В Варшаве были хорошие учителя, эмигрировавшие из России. Особенно о. Виталий вспоминал, конечно, патролога св. Григория (Перадзе), убитого потом гитлеровцами за защиту евреев. Но его богословским кумиром был дореволюционный церковный историк В.В. Болотов, чьим продолжателем он хотел стать.
Годы войны.
В годы войны о. Виталий оказался в Минске епархиальным секретарем. Был одно время и учителем в школе, и был восхищен красотой одной старшеклассницы. В годы войны он и женился – на другой девушке, чтобы спасти ее от угона в Германию. И за защиту еще одной девушки в каком-то бомбоубежище, его немцы чуть не расстреляли, называя "jude".
Под оккупацией трудами епархии была открыта в Белоруссии тысяча храмов (до войны в Белоруссии большевики закрыли все храмы!), чем отец Виталий очень гордился.
Кажется, о. Виталию пришлось скрываться, чтобы немцы его не эвакуировали при отступлении. Зато он сразу же был арестован СМЕРШем, как пособник оккупантов. Его вынуждали оговорить себя, угрожая расстрелом. Спас о. Виталия прибывший с советскими войсками архиерей Василий (Ратмиров), которому он в первый же день сдал епархиальные дела. Ратмиров сказал, что о. Виталия может спасти только согласие на рукоположение и служба в провинции. Пришлось ему согласиться, хотя священником он становиться не хотел. Так о. Виталий оказался настоятелем в Гомеле. Позднее о. Виталий был привлечен к открытию Минской духовной семинарии, еще позже стал профессором Ленинградской духовной академии – как и мечтал, на кафедре Болотова.
ОВЦС.
Вместе с другими профессорами духовных академий, отец Виталий был приглашен для участия в богословском собеседовании в Москве. Как он с юмором рассказывал, на собеседовании под рукой у него были два прекрасных патристических справочника, откуда он то и дело извлекал подходящие к случаю отеческие цитаты, вызвав восхищение архиепископа Кентерберийского Майкла Рамсея. Это не прошло о. Виталию даром – его против желания командировали на работу в ОВЦС. Впоследствии туда был назначен и вл. Никодим (Ротов). Очень умный и талантливый, по словам о. Виталия, много от о. Виталия почерпнувший. Возникавшие проблемы они обсуждали откровенно и решительно. Когда не удавалось прийти к согласию, и Никодим настаивал на своей точке зрения, а о. Виталий ее продолжал оспаривать, владыка сердился, сердясь, называл всегда о. Виталия «батюшка» и говорил, что ответственный – он, Никодим, и делать будут по-его.
ВСЦ.
Сотрудничество в ВСЦ отец Виталий считал во многом спасительным для Русской церкви, так как советские власти считались с мнением иностранных церковных дипломатов, видимо, желая через них влиять на страны третьего мира, а те вмешивались, когда слышали о притеснениях верующих.
Цитирую, по расшифрованному интервью рассказ о первой поездке отца Виталия в ВСЦ: "…Нас в отделе проинструктировали, что делать во Всемирном Совете церквей, и в Совете по делам религий Макарцев сказал, что спрашивать и как говорить, о мире, в основном. И мы приехали. И когда мы на первый день явились во Всемирный Совет церквей к генеральному секретарю, он нас принимал, я решил (теперь я такую глупость не сделал бы, я немного поумнел, но тогда эта глупость мне помогла), я решил - надо показать, что я действительно представитель церкви, а не агент. Потому, что к нам же относились сразу с недоверием, раз послали человека, значит ясное дело, что он имеет … и будет он, так сказать, работать… Я решил, что надо что-то сделать отчаянное, чтобы поверили, что я богослов и искренен. … А я к этому времени мог читать по-немецки, знал много немецких слов, но не говорил по-немецки. Мог еще с Варшавской академии читать немного по-английски и знал порядочно английских слов, но не говорил, и довольно неплохо, ну не то что знал, но знал много латинских слов. И вот я вдруг решил ….. и я вдруг заговорил и заговорил на трех или на четырех языках одновременно. Так как я не одним не мог говорить, то я, там, заикаясь, стал подбирать английские, немецкие слова и по-латински, что мы желаем познакомиться, с тем, что делать в Совете церквей для единства христиан. Секретарь удивился, онемел от такой невероятной речи." О. Виталию было велено говорить только через переводчика, он нарушил прямой приказ - пошел на риск, что его отзовут в первый же день.
