1947 год. Казанский вокзал. Я возвращаюсь из командировки. Закомпостировать билет не удалось – нет мест. Надо убить время до следующего поезда. Мои восьмирублёвые суточные не позволяют пользоваться услугами ресторана, но посидеть можно.
За одним из столиков сидит дама типа бельфам. Перед ней сидит собака из породы немецких овчарок. Дама берет с тарелки бутерброды с ветчиной и даёт собаке. Но что ей бутерброд? Щелканье челюстей – и бутерброд съеден. Так продолжается, пока горка бутербродов не исчезает.
Я прикидываю на глазок, сколько же дневных норм по моей карточке сожрала собака, не считая ветчины, которая мне не положена по штату. Этой порцией мы неплохо могли бы питаться с женой дня два. Уж ей-то, кормящей матери, белый хлеб и ветчина были бы кстати. Но мы вынуждены к получаемому пайку прикупать на базаре чёрный сыроватый хлеб по 30 рублей за 200 грамм.
К даме подходит стройный молодой офицер, застывает в позе «что вам угодно», более свойственной официанту (а ещё больше – лакею), чем советскому офицеру, и что-то докладывает даме. Дама передаёт ему чемодан, а собаку берёт на поводок женщина типа домашней работницы. Дама бросает официанту несколько денежных купюр, он угодливо кланяется, и группа уходит через служебный выход на посадку.
Через некоторое время офицер возвращается и садится за стол, делает официанту заказ. Смотрю на офицера и пытаюсь вспомнить, где я его видел. Он смотрит на меня и узнает.
– Гаврош, это ты?
– Немка, это ты?
Официант приносит пару пива, рюмку коньяку и закуску.
Офицер просит повторить всё это, и мы расспрашиваем друг друга о жизни после 1935 года, когда мы с ним расстались, проработав несколько лет в пионерской газете.
Рассказываю о себе, а это значит – о войне и её последствиях: блиц-драп от Буга до Волги и наступление от Волги до Немана. И попутный рейс от Маньчжурии до Тихого океана. Три ордена, одиннадцать благодарностей и «этапы большого пути»: оборона Сталинграда, победа над Германией, победа над Японией, четыре ранения, две контузии и должность воспитателя в детдоме.
– Ну, а ты как? Что это за «дама с собачкой»?
– Вернее, «баба с кобелем». Жена моего командира и патрона. Отправлял на дачу в Мичуринск.
– Но ведь ты мечтал об авиации, да и эти погоны...
– Мечтал. Окончил школу. Попал в авиационную часть. Командир оказался другом отца, взял к себе адъютантом. Так прокантовался всю войну. Летал только на У-2 за пивом. Обещают направить в Академию.
– А в чём же заключается работа твоя как адъютанта?
– Современный Фигаро: иже везде сый и вся исполняяй.
Многое пришлось услышать от него о жизни современной буржуазии.
Его патрон – генерал авиации Спирин, один из первых героев Советского Союза. Купаясь в лучах славы челюскинской эпопеи, он привык и сжился с ней. Потом уж она была ему положена по штату. Он не получил имений и душ, но тем не менее получал всё, что ему было нужно или что подсказывала ему прихоть.
Он имел под Москвой правительственную дачу, в Мичуринске – другую, третью он получил после войны в Крыму.
В его распоряжении были автомашины, катер, яхта. Десять коров выкармливались специально, чтобы жена имела возможность принимать молочные ванны. В спортивном зале свободно помещалось более сотни гостей. В Москве он занимал квартиру из десяти комнат, в которых помещались и адъютант, и связной (денщик), и повар, и даже собака имела свою отдельную комнату и специальную прислугу.
На дачах содержался свой штат, в помощь которому на случай ремонта, уборки и других работ направлялось нужное количество солдат. В штат входили не только прислуга, но и садовник, и истопник, и шофёры. Весь штат обеспечивался вне норм, установленных для простых смертных – производящих рабочих.
Барские замашки не покидали генерала Спирина и в условиях фронта. Он имел специального повара, даже специальную баню лично для него. В бане расстилали мятную траву или сено, поливали его пивом, в каменку плескали квас. Только при таких условиях генерал мог оказывать «услуги» трудящимся нашей Родины.
Сам Немка, вспоминая чистые порывы юности, считал свою роль оскорбительной для себя, но – такова жизнь, и донкихотство было бы бессмысленной глупостью.
В этом описании нет преувеличения. Многие современники знают и видят больше, чем описано здесь. Причем Спирин – не самый богатый вельможа.