Рим. 9, 3 "я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти,"

Ср. Мф. 9, 20 (читается в дополнение в правосл. богослужении).

В своём эгоизме - эгоизме самом страшном, эгоизме в шкуре коллективизма - эти слова люди понимают так, что Павел о близких по крови, о своей нации заботился больше, чем о "дальних", чем о самом себе. Так это понять немыслимо, прежде всего, потому что Павел шутит. Он знает, что невозможно быть отлучённому от Христа тому, кого избрал Христос. Что, Господь обнимает, а Павел вырывается из объятий и кричит: "Нет, спасай мой народ, а без народу я не хочу"? Да нет, тут такой же юмор - древний, но юмор - как в рассказе о торговле с Богом. Спасёшь город, если в нём найдётся сто праведников? а если десять? Что, есть курсовое соотношение праведников ко грешникам? За один доллар тридцать рублей, за одного праведника триста грешников? Мир стоит на обмене, важно лишь найти, у кого поменять и на что поменять. Эта магическая логика и у женщины, которая сама установила курс: я - трогаю Иисуса за одежду, Иисус - возвращает мне здоровье. Иисус бы и так исцелил. Умершие не могут Его тронуть, а Он их подымает из мёртвых.

Логика магизма действует и в отношениях между людьми. Я ему пряник, он мне стопарик. Не действует? Я ему в ухо, он мне в стопарик. Не мытьём, так катаньем. Я Богу соблюдение заповедей, Он мне вечную жизнь. А если нет, то я Ему упрёк, попрёк и пинок. Теодицея называется, в переводе с греческого "оправдание Бога", а по сути-то наоборот - "нету Богу оправдания". Умом мы не понимаем, как может Бог не иметь причины Своего существования, сердцем не понимаем, как может Бог беспричинно прощать. Вот если бы Он прощал, потому что за нас апостол Павел умер, исцелял в обмен наши молитвы, воскрешал в обмен на заслуги Церкви, - всё понятно, мы сами так всё делаем. Но Павел - и особенно в этом послании, послании римлянам - как раз о том, что Бог спасает без обмена. Солнце светит не в обмен на изучение Солнца. Спасение не товар, который нужно на что-то обменять.

Вот почему Израиль - не нация, которая нуждается в спасении в обмен на чьё-то самопожертвование. Израиль - плод не крови, а Духа. Поэтому Павел говорит слова, за которые его сейчас выгнали бы из семинарии - мол, Иисус по плоти - от отцов, от людей Израиля. Он, правда, добавляет "Бог", но как Бог может быть добавкой к людям, это Бога унижает, не так ли? Нет, не так. Унизительно - от греха, от зла. От добра, пусть человеческого - нормально. Павел хочет, чтобы Израиль принял Христа, но и пальцем не шевелит, чтобы действительно от Христа отлучиться, потому что знает - и без этих экстравагантностей Иисус Израиль не бросит. И дело не в игре словами - мол, кто Иисуса принял, тот и Израиль, а в том, что "принимать" не обязательно "взять, что-то отдав". Не обязательно, принимая Христа, отрекаться от закона. Речь вовсе не об этом. В конце концов, единицей измерения являются не отношения Израиля и Бога, а отношения человека с человеком.

Между собой нормально людям не вступать в торги, не обмениваться, а общаться. В общении мы доверяем человеку, а если он обманывает наше доверие, мы всё равно сохраняем с ним общее - ведь и мы, грешные, иногда обманываем. Ради самосохранения. Даже наш грех - общее между нами и другими, надо не отрицать это, а признать и простить ближнему то, что мы прощаем же себе. Ну, отвергает раввин Иисуса на словах пару раз в год, когда доведётся ему заговорить на эту тему. Так мы, христиане, отвергаем Иисуса делами по тысяче раз на дню. Ничего - Бог нам доверяет бесконечно, и мы можем не нервничать, а бесконечно долго ждать, пока Бог спасёт других когда захочет и как захочет. У московских цирюльников сто лет назад был рекламный слоган: "С пальцем десять, с огурцом пятнадцать". Когда брили человека, то щёку оттопыривали клиенту, засовывая в рот палец - это стоило десять копеек, или огурец - это стоило на треть дороже. Спасение с Новым Заветом, с радостью называть Иисуса Господом, с радостью причастности к Его Воскресению, с радостью Причащения Его жизни - дороже, конечно, в смысле радостности, чем спасение какими-то обходными путями. Но результат ведь один - мы воскреснем, и они воскреснут.