А переводчик был кадровый гебист - и сначала возмущался таким неподчинением, а потом радовался, что с о. Виталием проник в те отделы, куда раньше никого советских не пускали. Этот пример хорошо обрисовывает ситуацию. Вовсе не был ОВЦС подразделением КГБ, как некоторые говорят, но верующая часть его сотрудников должна был исхитриться действовать таким образом на благо Русской церкви, чтобы удовлетворять аппетит волка не в ущерб овце.
КГБ
В начале 80-х у КГБ были какие-то претензии (слышал, что был донос). Длительный срок, порядка месяца, отца Виталия возили на еженощные допросы.
Виссерт Хуфт.
О генеральном секретаре Виссерт Хуфте отец Виталий отзывался как о святом, праведном и глубоком христианине.
Однажды из-за засухи в Африке начался страшный голод и Виссерт Хуфт отдал весь бюджет будущего года ВСЦ на помощь голодающим (а потом уже вновь изыскал средства для ВСЦ). Эта история трогала отца Виталия до слез.
Еще он рассказывал, как однажды во время поездки в Ленинград Виссерт Хуфт отправился на могилу Достоевского и очень долго там молитвенно стоял, попросив сопровождающих лиц оставить его одного.
(А еще он учил о. Виталия пить аперитив перед обедом. За границей отец Виталий скучал по привычной кухне. Приезжая в Москву, первым делом отправлялся в ресторан, ел борщ и выпивал стопку водки.)
Второй Ватиканский собор.
Там отец Виталий был наблюдателем. Митр. Никодим ему велели отправлять ежедневно отчеты в Москву – через советское посольство. Отец Виталий отказался туда ходить – и так нас считают агентами Кремля. Пришлось ходить его помощнику Владимиру Котлярову, т.к. про него все равно уже итальянцы писали, что он наверняка советский агент – потому что он на Ленина похож (почти как в песне Высоцкого). После каждого дня заседания о. Виталий диктовал помощникам отчеты, и их передавали в посольство.
С этими отчетами было для о. Виталия большое огорчение. В Москве митр. Никодим стал его упрекать, что он не выполнил приказа и не посылал отчетов. О. Виталий пошел искать отчеты в Отдел по делам религий, но и там их не видели. Оказалось, что МИД никому их не отдал, сочтя ценными для себя…
Римский папа.
С каким-то из римских пап у отца Виталия были близкие отношения, и он неофициально рассказывал папе обо всех обстоятельствах гонений властей на церковь.
Приход в Швейцарии.
Когда отец Виталий был представителем при ВСЦ, он был настоятелем прихода. Его прихожанами были эмигранты, частью из известных аристократических русских фамилий. Они очень любили о. Виталия и всегда с радостью принимали его, старались помочь ему с лечением в Швейцарии уже когда он был на пенсии.
Георгий Флоровский.
Однажды Флоровский свысока говорил о взглядах Карсавина. Отец Виталий возразил ему, что у Карсавина нашлось бы, что ответить, если бы его не уничтожили в сталинских лагерях.
Вл. Василий (Кривошеин).
Отец Виталий говорил с укоризной, что Василий часто обращался за материальной помощью в Московскую патриархию. (Что-то еще рассказывал о том, что у патриарха был неограниченный счет в Сбербанке).
В больнице отца Виталия навещал вл. Питирим (Нечаев). Огорчало о. Виталия недостаточное внимание со стороны руководства ОВЦС.
Я рассказывал отцу Виталию о своих занятием наследием академика Евгения Голубинского, его это очень интересовало, особенно идеи Голубинского о реформах в Русской церкви.
После больницы я иногда навещал его, даже были какие-то интервью под видеозапись.
Помнится, он говорил о важности в наше время активного участия женщин в церковной жизни и образовании.
Иногда говорил какие-то очень духовно-интимные вещи. О том, что бывает взывает к Богу с плачем и укорами, как Иов. О том, что сделал запись своего чтения стихов любимого польского поэта, которую никому не может дать слушать.
В начале 2002 я переезжал с женой в Финляндию. Отец Виталий высказывал опасения, что мне будет трудно, рассказывал, что до войны русским священникам даже приходилось брать финские фамилии.
Приехав в Финляндию, я принял участие в конкурсе на место разъездного русскоязычного священника. Я с самого начала решил, что если придется просить рекомендацию, то мне не нужна ничья, кроме отца Виталия. Сразу просить не хотел, боясь вмешательства личных симпатий. Но митрополит Амвросий сказал: «Мы Вас тут еще не знаем, нужно чтобы из Вашей общины дали справку о Ваших церковных служениях». О. Г.К. отказался мне дать такую справку, объясняя тем, что я не готов к священству, и предлагая, чтобы митрополит сначала сделал ему запрос (впрочем, я и знал, что он не даст, так как обидится, что я не прошу его благословения). Тогда я позвонил отцу Виталию, и он сказал, чтобы я прислал ему всю информацию о конкурсе на место священника.
Вскоре отец Виталий мне прислал рекомендацию, написанную крупным старческим почерком.
Вот она:
«Епархиальным Властям Финской Православной Церкви, решающим вопрос о должности русско-язычного разъездного священника, местом работы которого будет в первую очередь - Южная Финляндия -
Свидетельское
Заявление
Протопресвитера Московской Патриархии
Виталия Борового
6 июля 2002 г.
Мне стало известно, что кандидатом на эту должность русско-язычного разъездного священника для районов Южной Финляндии хочет быть близко знакомый мне по Москве Андрей Платонов, и что он уже обратился с соответствующей просьбой к Епархиальным Властям Финской Православной Церкви.
В связи с этим считаю своим долгом и долгом моей чести и совести засвидетельствовать следующее:
С Андреем Платоновым я несколько лет в Москве находился в дружественных отношениях. Я искренне верил и имел для этой искренности основания, что он искренне и убежденно - православно верующий христианин.
Он был хороший специалист-профессионал в делах православного СМИ (средств массовой информации), во всех внутренних и межправославных отношениях.
Что касается богословско-пастырской подготовки к предстоящему служению, то кандидат должен уделить этому делу очень серьезное внимание путем усиленного самообразования и постоянной сверки степени усовершенствования этого в духовной семинарии Финской Православной Церкви, а также по отдельным предметам на богословском факультете Хельсинкского университета или в других православных школах и факультетах.
И это тем более, что, как мне было в Москве известно Платонов начал архивное изучение исторического наследия знаменитого русского историка академика Евгения Евсигнеевича Голубинского, а это требует солидных знаний и очень сложной кропотливой и усидчивой работы.
Хотя я не был официальным духовником (наставником и руководителем) Андрея Платонова, но я хочу верить и горячо молю Бога, чтобы надежды которые имеются у Епархиальных Властей Финской Православной Церкви оправдались в последующей пастырской деятельности Андрея Платонова среди русскоговорящего населения православной части Южной Финляндии.
А со своей стороны прошу святых молитв и благословения у Епархиальной Власти Финской Православной Церкви. А сам я всю жизнь в молитвах вспоминаю святой памяти моего финского коллегу по богословскому факультету Варшавского Университета Aari Surakka. Это был не только друг и христианин в душе, но и настоящая поэтическая натура, где вся святость выражалась в форме прекрасной поэзии. Хотя я ее и не понимал, но в святость ее я верил.
Целую Вашу десницу.
У всех моих друзей прошу святых молитв.
Виталий Боровой.
6 VII- 2002 г.- суббота Да будет она для всех днем покоя!».
Афанасьев
Несколько раз навещал я отца Виталия и позднее, бывая в Москве. Рассказывал о своих занятиях наследием отца Николая Афанасьева. Отец Виталий был очень рад рассказу о статье «Евхаристия – основная связь между католиками и православными» и сказал, что и сам всегда так чувствовал. Он просил прислать ему эту статью.
Когда я ему рассказывал, что написал критическую статью о взглядах о. Г. К., отец Виталий сказал, что не нужно заниматься критикой чужой деятельности, а надо делать свое дело: пусть Господь судит, чьи дела лучше. Я ответил, что ведь я опровергаю критическую статью о. Г.К. об Афанасьеве, он сказал: ну и ему не нужно заниматься критикой.
Говорил отцу Виталию и о беспочвенной критике Афанасьева со стороны Зизиуласа. Отец Виталий сначала не понял о ком я говорю, а потом воскликнул: «а, Зизюля!» Тогда он рассказал, что Зизюля защищал свою диссертацию в Швейцарии и излагал в ней идеи евхаристической экклезиологии без всякого упоминания Афанасьева. Тогда о. Виталий выступил с репликой, что либо Зизиулас плохо поработал с библиографией, либо это плагиат.
Писал я эти странички, потому что минчанка Наталья Василевич попросила защитить отца Виталия от интернетских нападок. Спорить с людьми, хулящими память отца Виталия мне не о чем. Могу только сказать, что я знал отца Виталия Борового – доброго пастыря, яркого проповедника Слова Божия, чья вера сияла и согревала нас.