Яков Кротов
Дневник литератора
К оглавлению "Дневника
литератора"
К оглавлению дневника
за 1998 год
К предыдущей главе
КСЕРОКС ПРОТИВ КСЕРКСА
Мир не знает слова "ксерокс". Всюду
говорят "зирокс", потому что в английском греческое "икс" произносится как "з".
В Россию ксерокс попал без сопровождающих, и слово прочли на греческий манер.
Вышло очень хорошо, потому что сохранилось созвучие между именем "Ксеркс" и названием
аппарата. Почему англичане назвали машину именем древнего персидского царя, не
знаю, но вышло очень символически. Владимир Соловьев не случайно спрашивал Россию:
"Каким ты хочешь быть Востоком — Востоком Ксеркса или Христа?" Благодаря Геродоту,
имя Ксеркса стало символом деспотизма, царства насилия и тьмы. А "ксерокс" — орудие
ниспровержения деспотизма.
Я начинал с обычного самиздата. Галич
пел: "Эрика" берет четыре копии. Дилетант! Во-первых, надо заряжать папиросную
бумагу, во-вторых, надо пользоваться электрической машинкой. Девять экземпляров!!!
(Правда, седьмой-девятый приходилось продавать с большой скидкой, но ведь продавалось,
продавалось практически все). Двадцать лет, с 1975 года начиная, я печатал в среднем
десять страниц в день (точнее, за вечер) — три рубля, девяносто рублей в месяц,
вот и вторая зарплата, а себе библиотека (все книги и статьи Бердяева на машинке,
первый экземпляр — такого до сих ни у кого нет). Но среди этих двадцати лет были
два года полного блаженства: когда в 1977 года, после рождения первого сына, я
устроился работать в типографию Исторической библиотеке. До этого я работал там
же разносчиком книг, а в типографии стал получать сразу на тридцать рублей больше.
Но очень быстро выяснилось, что эта тридцатка — только вершина айсберга, а еще
по крайней мере сотня в месяц набегает за счет левых работ, которые исправно организовывало
начальство.
Но в типографии стояла еще и "Эра"
— наш, русский ксерокс высотой с баскетболиста и шириной с холодильник. С настоящим
он соотносился так же, как "русский йогурт" (водка в целофанновых баночках, если
кто не знает) с йогуртом обычным. Чтобы изготовить на "Эре" три (не больше) отпечатка
с одной страницы надо было провести сложнейший обряд опускания агрегата, всовывания
селенового диска, поднимания, высовывания, наложения листа, сушки листа в парах
ацетона. Раз в неделю "русский ксерокс" полагалось промывать техническим спиртом
— конечно, немного ему, бедняге, перепадало. Какое же это было блаженство — впервые
изготовить ксерокопию. При всей громоздкости процедуры скорость воспроизводства
информации увеличивалась втрое, а потом: какое может быть сравнение машинописной
страницы с неизбежными опечатками и — оригинала! А уж когда через несколько месяцев
в типографию привезли "ксероксный" ксерокс, что тут началось! Нет, конечно начальство
накрепко приказало к машине не прикасаться, показало на счетчик страниц (кстати,
у нынешних ксероксов я их не замечал — неужели специально британцы изготовляли
"социалистическую модель"?), завело тетрадь учета. Социализм есть контроль и,
соответственно, обман контролера. Даже лучший ксерокс дает брак, а значит, каждый
день можно списать сотню оборотов счетчика на неудачные отпечатки — и взамен отпечатать
что-то для себя.
Главное было не зарываться, но, конечно,
не зарываться было невозможно. Энтузиазм (я ксерил только то, что было интересно
самому) сочетался с коммерцией (то, что было интересно мне, было интересно огромному
числу людей). От многих коллег по размножению я отличался тем, что никогда не
"шлепал" дважды одну и ту же книгу, никогда не копировал то, что у меня уже было,
и крайне редко - ну, разве что Бердяева или Меня - делал больше пяти экземпляров.
Люди платили по четверти месячной зарплаты за богословский трактат, который, подозреваю,
никто так ни разу до конца и не прочел. Впрочем, я ксерил в основном то, что читалось
и читается взахлеб — того же Бердяева, а еще Франка и с полдюжины других неплохих
эмигрантских богословов. Черносотенные "философы" типа Ивана Ильина ждали перестроечных
времен, когда их стали издавать за счет казны.
Погорели мы (я и мой коллега по типографии),
однако, не на богословии, а на поэзии. Мне дали парижское собрание сочинений Мандельштама
— экземпляр тогда здравствовавшей Надежды Яковлевны, вдовы поэта, испещренный
ее бесчисленными пометками: варианты стихов, брань в адрес публикаторов и комментаторов.
Первый том был благополучно сделан и возвращен, а на середине второго нас застукал
заместитель директора по АХЧ. Кажется, его фамилия была Миронов.
Налицо было две трагедии. Во-первых,
пропала драгоценная книга. Во-вторых, светила тюрьма за "антисоветскую агитацию"
(ну, в это верилось с трудом) и, во всяком случае, исключение из университета,
где я учился на вечернем. Как мы ходили по бульвару, что параллелен ЦК КПСС, обсуждая,
что говорить на допросе. А кончилось все просто и чрезвычайно по-русски: нас отпустили
с Богом, с условием, что мы немедленно увольняемся (вот счастье! не посадили!!
не сообщили в университет!!!) и не спрашиваем, что сталось с книгой. Скорее всего,
замдиректора просто оставил книжку себе, не стал передавать дела ни в милицию,
ни, тем более, в ЧКГБ. Этот принцип — не раздувать скандал, чтобы не навредить
себе — спас меня еще и потом, когда меня таким же манером выставляли из архива
древних актов, куда я устроился сразу после Исторички. Новый экземпляр драгоценного
дома вскоре Надежде Яковлевне привезли, и она незамедлительно усеяла его своими
пометами.
Ксерокс в свое время принес больше
свободы, чем Интернет — если считать в процентах. Машинку вычислить легко по шрифту,
но нельзя вычислить отпечаток ксерокса, и это — исток гласности. Но и с гласностью
ксерокс не кончается, он просто переходит в новое качество. Вот начинали переиздавать
бердяевский журнал "Путь", осилили шесть номеров и встали — а у меня (и еще у
четверых человек) — все шестьдесят выпусков есть отксерокопированные. Ксерокс
— это свобода, это исполнение заповеди "Плодитесь и размножайтесь" (второй ее
половины), и когда людей низводят до положения кроликов, ксерокс помогает им размножаться
с опережением, что, как известно, есть лучший способ борьбы с удавами.
Опубликовано (под
названием "Россия до и после нашей "Эры"")
|