Глава из книги Thomas Merton. The Nonviolent Alternative. New York. 1981. Перевод с английского Е. Широковой. «День за днем» № 7/27/, ноябрь 1989 г.
***
Одним из редких проблесков человечности и разума, в подробно описанной истории реализации программы Эйхмана по уничтожению евреев явилось, как было отмечено в недавней серии статей Ханны Арендт в «Нью-Йоркере», ненасильственное сопротивление всей Дании против нацистского государства с его политикой геноцида. Датчане были не единственной европейской нацией, несогласной с Гитлером, но это была единственная нация, которая выразила явный, официальный и успешный протест. Здесь очень важны именно прилагательные. Сопротивление было успешным потому, что оно было явным и официальным, а также потому, что оно практически было единственным. Все датчане просто отказались сотрудничать с нацистами, постоянно и эффективно сопротивляясь каждой акции нацистов против евреев, с помощью ненасильственного протеста. При этом они даже не нуждались в организации, подготовке или какой-то особой активности: просто единогласно и успешно они выражали словом и делом силу своих внутренних моральных убеждений. Эти моральные убеждения не были чем-то героическим или особенным. Существенно то, что они были обычными.
Конечно, были ловкие завуалированные отказы со стороны и других наций. В особенности, со стороны итальянцев, которые внешне соглашаясь с политикой Гитлера, на деле часто помогали евреям избегать ареста или совершать побеги из незапертых грузовиков. Датчане же, начиная с короля, официально и публично отвергли эту политику и сопротивлялись ей открыто, спокойно и убежденно, чем поколебали мораль оккупировавших страну немецких войск и эсэсовцев, изменив их взгляды на еврейский вопрос.
Когда немцы в первый раз заговорили с датчанами о сегрегации евреев, предлагая ввести желтый значок, официальные власти ответили, что король Дании будет первым, кто его наденет, и что введение каких-либо антиеврейских мер немедленно приведет к их отставке.
В то же самое время датчане отказались различать датских и недатских евреев. Следует сказать, что они приняли немецких еврейских эмигрантов под свою защиту и отказались депортировать их обратно в Германию — акт, который значительно подорвал эффективность мер Эйхмана и задержал антиеврейские операции в Дании до 1943 года, когда Гитлер лично приказал, чтобы «окончательное «решение» было осуществлено без дальнейших отсрочек. Датчане ответили забастовками, отказами ремонтировать немецкие корабли в своих доках, а также демонстрациями протеста. Тогда немцы ввели военное положение, но к тому моменту стало ясно, что и сами немецкие власти в Дании стали уже другими. Им «больше нельзя было доверять». Они отказывались сотрудничать в ликвидации евреев, — конечно, не при помощи открытого протеста, но задержками, увертками, завуалированными отказами и увеличением бюрократических препон.
Эйхман был вынужден направить туда «специалиста», но в то же самое время делал очень существенную уступку: евреи из Дании могли быть отправлены только в Терезиенштадт, «мягкий» лагерь для привилегированных евреев. В конце концов, специальный отряд полиции, присланный прямо из Германии, был предупрежден офицерами СС в Дании, что датская полиция будет, возможно, сопротивляться попыткам взять евреев силой, а сражения между немцами и датчанами допустить нельзя. Тем временем евреев предупредили, и многие из них ушли в подполье, разумеется, с помощью дружественных датчан. Состоятельные датские граждане собирали деньги, чтобы заплатить за переправку около шести тысяч евреев в Швецию, которая предоставляла им убежище, защиту и право на труд. Сотни датчан кооперировались для переправки евреев в Швецию на маленьких лодках. Половина датских евреев оставалась в безопасности — в подполье, до конца войны. Около пятисот евреев, которые были все же арестованы в Дании, были отправлены в Терезиенштадт и жили в сравнительно хороших условиях: только сорок восемь из них умерло, большинство по естественным причинам.
Датчане, конечно, были не единственной европейской нацией, которая более или менее не одобряла «решение», предназначенное Гитлером для евреев. Но это был единственный народ, который как один выразил целенаправленный моральный протест этой политике. Другие нации оставили свое недовольство при себе. Они считали, что достаточно «сердечно симпатизировать» евреям и, во многих конкретных случаях, реально помогать. Но не нужно забывать, что, вообще говоря, евреям помогали со значительной выгодой для себя. Сколько евреев во Франции, Голландии, Венгрии и т. п. отдали состояния на официальные разрешения, подкупы, перевозку, защиту и все же не избежали трагической участи!
История, рассказанная Ханной Арендт (впрочем, так все рассказывают), становится кошмаром оттого, что другие люди во многом точно так же, как и мы, претендующие на то, чтобы быть христианами или, по крайней мере, жить в согласии с гуманитарными принципами, теоретически близкими христианской этике, эти другие люди могли давать рационалистические объяснения сознательному, непрерывному и полному участию в действиях, которые, как мы теперь видим, были не только преступными, но и дьявольскими. Большинство из этих рассуждений пришли, возможно, к обычной полуправде: «Что ты можешь сделать? Нет другого выхода, это необходимое зло. Правда, мы сознаем, что такие действия во многих случаях „неприятны“. Нам ненавистно то, что мы должны делать, но те, кто наверху, знают лучше. Это для общего блага. Индивидуальная совесть должна быть забыта, когда общее благо в опасности. Наш долг — повиноваться. Ответственность за эти меры лежит на других»… и т. д.
Странно, что датское исключение, на первый взгляд, смягчая абсолютный ужас этой истории, в действительности усиливает кошмарный эффект невероятности, датчане даже не изобрели особого ненасильственного сопротивления. Они просто поступали согласно обычным убеждениям, которыми теоретически обладал каждый в Европе, но которым по какой-то причине никто не следовал. Какой контраст! Почему события, так просто и естественно происшедшие в Дании, не произошли с другими так называемыми христианскими нациями Запада столь же просто и естественно?
Очевидно, простого ответа нет. Из этих событий даже не следует, что датчане — люди большей веры или более глубокого благочестия, чем другие европейцы.
Датчане оказались способными сделать то, что они сделали, потому, что они могли принимать решения, основанные на убеждениях, с которыми они все соглашались, и которые соответствовали внутренней сущности человеческой природы, так же, как и основному Божьему Закону в Ветхом Завете и в Евангелии: возлюби ближнего своего, как самого себя. Датчане сопротивлялись жестокому идиотизму нацистского антисемитизма потому, что эта истина была важна им. И потому, что они были готовы в совместных единодушных действиях рисковать своими жизнями за эту истину. Одним словом, такие действия становятся возможными там, где основные истины принимаются близко к сердцу.