Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

Дневник литератора

 

К оглавлению "Дневника литератора"

К оглавлению за 1999 год

 

ПРАВОСЛАВИЗАЦИЯ ПРОТИВ ПРАВОСЛАВИЯ 

Опубликовано с незначительными изменениями
 

15 марта этого года в Кировской области посадили в тюрьму человека за то, что он носил длинный черный халат с запахом. Человека за это судили в августе (преступление было, очевидно, таким опасным, что оставлять человека на свободе сочли недопустимым), осудили к трем годам тюрьмы. Кассационная жалоба подана, ее будут рассматривать в ноябре, Бог даст, абсурдный приговор будет отменен, но за этим приговором — мощное явление, именуемое православизацией. Явление это не в Кировской области возникло, но именно в провинции ярче проявляется то, что в Москве затушевано суетой.

"Черный халат с запахом" — это подрясник. Конечно, "подрясник" звучит красивее, как и "уста" звучит красивее "губ". Евгений Морозов, отставленный от служения диакон Московской Патриархии, приехал в село Мелянда, на родину жены, чтобы тут проповедовать Евангелие народу. Конечно, безработному четверодетному мужику уезжать из Москвы в вятскую глушь проповедовать Евангелие — безумие, как раз то самое безумие Христа ради, которым хвалился апостол Павел, противопоставляя христиан мудрецам мира сего. Судя по тому, что митрополит Ювеналий (Поярков) уволил Морозова через несколько месяцев после рукоположения, отец Евгений действительно не стандартный человек. Чем дьякон не угодил митрополиту не имеет в данном случае ни малейшего значения. Уволили — и уволили, сняли сан — сняли сан. Впрочем, стоит заметить, что многие богословы полагают, что благодать, данная при рукоположении, неотъемлема, и в этом смысле выражение "бывший диакон" столь же нелепо, как "бывший пудель".

Хождение в народ диакона Морозова завершилось арестом, потому что народ у нас разный. Формальным предлогом стало обвинение в мошенничестве: Морозов одалживал у местных жителей деньги, у кого по сту, у кого по двести рублей. При этом он был в подряснике, потому что продолжал считать себя диаконом и надеялся (о святая простота!), что архиереи его простят за успехи на ниве евангельской проповеди. Если бы на него просто подали в суд кредиторы, никто бы не арестовал Морозова — это частный, гражданский иск, по нему тюремного заключения не предусматривается. Но иск возбудил прокурор, заявив, что, носив подрясник, Морозов выдавал себя за дьякона, а значит, вводил людей в заблуждение с корыстной мошеннической целью: выманить у них деньги. Мошенничество — это уже совсем другой кодекс, уголовный.

В мошенничестве, конечно, Морозов не виновен. Он виновен в наивности а ля Юрий Деточкин (к сожалению, в отличие от Деточкина, у него нет справки из дурдома). Он явно обладает талантом попадать в конфликтные ситуации, и посадили его, насколько можно понять, за то, что нагрубил местному начальству. В приговоре даже подсчитали ущерб от морального вреда, понесенного этим начальником в результате столкновения с Морозовым. Немыслимо, фантастика — но эту немыслимость мы уже не первый год лаптем хлебаем и слезами запиваем. Если уж беззаконствовать, так на всю катушку, чтобы хоть в учебник юриспруденции попасть как пример от противного.

Велик соблазн списать все на провинциальную дурость. Но провинция поставляет не только проституток на Тверскую и милиционеров, которые этих же проституток стригут. Провинция поставляет не только лениных и сталиных, равно как и всех прочих продолжателей этого самого дела. Провинция еще и источник всего доброго и милого. В деле Морозова провинциальное беззаконие не состоялось бы без столичного. Митрополит Ювеналий не поленился сообщить архиепископу Вятскому Хрисанфу (Чепилю) о том, что Морозов есть лицо наказанное и из сана изверженное. Оба архиереи, заметим, весьма достойные люди, оба воспитывались покойным митрополитом Никодимом (Ротовым), считавшегося самым либеральным, самым экуменически настроенным из наших архиереев.