Павел не потому Павел, что всерьёз рассчитывал что-то у Бога выторговать для единоплеменников, а потому, что рассчитывал только на милость Божию, на Дух Божий, Дух нерасчётливости, щедрости, растраты, самотдачи Бога не потому, что люди из Бога могут что-то вычерпать, а потому что Бог неисчерпаем, и неисчерпаемость Божия - смысл человеческой жизни.

1692

Рим. 9,3 "я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти"

Павел убеждён, что неверующие в Иисуса отлучены. Где и когда совершилось это отлучение? Когда Иисус сталкивается с неверием, проявляющимся прежде всего в нежелании принимать исцеления, просить об исцелении, Он говорит очень резко - про то, что Содому будет лучше в день суда, чем Капернауму. Это отлучение, конечно. Только, как и у Павла, это отлучение без адреса, коллективное. Как патриарх Тихон провозглашал анафему в начале гражданской войны всем, проливающим кровь братьев, а впрочем, и евреев. Потом, когда уже цензура не позволяла отлучать всех оптом и прошло бы только отлучение в адрес белых, патриарх замолчал - иногда нравственно обличать только всех оптом. А вот так, чтобы лично кому-нибудь сказать - ты отлучён! - этого ни Иисус не говорил, ни Павел. Напотив, хвалил за веру Иисус только отдельно взятых людей, приходивших просить об исцелении.

Отчасти тут и проблема, которая мучает апостола Павла и, страшно сказать, Бога. Коллективное и личное - не две части одного спектра, не две разные валюты. Сто копеек составляют рубль, но сто личностей не составляют коллектив. Коллектив появляется там, где сто людей отказываются быть личностями. Поэтому обменять одну личность на один коллектив не получится так же, как обменять одного козла на один интеграл. Отлучённость от Бога есть не следствие религиозного коллективизма, а есть суть. Если христиане жертвуют личным ради коллективного, они отлучают себя от Бога, при этом совершенно никому от этого не лучше. Жизнь на смерть не обменять.

Начинается коллектив не с объединения двух людей (коллектив вообще не есть объединение), а с опускания глаз долу. Вера в Бога при этом остаётся, но становится средством пожить на земле. Как ни странно, люди, которые приходили к Иисусу за чудом, проявляли готовность от земного отказаться. Да, воскрешение дочери - это воскрешение лишь к земной жизни. Прозрение, движение, слух и речь, - всё это сильно украшает земное существование. Почему же просьба об исцелении не есть проявление мещанства и материализма? А почему, интересно, просят не все, мягко выражаясь? Почему большинство предпочитают скорее потерпит болезнь, чем взмолится Богу? Да потому что вера сама воспринимается как состояние болезненное - настоящая вера, молящаяся вера, личная вера. Лицом к Богу? Да лучше мордой об стол!

Материалист не возражает против чудес и веры - но пусть сверхъестественое остаётся внутри естественного, помогает ему, а "сверх" - куда-нибудь под хвост, сделать символом, что ли... Бог - телохранитель. Моё тело есть сие, центальное, важнейшее, а не "сие есть Тело Моё". Иисус - Спаситель именно потому, что вламывается в приватное, закрытое для Бога пространство, а не обустраивает его по нашему веленью-хотенью. Вламывается и пытается вывести из рабства у горизонтального.

Бог - не Солнце, освещающее жизнь, а жизнь. Жизнь и в "высшем смысле", конечно, но лишь потому, что Бог вошёл к людям, став живым в очень "низшем", материальном смысле - и разделив с нами худшее, что есть в человеческой жизни: несправедливость, смерть без вины. Это - хуже всякой болезни, и это - не лечится, а лишь проходится. Вот почему спасение без крестного пути не бывает, без терпения обиды, зла, клеветы - не бывает. Вот почему нет конца и сатанинским подделкам, когда вор, который терпит справедливое наказание, считает себя мучеником веры.

По проповеди в субботу 14 июля 2012.