Мф. 4, 20. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним.

Мк. 1, 18 И они тотчас, оставив свои сети, последовали за Ним.

Лк. 5, 11 И, вытащив обе лодки на берег, оставили все и последовали за Ним.

Ср. Мк 2.14 (тотчас откликается на призыв Матфей).

№37 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

См. комментарий Златоуста.

Что, речь Иисуса была особо убедительной? Или тут просто чуда превращения ловящих в уловленных? Наверное, и то, и другое, а механизм-то третий: призванные мало знали об Иисусе. Легче поверить и полюбить, когда ещё не знаешь. Всякая любовь начинается с незнания – и вдруг вспышка: «Я тебя знаю!». Это высшее знание, и большой труд не предать его по мере проживания жизни, по мере узнавания любимого человека в самом простом, материальном смысле слова. Но апостолы не просто не знали Иисуса – им ещё и не было особенно, чего знать. Не было Нагорной проповеди, Распятия, Воскресения.

Напротив, кое-что апостолы и прочие первые знакомцы Иисуса знали и переживали, чего нам нет – они знали Иисуса чудотворца, источника знамений, указующих на будущее. Мы же знаем Иисуса не исцеляющего, не указывающего вперёд, и таким именно Он для нас и любим. Второе Пришествие явно нескоро (хотя неявно – кто знает!), а нам так даже, пожалуй, удобнее. Поспешность уместна только при ловле блох. А тут спасение человечества!

Лучше нам! Для нас исцеление, здоровье духовное – это не прощание с окружающими, не мстительное воспарение над погибающими грешниками. Для нас исцеление – это радость от того, что мы умрем, а другие будут жить, что будет продолжаться суета сует, будут безбожные люди безбожно веселиться. Ну и Бог в помощь! Вы нам и такие нравитесь! Мы за вас и за таких Богу молимся! Не «я и немедленно», а «не сейчас, зато все».

Конечно, нормально спросить: а нельзя совместить приятное с полезным? И сразу, и всех? Видимо, нельзя – и мы знаем по себе, что быстро хорошо не бывает. Хорошо бывает, когда плохо. Надо не просто корью переболеть – без это как раз обойдемся. Надо и зрелостью переболеть, и старостью. Ведь когда мы сокрушаемся о смерти ребенка или юноши, мы сокрушаемся, что человек не дожил до дряхлости, до самой искусительной болезни – отъединенности от людей. Старость плоха не физическими мучениями, а именно то ли погружением, то ли вознесением, в общем – выходом за привычную плоскость мира. То ли нас нас опережают, то ли мы опережаем, то результат налицо. Рвутся какие-то физиологические нити, соединяющие нас с окружающими.

Это нормальное болезненное ощущение. Это испытание духа, и оно может, даже должно быть в любом возрасте. Иногда и дети, даже самые маленькие переживают эту тоскливую человекооставленнность. Более того, часто эта болезненность – непременная часть творческого духа. Малое подобие смерти, необходимое для воскресения. Это и грех, и не грех – грех, потому что людей надо любить, не грех, потому что то единство людей, которое так весело шумит на земном шаре, это ведь не совсем то, для чего мы созданы.

Тут различие между апостолами и нами исчезает. И мы, как и они, призваны не для того, чтобы судить и испепелять окружающих. И мы, как и они, призваны, чтобы прощать и благословлять. Мы исцелены – но для того, чтобы принять чужие болезни в свое сердце. Можно оставить профессию ради Христа, но нельзя оставить человечности, ибо мы ее и не знаем без Христа – человечность и в радости, и в скорби. Церковь, единство, соборность – это соединение не в лакомом кусочке, а соединение в оставленности, в одиночестве, в скорби. Церковь рождается не в Храме Иерусалимском – который строил, между прочим, Ирод, в течение всей земной жизни Спасителя. Церковь рождается в Гефсиманском саду. Мы идем за Спасителем не в свет прожектора, а в свет свечечки, в свет спички, которая догорает и вот-вот пальцы обожжет, но нужно потерпеть, потому что в свете прожектора другого не увидишь, ничего не увидишь, ослепнешь, а при свечке – увидишь и другого, и себя, и Бога.

[По проповеди 22 июня 2014 г., №2115. Вышло так, я эту проповедь расшифровал дважды - второй вариант уже выложил, а это первый. Когда второй раз расшифровывал, мучался, п.ч. чувствовал, что уже делал это, но не нашел... Но они непохожи ни друг на друга, ни на исходник. Я физически не могу дважды повторить одно и то же - даже когда водил по пять экскурсий в день, все-таки разнообразил. Видимо, по той же причине не могу ходить одним и тем же маршрутом туда и обратно.]

*

Любопытное недоразумение: Златоуст подчеркивает, что апостолы последовали за Иисусом, хотя "вы знаете, как приманчива рыбная ловля". Только приманчива рыбная ловля, когда сидишь один и в свое удовольствие, а не для заработка, удишь рыбу - так можно и весь день просидеть. Приманчивы и скачки, когда сидишь на трибуне и смотришь, делая ставку. Но жокей, который скачет, не согласится скакать весь день, и рыбацкая артель считает большой неудачей, если сети придется забрасывать весь день. В этом искушение христианства: человек приходит к нему как к воскресной рыбалке, как к увлечению, хобби, освобождающему от повседневной суеты и придающему смысл занятиям пусть более денежным, но менее интересным. Но если человек не бросит удочку и будет продолжать ловить Христа, если поймает и вытащит, то кончится развлечение и начнется ловля - людей, идей, добродетелей - ловля, поглощающая все больше и больше времени. Конечно, такое христианство в самом себе заключает и награду, а все-таки кажется, что лучше бы вере оставаться личным делом не только в смысле личной ответственности, но и в смысле личной безответственности - безответственности как легкости, некорыстности, не для продажи, не для спасения, а просто для радости и отдыха. Так пожалуйста! И такое возможно, этим ловля людей и отличается от ловли рыбы - рыбу можно ловить всерьез, а людей всерьез ловить смешно, неловко и глупо. Можно только глядеть на реку жизни и закидывать удочку, удивленно наблюдая за тем, как Дух Святой веет над водами суеты, выдергивая в Царство Небесное, кого сочтет нужным.

29.3.2003

Рыбак мог вернуться к своему занятию, мытарь, ушедший за Христом - нет. Матфей, пойдя за Христом, терял больше Петра. В этом смысле христианство потому цивилизованно, что опасно для цивилизации как гвоздь в ботинке опасен для пешехода. Аграрное же общество опасно для христианства, все время превращает христианина в крестьянина, подменяя Христа - Солнцем.

Яков Кротов, 23.10.2000