Начальственный либерализм, однако, есть продукт специфический и не для внутреннего употребления. Архиепископ Хрисанф счел своим долгом сообщить в письме №127/01  от 29 июля.1998 года заместителю главы администрации Лебяжского района, что Морозов в Мелянде ведет свою деятельность без архиерейского благословения. Спрашивается, зачем? Как говорил тот же апостол Павел, кое общение Богу с сатаною, — а епископу, добавим от себя, с царством Кесаря — а администрация, даже районная, все-таки проходит именно по последнему ведомству.

Конечно, администрация, а особенно суд тоже хороши: как можно считать эту бумагу юридическим, формальным доказательством того, что Морозов "незаконно" носит подрясник. Суд и прокурор, впрочем, упорно именовали подрясник рясою, что показывает, насколько они невежественны в церковных делах. Впрочем, они и законы не знают: если государственные органы получают от религиозной организации бумагу, что некто носит какую-то одежду или называет себя каким-то не именем вопреки желанию этой организации, они могут дать подобной бумаге только один ход — в корзину.  Впрочем, к госорганам какие могут быть претензии? Им же не дано благодати, что дана архиерею, и с них спросу меньше.

Самое же кошмарное, что происшедшее вполне укладывается в отнюдь не провинциальную кампанию, которую не первый год ведет наше образованное сословие. У нас ведь не церковные, а вполне светские люди, грамотные, интеллектуалы, всерьез заявляют, что отец Глеб Якунин — "бывший священник". У нас даже не околоцерковные, а совершенно нецерковные журналисты с чувством глубокого негодования вопрошают, почему в московском метро стоят нищие в подрясниках, когда Патриархия официально заявила, что никого не уполномачивала собирать таким образом пожертвования. Проводят "журналистские расследования". Идут к начальству метрополитена, сердятся. Разоблачают "лжесвященников", которые околачиваются около кладбищ или на бензоколонках и предлагают отпеть покойника или освятить автомобиль.

Между тем, с точки зрения закона человек имеет право носить любую одежду, в том числе и подрясник, и рясу (большинство журналистов, кстати, совершенно не различают эти два предмета гардероба, но им простительно — не портные). Это же не обмундирование, указывающее на принадлежность к определенному разряду государственных служащих. Сердиться на нищего, который одел рясу и взял табличку "собираю на церковь", так же странно, как сердиться на цыганку, которая выдает себя за предсказательницу будущего. Каждое частное лицо имеет право именоваться и именоваться, как ему угодно.

Все это обнаруживает шизофреническую раздвоенность российского грамотного сословия. Оно опасается клерикализации, то есть допущения Церкви к государственному управлению. Клерикализации нет. Налицо разве что "православизация", неуклюжие попытки польстить православию, одарить его (за чужой счет), получив взамен благословение на всякие гадости вроде атомного оружия и ура-патриотического воспитания. С другой стороны, большинство газет — а они представляют не элиту, а массу, увы — сами накликивают клерикализацию, требуя ужесточения контроля над религиозной жизнью. Так добились запрета на проповедь иностранных миссионеров в России (слава Богу, этот запрет не очень соблюдается). Радуются гонениям на саентологов и мормонов, изображают их стяжателями и шпионами. Но самый, может быть, характерный пример низовой тяги к православизации: обличение "мошенников в рясах". Вроде бы встают на защиту Церкви, а по сути — рясизм, такое же идолопоклонство перед формой, как у расистов, оберегающих форму носа, у милитаристов, оберегающих очертания государственной границы, у инквизиторов, подменяющих богословие словобесием.

Конечно, дело Морозова не такое крупно-беззаконное, как губернаторские или генеральские измывательства над правом. Однако, оно опаснее в том отношении, что открывает дорогу восстановлению государственной монополии на язык, на то, кому что носить, кому что доверять. Сам Морозов времена этой монополии не застал, что отчасти извиняют его "юриодеточкиность". Остается молиться, чтобы его освободили, а вместе с ним освободили и архиереев от надзора за тем, кто какого покроя одежду носит, чтобы освободили и всех православных христиан — для их первого и единственного дела, проповеди Евангелия.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова