Мф 27, 12 И
когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал.
Мк. 15, 3 И первосвященники обвиняли Его во многом.
Лк. 23, 2 и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает
давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем.
№154 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.
Только Лука даёт четкую формулировку обвинения, соответствующую тем формулировкам, которые встречаются в подлинных судебных протоколах того времени. Д.Браткин, сравнивавший текст Лк. с протоколами I-II столетий, заметил: "Одно обвинение с последующим уточнением (подстрекательство к мятежу состоит в призывах к неуплате налогов и претензиях на царское достоинство)". Рассказ Луки о "кесарю кесарево" и о входе в Иерусалим это обвинение заранее опровергает - не платить не призывал, и входил не в политику, а именно в Иерусалим. Юридическая точность Луки отразилась и в том, что он не описывает иудейский суд над Иисусом - эта процедура не имела формального значения, ведь синедрион не мог вынести смертный приговор, а мог лишь отправить Иисуса к Пилату. В этом стихе - обвинение, в следующем стихе, 3-м - слово обвиняемому ("Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь"), в стихе 4-м - приговор: "Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке". Это именно приговор, а не просто размышление вслух, - такой вывод делает Браткин на основании сравнительного анализа. Лука выстраивает текст таким образом, чтобы главная вина пала именно на Пилата - он нарушает закон, пересматривая собственный приговор под давлением со стороны. Таким образом, те критики Евангелия, которые утверждают, что римский судья не имел права судить таким манером, правы - да, не имел права. Лука полагал точно так же - Иисус осуждён вопреки закону. Что, это облегчает участь человечества? Мол, одна паршивая овца напроказила, с неё и спрос... Пилата в ад, остальных в рай... Во-во, именно за такие рассуждения в рай и не будут пускать! Жить надо с "припуском", рассчитывая не на то, что каждый будет выполнять свой долг, что всё рационально и первая колонна марширует, куда следует, а прямо на противоположное - на то, что найдётся дурак или слабак, который в решающий момент учудит какую-нибудь гадость и всё пойдёт сикось-накось. Быть готовым простить - вот как надо жить. Простить и за себя, и за весь народ, и за детей, и за женщин... Прощение - единственная надёжная защита от греха. Может так жить человек? Нет! Если он один. Если с Богом - Богу всё возможно! До воскресения включительно - надо понимать, что защита от греха не исключает своей смерти, а иногда и подразумевает её. А как иначе? Как орал шведский король Карл своим отступающим солдатам - "Вы что, вечно жить захотели?!" Конечно! Но как наступление несовместимо с отступлением, так вечная жизнь несовместима с вечным страхом смерти.
*
Этой краткой фразе соответствует развернутый
рассказ: Ио. 18, 28-38. Иоанн иначе излагает речь первосвященников (не противореча синоптикам, а дополняя): "Они сказали ему в ответ: если бы
Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе" (18, 30). Очаровательный намёк на "взаимопонимание". "Мы одной крови, мы ж друг друга не подставим!" Искренне и правдиво: меньше всего первосвященники намеревались вводить Пилата в заблуждение.
У жителя российской деспотии весь этот эпизод вызывает оторопь: о чём вообще речь? Что за цацки-мацацки?! Обвинения в адрес Иисуса, возможно, не соответствуют каким-то там законам, но ведь по сути всё верно - речь идёт о безопасности, о порядке, о национальном единстве, о чувстве локтя и чувствах других частей и членов единого народного тела. Греческое слово, которое в Лк. 23,2 синодальный перевод истолковывает как "развращать", точнее было бы перевести "подстрекать". Иисус призывает народ к бунту. Но ведь это верно! Идти за Христом означает бунтовать, и там, где исчезает бунтарство, исчезает Христос. Этот бунт можно понимать как насильственный - если решить, что Иисус призывает мечом истреблять, кнутом изгонять и пр. Этот бунт можно понять как ненасильственный - если решить, что Иисус призывает меч превратить в символ, и кнут - в театральный реквизит. Так ведь ещё неизвестно, что опаснее для государства. Сторонник ненасилия скажет, ненасилие - опаснее, и представители деспотии, между прочим, рассуждают точно так же. С подобными себе, с теми, кто рассчитывает на силу оружия, можно договориться. Но с теми, кто иной, договориться невозможно - нет общего языка. Государству нетрудно договориться с христианской номенклатурой, то есть с теми, кто отравлен любовью к насилию. Но с Христом ни светской, ни церковной номенклатуре не договориться.
Это - самое ничтожное из проявлений Царства.
Главное же - с Иисусом не могу договориться я. Словно черепаха, бредущая за бегуном, человек вновь и вновь думает, что ещё шажок - и сравняется. Победа же и спасение в том, что Иисус возмущает меня против меня, что вера зажигает внутри бунт против своей ложности, своей фиктивности, своей искусственности. Что "подать Кесарю" - Иисус со смехом показывает, что человек может отдать миллиардам людей любовь, потому что в душе каждого таятся миллиарды образов и подобий других, и каждому находится соответствие в сейфах души. Царство Божие - слово лото: появляется новое лицо - и вдруг где-то внутри обнаруживается квадратик, цифра, образ, которые только и ждали, тосковали, чтобы совпасть с этим лицом. Разумеется, это не означает, что этому новому знакомому я буду чистить ботинки или зубы, тем более - что я не буду выполнять все его прихоти. Это же Царство Божие, а не царство человеческое. Это означает нечто большее: что для каждого человека есть у нас внутри кусочек неба, и жизнь вечная есть соединение этих кусочков вместе. А где у нас дыра - потому что мы проспали, когда выкликали цифру, потому что мы были в дурном расположении духа или просто ошиблись ("согрешили"), там Господь дыру заткнёт Собой - старым добрым Крестом. |