1. Цель доклада (как и моих работ по этой теме начала XX века) – способствовать преодолению неясностей и прямой путаницы в понимании и освещении, применительно к философии Канта, очень важных для него терминов “явление” (“Erscheinung”) и “феномен” (Phaenomenon).
2. Для немецкоязычных (или читающих Канта на немецком языке) кантоведов проблем в данном случае не существует по крайней мере в том смысле, что они пользуются возможностью непосредственно читать оригиналы и благодаря этому видеть те термины, которые употреблял Кант (а не изобретали, подчас неадекватно, его переводчики на разные языки).
3. Здесь существует ряд конкретных вопросов, касающихся также и этапов развития кантовской мысли.
3.1. В кантовской диссертации 1770 года “О форме и принципах умопостигаемого и чувственно воспринимаемого мира” Кант прежде всего ставит задачу провести общее различение между “чувственным” (sensibel) и “рассудочным” (intelligibel) (здесь – ещё в связке рассудочного и разумного). Именно рассуждая в этой проблемной плоскости, он приходит к необходимости – при проведении дробных различий и между этими сферами, и внутри каждой из них – ввести и прояснить отнюдь не новое слово “феномен”, но уже взятое в новом, именно кантовском понятийном толковании.
3.1.a. Прежде всего Кант даёт своё различение понятий “феномен” и “ноумен”, принципиальное для всей его философии. Он, разумеется, возводит данное различение ещё к античности, но по сути берет его без уточнений (от кого именно различение взято), чтобы потом придать этому понятию нужный ему смысл.
Кант, как известно, различает две сферы – «чувственное» (sensibel) и «умопостигаемое» (intelligibel).
«Предмет чувственности, – пишет он, – чувственно воспринимаемое (sensibel); то, что не содержит в себе ничего, кроме познаваемого рассудком, есть умопостигаемое (intelligibel)» . Умопостигаемое, таким образом, берется «без примеси» чувственного – и эта (условно выделяемая) сфера как бы охватывается у Канта понятием «ноумен» (Noumena, Noumenon).
4. Следующим логически-проблемным шагом Канта является более конкретное, более тщательное рассмотрение сферы чувственного («sensibel»). Кстати, интерпретаторы (особенно те российские авторы, которые сами не изучают тексты в оригинале) нередко не осознают, а потому упускают из виду, что разъяснение понятия «феномен» (Phaenomenon) включено Кантом в рассмотрение и конкретизацию именно сферы чувственного (sensibel).
Приведу исходное, решающее кантовское определение: «Общие понятия опыта называются эмпирическими, а предметы (die Gegenstände [в русском переводе ошибочно употреблено другое слово – объекты] – его феноменами; законы же опыта и вообще чувственного познания – законами феноменов» .
Обращу внимание на терминологические оттенки, тоже, как правило, не принимаемые в расчет и интерпретаторами, и, – как видим – даже переводчиками. Например, в переводах с немецкого языка на русский и ранних сочинений Канта, и работ критического периода в данном случае они не приняли в расчет, что великий мыслитель уже терминологически различает, а не смешивает понятия «der Gegenstand» и «das Objekt», т.е. «предмет» и «объект» (иногда употребляя оба понятия в одном предложении!)
Важно, что без осмысления этих оттенков кантовской мысли (одновременно и без распутывания рано возникших трудностей перевода и интерпретаций в кантоведении) нельзя понять, в частности, тонкой специфики употребления Кантом понятия «феномен».
5. А здесь чрезвычайно важным считаю следующее кантовское уточнение (цитирую диссертацию): «Общие понятия опыта называются эмпирическими, а предметы (die Gegenstände – в русском переводе как раз здесь неверно употреблено слово «объекты» – Н.М.) – его феноменами, законы же опыта и всякого чувственного познания – законами феноменов» (Там же, с. 396 – курсив мой – Н.М.).
Итак, понятия «феномен», «законы феноменов» у Канта имеют четко определяемые функции и значение – это выделение (и истолкование) великим философом предметных аспектов (чувственной) явленности .
5.1. Вот тут очень важно дать себе отчет в том, что для очень распространенного ошибочного мнения о том, что «феномен» и «явление» у Канта – будто бы одно и то же (почему переводчики брали на себя смелость даже заменять одно слово другим), нет никаких оснований, если, конечно, опираться на определения самого Канта, а не выдумывать что-то от себя.
Итак, мы видели, что уже ранний Кант четко различает «Erscheinung» (явление) и «Phänomenon» (феномен). Первым термином обозначается, во-первых, факт явленности (das Erscheinen) и, во-вторых, само «явление» (die Erscheinung) как продукт этой явленности.
Дальше – уже при более конкретной детализации, расшифровке своего понимания сферы чувственности – Кант особо конкретизирует именно предметную сторону явленности, чему как раз и служит – как некая обобщающая «шапка» – термин «феномен» (в кантовском, конечно, толковании) и его только что приведенные (и другие) расшифровки.
