Марко Клементи, 2008 год, отвечает на вопрос "Радио Свобода" о причине неуспеха диссидентства: Это тоже очень хороший вопрос, и я с удовольствием отвечу. У меня есть своя теория, почему этого не произошло. Сначала надо сказать, что не во всех бывших коммунистических странах произошло, тем более, что не во всех вообще были такие диссидентские течения, как в Чехословакии и в России. Но в Чехословакии революция была, то есть, там произошла смена власти. Инициаторами этой революции являлись именно диссиденты, и они довели до конца это дело. Там более сложно - не только диссиденты, но и часть компартии, которая входила в это движение, но тайно. Там сложная ситуация. Были еще какие-то внутренние диссиденты в компартии, которые подписали Хартию-77. Что касается Советского Союза, здесь есть два момента. Первый момент, что диссиденты не поняли перестройку. Как каждая инициатива, которая сверху, они думали, что это очередной театр, который ни к чему не приведет хорошему. Не поняли, не поддержали демократические преобразования страны, не подержали Горбачева. С одной стороны, Горбачев не понял до конца, с кем он имеет дело. Мне кажется, что поворотный день это, если не ошибаюсь 9 июня 1989 года, когда Сахаров выходит на трибуну и, защищая себя после интервью «Оттава Ситизен», где он говорит об афганской войне, и во время его выступления все аплодируют ритмично, чтобы мешать ему, но он все равно до конца доведет свою речь. А потом уже выходят на трибуну все эти советские аппаратчики, которые против. И Горбачев ни слова не говорит. Он, если посмотреть эти кадры, сидит на трибуне, держит голову руками и ни слова не говорит. Вот тут он потерял отличный шанс для того, чтобы сказать решительное слово, на мой взгляд.
И это уже необратимый процесс, диссиденты поняли, что нельзя рассчитывать на Горбачева, и Горбачев доказал, что он не понял их. Конечно, это политическая ошибка диссидентов, больше, чем Горбачева. Потому что, тем не менее, нужно было его поддержать, потому что это был тогда единственный человек, который на самом деле хотел преобразовать все, это был не театр, это был настоящий курс реформ, сложный, мы потом видели, почему они были сложными, но все равно он хотел это делать. Это первое.
Второе. Понимаете, дело в том, что диссиденты, по большому счету, никогда не стремились к власти. А потом, когда начали понимать, что вообще власть валяется и можно ее взять, у них не было политической программы, до сих пор нет, на мой взгляд. Как можно идти на выборы с политической программой, которая говорит только о том, что мы хотим демократию. Этого нельзя хотеть, нельзя строить, она или есть или ее нет, ее можно только развивать. Но, в любом случае, это не политическая программа. Никакая партия в мире не выходит на выборы, говоря о том, что мы хотим демократию. Этого просто люди не понимают. Я сам не понимаю, что вы хотите, какая демократия? Черчилль говорил, что демократия это вообще ужасный строй политический, но лучше, чем остальные. Это не решение всех проблем, это вообще начало проблем. Надо решить проблемы. У диссидентов вообще не было этого, они думали правильно, конечно, о том, конечно, что надо построить памятник политическим жертвам, надо открыть общество… Но это тоже не политическая программа. Надо вообще решить проблемы экономические, бытовые, надо людей кормить как-нибудь, международные проблемы, как выйти из ядерного разногласия. То есть эти проблемы нужно было тогда решить, и тогда была бы возможность что-то сделать. А этого не произошло. И потому пришли к власти те люди, которые этим и занимались профессионально. А как иначе? Борис Ельцин, его команда, и потом мы уже знаем, как это развилось. Но это люди, которые все равно говорят на конкретном языке. И говорят: вот – проблема с пенсиями, мы хотим сделать вот это и вот это. А демократическое движение, что думает по этому поводу? Что надо завладеть какой-то суммой. Хорошо, это реально, это замечательно, но так нельзя. То есть, получается, что это демагогия. Я не говорю, что диссиденты были демагогами – они были не готовы. А сейчас демократы как бы развили эту неготовность до демагогии.