С таким пониманием «феноменов» связаны также последующие кантовские расшифровки уже внутри сферы «феноменов», имеющиеся в диссертации: выделяются «феномены внешнего чувства» (конкретно изучаются физикой) и «феномены внутреннего чувства» (изучаются психологией – с. 396). Вводятся и другие различения.
6. В “Критике чистого разума” Канта:
а) сохраняется и даже усиливается различение “явления” и “феномена”;
б) более того, учение о феномене структурно перемещается из раздела о чувственности в учение о рассудке (Verstand), где исследуется подведение созерцаний под рассудочные понятия, т. е. применение категорий к явлениям;
в) Такое, очень сложно структурированное обращение Канта к феноменам в первой “Критике” переводит анализ категорий из чисто логической сферы (что было характерно, со времен Аристотеля, для традиционной мысли), а также и (а может, преимущественно) в сферу сознания, поскольку этот анализ все же тесно увязывается как раз с созерцанием, а оно – предмет исследования ещё и в разделе о “чувственности” (Sinnlichkeit).
Интересующимся именно «Критикой чистого разума» могу посоветовать читать (скорректированный) ее перевод по нашему двуязычному изданию “Сочинений Канта (тома 2(1) и 2(2)). Там полезно сообразовываться с – напечатанной слева – страницей оригинала и с Указателем. Тогда читатель увидит, во-первых, где и когда именно (в первом и втором изданиях “Критики чистого разума”) Кант употребляет соответственно слова “Erscheinung” (явление) и “Phaenomenon”, когда он проводит различение на “чувственно воспринимаемый мир” и мир рассудка – mundis sensibilis et intelligibilis. (на стр. 251 – оригинальная кантовская нумерация на внутренней стороне страницы – дается разъяснение того, что может и что не может обозначаться словом “ноумен”).
В «Критике чистого разума», этой весьма обширной, многоплановой книге, чрезвычайно трудной для постижения, перевода, есть много других оттенков в трактовке понятия «феномен» (и его производных). Но включить их в это очень сжатое резюме было нереально.
Для того, чтобы особо заинтересованные читатели смогли вникнуть, во-первых, в тончайшие оттенки употребления Кантом в первой «Критике» особых понятий (скажем, Sinneswesen, Phaenomena, Verstandeswesen, Noumena) рекомендую ознакомиться со сделанными мною исправлениями, внесенными в новую редакцию перевода «Критики чистого разума» именно в части этих понятий .
7. В 1-ом издании «Критики чистого разума» есть один пассаж, который обязательно надо рассмотреть специально, потому что он как будто не согласуется с моей изложенной ранее концепцией.
Он введен в разделе «Трансцедентальная диалектика» (1-е издание – А 248-250) и звучит так: «Явления (Erscheinungen), поскольку они мыслятся как предметы на основе категории, называются Phaenomena. Но я допускаю вещи, которые суть лишь предметы рассудка и в то же время могут быть даны в качестве предметов созерцания, хотя и не чувственного (следовательно, допускаю их как «coram intuitu intellectuali»), то также вещи можно было бы назвать (können… heißen) Noumena (intelligibilia)».
а) Следовательно, здесь «явления» (Erscheinungen) и «феномены» Кант соотносит, но никак не отождествляет: чтобы «явление» превратилось в «феномен», нужна «самая малость» – помыслить их через посредство категорий, что образует сложную и самостоятельную, уже после осмысления категорий вводимую часть «Критики чистого разума».
б) И главное, разбирается «чистая возможность» иного, притом лишь «возможного», познания, отличного от человеческого!
Второй тезис звучит странно: о каком «созерцании» (Anschauung) здесь идет речь? Несколькими строчками далее Кант поясняет именно эту часть своего тезиса: «… должно быть возможно такое познание, в котором нет никакой чувственности и которое обладает просто (schlechthin) объективной реальностью (objective Realität), так как через его посредство предметы представляются нам так, как они есть, между тем как в эмпирическом употреблении нашего рассудка вещи познаются только так, как они являются» (А 249-250).
Это пояснение четко показывает: Кант считает необходимым допустить (как некую чистую «возможность» нечто из области «als ob», как если бы, «…es muß eine Erkenntnis möglich sein…) – познание иное, нежели человеческое (и в частности, не опирающееся на чувственность!).
Что же это – предположительно взятое за «познание» (Erkenntnis)? Оно должно быть сродни божественному – или прямо отнесено к Богу. (Быть может, еще – и к инопланетным существам, наличие которых во вселенной Кант, как известно, не только не исключал, а прямо предполагал. А это – в свете новейших изысканий астрономии – тоже возможно). Кант добавляет (в конъюнктиве, т.е. в условном наклонении): «В самом деле, здесь перед нами открылась бы совершенно иная область, как бы (gleichsam) целый мир, мыслимый (быть может, даже созерцаемый) в самом духе, который мог стать тем не менее и, пожалуй, даже более благородным (edler) из того, чем занят наш рассудок» (А 250).
Теперь все разъяснилось: отождествление «явлений» (Erscheinungen) с феноменами (Phaenomena) отнесено у Канта не действительному, реальному человеческому познанию, опирающемуся на чувственность, а к некоей воображаемой – als ob-области (к «разуму» Бога или каких-либо других существ…)
В мире же человеческого познания, о чем, собственно, и повествует первая «Критика», «явления» (Erscheinungen) никак не должны быть отождествлены с феноменами.
Очень важно учесть также и следующее, уже текстологическое обстоятельство: на фоне того, что Кант во втором издании вносил в разбираемую часть «Критики чистого разума» очень немногие исправления,они все-таки были осуществлены как раз в той конкретной части текста первого издания, которое было выше процитировано (во втором издании начиная с В 248). Видно, что Кант счел необходимым устранить как раз процитированные нами строки текста из первого издания (А 248-249), принимая в расчет его сомнительность, спорность его als-ob предположений!
8. В связи с этим кантовским материалом могут и должны быть поставлены вопросы о том, как, в каком смысле и в каких проблемных аспектах новые феноменологические учения XX века (объективно, по факту или целенаправленно) опираются на соответствующие кантовские различения, а в каких отходят от них или глубоко и многосторонне развивают содержащийся в них смысл.
Я исхожу из следующего тезиса (развивая его в целом ряде исследований): учение о феномене Канта (как акцентирование именно предметной стороны сознания, связанного с созерцанием) находит развитие и продолжение – конечно же, фактически, и не всегда терминологически – в развернутом феноменологическом учении Э. Гуссерля именно о предметном (ноэтическом) “срезе” сознания.
8. Вынуждена полностью отвлечься здесь от другой темы (тоже восходящей к Канту) – от учения Гегеля об “Erscheinung” и от его “Феноменологии духа”. Первая трудность и загадка, которая нас здесь настигает (и над которой почему-то предпочитают не думать наши, сейчас – увы! – совсем немногочисленные гегелеведы): в тексте работы Гегеля, так им и названной – “Феноменология духа”, слово феномен... не употреблено ни разу! На его месте всюду используется немецкое слово... Gestalt (на русский язык переведенное, но полностью интерпретативно и потому непонятно, русским словосочетанием “формообразование”). Попытка объяснить эти особенности, соответственно, исследовательские затруднения, предпринята во второй из упомянутых в Списке публикаций моих иностранных работ).
См. мои публикации
1. Н.В. Мотрошилова // И. Кант: между “явлением” и “феноменом” // Философия и история философии: актуальные проблемы. К 90-летию академика российской Академии наук Т.И. Ойзермана. – М.: Канон+ 2004 – С. 319–331.
2. Н.В. Мотрошилова. «Феномен», «явление», «гештальт»: терминологические и содержательные проблемы «Феноменологии духа» Гегеля в соотнесении с философией Канта // «Феноменология духа» Гегеля в контексте современного гегелеведения. М., 2010. С.С. 73-101; о Канте: С.С. 74-89.
3. “Phanomen”, “Erscheinung”, “Gestalt”: terminologische und inhaltliche Probleme von Hegel’s “Phänomenologie des Geistes” in ihrem Bezug zur Philosophie Kant’s // Santalka Filosofia, т. 15, № 3 (ISSN 1822–430 print / 1822–4318 online.
4. “Phänomen”, “Erscheinung”, “Gestalt” – Terminologische und inhaltliche Probleme von Hegels “Phamonenologie des Geistes in ihrem Bezug zur Philosophie Kants // Phänomen und Analyse. Grundbegriffe der Philosophie des 20.Jahrhunderfs in Erinnerung an Hegels” Phänomenologie des Geistes (1807) / Hrsg. von Wolfram Hogrebe. Würzburg: Königshausen und Neumann, 2008, S. 107–134.
Философам полезно вникнуть и в то, как часть тезиса о чувственности и ее «предметах» (Gegenstände) выглядит в оригинале: «… was aber nichts enthält, als was man durch Verstandesausstattung erkennen kann» (переведено: … то, что не содержит в себе ничего, кроме познаваемого рассудком, есть умопостигаемое (intelligibel). Подчеркнутое слово «Verstandesausstattung» во второй своей составной части означает «оснащение». Здесь, в соединении с понятием «рассудок», акцентируется объединяющий аспект: все, что содержательно наполняет способность рассудка и обеспечивается ею.
в самом верху страницы со словами
«Яков Кротов. Опыты»,
то вы окажетесь в основном оглавлении,
которое одновременно является
именным и хронологическим
указателем.